Жучок

Ну? Где он? Где его носит? Гарри… Гарри, Гарри, Гарри! Поттер, чтоб тебя! С-с-сука! Ненавижу!.. Господин Главный аврор… Вчера не пришёл. И сегодня весь день ни слуху ни духу! И всю минувшую неделю кормил обещаниями. «Малфой, завтра у нас. Я весь вечер свободен». – А в мансарде лишь ветер гуляет от забытой в прошлый раз форточки, и сижу до утра у камина, грею руки у экрана, а мог бы у него в тёплых жёстких перепутанных волосах, за пазухой, под ремнём… «Драко, зайчик, утром заскочу. Будет часок перед совещанием у министра. Жди. Готовься. Только час, понятно? Хочу потратить его с толком». – После ночного дежурства валюсь с ног, не иду спать, а жду, жду, жду, сижу на подоконнике в кабинете и мечтаю о том, как вот сейчас откроется дверь – и мой Гарри ворвётся с мороза, начнёт раздевать грубо и торопливо, всё сделает жёстко, но так, что не только член зайдётся от оргазма, а сердце будет потом долго стучать его именем и колоться изумрудами его глаз… «Слушай, а давай смоемся на пару дней? Только ты и я. Представляешь?» — Представляю, глотаю слюни, покупаю новый парфюм и свежую смазку самой новой рецептуры, заказываю номер, а он… Его просто нет. Нет. Нет. Нет. Он есть на снимках в газетах, в новостях, на всех публичных мероприятиях. Улыбчивый, со строгим взглядом, расправленными плечами, гордо поднятой головой. Главный аврор, а не вчерашний шалопай-гриффиндорец. Дорогая мантия, мундир с наградными нашивками, аккуратная причёска. Счастливая миссис Поттер рядышком, под ручку. Он есть, но его нет… Нет возле меня… Прибегает, налетает, берёт поспешно, чуть ли не силой. Ну, не силой, конечно, но только успевай подставляться и расслабляться… Торопится так, словно от того, успею ли взять минет, зависит что-то жизненно важное. Это радует, заводит, держит в тонусе, но… Никогда не спрашивает, а как я сам хочу, сразу или поиграть, быстро или медленно, в рот или сзади. Нет, работая во мне, он вежлив, не забывает про поцелуи, к моему члену не равнодушен, спрашивает часто, не больно ли, могу ли потерпеть или подогнаться. Вот только не спрашивает, а хочу ли я именно сейчас и именно так, а что я делал всю неделю без него, как я вообще без него жил… и выжил… Без него… Ах, Гарри… Ну, Потер? Где тебя носит? Не спрашивай ни о чём, чёрт с тобой, только приходи уже быстрее. Или сообщи, что жив… ну?

Другой. Он теперь совсем другой. Война всех изменила. Но мальчик, который почти с рождения делил свою душу с крестражем сильного тёмного мага, изменился сильнее всех. Только не все это видят. Я вижу. Кажется, Джинни тоже… Пустота, образовавшаяся после смерти Тёмного Лорда и части его души в Поттере, теперь медленно, но неуклонно заполняется. Чем? Об этом не знает никто. Но Гарри – уже не Гарри. Мне это даже нравится, с ним таким я имею шанс быть рядом… С ним…

Первый раз я вообще плохо помню. У него снесло крышу. Нет, это не было насилием. Он заручился моей поддержкой, услышал мои признания, что-то пробурчал в ответ, что тоже давно хотел. А потом взял меня так стремительно и грубо, а кончил так быстро, что я не успел почувствовать ничего, кроме боли и стыда, ничего кроме горячей спермы в себе. Но всё зачеркнуло его: «Квиты, Малфой! Можешь расслабиться. Теперь ты мой»…

Первый минет он тоже проскочил на скорости света: только прижал свой член к моим губам, я даже не успел забрать, — и выплеснулся мне на лицо, виновато улыбнулся. Виновато и восторженно. Какой у него был тогда взгляд! Я чуть не кончил от него. Поттер! Ты своим взглядом вьёшь из меня верёвки… Потом он научился держаться долго. Так долго, что я порой прошу его о пощаде… А он только улыбается и говорит, что я слабак… И иногда говорит, что ему не нужен никто другой. Что ни с кем ему не хорошо так, как со мной. А я гоню из башки мысли о том, что про жену он не стал бы говорить во множественном числе…

Я попросил его рассказать, с кем он бывает, кроме меня… Он усмехнулся и впервые взял у меня минет. Сам… и старался так долго, что я не помню, сколько раз кончал… Но от него часто пахнет чужими… Чужими женщинами, мужчинами, чужими духами, спермой, чужой магией… Как Джинни терпит с её-то характером? А как я терплю?.. И, главное, зачем?

