Перегрин

Он в мире первом смотрел телевизор, читал Кастанеду, сушил носки,

Что смысла не было, бля, не было, туды-растуды.

Замок постепенно рушился. Когда-то он, вероятно, был настоящей крепостью, неприступной цитаделью, способной выдержать и натиск врага, и длительную осаду. Когда-то в его огромных залах давались пышные балы и устраивались приёмы для местной знати, порой сюда съезжались все рыцари Британии, что бы похвалиться силой и удалью на турнирах… В замке рождались и умирали, крестились и женились не одно поколение людей.

Но всё это было не один десяток лет назад. Сейчас замок был в весьма и весьма плачевном состоянии. Потемневшие от времени дочерна, серые камни крошились под натиском дождя и ветра, приходящих с моря — уж чего-чего, а дождей и ветров в Долине хватало. С остроконечных башен давным-давно посрывало черепицу и их чердаки, полностью открытые, превратились в гнездовища ворон и соек, что тоже особой пользы их внешнему виду не приносило.

Со всех сторон замок окружал лес, подступающий уже почти к самым стенам западного крыла, которое превратилось в развалины вследствие пожара, произошедшего лет сто назад. Ров, предназначенный для защиты от внешнего врага, пересох примерно в то же время и на дне траншеи буйно разрослись кустарники и вереск.

Однако, несмотря на столь запущенный и нежилой вид, замок был обитаем. Об этом говорил дым, исходящий из каминной трубы и пара лошадей, пасшихся в развалинах западного крыла.

Единственным источников света в огромной зале был семисвечник, дававший неровный и тусклый свет. Помещение было практически пустым — семисвечник, круглый стол, покрытый слоем грязи, и колченогий стул были здесь единственной мебелью. Ещё был нещадно чадящий камин, в пасти которого мог бы спокойно поместиться взрослый человек и груды пустых деревянных ящиков, стыдливо ютящиеся по углам, но всё это вряд ли можно было бы отнести к мебели. Над камином красовался гербовой щит из потемневшего металла, на нём красовалось изображение сокола, терзающего благородного оленя. Над щитом, прямо на стене был выбит девиз «Tale Quale» — фраза, которой оправдывало свою неумеренность в быту, склонность к пьянству, разврату, насилию, чрезмерную гордыню не оно поколение хозяев этого места.

Зала была в таком же ужасном состоянии, как и весь замок. Стены пыли покрыты вековым слоем копоти и грязи, под которым с трудом угадывались элементы растительного орнамента. Мраморные колонны, некогда белые, стали жёлтыми от чада и дыма, которыми постоянно наполнялся зал, ибо каминная труба не прочищалась последние пятьдесят лет. Витражи из цветного венецианского стекла, находящиеся почти под потолком, были неровно забиты досками и грубо замазаны шпаклёвкой — прихоть нынешнего хозяина замка, который, будучи убеждённым атеистом, не желал видеть лики Иисуса и Марии, изображённые на них.

За круглым столом, вмурованном в пол прямо в центре залы, сидел хозяин замка — грузный рыжеволосый мужчина, одетый в простую льняную рубаху, льняные штаны и тяжёлые, чиненые-перечиненые башмаки. Его одежка, как и сам он, были грязны. Немытые длинные волосы были небрежно забраны в хвост, лицо лоснилось от грязи, на рубашке красовались разноцветные пятна от жира, вина и копоти. Рукава рубашки были по-мясницки закатаны до локтя и обнажали руки, покрытые жёсткими рыжими волосами. Короткие пальцы левой руки, на одном из которых блестел массивный перстень — неограненый малиновый шерл в оправе из потемневшего серебра — сжимали кабанью ногу, в другой руке была покрытая плесенью бутылка вина, на полуистлевшей этикетке которой можно было разобрать год урожая, любовно выведенный кроваво-красными чернилами — 1481.

Мужчина был мертвецки пьян и горланил отвратительно похабную песню, слова которой гулко отражались эхом под стрельчатыми сводами. Неожиданно он прервал песню на полуслове, приложился к бутылке и, обнаружив, что та пуста, заорал:

— Дилли, эй, Морганово отродье, вали сюда!

Раздался громкий хлопок, и возле стола появилось маленькое, дрожащее и отчаянно грязное существо, облачённое в лохмотья, в которых, при ближайшем рассмотрении, можно было узнать мешок из-под муки.

— Да, добрый Хозяин, Дилли пришёл, Хозяин звал Дилли и Дилли…

— Да заткнись ты уже, сволочь, — беззлобно бросил домовику мужчина, — Притащи мне ещё одну бутылку вина, да поживее.

Домовик замер на мечте, мотая головой. Его большие кожистые уши хлопали по щекам.

— Нет, Хозяин, Дилли лучше прыгнет в печь, чем принесет Хозяину ещё вина, Дилли не хочет, что бы хозяин пил, Хозяину вредно пить, когда Хозяин пьёт Дилли очень, очень плохо…

Дилли грянулся на колени перед своим хозяином, покрывая его ботинок поцелуями и орошая каменный пол слезами. Мужчина в ярости отшвырнул домовика от себя, разбил пустую бутылку об стол и вновь заорал:

— Мать твою, тащи давай вино, иначе…

Дилли, рыдая, исчез. Вслед ему полетела наполовину обглоданная свиная ножка и отборная ругань.

Мужчина тяжело опустился на стул и выдохнул, пытаясь успокоиться. Этот замок, как и все что в нём, принадлежал ему по праву рождения. Сколько он помнил себя, замок был так же грязен, беден и запущен, как и сейчас. Всё богатство рода было растрачено задолго до его рождения — его предки, как и он, обладали диким нравом, и всё состояние ушло на закупку военной амуниции и постоянные выплаты контрибуций соседям, с которыми его семья вила непрекращающиеся войны. Ему достался только гниющий остов замка, старый домовик и винные подвалы, забитые бутылками и бочонками под завязку. Хозяину замка было почти пятьдесят лет, и, несмотря на последние три года кромешного пьянства, когда он выпивал не менее пяти бутылок вина в день, подвалы всё равно оставались полны.

Огонь в камине, почти догоревший, вспыхнул неожиданно ярко и сильно и из камина выступил высокий темноволосый человек, чем-то напоминающий священника или чумного доктора со средневековой гравюры.

Стул полетел в сторону, в два прыжка мужчина достиг камина. Хозяин и незваный гость стояли в одинаковых напряжённых позах, кончики их волшебных палочек, подрагивая, указывали друг на друга.

— Снейп, — зло выдохнул рыжеволосый, глядя в глаза своего противника.

— Перегрин, — спокойно ответил новоприбывший мужчина, вложив в это единственное слово столько презрения, что любой бы провалился на месте.

Названный Перегрином сделал шаг назад и, не опуская палочки, спросил:

— Тебе что-то нужно, верно?

— А ты всё так же пьёшь? Печально, — темноволосый мужчина словно не услышал адресованного ему вопроса.

— Тебе что-то нужно? — почти прошипел хозяин замка.

— Если я скажу да, это что-нибудь изменит? — Снейп иронически дёрнул бровью и поднял свою палочку так, что она указывала в горло Перегрину.

— Нет, но я тебя выслушаю, прежде чем убью.

— Отлично. Предлагаю опустить палочки.

Снейп демонстративно убрал палочку в рукав, Перегрин, немного помедлив, сделал то же.

— Итак, Снейп, что тебе нужно?

— Да, ничто не менется под этой луной, Перегрин, тебя следовало бы поучить хорошим манерам. Ты даже не предложишь присесть?

— А тебе, Снейп, следовало бы укоротить язык. Хватит упражнений в риторике, давай к делу.

Перегрин прогромыхал к дальнему углу залы, поднял свой колченогий стул и вернулся к своему гостю. Снейп с выражением крайней брезгливости наблюдал за тем, как хозяин устраивает своё обширное седалище на хлипком предмете мебели и закидывает ноги на стол.

— Да, гостеприимства тебе не занимать…

— К делу, Снейп!

— Да. Итак, — Снейп сложил руки на груди и облокотился на ближайшую колонну, — Как ты знаешь, война с Волдемортом не утихает ни на минуту…

— Знаю. Мне от этого ни горячо, ни холодно.

— Тише, Перегрин, я ещё не закончил. Некоторое время назад некая предсказательница сделала некое пророчество, исходя из которого, на свет появился мальчик, способный одолеет Тёмного Лорда…

— Фигня. Все эти ваши предсказания — полная ересь, — Перегрин глумливо хохотнул.

— … который, в свою очередь, в предсказание поверил, — продолжил Снейп, не обращая внимания на комментарий, — И решил добраться до мальчишки, пока тот ещё маленький. Директор Дамблдор решил обезопасить сопляка всеми возможными способами и посоветовал его родителям наложить на дом чары Фиделиус, которые, однако, были разрушены Хранителем Тайны.

— И что с того? Таких случаев сколько угодно было. — Рыжеволосый мужчина презрительно хмыкнул.

— Хранитель Тайны убил родителей мальчишки, однако его самого не тронул, ожидая появления Тёмного Лорда. Однако вместо него на месте событий появился я. Мне пришлось забрать мальчишку.

— Северус Снейп — друг детей. Я всегда это знал. — Хозяин замка откровенно смеялся, однако через мгновение улыбка пропала с его лица, — Так что ты хочешь от меня?

— Ты возьмёшь его себе, Перегрин.

— Что?! Взять себе безмозглого сопляка? Да что я с ним делать буду? Я похож на няньку?!

Снейп в течение полутора минут наслаждался сменой выражений на лице Перегрина — от тупой ярости и непонимания, до гримасы всепоглощающей ненависти.

— Сколько ему лет? — рыжеволосый мужчина справился со своим гневом и обрёл способность мыслить рационально.

— Пять. Я прятал его от Лорда четыре года. — Северус помолчал пару минут, дав хозяину замка переварить эту информацию, — Почему ты не спросишь, к какому роду он принадлежит? Это, если мне не изменяет память, всегда волновало тебя.

— И к какому роду он принадлежит? — раздражённо спросил рыжеволосый.

— О, эта новость обрадует тебя больше всего, мой недалёкий Перегрин. Он, — Снейп выдержал театральную паузу, — Поттер. Последний.

— Чтоооо?! — взревел Перегрин. Табурет вновь полетел в угол, волшебная палочка скользнула из рукава в грязную короткопалую руку. Её кончик вновь указывал незваному гостю в лицо, — Ты же отлично знаешь, что связывает Перегринов и Поттеров!!! И тебе ещё хватает наглости предложить мне этого ублюдочного щенка?!

Снейп улыбнулся уголком рта. Перегрин не сможет отказаться взять мальчишку, слишком велик соблазн.

Вражда Поттеров и Перегринов длилась уже несколько веков. Никто уже и не помнил, из-за чего она началась, и кто был зачинщиком — у каждой из сторон была своя версия. Перегрины считали, что Поттеры напали на их замок и похитили наследие Годрика Гриффиндора, чьими потомками мнили себя Рыжеволосые Князья. Поттеры же свято верили в то, что на одной из войн, которые так часто велись между мелкими феодалами в Средние века, Перегрины, выступавшие в союзе с Поттерами, переметнулись на сторону врага и убили тогдашего их Главу Рода.

Так или иначе, вражда между родами приносила много убытков обеим сторонам, и вскоре перешла в разряд вялотекущих конфликтов, лишь изредка переходивших в состояние открытого противостояния, однако история о «делах давно минувших дней» переходила из поколения в поколение, и родители любовно взращивали ростки ненависти к врагу в своих детях.

Поттеры были более лояльны и миролюбивы по своей природе — он первые прекратили вооруженное противостояние и перешли в состояние холодной войны, Перегрины же ещё долго пытались найти в действиях противника нечто, что могло бы послужить casus belli — причиной для объявления открытой войны, но увы, Поттеры вели себя тихо, как мыши, в своей Годриковой Лощине.

Перегрин наконец успокоился. Его ум просчитывал все возможные выгоды от создавшегося положения. Наконец вражда с Поттерами будет закончена. Последний из Поттеров умрёт от руки Перегрина… Но у Снейпа явно есть туз в рукаве, он же отлично понимал, что привести мальчика в Кайслин Дирг — всё равно что ягнёнка бросить в клетку ко льву.

— Ты дашь мальчику опеку, Перегрин.

А вот, собственно, и туз вошёл в игру. Перегрин чуть слышно застонал. Магическая опека — это вам не мозгошмыгов ловить. Если опекун сделает хоть что-то дурное своему подопечному… Об этом лучше не думать. Естественно ни о какой кровной мести вопрос не идёт. Но если…

— Идёт, — неожиданно легко сказал рыжеволосый, — но с одним условием. Опека Перегрина.

Снейп выругался про себя. Как он мог забыть! Опека Перегринов — довольно извращённая разновидность магической опеки, которая не раз использовалась в этом роду — совершеннолетие в этом случае наступало в возрасте одиннадцати лет — в год, когда подопечный идёт в школу. А раз человек — совершеннолетний, то в таком случае опекун ему не нужен и магические узы разрушаются.

«Но лучше уж это, чем ничего», — подумал Снейп и скрипнул зубами.

— Согласен.

Мужчины пожали руки, скрепив им свою договоренность.

— Когда ты приведёшь щенка?

— Через три дня.

Спустя пару минут незваный гость исчез глотке камина. Перегрин хрипло рассмеялся. Месть, кровная месть! Противостояние завершится. Он даже готов пойти на уступки и взять сопляка в ученики — бой с достойным противников это гораздо интереснее, чем бесславное убийство слабого одиннадцатилетнего мальчишки. А пока это надо отпраздновать…

— Дилли, матерь твоя виверна, где моё вино?!

Сегодня Северус, или, как привык называть его Гарри, мистер Снейп, был в каком-то странно подавленном состоянии. Он не обратил внимания на то, что хлеб для тостов был плесневелый, а в чай он вместо сахара положил соль. Такая рассеянность была настолько не в духе мистера Снейпа, что Гарри начал даже волноваться — а не заболел ли он?

После еды — если два кусочка несвежего хлеба и солёный чай можно назвать едой — Северус позвал Гарри к себе, усадил его к себе на колени и потребовал от мальчика внимания.

Мистер Снейп редко по отношению к Гарри редко проявлял какие-то «телячьи нежности», вроде сажания на колени и чтёния сказок на ночь, поэтому парнишка затих и весь обратился в слух.

Снейп начал разговор не сразу. Он внимательно посмотрел на мальчика — для своего возраста совершенно нормальный ребёнок. Розовощекий — и не скажешь, что за последние четыре года появлялся на улице всего два раза. Весёлый, непоседливый, любопытный — вопросы «Как?», «Зачем?» и «Почему?» сыпались из него как финики и инжир из Рога Изобилия, и Северус даже немного гордился тем, что сумел воспитать в мальчике любознательность и тягу к познанию мира.

Серерус тяжело вздохнул. Оказывается, расставание с сопляком — довольно тяжёлое дело. Он неожиданно почувствовал себя виноватым.

— Мистер Снейп, что ты хотел мне рассказать?

Мальчишка ерзал у него на коленях, стараясь не соскользнуть с мантии. Северус провел рукой по лицу и, наконец, собрался с мыслями.

— Гарри, понимаешь, ты не можешь жить у меня больше. Послезавтра ты отправишься к одному… человеку, который будет за тобой присматривать.

— Почему? — разочарованно протянул мальчишка, — Ты хороший, я не хочу жить без тебя. Мне было с тобой хорошо…

«Поттер, небось, в гробу перевернулся», — мстительно подумал Снейп. Вряд ли Джеймс, гоняя Северуса по всей школе как квоффл, мог бы себе представить, что его сын будет сидеть на коленях Снейпа и говорит, что не хочет без него жить.

— Гарри, помнишь, я рассказывал тебе о злом волшебнике, который хочет тебя убить?

— Да, — кивнул мальчик, увлечённо теребя одну из пуговиц Снейповой мантии.

— Так вот, Гарри, похоже, он догадался, что ты живёшь у меня и ради твоего же блага…

— Мне надо переехать, — мрачно заключил мальчик.

— Верно, Гарри. А теперь иди, полистай книжки. Мне нужно заняться делами.

Гарри соскользнул с колен Северуса и поплёлся к книжной полке. Он уже довольно давно научился читать по складам, но вот листать свои книги Снейп позволил ему только пару месяцев назад, и теперь мальчик упоённо читал о всевозможных ядах и противоядиях, ингредиентах для зелий и тварях, которые служили их источником.

Северус молча наблюдал за тем, как парнишка, сопя он напряжения, вытаскивает с полки огромный гримуар с золотым обрезом и листает тяжёлые страницы, периодически останавливаясь, что бы рассмотреть ту или иную картинку.

Что может сделать с этим ребёнком Гай Перегрин? Что вообще может сделать Перегрин с ребёнком Поттера? Снейп очень смутно представлял себе жизнь мальчика в доме этого человека. По крайней мере, относится к нему будут сносно — магическое опекунство, пусть даже такая извращённая её форма, как Опека Перегрина, не даст Рыжеволосому Князю причинить мальчику вред. До одиннадцати лет, во всяком случае.

* * *

В день Х, Снейп разбудил Гарри около шести утра — чем раньше они будут в замке, тем лучше. Во всяком случае, Перегрин будет более-менее трезв. Не обращая внимания на хныканье ребёнка, непривыкшего к ранним подъёмам, он не дал ему и получаса на сборы.

В шесть тридцать они покинули Тупик Прядильщиков и двинулись в сторону небольшой рощицы — Снейп набросил на Гарри маскировочные чары, сделав его невидимым для человеческого глаза. Северусу приходилось поминутно подгонять мальчика — за всю свою жизнь парнишка только пару раз бывал на улице, и ему было всё интересно.

— Северус, а что… — звонкий детский голос мог выдать их местоположение и Снейп зажал мальчишке рот.

— Молчи, иначе наложу на тебя Немоту, — прошипел Северус на ухо Гарри.

Следующие полчаса они шли, углубляясь в рощу, в полной тишине. Мужчина был чрезмерно напряжён — на малейший шорох он вскидывал палочку и насторожённо вглядывался полумрак, царивший под деревьями, но каждый раз источником шума была птица, ящерица или какое-нибудь мелкое животное.

На небольшой поляне они остановились. Невысокие деревья надёжно укрывали их от посторонних глаз, и Северус снял с Гарри маскировку.

— Так, слушай, — Снейп присел перед Гарри, — Сейчас мы аппарируем. Это немного неприятно и опасно — держи меня за руку крепко-крепко и не смей отпускать. Если будет очень страшно — закрой глаза. Но руку ни в коем случае не отпускай. Мне не нужно, что бы тебя расщепило.

Гарри кивнул и вцепился в рукав Северуса изо всех сил, зажмурив, на всякий случай глаза. Ощущения от аппарации были очень странными — Гарри на секунду показалось, что из него выпустили весь воздух, а потом снова надули. Мальчик ощутил запахи, отличные от тех, что были в лесу, кожу больше не холодил свежий ветерок, и он понял, что они уже в совсем другом месте.

— Можешь открывать глаза, Гарри, — голос Северуса отдавался очень гулко, так, если бы они стояли в очень большом и пустом помещении.

Гарри осторожно открыл сначала один глаз, потом другой — они и правда стояли в очень-очень большом и очень-очень грязном зале. Мальчик не успел даже оглядеться, как что-то упруго толкнуло его в грудь и швырнуло в стену. Он словно ослеп и оглох — последним, что он слышал, был истошный вопль Снейпа.

Северус метнулся к тельцу мальчика, распростёртому на полу. Перегрин стоял в двадцати шагах от них, в тени колонны, небрежно крутя палочку между пальцев — он был ещё более грязен, чем в прошлый раз и от него разило перегаром.

— Успокойся Снейп, убивать его сразу было бы неинтересно. Он в глубоком нокауте.

Северус вскочил на ноги, и наставил волшебную палочку на Гая Перегрина.

— Перегрин, у тебя совсем нет мозгов?! Он ребёнок, не переноси свою глупую злость на него…

— Заткнись Снейп… Если ты хочешь что бы щенок встал на ноги, то… Эннервейт! — палочка резко рассекла воздух и мальчик открыл глаза.

Перегрин подошёл к ним характерной походкой много пьющего человека. Снейп был готов поклясться, что сейчас он вполне оправдывал свою фамилию — он был похож на хищную птицу, готовящуюся к броску на затаившегося в траве крольчонка. Однако это сходство длилось всего пару секунд, и Северус с облегчением выдохнул, когда Гай остановился в двух шагах от мальчишки.

— Поттер, — прошипел рыжеволосый мужчина, глядя на мальчика, который с трудом поднялся на ноги.

Гарри боялся этого рыжего, большого человека. Он кожей чувствовал ненависть, которую рыжеволосый испытывал к нему, Гарри Поттеру. Он отчаянья хотелось зарыдать — он не сделал ничего плохого, он вообще ничего не сделал, а его уже ненавидят. Он сделал шаг назад, что бы спрятаться за мистера Снейпа, от которого волнами расходилось напряжение.

Тишина, нарушаемое лишь тяжёлым дыханием Перегрина, сгустилась настолько, что её казалось, можно было резать ножом.

