Это был обычный воскресный вечер. То есть, для большинства людей он был совершенно обычным. Ему нечем было выделяться из череды таких же обычных вечеров, заполненных вещами, которые люди любят делать в подобные этим, поздние вечерние часы.
Но он вовсе не был таким для Луны Лавгуд. Нет, совсем не потому, что ее папа поймал живого морщерогого кизляка. Хотя, меланхолично отметила девушка, задумчиво глядя в окно и теребя пепельно-белую прядь волос, эта новость была бы весьма кстати. Но, что поделать, если морщерогие кизляки так любят темноту и так не выносят людей. Лучше бы, конечно, было наоборот. Но бедных зверюшек тоже можно понять.
Причина же подобных ощущений была, по правде говоря, вполне понятной. Дело было не в погоде, не в школьных заботах и даже не в новом выпуске журнала "Придира". Просто после того, как ее отец вступил в Орден Феникса, ни один день для их маленькой семьи не был похож на предыдущие. Каждый вечер подводил новые итоги. Каждый рассвет готовил новые сюрпризы. Они, правда, не всегда были приятными, но Луна старалась не тревожиться по этому поводу. Тревога же не помогла синебровым темнорогам избежать вымирания. Значит, ни в чем не поможет и ей.
Тем более, теперь у нее было гораздо меньше поводов для переживаний. Теперь она была среди друзей.
Пугающее, хотя и обошедшееся без драм нападение на их дом, ставшее одной из нескольких недавних атак Пожирателей Смерти, вынудило ее отца просить защиты у Ордена. Что он и сделал, с огромным недовольством и бесконечным ворчанием. По его скромному мнению, наполовину разрушенный дом был мелочью по сравнению с необходимостью перевозить вещи через половину Англии. Не говоря уже о том, что большую часть их багажа требовалось транспортировать с особой осторожностью. Жаль, что Пожиратели Смерти не подумали об этом досадном неудобстве, когда так нагло к ним вломились.
Но, несмотря на все трудности, переезд был неизбежен. И вскоре профессор Дамблдор поставил их в известность, что рождественские каникулы они проведут в штаб-квартире организации. Так, два дня назад Луна, совершенно неожиданно для себя, оказалась в доме беглого преступника Сириуса Блэка. Который, к ее разочарованию, сразу заявил, что, вопреки сенсационной статье, не имеет никакого отношения к солисту музыкальной группы "Гоп-гоблины".
Огорчение от этого факта, правда, быстро сменилось радостью, которая охватила девушку при мысли о том, что ее школьные друзья тоже собирались праздновать здесь Рождество.
Улыбнувшись приятным мыслям, как она часто делала, Луна перехватила кружку с горячим чаем другой рукой и поудобнее уселась на массивном, неприятно жестком стуле, стоявшем на кухне вместе с его остальными собратьями. Ножки стула, как и остальная мебель на кухне, иссохлись и покрытись сетью трещин.
Наверное, ему очень много лет, подумала Луна. От него так сильно пахнет древностью.
— От него пахнет гнилью, — отрезал голос позади нее. — Как и от этого паршивого дома.
Странно, разве она произнесла свои мысли вслух? Хотя, неважно.
На стул рядом с ней тяжело опустилась тень. Внутренне вздрогнув, девушка медленно повернула голову в сторону незваного гостя. И тут же успокоилась. Гость оказался хозяином.
— Гнилое место, гнилой воздух, — пробормотал Сириус Блэк и покачнулся на стуле, стараясь сесть прямо.
Аромат древности, ранее отмеченный Луной, был жестоко заглушен винными парами, буквально волнами исходившими от темноволосого небритого мужчины, сидевшего рядом с ней. Пока он, неспособный даже держать голову прямо, раскачивался на сиденье, девушка, поежившись, заметила в нем еще одну особенность. Вместе с запахом алкоголя от него исходил горьковатый запах отчаяния. Ничуть не удивившись необычному состоянию мужчины, нарушившего ее уединение, Луна, поерзав и сделав небольшой глоток из кружки, заметила:
— Это все пьяные мозгошмыги.
Блэк, казалось, даже немного протрезвел. Посмотрев на нее слегка затуманным, но все же осмысленным взглядом ярко-синих глаз, он медленно переспросил:
— Пьяные... кто?
— Мозгошмыги, — спокойно подтвердила та, с любопытством наклонив голову и уставившись на него своими огромными светло-серыми глазами, ясно сверкавшими из-под полупрозрачной вуали волос. — Вы их напоили.
Темнота медленно сгущалась, и в кухне установился приятный полумрак. Луна рассматривала свою кружку, словно желая услышать от нее ответ на неизвестный ей самой вопрос. Собеседник девушки, трезвея с каждой секундой их диалога, на свой страх и риск решил переспросить:
— Зачем мне спаивать этих тварей? И кто они такие, в конце концов?
Сириус не мог поверить, что он задал этот вопрос. Он не мог поверить, что он вообще спросил о чем-то эту странную девчушку не от мира сего, которая так часто за прошедшую пару дней, сидя за этим самым столом, внимательно рассматривала его своими круглыми, как блюдца, глазами, заставляя почувствовать себя неуютно. И вот, теперь, сидя возле пустого стола и разговаривая, одному Мерлину известно, о ком, у него появилась возможность хоть немного понять единственного в мире человека, которого он не понимал совсем.
