Другие роли

19 сентября 1981 года.

Красивая девушка с рыжими волосами, завязанными в хвост, смотрела в окно. Закончился рабочий день, людей на улицах стало больше, они спешили домой, к своим родным и близким, к вкусному и сытному ужину. Взгляд их пробегал по витринам, но, казалось, никто не замечал потертой вывески над черной дверью, гласящей — «Дырявый котел». А именно в этом месте приходилось временно находиться Лили Поттер со своим маленьким сыном.

Она перебралась сюда только утром, когда узнала, что Сириусу – лучшему другу ее мужа, стала известна правда. Он непременно все расскажет Джеймсу, если уже не рассказал. А вот куда ей теперь идти, она не знала. К родной сестре, которая ее ненавидит? К любовнику, которому она, скорее всего, тоже не нужна?

Но зато… больше не было опасности, больше никто не хотел убить ее сына! Разве это не повод для радости? Теперь у него есть будущее, теперь он сможет выйти спокойно на улицу, когда подрастет! Свобода…

Она не понимала, почему ее сына посчитали героем пророчества. Вероятно, семья в этом мире воспринимается как единое целое. Ведь она лично не бросала никому вызов, тем более три раза. Лили успела стать членом Ордена Феникса, но какой-либо значимой роли в этой организации не играла. Сначала беременность и, как следствие, невозможность участвовать в войне, потом ребенок, за которым нужен уход. Это ее муж воевал, это он бросал Темному Лорду вызов. Хотя его самого видел всего пару раз, а уж бороться с ним в честной дуэли Джеймсу Поттеру не приходилось. А если бы пришлось, он бы ее проиграл. Она же сама участвовала в «спасательных» акциях Ордена лишь несколько раз, и всегда подстраховывала других и залечивала раны. Все-таки были у нее целительские способности, не зря же она после школы практику в клинике Святого Мунго проходила.

Свобода…. какое страшное слово! Не знаешь, что с ней делать. Темному Лорду уже известно, что она ушла из дома, ему уже известно, чьего сына растит Лили. Он прекратил свою «охоту» на ребенка. А отец ребенка написал лишь несколько слов в записке, когда она ему все рассказала.

Девушка отошла от окна, взяла с тумбочки ту самую записку, села на кровать и грустно засмеялась. Ребенок в кроватке зашевелился, и она перестала смеяться, чтобы не разбудить малыша. А в коротком письме было написано всего лишь: «Зайду завтра к полудню».

Тот, кто написал ей эти четыре слова, тоже получил свободу…. Но он был готов проклясть эту чертову свободу! Ведь именно она помешает его «карьере». Обидно, что благодаря ее переживанию и беспокойству, кто-то делал эту самую «карьеру». И непонятно где именно он ее делал, в рядах Пожирателей Смерти, или в Ордене Феникса.

Лили подошла к зеркалу, распустила волосы и оглядела себя. Зачем девушка сделала это, она бы и себе не ответила. По щеке скатилась слеза, и, глядя на детскую кроватку, она прошептала:

— Мы теперь свободны… и… — она не договорила. Лили не думала, что ей будет так грустно и одиноко, когда она и ее сын, наконец, будут в безопасности. Когда они, наконец, будут свободны от этой войны.

Девушка знала, что ее другу, любовнику, уже, скорее всего, безразлично. Человек устает переживать, а вновь открывшиеся обстоятельства помешают его продвижению в рядах Пожирателей. Дамблдор может не поверить, что Северус продолжает работать на Орден Феникса, когда Лили больше ничто не угрожает. А ведь в обеих организациях он ценился как шпион, которым он стал из-за опасности, грозившей ей и ее сыну. Наверно, так в жизни и бывает. А ей-то, ей, что теперь делать?

Но размышления девушки прервал ворвавшийся в комнату мужчина в круглых очках, с безумно горящими глазами и с, растрепанными больше обычного, волосами.

— Мразь! Шлюха! – закричал он, глядя в заплаканные зеленые глаза Лили. – Авада Кедавра!

Джеймс Поттер еще не осознал, что именно только что сделал. Он подбежал к кроватке, где сидел сонный малыш, который только что проснулся от крика.

— Папа, — произнес ребенок, и тот, кого он привык считать своим папой, со злостью поднял палочку, но тут же опустил ее. Как опустился и сам… на пол, глядя невидящими глазами на шкаф.

Потом в комнату вбежал бармен «Дырявого котла», услышавший крик, после прибыли авроры, но мужчине в круглых очках уже было безразлично. Именно тогда для него закончилась беззаботная жизнь. Он никогда себе не простит то, что только что совершил. Он никогда не засмеется так, как смеялся раньше. Он больше не будет считать, что жизнь – прекрасная штука, и даже в своей борьбе за право на существование — она прекрасна. Именно в данный момент, в возрасте двадцати одного года, он окончательно повзрослел и понял, что жизнь – череда случайностей, меняющих реальность.

Большинство людей никогда не поймет или не узнает, что именно Лили, тогда уже Поттер, всего лишь изменив своему мужу, изменила историю. Когда история меняется, уже все равно из-за чего это произошло. Но всегда найдутся те, кто будет говорить: «А вот если бы…»

Я сидел в кресле, ждал отца, и уже одел свою самую приличную мантию, естественно, черную. Других, в последнее время, у меня и не было. Но я люблю черный цвет, и отец его тоже любит. Есть в нем что-то таинственное, завораживающее. Я когда-то спросил отца, почему он любит этот цвет, и он ответил мне, что черный – это пустота, как и наша жизнь. Я не понял значения этой фразы, ведь жизнь пустотой не считаю, но она мне понравилась, и показалась такой же таинственной, как и сам цвет.

Сейчас мы должны были отправиться в замок Малфоев. Я бывал там примерно раз в месяц – так редко выпадала мне возможность увидеть друзей. Мы играли в квиддич, бегали по замку, иногда даже спускались в подземелья, пока взрослые сидели в гостиной, общались, пили вино и обсуждали свои дела. И сейчас могу с уверенность сказать, что не люблю своих друзей. Но других у меня нет.

Когда я был совсем маленький, они относились ко мне, как к равному. Тоже были маленькими. Но потом я стал замечать снисходительный тон по отношению ко мне их всех – Малфоя, и даже иногда Крэбба и Гойла. А вот снисхождение последних – особенно унизительно. Им, кроме как своей чистокровностью, гордиться больше нечем. Ни ума, ни особого богатства, ни смазливой внешности, как у Драко. Но чистокровность в нашем кругу общения – штука важная, и этой важной штукой я не обладаю.

Наверно, со временем, дети стали замечать, что Люциус Малфой общается с моим отцом именно с этой снисходительностью, хотя он, в принципе, так почти со всеми общался, вот и стали повторять за ним, пока еще не зная, почему так происходит. А я знал. Спрашивал отца, зачем он общается с Малфоями, когда те к нему так относятся, будто делают ему великую честь. Он ответил, что так нужно.

Я многое знал. Откуда? Да просто мы жили с отцом вдвоем. И, если в семьях что-либо важное обсуждалось всегда только между взрослыми, то у нас – нет. Из взрослых в нашей маленькой семье был только отец, не с самим же собой ему разговаривать? Он иногда выпивал – не подумайте ничего плохого, он делал это редко, и ему хотелось с кем-то поговорить. Этим кем-то всегда был я. Ну, в самом деле, не с Люциусом Малфоем отцу свои проблемы и свою жизнь обсуждать?

Я знал, почему ко мне так относятся Драко, Грегори и Винсент. Я – сын грязнокровки и полукровки. Даже не знаю, кем являюсь для них – грязнокровкой или полукровкой. Надеюсь, последнее. Хотя и это мне не поможет. Я – внебрачный ребенок. Насколько мне известно – единственный в магической Британии. У нас – это нонсенс и скандал. Как в Средние века у магглов. А главное, мои отец и мать в войне, которая закончилась почти десять лет назад, занимали разные позиции. Он – Пожиратель Смерти, она – член Ордена Феникса. Кажется, так организация называлась. В итоге, Пожиратели недоумевали оттого, что их соратник связался с грязнокровкой. А все, кто боролся с Темным Лордом – оттого, что их милая Лили, связалась с Пожирателем. Перемывали им косточки долго, да и сейчас иногда вспоминают. И если бы не репутация отца…

Собственно, о его репутации мне тоже многое известно. Он был единственным полукровкой во Внутреннем круге Пожирателей, хоть и не самым приближенным к Темному Лорду. Мы с отцом должны быть друг другу благодарны. Он попал во Внутренний круг благодаря тому, что на свет появился я. Тогда я еще носил фамилию Поттер, и моим официальным именем было имя Гарри. Сейчас меня тоже так называют, но по документам я Гарольд. Отцу показалось имя Гарри слишком простым, и я с ним полностью согласен. Так вот, сейчас в мире эта история мало кому известна, а я ее знаю. Да возблагодарю же за это огневиски! Еще до моего рождения, одна сумасшедшая пророчица, которая больше похожа на шарлатанку, и сейчас преподает в Хогвартсе, произнесла настоящее пророчество. Почему его посчитали настоящим – мне неизвестно, но судя по тому, что оно исполнено – это факт. По этому пророчеству в конце седьмого месяца должен был родиться тот, во власти которого будет победить Темного Лорда. Произнесено пророчество было в конце июня, а моя мать как раз была на восьмом месяце беременности. Были там и еще условия – родители ребенка должны были три раза бросать вызов Темному Лорду.

Пророчество случайно услышал мой отец, тогда он уже был в рядах Пожирателей Смерти, только не во Внутреннем круге. Естественно, он сказал обо всем Темному Лорду. И так как меня тогда считали Поттером, то под пророчество попали двое младенцев – я и Невилл Лонгботтом. Моего отца это расстроило. Он просил не убивать мою мать – Лили Поттер. Лорд пообещал, что ее он не убьет, и предложил отцу сыграть роль обиженного и расстроенного реакцией своего Лорда перед главой противоборствующей стороны – Альбусом Дамблдором, который сейчас является директором Хогвартса. Отец роль сыграл успешно, стал шпионом в Отряде Феникса, или Ордене…я точно не помню, как там правильно, и попал во Внутренний круг Пожирателей, а заодно стал преподавателем зельеваренья в Хогвартсе.

Но обе семьи, попадавшие под условия пророчества, были спрятаны, поэтому Темный Лорд долго не мог их найти. А спустя год мама ушла от мужа и написала отцу, что я его сын. Отец сразу пошел к Темному Лорду, и тот передумал меня убивать. Северус Снейп ему вызовы не бросал, а мою мать Лорд вообще ни разу в жизни не видел. Знал, что она участвовала в операциях этого Отряда, Ордена…или как там его, три раза или больше. А Джеймс Поттер действительно три раза дерзко уходил от Пожирателей, когда, казалось бы, шансов уйти не было, вот и посчитали меня ребенком пророчества. Но раз Джеймс Поттер не мой отец…

В этот же день мою мать убил ее муж. Сейчас он уже на свободе, он отсидел четыре года в Азкабане. Этого хватает сполна, чтобы потерять себя, свою личность. Отец там провел полтора года, и то никак не оправится. Ну, возвращаясь к событиям десятилетней давности… Отец остался в организации этого Феникса, но особым доверием там пользоваться перестал. Дамблдор перестал верить ему, так как уже мертвой Лили Поттер опасность больше точно не угрожала, а я был в полной безопасности, то есть у бабушки – тогда еще живой, Эйлин Снейп, в девичестве Принц. Эх, как бы я хотел иметь возможность взять ее девичью фамилию. Она была чистокровной волшебницей, но… Законы магического мира четко определены, фамилию дети носят по отцу. И то, что фамилия эта маггловская — уже не их проблемы. Это мои проблемы!

