Маркус Белби был из той породы тихих неудачников, что сидят, уткнувшись в свои пыльные книжки, в каком-нибудь темном уголке душного класса, да и косятся настороженно на остальных ребят.
Кормака мало интересовали люди типа Маркуса Белби. Они не разделяли его увлечений квиддичем, близко не приближались к различным подпольным тотализаторам, да и вообще, один их внешний вид, описанный одним словом, мог бы стать точным антонимом к слову «популярность». Такие люди вызывали у Кормака лишь сонливые зевки. Над ними даже смеяться нельзя было — до такой степени они казались унылыми и серыми. Кормак с удовольствием держался бы от этого увальня на приличном расстоянии, если бы только Белби не был таким умным.
Седьмой курс Гриффиндора часто попадал в пару к Рейвенкло, особенно если речь шла о предметах вроде Истории магии или теоретического курса Заклинаний. Подобные уроки наводили на Кормака тоску, но Белби, который вечно сидел за предпоследней партой, казалось, радовался, когда нужно было просто писать конспекты или отвечать на тесты.
В такие дни Кормак бросал сумку на парту, которая находилась прямо за партой Белби, и просто списывал, нагло заглядывая тому за плечо. Белби, казалось, ничего не замечал. Или только делал вид, не желая связываться с таким парнем, как Кормак. Так ли это было? Кормаку было откровенно наплевать.
Маркус Белби был неудачником, таким явным и закоренелым, что одно его членство в «Клубе cлизней» казалось Кормаку чудовищной шуткой. Он не понимал, почему профессор Слизнорт, с такой внимательностью подбиравший перспективных учеников, всё еще терпел Белби в своём обществе. Кормаку даже думалось, что это было благотворительной акцией со стороны старого профессора.
Маркус Белби был неудачником, но только ли он один? Грейнджер ведь сбежала. Кормак не мог больше отрицать этот очевидный факт. И это было довольно паршиво. Запасного варианта на эту вечеринку Кормак не предусмотрел, наивно предполагая, что Грейнджер до беспамятства влюблена в него.
Кормак вздохнул и вновь отпил из украденной зеленоватой бутыли с огневиски. Голова уже пьяно кружилась, а огоньки, танцующие по залитым красным светом стенам, только ухудшали положение, убаюкивая. Кормак тряхнул головой и обвел взглядом кабинет.
В уголке, сложив руки на коленях, сидел Маркус. Он кусал губы и с надеждой смотрел на каждого, кто проходил мимо, взглядом бездомного щенка. У Маркуса Белби, похоже, была катастрофическая нехватка друзей.
Кормак был пьян. А Маркус был неудачником.
Почему-то именно эти два факта казались Маклагену основополагающими для конкретно этого «рождественского» вечера.
Грейнджер сбежала — раз. Грейнджер сбежала до поцелуя — два. Что сказал бы Кормак, если бы подобное случилось не с ним, а с каким-нибудь его приятелем? Неудачник. Да, это именно то слово. Неудачник. Лузер.
Кормак отпил из бутылки, громко икнул и покосился на Маркуса. Тот сидел в той же позе, всем своим видом олицетворяя ненавистное Кормаку слово. В голову стрельнула дикая пьяная мысль — это Белби во всём виноват.
Почему? А почему бы и нет? Маркус Белби — неудачник, его поганая карма вполне может иметь свойство расползаться на всех, кто его окружает.
Грейнджер сбежала. Целоваться катастрофически не с кем.
Кормак поднялся, чуть пошатываясь, и направился к Маркусу.
— Какого хрена? — прямо спросил он, когда Белби поднял голову и улыбнулся ему с какой-то затаенной надеждой.
— Что? — улыбка Маркуса поблекла так же стремительно, как и появилась.
— Сидишь тут, — буркнул Кормак. — На, пей.
Он сунул недопитую бутыль Маркусу в руки и развалился рядом на скамье, вытягивая длинные ноги.
Маркус послушно сделал глоток и закашлялся, выплёвывая огневиски прямо на пол.
— Лузер, — буркнул Кормак, пытаясь отобрать у него огневиски. — Вот скажи мне, Белби, чего ты такой мутный, а?
Маркус пожал плечами, но бутылку не отдал, снова делая глоток. В этот раз он уже не плевался, хоть его лицо и пошло красными пятнами.
Маркус Белби был неудачником. Худшей компании Кормак раньше даже представить себе не мог, а уж о том, чтобы вместе напиваться и подумать было дико, но вечер и так был безнадежно испорчен. Грейнджер сбежала. Целоваться хотелось так, что горели губы. Но не было с кем.
А Маркус молчал, меланхолично отпивая из бутылки, и не морщился больше. Он даже не старался спрятать бутылку от проходящих мимо учителей. Кормак смотрел на него во все глаза, а профессор Снейп, который проходил мимо, даже не взглянул в их сторону. Впрочем, Кормак их понимал. Маркуса вообще трудно было заметить, а уж представить, что он способен нарушать правила, не моргнув глазом — это вообще нереально.
