Зеркала и лица

Ночь выдалась звездной. И жаркой. Впрочем, жар оставался за толстыми стенами. Сюда, в древний зачарованный замок, зной проникнуть не смел.

Вот если бы чары могли так же легко удерживать тягостные воспоминания, мысли и терзающие душу сомнения?

Ломота в чернеющей руке сделалась непереносимой. Приходилось терпеть. Не звать же Севера? С его болеутоляющими для тела средствами; с его жгущими душу, язвительными словами и взглядами?

В высокой клетке зашелестел Феникс. У сказочной птицы сейчас была «старческая» полоса. Скоро чудо-птица вспыхнем оранжевыми искрами и сгорит, чтобы возродиться из пламени обновленной.

Альбус откинулся в высоком кресле.

Он любил наблюдать происходящую с Янгусом метаморфозу. Она давала надежду: смерть есть не что иное, как очищающее и воскрешающее пламя. В другом мире мы очнемся обновленными…?

Говорят, старики боятся смерти больше молодых. Это правда. Молодость не осознает всю хрупкость бытия; она считает себя бессмертной.

Зрелая мудрость знает — всё самое страшное может стать реальностью. Страшится, что нет никакого пламени; никакого воскрешения…

С тем, что, возможно, придется оставить белый свет без возврата, Альбус Дамблдор ещё мог примириться. Но с тем, что Смерть забрала юных, сильных, красивых; достойных лучшей участи, чтобы ничего не дать взамен?! Смириться трудно. Ох, как трудной.

Нет, нужно верить. Верить в бессмертие души. Иначе жизнь превращается в слишком нелепый фарс.

Должен ли он, Альбус Дамблдор, пережить гибель Гарри? Сможет ли? Нужно ли…?

Где взять силы умирающему старику, чтобы просто стоять и смотреть, не протягивая руки помощи, потому, что спасти Гарри, значит спасти Волдеморта.

Гарри…Волдеморт… Упомянуть об одном, значит упомянуть о другом.

Нет! Да помилует господь его грешную душу – это выше его сил. Пусть мальчик обречён, но Альбус не хочет видеть, не желает переживать ещё и эту смерть. Мальчик слишком дорог ему. Он сам слишком … стар.

Совсем не страшное это слово, когда позади такая долгая жизнь.

Он – стар. Ему, Альбусу Дамблдору, пора на покой.

Он никогда не чувствовал старости. Он не верил в неё, всегда считая, что старость касается только тела. А теперь? Он – древняя развалина, час его близок. Осталось только продумать всё до мелочей, чтобы смерть послужила на благо тем, кого он любил. Так же, как вся его жизнь служила этой, безусловно, благой цели.

Дамблдор мёрз. Его сотрясал озноб. Но он намеренно не зажигал огня в камине.

* * *

— Тебе нужно будет сказать Гарри, мой мальчик…

— Что я должен ему сказать?

— В ту ночь, когда Волдеморт пытался убить мальчика, когда Лили поставила свою жизнь живым щитом между ними, Смертельное проклятье отскочило от Гарри, а часть души Волдеморта вселилось в единственное живое существо, оставшееся в здании. Она до сих пор живёт в Гарри, поэтому он и может говорить со змеями, и имеет связь с разумом Волдеморта, которую никто не мог объяснить.

Пока эта часть души, упущенная Волдемортом, находится в Гарри, Волдеморт не может умереть...

— Мальчик… должен умереть? – голос Северуса звучит спокойно. Странно спокойно, учитывая все обстоятельства.

Дамблдор знает, чего стоит его ученику это спокойствие. Какая боль терзает душу Северуса, какая мучительная тоска сжимает сердце; какой червь точит его вот уже сколько лет.

Изношенное старческое сердце тоже больно сжимается. Опасно – в его-то годы.

Причинять боль тяжело. Особенно когда приходится мучить того, за чье счастье готов платить собственной кровью.

Бедный, бедный Северус! Но тут Альбус также бессилен, как и в случае с Гарри.

Снейпу придётся смириться. Снейпу придётся пойти туда, куда сам Дамблдор пойти уже не сможет. Потому что у него, Альбуса Дамблдора, не хватает сил; не хватаит духу.Вперёд, до самого конца…

Альбус прикрывает чернеющей от проклятья рукой уставшие близорукие глаза.

Он, его дорогой мальчик, его любимый мальчик с печальным сердцем и змеиным языком, наконец прерывает полное невысказанных упреков и горечи молчание одной единственной фразой:

— Я думал…что все эти годы…мы защищаем его ради неё. Ради Лили.

Альбус никогда не испытывал этого ощущения прежде – будто сердце накачивают и накачивают воздухом. А дышать – нечем.

Дамблдор заговорил, холодно и торопливо, будто стараясь спрятаться за словами. Поставить их, словно стену, между собой и собеседником:

— Мы защищаем его, потому что было важно обучить его, воспитать, дать ощутить свою силу…

Самое главное не раскрывать глаз, чтобы Северус ни о чем не смог догадаться.

– Чтобы подготовить к противостоянию с самым большим чудовищем нашего века.

— Вы сохранили Гарри жизнь, чтобы он мог умереть в нужный момент?

Пусть Северус ненавидит. Пусть чувствует себя обманутым. Ненависть придает сил.

Если бы он, Альбус Дамблдо мог ненавидеть, может быть, ему не было бы так страшно? Но кого ему ненавидеть? Волдеморта? Самого себя?

— Чему ты удивляешься, Северус? — спрашивает он.

Альбус намеренно старается казаться отстраненным. Зачем добавлять тяжести своему любимому ученику? Своему соратнику? Ведь и без того ноша тяжела.

- Сколько мужчин и женщин умерли у тебя на глазах, Север?

— В последнее время – только те, кого мне не удалось спасти, — с несвойственной ему горячностью произносит Снейп. – Вы меня использовали!

Альбус хотел, чтобы Северус злился, но почему слова соратника больно ранят?

— В смысле? – произносит Альбус, чтобы хоть что-то сказать.

— Я шпионил для вас, лгал ради вас. Подверг себя смертельной опасности.. Сделал всё, чтобы защитить сына Лили Поттер. А теперь вы говорите, что выращивали его, как свинью на убой…!

— Очень трогательно, Северус, — серьёзно сказал Дамблдор. – Ты уже привык заботиться о мальчике?

— О нём?!– закричал Снейп. – Экспекто Патронум!

Из кончика его палочки вырвалась серебряная лань. Она приземлилась на пол кабинета, один раз пробежалась по нему и выпрыгнула в окно.

Дамблдор смотрел, как она улетела, а когда её серебристое сияние исчезло, повернулся к Снейпу. Глаза того были полны слёз.

— Даже после всего, что случилось…?

— Всегда, — сказал Снейп.

* * *

Всегда?

Всегда…

Ночь выдалась жаркой. Это немудрено, ведь сейчас июль. Верхушка лета.

Пятнадцать лет назад в такую же ночь она умерла.

Прошло пятнадцать лет. Долгие пятнадцать лет пролетели, словно секунда.

Альбус потянулся, извлекая из стола зеркало в овальной раме. То было не простое зеркало, как и всё в этой комнате. Магическая поверхность словно впитывала в себя образы тех, кто когда-то в него гляделся. Пусть даже мимоходом. Впитывал для того, являть образ случайным любопытным глазам.

За немного тускловатой гладью мелькнула тень. Будто по длинной темной галерее бежала хрупкая девичья фигурка.

Лили Эванс явилась перед глазами старого директора Хогвартса такой, какой она была много-много лет назад. Живой!

Девушка обернулась. Взметнулись длинные густые волосы. Вовсе не алые и не огненно-рыжие, как их любят описывать многочисленные «летописцы». Волосы Эванс были цвета опавшей листвы. Лили Эванс можно было бы назвать блондинкой. Огонь не так уж сильно пылал на её хорошенькой головке – червленое золото, вот на что походили шелковистые пряди. Овальное лицо с довольно крупными, правильными чертами лица. Высокий лоб, нежные скулы, большие выразительные глаза; прозрачно, не ярко-зелёные, как у её сына. Длинные пушистые ресницы, густые брови; живая, яркая, полная огня и лукавства улыбка.

В настоящей Лили Эванс — той, которой она была, а не той, которой «стала», — не было ни болезненной хрупкости, ни утонченности, ни надломленности. Она была полнокровной, горячей натурой; жизнелюбивой и упрямой. Из тех, кто берёт жизнь за рога и пытается повернуть в нужную им сторону. Из тех, кто способен на пустом месте воздвигнуть цветущий сад, на камнях развести пламя и выжать слезы из стали.

Она – была; её больше — не было.

Отражением — вот чем стала эта девочка. Её судьба потерялась, растворилась, поглотилась многими другими судьбами: Лорда Волдеморта, Гарри Поттера, Северуса Снейпа, Джеймса…

Лили… Лили Поттер… Лили Эванс…

Жизнь, которой не случилось.

Любовь, которой не было.

Едва пригубленная Чаша материнства.

Ты, девочка, отдала жизнь не за знамя, не за средство борьбы – за сына. Отдала, не задумываясь, так же легко и естественно, как дышала. Ты так хотела, чтобы у твоего сына был шанс.

Прости, Лили! Шансов – нет.

Девушка в заколдованном зеркале всё оборачивалась и оборачивалась.

Так способны кружиться только балерины и воспоминания…

Взлетали волосы, расцветала на губах улыбка. Снова и снова. Снова и снова. Снова и снова!

Когда он, Дамблдор, умрёт, ты на другой стороне встретишь его упрёками? Или всё простишь и поймешь?

Ты не была милосердна при жизни к тем, кого любила, Лили Эванс. Гневливая и порывистая, как танцующий язычок пламени, ты часто одаряла живительным теплом протянутые к тебе руки. Но не реже и обжигала.

С чего бы стать тебе милосердней в мире ином с тем, кого ты не любила никогда? Прощения – нет? Забвения – нет…

А девочка в зеркале все оборачивалась и улыбалась кокетливой, лукавой и насмешливой улыбкой.

Живая и ненастоящая — одновременно.

— Ну, сколько, скажи на милость, можно торчать перед зеркалом?!

Строгий голос Петунии заставил Лили отскочить от трельяжа. У отражения, там, в сверкающей загадочной глубине, был забавный, обескураженный, одновременно обиженный и возмущенный вид.

— Разве можно быть такой тщеславной, Лили? – укорила Петуния.

— Я не тщеславна!

— Люди, лишенные тщеславия, не таращатся на себя в зеркала по целому часу.

— Вовсе и не по часу, Туни. И вообще…я не на себя смотрела.

— А на кого же тогда? – изобразила заинтересованность сестра. – На Кровавую Мэри?

Лили раздосадовано встряхнула головой.

Стоило ли пытаться объяснить сестре свою зачарованность зеркалами? Лили казалось что там, за копией точно такой же комнаты, совершенно другой мир. Каждый раз, оборачиваясь к зеркалу, она надеялась хоть краешком глаза заглянуть в иное измерение. Чем дольше стояла она перед зеркалом, тем больше её «затягивало»: тайна, неизвестность, а не собственное отражение в нём.

Созерцая двойника, с точно такими же тугими косичками, в точно такой же школьной форме, Лили задумывалось – кому из неизвестных ей существ выпала роль изображать её: ходить, как она; улыбаться, как она. Наверняка у той загадочной личности за стеклом другой характер, привычки и вкусы. Другая жизнь. Загадочная, увлекательная, необычная.

— Лили! – теряя терпения, вскричала Петуния. – Ты твердо решила опоздать в школу в первый же день?!

— Я уже готова, — вздохнула девочка. – Пошли.

На Бирючиновую аллею дом № 4 Эвансы переехали недавно. Лили с наслаждением ходила по новым половицам, разлинованным солнечными лучами, словно свежая, ещё пахнущая типографией, тетрадка. Ей нравилось проводить ладонью по перилам лестницы, едко пахнущим лаком и полиролью; касаться каминной полки; переставлять на ней различные безделушки. Она получала удовольствие просто оттого, что бежала вприпрыжку через холл на кухню, откуда распространялся аромат кофе.

— Ты можешь ходить спокойно? – фыркнула Петуния в спину Лили.

— Ходить вприпрыжку для Лили это вполне нормально, — улыбнулся отец, помигивая своей любимице.

— Почему опять не спустилась вовремя? – строгий голос матери словно компенсировал попустительское отношения отца. – Проспала?

— Опять перед зеркалом вертелась, — донесла Петуния.

Лили, остановившись в дверях кухни, переступила с ноги на ногу.

— Лили! – продолжала выговаривать мать. – Бери пример с сестры. Петуния никогда не опаздывает. Она ведь не сможет всю жизнь за тобой следить!

— Да, мама.

— Ешьте аккуратней, девочки, — предупредила миссис Эванс. – Переодеваться нет времени. Лили! – мать обернулась к младшей дочери, уже потянувшей к себе тарелку с выпечкой. – Ничего не забыла?

— Но мама! Если мы начнем читать молитвы, есть будет уже некогда!

Петуния, сложив руку перед собой, уже бормотала какой-то псалом.

Лили испытала огромное желание пнуть дражайшую сестричку. Лицемерка! Но вместо этого девочка чинно сложила руки перед собой и успела прошептать: «Аминь», — со всеми вместе.

— Билл, ты отвезёшь девочек? – обратилась Роза Эванс к мужу после завтрака.

— Конечно, — кивнул отец.

Поднявшись из-за стола, он привычно «клюнул» жену в щеку, изображая поцелуй. Девочки, схватив салфетки, поспешно промокнули рты.

Завтрак был окончен.

Денёк обещал выдаться погожим. Солнце светило ярко, отпуская солнечных зайчиков погулять в аккуратном садике, где миссис Эванс успела разбивать цветник. Табличка с номером четыре на двери нового дома Эвансов тоже ярко сверкала под солнцем.

Мать махала им с порога до тех пор, пока они не свернули с Бирючиновой аллеи.

— Волнуетесь? – улыбнулся отец девочкам.

— Нет, — ответила Лили.

— Не очень, — сказала Петуния.

В отличие от младшей сестры она далеко не так легко заводила знакомства. Хоть Лили и рыдала, словно глупая корова, когда Эвансы покидали родной городок, она быстро забыла старых друзей ради новых знакомых.

У Туни так не получалось. Хотя бы потому, что новых друзей у неё пока не было.

— Постарайтесь подружиться, — напутствовал мистер Эванс.

— Да, папа, — почти хором ответили девочки.

