Не время для драконов

Я чувствую себя изменницей, уходя из дома – прочь, никем не замеченная, под покровом темноты. Это предательство – бежать от ответственности, прочь, не сражаясь, а просто бессильно опуская руки. Кто бы поверил, что героиня войны не может найти в себе силы справиться с жизненными трудностями, хотя и весьма специфического характера? Но разве я героиня? Даже с Гриндиллоу не справилась, из-за чего мне стыдно до сих пор. Зато, хотя бы в испытании с драконом сумела проявить себя, что, в общем-то, и неудивительно. Впрочем, никто и не ожидает от меня сейчас ни подвигов, ни славных побед. От меня нужна забота и поддержка, терпение и понимание, а я чувствую с каждым днем все больше и больше, что уже не могу этого дать. Мирная жизнь, отравленная пеплом войны, оказалась для меня тяжелее самых опасных сражений.

Наверно это ненормально, мечтать снова оказаться под перекрестным огнем смертоносных искр и безжалостных заклинаний, видеть, как рушатся древние неприступные стены, а вспышки заклятий гасят глаза твоих друзей. Это чистое безумие – болезненное желание стоять среди выжженных земель, покрытых пеплом, среди которого глаза невольно цепляют силуэты того, что прежде было твоими товарищами.

Но я не герой. Я не хочу новой войны, меня ломает не тихая жизнь, и не отсутствие адреналина в крови заставляет меня вспоминать с неожиданной легкостью темные времена. Нет, меня влечет другое. Паника и страх всегда идут рука об руку с надеждой, свивая из оголенных нервов железные прутья, которые не сможет истощить никакая боль, никакая потеря. Я скучаю по той легкости, что правит мыслями воинов. На войне нет трудных решений, так как и выбора нет. Нет времени на раздумья и терзания. Смерть в бою или жизнь ради будущего, которое не может быть никаким иным, лишь прекрасным и светлым. Военные раны могут оказаться смертельными, но никогда не несут заражение.

Заражение приходит после победы, в болезненных страхах и кошмарных снах, в пугающих желаниях и неожиданных вспышках ярости. Так стало и с Биллом, жаль, что мы смогли понять это слишком поздно. Легко было поверить, что луна не будет иметь над ним власти, меняющей сознание, а тело превращающей в кусок плоти разъяренного, безжалостного зверя. Не видя шерсти и налитых кровью глаз, было легко поверить, что яд клыков Грейбека, текущий теперь по его венам, не затронет его души. Изо дня в день, наблюдая ужасы войны, начинаешь не замечать первые проявления жестокости в своем любимом человеке, оправдывая ее жаждой мести и волей к победе. И так раз за разом, закрываешь глаза, пока не чувствуешь, как когти разрывают твои плечи, а руки становятся липкими от твоей собственной крови.

Это мой долг, который я взвалила сама на себя, а теперь он лежит на моих плечах мертвым грузом, придавливая меня к земле. Я задыхаюсь здесь от чужой жалости и восхищения, под которой скрываются совсем другие ожидания. Сколько бы эта семейка Уизли не подбадривала меня, я понимаю, что они хотят сказать мне на самом деле.

Ты должна.

Я знаю, но мне с каждым разом все тяжелее это выносить. Из-за этого я, чувствуя себя предательницей, пол ночи вслушиваюсь в дыхание спящего мужа, после, стараясь слиться с тенями, осторожно выскальзываю из спальни прочь, чтобы так же бесшумно спуститься по скрипучим ступеням вниз, а после, наконец, ощутить вкус свободы с дыханием ночного ветра.

Ветер приносит мне ту самую легкость, по которой я так скучала. Эти прогулки, странные, бесцельные, случайные, заполняют мои легкие ветром свободы, заставляя вспоминать вкус былых приключений.

