"Вариации на тему Гарридраки"

Позевывая, стоять у плиты и варить для тебя утренний кофе, такой, как ты любишь. Очень крепкий, черный, со щепоткой корицы и мускатного ореха.

Вспоминать прошедшую ночь, до сих пор чувствуя напряжение в мышцах.

Почувствовать спиной взгляд. Обернуться. Утонуть в серых глазах.

Ты. Стоишь, прислонившись бедром к столу, и с легкой улыбкой смотришь на меня. Еще чуть сонный, растрепанный, притягательный.

— Доброе утро, Поттер, — голос чуть хриплый со сна и так привычно растягивающий гласные.

Киваю, потому что говорить не могу, в горле мгновенно пересыхает от одного звука твоего голоса.

Скользнуть взглядом ниже, по припухшим губам, по острым ключицам, по голой безволосой груди, по розовым соскам, по мышцам пресса, по тонкой светлой дорожке волос, убегающей за пояс низко сидящих на бедрах домашних брюк. Такой обещающей. Манящей. Приглашающей. Искушающей.

Услышать разъяренное шипение сбежавшего кофе. Развернуться, с трудом отрываясь от созерцания. Почувствовать за спиной движение. Тепло твоего тела. Руки на талии. Жаркий шепот.

— Гаааарриии…

Повернуть голову. Задохнуться от поцелуя. Отпустить тормоза. Отдаться страсти. Взять тебя прямо там, на кухонном столе. Захлебываться нашими стонами, криками.

Первое утро совместной жизни. Первое утро вместе, после стольких лет тайных свиданий, встреч урывками, обмана родных и близких.

Самое светлое воспоминание.

Не забыть.

написано для замечательной Sunny Mouse

Примечание: простым шрифтом – Гарри, курсивом — Драко

— Любишь?

— Люблю.

— Докажи!

— Как?

— Выбери меня!

— Я и так тебя выбрал.

— Ты знаешь, о чем я.

— Нет! И ты тоже знаешь, почему!

— Долг…

— Да.

— Глупости, ты не прав!

— Прав. И ты это поймешь, если подумаешь.

— Уходи! Не хочу тебя больше видеть!

— Что ж, ты сам так решил. Тогда все кончено. Прощай.

— Ненавижу тебя! СЕКТУМСЕМПРА!

* * *

Несколько лет спустя.

— Привет!

— Здравствуй.

— Я скучал, мне так тебя не хватает…

— Я тоже, но ты сам этого хотел, ты сам меня прогнал, причем весьма убедительно.

— Послушай, прости меня. За то, что не понимал, за сектумсемпру. Прости за все. Я тогда был не прав.

— Давно простил. Я надеялся, что ты поймешь.

— Как живешь? Я слышал, ты женился.

— Да. Живу потихоньку, восстанавливаю поместье и доброе имя. Ждем ребенка. Надеюсь, что будет сын.

— Поздравляю. А у нас совсем недавно второй сын родился.

— Я знаю, ты по-прежнему на первых страницах в прессе.

— Холодно. Да и дождь начинается. Пойдем отсюда.

— Пойдем.

— Не спросишь, куда?

— Не важно. Главное – с тобой.

* * *

Вечером того же дня.

— Уже уходишь?

— Да. Меня ждут к ужину. У нас сегодня гости.

— Останься хоть ненадолго, отправь записку, что задерживаешься.

— Не могу.

— Опять долг?

— И это тоже.

— Мы еще встретимся?

— Шли сову.

* * *

Спустя 11 лет

Записка, которую принесла сова Главному Аврору вечером 1 сентября

«Сегодня я был у адвоката, оформлял развод. Поздравь меня, я стал отцом-одиночкой. По брачному контракту Астория получила половину состояния, отказалась от всех прав на сына и уехала из поместья. Так что жду тебя в Малфой-мэноре в любое удобное для тебя время.

Д.М.

P.S.: Теперь я рассчитался со всеми долгами»

По парку не спеша идут двое.

Один высокий и худой. Все в нем тонко, остро, бледно, длинно. Узкое вытянутое лицо, тонкий длинноватый нос, бледные губы вытянуты в полоску и кривятся усмешкой, мертвенно-бледная кожа, испещренная тонкими морщинками, тусклые холодные серые глаза и острый взгляд, высокий лоб с залысинами, длинные, не то седые, не то светло-пепельные, какие-то пегие, волосы стянуты в низкий жидкий хвост, длинные тонкие пальцы цепко обхватывают набалдашник трости. Одет не просто хорошо, а дорого, элегантно, с большим вкусом.

Другой ниже своего спутника чуть не на голову. Он плотный, крепко сбитый, но не толстый. Широкое смуглое лицо, толстые черные брови, на носу с горбинкой чуть криво сидят смешные круглые очки, за стеклами которых прячется веселый взгляд, в уголках зеленых глаз навечно залегли морщинки, пухлые губы тронуты легкой улыбкой, растрепанные волосы цвета "соль с перцем" треплет теплый весенний ветерок, широкие ладони с короткими сильными пальцами спрятаны в карманы. Одет небрежно и как будто с чужого плеча.

Забавная пара. Странная пара. Бывший Главный Аврор, победитель Волдеморта Гарри Поттер и бывший Глава Отдела Тайн, шпион Ордена Феникса лорд Драко Малфой.

Такие непохожие и такие не подходящие друг другу мужчины не спеша идут по аллее в воскресный полдень. Как и каждую неделю на протяжении вот уже более сорока лет.

написано для чудесной E-light, которая просила что-нибудь про хорьков

После ужина Гарри поднялся в кабинет, намереваясь еще немного поработать. Открыв дверь, он потрясенно застыл на пороге. Зрелище, представшее глазам Главного Аврора Поттера, было ошеломляющим: бумаги на столе изорваны, обивка любимого кресла разодрана в клочья, ножки стула изгрызены, а ровно в центре дорогого персидского ковра поместилась «ароматная» кучка. Взревев драконом, Гарри кинулся в комнату младшего сына, зная, что именно там чаще всего обитает мерзкое животное, прикидывающееся очаровательным белым хорьком.

Рванув на себя дверь комнаты, при этом чуть не сорвав ее с петель, Поттер подскочил к окну, где на подоконнике, на мягкой лежанке, предпочитал проводить свободное от пакостей время подарок коварного слизеринца. И действительно, хорек мирно дремал на солнышке, как будто разгром в кабинете хозяина — не его лап и зубов дело. Животное, растянувшееся на подстилке кверху пузиком и гревшееся в лучах заходящего солнца, было настолько милым и невинным, что карающая длань Главного Аврора опустилась не с целью схватить за шкирку, отволочь и потыкать носом в безобразие (как было первоначально задумано), а мягко и нежно почесала животик мелкого негодяя. «Эх, Малфой, сам сволочь обаятельная, и подарочек твой весь в тебя. Но как же я вас обоих…» — мелькнула мысль, но додумать ее до конца Гарри так и не решился. Рано. Слишком рано об этом говорить. Даже себе.

Малфой хорошо выучил слово «НЕЛЬЗЯ». К шестнадцати годам отец постарался внушить, объяснить, вбить в него это слово.

Нельзя нарушать семейный кодекс Малфоев.

Нельзя общаться, а уж тем более дружить с грязнокровками и Уизли.

Нельзя второй раз протягивать руку, если однажды тебе отказали.

Нельзя быть вторым в Доме Слизерин.Нельзя сотрудничать со Светлыми магами.

Нельзя выбирать свой путь, если отец все уже решил за тебя.Нельзя отказаться, если Темный Лорд дает задание.

Нельзя заводить романы с парнями.

Нельзя любить. Никого. Особенно, Гарри Поттера.

Но так же хорошо в семнадцать лет Драко знал, что если очень-очень хочется, то все «нельзя» превращаются в «МОЖНО».

Можно, робея, смущаясь, со страхом быть отвергнутым, прячась за маской холодного равнодушия, протянуть руку своему школьному сопернику, тому, кто уже однажды от нее отвернулся. И почувствовать такое же робкое первое прикосновение, а потом крепкое пожатие сильной, мозолистой, широкой ладони.

Можно отставить презрение и тащить на себе в больничное крыло раненую грязнокровку, найденную на окраине Запретного Леса со сломанной ногой, понимая, что она перестала быть «грязнокровкой» и отныне и навсегда стала «Грейнджер».

Можно сдержать презрительную ухмылку и просто улыбнуться в ответ на глупые слова благодарности, тихо произнесенные дрожащими губами рыжего веснушчатого парня, четко сознавая, что больше нет «Уизела», да и «хорька» больше не будет.

Можно пойти к директору и рассказать ему все о задании Темного Лорда, предложив свои услуги в качестве шпиона, с удивлением выслушать отказ и с благодарностью принять предложение защиты и укрытия не только для себя, но и для своей матери, впервые за долгое время начиная дышать легко и свободно.

Можно, задыхаясь от нежности, зарываться пальцами в темные вечно растрепанные волосы, целовать губы, шею, шрам на лбу, выпирающие ключицы, загрубевшие пальцы, вылизывать темно-вишневые соски, нежную кожу внутренней стороны бедер, дорожку темных волос, накрывать губами, ласкать языком потемневший от прилившей крови член. Брать всё и отдавать всего себя, плавясь в неумелых, но таких страстных, нежных, ласковых и таких необходимых руках.

Можно быть любимым.

Можно любить.

Сегодня утром, столкнувшись в дверях Большого Зала, Малфой молча сунул ему записку и ушел. Развернув клочок бумаги, Гарри прочитал: «Встретимся после уроков на опушке Запретного Леса. Приходи один. Пожалуйста. Д.М.»

Зачем ему нужна была эта встреча, почему он ничего не пожелал объяснить, Гарри не понимал. Конечно, встречаться с Малфоем наедине, да еще и у Запретного Леса, было рискованно, но любопытство пересилило. Отговорившись от друзей желанием подышать свежим воздухом, побыть наедине с собой и подумать, в назначенное время Гарри отправился на встречу.

Он стоял, укрытый мантией-невидимкой, и наблюдал за Малфоем. Тот прогуливался по самой кромке леса, то скрываясь за деревьями, то вновь показываясь. Иногда наклонялся и поднимал багряный лист, тщательно осматривал его со всех сторон и оставлял или выкидывал. В руках у него уже был целый пучок листьев, которые он бережно держал за черенки. Еще раз осмотрев свою добычу, Драко достал из кармана тонкую зеленую ленточку и ловко перевязал черенки, превращая ворох листвы в букет.

