Его любовь звали Белла. Его боль носила то же имя. Его стыд, его страх, отчаяние, вожделение и похоть, мечты, слабость, его, сочившаяся кровью и спермой, бессмертная душа, брошенная к ногам тёмной богини, его бхакти(1). Всё это называлось простым женским именем Беллатриса. Безумная Чёрная Роза.
Его первая настоящая эрекция заявила о себе после слов услужливой продавщицы «мисс Блэк, будьте любезны, взгляните на это изумительное платье»… Что за мучение было для мальчишки сидеть в холле женского отдела магазина и ждать мать, вот уже больше получаса примерявшую в кабинке какую-то новомодную дребедень! Он листал идиотский журнал-каталог и злился: эти девицы на картинках так аппетитно демонстрировали круглые белые коленки, пухлые попки, глубокие вырезы декольте и выразительно приоткрытые блестящие ротики с белоснежными зубками, будто снимались не для почтенных покупателей, а для клиентов борделя. Про бордели он, домашний мальчик, впрочем, знал только понаслышке. Но эта «наслышка», в лице школьного продвинутого друга Тони, в своих рассказах, опиравшихся на личный опыт старшего брата, красочно и смачно живописала именно таких вот соблазнительных красоток в коротких юбочках и кружевных панталончиках, исполнявших за галлеоны любые мужские желания…
Сначала он услышал капризный бархатный голос, глубокий и томный, из-за занавеси примерочной комнаты, а когда рассеянно поднял взгляд от глянцевой пёстрой странички — столкнулся с зеркальным отражением надменного озорного блеска глубоких карих глаз под длинными закрученными ресницами и… отчего-то вспотел… Молодая восхитительная женщина, облачавшаяся за случайно приоткрывшейся ширмой в нечто пронзительно-алое, была полуобнажена, её стройное тело утягивал тугой корсет, а из ярко-красных пухлых губок старательно высовывался розовый язычок… Густые тёмные волосы, убранные в высокую замысловатую причёску, длинная изящная шея, выпиравшие ключицы, осиная талия, высокая пышная грудь, упругие ягодицы над белоснежной полоской кожи, не прикрытой кружевами подвязок… Никогда раньше он, ещё совсем ребёнок, не испытывал ничего подобного! Бросило в жар, плечи задрожали, ладони стали ледяными, а в паху началось такое! Будто тяжёлая гиря сначала повисла на мошонке, а затем медленно соскользнула к полу. Казалось, что притяжение земли внезапно усилилось в десятки раз и тянуло пенис вниз, а он, отчаянный герой, наперекор этой непреодолимой нагрузке карабкался к животу…
— Мистер Крауч, с вами всё в порядке? – заботливо улыбнулась ему продавщица, заметившая болезненные изменения на покрасневшем лице сынишки покупательницы.
Он испуганно прижал журнал к животу и, не в состоянии оторвать лихорадочного взгляда от сказочной нимфы, переодевавшейся почти у него перед носом, только что-то бессвязно промычал, растянул губы в натужной неестественной улыбке. Красавица, заметившая, а скорее всего почувствовавшая остолбенелый мальчишеский взгляд, беззастенчиво пожиравший её, растерянно и недовольно оглянулась, прикрываясь платьем, и… улыбнулась ему! По-хулигански показала язык!!! Хмыкнула, вздёрнула упрямый подбородок, отбросила скомканное платье, постучала каблучками по гулкому полу, скинула туфли и, вставая маленькими аккуратными ножками на мягкий коврик, дразняще передёрнула ягодицами. У него потемнело в глазах, а журнал, спасительно прикрывавший пах, чуть не свалился на пол…
— Барти, сынок, — мать опустила на подлокотник его кресла огромный бумажный пакет, — нам пора. Ты не очень скучал?
Паника, вспыхнувшая в его взгляде, была тут же замечена обворожительной причиной его конфуза. Эта «причина», грациозно выгнувшись проснувшейся кошкой и игриво перебирая пальчиками с пурпурными длинными ноготками по своей ножке, демонстративно поправила чулочек, огладила свою попку, подтягивая трусики, подоткнула шнурки корсажа за его край, усмехнулась и одними губами произнесла «Ба-р-ти», рассмеялась заливисто. Миссис Крауч недовольно поджала губы на более чем вызывающее поведение молодой леди, целомудренно прикрыла лицо сына своей сумочкой и вместе с пакетом покупок сгребла Барти в охапку, потащила к выходу.
