Время героев прошло...

Поезд дрогнул последний раз, словно огромный цинхайский* дракон тряхнул всем телом, закончив долгий перелет, и с облегчением выпустил пар из-под колес. Раздались свистки, захлопали двери, разновозрастные ученики в новеньких ученических мантиях с криками и хохотом вываливались на перрон и сразу же направлялись к стоящим неподалеку открытым повозкам.

Взобравшись в одну из них, рассчитанную на шесть человек, Джеймс снова нашел взглядом брата, неуверенно плетущегося к огромной, затянутой в чудовищный меховой костюм фигуре Хагрида. Точнее, профессора Хагрида, сегодня же первое сентября. Альбус несколько раз обернулся к повозкам, выискивая его среди толпы, и Джеймс подбадривающе ему улыбнулся, но не был уверен, что мелкий его заметил. Конечно, это не из-за Хагрида, хотя с непривычки тот и правда мог произвести устрашающее впечатление. Но только не на Ала, ведь полувеликан был братишке крестным отцом. И конечно, Джеймс прекрасно понимал, с чего Альбус так трясется.

Похоже, разговор с отцом на вокзале его не успокоил, и в ушах мелкого уже звучит хрипловато-старческий голосок чудом уцелевшей в последнем сражении Шляпы: «Слиззззееееееееринннн!». Конечно, ничего смертельного в этом не будет, папа с мамой от него не откажутся при любом раскладе, но дядю Рона однозначно хватит удар: еще бы, носитель благороднейшей крови Уизли на «хоречьем» факультете! Джеймс в очередной раз задумался: почему хоречий-то, ведь талисман Слизерина – вовсе даже змея?

Взгляд Джеймса, провожавший брата, наткнулся на лохматый платиновый затылок – именно в этот момент последние лучи заходящего сентябрьского солнца позолотили блестящие пряди, выделив их обладателя из стайки первокурсников. Джеймс усмехнулся: Скорпиус в своем репертуаре. Там, на вокзале, рядом с родителями, стоял прилизанный маленький подхалим в бархатном сюртучке. В поезде же произошла метаморфоза: волосы растрепаны, новенькая мантия, сшитая на заказ, нараспашку, галстук перекошен. Да уж, не папин сынок. Кажется, в мальчишке взыграли гены двоюродного брата его бабки – Нарциссы Малфой, в девичестве Блек – Сириуса. По словам отца, тот еще был оторвяга.

Со Скорпиусом они с Алом познакомились лет в семь, еще в квиддичном лагере, а через неделю стали лучшими друзьями. Там же и обнаружилось, что быть Джеймсу вратарем, Скорпиусу – отбивалой, а семейную традицию непревзойденных ловцов просто обязан продолжить виртуозно владеющий метлой Ал. Только братишка чести не оценил, оставшись равнодушным к открывающимся перспективам. Зато воодушевился тихоня Хьюго, двоюродный брат. Джеймс и не знал, что тот тоже метит в ловцы. Ну, по крайней мере, они не подерутся. Почему-то тогда даже в голову не приходило, что в Хогвартсе учатся не только Поттеры и Уизли, а хорошие игроки могут подрастать и в других семьях. В любом случае, в этом году он-то точно намерен пробоваться в команду, а вот Скорпиусу и Хьюго придется подождать.

Кстати, они вообще-то с Малфоем ровесники. Да, да, друг тоже в этом году должен был перейти на второй курс, и пусть бы он сейчас тусовался в компании слизеринцев, это фигня, да вот только все спутал тот же судьбоносный лагерь. Прямо в конце августа Скорп так увлекся, что не смог совладать с метлой и со всего маха врезался в трибуну, после чего рухнул на землю с большой высоты. Чудом оставшись жив, он переломал вообще все, что можно, и долгое время оставалось непонятно, будет ли он вообще ходить. На поправку пошел только ближе к весне, безнадежно потеряв целый год. Но сейчас, благодаря невысокому росту и хрупкому телосложению, не особо выделялся на общем фоне первокурсников. И, конечно, наследный малфоевский гонор не позволит хоть на секунду показать, как на самом деле ему обидно.

