Маленький светловолосый мальчик, сам по себе невысокого роста, казался ещё меньше в толпе ожидающих распределения первокурсников, так как постоянно сутулился и нервно озирался по сторонам.
Юного волшебника больше всего настораживал знаменитый потолок Большого зала. Он внушал ему жутчайший страх. Вдруг внезапно хлынет дождь? Но это было бы, пожалуй, лучшим исходом из множества равновероятных. А если прямо в него ударит молния? Или сорвётся с такой хрупкой и ненадёжной цепи одна из тяжеленных позолоченных люстр?
Даже если бы мальчик перед поездкой до дыр зачитал «Историю Хогвартса» и убедился в том, что со времён Основателей ничего подобного с потолком не происходило, это бы не умерило его беспокойство. Ведь всё когда-нибудь случается в первый раз, не так ли?
Нельзя вообще-то сказать, что юный колдун, о котором сегодня идёт наше повествование, был особенно труслив. Детство его прошло вполне мирно, в обычной семье из лондонского пригорода. Мама, как, наверняка, и множество мам других мальчиков, держала небольшую булочную неподалёку от дома. А отец служил полицейским. И никогда мальчик ни о какой магии и в помине не слышал. А о школе Чародейства и Волшебства «Хогвартс» – и подавно. Зато очень любил мать и гордился отцом, который ловит опасных преступников и стоит на страже порядка. И, несомненно, мечтал стать полицейским, когда вырастет.
А тут вдруг в четверг вечером, когда уставший папа пил кофе после внеочередного дежурства, а мама неожиданно задержалась на работе, в дверь позвонил подозрительного вида тип. С длинной рыжей бородой и в странном лиловом плаще до пола, как у фокусников. Фокусников мальчик с детства не любил, да и вообще всего непонятного, неизведанного и необъяснимого. Он всякий раз дрожал как осиновый лист, когда видел знаменитый трюк с распиливанием прекрасной ассистентки.
Так что незнакомец сразу не понравился мальчику. Тем не менее, папа открыл дверь и впустил нежданного гостя внутрь.
— Добрый вечер и простите за неожиданный визит, — сказал незнакомец, приветливо улыбаясь. — Меня зовут профессор Альбус Дамблдор.
— Очень приятно, профессор, — вежливо ответил отец, представился сам и пожал протянутую ему руку. — Чем обязаны? Присаживайтесь, пожалуйста, — он указал на кресло. — Могу предложить вам кофе?
— Буду премного благодарен, — кивнул Альбус, поудобней устраиваясь в кресло.
Когда папа вернулся с двумя большими кружками дымящегося кофе, профессор Дамблдор взял кружку, отхлебнул горячего напитка, поблагодарил и продолжил разговор:
— Я заместитель директора одной очень престижной школы в Шотландии. Она называется Хогвартс. Ваш сын обладает теми особыми талантами, которые нужны для поступления, и был записан к нам с самого рождения.
«Особенный? — промелькнула страшная мысль в голове у мальчика. — О нет, только этого не хватало!»
— И какие же это таланты? – поинтересовался отец.
— Видите ли, он волшебник, — просто произнёс Альбус, — и в нашей школе он научится колдовать и держать свои способности под контролем.
— Вы шутите, — нахмурился папа.
— Нисколько, — улыбнулся Дамблдор и исторг столп безвредных зелёных искр из своей волшебной палочки.
Тут в диалог вмешался сам мальчик, зубы его стучали от страха:
— Это, это невозможно! Это всё фокусы!
В глазах профессора, как только он это услышал, заплясали весёлые огоньки. Чтобы развеять сомнения мальчика по поводу существования магии, ему пришлось долго демонстрировать различные её проявления. Дамблдор то замораживал ещё мгновение назад горячий кофе, то вновь растапливал лёд, то заставлял левитировать кресла и стулья. Отец сидел, как громом поражённый, и был не в силе выговорить ни слова, уж он-то, опытный полицейский, столько всего повидавший на своём веку!