Когда-то вся моя жизнь была пропитана этой легкостью, а мои мысли неслись несмолкаемым ветром в голове. Многие считали меня легкомысленной бабочкой, беззаботно порхающей по жизни, а я и не думала спорить с этим. Моя жизнь и правда была полетом, полным удивительных приключений и легких побед. Я купалась в чужом восхищении, ловя восторженные взгляды и смущенные улыбки, игриво улыбаясь в ответ на робкие признания и бесконечные комплименты. Я знала, что вся моя жизнь должна быть невероятной и сказочной, ведь я сама почти сказочное существо – в моих жилах течет кровь прекрасных вейл, а волос этого самого создания – моей бабушки – помогает мне творить заклинания. Я могу покорить любого мужчину, будь то неопытный юноша или же умудренный старец, своей улыбкой и чарами, и осознание этого возносило меня на седьмое небо, все сильнее убеждая меня в собственной красоте и исключительности. Я просто не могла прожить серую, скучную жизнь, я грезила средневековыми легендами о прекрасных дамах, в роли каждой из которых видела, разумеется, себя и рыцарях. И, конечно же, драконах. Я улыбаюсь при мыслях об этом даже сейчас.

Я парила в своих мечтах, рисуя в своем воображении легенды, где я была главной героиней, яркие, красочные, полные пылких признаний и приключений. Признания я получала с лихвой, а вот приключения я искала себе сама, а потом, когда они зачастую приобретали самый неожиданный оборот, резко отступала, дав себе слово больше ни во что не ввязываться. Ненадолго. В этом и была моя беда.

Я вздыхаю, вспоминая школьные годы. Как же я была взволнована, когда мадам Максим впервые объявила нам о том, что Шармбатону оказана честь выставить кандидата для участия в Турнире Трех Волшебников! Как же рвалось мое сердце из груди от понимания того, что я вполне подхожу по возрасту! Я ведь особенная, разве эта роль может выпасть не мне? Быть может, так думала каждая ученица Академии, но я, гордящаяся своей волшебной кровью, почти не сомневалась в своей победе. Вместе с сокурсницами, я кинулась на тренировки, но видела перед собой не мишени для заклятий, а картины, нарисованные моим собственным воображением, сплетенные моими тщеславными планами и легендами средневековья. Пусть в Турнире я уже не могла быть прекрасной дамой, зато я могла бы стать рыцарем.

И сразиться с драконом. Кто бы мог подумать, что все именно так и произойдет.

Я смутно помню месяцы, прожитые перед визитом в Хогвартс. Это была лихорадка, потрясшая каждого до последней клетки его тела. Это ток по нервам в ожидании вспышки.

Вспышки синего пламени, выбирающего лишь одно из сотни имен.

Мое имя.

Это был момент моего триумфа, когда я летала на крыльях обожания и тонула в море восхищения мужчин и зависти женщин, что лишь только распаляло мой восторг, которым я захлебывалась. Я снова чувствовала себя особенной. Турнир казался мне приключением, лишь способным увековечить мое имя и прославить меня, совершенно простым и безопасным.

Однако все мои иллюзии рухнули на втором испытании. Мне даже в голову не могло прийти, что какие-то Гриндиллоу остановят меня. Я, привыкшая, что очарование открывает передо мной любой путь, оказалась бессильна перед мелкими и очень вредными созданиями. Слезы, чувства и мольбы были им чужды, и все что мне оставалось – всплыть наверх побежденной. Я, привыкшая, что за меня сражаются другие, оказалась бессильна на это сама. Я могла сводить с ума мужчин, но оказалась не способна защитить сестру, своего самого близкого человека. И именно это сводило меня с ума, заставляя сотрясаться от дрожи, а вовсе не пронзающий до костей ветер или же мелко накрапывающий дождь, едко приникающий под тонкие ткани купальника. Меня не волновали глубокие кровоточащие царапины, нанесенные когтями Гриндиллоу. Умом я понимала, что Габриэль вне опасности, но не сердцем. Я, еще не видевшая истинного горя войны, считала это худшим событием в своей жизни.