Может, это так действовало огневиски, но в голове у Кормака мелькнула мысль, что, возможно, Маркус не такой уже и неудачник, каким он привык его считать. По крайней мере, от него не сбежала девчонка. Почему-то захотелось об этом поговорить.
— Эй, Белби, — громко позвал Кормак, перекрикивая музыку. — Да хватит пить уже, в самом деле... Эй! — он отобрал у изрядно захмелевшего Маркуса бутылку и спрятал её пол накрытый скатертью столик.
— А? — Маркус взглянул на Кормака глазами, в которых плескалось огневиски. — Ты что-то говорил?
— Целоваться не с кем, — скорбно сообщил ему Кормак. — Знаешь эту... Грейнджер? Я с ней... хотел.
Белби кивнул.
— Она староста, — сказал он. — Лохматая такая.
— Но красивая, — с нажимом сказал Кормак, которому этот эпитет совсем не понравился.
Белби пожал плечами.
— Может быть.
— Да что ты в этом понимаешь, — зло буркнул Кормак и вновь икнул. — Ты-то с кем пришел?
Маркус погрустнел. Неудачник чертов. Даже девушки нет, как Кормак и думал.
— Я, наверное, пойду, — пробормотал Маркус неуверенно. — Спасибо за огневиски. И вообще.
Он как-то неопределенно махнул рукой, описывая это загадочное «вообще», и пошел через толпу, понуро и немного неуверенно, будто боялся оступиться и пропахать носом несколько метров напольного покрытия.
Кормак остался один, хмуро наблюдая за сумасшедшей Луной Лавгуд, которая вытанцовывала что-то совсем уж невероятное.
Зрелище абсолютно не завораживало, и Кормак, чуть пошатываясь, поплелся следом за Маркусом.
Кормак нашел его, сидящего на полу у стены, несколько коридоров спустя. Как раз за очередными рыцарскими доспехами.
— Упал?
Маркус пожал плечами и закрыл глаза.
— Устал.
— Напился, — резюмировал Кормак и сел рядом.
— Не такая уж она и красивая, — сказал Кормак несколько секунд спустя. — Ты прав.
— Кто? — уныло спросил Маркус, не открывая глаз.
— Грейнджер, — напомнил Кормак. — А ведь она сама меня пригласила, я думал, я ей нравлюсь.
— Паршиво, — пробормотал Маркус.
— Ага, — согласился Кормак. — Знаешь, это меня впервые так конкретно отшили. Даже на шестом курсе, когда я, ну, знаешь, на спор съел кило яиц докси, меня не отшивали. Знаешь, Белби, девчонкам вообще нравятся такие сумасшедшие вещи. Я для них герой. А сейчас я чувствую себя неудачником, прикинь? И всё из-за какой-то ...старосты.
— Дуры, — невпопад ответил Маркус и открыл глаза, пытаясь сфокусировать взгляд на Кормаке.
— Кто? — удивился Кормак.
— Грейнджер эта. И девчонки. Все, — уверенно сказал Маркус.
— Думаешь?
Маркус пожал плечами и вдруг засмеялся.
— Чего ты? — спросил Кормак, но Маркус только махнул рукой, указывая куда-то над своей головой, а смеяться не переставал.
Кормак взглянул на потолок — омела.
— Ты, — продолжая посмеиваться, пробормотал Белби, — жаловался, что целоваться не с кем. Вот тебе, пожалуйста, омела.
Кормак нахмурился. Тон Белби ему не понравился.
— Думаешь, Белби, мне слабо? — проворчал он, а в глубине его груди уже поднималась знакомая волна азарта, от которой у Кормака было столько проблем. — Да мне раз плюнуть.
— Ты о чем вообще? — Белби, казалось, даже испугался. — Эй, погоди, я не то имел ввиду!
— Вот увидишь, — пообещал ему Кормак, подтягивая Маркуса к себе за рубашку. — Мне не слабо.
— Отвали от меня! — громко сказал Маркус, но голос его сорвался и он был слишком пьян, чтобы достойно отбиваться.
— Завали, — посоветовал ему Кормак и положил ему ладонь на затылок. — Поздно. Нечего было спорить.
— Я не... — испуганно шептал Маркус, но было уже поздно. Его лицо было так близко. Кормак даже в темноте видел, что глаза у Маркуса светлые, а губы искусанные и сухие.
Решившись, Кормак быстро прижался губами к плотно сжатым губам Маркуса, буквально на долю секунды, желая сразу же отодвинуться, но Белби издал какой-то тихий вслип и приоткрыл рот. И всё пошло совсем не так, как должно было.