В конце концов, мальчик робко спросил:
— А можно отказаться от поступления в вашу школу?
— Разумеется, — ответил Альбус, — это всецело должен быть твой выбор. Но подумай: неужели тебе неинтересно будет научиться всему тому, что я тебе здесь показал?
Мальчик замотал головой и смущенно пробормотал:
— Мне страшно. Ведь так уметь – очень опасно. Вдруг кто-нибудь захочет магией уронить кресло на мою голову или ещё что-нибудь?
Дамблдор добродушно улыбнулся:
— Ты не первый и не последний, кто боится волшебства. Это естественно. Но когда люди боятся магии, они боятся лишь неизвестности. В Хогвартсе магия перестанет для тебя быть непонятной, ты постигнешь её секреты и развеешь свои страхи.
Только сейчас неожиданно опомнился отец. Он твёрдо сказал:
— Сынок, я думаю, что тебе стоит пойти в эту школу. Просто попробуй. Нельзя упускать такую возможность. А если тебе не понравится в этом Хогвартсе, просто напиши мне, и я сразу же заберу тебя обратно. Профессор, правда же? – Альбус кивнул.
Мальчик замялся.
— Профессор Дамблдор, а вы уверены, что я волшебник? С чего бы мне им быть?
— Думаю, ты сам дашь мне ответ на этот вопрос, — произнёс Альбус, взглянув юному колдуну в глаза. — С тобой ничего необычного не происходило, когда тебе угрожала опасность? Когда ты злился?
Перед мальчиком пронеслись самые ужасные, необъяснимые моменты его жизни. Он хорошо их помнил.
Вот лающая на него и готовая уже наброситься бродячая собака не может сдвинуться с места, словно примёрзнув лапами к асфальту.
Вот довольный хулиган, отобравший у него в первый школьный день завтрак, падает, словно споткнувшись о незримую верёвку, под громкий хохот всего класса.
На мальчике не было лица. Он дрожащим голосом сказал:
— Хорошо, я буду у вас учиться.
— Прекрасно! – воскликнул Дамблдор, ободряюще похлопав мальчика по плечу. — Вот письмо, в нём официально говорится о твоём зачислении. Также прилагается список всех необходимых вещей для занятий магией. Так как твои родители – неволшебники, тридцать первого августа я сам сопровожу тебя для покупки нужных книг и оборудования и расскажу, как добраться до нашей школы. Учебный год начинается первого сентября. И не бойся, из тебя выйдет замечательный волшебник!
Как только дверь за Альбусом закрылась, мальчик едва слышно проговорил:
— Этого-то я и боюсь…
И вот, профессор Дамблдор, держа в руках старую заплатанную Распределяющую Шляпу, выкрикивает имя мальчика.
Он, неуклюже запутываясь в полах длинной мантии, семенит по направлению к преподавательскому столу, словно боясь, что колдовской пол провалится под его шажками (а чего ещё ждать от колдовского пола колдовского замка?)
Наконец, долгий путь был позади, и юный волшебник уселся на табурет. Альбус, улыбаясь, нахлобучил ему на голову Шляпу. Как вы уже догадались, первокурсник непременно вздрогнул, когда она начала с ним разговаривать. И, к неудовольствию мальчика, она говорила намного дольше, чем с другими первокурсниками:
— Так-так, очень интересно. Я вижу неплохой ум, желание всё объяснять и анализировать. Но у тебя совсем нет непреодолимой тяги к новому и неизведанному, мальчик мой, Рэйвенкло не для тебя. Тут же львиная доля храбрости, но вдобавок к ней жуткая мнительность и подозрительность. Не Гриффиндор, определённо нет… Твои мечты просты и понятны, хоть ты и не лишён честолюбия, стол Слизерина не подходит тебе… Тебе нужны верные друзья, поддержка и опора. Несомненно, Хаффлпафф!
И юный Аластор Грюм под громкие аплодисменты студентов направился к чёрно-жёлтому столу.