Я ненавидела себя за бессилие, а спасителя Габриэль готова была полюбить всем сердцем. И кто же им оказался? Гари Поттер, который до того казался мне простым выскочкой, ради славы правдами и неправдами выбившем себе место в Турнире. Тогда я, взглянув на него по-другому, впервые увидела в нем отчаянную смелость, отзывчивость и готовность прийти на помощь каждому, кто в ней нуждается.

Гарри и сейчас такой. Как когда-то Габриэль, он пытается помочь Биллу, но, увы, здесь ни смелость, ни готовность жертвовать собой не могут помочь. Здесь нужны знания, знания такого рода, что не найти в книгах, столь любимых его подругой Грейнджер.

Я вздыхаю, но ветер гонит темные мысли прочь, возвращая меня обратно, на первый тур испытания. Мадам Максим, разумеется, не могла не предупредить меня о том, с кем я столкнусь на первом задании, однако, я бы прекрасно справилась бы с ним и без подсказок. Я не могла поверить своему везению, когда поняла, что встречусь с одним из существ, о которых я знаю все, благодаря своей недавней поездке. Быть может, поэтому кубок и выбрал меня, чувствуя в моей памяти знания, что помогли совладать с огненным созданием? После лета, проведенного в драконоведческом заповеднике, я знала о них достаточно много.

И после того лета, я не могла видеть в драконах кровожадных чудовищ, напротив, передо мной предстало дивное, прекрасное создание, будто сошедшее с книжных страниц, оживившее во мне яркие и светлые воспоминания. Тогда, на турнире, я чувствовала себя песчинкой перед древней мощью, но не страх двигал мною, а восхищение перед изумрудным пламенем, играющим в его чешуе, его мощным хвостом и огромным размахом крыльев. А глаза… разве можно, посмотрев в глаза дракону, считать его глупым чудовищем? Не думаю, что многие могут прочитать этот взгляд. Хотя он, наверное, мог.

Хоть мои знания и меркли перед мощью векового создания, они дали мне шанс успокоиться. Я знала, какие слова нужно произнести, какие жесты сделать. Знала, какие мысли должно прочитать в моих глазах это неземное существо. Я знала, что оно должно почувствовать, чтобы погрузиться в тихий, безмятежный сон. Я ликовала, когда увидела, что это работает, а животное закрывает янтарные очи могучими веками.

Правда, заливая водой свою внезапно вспыхнувшую юбку, я снова поняла, что мое тщеславие не лучший помощник. И все же я получила свою заслуженную порцию восхищения.

Я снова с опаской гляжу на свой дом, но сейчас он спокоен, ни одно окно не горит. Наверно Билл, сейчас слишком измотанный своей внутренней борьбой, спит как убитый, не видя снов. Воспоминания манят меня, и я решаюсь. В конце концов, я ведь не хочу ничего плохого? Я вернусь, мне просто нужна небольшая передышка.

Я снова взмахиваю палочкой, разрывая пространство. Оглядываясь, я узнаю другую страну, в которой гостила когда-то. Здесь все, кажется иным, все дышит сказкой, которую хотят увидеть и магглы, и волшебники.

Лишь только луна. Огромная, полная, ослепляющая своим светом. Я давно разучилась любоваться ее сиянием, зная, как коварно она играет с сознанием моего мужа.

Я иду вперед, через таинственный лес, путь через который до сих пор не стерся из моей памяти. Даже в темноте мне все кажется знакомым – странные переплетения ветвей, в которых чудятся странные тени, мощные корни деревьев, готовых вот-вот сойти с места, дикие цветы с пленяющим ароматом. Мне кажется, что я попала в сказку, но знаю, что я лишь только на пути к ней.

Я слишком люблю сказки, и это заставляет меня бежать прочь от моей жизни. Чувствовать себя предательницей перед тем, кому я обещала быть рядом в любви и я в радости.

Билл… думаю, что он любил приключения так же как и я, и это делало его бесстрашным. Он шел в бой с улыбкой на губах и без тени сомнения в сердце. Впрочем, думаю, что это семейная черта. Она была и у него. И у близнецов. И даже у миссис Уизли, их матери, хотя в ней она проявлялась весьма редко. Например, на последней битве.

