Барабанит дождь. По запотевшему стеклу неровно скользят крохотные ручейки. В полумраке комнаты танцуют тени и таинственные силуэты. В тяжелых шторах притаилась сырость и вездесущие комары.
— Р-раз! Хаа...
Палец скользнул по столешнице, подцепив занозу. Гарри отдёрнул руку, спрятав скорее в тепло. Всё, что выходило за пределы уютного, тёплого одеяла, моментально леденело, и кожа покрывалась мурашками. Очки приземлились на паркет, тускло блеснув в дневном свете.
Гарри сосредоточил взгляд на противоположной стене. Там медленно и упорно полз вверх какой-то чёрный жучок. Без очков не разобрать.
Взгляд на окно. Внимательно следит за движением капли, словно бы нехотя спускавшейся ниже и ниже к облупившейся оконной раме. Словно выбирая дорожку, по которой ей стекать, вылизывая свой путь тщательно и будто бы аккуратно.
Потом снова взгляд на стену.
Вздыхает, ныряет с головой под одеяло.
Скоро уже должен прийти Северус.
Пальцы на ногах замёрзли, и Гарри усиленно тёрся о простыни, зарываясь холодным носом в подушку.
Без Северуса хоть печку топи.
Почему же такой холод, чёрт?
А к этому холоду плюсуется сырость, что за окном. И кажется, что постель заправлена влажным бельем. Но только не одеяло. Северус перед уходом сам накрыл Гарри, подоткнув под него это одеяло, как делают обычно маленьким детям. Нервно, грубо, но накрыл же. Велел не двигаться, пока не вернётся. Ни шагу. Так сказал Северус.
Хотелось чаю. Хотелось горячей еды. В туалет, чёрт возьми, хотелось…
Хотелось, чтобы это Снейп заболел вместо него, самому накрывать его одеялом, рычать, чтоб не вставал, и демонстративно хлопать дверью. И топать по лестнице, чтобы этот сальноволосый тип слышал, как Гарри бесит, что Снейп такой придурок – умудрился заболеть, когда его как бы никто не просил.
* * *
— В чём ты ходишь?
— Ни в чём.
— В чём ты ходишь, я спрашиваю?
— Ни в чём!
— Что за чёрт, Гарри? Где твой свитер? Что за майка на тебе?
— Алкоголичка.
Северус властно опускает Гарри на диван перед собой.
— Ты это нарочно, умник?
— Ага, я прям специально. Прям шел по дороге и думал, дай-ка, позлю этого урода, подцеплю какой-нибудь там коклюш.
— Еще б менингит подцепил. И спид. Чего спид-то не подцепил?
— Да не довелось как-то, знаешь. Резинка была. В следующий раз – обяза…
* * *
…Скула опухла и горела. Наверное, будет больно пульсировать ещё не один день. Вот ведь Снейп козёл. Больных надо ласкать и жалеть, а он только шипит и ругается. И дерётся.
В вопросах здоровья он просто сам не свой. Считает, болеть – это слабость. Теперь Гарри — лишний повод потрепаться с Люциусом за жизнь и о том, какой Гарри у Северуса бедный и несчастный. Просто весь недоделанный. Недочеловек вовсе.
* * *
Люциус медленно и прямо выходит из-за каминной решётки, сходу интересуясь у Гарри, как здоровье, как мама-папа-друзья, как секс – не утомляет, нет? И так, чтоб Северус не слышал. И Гарри уходит от них на чердак, чтоб снести там всё к чёртовой бабушке.
Не выдерживает, спускается. Стоит, угрюмо прислонившись к дверному косяку. На кухне тепло. Вокруг Северуса всегда тепло. Сидят с Люциусом, попивают чай, делясь последними новостями. Когда дело доходит до него, Гарри встревает в разговор, ворчит, что нормальный он. На нём всё как на собаке заживает. И мнётся у двери, как будто это он — гость, а не этот сверкающий, просто таки лучащийся благополучием Малфой.
— Я обыкновенный, — зачем-то выдает Гарри.
— Конечно, обыкновенный. Самый обыкновенный. Я твои анализы видел.
Видел он.
Северус Малфоя уважает. Старые друзья, мол, лихие семидесятые, первая любовь.
— И последняя, Поттер, — глумится, сволочь.