28.09.2012 Шалости
Двое мужчин с удобством расположились в просторных креслах из драконьей кожи, протянув ноги вперёд, на специально предназначенные для этого пуфики. В камине уютно потрескивало редчайшее мантикорово дерево, произрастающее только в ущельях Восточной Африки и чрезвычайно трудное для добычи по причине свирепых мантикор, предпочитающих в этих ущельях гнездиться. Это дерево даёт много тепла и чуть различимый, почти парфюмерный аромат. То, что нужно для холодного декабрьского вечера.
Хозяин дома гордился тем, что может позволить себе топить камин исключительно мантикоровым деревом. Как-никак, не зря он Председатель Отдела Обеспечения Магического Правопорядка, а положение не только обязывает, но и даёт определённые привилегии. Внешность волшебника полостью соответствовала занимаемой должности: прямой, сосредоточенный взгляд карих глаз, ухоженные тёмные прямые волосы до плеч, нос с горбинкой, лёгкая красная домашняя мантия, дорогие туфли и стакан Огденского Огневиски двадцатипятилетней выдержки в руке. Звали этого уважаемого человека Джером Скримджер.
В соседнем кресле сидел немного нервный и, кажется, чем-то недовольный гость: Освальд Фадж, полноватый, низкорослый, лысеющий колдун, Начальник Управления по Связям с Гоблинами. Вечер был субботний, да и Рождество приближалось, но работы у Фаджа было хоть отбавляй – нынешний мировой экономический кризис не мог не задеть магический мир, а значит, и политику «Гринготтса». Освальд постоянно пропадал на совещаниях, где обсуждал с гоблинами и иностранными колдунами проблемы катастрофического спада цен на драконью печень на мировых магических рынках и повышение налога на импорт волос единорога, недавно неожиданно предпринятое Министерством Магии Канады. После таких переговоров, где тоннами сыпались мудрёные экономические термины вперемешку с отборными ругательствами на гоббледуке, Фадж чувствовал себя выжатым как лимон. Компания старого приятеля Джерома Скримджера и стаканчик доброго смородинового рома – вот то, что нужно уставшему после внеочередного собрания волшебнику! Тяжёлая трость с бронзовым набалдашником покоилась у подлокотника кресла, затёкшие ноги грел чудесный жар от мантикорового дерева, любимый напиток создавал приятное послевкусие в пересохшем рту и блаженное чувство, что можно ни о чём не думать ещё пару часов, в голове.
Сегодня на свою беду Освальд решил взять на переговоры десятилетнего сына Корнелиуса – своего единственного наследника. Пусть, дескать, вливается в работу смолоду. Да и многочисленные коллеги давно хотели увидеть вживую многообещающего Фаджа-младшего. Ну и, конечно же, лучшего момента, нежели важное совещание, придумать не смогли. Не зная ни слова на гоббледуке, мальчик очень быстро заскучал и, в конце концов, стал мастерить бумажный самолётик из годового отчёта Колдовского Банка Уганды. И эту шалость, ему, наверное, простили, если бы запущенный самолётик не спланировал точно в лицо важного пожилого гоблина – Председателя французской Картели торговцев яйцами докси.
Никто, разумеется, открыто выказывать неодобрение не стал, но до конца встречи гоблины смотрели на Корнелиуса и Освальда, не скрывая раздражения. Возможно, именно эта выходка мальчика помешала установить дружеский контакт с французской делегацией и заключить контракт о поставке восьмисот унций русалочьей чешуи на более выгодной для британской стороны основе. Освальду не хотелось бы так думать, но Корнелиус на пути к Скримджерам всё равно получил от отца хорошую словесную взбучку.
Встретив в прихожей гостей, Джером предложил Корнелиусу отправиться наверх, в детскую, а Освальда пригласил уединиться в гостиной.
У Джерома подрастал одиннадцатилетний сын Руфус, первокурсник Гриффиндора, вернувшийся домой на рождественские каникулы. Надо сказать, юный Руфус причинял отцу не меньше беспокойства, чем Корнелиус Освальду. Мальчики были хорошими друзьями и постоянно что-нибудь выдумывали.
