Поздняя осень больше напоминала середину лютой зимы. Все вокруг занесло колючим сухим снегом, похожим на плохо смолотую муку, но радости от него никакой. Снежки не лепятся и рассыпаются в руках, да и лепить то их не очень хочется. Холод стоит не только за стенами замка, но и в нем самом, а ветер так тоскливо завывает в его сырых стенах, что впору завыть самому. Из под мантий учащихся торчат рукава и вороты теплых свитеров, добавляя фигурам неуклюжести, а дороги от гостиных до кабинетов стали короче — все не просто идут в класс на урок, а бегут на него, лишь бы скорее миновать чересчур хорошо вентилируемые коридоры и согреться в отапливаемых помещениях. Вот уже неделю как отец лишился приятной возможности снимать балы за опоздание с непунктуальных студентов. Никто не опаздывает! Однако в моей комнате стоит тропическая жара, и будь я более веселым человеком, то один другой шезлонг вместо кроватей, и она превратилась бы в настоящий пляж. Симус свыкся со мной и моим умением все делать лучше, чем кто-либо. Думаю, можно смело записать себе в заслуги заражение ирландца здоровым пофигизмом. Во втором ящике его тумбочки теперь хранятся вещи не одного, а сразу двух сезонов: шапка, куртка, вязаные панталоны, а также красные шорты и белая майка. По мере изменения климата в спальне, незаметно и тихо меняется одежда ирландца. Как раз вчера он написал письмо маме, в котором просил выслать ему вьетнамки, и еще попросил не спрашивать — зачем. Невилл и Дин не обладают терпением истинных горцев и возмущаются постоянно, тем не менее, за пределы помещения их возмущения не вышли ни разу. Я расту, и вместе со мной растет их опасение. Нравится ли мне такое положение дел, или плевать я хотел на этот страх — не знаю. В зеркале на прикроватной тумбочке я вижу тощего подростка с безгранично пустыми глазами. Наверное, они были такими всегда, но присмотреться к своему отражению повнимательнее я догадался только после похорон Седрика Диггори, единственного ребенка в семье и просто хорошего человека. Мне стало интересно — как же я на такое решился?! На кладбище отправились лишь пуфендуйцы, но и прощания во дворе школы мне хватило с лихвой. Рыдали все: и девчонки всех без разбору факультетов, и Минерва, и Флитвик, и родители мальчишки, поддерживающие друг друга, чтобы не упасть на гроб сына и не вцепиться в него мертвой хваткой. Крышку гроба закрывать не стали и те, кто хотел, могли подойти к мертвецу и дотронуться пальцами до его лба, бормоча слова прощания. Первыми на этот скользкий путь, полный неловкости, ступили слизеринцы. Стройными парами, построенными в ряд, они как муравьи потянулись к Седрику. Достойно, с лицами являющими собой одну сплошную скорбь, они в считанные минуты выполнили свой общественный долг, развернулись и ушли. За ними подтянулось десятка два самых смелых пуффендуйцев, следом нехотя поковыляли остальные. Последними выступили преподаватели, немного растерянный директор и плачущий Хагрид. Я, понятное дело, подойти не захотел. Но особого уважения покойнику никто, кроме представителей змеиного факультета, так и не выказал. Большинство просто боялось трупов и до сих пор не понимало — а что, собственно, произошло? Он же вчера до вечера в библиотеке просидел! Уверен, о причинах своей смерти хорошо осведомлен сам Седрик, да еще несколько персон, в число которых вхожу я. Остальным придется гадать долгие годы. Честное сердце не выдержало борьбы с тем, у кого его нет, и сдалось. Волдеморт теперь не совсем призрак, а я его наследник, хотя, по сути, наследовать то и нечего. Разве только упорство в достижении целей и просто нечеловеческую усидчивость. Первым минусом первого шага к его воплощению в нечто живое стала дурная привычка Риддла подглядывать из-за плеча и дышать в затылок. « — Коряво! — излагал он свое недовольство, стоя у меня за спиной и мешая услышать хоть слово декана.
— Ты можешь не зачитывать все слова, ты можешь их просто представить! Жаль, что данный женский экземпляр появился в школе уже после меня... — подросток сложил руки на груди и с долей мечтательного разочарования улыбнулся».
— Мистер Снейп! — завизжал только что упомянутый экземпляр.
— Прекратите размахивать руками. У нас не урок полетов! — Я муху отгоняю... — пробормотал я в свое оправдание. «Муха» в виде невидимого остальным Лорда хмыкнула, пренебрежительно махнула рукой на Минерву и деловито пошла проверять практическое задание Драко. Нашептывая ему свое видение предмета, Риддл сводил приятеля с ума. Тот становился похож на поэта, с визитом к которому нагрянула чокнутая муза, комкал исписанные листки бумаги, грыз перо и вглядывался в потолок в поисках откровения, даже не догадываясь, кто учит его уму-разуму. Пора бы их уже лицом к лицу познакомить! МакГонагалл всплеснула руками, довольная подвернувшейся возможностью меня уязвить. С некоторых пор ей надоело меня расхваливать, и понравилось потешаться.
