Я медленно прихожу в себя и плыву в направлении слабого луча света в окружающем меня тумане. Что привело меня в чувство? Я не могу нормально спать из-за воспоминаний с тех пор, как... Я уже и понятия не имею. Я, оказывается, не сплю нормально.
Медленно открываю глаза, однако замечаю, что совершил ошибку, поскольку боль от внезапного яркого света, ударившего по чувствительным к нему глазам, резко пронизывает голову. Я уверен, что не смог удержаться и громко застонал от боли, так как внезапно около меня послышались звуки голосов и ходьбы.
Поппи... и Альбус. Теплая рука ложится на мою, которая настолько холодна, что я едва ее ощущаю. Холодно? Почему, собственно? В этот момент я замечаю, что холодна не только рука, но и все тело. Я ужасно замерз, но совсем не дрожу, как будто организм совершенно обессилел и стал неспособным даже на слабое мышечное сокращение.
Слишком слаб... да, точно, именно так я себя чувствую. Я медленно поворачиваю голову и еще раз пытаюсь открыть глаза. Прищуриваясь, чтобы не пропустить слишком много света.
— Профессор Дамблдор! Он просыпается, — это Гарри. Я ощущаю, как мысли медленно пускаются в ход и снова собирают запутанные частицы головоломки, которые складываются в общую картину.
Гарри сидит на моей кровати, или, скорее, на кровати, в которой я лежу. Она не моя. Я никогда бы не стал спать в кровати с безвкусными белыми простынями. Белыми полотнами. И в следующий момент я осознаю, где я. Но что я делаю в больничном крыле, и что Гарри тут делает? Почему Альбус здесь?
Я открываю рот, но не могу произнести ни звука. В горле слишком сухо и першит, будто его терли наждачной бумагой. Как долго я был без сознания?
Гарри сразу же вскакивает и хватает стакан со столика рядом с кроватью. Если бы я был в состоянии говорить, я бы это как-нибудь едко прокомментировал. Однако, разговаривать я не мог, и был странным образом признателен Гарри за то, что он немного поддержал меня и поднес стакан к моим губам.
Во мне поднялся легкий оттенок горечи. Великий Мастер зелий, гениальный шпион, долгие годы вводивший Волдеморта в заблуждение, должен пить из стакана, который для него держит Мальчик-Который-Выжил. Ниже падать некуда!
Вода дарила великолепные ощущения. Шелковистая и прохладная, она смочила мое пересохшее горло. Мне приходилось контролировать себя и не пить слишком быстро, чтобы не поперхнуться. Я, должно быть, действительно уже очень долго не приходил в себя.
Когда Гарри, наконец, поставил стакан обратно на стол, я почувствовал себя несколько лучше.
— Что произошло? — произношу я с трудом, и сам шокирован тем, как тихо и слабо прозвучал мой голос. Бесцветно и гораздо хуже по сравнению с тем, каким он был прежде, иначе, словно надтреснуто. Мой голос никогда еще не был надтреснутым! Ведь он являлся чем-то вроде моей последней крепости, оружия, которое все еще было мне подвластно, даже если тело не слушалось меня. Я впервые с тех пор, как очнулся, ощутил отчаяние и страх, поднимающиеся в душе.
Здесь что-то не так. Гарри не смотрит на меня, а уставился перед собой. Я вижу, как на его шее часто бьется артерия.
Я слегка поворачиваю голову. За Гарри стоит Альбус. Большая часть его лица скрыта бородой, но я все же вижу его глаза. Я вижу печаль и беспокойство, и на мгновение мелькает мысль, что лучше бы я не приходил в себя вовсе.
— Альбус? — спрашиваю я, и мой голос кажется слабее и взволнованнее, чем когда-либо. На этот раз слышится мой страх, и я готов кричать от этого. Но не могу.
Альбус подходит к моей кровати и кладет руку на плечо Гарри. Его взгляд безмолвно утешает. Мысли в голове замедляются. Они выкрикивают то, что я не могу сказать губами, так как голосовые связки не хотят повиноваться моим командам.
— Ты тяжело ранен, Северус, — слова проникают в мои уши как будто сквозь густой туман. Откуда снова взялся этот проклятый туман? Я скольжу назад в мягкую темноту, чувствую, как она меня затягивает. Однако я противлюсь этому. Я должен оставаться в сознании.
— Ранен? — я чувствую себя глупым мальчиком, который не понимает, что ему говорят, и ему нужно повторять все по несколько раз. Ранен... Я не могу припомнить.
— Знаешь ли ты, что произошло несколько дней назад? — я качаю головой, и снова боль безжалостно сверлит мой череп. Никакого света и никаких резких движений.