— Прекрати, Люц.
— Да ладно тебе. Поттер у тебя не кисейный. Да, Поттер?
— Почему бы вам не убраться?
— Марш в постель.
— Да. Нечего тут взрослые разговоры слушать. Время-то не детское.
И чувство это такое паршивое, что просто не знаешь, куда себя деть. Гарри окутывает темнота коридоров, а из светлой и такой родной кухни доносится расслабленный, даже чуть-чуть довольный голос Северуса:
— Ох, да бери ты, что хочешь в этом доме, только не...
— Эту штуку тоже?..
Люциус ржёт в голос, а Северус гремит фамильным сервизом.
* * *
…Тук-тук-тук. Дождь усиливается. Кажется, за окном уже море, там всё состоит из воды.
Мимо окна проплывают дорожные знаки, автомобили с мигающими сигнализациями, люди, пускающие разноцветные воздушные пузыри изо рта… Всё смазывается. Гарри сморгнул, наваждение исчезло. Перед глазами зарябил калейдоскоп.
Наверное, поднялась температура…
Северус должен прийти. Он скоро придёт…
* * *
— Апчхииууу! Ох…
— Что за…
— Нет! Я не…
— Быстро ко мне.
— Да всё норма-ально, не парься ты так.
— И тридцать восемь – это нормально, хочешь сказать?
Нет. Это не нормально, Северус.
— Да, нормально.
— Марш в постель, бестолочь. Я сейчас поднимусь.
* * *
Болеть неприятно. Северус всё время нервничает и срывает злость на Гарри, которому и без того плохо. Ходит из кухни в спальню и обратно, притаскивая с собой микстурки, колбочки, россыпи таблеток. Потом сердито сгребает всё это в кучу и заставляет Гарри время от времени что-то пить, жевать или измерять.
— Свечки в меня втыкать будешь?
— Договоришься у меня.
— И клизму?!
* * *
…А вообще в квартире обитал пёс, который тыкал влажным носом в руку Гарри. Но Северус не разрешил никаких посещений больного, поэтому пёс скитался на нижних этажах и подвывал иногда. А сейчас Северус ушел и пса с собой прихватил. И во всем доме был слышен лишь глухой стук дождя…
* * *
— А чего ты респиратор не наденешь, раз я такой заразный?
Северус был хмурый, молча измерял температуру.
— Воды в рот набрал? Почему ты ночами сидишь рядом с кроватью и не ложишься?
Гарри это не нравилось. Почему-то казалось, что он болен чуть ли ни смертельно. И что Северус сам его сейчас прибьет от еле сдерживаемого негодования. Вот, Гарри такой плохой, заболел. А Северус его лечит целыми днями.
— Ну и что? Что я, не человек, что ли? Заболеть не имею права?
Гарри чуть не хнычет. Да что он так сердится? Почему такой грубый? Что Гарри такого сделал? Он же не специально заболел.
— Не имеешь права, — выносит вердикт Северус.
Стряхивает градусник, выходит из комнаты.
* * *
… С наступлением вечера приходит Северус, садится на кушетку, надевает очки и, слегка откинув голову, перелистывает страницы книги. Он взял ее с полки в гостиной. Той полки, где лежат потрёпанные книжонки Гарри. Он покупает их иногда от безделья, шатаясь по магазинам в выходные. Всё равно почти не читает.
Гарри поворачивает лицо к окну. Северус находит нужную страницу, откашливается и начинает зачитывать вслух:
— Как тот актер, который, оробев…
— Ну, боже, Северус.
— Теряет нить давно знакомой роли…
— Это ты туда её положил? Не помню, чтоб я такое покупал.
— Так я молчу, не зная, что сказать, не оттого, что сердце охладело…
Северус демонстративно захлопнул книгу, обратив на Гарри снисходительный взгляд поверх очков.
— Кто платит – тот и заказывает музыку.
— Что же мне заплатить, чтобы не слышать этого?
— Придется выздороветь, Поттер.
* * *
— Северу-ус, — тихий призыв в темноту.
— Мм.
— Северу-ус.
— Мм.
— Северу-ус.
— Мм.
Ну, никогда не спросит, что Гарри нужно в три часа ночи.
— Мне плохо, Северус.