— Неужели сын такого знаменитого отца не знает заклинания, способного отогнать муху? — еле заметно усмехнулась она, чуть скривив губы.
— Вы поразили меня в самое сердце! — Я другое знаю, но мне муху жалко... — ответил я тихо, но все сидевшие вокруг меня замерли. Казалось, шевелятся только их уши.
— Вы боитесь нанести ей моральную травму? — продолжала допытываться Минерва, не теряя своей знаменитой строгости.
— Не бойтесь, мистер Снейп, не стоит. В ту же секунду материализованная мною муха была мною же и уничтожена, немного подсушена, а после скинута с потолка прямо в центр учительского стола, на румяное и блестящее яблоко декана, явно предназначенное не для демонстрации чудес Трансфигурации, а для съедения.
— Ну раз вы настаиваете... — я пожал плечами.
— Мухи тоже жить хотят, вообще-то! Мои слова заставили Минерву открыть рот, переводить взгляд с яблока на меня и обратно, и удивляться тому, как запросто размахивание ученика руками на уроке может привести к обвинению в черствости и бесчеловечности самого учителя. Не смешка, ни улыбки в свою поддержку декан Грифиндора так и не увидела. Надо мной уже давно никто не шутит, кроме узкого круга лиц, ну просто не хотят. С таким положением вещей не может смириться Ремус Люпин. Не знаю, кто он по профессии и есть она у него, но, похоже, мужчина всерьез взялся за жизнеописание несостоявшегося Гарри Поттера, и не стесняется интервьюировать не только грифиндорцев, но даже детей своих врагов. Не пойму, он верит в чудеса похлеще магических? Потому как приятель слова такого не знает — «правда».
— Малфой, останьтесь после урока. Мне необходимо... проверить вашу тетрадь, — сказал он, глядя в пыльный угол и смущаясь неизвестно чего.
— Пожалуйста. Драко не сразу поверил, что это к нему обращаются, но когда Гойл утвердительно затряс головой в ответ на вопрос в его глазах, обернулся и уставился на преподавателя, словно в первый раз видит.
— Подойдите, подойдите... А вы можете быть свободны. Не забудьте добыть гнома на следующее занятие, но только не садового, домашнего! — крикнул он слизеринцам вслед. Оставшись наедине с выпученными глазами приятеля и им самим, Люпин попытался взять верх над юностью белобрысого наследника древнего рода.
— Ну что, молодой человек, поговорим? Драко как воды в рот набрал. Скорее всего, это у него речь от удивления отняло. Закинув ногу на ногу и откинувшись на спинку стула, Люпин возвел глаза к потолку и развел руки в немом вопросе.
— Кто он? Тут приятель всё же не выдержал и потерял самообладание: — Чего?! — Вы не боитесь своего друга? Того, которого все боятся. Нет? — тоном обеспокоенного дедушки спросил оборотень и резко наклонился к сидящему перед ним Драко.
— Я тут подумал... — сказал он, — раз никто не знает, почему дрожит перед второкурсником, значит тот, кто его не боится, просто обязан знать, почему он его не боится. Верно? — Э-э-э... А вы точно со мной поговорить хотели? — еще более обеспокоенно поинтересовался Драко.
— Точно-точно со мной? Ремус коротко кивнул, соглашаясь с его сомнениями.
— Ты не глупый мальчик, просто... Малфой. Им быть сложно, я понимаю. Но раз Гарри тебе друг, помоги ему! С ним творится что-то неладное, он сторонится всех, он смотрит на людей так... словно... словно... оглядывает. Безо всякого интереса! — закричал Люпин и вскочил.
— Знаниям его отца я в детстве завидовал, это правда. Ты должен знать. Но знания сына меня... пугают! Приятель бубнил себе под нос: — Нет, точно не со мной, абсолютно точно не со мной... — Он никогда не причинял тебе вреда? — не дожидаясь реакции вынужденного собеседника, оборотень продолжал.
— Он встречается в твоем доме с друзьями твоего отца даже тогда, когда профессора Снейпа в замке нет, так ведь? Куда подевался призрак из туалета, в конце концов? Перевелся в другую школу посмертно?! И почему Невилл перестал со мной разговаривать? — выкрикивал Ремус вопросы, брызжа слюной в макушку приятеля, щедро сдобренную гелем для волос.