— Как его зовут? — первым молчание нарушил хозяин замка.

— Гарри. Гарри Поттер, — ответил Снейп, ободряюще дотронувшись до плеча парнишки.

Перегрин опустился на корточки, так что его лицо и лицо Гарри были напротив друг друга.

— Посмотри на меня, Гарри, — смесь запахов перегара, пота и дыма, исходящая от мужчины вызывала у мальчика животный ужас и тошноту. Ребёнок задержал дыхание и поднял глаза на хозяина замка.

Перегрин пару минут внимательно изучал лицо последнего Поттера. Обычный мальчишка, не слишком изнеженный, но и не слишком закалённый. Просто щенок, которого отрывают от суки. Перегрин жёстко ухмыльнулся: «Из него выйдет толк. Боится меня, но смотрит спокойно, это мне нравится. Сделаю из щенка волка».

Гарри отчаянно храбрился, стараясь не зарыдать. Грубое, широконосое лицо мужчины было так близко, что мальчик мог разглядеть каждый сосуд в налитых кровью глазах и каждую пору на грязном лице. Глаза мужчины бесцеремонно разглядывали его.

Эти глаза почему-то пугали мальчика. Он ни у кого из людей не видел таких глаз — жёлто-зелёные, опухшие и покрасневшие от недосыпа и пьянства, зрачки-точки, тяжёлые веки и редкие ресницы. Они смотрели внимательно и недобро, так, что хотелось спрятаться, убежать на край света и больше никогда-никогда не ощущать на себе этого взгляда.

Перегрин поднялся с колен и хлопнул мальчика по плечу так, что у того подкосились ноги.

— Я беру его, Снейп.

Гарри поднял на Северуса испуганный взгляд. Его берут? Но что это значит? Неужели мистер Снейп оставит его этому злому человеку? Гарри зарыдал и уткнулся лицом в мягкие складки мантии Северуса. Гарри совсем не так представлял своего опекуна. Он думал, что это будет человек вроде Северуса — строгий, но справедливый, который всегда защитит…

Северус неловко потрепал парнишку по взлохмаченным волосам. Щеки мужчины, ощущавшего насмешливый взгляд Перегрина, одними губами проговаривавшего фразу «Северус Снейп — друг детей», покрылись красными пятнами. Снейп с трудом оторвал от себя мальчика, вцепившегося в его ногу как клещ.

— Послушай, Гарри, — пробормотал Снейп, вытирая большым пальцем слёзы со щек мальчика и стараясь не обращать внимания на Гая Перегрина, чьё тело сотрясалось от беззвучного смеха, — Гарри, этот человек тебе больше ничего плохого не сделает, правда. Ты останешься у него… Но я буду приходить.

— Правда, будешь?

Северус глянул на мощную фигуру Перегрина и твёрдо сказал:

— Да.

* * *

— Я возьму его в ученики, Снейп. В оруженосцы, — Перегрин отхлебнул вина из серебряной чаши.

Северус мрачно смотрел на Гая.

— Перегрин, взявший Поттера в оруженосцы? Да ты просто не знаешь, как бы унизить несчастных. Не боишься, что их мертвецы выйдут из могил и придушат тебя ночью?

— Кровь за кровь, унижение за унижение. Пусть повертятся в своих гробах, — Гай вытащил из-за пояса нож и отрезал себе кусок мяса от перепёлки, которая красовалась на золотом блюде.

— Я думаю, Перегрин, что стоит начать церемонию, — вкрадчиво сказал Северус.

— Не указывай мне, что делать, — грубо ответил Гай, однако, помедлив, кивнул, — Пора.

Северус растормошил Гарри, который уснул, свернувшись клубочком в кресле, трансфигурированном из пустого деревянного ящика.

— Вставай Гарри, нам нужно кое-что сделать.

Перегрин тем временем разгрёб мусор на столе. Под слоем пыли, грязи и объедков обнаружился крупный малиновый шерл, который, при прикосновении Гая засветился слабым розовым светом.

«Камень Рода в такой грязи. Это очень похоже на Перегринов», — пробормотал Северус, подталкивая Гарри к столу.

Гай крестообразно надрезал свои ладони. Правую он возложил на Камень Рода, а левую — на голову полусонного мальчика. Розовое сияние, исходившее от шерла, стало ярче. Руку Перегрина некая сила прижала к гладкой поверхности камня, жадно впитывающего в себя каждую капельку крови.

Северус накрыл левую руку Гая, лежащую на голове Гарри, своей.

— Я, Северус Тобиас Снейп, лорд Принц, передаю Гарри Джеймса Поттера на воспитание Гаю Радану Перегрину, лорду Перегрину, — произнеся эти слова, Снейп ощутил, что не может отнять свою руку от руки Перегрина при всём своём желании. Обряд перехода начался и никакие силы не могли помешать ему закончиться.

— Я, Гай Радан Перегрин, лорд Перегрин, принимаю на воспитание Гарри Джеймса Поттера, — проговаривая имя мальчика, Перегрин вложил всю свою ненависть и презрение к нему, — и беру над ним опеку по закону рода Перегрин. Ответствую.

— Так тому и быть, — Северус подтвердил данное рыжим обещание.

Камень ослепительно вспыхнул, обжёг ладонь Гая и погас — магия приняла обещание Перегрина. Теперь Поттер — его оруженосец и подопечный. Рука Снейпа соскользнула с головы мальчика.

Гарри удивлённо моргал. Розоватое свечение всё ещё чудилось ему повсюду. Он не понимал, что именно произошло сейчас, однако каким-то шестым чувством ощутил, что было разорвано что-то, что связывало его с мистером Снейпом. Это ощущение пустоты и отчуждённости переполняло всё его существо и Гарри, не вынеся его, разрыдался.

Перегрин брезгливо поморщился — ну что за щенок! Только отняли от заботливого дяди Снейпа и сразу в слёзы. Девчонка какая-то.

— Ну, ты это сопляк, спать отправляйся, хорош реветь… — Перегрин тряхнул мальчика за плечо, — У тебя завтра тяжёлый день… Дилли!

Ушастое существо в лохмотьях появилось с оглушительным хлопком. Гарри на секунду замолчал, удивлённый, однако, увидев эльфа, расплакался с новой силой.

— Дилли, отведи его в комнату, покажи ему там, где сортир и всё такое… Завтра с утра накорми, понятно? — домовик исчез с таким же оглушительным хлопком, с каким и появился, увлекая с собой мальчика. Перегрин перевёл глаза на Снейпа. Тот молчал.

— Ну что, Северус… Увидёл всё, что хотел? А теперь проваливай отсюда.

Перегрин развернулся и пошёл прочь из залы. Ему предстояло решить, чему нужно учить сопляка.

Хорошо бы воды холодной,

Все родимые мои пятна.

Эту ночь Гарри спал очень плохо. Он поминутно просыпался, звал мистера Снейпа, плакал, вспоминая, что теперь они с ним — чужие друг другу люди, снова засыпал.

Утро началось с оглушительного хлопка трансгрессии прямо над ухом — эльф прибыл, что бы сообщить, что «добрый Хозяин даёт молодому оруженосцу полчаса на умывание и завтрак, а потом ждёт его на улице. А если молодой оруженосец опоздает, хозяин будет вынужден наказать его». Гарри, вспомнив знакомство с Перегрином, заключавшееся в пущенном ему в грудь заклинании, поспешил подняться с груды матрасов, послужившей ему постелью.

В небольшом закутке коридора стояло обычное жестяное ведро, наполненное ледяной водой. Гарри поспешно умылся, вымыл руки и даже сделал героическую попытку окатить себя с головы до ног, однако она с треском провалилась — только почувствовав холодную воду на макушке, мальчик взвизгнул и отшвырнул ведро в сторону.

Завтрак, принесённый ему эльфом, представлял собой большой ломоть зернового хлеба, пара крупных, вкрутую сваренных яиц с солью и чёрным перцем, овсяная каша на воде и кружка очень жирного молока неизвестного происхождения. Гарри, привыкшему к мюсли с фруктами, сладким шоколадным хлопьям и йогуртам по утрам, еда показалась безвкусной, и он с трудом запихал в себя половину тарелки каши и одно яйцо.

Вытирая руки о джинсы, Гарри помчался вниз, на улицу, где его ждал Перегрин, огромный как скала и уже чем-то недовольный.

Сегодня от Гая даже не пахло перегаром, но он был всё так же художественно немыт и небрит. Он мрачно взирал на вытянувшегося перед ним по стойке смирно паренька. Вчерашний вечер он провел в тяжелых раздумьях. Он совершенно не знал, чему можно было бы учить парня. Точнее, чему можно начать учить в этом возрасте.

Себя в пять лет он помнил сидящим на заборе и увлечённо расстреливающим птиц из рогатки, купающимся в озере и пытающимся оседлать козла. Учить его начали только в восемь лет, но такой роскоши он себе позволить не может…

— Поттер! Твоё счастье, я ещё не придумал чем тебе сегодня заняться, иначе ты бы уже валялся бы трупом… Но не радуйся — хозяйство, как видишь, у меня большое, работы тебе хватит. — Перегрин почесал косматую голову, — Вон за теми развалинами — внутренний двор, в нём — старый колодец. Там куча всякого мусора. Времени выгрести из него всё — тебе до обеда. Закончишь раньше — гуляй свободно до ужина, не успеешь — будешь ночью драить пол в зале.

Гарри с ужасом глянул на своего опекуна. Колодец? Но там же глубоко и вода, он не умеет плавать. И темно…И ему, непривыкшему вставать так рано, очень хочется спать.

Поттер уныло поплёлся в сторону развалин. Перегрин задумчиво глядел ему вслед: «Интересно, как щенок выгребется? Он не производит впечатления полного придурка, да. Если сделает, что нужно — подберём ему палочку…»

Гарри шёл, поминутно спотыкаясь о камни, торчащие из земли. Это место его пугало — над головой постоянно каркало вороньё, со стороны пустоши душ ледяной, пронизывающий до костей ветер, под ноги то и дело попадались ветки и камни.

Когда Поттер достиг внутреннего двора, он уже совершенно выбился из сил. Он присел на большой плоский камень и разрыдался. Его переполняла обида, гнев, отчаянье. О чем думал мистер Снейп, когда отдал его этому жестокому человеку? Он же просто умрёт здесь, если не сегодня, то завтра или послезавтра. От вкуса здешней еды его тошнит, работа, которую ему дал опекун — непосильная, а если он не сделает её — а он точно не сделает — то будет отмывать дочиста огромный зал всю ночь, а завтра помрёт где-нибудь под кустиком.

Выплакавшись, Гарри взял себя в руки. Времени у него ещё много, можно хотя бы попытаться сделать хоть что-нибудь.

Он подошёл к каменному пеньку, торчавшему посреди двора — колодцу. Навес над ним уже давно превратился в прах и был развеян по ветру. На колодце лежала дубовая крышка, призванная защищать воду от мусора и грязи.

Тяжело дыша от напряжения, Гарри сумел сдвинуть крышку и заглянул в каменное нутро колодца. Там было темно и очень глубоко. Стены заросли мхом и водорослями, кое-где каменную кладку пробили корни растений. Мальчик крикнул в колодец своё имя, внизу что-то глухо ухнуло в ответ.

Парнишка испуганно отпрыгнул от края колодца. В голову стали приходить мысли о существах, про которых он читал у Северуса. Некоторые виды брауни живут в колодцах, как и духи воды… или русалки… Да и чёрт его ещё знает, что может жить в столетнем колодце старого замка со злобным хозяином?!

Гарри хотел было зареветь в второй раз, но, неожиданно для себя поднялся на ноги, подошёл к колодцу и крикнул:

— Эй, ты, внизу, я тебя не боюсь!

Эхо пролаяло в ответ странным, нечеловеческим голосом и затихло. Гарри почувствовал себя много увереннее и решительно сжал кулаки. Он докажет, чего он стоит. Если опекун считает, что Гарри — изнеженный и ленивый мальчик, то он увидит…

Осмотрев внимательнее стенки колодца, он увидел, что некоторые камни специально уложены так, что бы по ним можно было спускаться вниз. Расстояние между ними было довольно большое, рассчитанное на взрослого человека, однако кроме этих «ступеней» имелось большое количество выщербленных и треснувших камней, за которые можно было бы цепляться.

Гарри полез вниз. Он глушил свой страх мыслями о том, как бы им сейчас гордился Северус и как его зауважает опекун, когда он сделает всю работу в срок.

Порой, Гарри цеплялся одеждой за торчащие из стен корни и слышал треск рвущейся ткани, пару раз камни, на которые наступал Гарри, ломались, не выдерживая даже самого маленького давления, и тогда сердце мальчика ухало вниз. Он живо представлял себе своё тело, наполовину завязшее в какой-нибудь склизкой жиже, которая, по его представлению, обязательно должна быть на дне колодца.

Когда до дна колодца было около двух метров, Гарри всё-таки упал. И хотя падение длилось не больше двух секунд, ему казалось, что он летит вниз целую вечность. Приземлился он довольно удачно — на спину. Пару минут он лежал, крепко зажмурившись, и раздумывал, умер ли он уже или ещё нет. Придя к выводу, что он всё ещё жив и тихо этому порадовавшись, Гарри открыл глаза.

Над его головой голубел клочок неба с редкими комьями облаков, по размеру напоминавший пятипенсовую монетку. «Ну и глубоко же я», — подумал Гарри, поднимаясь на ноги и отряхивая с джинсов и курточки пыль и грязь.

Мальчик осмотрелся — стены колодца здесь были менее заросшими — именно на этом уровне здесь была вода до тех пор, пока она не ушла в землю. Кроме того, каменная кладка здесь была абсолютно гладкой — никаких тебе выступающих камней.

Гарри вспомнил жалостливую песенку про котёнка, которую как-то раз слышал по радио на маггловской волне: «Здесь внизу темно и сыро, время пахнет пыльной тряпкой…»

Гарри было, мягко говоря, страшно. Несмотря на то, что на дне колодца было много суше, чем он представлял себе, здесь не было никаких брауни и прочей нечисти, которое рисовало ему воображение, перспективы сидения в колодце его не радовали.

Он попытался покричать — позвать опекуна или эльфа, однако эхо искажало все его слова до неузнаваемости и, отражаясь от стен, оглушало его.

Оглохнув и охрипнув, Гарри пытался допрыгнуть до выступающих камней, однако всё было тщетно — он был слишком маленького роста, а первые «ступени» были на высоте полутора метров. Выбившись из сил, Гарри сел на землю, привалился к стене и уснул как убитый.

* * *

Утро Северуса Снейпа начиналось в восемь. Он вставал без будильника, рывком отбрасывал одеяло и шёл умываться ледяной водой. Затем — завтрак, состоящий из чашки кофе и аппарация в Хогсмид, откуда он доходил до Хогвартса.

Это лето выдалось холодным, особенно последний его месяц. В Шотландии моросил постоянный дождь, листья желтели с ужасающей быстротой — создавалось ощущение, что сейчас середина октября, а не последняя неделя августа.

Северус шёл по вдрызг раскисшей грунтовой дороге, разбитой колёсами карет. Налетавший ветер заставлял его закутываться плотнее в шерстяной плащ. Настроение у него было препаршивое, он ощущал себя вдвойне предателем.

«Отдал ребёнка этому уроду, у которого на уме только вино и месть… Послушался старого провокатора, перепрятал, называется. Спас сына Лили, как же. Да он загнётся там, в этом чёртовом замке», — Снейп пнул лежащий на дороге камешек, словно тот был виноват во всех его бедах. «Обещал ему, что приду, но я ведь не приду. Никогда не приду».

В холле Хогвартса, Северус вытащил из рукава мантии палочку, направил её на себя и пробормотал Сушащие и Согревающие заклинания. Ему стало много лучше физически, но морально ему было всё так же паршиво.

Кабинета Дамблдора он достиг в рекордно быстрые сроки — всего за десять минут. Бросив горгулье, закрывавшей вход, пароль (Сегодня это была «Арахисовая халва»), он вошёл в кабинет директора.

Альбус сидел за столом, заваленным бумагами, и играл сам с собой в шахматы. Шахматы, что примечательно, были самыми обычными — маггловскими. Правда фигуры были сделаны из серебра и золота, но кого в магическом мире этим удивишь?..

— Здравствуй, Северус, — не отрывая глаз от доски, кивнул новоприбывшему директор, — Взгляни, какая интересная тут комбинация выходит…

— Я не играю в шахматы, господин директор, — сухо ответил ему Снейп.

— Жаль, мальчик мой, это крайне увлекательное занятие. Иногда, знаешь ли, помогает в жизни…

— Да, вам особенно. Мне иногда кажется, что пожертвовать человеком для вас — всё равно, что разыграть гамбит, — фыркнул Снейп.

— Северус, ты максималист. Нельзя не отдав малого получить великое. Надо учиться жертвовать… — Дамблдор оторвал взгляд и устремил его в бесконечность.

— Я пожертвовал достаточным, Дамблдор? — едко осведомился Снейп, — Вы хотели спрятать мальчика и я его спрятал. Я не буду с ним встречаться, как и обещал.

— У кого ты спрятал его, Северус, — директор внимательно посмотрел на черноволосого мужчину.

— Этого я вам не скажу.

— Хорошо, Северус, тогда это будет ещё интереснее, — Дамблдор вслепую переставил несколько фигур на доске.

— Интереснее, да уж, — пробормотал Снейп, — И да, директор, сейчас чёрные матуют белого короля.

Снейп покинул кабинет, как следует приложив дверью. Дамблдор снял извечные очки-половинки и устало потёр глаза, уже слезившиеся от блеска золотых и серебряных фигур. И впрямь, чёрные матовали короля — чёрный ферзь блокировал все возможные позиции на левом фланге, на правом путь к отступлению отрезал чёрный конь.

Дамблдор медленно взмахнул палочкой, возвращая фигуры в исходное положение на доске. Играть самому с собой, решать шахматные задачки из «Немецкого Журнала» было крайне скучно.

— Финеас, Финеас! — негромко позвал Дамблдор.

— Да, Альбус, — волшебник, облачённый в цвета Слизерина, прекратил притворяться спящим.

— Не желаете ли партию?

— С удовольствием, Альбус.

* * *

Перегрин спал на диване в библиотеке. Рядом с ним высилась стопка книг, посвящённая изготовлению волшебных палочек. В свесившейся на пол руке была неизменная бутылка с вином.

Отравив своего оруженосца драить колодец, Гай решил таки отправиться в библиотеку и почитать про изготовление палочек. Его отец был Мастером по их созданию и немало рассказал об этом сыну, однако со временем, эта информация, как ненужная, из головы Перегрина вылетела.

На сопляка Гай, будучи по природе своей довольно скупым, решил не тратиться и сделать волшебные палочки ему собственными руками. Да, волшебные палочки. Во множественном числе. Все Перегрины обладали специфическим умением колдовать с обеих рук и, соответственно, имели две палочки. Сопляк должен был научиться этому в совершенстве. Так, во всяком случае, считал Гай.

Итак, пойдя в библиотеку за знаниями, Перегрин неожиданно обнаружил себя в винном подвале. Насосавшись там от души, Гай отправился в библиотеку, захватив с собой бутылку, однако к моменту прибытия в храм знаний, он был пьян настолько, что сил ему хватило только на то, что бы набрать книг и улечься на диван.

Перегрину снилось что-то беспокойное… Он вздыхал во сне, охал, переворачивался с боку на бок.

А потом некая сила сорвала его с дивана и прижала к полу. Полупьяный и испуганный, рыжеволосый мужчина попытался принять вертикальное положение, однако невидимая петля, сдавившая его шею, пригнула его к полу. Краем глаза Перегрин заметил неровное мерцание шерла в своём перстне. Что-то случилось с сопляком…

— Дилли, — захрипел мужчина, — Дилли!..

Домовик появился с привычным оглушительным хлопком.

— Добрый хозяин звал Дилли и Дилли… — завёл свою извечную песню домовик.

— Заткнись, — прошипел полупридушенный Гай, — Найди сопляка, оруженосца, с ним что-то случилось… Приволоки его сюда…

Лицо Перегрина побагровело от недостатка кислорода. Дилли исчез, а через пару секунд невидимая петля, сжимавшая шею Гая, исчезла.

Мужчина жадно вдохнул воздух и несколько минут лежал, улыбаясь. Он снова перехитрил смерть, а она была уже близко…

Дилли и сопляк — как бишь его? Гарри? — появились в библиотеке. Дилли держал бессознательного мальчишку на руках.

— Молодой оруженосец лежал в колодце, — отчитался домовик, — Он очень усталый и испуганный. Если хозяин желает, то Дилли может вылечить его и накормить.

— Без нежностей, — мотнул головой Гай и указал волшебной палочкой на мальчика, — Эннервейт!.. Что с тобой случилось?! Отвечай!

Гарри словно прошило электрическим током, он пришёл в себя, открыл глаза и увидел огромного и злого Перегрина.

— Какого чёрта ты делал?! — Гарри почувствовал, как могучие руки отрывают его от пола и встряхивают.