Не выдержав, Гарри снял мантию и, сделав вид, что только что пришел, окликнул его:

— Малфой! Так что ты от меня хотел?

Драко резко повернулся, тяжело вздохнул, собираясь, и подошел практически вплотную к Гарри:

— Поттер… Гарри, мне надо… Я хотел поблагодарить тебя за то, что ты спас меня из Выручай-комнаты, что дал показания на суде, что убил этого гада, что…— Драко осекся, но взял себя в руки и продолжил. – Еще я хочу попросить прощения за свои поступки, если ты, конечно, когда-нибудь сможешь простить меня.

Малфой сунул Гарри в руки букет осенних листьев, неожиданно качнулся вперед и на мгновение прижался прохладными губами к щеке Поттера. Потом отступил и быстрым шагом, едва не срываясь на бег, направился в сторону Хогвартса.

А Гарри так и застыл на опушке, одной рукой прижав к груди букет, а другой держась за щеку, на которой горел легкий поцелуй Малфоя. Он смотрел Драко вслед и думал о том, что это только начало. Начало чего-то большого, волнующего и нового.

Драко Малфой, советник министра, председатель Попечительского совета Хогвартса, член Визенгамота и прочая, вышел из ворот школы магии с очередного заседания и направился в сторону Запретного Леса. Честно говоря, погода не слишком располагала к прогулкам. Зарядивший с утра мелкий дождь и не думал прекращаться, холодный порывистый ветер рвал полы мантии, небо затянули плотные тучи. Но Драко Малфой любит осень, даже в такие промозглые дни.

Когда-то, давным-давно, Драко любил зиму, Рождество, Новый год, запах хвои и снежные бои.

Когда-то, давным-давно, Драко любил весну, первоцветы, запах молодой зелени и цветение сирени.

Когда-то, давным-давно, Драко любил лето, буйство красок, спелую душистую клубнику и полевые цветы.

Когда-то, давным-давно, Драко совсем не любил осень.

Когда-то, давным-давно, Драко любил Гарри Поттера.

Гарри Поттер тоже любил зиму, весну, лето и еще Драко Малфоя. И совсем не любил осень.

Но теперь Драко Малфой любит осень, потому что, когда Гарри ушел, он забрал с собой и зиму, и весну, и лето, оставив только осень. Поэтому Драко пришлось научиться любить осень – единственное, что ему оставил Гарри.

Гарри Поттер возвращался домой из командировки в Германию, где проходила ежегодная конференция представителей Авроратов Европы по обмену опытом.

Погода стояла замечательная: непривычно солнечный и сухой октябрь. Поэтому Гарри, хоть и соскучился по дому и своей второй половинке, решил все-таки аппарировать не напрямую в Хогсмид, а немного прогуляться по окраине Запретного Леса, раскрашенного во все возможные оттенки красного, золотого и зеленого. «Просто слияние Гриффиндора и Слизерина в природе, и победа явно за Гриффиндором», — с усмешкой подумал Гарри, вспоминая свои личные победы над Слизерином, точнее, над одним конкретным слизеринцем.

Не спеша бредя по опушке, загребая ботинками опавшую листву, наслаждаясь свежим прохладным воздухом, пропитавшимся горьковатым запахом костров, он предавался мечтам об уютном домике, вкусном ужине и страстной ночи, да, особенно о ночи и претворении в жизнь некоторых фантазий. Все-таки, как ни крути, а практически неделя воздержания для молодого мужчины – серьезный срок.

Вдруг из-за деревьев послышался протяжный голос, интонации которого за много лет Гарри выучил наизусть.— Мальчик, где ты? — растерянность…

— Милый, иди сюда, я все равно тебя найду! – настойчивость, переходящая в раздражение…

— Блейзи-Блейзи-Блейзи, не смей от меня прятаться! – обманчиво-ласковое воркование…

— Ах, ты, непослушное животное, ты еще сам прибежишь, только, как бы поздно не было! – гнев…

— Ну, Блейзи, малыш, поиграли, и хватит, иди ко мне! – жалобно и умоляющеГарри, чувствуя, как что-то темное, злое, яростное, поднимается из самых дальних уголков души, подкрадывался к источнику шума. В голове билось одно: «Вот и погулял. Прямо таки как в анекдоте: возвращается муж из командировки. Убью обоих…»

На залитой солнцем поляне, спиной к Поттеру, стоял Драко Малфой и растерянно оглядывался по сторонам, явно не замечая угрозы, надвигающейся на него.

— Малфой!

Драко смешно подпрыгнул от неожиданности и даже, кажется, взвизгнул.

— Поттер, тебе никто никогда не говорил, что подкрадываться к людям со спины – дурной тон? – раздраженно протянул Малфой, поворачиваясь.

— Малфой, а тебе никто никогда не говорил, что трахаться на стороне при живом муже – дурной тон? – в тон ему ответил Поттер.

Драко посмотрел на него, как на ненормального и зашелся истерическим смехом.

— Поттер, ты что себе надумал, идиот? – выдавил Малфой сквозь смех.

— А что я должен думать? Я уехал всего-то на пять дней, а ты с Забини уже любовные игрища в Запретном Лесу устроил! – взбешенно выкрикнул Гарри.

— Устраивать, как ты изволил выразиться, «любовные игрища» в лесу — абсолютно не в моем вкусе. Уж за столько лет мог бы и лучше меня узнать, – разозлился Малфой.

— Можно подумать, я глухой и не слышал, как ты тут разворковался «Блейзи-Блейзи», — передразнил Поттер.

Драко злобно прищурился и сказал с угрозой:

— Поттер, советую тебе извиниться, пока не поздно.

— И не подумаю, — с вызовом ответил Гарри.

В этот момент из кустов выскочил маленький черный комок шерсти, при ближайшем рассмотрении оказавшийся щенком крапа. Малфой ловко схватил волочащийся по земле поводок и притянул малыша к себе.

— Вот, Поттер, познакомься – это Блейзи. Подарочек от Панси, которая решила, что раз ты постоянно пропадаешь то на работе, то в командировках, мне нужен кто-то для компании. А теперь проваливай.

— Драко…

— Убирайся, Поттер.

— Драко, послушай…

— Заткнись и убирайся, ни видеть, ни слушать тебя не хочу, — Малфой развернулся и пошел в сторону Хогсмида.

Щенок весело трусил рядом. Гарри плелся в сзади и пытался вымолить себе прощение.

В конце концов, не выдержав игнорирования, он догнал упрямого, вредного, невыносимого, любимого слизеринца, обнял и поцеловал. Малфой, поначалу пытавшийся сопротивляться, затих в сильных руках и через какое-то время стал отвечать. Поцелуй все длился и длился, пока они не стали задыхаться. С трудом отдышавшись, Гарри сказал:

— Драко, прости меня, пожалуйста, очень тебя прошу. Обещаю, что никогда-никогда больше не буду в тебе сомневаться.Конечно, Драко его простил. Правда, поцелуя для этого оказалось маловато и Гарри пришлось изрядно постараться и даже сменить привычную доминирующую позицию на пассивную. Но чего не сделаешь для любимого.

В понедельник на уроках зельеварения, впервые после недели «Троллей» и невероятного количества снятых баллов, ученики всех факультетов Хогвартса радовались раздаваемым профессором Малфоем направо и налево «Превосходно» и «Выше ожидаемого».

Предупреждение: смерть персонажа, пост-гарридрака и пре-снарри

Северус Снейп сидел у постели молодого парня, забывшегося неспокойным сном, и пытался понять, что же произошло с Героем, что заставляло его вот уже в который раз искать смерти. Сегодня была пятая попытка.

Месяц назад друзья, обеспокоенные, что Поттер заблокировал камин и не отвечает на записки, взломали защиту дома на Гриммо и обнаружили того в бессознательном состоянии. Вызванный колдомедик констатировал отравление зельем Забвения. Вовремя принятые меры вернули Гарри к жизни, но он так и не рассказал о причине, толкнувшей его на этот шаг. Он вообще молчал теперь все время, не реагируя ни на упреки, ни на уговоры – ни на что. Лишь однажды в его глазах промелькнул, но тотчас погас интерес – когда после третьей попытки самоубийства в его доме поселился профессор Снейп.

Северус был не в восторге от предложения жить под одной крышей с несносным Поттером, однако, поразмыслив, согласился оказать такую услугу и присмотреть за свихнувшимся Героем. Впрочем, их сосуществование можно было назвать вполне мирным, вернее, никаким: Поттер по большей части времени сидел на подоконнике, тупо глядя то на улицу, то на маленькую фотографию, а Северус находился где-то поблизости, наблюдая, чтобы тот не натворил глупостей. Кто изображен на фото было неизвестно, Поттер никому не показывал, пряча от всех кусочек картона. У Снейпа было предположение, кто бы это мог быть, но он его не озвучивал, не желая первым в очередной раз заводить разговор и получать в ответ пустой взгляд и молчание. По вечерам, влив в рот несопротивляющемуся Поттеру зелье Сна без сновидений, дождавшись, пока тот заснет, он спускался в домашнюю лабораторию, где приступал к работе над очередным вариантом средства, способного вернуть Герою если не интерес к жизни, то, хотя бы, силу воли жить.

Так пролетел еще месяц. Потчуемый различными снадобьями, Поттер стал чуть живее, чуть подвижнее, чуть улучшился аппетит. Теперь его не надо было кормить практически насильно, и болезненная истощенность сменилась просто худобой, побледнели черные тени под глазами. А в день, когда тот впервые поздоровался, Снейп понял, что он на верном пути.

Через неделю после этого случая у Поттера случился первый эмоциональный взрыв в виде истерики. Он выкрикивал в чей-то адрес угрозы, кого-то проклинал, просил вернуться, а вокруг него кружился вихрь вырвавшейся из-под контроля магии. Под конец Герой разрыдался и спрятался в своей комнате, что мало ему помогло, потому что замка на двери не было, а палочку у него давно забрали, чтобы он не имел лишней возможности навредить себе. Приведя гостиную в порядок и выждав около часа, чтобы дать успокоиться, Северус захватил пару склянок и поднялся наверх. Поттер лежал на кровати, неотрывно глядя на все то же фото, сжавшись в тугой комок и периодически всхлипывая. Влив в него зелья, Снейп забрал из ослабевших пальцев картинку.