Выбравшись из машины, они, встав плечом к плечу, махали вслед удаляющемуся автомобилю, словно две маленькие копии своей матери.

— Ну что? – повернулась Лили к Петунии. – Пошли?

— Пошли, — обреченно кивнула Петуния.

Лили с интересом поглядывала по сторонам. Она любила все новое. А вот Петунию новизна пугала.

Лили не хотелось, чтобы Петуния об этом догадывалась, но у сестры был нерешительный и одновременно сердитый вид.

Вскоре девочкам пришлось разделиться.

Быть новенькой всегда не просто. Людям свойственно одновременно тянуться к неизвестному и отвергать это.

Миссис Уинтер представила классу:

— Ребята, это Лили Эванс. Она будет учиться вместе с вами. Я надеюсь, вы подружитесь.

Уже к концу дня вокруг младшей Эванс собралась стайка ребятишек. В то время, как старшая даже в столовой сидела одна. Заметив это, Лили покинула щебечущую стайку новых знакомых и подсела к Петунии.

— Как прошел день?

— Нормально, — поджала губы старшая сестра.

Наверное, она чувствовала себя униженной, потому что не умела в одно мгновение стать популярной, попасть в центр внимания. А Лили чувствовала себя виноватой, потому, что у неё это как-то легко получалось. Наверное, потому, что она была красивее? Собственное преимущество во внешности всегда мучило младшую Эванс. Оно было незаслуженно и, положа руку на сердце, незначительно. Ну, какое значение имеет внешность? Это ни знания, ни таланты. Вот Петуния гораздо умнее Лили. Петуния никогда не опаздывала, никогда не «ловила ворон» по выражению миссис Эванс. Она никогда не таращилась часами в окна или зеркала; не читала по ночам книги; не была такой по-дурацки импульсивной. Петуния рассудительна, умна и справедлива. Вот только почему-то не умеет нравиться людям?

— Интересные были уроки? – спросила Лили.

— Уроки – они и есть уроки, — отрезала Петуния, поднимаясь из-за стола.

После уроков сестры ходили смотреть пруд в городском парке. И хотя водоем был искусственный, Лили он все равно понравился. По нему плавали лебеди. Девочки скормили им французскую булочку.

— Знаешь, –Лили, усевшись на одеяле по-турецки и расчесывая на ночь волосы, делилась впечатлениями, – мне лебеди не понравились. Всё про них врут. Никакие они не «изящные» и не «прекрасные». Они на гусей похожи. Жирные и сердитые.

— А мама считает тебя поэтичной особой, — ехидно улыбнулась Петуния.

Она наблюдала, как расческа скользит по золотистым прядям сестриных волос, заставляя их сиять ещё ярче.

— Не люблю поэзию, — задрала вверх носик Лили, – она скучная. Все эти баллады, оды, панегирики! Такие же лицемерные и надутые, как лебеди. Знаешь, мне кажется, люди настолько привыкают доверять чужим авторитетам, что становятся просто неспособны думать своей головой! Один сказал: «Ах, какое чудо эти лебеди!». Остальные и повторяют, не задумываясь. Даже если и видят, что это не так. Туни, согласись, что лебеди — это гуси!

— Отстань, пожалуйста, — Петуния хотела, чтобы голос её прозвучал строго, но против воли не могла сдержать улыбки.

— Не отстану, — засмеялась Лили, отбрасывая расческу в сторону. Прыгнув на кровать к сестре, принялась её тормошить. – Признавайся! Я права.

— Прекрати, — сдавленно хихикали Петуния. – Ты навязываешь мне своё мнение, между прочим.

— Ага. И не отстану, пока не навяжу.

— Я хочу спать. Поэтому пусть твои лебеди станут гусями. Да хоть курами! Брысь с моей кровати.

— Спокойной ночи, Туни.

— Спокойно ночи, Лил.

— Я люблю тебя.

— А я – тебя.

* * *

К концу недели Лили не только перезнакомилась со всеми в классе, но успела записаться в вокальный, театральный и танцевальный кружки.

Петуния объявила, что она не может, как некоторые, менять друзей, словно перчатки, сделала строгое лицо и «надела траур по своей былой жизни», — по выражению Лили. Лили была готова с радостью втянуть в свою «вулканическую деятельность» сестру, но Петуния заявила:

— Не вижу смысла в том, чтобы как мартовский заяц нестись по всем направлениям сразу.

И осталась при своем интересе. Или при отсутствии такового.

— Пошли с нами на площадку, а? — канючила Лили. — Будет весело.

— И какое же веселье можно затеять в этом детском палисаднике?

— Вовсе и не детском, — возражала Лили. – Дик и Роберт твои ровесники. А Билл, тот даже старше.

— Пусть ваша компания взрослая и крутая. Мне все равно.

— Ну, пойдем с нами…?

— Куда, скажи на милость?

Лили, оглянувшись, проверила, нет ли мамы в обозримом пространстве и, придвинувшись к сестре поближе, поделилась:

— Дик клянётся, что неподалёку от Ткацкого тупика есть разрушенная проклятая мельница …

— Ой, Лили! — скривилась Петуния. – Ну, вот опять ты начинаешь, да? Что за прелесть во всех этих ужасах, не понимаю.

-Там привидения.

— Нет там никаких привидений!

— Ну и пусть нет, — отмахнулась Лили. — Главное, что искать их весело. Пойдешь с нами?

— Пойду.

Лили радостно захлопала в ладоши:

— Вои и здорово! – чмокнула она сестрёнку в щеку, обнимая за шею.

Петуния отпихнула сестру от себя:

— Не люблю я все эти твои цыплячьи нежности.

— Не люби, — согласилась со смехом Лили. – Главное, что ты со мной. Остальное не так уж и важно.

В восемь часов вечера они встретились с мальчишками на детской площадке. На скамейках ещё сидели мамочки с колясками, но появлялась уже и другая, более «сомнительная» публика.

Петуния подозрительно прищурившись, осмотрела троих мальчишек. Ничего особенного не нашла: мальчишки, как мальчишки.

— Готовы? – спросил невысокий, худой пацан в дутой куртке стального цвета, взявший на себя роль вожака.

Петуния ничего не сказала. Она с трудом подавляла желание развернуться и уйти. Не любила она приключения, особенно сомнительные. А иными они, приключения, по определению не бывают.

Гуськом, друг за другом, дети перебрались через небольшую речушку, с трудом пробирающуюся среди заросших, замусоренных берегов. Петуния, сначала выразительно глянув на помойку, бросила сестре возмущенно-осуждающий взгляд.

Лили похлопала в ответ широко распахнутыми «невинным» глазами.

От воды тянулись белые туманные испарения.

«Словно призраки», — подумала Лили и прижалась к Петунии. Той, наверное, тоже страшно, но она не станет показывать этого младшей сестре. И спасибо ей за это огромное. Пусть лучше кроит умные, презрительные мины. Тогда и Лили найдёт в себе силы не быть трусихой.

На мальчишек рассчитывать нельзя – они же едва знакомы. Да мальчишки, они и есть – мальчишки. В решающий момент всегда бросят и «сделают ноги», заботясь только о себе.

А вот Петуния, та хоть кричит, ворчит и плюется, но ни за что и никогда её не бросит…

— Мы пришли, — сказал Билл.

Над детьми высился огромный мельничный остов, темный и зловещий. Оттого, что вокруг не раздавалось ни звука, только шелестела вода, было жутко. Огромное, кое-где просевшее, покосившееся мельничное колесо, бог весть, сколько времени не бегущее по кругу, полоскало на своих балках обрывками ткани.

Клонившееся к земле солнце высвечивало черную громаду, визуально её увеличивая.

— Хочешь сказать, мы пойдем внутрь? — с вызовом обернулась Петуния к Биллу.

— Да, — кивнул мальчик.

— Это старые развалины, – заявила Петуния. — Соваться туда попросту опасно.

— Не хочешь – как хочешь. Пошли, Лили?

— Я все родителям расскажу! – предупредила Петуния.

— Какая вредная у тебя сестра, Лил. Идешь ты или нет? Или завтра следует рассказать всей школе, что ты — понтуешь, а на деле «пшик»?

Лили в нерешительности перевела взгляд с сестры на заброшенную мельницу. Мельница и возможные призраки пугали её не так сильно, как выбор.

Пойти и разозлить сестру?

Не пойти и стать посмешищем?

— Я пойду, — она выдернула ладошку из руки Петунии.

— Молодец! – похвалил Билл. – А ты сиди тут. Трясись, как заяц. Трусиха!

— Лучше быть трусихой, чем дурой, — презрительно парировала Петуния.

Лили не обернулась на сестру, когда уходила с мальчишками. Совесть мешала.

Внутренний голос не просто говорил — он орал о том, что она ведёт себя неправильно. Во-первых, предаёт Туни. Во-вторых, идти куда-то одной с мальчишками…? Папа бы её за это выдрал.

Десятилетняя Лили Эванс смутно представляла, что является причиной подобных ограничений. Но вот мама говорила, что девочки могут попасться насильникам, которые ловят и мучат детей, делают из них фарш и котлеты.

Но ведь её ровесники насильниками быть не могут? Зачем им делать из Лили котлеты? Они не голодные.

За речушкой, на том берегу, высился лабиринт кирпичных домов. Даже отсюда было видно, что в некоторых из них окна либо выбиты, либо просто заколочены.

Они протиснулись внутрь мельницы через щель, образовавшуюся между стеной и просевшей, покоробленной, сгнившей дверью. Внутри было ожидаемо темно. Пахло мокрицами и плесенью. Свет от карманных фонариков не разгонял темноту. Он делал её более страшной и пугающей. Кружки фонариков, мельтешащие по стенкам, вызывали в памяти желтые глаза невидимых чудовищ.

— Вон на той балке, говорят, и повесился отец старика Тобиаса Снейпа из Ткацкого тупика.

Голос мальчика звучал плоско, глухо, будто стены его поглощали.

— Повесился? – охнула Лили. – Зачем?!

— За ним Белая Горячка пришла, вот он и повесился, — презрительно заявил Билл.

Он явно храбрился. Но голос выдавал, что и ему страшно.

— А я слышал, он повесился, когда узнал, что его невестка – ведьма, — возразил его друг с модной, пижонской стрижкой.

— Заливай!

— Сам слышал, как мама божилась миссис Коуп, будто она видела, как Эйлин Снейп летала верхом на помеле.

— Я тоже слышал, что эта Эйлин – настоящая колдунья, — поддержал друзей третий мальчик. — Стоит ей пройти мимо дома, как молоко скисает, даже если оно в холодильнике. Ещё говорят, она по ночам свиньёй оборачивается и бегает по округе.

— П…почему…? – заикаясь от страха, спросила Лили. – П…почему свиньёй?

— Не знаю, — пожал плечами Дик, тот, у которого была модная стрижка. – Говорят, что когда отец нынешнего старины Снейпа встретил свинью около дома, он её лопатой как даст! Свинья – визжать! У неё на заднице во-о-о-т такой след остался! А утром, когда невестку сына встретил, у той нога в крови! Смекнул старик, в чем дело. Да и повесился с горя…

Мальчишки, беспорядочно стреляя светом от фонарика, осторожно двинулись вперёд. Лили старалась не смотреть наверх, туда, где повесился неизвестный и оттого более страшный мистер Не-Помню-Как-Вас-Зовут.

Стайка зверьков, налетевшая на них пищащим смерчем, показалась напуганным детям демонами. Они с воплями кинулись к выходу. Лили споткнулась обо что-то и рухнула вниз. С треском под ней провалились доски. С визгом девочка полетела вниз. При приземлении острая боль пронзила ногу.

На крик отозвалась Петуния. Девочка, вместо того, чтобы убежать за мальчишками, спасаясь от неведомой опасности, кинулась на помощь младшей сестренке, бесстрашно вбегая в Проклятую Мельницу.

— Лили?! Лили?!

— Туни!!! Осторожней!

Лили попыталась встать, но со стонам опустилась обратно. Ногу обожгло, словно каленым железом.

— Доски гнилые! Не ходи — провалишься!

— Ты где? – голос сестры раздался ближе.

— Туни! – встревожено закричала Лили. – Иди за взрослыми! Пусть они меня вытащат.

— Ты в порядке? – тревожно спросила старшая сестра.

— Иди за папой, Туни. Без взрослых мне не выбраться.

- Здесь же страшно! — с отчаянием всхлипнула девочка. — Как я тебя оставлю? Считай до ста, Лил. Считай до ста, и как только сосчитаешь, я вернусь.

— Туни!

— Что?

— Будь осторожна!

— Я всегда осторожна. В отличие от некоторых.

Лили всхлипнула.

— Раз, два, три… — начала считать девочка.

Ей было холодно. Что-то подозрительно шуршало по углам – наверное, мыши. Лили зажмурилась – она до смерти боялась хвостатых тварей.

«Десять, одиннадцать, двенадцать…».

Туни придёт, стоит только досчитать до ста. Сестра обещала, а Лили не могла припомнить случая, чтобы Туни хотя бы раз её подвела. Петуния может ругаться, закладывать Лили родителям, сколько угодно выводить из себя. Но Петуния никогда не оставит её. Она найдёт выход из положения, если младшая глупая легкомысленная сестренка ждет её.

«Двадцать шесть, двадцать семь, двадцать восемь…».

Конечно, мальчишки выдумали все эти истории о ведьмах. Ведьм не бывает. Это все сказки! Ведьм не бывает. Не бывает. Не бывает.

Петуния придёт. Нужно просто ждать. И не поддаваться страхам.

«Пятьдесят пять, пятьдесят шесть, пятьдесят семь…».

Так тебе, Лили Эванс и надо. Мозги у тебя коротенькие-коротенькие. Ничего-то в тебе по-настоящему ценного нет, кроме хорошенькой рожицы, на которую все и покупаются. Ты заслужила сидеть тут со сломанной ногой…

— Поторопись, Туни… – прошептала девочка, всхлипывая.

Ей мерещились красные горящие глаза во мраке. И шорохи. Половицы наверху заскрипели. Словно мертвец спрыгнул со своей балки, и теперь ползёт за ней.

— Мне страшно, сестренка! – шептала девочка в темноту, кусая губы, чтобы не расплакаться.

Расплакаться было страшно. Тогда она точно сойдет с ума от ужаса. Как страшно сидеть неизвестно где, не имея возможности подняться и что-то делать.

Нужно верить – Петуния вот-вот вернётся. Мертвецов не бывает. Они не приходят за живыми. А вот старшие сестры всегда возвращаются, чтобы надавать тумаков, наказать, наговорить колкостей и спасти. Нужно просто ещё капельку подождать. Самую капельку!

