Маркус Белби был из той породы неуклюжих лунатиков, что вечно что-нибудь роняют, переворачивают или просто натыкаются на углы, не успев вовремя затормозить.
Кормака мало интересовали люди типа Маркуса Белби. С ними просто не о чем было поговорить, они были какими-то забитыми, грустными и слишком погруженными в свои мысли, чтобы нравиться Кормаку. Их с легкостью можно было обнаружить в каком-нибудь темном углу, с головой ушедших в очередную скучную книгу, когда вся школа надрывала глотки на трибунах, болея за команду своего факультета.
Такие ребята часто отвечают невпопад, пропустив задаваемый им вопрос мимо ушей, а отметки их скачут от «Превосходно» до уровня, который даже последнему двоечнику из Слизерина показался бы смехотворным.
Кормака мало интересовали люди такого типа. Но сам Маркус уже несколько недель идеально вписывался в круг увлечений Кормака Маклагена. И это уже даже не казалось забавным.
Кормак выпадал из реальности, уставившись на курчавый затылок склонившегося над бубонтюбером Маркуса, когда седьмой курс Гриффиндора встретился с Рейвенкло в теплицах на совместных уроках. Маркус, казалось, не замечал его пристального взгляда, и это изрядно бесило.
Его хотелось до скрежета в зубах, так сильно, что руки дрожали, хоть Кормак и не мог объяснить причину этой странной зависимости. Маркус был высоким, угловатым, неловким и нелюдимым. В Маркусе не было ни мягкости, ни плавности, ничего из того, что Кормак всегда уважал и замечал в девушках. Впрочем, девушкой Маркус Белби уж тем более не был.
У Маркуса были большие ладони, задумчивый наклон головы и светло-золотистые глаза, цвет которых напоминал Кормаку липовый мёд. У Маркуса были искусанные шершавые губы, и волосы немного вились, падая на лоб каштановыми прядями. У Маркуса все ладони были в чернильных пятнах, а взгляд был неуверенным, исподлобья.
Не будь он тем, кто знал наверняка, Кормак никогда бы не поверил, что этот неуклюжий парень — тот, кто всего несколько дней назад прошипел ему на ухо:
— Если ты со мной, то больше ни с кем. Запомни, Маклаген.
От одного только воспоминания об этом моменте внутри Кормака всё поджималось, а дыхание перехватывало. Ощущения были странными. Кормак шумно выдохнул сквозь зубы и чуть ослабил галстук.
Воображение не помогало, подсовывая утреннее воспоминание о том, как Маркус за столом Рейвенкло слизывал с пальцев черничное варенье.
— Что с вами, мистер Маклаген? — спросила профессор Спраут, проходя мимо. — Вы, случайно, не заболели?
— Всё хорошо, — прохрипел Кормак, хватая со стола один из справочников и открывая на первой попавшейся странице. Маркус сводил его с ума, заставлял терять самообладание, будто Кормак не здоровый семнадцатилетний парень, а какая-то легкомысленная малолетняя девчонка, молящаяся на плакат с изображением своего кумира.
А еще Маркус постоянно куда-то ускользал.
На Истории магии Кормак так яростно ставил точки в конце предложения, что соседи по парте вздрагивали. Он с таким остервенением и почти садисткой удовлетворенностью ломал перья, что в скором времени у него не осталось ни одного запасного. А Маркус сидел перед ними, казалось, так близко, просто протяни руку и коснись спины или плеча, или запусти руку в его мягкие волосы на затылке, притяни к себе, заставь его запрокинуть голову. Кормака бесили его же приятели, которые садились рядом на занятиях, пока Маркус, закинув сумку на плечо, пробирался к свободной парте в соседнем ряду.
На гербологию Маркус шел со своим однокурсником — Эдди Кармайклом, с ним же стоял в паре, а Кормак мог только сверлить их обоих сердитым взглядом и думать, думать, думать.
Приятели косились на него с интересом, некоторые — немного взволнованно, но Кормак чувствовал на себе еще один взгляд. Маркус смотрел на него, неуверенно улыбаясь, и от одной только его улыбки Кормак хотел послать всех мантикоре под хвост. Плевать на профессора, на однокурсников, на то, что руки и мантия вымазаны землей — хотелось схватить Маркуса за грудки и прижать к какой-нибудь стене, да так, чтобы приложился затылком, чтобы проехался по камням острыми лопатками, чтобы понял, что, то, что он творил с Кормаком, это...