— Гм, ну, что-то подобное я и предполагал, — пробормотал он. С маггловской фотографии на него, счастливо улыбаясь, смотрел Драко Малфой.

— Отдайте! Вы все равно ничего не поймете!

— Позвольте поинтересоваться, почему Вы так решили, мистер Поттер? – спросил Снейп, понимая, что если сейчас сможет разговорить его, то сделает большой шаг вперед в лечении, и протянул назад фотографию.

— Вы никогда никого не любили! А если и любили, то давно забыли, что это такое! Я любил его, и он говорил, что любит, что всегда будет рядом, что никогда не оставит!

— Успокойтесь, мистер Поттер, вот, выпейте, — он протянул очередную склянку со снотворным, видя, что истерика грозит повториться. Похоже, сегодня разговора не будет.

Когда Поттер заснул, Северус спустился вниз, одолеваемый мыслями и воспоминаниями. Теперь многое становилось понятным: и внезапный приход Драко Малфоя в Орден Феникса, и непонятные отлучки Героя, и почему Драко, будучи, как и все Малфои, эгоистом, бросился под проклятье, предназначавшееся Поттеру, и почему тот отказывался жить дальше. Гарри ошибался, думая, будто он забыл, что такое любовь. «Гарри»? Да, пожалуй, тот уже стал для него Гарри.

Шло время. Потихоньку, маленькими шажками, сближались два абсолютно разных человека, разделяя каждый свое одиночество на двоих. Поттер прервал свое абсолютное затворничество в четырех стенах и стал выходить в маленький садик сначала по принуждению профессора, затем добровольно. Они сидели в плетеных креслах и молчали. С каждым днем молчать вместе становилось уютнее. А в один из последних жарких августовских дней Гарри, развалившись на траве в одних шортах, подставив ласковому солнцу худую спину с трогательно выступающими лопатками и бусинами позвонков, подпер голову руками, гладя в пустоту, и начал говорить.

— Вы знаете, профессор, они не видели Драко так, как видел я. Они говорили, что у него холодные, «рыбьи» глаза. Просто они никогда не видели, как в этих глазах зажигается огонь, когда он отдавался или брал, когда он рассказывал о новой задумке или об интересной книге. Они говорили, что он бесцветный. Просто они никогда не видели, как играет в его волосах лунный свет, превращая их в жидкое серебро. Они говорили, что он злой, жестокий, эгоистичный, равнодушный, коварный. Просто они никогда не видели, как он плакал, когда слизеринцы убили его филина, с какой страстью он летал на метле, с каким восторгом и наивностью смотрел первый раз маггловский фильм, как он сам приносил мне еду, если я забывал поесть… — Гарри снова замолчал, не замечая, что во время этой речи по его щекам потекли слезы.

— Поттер… Гарри, ты должен жить дальше. Ты любил Драко, я понимаю, но не дай этой любви убить себя.

— Вы же любили, профессор, директор говорил, что Вы любили мою маму и любите до сих пор! — вскричал Поттер, вскакивая на ноги.

— Любил. Я очень любил Лили, но посмотри, куда меня привело неумение вовремя попрощаться, — горько усмехнулся Снейп. – Я немолод и одинок, когда мог бы быть счастливо женат или завести постоянного любовника, найти партнера. Вот сейчас мне очень нравится один молодой человек, а я так и не решаюсь ему хотя бы намекнуть.

— Но что же мне делать, что?! – Гарри в отчаянии закрыл лицо руками.

— Отпустить, Гарри, отпустить его и освободить себя, — профессор подошел и, мягко отводя руки Поттера от лица, приподнимая голову за подбородок и заглядывая в глаза, прошептал, как будто про себя – Или попробовать? – склонился ближе и легко поцеловал скорбную морщинку между бровей, от чего Поттер замер и, кажется, перестал дышать. Не чувствуя сопротивления, Снейп продолжил осыпать поцелуями прикрытые веки, соленые от слез щеки.

Привлек к себе застывшее тело, крепко обнял за талию и за плечи, посмотрел в распахнувшиеся глаза:

— Надо жить, Гарри, жить! – и страстно, все больше и больше углубляя, поцеловал приоткрытые, чуть пересохшие губы.

Шли последние жаркие августовские дни. Последние дни одиночества.

Предупреждение: смерть героев

Зима 1995-1996

Поттер, я все обдумал. Принимаю твое предложение перемирия. Встретимся сегодня в полночь на Астрономической башне.Учти, это не дружба, это просто перемирие.

Д.М.

Июнь 1996

Не ходи с таким похоронным видом, Поттер. Это всего на два месяца. Уверен, ты вполне сможешь пережить их и без наших встреч.

Д.М.

Август 1996

Я тоже соскучился. С нетерпением жду встречи в сентябре. Напоминаю, на вокзале с поцелуями и объятиями кидаться не стоит, подожди до Хогвартса, встретимся после отбоя у Выручай-комнаты.

Держи себя в руках и следи за лицом, а то у тебя на нем все написано, а никто не должен узнать, надо хранить все в тайне.

Д.

1997

Не отговаривай меня, Поттер! Своего решения я не изменю. Если ты еще не понял, то только так я смогу отдать все долги. Сознание защитить я сумею, спасибо полоумной тете Белле, мой блок даже Дамблдор не пробил.

Ты идиот, но я тебя все равно… Сам пока не решил…

И не пиши мне больше, есть риск, что меня раскроют.

Д.

1997

Гарри, как ты? Я подслушала разговор Снейпа с директором, у твоего пока все нормально, его сведения порой просто бесценны, как только умудряется все вынюхать? Рон удивляется, что ты с ним смог примириться, но об истинных отношениях, похоже, не догадывается.

Будь осторожен и не высовывайся из убежища, лучше побольше занимайся.

Держись!

Гермиона

1997

Не психуй, друг. В последнем налете ПС и схватке с аврорами ни один хорек не пострадал. Ха-ха. Сальноволосый тоже жив-здоров. И что это тебя на дружбу со скользкими гадами потянуло? Не верю я им, и ты не особо доверяй!

Наши все пока живы и почти здоровы.

Скоро увидимся.

Рон

1998

Поттер! Ты как был идиотом, так и остался! Какие еще открытые отношения? Ты забыл, кто ты и кто я? Да нас же растерзают (особенно тебя). Тем более и у тебя, и у меня есть долг перед семьей.

ДМ

PS: если тебе станет легче, то я тоже не хочу прятаться, но по-другому не получится

1999

Гарри!

Ну, пойми же, нас мало, нас всегда было мало, а после войны стало еще меньше, особенно чистокровных. А что бы там не было, но ты тоже чистокровный, хоть и в первом поколении. Да еще и наследник рода Поттер и рода Блэк. Пойми же, что на нас лежит ответственность! Нельзя, чтобы прервались такие фамилии. Лучше найди себе подходящую невесту, желательно из плодовитого и чистокровного семейства, все-таки тебе нужны не меньше двух сыновей (на крайний случай и Уизли сойдет, но не хотелось бы смотреть на твоих отпрысков с рыжими волосами). А вот когда детки подрастут и пойдут в Хогвартс, то можно и расслабиться, и не слишком скрываться.Нет, об уходе в мир магглов не может быть и речи, т.к. без магии я жить вряд ли смогу, да и образование, что у тебя, что у меня, только магическое, не мусорщиками же нам работать.

Д.

1999

Гарри, я просмотрела законы, так что не могу тебя утешить, Малфой прав. Ты обязан воспроизвести наследников для двух родов и до достижения младшим ребенком возраста 11 лет должен жить со своей семьей. Потом тоже не сможешь развестись, если не женишься в течение года после развода, но можешь оформить раздельное проживание (это свобода в личной жизни, даже разрешается жить с представителем своего пола).

Мне жаль, но лазеек в законе я не нашла.

Гермиона

2000

Поттер, поздравляю с помолвкой, хотя выбор не одобряю. Ты мог бы найти лучшую кандидатуру, чем Уизлетта. Приглашение на свадьбу можешь не присылать, вряд ли я приду.

Еще раз поздравляю.

Д.

PS: согласен устроить мальчишник на двоих на нашем месте, порт-ключ я не потерял и не выкинул, так что еще один не нужен.

2001

Поттер, не смей оскорблять мою невесту! Она не «моль бесцветная», а очень даже симпатичная хорошо воспитанная аристократка.Кстати, мои поздравления с рождением первенца! Ты молодец, сразу сын получился, осталось еще раз постараться, и дело сделано.

Отметим на нашем месте?

Д.

2003

Поттер, ты совсем сдурел? Я тоже скучаю. Я тоже люблю спонтанный секс. Но не в министерской же уборной! А если бы нас кто-то застукал? Тебе нужен лишний скандал? Что, в газетах про героя давно не печатали сенсаций?Я зол, Поттер.

Д.

PS: а секс был все-таки хорош.

2003

Мордред и Моргана! Поттер, эта моль бесцветная все никак не залетит!!! Аристократка недоделанная!!!Люблю тебя, хочу немедленно увидеть и трахнуть, или чтоб ты меня трахнул, а то на эту крысу уже без зелья не стоит!Слушай, пошло оно всё, давай уже хоть к магглам! Задолбало!

Ты меня еще любишь?

Твой Драко Малфой

2003

Поттер, прости за предыдущее письмо и забудь, я был нетрезв. Ничего я не брошу, у меня есть чувство долга.

Д.

2004

Спасибо за поздравление. Приглашение принимаю. Будем праздновать!

Д.

2004

Поздравляю, Гарри! Второй сын, значит, еще 11 лет до нашей свободы. Напиши, когда встретимся, у меня есть для тебя подарок, думаю, ты будешь сильно удивлен.

Д.

2005

вырванный из книги листок:

Шекспир. Сонет 47

У сердца с глазом — тайный договор:

Они друг другу облегчают муки,

Когда тебя напрасно ищет взор

И сердце задыхается в разлуке.

Твоим изображеньем зоркий глаз

Дает и сердцу любоваться вволю.

А сердце глазу в свой урочный час

Мечты любовной уступает долю.

Так в помыслах моих иль во плоти

Ты предо мной в мгновение любое.