— Я… я упал, простите меня, сэр, — невнятное бормотание мальчика злило Перегрина. Сопляк, сопляк, этому курчонку можно башку свернуть, а он и сопротивляться не будет, — Сэр, я слабый, я знаю, я больше не буду, но я правда не мог вылезти сам…

Перегрин отшвырнул мальчика на диван, где тот сжался в комочек и испуганными глазами наблюдал за мечущимся по библиотеке мужчиной. Неожиданно он вспомнил об угрозе, произнесённой мужчиной, и спросил:

— Сэр, когда мне начинать мыть зал?

Вопрос заставил Гая замереть последи библиотеки. Мальчишка — явный мазохист.

— На первый раз прощаю, — буркнул мужчина, с удовольствием отметив, что парнишка оказался гораздо более памятливым, чем он предполагал, Дилли, дай ему поесть. А теперь пошли вон, оба!

— Ну, трогай. Что чувствуешь? — Перегрин сложил руки на груди и мрачно глянул на мальчишку, брезгливо рассматривающего язык виверны.

— Ничего, сэр, — мальчик выглядел расстроенным. Уже неделю Гай заставлял его прикасаться к отвратительным на вид ошмёткам, представляющим из себя куски тел различных мифических созданий.

— Тогда клади обратно, чёрт тебя дери. Сиди тут и молчи, понял?

Гарри аккуратно положил сколький красно-чёрный кусок плоти магической твари и отошёл к своему месту — ободранному креслу, стоящему в углу лаборатории.

Помещение выглядело гораздо менее запущенным, чем все остальные комнаты замка — может быть потому, что Перегрин редко здесь появлялся. К концу второй недели пребывания в этом месте, Гарри пришёл к выводу, что Гай Перегрин несёт хаос, грязь и разруху туда, где он появляется.

Гарри тяжело вздохнул и устроился на кресле с ногами. Один из немногих плюсов — мистер Снейп отвернул бы Гарри голову, если бы увидел его в грязных ботинках на предмете мягкой мебели.

Дни в замке тянулись очень однообразно — ранний подъём, умывание, завтрак (яичница с беконом или овсяная каша), потом — работа в замке. Перегрин поручал Гарри различную мелкую работу, как-то: перетаскать дрова в залу, задать корму лошадям, перебрать крупу, выбросить сгнившее сено из конюшни или курятника, иногда — сходить в лес за хворостом…

Несмотря на то, что всё это было довольно трудным для пятилетнего мальчика, Гарри выполнял свою работу старательно, хотя Перегрин почти не проверял её качество. Больше сказать, опекуна он видел раз или два за всё время — задания ему передавал Дилли, а у самого мальчика не было никакого желания сталкиваться с хозяином замка.

— Сопляк, поди сюда, — громовой голос Перегрина вывел Гарри из раздумий.

Мальчик поспешил подойти к столу, заваленному бумагами с расчетами, книгами, перьями и кусочками дерева, в которых можно было различить заготовки для волшебных палочек.

— Бери, — Гай сунул мальчику кусок порядочно засохшей чешуи тускло-зелёного цвета.

Гарри пощупал протянутую ему чешую, похожую на змеиную. Она оказалась очень приятной на ощупь — гладкой, словно специально отшлифованной. Кроме того, крупные пластины были тёплыми, словно черепичная крыша, нагретая солнцем.

— Ну? — нетерпеливо спросил Гай.

— Она… Она тёплая, сэр. И очень хорошая…

— Слава Мерлину! — Перегрин изобразил на своём лице вселенское облегчение. Он уже отчаялся подобрать сердцевину для одной из палочек Поттера. Радовало хоть бы то, что со второй, если верить книгам, всё должно было бы быть проще.

«Чешуя виверны. Не так, что бы очень редкая, но дьявол, забавно, — Перегрин хмыкнул, забирая у сопляка шкуру и откладывая её в сторону, — А ведь в моей палочке тоже такая же чешуя».

— Теперь вали, займись чем-нибудь полезным… Из камина уголь выгреби, понял? — Перегрин бросил косой взгляд на парнишку, который тяжело вздохнул и поплёлся к выходу из лаборатории.

Гарри не любил замок. У него было ощущение, словно он специально старается спрятать от него короткие и правильные пути к пункту назначения, заманивает его в тупики или узкие переходы, где на Гарри, ещё не слишком отошедшего от своего колодезного приключения, накатывал животный страх.

Замок был очень похож на своего мрачного хозяина — недружелюбный, грязный, запущенный и постоянно испытывающий Гарри на прочность.

На этот раз Поттер дошёл до зала довольно быстро и мрачно глянул на объём работы. В каминной нише громоздилась значительная куча головешек и не до конца прогоревших поленьев. Парнишка вооружился кочергой, заступом и принялся за дело.

* * *

— Это — моё? — Гарри взял в руки грубо сработанную волшебную палочку.

— Твоё, твоё… — Перегрин презрительно хмыкнул.

На лице мальчика появилась блаженная улыбка. Палочка. Его собственная волшебная палочка… Теперь он — почти как мистер Снейп. Он может, может творить волшебство!

Мальчик поднёс палочку к глазам. Гладко обструганное светлое дерево пахло чем-то свежим и очень приятным. То место, за которое палочку предполагалось держать, было покрыто красно-коричневой корой, чуть липкой от смолы. Мальчик с удовольствием понюхал золотистые капли, собравшиеся на границе коры и дерева.

— Кипарис и чешуя виверны. Пользуйся.

Гарри перевёл свой сияющий взгляд на Перегрина.

— Сэр… Спасибо, сэр, я… я… Большое спасибо, сэр…

— Слушай, сопляк, если я делаю тебе палочку, это не значит, что я буду к тебе как-то по-другому к тебе относиться, понял?

— Д-да, сэр.

Гарри и не наделялся, что этот человек будет относиться к нему как-то иначе. Он уже понял, что его и Перегрина связывает нечто большее, чем просто неприязнь. Иногда он ловил на себе его жадные взгляды, подобные там, какие кот бросает на сидящую в клетке канарейку.

— Ты это, сопляк, раньше времени не радуйся. Тебе нужна ещё одна палочка.

— Запасная?

Перегин едва не расхохотался. Это ж надо такое отмочить — запасная палочка. Однако, сопляк есть сопляк, много с него не возьмёшь, с дурака с этакого. А что с него брать — Поттеры всегда были редкостными дураками.

— Нет, не запасная. Ты будешь колдовать двумя палочками.

Глаза мальчика расширились. Две палочки… Наверное это сложно. Если даже мистер Снейп не мог колдовать двумя палочками…

— Сэр, а… — фраза оборвалась на полуслове.

Внимание мальчика привлёкло золотистое сияние, исходящее от одного из перьев, в художественном беспорядке валявшихся на столе. Оно притягивало его к себе как огонь — мотылька.

— Сопляк, ты чего? — Перегрин с удивлением глянул на парнишку, который сомнамбулически двинулся вперёд.

Тонкие пальчики выронили волшебную палочку из кипариса и сжали перо феникса, горящее золотым светом. Гарри повернулся к Перегрину.

— Сэр, пожалуйста… — в глазах паренька заблестели слёзы.

— Что ещё? Что тут за сырость? — Гай недобро нахмурился.

— Можно… Можно мне его? Оно хорошее, правда, очень хорошее…

«Вот и выбрал. Отлично, мороки меньше, не придётся долго возиться с этим…». — Гай вырвал перо из пальцев ребёнка и оттолкнул его от стола.

— Но, ты мне тут не реви, девка. Катись отсюда, займись делом. — Гай отложил перо в сторону и отвернулся от мальчика. Тот всхлипывая поплёлся прочь. — Ей, раззява, палочку возьми! Маг хренов…

Мальчик, уже было ушедший, развернулся и зло глянул на Перегрина заплаканными глазами. Гай мог бы поклясться, что губы парня прошептали нечто очень похожее на «сволочь». Такую наглость рыжеволосый маг не мог снести.

— Скажи мне это вслух, мальчик, — волшебная палочка хозяина замка указывала в грудь сопляку. Тот, похоже, совсем не ожидал такого поворота событий. — Я не позволю ни единого дерзкого слова в свой адрес… Но если ты хочешь говорить, давай, скажи вслух.

— Нет, — парнишка упрямо помотал головой, не опуская глаз.

— Нет… Ну тогда нет, — Перегрин сделал вид, будто прячет палочку в рукав, а потом сделал ею резкое движение, словно бы ударил кого-то плетью, — Вербераре Флагрум!

Парнишка, на секунду было расслабившийся, не сдержал крика ужаса и боли — нечто невидимое рассекло ему спину, как показалось, до костей.

— Эннервейт! — голос Перегрина был чуть осипшим — невидимая удавка на секунду сжала его шею, но тут же отпустила, — Не нужны мне тут обмороки, тоже мне…

* * *

Гари еле слышно шипел, когда Дилли слишком сильно прижимал к его коже, рассечённой заклинанием Плети, тряпицу, смоченную холодной водой. Дилли молчал, мальчик тоже не имел ни малейшего желания заводить беседу.

«За что он меня не ненавидит? Я стараюсь быть хорошим, я выполняю всё то, что он хочет, я чищу конющни, я таская хворост, приношу воду… Он меня ненавидит просто так. — На глаза навернулись слёзы, — Прошло уже две недели, а Северус не появился. Если бы Северус был здесь, он бы прекратил это, он бы защитил меня…»

Боль снова вспыхнула на его спине, и Гарри оттолкнул от себя домовика:

— Вы все, все здесь заодно, вы хотите что бы мне было плохо, что бы плакал, что бы… Ненавижу вас всех!

Мальчик рухнул на свою постель и зарылся лицом в вонючие попоны, служившие ему матрасом и одеялом. Его плечи сотрясались от плача.

Вскоре он уснул, устав от слёз и переживаний за день. В его снах фигурировал мистер Снейп, утешающий его, его голос и книги. Книги. Очень много книг… В снах не было злого Перегрина, боли и волшебных палочек.

* * *

— Господин Директор, я не понимаю, как это могло произойти. Мой внук никогда не отличался выдающимися магическими способностями, я даже… — пожилая женщина, одетая в темно-синий твидовый костюм, непонимающие смотрела на длиннобородого старика.

— Я уверю вас, Мадам Лонгботтом, Волдеморт мёртв, а всё благодаря вашему внуку. — Альбус Дамблдор сложил свои длинные пальцы домиком, — Всё сходится, всё абсолютно верно.

— Он почти сквиб, за пять лет он ни разу не показал вообще ничего, — Августа Лонгботтом покосилась на маленького мальчика, играющего с паравозиком.

— Так или иначе, мадам, это случилось. Ваш внук теперь… в некотором роде знаменитость, — Альбус улыбнулся в бороду, — Вы должны бы были им гордиться, как в своё время Фрэнком. Поймите же, для того, что бы показать свою силу, маленькому волшебнику нужен какой-нибудь стресс… Мне думается, что угроза его жизни была достаточным потрясением для ребёнка.

Августа Лонгботтом поморщилась. Нет, Невилл был замечательным мальчиком, добрым, отзывчивым, готовым помочь, но… Увы, в глазах пожилой женщины он всегда был в тени Фрэнка. Великолепного, неподражаемого, великого Фрэнка Лонгботтома, чья бездушная оболочка покоится сейчас в Госпитале Св. Мунго.

Именно бездушная… У Беллатрикс хватило ума не только довести Фрэнка и Алису до безумия, но и позволить дементорам выпить их. Августа тяжело вздохнула. Если бы она встретила эту Беллатрикс она бы убила её не раздумывая.

— Господин Директор, — в комнату вошёл молодой мужчина в мантии сотрудника Аврората, — Надо уходить — с мадам Лонгботтом хотела бы поговорить журналистка Ежедневого Пророка.

— Конечно, Сириус, — Дамблдор поднялся с кресла и улыбнулся мужчине, потом повернулся к Августе, — Мадам, подумайте о моём предложении.

— Хорошо, — женщина неуверенно кивнула.

— Идём, Сириус.

Когда аврор и директор Хогвартса покинули гостиную, Августа спрятала лицо в ладонях. Нет, конечно, предложение Дамблдора льстило ей — величайший светлый маг брал её внука в ученики, это было в некотором роде… престижно, что ли? Но с другой стороны, мадам Лонгботтом очень критично относилась к способностям Невилла, который в свои пять лет даже стакана не разбил с помощью магии.

— Мадам, можно? — в дверном проёме показалась журналистка.

— Да, конечно, — Августа обречённо вздохнула и принялась отвечать на нескончаемый поток вопросов. Невилл радостно отворачивал паровозику колёса.

Кролик потешно шевелил своим розовым носом, принюхиваясь. Воздух пах человеком. Врагом. Он явно притаился в кустах. Хрустнула ветка и кролик замер, готовый уже сорваться с места…

— Авада Кедавра! — зелёный луч вошёл в голову животного, точно между длинных ушей, зверёк дёрнулся и обмяк.

Из кустов вышел мальчик лет восьми на вид. Он был высок, худ и неопрятен. Одежда его была грязной настолько, что можно было бы подумать, что её вообще не стирали, что, кстати, было недалеко от истины. Мальчик был бос, а его причёска представляла собой копну спутанных и грязных, чёрных как смоль волос, собранных в неряшливый хвост. В одной руке мальчик держал корзину, в которой лежали уже двое мёртвых кроликов, а в другой — волшебную палочку.

— Акцио, кролик! — паренёк взмахнул палочкой, и трупик подлетел к нему.

Мальчика звали Гарри Поттер, и он уже три года как воспитывался у сэра Гая Перегрина, пьяницы, мага и неприятного во всех отношениях человека.

Отношения Гарри и Гая за три года ни на йоту не изменились. Гарри по-прежнему батрачил то на конюшне, то на кухне, помогая Дилли, то ходил в лес за дровами и хворостом. Порой худую маленькую фигурку можно было увидеть на крышах башен замка — мальчик разорял гнёзда ворон и соек, ибо птицы и их шумное потомство портили и без того уже частично отсутствующую черепицу.

Перегрин учил мальчика магии неохотно — по большей части это были бытовые заклинания, при помощи которых можно было что-то отчистить, отмыть, посушить или починить. Иногда это были далеко не безвредные чары — навроде Авады Кедавры, которая, однако, и Перегрином, и Гарри использовалась в довольно безобидных целях — Перегрин убивал при помощи этого заклинания крыс, а Гарри использовал для добывания пищи.

Гораздо с большей охотой, Перегрин учил мальчика управляться с холодным оружием — мечами и топорами, кинжалами и саблями. Хотя… учёбой это было трудно назвать — по большей части Перегин подстерегал Поттера где-нибудь в укромных уголках замка с боевым топориком или стилетом. И это продолжалось до тех пор, пока у Гарри не появилась привычка везде ходить с оружием — вот и сейчас, на дне корзинки, под ещё теплыми тушками кроликов, лежал хорошо заточенный нож.

Поттер положил кролика к собратьям по несчастью и прикинул, хватит ли им на ужин. Ну, точнее, хватит ли на ужин Перегрину — сам Гарри мяса категорически не ел, ибо в его сознании жареная тушка неразрывно соседствовала с ещё тёплым трупиком животного.

Придя к выводу, что тремя кроликами Перегрин точно наестся, а значит, ему не придётся терпеть побои, мальчик двинулся в сторону реки. Лето выдалось жарким, и поэтому купание в реке было неотъемлемой частью жизни. Хотя купание — это сильно сказано, ибо Гарри никто плавать не научил — Гай бы порвал живот от смеха, если бы кто сказал, что Поттера надо научить плавать, а кроме рыжеволосого мага у парня никого и не было.

Не дойдя до реки, мальчик свернул в небольшую рощицу — на их земле кто-то был. И этот кто-то сейчас беззаботно плескался в воде. Гарри корзинку с кроликами, припал к земле и по-змеиному пополз в сторону незваного гостя, сжимая в зубах палочку.

Незнакомец был высок и худ. Гарри была видна только его спина, но он точно мог сказать, что слабаком этот человек не был — у него были широки плечи и крепкие руки, а под светлой кожей, исчерченной причудливым рисунком шрамов, перекатывались мышцы.

Волосы незнакомца были светло-русыми — такой цвет здесь не встречался, поэтому Гарри решил, что незнакомец прибыл издалека. На берегу в художественном беспорядке валялась одежда и вещи мужчины — пастуший посох, холщовая сумка, штаны, рубашка и накидка из красной шотландки.

Незнакомец вышел на берег и отряхнулся, как отряхиваются мокрые собаки. Он неторопливо принялся натягивать штаны и вдруг замер в нелепой позе, уже подняв одну ногу. Он обернулся и не мигая посмотрел туда, где на земле лежал Гарри.

— Мальчик, ты хотел меня обокрасть? — голос у него был спокойный — ни намёка на злость или ненависть, которая обычно сквозила в речах Перегрина, — Вылезай и ничего не бойся, я не обижу тебя.

Гарри встал на ноги и, подхватив свою корзинку с кроликами и на всякий случай убедившись, что кинжал лежит, где ему и положено, вышел к незнакомцу, уже успевшему одеться.

Мужчина посмотрел на Гарри каким-то странным взглядом — на секунду у Поттера появилось ощущение, будто он видит что-то такое, чего не видит сам мальчик.

— Не бойся меня. Я не причиню тебе вреда. Ты, вероятно, из деревни? Родители умерли? — светловолосый критично глянул на его одежду. Гарри поспешно закивал. Он привык уже, что если он говорил людям, что живёт у человека из замка, его поднимали на смех и называли умалишённым.

Мужчина поднял свою сумку, порылся в ней, вытащил на свет Божий десять золотых монет и протянул их Гарри:

— Держи, мальчик, этого хватит тебе за глаза. Никому не говори, где их взял.

Гарри снова закивал головой, словно китайский болванчик. Незнакомец ещё раз глянул как бы сквозь мальчика и задал ещё один вопрос:

— Ты же не немой, верно? Чего молчишь тогда?

И медленно, словно к дикому зверю, двинулся к нему.

Гарри затравленно глянул на пришельца: «Чего явился? Вопросы всякие задает? Что ему здесь надо?» Рука мальчика скользнула в корзинку, схватила нож и полоснула им незнакомца по ноге. Тот вскрикнул от неожиданности, а Гарри, воспользовавшись его замешательством, побежал прочь, в сторону Кайслин Дирг.

* * *

Перегрин никогда не отличался изысканными манерами за столом. Гарри старался не смотреть на это, мерзкое, по его мнению, зрелище.

— Чего отворачиваешься, сопляк? — Перегрин неприятно ухмыльнулся, обсасывая кроличью лапку и свободной рукой наливая в свой кубок вино.

— Ничего, — Гарри опустил голову и принялся разглядывать свои босые, грязные ноги. Стоять на холодном полу было холодно, но мальчик молчал, боясь очередной вспышки ярости своего опекуна.

— А я говорю — отводишь глаза! — Гай пьяно заржал и швырнул в Гарри обглоданную косточку. Не промахнулся — кость попала мальчику в лицо. Гарри чуть поморщился.

— Что, щенок, кости погрызть не любим? А? Не слышу ответа!

— Не люблю.

— А ну и правильно, Поттеры все гордецами были, это мы Перегрины… Между калом и мочой рождаемся, в разврате и пьянстве помираем! Мантикорово говно! — последняя реплика относилась уже не к Гарри, но к перстню, неожиданно ярко вспыхнувшему, — Кого тут Салазар принёс, в рот ему василиска…

Перегрин тяжело поднялся из-за стола. За последние годы он заметно обрюзг и потяжелел, однако в его движениях всё ещё скользила та размашистая грация, которой обладают люди, часто держащие меч в руках. Иногда Гарри казалось, что Гай может, как змея, сбросить свою толстую, уродливую, злую шкуру и стать чем-то другим. Гарри не мог сказать, хорошим или плохим, просто — другим.

В холле послышались громкие голоса и смех. Смеялись двое. Гарри навострил уши. Кто-то называл Перегрина по имени, кто-то кого-то звучно хлопал по плечу. Послышались тяжелые шаги — Перегрин и его невидимый товарищ двинулись в сторону зала.

Сердце Гарри ушло в пятки, когда он увидел спутника Перегрина — это был тот самый светловолосый мужчина, купавшийся в реке. Парнишка схватил первое, что попалось ему под руку — двузубую вилку для мяса и затаился за одной из колонн, дрожа всем телом и стараясь ничем не выдать себя.

Гай и его гость уселись за столом. Светловосый мужчина небрежно отставил свой пастуший посох в сорону, Перегрин налил ему вино.

— Признаться, Сигурд, я удвилён твоему появлению в моей скромной обители, — Перегрин широким взмахом руки обвёл зал.

— Да, бродил-бродил по миру, да вот и решил заглянуть к старому боевому товарищу… — названный Сигурдом принялся за мясо, заботливо положенное ему в тарелку.

— И какими судьбами в Долине? Только не ври, что просто решил зайти в гости…

— Есть у меня дела в этом вашем Министерстве Магии. Да и мой Аркан интересуется, что у вас тут происходит, — Сигурд многозначительно пошевелил пальцами в воздухе, — Дела Аркана, сам знаешь, святое.