«Восемьдесят восемь, восемьдесят девять, девяноста».

Скрип досок наверху стал более отчетливым. Лили всхлипнула. А вдруг про ведьм Билл не наврал?

— За каким чертом лысым вас понесло на Проклятую Мельницу? – услышала девочка глухой хриплый прокуренный низкий голос.

— Они поспорили, — услышала Лили дрожащий голосок Петунии.

— Дьявол забери всех непослушных детей! — прогремел мужской голос. – Вечно вы влипаете в истории. Где это отродье?

— Я здесь! – прокричала Лили.

В следующее мгновение её ослепил свет от фонарика.

— Раздери меня сатана! – хохотнул неизвестный наверху. – Как твоя сестричка себе шею не сломала?! Никак дьявол лично её в люльке качал? Только чертовка тут копыта себе могла не обломать.

— Вытащите меня отсюда!

— А где «пожалуйста»? - насмешливо прогнусавил мужчина наверху.

— Пожалуйста, — покорно попросила девочка.

— Ладно. Подожди.

Свет фонарика погас, перестав больно бить в глаза. Раздался шорох. Потом вновь вспыхнул свет.

- Сейчас я сброшу тебе верёвку. Обвяжись ею, я тебя вытащу. Лады?

— Лады, — откликнулась Лили.

Она несколько раз обмотала крученную, толстую, похожую на канат, веревку, вокруг пояса. Когда мужчины потянул, веревка натянулась, больно врезаясь в тело. Лили визгнула.

— Терпи. Не хрен было лезть к черту на рога.

Через секунду девочка стояла наверху, и Петуния обнимала сестру.

— Спасибо вам! Спасибо большое! – взглянув на своего спасителя, девочка вытаращила глаза.

И как у Петунии только храбрости хватило к такому обратиться?! Мужчина был худ, жилист и высок. Длинные черные патлы спадали на горящие, словно у дикого зверя, глаза. Нос у него был заостренный и крючковатый, как у злого колдуна из сказки; губы – тонкие; щеки – запавшие.

— Ну-с, тварь ты лупоглазая, как тебя зовут? – насмешливо обратился к девочке мужчина.

— Лили…Лили Эванс…

— Ну, так вот, Лили Эванс. Приличным девицам не прилично шляться по ночам? Усекла? Ладно, хрен с тобой. Все вы баба одним маслом мазаны. Мозгов на вас у бога не хватило. Ты хоть, в отличие от твоей подружки, хорошенькая. Дай осмотрю твою ногу?

Присев на корточки, мужчина поставил ступню Лили на своё острое колено и жесткими пальцами, от которых пахло табаком, принялся ощупывать её лодыжку.

Лили ойкнула.

— Не смей распускать нюни, девчонка! Я этого не терплю.

Вспомнив про насильников и котлеты из непослушных маленьких девочек, Лили сочла за благо вести себя тихой мышкой.

— Нет у тебя никакого перелома, — сплюнул на пол мужчина. – Вывих. Это мы сейчас поправим.

Лили заорала.

— Вы поосторожней не можете?! – возмутилась Петуния.

— Отойди! Твоя дурная сестрица на своей опухшей лапе далеко не ухромает, а я не намерен никого не хребту тащить. До дома доковыляешь, выпроси у мамаши лед и приложи к опухоли. К утру сойдет.

Лили, с трудом наступая на раненную ногу, опираясь на руку Петунии, поковыляла следом за своим жутким спасителем. Как она не крепилась, спустя несколько десятков шагов силы её оставили и незнакомый спаситель-грубиян, матерно ругаясь и проклиная свалившихся на его голову «бестий» подхватил девочку на руки.

Нельзя сказать, что это принесло облегчение, но передвигались они теперь гораздо быстрее.

От незнакомца пахло сигаретами, кожей и едкими растворителями. Лили сочла бы такое сочетание вполне приятным, если бы её меньше ругали.

Весь квартал уже стоял «на ушах». Около дома сверкали огнями полицейские машины, а миссис Эванс отчаянно рыдала на ступенях нового дома.

Отец, увидев дикого на вид, незнакомого мужчину, поспешил им навстречу:

— Это ваше? – грубо спросил неизвестный, хмуро взирая на подоспевшего к нему мистера Эванса. — Следите лучше за своими паршивками.

С этими словами он грубо всучил Лили отцу, словно она была мешком с картошкой.

— Подождите, милейший! – окликнул незнакомца подоспевший полицейский.

— Чего ещё? – обернулся тот.

— Вы бы хоть имя нам своё назвали! Должны мы знать, кого поминать в своих молитвах?

— Меня зовут Тобиас. Тобиас Снейп.

У Лили распухла лодыжка. Доктор приписал постельный режим и выписал общеукрепляющую микстуру. Под ногу положили валик. Такое положение ноги, якобы, способствовало тому, чтобы отек спадал.

Это дико мешало, но Лили терпела.

Так ей и надо!

На следующий же вечер Билл, забравшись на второй этаж, где находилась комната Лили, попытался «навести мосты». Лили и слушать не захотела. Поступки говорят лучше любых слов, а мальчишки бросили её без оглядки. Что тут обсуждать?

Однако принесенные лакомства девочка приняла и с аппетитом слопала, поделив пополам с Петунией.

Чтобы как-то убить время, Лили пробовала читать. Прихромав на одной ножке в комнату Туни, позаимствовала у неё «Трех мушкетёров» и «Графиню де Монсоро». Приключения Шико и интриги Священной Лиги девочка пролистывала, так как ничего в них не понимала. Зато история графа де Бюсси и прекрасной Дианы де Меридор тронула её до слёз.

Лили сердилась на автора, посмевшего убить красавца-анжуйца. Лили просто влюбилась в него. Да и как не влюбиться ?!

Обнаружив зареванную Лили с книжкой в руках, Петуния изумленно приподняла брови.

— Ты чего ревёшь? Из-за этой муры?

— Туни, у книжки есть продолжение?

— Ну?

— Ты его читала?

— Ну?

— Граф де Бюсси там оживёт?

— Нет. Диана отравит убийцу и уйдет в монастырь. Глупее концовки автор не мог придумать.

— Почему? Мне кажется все логичным. После Луи Диана любить все равно никого бы не смогла. Настоящая любовь она такая: одна — на всю жизнь, – восторженно выдохнула Лили.

Петуния презрительно скривилась:

— Что может понимать в любви пигалица, вроде тебя?

— Сама пигалица! – вернула «комплимент» младшая сестра старшей. – Будто ты понимаешь больше?!

— Вот и понимаю.

— Ой ли! Может быть ты уже влюбилась в кого-нибудь?

— Вот ещё! — скривилась Петуния. — Просто если бы ты, Лили, хоть что-то смыслила в этой жизни, то не рыдала бы над книгами французского писателишки. Я сейчас принесу тебе настоящую книжку про настоящую любовь. Про такую, над которой действительно стоит плакать…

Лили и плакала. И влюбилась. По-настоящему. Этой любви она не изменяла до конца дней.

* * *

«Как она умерла? — спросил Хитклиф.

— Несчастный, — подумала Нелли Дин. – У тебя те же нервы, что и у всякого другого! Бога не ослепит твоя гордость. Ты же искушаешь его терзать твоё сердце до тех пор, пока он не исторгнет у тебя постыдного крика боли!

— Кэтрин, умирая, ни разу не позвала меня? – спросил Хитклиф.

— Госпожа умерла, не приходя в сознание...».

Слезы текли по щекам Лили.

Она представляла себя на месте Кэтрин Эрншо. В белом красивом длинном платье, с распущенными волосами. Обязательно с букетом белых лилий, венчающих её золотистые кудри. Со скрещенными на груди перстами.

« Она лежала со светлой улыбкой на лице. Её жизнь окончилась тихим сном. Дай ей Боже проснуться так же безмятежно в другом мире.

— Дай ей Боже проснуться в мучениях! — прокричал Хитклиф со страшной силой. – Она так и осталась обманщицей! Где она? Не на небе! И не погибла! Так где же?! У меня одна молитва. Я постоянно твержу её, пока не окостенеет язык: Кэтрин Эрншо, не находи покоя, доколе я жив! Ты сказала, что я тебя убил? Так преследуй же меня! Убитые, я верю, преследуют убийц. Я знаю, призраки бродят порой по земле. Будь со мной всегда. Прими, какой угодно образ. Своди меня с ума. Только не оставляй меня в этой бездне, где я не могу тебя найти! О Боже! Этому нет слов! Я не могу жить без жизни моей! Не могу жить без души моей!...».

«Как бы ты ни страдал, мне нет дела до твоих страданий! — сказала Кэтрин с ожесточением. – Почему тебе не страдать?! Ведь я же страдаю. Ты забудешь меня? Будешь счастлив, когда меня похоронят? Ты скажешь: «Когда-то я любил её! Был в отчаянии! С тех пор я любил многих. Мои дети мне дороже, чем была она. Скажешь, Хитклиф, да?

— Ты знаешь, Кэтрни, что я скорее забуду самого себя, чем тебя! Разве не довольно для твоего бестолкового самолюбия, что когда ты обретешь покой, я буду корчиться в муках ада? Ты даешь мне понять, какой ты была жестокой. Жестокой и лживой. Ты меня любила. Так какое право ты имела оставить меня? Ради твоей жалкой склонности к Линтону? Когда и бедствия, и унижения, и смерть – ничто не в силах было разлучить нас, ты это сделала по доброй воле! Не я разбил твоё сердце – ты разбила его сама. А разбив его, разбила и мое. Тем хуже для меня, что я крепкий. О Боже! Хотела бы ты жить, когда душа твоя в могиле?!»…

* * *

Лили по много раз перечитывала эти строки. Читала и не могла начитаться. Трагические образы вставали перед глазами, чаруя. Лили отчаянно завидовала Кэтрин. Огненной Кэтрин Эштон, которую беззаветно любил дикий зверь без роду и племени.

Она примиряла на себя эту роль бесконечно. И была готова согласиться с Петунией – раньше она ничего не знала о Любви! Зато теперь она знает, что такое Настоящая Любовь. Это когда вместе – до гроба!

И за гробом.

* * *

«Мне снились в жизни сны, — говорила Кэтрин Нелли Дин. – Сны, которые оставались потом со мной навсегда. Они входили в меня постепенно, пронизывали насквозь, как смешивается вода с вином, и меняли цвет моих мыслей. Если бы я попала в рай, Нелли, я была бы там бесконечно несчастна…

Лили чувствовала, что, как и Кэтрин, была бы несчастна в Раю.

«Я не могу этого выразить, но, конечно, и у тебя, и у каждого есть ощущение, что наше «я» существует не только в нас самих. Что проку было бы создавать меня, если бы я вся целиком была здесь?

Если все сгинет, а Хитклиф останется – я не исчезну из бытия. Если же все прочее останется, а он сгинет, Вселенная обратится для меня в нечто огромное и чужое, и я уже больше не буду её частью…».

— Спасибо, Туни, – поблагодарила Лили, когда несколько раз прочла книгу от корки до корки. – Это просто волшебно!

— Понравилось?

— Какое счастье быть любимой так, как любили Кэтрин!

— Настоящие мужчины так не любят. Так не бывает. Это просто книга.

— У меня будет! – страстно заявила Лили. – Я обязательно найду своего Хиклифа и …

— И умру на заре, — насмешливо блеснула глазами Петуния. – Уж если бы пришлось выбирать себе персонажа по душе, я хотела бы исполнить роль Нелли Дин. Пусть звезд с неба не хватает, зато она умная и рассудительная. Да! Ещё и жила долго.

— Это скучно!

— Лили, - тоном «рассудительной особы» заявила Петуния. – Нужно учиться различать сны и реальность. В реальном мире Хитклифов не бывает. Вот мистеров Тобиосов Снейпов – хоть пруд пруди.

— Да ну тебя! – разозлилась Лили. – Я думала, книга тебе нравится.

— Лил! Мне книга нравится. Но я не стану тратить время на то, чтобы ловить солнечных зайчиков.

— Чудесно! Мне больше достанется!

— Ну, ну. Лови, лови…

— И поймаю!

* * *

Лили не оставляло ощущение того, что в её жизнь вот-вот ворвется нечто, что навсегда все изменит. Все вокруг готово было зазвучать волшебной мелодией. В печальном, возвышенном ритме кружились золотистые листья, осыпаясь на траву. Листья клёна, дуба, платана и каштана, с красноватыми прожилками, яркие-яркие, мягко вальсировали в воздухе.

Парк наполнял горьковатый запах осенних костров. Тонкий аромат вился, поднимаясь к ясному небу. Погода стояла удивительно ясная для середины октября.

Бросив портфель прямо на землю, Лили стремглав неслась к качелям и отталкивалась от земли, будто надевала крылья. Она взлетала выше и выше; сердце замирало от горечи и предчувствия чего-то… чего-то волшебного. Вместо того, чтобы опуститься на сидение, она вставала в полный рост, и с каждым взмахом все смелее и смелее отталкивалась от воздуха, взмывая в небо, — туда, в чистую густую голубизну.

— Слушай, как шумит ветер! – цитировала, смеясь, Лили. И сердце её проваливалось в бездну, чтобы в следующую секунду оказаться подброшенным вверх, будто мячик. Было сладко и жутко. – Дай мне его почувствовать! Он прямо оттуда – с вересковых полей!

— Совсем чокнулась? – ухмылялась Петуния, одаряя младшую сестру снисходительной улыбкой.

— Я – горю! – с вызовом громче кричала Лили, дразня сестру. – Я полудикая, смелая и свободная! И я всегда буду смеяться в ответ на обиды, а не сходить из-за них с ума! – Лили показала Петунии язык. – Пусть всегда будет ветер!

— Дура ты, Лили Эванс, — солнце било Петунии в глаза и она прикрывала глаза «козырьком» из ладошки.

— Да ну тебя, Петуния Эванс! – Лили села, наконец, на сидение, дав качелям «затормозить». – Ты невыносимо скучное существо.

— Я – разумное существо.

— «Скучное», Петуния! Ску-чно-е.

— Держись, Лил! Не дури! У тебя и так в башке ветер, а если ты сделаешь в ней дырку, сквозняк усилится.

Лили снова принялась раскачивать качели.

— Лили, перестань! – закричала Петуния.

Цепочки подозрительно стонали. Но Лили только смеялась.

— Перестань, я тебе говорю!

Лили смеялась.