Не дальше мысли можешь ты уйти.

Я неразлучен с ней, она — с тобою.

Мой взор тебя рисует и во сне

И будит сердце, спящее во мне.

Заметка на полях: «Похоже, с возрастом я становлюсь слишком сентиментальным, когда долго тебя не вижу. Д.»

2006

Поттер, ты идиот? Ты что, предохраняться не умеешь? Или двух детей тебе показалось мало и понадобился третий? Хочешь стать похожим на старшего Уизли с выводком? А, может, ты решил, что жена и куча сопливых ребятишек лучше, чем перспектива быть вместе со мной?

Д.М.

2007

Молодец, Поттер! Десять лет! Долбанных десять лет и ты думаешь, что записки со словами «все кончено, я так больше не могу» достаточно? Я бы хотел объяснений. Встретимся сегодня в 21.00 в нашем месте.

Д.М.

2008

Нет, Поттер, встретиться на нашем месте мы не сможем. Нашего места больше нет, я продал шале еще в прошлом году. Кажется, ты тогда очень ясно дал понять, что не заинтересован в продолжении наших отношений. Что ты сейчас от меня хочешь? Сколько еще собираешься метаться? Ты сначала определись, что тебе нужно, а потом настаивай на встрече. Пока я не готов к разговору с тобой.

Д.М.

2008

Надеюсь, ты ничего не имеешь против Шотландии. Порт-ключ перенесет тебя в мой охотничий домик в горах. Если определился, жду тебя там завтра в 12.00. И предупреди, чтобы раньше вечера воскресенья тебя не ждали.

Будем мириться.

Д.М.

PS: но только если ты решил все окончательно, если сомневаешься, лучше не приходи.

2011

Не вздумай заявиться в Мунго, ничего смертельного не случилось, небольшой сердечный приступ, колдомедики говорят, что через неделю я смогу вернуться домой. И не смей вызывать в Аврорат мою жену, я сам виноват.

Д.М.

2015

Я только что от адвоката. Астория согласилась на раздельное проживание и завтра съезжает на нашу виллу в Италии вместе с половиной моего состояния. Зато Мэнор теперь полностью в моем распоряжении. К тому же и Скорпиус в Хогвартсе и приедет только на Рождественские каникулы. Понимаешь, на что я намекаю?

Жду.

Д.

2017

Удачи у нотариуса! Надеюсь, твоя рыжая не передумает в последний момент. Встретимся в 20.00 в «BLUEBIRD»*, будем праздновать свободу.

Д.

PS: не переживай, ничего со мной не случится, тем более в маггловском Лондоне. Я все-таки волшебник не из последних.

2025

Это была последняя записка. Джеймс устало потер лоб, задумчиво уставившись в пространство и потерявшись в собственных мыслях. Его отец, Гарри Джеймс Поттер, погиб в 2017 году, закрыв собой Драко Малфоя, на которого у входа из маггловского Лондона на Косую аллею напал фанатик, выслеживающий и убивающий всех, кто когда-либо был заподозрен в пособничестве Темному Лорду и Пожирателям Смерти. Драко Малфой умер, не приходя в сознание, несколько часов спустя в больнице Святого Мунго от обширного инфаркта. Никто не знал, почему эти двое были вместе в столь поздний час, и что заставило Главного Аврора подставиться под Аваду. И вот теперь, много лет спустя, Джеймс наконец-то смог снять все заклинания с небольшой шкатулки, найденной в тот злосчастный год в ящике рабочего стола отца, но оказался совершенно не готов к той шокирующей правде, которую она скрывала. Трудно было поверить в то, что его отец, самый лучший и понимающий, любящий, примерный семьянин, всю жизнь изменял его маме с мужчиной.

Наверное, когда-нибудь, он сможет его простить, понять и признать, что эти двое заслуживали быть счастливыми, пройдя такой длинный путь. Наверное, когда-нибудь, он порадуется, что они умерли в один день, прямо как в сказках, и ни одному из них не пришлось мучиться одиночеством и чувством вины за смерть другого. Наверное, когда-нибудь…

___________________

*Ресторан «Синяя Птица» является одним из наиболее заслуженных, элегантных, красивых и обожаемых ресторанов членов Королевской семьи на протяжении многих десятилетий. Классический и стильный интерьер соответствует его меню: с большим ассортиментом простых и сложных блюд — корнуэльские крабы, креветки из залива Моркам, блюда из свинины местной британской породы.

Драко знает тело Гарри, как никто другой: каждую морщинку на лице, все изменения, которые происходят с возрастом. Он выучил наизусть карту родинок, шрамов и отметин от проклятий, правда, раньше к ним часто добавлялись новые, но вот уже лет пять, как карта не меняется. Он знает вкус кожи на шее Гарри, на груди, на спине, и самый изысканный – в паховых складках и на гладкой нежной головке. Он единственный знает, как это прекрасно – чувствовать в себе Гарри, и какой сам Гарри внутри. Звук его стонов – музыка для ушей Драко. Запах разгоряченного тела любимого – приятнее и желаннее самых дорогих духов. Он помнит с фотографической точностью лицо Гарри во время оргазма.

Вот уже больше двадцати лет они встречаются раз в месяц на два-три часа, и каждая такая встреча заканчивается Обливиэйтом для Героя.

Вот уже больше двадцати лет раз в месяц Драко ездит по делам в Лондон из Индии, куда семья Малфой бежала без оглядки прямо с поля боя. Но лишь несколько первых часов он проводит в деловой части Косой Аллеи, остальное время за сутки поездки приходится на маленькую комнату в неприметном особнячке в Лютном переулке.

Раз в месяц он встречается с посредником, чтобы купить самый важный ингредиент зелья.

Раз в месяц он спускается в лабораторию.

Раз в месяц Драко Малфой снимает хастлера и поит его оборотным зельем с волосом Гарри Поттера.

Раз в месяц он позволяет себе несколько часов счастья.

Это его личный Ад.

Драко Малфой сидел в гостиной Слизерина и задумчиво глядел на весело играющий в камине огонь.Прошла уже неделя с того дня, когда он позволил своему безумию взять верх и, подкараулив вечером в пустом коридоре Поттера, оглушил его Петрификусом и затащил в ближайший класс. А потом под Империусом приказал раздеться и ласкал жадными руками покорное тело, целовал мягкие сухие губы, красивый член, упиваясь пойманной мечтой. Сам он кончил только от ощущения тяжести и гладкости на языке, мускусного запаха, пряного солоноватого вкуса. После этого, будто протрезвев и поняв, что натворил, Драко быстро привел себя в порядок, приказал Поттеру одеться и, кинув в него Обливейт, позорно сбежал.

Первые пару дней после происшествия он старался держаться как можно дальше от Поттера, боясь возмездия, ловя на себе пристальные взгляды, но потом успокоился и теперь думал о том, что неплохо было бы повторить этот случайный опыт, возможно, зайти чуть дальше. Тем более, что все прошло удачно и безнаказанно, а одержимость, пугающе похожая на любовь, становится совсем невыносимой. Да и есть ли смысл притворяться врагом Гарри Поттера сейчас, когда Темный Лорд повержен, а необходимость быть ближе все сильнее? Возможно, стоит рискнуть и попытаться поговорить с Поттером. Если очень повезет, тот его не заавадит на месте.

* * *

Гарри Поттер стоял на вершине Астрономической башни и смотрел в темное ночное небо, будто пытаясь найти там ответы на свои вопросы. Небо смотрело на него миллионами звездных глаз, но ответов не давало.

Неделю назад он с удивлением обнаружил себя в каком-то заброшенном классе, с непонятной пустотой в голове, мелькающими на краю сознания смутными эротическими картинками с участием его самого и Малфоя, и приятной расслабленностью во всем теле. Чуть позже, добравшись до башни Гриффиндора, в душевой он обнаружил пару засосов на груди и на шее, а ночью, во сне, туманные картинки стали четкими. На утро Гарри проснулся с ясным сознанием, полностью восстановившейся памятью, досадой на собственное любопытство, заставившее притвориться безвольным, и желанием придушить Малфоя. К счастью, этому гневному порыву он не поддался, сумев взять себя в руки, и вот уже неделю наблюдал и размышлял, пытаясь осмыслить произошедшее и понять, что толкнуло Малфоя на этот поступок.

Последний раз взглянув на небо, Гарри решил, что отношения с Джинни надо завязывать, а с Малфоем серьезно поговорить, а заодно рассказать, что Империусу он умеет сопротивляться, а Обливейт у того вышел весьма хреновый, так что лучше повторить все на свежую голову.

Предупреждение: в основном здесь джен, намек на слэш только в самом конце

Маленький Гарри знал, что ангелов не бывает, ведь если бы у него был свой ангел, то он бы не позволил дяде, тете и Дадли так с ним обращаться. Он бы обязательно защитил его от несправедливых упреков, тяжелой работы и незаслуженных побоев. Он бы накормил Гарри досыта, устроил жить в большой красивой светлой комнате с мягкой постелью и подарил красивые игрушки. Ничего этого у Гарри не было, а был чулан под лестницей, скудные объедки и старые поломанные игрушки Дадли.

Но однажды Гарри встретил в магазине мадам Малкин белокурого красивого мальчика с нежным румянцем на бледных щеках и яркими серыми глазами. Про таких детей говорят: «настоящий ангелочек». А потом мальчик открыл рот и Гарри понял, что он ошибся и поверил зря. Ангелов все-таки не бывает.

Маленький Гарри знал, что нельзя попасть в добрую сказку со счастливым концом. Это не для него, не для «урода», не для «ненормального», не для сироты-заморыша.

Но однажды пришел великан, рассказал, что на самом деле Гарри самый настоящий волшебник и отвел его в мир магов. Правда, всего на один день и следующей встречи со сказкой Гарри ждал целый месяц. А потом он попал в Хогвартс и понял, что снова ошибся и добрых сказок для него не бывает, а есть только такие, с врагами и с самым темным злом.

Маленький Гарри знал, что чудес не бывает, ведь если бы чудеса случались, то мама и папа выжили бы, и у него была бы самая настоящая семья, а не сны и призраки в зеркале.