— Да клал я на Аркан с прибором, — Перегрин пренебрежительно фыркнул, — Они уже третий год не могус восстановить своё старшинство и вопят, что во всём виноват Перегрин. Всю жизнь во всём был виноват Перегрин!

— Понятно всё с тобой. Опять — Гай против всего мира? — Сигурт отпил вино из своего кубка, — Знаешь, тут со мной произошёл такой забавный случай — на меня напал мальчишка, представляешь? Бродяжка, я ему денег дал, а он, глупый, взял да и порезал меня ножом.

— Паскудник, — Перегрин стукнул по столу кулаком, — Поймал бы — убил бы. Друга моего резать он станет… А! Тут знаешь, история у меня вышла… Парнишку мне одного пришлось себе взять, на воспитание…

— О, оруженосец, — глаза светловолосого мужчины заинтересованно блеснули, — Кто он? Род какой, Аркан?

Перегрин с минуту помолчал, что-то раздумывая, плеснул себе ещё вина и ответил:

— Поттер — вон оно что.

— Да ладно! — округлил глаза Сигурд.

Перегрин фыркнул, демонстрируя таким образом свою отношение к этому событию. Сигурд молчал, что-то раздумывая.

Гарри, сидя за своей колонной весь сжался в комок. Теперь Перегрин уж точно его убьёт — за травму, нанесённую его другу. Перегрин — он такой, вполне может. Не дай бог они его сейчас ещё и позовут…

— Поттер, драконова падаль! Где ты там, сказано же было — от стола не отходить! — опасения Гарри подтвердились.

Сердце зашлось в бешеном ритме. Казалось, что ещё чуть-чуть, и оно само выпрыгнет из груди. Медленно, очень медленно, Гарри поднялся на ноги и, сжимая в руке свое оружие — каким нелепым оно ему теперь казалось! — вышел из за колонны.

— Да, сэр.

Сигурд сидел, разинув рот.

— Так вот он давеча меня порезал!

— Чтоооооо?! — глаза Перегрина налились кровью, он подскочил к мальчишке и, схватив его за волосы, оторвал от пола. От боли у Гарри на глазах выступили слёзы.

— Простите, сэр, простите, пожалуйста, простите, я не знал, не знал, клянусь, не знал, что это ваш друг. Он напугал…

— Сейчас я тебя напугаю, падаль, — с перекошенным от гнева и ненависти лицом, Перегрин свободной рукой потянулся за палочкой.

— Гай, оставь мальчика, — Сигурд поднялся со своего места и взял в руки свой посох.

— Я сказал — убью…

— Гай, оставь мальчика, — спокойно повторил светловолосый маг, — теперь я всё понимаю. Оставь парня в покое, Гай. Успокойся. Естественно, он был напуган.

— Но…

— Оставь. Я разберусь с ним сам, — и, Гарри мог бы побиться об заклад на те деньги, которые дал ему этот странный человек, что Сигурд подмигнул ему.

Хватка Перегрина ослабла, и Гарри бесформенной грудой рухнул на каменный пол. Он весь дрожал от пережитого ужаса и боли.

— Хорошо, Сигурд. Но только в этот раз. Если он сделает…

— Гай, я же сказал — сам разберусь, поговорю с мальцом, — странник успокаивающе улыбнулся своему рыжему другу, — Вернёмся к трапезе.

— Хорошо, друг, — Гай согласно кивнул, но гнев по-прежнему бушевал в нём и он еле сдерживался, что бы не пнуть щенка, — Вали отсюда, падаль!

Мальчик, дрожа, поднялся на ноги и, чуть ли не бегом, убрался из зала, оставив Сигурда и Перегрина. Сигурд задумчиво смотрел ему вслед.

Слева по борту рай -

Прямо по ходу рай.

Гарри проснулся и не поверил своим глазам — за окном светило яркое солнце. «Проспал, убьёт!» — подумал было мальчик и хотел уже рвануть вниз, но чей-то незнакомый голос остановил его:

— Лежи спокойно, гютт, — на невесть откуда взявшемся стуле сидел вчерашний гость Перегрина со своим неизменным посохом.

Гарри с обреченным вздохом откинулся на свои попоны. На него нахлынули воспоминания о вчерашнем дне. Кролики, нож, вечерний гость, угрозы Перегрина, двузубая вилка…

— И что теперь? — спросил Гарри, не глядя на пришельца.

— Ничего. Мне было немного больно, конечно, но это не самое худшее, что со мной было, — улыбнулся светловолосый.

— Вы не будете меня бить? — мальчик покосился на Сигурда. Тот улыбался.

— Нет, не буду. Не мой метод. Я вообще не бью детей.

Гарри задумался. Странный человек этот Сигурд — не будет его бить, вообще наказывать, похоже, не будет. А вот Перегрин… тут Гарри вздрогнул, представив, что бы с ним сделал рыжеволосый князь, если бы он ударил его ножом.

— Я не хотел, я испугался, — промямлил Гарри, неожиданно чувствую себя виноватым.

— Да понял я, понял, — Сигурд улыбнулся, и сменил место дислокации — пересел к Гарри на постель, — Фууу, какой запах… Как же ты в этом свинарнике спишь?

Гарри удивленно посмотрел на собеседника. К вони от попон он давным-давно привык и совсем её не ощущал.

— И грязнющий ты какой… Я вчера это ещё заметил, — Сигурд неодобрительно покачал головой, видимо что-то для себя решая, — Вот что, гютт, сейчас мы идём на речку мыться.

— А Перегрин… — Сигурд зажал ему рот мозолистой рукой.

— Всё нормально. Он не против.

Гарри поднялся с постели и, вместе с гостем, спустился вниз. Внизу их встретил Перегрин. Мрачный и похмельный — перегаром от него разило так, что мухи дохли на полёте.

— Ты куда пацана ведёшь, а? Он проспал и должен быть… ик!.. наказан!

Гарри спрятался за Сигурда и сжался в комочек. «А он говорил, что этот кусок говна не против», — подумал мальчик. В своих мыслях он часто награждал Перегрина не самыми лестными эпитетами.

— Гай, ради Одина, пойди проспись… — рыжеволосый мужчина двинулся на них, не скрывая нехороших намерений. Сигурд тяжело вздохнул и поднял посох чуть вверх и стукнул им по каменному полу, — Ну, не хочешь по-хорошему… Сьовн!

Перегрин, не дойдя до них пары шагов рухнул, как подкошенный. Захрапел.

— Пошли, — Сигурд, не оборачиваясь, скорым шагом пошёл прочь из замка. Гарри побежал за ним, не забыв напоследок пнуть бесчувственное тело своего опекуна.

* * *

— Давай, гютт, раздевайся, — Сигурд стянул с себя рубашку и почесал голую грудь, заросшую светлыми волосами.

— Почему вы называете меня «гютт»? — Гарри, поколебавшись, тоже стянул свои лохмотья.

— По-норвежски это значит «мальчик», — ответил светловолосый мужчина, с мрачным интересом глядя на шрамы, светлыми полосами тут и там расчерчивающие кожу мальчика, — Кто это тебя так?..

Гарри промолчал, опустив голову.

— Понятно, — подытожил Сигурд, — Хочешь, я с ним поговорю? Что бы он был...

— Нет, — резко ответил Гарри, — Не надо. Я сам. Это моё дело.

— Гордый… — протянул светловолосый мужчина, — Ну ладно, забыли про плохое, сейчас мыться!

Добрых полчаса они плескались в воде, ныряли, в шутку топили друг друга. Сигурду удалось отмыть мальчика от застарелого слоя грязи и даже расчесать его спутанную гриву. Абсолютно счастливый парнишка вышел на берег, потряс мокрой головой и растянулся на солнышке.

— Хорошо…

— А то бы оно не было хорошо, — хмыкнул Сигурд, ероша свои коротко стриженые волосы.

— Вы норвежец? — спросил Гарри у Сигурда, когда тот лёг на землю рядом с ним.

— Норвежец? Да, стало быть, норвежец, — Сигурд блаженно закрыл глаза, подставляя жаркому летнему солнцу своё не слишком смуглое лицо.

Следующие несколько минут они лежали в молчании.

— Как ты оказался у Гая? — спросил мужчина.

— Я… Мне отдали ему. На воспитание. Мои родители умерли и… — Гарри грустно вздохнул.

— Поттер воспитывается у Перегрина… Ты хоть знаешь, что ваши семьи связывает? — норвежец приоткрыл левый глаз и покосился им на Гарри.

— Ну, он постоянно ругает меня, моих родителей, моих предков… Но за что, я так и не понял, — Гарри пожал плечами. Ему не особенно были важны причины этой ненависти. Важен был сам факт.

— Кровная месть, вот в чём дело, гютт. Это очень серьёзная штука. Видишь ли, если два Рода связаны кровной местью — покоя не жди. Стычки, кровопролитие, постоянные войны… Сейчас это хоть цивилизованно выглядит — дуэли до смерти одного из проигравших. А тогда… — Сигурд махнул рукой.

— Значит, когда я вырасту, Перегрин вызовет меня на дуэль?

— Боюсь, что нет, — норвежец перевернулся на живот, — Я говорю, что цивилизованно. Гай и цивилизация — две несовместимые вещи. Я много путешествую… И среди магов и среди магглов, так вот — магический мир отстал от маггловского лет на сто-двести. А Перегрин навсегда остался в средневековье. Так что готовься, гютт, в один прекрасный день он тебя зарубит. Ну или попытается.

Сигурд произнёс эти слова совершенно спокойно, так, словно бы это было совершенно безразличной для него вещью. Гарри задумался. Несомненно, он свою жизнь так просто не отдаст.

* * *

В замок они вернулись уже ближе к вечеру. Гарри был впервые за много месяцев чист, и, впервые за много лет, причёсан. Черные волосы были собраны в хвост и перевязаны кожаным шнурком.

Мальчик был абсолютно счастлив. Сигурд не только говорил с ним на равных, не орал на него, не бил, не топал ногами, но ещё и научил его паре очень полезных в повседневной жизни заклинаний на норвежском языке. Правда, как он говорил, эти заклинания хорошо работают только с посохом, но не с палочкой.

Кроме того, он рассказал мальчику массу всего интересного о своей родине, о прекрасных ледяных фьордах, про северных магов, умеющих перекидываться в животное, про прекрасных Поющих дев, которые до сих пор заставляют суда разбиваться о скалы, о Великом Ките, живущем в самой глубокой точке моря, про бога Одина и хитрого Локки, про Рагнарёк и ещё кучу всего другого. Гарри слушал норвежца с открытым ртом, не замечая, как летит время.

В холле их встретили стенания домового эльфа. Дилли сидел рядом с безобразно храпящей тушей хозяина и рыдал в три ручья.

— Что тут ещё случилось? — Сигурд сложил руки на груди и глянул на заплаканного эльфа.

Эльф, увидев Гарри и его спутника, моментально принял колено-локтевую позу и резво пополз к ним. Минуту поколебавшись, он обхватил ноги норвежца и принялся лобызать его обувь.

— О, господин, Дилли в беде! Дилли не может разбудить хозяина! Дилли будит хозяина, будит, а хозяин спит! — эльф зарыдал ещё отчаяннее и принялся одновременно целовать ботинки светловолосого мага и биться головой о пол.

Сигурд брезгливо отодвинул эльфа ногой и подошёл к храпящей туше гордого потомка Гриффиндора. Пару раз пнул Перегрина под рёбра, норвежец повёл над Перегрином рукой, словно бы снял невидимое покрывало.

Гай открыл глаза. Сигурд протянул ему руку, помогая подняться.

— Ты чувствуешь себя лучше? — спросил норвежец у Перегрина, пока тот ошалело мотал головой, пытаясь прийти в себя.

— Да, вроде… Дилли! — эльф от неожиданности подпрыгнул и метрулся к своему хозяину, — Только. Молчи, мать твою… Вина принеси, да побольше! Мне нужно оклематься.

Сигурд закатил глаза.

— Ты можешь не пить, а? Ну или хотя бы не напиваться Салазарову мотню?

— Истина в вине, друг мой! — прогромыхал Гай и, положив свою руку на плечо Сигурду, двинулся в зал.

* * *

— А я говорю ей… ик!.. ты такого большого в жизни не видела! А она, стерва, падаль…

Гарри мрачно смотрел перед собой. Пьяный Перегрин рассказывал своему другу о своих любовных похождениях. Похождения явно были придумкой, так как последние десять лет Гай безвылазно сидел в замке, пропивая свою душу. Да, и исходя из количества выпиваемого им ежедневно вина, можно было бы предположить, что рыжий князь уже давно ничего не может.

— Может быть, нам стоит пойти спать? — Сигурд скучающе разглядывал закопченный потолок.

— Нет! Ни в коем разе! Ещё один кубок или ты меня не уважаешь?

— Тогда можно я сыграю? — норвежец посмотрел на своего пьяного друга с надеждой.

— Играй! Я разрешаю! — одобрительно мотнул головой Гай.

Сигурд сделал такое движение, будто бы вытаскивал что-то из невидимого мешка. В его руках оказалась скрипка необычного вида. Норвежец уселся поудобнее и заиграл.

Такой музыки Гарри ещё не слышал. Его наставник не играл ни на каких инструментах, но иногда до замка доносились звуки рожка, на котором играл старик-пастух, выгоняющий своих овец на пастбище. Но это было чем-то другим.

Звуки скрипки проникали в самое сердце и заставляли его то грустить, то радоваться, то плакать, то смеяться. Гарри обуревали совершенно противоречивые чувства — с одной стороны он казался себе как-то особенно сильным, сильнее Перегрина. Казалось, он мог стереть этот замок с лица земли, но с другой стороны — он всего лишь песчинка во вселенной, один, среди множества таких же. Мальчик был совершенно растерян — ему хотелось петь и плясать, но в то же время было бы неплохо свернуться калачиком у камина…

И тут мир перевернулся.

— Всё что есть вокруг — подчинено сознанию, — пела скрипка, — За оборотом всё иначе. Перестань представлять, престань думать, престань понимать — ты увидишь, как всё на самом деле.

Гарри зачарованно наблюдал за музыкантом. Сигурд словно бы сделался выше. Его взгляд был устремлён в никуда, губы шептали что-то непонятное. Смычок бился в его руках словно живое существо, старающееся вырваться…

Музыка кончилась. Последний стон исторгла скрипка и снова превратилась в безжизненный кусок дерева.

Перегрин, всё это время сидевший с каменным лицом, подперев рукой щеку, неожиданно расхохотался.

— А чёрт тебя дери, я совсем забыл, что ты у нас чёртов манипулятор, хренов бард! Ты меня почти пронял!

Сигруд скромно улыбнулся, гладя музыкальный инструмент по струнам.

— Я тебе не вша какая-нибудь, слышь ты… Я Пе-ре-грин! Перегрин, мать твою! В грязи родился, в грязи помру, ни гроша за душой, только… А, да всё таки проняло, а?! — Перегрин отшвырнул в сторону свой кубок и расхохотался как безумный.

— Гай, за что ты не любишь мальчика? — Сигурд лениво прошёлся смычком по струнам, заставив скрипку издать совсем уж потусторонний звук.

— Да потому что он Поттер. Неясно? Пот-тер… Подлец, прохиндей и уродец, который меня объедает, спит под моей крышей. Ленивый, мать его, проходимец… думаешь, я не знаю, какими он словами меня про себя честит? А? Думаешь один такой умный — в чужую голову залез, прошуршал там и обратно? — Перегрина согнула рвотная судорога, на пол хлынула малоприятная полупереваренная масса, но он продолжал говорить, — Думаешь, как мне этого ублюдыша принесли, а? Да он совсем соплёй был, а я его переломал! Заставил быть зверем. Сначала хотел было приголубить, а потом… Он же так и на сею сядет, а?

Перегрина снова стошнило. Гарри отвернулся. Сигурд и бровью не повёл.

— Отдай его мне, Гай, — Гарри не поверил своим ушам. Его — отдать? Сигурду? О, пожалуйста, пожалуйста!

— Пошёл на хрен, Фергюссон, я с ним связан… И не только местью, я ещё с ним опекой связан… Или ты хочешь что — что б мальчик подох где-нибудь, а меня нут придушило? Ну, спасибо, дружище…

Перегрина в очередной раз согнуло в рвотном позыве. Гарри обречённо вздохнул. Лучше бы умереть где-нибудь вместе с Сигурдом, чем покорно ждать, когда тебя зарежет этот урод.

— Так вот оно что… Когда заканчивается опека, Гай?

— Одиннадцателетие… — Гая снова согнуло в рвотном приступе.

— Отлично! — Сигурд хлопнул в ладони, — Время есть.

* * *

— Сигурд, что вы с ним сделали? — Гарри с опаской посмотрел на скрипку норвежца.

— А, — махнул тот рукой, — Ерунда, я же отшельник.

— Отшельник? — Гарри удивленно поднял брови.

— Каста отшельников. Менталистов… Ну, магов сознания. Мы можем заставить человека говорить правду и вообще делать всё, что там угодно не используя заклинаний. Никаких, — Сигурд поймал изумлённый взгляд мальчика и улыбнулся.

— Я тоже могу так?

Гарри пожирал Сигурда жадным взглядом. Если бы он научил его, Гарри, этому! Он бы больше никогда бы не позволил Перегрину издеваться над собой…

— Нет, гютт, — Сигурд потрепал мальчика по голове, — Так может только моя Каста. Ты же Поттер, верно? Значит ты — воин.

Гарри огорчённо вздохнул.

— Зато ты можешь много такого, чего не могу я! Если бы ты взял в руки меч, ты бы выиграл бы у меня, — норвежец нежно, как любимую женщину, погладил свою скрипку.

Неожиданно он взял её в руки и спрятал её в… никуда. Гарри изумлённо посмотрел на Сигурда и выдохнул:

— Как?! Куда вы её убрали?

— Никуда. Нет, правда, никуда. Там, где она сейчас — ничего нету.

— Но как? — Гарри недоумевал. Скрипку, да вообще любой предмет, можно убрать в сумку, мешок, ящик… Но в никуда?

— Я не могу тебе объяснить. Это что-то вроде изнанки мира. Туда можно хоть слона спрятать и там будет всё равно пусто.

— А она там не потеряется? — Гарри задумался. Где-то он уже слышал про изнанку мира…

— Нет, конечно. Она ко мне привязана. Как верёвкой, — Сигурд повел в воздухе руками, пытаясь показать, как именно она привязана, — Я в любой момент дергаю ей и вытаскивая скрипку с изнанки.

— А где она?

— Кто? — растерялся норвежец.

— Ну… верёвка.

— Ах, веревка… Понимаешь, для этого надо уметь видеть. Нет, нет, — покачал головой светловолосый маг, — По-другому видеть. Не глазами… Знаешь, гютт, если ты хочешь научиться — мы могли бы заняться этим завтра, хорошо? Я мог бы и сегодня, но понимаешь… Я очень устал.

Сигурд покинул комнату мальчика. Гарри ещё долго вслушивался в стук его посоха по древнему камню.

Мальчик посмотрел на груду попон, потом — на свои непривычно чистые руки и растянулся на холодном полу.

Гарри посмотрел на солнце, прикрыв глаза рукой. Битый час на солнцепёке, перетаскивая неподъёмные мешки с овсом с одного конца необъятного внутреннего двора на другой. Такое ощущение, будто у Перегрина целый табун лошадей, а не одна тощая кобыла.

Поттер раздраженно бросил мешок и уселся на него, вытирая крупные капли пота, выступившие на лбу. Солнце словно застыло в центре неба, будто бы в библейской сцене, когда Иисус Навин штурмовал филистмянский город…

Эту историю, а так же многие другие, Сигурд рассказал Гарри во время их долгих лесных прогулок и валяний на берегу. Гарри узнал от норвежца о могучем Голиафе и победившем его Давиде, о хитроумном Локки и Одиссее-путешественнике, о прекрасных Елене и Парисе… Сигурд знал сотню и одну историю о древнем мире, полном загадок и тайн. Он рассказывал свои полусказки-полубыли непередаваемо завораживающе, а уж для Гарри, из памяти которого уже давным-давно истёрлись нехитрые рассказы Северуса Снейпа, эти повествования стали первыми в его жизни сказками.

Кроме того, Сигурд рассказал Гарри массу всего интересного о устройстве магического мира. Мальчику было интересно абсолютно всё — начиная с того, что все семейства волшебников строго делятся на касты и заканчивая основными принципами магического порядка.

Гарри впитывал информация как губка, не разбирая нужной и ненужной, он судорожно старался запомнить каждое услышанное имя и каждое произнесённое Сигурдом заклинание, пусть даже эти заклинание и не сработали бы с волшебной палочкой.

Фергюссон был доволен Гарри. Он находил его довольно талантливым мальчиком, хотя и понимал, что век его будет недолгим… Перегрин, в присутствии норвежца, обходился с парнишкой в сотню раз жестче, чем обычно и порой доводил ребёнка до слёз.

Норвежец, так полюбившийся Гарри, уехал две недели назад, оставив мальчику кучу различных интересных историй, пару башмаков огромного размера, обещание приехать ещё раз через пару месяцев, а так же латунный кельтский крестик.