— Мозгошмыги в вашей голове, — ответила она, ничуть не смутившись его резкого тона. — Вы залили их алкоголем, и они стали агрессивнее. Поэтому вам так тоскливо. Это все мозгошмыги.
И сделала большой глоток из кружки, ставя точку в объяснении.
Сириус потряс головой, в надежде понять хоть что-то из сказанного. Тщетно.
— Правильно, — похвалила его девушка. — Трясите сильнее. Так вы их оттуда всех выгоните.
Было бы неплохо еще и выгнать оттуда остатки алкогольного дурмана. Может быть, тогда на него снизойдет озарение, и он, наконец, поймет смысл лекции об этих мозгоправах.
— А зачем они туда залезли? — осторожно поинтересовался он, и желая, и боясь услышать ответ.
— А как вы думаете? — девушка в упор посмотрела на непонятливого мужчину и произнесла по слогам, как ребенку: — Это же моз-го-шмы-ги.
Сириус мог сказать с точностью, что он не думал никак. Его голова вообще отказывалась думать, да и разговор этот ему уже надоел. О чем он немедленно и поведал Луне, ничуть не стесняясь в выражениях. Но, вместо того, чтобы обидеться, девушка понимающе кивнула:
— Да, мозгошмыги, они такие.
Чем полностью обезоружила Блэка, уже готового рассказать ей о ее собственных проблемах в ее собственной голове. Что, спрашивается, можно сказать этой юной мечтательнице, чтобы заставить ее говорить о чем-то, кроме ее любимых мозгогрызов? Как заставить ее думать о чем-то другом?
Внезапно разозлившемуся Сириусу до боли захотелось изгнать это спокойное, невозмутимо-умиротворенное выражение из ее глаз. Просто так, от нечего делать. Чтобы эта маленькая советчица, наконец, почувствовала какое-то волнение, ощутила хотя бы сотую долю того беспокойства, с которым он так долго жил. Чтобы перестала лезть ко всем с бессмысленными объяснениями и бесполезными заключениями, чтобы подумала о своих проблемах, а не лезла в чужую душу...
— Кстати, о мозгошмыгах...
Невинное начало ее фразы было прервано, а повествование о защите от этих созданий, которое Луна от души надеялась закончить, так и не было никем услышано. Потому что в тот миг, как сидевший рядом Сириус услышал слово на букву «м», он резко дернулся вперед, обхватил ее удивленное лицо руками и крепко прижался к ее губам в грубом поцелуе.
Ярость. Луна понятия не имела, чем могла вызвать такой гнев, который чувствовался в каждом движении Сириуса Блэка. Что это было: необъяснимая злость или то самое отчаяние, которое минутой ранее она почувствовала в его голосе, девушка не знала. Но инстинктивно предположила, что сопротивляться не стоило.
Она замерла, положив свои ладошки поверх его рук. Не отталкивая, не удерживая. Без толку пытаясь контролировать его действия, она пережидала вспышку раздражения, так некстати вымещаемую на ней. Губы Сириуса впивались в ее губы, почти причиняя боль, но от крупного мускулистого тела, склонившегося над ней, шел сильный жар. Это тепло, казалось, проникало во все уголки ее тела, согревая, расслабляя, заставляя терять бдительность.
Короткая щетина колола подбородок, руки стальной хваткой сжимали ее голову, удерживая, не отпуская. Все ее чувства были обострены до предела, ощущая, впитывая все вокруг. Силу рук. Тепло тела. И неизбывную горечь в каждом вдохе.
Дом мирно спал. Где-то здесь, посреди оглушительной тишины, раздался чей-то вздох. Может быть, он принадлежал ей. Луна закрыла глаза.
Долгие мгновения, показавшиеся девушке минутами, он держал ее в жарком плену, не двигаясь и не позволяя ей вырваться.
А потом все изменилось.
Что именно изменилось, она сказать не могла. Движения Сириуса стали более мягкими, плавными. Он слегка пошевелился и, приподняв потяжелевшие веки, девушка обнаружила, что он отодвинулся. Теперь их лица разделял какой-то дюйм. Со странным, нечитаемым выражением лица, он, медленно двигаясь, нежно прикоснулся к ее губам своими. Потом еще раз, и снова. Легко, точно крылом бабочки. Извиняясь.
Спустя миг, он, не сказав ни слова, отодвинулся, ласково погладил ее по щеке и скрылся во тьме коридора.
Эта ночь, как и следовало ожидать, тоже была ничуть не похожа на предыдущие. Рон и Гарри, бессовестно нарушая домашний комендантский час, обсуждали злодеев, чары и сны. Сириус, методично скармливая Клювокрылу остатки крысиных тушек, думал о том, что он никогда не забудет, как серебристые глаза одной девушки подернулись легкой дымкой. А Луна, лежа в постели и боясь потревожить спящую на соседней кровати Джинни, думала о том, что с мозгошмыгами Сириуса нужно срочно что-то делать.
Vova