Но однажды появился, как из ниоткуда, крестный, и надежда поверить в чудо, обрести свою, настоящую семью начала становиться реальной как никогда. А потом крестный погиб, как тогда считал Гарри – из-за него. Тогда Гарри понял, что чудес не бывает и если он выживет в этой войне, то единственная семья, которая у него будет – семья Уизли.

Да, маленький Гарри не верил ни в ангелов, ни в добрые сказки со счастливым концом, ни в чудеса.

Тем удивительнее было взрослому, выжившему и победившему Гарри обнимать каждую ночь своего персонального белокурого ангела, прижимать к сердцу свое чудо и жить в самой настоящей сказке, пусть и не очень доброй поначалу, но зато со счастливым концом.

Гарри сидел на террасе и смотрел в предрассветную серую муть.

До чего же тошно, кто бы знал!

На губах вместо почти забытой ароматной бодрящей кофейной горчинки давно и привычно поселилась скверно пахнущая никотиновая горечь отчаяния и безысходности.

Все или ничего.

Чертов Малфой! И зачем ему надо было разрушать то, что для Гарри сделалось таким важным!

«Все или ничего», — сказал он тогда, прищурив глаза в дымном зале маггловского паба.

«Выбирай, Поттер, или ты со мной, целиком и полностью, или нет», — сказал он и, брезгливо сморщив тонкий длинный нос, отхлебнул из грубой толстостенной кружки ячменное пиво.

«Я устал, Гарри, мне надоело прятаться по маггловским забегаловкам и постоялым дворам», — сказал он и вздохнул так обреченно, что сразу стало ясно, Малфой скорее разорвет все и всяческие возможные контакты с любовником, чем поддастся на очередные уговоры.

«Подумай, Поттер, я не требую ответа прямо сейчас. Подумай как следует, я подожду, но не слишком долго», — сказал он и, не дожидаясь возражений, не прощаясь, ушел.

Когда Гарри меньше чем через минуту выскочил вслед за ним на улицу, там уже никого не было. Следящие чары указали на ближайший проулок, откуда слабо донесся тихий хлопок аппарации.

Опоздал.

В тот злополучный вечер он опоздал на несколько секунд и посчитал это знаком свыше, как и несколько отстраненный вид Малфоя.

* * *

Гарри не послал сову ни через неделю, ни через две, ни через месяц.

Он не пришел на условленное место их обычных встреч, откуда они потом отправлялись куда-нибудь еще.

Он решил, что спокойная и размеренная, нормальная и правильная жизнь с Джинни его вполне устраивает, а малфоевский морок со временем развеется, как утренний туман, легкая призрачно-серебристая дымка волос забудется, растает под натиском тяжелого шелка бронзы.

Не забывалось и не рассеивалось. Преследовало во снах и наяву.

Когда он понял, что ошибся, было уже слишком поздно.

Малфой сначала просто не отвечал ни на письма, ни по каминной связи, а во время случайных встреч держался отстраненно, настороженно и немного презрительно, как с абсолютно чужим, и старался ограничиваться кивком или парой прохладно-сухих фраз.

Потом Малфой пропал из страны и лишь по чистой случайности Гарри узнал, что тот уехал в Австрию и женился там на одной из эмигрировавших во время войны на историческую родину сестер Гринграсс.

* * *

К этому времени у Гарри уже родился первенец, сын Джеймс Сириус Поттер, и ему остались только мечты-воспоминания о крепком душистом кофе и терпком шипрово-древесном аромате дорогих мантий.

Теперь в его жизни был чай с бергамотом, который он терпеть не мог, но покорно пил, не желая обижать и так неизбалованную его вниманием Джинни.

Был приторно-сладкий запах духов и яркость цветастых платье и мантий, и от всего этого порой невыносимо хотелось поблевать.

Больше не было розово-белого великолепия твердого, жесткого, жилистого тела с истинно мужскими, немного угловатыми, изяществом и грацией выгибающегося в его руках при свете свечей, или в лунной дорожке, или в ярких лучах солнца. И, наоборот, властно сжимающего в крепких объятиях и владеющего.

Зато было мягкая, веснушчато-золотистая податливость и сиропная нежность, ханжески прикрывающаяся простыней и заставляющая всегда гасить свет и плотно задергивать шторы.

Больше не было ощущения легкого щекочущего покалывания на губах и кончиках пальцев от отросшей щетины и жесткого упругого бледно-розового рта.

Зато была пухлая гладкость щек и влажная мягкость вишневых губ.

Больше не было глаз с клубящейся в глубине серого тумана страсти.

Зато была искусно отмеренная покорность и вечная влюбленность в по-телячьи распахнутых карих.

Больше не было ничего.

Ничего, кроме работы, опостылевшей жены и любимых детей, средний из которых завтра в первый раз едет в Хогвартс.

* * *

Завтра.

Недавно в «Пророке» неубиваемая и непотопляемая бессменная сплетница Рита Скитер написала сопливую статейку о возвращении на родину Малфоев.

Единственный сын Драко тоже должен первый раз поехать в Хогвартс.

Завтра.

Малфой обязательно придет его проводить. Это традиция, а чистокровные к традициям всегда относились с особым пиететом.

Завтра.

Главное, повести себя правильно, дать понять, что ничего не забыто, что если сейчас Драко спросит, то Гарри выберет все. Все, что угодно Драко.

Потому что дальше просто невозможно жить с дырой в сердце, которая со временем ничуть не стала меньше, как и боль сожаления.

Завтра.

В нагрудном кармане приготовлен бумажный журавлик – записка, которую надо просто незаметно выпустить, а там она сама найдет адресата.

Завтра.

Самая лучшая месть подобна изысканному мороженому в жаркий полдень. Так же сладка, вкусна и освежающе-холодна.

Драко наслаждался своим планом мести Поттеру за все годы пренебрежения. Он выносил этот план, как мать вынашивает дитя. И, подобно матери, так же бережно и трепетно относился к своему детищу, следуя всем его пунктам четко и методично.

Семейство Малфоев, избежав Азкабана, бросило все силы на восстановление былых связей и репутации добропорядочных граждан, а Драко, вернувшись в Хогвартс, приступил к реализации своего плана мести.

Драко сделал все, чтобы втереться в доверие к Поттеру и заслужить его расположение. Это было совсем непросто, но ему на руку сыграл и тот случай в поместье, когда он своей нерешительностью спас жизнь герою, и многие мелочи, которым он придал совершенно другое значение, исказив до неузнаваемости. Каждый день он опутывал Гарри, привязывая к себе тонкими нитями ложного дружелюбия, сочувствия и понимания. В результате уже к Рождеству Поттер окончательно порвал все отношения с Джинни Уизли, и его можно было чаще видеть в компании Драко, чем своих друзей.

А в феврале, в День Святого Валентина, когда весь Хогвартс был охвачен любовной лихорадкой, робкий, краснеющий, смущающийся Гарри, спотыкаясь на каждом слове, пролепетал, что чувствует к Драко кое-что гораздо бОльшее, чем просто дружеское отношение. Малфой мило порозовел и признался в ответном чувстве, задыхаясь от внутреннего ликования и удовлетворения успешного исполнения части плана.

С этого дня они стали неразлучны, обнимаясь и целуясь в укромных уголках, демонстративно держась за руки, сидя в Большом Зале за разными столами и бросая друг другу то влюбленные, то страстные взгляды, разжигающие огонь в крови. Вскоре все вполне закономерно привело к их первой ночи, от которой Драко стремился в первую очередь получить удовольствие для себя, не беспокоясь о партнере. Но, немного поразмыслив, побоялся оттолкнуть Поттера таким поведением и приложил все усилия, чтобы еще крепче привязать его к себе теперь еще и при помощи секса. Чего он не ожидал, так это того, что Гарри окажется девственником, да еще и без сопротивления и даже с готовностью отдаст ему доминирующую позицию. И каждый следующий их раз был ничуть не хуже первого, даже наоборот. Поттер показал себя настолько отзывчивым, страстным и невероятно чувственным любовником, что Драко чуть не забыл про свой план мести, однако быстро преодолел минуту слабости, и оставался таким же внутренне холодным и собранным, играя свою роль безумно влюбленного, наслаждаясь каждым мгновением, приближающим его к кульминации мести.

Драко искренне веселился, флиртуя с другими парнями и девушками, заставляя Поттера мрачнеть и нервно кусать губы от ревности. А потом уверял в том, что кроме Гарри ему никто не нужен и зацеловывал его до полной потери контроля.

Наивный влюбленный гриффиндорец до последнего был уверен, что Малфой искренне любит его, что они будут и дальше идти по жизни вместе. Но на утро после бала, когда уже бывшие студенты разъезжались по домам, Драко, захлебываясь мстительным восторгом, с радостью разрушил все его мечты и надежды, объявив о своей помолвке с Асторией Гринграсс и открыв свой план, согласно которому все шло. С садистским удовольствием он рассматривал поникшие плечи, потускневшие глаза, побледневшее лицо Поттера, который все же нашел в себе силы не пытаться что-то выяснять и уговаривать, а холодным безжизненным голосом пожелал счастья в семейной жизни и спокойно ушел, вызывая у Малфоя невольное уважение.

О, как сладка была месть! В состоянии кружащей голову эйфории Драко пребывал и на приеме в честь помолвки. Занимаясь подготовкой к свадьбе, совершая визиты к будущим родственникам и невесте, принимая их в поместье – почти три недели ощущал он сладость свершившейся мести, упорно пытаясь не обращать внимания на сны, в которых чуть ли не еженощно ему являлся образ Поттера. Но однажды, наткнувшись в утреннем «Пророке» на статью, посвященную помолвке Героя, увидев его вымученную улыбку и пустые глаза, Драко вместо привычного сладковатого привкуса ощутил во рту горечь хинина. И все встало на свои места.

В свой срок состоялись свадьбы и наследника Малфоев, и национального Героя. Потом родились дети: у Поттера раньше и целых трое, у Малфоя чуть позже и только один сын, как и предполагалось.

Время шло, а Драко, как проклятый, продолжал жадно следить за жизнью Гарри Поттера. Он видел, как впервые на колдографии в его глазах появился робкий проблеск счастья, а на губах возникла прежняя широкая улыбка – это была статья о рождении первого ребенка Поттеров, Джеймса Сириуса. Видел, как постепенно возвращались к Гарри жизнерадостность и вкус жизни. Каждая колдография бережно вырезалась и сохранялась в шкатулке, запертой несколькими темномагическими заклятьями – самое ценное сокровище Драко Малфоя после сына.