— Носи его не снимая, — Сигурд накинул на шею мальчика тонкую льняную верёвочку, заколдованную чарами Неразрываемости.

Гарри глянул в его светлые лучистые глаза и коснулся его впалой щеки маленькой смуглой ручкой, покрытой совсем недетскими мозолями:

— Ты правда навестишь меня?

— Правда-правда, — норвежец потрепал мальчишку по взъерошенными чёрным волосам и улыбнулся, — Гютт, я торжественно клянусь, что мы с тобой встретимся ещё не раз. Сигурд Фергюссон никогда не нарушает своего слова.

Сигурд встал с колен, на которых стоял, что бы быть с Гарри примерно одного роста, отряхнул свои полотняные брюки, поправил на плече котомку (что-то в ней негромко звякнуло) и пошёл прочь от замка…

Закат горел всеми оттенками красного.

Гарри помотал головой, отгоняя мух, которые так и липли на его одежду, пропитанную потом. Запустил руку за пазуху и вытащил кельтский крестик желтого металла.

Поттер уже столько раз разглядывал его, что казалось, запомнил наизусть каждую его царапинку, каждую трещинку и щербинку.

Крест тыл небольшого размена, сделанный из латуни, местами уже пошедшей тёмными пятнами. Вообще амулет был довольно грубой работы, на мягком металле остались следы ковки и щербины от щипцов, которыми крест доставали из формы. Никаких узоров, которые обычно покрывают кельтские амулеты, на поверхности латуни не было.

Гарри вздохнул и спрятал свой крест под рубашку. Рубашка, к слову сказать, была чистой, хотя и напоминала больше лохмотья дементора, чем одежду, ибо Сигурд сумел-таки привить Поттеру любовь к чистоте. Кроме того, Гарри ни в чём больше не хотел быть похожим на своего грязного и грубого хозяина. Мальчик по нескольку часов каждый вечер тратил на банные процедуры — изо всех сил скоблил свою кожу, распутывал скатавшиеся за день волосы, по мере надобности ножом обрезал отрастающие на ногах и руках ногти.

* * *

Невилл Лонгботтом, победитель Тёмного Лорда и наследник Рода Лонгботтомов, принадлежащий к Аркану Лозы, изо всех сил таращил глаза в книгу, стараясь не уснуть. Ему нужно, нужно было прочитать эту книгу к завтрашнему дню. В книге было шестьсот страниц, а Невилл едва осилил пятьдесят, полных специфической магической терминологии, непонятных суждений и ещё более непонятных магических законов и следствий из них.

Невилл Лонгботтом отлично понимал, что до завтрашнего дня он ни за что не осилит эти шестьсот страниц, и поэтому изо всех сил старался хотя бы не уснуть.

Больше всего ему сейчас хотелось бы выйти из пыльной и сумрачно-прохладной библиотеки в сад, где всюду росли растения, порхали бабочки… Он хотел бы поиграть со свежесделанным воздушным змеем, рыжим котёнком, подаренным им на день рождения бабушкой да и мало ли чем может заняться восьмилетний мальчик, оказавшись в саду!

Невилл помотал головой, оторвал взгляд от пляшущего на стеле солнечного зайчика и с тяжёлым вздохом уставился в книгу.

Да, быть победителем Волдеморта — это сложно… Особенно, когда ты сам ничего об этом не помнишь. Невилл, как ни старался, не мог ничего вычленить в своей памяти, что могло бы быть связанным с Тёмным Лордом. А странно, он заставил злого волшебника развоплотиться уже в сознательном возрасте, когда человек уже вполне может запоминать какие-то события.

Невилла это расстраивало. Расстраивало это и его бабушку Августу Лонгботтом — суровую женщину с железными принципами. Августе не нравилась вся эта история с Сами-Знаете-Кем. Она с недоверием относилась к способностям собственного внука, как бы невероятно это не звучало. Нет, ни в коем случае она не верила, что ребёнок из Варны Волхвов может убить потомка Салазара Слизерина.

В то время, как Невилл штурмовал теоретические основы боевой магии, его Бабушка пила чай в гостиной. Нет, не той парадной и светлой гостиной, что была соединена с оранжереей, а в так сказать, гостиной для личных встреч. Августа не слишком любила большие и открытые помещения, её по нраву больше были небольшие комнаты, заставленные мебелью на гнутых ножках, больше похожие на комнаты старых дев, помнящих ещё свадьбу королевы Виктории.

Итак, мадам Лонгботтом сидела в одном из кресел с высокой спинкой и бархатной обивкой, истёршейся от времени, и тасовала в руках карты таро. Карты были не простыми, а… нет, в подумали неверно, не золотыми, а отличным предсказательским инструментом, изготовленным в пятнадцатом веке неизвестным, но талантливым итальянским мастером.

Карты были сделаны из невероятно тонких деревянных пластинок, богато украшенных тусклой позолотой. Картинки старших арканов были живыми — люди и магические существа запросто двигались и переходили с карты на карту, а растительный орнамент, увивавший кромки живых картинок, постоянно менялся: то выбрасывал гибкие плети, то распускал диковинные цветы, то засыхал и опадал желтыми листьями.

Августа еще раз размешала карты и принялась раскладывать их на столе в гадательном порядке. Её губы беззвучно шептали имя того, на кого она делала расклад. И имя это было явно не «Невилл».

Карты легли в установленном порядке на тёмно-красной скатерти –Кельтский Крест, пожалуй самая известная гадательная техника, дошедшая до нас из далёкого прошлого, когда карты раскладывали даже для того, что бы узнать, какая завтра будет погода.

Первая карты, самая важная — причина. Причиной оказался некий Безумец, слепо идущий вперёд, человек для которого время принимать решения уже минуло. Карта вторая — решение. И — несомненно — Император, сын Утра. Независимость, Смелость, Мужество, Мудрость, Сила, Власть…

Авруста глянула на мощную фигуру Императора, которая практически целиком занимала всё поле карты и увядший растительный орнамент. Пожилая женщина задумчиво постучала указательным пальцем по открывшейся карте, нахмурилась и продолжила гадание.

Отражением мыслей и надежд объекта гадания стала Сила. Нежная девушка, одетая в простую рубашку, с легкостью разорвала пасть льву и помахала рукой гадательнице. Сопротивление злу, року, жестокости — так истолковала Августа эту карту.

Четвёртая карта — карта чувств. Дьявол. Искушение. Красивый, божественно красивый молодой человек в королевском одеянии и с маленькими роками на голове протягивает девушке, чудовищно похожей на Силу с предыдущей карты, яблоко.

Августа глубоко задумалась. Что же преследует его? Какие искушения, какой ещё рок? Какая жестокость?

Мадам Лонгботтом торопливо открыла шестую и десятую карты. Пожалуй, самые главные, ибо они говорили о будущем и конце пути соответственно.

Шестая карта — Звезда. Надежда, перемена к лучшему. А десятая карта оказалась Башней Молний — крах, низвержение, разрушение, тупик.

Августа замерла над полуоткрытым раскладом в смешанных чувствах. Она не хотела верить в то, что ей сказали карты. Ни за что.

Она потянулась было к пятой карте, которая должна была бы поведать ей предысторию создавшееся ситуации, но хлопок трансгрессии заставил её вздрогнуть. Домовуха, которая и была причиной шума, согнулась в почтительном поклоне. Мадам Лонгботтом немного недовольно посмотрела на костлявую согбенную фигурку.

— Тэми, что ты хотела?

— Теми пришла сообщить Хозяйке, что в Дом прибыл старый маг, да мэм, маг который является учителем молодого Хозяина.

— Дамблдор, — Августа поднялась с кресла.

— Да мэм, мистер Дамблдор, он сказал Тэми, что его так зовут, — служанка закивала головой.

— Как он тебе понравился? — Августа принялась расправлять складки на своём бархатном платье.

— Что? — Тэми удивлённо глянула на пожилую женщину. Она была слугой и никак не могла понять, как это маг мог бы ей понравиться. Она должна была служить им, а не разбираться в них, как в крупе.

— Ничего, — Августа улыбнулась Тэми и махнула рукой на стол с неприбранными картами, — Уберись тут и принеси потом нам с мистером Дамблдором чаю.

Домовуха снова согнулась в поклоне, а Августа Лонгботтом отправилась в светлую комнату, где её ожидал гость.

* * *

Гарри Поттер, никому неизвестный мальчик, лежал на траве и блестящими от слез глазами глядел в сине-фиолетовое ночное небо, на котором начинали загораться ранние звезды. Он скучал по Сигурду. Он ненавидел Перегрина. Он был маленьким мальчиком, которого, как безвольного барана привели на убой.

Гарри достал одну из своих волшебных палочек и выпустил в небо снов золотистых искр. Когда последняя из них растворилась в прохладном ночном воздухе, мальчик понял, что не сдастся. Он убьет Перегрина. Когда-нибудь.

У века каждого

(Мельница — Волкодав)

Одиннадцатилетие Гарри приближалось семимильными шагами. Обитатели Кайслин Дирг считали до этого дня дни. Оба — и Поттер, и Перегрин — ждали его по одной причине, ибо в этот день должно было решиться всё. Гарри ждал этого для с ужасом, ибо понимал, что в этот день может всё кончиться для него, а Перегрин радовался — Кровная Месть будет осуществлена и последний Поттер падёт от руки Перегрина.

Гай всё чаще запирался в своих покоях и меньше тягал мальчишку, а мальчик, будучи незанятым, все чаще погружался в безрадостные мысли о собственной горькой участи. Не сказать, правда, что он был совершенно неподготовлен — он постоянно таскал с собой свой верный нож и даже на ночь не вытаскивал волшебных палочек из рукава. Он отлично понимал, что рыжеволосый Князь может в любой момент напасть на него, будь то день или ночь.

Поттер часто думал о Сигурде — тот не навещал его уже как два года. Мальчик злился на норвежца и беспокоился — Сигурд не из тех, кто нарушает данное слово. С момента их знакомства прошло уже три года, и первое время мужчина частенько наезжал в замок, а потом неожиданно эти визиты прекратились.

Гарри взрослел и стал многое понимать. Он упражнялся в магии и оттачивал навык владения ножом. Для своих почти-одиннадцати лет, Поттер был сильным. И немудрено — если ты с пяти лет таскаешь тяжеленные мешки и вёдра, ты, волей-неволей, развиваешься физически.

Утро тридцать первого июля было необыкновенно холодным даже для английского лета. Туман стелился от реки к замку, и если бы Гарри читал повесть о собаке Баскервилей, он, несомненно, поостерёгся выходить из замка. Однако, в нашем случае, опасность для мальчика была именно в каменных стенах.

Поттер проснулся, потому что ему было ужасно холодно. Всё же попоны, особенно старые, не способны исполнять роль полноценных подушек и одеял.

Итак, мальчик проснулся и, первым делом, понял, какой сегодня день. Сердце пропустило удар, и по всему его телу пополз липкий страх. Он много раз представлял, как он проснётся в день своего одиннадцатилетия, думал даже о том, как он умрёт, и как его труп будет коченеть, как заплывут белым его зрачки — Поттер неоднократно видел глаза мёртвых кроликов и предполагал, что с ним будет именно так же.

Первым делом, Гарри нащупал у себя в рукаве волшебную палочку, а под одной из попон — нож. Палочки так и были оставлены им на месте, а нож Поттер засунул за пояс полотняных брюк, тех самых, что дал ему однажды Сигурд. Брюки были уже порядочно истрепаны, да и парень сильно из них вырос, однако он с невероятным упорством продолжал их носить.

Поттер прислушался к звукам, наполнявшим замок. Тишина. Нигде не было слышно крадущихся шагов Перегрина, ни лязганья ножа, в руках беспощадного убийцы. Поняв, что в Багдаде всё спокойно, Поттер спустил босые ноги на холодный пол и осмотрелся.

На колченогом стуле — похоже, что в Кайслин Дирг другой мебели, кроме как без ножек, не встречалось, — стоял его обыкновенный завтрак, состоящий из яичницы, хлеба и кружки воды.

Несмотря на обычный утренний голод, мальчику кусок в горло не лез. Он рассеянно крошил хлеб и настороженно прислушивался к звукам, доносящимся из-за двери. Любой шорох он принимал за мягкий шаг Гая, а любой скрип — за звук открывающейся двери. Покончив с завтраком и хорошенько умывшись (Поттер рассудил, что если умирать — то чистым), Гарри вышел из комнаты.

Коридор огромного замка встретил его холодом и тишиной. Продвигаясь по коридору короткими перебежками, он достиг дверей замка и быстро выскользнул наружу. Никаких следов Перегрина. «Это хорошо» — подумал мальчик и направился к реке.

Над водой густо клубился туман. Небо было обложено тучами и солнце бледно светило сквозь свинцовую пелену. Роса, к удивлению мальчика, не сошла с травы, и он не смог отказать себе в удовольствии покататься по влажной, зелёно-седой траве.

Сигурд говорил, что люди, купающиеся в утренней росе, становятся сильнее и здоровее. По его словам, несколько унций росы определённого лета сбора стоят не дешевле драконьей крови.

Гарри раскинулся на влажной траве и закрыл глаза. Возможно, это его последнее утро на этом свете. В голову полезли мысли о жизни после смерти. Вроде как, там за гранью, тоже есть свой мир… Или ещё лучше, может он станет призраком…

А тем временем в замке, в одной из его башен, Гай Перегрин праздновал свою заочную победу.

Вообще, спальня Перегрина представляла собой крайне занимательное помещение — комната была круглой, ибо находилась прямо под крышей башни. Потолок желтел штукатуркой, расписанной самым удивительным образом. По кругу бежали, летели и ползли самые удивительные представители магической фауны. Здесь были виверны и драконы, василиски и келпи, фениксы и единороги, пегасы и горгоны, словом все, кого когда-когда либо описывали в мифах. И все они били копытами, махали крыльями или шипели клыкастыми пастями.

Внутри круга из животных помещался небесный свод со всеми существующими созвездиями. Ярче всех сейчас горели звёзды, составляющие созвездие льва — бо весь конец июля принадлежал именно этому знаку. А в самом центре было помутневшее от времени старинное ртутное зеркало. Зачем оно было помещено в центр потолка, было непонятно, да и хозяева замка не слишком пытались разгадать эту тайну.

Однако ничего запоминающегося, кроме потолка, в комнате не было. Всё здесь было старым, невероятно старым и грязным. Закопченные стены, варварской рукой закрашенные наборные окна из цветного венецианского стекла, клочья пыли по углам, серое и у уже рассыпающееся от старости постельное бельё на огромной кровати с балдахином.

Остановимся подробнее на кровати — на ней как раз и лежал Гай Перегрин. В одно руке у него была неизменная заплесневевшая бутыль с вином, а в другой — волшебная палочка. Изредка он шумно отхлёбывал из бутылки, причём вино рубиновыми брызгами кропило постельное бельё, однако Гаю было на это плевать.

Сегодня на душе у него был праздник, да, чёрт возьми, праздник! Сегодня он убьёт треклятого мальчишку, а потом… потом хоть трава не расти! Цель его жизни будет исполнена.

Перегрин лениво поднял руку с палочкой и, прицелившись, выпустил в потолок багровый луч заклинания. Он чувствовал себя победителем. Заочно. Так он ощущал себя только добрых двадцать пять лет назад, когда собственноручно прикончил Карлуса и Доротею Поттеров во время традиционной охоты на лис…

Тогда, двадцать пять лет назад, он ощущал себя так, словно на душе ангелы пели. Он ощущал, чёрт возьми, ощущал, что сделал правильное, хорошее, по настоящему хорошее дело.

Он удивительно чётко помнил этот осенний день, грохот собственного злобного пульса в ушах, жаркий топом лошадиных копыт и то, как кровавая дымка вырвалась из спины Карлуса, когда его, Перегрина, меч, встретился с плотью.

Он помнил оглушительный визг Доры Поттер и то, как её золотые кудри блеснули в свете осеннего солнца, когда меч, обагрённый кровью Карлуса, срубил её аккуратную головку с плеч. Помнил он и то, как поттеровские кони хрипели, чувствую запах крови и каким-то своим чувством понимали, что их хозяев больше нет на свете. Он помнил всё, что произошло.

А потом его жизнь закрутилась пьяным хороводом. Вскоре в приличном, так сказать, обществе, прознали про то, кто убил Поттеров, и Перегрину стал путь в магический мир заказан. К нему в дом ходили какие-то люди, тыкали ему под нос аврорские удостоверения, однако Гай, рыча как дикий зверь и нещадно матерясь, выталкивал представителей закона из своего дома.

Гай был полностью отрезан от окружающего мира. Единственный, кто не оставил рыжеволосого Князя, так это Сигурд.

Сигруд Фергюссон стал самым дорогим его другом, какие только вообще были у Гая. Навещал он его редко — всё же Бард, гонец… Постоянная работа и абсолютная невозможность сидеть на одном месте. Сам Сигурд говорил, что если живёт где больше месяца, то вскоре почти теряет интерес к жизни. Однажды, по его же словам, он даже пытался от тоски повеситься. Вовремя, правда, из петли вытащили.

К слову сказать, несмотря на такой кочевой образ жизни, у Фергюссона была семья. Жена и две красавицы-дочки, чью колдографию норвежец всегда таскал в своей котомке…

Перегрин вынырнул из своих воспоминаний, допил вино, окончательно измазав простыни, и поднялся с кровати. Не с первой, кстати, попытки.

— Дилли!

Домовик появился немедленно, с негромким хлопком.

— Ты не видал, сопляк встал или нет?

— Дилли видел, как молодой Поттер проснулся, поел и пошёл на реку, Хозяин, молодой Поттер сегодня плохо ел…

— Плевать мне на его аппетит, он сегодня в последний раз вообще жрёт, скот этакий! — Гай ногой пнул эльфа так, что тот отлетел в стену, — У, падаль…

Перегрин спустился вниз, в зал, приказал Дилли принести ему еды и вина и принялся ждать мальчика.

Поттер же провёл на улице практически весь день. Он долго купался в неожиданно тёплой речной воде, нырял за беззубками и лежал на берегу, надёжно укрытый туманом от посторонних глаз. Несколько раз он проверял, насколько остёр его нож и в итоге остался доволен.

После купания, он оделся и отправился в лес. Ему там нравилось. В основном в лесу росли сосны, кое-где под их сенью чахли небольшие разлапистые дубки, которые, несмотря на лето, были одеты в жёлтую листву. Земля была покрыта толстым слоем опавшей хвои, тысячи иголочек которой приятно кололи босые ступни и скрадывали звук шагов. Лес был настоящим кладезем таинственных шорохов и звуков, которые заставляли чувства Гарри по-звериному обостряться.

Гарри Глубоков вдохнул воздух, весь пронизанный запахами хвои, сырости и древесной гнили. Он не хотел умирать, о Боги, как он не хотел умирать!

Гарри вернулся в замок под вечер. Осторожно прокрался через холл, заглянул в зал — Перегрин дрых, по-видимому, пьяный. Всё так же крадучись, он проник в свою комнату, умылся, доел то, что осталось от завтрака, ибо есть ему хотелось безумно, спрятал нож под попоны и улёгся в постель. Он изо всех сил старался не уснуть, боролся со сном, однако глаза предательски слипались, и сон вскоре одолел мальчика.

Спустя несколько часов, в его комнату трансгрессировал эльф Дилли. Он проверил, крепко ли спит мальчик и изчез с негромким хлопком.

А через двадцать минут, дверь в комнату отворилась с еле слышным скрипом и в комнату проникла тёмная фигура. Эта фигура была Гаем Перегрином. В его руке тускло блеснул своим лезвием небольшой топор для разделки мяса.

Мальчик, словно почуяв неладное, пошевелился. Во сне. Перегрин замер, однако мальчик всего лишь перевернулся с бока на спину и теперь спал, раскинувшись на своём ложе. Гай явственно видел, как хрупкая мальчишеская грудь, прикрытая старенькой льняной рубашкой, колышется в неверном голубоватом свете луны, льющемся из окна. Тихо, с грацией, неожиданной для такого массового тела, Перегрин приблизился к мальчику, занёс над ним топор, закрыл глаза и на опустил прямо на тщедушное тельце.

Перегрин ожидал хруста, взвизга, клокочущего дыхания и надсадного кашля, однако вместо этого последовал сильный удар в солнечное сплетение и Перегрин повалился куда-то вниз. Он открыл глаза и одновременно этим почувствовал под собой костлявое извивающееся и явно живое тело мальчишки.

Парень был испуган и немудрено — он проснулся за секунды до того, как страшное лезвие коснулось его груди, и успел изо всех сил брыкнуть своего убийцу в грудь.

Туша Перегрина навалилась на него со всей своей чудовищной тяжестью. Гарри извивался как мог, старался освободиться, однако противник был тяжелее и в создавшейся ситуации имел явные преимущества.

Гай сумел-таки перехватить свой топор поудобнее и снова замахнулся, метя на этот раз в голову мальчика. Поттер сумел в последний момент вывернуться, и острие вошло на два дюйма в дерево.

Тогда Перегрин принялся его душить. Тут у Гарри не было ни малейшего шанса вырваться — сила, с которой его давило тело убивающего его мужчины, тиски, сдавливающие его шею, не давали ему шелохнуться.