Странное чувство охватило её – уверенность, что небо не предаст, осенний воздух подхватит, подстрахует. Она – бессмертна! Выше, выше, выше!

С замиранием сердца, сама не ведая, что творит, Лили отпустила руки, раскинув их в стороны, как птица. Ей показалось, что качели ушли вниз, а она осталась парить в воздухе. Ветер обдувал щеки, развевал волосы того же оттенка, что и кленовые листья – золото с легким вкраплением алых искорок.

— Лили! – выдохнула Петуния.

Не переставая смеяться, девочка поняла, что действительно парит в воздухе, в полуметре от земли. Качнувшись вперёд, чтобы подлетевшие сзади тяжелые качели её не ударили, Лили медленно и изящно опустилась на землю.

— Как я тебя, Туни?! – сощурила зеленые глаза Лили. – Поймала я на сегодня своего Солнечного зайчика?

Обескураженная Петуния лишилась дара речи.

— Я ещё и не так могу! – Лили отступила на шаг и снова раскинула руки, запрокидывая голову и глядя в ясные небеса.

— Я просилась обратно, — цитировала Лили, смеясь. Словно в танце вертелась она месте. – Рай не был моим домом. Ангелы рассердились и сбросили меня на землю!

Листики, устилающие землю, дрогнули и зашуршали, словно подхваченные ветром, а потом, будто капли воды в невесомости, медленно воспарили над землей, вращаясь и чуть покачиваясь.

— Они сбросили меня прямо в заросли вереска. И там я проснулась, рыдая от радости!

— Ты сумасшедшая, Лил! – в голосе Петунии звучали одновременно ужас и восхищение. – Как ты это делаешь?!

Лили Эванс перестала кружиться, зачарованно глядя, как листочки, словно золотые рыбки, словно искусственные снег в рождественском яйце, плавают вокруг неё.

— Это красиво! Красиво! Правда, Туни?

Во взгляде сестры Лили чудилось что-то, похожее на запахи осенних костров. Печаль. Горечь. Какая-то непонятная обреченность.

Руки девочки упали вниз, словно невидимый кукловод подрезал ниточки.

Листья с легким шуршанием осыпались на дорожку…

* * *

Сгребать опавшие листья вменялось Лили и Петунии в обязанность. Петуния в силу своего характера была исполнительна и выполняла любую работу.

А у Лили получалось работать хорошо только тогда, когда ей это нравилось. Если не было волшебной волны, несущей её, точно пылинку, все валилось из рук. Чтобы дело спорилось, ей обязательно нужно было испытывать душевный подъем, похожий на влюбленность.

Лили нравилось сгребать охапки ярких листьев. Даже когда они темнели от влаги, или наоборот, высыхали до такой степени, что становились похожим на пепел. Все равно нравилось. Приятно чувствовать как грабли, словно расческа, проходятся по волосам матери-земли. Чем-то это напоминало танец. Есть ритм, есть рисунок.

Окно на кухне, где сидели мама и зашедшая к ней в гости миссис Кингсли, было открыто. И Лили притихла, прислушиваясь к разговору:

— О, Роза, вам повезло, что все обошлось!

— Да что вы такое говорите? – в голосе матери звучала тревога.

— У этого Снейпа ужасная репутация. Ужасная!

— Мне он не показался таким уж плохим человеком. Неотесанный, конечно…но по-моему, честный человек.

— В свое время Снейпам принадлежала Проклятая мельница…

Миссис Эванс тихо охнула.

— А прадед нынешнего Тобиаса заправлял здесь всем. Ему принадлежал и ткацкий завод, на котором работали наши деды. Он все продул, вот что я вам скажу. Спустил на любовниц. Менял одну за другой, как перчатки, пока не оставил кровных наследников ни с чем. С носом, что говорится, — неприятно посмеиваясь, говорила соседка — Снейпы все такие – высокомерные, заносчивые. Сынок-то его, Жорж Снейп повесился. Прямо на мельнице. Говорят, с тех пор его призрак так и живет там. Уж кто только мельницу не покупал, а кончилось тем, что пришло все в запустение.

– В каждой семье своим трагедии.

— Снейп помог вашим крошкам. Но своего парня Тобиас гноит, почем зря. Не раз видела, как он избивал мальчишку. А тот болезненный, тощий, в чем душа! Миссис Снейп хоть бы раз вступилась! А ведь какую леди из себя корчит. Что ты? Фу-ты, ну-ты! — миссис Кингсли понизила голос, — Я бы на вашем месте, миссис Эванс, за девочкой-то лучше приглядывала. Говорят, жена Снейпа — ведьма…

— Прошу вас, миссис Кингсли! – твердо потребовала мать. – Неужели вы, такая образованная женщина, верите в подобную чепуху?!

— А вы не верите?

— Нет, конечно!

— Ну-ну, ну-ну. Когда поймете, как все обстоит на самом деле, поздно будет. Ваша Лили слишком похожа на фею…

- Она действительно необычный ребёнок.

— Да, ваша старшенькая другая. Вы вот думаете, миссис Эванс, когда наши предки верили в ведьм, они это только от необразованности? Люди не станут веками верить в то, чего нет. Берегите вашу девочку. Ту, у которой волосы, как солнце.

— Миссис Кингсли, — строго сказала мать. – Я попрошу вас покинуть мой дом. И больше не наносить мне визитов.

— Можете считать меня сумасшедшей. Только примите к сведению. Кстати, вы видели лаз, в которой провалилась ваша дочь? Вы не задумывались, миссис Эванс, как ваша дочь осталась жива?

— Убирайтесь прочь! – вскричала мать.

Лили нахмурилась. В голосе мамы за скрытым гневом она расслышала нотки страха.

— Не моего визита следует бояться. Бойтесь встречи с проклятыми. Она приносит беду.

* * *

Лили заставила себя прийти к Проклятой Мельнице. От волнения дыхание её сбивалось, а сердце колотилось быстро-быстро.

Кое-как протиснувшись через просевшую дверь, девочка крадучись подошла к пролому в сгнивших досках. И ужаснулась. Под ней словно огромные часовые механизмы, застыли жернова. Один выступ почти входил в другой. Кое-где они обломились, заострились и смотрелись совсем жутко.

Но самое поразительное – проскользнуть мимо этих «зубов» не было возможности. Лили должна была бы разбиться насмерть.

А она не разбилась. Выходит, она таки поймала своего «солнечного зайчика»? Самого первого?

Девочка поспешила покинуть опасное место, твердо решив сюда никогда не возвращаться.

Как это часто бывает осенью, похолодание пришло резко. Потемнели от влаги ещё вчера золотые листья, запели ледяные ветра.

Опаздывающая, как всегда, Лили спешно сбросив с себя пальто, торопливо скинув с ножек сапожки, сменила их на красивые туфельки. Несясь, словно сайгак, на выходе из раздевалки она столкнулась с ним.

Мальчишка выглядел не просто худым — про таких говорят: « в чём душа». У него было худое хитрое лицо с острыми скулами; большой тонкогубый рот, как у клоуна; прямые, длиной до лопаток, иссиня-черные волосы, собранные на затылке в хвост. Он мог бы показаться уродливым, если бы не глаза. Необычные, в половину лица, черные, «горящие». Этими смущающими, вгоняющими в краску, глазами, мальчишка на мгновение в упор уставился на Лили.

— Извини, я не хотела толкаться! Я просто торопилась…

Проигнорировав реплику, будто Лили тут и не было, мальчишка пошел прочь.

Случалось и раньше, что дети отказывались общаться. Хотя и редко. Но в молчании, в выражении лица незнакомого мальчика было нечто такое, что заставило Лили почувствовать себя отвергнутой, униженной.

За обедом она приметила мальчика снова. Он сидел неподалеку, отгородившись ото всех книгой. Лили впервые наблюдала, чтобы в столовой у кого-то хватало наглости (или не доставало воспитания) между собой и другими поставить подобный барьер.

Почувствовав на себе взгляд, мальчик медленно поднял голову. Лили поежилась. Чёрные глаза казались непроницаемыми и злыми. Будто перед ней не человеческое существо, а дикий волчонок.

Было в нём что-то неправильное, порочное, злое. Болезненное, неприятное, неуловимо скользкое. Узкая, чахоточная грудь под не первой свежести бабскими кружевами уродливой блузки, с успевшим обвиснуть, изначально задуманным стоячим, воротником; нездоровый, желтый оттенок кожи; длинные сальные волосы — всё внушало гадливость.

Но почему противный мальчишка притягивал к себе её взгляд, словно магнит – железные опилки?

Мальчик неприязненно поморщился и вновь уткнулся в книгу.

— Кто это? – спросила Лили у Миранды Грант.

- Снейп, — ответила соседка, дожевав кусок яичницы.

- Я раньше его не видела…

— Он редко ходит в школу.

— Почему?

— Говорят, болеет, — пожала плечами подружка.

Лили и Снейп учились в разных классах на одной параллели. Каждый раз, выходя на перемену, девочка старалась отыскать его взглядом. Если это удавалось, он непременно обнаруживался с книгой в руках где-нибудь в сторонке, подальше от остальных, в укромном уголке.

Сколько не пыталась Лили прочесть название толстых фолиантов, зажатых в тонких, по-женски изящных пальцах с грубо обкусанными ногтями, — ничего не выходило. Книги были написаны не на английском. Насколько могла судить Лили — то была латынь, «язык мёртвых».

Вскоре у неё выработалась дурная привычка находить его в толпе почти мгновенно. Сын Тобиаса Снейпа казался взрослее сверстников, словно в теле десятилетнего ребёнка жил кто-то гораздо старше. Представить его себе играющим в салки, катающимся на велосипеде, гоняющим взапуски Лили не могла.

Поначалу мальчик либо не замечал взглядов Лили, либо демонстративно их игнорировал. Но вскоре сменил тактику. Снейп тоже взял новую привычку — привычку презрительно отворачиваться всякий раз, как ловил на себе взгляды золотистоволосой девочки.

Она не хотела. Честно – не хотела. Внимание её было непроизвольным, словно бы от неё самой независящим. Это как если в комнате включить телевизор, рано или поздно ведь всё равно в него уставишься?

Лили саму бесило, что она бессильно таращится на это худое ничтожество. Но стоило расслабиться, и глаза начинали искать сами собой…

* * *

Лили Эванс из кожи лезла, чтобы доказать всем в новой школе: она не только хорошенькая, она ещё и умная.

Подготовка домашних заданий и занятия в театральном кружке занимали всё время. Зато именно Лили досталась центральная роль в спектакле, что готовился в школе к Рожественским празднествам. В бессмертной сказке Андерсена «Снежная Королева» ей посчастливилось играть роль Герды. Кая играл Дик, мальчик с модной стрижкой, как у Леннона, который вместе с друзьями бросил её в Проклятой Мельнице.

Увлекшись работой в спектакле, Лили стала меньше предаваться своему «наваждению». После занятий вместе с другими участниками спектакля отрабатывала движения в хореографической композиции до «бегущих мушек» в глазах.

Лили успела забыть, что это значит, когда у тебя не болит тело от постоянных «па» и не скребёт горло от того, что приходиться либо петь, либо кричать со сцены. Зато благодаря театральному кружку вожделенная популярность приобреталась в рекордно короткие солки. «Солнечный зайчик» за несколько месяцев стал звездочкой местного масштаба.

Лили танцевала, пела, училась. Училась, пела, танцевала.

От постоянного недосыпа у девочки появились голубоватые тени под глазами и Роза Эванс, всерьёз обеспокоенная, поговаривала о том, чтобы Лили бросила школьный театр. Последнее, по счастью, было невозможным – премьера, что говорится, «на носу».

* * *

Стоя за кулисами, Лили чувствовала, что от волнения она готова упасть в обморок. Ведь непременно опозорится! Забудет текст. Не сможет выполнить движение. Так или иначе все провалит…

Зазвучала музыка.

Занавес медленно заскользил, поднимаясь.

Лиц в зале несметное количество. Родители и сестра в первом ряду. И Снейп. Мальчишка занял место в центре зала, но Лили все равно увидела его остроносое тонкогубое лицо, с которого злым огнем сверкали глаза.

В груди потеплело. Девочка глубоко вздохнула, словно распрямляя невидимые крылья.

И побежала на сцену.

Она танцевала для него. Она пела для него. Она играла для него.

«Ты заметишь меня!», – кричал каждый её жест. — «Увидишь, запомнишь и не сможешь глядеть на меня с таким же презрением, с каким смотришь на других. Потому что я – Лили Эванс! Я — не другие!».

Лили хотелось блистать особенно ярко потому, что в середине зала сидел некрасивый мальчик с черными глазами, насупленными бровями и не по-детски серьёзным лицом.

Зал, замерев, следил за неистовым золотым огоньком на сцене. На глазах взрослых блестели слезы. Откуда в маленькой девочке такая недетская страсть? Такая глубина, отчаяние и свет?

Успех был полный. Успех художественного руководители, спектакля, коллектива в целом. И Лили Эванс! Она словно летела на гребне высокой волны. Парила, легко и свободно, выплетая из слов, мелодий и жестов живую ткань действия. Зрители были её зеркалами. И она отражалась в них так полно, как только могла.

Однако в центре зала присутствовала самое упрямое, злое, неприрученное «зеркало». Когда маленькой Герде взорвавшийся аплодисментами зал охапками потащил цветы, черноволосый мальчик пошел к выходу. Будто отбыл тяжелую повинность и, наконец, освободился.

Лили с тоской смотрела ему вслед. Смотрела, как он медленно удалялся.

Далекий. Равнодушный. Холодный. Как звезда на ночном небе.

* * *

Счастливые и гордые родители расставляли огромные букеты по дому. Петуния сидела, надувшись от зависти. А Лили хотелось закрыться в комнате и выплакать накопившуюся досаду.

Да кто он такой, вообще?! Что о себе возомнил?!

На следующий день Лили Эванс ни разу не посмотрела на привычное место за четвертым от себя столиком. Туда, где по-прежнему читал свои книги мальчик.

Вечером, сидя на мокрых от инея качелях, Лили воображала, как говорит Петунии:

«Эти страшные ночи я ни миг не сомкнула глаз! Как же я мучилась! Меня донимали видения, Нелли! Как нелепо! Я воображала, что хотя люди ненавидят друг друга и презирают, меня они не могут не любить…».

От жалости к себе на глаза Лили наворачивались слёзы.

— Лили! — донесся с кухни голос матери. – В дом – быстро! Ноги застудишь — соплей не оберёшься!

