Лето 1998 года выдалось на редкость холодным. Драко произносит эту фразу раз за разом и примерно столько же выслушивает, но, какую бы ненависть она ни вызывала, погода осталась одной из тех немногих тем, что всё ещё можно было безопасно затрагивать в разговорах.
…Жизнь замерла, как ветер перед грозой, с памятной ночи со второго на третье мая, когда Гарри Поттер не смог убить Лорда Волдеморта, только лишил его сил — на время, как потом было объявлено всеведущим Дамблдором. Поттер чудом ухитрился выжить, а Пожиратели Смерти во главе со своим предводителем скрылись, будто в воду канули. С тех пор магическое общество оцепенело в тщательно маскируемом под повседневную жизнь ужасе.
Люциуса Малфоя не было в числе скрывшихся Пожирателей — и Драко не до сих пор не знает мотивов отца. На неизбежном судебном разбирательстве в Визенгамоте адвокатом Малфоев был едва оправившийся Поттер — почему, Драко так и не разобрался до конца, смутно осознав что-то насчёт неоценимой помощи его матери и какого-то своего собственного поступка, да и не особо старался: во время битвы за Хогвартс его любопытство где-то затерялось. Заседание Визенгамота длилось не один час, но за двери зала суда Малфои вышли оправданными.
С тех пор Драко видел Поттера несколько раз — вечно взъерошенный, с тёмными кругами под глазами и морщинкой меж бровей, тот, кажется, отдыхал душой в компании школьного соперника. А когда Поттер уходил, Драко ловил себя на мысли, что общество невезучего спасителя магического мира ему скорее приятно, нежели наоборот, и что только Поттеру удавалось хоть чем-то его заинтересовать.
…Ясное утро седьмого августа 1998 года встречает Драко традиционным семейным завтраком. Люциус Малфой восседает на своём месте во главе стола и неспешно просматривает страницы свежего выпуска «Ежедневного Пророка», запивая новости крепким кофе. Дочитав, он откладывает газету, окидывает цепким взглядом жену и сына и будничным тоном сообщает:
— Минувшей ночью в Лондоне убили какого-то маггла. Тёмный Лорд вернулся.
Чашка чая в руке Драко наливается тяжестью. Рядом мать вздыхает жалобно, рвано, и сминает в руке безупречно накрахмаленную салфетку. Драко поднимается из-за стола, просит извинения у родителей и идёт в свою комнату, а ноги его даже практически не дрожат.
В комнате его дожидается незнакомая сова. Отвязав письмо, Малфой кормит птицу печеньем и рассеяно засовывает несколько монеток в бархатистый мешочек, притороченный к морщинистой совиной лапке. Птица улетает, а Драко стоит у окна, смотрит ей вслед и всё не решается развернуть письмо. Когда же, пробормотав сканирующее на тёмную магию заклинание, он открывает конверт, то видит на вложенном пергаменте такие знакомые неровные строчки:
Нужно увидеться. Буду в семь вечера. Пришли сову, если не сможешь.
Г.
Драко пожимает плечами, забывая на мгновение, что отправитель письма всё равно не видит его жеста. Конечно же, он ничем не занят, да и сова уже улетела. А камин в гостиной Малфой-мэнора для Поттера вот уже месяц как открыт.
Ровно в семь вечера пламя в камине вспыхивает сильнее обычного и окрашивается изумрудным.
— Ты даже не опоздал, Поттер, — изогнув бровь, комментирует этот из ряда вон выходящий факт Драко, внимательно изучая своего гостя.
— Мне нравится удивлять, знаешь ли, — фыркает Гарри, а по щекам Драко отчего-то бежит пятнистый румянец. Он поспешно меняет тему, надеясь списать красноту лица на тепло пламени камина.
Поттер не говорит ни слова о погоде, и Драко готов расцеловать его за это — фигурально выражаясь, разумеется. Гарри сегодня вообще поразительно молчалив: никаких идиотских, но всё же смешных историй о нём самом и его дружках. Драко хочется узнать причину, вот только горло пережимает страхом, и с языка срывается совсем другая фраза:
— Ты выпить не хочешь?
— Хочу, — без раздумий и даже с благодарностью соглашается Гарри. Спустя несколько минут они смакуют принесённое домовиком вино.
После второго бокала лицо Поттера приобретает отчаянное выражение.
— Сядь рядом, пожалуйста, — смотрит он на Драко умоляющим взглядом и кивает на свободное место справа от него на диване. Малфой хочет ответить что-то едкое, но вместо этого, махнув рукой, пересаживается. От Поттера едва уловимо пахнет гарью и какими-то цветами — странное сочетание.