Я продолжаю борьбу со свинцовой усталостью, в то время как Альбус неспешно рассказывает, что произошло пять дней назад в Хогвартсе.
Пять дней! Даже после наихудшей пытки Темного Лорда я никогда не был так слаб. Это ничего хорошего не предвещает. История, которую рассказал Альбус, кажется невероятной. Если он окончательно не сошел с ума, то мы с Гарри уничтожили Волдеморта и спасли магический мир. И сделали это очень хорошо и слажено.
Это может быть только игрой его воображения. Мальчик-Который-Выжил пока что не в состоянии победить Волдеморта. Тот просто стал слишком сильным. Сильным и безумным.
Нет, это совершенно невозможно.
Гарри чуть сильнее сжал мою руку, когда я застонал. Я не ожидал внезапной волны боли, но она безжалостно меня захлестнула. У меня перехватило дыхание, и я чувствую, как сердце колотится, едва ли не разрываясь. На лбу проступил холодный пот, и я хочу закричать, но все же не выдаю свою слабость. Не перед Альбусом и не перед Гарри.
Гарри не должен этого видеть. Я чувствую, как во мне вскипает злость на Альбуса, тогда как боль постепенно ослабевает. Как он только мог допустить, чтобы Гарри стал свидетелем всего этого?
Мое дыхание снова восстанавливается, но желание соскользнуть обратно, прямо во тьму, стало сильнее, и я едва могу сопротивляться ее призыву.
— Поттер, что дало Вам основание считать, что мне понравится то, что Вы держите меня за руки? — мой голос еще слаб и даже более жалок, чем раньше, и все же я вижу, что мои слова доходят до молодого гриффиндорца. Он выглядит таким маленьким и хрупким, сидя здесь, на моей кровати. Бледный, осознающий свою вину, он... я настораживаюсь, когда читаю последнее чувство в его изумрудных глазах.
Гарри боится за меня. Я никогда не решился бы поверить, что он... Он опускает взгляд, но его рука не отпускает мою. Даже если мои слова выразили обратное, все же, я рад, что Гарри рядом, рад, что он держит меня за руку.
Следующая волна боли охватывает меня, но на этот раз я замечаю ее наступление уже в первые секунды, что помогает мне легче перенести страдания.
Однако она, вероятно, вырывается из-под контроля, потому что темнота охватывает меня и забирает с собой.
Когда я снова прихожу в себя, в больничном крыле темно и царит абсолютная тишина. Вначале я подумал, что скончался, но тут я снова почувствовал неизменную точку, лучащуюся теплом на моем ледяном теле.
Гарри все еще здесь и держит меня за руку.
Кровь шумит в ушах и ко мне медленно возвращаются картины, которые я видел во время второго приступа боли. Это было лишь короткой вспышкой отрезка воспоминаний, но теперь я могу все сопоставить и сделать осмысленный вывод.
Я вспоминаю борьбу, заклинание и то контрпроклятие, которое я бросил в Гарри. Все же, контрзаклинание было слишком слабо. Не существует эффективного контрпроклятия против Авады Кедавры, и я сомневаюсь, что оно когда-нибудь появится.
Я вспоминаю, как пришел к Гарри на помощь. Объединенными силами мы смогли отразить от себя проклятие. Вместо нас оно настигло какого-то Пожирателя Смерти. С нашей стороны обошлось без потерь.
Осознание железным зажимом обвивается вокруг моего горла и давит, когда я внезапно вспоминаю, что произошло после этой славной победы. И вдруг мне становится ясно, почему Альбус и Гарри так обеспокоены, почему Гарри не раскис от моего гнева.
Проклятие Крадущейся Смерти. Не менее смертоносное, чем само Непростительное, но обладающее замедленным действием. Мой взгляд опускается к нашим сплетенным пальцам. Вероятно, они переплелись во время второго приступа боли, так как раньше рука Гарри только обхватывала мою.
Мальчик спит. Мирно и спокойно.
Все же, я знаю, что эти мир и спокойствие мнимые. Мы рассмотрели друг в друге много того, о чем никто не смог бы догадаться. Последние месяцы, на протяжении которых мы, так или иначе, провели больше времени друг с другом, чем с кем-либо еще, открыли нам глаза на боль и страдание другого.
Гарри мучается не меньше меня. И это та причина, по которой я хочу защищать мальчика еще сильнее, чем раньше. Мы — друзья, мы покричали друг на друга, поддержали друг друга, спасли жизнь друг другу. Мы, вероятно, уже гораздо больше, чем друзья. Но, само собой разумеется, мы все еще "ненавидим" друг друга. Естественно, Гарри все еще „Поттер", а я — все еще "профессор Снейп" или „сальноволосый мерзавец", как мистер Уизли обычно называет меня.