Почувствовав толчок по локтю, Джеймс выпал из воспоминаний и обнаружил, что повозка полностью заполнена его однокурсниками, теми, кто поступил на Гриффиндор в прошлом году, нынешними второкурсниками. Прямо напротив него нахохлился Симус Финниган-младший, СиДжей. Уже мокрый. И когда успел? Пристроившаяся рядом с ним Пенелопа Долгопупс-Лавгуд, высокая решительная блондинка, в пику родителям унаследовавшая характер прабабки Августы, пыталась вытереть круглое лицо ирландца. Спиной к ней, свесив ноги за бортик повозки, уселся Кен Томас. Видимо, в его семье все мужские имена отличались минимализмом.

Рядом, как всегда, чуть касаясь локтя Джеймса своим собственным, с удобством устроилась Роуз Уизли, его двоюродная сестра. И даже достала уже толстенный талмуд из маааааленькой такой сумочки, раскрыла почти на середине и углубилась в чтение. Спокойна и невозмутима, как всегда, а ведь сегодня и ее брат должен пройти распределение.

— Ты же знаешь, что читать на ходу вредно?

Роуз не удостоила его ответом, только переносицей дернула, а вот ее сосед не сдержался.

— А мы еще стоим! – нашелся Айви Вуд и чуть придержал руку соседки, уже собиравшуюся перевернуть страницу, спешно дочитывая через ее плечо последние строчки.

Но повозка тут же тронулась, на первый взгляд, сама по себе. Впрочем, и на второй тоже. Джеймс так и не поверил до конца, когда папа говорил ему, что в них запряжены странные создания – фестралы – напоминающие скелет крылатой лошади. Их никто не видит, кроме тех, кто своими глазами видел смерть. Если это на самом деле так, то, наверное, все участники той последней битвы в стенах Хогвартса, имели счастье лицезреть летающих страшилищ. Хотя Джеймс подозревал, что все это враки и никаких фестралов нет, и двигает повозки какая-то особенная магия, а взрослые просто хотят придать всему этому больше таинственности.

Бросив мимолетный взгляд на ровные строки, Джеймс зацепился за знакомое имя.

— Это что за книга? – взгляд побежал по странице. – Папкины мемуары?

Не обращая внимания на возмущенное шипение (кого только нынче в Гриффиндор распределяют, подумать страшно, шипят не хуже змей!), он перевернул обложку и с интересом уставился на картинку – обычную неподвижную картинку, немного на его взгляд готичную – сверху кирпичная стена, снизу две переплетенные между собой змеи, тускло посвечивающие бледно-голубыми глазками**.

— Что? – нахмурился Джеймс. – Гарри Поттер и тайная ком… Что за?...

— Да отдай! – Роуз дернула книжку и вернула обложку на место. – Дергает он!

И тут же вновь уткнулась в книгу. Айви, еще немного попепелив его взглядом, последовал примеру однокурсницы.

— Ну Роооооо, – решил подлизаться Джеймс. – Ну скажи, что это?

— О, Медея солнцеликая, ты ведь не отвяжешься, да?!

Вопрос риторический, Джеймс только ухмыльнулся.

— Я просто хочу узнать, чего с нами НЕ произойдет на этом курсе.

— Чего? – обычно Джеймс глухотой не страдал, да и тупостью тоже, однако ответа не понял.

— Ну, говорят, что судьбы повторяются через поколение, вот я и хочу узнать, чего не произойдет с нами, и к чему мне готовиться, когда у нас появятся дети.

— Вообще-то, это таланты передаются через поколение, — покровительственно напомнил Джеймс.

— Вот и я о том же! – Роуз даже взгляд от книжки оторвала. – Судя по написанному, у них был просто талант влипать в неприятности.