Срывается с кушетки, припадает к кровати, приложив ладонь ко лбу Гарри. Лоб такой горячий, а ладонь у Северуса мягкая и чуть шершавая, будто бы он много работает руками, как плотник или столяр.
— Тошнит? Болит голова?
— Нет.
— Где-нибудь ещё болит?
— Нет.
— Голова кружится? Что не так?..
— Мне без тебя плохо. Ложись ко мне.
Рука Северуса нежно поглаживает лоб, перебирая влажные волосы. В темноте не различить, какое у него выражение лица, но это и не важно. В следующую секунду Северус поддается вперед и долго целует. Сначала чмокнув нижнюю губу, вбирая ее, посасывая, раскрывая сонный рот Гарри, медленно углубляя поцелуй. Целует щеки и уши, шею, шепча что-то совершенно неразборчивое. И на волнах этой неги, цепляясь через одеяло за покачивающегося, горячего Северуса, Гарри засыпает. И снится ему знойное лето, шелестящее море и коктейльные зонтики в бокалах с шипучей газировкой...
* * *
…Дыхание становится учащенным. Гарри чувствует, как его лихорадит, и становится еще холоднее. Еще чуть-чуть и он застучит зубами. Если Северус такой весь из себя врач, что же он оставил Гарри в таком положении одного?
Но Северус скоро должен прийти. Он придёт…
Время идет медленно. Ползёт. Гарри тяжело дышит в подушку. Наволочка влажная от пота. Лихорадка никак не отпускает. Ветер бьётся в закрытое окно, по стеклу яростно и громко хлыщет дождь. Каким-то шестым чувством Гарри понимает, что дальше будет совсем плохо. Ещё чуть-чуть и…
…И тут внизу хлопает парадная дверь, впуская непогоду в дремлющий дом. Раздаётся лай пса и негромкие приказы заткнуться. Шорох бумажных пакетов, стук когтей о паркет. Потом сильный топот собачьих лап по лестнице, и вот, в распахнувшуюся дверь врывается огромный веймаранер с высунутым языком. Сбивает стоящую у двери табуретку и со всей силы прыгает грязными мокрыми лапами Гарри на кровать.
И становится тепло.
И комната вдруг наполняется уютным светом, пропадают смутные силуэты, уменьшаются и совсем исчезают, скрывашись за шторами, в темноту. Холод отступает, забиваясь в углы, за комод, под ковер и кровать. Гарри слабо рассмеялся: пёс тычет носом ему в лоб, в шею, облизывает руки.
— Ну всё! Всё! Хва… Хва-а-атит..
Заходит Северус. Гарри его даже не услышал, обнимая собаку за шею и вдыхая сладковатый запах мокрой блестящей шерсти. Слегка мутит, но это терпимо. Как же он соскучился по этому бродяге.
Северус стоит, прислонившись к дверному косяку и сложив руки на груди. Его пальто влажное, но наверняка тёплое и мягкое.
— Кто же это стирать будет, — ворчит.
— Северус! – орет Гарри. Он так счастлив. Так рад его видеть. Пусть себе притворяется, что снова злится. Гарри так здорово сейчас. И в груди словно развязывается тугой узелок. Спокойно и хорошо. Почти не знобит.
Северус поднимает табуретку, садится рядом с кроватью. Пёс подкладывает огромную морду под его руку, закрывает глаза и устало дышит.
— Болит?
— Неа… Сев…
— Я ходил в магазин и купил тебе шарф, зимние ботинки и пуховую куртку. Куртка тебе не понравится, она огромная, как надувная лодка, зато толстая…
— …
— Включили отопление. Чай купил новый, вкусный. Заварю сейчас. Ты градусник куда дел? Сколько показывает? Лекарство пил? Смотри у меня.
Северус не выдерживает, улыбается, чешет пса по загривку.
— Я..я..
— Да я вижу.
И Гарри улыбается.
И пес улыбается. Ну, как может, по-собачьи.
Робкий лучик вечернего солнца пробился сквозь молочную пелену дождя. На улицах тут же замерцали огни, поплыли звуки разговоров, сигналов и легкой музыки. Рассекая лужи, понеслись по грязному асфальту автомобили. Ветер стихал, осторожно шевеля кроны деревьев. На площади один за другим зажигались фонари.
Vova
