Время давно перевалило за полночь, а праздник в особняке Блэков все продолжался. Гомон, гвалт и радостные крики еще несколько часов назад разбудили портрет бывшей хозяйки дома, и теперь, казалось, сбылась мечта всех, кто хотя бы раз слышал ее вопли. Вальбурга Блэк, отчаявшись докричаться до нарушителей тишины, которые ее даже не слышали, охрипла и замолчала. Уставшая женщина сидела в изображенном позади нее бархатном кресле и с печальной обреченностью на морщинистом лице вслушивалась в отголоски веселого торжества. К завтрашнему дню она, конечно, придет в себя и снова примется за старое, но сейчас никто не упрекнет ее в том, что она хочет немного отдохнуть. Побыть в мире с собой.
Хотя, наверное, этого никто и не заметит. Им же весело. У них Рождество. А у нее просто бесконечная, холодная зима.
Ах, как бы она хотела поговорить с Сириусом! Сейчас, задумавшись, она понимала, сколь дикими были ее уловки, попытки заставить сына обратить на нее внимание. Она на чем свет стоит ругала проходящих мимо людей, выкрикивала слова, которые когда-то сильнее других злили ее сына. Вальбурга еще помнила, какие взрывы ярости у маленького Сириуса вызывало оскорбление его друзей. Он возмущался, негодовал, обзывал ее в ответ... Раньше она сердилась на него за своеволие. Сейчас она была бы рада и этому.
Изо дня в день бранясь на обитателей дома, она каждый раз надеялась, что Сириус остановится и начнет спорить с ней, как в старые времена. Тогда можно было бы поговорить, объяснить. Сказать то, что не сказала давным-давно. Но все, чего она могла от него добиться, это холодное "заткнись". И от этого у нее раз за разом опускались руки. Все усилия бесполезны. Можно бороться с ненавистью. Но с безразличием бороться нельзя.
Дверь, отделявшая кухню, в которой проходил праздник, от коридора, в котором не было ни души, открылась и тут же закрылась, на секунду впустив в мрачное помещение чей-то веселый смех.
Вальбурга вздрогнула. Слишком уж сильно это веселье контрастировало с ее собственными чувствами. Слишком уж оно было чужим.
Повернув голову на звук, она увидела того, кто нарушил ее покой. Школьница, вероятно, из тех, кто приехал с молодым Поттером. Блондинка, длинные волосы, серые глаза. На миг миссис Блэк подумалось, что девушка состоит в родстве с Малфоями, но, приглядевшись к ней повнимательнее, Вальбурга отмела это предположение. Что там у нее в ушах? Какой-то корнеплод? Что бы это ни было, корнеплоды не имеют никакого отношения к этой древней и почтенной фамилии.
Девушка, тем временем, подошла ближе и встала прямо напротив портрета. Наклонив голову набок, она задумчиво глядела на картину, не произнося ни слова, лишь изучая ее своими большими круглыми глазами.
Так прошла минута. Другая. В полной тишине. Вальбурга не хотела больше кричать. Ни на кого. Не сегодня.
— Проходи уже, — ворчливо и устало поторопила она.
Блондинка не двинулась с места, продолжая упорно смотреть на портрет, размышляя о чем-то.
— А вы здесь совсем-совсем одна? — внезапно спросила она.
— А что, ты видишь здесь кого-то еще? — язвительно поинтересовалась старая женщина, пытаясь скрыть давнюю боль за недовольством. И не поверила своим глазам, когда вместо того, чтобы обидеться, девчонка внимательно оглядела коридор.
— Нет, не вижу.
Вальбурга замаскировала смешок под кашель, пытаясь вспомнить, когда ей в последний раз хотелось рассмеяться. И тут же, посерьезнев, нарочито сухо произнесла:
— Делай выводы.
Странная гостья еще какое-то время наблюдала за ней таким пристальным взглядом, что Вальбурге стало не по себе. И тут, неожиданно, опустилась на пол прямо напротив портрета.
— Что ты... — миссис Блэк уже не притворно закашлялась. — Что ты делаешь?
— Никто не должен быть один в рождественский вечер, — объяснила девушка, словно это была прописная истина. — Кстати, меня зовут Луна.
— Не помню, чтобы я спрашивала твое имя, девочка, — по привычке сердито ответила удивленная женщина.
— О, не волнуйтесь. Вы не спрашивали. Я сказала сама, — и тут же с неприкрытым интересом спросила: — А почему вы сегодня не кричите?
— Бесполезно, — вырвалось у нее помимо воли, словно внимательные серые глаза были наделены свойствами сыворотки правды. – Все равно никто не услышит.
— О! – Луна на миг задумалась, а затем серьезно кивнула. — Логично.
— Спасибо, — проворчала Вальбурга, от души надеясь, что ее голос прозвучал саркастично, а не благодарно.
Наступила тишина. Девушку она, похоже, не сильно смущала, так как она даже не пыталась ее нарушить, предпочитая разглядывать портрет и тяжелые занавески, расположенные по обе стороны от него. А вот миссис Блэк почему-то не могла оставаться такой спокойной. После многих лет одиночества ей очень хотелось с кем-то поговорить. И еще больше ей хотелось узнать ответ на самый сокровенный вопрос.
— Скажи, — Вальбурга замялась, но, наконец решилась и кивнула в сторону кухни, — Сириус там?
— Ага, — Луна отвлеклась от изучения узора на занавесках и отчего-то слегка порозовела, — что-то объясняет Фреду и Джорджу. Они очень увлечены, похоже…
— Это рыжие близнецы с задатками пироманьяков? – Вальбурга дождалась утвердительного ответа. – Тогда жди беды. Сириус тоже в их возрасте взрывал все подряд. Так что, наверное, делится опытом.