— Сейчас ты мне не ответишь, ты преданный человек. Ты предан всем и всему, во всё веришь, но через год-два, если и тебе станет страшно, приходи ко мне. Я помогу, пойму и... — Возможно. Оборотень расплылся в счастливой улыбке и ободряюще хлопнул Драко по колену.
— Возможно, мне станет страшно, — подтвердил приятель, расправляя примятую мантию на ноге.
— Только к вам я никогда не приду, ни к кому из вас... — взглянув на помрачневшего человека напротив, Драко убедился, что тот понял, о ком речь.
— Даже если и захочу, я ведь Малфой, и тут вы правы, сэр. Шагая к двери под аккомпанемент гнетущей тишины и невысказанных слов, Драко на мгновение остановился, застегивая портфель, и как бы между прочим спросил своего учителя по Защите, которой ему вовсе и не требовалось.
— А с чего вы взяли, что с ним что-то не так? — он удивленно пожал плечом.
— Он всегда такой был! Захлопнув за собой двери, приятель еще долго слышал тяжелые вздохи оборотня и его бормотание: — Лили, Лили, Лили... Ремус Люпин не худший друг, чем Драко Малфой, но кто я такой, чтобы восхищаться таким его качеством? Дневник Тома Риддла, переставший быть оружием, но, понятное дело, не переставший быть крестаржем, нашел свое пристанище в зазеркалье, где теперь хранится не только лишь один философский камень. Интересно, отец и вправду доверил мне его сохранность тогда, год назад? Или он просто не до конца верил, что камень вообще может пригодиться? Если честно, не хочу знать ответ, он мне не нужен. Книжицу, победившую Седрика, мы с Хельгой выудили из недр пуфендуйских комнат с потерей её душевного спокойствия и моих некрепких нервов. Пришлось в очередной раз пить оборотное зелье и принимать облик препротивной Чжоу. Тем более учитывая тот факт, что кипение собственной кожи на тебе самом и так вещь неприятная, я пообещал себе, что после воплощения Темного Лорда в нормального Темного Лорда, а не подростка-заучку, больше никогда и никуда за его вещами ходить не буду. Найду себе кого-нибудь на роль верного пажа, выбор у меня есть, и немаленький. Да тот же Рон, чем не верный? На прошлом занятии отец сказал Невиллу, чтобы тот брал пример с Уизли. Мол, рыжий тоже не знает состав болеутоляющего зелья, но стоит над котлом с такой умной миной, что в это просто не верится. В принципе, такое признание отца способности мальчишки хотя бы выглядеть умным — настоящая победа, однако одержал её не совсем Рон, скорее его младшая сестра. Девочка устала каждый вечер после ужина решать глобальную проблему — бежать наверх или вниз? Переживет Миллисента один вечер без неё, и не забудет ли Драко рассказать ей завтра то, что сегодня расскажет другим, когда её — о ужас! — не будет рядом? А книжки? Ей же надо делать домашнее задание, но все её тетрадки наверху! И если она вернется в башню, как сможет незаметно ускользнуть от близнецов, охраняющих её грифиндорский дух от посяганий духа Салазара? Я не раз наблюдал её метания на выходе из Большого Зала из стороны в сторону и растерянность на обычно решительном личике. Каркаров не принял дамблдоровский переводной лист Джиневры Уизли из школы чародейства Хогвартс в школу чародейства Дурмстранг по причине отсутствия причин, по которым он мог бы её принять. Дублировав свой отказ во все инстанции и лично семейству учащейся, директор северного учебного заведения, не менее известного и уважаемого, чем заведение Альбуса, поставил своего коллегу на положенное ему место, выполнил мою маленькую просьбу и забыл о всех Уизли вместе взятых. Однако кануть в небытие этому факту не дал Малфой, чему немало поспособствовал я. Родители не рассказали дочери о своих планах, не рассказал даже Рон и слизеринцы, которых он сам об этом попросил. Но что мне стоило убедить Драко в необходимости открыть глаза Джинни на такую несправедливость по отношению к ней и прямо вопиющее неуважение? Характер младшей Уизли не из легких, она как паровоз — сметает все на своем пути и не оглядывается. Джинни тоже может быть верной, и мне явно следует это запомнить... Папа трогательно прижал собственный конспект к груди, и одними глазами отслеживал перебежки возмущенного рыжего пятна по его кабинету.
— Я вам сказала, я буду учиться у вас! — в десятый раз повторила Джинни, хотя с ней никто не спорил и после первого.
— Не хочу быть грифиндоркой, не хочу! Я как раз помогал отцу сортировать сухой порошок полыни по кулечкам, когда с грохотом распахнувшиеся двери и ворвавшийся вместе с девчонкой и ею же созданный сквозняк пустили все мои старания книзлу под хвост. Джинни одарила меня мимолетным взглядом, признавая мое существование, но не свою вину, и принялась излагать суть своих претензий к родителям. Я же внимательно слушал, ползая под партой, приспособленной для приготовления ингредиентов, и нарочно медленно тыкал палочкой в рассыпавшуюся траву.