— Мистер Маклаген! — прикрикнула на него профессор Спраут. — Что вы творите!
— Простите, — буркнул Кормак и потряс головой. Задумавшись, он случайно выдрал из справочника по гербологии несколько страниц. Починив книгу с помощью заклинания, Кормак вновь скосил глаза на Маркуса. Тот улыбался уголком губ, пересаживая ростки бубонтрюбера в отдельные горшки.
Чтобы хоть немного отвлечься, Кормак огляделся по сторонам. Все работали в парах, пересаживая растения в новые горшки и подрезая особо разросшиеся ветви. С напарницей-рейвенкловкой Кормаку повезло — она всё делала сама.
У Кормака не просто слетала крыша — из-за того, что творилось в душе, ураганом в какую-то далекую страну уносило весь дом, снося в руину крепкие стены из самоуверенности. От неприступного замка под именем «Кормак» осталась только форточка, в которую со свистом задувал ветер, унося лишние мысли и оставляя только одну взамен. Когда Маркус был рядом, сердце Кормака ухало с огромной высоты, как у ловца, завидевшего золотой снитч, как у охотника, отобравшего у противника квоффл и теперь стремительно летящего к воротам. Подбитый в полете, он расшибался взглядом о Маркуса, расшибался на мелкие кусочки, на осколки, в мелкую пыль. Он чувствовал себя одновременно и проигравшим, и победителем, и это было так странно, так дико и приятно, что у Кормака кружилась голова.
Ему было всё равно, что Маркус не был девушкой. Ему было всё равно, как восприняли бы эту новость родители. Ему было всё равно, как воспринял бы всё сам Маркус — Кормак Маклаген с самого детства приучен был брать своё.
Маркус рождал в нём те чувства, которых Кормак раньше никогда не испытывал, о существовании которых он никогда даже не догадывался. Проходя мимо Кормака и его компании, Маркус вежливо улыбался, но не самому Кормаку, а его рукаву, плечу, изгибу губ, вратарским перчаткам в руках, словно боясь даже взглянуть ему в глаза при свидетелях. И Кормак тоже старался не смотреть. Потому что иначе он бы сорвался, зажал бы Маркуса в углу того же коридора, не заботясь о том, что кто-нибудь мог бы их увидеть.
— Маклаген, — зашипела где-то под боком Мариэтта, которая работала с Кормаком в паре. — Маклаген, ты собираешься хоть как-то мне помочь?
Кормак поднял голову. Мариэтта смотрела на него негодующе. В любое другое время у Кормака, возможно, проснулась бы совесть, но Эджком выглядела слишком нелепо, обмазанная гримом так сильно, что, казалось, на её лице была гипсовая маска.
— Нет.
— Ну и отлично, — буркнула она, подхватывая свои вещи и горшок с бубонтюбером, чтобы пересесть за соседний стол, избавив Кормака от надежды получить за пару хотя бы «Удовлетворительно».
Зачарованный звонок прозвенел, оповещая о конце урока. Все заторопились, складывая свои вещи, возвращая на места инвентарь и закутываясь плотнее в свои теплые мантии. В замке их всех уже ждали накрытые столы с горячим обедом.
— Мистер Маклаген, — окликнула его профессор Спраут. — За сегодня получаете «Удовлетворительно» авансом, но на следующий урок жду от вас метровый реферат о свойствах молодых побегов бубонтюбера. Вы всё поняли?
— Спасибо, профессор, — невнимательно кивнул Кормак, подтягивая ремешок своей сумки. — Я всё сделаю.
— Дело близится к «ЖАБА», мистер Маклаген, — напомнила ему профессор. — Вам пора взяться за ум. С такими знаниями вы мой предмет завалите.
— Спасибо, — повторил Кормак. За свои оценки он не волновался — его отец и дядя были крупными чиновниками, и место в своих отделах они готовы были ему предоставить хоть сейчас. Профессор Спраут покачала головой, но больше ничего не сказала, выходя из теплиц вслед за студентами.
Кормак оглянулся. Маркус подозрительно долго возился со своей сумкой, а Эдди Кармайкл нетерпеливо переминался с ноги на ногу рядом. Кроме них троих в теплицах уже никого не осталось.