Но у нас будет время проследить за подрастающим поколением, а пока, с вашего позволения, подслушаем разговор в гостиной.
— А Корнелиус не промах! — усмехнулся Джером, выслушав рассказ Освальда о проделках сына на совещании. – Так и надо этому напыщенному старику-гоблину: в своё время в последний момент расторг со мной сделку о поставке яиц докси, я понёс такие убытки! Корнелиус совершил поистине гриффиндорский поступок! Освальд, ну и какой после этого из мальчика рэйвенкловец?
— Такой, — смущённо произнёс Фадж, слегка насупившись. – У меня вся семья в Рэйвенкло училась. Если в нашем дому заведётся гриффиндорец, моего старого отца точно удар хватит. Нужно продолжать семейные традиции!
— Но признай, — продолжил Скримджер, — ты же сам недолюбливаешь гоблинов и много в кого сам бы с радостью чем-нибудь поувесистее бумажного самолётика кинул!
— Не люблю я этого народца, это ты прав, но работать с ними приходится, — вздохнул Освальд. – В наше время у гоблинов слишком много власти в руках. Если хочешь разжиться галеонами, волей-неволей приходится угождать им.
— Всё-таки мне кажется, что раньше и гоблины были немного приветливее, — осторожно заметил Джером. – Времена тяжёлые настали, а от этого характер лучше не станет.
— Это да, — печально проговорил Фадж, — Гриндевальд целые страны лбами сталкивает, ни в ком и ни в чём уверенным быть нельзя. Толкуют, что половина европейских министров под Империусом ходят и под гриндевальдову дудку пляшет, но никто ничего доказать не может. Говорят даже, что это он магловскую войну развязал. Вот и вынуждены мы наблюдать, как маглы тысячами друг друга выкашивают. Статут о Секретности нарушать нельзя, сам понимаешь, такая шумиха поднимется…
— И не говори, — прервал его Джером. – Мне тут на днях пришлось лично личные дела пятерых авроров ворошить. Они ночью немецкие самолёты Взрывающими заклинаниями подбивали. Сработали-то чисто, парни – настоящие профессионалы, горящие обломки левитировали в воду, но ведь странные вспышки в небе видела целая магловская деревня! Пришлось во избежание лишних вопросов экстренно вызывать целую бригаду Стирателей. А что с аврорами делать, ума не приложу. Вроде как и не накажешь, из благих побуждений действовали, родину защищали, но и поощрить нельзя – тогда каждый волшебник с обострившимся чувством патриотизма будет Экспульсо в воздух палить. Магического вмешательства в войну допустить нельзя, а то, глядишь, завтра на нас и драконов напустят.
— Ходят слухи, — произнёс Освальд, поёжившись, — что магическое вмешательство в войну со стороны противника идёт полным ходом. Целые города магловским оружием не испепелишь, а Инсендио всегда было коронным трюком дурмстранговцев. А помнишь, как после оккупации Украины цена на чешую железнобрюха раз в пять взлетела? Она же по тридцать пять галеонов за унцию шла на чёрных рынках! И тут, представляешь, мне знакомый гоблин рассказывает, как некий богатый господин, пожелавший остаться неизвестным, предложил Гринготтсу приобрести пятьсот унций по двадцать галеонов. Пятьсот! Это надо трёх драконов полностью обскрести! Ну и предложение подозрительно выгодное, от него, конечно же, не смогли отказаться. И теперь сто тысяч галеонов уплыли неизвестно куда. Не исключено, что на финансирование войны.
— Подозрительно, конечно, — задумчиво протянул Скримджер, — но мы не знаем наверняка, рисковать нельзя.
Пока Джером и Освальд в гостиной под потрескивание камина обсуждали напряжённую политическую обстановку в мире и сварливых гоблинов, их сыновья наверху вели беседу гораздо более приятную.
— Корни, ну ты даёшь! – присвистнул Руфус, когда Корнелиус поведал ему о злополучном бумажном самолётике. – И после этого твой отец настаивает на Рэйвенкло?