Кто сказал, что месть сладка? Драко хотел бы растерзать того, кто это выдумал! Месть горька, лишает надежды и опустошает душу.

предупреждение: смерть героев (но после долгой жизни))

Рон тяжело вздохнул и расположился в уютном кресле малой гостиной Малфой-менора, погрузившись в свои мысли.

Малфой ему не нравился. Нет, никогда не нравился. Он был груб с его семьей и с его друзьями. Он разрушил жизнь его сестры и его друга. Хотя, кажется, Гарри вовсе так не считал. И на его совести слишком много мерзких поступков. Рон всегда думал, что у Малфоя нет сердца и он исключительный эгоист.

Малфой хотел Гарри Поттера, его внимания, его дружбы. Всегда хотел, с самого первого дня. А получил гораздо больше – получил не просто дружбу, а самого Гарри, его любовь.

Одна случайная встреча в коридорах Аврората стала началом краха семьи Поттер и первым шагом к созданию семьи Малфой-Поттер (или Поттер-Малфой, Гарри с Малфоем все время из-за этого спорили).

Рон всегда считал, что Гарри сделал самую большую ошибку в своей жизни, расставшись с Джинни и связавшись с Малфоем, да еще и взяв его фамилию, пусть и приставкой к своей, но все же. Но он был другом Гарри и вовсе не хотел терять их многолетнюю дружбу, поэтому через какое-то время смирился и даже попытался вежливо общаться с ненавистным хорьком. И что он получил взамен? Все то же извечное хамство, которое лишь спустя много-много лет сменилось холодным вежливым равнодушием. Ни о каких приветливости и дружелюбии речи не шло. И с Гарри они стали встречаться в нерабочей обстановке все реже и реже, пока эти встречи не сократились до нескольких в год.

Нет, у Малфоя определенно не было сердца и зашкаливал эгоизм. Он не просто разрушил брак Гарри и свой, но и настоял на переезде Гарри в Малфой-менор, отказываясь жить где-либо кроме родового гнезда. Со временем дети Джинни и Гарри стали проводить там все больше времени вместе со сводным братом Скорпиусом, сыном хорька, а потом и вовсе практически поселились там, заезжая в Нору или к матери и ее новому мужу Дину Томасу лишь на несколько дней. И это при том, что поначалу между новоявленными родственниками младшего и старшего поколения порой разворачивались чуть ли не боевые действия.

И чем, если не эгоизмом объясняется желание Малфоя, чтобы Гарри бросил любимую работу и стал управлять поместьем, а каждый сезон хорек таскал его и детей, если у них были каникулы, по всяческим курортам. Ведь еще и из-за этого Гарри так отдалился от своих друзей, у него просто на них не оставалось времени, все заполонил Малфой.

Нет, все-таки нет сердца у Малфоя. Пять лет назад Рон и Гермиона узнали, что Гарри тяжело болен, и болен уже давно. Магия, неизмеримо возросшая после смерти Волдеморта, просто сжигала его, сокращая годы жизни до обычного маггловского срока. Но мерзкий Малфой молчал, пока его не приперли к стенке и он не смог выкрутиться, выдумав очередную ложь. А все из эгоизма, не иначе. Хотел, чтобы все оставшееся время Гарри принадлежало только ему. Ну, и еще детям.

В следующем месяце Гарри исполнилось бы семьдесят три года, он на них и выглядел, в то время как самому Рону можно было дать не больше пятидесяти, а ведь они ровесники. Малфой же смотрелся вообще едва ли сорокалетним. Не иначе, как не только магия, но и эгоизм, и холодное равнодушие помогают продлить физическую молодость.

Да уж, малфоевский эгоизм и жажда перетянуть все внимание на себя неистребимы. Стоит только вспомнить, как все попытки журналистов на очередном праздновании Победы взять интервью у Героя, победившего Волдеморта, оканчивались практически ничем, или превращались в интервью счастливой четы Поттер-Малфой, где Малфоя было гораздо больше, чем Поттера.

Вот и в день похорон Гарри рано утром в их камине появился взволнованный Скорпиус и попросил срочно прибыть в поместье. Торопливо собравшись, Рон вместе с Гермионой появились в холле Малфой-менора, где их встретил Скорпиус и сообщил, что у отца явно не все в порядке с головой. Он с того самого вечера, когда умер Гарри, заперся в супружеской спальне вместе с его телом и наотрез отказался открывать, наложив такие мощные чары, что никто из семьи их снять не смог, и ни на какие уговоры не реагировал. Рон посчитал это подлинным эгоизмом и бессердечной жестокостью по отношению к родным, о чем и сообщил Гермионе. Она как-то странно посмотрела на него, а потом отослала вон вместе со Скорпиусом, пообещав уладить этот вопрос. Ну, если честно, то у нее были все шансы достучаться до Малфоя, потому что тот ее, как ни странно, уважал и никогда не обзывал «грязнокровкой».

Рон не знал, что говорила Гермиона Малфою, но похороны состоялись именно в то время, когда и были запланированы. Малфой присутствовал на кладбище, будто в раз постаревший: мучнисто-белое лицо прорезали горькие складки и морщины, под запавшими глазами легли черные тени и практически полностью поседевшая голова. Однако его лицо было по-прежнему холодно-непроницаемым, губы плотно сжаты, спина идеально прямая и на соболезнования он отвечал всем одинаково спокойным равнодушным кивком. И это после стольких лет совместной жизни! Рон, который не сумел удержать слез, еще сильнее уверился в том, что у Малфоя нет сердца, и Гарри он никогда не любил по-настоящему. О чем и поведал, не стесняясь в выражениях, самому мерзавцу, получив в ответ лишь презрительную кривую усмешку и пустой равнодушный взгляд.

На следующее утро в их камине снова раздался голос Скорпиуса, сообщивший дату и время новых похорон, потому что тело Драко Малфоя было найдено глубокой ночью на могиле своего супруга.

И Гермиона впервые в жизни согласилась с мужем, что у Малфоя нет сердца, потому что свое сердце он много лет назад отдал Гарри.

написано в подарок для Ann_Gee

Первый раз после суда Гарри встретился с Малфоем в мэноре, куда пришел вернуть реабилитированному однокурснику волшебную палочку. Ну, и еще получить ответ на давно мучивший вопрос: почему Малфой не сдал его в руки Волдеморта, когда представилась такая прекрасная возможность.

Стоя на ярко освещенном крыльце, он с каким-то радостным удивлением принял искреннюю благодарность за возвращенную собственность и помощь во время суда. Но, задав свой вопрос, Гарри увидел, как из глаз Малфоя уходит радость, а на лицо опускается обычное высокомерно-замкнутое выражение.

— Скажи, наконец, почему? – повторил Гарри.

— Дурак ты, Поттер, — прошипел Малфой и, не прощаясь, скользнул за высокую тяжелую дверь.

В следующий раз Гарри изумленно наблюдал, что на восстановлении Хогвартса трудятся и несколько слизеринцев, среди которых легко можно было узнать непривычно растрепанного и чумазого Малфоя. Терзаясь очередной загадкой, Гарри решил выяснить, что же сподвигло их на такую грязную работу, и отправился выяснять у бессменного лидера факультета Слизерин.

— Почему, Малфой? – недоуменно спрашивал Гарри, подловив того в одиночестве.

— Дурак ты, Поттер, — устало смахнул пот со лба Малфой и ушел к своим товарищам.

Занятия в Хогвартсе начались на месяц позже, и Хогвартс-экспресс вез студентов в школу первого октября. Но это было неважно, ведь школа все-таки начала работать. В тесном коридоре вагона, возвращаясь с набитыми сладостями карманами в купе к друзьям, Гарри столкнулся с Малфоем, и ему показалось, что тот его подкарауливал. Гарри ожидал от слизеринца какой-нибудь гадости или выходки в старом стиле, но, к своему немалому удивлению, увидел лишь протянутую в вечном дружеском жесте руку. Растерявшись, он не протянул свою в ответ, а спросил:

— Почему, Малфой?

— Дурак ты, Поттер, — губы Малфоя горестно скривились, он развернулся и пошел прочь, держа спину невозможно прямо.

К концу ноября Поттер и Малфой наладили почти дружеские отношения. Рон с Гермионой были полностью поглощены своей любовью, Гарри пытался встречаться с Джинни, но все чаще проводил свободное время в компании Малфоя. Тот оказался довольно интересным собеседником, особенно если не обращать внимания на его вечную язвительность или язвить в ответ, чему Гарри успешно учился. Кажется, их пикировки, теперь вполне мирные, доставляли Малфою немалое удовольствие.

На Рождественский Бал Гарри пошел с Джинни, но как-то так получилось, что она танцевала то с одним, то с другим кавалером, а он с Роном отдавали должное выпивке и закускам. Вскоре Гарри почувствовал настоятельную необходимость освежиться, пока не стало совсем плохо, и отправился в туалет с твердым намерением сунуть голову под холодную воду. В дальнем темном углу коридора он заметил какое-то шевеление, и до его слуха донеслось невнятное бормотание и стон. Подумав, что кому-то нужна помощь, Гарри ринулся туда и засветил Люмос. В свете магического огонька он увидел прижатого к стенке Малфоя и упоенно вылизывающего его шею Забини, чьи руки что-то там делали под парадной малфоевской мантией.

— Малфой? Что? Почему? Ты гей? – забормотал Поттер, чувствуя себя невероятно глупо.

— Дурак ты, Поттер, — усмехнулся Малфой, подняв на него затуманенный алкоголем и желанием взгляд.Гарри не нашел ничего лучшего, чем пролепетать извинения и ретироваться на заплетающихся ногах.

Этот случай повлиял на Гарри самым нелепым образом: Малфой стал еще чаще являться к нему во снах, вот только теперь эти сны были более откровенными, и иной раз утром Гарри просыпался со стояком или в мокрых штанах. Днем же он старался держаться со слизеринцем как раньше, вот только все чаще ловил себя на том, что его начал очень сильно раздражать Забини, то и дело норовящий прикоснуться к Малфою. А через месяц на вечеринке в Хаффлпаффе он первый раз в жизни поцеловался с парнем, соломенноволосым голубоглазым Захарией Смитом. Поцелуй был не похож ни на что, испытанное Гарри ранее, отравила удовольствие от него одна мысль – если бы на месте Захарии был Малфой...