В конце октября 1981 года, ныне покойный Бенджамен Фенвик, который был членом дамблдоровской организации и Хранителем у четы Лонгботтомов, выдал Секрет Темному Лорду. Фрэнк и Алиса Лонгботтомы погибли, а их сын – выжил. Да еще так выжил, что уничтожил Темного Лорда! И вот тогда-то все и началось. Аресты, следствия… Малфой, Крэбб, Гойл, Макнейр и многие другие смогли отвертеться от Азкабана, но не мой отец. Дамблдор мог помочь, но не стал. Вернее, директор помог так, что лучше бы и вовсе не помогал. Он подтвердил, что некоторое время Северус Снейп состоял в его организации и был шпионом, но он так и не знает, чьим именно. Прямых доказательств вины отца в убийствах магглов и грязнокровок не было, только в членстве в рядах Пожирателей. Еще тот факт, что на руках у него имелся малолетний ребенок, а он являлся единственным родителем, не считая, конечно же, бабушки, повлиял на срок. Отцу дали всего два года заключения в Азкабане.

Потом в тюрьме с душераздирающим смехом появилась Беллатрисса Лестрейндж. Ее безумный смех слышали все заключенные, в числе которых был и мой отец. Она, ее муж, его брат и какой-то Барти Крауч-младший пытали Августу Лонгботтом и еще какого-то родственника Лонгботтомов Круциатусом. Августа погибла, а второй волшебник – сошел с ума. Кто теперь воспитывает Мальчика-Который-Выжил, я не знаю. Поговаривают, что он живет у родственников-сквибов.

А я всем сердцем ненавижу Невилла Лонгботтома! Он украл мою судьбу. Он – национальный Герой, избавивший страну от злого и ужасного Темного Лорда. Если своих друзей я просто не люблю, то его — ненавижу. Невилл чистокровный, у него приличное состояние в Гринготтсе, за него каждый год поднимают бокалы во всех светлых семьях в Хэллоуин – говорят, Темный Лорд специально хотел убить Лонгботтомов в праздник. А я даже для этих светлых семей, которым все равно на мою нечистокровность, всегда буду сыном распутной женщины и Пожирателя Смерти. Меня, скорее, примут в семье Малфоев, чем в какой-нибудь светлой. Вот так и получилось, что я должен благодарить отца за то, что у него есть хоть какая-то репутация в кругу бывших Пожирателей Смерти, а он должен благодарить меня, так как именно из-за моего появления на свет, у него эта репутация имеется.

Отец отсидел в Азкабане полтора года из двух положенных. Потом умерла бабушка, и мне не с кем было жить. Визенгамот вынес решение о смягчении наказания для Северуса Снейпа, в связи с такими вот семейными обстоятельствами. Поражаюсь Дамблдору! Оказывается, старик решил, что мой отец вернется в Хогвартс преподавателем, когда выйдет из Азкабана. Директор говорил, что искренне хотел помочь. Он считал, что всего два года тюрьмы Северус Снейп получил благодаря его стараниям. В школе преподавателем зельеваренья временно работал Слагхорн, который согласился занять этот пост только на два года. Отцу, конечно, нужны были деньги, надо же на что-то жить. Но на подобное унижение он не пошел. Кто там сейчас преподает зельеваренье, я точно не помню. Вроде нашли кого-то из бывших слизеринцев-нейтралов, кто к Пожирателям никогда не относился. Того, кто закончил Гриффиндор, Равенкло или Хаффлпафф нельзя было брать – все-таки надо же кого-то назначить деканом Слизерина. Представляю метания Дамблдора в поисках подходящей кандидатуры!

Сейчас отец нигде не работает, и я горжусь его выбором. И опять же, благодарен ему за этот выбор. Если бы не это его решение, он бы лишился всякого уважения со стороны Малфоев и других из их старой компании, и мне пришлось бы вообще не сладко. Я не был бы своим ни для светлых, ни для темных. Мерлин, как же все непросто в этой жизни! Отец сейчас готовит зелья для аптеки и клиники, иногда делает сложные зелья своего собственного изобретения на заказ. На это мы и живем. Мы никогда не голодали, но финансовые трудности в нашей семье – не редкость. Вот и сейчас уже пятнадцатое августа, а мне еще не покупали учебники к школе, мантии, пергаменты и перья. Двадцатого числа отец должен получить деньги за одно зелье, которое он готовит уже почти три месяца, тогда мы с ним и посетим Косой переулок. Котлы, палочка и ингредиенты для зельеваренья мне не нужны. Это все у меня уже есть, причем давно. Надо купить только учебники, мантии и канцтовары. Я бы хотел свою сову, а еще лучше какого-нибудь филина, но понимаю, что он мне ни к чему. А хотеть можно, что угодно, хоть свой сейф в Гринготтсе, которого у нас нет. А у проклятого Лонгботтома – есть!

Но я докажу всем, что я не пустое место! Обещаю. Самому себе обещаю. Лонгботтом рос у сквибов, вряд ли он будет хорошо учиться. Хотя какая разница, кто как учится. Моя мама была лучшей ученицей в выпуске, но грязнокровкой была, ей же она и осталась. А настоящей магии в школе не научат, для этого другие книжки читать надо. В школьной библиотеке они есть только в Запретной секции, куда пускают старшекурсников, и то при наличии специального разрешения. Вообще не понимаю, зачем мне нужно ехать в Хогвартс. Снова учить Люмос и Вингардиум Левиосу? Так я их с семи лет знаю. Отец говорит, что так надо. У власти – не наши люди, а те, кому важно наличие аттестата об окончании школы. И мне этот аттестат нужен, чтобы найти работу. А кем я хочу стать — пока не решил.

Историю о пророчестве, о том, почему Темный лорд решил убить чистокровного (!) ребенка знают лишь совсем немногие, а из моего поколения, наверно, только я. Из Пожирателей об этом известно лишь Внутреннему кругу, а из светлых – только самым приближенным к директору. У него, видимо, тоже есть что-то вроде Внутреннего круга. Отец считает, что Дамблдор специально не стал открывать эту информацию, чтобы поддержать идею о злом и ужасном Темном Лорде, убивающем без причины даже чистокровных младенцев. Но мне все это на руку, на меня не будут обращать внимания. В Хогвартс поступит обычный и ничем не примечательный Гарольд Северус Снейп. Еще мне не хватало, чтоб вокруг говорили, что я неудавшийся герой пророчества, а после – лишний раз вспоминали, что я сын Пожирателя Смерти и Лили Поттер, изменявшей своему мужу!

Как же я не люблю свою жизнь! Нет, против жизни, как таковой ничего не имею. Жить, изучать магию, мечтать – это интересно. Но вот именно в данный момент, когда мне нужно идти к Малфоям в гости – противно. Не хочу видеть своих друзей. Им наверняка уже купили все к школе, а Драко должны были купить новую волшебную палочку, до этого он пользовался палочкой деда. У него будут самые дорогие мантии, ботинки, новые котлы. А я возьму с собой старые котлы, отцовские! Мантии мне купят самые обычные. Еще Драко будет жаловаться, что в школу нельзя брать с собой метлу. Пока он летает на, недавно купленной, Комете-260. Но в школу, уверен, он возьмет самую лучшую модель, которая будет в продаже на следующий год. А мне до метлы нет никакого дела, не люблю летать. Но я просто… завидую? Да, пожалуй, завидую.

Сегодня Драко будет рассказывать, как выбирал палочку, что было интересного в Косом переулке, когда они покупали школьные принадлежности. Скажет, как побывал в магазине «Все для квиддича», и какие новинки поступили в продажу. Возможно, ему купили какую-то новую игру. На День Рождения Малфою подарили настольную игру, с несколькими героями-магами. Им нужно отдавать приказы, произнося вслух за них проклятия. Отец сказал, что это бред, похожий на какие-то маггловские компьютерные игры. Я так и не понял, что такое компьютерные игры, но в отличие от отца, бредом эту игру не считаю. Когда еще будет у меня возможность выкрикнуть Авада Кедавра и убить Драко Малфоя, пусть и не настоящего, а героя, за которого он играет?

У меня таких игр не было. У меня вообще игр практически не было, помню только паровозик, который очень быстро мне надоел. Еще была игрушечная метла, которая сейчас пылится где-то в чулане, и надоела она мне еще быстрее паровозика. Я всегда боялся высоты, только не скажу об этом Драко, Грегу и Винсенту. И я смело летаю на метле, и играю в ненавистный квиддич на поле у Малфоев. Еще мне не хватало перед ними в своих страхах признаваться!

Зато я умнее Драко Малфоя. Блондин вовсе не глупый, уверен, он будет хорошо учиться в Хогвартсе. Не знаю, каким отец был преподавателем, когда чуть больше года работал в школе, но меня он учил хорошо. Правда, срывался часто, и подзатыльников я получил много. Но сейчас я ему могу сказать за все это спасибо. Он научил меня читать в пять лет. Тогда еще магия ребенка не просыпается, поэтому он обучал меня теории. Палочку мне подарили в семь лет, обычно в это время проявляются магические способности. А в школу поступают в одиннадцать! И все из-за грязнокровок. Они в семь лет еще не понимают, что наш мир нужно держать в тайне от магглов, что нам опасно себя раскрывать. А вот одиннадцатилетнему ребенку уже можно объяснить, что к чему. И из-за них мы начинаем учиться позже. Хотя нет, это я неправду говорю. Всех, воспитывающихся в семьях волшебников, начинают учить раньше. Потом еще и удивляются, почему же грязнокровки почти всегда более слабые волшебники. А учиться надо всему вовремя!

Почему я называю грязнокровок — грязноровками? Сам не знаю, так говорят Драко, Грег и Винсент. Наверно, привык. Но грязнокровок не люблю. Хотя моя мама и была из их числа. И маму не люблю, я ведь ее совсем не помню. Человека, которого не помнишь, можно уважать, но не любить. Отец говорит, что я должен быть ей благодарен за жизнь. Ну, за жизнь спасибо, а вот за все остальное… Меня не должно было быть. У Лили и Джеймса Поттеров должен был родиться другой ребенок – не я. А я все равно есть! А любят тех, кто рядом, и если бы я говорил, что люблю Лили – это было бы ложью.

Когда же отец, Моргана его побери, придет? Мы еще не опаздываем? Уже устал сидеть в кресле и смотреть на стену. Дурацкая привычка говорить: «После обеда мы идем в гости в Малфоям, будь готов»! После обеда – это когда именно? Я уже полчаса как готов, а отца все нет. Я даже почти проголодался, а готовить – лень. Вначале отец всегда сам готовил, теперь мы готовим по очереди. У нас же нет домовика. Ненавижу эту бедность!

Мы не настолько бедные, как Уизли, о нищете которых просто ходят легенды. Но все равно бедные. Живем мы в Паучьем тупике – неблагополучном маггловском районе, и местные маггловские власти не знают, стоит ли сносить трущобы этого района, или их можно отремонтировать. Нам все равно, наш дом невидим для магглов. Уже невидим, после смерти бабушки. До ее смерти этот дом был одним из десятков подобных, и жили мы с бабушкой на маггловское пособие, когда отец был в Азкабане. Когда же он вернулся, он скрыл дом под различными чарами, в том числе и Фиделиусом, да так, что магглы вообще теперь не помнят, что тут было еще одно здание, в котором жили «эти ненормальные Снейпы». Когда-то тут жила и моя мама. Правда, я не знаю, в каком именно доме. В некоторых из них уже никто не живет, и окна там заколочены. В общем, райончик у нас не из лучших.