Лили стало смешно. Уж больно контрастен переход между миром её внутренних страданий и угрожающей простудой со всеми неромантическими атрибутами.

Что ж? Она не будет расстраиваться. Всё равно рано или поздно она заставит этого угрюмого гордеца думать о себе.

Не будь она Лили Эванс!

* * *

Петуния с любопытством посмотрела на младшую сестру:

— Какую каверзу опять задумала?

— Не скажу, — обиженно отвернулась Лили.

— Зря. Может, я смогла бы тебе помочь?

— Это ты-то?! Смогла помочь?! Смога бы посмеяться, это уж точно!

— С какой стати мне над тобой смеяться?

- Будешь. Я тебя знаю.

— А вот и нет, — скрестила руки на груди Петуния. – Вот и не буду.

Лили хотелось поделиться. Она устала носить в себе своё «безумие».

— Я… — она вскинула глаза на сестру, стараясь проглотить вставший в горле ком. – Туни, помнишь Снейпа?

Брови Петунии удивленно приподнялись:

— Этого урода?

— Я больше ничего тебе не скажу! – разозлилась Лили. У неё на лице даже пятна выступили.

- Лили, подожди! Лили! Я вовсе не хотела тебя обидеть! Конечно, я помню Снейпа. Что дальше?

Лили с удивлением осознала, что дрожит. Да что с ней такое?

— Я хочу с ним познакомиться. Но не знаю — как! — с отчаянием призналась она сестре.

- Вообще-то, тебе рано думать о мальчиках, — фыркнула Петуния.

— Да какие «мальчики»?! – возмутилась Лили.

— Действительно, твой Снейп в своих старинных кружевах больше на бабку похож, чем на мальчика. Чего тебе приспичило с ним знакомиться-то?

— Он смотрит на меня как на пустое место! – яростно выдохнула младшая Эванс, заломив руки.

Сей театральный жест вновь вызвал насмешку у старшей сестры:

— Подумаешь? Больной на голову отморозок на всех так смотрит.

- Я не позволю ему меня не замечать!

— Бог мой! – скривилась Петуния. – Тщеславная дура! Самовлюбленная ослица, вот ты кто, Лили. «Не замечает» он её, видите ли! Вся школа «замечает», а какой-то чудак не замечает, - трагедия всея жизни!

— Туни! – укорила Лили. - Ты обещала, что не будешь насмехаться.

— Ладно. В чем проблема-то, а? Испробуй старинное проверенное средство: урони что-нибудь, попроси поднять. Всегда работает…

Лили всю ночь ворочалась с боку на бок, представляя себе выражение лица Снейпа. Даже во сне ей снились злые, черные, непроглядные, как тьма, глаза.

* * *

Утром она особенно тщательно заплелась, выбрав любимую прическу — «французскую» косу, оставив у висков свободно виться несколько непослушных прядей.

Глядя на своё отражение, Лили задавалась вопросом – хватит ли у неё храбрости выполнить задуманное? В конце концов, этот угрюмый мальчишка не тигр? Не съест её. Ну, в крайнем случае, просто развернётся и уйдет. Что тут страшного?

— Ты чего сегодня такая тихая? – спросил отец, когда они выбиралась из машины перед школой.

— Голова болит, — соврала Лили.

Отовсюду неслись приветственные крики. Лили махала в ответ рукой, одаряя друзей лучезарными улыбками кинодивы. По крайней мере, как она себе это представляла. Болтала, смеялась. И привычно шарила глазами в поисках прямой, как стрела, фигуры.

Сердце сжалось за секунду до того, как взгляд нашел его. Снейп стоял под деревом и смотрел на неё, на Лили. Мир сузился до одной фигуры; превратился в калейдоскоп, где все линии сбегаются к одной точке. К мальчику с развивающимися на ветру черными волосами, длинными, словно у женщины.

И как ему позволяют носить такую прическу? Если, конечно, это можно назвать прической?

— Привет… — выговорила Лили, останавливаясь перед мальчиком и протягивая ему руку. – Я – Лили Эванс.

— И что дальше? — насмешливо спросил он, не протянув руки в ответ.

— А дальше, — она заставила себя улыбаться, — не мешало бы тебе назвать мне своё имя.

— Зачем?

— Просто так.

Мальчик пожал плечами, собираясь уходить. Лили ухватилась за рукав его пальто. В черных глазах мальчика промелькнуло удивление.

— Почему ты не хочешь со мной говорить? — вопросила Лили. — Почему уходишь? Я тебе не нравлюсь? Я чем-то тебя обидела?

— Ты слишком много говоришь, — грубо стряхнул мальчик удерживающую его руку.

— Потому что мне приходится говорить за нас обоих.

— Зачем тебе понадобилось со мной разговаривать? – поинтересовался Снейп.

— Просто так.

Мальчик снова посмотрел на Лили. Глаза его смеялись. Зло и весело.

Лили поежилась. Они впервые стояли так близко. И в груди сладко ныло. Несмотря на дождь и холод, несмотря на хмурый, недовольный вид своего спутника девочка была счастлива.

— Хочешь конфетку? – спросила она.

— Не люблю сладкого.

— А крекер?

— Крекер - давай.

— А у меня нет, — растерялась Лили.

— А чего же тогда предлагаешь? – ухмыльнулся мальчик.

— А я надеялась, ты откажешься. Вот, ты снова… куда ты так торопишься?

— На урок, — насмешливо фыркнул мальчик. – Он уже начался, Эванс.

— О!

Увлеченная состоявшимся диалогом, Лили позабыла, зачем и куда, собственно, пришла.

— Эванс…? — тихий, не по годам хрипловатый голос, заставил девочку обернуться.

— Да?

- Ты действительно хочешь познакомиться поближе?

Черные злые глаза наглого и порочного звереныша насмешливо взирали исподлобья. Хотелось попятиться и удрать сломя голову.

Губы мальчишки дрогнули, словно он с трудом сдерживал смех.

Лили задрала носик:

— Хочу!

Снейп наклонился вперёд:

— Я приду сегодня на площадку. Туда, где качели. Я буду ждать тебя, Эванс.

Лили кивнула, не давая себе ни в чем усомниться.

— Я приду.

Снейп уже успел повернуться к Лили спиной:

«А ты точно придёшь?», — хотелось крикнуть Лили вдогонку.

Но она не осмелилась.

На сердце было жутко и радостно, как перед грозой. Лили не чувствовала ледяных порывов ветра. Она была готова смеяться, петь и танцевать, словно ей подарили нечто чудесное, давно желанное.

Ближе к вечеру припустил дождь. Не нудный, осенний, моросящий, а шквалистый, яростный. Порывы ветра грозили сорвать черепицу с крыш; почти до земли гнули деревья, срывали с них последние лоскутья листов.

Выбраться в такую погоду из дома было проблематично. Да и какой смысл? Ведь Снейп наверняка не придёт. До детской площадки ему идти вдвое дольше, чем Лили.

— Чего такая хмурая? – поинтересовалась Роза у младшей дочери.

— Осень, — вздохнула та, - гасит улыбки…

— Плохо без солнышка солнечному зайчику? — подмигнул отец, выныривая на мгновение из-за газеты.

Сославшись на головную боль, Лили ушла к себе, чтобы через полчаса крадучись спуститься по лестнице и выскользнуть через черный ход.

На улице было настоящее светопреставление. Потоки воды, низвергаясь в водосливы домов, грохотали неистово. Завывал ветер. Дождь лил ледяной; он уже начал перемешиваться с ледяной крупкой. Дома казались оазисами благополучия в мире, терзаемом ветрами.

Обычно полтора квартала, отделяющие дом Эвансов от детской площадки, удавалось преодолеть минут за пять. Но сегодня дорога казалась бесконечной. Лужи, похожие на горные ручьи, неслись стремительным потоком. Их то и дело приходилось обходить и перепрыгивать. Зонтик Лили сложила; его все время выворачивало ветром. Защиты никакой – одни неудобства.

Девочка была уверена, что добравшись до условленного места, никого там не найдет. Но, к её радостному удивлению, Снейп был на месте. У него не было зонтика, он стоял под проливным дождём с непокрытой головой. Длинные пряди волос налипли на вваленные щеки; глаза горели, как у кошки: ярко и зловеще.

— Привет!

Лили направилась к нему прямиком, шлепая по лужам.

Она снова раскрыла зонтик, и встала так, чтобы его купол защищал мальчика от непогоды.

— Конфеты с собой принесла?

Лили удивленно посмотрела на Снейпа, неуверенно пропищав:

— В карманах парочка найдётся…

Она действительно нашла сладкое лакомство, успевшее порядком растаять.

— Ты обещал что-то сказать? – напомнила Лили.

— Передумал. Не сегодня.

— Почему? — хихикнула Лили. – Погода не лётная?

Мальчик окинул её взглядом. У него были красивые глаза. С пушистыми, загибающимися кверху, как у куклы, ресницами. А взгляд твердый, оценивающий, цепкий.

Мальчик, сощурился. Верхние и нижние ресницы почти сомкнулись, гася ледяные искорки во взгляде.

— Почему ты такой? – девочка с любопытством взглянула в тонкое, злое лицо. – Почему ни с кем не дружишь? Никого к себе не подпускаешь? У тебя нет друзей…

— С чего ты взяла? У меня есть друзья. В моем мире. Не в твоем.

Лили насупилась:

— Ты меня разыгрываешь?

— Тебя не учили, что задавать много вопросов незнакомым людям бестактно?

— Но так мы же как раз знакомимся! Если я не буду задавать вопросы, я никогда о тебе ничего не узнаю.

-Тебе оно надо?

Лили пожала плечами:

— Надо. Я просто хочу стать твоим другом.

— У тебя все просто?

— В общем-то — да.

К этому моменту на Лили не осталось ни одной сухой нитки. Она промокла. Ей было холодно. Снейп, снова окинув девочку взглядом, ухмыльнулся.

— Тебе пора возвращаться домой, Лили Эванс. Пока не схватила простуду. У нас ещё будет время для разговоров.

— Увидимся в школе?

— Конечно.

* * *

-Как ты объяснишь свою ночную эскападу?!

Лили навытяжку стояла перед разъяренным отцом, испуганно втягивая голову в плечи. Никогда раньше ей не приходилось слышать, чтобы отец повышал голос.

— Лили Эванс! Поведай нам, какая нужда погнала тебя в такую погоду на ночь глядя вон из дома?! Ты что?! Ума лишилась?! Вон!! – заорал отец. Глаза у него сделались бешенные и чужие. – Пошла вон! Пока я не сделал то, о чем впоследствии пожалею. Никогда не думал, что ты такая… курица!

Лили укрылась в своей комнате. Она была уверена, что не пройдёт и четверти часа, как отец придёт мириться — Лили всегда была любимицей Билла.

Но никто не пришёл. Напротив, утром всё стало ещё хуже.

— Лили! – строго заявил отец. – За вчерашнее ты должна быть наказана. Никаких прогулок. Никаких кружков. Домашний арест на ближайшие две недели.

— Как это?

— Из школы мухой домой, из дома – в школу. Вот как.

— Но папа….

— Не смей перечить. Совсем отбилась от рук!

Лили заставила себя сдержать слёзы. Раз ей суждено страдать – что ж? Она будет страдать молча. Сумеет гордо вынести доставшиеся на её долю лишения. Никто не увидит её слез.

Лили рассчитывала, что после вчерашней «беседы» Снейп встретит её с распростёртыми объятиями.

Напрасные мечты…

Засранец прошел мимо, не утрудив себя элементарным: «Здрасте…».

Как обычно, собственно!

Легко ступая, не поднимая ресниц, глядя под ноги, поганец приблизился, прошел мимо, удалился.

Вот как, значит?! Так, да?! Ну, что ж…

Ну-ну, Снейп! Придёт время, и ты за все заплатишь. За все неприятные мгновения. Она, Лили, поймает этого зверька и заставит плясать под свою дудку. Вот когда она добьется того, чего хочет, она непременно всё тебе припомнит.

Ты не стоишь ни слезинки! Ты не стоишь «домашнего ареста»! Ты вообще ничего не стоишь!

Не привыкшая сидеть в четырех стенах, Лили с трудом переносила наказание. У неё было ощущение, что её лишили воздуха. Будто она была цветным шариком, который забыли надуть.

Рассерженная Петуния (этой-то чего нужно?!) отказывалась общаться с сестрой. Да ещё отняла все свои книги. Телевизор смотреть наказанной Лили тоже запрещалось. Так что единственное развлечение, что ей оставалось – это сидеть в своей комнате и изобретать способы мести ненавистному Снейпу.

Лили уже готовилась ложиться спать: почистила зубы, надела пижаму, зажгла ночник, постелила постель и собиралась нырнуть под одеяло, как и положено папенькиной дочке и пай — девочке. Тут царапанье в окно привлекло её внимание. Увидев за стеклом худое, узкое лицо Лили тихо визгнула.

Глаза, как угли в камине. Белый, как смерть. Ужас какой!

Обнажив зубы в веселой усмешке, напоминая «Веселого Роджера», Снейп, прижавшись к стеклу, сделал девочке знак открыть окно. Лили сначала предусмотрительно заперла входную дверь на засов и только потом выполнила требования ночного визитера.

Комната наполнилась холодом и влагой. Чем-то пугающим и волнующим одновременно.

— Ты что творишь?! – зашипела она, как утка.

Не отвечая, мальчишка проник в комнату, опуская за собой окно.

— Ты в курсе, который час? – не унималась Лили. – Ты…! Ты вообще как сюда попал?

Снейп поднял руку, в которой держал метлу, гордо демонстрируя сиё орудие уличного уборщика.

Лили непонимающе нахмурилась, вопросительно приподнимая брови.

- Не рано ли ты ложишься спать, Лили Эванс?

— Как раз вовремя. А ты, будь любезен, — выметайся вон. Вместе с твоей метлой!

Снейп глядел на неё как обычно. То есть, совершенно спокойно и равнодушно.

— Я сказала – убирайся! — повысила голос девочка.

- Нет.

— Что…? Как…?!

— Не уйду, пока не скажу, зачем пришёл.

Лили скрестила руки на груди.

— Говори и проваливай.

— Я пришёл сказать тебе, Лили Эванс, что ты ведьма. Самая настоящая.

— Да-а? – протянула она.

— Да. Ты ведьма, а я – колдун.

— Чем докажешь?

— Вот этим.

— Обыкновенной метлой?

— Не обыкновенной. Зачарованной, — недобрая улыбка искривила тонкие губы, — Смотри, Лили Эванс!