Поттер задыхался. Перед глазами плыл белёсый туман, какие-то круги, рот жадно хватал такой нужный воздух, из глаз текли слёзы. Перегрин с мрачным удовлетворением отметал, как наливаются кровью глаза мальчишки, как синеют его губы и как попытки вырваться становится всё слабее и слабее…

Неожиданно Гарри ощутил, как на секунду ослабела хватка — Перегрин отнял одну руку утереть пот со лба. Дальнейшие действия заняли секунды — Поттер сумел таки выхватить одной рукой свой нож, рукоять которого всё это время упиралась ему в спину и полоснул им Гая по багровой, со вздувшимися венами, шее.

Кровь, тёплая и солёная, хлынула моментально. Она залила мальчику всю грудь и весёлым ручейком побежала на пол. Перегрин страшно захрипел и схватился за распоротое горло, скатываясь на пол. Он забился на полу, нелепо загребая ногами воздух и потрясающе воя. Гарри не смотрел на него, предсмертный вопль слышал как будто через толстую пуховую подушку. Он изо всех сил сжимал свой нож и пытался восстановить дыхание.

Вскоре вой перешёл в влажный клёкот, который Поттер прекратил, безжалостно вонзив нож в грудь умирающего.

Ведь, если не трус, то ты свой, словно Маугли,

(Irish Ёрш — Лондонские Джунгли)

Гарри недолго пробыл в Кайслин Дирг, после того, как убил Перегрина. Он каким-то шестым чувством ощущал неприятие его замком. Ему казалось, будто замок превратился в гигантскую жаждущую утробу, коридоры — в чудовищные кишки, постепенно перемалывающие его душу.

Гарри не заходил в свою комнату вообще — тело Перегрина он так и оставил там. Его мучитель и хозяин, даже мёртвый, внушал мальчику животный страх. Первые несколько ночей Поттер провёл на улице, однако ночная свежесть скоро переросла в настоящий, пробирающий до самых костей холод, и мальчику пришлось перебраться в конюшню, под бок к кобыле. Ощущая рядом с собой тёплое живое существо, он мог не бояться… всякого.

Сон на самом деле превратился для Поттера в пытку — каждую ночь ему снился Перегрин, облепленный мухами, страшный, весь раздутый, с распоротыми горлом и грудью. По большей части мертвец просто стоял, глядя на него своими провалившимися и выцветшими глазами, или же утробно клокотал лёгкими, наполненными кровью.

Эти сны и постоянное ощущение, исходящее от замка, не внушало Гарри никакого желания далее оставаться тут. И вот, однажды утром, он собрал всё в замке, что показалось ему более или менее интересным и полезным. В седельные сумки он напихал как можно больше провизии, поколебавшись, туда же он сунул и бутылку вина. Книги и манускрипты он оставил в библиотеке и кабинете, немного пожалев о том, что не умеет читать. Взяты были также деньги, какие Гарри нашёл в кабинете в ящике.

Итак, Поттер отправился в большой мир. Мир и впрям оказался большим. Даже очень — за день пути он, обернувшись, всё ещё мог увидеть башни Кайслин Дирг. К концу второго дня Гарри выехал на шоссе. Дорога с асфальтовым покрытием привела его в неописуемый восторг — он таких не видел никогда в жизни. Не удержавшись от соблазна, он соскочил с лошади и прошёлся по раскалённому асфальту босиком.

«Интересно» — подумал он, постоял ещё немного и продолжил свой путь.

Вечером этого же дня случилось несчастье — он, по незнанию, устроился на ночлег прямо на трассе. Лошадь прикорнула рядом. Гарри был слишком уставшим, что бы услышать звук приближающегося дальнобоя, однако лошадь мальчика услышала и рванула прочь, а оказалось — прямо под колёса тягача.

Гарри разбудили визг тормозов, дикий лошадиный крик и громкие ругательства водителя. Проснувшись, Гарри быстро оценил ситуацию — невиданное чудовище сожрало его лошадь, а теперь собирается напасть и на него! Мальчик, не желая рисковать своей головой, подхватил было сумки и побежал, однако чья-то сильная рука схватила его и развернула к себе.

В голове у Поттера пронесся миллион мыслей: чудище схватило его, Перегрин восстал из мёртвых и собирается его, Гарри убить.

— Эй, пацан, это я твою лошадь?..

Гарри осторожно открыл глаза, которые было зажмурил. Его за шкирку держал какой-то невысокий, полный мужчина, с клочковатой рыжей бородой и обширной лысиной. Одет он был в мешковатые синие джинсы, клетчатую рубашку и футболки с непонятной Гарри надписью.

— Пацан, ты что глухой, немой или всё сразу? — и мужчина несильно встряхнул его.

— Нет, я нормальный, — Гарри испуганно втянул голову в плечи и постарался сделаться как можно более маленьким и незаметным.

Тем временем его новый знакомый оглядывал его одежду — весьма колоритные, надо вам сказать, лохмотья — и две большие сумки, висящие через плечо.

— Ты откуда?

— Оттуда, — Гарри неопределённо махнул рукой куда-то в сторону леса.

— Деревенский?

— Да, — быстро согласился Поттер, надеясь, что это будет последним вопросом этого странного человека, однако надежды его не оправдались.

— В город пытаешься добраться?

— Да, — ответ последовал немного смущенный.

— Понятно. Пошли, лошадь твою приберём.

Вместе они вытащили останки несчастного животного из-под бампера огромной машины. Гарри довольно быстро понял, что это существо, сожравшее его лошадь, на самом деле подчиняется этому маленькому, постоянно болтающему человеку. А ещё через некоторое время, уже сидя в салоне автомобиля, он понял, что это существо на самом деле мёртвое, а этот человек им управляет. Правда, тогда было непонятно, зачем оно напало на несчастную кобылу.

Впрочем, Гарри довольно скоро забыл про животное и принялся наблюдать за тем, как его спутник дергает за разные палки и нажимает светящиеся круглые штуки. А уж когда бородатый достал сигареты и закурил, его авторитет в глазах Гарри взлетел до небес.

«Наверное, надо быть очень могущественным магом, что бы при помощи это странной штуки выдувать туман изо рта», — подумал Поттер с уважением. Ему ни на секунду не пришлось думать, что этот человек — не маг.

— Как тебя зовут-то, пацан? — дальнобойщик открыл окно, впустив в салон свежий ночной воздух, и выкинул окурок на улицу.

— Меня?.. Гарри. Гарри Поттер.

— Вон оно что… А меня Джек Доусон.

Джек протянул Гарри свою широкую, всю в жёлтых мозолях ладонь, и Гарри её с удовольствием пожал.

Проснулся Поттер, как водится, рано. Он не сразу понял, где он находится — вместо вонючих попон он был укрыт пушистым махровым полотенцем. От него вкусно пахло мылом, бензином и чем-то съестным.

— А, проснулся! С добрым утром, Гарри! — Поттер вздрогнул, от незнакомого утреннего приветствия и, щурясь на свет, принялся вспоминать, где он и как оказался.

Картина вчерашнего дня быстро выстроилась перед его глазами, и Гарри принялся с удвоенным интересом изучать водительскую кабину. Поняв, что Джек относится к нему вполне дружелюбно, мальчик засыпал его всевозможным вопросами о устройстве машины и назначении различных педалей, рычагов и кнопок, которые блестели и так и манили потрогать.

Совсем осмелев, Гарри попросил у Доусона сигарету, когда тот в очередной раз закурил. В сигарете ему было не отказано, и вскоре мальчик сидел, набирая в рот едкий дым, чмокая и выпуская его тонкими струйками прочь.

К трём часам они были в Ньюпорте. Это был первый город, который Гарри увидел в своей жизни, и он произвёл на Гарри неизгладимое впечатление. Ещё на подъезде к городу Поттер увидел целый караван дальнобоев, муравьиной тропкой тянущийся к месту въезда. Впрочем, их с Джеком рейс не нуждался ни в каких регистрациях, и они промчались мимо, провожаемые завистливыми взглядами водителей других машин.

В городе Доусон справедливо рассудил, что мальчик хочет есть и, не мудрствуя лукаво, купил ему большой пакет чипсов и сандвич с тунцом. Пока Гарри ел, Доусон продолжал его рассматривать.

«Нет, явно не деревенский. Ведёт себя как дикарёныш, от машин шарахается, ест так, будто ничего подобного в жизни не пробовал», — думал дальнобойщик, заказывая своему попутчику ещё один сандвич, на этот раз с кетчупом и ветчиной.

— Вкусно? — Джек улыбнулся и положил свою большую руку Гарри на плечо.

— Очень, спасибо сэр, — прогудел Гарри с набитым ртом в ответ и попытался улыбнуться. Попытка оказалась неудачной, и по его подбородку потек кетчуп.

— Не болтай с набитым ртом, хорошо?

Гарри сделал мощное глотательное движение и кивнул.

Дальнейший путь они проделали за полутора суток. По большей части Гарри в дороге спал, завернувшись в Джеково полотенце и прижав к себе свой багаж. Как отметил Доусон, спал мальчик беспокойно — вскрикивал, сучил ногами и что-то бормотал. Один раз, прислушавшись Джек разобрал, как мальчик просит кого-то не убивать его.

Для себя Джек решил, что в Лондоне, он отведёт парня в полицию и пусть там они с ним разберутся. Там-то Гарри всё про себя и расскажет. Честно говоря, дальнобойщику страсть как хотелось узнать, откуда же этот парень вылез, что ни разу в жизни машины не видел и обычной еды не ел. Иногда ему казалось, что сумки парня могут дать ответы на все его многочисленные вопросы, однако залезть в них не было никакой возможности.

В Лондон они прибыли около шести часов вечера. Почти четверо суток Гарри провёл в дороге и порядочно устал. Он с нетерпением ждал, когда сможет выйти из душной и пропахшей бензином водительской кабины и пойти, куда глаза глядят — всё же ездить в железном чудовище ему было всё ещё страшновато.

— Ну вот и приехали, малыш. Лондон! — и Джек широким жестом обвёл лобовое стекло.

Они въехали не в самое привлекательное и впечатляющее боро Лондона, однако мальчик расширившимися от восторга и какого-то суеверного ужаса глазами смотрел на причудливое смешение старых и новых домов, огромных многоэтажных бизнесцентров и кирпичных жилых домов.

Они остановились возле знака, разрешающего стоянку гружёных машин, и Джек вылез из водительской кабины, пообещав Гарри с кое-кем его сейчас познакомить.

Гарри следил за Джеком до тех пор, пока тот не исчез за углом какого-то здания. Сидеть в машине? Ха! Поттер конечно был благодарен этому человеку за приют и всё такое, но оставаться у него он… боялся. Кроме того, Джек Доусон был рыжим, а Гарри уже имел честь быть знакомым с одним рыжим. Поттер расстегнул свою сумку, вытащил из неё головку сыра, залитую жёлтым воском, и положил её на сиденье. Потом пошарил по всем бардачкам, какие только смог открыть, и отправил к себе в багаз блок сигарет и серебристую зажигалку.

Наконец Поттер взвалил на себя свои сумки и дернул дверь машины. Она оказалась закрытой. Мальчик почувствовал, как его начинает охватывать паника, однако, не долго думая, он влепил сам себе пощечину, вытащил из рукава одну из своих волшебных палочек, шепнул «Алохомора» и был таков.

Джек вернулся к своей машине только спустя полчаса в сопровождении офицера полиции.

— Да вы сами увидите, парень ей-богу, как из Средневековья — на лошади ехал, без седла с сумками такими странными, из кожи. И в лохмотьях таких, не приведи Господь!

Офицер недоверчиво кивал, слушая речи размахивающего руками Доусона.

— Гарри! Офицер, а вот и Гарри! — Джек торжественно распахнул дверцу машины. Полисмен хмыкнул.

— Сэр, это была очень неудачная шутка. Если головку сыра вы называете именем «Гарри», я советую вам обратиться к душевному врачевателю.

Джек недоверчиво заглянул в нутро водительской кабины. И правда, следов мальчика не было. Не было даже полотенца, которым он укрывался ночами. Зато на водительском сиденье красовалась большая, глянцево поблескивающая восковым покрытием, головка сыра.

[i}Есть такие девы,

что торгуют телом:

коли нету денег,

все годится в дело!

(Тол Мириам — Песни черни)

Гарри шёл по асфальтовой мостовой, крутя головой со скоростью пропеллера. В одной руке — на всякий случай — палочка, в другой — седельные сумки. Город был очень шумным, очень пёстрым и поначалу Поттер пожалел, что покинул безопасную кабину дальнобоя.

Однако чем дальше он шёл, тем интереснее становилось вокруг. Люди в городе значительно отличались от обитателей деревни — женщины по большей части ходили на каблуках и в коротких юбках, а мужчины — в костюмах. Большая часть народа прижимала к ушам странные коробки, в которые непрерывно говорили, говорили, говорили…

Лондон говорил. Говорили между собой женщины на автобусных остановках, говорили мужчины, болтали дети, едущие на велосипедах и роликовых коньках, казалось, что даже собаки, перелаивающиеся через улицу, тоже говорят.

Гарри слонялся по улицам до тех пор, пока не стемнело окончательно, и не зажглись фонари. Он, как человек никогда не бывший в большом городе, не понимал опасностей, скрывающихся за каждым поворотом. Так, уже было, устроившись на ночлег в одном из паскудных, плохо освещённых переулков, он был согнан каким-то грязным, распространяющем амбре немытого тела и перегара, мужчиной. Воспоминания о Перегрине, от которого пахло примерно так же, были свежи, и Гарри поспешил убраться куда подальше.

Следующие несколько кварталов он пробежал, и неожиданно оказался на довольно оживлённой улице. Здесь играла громкая музыка, сверкали неоновые вывески, а люди шутили и смеялись. Испуганный и ослеплённый светом ночных огней мальчик бросился было бежать дальше, но неожиданно врезался во что-то мягкое и, несомненно, живое.

Это самое живое взвизгнуло женским голосом. Вслед за визгом, в уши Поттеру хлынули голоса других женщин:

— Ооооо, какой малютка к нам забрёл!

— Иди сюда мой сладкий, дай я причешу твои волосики!

— Смотри-ка, куда сразу ткнулся! Знает своё дело парень, мужиком вырастет!

— Малыш, ты заблудился?

Гарри отнял голову от бёдер женщины, в которые он со всего размаху и врезался, и огляделся. Вокруг него толпились женщины. Все — какие-то усталые и чрезмерно ярко накрашенные.

Как ты, читатель, уже мог догадаться, Гарри оказался в так называемом квартале красных фонарей. Постоянные обитательницы данного места разглядывали его с каким-то жадным любопытством. Некоторые старались коснуться его сбившихся в колтуны волос или лохмотьев и постоянно трещали, трещали, трещали…

Неожиданно Гарри растерялся. Он сам не узнавал себя — неужели он всего пару недель назад одолел чудовище, которое отравляло ему всю его сознательную жизнь? Неужели это он купался в утренней росе всего несколько недель назад? Гарри потерянно шарил глазами по лицам окруживших его женщин, пропуская мимо ушей пошлости, которые они говорили о нём и чувствовал, как к горлу подкатывает ком.

— Эй, бабы, что бы там нашли? — вперёд протолкалась молодая и довольно красивая женщина с чёрными как смоль волосами.

Она положительно выделялась из всей толпы продажных женщин. Во всей её фигуре сквозила какая-то гордость, достоинство, в общем, то, что не встречается у обычной путаны. Женщины, окружившие было Гарри плотным кольцом, расступились, шипя, как обиженные гарпии, а черноволосая жрица любви присела перед Гарри на корточки.

— Эй, малыш, ты откуда такой? Ты издалека? — она коснулась подбородка Поттера и глянула в его глаза пронзительным, каким-то птичьим взглядом.

Гарри кивнул, потом поколебался секунду и обхватил женщину за шею, заходясь в рыданиях.

— Ну, ну, малыш, всякое в жизни бывает, что же теперь плакать каждый раз? — успокаивающе шептала женщина, поглаживая Гарри по немытым волосам.

— Фу, Эсми, а если там вши? — скривилась одна из шлюх, стоящих неподалёку.

Эсми ответила ей коротким злым взглядом.

— Блохи, вши и гигантские маньчжурские тараканы у него на голове — это отныне моя проблема. А ты иди к чёрту, Кэрол, — отчеканила она, вытерла слёзы мальчику и, взяв его за руку, повела куда-то в глубь оживлённой улицы.

Дальнейшее прошло как в тумане. Кажется, его раздели и положили на что-то очень и очень мягкое, потом кто-то говорил с ним, он, кажется, что-то отвечал. А потом он провалился в сон, тяжёлый и глубокий. И абсолютно без сновидений.

Его разбудило чьё-то пение, совсем рядом. Первым делом Гарри пошарил вокруг себя и обнаружил, что привычного махрового полотенца на нём нет. И вообще, спит он голый, впервые за всю свою более или менее сознательную жизнь. Кроме того, то, на чём он лежал, было мягким, очень мягким, шелковистым и прохладным на ощупь.

Гарри осторожно открыл глаза. Он лежал на очень большой кровати в большой и светлой комнате с большими окнами, прикрытыми лёгкими тюлевыми занавесками. Под окном стоял огромный, кремового цвета, кожаный диван. На диване сидела его вчерашняя спасительница и задумчиво крутила в пальцах… волшебную палочку и напевала какую-то песню на неизвестном Гарри языке.

— Привет, — женщина, заметив что мальчик проснулся, отложила волшебную палочку в сторону, и пересела к нему на кровать.

— З-здравствуйте, — растерянно отозвался мальчик.

— Как ты себя чувствуешь? — она положила ему на лоб свою прохладную белую руку и улыбнулась.

— С-спасибо, всё хорошо.

Гарри был готов разрыдаться — пока только один человек в мире интересовался, как он себя чувствует. Его заполнило чувство огромной признательности и любви к этой женщине и он сложил свои дрожащие от волнения губы в кривую улыбку.

— Меня зовут Эсмеральда. Можно Эсми. А как твоё имя?

— Гарри.

— Очень приятно, — женщина убрала свою руку со лба ребёнка, — Чёрт, я дура! Ты же хочешь есть, наверное?

— Очень, — смущённо признался Гарри под жалобное урчание желудка. Сандвичи и кола, которыми кормил его Джек на подъезде к Лондону, казалось, были из прошлой жизни.

— Сейчас я принесу нам завтрак. Сиди и никуда не уходи! — Эсми сорвалась с места и выскользнула из комнаты.

Гарри сел на кровати и осмотрелся. Кроме вышеупомянутого журнала и кровати, на которой Поттер и возлежал, в комнате были шкаф, два кресла и большая тумбочка, на которой стояла красивая стеклянная ваза с цветами. На стене, в простеньких рамках висели картины, изображающие соколиную охоту. На стене, противоположной окну, была неприметная дверь, за которой, как выяснилось, скрывалась небольшая ванная.

Гарри слез с кровати и коснулся босыми ногами пола, устеленного пушистым бежевым ковром. Ощущения были приятны даже для его ног, загрубевших и потерявших чувствительность от ходьбы босиком.

Он подошёл к окну, стараясь касаться ковра босыми ногами как можно аккуратнее, дабы продлить нежные прикосновения, влез на диван и коснулся руками холодного стекла.

За окном бурлила жизнь. Ехали машины, шли по своим делам люди. Под окнами осторожно кралась по своим делам пёстрая кошка. На секунду она подняла свои жёлтые глаза вверх и как-то уж слишком пристально посмотрела Гарри в лицо. Это отчего-то очень испугало ребенка, и он отпрянул от окна.

С сильно бьющимся сердцем, он вернулся на своё ложе.

«Хватит бредить. Кто меня здесь найдёт? Перегрина нет, никто больше за тобой не охотится. Если ты будешь и дальше шарахаться от каждой тени, ничего хорошего из этого не выйдет. И потом, ты точно уверен, что кошка смотрела именно на тебя? — Гарри растерянно посмотрел на свои руки, — Нет, так дело не пойдёт. Это обычная кошка».

Гарри собрался с духом и решительно подошёл к окну. Глянул вниз. Животного не было на месте.

«Убежала», — с каким-то облегчением подумал он.

Неожиданно дверь, ведущая из комнаты, открылась и в комнату вернулась Эсми, нагруженная подносом, на котором стояло огромное количество самых разнообразных баночек, бутылочек и тарелочек.

— Эй, — Эсми лукаво посмотрела на Гарри, — Прикрой хозяйство-то. Я смущаюсь.

Гарри не вполне понял её слова, но всё-таки порозовел. Он прикрыл причинное место ладошкой и, бочком, по-крабьи перебрался на постель и завернулся в покрывало.

— Сейчас будем есть! — торжественно объявила Эсмеральда и поставила поднос на кровать.

Столько всякой еды мальчик видел впервые. Тут были и жареные сосиски, и бекон, и ветчина, и янтарно— жёлтый мёд в маленькой стеклянной вазочке, в такой же вазочке лежали какие-то крупные зелёные ягоды, обозначенные чудным словом «оливки», и хлеб самого разного вида. В небольшой кастрюльке находилась густая овсяная каша, в кувшинчиках — молоко, сок и кофе, а на красивой фарфоровой тарелке лежала пара пирожных.