Но, говорят, у Уизли все еще хуже. У нас двухэтажный дом, довольно мрачный, но не маленький. На первом этаже – кухня, она же столовая, гостиная, она же библиотека, и лаборатории. На втором, мансардном этаже, три комнаты. Заняты из них, разумеется, только две. Отец никогда не приглашал моих друзей к нам в дом. И правильно. После особняка Малфоев это место – просто кошмар какой-то. У нас тут довольно мрачно из-за плотных бархатных штор, но так даже уютнее. Я люблю свой дом. Дом — не стены, не обстановка, а место, где человеку уютно. У Малфоев я чужой, они мне чужие. А у себя дома — свой, для отца – родной сын, а больше тут никто и не живет.

Неуютно мне тут становится только тогда, когда отец очень уж хмурый. Очень – в смысле больше обычного. Я однажды его спросил, почему он такой. Отец ответил, что у него нет цели в жизни, и поинтересовался, есть ли она у меня. А я не знаю. Не знаю, кем хочу быть, когда вырасту, не знаю, чего хочу достичь. Хотел бы быть богатым и чистокровным, но если первого мне еще как-то можно постараться достичь, то со вторым нужно было родиться. Хотя, наверно, у меня все же есть цель в жизни. Я хочу доказать всем, что тоже многого достоин. Что да, я сын грязнокровки, изменявшей своему мужу, но все равно что-то значу в этой жизни! Чем, к примеру, безмозглый Винсент Крэбб лучше меня? Тем, что родился чистокровным и в полноценной семье? А то, что природа мозгов ему не дала – это уже не так важно? Все-таки цели у меня есть, пусть пока и четко не оформившиеся, да и какие-то, наверно, детские. Сам это понимаю. А вот отца стало, действительно, жаль. Полагаю, это трудно – жить без цели.

Наконец, из камина вышел отец.

— Ты уже готов? – поинтересовался он.

Я уже сто лет, как готов, где тебя только носит? Нет, так отвечать ему не буду, а то не избежать мне крепкого родительского подзатыльника.

— Готов.

Я поднялся и прошел к зеркалу, надо же убедиться, что я все-таки готов. К Малфоям ведь идем, а не в Дырявый котел поесть, как мы иногда делаем, когда лень готовить.

Из зеркала на меня смотрел худой мальчишка с черными волосами почти до плеч – как у отца. Только у него они всегда сальные, а я голову мою каждый вечер, иначе бы тоже сальными были. Ну, становятся они такими к каждому вечеру, что поделать? Отцу все равно, а мне не нужно давать всем повод надо мной посмеяться. Поэтому и мою. Я довольно высокий для своего возраста, выше Драко и Грега. Винсент примерно одного роста со мной. И я очень похож на отца. Тот же крючковатый нос, довольно бледная кожа, только глаза у меня зеленые – как у матери. Это меня расстраивает. Мне нравятся глаза отца. Такой пронзительный холодный взгляд черных глаз. У меня из-за цвета такой взгляд не получается. Хоть я и стараюсь.

— Хватит собой любоваться. Как девочка, стоишь перед зеркалом и разглядываешь свое отражение, — ехидно прокомментировал мою задержку у зеркала отец.

— Я не любуюсь… — обижено пробурчал я.

— Запомни, внешность – это ерунда, которой гордятся глупцы. И дорогая одежда – тоже. Темный Лорд никогда не носил дорогих мантий, и никто ему слова не сказал по этому поводу. А если бы кто-то осмелился – тут же получил бы Аваду в лоб. Идем.

Да, наверно, отец прав. Так и есть. Одежда – оболочка. Красивой одеждой можно скрыть свою никчемность. Но я не Темный Лорд, и Аваду кинуть ни в кого не могу.

* * *

Мы вышли из камина в гостиной особняка Малфоев. Мне их дом казался неуютным. Слишком роскошный, слишком светлый, он напоминал какой-то музей, а не жилое помещение. Нас встретили хозяева – Нарцисса и Люциус, как обычно, со слегка надменными выражениями на лицах.

— Здравствуйте, Северус, Гарри, — кивнул глава семейства и, едва заметно, ухмыльнулся. Вот зачем отец к нему ходит в гости, зачем?

— Гарри, иди во двор, там Винсент и Драко. Вскоре к вам присоединится Грегори, — мягко произнесла Нарцисса, — я позову вас на ужин.

И я побрел во двор, не имея ни малейшего желания видеть, ни Винсента, ни Драко. Как оказалось, они делятся впечатлениями от покупок к школе, а не летают на метлах.

— Привет, Гарри, — сказал Драко, пытаясь копировать интонации отца, — Я тут как раз говорил о том, как встретил Лонгботтома в Косом переулке. Садись.

Ну и я сел на лавку, раз уж позволили мне — непонятно кому, сидеть в присутствии великого Драко Малфоя! А про себя усмехнулся. Блондин, когда пытается копировать тон отца, становится таким забавным.

— Так вот, на чем я остановился? Он был в клетчатой маггловской рубашке и бежевых брюках с накладными карманами. Видимо, правду говорили, что он со сквибами живет, — пренебрежительно сказал блондин, — мы толком познакомиться не успели, мне потом отец сказал, что это был Лонгботтом. Создалось впечатление, что он о магии только вчера узнал. Про квиддич ничего не слышал, когда я про факультет спросил – сказал, что не знает, куда попадет. Я думал, что уж Мальчик-Который-Выжил однозначно начнет вещать о прекрасном Гриффиндоре, в котором учились его родители, столь героически погибшие в борьбе за Свет!

Драко часто старался подбирать более умные слова в разговорах. Я-то его речь понимал без проблем, но вот Винсент, казалось, всегда долго осмысливал сказанное Малфоем. Да и Грег так же. А меня это веселило. Как выражения лиц Крэбба и Гойла, на которых читалась вся трудность мыслительного процесса, так и фразы: «создалось впечатление», «столь героически погибшие». Причем последнее было сказано действительно по-малфоевски. Слова, восхваляющие героев Света, были произнесены лишь слегка надменным тоном. А так и придраться не к чему. Кому нужно, тот поймет об истинном отношении к этим героям, а кому не нужно – пусть считает, что Малфой уважает этих людей.

— Странно, он должен знать о магии. Не у магглов рос, а у сквибов, — высказал я свое мнение. А сам порадовался, если он о магии не знает, и его ничему не учили, не стать ему действительно сильным волшебником. Таким, как Темный Лорд или Дамблдор. Поздно, в большинстве случаев, в одиннадцать лет обучение начинать. Поздно.

— Это да, — согласился со мной Винсент, — точно странно.

— Говорю же, что мне так показалось. Может быть, он просто скромный и стеснительный, — снова проявил «магию» слов Драко. Похвалил Невилла, и одновременно унизил. Стеснительным быть ведь и хорошо, и плохо. Это как посмотреть, и смотря как сказать эти слова, — А ты уже все купил к школе?

— Нет. Отцу некогда было, — ответил я. Не говорить же, что у нас пока просто нет денег.

— Ты мог бы сходить с нами, почему твой отец не попросил моего? Мы бы тебя с собой взяли, если, правда, некогда, — Драко все понял. У человека, который нигде не работает, а лишь варит дома зелья, времени не мало. А я не Малфой, словами играть не буду.

— Понятия не имею. Ничего, еще две недели до школы, — ответил я, глядя на Малфоя честными зелеными глазами. Не краснеть от того, что я бедный, сын грязнокровки и внебрачный ребенок — умею, кто и когда бы мне об этом не намекал. Я тоже себя уважаю!

Тут к нам подошел Грегори, и мы втроем решили полетать. Вернее, решил Драко, а мы не отказались. И зачем мне Малфои метлу на одиннадцатилетние подарили? Подачки с барского стола… Я ее даже домой не взял, все равно там летать негде. Оставил у Малфоев.

* * *

Вернулись мы с отцом домой поздно. Оба уставшие. Физически я не устал, даже спать не хотелось. Но чувствовал себя паршиво. Трудно улыбаться, когда улыбаться не хочется. Очень трудно. Отец выпил у Малфоев дорогого и хорошего вина, а дома решил выпить дешевого и крепкого огневиски. Я побрел в душ, потом почитал и решил спуститься, посмотреть, как там отец. Наверно, это странно звучит, но я любил, когда отец выпивал. Мы с ним становились… не знаю даже, ближе друг к другу, наверно. Он много говорил, не был таким строгим, как обычно. Я присел в кресло напротив отца. Он смотрел куда-то в сторону.

— Не хочу, чтобы ты ехал в Хогвартс, — сказал он, все так же не глядя на меня, — но так нужно. Мы в жизни часто делаем то, что нужно.

— Почему не хочешь?

— Там всякое может произойти, особенно из-за гриффиндорской «храбрости»! – зло сказал отец, — Это выдумки, Гарри, выдумки! И на факультеты попадают не по качествам, а просто так. Петтигрю, ты его видел два года назад на годовщине свадьбы Люциуса и Нарциссы, – трусливая крыса, а гриффиндорец. Дамблдор – тот еще хитрец, и тоже гриффиндорец. А вот твои приятели – Крэбб и Гойл – попадут в Слизерин, а в них хитрости столько же, сколько ума у тролля.

— А как тогда распределяют по факультетам?

— По желанию. Хочешь в Слизерин – попадешь туда. Иногда желания человека не четко выражены. Например, хочет он найти верных друзей – его отправят в Хаффлпафф. Хочет многому научиться – в Равенкло. Хочет просто в Гриффиндор, не обладая храбростью, просто вся семья там училась — попадет туда. Шляпа – артефакт, обладающей легилименцией, она всего лишь просматривает мысли человека.

Отец замолчал. Скорее всего, я попаду в Слизерин, и, не дай Мерлин, мне попасть в Гриффиндор! Тот факт, что моя мать состояла в этой директорской организации, и боролась против Темного Лорда, уже давно забылся. А вот об отце, отсидевшем полтора года в Азкабане – все знают. И если Малфой может отрекаться от причастности своего отца к Пожирателям, был он под Империо и все тут, то я не могу. И за это отец еще больше ненавидит Дамблдора. Если бы не старик и другие из его отряда певчей птички, Северус Снейп мог бы вообще никогда не сидеть в Азкабане. Проверили бы легилименцией на суде, а мой отец – отличнейший окклюмент и может такие подложные воспоминания сделать, что не отличишь от настоящих! С Веритасерумом было бы сложнее, но и это можно обойти. Отвертелся бы, как другие, сказав, что был под Империо. Но нет, на заседание явился Альбус Персиваль…, не помню как там дальше, Дамблдор, и во всеуслышание заявил, что Северус Снейп был шпионом созданной им организации, но при этом, под конец войны старик сомневался в его лояльности. Ага, человек под Империо переходит на другую сторону! Ненавижу Дамблдора, ох, как ненавижу! Если бы не он со своим признанием в шпионстве, отец бы не знал, что такое отчаяние. А именно его уносят с собой навсегда те, кто побывал в Азкабане. Когда я спросил, как там, в тюрьме, он ответил одним словом – страшно. А если уж мой отец сказал, что страшно, значит там очень и очень страшно!