Он привёл свою беременную жену на приём именно ко мне. Был так счастлив, что у меня во время осмотра в руках дрожала волшебная палочка… Миссис Поттер смущалась, краснела, долго не могла нормально со мной говорить, как пациентка с целителем… А ночью Гарри просто вошёл в мой кабинет и запечатал дверь… Я тогда впервые сказал «нет». Но разве он слышал меня? И разве я мог одолеть аврорские штучки, пусть даже и в Мунго, защищённом от посторонней магии? Что он делал той ночью! Будто все демоны ада вселились в его душу, в его глаза, в его руки, в его озверевший член… Сколько раз той ночью, выскакивая из омута липкой боли и стыда, я хотел дотянуться до палочки и прекратить эту пытку Авадой… А утром я забыл… Заставил себя всё забыть… Потому что не было ночи слаще… Потому, что он впервые сказал, что любит… Во сне, еле шевеля пересохшими губами, назвал меня по имени. Не «Малфой», а первый раз «Драко». И добавил: «Люблю…» И я понял, что пропал… Нет, пропал я давно, а сошёл с ума ещё раньше, но в то утро я понял, что пропал окончательно… И нет для меня большего наказания и большей награды, чем этот гриффиндорец…

*

— Твой отец говорил со мной, — Гарри водил колючей щекой по моей ягодице, а я морщился, но молчал… — Он хочет, чтобы ты женился.

— Я знаю. А ты тут при чём? – возмущённо поднял я голову с подушки, но Гарри нажал мне на плечи, уложил обратно.

— Люциус полагает, что я могу повлиять на твоё решение, — он сунул ладонь мне под живот – и я полетел… Только вжался лицом в подушку. – И ведь он прав? Я могу повлиять? – голос Гарри заставил мои мышцы зайтись сладостной судорогой раньше его пальца, проскочившего в меня быстро и ловко. – Ответь мне, не молчи.

— Да, — прохлюпал я в подушку.

— Что «да»? – его пальцы с обеих сторон не давали мне вспомнить, как надо дышать…

— Да…

— «Да, продолжай, не останавливайся, я хочу знатно кончить»? Или «да, я женюсь на какой-нибудь племенной тёлочке и не стану привлекать внимания к отношениям с будущим Главой Аврората»?

Я долго молчал, так долго, как только мог, но на последнем лихорадочном выдохе, уже сливаясь и толкаясь на его пальцы, сам не зная зачем, вскрикнул:

— Да! – как поклялся…

*

На свадьбу Поттер преподнёс нам с Асторией такой дорогой подарок, что даже папочка присвистнул. А мама недовольно поджала губы.

Ночью он, пьяный, долго ржал, вдохновенно читал мне похабные анекдоты на тему первой брачной ночи, порывался устроить новобрачной сюрприз в виде групповушки на свадебном ложе, а потом сказал, что хочет видеть меня в женском платье. А я только посмеялся в ответ… Вот тогда он и объяснил мне впервые, что значит его «хочу»… Утром он извинялся, долго упоительно лечил меня, целовал как никогда нежно и трепетно, ласкал пальцами, членом, магией. А у меня в ушах стояло его страшное «Хочу! Ты меня понял, Малфой?» перед вспышкой боли, отключившей тормоза, его и мои, и я не знал, как убежать от всего этого, куда, и хочу ли я убегать…

Гарри… Ненавижу… Люблю… Как же мне плохо без тебя… И как мне невыносимо с тобой… Куда же ты исчез, мой зеленоглазый мучитель? По каким притонам таскает тебя твоя чёртова работа, чувство долга, желание спасать и прикрывать надёжной аврорской грудью? Или твои другие желания, неприличные, странные, опасные, те, в которых ты даже самому себе не можешь признаться? А… мне… можешь…

Ненавижу! Ненавижу… Люблю… Люблю!