— А теперь они хотят закинуть меня в Шамбратон, представляете?! — пылала она праведным гневом.
— Я и... эти... эти... мадмуазельки! Представляете?! Как они могут! Отец не перебивал это непосредственное красноречие, пытаясь в срочном порядке отыскать в себе преподавателя. Нечасто в истории к декану факультета Салазара Слизерина прибегают жаловаться на жизнь юные последовательницы гордого Годрика. По крайней мере, в истории школы Хогвартс об этом нет ни единого упоминания начиная с того момента, как в ней была начертана первая строчка. И отловив пропажу в бездонных глубинах своего разума, он глубокомысленно изрек: — Ужасно... — и, наконец, оторвал от себя журнал, со вздохом отложив его в сторону.
— Присаживайтесь, мисс Уизли. Гарри, убери свою сумку с кресла! Джинни не стала дожидаться, пока я разогну длинное туловище и все так же непосредственно швырнула рюкзак в мою сторону, чуть не сбив меня с ног. Папа закашлялся, скрыв тем самым кривую ухмылку, а Уизли, как ни в чем ни бывало, забралась в освобожденное кресло, свесила с него недостающие до земли ноги и замолкла, пригорюнившись. Складывалось ощущение, что Джинни была просто уверенна, что декан Снейп во первых — не кусается, во вторых — все понимает. А как иначе? Ужаснее её родителей никого на свете нет! Настал мой черед ухмыляться но, не желая получить по лбу чем-нибудь более весомым, чем рюкзак, я поспешил залезть обратно в убежище — под стол.
— Понимаете... — отец вовсю пытался скрыть свое удовлетворение от факта передислокации еще одного Уизли в его лагерь.
— Ваши родители относятся к моему факультету и ко мне в частности неодобрительно, что является существенной преградой вашему желанию примкнуть к компании своих друзей и брата, но если директор подпишет приказ... — он вскинул брови и покачал головой, выразив свою неуверенность в таком безрассудстве Альбуса.
— Однако подать заявление должны родители ребенка, если только... — Да? — девчонка смотрела на своего учителя, как пленный воин на воина армии освободителей.
— Если только что?! — Если только вы его не убедите лично. Правило устное, что известно лишь нам обоим... Да и ваш энтузиазм так заразителен... — Сейчас! — девчонка подпрыгнула и рванула к выходу, и я еле успел спасти себя от участи бесконечного наполнения мешочков, накрыв их всем телом. Папа ошарашено смотрел в пустой проем двери, постукивал косточкой пальца по столешнице и пытался прийти в себя от шока после общения с той, кто его совсем не боится. Декан Снейп к такому не привык, как несложно догадаться. При всем при том, полностью совладать с переполнявшими его эмоциями отец банально не успел. В помещение во второй раз за день ворвалась представительница когда-то дружного семейства Уизли.
— Убедила! — заорала она во все горло. Размахивая листочком с заветной подписью перед носом своего нового декана, Джинни была так неподдельно счастлива, так светилась, будто у неё внутри кто свечку зажег! Её аккуратный носик с веснушками смешно морщился от широкой улыбки, и мы с отцом уставились на него, словно по ту сторону жизни смотрели. Что-то мне подсказывало — ни я, ни Северус Снейп, никогда не были и не будут такими счастливыми, как она сейчас — мы уже не сможем. Какой мотив заставил Альбуса Дамблдора предать Молли и Артура Уизли? Какая причина позволила ему подписать ту бумажку? Неужели его совесть смолчала? Директор не может не понимать, солнечной девчонке не быть счастливой в темных подземельях, никогда. Она умнее брата, и сильнее, и лучше. Зря отец доволен, зря Джинни светится, и зря я мучаюсь этим вопросом. Как раз мне такой поворот событий на руку, чем ближе Уизли к Драко, тем удобнее ими управлять мне. Хочет Джинни испытать судьбу — да пожалуйста! Рон долго и нудно пересказывал, что именно произошло в его доме после того, как туда прибыла Джинни. Хотя, нудно было только мне. Рыжий старался всех смешить, копировал заботливые интонации матери и вел себя как... придурок. Чему он радуется? Тому, что мы с Драко семью его в пух и прах разбили? Ладно я, но он то чего... Какая-то горечь не позволяла мне радоваться вместе со всеми, в первый раз я её почувствовал, когда тащил чемодан Джинни вниз, сама она за ним идти не захотела. За процессом наблюдал весь Хогвартс, а близнецы шли за мной до самого входа в подземелье, и остановились только перед зияющей чернотой, куда я смело шагнул, делая вид, что вовсе их и не вижу. Мало ли кто чуть не плача за мной ходит? Подумаешь! — Гарри... — жалобно протянул один из них, прежде до хрипа накричавшись и обрушив на мою несчастную голову все известные ему проклятия, на которые я ни разу так и не ответил. Вину свою чувствовал, что ли... — Там холодно? — Холодно! — буркнул я и скрылся из виду. Джинни понимала, что натворила, несомненно, но не понимала, почему все вокруг твердят, что декан Слизерина — бездушное чудовище, а её профессор по Защите от Темных искусств нервно меряет шагами её комнату! У него своей нет?! Возмущение ребенка словами и поведением родителей, убитых известием, которого они, в общем-то, ждали, вылилось в такой разговор: « — Он хороший! Артур схватился за голову и отбежал к окну, откуда раздался его сдавленный стон.