— Я боюсь, Гарри, за тебя боюсь.

Вот так новость! Отец, оказывается, еще чего-то боится, кроме Азкабана! Хотя если за меня…. Не думает же он, что я в Азкабан попаду?

— Чего именно?

— Многого. Дамблдор может замять любую жестокую шутку, если виноват будет какой-нибудь гриффиндорец, не очень удачно пошутивший. Я уверен. Поэтому мне и страшно тебя отпускать. Мы там чужие, Гарри. Все преподаватели – люди Дамблдора, а почти все слизеринцы — дети тех, кто пусть косвенно, но поддерживал Темного Лорда, а некоторые – дети бывших Пожирателей. В то, что они светлые и добрые, только были под Империо, никто не верит. Нет, правильно, конечно, что не верят, но… Мы оппозиция политике Дамблдора. Очень слабая теперь оппозиция. И если что-то случится…. Самое обидное, что это так же замнут, как один случай в мои школьные годы. А у меня нет ни связей, ни денег, ни власти. Вот я и боюсь за тебя.

— Все будет хорошо, пап, — мне было не по себе от его слов. Мы сильные, мы с отцом со всем справимся.

— Постарайся вести себя незаметно. Ты – все, что у меня есть. Я же говорил, что у меня нет цели в жизни, а если не будет еще и тебя…

Я подошел и обнял отца, а он носом зарылся в мои, еще не до конца высохшие, волосы. Хотелось заплакать, как в детстве. Но я уже большой, и плакать нельзя. Никто и не говорил мне, что жизнь – простая штука. Я уже понял, что она сложная, непредсказуемая и жестокая.

Я положил руки на стол, а голову на руки и в этом положении еще умудрялся смотреть в окно. На платформе стояли отец, мистер Малфой и мистер Гойл, и разговаривали. Крэбба провожала бабушка, и она сразу же аппарировала домой, как только посадила внука в поезд. Люциус что-то сказал, и отец в ответ улыбнулся лишь уголком губ, а Гойл-старший засмеялся. Интересно, мистер Малфой считает их своими друзьями? Или просто общается? Иногда мне кажется, что дружбы вообще нет, и люди между собой просто общаются, потому что должны так делать. Как будто это какая-то обязанность. По крайней мере, для отца так и есть, а как для других – не знаю.

Наконец, поезд тронулся. Мистер Гойл начал махать рукой на прощание своему сыну, а мистер Малфой и отец только кивнули. Я в ответ улыбнулся.

— Нам надо будет найти Лонгботома в поезде, и познакомиться с ним, — сделал, неожиданное для меня, заявление Драко. Я только удивленно приподнял брови, и повернулся в сторону Малфоя, а Грег озвучил возникший в моей голове вопрос.

— Зачем?

— Ну, он национальный герой, это может быть полезным, — рассуждал Драко, — да и интересно узнать, как он жил до этого. Вот как жил Снейп, Крэбб и ты – я знаю. А как он жил – нет.

Может быть полезным, может быть полезным… Любопытно ему просто, вот и все. А я вообще не хотел знакомиться с Лонгботтомом, а тем более искать его по всему поезду. Интересно, конечно, посмотреть, как сложилась бы моя жизнь, будь я Поттером. Но, скорее всего, она никак не сложилась бы. Меня бы просто не существовало. Лонгботтом украл судьбу у Гарри Поттера, а я украл у этого Гарри Поттера жизнь. Получается, как-то так. И бегать за Мальчиком-Который-Выжил точно не входит в мои планы. Но придется пойти. Надеюсь, Лонгботтому объясняли, кто дети Пожирателей Смерти, и с кем не нужно общаться. Тогда он просто выставит нас за дверь, а я посмотрю на оскорбленное лицо Малфоя.

— Драко, давай только не сейчас. Вон Винсент даже уснуть успел, — сказал я, глядя на Крэбба. Он и вправду уснул. Переживал что ли из-за поступления, что ночью не спал. Уже вроде двенадцатый час, не ранее же утро. А притвориться спящим, чтобы не делать то, что не хочешь делать, он бы не сообразил. Из нашей компании так могли сделать только я и Малфой.

— Я и не говорил, что мы пойдем сейчас. Нам весь день ехать, успеем еще. Сейчас мы… — блондин задумался. И мне захотелось уснуть на пару с Крэббом. Обычно Драко предлагал поискать тайные ходы в замке Малфоев или полетать, но в поезде это сделать невозможно. Хотя это было бы действительно весело – летать на метле по коридорам Хогвартс-экспресса.

— Покушаем? – предложил Грег, и я засмеялся. Драко посмотрел на Гойла, как на непроходимого тупицу, каким он, в принципе, и являлся. Но все же Малфой засмеялся вместе со мной.

— Вам лишь бы поспать и поесть. Нет, мы поиграем в шахматы, я их с собой взял.

В шахматы мы с Малфоем играли недолго. Вскоре решено было признать предложение Грега не таким уж и плохим, и действительно поесть. Крэбб еще не проснулся. Ничего, во сне голод не ощущается. Мы достали то, что нам дали в дорогу родители. Малфои, очевидно, решили, что их сын будет ехать в поезде вечность. Или, как обычно, посчитали, что он обязан всех угостить. У меня с собой были бутерброды, конфеты, мандарины, лимонад и чай, который можно разогреть заклинанием.

— А вы знаете, что у грязнокровок считается дурным тоном брать с собой еду, — сказал Драко, доставая из сумки пончики, — у них принято покупать тут драже «Берти Боттс» и шоколадных лягушек. Как будто этим можно наесться. А ехать нам, между прочим, до самого вечера. Я тоже люблю шоколадных лягушек, но если их много съесть – желудок болеть будет, — нравоучительно закончил Малфой.

Я решил подогреть себе чай, и уже даже направил палочку на напиток, но как раз в этот момент в купе зашла девочка с густой каштановой шевелюрой.

— Привет. Вы идете на первый курс? Я как раз ищу в поезде тех, с кем мы будем вместе учиться, — выдала девочка, и заметила у меня в руках палочку, направленную на чай, — О, вы колдуете? Ну и как? Я конечно, уже выучила наизусть все наши учебники – надеюсь, этого будет достаточно для того, чтобы учиться лучше всех. Я взяла из книг несколько простых заклинаний, чтобы немного попрактиковаться, и у меня все получилось. В моей семье нет волшебников, я была так удивлена, когда получила письмо из Хогвартса. Я имею ввиду, приятно удивлена, ведь это лучшая школа волшебства в мире! Да, кстати, меня зовут Гермиона Грейнджер, а вас?

Надо было видеть лицо Драко после слов этой девочки! Наверно, у меня было такое же выражение до того, как я посмотрел на приятеля. Но я — это я, мне можно. А он Малфой, и если уж так гордиться своей чистокровностью и положением семьи в обществе, то должен соответствовать. Долго буду помнить то, что именно грязнокровка повергла в такое состояние Малфоя. Он не знал, что ответить! Грег открыл рот, и так и сидел. А проснувшийся Винсент вообще не понимал, что происходит. Да, это был просто исторический момент! Я спокойно подогрел чай, и снисходительным тоном, позаимствованным у Малфоев, сказал:

— Поздравляю, Грейнджер! Нет, я действительно, искренне рад за тебя. И верю, что ты будешь лучшей ученицей… эээ… Гриффиндора?

— Хочется верить, что я буду в Гриффиндоре. Похоже, это лучший вариант. Я слышала, что сам Дамблдор когда-то учился на этом факультете! Кстати, думаю, что попасть в Равенкло тоже было бы неплохо. А вы уже знаете, на каком факультете будете учиться?

— Слизерин, — сказали в один голос Крэбб и Гойл, а Драко, наконец, пришел в себя.

— Девочка, шла бы ты… будущих гриффиндорцев искать. Им можешь похвастаться, что пару заклинаний выучила, и о родителях рассказать. Нам не интересно, поверь.

Грейнджер смутилась, как-то скомкано попрощалась, и поспешила удалиться. Но выражение лица Малфоя я буду помнить вечно! Драко посмотрел на Крэбба и Гойла, сидящих с почти одинаковыми лицами, потом на меня. Увидел, что я отчего-то повеселел.

— Гарри, может, хоть ты мне объяснишь, что сейчас было?

— К нам зашла грязнокровка, которая будет лучшей ученицей Гриффиндора, а может быть, и школы, — пожал я плечами.

— И потом еще все удивляются, почему наши семьи пошли за Темным Лордом… — изрек Драко, и посмотрел на пончик в своих руках.

Спустя час Малфой все же решил пойти искать Лонгботтома в поезде. Ох, как мне этого не хотелось. Но пришлось. А что я мог сказать? Извините, друзья, но я боюсь? А я, действительно, боялся. Боялся, что увижу Лонгботтома, которого обучали авроры в тайне ото всех, человека с прекрасными перспективами карьеры в Министерстве, хорошо одетого, уверенного в себе… Глупо, да? Наверно, но это бы разрушило мои мечты. Я-то себя люблю! Но мне вообще часто приходится делать то, что делать совсем не хочется, поэтому и поплелся следом за приятелями. В поезде было много наших знакомых. Они у нас, в основном, общие. Встретили Теодора Нотта, видел его пару раз в гостях у Малфоев, Пэнси Паркинсон – видел ее там же, и столько же раз. Были знакомые и из старшекурсников – Амандус Руквуд, Мальсибер и другие. В общем, все дети друзей мистера Малфоя. Драко не сказал им, кого он отправился искать, он делал вид, что решил прогуляться. Не хотел, значит, чтоб знали. И вообще, зачем ему знакомится с Лонгботтомом? Не могу понять.

Наконец, нужное купе мы нашли. В этом самом купе находились двое мальчишек, один слегка полный, темноволосый, другой рыжий, веснушчатый.

— Это правда? В поезде говорят, что в этом купе едет Невилл Лонгботтом. Значит это ты, верно? – обратился Драко к брюнету.

И где это в поезде говорили? Я не слышал. Польстить Малфой решил, не иначе.

— Верно, — кивнул Невилл, и немного покраснел.

— Это Снейп, Крэбб и Гойл, — небрежно представил нас Драко, и мне стало обидно. Мог бы и имена назвать! – А я Малфой, Драко Малфой.

Рыжий прокашлялся, но казалось, он сдерживал смех. Мне бы на его месте, наверно, тоже смешно было. Ну действительно, ситуация какая-то… странная. Зачем мы пришли туда, где нас не ждали?

— Мое имя тебе кажется смешным, не так ли? Даже не буду спрашивать, как тебя зовут. Отец говорил мне, что если видишь рыжего веснушчатого мальчишку, значит он из семьи Уизли. Семьи, в которой детей больше, чем могут позволить их родители, — сказал Малфой. Зачем он это сказал? Если хочет действительно подружиться с Лонгботтомом, то зря так говорит о его приятеле.

— Ты, наверняка знаешь, что в нашем мире ценится чистота крови. Тебе, Лонгботтом, не обязательно общаться с теми, кто ее не ценит. Они недостойны твоей дружбы, — сказав это, Драко протянул руку Невиллу, а тот как-то испуганно на нее посмотрел.

— Он сам может понять, с кем ему дружить, а с кем нет, — если рыжий хотел сказать это уверенно, и произвести впечатление, то у него не вышло.