Экзамены были сданы и студенты, теперь уже бывшие, отмечали окончание школы со всем возможным размахом. К этому времени Гарри уже расстался с Джинни, начал встречаться и расстался со Смитом, и снова стал встречаться с Джинни, безнадежно увязая в этих отношениях и впадая в уныние от перспективы брака с ней, которого ждали, похоже, все Уизли. Жениться не очень хотелось. Хотелось Малфоя, вот только подступиться к нему Гарри так и не решился, хотя тот разбежался с Забини и к окончанию школы пришел свободным от каких-либо отношений.

Стоя в последний раз у любимого окна на третьем этаже, Гарри почувствовал, как кто-то обнял его со спины и, повернувшись, уставился в настороженно и нежно смотрящие серые глаза.

— Почему, Малфой? – только и успел вымолвить Гарри, как Малфой наклонился к нему и выдохнул прямо в губы:

— Дурак ты, Поттер.

И Малфой затянул его в такой головокружительный поцелуй, что Гарри только и оставалось покорно разомкнуть губы, приглашая и соглашаясь, что да, и правда, дурак.

Ночь.

В полумрак спальни заглядывает луна, путаясь в легких шторах.

На прикроватном столике недопитая бутылка вина, пара бокалов и догорающие свечи.

Сна нет, и в голове Гарри вяло ворочаются тяжелыми мельничными жерновами назойливые мысли, перемалывая прошлое и настоящее.

Его карьера была головокружительной, стремительной и блестящей. Уже к двадцати семи годам он занял пост Главного Аврора, а впереди ждет кресло Министра Магии. Гарри пока не уверен, хочет ли он получить его на самом деле или просто идет к тому, чего от него ждут.

Его жена – прекрасная хозяйка, заботливая мать, да и внешне все еще хороша собой, несмотря на рождение троих детей. Она постоянно мелькает на страницах светской хроники и сверкает драгоценностями и дорогими туалетами на приемах. У нее есть любовник, о котором не знает никто, кроме очень узкого круга лиц, и Гарри это вполне устраивает. У него недостаточно времени на жену, которую он никогда особо не любил, а пока приличия соблюдены, можно делать вид, что между ними все хорошо.

Его дети самые обычные: немного непослушные и капризные, немного хулиганистые, особенно старший, который унаследовал нрав деда и квиддичный талант отца. В учебе же пока ни один из них не показывал больших успехов, как дочка Гермионы и Рона. Гарри любит детей всем сердцем, и, не задумываясь, отдаст за них жизнь, просто потому, что они его, его семья, его сбывшаяся мечта.

Его жизнь идеально-правильная, нормальная, стабильная и неизменная, как и мечталось когда-то давно.

Единственное неправильное явление в этой жизни тихо сопит сейчас рядом с ним на смятых, пропитанных потом простынях, отрубившись после очередного оргазма. Отблески свечного огонька окрашивают платиново-светлые волосы, в которых ранняя седина совсем незаметна, в золотистый цвет. Привычно поджатые губы расслабились и чуть приоткрылись. Морщинки, прорезавшие высокий лоб, и складка между тонких бровей, разгладились, возвращая чертам давно утраченную юношескую наивность и невинность.

Мужчина.

Неправильный.

Драко Люциус Малфой.

Бывший Пожиратель Смерти, хоть и оправданный, но из опозоренной, запятнавший себя связью с Темным Лордом, семьи.

Его послевоенная жизнь была очень нелегкой.

Его положение в обществе и бизнесе строилось со всей возможной змеиной хитростью, слизеринской наглостью и подлостью, выдиралось острыми хоречьими когтями и зубами.

Его брак существует только номинально: после рождения сына миссис Малфой отбыла за границу «по состоянию здоровья» и появляется только в случае крайней необходимости. Она открыто живет с любовниками, что всем известно, но Драко, кажется, это совсем не задевает и не волнует.

Его единственный сын – любимец преподавателей, первый ученик на своем курсе, правда, совершенно равнодушный к полетам вообще и к квиддичу в частности. Малфой любит его какой-то исступленной родительской любовью, умудряясь при этом избегать ее чрезмерного внешнего проявления.

Его жизнь неправильная, ухабистая, как старая сельская дорога, и насыщенно-бурлящая. Наверняка, не о такой жизни он мечтал, но сумел приспособиться и старается взять от нее по-максимуму, попутно внося остроту в пресную личную жизнь Главного Аврора.

Их неправильная, невозможная, ненормальная связь началась вскоре после рождения второго сына у Гарри. С тех пор многое было: редкие ночевки в Малфой-меноре и неожиданные визиты любовника в Аврорат, встречи на приемах, заканчивающиеся бешеным сексом в туалетах, и вылазки в маггловский мир, незапланированные «командировки» и «случайные» встречи на каком-нибудь курорте во время отпуска. Но недавно Гарри понял, что он живет, по-настоящему живет, ярко и полноценно, а не плывет по течению и не тухнет в трясине только рядом с Малфоем.

Сколько раз за это время они ругались и расставались «навсегда», не выдерживая в разлуке и месяца.

За все эти годы они, казалось бы, изучили друг друга до последнего дюйма кожи, до последней гримасы и улыбки, но до сих пор не надоели друг другу, не могли друг другом насытиться. Малфой все еще мог удивить, а его вечный сарказм и язвительность, его страстность и неожиданно-щемящая трогательная нежность и ласка не отпускали, и постепенно в сердце Гарри поселился страх. Страх потерять все это, страх снова погрузиться в болото обыденности.

Ночь подходит к концу, за окном непроглядный мрак сменяется предрассветными сумерками и Гарри тихонько, стараясь не потревожить сон любовника, выбирается из постели и собирается.

Он уходит, легонько поцеловав на прощание светловолосый затылок, радуясь, что сумел не разбудить Драко, и осталось еще немного времени, чтобы в последний раз продумать самый важный разговор.

— Дядя Сев, а папа не хочет покупать мне крапа! — белокурый малыш четырех лет скорбно сводит бровки домиком и капризно надувает губки.

— Ничего, мой маленький Дракон, вот вырастешь, и сам себе купишь крапа, — улыбается капризнику высокий худой черноволосый мужчина, ласково приглаживая встрепанные пушистые волосики.

* * *

— Дядя Северус, я почти не поранился, только немного ушибся, а папа все равно меня не послушал и убил мистера Джипси, — мальчик лет семи лежит на кровати: перевязанная рука поверх одеяла, а в серых глазах едва сдерживаемые слезы, потому что отец, расправившийся с пони, запретил плакать.

— Ничего, мой маленький Дракон, вот вырастешь, и покатаешься не только на пони, но и на гиппогрифе, — бледное лицо озаряет чуть заметная улыбка – редкая гостья.

* * *

— Дядя Северус, ну почему этот болван не захотел со мной дружить, да еще и смеялся вместе с нищебродом над моим именем! А теперь вообще стал ловцом Гриффиндора, хотя первокурсникам нельзя! – мальчик одиннадцати лет, сердито поджав губы и нервно теребя рукав дорогой мантии, сидел в глубоком кресле в личных комнатах декана Слизерина.

— Ничего, мой маленький Дракон, не переживай, от Поттера лучше держаться подальше, наверняка он такой же заносчивый, наглый и бестолковый, как и его отец. К тому же вряд ли твой отец одобрил бы эту дружбу. И ты обязательно станешь ловцом Слизерина на следующий год, — усталый взгляд пронзительных черных глаз и ободряющее похлопывание по плечу.

* * *

— Профессор, почему директор не уволил Грюма? Он же просто опасный параноик и ненавидит наш факультет! Я от него уже пострадал, и кто знает, что еще он сотворит со студентами Слизерина! Наверняка, все дело в Поттере! Интересно, как он стал четвертым участником Турнира? И почему ему это разрешили?! – гневные выкрики дрожащими губами, побледневшее лицо и трясущиеся пальцы, едва держащие чашку с горячим шоколадом.

— Драко, ты давно должен был понять, что директор Дамблдор заботится в первую очередь об интересах своего Золотого Мальчика, — сердито сдвинутые брови, сложенные на груди руки и недовольный взгляд.

* * *

— Профессор, они с ума сошли? И куда смотрит Дамблдор?! Нет, в самом деле, дементоры в школе! А как же их Герой, который теряет сознание при виде этих тварей?! И как старик допустил к преподаванию Амбридж, она же ничему нас не учит! А сейчас я видел Поттера, он как раз возвращался от нее, и у него вся рука была в крови! Почему ей позволили издеваться над ним?! – худой высокий подросток был на грани истерики.

— Драко, успокойся! – встревоженный взгляд и протянутый флакон с успокоительным зельем. — Я не понимаю, с чего ты вдруг стал так волноваться о Поттере? Что с тобой происходит? Ты что, влюбился в нашу знаменитость? Выбрось это из головы!

— Нет! Нет, я его ненавижу, и я тебе докажу! Я всем докажу! – сжатые в кулаки руки и громко хлопнувшая дверь.

* * *

— Драко, прошу тебя, поговори со мной, я могу тебе помочь! Я знаю, что ты принял метку и получил задание от Лорда, я даже знаю, какое именно задание. Зачем ты на это пошел, глупый ребенок? Ты же не убийца, не фанатик, ты не справишься. И как же Поттер? Все прошло? — в завораживающе-низком голосе тревога и затаенная боль.

— Профессор Снейп, я не хочу говорить об этом. Это мое задание и я должен его выполнить сам, чтобы показать свою преданность и отец…, — изможденное лицо с синими тенями под глазами, еще сильнее заострившийся нос, нервно закушенная губа. – И причем тут Поттер? Он меня больше не интересует.

* * *

— Это моя вина, профессор, я первым начал дуэль, не надо наказывать Поттера, — мертвенно-бледное лицо с тонкой ниточкой шрама, тянущейся от виска до подбородка, тихий шелестящий шепот, слова выговариваются с большим трудом, тяжелое дыхание и кривая вымученная ухмылка.

— Глупый маленький Дракон, — сердитый тихий голос, но в глазах непривычная доброта и нежность. – И как ты собираешься выпутываться из этой ситуации? А ведь я предлагал тебе помощь и предложение в силе.