Белая ладонь разжалась, отпуская древко. Но метла, вместо того, чтобы покатиться по полу, осталась висеть в воздухе.

— Но…как? - потрясенно выдохнула девочка. — Как ты это делаешь?!

— Любой колдун так умеет.

— Это просто фокус.

— Проверь.

Лили приблизилась к зависшей в воздухе метле. Словно подкрадывалась к пугливому зверьку.

— Смелее, Эванс, — в хрипловатом голосе мальчика слышалась насмешливая нотка, он скептически изогнул бровь.

Лили схватившись за метлу, потянула её на себя. Та с места не двинулась, будто её прямо к воздуху гвоздями приколотили.

— Хочешь полетать со мной, Лили Эванс?

— Конечно.

Снейп и перебросил ногу через древко:

— Садись!

— Куда? – у Лили сделались круглые глаза.

— На метлу, позади меня.

Удивительно, но та держала. Действительно – держала!

— Держись за меня, — предупредил мальчишка. – Держись крепче!

Резкий рывок вверх заставил Лили визгнуть и вцепиться в мальчишку мертвой хваткой. Пол медленно поплыл под ногами, будто в метле был невидимый моторчик, заставляющий её двигаться.

— Летим!!! – радостно завопила Лили. – Мы и вправду летим!

Снейп в ответ хрипло засмеялся:

— Если бы я не применил заглушающие чары, как ты думаешь, сколько народу сбежалось бы на твои крики?

— Прости, - тряхнула девочка золотистой головой.

— Будем нарезать круги по комнате? Или полетим на улицу?

— На улицу!

Лили воображала себе Венди, улетающей вместе с Питер Пэном в Страну, Которой Нет.

Пол сначала медленно поплыл под ногами. «Будто карусель, набирающая скорость», — подумала Лили, смеясь от радости.

Она — знала! Знала, что с ней непременно случится что-то особенное. Ведь впереди самое волшебное время в году. Рождество – канун чудес.

Пригнувшись к метле, дети легко выскользнули в окно.

Задыхаясь от радости и страха, девочка наблюдала, как скользит внизу земля, отдаляясь все больше, по мере того, как они набирала высоту. Она испытывала невероятное, прежде даже невообразимое удовольствие.

Какой счастье вырваться из душной комнаты в леденящую ночь и стать свободной. Какое счастье оторваться от земли и парить в небесах. Ей хотелось раскинуть руки, обнять необъятное: небо, ночь, город.

— Я лечу! – захлёбываясь счастьем, кричала она. – По-настоящему лечу!

Снейп обернулся, чтобы ветер не унёс его слова в сторону и прокричал почти в лицо:

— Прибавляем скорость?

— Да!!!

Деревья и кусты замелькали быстрее. Быстрее, быстрее, быстрее. Ещё быстрее! Пока не слились в единую тень.

Над головой сверкали звезды. Множество звезд. Словно бусы, рассыпавшиеся повсюду. Желтые светящиеся горошины, сорвавшиеся с нитки и разлетевшиеся кто куда.

Лили летела между звезд. Она сама стала маленькой звездочкой.

— Ты подарил мне ночь!

— Держись! Упадешь, разобьешься по-настоящему.

— Не упаду!

Под ними, как на ладони, лежал город. Ночной, сверкающий, холодный. Весь в неоновых огнях. К Рождеству огней в нём стало больше.

— Возвращаемся, — решительно оповестил Снейп.

— Ну, пожалуйста! – взмолилась Лили. – Пожалуйста, полетаем ещё? Самую капельку!

— Тебе совсем не страшно?

— Ты о чём сейчас? – удивилась Лили. – Полетим вон на ту крышу? Лево руля, капитан. Поворот оверштаг. Опустить грот-мачту! Отдать швартовый!

— Ты несёшь околесицу, — фыркнул мальчик, — «Опустить грот-мачту», — это как?

— Не важно. Причаливаем!

— Как скажешь, капитан.

Через несколько секунд метла зависла над крышей многоэтажного здания, и дети ощутили под ногами опору.

— Голова с непривычки не закружилась?

— У меня никогда не кружится голова, всегда хороший аппетит и я не боюсь мышей.

Лили надеялась, что мальчик улыбнётся. Но Снейп, похоже, не умел этого делать.

— Я так и не знаю твоего имени, — вздохнула Лили. — Как тебя зовут?

Тот же задумчивый, словно взвешивающий все на невидимых весах, взгляд.

— Что? – насмешливо фыркнула Лили. – Это большая тайна?

- Зная имя человека, легко навести на него проклятия.

— Ну, и храни его в строгом секрете. Не называй даже под пыткой! А то как решу тебя превратить тебя в лягушку! Тогда придётся веками дожидаться поцелуя принцессы, чтобы расколдоваться обратно. Хотя, знаешь? Я не стану этого делать. Как я спущусь без тебя вниз?

Снейп не дожидаясь, пока Лили поставит точку в своем монологе, повернулся к ней спиной, и пошёл к краю крыши.

— Эй! – возмутилась Лили, подбоченившись.

Догнав невежливого собеседника, она встала перед ним, преграждая дорогу.

— Это невежливо поворачиваться к собеседнику спиной, когда с тобой говорят!

— Мне неинтересна твоя болтовня, ясно? — отрезал Снейп.

На любого другого Лили рассердилась бы и обиделась. С любым другим она и разговаривать бы никогда больше не стала.

С любым другим...

Но таких, как этот мальчик, больше не было. Он был ей интересен. Он был ей нужен. Он был необходим.

— Почему ты такой… странный? – повторила девочка свой вопрос. - Если я тебе не нравлюсь, зачем ты пришёл ко мне? Зачем показал мне всё это? – она раскинула руки, показывая на пронизанную ветрами ночь. – Зачем?!

Белое лицо мальчика оставалось серьёзным, задумчивым, непроницаемым. Снейп не произнёс ни слова.

— Молчишь? Я сама скажу: «зачем». Потому что ты так же хочешь подружиться со мной, как я — с тобой. Потому что я нравлюсь тебе! Вот так!

В темных глазах таилось злое упрямство, замораживающее любой энтузиазм. Любой другой человек, менее открытый и настойчивый, отшатнулся бы, отступил.

Любой другой. Но не Лили Эванс.

– Мы возвращаемся! – прошипел, как змея, Снейп.

Схватил Лили за руку и грубо потащил к метле.

— Держись, — процедил он, почти не разжимая губ.

— Держусь, — шепнула девочка мальчику на ухо, пристраивая подбородок на угловатое, острое плечо.

Снейп дернулся, но не отстранился. Он не мог стряхнуть с себя её руки, оттолкнуть на такой высоте.

Девочка теснее прижималась к своему «рулевому». Ветер заставлял плыть по воздуху её волосы. И не смотря на все, ей было хорошо.

Лили зажмурилась, когда они влетали в комнату, страшась новой встречи с отцом.

Но комната была пустой. В доме царила тишина.

— Ты наложил на комнату чары, да?

Её таинственный проводник лаконично кивнул.

— Как это действует?

Лили цеплялась за любую возможность, чтобы удержать его около себя ещё немного.

— Отталкивающие чары. Они заставляют магглов обходить стороной те места, на которые наложены.

Лили взяла мальчика за руку, робко заглядывая ему в глаза:

— Ты сердишься? Я делаю что-то не так?

Тот же неподвижный тяжелый взгляд в упор. Словно удар. Эти глаза как двустволка.

Но Лили не сдавалась:

— Я так благодарна тебе. Ты подарил мне настоящую сказку… — она боялась молчания. — Не сердись. Не смотри так строго. В следующий раз я не буду говорить глупостей…

— Северус.

— Что…? Что ты сказал?

— Меня зовут — Северус.

Музыка ледяного норд-оста. Выстуживающая мелодия зимы - его имя: Северус Снейп.

Острое и шипящее, колючее и сухое: Северус Снейп…

Черные глаза.

Смотреть в них — то же самое, что заглядывать в пропасть.

Северус Снейп…

На следующий день Северус поздоровался с Лили. Неприветливо, походя одарил недоброжелательным хмурым взглядом исподлобья. И кивнул. Коротко, отрывисто, не утруждая себя лишним словом.

Но он поздоровался!!!!

И Лили летала весь день, окрыленная этим скудным, незначительным признаком внимания с его стороны. На уроках она не могла заставить себя слушать учителя. Девочка словно продолжала летать и видеть над собой россыпь звезд, а под ногами – огни фонарей и витрин. Небо казалось игрушкой, увлекательной и яркой. Мир – непрочитанной книгой.

Мусоля кончик ручки во рту, «солнечный зайчик» таращился на стену, на которой Лили продолжала видеть тонкий профиль с густыми ресницами и брезгливо поджатыми губами.

* * *

— Приходи сегодня к Проклятой Мельнице сразу после школы, — буркнул он, столкнувшись с Лили жу входа. – Буду ждать. Не опаздывай.

Не дожидаясь ответа, видимо, не сомневаясь в нем, быстро ушел, не разу не обернувшись.

Что ж! Придёт время, ты будешь оборачиваться, Северус Снейп. Научишься слушать, когда и что тебе отвечают.

А пока…

Лили вздохнула. Пока ей придётся нарушить слово на пушечный выстрел не подходить к Проклятой Мельнице.

Снейп ждал Лили, как и обещал. Пронизывающий ветер играл длинными волосами, раздувая полы его осеннего, не по сезону легкого, пальто.

— Я пришла! – задыхаясь от быстрой ходьбы, сообщила Лили.

— Вижу.

Девочка следовала за своим провожатым, не решаясь спросить, куда же, собственно, они идут? Мокрый снег поскрипывал, смешиваясь с грязью. Небо хмурилось и грозило метелью. Оголенные ветки тянули скрюченные пальцы, над деревьями вились вороны.

«Будто жирные кляксы над разлинованной тетрадью», - поежилась Лили.

— Дай руку, — потребовал Северус.

Лили доверчиво вложила пухлую ладошку в озябшие худенькие пальчики маленького колдуна.

— Закрой глаза, и не открывай, пока не скажу, — предупредил мальчик.

С закрытыми глазами продвигаться было неудобно. Лили боялась споткнуться и предстать пред спутником в смешном виде. Неровности на мальчишеских ладонях тихонько царапали нежную, чувствительную кожу её рук.

— Смотри.

Дети стояли над ручьем, покрытым тонкой наледью. Посреди ручейка возвышался песчаный нанос, на нём кое-как ютилась невысокая ива.

Снейп беззвучно скользнул к ручью.

— Смотри, — снова прошептал он.

Из руки маленького колдуна вылетело светящееся облачко и легко на дремавшую иву. В тот же миг тонкие веточки покрылись зеленой дымкой. Из почек выклевывались невиданные цветы, похожие на миниатюрные синие лилии.

Девочка в восхищении смотрела на очередное чудо, которое Снейп сотворил специально для неё.

— Нравится? – улыбка снова плескалась в черных глазах, не отражаясь на неподвижном белом лице.

— Очень!

С очередным взмахом тонкая ивовая ветвь, покрытая россыпью диковинных цветов, оказалась в руках Северуса. Он протянул её подруге:

— Это тебе подарок на Рождество.

— Спасибо!

— Волшебство могут видеть только такие, как я и ты…

Лили даже дышать на ветку боялась – вдруг всё испортит?

— Пойдем? – кивнул в сторону мельницы Снейп. – Погреемся?

— Может быть лучше ко мне домой? – с сомнением протянула девочка.

— Там я не смогу колдовать, если мне захочется.

— Почему?

— В волшебном мире есть свои правила. Пойдешь со мной на мельницу — расскажу.

На мельнице, так же, как и в прошлый раз, было темно и ещё сильнее пахло плесенью.

— Неуютно, — попыталась закапризничать Лили.

— Мы сейчас всё исправим.

От стены к стене пролетел легкий сквозняк, вызывая из ниоткуда маленькие свечки, с мягкими огоньками, пляшущими над фитильком. Северус произнес что-то, чего Лили не разобрала. Перед ними вспыхнуло странное пламя, похожее на свет далекой зарницы.

— Синий костер? – Лили старалась за легкомысленной бравадой спрятать тревогу.

— Способен согреть, но не может обжечь, — черноволосый мальчик присел у огня на корточки, протягивая озябшие ладони.

Лили, поколебавшись, последовала его примеру.

— Расскажи мне о правилах в мире волшебников? Они интересные?

Глаза Северуса походили на блестящих черных жуков:

— Разве правила могут быть интересными? – пожал плечами маленький колдун. – Одни из них разумны и необходимы; другие – просто глупы. Но соблюдать приходится и те, и другие, если не хочешь неприятностей. Самое главное правило в Магической Британии – соблюдать статус секретности. Магглы не должны ничего знать о нас.

— Магглы?

— Так маги называют тех, кто не может колдовать. Таких, как твоя сестра. Или твои родители.

— А мне можно знать?

— Можно. Ведь ты сама ведьма.

— А если ты ошибаешься? Если я — обычная?

— Я наблюдал за тобой все эти полгода. Если бы оставалось, хоть малейшее, сомнение, я бы не разговаривал сейчас с тобой.

— То есть, если бы ты не считал меня такой же, как ты сам - не стал бы со мной общаться?

— Нет, — Снейп не отвёл холодных глаз под вопрошающим взглядом Лили. — Между миром магов и миром магглов стоит невидимая, но прочная стена. Так было всегда.

— Но…

— Лили, — поднялся мальчик, вырастая. — Ты – ведьма. Вскоре придёт официальное письмо из Хогвартса и этот мир останется для тебя в прошлом. А пока…? Пока я рад, что мы здесь: что мы можем ждать этого события вместе. Ты ведь хотела стать моим другом?

— И сейчас хочу. Только… я вовсе не жажду оставить Петунию и маму с папой за какой-то там «невидимой стеной»! Мне нравятся твои чудеса, нравишься ты сам. Но мои родители и мой мир – я от этого не откажусь. Никаких чудес, даже рая мне без них не надо!

— Не будем спорить о том, что от нас не зависит, Лили. Давай лучше я научу тебя заклинаниям?

— А можно? – Лили уже забыла о недавней вспышке, как ребёнок, которому предложили новую игрушку.

— Смотри, — Снейп вложил в тоненькие пальчики Эванс темную полированную деревяшку. – Это — волшебная палочка…

— Как в сказках? – хихикнула Лили.

— Волшебная сила – она живет в твоей душе; в твоем теле. А эта палочка, она как антенна, как аккумулятор, позволяет всем волшебникам одинаково совершать простейшие стандартные заклинания. Позже тебе купят твою собственную палочку, настроенную непосредственно на тебя, с такой колдовать легче. Пока попытайся этой.