Скоро закончится дежурство. Пациенты, назначения, операции, магия изломанная, болезненная, порубленная на куски… Какой длинный день, какая длинная ночь. Снова без тебя… И даже не напиться… Пойду домой. К себе. К жене. А мог бы к нам, в мансарду. И ждать тебя, встречать ароматным кофе или глинтвейном. Можно и френчем, тем, что ты любишь. Как ты можешь пить такую гадость? Но пью вместе с тобой и даже не морщусь, нахваливаю, подливаю обжигающее пойло. Потому что знаю: сейчас ты расслабишься, улыбнёшься, потянешься всем застоявшимся телом, всеми тренированными рельефными мышцами, похрустишь суставами, забудешь о своей работе, о жене, детях, о своём героическом предназначении. Забудешь, как неделю назад я орал под тобой, выл, бился, царапался… и опадал с тихой улыбкой на искусанных в кровь губах. Забудешь… Кивнёшь, откинешься на диване, позовёшь на колени. Долго будешь гладить меня по плечам, пока я не замёрзну, долго будешь заглядывать в глаза, лаская мой член через брюки. Поцелуй, глубокий, пьянящий, – потом, когда я уже упаду на тебя, не в силах больше держаться, и буду готов на всё… И сам попрошу…

Но тебя нет… Тебя нет. Забыть. Хочу забыть. Не могу забыть… Ты не нужен мне, Поттер! Слышишь?! А за спиной в зеркальном отражении – изумрудный клинок воткнулся под рёбра, полоснул по коже. Ты не нужен мне, Поттер?.. Я не могу без тебя, Гарри…

*

— Целитель! Мистер Малфой! – «Что ещё? Что за хрень? Сплю же. Весь день на ногах. Сон такой милый, лучистый. Гарри лежит на полянке в Запретном лесу. Лето, птички, паучки, цветочки. Голос Хагрида перекликается в чащобе с какими-то одному ему известными ручными тварями. Подкрадываюсь осторожно, выползаю из-за куста, пригнувшись. Вот он, гриффиндорец! Попался! Один! Без команды! Спит? Глаза закрыты, голова на кочке, волосы шевелит тёплый ветерок. Сейчас вскину палочку: «Авада Кедавра!»…

Жучок ползёт по его мантии, по груди, забирается на подбородок, карабкается на нос. Поттер морщится и чихает во сне, отмахивается руками от щекотки, от опасностей, от врагов, от Драко Малфоя… Сажусь тихонько на колени, снимаю бесстыжую букашку, перебирающую лапками его длинные смоляные ресницы. Он вскрикивает не просыпаясь, что-то шепчет отчаянно и испуганно. Осторожно прижимаю палец к его горячим губам: «Тише. Не бойся. Что ты, Поттер? Г-а-рр-и… Тебя никто не укусит. Тебя никто не обидит. Я буду рядом. Ты хочешь?»

— Мистер Малфой! Целитель! Ну же! Драко. Вы слышите? – трясут, даже бьют по щекам. «Вы что, охуели?!»

— Целитель. Главный аврор. Ранен. Тяжело…

Дверь хлопает так, что будит сонный этаж. По лестничным пролётам вниз, через ступеньки, только перила гудят в напряжённых руках.

— Где он?! – страшный взгляд через окошко приёмного покоя.

— Э? Кто? – «Тупая фельдшерица! Овца!» — Ах! В первой операционной!

Дыханье рвёт лёгкие в клочья, сердце грохочет камнепадом, руки дрожат, ноги ватные…

— Прошу посторонних покинуть помещение! – целитель Малфой уверенно вошёл в операционную и по-хозяйски раздвинул плечи сгрудившихся над раненым командором мракоборцев. – Кто-то не слышит? – Авроры расступились, потоптались, насупившись, начали пятиться к двери. Целитель окинул спокойным взглядом взволнованные растерянные лица врачей реанимационной бригады: — Работаем, господа!