— Спасибо, дядя Сев, но я попробую сам, — упрямство в глазах. – Кажется, у меня появилась надежда.

* * *

— Здравствуйте, профессор. Вы уж простите, что так долго не приходил, но все как-то завертелось… Вы знаете, Поттер все-таки победил и спас магический мир. Он даже помог оправдать родителей, и они отделались штрафом и небольшим условным сроком. А меня даже не судили, тоже Поттер постарался. В школу мы не вернулись, да и некуда пока возвращаться, Хогвартс еще восстанавливают. А мы с Поттером вроде как стали парой. Он поступил учиться на Аврора, а я помогаю отцу привести в порядок семейное дело. Да и в поместье много забот. Мне очень жаль, что так получилось. Мне не хватает тебя, дядя Сев, — горькая улыбка, одинокая лилия у могильного памятника и неуместно яркий красно-желтый лист, слетевший на рукав простой и строгой черной мантии.

* * *

— Знаешь, дядя Сев, мне сейчас так хочется снова оказаться в твоем кабинете с чашкой горячего шоколада в руке. Чтобы ты назвал меня «мой маленький Дракон», чтобы я мог тебе обо всем рассказать, и ты успокоил бы все мои тревоги. Я бы рассказал, что Поттер упертый гриффиндорский баран, который вбил себе в голову, что ему двадцать три, что он устал, ему нужна семья и если я не хочу «нормальных открытых отношений», как он высказался, то он женится на Джинни. Эта рыжая вертихвостка так и не перестала за ним бегать. Мы поругались, и я ушел, а он не стал останавливать. И больше не писал и не приходил. Прошло уже почти четыре месяца. Наверно, я должен был сделать первый шаг, но не смог переступить через свою гордость. Знаешь, ведь тогда, после сектумсемпры, это он пошел мне навстречу… Сегодня в «Пророке» было объявление о его помолвке с Уизлеттой. Да еще и отец настаивает, что мне пора жениться и завести семью. Даже невесту мне подыскал – Асторию Гринграсс. Я не знаю, что мне делать! Как же мне тебя не хватает… — одинокая слезинка скользнула по щеке, на которой шрам уже практически не виден, в ветвях деревьев разгулялся ветер, и Драко слышится в нем упрек и недовольство.

* * *

— С юбилеем, профессор, сегодня Вам исполнилось бы пятьдесят. Как жаль, что Вы не дожили до этого возраста. Простите, что я снова так долго не был у Вас, во всем виноват этот гриффиндорский болван, который вбил в свою твердолобую аврорскую голову, что семья без детей – это не семья. Так что пришлось собирать документы, ездить по приютам, подготавливать детскую, искать няню. Зато это Рождество мы встречали уже не вдвоем, а вчетвером, да-да. Мы усыновили двух чудесных мальчиков: один постарше, темноволосый и даже немного похож на Гарри, его зовут Джеймс Сириус; второй на год младше, светленький и с серыми глазами, мне даже кажется, что он чем-то похож на меня в детстве, его зовут Скорпиус Гиперион. Согласен, диковатое имечко, но ему нравится. Родители успокоились и, думаю, отец даст свое разрешение на введение Скорпи в род Малфоев. А Джейми будет наследовать линию Поттеров. Вот такие дела, дядя Сев, я больше не «маленький Дракон», а отец семейства. Когда мальчики немного подрастут, я обязательно приведу их с тобой познакомиться. Ну, мне пора, а то эти проказники на пару с Гарри весь дом перевернут, — счастливая улыбка, радость в глазах, на непокрытую голову медленно падают крупные снежинки.

драббл был написан в подарок на ДР прекрасной талантливой мастерице ДавыдоФФ

В этот теплый ясный день в старинном саду Малфой-менора среди цветущих клумб и розовых кустов раскинулся свадебный шатер.

Давно отзвучали клятвы новобрачных, банкет был в полном разгаре, а Гермиона украдкой вытирала кружевным платочком слезы, с легкой улыбкой наблюдая не за женихом и невестой, нет – за их дедами, патриархами семейства, снова о чем-то спорящими, и размышляла.

Любить на расстоянии бывает очень просто. Всегда просто придумать себе мечту и влюбиться в нее. Через годы разлуки ты можешь пронести свою любовь, как хрупкий цветок подснежника, окутанный сохраняющими свежесть чарами.

Любить реального человека, со всеми его достоинствами и недостатками, со всеми его капризами и причудами, с непростым характером, гораздо сложнее. Годы, проведенные вместе, не оставляют простора для воображения, безжалостно развеивая легкий флер идеала. И какой бы сильной ни была любовь, какой бы пламенной ни казалась страсть, редко когда они могут выдержать испытание временем.

Драко.

Язвительный, ехидный, надменный, злопамятный, высокомерный приверженец старых традиций, безупречно утонченный и блестяще-элегантный.

Гарри.

Честный, справедливый, открытый, бескорыстный, всегда готовый подставить плечо другу и прикрыть спину напарнику, бесшабашный и демократичный, до сих пор предпочитающий маггловские джинсы и футболки мантиям.

Они были абсолютно разными.

Им пророчили скорое расставание, и они действительно расставались. Но неизменно, как магниты, тянулись друг к другу и снова сходились, не выдерживая в разлуке и недели.

На них давили общество, друзья, семьи, и они, поддавшись этому давлению, устраивали друг другу безобразные, разрушительные скандалы. Но в итоге все заканчивалось бурным примирением в спальне. Или на кухне. Или в гостиной. Или в любом другом уцелевшем помещении. При этом было совершенно неважно, если на тот момент в доме был кто-то еще. Как-то она сама стала случайной свидетельницей очередного примирения.

Им повезло. Они были врагами, они видели друг друга в лучшие и в худшие моменты жизни, они ненавидели и любили, они ревновали и изменяли. Они прошли через все и остались вместе. Они сумели простить, понять, принять и любить друг друга такими, какие они есть.

Зазвучали первые аккорды венского вальса, вырывая уже далеко немолодую женщину из мыслей и привлекая внимание к площадке, по которой заскользили темноволосый высокий жених и белокурая тоненькая грациозная невеста, казавшаяся фарфоровой куколкой в сильных руках.

Вскоре к ним присоединились родители: Скорпиус, второй приемный сын Гарри и Драко, в паре с миссис Финниган, матерью невесты, и мистер Финниган, сын Симуса, в паре с женой Скорпиуса.

Расшалившаяся молодежь вытащила танцевать даже Гарри и Драко, отобрав у последнего неизменную трость со змеиной головой – семейную реликвию. И тем, волей-неволей, пришлось сделать тур вальса, после чего, под привычное шипение Драко «у тебя, Поттер, обе ноги левые», добродушные усмешки Гарри и аплодисменты гостей, они вернулись на свои места.

А Гермиона в который раз за этот долгий день подумала, насколько же подходят друг другу такие неподходящие, на первый взгляд, люди.

драббл написан ко дню рождения Гарри Поттера в подарок всем гарридрачникам))

Гарри огромным усилием воли выдергивает свое размякшее усталое тело из ароматной пены, наскоро споласкивается и смотрит в мутное от влаги зеркало.

В их уютном доме пыли не найти – Джинни поддерживает идеальную чистоту даже на чердаке, вычищая все поверхности чуть ли не до зеркального блеска. Вот и приходится рисовать праздничный торт на запотевшем стекле, рискуя получить выговор от жены за оставленные разводы и упреки в глупом следовании детской традиции. Она не понимает, зачем ему нарисованный торт, если завтра будет настоящий, богато украшенный розочками и завитками, пышный и приторно-сладкий до отвращения. И желание можно будет загадать, задувая настоящие свечи. И поделиться им с женой. И помечтать вместе.

А Гарри хочется тонких изящных пирожных, украшенных миндалем и горькой шоколадной крошкой. И настоящими желаниями делиться с Джинни не хочется. И больше не хочется вместе мечтать.

Завтра все будет для семьи, для друзей. Ненастоящее. Яркая лубочная картинка. Игра и притворство, прячущиеся за широкой улыбкой.

А сейчас только для себя. Самое настоящее. Самое тайное. Самое желанное желание.

Взмах палочки. Темпус. Пора.

Гарри аккуратно вырисовывает очертания торта, едва помещающегося на поверхности зеркала, тридцать две свечки, надпись и, крепко зажмурившись, загадывает желание, боясь прошептать вслух – а вдруг не сбудется. Довольно смотрит на дело рук своих. Улыбается уголками губ и ловит собственный затуманенный мечтой взгляд в отражении.

Вздох. Расплывающееся изображение на стекле уничтожается резким взмахом руки. Плечи и уголки губ уныло опускаются. Гарри выходит в супружескую спальню, укладывается и мгновенно засыпает под недовольное бормотание Джинни.

* * *

Утром, получив поздравления-поцелуи-объятья от домочадцев, Гарри убегает на работу в Аврорат. Он теперь начальник отдела и редко сам ходит в рейды, занимаясь в основном бумажной работой, связями с другими отделами и курированием сотрудников. До полудня Гарри пытается разобрать все текущие дела. Получается плохо – все мысли заняты только одним: «сбудется – не сбудется». Ровно в двенадцать, когда сердце колотится уже где-то в горле, чуть вздрагивающими пальцами он царапают на клочке пергамента записку для секретаря, сжимает порт-ключ и срывающимся голосом шепчет «гнездо».

Несколько секунд неприятных ощущений вихря переноса, и Гарри оказывается в гостиной маленького домика в Грампианских горах Шотландии. Быстро заглянув в спальню, ванную и крошечную кухню, он возвращается и, с трудом удержавшись от стона разочарования, идет к креслу перед холодным камином. Не пришел. Они, правда, не договаривались, но Гарри так надеялся…

В этот миг на глаза опускается повязка, и Гарри безошибочно распознает заклятье Ferula. Паника захлестывает волной, однако аврорские инстинкты работают исправно и волшебная палочка уже начала вычерчивать в воздухе сложный узор, когда слуха достигает тихий смех, а к спине прижимается худое жилистое тело. Чужие руки собственнически притягивают Гарри в знакомые властные объятия, по шее игриво проходится горячий влажный язык, острые зубы чуть царапают мочку, ухо будто обжигает, и в него протяжно и немного ехидно выдыхают:

— С днем рождения, герой!

Сбылось!