— Да кто это написал? – Джеймс снова нахмурился. – Не Скиттер, надеюсь?

— Да ты что? – даже Айви чуть ли не пальцем у виска крутит. – Да папа ее на пушечный выстрел к своим воспоминаниям не подпустил, хоть она и наизнанку выворачивалась. Это вообще писательница-маггла.

— Маггла? Серьезно?

— Ага. Там все преподнесено, как сказка, серия из семи книг, на каждый их год, ну и финальная битва. А кончается все, представляешь, сегодня! На вокзале, когда нас на поезд провожали.

— Охренеть! – Джеймс откинулся на спинку лавки в полном ауте. – Ты уже все прочитала?

— Конечно! – с жаром ответила сестра. – А сейчас просто освежаю.

— Ты освежаешь, а некоторые читают впервые! – немного желчно попенял Айви. – Давай, переворачивай уже!

— Ох, прости! – Роуз торопливо перевернула страницу. – Я тебе потом дам почитать, Джей!

— Ладно!

Повозки, хоть уже и давно тронулись, только-только отъезжали от платформы. Джеймс еще раз нашел огромную фигуру лесничего, окруженного первокурсниками, готовящегося вести выводок к озеру и лодкам. Совсем рядом с длинной полой бурого камзола стояли Ал и Скорпиус: брат внимательно слушал Хагрида, хотя тот раз сто уже ему рассказывал, как пройдет их первое путешествие к замку. Скорпиус положил руку на узкое плечо друга – видимо, того все еще колотило. Оба одинакового роста, худенькие и лохматые, только один шатен, а второй платиновый блондин.

Внезапно Джеймс замер: в толпе первокурсников мелькнула еще одна светлая искра. Еще одна блондинистая макушка, только подсвеченная не серебристыми, а медово-золотыми бликами. Странно, он вроде не заметил никого такого в поезде. Волнистые волосы доходили до плеч, облаченных в форменную мантию, не понять, кто это – девочка или мальчик – стоит спиной, прячась за несколькими первокурсниками. А потом повозка вырулила, наконец, на дорогу и кучно стоящие деревья небольшой рощи загородили обзор. Ничего, на распределении он все равно увидит этого обладателя сияющей волнистой гривы.

* * *

Первокурсники робко шагали по проходу между гриффиндорским и пуффендуйским столами, восторженно или с испугом косясь на висящие в воздухе свечи и зачарованный потолок, демонстрирующий спокойное облачное небо.

Сегодня Джеймс наблюдал это со стороны, а в прошлом году он вот так же, как брат, Скорпиус и еще десятка два новичков, шагал к небольшому возвышению за профессором Персивалем Уизли, в миру дядей Перси, пять лет назад завершившим карьеру в министерстве и занявшим место преподавателя трансфигурации, когда директор МакГонагалл отошла от любых дел, кроме административных. Трясся, конечно, не без этого, ведь там, впереди, уже ждала трехногая табуретка, на которой величественно возлежала древняя Распределяющая Шляпа, к слову, не последний участник событий девятнадцатилетней давности.

Сначала им предстояло выслушать довольно долгую песню, исполняемую надтреснутым старческим голоском, однако в прошлом году он не услышал ни одного слова из-за лихорадочно стучащего в ушах пульса, и думал только о том, чтобы не подкосились ослабевшие от волнения ноги. Да, конечно, все его родственники, что с папиной, что с маминой стороны, закончили Гриффиндор, но все равно потряхивало знатно. Не то, чтобы он боялся… да ладно, он боялся, действительно боялся оказаться на любом другом факультете. И не только из-за дяди Рона, а просто… Не хотел, и все!

Когда жесткая, потрепанная годами Шляпа плотно обхватила макушку, Джеймс даже дышать перестал, и вопль «Гриииииффффиндоооор!» услышал словно сквозь перину бабули Молли. Но и тогда не поверил, пока Перси не толкнул его к заветному столу, откуда уже махала кузина Мари-Виктуар, которую они звали просто Марви. Его встретил шквал рукоплесканий и приветственные крики: как же, первенец национального героя Гарри Поттера идет по стопам отца! А потом и Роуз Уизли! Обрыдаться от восторга.