Быть может, это и подвело его? Когда нам сообщили, что пожиратели проникли в Хогвартс, я была страшно зла на директора за такую неорганизованность, а Билл без раздумий кинулся спасать его. Жаль не спас, и никто этого не сделал. Иногда меня даже посещают мысли. Что он не хотел, что бы его спасали. Нас ждал лишь бой, ожесточенный, но уже совершенно бессмысленный. Я не могу простить себе того, что меня не было рядом. Ох, я бы убила Грейбека собственными руками. Точнее чарами. Я бы могла сделать с ним все, что захочу, я могла бы очаровать его, а потом заставила бы убить себя, сбросившись с крыши Астрономической башни, подобно Дамблдору. Но, увы, я бы была слишком занята, лавируя между заклятьями Амикуса и Алекто Кэрроу. Все, что мне оставалось – лишь ужаснуться виду Билла, потрепанного клыками проклятого оборотня.

Весь мир замер в ожидании слов целительницы, а после расцвел с осознанием, что худшее не произошло. Билл не заразился – беспощадная луна не сияла в небесах. забавно вспоминать наши худшие предположения о том, чем обернутся эти раны. Я думала лишь о том, что придется слегка разнообразить меню бифштексами с кровью. А Молли… ну как же она могла подумать, что раны заставят меня покинуть ее сына? Как же я была рада, что в своей благодарности мне, она не видела моей обиды и злости. Как она могла даже подумать о таком? Билл никогда не был для меня игрой. Он был единственным, на кого из ее сыновей я никогда не применяла свои чары.

Наверно… не знаю точно.

Долгое время так и было. А может, мне так казалось? Шрамы и бифштексы. И ничего больше. Кроме странной, невиданной ярости и агрессии в бою. Но разве к убийцам близких людей могли быть жалость и понимание?

Только для Билла война не кончилась с финальном битвой, которую мы пережили чудом. Для него настало время худшей битвы – битвы с самим собой под светом луны.

Сначала я не придавала этому внимания. Я уважала желание мужа побыть одному и покорно уходила, слыша в его голосе раздраженные нотки. Я не думала, что в них есть что-то большее, чем усталость.

Пока однажды обычный семейный разговор о новом коврике перед камином не перешел в жестокую перепалку. Я, в память о своих далеких каникулах, не хотела коврик из шкуры дракона, а Билл, напротив, любил изделия из этих редких животных. Я пыталась доказать ему об этом, нечаянно упомянув его брата, Чарли. Когда неожиданно оказалась прижатой к полу, а дыхание мне прерывали его сильные руки, я не могла понять, что происходит.

— Билл, — прохрипела я, но это вызвало лишь пощечину. Я завыла от неожиданной, ничем не заслуженной боли. Глядя в налитые кровью, безумные глаза Билла, я впервые почувствовала страх. На одну секунду, после чего я немедленно устыдилась этого нелепого чувства. Но и этого было достаточно – Билл мгновенно стал прежним.

Я не знаю, что испугало меня больше – неожиданная жестокость или слезы, горячие и бесконечные слезы отчаянья. Я никогда не видела Билла прежде таким разбитым и несчастным. Он шептал извинения, обнимая меня, гладя по рукам, прикасаясь губами к еще горевшей щеке. А я отстраненно смотрела в окно, видя перед собой холодный диск луны, перед которым я чувствовала себя беззащитной, складывая в своих мыслях разрозненные кусочки головоломки.

Усталость. Злость. Раздражение. Укусы и расцарапанная спина в постели прежде лишь забавляли меня, а сейчас оказались лишь тенью его заражения. Грейбек не сделал его оборотнем, нет, он каким-то образом передал ему нечто худшее, чем ликантропия – он передал ему кусочек своей души, озлобленной и ненавидящей весь мир. И сейчас луна заставляла это семя пускать корни в душе моего мужа.