Хрустальный смех темноволосой богини ещё долго звучал в голове Крауча-младшего, то и дело бесстыдно пытаясь опуститься ниже пояса и толкнуться навстречу взрослым опасным желаниям. Проваливаясь под утро в вымученный беспокойный сон, Барти уже совершенно определённо знал: это любовь и конец его свободы. Пропал!
……………………………………………………………………………
(1) Служение Богу с любовью и преданностью
28.09.2012 Её зовут Белла
Второй раз в жизни он увидел её на рождественском балу… Отец задержался на работе (его вечные неотложные дела и проблемы), и семейство Крауч прибыло на торжественный приём почти в самый его разгар. По паркету кружились уже изрядно притомившиеся пары, лакеи услужливо предлагали напитки и лёгкие закуски, зал сиял зимним убранством, несколько пар девчоночьих глаз заинтересованно уставились на вновь прибывшего со своими родителями красивого черноволосого мальчика в парадном костюмчике, а сам Барти стоял в дверях и с открытым ртом наблюдал за молодой волшебницей, кокетливо беседовавшей сразу с тремя кавалерами, а четвёртому строившей глазки на расстоянии. Дресс-кода праздничный вечер не предполагал, однако по традиции все дамы, даже совсем юные и очень пожилые, демонстрировали туалеты пастельных снежных тонов. Все, но не темноволосая жгучая красавица, собравшая вокруг себя самых шикарных молодых ухажёров Лондона. Платье насыщенного фиалкового цвета с множеством драпировок, утянутое в талии атласным широким поясом, делало изящную фигурку девушки похожей на распускающийся бутон. Декольте невероятной глубины, прикрытое прозрачной органзой, высокие шёлковые перчатки с дорогими браслетами, пышный веер на нитке чёрного жемчуга, а в волосах, уложенных крупными беспорядочными кольцами живые тёмно-малиновые розы… Такой яркой, насыщенной, тревожно-томительной диковины Барти не видел даже на картинках. Дива грациозно покачивала головой, жеманно отводила плечики, иногда смущённо опускала длинные густые ресницы и стыдливо прикрывала ярко-розовые губки веером, отводила локотком слишком близко пододвигавшиеся мужские плечи.
Барти стоял у стены и пил лимонад. Всё пил и пил. Который уже бокал? Сосредоточенно сопел и пускал слюни. Живот его раздулся от жидкости и втягивался с трудом, а в паху сладостно билось ощущение удивительного предвкушения. Что-то неуловимое и странно радостное, почти праздничное, копошилось у него между ног, но, памятуя о случае в магазине, Барти старался не пускать свои мысли ниже брючного ремня и пока у него это сносно получалось. От места возле оркестрового помоста было лучше всего видно его богиню, и он уже больше получаса делал вид, что умирает от жажды и не может отойти от стола с безалкогольными напитками дальше, чем на шаг.
К обворожительной красавице, захватившей в плен всё его внимание, подошла молоденькая девочка, светленькая, длинноволосая, в бледно-жёлтом платье и с бантом такого же цвета и что-то начала шептать ей на ушко.
— Сестричка, милая, передай маме, что я подойду сразу, как только освобожусь. – Расслышал Барти уже знакомый хрустальный голосок, на этот раз немного колкий и недовольный.
— Вот ты сама, Белла, и передай! – дерзко улыбнулась девочка и удалилась с гордо поднятой головой.
«Белла… — сами собой прошептали губы Барти. – Её зовут Белла».
«Бел-л-ла…» — пробежалась дрожащая волна по поверхности ситро.
Когда она прошуршала тяжёлой юбкой в нескольких дюймах от него, у Барти подкосились ноги, и он чуть не выронил бокал с лимонадом. Белла подхватила со столика чашечку с фруктовым чаем, сделала несколько быстрых мелких глотков, легко промокнула губы салфеткой и, покачиваясь, словно тяжёлая роза на длинном стебле, направилась к выходу. Сразу два её кавалера, выждав несколько мгновений, переглянулись и последовали вслед за ней.