— Я просто не знала, что ты больше любишь на завтрак, поэтому взяла всего понемногу, — сказал Эсми, глядя на потрясённое лицо мальчика.

Приступили к еде. Эсми рассказывала мальчику разные смешные истории из жизни её друзей, зорко глядя, что бы тарелка Гарри не пустела, однако сама она съела крайне мало. На справедливый вопрос Гарри «почему?» она отмахнулась, объяснив всё непонятным словом «диета».

Гарри попробовал все, что было на подносе, и скоро кончил завтрак, почувствовав, что он здорово сыт. Он сонно откинулся на подушки и молча глядел в потолок, пока Эсмеральда относила куда-то поднос с остатками еды. Мысли текли ленивые, тягучие и липкие, как только что съеденный им мёд. Вернулась его благодетельница и снова принялась болтать, на этот раз выспрашивая Гарри о том, где он жил до того как попал в Лондон, как он тут оказался и ещё массу всего. Гарри отвечал поначалу лениво, односложно, но потом его захватила злость и обида, но под конец разоткровенничался. Он не умолчал и об убийстве Перегрина, и о Сигурде и вообще, обо всём том, что его окружало всю его жизнь. Под конец он разрыдался, снова оказавшись в объятьях женщины.

Эсми прижимала к себе содрогающееся в рыданиях тело мальчонки и судорожно думала. То, что этот мальчик — волшебник, она поняла сразу. Он весь пропитан магией — как чужой, так и своей. Такое редко встречается у современных детей. Ему одиннадцать лет, но он не в Хогвартсе. Вероятно, чары Опеки Перегрина, или как его там? уничтожили его привязку к Книге Душ Хогвартса. И как же так получилось, что ребёнок попал в руки к кровожадному маньяку, у которого с его родом Кровная вражда?

— Слушай, — она жарко зашептала мальчику в ухо, — Хочешь, я оставлю тебя жить со мной?

Ребёнок поднял голову и посмотрел в её сочувственное лицо.

— Хочу.

— Отлично, — Эсми сорвалась с места, захлопала в ладоши и закружилась по комнате.

Она ненадолго куда-то ушла, потом вернулась в компании какой-то полной пожилой женщины в шёлковом халате с глубоким вырезом, открывавшим вид на её усохшие груди. Эсми долго рассказывала ей искажённую донельзя историю жизни ребёнка, и кое-где приукрашивая её живописными подробностями.

Она, конечно, умолчала о магии, убийстве Перегрина и Сигурде, но рассказала о тяжёлой работе, которую постоянно выполнял мальчик. Гарри быстро смекнул, чего хотела его новая знакомая, и в нужных местах шумно шмыгал носом и кивал.

Под конец душещипательной истории, старая бордель-маман сама пустила скупую старческую слезу, потрепала мальчика по щеке и разрешила оставить его в доме терпимости.

Напоследок она порылась в карманах своего халата, вытащила пятифунтовую бумажку и протянула её Поттеру:

— Вот, малыш, купи себе вкусненького.

Гарри бумажку взял, горячо поблагодарив женщину.

Хозяйка притона покинула комнату, а Эсми, устало рухнула на кровать, пролежала молча пару минут, потом лукаво скосила глаза в сторону парнишки:

— Эй, Гарри, ты отличный актёр.

— Северус, скажи мне ещё раз…

— Директор, я говорил вам уже много раз, я пытался попасть в замок, но передо мной вставала преграда. В лучшем случае меня просто отталкивало, в худшем, — Снейп показал на багровый рубец, пересекающий его впалую щёку.

— Ты уверен, что это был именно тот замок?

— Господин директор, я не страдаю топографическим кретинизмом, — окрысился профессор зельеварения.

Дамблдор грустно покачал головой и подошёл к насесту с Фоуксом, издавшим мелодичную трель видя его расстроенное и уставшее лицо.

Ужё прошёл почти месяц с того момента, когда первокурсники прибыли в школу Чародейства и Волшебства Хогвартс. Но среди них не было мальчика, который был спрятан от всего мира десять лет назад. Сначала — под чарами Фиделиус, потом — у Северуса Снейпа, а потом — у неизвестного, чьё имя Снейп до сих пор не желал раскрывать.

Сначала директор пытался успокоить себя тем, что бывали прецеденты, когда ученики прибывали в школу, например, в первый день занятий. Или по прошествии какого-то небольшого времени — по семейным обстоятельствам, например, или из-за болезни. Однако, как бы Дамблдор не пытался найти объяснения отсутствия мальчика, червячок тревоги глодал его изнутри.

Теперь же, когда Поттер уже как месяц должен был бы приехать в школу, Альбус прекратил пытаться как-либо утешить свои тревоги, и развернул полномасштабную поисковую операцию. Поттера искали преподаватели, члены распущенного Ордена Феникса и, наконец, сам глава школы. Искали всеми возможными способами, искали при помощи географического маятника*, разматывали Клубок Ариадны*, пытались пускать по его следу Гончую*, но всё было бесполезно. Складывалось такое впечатление, будто этого ребёнка никогда не существовало на свете.

Альбусу иногда казалось, что и правда Гарри Джеймс Поттер никогда не рождался, однако лично присутствовал при крещении мальчика, своими глазами видел малыша, окунаемого в купель, и мог бы поклясться, что этот ребёнок был.

Директор сокрушённо покачал седой головой.

— Иди Северус.

Снейп согнулся в церемонном полупоклоне, развернулся на каблуках и стремительно вышел из кабинета.

Его злил Дамблдор. Его раздражал Дамблдор. Да, чёрт возьми, сейчас его раздражало всё на свете. А ещё его терзало чувство вины, ибо он, будучи обученным менталистом, он ощутил над Кайслин Дирг, замком, куда он шесть лет назад самолично отправил Поттера, свежую и довольно сильную ауру смерти.

Он всё ещё чувствовал железистый привкус серого облака, которое накрывало замок и большую часть прилежащих земель, и понимал, что погибнуть в обиталище Перегрина мог только один человек — Гарри Джеймс Поттер. Он, по мыслям Северуса, никак не мог победить Гая. У него просто не было шансов.

«Надо было довериться директору и отдать мальчика магглам. Нет же, надо было мне, идиоту, отдать его этому человеку».

— Профессор Снейп, — звонкий мальчишеский голос вывел его из мыслей, полных самобичевания.

Северус нехотя обернулся на голос и увидел своего крестника и двух его приятелей — Винсента Кребба и Грегори Гойла.

Драко Люциус Малфой был копией своего отца. Как внешне, так и характером. Одинаково высокое самомнение. Одинаково заносчивый взгляд. Одинаково зализанные назад белёсые волосы и острые крысиные носы. Казалось, что от матери, Нарциссы Блэк, наследник Малфоев не взял совершенно ничего.

Что касалось двоих друзей крестника, то более тупых мальчиков Северус не мог припомнить. У них из рук валилось абсолютно всё, они были неспособны провести простейшее трансфигурационное превращение, а любое зелье они превращали в полужидкую мастику, которую даже от котла отмыть было невозможно.

— Что вы хотели, Драко? — Снейп скрестил руки на груди и мрачно взглянул на мальчика.

Под этим мрачным, холодным взглядом, с Драко, казалось, в момент смыло всё самодовольство, с каким он было подошёл к крёстному. Двое его шкафоподобных друзей затряслись как осиновые листья и попытались спрятаться за своего щуплого покровителя.

— Вы так и будете молчать? — прищурился Северус, перекатываясь с пяток на носок и грозно глядя на юного слизеринца, — если вы позвали меня что бы напомнить моё имя, то спасибо. Я его помню.

— Н-нет, профессор, простите, — потупился Драко, — Я хотел сказать вам, что сегодня ночью в зале Наград гриффиндорцы Лонгботом и Уизли хотят заложить бомбы-вонючки.

— Я приму это к сведенью, — бросил Снейп вновь приосанившемуся Драко и пошёл прочь.

Грегори и Винсент взирали на своего хрупкого патрона с неподдельным обожанием.

* * *

С горы на замок открывался чудесный вид. В лучах закатного солнца совсем не было видно выщербленных камней, башенных крыш с облетевшей черепицей и окон, давно лишившихся стёкол, слепо зиявших теперь на серых стенах.

Закат окрашивал замок во все оттенки красного и оранжевого, делал его похожим на сказочный. Казалось что ещё чуть-чуть, и над острыми башнями взмоет в небо огромный дракон, хлопающий кожистыми крыльями, или звонко запоёт охотничий рожок и сейчас же от замка понесутся гривастые арабские кони, жарко стуча копытами, залают собаки и послышатся тяжёлые гортанные голоса гордого северного народа… Однако нет, нет ничего, есть только старые стены и разваливающиеся камни.

Человек, доселе молча взиравший на замок, докурил свою трубку с длинным чубуком, вытряхнул из неё пепел, вздохнул, поправил на плечах котомку и двинулся вниз с горы.

Этот человек был Сигурдом Фергюссоном, и он шёл в замок. Последние несколько недель он испытывал прямо-таки непреодолимое желание попасть в Кайслин Дирг и быть рядом с мальчиком. Он словно чувствовал, что нужен ему, а чутьё Отшельника никогда его не обманывало.

Сигурд спустился с горы и, не доходя до замка, ощутил, как вокруг сгущается воздух и серыми волнами клубится дух смерти и разложения. Навязчивое серое покрывало лезло в глаза, нос и уши, густо облепляла магические линии, не давала цепляться за ним заклинаниям. Сигурд отчаянно морщился, продираясь через эту осклизлую пелену — ему, как представителю духовной касты, было физически противно находиться в этом царстве тлена.

Норвежец шёл крадучись, как дикий зверь, прислушиваясь и принюхиваясь. Защита, окружавшая замок, пропустила его неохотно, кроме того, Сигурд отметил, что в нескольких местах на голубоватом куполе болтаются обожженные ошмётки чьих-то атакующих заклинаний.

Небольшой внутренний дворик обильно зарос сорняками, что как бы намекало на то, что из замка давно никто не выходил, да и на жидкой грязи, в которую превратилась земля после недавних ливней, не было видно ничьих следов. Конюшня была пуста, курятник встретил Сигурда тошнотворным запахом гнилого мяса и тухлых яиц — по всему полу, устелённому соломой, валялись разлагающиеся тушки тощих кур, в которых копошились и жирно поблескивали крупные белые опарыши. Норвежец поспешно покинул птичий склеп и двинулся в замок.

«Неужели Гарри? Неужели всё-таки…»

В замке было тихо, пусто и сыро. Водоотталкивающие чары, поддерживаемые домовиком, окончательно разрушились, и в холле образовались огромные лужи. Кроме того, аура смерти здесь была более насыщена и превратила магическое пространство в густой, дурно пахнущий кисель.

В зале, где обычно проводил всё своё время Перегрин, ощущение нежилого помещения было сильно как, пожалуй, нигде. На круглом столе стояли блюдо с засохшими и тронутыми плесенью объедками, пустая винная бутылка, из которой ещё доносился лёгкий спиртовой душок. Рядом лежала перевёрнутая чаша из потемневшего серебра. Малиновый шерл, вбитый прямо в середину стола был холоден и безжизненен.

«Перегрин?!» — Сигурд зажал рот рукой, что бы не заорать. Если погиб Перегрин, то…

Норвежец легко взбежал по каменной лестнице, ведущей наверх, погружаясь глубже туда, где клубилась Смерть. Её душная аура становилась всё гуще и гуще, апогея она достигала в коридоре, где находилась комната Гарри. Дверь в неё была приоткрыта…

На каменном полу лежало мёртвое тело. Вернее то, что от него осталось — сырость последнего месяца и крысы сделали своё дело, и труп был обезображен до неузнаваемости — большая часть лица была объедена грызунами, а оставшиеся куски плоти посерели и отслаивались неприятными лохмотьями. Рыжие волосы, кое-как державшиеся на полуобнажённом черепе, были тусклы и мокры.

Посеревшую, всю в трупных струпьях, шею рассекал глубокий разрез, от получения которого вероятно, Перегрин и умер. В довершение всей картины, из провалившейся и ссохшейся грудной клетки торчала рукоять заржавевшего ножа. Сигурд мог бы поклясться, что он принадлежит Гарри.

Норвежец несколько минут стоял над останками друга. Каким бы Перегрин не был жестоким и несдержанным, он не заслуживает такой участи. Да вообще никто на этом свете не достоин быть не погребённым, лежать и гнить, быть кормом для крыс.

«Непогребённым»

Сигурд пошарил глазами по комнате — где-то здесь должно быть оно. Не может быть, что бы его тут не было… Да. Оно здесь.

Почти у самого окна, прямо в воздухе висел сгусток серости, внутри которого красными пульсами бились жизнь и страшная магия. Сигурд подошёл ближе, умеряя своё дыхание. В сердцевине этого сгустка висел прямо в воздухе, ни к чему не крепясь, кожистый полупрозрачный мешок, весь перевитый сетью тонких синих сосудов. Его поверхность равномерно волнообразно сокращалась, распространяя вокруг себя слабую рябь волшебства. Сигурд стал к нему ещё ближе и почти разглядел обрастающие клочьями плоти влажно блестящие жёлтые кости, плавающие среди серо-черной жидкой слизи. Слева к боковине мешка прижимался странно вытянутый череп, в чьей глазнице бешено вращался белёсый, с крохотной точкой зрачка, глаз.

Норвежец замер, глядя в этот страшный зрачок. Мешок, в котором находилось это существо, тоже замер — прекратились сокращения. Мужчину обуял какой-то бесконтрольный страх, он почувствовал гроход тока собственной крови в ушах, и он осторожно отступил назад, прочь из серого сгустка. Лишь оказавшись в десяти шагах от личинки, он почувствовал, что ледяные тиски, сдавившие его сердце, разжались.

Дементор. В этом отвратительном кожистом мешке созревал дементор, который сформировался из остаточной магии Перегрина и сгустков магии смерти, которая всегда в огромном количестве выделяется, когда нарушаются последние связи души с телом.

Понятно, почему мальчик покинул замок. Он убил Перегрина — а в этом норвежец уже не сомневался, — и не отвёл ауру смерти, которая скоро разрослась, как сорняк, по всему замку и его окрестностям. Бороться с ней уже бесполезно — если сейчас же после смерти человека провести определённые ритуалы, и с этим может справиться один человек, то тут уже центурия некромантов не справится. Естественно, что мальчик покинул замок — он, хоть и необученный, но умение чувствовать ауры и направляющие нити-то у него никто не отбирал.

Сигурд обратил свой взгляд на останки Перегрина.

— Друг, извини, что я не смог прийти раньше, — он коснулся черепа трупа кончиком своего неизменного посоха и тихо произнёс заклинание Погребального Огня.

Яростное пламя взметнулось почти до потолка, жадно пожирая тело мёртвого мага. Запах горящей плоти моментально ударил в нос Сигурду. Жирный чад оседал на потолке, стенах, копоть чернила лицо и волосы норвежца. Но скоро всё кончилось, и от тела рыжеволосого волшебника осталось немного сероватого пепла, среди которого блестело кольцо Перегринов.

Сигурд нагнулся — шерл еле заметно светился — значит, у рода есть наследник. Удивлённый, он протянул к нему было руку, но адская боль пронзила всё его существо лишь только он коснулся тонкого металлического ободка.

«Не трогай, у меня есть хозяин», — прозвучал в его голове мужской голос, весь словно состоящий из боли, которой полыхало всё его тело. Норвежец моментально разжал пальцы — боль отступила, оставив после себя неприятное дрожание конечностей, словно после удара током.

Сигурд попытался привести мысли в порядок — кольцо дало ему понять, что у рода Перегринов есть наследник. Но кто? Сигурд точно знал, что Гай был последним, кто носил эту фамилию. Все роды, с которыми связывали себя потомки Годрика, тоже прервались…

Поттеры были одной крови с Перегринами. Гарри. Надо срочно искать Гарри.

*) Географический маятник — если кто-то смотрел по молодости лет Зачарованных, то должны помнить, что сёстры искали демонов, раскачивая над картой кристалл на цепочке. В данном случае, кристалл притягивает аура человека.

*) Клубок Ариадны — поисковой артефакт разового действия. Протягивает ощутимый магом энергетический след, указывающий на конкретного человека.

*) Гончая — самый примитивный, но самый точный способ найти человека. Является искусственно созданным магическим существом, обладающим невероятным магическим чутьём.

Впервые за долгое время Гарри Джеймс Поттер был счастлив. Он жил там, где его любили и считали за человека, не заставляли работать и интересовались его желаниями. Кроме того, все обитательницы публичного дома души не чаяли в мальчике — большинство проституток было в том возрасте, когда пора бы уже иметь детей, поэтому нерастраченную материнскую заботу они изливали на Гарри.

Сам же мальчик блаженствовал от того, что был сыт, имел чистую одежду и тело, а, кроме того, его любознательность всецело удовлетворялась: Эсмеральда, узнав, сколько всего мальчик не знает и не умеет, плотно взялась за его обучение письму, чтению, навыки которого Гарри почти полностью потерял, счёту. Будучи магглорожденной ведьмой, Эсми учила, вернее, пыталась учить, ребёнка магии, однако получалось это у неё плохо, ибо сама она знала волшебное искусство не так, что бы замечательно.

Мало-помалу, Гарри получал все те знания, какими должен обладать среднестатистический ребёнок его возраста. К декабрю он уже бегло читал, довольно разборчиво писал и мог решать несложные примеры, а Эсмеральда озаботилась поиском учителей для ребёнка.

Рождество Поттер встречал в борделе. К слову сказать, довольно неплохой расклад, если учитывать, что целых шесть лет он был начисто лишён такого праздника вообще. К двадцать шестому декабря клиентов в борделе становилось всё меньше и меньше, даже самые последние развратники и извращенцы старались провести этот праздник там, где есть дорогие им люди.

Вечером Гарри позвали в парадную гостиную с баром, где обычно проститутки встречали своих клиентов и где уставшие после секса мужчины отдыхали с бокалом бренди в руке.

Гостиная встретила его запахом свежей хвои и блеском гирлянд — женщины постарались на славу, и посреди гостиной высилась огромная серебристая ель, макушкой своей достававшая почти до потолка. Ёлка была украшена самым чудесным образом — на ней висели разноцветные шары, в электрическом свете искрилась серебристая мишура, а кое-где на ветках горели самые настоящие маленькие свечи.

Гарри так и замер с разинутым ртом, глазами пожирая всё это великолепие.

— Хо-хо-хо! — из-за ёлки выскочила Эсмеральда с бенгальским огнём в руках и огромной пушистой белой бородой, прикреплённой к подбородку при помощи эластичной резинки.

Гарри расхохотался, глядя на свою учительницу и подругу, которая тем временем полезла в задний карман брюк, вытащила из него маленький чёрный блокнот, поводила в нём для вида пальцем и объявила:

— Мальчик Гарри Поттер хорошо вёл себя в этом году, поэтому он получает свои подарки!

И театральным жестом она указала ему на гору свёртков, лежащих под елью.

— С Рождеством, Гарри! — нестройный хор голосов за спиной.

Гарри расплылся в счастливой улыбке и бросился в объятья Эсми, а потом побежал к женщинам, так странно выглядевшим в обычных свитерах и брюках.

— Гарри, может ты уже откроешь подарки? — задорно спросила у него Софи, молодая кудрявая блондинка, когда закончились объятья и поцелуи.

— О, не торопи его, — Джейн утёрла слёзы умиления, однако Гарри уже направился к своим свёрткам.

— Первый! — торжественно объявил мальчик, выуживая подарок, запакованный в блестящую красную фольгу, — От Софи.

Следующие полчаса прошли в нескончаемых восторгах, а Гарри стал обладателем отличного набора фломастеров, коробки сладкого печенья с орешками, чудесного свитера с изображением Бемби, трёхтомника Джека Лондона, кассетного плеера с пятью кассетами, скрипучих кожаных ботинок и небольшого серебряного медальона, внутри которого находилась фотография Эсми.

В общем, это было настоящее Рождество. Они сидели за столом, ели потрясающе вкусную индейку с картофелем, пели гимны и занимались всем тем, чем и положено заниматься обычным людям на Рождество.

А вот после праздников, настали черные дни. В бордель хлынул нескончаемый поток клиентов, поэтому Гарри приходилось почти всё время проводить в отведённой ему комнате, читать книги или упражняться в счёте или письме. Эсмеральда всю ночь работала и большую часть дня спала, вставая уже ближе к вечеру и обращая на мальчика чрезвычайно мало внимания, что его, конечно, сильно обижало.

В один из послерождественских дней, он проснулся посреди ночи. Его разбудили чьи-то безумные тягучие стоны, доносившиеся из чьей-то комнаты. Нет, подобные звуки здесь раздавались и раньше, но эти были очень громкими. Мальчик прислушался — стоны становились всё более сильными. Гарри сунул в карман пижамы две свои палочки и вышел в коридор — страшные звуки доносились из комнаты Софи. Внизу играла музыка, и Гарри решил, что именно поэтому никто этого и не слышит, иначе все давным-давно уже были бы здесь.