Он умолял меня забыть, уверяя, что это больше не повториться. А я, видя сверкающий диск луны, этому больше не верила. Мне оставалось лишь только принять это и прощать, из раза в раз. Я почти привыкла к пощечинам, которые со временем стали оставлять на моем лице глубокие порезы. Я почти привыкла отмывать кровь, заливающую мои собственные руки, разодранные отросшими когтями. Я перестала чувствовать в постели грань между лаской и безумием. Я слишком привыкла к тому ощущению, когда ты не можешь двигаться, а руки самого любимого человека сковывают тебя, оставляя следы, впиваясь в кожу, не думая о тебе и последствиях. Слезы и раскаянье были все горячее, вот только перед этим я должна была снести все больше увечий.

Я научилась сносить боль. Осознание того, что в этом нет его вины, сковывало мои руки, не позволяя дать отпор, ударить или оглушить заклятьем. Но со временем я научилась делать и это.

Знала ли Молли? Конечно, знала, разве мать могла не заметить, как изменился ее сын? Как бы я не маскировала синяки, как бы ни залечивала свои шрамы, она видела все. Она жалела меня, но его больше, а на мою шею вешала петлю долга, что затягивалась все сильнее.

Билл умолял меня уйти, а я оставалась. Билл кричал, заставляя его бросить, но в спокойном состоянии он не был способен меня ударить. Не в моих правилах было не слушать мужа. Он сам вкладывал мне в руки палочку, которой я стала его сковывать. Он выл, связанный моими заклятиями, а стояла за стеной, плача от безысходности. Каждый месяц, каждое полнолуние.

А после все было хорошо – затишье перед бурей.

Я научилась терпеть, но все прежние желание и мысли оживали во мне. И вот я здесь, иду к драконоведческому заповеднику. Мой муж далеко, тысячи километров отделяют его от Румынии.

Я на минутку замираю перед воротами. Интересно, а спустя несколько лет, охранные заклятия изменились? Нет, и я свободно прохожу на территорию этого странного парка. Впрочем, разве сейчас кто-то, кроме меня, заботится о безопасности?

Когда я впервые оказалась здесь, мне было шестнадцать лет. У меня впереди была вся жизнь – окончания Шармбатона, блестящие перспективы и, конечно же, мой день рождения этой осенью, который я собиралась отпраздновать с сумасшедшим размахом. Разве каждый осенний день тебе исполняется семнадцать лет? Но видимо, желая защитить поместье от таких праздников, которые я бы с радостью устраивала каждый день, мои родители, отправляющиеся в кругосветный круиз, приняли решение отправить меня в Румынию. В драконоведческий заповедник.

Другая девушка наверно воспротивилась бы этому, но я, дышащая сказками и легендами, пришла в полный восторг. И вот я, шестнадцатилетняя, стою пред его воротами, полная иллюзий и надежд. Хотела бы я, настоящая, чувствовать сейчас хотя бы десятую часть того прошлого оптимизма.

Восторженную и открытую всему миру, меня очаровывало все – диковинная, прежде не виданная природа, яркие благоухающие цветы, загадочные руины замков в дали. И конечно драконы. И конечно одно человеческое существо, которому я наверно и обязана любви к этим существам и победой в первой части турнира. И любви к своему мужу.

Чарли Уизли.

Молодой инструктор, только-только осваивающийся в заповеднике, сразу же привлек мое внимание своими веселыми голубыми глазами и копной ярко-рыжих волос, так и просящих снять с них дурацкую резинку, стягивающую их в нелепый хвост.

Что я и сделала, смеясь и говоря о том, что ему так больше идет. Чарли улыбнулся в ответ, сбитый с толку моей наглостью. Я лишь беззаботно улыбалась в ответ, призывая свои чары, интуитивно чувствуя, что они не нужны.

О, мое тщеславие ликовало – все мои мечты сбывались на моих глазах. У принцессы флер было все – сказочная страна и прекрасный рыжеволосый рыцарь, который ради нее готов приручить дракона. И этот рыцарь любил их настолько, что готов был раскрыть принцессе все секреты своего мастерства.