Эти вещи никогда не изменятся. Теперь уже никогда. Он подвигается во сне и просыпается. Осторожно и так тихо, как только возможно, он поднимается и подавляет зевок, прежде чем встретиться со мной взглядом.
— Как Ваши дела? — спрашивает он меня, и я отчетливо слышу дрожь в его голосе и вижу раскаяние в его глазах. Он верит, что это он виноват.
— Это не Ваша вина, Поттер, — он пораженно смотрит на меня, и я испытываю желание взять его на руки, как ребенка. Гарри, естественно, давно не ребенок. Уже нет — он выпускается из школы.
Но именно теперь он снова одиннадцатилетний мальчик, познавший такие вещи, которых никому не пожелаешь.
— Если бы я не... — я немного сжимаю свои пальцы, которые все еще переплетены с его — едва ощутимое пожатие руки, но все же это заставляет его замолчать. И я думаю, он понимает.
— Я не хочу, чтобы Вы покидали меня, профессор, — голос мальчика рассекает тишину больничного крыла после того, как мы провели несколько минут в молчании. И его слова ранят меня так сильно, как ничто прежде в моей жизни.
Никто никогда еще не просил меня, чтобы я не бросал его.
In my hands
A legacy of memories
I can hear you say my name
I can almost see your smile
Feel the warmth of your embrace
But there is nothing but silence now
Around the one I loved
Is this our farewell?
— Не будьте дураком, Поттер! — я смотрю ему в глаза и знаю: он может прочесть в моих все, как в книге. *Я не хочу оставлять тебя одного, дитя.*
Он кивает и немного увереннее нажимает на мою руку.
— Мы найдем способ спасти Вас, профессор. Вы только должны выдержать, пожалуйста, — я улыбаюсь. Ведь улыбка — то, что даже Поттер, мальчик, которого я тренировал, до сих пор редко видел на моем лице. Собственно, после всех этих месяцев, на протяжении которых я обучал его всему, что он должен был узнать, чтобы выстоять против Волдеморта, нашелся небольшой повод для улыбки. Именно теперь я хотел бы дать ему уверенность, хотя и обучил его осторожности во время тренировок.
— Вы — болван, Поттер. Нет средства против Крадущейся Смерти. *Я не сдамся так долго, пока ты веришь.*
— У меня никого больше не останется, если Вы уйдете, — я кусаю губы, когда чувствую, что глаза немного печет. Хотя я охотно хотел бы внушить себе, что их жжет от усталости.
Я слишком хорошо знаю, что Гарри подразумевает. Когда я умру, а это случится очень скоро, у него все еще будут Рон, Гермиона, Альбус и Сириус, но все же он станет одинок. Ведь у нас обоих есть общая сердцевина, которой не будет больше ни у кого другого с этим мальчиком. Мы оба сделаны из одной древесины. Такие разные снаружи, но так похожи, если говорить о внутренней сущности.
— И это говорит мальчик, которого все любят, — отвечаю я со всем сарказмом, который только могу выжать из своего надломленного голоса. *Я никогда не покину тебя, даже если меня, собственно, не станет.*
Слеза скатывается по щеке Гарри, и я решаю осторожно высвободить свою руку из его, чтобы стереть соленую каплю. Я не могу видеть, как Гарри плачет. Раньше это было моей наивысшей целью. Тогда я все отдал бы за то, чтобы этот мальчик хотя бы однажды потерял самообладание и расплакался на моем занятии. Но он ни разу не сделал этого.
И я не могу вынести слезы, которые он проливает сейчас. Этих слез не должно было быть. Никто не плачет по мне.
Sweet darling you worry too much, my child
See the sadness in your eyes
You are not alone in life
Although you might think that you are
— Это — совсем другое и постигается, когда узнаешь человека. Но Вы знаете это, профессор, — да, я знаю. И мне причиняет мне боль то, что я снова однажды стану причиной страданий этого мальчика. Я никогда больше не хотел этого после того, как раз и навсегда решил, что перестану срывать свою ненависть к Джеймсу на нем.
После того, как я заметил, насколько одинокая душа скрывается за маской беззаботности. Это был долгий процесс, протекший для меня незаметно, и однажды я вынужден был констатировать, что заключил в своем сердце именно отпрыска Джеймса Поттера.
Я люблю этого мальчика как сына и уверен, что Альбус знает это. Теперь мне ясно, почему он позволяет юноше видеть все это.