— Ты только не пойми меня неправильно, — глухо произносит Гарри и сгребает Драко в охапку, прижимая к себе, зарывается носом в мягкие светлые волосы. Малфой замирает от удивления, а придя в себя, расслабляется в железном кольце поттеровских рук. Тот, кажется, ожидал совсем иной реакции, потому что изумлённо икает.
Драко откидывает голову, и тёплые, с лёгким винным привкусом губы Гарри накрывают его собственные — лучшее ощущение, что случалось в его жизни. Рука Поттера гладит его спину между лопаток, и Драко плавится от этой незамысловатой ласки, выдыхает прерывисто и прижимается к Гарри ещё плотнее. У Поттера сердце так сильно колотится в груди, что Малфой чувствует это собственным телом.
И поцелуи такие нежные, горькие, а руки Поттера такие ласковые, но такие настойчивые, что Драко понимает той малой частичкой разума, которая ещё не потеряла способность соображать: время разговоров о погоде прошло.
Война грянула вновь.
* * *
Пять часов спустя Драко лежит на правом боку в своей постели и сжимает в ладони руку Поттера, тихо дышащего ему в затылок. Сон так и норовит наполнить веки свинцовой тяжестью, но Драко сопротивляется изо всех сил, вслушиваясь в мерный ритм вдохов-выдохов Гарри. Временами очередной вдох чуть задерживается, и Малфою становится страшно.
Поттер вдруг вздыхает и тихонько окликает его:
— Драко!
Малфой молчит, с трудом подавив порыв вздрогнуть, и следит, чтобы его не выдавало дыхание. Не дождавшись отклика, Гарри продолжает ещё тише:
— Я… я люблю тебя, — выдыхает куда-то в волосы на затылке, а сердце в груди Драко совершает замысловатый кульбит, посылая кровь в виски — слишком много, вон как стучит. Глупая улыбка против воли растягивает губы, и Драко усердно притворяется спящим.
И через девять толчков крови в висках всё становится таким очевидным и понятным, как рецепт выученного Драко ещё в детстве перечного зелья. Ответ Поттеру оформляется в мыслях сам собой, а Драко понимает, что с ним прощаются, и скоро произойдёт нечто ужасное. Значит, нельзя молчать и терять время.
Драко не хочет засыпать, но сон, подкараулив момент, всё равно берёт своё.
Просыпается он на рассвете. Гарри уже почти одет — старался, видимо, не разбудить, но сон Драко по утрам чуток. Поттер отводит глаза и неловко застёгивает рубашку. Пуговицы упрямятся, не хотят лезть в петли, будто оттягивают расставание.
В гостиную они спускаются вместе. Гарри хмурится, два раза порывается что-то сказать, но осекается в последний момент и, в конце концов, просто берёт Драко за руку.
— Я всё и так понял, — зябко передёргивает плечами Малфой. Поттер криво улыбается:
— Вечно ты и так всё понимаешь, — попытка пошутить звучит жалко. Гарри гладит ладонь Драко большим пальцем, после чего отпускает его руку и преодолевает половину расстояния до камина. Малфой внимательнейшим образом изучает ворс пушистого ковра на полу.
— Поттер, — набрав воздуха в лёгкие, Драко вскидывает голову, — только попробуй… — «умереть» повисает на кончике языка, не желая срываться, — не вернуться, и я на тебя разозлюсь, — заканчивает он фразу, всеми силами стараясь придать голосу побольше язвительности и не выдать предательской дрожи.
Гарри смотрит на него внимательно где-то, наверное, с минуту, после чего тихо произносит:
— Прости меня, Драко, — и эти его слова бьют Малфоя под дых. Он судорожно хватает ртом воздух, хваля небеса за то, что Поттер как раз отвернулся.
— Гарри! — вскрикивает Драко, сам от себя такого не ожидая, когда Поттер тянется к небольшому блюдцу с летучим порохом. «Нельзя молчать и терять время». — Я-тебя-тоже, — выдаёт он скороговоркой.
Поттер оборачивается, щурится недоумённо, а затем, поняв, застывает с гримасой боли на лице. Драко подходит к нему, едва удерживаясь от порыва броситься на шею, легонько целует в побледневшие сжатые губы, и спина у Малфоя прямая-прямая.
А потом Гарри уходит, оставляя Драко одного посреди залитой солнечным светом гостиной. Яркие блики дробятся в подвесках хрустальной люстры, разбегаются весёленькими радужными отражениями, и нет им никакого дела до замершего у камина Малфоя, который не знает, чего ему хочется больше: разреветься в голос или расхохотаться в истерике.