— Ты скоро? — не выдержал Эдди. — Я так есть хочу.
— Иди, я догоню, — пробурчал Маркус, не поднимая головы. — У меня чернила разлились, все рефераты перепачкались. Придется чистить, пока не высохли.
— Ладно, — облегченно вздохнул Эдди. — Я тебе место займу.
Он заторопился к выходу, задержавшись взглядом на Кормаке, который столпом замер у своего стола. Кормак угрожающе шевельнул бровями и Эдди побледнел, ускоряя шаг.
Кормак Маклаген джентельменом не был. Своё он предпочитал брать немедленно, а если оно сопротивлялось, то Кормак без всякого зазрения совести применял грубую силу. Это касалось и девчонок, с которыми Кормак никогда не мог найти общий язык, а оттого отношения у него всегда были непродолжительными, направленными на физический контакт, а не на какие-то моральные заморочки.
Но с Маркусом все эти старые правила, проверенные временем, не работали. Он вообще ни под одно правило не подходил. Девчонку нужно было сводить на свидание, а если она была несговорчивой, то на все два. Девчонку нужно было целовать осторожно, с девчонкой нужно было соблюдать некоторые условности. Но Маркус девчонкой не был.
— Эй, — воровато оглянувшись и убедившись, что в теплицах больше никого не осталось, Кормак кашлянул, привлекая внимание Маркуса. И добавил немного хрипло, не зная, что и сказать: — Привет.
— Привет, — Маркус на миг поднял голову и смущенно улыбнулся. — Ты чего не идешь не обед?
— Тебя жду, — фыркнул Кормак и подошел ближе.
Кормак почти наяву слышал, как щелкают в голове Маркуса появляющиеся панические мысли. Но он тряхнул головой, будто близость Кормака его ничуть не волновала, и вновь потянулся к своей сумке.
— Реферату по трансфигурации конец, — скорбно сказал он, разглядывая залитый синими разводами пергамент.
— К черту транфигурацию, — Кормак вырвал сумку у него из рук и бросил обратно на скамью. — Ну же, Маркус, я задолбался ждать...
На этот раз Маркус поцеловал первым. Немного неуверенно коснулся жестких светло-русых волос Кормака, закрыл глаза, совсем, как девчонка. У него были длинные ресницы, гладкая кожа щек, и он целовался так, что Кормака скрутило еще сильнее, чем тогда, в первый раз. Слишком неторопливо, чуть прихватывая нижнюю губу Кормака зубами. И Кормаку ничего не оставалось, как цепляться в мантию Маркуса, потому что ноги, черт возьми, не хотели твердо стоять на земле. Его шатало, а Маркус отстранялся на доли секунды, тяжело дыша и облизывая нервно губы, вглядывался в его глаза, словно проверяя — не тронулся ли Кормак еще умом. И Кормаку казалось — тронулся, да, действительно тронулся. Потому что было мало, потому что было слишком тягуче, слишком нежно, размеренно. Потому что если бы они продолжили в том же духе, Кормак бы загнулся от чувства, которое затапливало его, накрывало лавиной, отнимало способность внятно мыслить и дышать. Сумасшествие, настоящее сумасшествие.
— Не могу так больше, — прошипел он, толкая Маркуса к стене. — Сил нет. Совсем.
— Если кто-то зайдет... — срывающимся голосом спросил Маркус. — Если увидят... Тут же столько окон...
— Закрой, — прошептал Кормак, прижимая Маркуса к стене и целуя шею, — рот. Заткнись.
— Какого черта, — продолжал он, дергая пуговицы на мантии Маркуса. — Какого черта на тебе столько одежды...
Он рывком расстегнул ремень на брюках Маркуса и потянул вниз молнию.
— Так зима же, — выдохнул Маркус, помогая расстегивать пуговицы на своей рубашке. — Холодно. Ах.
Холодные пальцы Кормака скользнули по его животу, забираясь под рубашку. Маркус уперся ладонями в его плечи, не зная, что ему хочется больше: прижаться сильнее или оттолкнуть, послушавшись здравого смысла, который призывал к благоразумию. Но губы Кормака скользили по его шее, оставляя влажные следы, а пальцы уже нырнули за резинку белья, поглаживая.