Барти заметил на полу возле стола случайно оброненную салфетку и, недолго думая, оглядываясь воровато, присел, подобрал её, быстро сунул в карман.
Как осмелился он, мальчишка, отправиться на поиски своей богини? Или смелости ему придавал малиновый отпечаток её губок на белоснежном кусочке мягкой бумаги и шлейф головокружительного аромата, словно на верёвочке тянувший его вслед за своей любовью, мечтой и колючей тяжестью в паху?
Барти почти бегом пролетел танцевальный зал, чудом не грохнулся на скользком паркете и, с трудом сдерживая тяжёлое дыхание, остановился у балконных дверей. В щель между ними было видно, как два молодых мужчины, схватив друг друга за грудки, яростно и зло шипели что-то друг другу в лица. Белла стояла чуть в стороне, опираясь о перила балкона и сложив руки на груди.
— Джис, Вил, подеритесь ещё! – рассмеялась она. – Вы же маги, господа, или нет?
Барти хорошо было видно возбуждённое лицо красавицы, яркий румянец на нежных щеках, снисходительно-восторженную улыбку, приподнятые брови, дерзкий блеск в огромных тёмных глазах… Ветер вдруг взвыл раненым зверем и с грохотом хлопнул дверью прямо перед носом Крауча. Сквозняк? Такой ледяной, даже для английской зимы?..
Барти считал звёзды. Он лежал в своей постели на животе, обложившись подушками, смотрел в ночное окно, прижимал к губам мятую столовую салфетку со следами тёмно-розовой губной помады и считал падающие звёзды. Метеориты и кометы, сгорающие в атмосфере небесного тела, именуемого «Землёй»? Мечты и желания, которые, если успеть их загадать и вовремя произнести соответствующее заклятие, обязательно сбудутся. Должны сбыться…
Он так долго держал салфетку на влажных губах, что она промокла. Тогда он поднёс кисть своей правой руки ко рту и зажмурился, попытался представить, что сейчас коснётся розовых, ярких, блестящих мягких губ. Губ Бел-лы… Стон сам собой вырвался из его груди. Непривычно хриплый, чужой, мужской… Барти почувствовал, что вся его кровь, из рук, ног, из головы резко хлынула вниз живота. Нет! В глазах потемнело. Почему нет? Никто не видит. Никто не осудит. Никто не узнает… Барти закусил губу, приподнялся на локтях и провёл ладонью по своему плечу. Представил, как тонкие женские пальчики с длинными блестящими ноготками освобождаются от атласной сиреневой перчатки и тянутся к его волосам…
Барти резко перевернулся на спину, начал быстро гладить свой живот. Потом решительно заложил руки за голову, попытался спрятать их под подушку, замотал головой, словно отчаянно сопротивляясь чьей-то недоброй воле… Так он пролежал не дольше минуты. Перед глазами на фоне звёздного зимнего неба колыхался фиалковый шлейф тяжёлого женского платья, сброшенного с нежной тонкой фигурки. Нет, сорванного решительными и сильными мужскими руками… Барти гулко и громко выдохнул: «Белла», — и запустил ладонь под резинку пижамных брюк…
*
На следующее утро он увидел в свежей газете крошечную статью в траурной рамке:
«Дуэль в Гринн-парке. Мистер Джисберт Флетчли погиб в результате трагического происшествия в Гринн-парке, в районе улицы Мэлл. Виновник убийства мистер Виллоби Монтегю помещён для производства следственных действий в Азкабан. Он сам сдался представителям Аврората и утверждал, что, будучи другом покойного, поссорился с ним из-за разногласий в области спортивных пристрастий. Молодые люди, якобы, дрались на магической дуэли, имевшей плачевные последствия. Ведётся следствие».
Перед глазами Барти стояли широко распахнутые восторженные карие глаза в ореоле длинных густых подрагивающих ресниц. Высокая женская грудь вздымалась от взволнованного дыхания, розовый блестящий язычок облизывал лакированные пухлые губки. Барти подумал, что с удовольствием оказался бы на месте этого, как его там, Флетчли (погибнуть на дуэли ради прелестей миссис Беллы – что может быть лучше для настоящего мужчины!), заметил удивлённый мамин взгляд, следивший за нервными пунцовыми пятнами, выступавшими на его бледных щеках, и бросился в туалет…
Vova