* * *
Финальная битва Ордена Феникса с Пожирателями Смерти случается три недели спустя, когда в саду Малфой-мэнора начинают желтеть первые листья. Гарри Поттер убивает Лорда Волдеморта и — что за нелепость! — исчезает без вести. Когда рассеивается туман, окутавший сражавшихся в момент встречи заклинаний Гарри и Волдеморта, на земле остаётся лишь жалкая пародия на тело — останки того, кто совсем недавно наполнял кошмарами сны добропорядочных и не очень жителей магической Британии.
Драко узнаёт об этом за завтраком от отца, неизменно читающего «Ежедневный Пророк». Рядом тихо и грустно вздыхает мать, а Драко прилежно изучает белую фарфоровую чашку в своей руке и пропускает момент, когда неуправляемая волна его магии развеивает в мелкий порошок оконные стёкла. Люциус и Нарцисса внимательно смотрят на него, а он, пробормотав слова извинения, поспешно выходит из дома в сад.
Магическое общество ликует без оглядки целый месяц, и Драко готов поспорить, что сможет сосчитать на пальцах одной руки тех, кто ещё помнит о Гарри Поттере. Устав праздновать, победители вспоминают о своих потерях и обидах и начинают судить всех, кому не посчастливилось хоть чем-то запятнать своё имя за время войны. И фамилия Малфой — что красная тряпка для быка, а кого-то, кто захотел бы, наплевав на общественное мнение, вступиться, помочь, у Малфоев не осталось.
Поздней весной 1999 года Драко понимает, что ему нечего делать в Англии. Его отец в Азкабане, мать бежала во Францию, родное поместье конфисковано, а Поттер… о Поттере так и нет никаких известий, и общество успело похоронить своего героя. Драко до последнего не хочет убегать, но вызовы на беседы в Аврорат всё учащаются, и одним ясным майским днём он тайно покидает Великобританию, воспользовавшись — в последний раз, как он надеется, — жалкими остатками отцовских денег и связей.
Во Франции он не без труда поступает в магический университет, где учится колдомедицине — зелья всегда были его сильной стороной. На предпоследнем году обучения Драко случайно сталкивается с Панси Паркинсон. Она похудела, осунулась, и взгляд у неё затравленный, бегающий. Панси много и фальшиво смеётся, пьёт бокалами вино, которое Драко специально покупает, пригласив школьную подругу в гости, и наконец, достаточно захмелев, спрашивает:
— Как ты, Драко?
Малфой равнодушно пожимает плечами, не отвечает и думает, что сказать-то, на самом деле, нечего. Он учится, подрабатывает, поздно ложится, рано встаёт — это видно и без пояснений. А ещё он ждёт чуда, но Панси об этом знать уж точно не обязательно.
Закончив обучение, Драко получает работу в клинике. Колдомедик из него выходит отличный, и Малфой гордо улыбается — впервые за долгие годы — осознавая это.
Три года спустя Драко не выдерживает и уезжает прочь из Франции. Он ездит по европейским странам, жадно читает газеты и отслеживает новости, но нигде не задерживается дольше, чем на два-три месяца. Его усилия спасают не одну жизнь — пожалуй, фамильная честь Малфоев восстановлена, но вовсе не это гонит Драко Малфоя вперёд. Он всё верит безумной надежде, ищет среди сотен больных и здоровых людей одного-единственного человека — ищет и не находит.
Драко мало спит, много работает, восхваляет изобретателя тонизирующего зелья и радуется, что постоянная усталость не даёт ему возможности излишне сосредотачиваться на своих думах. Но бывают вечера, когда он ничего не может с собой поделать, и мутное отчаяние, дремлющее в его душе, поднимает голову. Тогда, оглядываясь на всю свою прожитую — такую недолгую, но будто вечную — жизнь, Драко задаётся вопросом: а было ли в ней что-то после той ночи с седьмого на восьмое августа 1998 года?
В такие вечера Драко позволяет себе роскошь: напиться. Потом он проваливается в душный тяжёлый сон. Он каждый раз видит одно и то же: у пруда, что был в саду Малфой-мэнора, стоят, держась за руки, Люциус и Нарцисса. Они смотрят на сына и виновато улыбаются. В стороне от них переминается с ноги на ногу Поттер, озирается ошарашено, взъерошивает волосы — вот только взгляд его проходит сквозь Драко, хоть тот его и окликает.
Нарцисса замечает, как искажается болью лицо её сына, и протягивает к нему руки.
— Спи, Драко, спи, — ласково шепчет она. — Темнее всего бывает перед рассветом.
Vova