Кормак чуть отстранился, продолжая придерживать ладонями лицо Маркуса, взглянул на него. Тот тяжело дышал, лихорадочно скользя взглядом по лицу Кормака, возвращаясь к губам, и Кормак качнулся вперед. Будто с трамплина спрыгнул, или сиганул на спор с метлы, такое бывало уже не раз. И заканчивалось всегда одинаково — Больничным крылом.
Губы Маркуса были шершавыми и совсем не мягкими. От него несло огневиски и пудингом, а еще Маркус отвечал. Отвечал как-то отчаянно, пьяно и неуклюже, но так яростно, что у Кормака поплыло перед глазами. И то, что сначала было таким нелепым спором, вдруг перестало им быть. Пальцы путались в каштановых волосах на затылке Маркуса, а их губы сталкивались, горячие и искусанные, а Кормаку было всё мало. Он кусал, гладил, сминал такие податливые губы, а в голове не было ни одной связной мысли, будто кто-то прошелся мокрой тряпкой по грифельной доске его сознания, стирая сделанные записи. Маркуса трясло под его руками и это заводило не на шутку. Губы немели, а в животе зрел почти животный, неконтролируемый стон, и Кормак уже не знал, он ли, или Маркус, может, вместе — выдыхают, всхлипывая.
Ему казалось, что прошла целая вечность, прежде чем они отскочили друг от друга. И он был уверен, что это могло продолжаться бесконечно, пока хватало сил, если бы за поворотом не послышался звук шаркающих шагов.
— Филч, — прошептал Кормак, отстраняясь. Маркус дышал тяжело, кажется, он еще не полностью пришел в себя. — Надо сматываться, пока он нас не запалил. Давай, идём.
Он потянул Маркуса за рукав.
Они бежали по коридорам, не разбирая дороги, желая лишь убраться подальше от Филча и его чокнутой кошки. Остановились они только в одном из коридоров на третьем этаже.
В коридоре почти не было факелов, так что разглядеть лицо Маркуса, который тяжело дышал где-то рядом, удавалось с большим трудом.
— Люмос, — буркнул Кормак и на кончике волшебной палочки зажегся крохотный огонек. Уж очень хотелось рассмотреть того, кого только что он так неистово целовал. Красный, наверное, от смущения?
— Ты что, — зашипел где-то под боком Белби, выхватывая у Кормака из рук палочку. — Нокс. А если кто засечет? Опять бежать?
Огонек погас, и они снова оказалась почти в кромешной темноте.
— Я не подумал, — прошипел в ответ Кормак, попутно осознавая, что вполне протрезвел.
— Я удивлён, — фыркнул Маркус. — Вот правда, Маклаген, до глубины души.
— Заткнись, — посоветовал ему Кормак. — Лучше давай подумаем, где мы сейчас.
— Третий этаж, кажется, — ответил Маркус. — Мы пробежали примерно три пролета. Я пытался считать.
— Коридор Одноглазой ведьмы?
— Ага, наверное, — согласился Маркус. — Тут где-то рядом Зал трофеев. И старый кабинет трансфигурации.
Интересное дело, если раньше одна мысль о Маркусе Белби как о компании вызвала бы смешок, а скорее даже — зевок, то теперь казалось совершенно нормальным почти на ощупь пробираться по темному коридору в поисках кабинета трансфигурации, чтобы... Цель нахождения заветного кабинета была не до конца оформленной, потому что мозг, находясь под влиянием алкогольных паров и вполне себе ясного желания, которое тянуло внизу живота томительным предвкушением, просто гнал вперед, не особо разбираясь во всех этих причинно-следственных связях.
— Тут, — раздался откуда-то слева шепот Маркуса. Для верности Кормак всё-таки подсветил табличку на двери «Люмосом».
— Алахомора, — Маркус направил на замочную скважину палочку. Дверь с тихим скрипом приоткрылась и Кормак, не теряя времени, быстро проскользнул внутрь, потянув за собой Маркуса.
В темноте трудно было разобрать, что выражал взгляд Маркуса Белби. Кормак видел лишь, как лихорадочно блестят его глаза в свете слабого «Люмоса».
Кормак замер, неуверенный, что стоит это делать. Но тут Маркус судорожно вздохнул, и мысли Кормака со свистом улетучились. Будто проклял кто, может, Грейнджер? Ей бы сталось, но Маркус стоял рядом и просто смотрел на него, и это было важнее, чем мысли о какой-то кудрявой упрямой девчонке.
Кормак поцеловал его просто так, а, может, чтобы проверить себя, чтобы понять, что с ним произошло, ведь раньше никогда еще так не хотелось. С парнем, с Маркусом. С Маркусом.
Его можно было швырнуть спиной на парты, да так, что те аж заскрипели, его можно было кусать, царапать, целовать так, что дышать было сложно, а он лишь подавался жадно навстречу, будто вселилось в него что-то. И вот пойми этих тихонь, в самом-то деле, Мерлин и Моргана!