Сказать честно, сейчас Джеймс испытывал двоякие чувства. Вроде и хорошо, если брат окажется рядом, но в то же время не хотелось, чтобы Скорпиус был один, ему ведь светит Слизерин, без вариантов. Хотя, если учесть Сириуса Блека… Нееет, Скорпу так не повезет.

Скорпу не повезло. Шляпа, казалось, даже не коснулась серебристой макушки, как заорала «Слиииизерииииин!», и друг, глубоко вздохнув и бросив на него тоскливый взгляд, решительно зашагал к своему теперь столу.

А через десять минут к гриффиндорскому столу спешил, сияя счастливой дальше некуда, слегка виноватой улыбкой, Альбус Северус Поттер. Виноватой потому, что прекрасно знал о тайном стремлении брата, но все равно страстно не желавший попасть на змеиный факультет. Через пять минут к нему присоединился не менее довольный Хьюго Уизли.

А потом произошло это. Перси, сверившись со списком, выкрикнул:

— Златан Рикетт!

Слух резануло непривычное имя. Джеймс, потерявший интерес к распределению после того, как счастливые братья плюхнулись на скамейку рядом, недоуменно приподнял голову. И замер, ослепленный золотистым сиянием направляющейся к табуретке шевелюры. Все-таки мальчик. Златан. Точно, золотой. Ему идет это имя. Так, стоп! О чем это он? Джеймс терпеливо ждал, когда же этот экзотический Златан повернется, наконец, к нему лицом.

— Мы с ним в одной лодке плыли! – зашептал Альбус прямо ему в ухо. – Он усыновленный, сводный брат Тони Рикетта из Пуффендуя.

— А сам откуда? – не отрывая глаз от ровно шагающей фигурки, так же тихо спросил Джеймс. – Имя странное.

— Ага. Вроде откуда-то с юго-востока Европы. Из Хорватии, кажется. Отец Тони там в командировке был лет десять назад, тогда его и привез.

— Мгмммм… — неопределенно промычал Джеймс, с интересом разглядывая тонкое лицо повернувшегося, наконец, к нему почти анфасом мальчика.

Его волосы в мягком свете свечей приобрели сливочный оттенок, волнистые пряди мягко обрамляли лоб и щеки. Широко открытые глаза нежно-голубого цвета, казалось, смотрели в одну точку, тонкие светлые брови напряженно сведены. Аккуратный нос без горбинки, тонкие губы, верхняя чуть приподнята, придавая ему вид то ли наивный, то ли капризный.

Милый мальчик… Джеймс напрягся от невольно проскользнувшей мысли. Ни о ком еще ему не хотелось так думать. Этот Златан вызывал в душе непонятные порывы. Джеймс испытывал настоятельную потребность оградить мальчика тотальными защитными чарами, ведь позволить даже пылинке упасть на хрупкую фигурку – настоящее кощунство! Вот бы…

— Слиииизерииин! – вдруг заорала Шляпа и волшебный момент безжалостно разбился на мелкие осколки.

Джеймс заморгал, словно очнулся от транса. Как Слизерин? Почему Слизерин? Зачем? А как же…

Джеймс с непонятной тоской наблюдал, как тихонько улыбающийся Златан направился к слизеринскому столу и уселся рядом с довольным Скорпиусом. Душу прошила странная тоска. Даже появившиеся вскоре вкуснейшие разносолы не смогли отвлечь его от наблюдения за двумя светлыми, склонившимися друг к другу макушками. А еще больше изводило то, что он совершенно не понимал, что было неприятней: мгновенная заинтересованность Скорпиуса этим, чего скрывать, крайне привлекательным новичком, или то, что Златан с радостью реагирует на этот интерес.