Я знаю, что я — не просто профессор для Гарри. Или злостный враг. Я знаю, что для него я занимал место крестного в течение последних полутора лет.
А теперь Сириус сможет вернуть это место. Ведь я, вероятно, слишком сильно беспокоюсь о Гарри.
И все же, я знаю, когда гляжу в эти глаза, что Гарри выглядит точно, как его умерший отец. О, воля Небес!
— Не волнуйтесь, профессор! — мальчик вскакивает, и его теплые руки мягко массируют мои плечи до тех пор, пока я снова не обретаю спокойствие. Мы смотрим глаза в глаза, и я бы все отдал в этот момент за то, чтобы прогнать боль из его взгляда. Я осторожно поднимаю руки и обвиваю ими слишком тонкий торс мальчика. Он почти сразу сдается и ложится рядом со мной на белую больничную постель.
Я не знаю, что заставило меня выразить симпатию так открыто, но чувствую, что мы оба нуждаемся в этом. Я, вероятно, даже еще больше чем Гарри. Он прижимается ко мне, и немного позже я замечаю, что рукав моей больничной ночной сорочки промок от его слез.
Never thought
This day would come so soon
We had no time to say goodbye
How can the world just carry on?
I feel so lost when you are not by my side
But there's nothing but silence now
Around the one I loved
Is this our farewell?
Занимался день. Гарри заснул на моей руке. Хотя я уже давно понял, что мы научились любить и уважать друг друга, я все же я поражен тем, насколько далеко у нас у обоих зашли эти чувства.
И из-за этого мне еще сложнее оставлять мальчика. Но выхода нет. Я не могу ничего изменить или поступить иначе. Нет никакого спасения.
— Поттер, — я очень мягко трясу его, и он в мгновение ока просыпается.
— Вам больно, профессор? Могу ли я Вам помочь? — на секунду у меня появилось желание улыбнуться, однако, я оставил эту затею. Я слишком долго заигрывал со смертью.
— Нет, но Вы должны снова пересесть на Ваш стул, прежде чем придет Поппи, — вдобавок, мой голос звучит еще более устало и слабее, чем я действительно себя чувствую.
— Ох, — единственное, что он говорит, когда встает, немного разглаживает одежду и снова садится на стул рядом с моей кроватью. Почти сразу после этого он снова берет мою руку в свою, немного сжимает ее и нежно проводит большим пальцем по холодной коже.
*Я тебя тоже, мой мальчик.* Он улыбается.
Два длинных дня Гарри сидел рядом со мной и держал меня за руку. Две ночи он то спал, то плакал на моем плече. Это было длинное прощание. Болезненное прощание. И все же, оно было слишком коротким.
Гарри смачивает холодным мокрым платком мой лоб, в то время как я корчусь от боли ... если это можно так назвать. У меня едва хватает сил пошевелиться, мне уже даже трудно дышать.
Но я чувствую, как боль медленно отступает, и инстинктивно знаю, что ощущал ее в последний раз. Она больше не вернется.
С одной стороны, я рад, с другой — это меня печалит. Я умру.
— Поттер, — мой голос уже почти не слышен, но все же мальчик, как всегда, расслышал. Он будто скорее почувствовал, чем услышал, что я проговорил. Он тут же замер. В его глазах отразилась тревога.
— Нет, профессор, — мольба в его голосе, словно нож, врезается в мое сердце. Был ли я эгоистичен, принимая чувства, которые Гарри проявил ко мне? Сделал ли я этим наше горькое прощание еще тяжелее?
Он хватает мою вторую руку, и я действительно стараюсь. Я собираю всю энергию, имеющуюся во мне, чтобы немного продлить борьбу, хоть это и не имеет смысла. Больше нет никаких сил.
— Мне жаль, Гарри, — как алмазный водопад бесчисленные слезы катятся из его умоляющих глаз и оставляют блестящие следы на лице. Слезы, которые проливаются из-за меня.
Он опускается рядом с кроватью на колени, все еще держа меня за руки, и его зеленые глаза удерживают мой взгляд. Или мои — его, я не знаю этого.
Туман вокруг меня становится плотнее, и темнота медленно опускается на меня, приветствуя в утешении. И вдруг мне больше не кажется, что это так уж плохо — стать ее частью раз и навсегда, даже если я не могу взять с собой Гарри.
— Я знаю, — я слышу голос Гарри очень далеко, и наступает абсолютная тишина. Я падаю и не испытываю страха.
Потому что я знаю, я не одинок, так же, как и он.
Даже если я исчезаю навечно, я все равно всегда буду у Гарри, а он — у меня. Мы — родственные души.
Vova