Он был почти трезвый, а Маркус стонал так, что Кормак вообще перестал соображать, что происходит. Он просто цеплялся в пуговицы мантии, пытался целовать сухие губы, но этого казалось мало.
Пытался стянуть с Белби мантию — бросил это дело на полпути, и теперь она висела у Маркуса на локтях бесформенной тряпкой, стесняя движение. Пальцы срывались с ремня форменных брюк, молния всё никак не хотела расстегиваться, а всё, о чем только мог думать Кормак, так это о том, что Маркус просто офигительно скулил, подаваясь навстречу ему.
И было так странно, нет, до странности здорово, что причуды чистокровных магов не прошли мимо Маркуса стороной — он не носил брюк под мантией, и этот факт, такой очевидный сейчас, казался Кормаку чем-то сродни чуду.
Всё это походило на сон, Кормак был почти в этом уверен. Сумасшедший, запредельный, но такой реальный, осязаемый, что не хотелось просыпаться. Ну не может же такого быть, а было, черт побери, оно было... И руки скользили по твердой широкой спине, да так, будто всю жизнь этим занимались.
— Маркус-Маркус-Маркус, — Кормак срывался на рык. Два слога на выдохе — благословенно почти, неужели такое возможно. Кормака разрывало от эмоций, Кормака разрывало сотнями мелких импульсов, Кормак — клубок нервов, он — разбитое вдребезги самообладание, он — тот, кто вот-вот сойдёт с ума. А глаза у Маркуса бешеные, губы зацелованные, распухшие. И Кормак наваливался всем телом, сжимая, гладя, так, как бы он сделал это себе. И Маркус под его руками выгибался дугой, закатывая глаза.
— Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, — молитва отчаянная. Из чьих уст?
И Кормак чувствовал — он так долго не протянет. Он был почти на грани, но чего-то не хватало до ужаса, до жути. Секунда до полного катарсиса.
— Сожми, — прошипел Кормак. — Сожми, прошу...
Маркус неумело двигал рукой, а Кормак, кажется, орал уже в голос. Это было слишком, но одновременно — мало.
Всего было мало — мало горячей кожи неожиданно впалого живота, а ведь Кормак до последнего думал, что под мантией Маркус тот еще увалень. Мало было руки, скользящей по твердому члену, мало было рваных вздохов, которые вырывались из глотки Маркуса, мало было самого Маркуса, хотелось сильнее, хотелось ближе, хотелось вмазаться, втереться в кожу так, чтобы не расклеили никогда, а ноги не держали, подкашивались, а в ушах звенело и было так сладко, и, одновременно, горько, что Кормак тонул. Тонул на суше, тонул добровольно, да так, что упустил момент, когда Маркус кончил, рвано дыша. И этого оказалось достаточно, чтобы Кормака вынесло куда-то, кажется, за пределы его тела. Выдрало душу из кожи мощнейшим взрывом, и у взрыва было имя, и у взрыва был отчаянный взгляд из-под острых иголок-ресниц.
Вот так просто — несколько прикосновений. Несколько прикосновений и почва ушла из-под ног.
Воздух был тяжелым, а в ушах Кормака скороговоркой звучало «мерлинвсемогущийбоже». Он вздохнул, крепче прижимая к себе Маркуса, уткнулся губами в его шею и затих.
Кормаку было не привыкать просыпаться не в с своей кровати в спальне Гриффиндора. Но, всё-таки, открывать глаза в залитом солнцем пустом классе трансфигурации, где он явно провел ночь, устроившись на одной из парт, с расстегнутыми брюками и прикрытый собственной мантией, было в новинку.
Во рту пересохло, волосы топорщились во все стороны, а Маркуса рядом уже не было. В голове проносились события вчерашнего вечера, что-то беспрестанно щелкало в его мозгах. По ушам маленькими молоточками стучало похмелье.
Кормак потёр глаза и потянулся к мантии, выискивая в кармане часы. Он влетел в кабинет профессора Макгонагалл, натягивая мантию и приглаживая взлохмаченные волосы, когда она уже собиралась закрывать камин.
Начались каникулы.
* * *
— Мистер Маклаген, — пискнул профессор Флитвик. — Прекратите это, пожалуйста.
— Что прекратить? — непонимающе поднял голову Кормак и только тогда заметил, что его пальцы выстукивают по столешнице какой-то боевой марш.
— Извините, — буркнул Кормак и сплел пальцы в замок. До истории магии оставалось полчаса.
Маркус Белби был неудачником. От Кормака Маклагена сбежала девушка, да и пробы в команду по квиддичу он провалил. Но какая, в сущности, разница? Два корявых минуса в совокупности всегда ведь дадут жирный плюс.
Vova
