— Эй, Поттер! — когда я слышу издевку в вечно надменном голосе, первое правило — включить равнодушие.
— Эй, Поттер! Ты что, оглох? Или твои маггловские родственнички отрезали тебе уши? — эй, мои уши прекрасно видны, но тема повышенной лохматости моей головы никогда не оставит Малфоя.
— Эй, Поттер! Ты язык проглотил? — я беззаботно прохожу мимо, разглядывая потолок. Эй, Малфой, тебя беспокоит мое равнодушие. Почему? — вертится у меня в голове, но я прикусываю язык.
— Эй, Поттер! Что происходит? — возмущенно шипит он на Зельях, а я улыбаюсь. Мысленно. И молчу. Мне не нужна отработка у Снейпа.
"Эй, Поттер!" больше не звенит в стенах замка и в моих ушах, отдаваясь бесконечным эхом. Малфой взял тайм-аут. Эй, Малфой, почему меня это беспокоит?
Мои нервы сдают первыми, и кулак несется прямиком к его челюсти. Малфой смеется.
— Эй, Поттер, ты безнадежно нетерпелив. Но это самое ожидаемое. Ведь некому учить тебя манерам, — он слишком тих. Он только улыбается самодовольно, а любой другой хохотал бы во всю глотку на его месте.
Эй, Малфой, я хочу, чтобы ты врезал мне. Так, чтобы глаз заплыл, а губа оказалась разбитой.
— Эй, Малфой, я послал цветы твоей подстилке. Задница у него, что надо.
Эй, Малфой, я знаю, что ты в шоке. Любой другой уронил бы челюсть или заорал, или еще что угодно, Малфой же выгибает бровь — расстроен, удивлен, разочарован, — отсчитываю я про себя. Малфой шипит мне в лицо пожелания скорой болезненной смерти — очень искренне, — констатирую я мысленно и получаю удар в солнечное сплетение. Меня сгибает пополам — больше от вечной пустоты в желудке, чем от удара. Малфой улыбается довольно, смотрит в глаза, издевательски держит спину, как можно ровнее. Малфой наслаждается фальшивой победой, я наклоняюсь ниже, все мышцы сводит. Эй, Малфой, ударь меня еще.
Мы — искалеченные дети? Возможно, что это действительно следы войны, но я не хочу об этом думать. Все пытаются жить нормально, но Рон потихоньку спивается, Герм пристрастилась к эксгибиционистам, а мне нравятся побои.
Эксклюзивно от Малфоя.
— Эй, Поттер, я победил, — его тонкие пальцы в моих волосах, он тянет назад и вверх, заставляя меня подняться и запрокинуть голову. Нет. Я упрямее.
Я поднимаюсь медленно, а рука выпрямляется быстро. Эй, Малфой, кажется, я сломал твой нос, — хочется сказать мне. Эй, Малфой, это я тут победитель, — рвется наружу. Я не хочу быть победителем. Эй, Малфой, победи меня. Я жду этого слишком долго.
* * *
— Эй, Поттер, — его голос напряжен и серьезен. Второе правило — я не хочу обсуждать наши драки.
— Эй, Поттер, ты меня боишься? — тянет он, сменив тон на более насмешливый. Мой кулак несется к его ребрам, припечатывая к стене. Его кулак разбивает мои губы. Я нервно кусаю новые ранки и трещинки, содранные места. Во рту металлический привкус. Он бьет еще раз по моим губам — на этот раз ладонью — и слизывает мою кровь с кончиков пальцев.
Мое сердце гулко и сладко обрывается куда-то вниз. Впервые за год после войны я говорю это — слишком личное, слишком интимное, слишком громкое.
— Я ненавижу тебя.
Он бьет меня без особой цели, куда придется, а я даже не собираюсь защищаться, только сползаю все ниже по стене и кусаю губы, чтобы не сказать того, что вертится в моей голове. Его пальцы в крови, он дышит совсем тихо, но рвано, и каждый его вздох отдается в моей голове громким эхом.