Лили с энтузиазмом закивала:

— Что нужно делать?

— Зажми её в руке… - Северус встал за спиной Лили, и девочка почувствовала, как её щеки загораются от удовольствия и смущения. – Держи её, — вот так.

Держа девочку за руку, Снейп манипулировал её рукой:

— А теперь запоминай движение. Легкий замах, как будто запятую рисуешь. Коротко. И произносишь: «Вингардиум Левиоса».

Бревно, лежавшее в трех шагах, повисло в воздухе.

Лили обернулась на своего учителя и радостно засмеялась.

В ту же секунду бревно рухнуло на землю, поднимая облако пыли.

— Теперь давай сама.

— Вингардиум Левиоса! Вингардиум Левиоса!

С четвертой попытки у неё получилось.

Снейп не ошибся. Лили действительно волшебница!

Лежа перед сном в кровати и любуясь на миниатюрные цветочки, покрывшие упругую ивовую ветку, Лили раздумывала над тем, чтобы подарить Северусу? Ничего стоящего в голову не приходило.

Он любит читать книги. Но таких, которые могли бы заинтересовать её нового друга, в маггловской библиотеке не водилось. Кроме книг? Может быть, он любит музыку?

На следующее утро Лили уговорила мать пойти с ней в музыкальный магазин, где продавались катушечные магнитофоны. Она опустошила все свои копилки и ещё выпросила денег у отца, чтобы наскрести на запланированную покупку.

— Мы же дарили тебе магнитофон на День Рождения? – удивилась мать.

— Я покупаю его не для себя. Это в подарок, — уклончиво ответила Лили.

— Тебе не кажется, что подобный подарок слишком дорогой?

— А разве тем, кого любишь, следует дарить дешёвые?

С замиранием сердца Лили дожидалась друга у Проклятой Мельницы. Снейп никогда не опаздывал. Чаще приходил загодя и дожидался её. Но на этот раз, снедаемая нетерпением и желанием порадовать, Лили пришла первой.

— Это тебе! – пританцовывая от нетерпения, протянула она ему тяжелую коробку.

Снейп нахмурился и Лили стало страшно. Она закусила губу, боясь расплакаться.

— Пожалуйста! Я так хотела тебя порадовать!

— А единственная радость, которую может придумать маггл – это количество долларов и центов, вложенных в ту или иную вещь?

— Не смей говорить так, Северус Снейп! – вскричала Лили. – Дело не в деньгах! Я потратила кучу времени, стараясь сделать тебе приятно, порадовать тебя. Владей я магией так, как это делаешь ты, я, наверное, сотворила бы для тебя дождь из цветочных лепестков; остановила бы для тебя закат, нанизала звезды на иголку и сделала бы из них запонки. Если бы я была способна соткать из утреннего тумана полотно для твоих рубашек, я бы так и сделала! Подарила бы тебе шейный платок из ручья… Но все, что я смогла, это распотрошить свинью-копилку и отстоять очередь в магазине. Не хочешь с этим мириться? Можешь выкинуть мой подарок в эту чертову лужу! Но после этого не надейся, что я стану с тобой дружить!

Снейп, сверкнув глазами, шагнул вперед, наступая на неё. Нависая, точно темная башня.

— Никогда не делай так, Эванс. Не смей шантажировать меня!

-Я не шантажирую.

— Я вырос в бедной семье, Лили Эванс. И вовсе не горжусь этим. Подарки, подобные этому, унижают. Ты понимаешь?

Сердце Лили болезненно сжалось. Она медленно кивнула:

— Я больше никогда не подарю тебе ничего подобного, Сев. Но это ты возьмешь?

Снейп какое-то время смотрел на девочку, а потто протянул руку:

— Давай.

— Ты самый-самый лучший! Что будем слушать? Только не «Битлз», ладно? Может быть, «Куин»? А ещё лучше Джо Дассена! Обожаю этого француза. Он так классно поет про любовь. Хотя, ты, наверное, не любишь песни про любовь? Мальчишки не любят романтику. Ладно, давай слушать «Битлов»…

Снейп покачал головой, словно отгоняя назойливо пищавшего комара.

— Лили, не могла бы ты говорить помедленнее? Хочешь слушать Дассена — слушай. Мне все равно.

Спустя четверть часа они сидели у Синего Костра, мягкий тенор француза еврейского происхождения выводил мелодичную мелодию. Лили отогревала замерзшие ладошки в кармане мальчишеского пальто и чувствовала себя совершенно, абсолютно счастливой.

— Хогвартс – это магическая школа?

Снейп кивнул.

— А другие магические школы есть?

— Не в Англии.

— И как туда добираются?

— По-разному.

— А классы в этих школах есть?

— Хогвартс делится на четыре факультета. На них распределяют в зависимости от способностей, характера, склонностей и происхождения.

— Как так?

— Магия напрямую связана с человеческим характером, темпераментом, убеждениями. Импульсивные, открытые и храбрые чаще всего попадают в Гриффиндор. Скрытные, коварные и хитрые – в Слизерин. Трудолюбивые и медлительные, но честные – в Хаффлпафф. А умные бесстрастные интеллектуалы – в Равенкло.

— Подожди. Если ты «сангвиник» то тебе прямая дорога в Гриффиндор; «холерики» топают в Слизерин. Флегматики сидят в Хаффлпафе, а меланхолики – в Равенкло. Так?

Снейп кривовато улыбнулся:

— Знаешь, в твоем маггловском подходе к нашей магической характеристике есть что-то…словом, есть определённый смысл.

Лили шутливо двинула ему локтем по ребрам.

— А куда планируешь попасть ты, Северус Тобиас Снейп?

— В Равенкло.

— Почему не в «Слизерин»?

— «Слизерин» факультет для чистокровных. Я – полукровка.

— Это как?

Закинув руки за голову, Снейп откинулся на спину, взмахом палочки делая крышу невидимой.

— В магическом мире существует своя аристократия, и свои изгои. Моя мать принадлежит к одному из самых древних магических родов. Но она вышла замуж за маггла и все испортила.

— Не понимаю…

— Если от тебя это будет зависеть, просись в Хаффлпафф, Лили. Там таких, как ты, обижать не станут.

- Каких «таких»?

Снейп рассмеялся. Неприятно, как-то неестественно.

— Хватит с меня сегодня Дассена. Пора по домам.

Лили сидела, не шелохнувшись. Обхватив колени руками.

— Сев?

— Что?

— Ты уверен, что я получу это письмо?

— Мы это уже обсуждали.

— Может, мне стоит отказаться?

-Нельзя отказываться от своей сущности, — возмутился мальчик. — Магия такая часть тебя, как и меня.

Лили со вздохом кивнула.

* * *

— Какого черта лысого ты повсюду таскаешься с этим уродом? – раздраженно отбрасывая волосы с лица, снизошла Петуния до разговора по душам.

— Хочется и таскаюсь.

Петуния выразительно приподняла брови.

— Пожалуйста! Не приставай ко мне с этим, Туни.

— Да что с тобой такое? – нахмурилась старшая сестра. — Что с тобой происходит? Он как приворотным зельем тебя опоил!

Лили хмыкнула, метнулась к сестре, быстро поцеловала ту в щеку и выбежала вся в слезах из комнаты.

Непонятно почему её мучила совесть перед сестрой. Она словно бы лгала ей. Но ведь нет!? Не лгала. Просто не могла рассказать.

Лили бежала в сторону Проклятой Мельницы.

Мороз крепчал. Закат был ядовито-ярким. Солнце алым блином катилось по небу, от мороза не голубому, а зеленому. Ветра не было. Лишь дыхание вырывалось изо рта легким облачком.

Не доходя до Мельницы несколько десятков шагов, Лили остановилась.

Странные шорохи раздавались внутри руин. Яркая вспышка; крик яростной боли. Снова вспышка. Будто внутри запускали фейерверки. Потом дверь начала медленно открываться…

Лили кинулась на землю и пригнула голову, прячась в сухостойнике.

— Ты уверен…? – просипел низкий хриплый голос. – Уверен, что он придёт? Ты должен расправиться с ним одним ударом. Второго шанса не будет.

— Я не промахнусь.

Лили сжалась в маленький испуганный комочек.

Шуршание сухого хвороста. Скрип снега. Тяжелые шаги.

Сердце колотится, как пойманный в силок птенец.

Казалось, всё вокруг замерло в ожидании развязки неизвестной Лили драмы. Из тяжёлых туч посыпались тяжелые снежинки.

В воздухе что-то неуловимо изменилось.

Повинуясь безотчетному порыву, девочка приподняла голову и увидела, как по берегу движется фигура в развивающихся на ветру одеждах. Точно флаг или пламя, длинные черные фалды струились вокруг ног незнакомца. Лили шестым чувством поняла, что именно об этом человеке говорили те двое неизвестных. Что именно ему уготовлена смерть…

— Берегитесь!

Незнакомец одним прыжком преодолел расстояние, разделяющее их с Лили, бросая девочку на землю. Тело, упавшее сверху, показалось Лили тяжелым. От падения занялся дух.

Лицо неизвестного колдуна словно было выткано из белого и черного: на бледной коже горели черные глаза; под густой шапкой темных кудрей пролегли две тонкие линии бровей. Гневливые ноздри хищного носа трепетали, словно учуяли добычу.

Незнакомец легко перекатился, уходя от страшной вспышки света. Оказавшись на ногах, колдун прокричал заклинание, разрезавшее пространство ярко-алой вспышкой.

Лили на четвереньках постаралась отползти, понимая, что может легко погибнуть под этими непонятными всполохами.

Справа раздался крик, полный муки и ярости. Но следующая вспышка погрузила мир с немоту. Приподнявшись, Лили увидела странного человека в непонятных одеждах, словно с картинок её любимых книг про джентльменов — в её реальности так не одевались.

— Леголус? – мягко, со странным придыханием вопросил незнакомец. – Какая…неожиданность. Не скажу, что приятная. Что ты задумал? Неужели решил сдать меня министерским?

— Что вы…?! Конечно, нет, мой господин!

— В спину не бьют из благих побуждений…

Краем глаза Лили увидела отблеск и снова закричала, предупреждая:

— Берегитесь!

Реакция у незнакомца оказалась превосходной. Поворот, взмах, удар. И Лили получила возможность разглядеть немолодого мужчину, растянувшегося по земле.

— Пруэт?

— Проклятый ублюдок! – попытался приподняться мужчина, но удар в лицо тяжелым армированным ботинком опрокинул его на стылую землю.

Лили засомневаться в правильности сделанного ею выбора – лежачего не бьют.

— Оставьте в покое честь моей покойной матери, господин Пруэт. Как и долгие разговоры.

Очередная яркая зеленая вспышка. Мужчина дернулся и больше не двигался.

— Том, пожалуйста! У меня не было выбора! Они угрожали мне! Том! Пожалуйста!!!

— Авада Кедавра…

Красивый незнакомец повернулся к дрожащей девочке. Присев на корточки, заглянул ей в лицо. Кривая недобрая улыбка сморщила его губы:

— Красивая малютка…И ты спасла мне жизнь.

— Что с ними? Что вы с ними сделали?!

— Тс-с! Лучше не задавай лишних вопросов, маленькая девочка. Если вырастишь, станешь настоящей красавицей. Посмотри на меня.

Лили посмотрела.

Мир сузился до двух красивых глаз, в глубине которых полыхал огонь.

— Забудь обо всем, что видела. Все случившееся не более, чем сон. Я дарю тебе жизнь. Иди.

Рождественские каникулы выдались длинными и утомительными.

Лепила ли девочка снеговиков с Туни, играли в снежки с отцом; пекла ли пироги с матерью на кухне или просто сидела у окна, её не оставляла тревога.

В свете фонарей мельтешила метель, делая тепло в комнате особенно уютным и ценным. Мать с отцом выпивали свой обязательный по выходным дням бокал красного вина. Свечи подчеркивали белизну накрахмаленной скатерти, рождая в хрустале блики. Сверкала переливающимися огнями ёлка. На полу, на мягком ковре лежала, мотая ногами в воздухе, Петуния, пододвинув поближе к пламени очередной роман, увлеченно накручивая на палец пепельные локоны и игнорируя предупреждения Розы о том, что жар плохо действует на глаза. Шелестели голоса в телевизоре.

Мир казался предсказуемым и стабильным.

И Лили не понимала, откуда поселилась в ней этой тоска? А ещё – нелюбовь к зеленым неоновым огням.

Северус не приходил. Ни разу за все каникулы. Каждый вечер девочка ждала его, вглядываясь в ночное небо, отчаянно надеясь различить тонкий силуэт. Смотрела до рези в глазах, пока голова не начинала кружиться.

Но его не было.

Зато приходила грусть, тонкая, как аромат сгоревших листьев.

Вконец разозлившись, Лили измышляла способы мести. Когда мерзкий мальчишка, наконец, появится, она в его сторону даже не посмотрит. Слушать не станет.

Но в следующее мгновение понимала, что Северус ничего не обещал и смешно демонстрировать ему свою обиду.

С каждым новым днём, проходящим без него, Лили все больше чувствовала себя цветком, который забыли полить и он вот-вот готов увянуть. Девочка уже начинала сомневаться в том, что все было на самом деле: ночной полёт, колдовство во мраке.

Но покрытая лилиями ивовая ветвь, свежая, словно только что сорванная, утверждала – мимолетная дружба Лили не приснилась.

— Хватит хандрить. Пошли, погуляем?

Лили не нашла повода отказать Петунии.

Вскоре сестры играли в снежки с соседними ребятишками, одерживая победу. В пылу сражения Лили отвлеклась от меланхолии последних дней, с визгом увертываясь от холодных твёрдых шариков; чтобы метко пульнуть их в свой черёд.

Один из «снарядов» точным попаданием залетел ей за воротник.

Обернувшись, Лили замерла от неожиданности.

Оказывается, это Северус счёл нужным напомнить о себе подобным образом.

Надо же? Именно в тот момент, когда Лили впервые не думала о нём.

— Привет, — мальчик стряхнул с белых бескровных пальцев капельки от растаявших кристаллов льда.

Лили сердито вытряхивала снег.

— Ты что? Обиделась? — шагнул он к девочке, чтобы помочь освободиться от снега.

Заботливо стряхивал белые крупицы с шарфика и с пальто.

– Как мило с вашей стороны снизойти к нашим детским забавам, мистер Снейп! – язвительно фыркнула она, выворачиваясь из-под протянутой к ней руки.