— На твоем месте я был бы осторожнее, — произнес Малфой, не обращая внимания на слова рыжего, - Если будешь общаться с отребьем вроде Уизли, тебе же будет хуже. Закончишь так же, как твои родители.

Чего добивался Драко, я понять не мог. Хотел настроить Лонгботтома против себя? Тогда у него отлично получилось! Малфой не дурак, хоть и слишком высокомерный. Не мог он просто так наговорить кучу гадостей, рассчитывая на дружбу. Теперь о цели визита в это купе я вообще ничего не понимал. Надо будет спросить.

Дальше началось вообще представление. Рыжий вскочил и покраснел так, что я даже не думал, что люди могут быть настолько красными. Драко сказал еще немного гадостей про семью Уизли, и рыжий бросился на Малфоя с кулаками. Но Крэбб его остановил, толкнув обратно на сидение.

— Идемте, нам тут больше нечего делать, — сообщил Драко, Винсент и Грег сразу же развернулись.

Я тоже вышел из купе и уже сделал два шага, как услышал слова Уизли: «Все они дети Пожирателей Смерти – сторонников Сам-Знаешь-Кого. Смогли как-то отвертеться от тюрьмы, сказали, что Сам-Знаешь-Кто их околдовал. Только отец Снейпа не смог, он в тюрьме где-то два года провел». Слова заставили меня остановиться и снова заглянуть в купе. Просто так.

— Если ты умный, а не такой, как Уизли, то поймешь, что все в жизни сложнее, чем он думает, — я указал кивком на рыжего. — А если не поймешь, то…

Зачем это сказал — не знаю. И зачем вообще вернулся в это купе – тоже. И предложение я не закончил не потому, что хотел, чтоб Лонгботтом сам догадался, что именно « то». Просто сам не знал, что будет, если он не поймет. И даже не знал, что именно он понять должен. Но судя по лицу Невилла, да и рыжего, слова эффект произвели. Ну, еще бы! Сказал ведь их так, как говорил отец, когда я делал какую-нибудь глупость. Произнес я эту короткую и ничего не значащую фразу тихо и медленно, скрестив руки на груди, и со злорадной ухмылкой на лице. В исполнении отца – это выглядело всегда эффектно. Может, так и говорят эффектные фразы? А смысл и не важен вовсе? Я ухмыльнулся еще шире, глядя на лица двух будущих первокурсников, и побежал догонять Драко, Грега и Винсента.

— Драко! На кой Мерлин ты с ними поругался?

— Я расставил приоритеты, — важно ответил Драко.

Приоритеты? Какие еще приоритеты? Кажется, это я сказал вслух.

— Жизненные. Они – наши враги. А я не хочу унижаться и делать вид, что безумно счастлив, видеть национального героя, Дамблдора и остальных.

Мы зашли в свое купе. Винсент, который не поел с нами вместе, достал свои бутерброды и шоколадных лягушек. Правильно, их тоже можно с собой взять. В поезде их из магазина перепродают, значит, они тут стоят дороже. Правда, полагал, что это логика моего отца, чтобы сэкономить деньги на что-то важное. Не думал, что у мистера и миссис Гойл такая же логика. Они же не бедные.

Хотя, увидев старую мантию Уизли, я решил, что у меня все не так уж и плохо. Мантии у меня все новые. И не только мантии, но и рубашки, брюки, ботинки. И все, кстати, далеко не самое дешевое. Видимо, отец много денег за то зелье получил. А что это было за зелье, я так и не узнал. Вроде как, маленький еще.

— Ты видел у Лонгботтома жабу? – спросил Винсент, с набитым ртом.

— Жабу? – удивился я, — Я думал, их уже никто не держит.

— Их и не держат. Только отцу удалось узнать о жизни Лонгботтома. Он же в Попечительском совете Хогвартса, — с гордостью произнес Драко. — Невилл жил у родной тети своей бабушки. Она сквиб, а муж ее – маггл. И им по девяносто лет. Вот они и решили порадовать правнука питомцем по старой привычке. В годы юности миссис Райтсон – так, кажется, зовут эту дальнюю родственницу Лонгботтома, жабы были весьма популярны.

— Я как-то слышал рассказ твоего отца, — припомнился старый разговор в гостиной Малфоев, — он же на одном курсе с Фрэнком Лонгботтомом учился. Так вот, по словам мистера Малфоя, учился отец Невилла до пятого курса очень слабо, а все оттого, что свою мать до жути боялся. Она только и умела, что в пример приводить более успешных родственников, и говорить, что ее сын – ничтожество, по сравнению с ними. В общем, странный подход к воспитанию. Твой отец тогда сказал, что Дамблдор должен быть благодарен Лестрейнджам. Если Лонгботтома не бабка воспитала, то может и выйдет из него толк.

Малфой усмехнулся, и взял у Винсента шоколадную лягушку. Оставшийся путь мы снова пытались играть в шахматы, снова поели, снова поговорили. Вспоминали смешные истории. Как Грег нелепо с метлы упал, как меня малфоевский павлин за ногу укусил. Больно тогда, между прочим, было.

* * *

Наконец, эта ужасная дорога подошла к концу. Слышал, как-то взрослые возмущались наличием маггловского паровоза, везущего детей в Хогвартс. Сейчас я был с ним абсолютно согласен. Ведь можно было аппарировать в Хогсмид, добраться с помощью портала или каминной сети, а не ехать целый день! Поезд этот появился в начале двадцатого века, когда грязнокровки стали занимать почти равное положение с чистокровными.

Встретил нас огромный человек, как представил его Малфой – Хагрид. Блондин так же добавил, что он тупица, и работает кем-то вроде дворника в школе. Старшекурсники побрели к каретам без сопровождения, а нас Хагрид повел к лодкам.

Все-таки я открыл рот, когда увидел Хогвартс. Затем второй раз открыл рот, когда увидел привидений в таком большом количестве — у Малфоев в особняке было только одно привидение, и в третий – когда увидел потолок в Большом зале. Все-таки одно дело, когда слушаешь рассказы, а другое – увидеть все своими глазами. Наверно, спустя пару дней привыкну, и потолок будет казаться обычным, замок просто большим, а приведений вообще перестану замечать.

Декан Гриффиндора – МакГонагалл, которая занимала эту должность еще в школьные годы отца, стала называть фамилии первокурсников, и я заскучал. Фамилия моя не в начале списка. Если я, ожидая распределения, скучаю то, что же чувствует старшекурсники? Судя по лицам – вселенскую тоску… а нет, не так. Мировую скорбь!

Гойл ожидаемо отправился в Слизерин, Крэбб – туда же. Та девочка из поезда — Грейнджер, попала в Гриффиндор, как и мечтала. Лонгботтом тоже в Гриффиндор, хотя Шляпа и задумалась надолго, оказавшись у него на голове. Над тем, куда отправить Малфоя она не раздумывала. И, наконец, Гарольд Северус Снейп поступил в Слизерин. Говорят, некоторым Шляпа что-то предлагает, советует. Мне она не сказала ничего, только выкрикнула название факультета. Прав был отец, отправляет она всех туда, куда они хотят. Хитрости во мне не много, мне бы в Равенкло, если Шляпа действительно бы по качествам распределяла. Ну да ладно, в Равенкло делать нечего, там знакомых почти нет.

Я посмотрел на преподавательский стол. Все учителя были старше отца по возрасту, скорее всего, они же его и учили. Кроме двоих. Один из них был в странном фиолетовом тюрбане. По виду — ровесник отца. Другой был совсем молодым. Сидел он со скучающим видом, и рассматривал свои ногти. В простой черной мантии, с укороченными рукавами, с правильными чертами лица и русыми волосами.

— Это профессор Гиббон, Кристофер Гиббон, — Драко заметил на кого я смотрю, — наш декан. Преподает зельеваренье.

— Сколько ему лет? – я сомневался в компетентности такого молодого преподавателя. Выглядел он не старше двадцати двух.

— Двадцать шесть, вроде бы. Его взяли на работу, когда ему было восемнадцать. Найти кого-то, из окончивших Слизерин, на должность преподавателя вообще тяжело, а если Дамблдор еще хотел быть уверенным в том, что человек не поддерживал идеи Темного Лорда…

— Взял того, кто из-за возраста не мог быть соратником Лорда? Ну, логично, — ответил я.

— Да, так он и сделал. Самих Пожирателей ведь было не так много, — шептал Драко тихо, чтобы к нам не начали прислушиваться, — но тех, кто его поддерживал – больше. Родители Пэнси, например, Пожирателями не были. Но ее отец работает в Отделе магических происшествий в Министерстве, и иногда помогал Темному Лорду. Получается, что вычислить тех, кто пусть косвенно, но был на нашей стороне – трудно. Вот директор и решил взять восемнадцатилетнего мага на работу. Ведь на момент падения Темного Лорда он еще даже школу не окончил.

— Он хоть учить умеет? – нет, лучше моего отца в зельях никто не разбирается, я уверен! А о низком качестве образования в Хогвартсе в последние годы только и говорят.

— Сестра говорит, он хороший преподаватель, — вмешался в разговор Крэбб, сестра которого училась на четвертом курсе.

Вот так и получилось, что мы нагло прослушали приветственную речь директора. Заметил ли он? Наверно, да. Когда я оглянулся на Дамблдора, наши с ним глаза встретились. И в них был… интерес? А, ну да. Он-то знает, что я неудавшийся герой пророчества. Еще сравнивать с Лонгботтомом начать может!

Мне казалось, что с этого дня все изменится. Но изменилось место, меню, изменились преподаватели, которые в большинстве случаев были хуже моего отца, выполняющего роль моего личного учителя многие годы. Но жизнь почему-то не изменилась. Я так же общался с Драко, Грегом и Винсентом. Так же мечтал. Так же ложился спать и просыпался. Так же не чувствовал, что тут мое место, как не чувствовал этого в доме Малфоев. Все вокруг изменилось, а внутри, в душе – нет.

Преподавались некоторые дисциплины просто ужасно. Например, Защита от темных искусств и Астрономия. На последней я вообще боялся уснуть! А вы, лежа на мягком ковре, разглядывая в полночь звезды, не уснули бы? Отец мне сразу сказал, что Защиту вообще как дисциплину в расчет брать не стоит. Самая эффективная защита от темных искусств может быть только с использованием самих этих искусств. В пятницу должно было состояться зельеваренье. С гриффиндорцами. На других факультетах Гиббона недолюбливали, хотя, сколько раз я его видел в коридорах, он всегда был предельно вежлив со всеми студентами.

* * *

Первокурсники столпились перед кабинетом зельеваренья задолго до звонка на урок. Слизеринцы просто были пунктуальными, а гриффиндорцы не хотели опаздывать на урок декана нелюбимого факультета.

Профессор Гиббон пришел незадолго до звонка. Одет он был, казалось, в ту же черную мантию, что и на праздничном ужине. Короткие или очень узкие рукава мантии для зельевара – показатель профессионализма. У отца таких мантий полно. А вот наши школьные были непригодны для урока, а то мало ли, рукав еще попадет куда не следует, и вся работа коту под хвост. Но тут, в Хогвартсе, как будто всем было все равно, чему учить и как учить. Я был единственным в мантии с короткими рукавами. Специально для урока зелий купил себе такую.

Учитель так любезно улыбался, что вообще было непонятно, как его может кто-то недолюбливать. Выглядел он вполне добрым, даже каким-то простым.