— Настаивает, — грустно вздохнул Фадж-младший. — Руф, ну не расскажешь же ему, что я эксперимент ставил. И важный эксперимент!
— Это какой же? – живо поинтересовался Руфус.
— Ну, понимаешь, — начал Корнелиус свой вдохновенный рассказ, — ты наверняка знаешь, как сейчас в Министерстве сообщения рассылают по кабинетам и этажам?
Руфус кивнул, не скрывая любопытства на лице.
— Совами, как принято во всём волшебном мире, — продолжал Фадж-младший, — но, как мне кажется, это не самая лучшая идея. Если ты войдёшь в министерский лифт, всегда увидишь там огромное количество неистово клокочущих птиц и кучу перьев и помёта, — продолжил Фадж-младший. – Да в таких количествах, что никакой Тергео не справится. В коридорах аналогичная ситуация.
— И что ты предлагаешь? – спросил Скримджер-младший, широко улыбаясь.
— Зачарованные бумажные самолётики! – воскликнул Корнелиус. – Руф, ну подумай сам! Это же гениальная идея! Самолётиков можно делать сотни штук в минуту, была бы под рукой бумага! Пишешь на них послания, а затем велишь разлетаться по всему Министерству! И если мне в десять лет удалось уговорить бумажную птицу угодить прямо в лицо тому важному гоблину, только представь, что смогут сделать специально обученные волшебники! Посылай самолётик хоть на Кингс-Кросс, хоть в больницу Святого Мунго!
— Тебе определённо стоит поделиться этой мыслью с отцом, — заключил Руфус. – Поговори с ним, он оценит твоё изобретение!
— Не думаю, он теперь при любом упоминании бумажных самолётиков будет багроветь и хвататься за голову, — улыбнулся Корнелиус, и друзья громко рассмеялись.
Уняв смех, Скримджер-младший сказал:
— Корни, думаю, тебе всё-таки стоит поступать в Рэйвенкло. Если ты можешь любую шалость вывернуть как научный эксперимент, тебя там примут с распростёртыми объятиями!
Корнелиус вздохнул и слегка опечалился. Видя огорчение друга, Руфус похлопал его по плечу и воскликнул:
— У меня тоже появилась блестящая идея! Я же в следующем году перехожу на второй курс. Мне теперь официально будет разрешено играть в квиддич! Буду пробоваться в команду Гриффиндора охотником!
— Поздравляю, — произнёс Фадж-младший с некоторой завистью в голосе. Ведь первокурсникам запрещено выступать за команды своих факультетов, да и отец считает квиддич игрой опасной и не подходящей наследнику древнего чистокровного колдовского рода.
— Чего раскис? – ободрил друга Скримджер-младший. – Я же не рассказал тебе про свою идею! Мне папа на днях две метлы купил, «Серебряные Стрелы». Новая модель, говорят, разгон до ста миль в час за семь с половиной секунд! Никогда ещё ничего подобного не было! Отец не разрешает летать до первого сентября, уж очень он любит следовать официальным правилам. Но мне уж больно хочется, так сказать, опробовать транспортное средство. А метлы две. Корни, не желаешь ли присоединиться к моей безнадёжной авантюре?
— Спрашиваешь! – радостно воскликнул Корнелиус. – Ну конечно хочу!
— Отец держит их в чулане на запирающем заклинании, — сказал Руфус, — но он переоценивает мою лень. Я дочитал учебник Заклинаний для первого курса до конца и могу без проблем справиться с замком.
И вот, юные волшебники уже крадутся по лестнице вниз, стараясь как можно меньше скрипеть, чтобы не потревожить покой отдыхающих в гостиной отцов. Судя по всему, они ничего не услышали, и друзья благополучно добрались до чулана.
— Алохомора! – прошептал Руфус, направляя свою волшебную палочку на замочную скважину. Полыхнул едва заметный голубоватый свет, раздался щелчок, и дверца чулана распахнулась.