Именно из-за Чарли драконы перестали быть для принцессы чудовищами, которых необходимо убить ради ее руки. Именно рыжий рыцарь научил принцессу смотреть на неистовый размах крыльев с восхищением, а не ужасом, именно благодаря нему принцесса научилась видеть в глазах гигантов мудрость, не чувствуя страха. А когда из пасти дракона вырвалось пламя, едва не опалившее принцессе волосы, именно он, ее рыцарь, научил принцессу заклятьям, что могли успокоить существо.

Чарли был моим рыцарем, веселым и бесстрашным. Его палочка в руке сверкала, как меч, а яркие волосы затмевали на солнце своим блеском чешую дракона.

И, конечно же, иногда ради рыцаря принцесса забывала о драконах, оставаясь с ним наедине. Тогда для нее не существовало ничего, кроме его светящихся глаз, мягких губ и крепких, но нежных объятий. Принцесса и рыцарь не желали расставаться ни на секунду. Старшие инструкторы смотрели сквозь пальцы на то, что я давно забросила отведенную мне комнату, переселившись к Чарли. Мы были всегда вместе, засыпали в обнимку и ходили по заповеднику рука об руку. Я забыла о времени, наслаждаясь его обществом, его сказками о драконах и его прикосновениями, от которых мне хотелось петь. Я слушала сказки на ночь, будоражившие мое воображение полетами и битвами.

А потом пришла осень, из-за которой я отправилась домой. Краски лета померкли, оставив в моей памяти красивую сказку, которой я могла поделиться с подругами, тайно наслаждаясь их завистью. Сказка перетекла на бумагу, но мне было слишком скучно отвечать на письма. У меня впереди была целая жизнь – мой день рождения и Турнир. Который я бы никогда не смогла преодолеть без Чарли.

На котором я впервые встретила Билла. Надо ли говорить, что меня впервые ослепила вспышка рыжих волос, а воспоминания нахлынули сплошным потоком. Но я не хотела повторения истории. Возможно, я чувствовала вину за свой мимолетный уход и сухие письма, а может, хотела прожить ее по-другому. Я не решилась использовать свои чары, под которые нечаянно попал их младший брат, Рон. Я хотела другой истории, уже не сказочной, а настоящей.

Чарли был сказкой, а Билл – реальность. Чарли был волшебным сном, а Билл – пробуждением от него. Лето с Чарли было лишь продолжением моей игры, но с Биллом все было по-другому. Чарли витал со мной в моих иллюзиях, а Билл мягко, но решительно спустил меня на землю. С ним было волшебство совсем иного рода, именно оно заставило меня измениться, оставить свои крылья и блуждания в иных мирах ради счастья рядом с любимым человеком. Чарли был вспышкой, мимолетным дыханием дракона, а Билл был теплым камином, без возвращения к которому не мыслишь ни одного своего дня.

Пока огонь не начал обжигать искрами пламени, что поселилось в его душе с укусом.

Я блуждаю по заповеднику, удивляясь отсутствию чар. Впрочем, это не удивительно. Разве кто-то из волшебников добровольно придет в лапы к дракону?

Только Чарли.

И я, вошла в первый попавшийся загон, ведь ради этого я и совершила путешествие.

Я, стоящая перед спящим зеленым валлийским драконом, подобному тому, с которым сражалась когда-то. Дракон вздрагивает во сне, будто чувствуя мое присутствие. А меня успокаивает его вид. Я нашептываю старые слова, наблюдая, как веки дракона смыкаются, радостно отмечая, что погружаю его в сон. Но как обычно, это замечание отвлекает меня, и вот я уже вижу последствия в виде готовой поджечь меня пасти. Проклятье! Я не меняюсь. С этим мыслями я лихорадочно возобновляю свои попытки, пока меня не отвлекает звучание собственного имени.

— Флер.

Можно ли узнать в сгорбленной фигурке, чья закрытая плащом кожа, насквозь залатанная косметическими заклятьями, красавицу-вейлу? Чьи золотые волосы сверкали как солнце, а мимолетный взгляд был незабываем?