— Джинни, девочка, он бывший Пожиратель... — лепетала несчастная мать.
— Он крестный папа Драко! Этот аргумент был призван убедить глупую маму, что декан Снейп не может быть плохим, ну никак. Немного подумав, она гораздо менее уверенно, но добавила: — И просто папа Гарри... После этих слов застонали уже все: и Перси, и Билл, и Люпин, издавший самый громкий звук, к слову.
— Он одаренный зельевар! Это все знают! Миссис Уизли заплакала.
— Он помогает ребятам учить историю магии! Билл облокотился о косяк и непрочно прибитая деревяшка треснула.
— В Слизерине учатся умные дети! — продолжала упорствовать Джинни. Перси не смолчал: — Возможно и так, но только те, кого шляпа выбрала. И судя по твоему братцу и хорьку, не всегда это правило срабат... — Перси, а в лоб? — поинтересовался и его братец тоже, тем самым оборвав данную ветвь беседы.
— Джинни, давай порвем бумагу, ты же хорошая девочка, послушай меня... — увещевала Молли дочку.
— Ну мам, отстань от неё! Может, она за мной скучает?! — заныл Рон.
— А ты вообще молчи! — рявкнула любящая мать и попыталась фартуком отогнать сына от дочери.
— Всё из-за тебя! Но Рон покидать Джинни не собирался и от тряпки легко увернулся.
— Это как, круглосуточно на тебя смотрит и скучает? — спросил Билл.
— Фред рассказывал, как ты её к себе зазываешь после каждого урока! — Нет... я обязательно добьюсь твоего перевода в другую школу... — вслух размышляла Молли, сидя на краешке кровати и обреченно качая головой.
— Добьюсь! Джинни осточертело происходящее, он топнула ножкой и развернулась, готовая уйти, не попрощавшись.
— Не добьетесь! — победно заявила она, тряхнула рыжей копной волос и нетерпеливым жестом позвала за собой Рона.
— Мне вчера дядя Люциус пообещал, что не добьетесь. И профессор Снейп пообещал, и Гарри, и даже Драко! А еще мама Грэгори работает в Министерстве! — Люциус Малфой тебе не дядя! — женщина продолжала всхлипывать и вытирать слезы тем самым фартуком, который комкала в руках уже целый час.
— Как ты можешь такое говорить, Джинни, детка... — Ремус, ну ты то хоть скажи! — наконец заговорил Артур. Люпин уже минут десять как перестал ходить туда-сюда, встал в углу возле запотевшего окна, и невидящим взором смотрел сквозь стекло — на голые деревья и неприветливые серые тучи.
— Холодно... — он передернул плечами и попытался запахнуть поплотнее тонкую холщовую куртку, давно утратившую свой изначальный цвет и вид.
— Ремус! — Что Ремус, Артур, что Ремус... Десять баллов Гарри Снейпу! — Да какие десять, тут и тысячи мало будет... — пробормотал расстроенный Перси и смахнул пылинку с прикроватной тумбочки сестры.
— Скоро дом в зеленый перекрашивать придется! — Молли? — с надеждой спросил оборотень, словно вспомнил что-то давно забытое, и даже подался вперед всем телом.
— Ты Гарри поздравляла с праздниками там, или днем рождения? Когда-нибудь, раньше? Женщина отвернулась и попыталась погладить дочку по волосам, но её рука нащупала лишь пустоту — строптивая слизеринка шагнула в сторону.
— Нет, Ремус, не поздравляла... — И я — нет.