Корнелиус тут же увидел стоящих на самом видном месте двух красавиц-мётел. Вручную подогнанные берёзовые прутики, до блеска отполированное древко из вяза. Казалось, «Серебряные стрелы» сияют своим собственным, мягким светом.
От любования Фаджа-младшего оторвал Руфус:
— Ну что, полетели или так и будем слюни пускать?
Друзья сняли мётлы с золотых креплений и, осторожно ступая, вышли на задний двор, накинув одни только куртки. Уже взошла луна, на небе не было ни единого облачка, слегка подмораживало.
Скримджер-младший, оседлав свою «Стрелу», торжественно произнёс: — Итак, мой друг, начнём наше длительное, полное опасностей и лишений путешествие!
— Они пытались перелететь Ла-Манш, — меланхолично изрёк Джером Скримджер. — Авроры нашли их в небе над Дувром, окоченевших и негодующих. Была проведена безупречная, классическая погоня на мётлах, было применено Обездвиживающее заклятие, а затем парализованных ребят поймали в воздушные носилки. Я должен главе аврората, Дориану Долишу, бутылку Огневиски. Думаю, с тебя тоже причитается.
— Где они сейчас? – испуганно спросил Освальд. – С ними всё в порядке?
— Они в местном волшебном баре, кажется, он называется «Одинокий утёс». Отогреваются горячим чаем и ждут, когда мы заберём их домой и будем читать нотации.
— Одними нотациями мой сорванец не отделается! – начал багроветь Фадж. – Получит по полной программе! Это надо так! Умудрился два раза нашкодить за один вечер! И как! Перелететь Ла-Манш! Где это слыхано?
— Всё-таки, я думаю, у твоего Корнелиуса – сердце настоящего гриффиндорца, — улыбнулся Джером, — на Рэйвенкло ему делать нечего. Спорим на десять галеонов, что старая Шляпа отправит его именно к львам.
— Что-то у меня сегодня нет желания спорить, — вздохнул Освальд.
— Аппарируем в Дувр? – спросил Скримджер.
— Аппарируем, — вяло ответил Фадж.
В пламени камина появилась улыбающаяся голова Руфуса Скримджера. Корнелиус вскочил с кровати и подбежал к ней. Иногда удобно и полезно, когда в спальне свой камин.
— Тебя что, не наказали? – удивился Фадж-младший.
— Наказать-то наказали. Все рождественские каникулы под замком просижу. Но отец завалился спать, не затушив огонь, а летучий порох он хранит в том же чулане, что и мётлы, — Руфус заговорщицки подмигнул.
— Тебе везёт, меня вообще на месяц заперли, — вздохнул Корнелиус, понурив голову.
— Ты что, жалеешь о чём-то? – нахмурился Скримджер-младший.
— Да, — произнёс Фадж-младший, — о том, что нам всё-таки не удалось перелететь Ла-Манш.
Голова Руфуса Скримджера залилась истошным смехом. Кажется, где-то далеко его торчащие из камина ноги бились в конвульсиях об пол.
— Корни, ты знаешь, что это означает? – поинтересовался Руфус.
— Что, Руф? – не понял Корнелиус.
— А то, что теперь ты не отбрыкаешься от того, что твоё место – в Гриффиндоре! Как пить дать! – воскликнул Скримджер-младший.
— Я всё ещё не уверен в этом, — покачал головой Фадж-младший.
— А если не уверен, я готов поспорить с тобой на ящик шоколадных лягушек! – ухмыльнулся Руфус.
— Идёт, — ответил Корнелиус и пожал другу вылезшую из огня руку.
Напоследок Руфус глубоко вдохнул душистый дым и пробормотал:
— Мантикорово дерево… Думаю, мне стоит стать Министром Магии только для того, чтобы выписывать его из Африки каждую зиму.
И голова Скримджера-младшего скрылась по ту сторону камина.
Корнелиус вздохнул и подвёл итог тяжёлого и насыщенного событиями дня:
Vova