— Я целый день ждал, — низко шепнул Кормак, отрываясь от его шеи. — Ты — сволочь.
— Мог бы сам, — фыркнул Маркус, изо всех сил сдерживая рвущий горло стон. — Справиться.
От холодного январского воздуха по коже бежали мурашки. Кормак чуть отстранился, не торопясь продолжать то, что начал.
— Вот как? — насмешливо спросил он. — Сам?
Он сильнее сжал стоящий колом член, но двигать рукой не спешил. Глаза Маркуса лихорадочно блестели.
— Маклаген, — как-то жалобно протянул Маркус. — Я же...
— Что ты? — продолжал издеваться Кормак, большим пальцем прочерчивая линию на его подрагивающем животе.
— Пожалуйста — что? — переспросил Кормак, расплываясь в широкой улыбке. Впрочем, взгляд Маркуса перевесил желание немного пошутить, и Кормак качнулся вперед, сминая его губы жестким поцелуем. С Маркусом просто не получалось иначе.
Опираясь в стену за головой Маркуса левой рукой, правой Кормак торопливо ослаблял свой ремень. Маркус только мешал, сталкиваясь с ним пальцами, пытаясь помочь ему справиться с молнией.
По венам бежала не кровь, а чистое электричество. Маркус все лез холодными пальцами ему под рубашку, шепча что-то сбивчивое, грязное, то, чего он в жизни бы не сказал до встречи с Маклагеном. Хватило сжать их члены вместе, чтобы их обоих почти одновременно тряхнуло.
— Боги! — выдохнул Кормак, наваливаясь на Маркуса всем телом. Он тяжело дышал.
Когда они оба немного отдышались, Кормак отстранился и выматерился, глядя на их заляпанные животы.
— Эванеско, — шепнул Маркус, не открывая глаз. Его бледные щеки горели лихорадочным румянцем, а мокрая челка прилипла ко лбу. Кормак закусил губу, рассматривая его. Затем, решившись, лизнул шею, прямо под кадыком. Кожа была соленой. И Кормаку это нравилось.
Маркус вздрогнул.
— Чего ты? — спросил Кормак, чуть прикусывая кожу у него на шее, оставляя красноватые следы.
— Холодно, — сказал Маркус, легонько толкая Кормака в грудь. — И скоро может вернуться профессор.
— А я люблю экстрим, — ухмыльнулся Кормак. Маркус чуть подался вперед, быстро его целуя, но сразу же отстранился, как только руки Кормака скользнули по его спине.
— Надо возвращаться в замок, — сказал он хмуро. — Эдди, наверное, уже заметил, что я не вернулся.
— Плевать, — буркнул Кормак, но тоже принялся застегивать пуговицы своей рубашки.
На улице вновь валил снег, добавляя высоты сугробам, которые и так доставали до самого колена.
— Не понимаю, — пробурчал Маркус, проваливаясь в очередной сугроб. — Почему Дамблдор не может наложить какое-нибудь заклинание. Это же для него, наверное, сущий пустяк. А мы страдаем.
Кормак не слушал его, сосредоточенно о чем-то размышляя.
— Стой, — позвал он, останавливаясь у самых ступеней замка. — Маркус.
— Чего?
— Может, ну его? Пойдем в Хогсмид?
— И как мы туда попадем? Через ворота перелезем? — Маркус сунул руки в карманы. — Не выдумывай, Маклаген. Идем, а то я совсем окочурюсь. Холод собачий же.
Только Маркус мог произнести фамилю Кормака так, что это звучало намного интимнее, чем когда к нему обращались по имени. Первые звуки его фамилии звучали из его уст с каким-то придыханием, и это было чертовски круто.
— Поклянись, что ни один рейвенкловец не узнает о том, что я тебе сейчас покажу, — серьезно сказал Кормак и ухмыльнулся.
В «Трёх метлах» было тепло, даже немного душно, и Маркус наконец перестал клясть погоду, растирая красные от мороза щеки. Он стащил с шеи свой полосатый серо-синий шарф и аккуратно сложил его вчетверо.
— Если из-за тебя мы вылетим из школы прямо перед годовыми экзаменами, — прошипел Маркус, устраиваясь за свободным столиком в самом углу паба, — я тебя собственноручно прикончу. А потом тебя найдет моя мать с сестрой, и ты пожалеешь, что так быстро умер, потому что они тебя воскресят, четвертуют, а после...