— Мой предмет – зельеваренье, является одним из основных в курсе обучения юных магов. Некоторые полагают, что его не стоит считать обязательным, — мило улыбаясь во все тридцать два зуба, говорил Гиббон, — ведь все необходимые лечебные зелья можно купить в аптеке, да и способности к этому предмету есть лишь у совсем немногих. Но, разве вы хотите быть обманутыми продавцом аптеки? Разве вы хотите быть отравленными? Или предпочтете научиться отличать яд от Укрепляющей настойки? Это сейчас мы живем в мирное время, но ничто не вечно.

Его речь перестала сочетаться со слегка глуповатой улыбкой. Говорить о том, что кто-то может быть отравлен, улыбаясь…. И почему все его внимательно слушают? Не выглядит он человеком, способным так держать дисциплину в классе, но держит! Даже мне речь понравилась бы, если бы не противная улыбка.

— Я не ставлю своей целью обучить вас сложнейшим зельям. Но знать необходимый минимум о зельях вы обязаны! Может быть, кто-то удосужился пролистать учебник перед поступлением?

Руку подняла та самая гриффиндорка Грейнджер. Ну, конечно, кто еще мог прочитать учебники? Вот оно мне надо, летом их читать! Тем более, купили мне их за неделю до школы.

— Мисс? – поднял брови Гиббон, глядя на гриффиндорку.

— Грейнджер, — ответила девочка.

— Когда отвечаете, будьте любезны, вставать. Чтобы вас все видели, — с вежливой улыбкой объяснил правила поведения молодой профессор, — Сегодня мы будем готовить одно из самых простых зелий, которое залечивает фурункулы. Мисс Грейнджер, скажите, какие ингредиенты входят в состав этого зелья?

— Крапива, змеиные клыки, иглы дикобраза и слизь флоббер-червей, — отрапортовала девочка бодрым голосом.

— Отлично. Пять баллов Гриффиндору. А кто мне скажет, в каких еще зельях используются иглы дикобраза?

Руку снова подняла Грейнджер. Нет, я тоже, конечно, знал. Но зачем мне на стуле с поднятой рукой прыгать, и к собственной персоне внимание привлекать? Зелья и так сдам на «превосходно», у меня к ним наследственные способности. Не может быть по-другому, и отец и мать – отличные зельевары. Насчет мамы я не сильно уверен, знаю только по рассказам, но на практику в клинику Святого Мунго просто так не берут ведь. Все целители в зельях хорошо разбираются, даже если свои собственные не составляют.

— Ну что, кроме мисс Грейнджер никто не хочет блеснуть своими знаниями? – Гиббон все улыбался.

Но блистать знаниями никто не желал. Уверен, большинство слизеринцев вспомнили хотя бы по одному зелью с иглами дикобраза, но не принято на этом факультете руки поднимать. Спрашивают – отвечай, не спрашивают – сиди и слушай. Воспитание, наверно, такое. Грейнджер уже привстала на месте, как будто думала, что профессор ее не замечает.

— Мисс Грейнджер, присядьте, пожалуйста. Вижу, что вы знаете, но мне платят зарплату за то, чтобы я учил всех, а не некоторых. И нет ничего постыдного в том, что на первый курс поступают те, кто ничего еще не знает. А если вы уже все выучили, то у нас есть возможность сдавать экзамены экстерном. Раньше у магов домашнее обучение было популярным. Мне кажется, вам бы оно подошло. Полагаю, такой умной девушке будет скучно на уроках.

Гермиона зарделась от похвалы, а несколько слизеринцев ухмыльнулись. Я постарался эмоции не проявить, но не знаю, получилось ли у меня. А Гиббон не так прост, как кажется! Стало ясно, за что его недолюбливают. После этого заявления некоторые гриффиндорцы нахмурились. Ведь понятно, что Грейнджеров в числе магических фамилий не значится, и слова профессора были намеком на то, что она грязнокровка. Какое домашнее обучение? Кто ее учить-то будет? Уж не у Люциуса Малфоя Гиббон учился говорить так, что понимают лишь те, кому нужно?

Далее мы варили то самое зелье от фурункулов. Бессмысленное, кстати, зелье. Есть более сложное — с добавлением цинка, которое помогает от всякой кожной гадости. Отцовское изобретение, между прочим. Он для больницы его часто готовит. Под конец урока Лонгботтом умудрился взорвать котел. Как?! Вот как в таком простом зелье можно было допустить ошибку?

— Вы, очевидно, положили иглы дикобраза не вовремя, мистер Лонгботтом. Мне очень жаль, но минус двадцать баллов с Гриффиндора. Нужно быть внимательнее, — с милой улыбкой снял баллы Гиббон, — можете идти в Больничное крыло.

В общем, профессор зельеваренья мне не понравился. Не люблю я людей с такой милой улыбкой на лице, и ножом за спиной. А Гиббон, казалось, был из таких. Интересно, если ему доведется убивать, он так же глупо улыбаться будет?

* * *

На первом уроке полетов Невилл свалился с метлы, и мадам Хуч повела его в Больничное крыло. Драко смеялся, Уизли старался заступиться за приятеля, а я молчал. Я тоже с метлы падал, когда учился. Если он до этого никогда не летал, что здесь такого? Мог и упасть! Смеяться мне над ним сейчас нельзя в любом случае, не дай Мерлин Малфой еще мои падения припомнит.

Вспомнился первый полет на настоящей, а не игрушечной метле. Я тогда боялся подняться выше, чем на два метра, а Драко кричал свысока, что я трус. Мне было пять лет. Попытки Малфоя заставить меня взлететь выше, успеха не возымели, и он подлетел ко мне, схватил за древко метлы и потянул вверх. Ну, метла выше поднялась, а вот я метров с трех с этой метлы скатился. Ко мне тут же подбежала Нарцисса, которая наблюдала за детьми из окна гостиной. Сейчас понимаю, что она всегда делала вид, что дает свободу Драко с раннего возраста. Он с трех лет мог один бродить по саду, и не знал, что его мать внимательно следит за сыном из окна.

Женщина подхватила меня на руки и побежала в дом. Драко, опустив голову, чувствуя свою вину, плелся следом. И молчал. Тогда мне казалось, что он действительно меня жалеет. Может быть, так и было? Меня уложили в одной из гостевых спален, и Нарцисса гладила меня по волосам, успокаивала, пока домовик отправился на поиски моего отца. Я запомнил эти нежные женские руки, и запах. От миссис Малфой пахло кофе и какими-то смутно знакомыми цветами, а какими именно, так и не вспомнил. В тот момент я впервые по-настоящему позавидовал Драко. У него была мама, такая заботливая и любящая, которая хотела казаться холодной, но не была такой.

Я тогда отделался ссадиной на локте и вывихом стопы. Драко отделался строгим выговором о недопустимом поведении, и двухнедельным запретом на полеты. Наверно, из-за этого он и перестал жалеть меня, и начал жалеть себя. Свое горе, то есть запрет полетов, ближе, чем мои стопа и локоть. Это сейчас мне понятно, а тогда о таком еще не думал. Наверно, не умел. Но в тот момент, я был даже немного счастлив, когда Нарцисса Малфой меня успокаивала. Отец так не умел. Он меня любит, я знаю. Но он бы просто вылечил стопу, смазал мазью локоть и отправил бы спать. Без лишних слов и действий.

Хэллоуин мне запомнился по двум причинам. Первая – во время праздничного ужина, на котором я сидел с кислым лицом, и слушал возмущения Драко, по поводу снятия МакГонагалл с него баллов из-за разговоров на уроке, в Зал вбежал Квиррелл. С перекошенным тюрбаном, весь какой-то потрепанный, он сказал, что в подземелье пробрался тролль. Мне стало интересно, как он мог проникнуть в школу. Не через главные же ворота пошел. Тут директор объявил, что старосты должны увести всех студентов в гостиные. Его заявление вызвало недоумение. Ну, у меня точно. Вот чем гостиные, где студенты будут находиться без учителей, безопаснее Большого зала? Про наши подземелья я вообще молчу. Гиббон посмотрел на Дамблдора так, будто у него возникло большое желание покрутить пальцем у виска, чтобы показать все свое мнение о директоре. И, ну надо же, я был с ним полностью согласен. Может быть, отец про подобные гриффиндорские шутки рассказывал? Директор пошутить решил, подумаешь, тролль в подземелье, там же, где и наши спальни. Это же наверно так весело, если кто-то из слизеринцев встретит чудище!

Вторая причина была забавной и грустной одновременно. Оказывается, мой организм не переносит тыкву в таком количестве, как было на праздничном ужине. Смешно, конечно. Но вот в туалет всю ночь бегать мне было как-то совсем не весело. Я теперь на тыкву смотреть не могу! А у нас на завтрак всегда тыквенный сок.

Но панику в Большом зале я запомнил. Шикарное зрелище! Все, после того, как Квиррел сказал, что в подземелье находится тролль, со своих мест повскакивали, младшекурсники кричать стали. Как будто тролль за их спинами стоит. Грег, когда вставал, задел Драко. Наверно, больно задел. Малфой так отменно ругался на Гойла, что я даже рот открыл от удивления. И откуда, только он, со своим аристократическим воспитанием, такие слова знает? Профессор Гиббон, игнорируя заявление директора, сказал всем слизеринцам оставаться на своих местах. Ну, мы и остались, а я наблюдал. Наблюдал за тем, как староста Гриффиндора, судя по цвету волос и физиономии – Уизли, своим тихим голосом пытается перекричать визжащих первокурсников. Как хаффлпаффцы толкают другу друга, пытаясь первыми оказаться у выхода, и в итоге, создают пробку. Крик, перекошенные лица, инстинктивные и непродуманные действия – это так красиво! Наверно, это ненормально – восхищаться паникой?

Утром следующего дня по школе расползлись слухи, будто младший Уизли, то ли убил, то ли оглушил, тролля. До нас эти слухи донесла Пэнси Паркинсон, которая сказала, что он убил животное Вингардиум Левиосой!

— Левиосой? – удивленно переспросил Малфой. Я тоже был удивлен.

— Так говорят, — пожала плечами Пэнси.

— Да у него талант! Он бы еще чары щекотки на тролля наслал, — высказал я свое мнение.

— Это не талант, Снейп, это везение. Эти понятия часто путают. Вот Лонгботтому повезло выжить, а теперь его многие талантливым волшебником считают, — изрек Драко таким тоном, будто в жизни лучше всех на свете разбирается, и учит нас, неразумных детишек, мудрости. Тоже мне, философ нашелся!

— Завидуешь, Драко? – решил я позлить Малфоя.

— Завидую? Снейп, ты с ума сошел? Чему завидовать? Тому, что на него первые дни все пальцем показывали, как на интересное животное в зоопарке? Или тому, что он у сквибов рос, и теперь владелец жабы? А, может быть, тому, что у него зелья не получаются и он с метлы падает?

Понятно, значит, завидует. Не жабе, конечно, и не его испорченным зельям. А его славе, тому, что его все боготворят. Ну а что? Не только мне свойственна зависть. И Малфой, у которого есть, казалось бы, все – положение в обществе, деньги, чистокровность, тоже завидует. И кто посчитал это чувство плохим? Зависть формирует наши планы, цели в жизни. Ну, по крайней мере, я так считаю.

* * *

Ранним субботним утром гостиная Слизерина опустела. Не все, конечно, но очень многие студенты отправились домой. Те, кто был приглашен на день рождения Нарциссы Малфой. Он был пару дней назад, но взрослые посчитали, что лучше перенести празднование на выходной. Многие друзья семьи Малфоев работали в Министерстве, а идти после работы куда-то – не самая лучшая идея, да и званые ужины без детей не принято устраивать. Люциус через Попечительский совет добился разрешения, чтобы ученики могли на один день покинуть школу.