— Это не причина так с нами поступать! — Ну да, конечно, не причина... — голосом, полным сомнения и непонимания ответил оборотень и вновь забился в угол, слившись с его темнотой». Хлопнула дверь, за которой скрылись младшие дети, и в комнате повисла тишина. Оборотень чутко уловил повод, благодаря которому моя совесть перед Уизли чиста — они мне никто. Лучшие друзья и соратники матери, те, с кем она делилась сокровенным, с кем боролась плечом к плечу, в чьем доме пила горячий чай с молоком и думала, что уж эта дружба точно навсегда — они знать не желали её сына. Ленились аппарировать к калитке его дома и стеснялись в неё постучать. А если бы у меня не было терпеливой тетки, в ужасности которой они не сомневались долгие годы, потому как она уж очень обычный и совсем не идеальный магл? Про которого Лили по молодости и глупости никогда слова хорошего не сказала, чем обидела на всю жизнь. А если бы не было Малфоев, учивших меня правильно пользоваться сначала столовым прибором, потом метлой, а затем и каминной сетью? А мой отец, до смерти уставший от плена своих несбывшихся желаний и сына без души, вернуть которую он не может, как бы не хотел? Если бы не было его?! Нет, всё это не причина, они правы, причина записана где-то там, куда никто из живых заглянуть не в силах. Однако, чем не повод? Неподаренные конфеты, недополученное внимание, нерозданные подзатыльники, неотпразднованные праздники за одним столом и несделанные фотографии с виновником торжества в его центре — и жизнь меняет вектор. Мне не обидно, необходимость всего вышеперечисленного для взращивания правильной, в понимании Уизли, личности — это то, что я понимаю умом, а не сердцем. Ничего этого не было ни у Риддла, ни у отца, ни у меня... Вот как ни крути, а вырисовывается закономерность! Не знаю, было ли счастье в жизни Беллатрикс Блэк, моей приемной матери по воле случая, да и ни к чему мне лишние знания. Мне бы инструкцию к анубисам с магического древнегреческого понять! Я уж не говорю — перевести, умалчиваю, так сказать. Переводом Волдеморт занимался, вставляя помеж переведенных древних строчек крепкие словечки современного английского. Ну а что? У меня почтальон скоро скончается, дорогостоящий, уникальный и полезный! Правда, страдающий именно от этой своей уникальности и чужого безумия. Белла писала мне письма, много писем. Часто в них не было ничего, кроме жирной точки вверху страницы — она ставила карандаш, давила на него, но не знала, как описать тот мир и мысли, что живут в её голове. Иногда женщина вполне осознанно и с интересом интересовалась, по какой такой причине моя птица к ней летает чуть ли не каждый день? Букля тоже бы не отказалась с этой причиной ознакомиться, ведь больной разум Беллы её побеждал. Со мной ведьма связывала все свои надежды на будущее и само существование будущего, оттого желание что-то мне сказать, чем-то поделиться, знать, что я где-то там и помню её жертву, которая и вправду дорогого ей стоила, пересиливало саму магию! Лестрейндж не осознавала, как я сильно ей нужен, а птица — знала и летела, превозмогая усталость и леденящие ветра. Всякий раз, получая очередную серую бумажку, пахнущую сыростью и чужой болью, я дрожал от страха. Там, в крепости посреди и так непреступного океана томятся многие, кому я должен свободу. Однако каждая капля крови во мне вскипала, а дыхание замирало, как только я думал об одной единственной свободе — свободе Беллатрикс. Магическая связь матери и сына между нами крепла, становилась ощутимее, нити теперь не просто нас соединяли, они опутывали! Если мы сможем, и жадная до жизни красавица когда-нибудь покинет застенки Азкабана, то останется со мной навсегда, не даст себя покинуть, ни за что. Это во мне не загубленный дар предвидения проснулся, а проведенный Беллой обряд слияния крови. Вот не могут же маги перенять у маглов хорошую традицию усыновления, заверяет которое обычная такая подпись шариковой ручкой! Обязательно нужно жизни соединять! Хотя, конечно, именно кровь Беллы и удержала меня в магическом мире, и этот долг обычной оплате не подлежит... * * * — Гарри, ты не можешь не пойти! — надрывался Симус, все еще не отходя от доски объявлений.