— Я не мог прийти, Лили.

— Почему же это?

— Был занят.

— Чем можно так заняться в каникулы, чтобы не найти времени для друга? Хотя бы час?!

— Я работал, — тихо ответил Северус.

— Работал? – недоверчиво приподняла брови девочка.

— Лили! – раздраженно позвала Петуния. – С кем это ты тут разговариваешь?

Старшая сестра смерила Снейпа подозрительным и недоброжелательным взглядом:

— Кто это?

— Северус мой друг, Туни. Ты же знаешь!

— А! Тот самый, что живет в Ткацком тупике?

— И что из этого? – хмуро поинтересовался мальчик.

— А то, что там живёт всё отребье! Лили! С кем ты водишься? Я всё маме расскажу!

Лили почувствовала, как краска заливает щеки. Она топнула ногой на сестру. Как смеет та так унижать её друга?

— Не думаю, чтобы ваша мама возражала против моего общения с Лили, — неожиданно спокойно сказал Северус. – Мы не делаем ничего плохого.

Петуния скрестила руки, недоверчиво покачав головой.

— Да ну тебя! – махнула рукой Лили, цепляясь за рукав Северуса. – Пошли отсюда!

— Только посмей уйти! – прикрикнула Петуния, сверкая глазами.

— И что будет? – с вызовом поинтересовалась Лили.

— Я на тебя обижусь!

Уж чего-чего, а обижаться Петуния умела. И любила.

— Ну, и обижайся, — прошептала Лили.

Взявшись за руки, они и Северус вместе покинули детскую площадку.

У сестры было одновременно сердитое и растерянное выражение лица. Она казалось одинокой и несчастной.

— Так чем ты был занят всё это время? – спросила Лили, стараясь казаться оживленной и веселой, будто ничего и не произошло.

— Готовил зелье. У него очень сложный состав.

— Что за зелье?

— Многосущное.

— Это как? – фыркнула девочка.

— Оно способно превратить тебя в кого-нибудь другого.

— В кого?

— Да в кого захочешь.

— Правда? Ты мне покажешь? – кокетливо наклонила голову девочка, расцветая улыбкой. – Научишь меня?

Снейп, поколебавшись, кивнул.

— Хорошо. Пойдем.

— Куда?

— Ко мне в гости.

— О! – только и выдохнула девочка.

Идти в Ткацкий переулок, в гости к незнакомым людям, да ещё не поставив в известность родителей, как-то не совсем правильно. Но любопытство и желание посмотреть на место, где жил её загадочный друг, пересилили сомнения.

Перебравшись через речушку, дети вышли на узкую, мощенную улочку над которой со всех сторон смыкались бесконечные ряды обветшалых кирпичных домишек с подслеповатыми окнами. Проскользнув в разрыв ржавый ограды, они шагнули в переулок.

Лили заметила, что большинство фонарей в этом районе разбито.

Миновав ряд строений, Северус подошел к последнему дому в длинном ряду. Скользнув за мальчиком, Лили вошла в крошечную темную гостиную.

Обстановку в доме нельзя было назвать уютной. На всем здесь лежала печать бедности. Совсем не так представляла себе девочка жилище могущественных колдунов.

— Сюда, — Северус взмахнул палочкой.

В ту же секунду стеллаж с книгами отъехал в сторону, открывая потайную лестницу, уходящую вниз.

— Идём, — пригласил мальчик гостью.

В подвальном помещении было гораздо холоднее, чем наверху. По полкам, прикрепленным к стенам, стояло множество банок с многочисленными ингредиентами.

— Что в них? – поинтересовалась Лили.

Снейп отмахнулся:

— Разное. Вон в той коробке, например, златоцветник, а в той – толчёная полынь.

— А в этой? – Лили потянулась к банке, распространяющей острый запах.

— Шкурка бурмсленга.

— Шкурка – кого?

— Одного зверька. Лучше смотри сюда.

Лили опасливо приблизилась к столу, занимающему центр помещения, на котором стоял чаша с пузырящейся, вязкой жидкостью.

— Это оно? – опасливо повела носом девочка. – Оно готово?

— Не совсем. Нужно ещё пару раз добавить шестикрылок.

— Выглядит, честно говоря, не очень. Какая-то грязь.

Лили подозрительно покосилась на бугрящуюся поверхность.

— Так и должно быть, — уверенно заявил маленький колдун.

После чего достал какой-то толченный сухой порошок, высыпал в ступку и начал его мельчить. Хотя на взгляд Лили он был без того достаточно мелким.

— Тебе это нравится?

Черные глаза на мгновение оторвались от зелий, обернувшись в сторону подружки.

— Что?

— Готовить это… эту…ну, зелье, превращающее в кого-то другого?

— Нравится.

— И что в этом интересного?

Между бровями мальчика пролегла едва заметная складка.

— Это требует терпения, точного знания и логики, как маггловская математика. Каждое зелье напоминает сложную задачу. Вот видишь? Обычная колба. В ней при смешении правильных пропорций из простых трав, растущих на каждом подворье, можно получить настоящее чудо. Если нужно – оружие; если нужно – наслаждение. И ни одно Министерство никогда тебя не поймает. Травы не оставляют следов. Элементы, частицы распадаются и исчезают. Их действие сложнее, дольше обычной ворожбы при помощи палочек. Требует куда больше времени. Но если я сварю яд, ни один волшебник не успеет сделать противоядие… Не говоря уже о маггловских докторах.

— Последняя часть твоей речи мне как-то не нравится, — поежилась Лили.

— В колбу можно поймать смерть. Разлить её по бутылкам. А можно настоять храбрость, живую воду, славу. Даже любовь.

— Правда?

— Да А все, что нужно, это простые элементы и точность в пропорциях. Точность в действиях. Ну, и кончено же Магическая Сила. Вот, возьми, — Северус вложил в руки Лили тонкий высушенный стебель. – Что чувствуешь?

— Тепло. Сухость. Горечь. Но трава скорее добрая, чем злая… Я говорю глупости, да?

— Нет. Все правильно. У каждого растения есть свой характер; у каждого минерала свои характеристики; каждый драгоценный камень по-своему капризен. Правильно подобранные и соединенные, они являют настоящие чудеса. Невиданное волшебство.

— Ты говоришь о них так, будто любишь их, — ревниво проговорила девочка.

— Я и люблю, — невозмутимо согласился Северус.

— Как можно любить неживые вещи? В них же нет души!

— Душа есть во всем, — возразил Снейп.

Лили, усевшись на стол, наблюдала за его действиями, мотая в воздухе ногами.

От испарений пряди волос маленького колдуна набрали влагу и стали завиваться на кончиках.

Лили засмеялась.

Снейп раздраженно дернулся:

— Какого черта?

— Просто так.

— Ну, конечно. Как же иначе? – и снова усмешка отразилась только в глазах. Похожих на два бесконечных тоннеля. Тоннеля в подземелья.

— Здесь холодно, — поежилась Лили.

— Я уже почти закончил, — помешав мутное нечто несколько раз против часовой стрелки, несколько раз – по, Северус отряхнул руки. – Идем.

Выбравшись из «лаборатории», как представил Снейп своё убежище, дети наткнулись на Снейпа-старшего.

Тот, развалившись с банкой пива на диване, смотрел телевизор. Увидев детей, подозрительно сощурился:

— Ты дома, щенок? — «изящно» приветствовал отец сына.

— Да, сэр, — с уничтожающей вежливостью отозвался Северус.

— У нас, как я погляжу, гости? Футы – нуты! — смерив Лили тяжелым взглядом, процедил Тобиас. – Красавица мисс Эванс собственной персоной! Могу я спросить тебя, маленькая леди, какого дьявола лысого ты тоскаешься за моим заморышем? И что ты нашла в этой нюне? Верно, принимаешь его за подружку?

Банка с пивом просвистела рядом с ухом мальчика, ударившись в стену, оставила на ней грязное пенистое пятно.

— Ты демонстрируешь плохие манеры, Тобиас.

В дверях стояла женщина. Высокая, худая и некрасивая. В темных одеяниях, похожих на лохмотья. С бледным лицом. И пылающими, точно адская бездна, очами.

— Д…добрый день, миссис Снейп, — запинаясь, поздоровалась девочка.

Женщина равнодушно скользнула по ней взглядом, словно та была не большим, чем предметом интерьера.

Потом её страшные глаза с замораживающим укром обратились к сыну.

— Ты представишь свою гостью, Северус?

— Это Лили Эванс, мама, — ответил мальчик.

— Магглорожденная, — сказала женщина.

Лили быстро смекнула, что, скорее всего, родители по головке Северуса за её визит не погладят. Он планировал провести её тайком. Это было унизительно. Лили— не воровка! Если нельзя, значит – нельзя. Северусу не следовало так поступать.

— Простите за неожиданный визит. Я уже ухожу.

Лили сама подивилась тому, как гармонично вписалось звучание её голоса в местный «прохладный» колорит.

Тобиас Снейп хмыкнул:

— Иди, иди. И не возвращайся. Если у тебя есть мозги, дуреха, держись подальше от этого дома.

— Помолчи! – оборвала мужа миссис Снейп.

Снейп-старший отвернувшись, прошел к стене – подбирать банку с пивом.

— Лили? – голос женщины зазвучал мягко.

У девочки мурашки поползли по спине от этого голоса. Ну, точно злая ведьма из страшной сказки, пытающаяся заманить к себе сладкими речами.

— Ты выпьешь с нами чай, дорогая?

— Не выпьет, — от поспешности, с которой ответил Северус; по тому, как звенел от гнева его голос, Лили поняла, что интуиция её не обманывает.

И совет отца Северуса тоже дан из благих побуждений.

— Лили пора домой, — почти с вызовом закончил Северус.

— Наше чаепитие не продлится долго. Ты ведь не откажешься, правда, Лили?

— Я сказал – нет!

Как у Северуса это получалось? Говорит тихо, медленно. Откуда возникает ощущение, что он кричит, разливая в воздухе звенящую ярость?

— Лили ничего здесь пить не будет, матушка. Идем. Я провожу тебя до дома.

Холодные влажные пальцы с силой сжались на её руке, увлекая за собой.

— Всего доброго, — пискнула напоследок Лили родителям Северуса.

У самой реки задохнувшаяся от быстрой ходьбы Лили взмолилась:

— Помедленней — никак?

— Прости…

— Тебе теперь влетит, да? – сочувственно спросила девочка.

Северус неопределённо дернул плечом.

Лили вдруг охватил страх. А вдруг он послушается своей злой матери? Вдруг решит с ней больше не общаться?

— Я ей не понравилась, да? – с горечью спросила девочка.

В черном взгляде ответа было не прочитать. Но само молчание говорило само за себя.

— Но почему? Она же меня совсем не знает?

— Дело не в тебе, Лили. Моя мать предпочитает не сходиться с людьми близко.

— Из-за того, что вы – колдуны? Да?

— Да.

— Но объясни ей, что я – такая же! Что мне можно верить!

— Я постараюсь, Лили.

— А если не получится? Что тогда? Отступишься от меня?

Снейп вновь промолчал.

— Но ты не можешь! Мы же только подружились! И твоя мать, она что…? Не понимает? Не можешь же ты всю жизнь торчать рядом с ней и этими твоими колбами?! Тебе нужны живые люди!

— Лили…

— Нужны! Даже если ты сам этого не понимаешь, не осознаёшь. Ты сам загнал себя в какие-то рамки, в то время как все это – глупая условность! Ты нужен мне, Северус! Пожалуйста, не позволяй ей мешать нам! Рано или поздно всегда наступает время, когда приходится идти наперекор воле родителей. А если этого не сделать, то своей жизни не прожить. Будешь обречен всю жизнь воплощать чужие идеалы! Жить чужими желаниями! Ты знаешь, что я права, Северус Снейп.

— Лили, — поморщился мальчик, словно взрослый, уставший от ребяческого вздора. – Я ничего не знаю. Пожалуйста, давай сейчас не будет тратить впустую слова. Будущее само себя покажет.

Родители строго выговорили Лили за то, что она посмела покинуть детскую площадку без разрешения, никого не спросясь. Петуния была этим очень довольна.

– Ну что? – насмешливо скривила она тонкие губы. – Нагулялась?

— Это не твоё дело, – огрызнулась Лили.

– Ты — моя сестра. И все, что касается тебя очень даже «мое» дело! Как ты могла так поступить со мной? – тон сестры изменился. Стал серьёзнее и злее. — Как могла бросить меня ради этой бледной немочи?

— Я тебя не бросала!

— Бросала! – стояла на своем Петуния. – Ты даже не попыталась пригласить меня с собой.

— Я не могла, — оправдывалась Лили. – Я же не к себе домой шла!

— Вот-вот! Ты пошла за бог знает кем; бог знает куда. У тебя вообще мозгов нет? И сердце, похоже, словно лужица – мелкое-мелкое. Скажи, разве хоть раз я тебя оставила?

— Ты не понимаешь! Северус не согласится со мной дружить, если ты будешь рядом!

Глаза Петунии презрительно блеснули:

— Ты ещё глупее, чем я думаю, Лили. Или ты стерва редкостная?

Лили побледнела:

— Как ты можешь говорить так?

— Неужели ты не понимаешь, Лили?! Я не хочу, чтобы ты общалась с этим Снейпом, потому что он скользкий и гадкий тип. И только ты, со своими куриными мозгами, пропитанными романтическими туманами, можешь этого не замечать.

— Довольно! – рыкнула Лили. – Я не хочу слышать, как ты его ругаешь, ясно? Если ты обещаешь молчать и никому-никому ничего не говорить, я скажу тебе, почему для меня так важна дружба с Северусом. Обещаешь?

— Не могу обещать. Мало ли что ты мне скажешь?

-Туни! Это не только моя тайна. Клянись, что станешь молчать!

Туни тяжело вздохнув, кивнула:

— Обещаю, ладно. Ну?

Лили подошла к ней вплотную:

— Мы колдуны.

— Чего…?! – расхохоталась Петуния.

— Северус колдун, а я — колдунья. Нас таких двое, других – нет. Он нужен мне, Туни. Не сердись на меня, пожалуйста! Я люблю тебя, очень. Но его я люблю тоже.

— Хватит, Лили! Сил моих с тобой больше нет. Ведьмаки вы недобитые! У тебя богатое воображение и это хорошо. Но всякой фантазии должна быть граница. Ещё раз услышу про магию — устрою тебе великую инквизицию. С охотой на ведьм.

— Но Петуния!

— Я все сказала!