Эй, Малфой, подчини меня себе, — я запрокидываю голову и смеюсь, но кашель превращает этот смех в хриплое карканье. Малфой удивленно вскидывает бровь, отстраняется, смотрит на свои руки, что-то неразборчиво бубнит и сбегает. Я не вижу, но знаю, что он улыбается. Эй, Малфой, я не могу вздохнуть, спасибо, — совершенно искренне думаю я, сползая по стене.
* * *
— Эй, Поттер, — звучит уже властно, я останавливаюсь словно нехотя, а он улыбается так самодовольно, что в его взгляде читается — ты никуда не сбежишь. — Поттер, — чуть тише повторяет он, а у меня все ноет внутри.
Не тяни уже, — хочется заорать мне, но я молчу, только мой кулак привычно направляется к его лицу. Он перехватывает мою руку, я кусаю губу — она разодрана до крови, нет смысла ее даже трогать, ее щиплет, а мои колени дрожат еще до его ударов, тело пытается сползти по стене. Но он просовывает колено между моих ног, пальцами чуть давит на кровоточащие губы, слизывает с пальцев кровь, и мир уходит из-под моих ног. Для него нет ничего слаще этого, — проносится в голове. Удар за ударом — я кусаю его руки, он вдавливает меня в стену, и кажется, я хочу что-то прошептать. Эй, Малфой! Просто трахни меня, твою мать. Трахни, сука, трахни.
В голове бешено стучит, ладони слишком горячие, у него кровь на губах, а я беспомощно всхлипываю, повиснув на его руках и колене. Третье правило — никогда не говорить то, о чем думаешь, но максимально приближать.
Мои руки дрожат, как у запойного пьяницы, когда я непослушными пальцами расстегиваю его ремень, стаскивая штаны. Эй, Малфой, пойми меня, блядь. Пойми меня без слов. Я все же сползаю вниз, он хрипло что-то шепчет, его рука в моих волосах.
Я совершенно по-мудацки целую его в живот, прикусывая кожу, и мне плевать, как это выглядит, хотя я знаю, что я чертовски неуклюж. Его рука толкает меня ниже, и я, секунду раздумывая, неловко и смущенно касаюсь губами головки, он шумно дышит. Слишком шумно. А меня охватывает азарт, и я из любопытства провожу кончиком языка от самого основания по всему члену, Малфой толкается внутрь. Малфой что-то горячо шепчет.
Его рука в моих волосах, и он настойчив как никогда. Эй, Малфой, я тут тебе отсасываю, и мне это нравится.
* * *
— Эй, Поттер! — он избегает смотреть мне в глаза, а я — напротив — пытаюсь поймать его взгляд. Эй, Малфой, ты смущен. Я привычно заношу кулак для удара, но он перехватывает мои руки, крепко держа за запястья. Четвертое правило — Малфою нужно объяснять, что происходит. Эй, Малфой, я хочу, чтобы ты трахал меня регулярно.
Он неуверенно касается моей щеки кончиками пальцев, словно пугаясь, что я сбегу. Эй, Малфой, не тяни, у меня внутри уже все горит. Черт возьми, не тормози, Малфой.
Наверное, впервые с момента появления наших драк в моей жизни, у меня внутри возникает это — горячее, тянущее, сладкое и совершенно невозможное. Я не могу пошевелить даже пальцем, отчаянно цепляясь за него, бестолково тычась носом в его плечи. Малфой на секунду замирает, выдыхает негромкий смешок и ладонью проводит по моей шее, заставляя запрокинуть голову. Эй, Малфой, поцелуй меня тогда уж, сукин сын.
Я сижу у него на коленях, он кусает мои плечи, а я сдираю с него рубашку. Его ладони — одна на груди, другая на ребрах — вдавливают меня в стену. Эй, Малфой, у меня уже крыша едет. Я сжимаю зубы, а наружу просится странное — трахнименятрахнименятрахнименя.