Чарли узнает. Ведь это именно он сейчас стоит в темном конце загона. Даже с такого расстояния я вижу его добродушную улыбку, которая заставляет меня заливаться краской от старых воспоминаний.

Но Чарли лишь жестом приглашает меня следовать за ним, а я спешу подойти к нему и переплести наши пальцы, взяв его за руку. Наверно он удивлен, но не показывает этого, продолжая путь, который я начинаю узнавать.

Все та же комната, лишь только убранство чуть богаче, чем то, что мне запомнилось. Я почти без сил падаю на шкурку перед камином, привычно утыкаясь носом в шерсть. Никакой кожи. Особенно кожи питомцев заповедника.

— Вина, Флер? – Чарли нарушает тишину, садясь рядом со мной, а я лишь согласно киваю. Только сейчас, сидя около согревающего, спокойного огня камина, я понимаю, насколько продрогла и устала, переходя через лес. Впрочем, усталость стала моим вечным спутником намного раньше.

Чарли наколдовывает бокал и в молчании пьет, не решаясь спросить меня еще что-то. Сейчас его уверенность, которую он всегда обретал рядом с любимыми им существами, куда-то исчезает. А мне хорошо и в полной тишине, перед огнем, который не ранит меня, стоит моим мыслям уйти не в нужном направлении.

— Что привело тебя сюда, Флер? — наконец спрашивает меня Чарли после долго молчания, нарушаемого лишь мерным треском дров.

Я не знаю, что мне ответить, а Чарли неожиданно шутит:

— Поссорилась с братом? Он все еще носит ботинки из драконьей кожи?

Я оборачиваюсь в его сторону, заставив его немедленно отшатнуться. Какой должно быть у меня сейчас дикий взгляд, что заставил человека, ежедневно рискующего своей жизнью, отвести глаза.

Мне стыдно. Мне очень стыдно перед Чарли. Я должна молчать, чтобы не тревожить его душу. Как отвратительно должно быть он должен был себя чувствовать, когда узнал о том, что я – невеста его брата? Наверняка он со злостью разорвал любезно присланное Молли приглашению на нашу свадьбу. Как горько, наверное, понимать, что тебе предпочли собственную плоть и кровь?

Я должна молчать. Но я не могу. Фраза о коже дракона срывает все спусковые крючки, я рассказываю, останавливаясь лишь за тем, чтобы сильнее прижаться к его груди, сильнее впиться ногтями в его плечи. Я захлебываюсь своими словами и чувствами. Судя по ошарашенным глазам Чарли, никто и не подумал сообщить Чарли о ранении Билла. От стыда мне кажется, что на моем теле расходятся и кровоточат все раны. Стыд – все, что осталось во мне. Стыд за то, что я так поступила с Чарли, оставила его одного с парой беззаботных писем. Стыд, что я предала Билла, сбежав от него прочь. Стыд перед Молли, что верила в мою любовь и преданность. Стыд перед всеми, а главное перед собой.

А слова все льются, льются беспрерывным потоком, будто в беспамятстве. А вот я будто просыпаюсь, истощенная и заплаканная на руках Чарли. Поцелуй с другим – измена, но в его прикосновении нет ни страсти, ни похоти, лишь бесконечная нежность, греющая сильнее вина и огня. Все моя тело наливается приятной тяжестью, но все же я оказываюсь способна сказать решающую фразу:

— Я люблю Билла.

— Знаю, — мое сердце ноет от этой рабской покорности.

— Я должна буду вернуться домой.

— Я знаю. Но останься на ночь со мной.

Я киваю, ложась к Чарли на колени:

— Расскажи мне сказу. Как раньше, — неожиданно прошу я, вспоминая старые времена.

Чарли кивает, гладя меня осторожно по волосам, боясь спугнуть шаги моего хрупкого сна:

— Далеко-далеко, на другом конце свете, в самом сердце гор, что пронзали своими пиками небо, было одно королевство. Жил в нем король со своей дочерью, принцессой…

Я вижу, что Чарли колеблется, пытаясь назвать ее имя.