— Вам его позвать? – в ответ на непонимающий взгляд, Луна пояснила: — Позвать Сириуса?
— Он не придет, девочка. Не придет.
— Почему?
— Он злится на меня, — Вальбурга сама не знала, зачем стала с ней откровенничать, но, раз уж так получилось, не видела причин прекращать. – Очень сильно и очень давно. Если бы он мог сейчас прийти на мою могилу, он, наверное, не отказал бы себе в удовольствии на ней станцевать.
— Ну что вы! – Луна замотала головой так сильно, что женщина испугалась за ее сохранность. – Он не жестокий. Правда! Просто у него очень много мозгошмыгов.
— Не совсем понимаю, о чем ты, но, думаю, ты права.
— Так поговорите с ним сами! У вас же нет мозгошмыгов.
— С чего ты взяла?
— О, ну это же просто! – отмахнулась девушка. – Вы же портрет! Откуда им взяться, если нет мозга?
Вальбурга тихо хмыкнула.
— Умеешь ты польстить, нечего сказать. Но это не сработает, юная леди.
— Почему же нет?
— Видишь ли, — она с трудом говорила, словно выдавливая слова из себя, — я сделала за свою жизнь очень много ошибок. И некоторые из них нельзя исправить простым «извини». Он не станет меня слушать.
— Откуда вы знаете?
— Я бы не стала.
— Но он – это не вы.
— Дельное замечание, — кивнула Вальбурга. – Но не забывай, что он – мой сын.
Луна надолго замолчала, обдумывая ситуацию, а затем осторожно спросила:
— А может, вы просто боитесь сделать первый шаг?
На это миссис Блэк не ответила ничего, лишь негромко вздохнула, внезапно ощутив себя еще старше, чем на самом деле.
Луна резко вскочила и бросила уже на бегу:
— Я сейчас!
И со всех ног умчалась прочь.
Вальбурга невольно улыбнулась, провожая взглядом эту странную девушку. Вот и догадайся, что у нее на уме! То ли заторопилась куда-то, то ли расстроилась… Хотя, вроде бы, непохоже. Скорее уж, привиделось ей что-то. Знать бы, что.
Дверь опять открылась, на этот раз с грохотом распахнувшись. Оттуда довольно ясно послышались голоса:
— Это очень важно!
— Разве что-то может быть важнее ужина? – громкий мужской голос звучал немного поддразнивающе.
— Намного! Идем!
— Что? Неужели два ужина? – перед портретом, смеясь, появился ее сын.
Вальбурга увидела Сириуса раньше, чем он увидел ее. Именно поэтому она могла наблюдать смену эмоций на его лице. Непонимание, обида, гнев.
— Я… — женщина запнулась.
— Это все, что ты можешь сказать? – жестко спросил он. – А где же «предатель крови»? «Любитель грязнокровок»? Ругательства кончились? Или яда больше не осталось?
— Сириус…
— Да, мама?
— Прости.
— Простить? – он неверяще посмотрел на нее. – Думаешь, это так легко?
— Нет, — она качнула головой и, набравшись смелости, улыбнулась. – Но тот Сириус, которого я знала, не искал легких путей. Он скорее устроил бы бунт, чем послушался бы. Ему было лучше бежать из дома, чем помириться с семьей. Ненавидеть – это просто, сынок. Поверь мне, я ненавидела многих за свою жизнь, и это не сильно меня утруждало. А вот прощать – очень сложно. Я так и не смогла простить никого. Докажи, что ты мудрее меня, Сириус, — ее голос дрожал. – Докажи, что ты – тот, кем я гордилась и горжусь сейчас.
Повисла напряженная пауза. Вальбурга ждала, в общем-то, ни на что не надеясь. Луна замерла где-то поблизости. А Сириус, осторожно подбирая слова, медленно произнес:
— Ты права, не ищу простых путей. Ты, наверное, неплохо меня изучила. Жаль, что ошиблась в одном. Я ненавидел твою гордыню. Я ненавидел твое пренебрежение. Но, как бы я этого ни хотел, я так и не смог возненавидеть тебя, — он помедлил и добавил: — мама.
И Вальбурга, не выдержав, расплакалась.
* * *
Сириус и Луна остановились на пороге ее комнаты. Девушка старалась выглядеть спокойной, хотя чувствовала, как сильно у нее колотится сердце. Сириус же едва заметно улыбался. Луна, поймав его взгляд, спросила:
— А что миссис Блэк сказала тебе на прощание?
Сириус рассмеялся так радостно, словно с его души упал камень весом в целую тонну.
— Сказала, что, несмотря на те взгляды, которые я на тебя кидал, она надеется, что я буду вести себя, как тот джентльмен, каким она меня воспитала.
— О! – Луна, не зная, куда ей деть глаза, подняла взгляд наверх.
Сириус проследил за направлением ее взора и хитро улыбнулся:
— Омела.
— Да, — девушка откашлялась. – Наверное, там много нарглов.
Глаза Сириуса хищно сверкнули.
— Кажется, матушка надеялась зря…
* * *
Следующее утро было радостным для всех. Рождество прошло, а ощущение чуда никак не хотело испаряться, заряжая всем радостью и оптимизмом. Весь дом, казалось, пел, и даже Кикимер был чуточку дружелюбнее, чем обычно. Мир был прекрасен и доброжелателен. И даже Джордж Уизли не слишком расстроился, споткнувшись на ровном месте, когда портрет миссис Блэк пожелал ему доброго утра.
Vova