— Дуэльный клуб открывается сегодня! И как нельзя кстати! — Он хочет отомстить чудовищу, убившему Колина... — одними губами прошептала мне Гермиона, выглядывая из-за спины ирландца. Смерть маленького проныры Колини Криви осталась ну уж слишком незамеченной, словно её кто-то попытался стереть из истории. Ни прощания, ни объявлений, ни общешкольного горя! «Вы знаете, на прошлой неделе убили первокурсника!» «Какого первокурсника?» «Ну того, с фотоаппаратом. Он еще Снейпа пытался фотографировать, пока тот ему линзы в воду не превратил. Слышали?» «Еще бы не превратил, профессора фотографировать... на уроке небось баловался!» «Да не профессора! Младшего!» «Ужас! Убили Гарри Снейпа?! «Да не убили, фотографировали!» «Кто фотографировал?» «Тот, кого подземное чудовище убило!» «Ужас! А кого оно убило, говорите?» Слава Мерлину, Риддл просветил меня, что это директор обеспокоился спокойствием неокрепших детских душ и немного смягчил ужас от этого известия, а то я собрался идти на кладбище с букетом наперевес и проверять наличие могилы. Не все, конечно, поддались столь благостным посылам Альбуса. Люпин так вообще напился и пошел с инспекцией в подземелья, высказывать отцу все свои подозрения в лицо. Заблудился, разумеется, был выдворен обратно в свет крепышом Касусом, опозорен его рассудительной речью о пользе здорового образа жизни, и объявился вот только сейчас. Уж никогда бы не подумал, что дуэли — конек Ремуса. Разве только если клыками пользоваться... — А я говорю — пойдешь! Как ты можешь не пойти?! — Скажу своим ногам — не идите, случится чудо, и они не пойдут! — заорал я. Симус в долгу не остался и с обидой в голосе заорал в ответ: — Ты же герой! Что-то я, конечно, хотел ответить, только этим чем-то мне пришлось подавиться. Возразить и сказать, что мол, героем я только зовусь, да и добрая половина школы уж давно стерла из памяти этот прискорбный для них факт — нельзя.
— Скажи еще, что не помнишь, как Самого-Того-Кого-Нельзя-Называть два раза одолел! А дуэлей боишься, так что ли? — возмущался мальчишка, вне себя от ярости.
— Ты нам нужен! — Да, Гарри, нужен... — поддакнула ему Гермиона, посчитав своим долгом согласиться с такой благородной постановкой вопроса. Да чтоб вы все... папу сегодня встретили! * * * — Интересно, кто будет помощником тренера? — сказала Гермиона, продираясь сквозь галдящую толпу поближе к подмосткам.
— Может, Флитвик? Говорят, в молодости он был чемпионом по дуэлям на волшебных палочках.
— Да, было бы… — начал Симус и осекся, огорченно махнув рукой: на подмостки вышел Люпин в старых джинсах и таком же свитере, сопровождаемый не абы кем, а отцом в черном будничном одеянии, под стать настроению. Сжатые губы, нахмуренный лоб и напряженные руки с закатанными по локоть рукавами, готовые хоть прямо сейчас научить желающих обращению с Авадой. Ну, если они успеют обучиться, конечно. Зачитав краткую приветственную речь и представив всем своего и без того известного коллегу, он понимающе подмигнул, соглашаясь с тем, что личность рядом с ним и впрямь интересная. Мне стало противно, Ремус Люпин так сильно старается всем нравиться, что все больше становится похож на клоуна, того, который тщетно пытается всех развеселить нарисованным смехом на лице. Фальшивит, одним словом! Однако, опять никто не отреагировал на якобы шутку преподавателя. Для них это мелочь — не засмеяться раз или два в неделю, когда кто-то из Снейпов рядом и шутят именно над ним. Ну, на всякий случай. Оборотень же все происходящее воспринимает, как вселенскую победу зла над добром и становится сам не свой, что обычно грозит мне десятью вопросами по предмету, внеочередным тестом или дополнительным занятием для отстающих, на котором еще неизвестно, кто кого учит. Хотя, почему неизвестно? Это я всем объясняю, как это у меня получилось отразить русалочье проклятие одновременно с Эксперилиамусом! На этих занятиях, где главный персонаж я и всё для меня, Люпин пытается неумело проникнуть в мой разум и разгадать мою загадку. Нет, несколько особенностей, таких как отсутствие врожденной человечности и наличие лишь приобретенной, да Темный Лорд в душе и комнате седьмого этажа — некая тайна, не спорю. Но основа то — книги. Почему все считают, что если что-то дано, то с неба упало? Все, что есть у кого-то, можно взять и для себя! Пока я размышлял, Ремус успел пальнуть в отца Ступефаем, тот пальнул в ответ, лениво взмахнув палочкой, и сгусток магии декана Снейпа встретился со своим собратом профессора, победив его в равной борьбе. Внутреннее спокойствие и хладнокровие — залог успеха всех боевых заклятий, как это ни противоречит самой их сути. Оборотень не был размазан по стенке, все же его магические навыки вполне добротны, но вот упасть — упал. Пожав руку противнику, хотя тот её и не думал её ему подавать, мужчина передумал демонстрировать всё, на что способен и принялся составлять пары для дуэлей, выбирая дуэлянтов из присутствующих в зале школьников. Выбор моего противника совпал с выбором судьбы и удивления у меня не вызвал. Ну кто еще, как не Невилл? Кто?! Не имею ни малейшего понятия, каков был хитрый план, но он явно провалился. Моё заклятие разоружения выбило палочку из рук пухлого вместе с суставом. Я даже губу прикусил, представив, как ему сейчас больно. Тем не менее Невилл не заплакал, а мужественно поплелся выковыривать половинки бывшего магического атрибута из забрала стоящих в углу доспехов средневекового рыцаря. И пока оно, забрало, гремело, все молчали и сочувствовали. Долгопупс кривился, ведь одна его рука висела, как тряпочка, но не сдавался, злющим взглядом отгоняя кружащую вокруг него Гермиону — тоже гордый, оказывается. Мальчишка еще раз убедился, что я не кладезь добра и света, хотя никогда в этом и не сомневался, отец с видом мудрого старшего брата взирал на погрустневшего Ремуса, а я зевал, ведь перед глазами то и дело всплывал перечень древних непростительных заклятий. Мне предстояло их выучить, потакая неуемному желанию Риддла обучать свою жертву, пока та не заблещет гениальностью, как надраенный чайник. И это только список, молчу о практической стороне занятия.