Он сжимает мои соски, я начинаю шипеть, и оказывается, что мое дыхание уже давно и рваное, и шумное, просто я как-то не замечал. Малфой, опасаясь своих неожиданных садистских склонностей, мягко целует мои ключицы, а я больше не могу.
— Ты заебал, трахни меня уже.
Его рука в моих трусах — и когда он только успел? — пальцы неловко обхватывают напряженный член. Малфой проводит большим пальцем по головке, открывая чувствительную плоть. Плевать, — решаю я. С моих губ давно просятся стоны и шепот.
— Пожалуйста, — всхлипываю я, а он улыбается довольно. Его глаза блестят, а я чувствую себя пьяным. — Трахни меня, ну же, — получается слишком жалобно, но это не имеет значения. Малфой смеется совсем тихо и закусывает губу.
Он сдирает с меня штаны вместе с бельем к чертовой матери, мои колени дрожат и отказываются поддерживать тело в вертикальном положении. Я держусь за него так, будто он единственный важный для меня человек. А может, так и есть. Но сейчас не до размышлений.
— Расслабься, чертов Поттер, — яростно выдыхает он мне в затылок. Малфой чертовски хорош, — отмечаю я про себя. Он проводит ладонью по моему члену, другой, судорожно пытаясь просунуть палец в мою задницу, гладит внутреннюю сторону бедра.
Мои мысли сливаются в поток бессвязных бессмысленных слов, в то же время — слишком важных, чтобы их можно было произнести. Он входит двумя пальцами, а я вот-вот рухну уже, но там так больно и горячо, что мне хочется плюнуть на любые инстинкты и насаживаться на его пальцы. Он смеется довольно и трахает меня своими чертовыми тонкими пальцами.
— Пожалуйста, — шепчу я в горячечном бреду, не соображая нихрена. Он замирает на мгновение, разводит пальцы внутри меня — мне больно, еще больнее, но мне нравится, и я непроизвольно вскрикиваю. Головка его члена у входа, он не медлит, толкается внутрь, у меня внутри все обжигает, но это так здорово.
Малфой комплексует, что не может доставить мне максимум удовольствия. Он молчит, но как-то излишне напряжен, и я мысленно закатываю глаза — о нет, только не сейчас, когда у меня перед глазами миры взрываются, и хочется просить еще.
Но, наверное, не стоит быть эгоистом, и если для него важно, что же. Я останавливаю его, осторожно посадив на пол — выбора особенно нет — присаживаюсь на корточки перед ним. Его подбородок у моей груди, мой напряженный член у его живота. Я толкаю его, заставляя лечь, закусываю губу и осторожно ввожу его член внутрь себя. Он резко вскидывает бедра, и мир плывет у меня перед глазами.
Внутри горячо, сладко, больно и сухо. Я в бешеном ритме насаживаюсь на его член, он толкается глубже, и я долго не продержусь.
— Малфой, — беспомощно шепчу я, он смотрит внимательно, улыбается и отвечает одними губами.
— Давай.
* * *
— Эй, Поттер, — тихо говорит он, перебирая тонкими пальцами мои волосы.
— Это ничего не значит, — едва слышно шепчу я, наступая на глотку тому, что рвется изнутри.
— Ты сказал, что любишь меня, но я понимаю...
— Блядь, — я с чувством обрываю его бессмысленную бестолковую тираду.
Пятое правило — меня нужно понимать по возможности правильно.
Вместо всех слов, что я мог бы сказать, я поворачиваюсь к нему лицом, нетерпеливо тяну Малфоя к себе и целую. И теряюсь в нем, и вокруг совсем темно, а я весь — комок болезненной нежности, бешеного желания и бесконечной ненависти между нами. Он кусает мои губы, а я могу только тихо стонать.
— Заткнись. Никогда не говори о том, чего не знаешь, — отстранившись, твердо говорю я, мягко обнимая его за плечи.