Вообще ночью Гарри было строго настрого запрещено выходить из комнаты, что бы не случилось. Поттер уже вошел в тот возраст, когда человека начинают волновать всяческие непонятные требования взрослых и он всячески пытается вызнать их причину, однако он, хоть и терзаемый самыми разными догадками, запрета придерживался. Однако же тут, по мнению мальчика, дело шло о жизни и смерти, и нарушение запрета было мотивировано вполне себе благородными побуждениями. Внезапно лестницу раздались шаги, и Гарри мысленно возблагодарил небо, что коридоры здесь практически не освещены. Идущие говорили. Один из голосов мальчик легко узнал, ибо он принадлежал Эсми, а второй голос был незнакомым и его хозяином был явно мужчина.

Эсми и мужчина приближались к нему, и Гарри изо всех сил вжался в стену и зажмурил глаза.

— Давай детка, покажи мне свою страсть, — мужчина то ли хрюкнул, то ли рыкнул, следом послышался звук смачного шлепка.

— С радостью, мой господин, — Эсми как-то неестественно рассмеялась — влажный чавкающий звук поцелуя, щелчок закрывающейся двери.

Гарри выдохнул — не заметили… А Софи, между тем, продолжала мучаться. Почему же Эсми не помогла ей? Что это за человек? — увы, никто из обитательниц публичного дома не нашёл в себе сил объяснить ему, что это за заведение и чем здесь занимаются.

Гарри добрался до двери в комнату Софи без дальнейших приключений, осторожно открыл её и проник внутрь. И тут же замер, изумлённый открывшимся перед ним зрелищем.

Софи лежала распластанная на огромной кровати и безумно кричала. Над ней нависал какой-то огромный мужчина. Это странно поразило мальчика — маленькая, хрупкая Софи и гигантский человек над ней. Этот человек монотонно раскачивался над телом несчастной девушки, а его огромный зад колыхался в такт его движениям. В перерывах между криками слышалось напряжённое дыхание парочки, утробное хлюпанье негромкий шлёпающий звук, когда жирный зад мужчины ударялся о спинку кровати.

Гарри стоял столбом (п/а — слэшеры, молчать!), и стоял бы так ещё долго, но тут белокурая девушка закричала особенно пронзительно, с Поттера спало это непонятное оцепенение, и в его руках оказались палочки. Он сделал привычное резкое движение кистью одной руки, второй словно зацепил что-то из воздуха и спокойно сказал:

— Авада Кедавра!

Зелёный, фосфоресцирующий в темноте, луч заклинания коснулся покрытой мелкими бисеринками пота спины мужчины, тот дёрнулся, будто почувствовав что-то, мягко скатился с кровати на пол и раскинулся в неестественной позе, вперив в потолок мёртвые глаза. Софи с трудом сдвинула бесстыдно разведённые ноги, кое-как села на всклокоченной постели и уставилась мутными глазами на тяжело дышащего мальчика:

— Гарри? Это ты?.. — она поспешно сгребла покрывало, прикрывая обнажённую грудь, — Что случилось? Это…

Софи напряжённо щурясь и старательно прикрывая обнажённое тело, нагнулась к своему клиенту, поднесла руку к его губам, приложила узкую ладошку к покрытой чёрными курчавыми волосами груди, однако не почувствовала ни дыхания, ни стука сердца.

— Это что же… он мёртв? — Софи подняла исполненный ужаса взгляд на Гарри, — Мёртв?!

Гарри несмело кивнул. Из груди белокурой девушки вырывался вопль ужаса, который быстро сменился истерическим плачем. Она упала на колени рядом с трупом и, завывая и давясь слезами, принялась раскачиваться, запустив пальцы в длинные волосы и абсолютно не замечая того, что простынь больше не прикрывает её наготу.

За спиной Поттера хлопнула дверь, кто-то схватил его за плечи и развернул к себе. Гарри увидел перед собой горящие смесью злости и страха глаза Эсмеральды, двумя провалами темневшие на её белом, как мел, лице. Как-то отстранённо Гарри отметил, на её высокий бледный лоб влажно блестит от пота, и к нему прилипла паутина тонких чёрных волос, а чёткую линию полных губ искажает нервная судорога.

— Это сделал ты? — глухо спросила она у него.

Гарри незачем было скрывать правду, и он кивнул.

— Пошли, — она дёрнула его за руку, и одновременно взяла из одеревеневшей руки Гарри палочку, — Обливейт. Остолбеней.

Два невероятно чертих взмаха и Софи ну секунду застыла с пустым выражением лица, а потом с глухим стуком упала рядом с трупом. Гарри стоял, не двигаясь.

— Пошли, живо! — Эсми, уже ничуть не церемонясь, вытолкнула Гарри в коридор, и чуть ли не волоком потащила Гарри в сторону его комнаты. Музыка внизу уже не играла, но звучали взволнованные женские и мужские голоса — во всём здании неожиданно погасло электричество.

— Тебе надо уходить, — Эсми бросала слова резко, жестко, — ты выдал столько Парацельсов* магии, что скоро тут будет весь аврорат. Засветил весь район Лондона. Чего сидишь, давай одевайся, быстро!

Всё ещё находясь в какой-то прострации, Гарри принялся натягивать на себя штаны, носки, рубашку, свитер, а Эсми тем временем вытащила из шкафа старые сумки, с которыми мальчик и появился в городе, и принялась набивать их всем, что попадалось её под руки — одежда, книги, тетради с какими-то записями. Когда Гарри был полностью готов, она сунула ему в руку обе его палочки и велела уходить через чёрный ход.

Только оказавшись на свежем воздухе, Гарри смог отделаться от гнетущего ощущения, которое накатило на него после этого, неожиданного даже для него убийства. Точно такое же состояние у него было, после того, как Пере…

Нет.

Про Перегрина он больше не вспомнит. Никогда. Перегрина не было в его жизни.

Гарри шагал вперёд, слыша, как хрустит под его ботинками снег, как глухо стукают сумки о его бёдра и впервые, пожалуй, задумывался, что будет завтра. Раньше всё было как-то очень просто — он ничуть не задумывался, когда уходил из Кайслин Дирг, оттого что ему было нечего там оставлять. Сейчас он действительно жалел, что ему пришлось покинуть такую уютную и тёплую комнату, к которой он успел уже здорово привыкнуть, Эсми, Софи и остальных своих «тётушек».

* * *

. — Долиш, живо! Ист-энд, сильный всплеск магии! Порядка двухсот Парацельсов. Бери ребят и живо туда, — медный рупор, располагавшийся над заваленным бумагами столом аврора Долиша, исторг из своего позеленевшего горла хриплый рёв.

Долиш поднял своё помятое, усталое лицо с пачки пергаментов, служивших ему подушкой, и немедленно показал матюгальнику средний палец.

— Аврор Долиш! Не думайте, что если вы меня не видите, то я не вижу вас! — возмутилась в ответ воронка и с утробным хрустом заткнулась.

Мужчина поймал на лету фиолетовый самолётик, содержавший ориентировку для аппарации, и растолкал угрюмых Кингсли и Блэка, причём последний покрыл разбудившего его мужчину отборной площадной бранью.

Аппарировали — вроде всё чисто, но, скосив глаза и настроившись на видение, авроры обнаружили с необыкновенной силой пульсирующие магические прожилки домов, только что жадно впитавшие остаточный магический заряд.

— Сильно, — оценил Блэк, с отвращением рассматривающий оборванную магическую нить, не выдержавшую поглощённой магии и теперь извивающуюся на земле, будто рассечённый напополам червь.

— Пошли, надо ещё найти то место, где рвануло, — Долиш пихнул его локтём в бок и кивнул в ту сторону, где линии мерцали особенно сильно.

— Как думаешь, что случилось? Двести Парацельсов — не шутки, — Кингсли опасливо щурил глаза и на всякий случай нашарил в кармане аварийный портал, заключённый в жетон для игрового автомата.

— Да хрен я знаю, — Долиш неопределённо развёл руками, — Может, какая древняя тугра* сорвалась, или расплелась… да много чего может быть.

Сильный магический источник обнаружился в двух кварталах, что самое забавное — в борделе. Пока более тактичные Кингсли и Долиш прикидывали, как бы им проникнуть во внутрь здания, Блэк уже успел вынести могучим плечом заднюю дверь, что привёло находящихся внутри женщин в смятение.

Втроём они быстро нашли источник беспокойств — тело толстого мужчины, по-видимому, клиента премиленькой светловолосой девушки, лежащей на полу неподалёку, продолжало излучать магию. Авроры довольно быстро провели обряд поглощения — отвели излишки магии в резервуар под Тауэром, ибо на перенапряжённом магическом поле легко заводятся и паразитируют разные… существа. После обряда приступили к поисковой деятельности, однако магия была какой-то странной, удивительно безликой, будто её произвело ничто, будто она сама вырвалась и убила человека. Ни индивидуальной печати рода, ни подписи — ничего. Зато аура магглы, пребывающей в беспамятстве, так и плескала подписанным магическим следом. К слову сказать, этот след принадлежал единственной волшебнице, находившейся в доме терпимости.

Утро Эсми встречала в аврорате.

*) Парацельс — единица измерения магической силы. Названа по имени великого учёного средневековья. (По аналогии с Ньютоном, Паскалем и т.д.)

*) Тугра — защитное заклинание, имеющее вид сложного узора из магических линий и напитанное энергией. Со временем способно разрушаться, изнашиваться. Тугры закладываются в городах при постройке зданий, прокладывании новых дорог через пути силы и т.д.

Их не слушай голосов,

(Бергтора — Кривой Порог)

Тяжело дыша и дрожа от холода, Гарри шёл вперёд. Прошла уже почти неделя с того момента, как он покинул «Приют усталых путников», и всё это время он почти ни разу не поспал, как следует, и тем более, не поел. Два раза ему удалось найти кое-какие объедки в урне, и ещё раз ему дала булку хлеба пожилая леди, выходящая из магазина. Кроме того, в один из вечеров он встретил шайку ребят-беспризорников, гораздо более старших, чем он. Они здорово отделали его, отобрали у него его сумки и тёплую куртку, и Гарри теперь в полно мере подвергся холодным атакам промозглого ветра, смешанного с влажным снегом.

Ему казалось, что с того момента, как он покинул своё уютное обиталище, прошла не неделя, а гораздо больше. Да ещё холод, голод и недосып сделали своё дело, и мальчик стремительно заболевал — днём его терзал кашёль, который сотрясал худое тело, а ночью его мучили бредовые видения, которые восставали из глубин его сознания. Когда ему удавалось прилечь и подремать, то во сне ему являлся Перегрин, который не снился ему уже очень давно, тянул к нему свои изгнившие руки, страшно хрипел разорванным горлом и скалил свои позеленевшие зубы. Иногда к нему присоединялся ещё один мертвец — более свежий, но уже пожелтевший, и, кроме того, нагой. Он таращил на него свои изумлённые, пустые глаза, и в то время как Перегрин неуклюже ковылял к нему, стоял на месте и как будто изучал его…

После таких снов Гарри просыпался и ощущал себя ещё более разбитым, чем накануне. Что бы встать и продолжить свой путь в никуда, ему приходилось делать над собой колоссальное усилие. Хотелось заползти за мусорный бак и умереть.

На восьмой день жизни на улице, Поттер понял, что за ним кто-то наблюдает. Он почти физически ощущал, как по нему ползёт чей-то липкий, навязчивый взгляд. Гарри мог точно сказать, откуда на него смотрят, однако почему-то боялся обернуться. Этот страх прочно сидел у него в подсознании, и мальчик старался изо всех сил умерить бешеный стук сердца, которое казалось, хочет выпрыгнуть из груди.

Ближе к вечеру это ощущение слежки притупилось, и Гарри стал чувствовать себя спокойнее, расслабленнее. А ещё через пару часов, когда Гарри съёжился на скамейке в парке и уставился в покрытую снегом землю, к нему подсел прилично одетый джентльмен, который сперва просто рассматривал мальчика, а потом заговорил с ним.

Джентльмен оказался начитан, остроумен, вежлив, однако в сложившейся ситуации Гарри гораздо больше оценил его гостеприимность. Оказалось, что буквально пару лет назад у джентльмена умер сын, и он страдает от одиночества. И ему крайне хотелось бы, что бы такой замечательный молодой человек скрасил ему хотя бы пару вечеров. Нет-нет, юноша ни в коем случае не должен стесняться, тем более джентльмен видит, в каком состоянии он находится и с радостью поможет ему…

Мужчина говорил, говорил, говорил, и Гарри казалось, что его затягивает в какой-то тёплый водоворот. Он успевал только кивать и бормотать вязкие, липкие слова согласия. Как-то само собой оказалось, что джентльмен вызвал такси, положил мальчика на заднее сиденье и отвез к себе домой.

Оказалось, что джентльмен нанимает огромную квартиру в новостройке в Кенгсингтоне. Не переставая говорит, он внёс Гарри в свою квартиру на руках и уложил на очень большой и очень мягкий диван с бархатной обивкой. Мальчик почти уснул, когда его опять подхватили руки джентльмена и снова куда-то потащили. Он краем глаза заметил огромную перламутровую ванну, наполненную водой и пеной, а потом он почувствовал, как с него стаскивают свитер.

У джентльмена оказались по-женски мягкие ладони, которыми он беззастенчиво касался голой кожи Гарри, когда раздевал его. Мальчик изо всех сил старался уклониться от навязчивых прикосновений, однако, казалось, этим мягкие руки с чуткими пальцами были повсюду. Мальчик изо всех сил пытался удержать на себе трусы — он инстинктивно понимал, что не должен стоять обнажённым перед этим мужчиной, однако усталые мышцы словно превратились в вату и он не смог сопротивляться. Джентльмен снова подхватил мальчика в воздух и опустил в тёплую воду. В воде от мягких рук было уже не укрыться. Гарри на его памяти никто и никогда не мыл. У Перегрина он вообще мылся очень редко, Сигурд никогда не касался его даже пальцем, впрочем, как и Эсми, которая предоставляла мальчику в ванной полную свободу действий. И сейчас, лёжа в тёплой воде и ощущая на своём безвольном теле чужие прикосновения, он чувствовал себя беспомощным как никогда.

Джентльмен, как уже трогал его абсолютно беззастенчиво, почему-то он особенное внимание уделяя тому, что было у него между ног. Поначалу он как бы случайно касался его пениса пальцами, но потом, не видя никаких возражений со стороны мальчика, откровенно взял его в свою мягкую женскую ладонь. Гарри не мог видеть, как тонкие губы джентльмена исказила плотоядная улыбка, но чувствовал, что в этом есть что-то неправильное, что-то нехорошее. Скоро окончив процесс мытья и, тщательно вытерев тело ребёнка, джентльмен отнёс его в постель и укрыл одеялом.

Мальчик спал очень долго, почти трое суток. Проснулся он свежим и совершенно здоровым. Пошарив рукой под одеялом, он понял, что лежит полностью раздетым, и ему вспомнился этот непонятный полусон-полуявь, в котором чьи-то руки шарили по всему его телу. Гарри передёрнуло он неприятного воспоминания, и что бы отвлечься от этих мыслей, он принялся разглядывать комнату, которая являла собой очень интересное место.

Она разительно отличалась от комнаты Эсми хотя бы тем, что была очень тесно заставлена самыми различными предметами мебели, каждый из которых представлял собой маленькое произведение искусства. Все эти вещи возбуждали в мальчике здоровое любопытство, смешанное со страхом. Но, как бы не был силён соблазн слезть с постели и рассмотреть здесь всё, Гарри всё же остался в постели.

Скоро его навестил его новый патрон. Он принёс мальчику завтрак, в котором преобладали фрукты и сладкое, а потом принялся расспрашивать у него всякие глупости.

Тем временем в голове Гарри происходила эпическая битва — мальчик сражался с самим собой и пытался разобраться в своём отношении к этому человеку. С одной стороны — он спас его от голода и холода, и за это Поттер был ему очень благодарен, но с другой что-то в нём было не так.

После завтрака и долгой беседы, мужчина, хитро улыбаясь, ушёл, оставив Гарри одного, и сказав, что он скоро вернётся. Мальчик пожал на его заявление плечами и снова лёг спать. Ему снова снился Перегрин и тот толстяк, которого он убил в борделе — теперь Гарри точно понял, что в этих кошмарах ему являются убитые им люди. Сейчас они вели себя несколько более миролюбиво, чем в прошлый раз — Перегрин не издавал никаких утробных звуков и тупо стоял, опустив голову кудлатую голову. Маггл всё так же не проявлял никаких признаков агрессии, только ещё больше пожелтел и несколько усох. «Смерть пошла ему на пользу», — мелькнула у Гарри в голове какая-то чужая, слишком циничная мысль и мальчик проснулся.

В спальне не было окон, однако Гарри каким-то шестым чувством понимал, что сейчас — поздний вечер. В одном из бархатных кресел, стоявших в комнате, сидел джентльмен и, не отрываясь, смотрел на мальчика. Гарри затрепетал под этим липким, каким-то… непотребным, непристойным взглядом и почувствовал, как страх сковывает всё его существо. Мужчина же улыбался, глядя на находящегося в смешанных чувствах Гарри. Он медленно поднялся из кресла. Алый, расшитый золотом шёлк его халата мягко шуршал при каждом его шаге. Он присел на кровать к мальчику и снова заговорил с ним. Каждое его слово вызывало в Гарри страх.

— У тебя такие красивы глаза, мой мальчик, — и его длинные пальцы, унизанные старинными перстнями, тянули к себе одеяло, обнажая щуплое тельце.

А Гарри вжимался в матрас, заставляя тугие пружины скрипеть.

— И такие мягкие волосы… можно мне до них дотронуться? — холёная рука зарывалась в длинные волосы мальчика, а алый язык облизывал тонкие хищные губы.

В груди Гарри словно застыл кусок льда, распространявший по всему телу волны ледяного ужаса, сковывавшие его руки и ноги.

— И такие крохотные сосочки…

Рука тянулась к груди Гарри, покрытой мурашками страха, однако мальчик успел избежать этого прикосновения, подавшись вперёд и выпалив мужчине прямо в лицо:

— А ты дашь мне поесть?

Белёсые глаза недобро блеснули, губы тронула кривая усмешка, а пальцы судорожно вцепились в одеяло:

— Да, когда я закончу.

И снова потянулись ничего не значащие фразы, после которых джентльмен оказывался всё ближе и ближе к мальчику, застывшему перед ним как кролик перед удавом: сначала с него было окончательно стянуто одеяло, потом рука мужчины по-хозяйски устроилась у него на животе, а потом мужчина устроился сверху, поглаживая узкую мальчишескую грудь.

Джентльмен нагнулся к Гарри так низко, что их лица почти соприкасались. Гарри чувствовал, как мягкая рука шарит у него в паху. Губы мужчины были настолько тонки и бесцветны, что его рот казался криво прорезанной щелью. Чужое дыхание пахло мятой и чем-то жареным и жирным.

Чужие тонкие губы прижались к его рту, куда проворно скользнул чужой ловкий язык, распространяющий противный кислый вкус. Мягкая рука яростно сжала его маленький пенис. Кровь оглушительно загрохотала в ушах, он животом ощутил что-то твёрдое и смутно понял, что сейчас произойдёт что-то нехорошее.

— О, мой мальчик, ты такой сла…

Джентльмен не успел договорить. Ледяной сгусток в груди Гарри взорвался, а вместе с ним, забрызгав красивую мебель и стены своей кровью и кусочками внутренностей, взорвался джентльмен.

Шум крови в ушах постепенно угасал, нарушенное грубым поцелуем дыхание возвращалось в обычный, размеренный ритм. Гарри облизнул свои губы и поморщился, ощутив на них солёный вкус крови. Он поднялся с постели и сомнамбулически побрел прочь, стараясь не поскользнуться на полу, покрытом жидким крошевом из того, что пару минут назад было человеком, живым и тёплым.

Побродив по квартире, Гарри нашёл в ванную комнату и смыл со своих рук и лица отвратительную кровавую массу, а в одном из шкафчиков, находившихся там же, он нашёл свою одежду и волшебные палочки. Мальчик поспешил одеться и выбраться из страшной квартиры.

Выходя на улицу он почти нос к носу столкнулся с тремя мужчинами, один из которых — чёрноволосый и синеглазый красавец — посмотрел на него слишком узнающим взглядом. Не в силах вынести этого взгляда подозрительно прищуренных синих глаз, он припустил прочь во все лопатки. Мужчина был уже готов броситься за мальчиком, однако, двое других — коренастый негр с блестящей серьгой в ухе и долговязый костлявый мужик сумели удержать своего приятеля.

Гарри на крейсерской скорости пронёсся мимо троицы, отмахал пару кварталов и свернул в небольшой переулок. Он привалился к стене, переводя дыхание и держась за бок, в котором нещадно кололо, услышал шорох чьих-то шагов. Всё ещё шумно дыша, он постарался влезть за мусорный контейнер, однако чья-то сильная рука легко отодвинула помойку его от кирпичной стены и выволокла Гарри на свет божий.

— Гютт, мне кажется, или ты меня не узнал?