— Две медовухи, пожалуйста, — улыбнувшись официантке, сказал Кормак. И добавил, обращаясь к Маркусу: — Расслабься. Никто не просечет.
Медовуха отдавала привкусом добавленной в неё корицы, Маркус же, подперев рукой голову, сонно слушал Кормака.
— Тебе обязательно нужно приехать к нам, — уверенно говорил Кормак, и глаза его пьяно поблескивали. — У нас есть бочонок столетнего эльфийского вина. Это тебе не эта низкоградусная бурда, — Кормак покрутил в руках стакан и вздохнул. — Оно такое... горько-сладкое. Тебе бы понравилось.
— А еще, — продолжал он, — еще мы могли бы вместе сходить на квиддич. Или можем сгонять в Швецию, посмотреть гонки. Я, кстати, наверное, подам заявку на участие. Я хотел еще прошлым летом, но мне было шестнадцать, а там только совершеннолетние принимают участие.
— С ума сошел? — спросил Маркус, делая глоток. — Там же лететь триста миль, от Коппарберга до Арьеплуга...
— Ага, а сколькие не долетают, слышал? — хмыкнул Кормак. — Я смотрел статистику. Девять из десяти загибаются уже на сотой миле.
— Весело, — скептически протянул Маркус.
— В том и дело — очень, — Кормак залпом допил медовуху и со стуком поставил пустой стакан на стол. — К тому же, придется лететь над заповедником. Есть шанс наткнуться на Шведского короткокрылого. Помнишь, Диггори такой попался на Турнире? Классный такой... Ха, только понял, что он в рейвенкловских цветах. Голубой с серым. Ну, вдвойне круто получается, скажи?
— У тебя странная манера веселиться, — покачал головой Маркус. — Сколько раз ты из-за этого попадал в Больничное крыло? Я иногда полгода тебя не видел на занятиях.
— Скучал? — самодовольно переспросил Кормак, ухмыляясь от уха до уха. — Ну, признайся, Белби, ты дни считал...
— Ты такой придурок, Белби, что я с ума схожу, — невпопад сообщил ему Кормак и перегнулся через стол. — И если я тебе в ближайшее время не отсосу, Маркус, клянусь всеми богами, сдохну.
Маркусу показалось, что все вокруг разом затихли, обернувшись к ним. А Кормак не затыкался, и в глазах его, как мерещилось Маркусу, плясали здоровенные черти. Не зря ведь говорят, что глаза — это омуты. А в омутах, как известно, полно всякой нечисти.
— Не знаю, как тебе, Маркус, — ничуть не стесняясь, сказал Кормак, — но мне тебя мало. И я бы прямо сейчас, прямо здесь...
Конечно, он блефовал. Но ему нравилось, как по лицу Маркуса выступали красные пятна, выдавая ответное желание с головой. Они еще плохо друг друга знали, но в одном Кормак мог быть уверен на все сто процентов — у Маркуса дела с самоконтролем обстоят так же, как и у него. Хреново совсем, короче.
— Замолчи немедленно, — прошипел в ответ Маркус, затравленно оглядываясь по сторонам. Но никто не обращал на них никакого внимания, продолжая заниматься своими делами.
— Всем плевать, — Кормак правильно истолковал волнение Маркуса. — Перестань так трястись. У людей свои заботы.
В подтверждение своих слов он быстро накрыл руку Маркуса своей, удовлетворенно усмехнувшись, когда тот вздрогнул и быстро отдернул ладонь.
— Посидим тут еще немного и возвращаемся в школу, — буркнул Маркус. — У меня в пять часов еще урок трансфигурации.
— Ага, — невнимательно кивнул Кормак. — Как думаешь, мадам Розмерта сдает комнаты на час?
Оказалось, что сдавала.
На уроки они благополучно опоздали, вывалившись из прохода за статуей Одноглазой ведьмы за час до ужина.
У Большого зала Маркус быстро мазнул поцелуем, оставив на губах Кормака привкус меда, и толкнул двери, решительно направляясь к своему столу.
«Если ты со мной, то больше ни с кем», — так сказал Маркус, яростно притягивая Кормака за галстук. А ему и не хотелось. Не хотелось больше ни с кем, кроме Маркуса.
Vova