И сейчас студенты, под взглядом, как обычно, улыбающегося Гиббона, по очереди брали летучий порох в руки и перемещались в свои дома. Все мы увидимся сегодня вечером, а пока, дома, переоденемся, покушаем и проведем время с семьями. Я решил пойти последним, не хотел называть свой адрес при всех. Не то, чтобы стыдно, адрес гостиной был вполне приличным – Дом Снейпов. Но я сейчас должен был переместиться в свою комнату. На общем камине пароли менялись каждую неделю – отцовская подозрительность. Поэтому вариантов у меня не было. Наконец, последняя студентка, дочь убитых Роули, вошла в камин. Старший брат этой девочки – Торфин, кажется. Вот вдвоем они и живут. Родителей их, вроде бы, аврор Грюм убил. А вообще, какая разница. Приглашают их к Малфоям по традиции, как детей старых приятелей. По возрасту, они быть друзьями Малфоев не могут. Наконец, я взял порох, посмотрел на Гиббона, вошел в камин, и произнес:

— Комната злого Принца, — последнее, что я увидел – веселые глаза декана. Надо будет поменять адрес, а то у меня настроение, видимо, плохое было, когда его придумал. Может, действительно, тогда был злой? Уже не помню.

В комнате было пыльно. Ну да, кому ее убирать, когда я в Хогвартсе. Шторы задернуты, на полу лежит какая-то книга. Кажется, отец сюда и не заходил.

Собственно, отца я обнаружил в лаборатории. Он переливал какое-то зелье в хрустальный флакон.

— Привет, что это? – кивнул я на зелье.

— Феликс Фелицис, в подарок Нарциссе, — ответил он.

Я заглянул в котел, осталось ли там что-нибудь для меня. Тоже хочу удачу! Отец ухмыльнулся, глядя на мои действия.

— Остальное на продажу, — сказал он и стал разливать остатки в обычные, стеклянные флаконы, — Я ничего не готовил, в Дырявом котле поедим. Нам все равно нужно в Косой переулок.

— Зачем?

— Ну, если ты хочешь пойти к Малфоям в короткой парадной мантии, то можем не ходить.

Нет, в короткой мантии идти я точно не хочу. Хотя, до этого как-то и не думал, что мог подрасти за это время.

— Пойду, переоденусь, — не в школьной мантии же по Косому переулку гулять. Есть у нас, конечно, фанаты Слизерина, кто и шарфами зелено-серыми обвязывается, и галстуки школьные даже на каникулах носит. Но я не в их числе.

Я достал из сундука ту самую мантию, в которой в августе был в гостях у Малфоев. Она, по-прежнему, была самой приличной. Школьные мне новые купили, а вот обычные – нет. Переоделся, спустился в гостиную. Отца еще не было. Подошел к зеркалу, отражение, как обычно, меня не радовало. Бледный ребенок во всем черном. Эх, как бы цвет глаз изменить? Зеленые глаза с моей внешностью не сочетаются.

— Опять любуешься? Если ты уже насмотрелся на себя любимого, мы можем идти.

— Ты бы знал, сколько времени Драко перед зеркалом по утрам проводит, когда волосы укладывает!

— И знать не хочу.

В Дырявом котле было довольно шумно, несмотря на утро. Суббота все-таки, выходной у людей. Как обычно, толпы разнообразных волшебников. Даже один слизеринец с родителями, который, так же как и я, только что покинул Хогвартс.

— Я буду суп с фрикадельками, и курицу. А пить, что угодно, лишь бы не тыквенный сок!

— Мы не будем здесь есть, — произнес отец, с какой-то ненавистью или, точнее, брезгливостью — тут грязь.

— Грязь? – я проследил за его взглядом. Тем временем та самая «грязь» нас заметила, ухмыльнулась, и встала из-за стола.

— Чета Снейпов… какая встреча.

Отец подошел ближе к человеку.

— Когда-нибудь, я убью тебя, Поттер, — сказал он тихо и спокойно, таким же тоном, каким объяснял мне составы зелий — просто как что-то само собой разумеющееся, и при этом презрительно окинул «грязь» взглядом, — И ты это знаешь.

Так вот он какой, этот Поттер! Я тоже внимательно посмотрел на человека. Насчет «грязи» отец не ошибся. На нем были грязные и очень старые ботинки, потрепанная серая мантия с пятнами и дырками, и нелепые круглые очки. Волосы спутанные, половина из них уже седые. И перегаром от него несло за версту!

— Да хоть сейчас! Мне не жалко! – развеселился Поттер. — Только вот ты трус, ты боишься, — после этого он повернулся ко мне, — А ты знаешь, что твоего папу в школе называли Нюниусом. А ты тогда, получается, Нюниус младший! – мужчина рассмеялся.

— Я убью тебя, когда придет время, — уже зло прошептал отец.

— Ага, когда рак на горе свистнет, — сказал подвыпивший Поттер, но одновременно с ним за нашими спинами раздался другой голос:

— И сразу же попадешь в Азкабан, уж поверь, я это устрою.

Мы с отцом одновременно оглянулись, а я, наверно, даже приоткрыл рот. Перед нами стоял глава аврората собственной персоной. О его назначении на эту должность в прошлогодних газетах писали много. Как же, герой войны, который награжден орденом Мерлина второй степени. Ему прочили карьеру министра. Сейчас он был в дорогой темно-бордовой мантии, руки сложены на груди, на мизинце кольцо с черным камнем, волнистые волосы до плеч и смеющиеся глаза.

— Сириус, что бы Поттер без тебя делал, — ехидно отозвался отец, и я начал им еще больше гордиться. Таким тоном разговаривать с чиновниками! – Сколько раз ты его из передряг вытаскивал, даже припомнить трудно. У него, должно быть, долгов жизни перед тобой больше, чем у меня лет за плечами.

— И как жаль, что все эти годы за твоими плечами, ты провел не там, где тебе положено. Но если ты попытаешься сделать то, что только что пообещал сделать, я это мигом исправлю.

— Не попытаюсь, Блэк, а сделаю – это разные понятия. Но все в свое время, а ждать я умею. Мы все умеем, — отец еще раз окинул презрительным взглядом Поттера, и повернулся ко мне, — Идем.

И мы вышли в Косой переулок. Отец был злой. Ну, еще бы ему не быть злым! Даже я был злым и теперь полагал, что все-таки адрес камина у меня стоит правильный. Понимаю, как он хочет отомстить за смерть моей матери. И я хотел, пусть и не любил ее. Но с такими покровителями, как глава аврората, Поттеру жить еще долго. И что там за передряги…

— Отец, а откуда его этот Блэк вытаскивал, ты что-то там говорил… — разговаривать с отцом, когда он в таком настроении опасно, но что поделать. Я ведь потом забуду спросить.

— Откуда только не вытаскивал, сидеть бы ему в Азкабане безвылазно. А, может быть, подох бы он в какой-нибудь подворотне, если бы не помощь Блэка. Идем в кафе-мороженое, я есть хочу.

Вот так, из-за Поттера у меня на завтрак было мороженое, вместо супа с фрикадельками. Хоть какая-то от него польза, мороженое я люблю больше. И, наконец-то, сок был апельсиновым, а не тыквенным!

* * *

В новой мантии я себе не нравился. Казалось, будто уменьшенный вариант маггловского пастора вышел из церкви прогуляться. Черная длинная мантия, белый воротник рубашки... еще крест повесить на шею осталось. Шутки ради, конечно, можно было бы, но Хэллоуин уже прошел, и я иду на день рождения Нарциссы Малфой, а не на карнавал. Отец подошел ко мне, поправил воротник рубашки, и ухмыльнулся. Вот, даже ему весь этот парадный костюм кажется нелепым! Хотя, уверен, что так многие будут одеты. А мадам Малкин предлагала купить зеленую мантию, под цвет глаз. Ха! Она бы еще отцу такое предложила. А что? Под цвет глаз сына! Он бы был сегодня в центре внимания, и все бы рты пооткрывали, увидев Северуса Снейпа в зеленом.

Мы вышли из камина в такой, привычной мне, гостиной особняка Малфоев. Гостей уже собралось прилично, краем глаза я увидел Пэнси и Драко, о чем-то разговаривающих в другом конце зала. Отец скромно поздравил Нарциссу, я вообще молчал. Никогда не знал, как поздравить человека так, чтобы не быть банальным. А если не знаешь, лучше просто улыбнуться, чтобы не сказать какую-нибудь глупость.

— Гарри, где-то тут были Пэнси, Драко и Теодор, — Нарцисса огляделась в поисках детей, — а вон они, только что вышли в зимний сад.

И почему она считает, что как только я прихожу сюда, моей мечтой является встреча с Драко и другими детьми. Я их только сегодня утром в школе всех видел, соскучиться бы точно не успел. Но зимний сад Малфоев я люблю. Единственное место в этом огромном доме, где мне уютно. Даже не знаю почему, вроде растения не люблю, но там как-то дышится легко. Может быть, оттого, что помещение является новой пристройкой к особняку, сделанной по заказу Нарциссы? Тут не чувствуется многовековая история древнего чистокровного рода, мощь всех поколений Малфоев, которой пропитаны стены каждой комнаты, старинная мебель, множество портретов, на которых почти всегда изображены блондины — фамильная черта семейства. А, может, причина в том, что там нет ощущения, что я нахожусь в музее, а не в жилом доме.

— Привет, — поздоровался я с одноклассниками, входя в зимний сад.

— Виделись уже, — отозвалась Пэнси.

Теодор Нотт усмехнулся. У Паркинсон не было всех этих аристократичных заморочек, может быть, поэтому с ней и общались многие. Даже я сейчас улыбнулся ей за такой простой и искренний ответ. Малфой, наверно, чтобы подчеркнуть простоту Пэнси, а, может быть, просто так, по привычке, чинно кивнул мне. Захотелось рассмеяться.

— Так здорово, что мой отец — член Попечительского совета. Иногда полезно выбраться из замка, без его связей нам бы не позволили это сделать. Будто школой у людей вся жизнь ограничивается.

— Да, Драко, здорово. Я, наконец, сегодня, нормально позавтракал. Без тыквенного сока! — я искренне полагал, что хотя бы ради этого стоило выбраться из школы.

— Надо будет скоро вернуться в гостиную, там музыка будет, — сообщил Малфой.

Не люблю весь этот цирк. Снова вначале танцуют дети, а взрослые будут на нас смотреть. Свобода наступит только после совершения этого светского обряда, как я его называю. Если кто-то думает, что жизнь в обществе таких богатых аристократов, как Малфои интересна, то он очень ошибается. Все однообразно. Одни и те же люди, одни и те же традиции, только наряды и еда – всегда разные. Но не велика радость от этого. Мне так вообще все равно.

Мы посидели еще немного в зимнем саду, где Пэнси порывалась сорвать себе розу, чтобы позлить Драко, и вернулись в гостиную. Людей было много, но в лицо я знал всех. Отец как-то заметил, что волшебный мир отличается от маггловского разнообразием. Толпа гостей Нарциссы Малфой была тому живым примером. Некоторые девушки в пышных открытых платьях, некоторые – в строгих мантиях. Мужчины так же, кто-то просто в черных парадных костюмах, кто-то в цветных. Многие, как и я, похожи на священников. Самый настоящий цирк, ей богу.