— Невилл не виноват! — сладким голосом заявил Драко на весь зал и картинка с пергаментом лопнула, как мыльный пузырь, а сам я завертелся на месте в поисках говорившего.
— Нет, ну что вы на меня так смотрите! Джинни, стань сюда, пожалуйста, а то меня не видно... да, не виноват! — приятель повторил, а окружившие его слизеринцы пооткрывали рты от изумления.
— Разве человек в ответе за интеллектуальные способности, переданные ему родителями? А вы знаете, где сейчас его родители?! Сейчас я расскажу... — А-а-а! — взревел пухлый, нагнулся и словно бык двинулся в самую гущу представителей зеленого факультета, ему только рогов для полноты картины не хватало. Девчонки завизжали, Драко замолчал, отец заскрипел зубами и отвернулся, а Ремус схватил двуногий таран за шкирку и заорал: — Драко Малфой, Симус Финниган — на помостки! Живо! Я забеспокоился за приятеля, Симус — совесть и кулаки факультета, легче сразу заавадится, чем сказать плохое слово в адрес краснознаменных в его присутствии. Да и самое простое заклинание из уст ирландца способно сразить наповал, даже если изначально планировался букет ромашек и бантик. Он не специально такой опасный, конечно, но... — Экспеллириамус! — спокойно сказал Драко, поклонившись на старинный манер и отставив одну ногу чуть назад. Раздались охи и вздохи романтичных натур, а за ним: — Экспеллириамус! — произнесенный раскрасневшимся от сдерживаемой злости Симусом. Ирландец, понятное дело, был успешно и ожидаемо лишен волшебной палочки, а Драко, так же ожидаемо — победил. Гермиона расстроилась и предпочла отвести Невилла к мадам Помфри, что пора было сделать уже давно, а виновник её печали — Малфой, повернулся к Финнигану спиной и принялся изящно раскланиваться во все стороны, насмехаясь над ирландцем и его попытками уговорить Миллисенту подать ему палочку, упавшую к её ногам. Момент, когда ему это всё же удалось — все пропустили. Уж больно Драко был забавен в ту минуту, и пока на него в немом восторге пялились девчонки, я пялился на них, не совсем понимая причины, по которым пялятся они! — Экспеллириамус! — заорал ирландец во второй раз.
— Змеюка ты подколодная! Первую часть вопля, а это был именно вопль, а не заклинание, вселенная в расчет не взяла. А, может, она тоже залюбовалась малолетним красавчиком? Не знаю, кто там и кем любовался, но палочка Симуса произвела на свет не просто змею, а змею магическую и ядовитую — серебряную кобру. Секунды решают все, и пока вздох ужаса только начал свой полет над головами пораженных школьников, а учителя только-только соизволили обернуться на крик, кобра уже готова была совершить свой смертельный полет. И пусть не заклятием Разоружения, а молниеносным ядом, но мой единственный друг был бы побежден на веки вечные, и больше никогда бы не смог меня отчитать за мое глупое поведение, стоя у зеркала и прилизывая вонючим гелем свои довольно красивые белоснежные волосы. Меня бы никто и никогда не простил — ни крестный отец Драко, ни настоящий, ни Джинни, ни Грэгори, никто... — Замри, тварь! — зашипел я, и с каждым звуком лица присутствующих вытягивались и бледнели.
— Не смей его трогать, это я тебе говорю! Я! Растворись! Спустя мгновения у ног Драко больше не было никакой змеи, лишь маленькая лужица серебряной жидкости, похожей на ртуть. А у Ремуса Люпига больше не было сомнений, никаких, он получил свое личное доказательство, и пусть на деле оно ничего не доказывает — ему всё равно.
— Парселтанг... — прошептал он.
— Парселтанг...
1029 Прочтений • [Я не Поттер! Глава 17] [10.05.2012] [Комментариев: 0]
Vova