— Прекрасной принцессой, чья красота затмевала блеск тысячи солнц. А дракон прилетел издалека, и поселился в горной пещере. Ему хотелось лишь покоя и тишины, а люди королевства с их мелочными делишками совсем не интересовали его. Однако, они прознали о том, что у них поселился дракон. Доблестные рыцари в тяжёлых доспехах вызвались победить дракона и освободить королевства от злого монстра, один за другим спеша к пещере дракона, однако ни один из них не вернулся с победой – один лишь вид грозного создания заставлял их обратиться в бегство. Но дракон вовсе не хотел сражений, он грезил лишь покоем и тишиной, которую никто не желал ему дать. И однажды дракон разозлился, решившись похитить прекрасную принцессу.

— Испугалась принцесса, оказавшись в пещере совсем одна, но взгляд дракона сумел ее успокоить. Поняла принцесса, что создание не желало ей зла. Ни с кем ей не было так легко и спокойно, как с древним созданием. Но король, обеспокоенный пропажей дочери. Послал за ней отряд рыцарей, во главе которых был благородный принц…

Чарли мягко закрывает мои губы пальцем, когда я пытаюсь назвать имя принца.

— И увидела принцесса рыцарей, и поняла, что совсем не желает покидать логово странного создания. И сказала она об этом благородным рыцарям, но принц лишь поднял юную девушку на смех.

— Неужели? — засмеялся принц, — Ты любишь этого мерзкого дракона и не хочешь за меня замуж?

— Да, люблю, — ответила принцесса, повернувшись к дракону и поцеловав его.

Едва ее губы коснулись гладкой чешуи создания, как она распалась на сотни осколков, обнажив миру гладкую кожу. Дракон обратился в принца, давным-давно заколдованного, и только любовь принцессы разрушила злые чары.

И жили они вместе долго и счастливо…

Я лежала на коленях Чарли, чувствуя его дыхание, мягкость шкурки, теплое прикосновение камина, пытаясь понять смысл сказки, каждую секунду ускользающий от меня. Слишком много загадок на один вечер. Нити повествования путались, я не понимала, кто был моим драконом, а кто моим принцем? А может, и не я была принцессой?

Чарли снова нежно поцеловал меня, позволив окунуться в грезы, полые сказочных замков, драконов и принцесс, среди которых мелькал неуловимый образ, за которым я летала всю ночь, так и не сумев удержать.

Когда я очнулась, все так же лежа рядом с ним, за окном уже брезжил рассвет. Рассвет в ярких, неземных красках которого не было места холодному, зловещему блеску.

— Я должна вернуться, — сказала я, слегка потрепав Чарли за плечо.

— Знаю, — ответил Чарли, провожая меня по лесу за пределами заповедника.

Даже холод не мог заставить меня оторвать восторженный взгляд от переливающихся небес, где рассвет сплетал воедино все оттенки розового, голубого и фиолетового оттенков, создавая невиданное зрелище, на которое не способна никакая магия.

Я еще раз оглядела край, который мне предстояло покинуть. Мир грез и сказок, о которых я мечтала, принадлежащий не мне. Он принадлежит Чарли. Который является его частью. Я бы хотела остаться, но долг сковывает мои заклятья и мысли.

Этот долг дала мне не Молли, я взвалила его на себя сама. Моя сказка, увы, совсем не о драконах. Она об оборотнях и маленьких глупых девочках.

— Я вернусь, — теперь мой голос звучит совсем с другой интонацией, и Чарли понимает, о чем я.

Обещая, я притягиваю его к себе, ощущая его мягкость на своих губах.

— Обещаю.

Бабочек всегда влечет огонь, даже пылающий в пасти дракона. А я лишь бабочка, истерзанная когтями, но еще сохранившая часть своего легкомыслия. Слишком слабая, чтобы уйти. Слишком сильная, чтобы предать. Слишком слабая, чтобы порвать этот круг. Бабочка, застрявшая между мирами оборотня и дракона. Слишком сильно скованная своим долгом. Слишком желающая вернуться в сказку.