Драко пригласил на танец Пэнси, я – Асторию Гринграсс. Танцевать я ненавидел, но что поделать. Не закатывать же мне тут истерику по этому поводу. Отец мне потом такую выволочку устроит за неподобающее поведение, что пойду-ка лучше потанцую. Наверно, мы с Асторией смотрелись забавно. Я – весь в черном, с черными волосами, она – в белом платье, русоволосая и голубоглазая. А, может быть, даже не забавно, а красиво. Я же со стороны не смотрел, не могу судить. Все остальные дети были какими-то цветными пятнами. Драко в светло-синей мантии, Пэнси – в фиолетовом платье, Гойл и Крэбб, правда, были в черном, но они не танцевали. Даже не знаю, умеют ли они. В любом случае, по какому-то странному стечению обстоятельств девушек-волшебниц рождается меньше, даже если по студентам Хогвартса судить. В Слизерине на первом курсе три девочки и шесть мальчиков. Да и на других факультетах примерно так же. Кстати, интересно, почему? Но в любом случае, Грегу и Винсенту пар не хватило, как, впрочем, всегда.

Наконец, весь этот балаган закончился. Взрослые мило улыбались, глядя на своих детей. Кроме моего отца, разумеется. Он вообще с мистером Ноттом о чем-то разговаривал. Ну, действительно, что ему на меня смотреть, а то он как будто никогда своего сына не видел. Отчего-то было противно… Я когда-нибудь смогу делать то, что нравится мне? Хотя, что мне нравится? Читать, бродить по замку Малфоев – единственное занятие в их доме, которое я люблю, несмотря на то, что тут немного неуютно, в их доме столько всего интересного, мечтать, есть пирожные и пудинги... Да это все я итак делаю. Неправильно мысль сформулировал. Надо – когда я смогу не делать то, что мне не нравится? Вот, так лучше.

Я присел на диван, тут же рядом появился домовик с напитками, соки на одном подносе, спиртное – не другом. Хотел по-тихому взять шампанское, так домовик это заметил. Сволочь! Пришлось пить лимонад.

— Скучно здесь, тебе так не кажется, — спросила Астория, которая зачем-то села рядом со мной.

— А я думал, что мне одному скучно.

— Надо найти Драко, пусть он что-нибудь придумает. Это же его дом!

— Ага, можно.

— Тогда идем.

— Идем, — я со вздохом поднялся с дивана. Малфой сейчас как придумает что-нибудь, и мне мое место на диване покажется раем.

Пока искали Драко, заметил в толпе отца. Он о чем-то беседовал с Нарциссой. Какая же она красивая в этом шелковом сером платье! Настоящая аристократка. Но все равно видно, что ей тоже скучно. Наверно, она уже отметила день рождения так, как хотела. Может быть, они были с Люциусом в какой-то другой стране, смеялись, заходили в новые рестораны. А прием – обязательный атрибут их жизни. Без него – никуда, все друзья и знакомые не поймут, если вдруг они перестанут устраивать такие вечера. Это показатель статуса. Вот Крэббы, Гойлы, мы – не устраиваем. Так бывает только у Гринграссов, Малфоев, Селвинов, Паркинсонов. Еще иногда приемы устраивает министр Фадж, но я там никогда не был. Говорят, раньше еще к числу таких чистокровных и богатых семей относились Блэки и Лестрейнджи. Может быть, глава аврората и делает что-то подобное, но мне там точно никогда не бывать, да и желания нет.

— Драко, вот мы и нашли тебя. Нам скучно! – заявила Астория так, что Малфой на секунду даже растерялся.

— Ну,… давайте во что-нибудь поиграем, — Драко задумался.

— Может быть, в прятки? – предложил Гойл.

— Грег, ты издеваешься? Тут можно будет потом всех два дня искать! Это мы у тебя играли, у вас дом меньше. Можно спуститься на второй уровень подземелий, всегда мечтал посмотреть что там.

— Ты не везде был у себя дома? – спросила Пэнси.

— Конечно не везде! Второй уровень вообще закрыт, просто я в последний день каникул нашел туда тайный ход, но спускать не стал.

— Почему? – удивилась Дафна Гринграсс, старшая сестра Астории.

— Мало ли, вдруг там что-то опасное спрятано!

— Страшно, Драко? – поддел я Малфоя.

— Да, представь себе, страшно! Откуда мне знать, что меня там может ждать?!

Когда страшно одному, толпе – все нипочем. Вот толпой-то мы туда и пошли. Было там мрачно, сыро, и действительно страшно. Пэнси всех пугала в темноте, подкрадываясь сзади. На этом самом втором уровне обнаружились темницы с цепями, наверно, в них когда-то держали пленников, куча всяких, по виду, маггловских штук для пыток. Ну, магии я в них никакой не заметил, хотя, может она и была. Вот такая вот – оборотная жизнь аристократичного богатого семейства. Далеко ходить не надо, всего лишь в подвал дома. Мы держались друг к другу поближе, но все равно открывали каждую дверь. В этот момент я понял, что вместе действительно не страшно, а весело. Даже над попытками Пэнси всех напугать мы смеялись, особенно после крика Астории, когда Паркинсон сзади ее ущипнула.

Драко, он все-таки хозяин, открыл дверь, которая отличалась от других. Более красивые створки, металлические ручки в виде змей. Когда мы вошли внутрь, сестры Гринграсс взвизгнули. Перед нами было большое помещение с кучей полок, а на них – банки с заспиртованными головами. Все в паутине, пыли. Мрачно, страшно и… красиво. Во всем есть своя романтика, даже в отрубленных головах.

— Драко, что это? – вопрос меня действительно интересовал. Не консервы же это, на черный день.

— Я только читал про этот зал в родовой книге Малфоев. Это головы наших врагов за все поколения. Наверно, в последнее время сюда ничья голова не добавлялась. Сейчас тайные заговоры не актуальны, враги есть, но не такие. Скорее всего, большинство из них еще времен Средневековья, — тихим шепотом пояснил Малфой, как будто боялся, что головы его услышат.

Я прошел в зал, и начал рассматривать банки. За мной никто не последовал, даже наличие толпы не помогло. На лицах этих голов были самые разнообразные эмоции. Кто-то остался навечно спокойным, кто-то, видимо, перед смертью кричал. Был один мужичок, который смеялся. Наверно, не верил, что его сейчас убьют. И, как я понял, спокойных – отравили, остальные погибли в бою или в одной из тех камер, которые мы уже прошли. Я рассматривал все это, как завороженный. Нет, банки с отрубленными заспиртованными головами – не самое приятное зрелище, это понятно. Но я чувствовал в этом зале историю. Такую длинную, зловещую историю одного единственного рода. И завидовал... Не головам, разумеется. Количеству врагов завидовал. Сколько же было тех, кто вставал на пути этого семейства, и вот так заканчивалась их жизнь. А Малфои жили, живы и будут жить дальше. Мне захотелось тоже иметь столько врагов, одному, за все поколения, которых не было.

— Гарри, идем отсюда, — тихим шепотом, как до этого Драко, сказал Пэнси, и я оглянулся.

Они все смотрели на меня, как на сумасшедшего, опасливо так, будто я могу их укусить. Почему? Ведь это история рода Малфоев, а ему здесь страшно. Может быть, ему лично придется приносить сюда чью-то голову. Что такого они увидели на моем лице? Казалось, будто в этот момент все – Драко, Пэнси, Теодор, Грегори, Винсент, Астория и Дафна, меня боятся? Или мне, действительно, это только казалось?

— Да, идем, — я последний раз окинул взглядом зал, и вышел.

* * *

— Возьми с собой сок, — отец ухмылялся, протягивая мне большую банку с яблочно-персиковым соком.

— Не буду брать! – он бы мне еще варенья с собой дал! Как бабушка Крэбба всегда делает, над Винсентом все посмеивались, хотя варенье вкусное было, мы его вместе ели.

— И что ты на завтрак пить будешь?

— Я Агуаменти использую, надо почитать что-нибудь в учебнике, чтобы научиться воду в сок превращать.

— Она все равно в желудке водой станет, трансфигурация не вечна, — отец весело смотрел на меня, казалось, его вся эта история с реакцией моего организма на тыкву забавляла.

— Зато будет вкусно, — пожал я плечами, — сок брать не буду!

— Как хочешь, — отец поставил банку на стол, подошел ко мне, подправил галстук, — Не творите там ничего в школе. А то знаю я Драко, он вечно что-то придумывает.

— Это точно, — сказал я, вспоминая зал в подземельях, но в школе-то ничего такого нет? – я пойду. Пока.

Хотелось обнять отца на прощание, но потом я передумал. Он сегодня не в настроении, еще от встречи с Поттером не отойдет никак. Я ведь чувствую.

В камине пришлось проторчать какое-то время, у нас на входе в гостиной Слизерина образовалась пробка. Все возвращались в одно время, но мы даже поболтали там с Теодром, пока ждали своей очереди, чтоб выйти.

— Я спать, — заявил Драко сразу же, и прошел в спальню. Я тоже направился туда, день сегодня, действительно, был длинным. Два часа ночи, а подъем в восемь в школе специально для нас не отменят.

Утром мы все сонные плелись на завтрак. Видимо, настолько сонные, что Драко даже умудрился врезаться в Лонгботтома.

— Смотри куда прешь, — сам врезался, обвинил другого. Все правильно.

— Ты сам не смотришь, — тихо заметил Невилл.

— А тебе глаза зачем? – Малфой был явно не в духе.

— Ночью спать надо, а не шляться, где попало. И почему это половины вашего факультета вчера не было ни на завтраке, ни на обеде, ни на ужине?

— Уизли, не у всех, как у тебя, жизнь ограничивается школой. Бывают, знаешь ли, разные у людей события, — уничижительным тоном произнес Драко, — Хотя да, кто тебя из школы-то отпустит?

— А кто тебя отпустил? Самый здесь лучший что ли?

— Лучше тебя.

— Обидно, да, Уизли? – я решил поддержать Драко, — Дети Пожирателей смерти пользуются тут привилегиями, в то время как такие как ты — нет. Мы в войне проиграли, а, получается, что выиграли.

— Снейп, тебя вообще не спрашивали!

— А мне не нужно, чтоб меня спрашивали, если я хочу говорить. Если в твоей семье тебе слово сказать не давали – я не виноват. Ах да, прости, забыл, что вас, детей, так много, что все высказаться, просто не успеют.

— Хочешь говорить, говори это своему отцу. Как он там, после Азкабана? Или своей матери-шлюхе. Ах да, она ж умерла. Прости, я забыл! – выпалил Рон, покраснев от злости, и достал палочку из кармана.

Я подошел и выхватил из его рук палочку без использования какой-либо магии. Спрашивается, зачем вообще доставал, если даже крепко в руках держать ее не умеет?

— Когда-нибудь я убью тебя, Уизли, — спокойно и тихо произнес я ему почти на ухо. Так, как говорил это отец Поттеру день назад. Будто что-то естественное, само собой разумеющееся. Напоследок посмотрел в немного испуганные глаза Невилла, бросил палочку Уизли в сторону, и прошел мимо него и Лонгботтома.

Драко, Грег и Винсент прошли следом, а я почувствовал себя… странно. Впервые что-то такое говорил и делал я, а не Драко, а Малфой, Крэбб и Гойл шли за мной. Может, сегодня я начал реализовывать мечту о том, чтобы у меня было много врагов?