Одно Джеймс знал наверняка: с ними точно НЕ произойдет того, что случилось с их родителями на том далеком втором курсе…

______________________________

*Цинхай – провинция в северо-западной части Китая, расположена в восточной части одной из крупнейших горных систем Азии Куньлунь.

**http://www.media.belpotter.by/details.php?image_id=59 – обложка на английском для взрослых. Роуз у нас девушка серьезная, детский вариант читать не станет.

Середина августа радовала великолепной погодой. Голубое небо, украшенное белоснежными кучевыми облаками, невесомый ветерок, лениво играющий яркой зеленью деревьев и травы, прозрачный воздух, насыщенный свежестью легкого ночного дождика – все настраивало на лирический лад. Казалось, даже природа радовалась и с нетерпением ждала наступления торжественного дня, который осчастливит много хороших людей.

Большой дом с колоннами горделиво высился посреди полузапущенного сада, празднично искрясь свежевымытыми окнами в лучах восходящего солнца. Никто теперь и не признает в этом архитектурно выверенном сооружении добрую старую, державшуюся на честном слове и сложной магии, пережившую пожар и нашествие Пожирателей Смерти Нору. Конечно, старшим Уизли очень хотелось вернуть родовому гнезду первозданный вид, однако неумолимо разросшаяся семья просто физически не смогла бы в нем разместиться. Особенно в такие дни, как сейчас, когда сюда стекались все многочисленные Поттеры и Уизли, а так же их друзья и родственники из Франции и еще нескольких европейских стран, чтобы всем вместе отпраздновать знаменательное событие – помолвку Мари-Виктуар Уизли и Тедди Люпина.

На высоком берегу небольшого круглого озера, прислонившись спинами к необычайно толстому стволу высокого ветвистого дуба, почти соприкасаясь плечами, сидят два парня. Один из них расслаблено вытянул чуть разведенные в стороны длинные ноги и прислонился вихрастым затылком к изрезанной глубокими бороздами коре. Второй согнул ноги в коленях и нервно выстукивал что-то ступнями по траве.

— Ал, ну хватит уже психовать! – не выдержал Джеймс. – Я уверен, он не откажется.

— Я тоже уверен, – ответил брат.

— Так в чем дело-то?

— Да знал бы я! Сам не пойму, с чего мандраж, а успокоиться не могу…

— Ну что ты себя мучаешь, а? Давай уже реши что-нибудь: или скажи ему все, или навсегда откажись от этой идеи.

— А сам-то, сам! Со второго курса сохнешь, да только я не заметил, чтобы как-то проявил активность.

— Ты же знаешь, тут другое…

— Что?! Ну что другое?

— Ты Скорпа знаешь с детства, а я… я даже с ним нормально не знаком.

— Думаю, это ты не о Скорпе.

— Знаешь же, что нет.

— Интересно, ты так и не признаешься, какой именно слизеринец похитил сердце самого желанного парня Хогвартса?

— Скажешь тоже, самого желанного! – Джеймс саркастично приподнял уголок рта. – А чего именно слизеринец-то?

— Не делай из меня дурака, Джей! Мы слишком близки и у меня есть глаза. Или ты буравишь взглядом именно Скорпиуса, своего лучшего друга? Мне стоит устроить сцену ревности?

— Избавь меня от сцен! И вообще, отвали! Нас послали с гномами разбираться, вот и давай, действуй!

— Ключевое слово «нас», Джейми!

— А я тебя старше, Альчик!

— Не смей меня так называть!

— Думаешь, твое «Джейми» ублажает мой слух?

— Да пошел ты…

— Сам вали…

* * *

Их сегодня разбудили садистски рано. В гостях у деда Артура и бабули Молли, в этом большом и уютном доме, по старинке именуемом Норой, они с Джеймсом делили одну комнату с Хьюго и Тедди, и, вопреки настойчивым предостережениям отца, пока не нанесли дому необратимых повреждений. Ал усмехнулся, подумав, что здесь ключевым словом является осторожное «пока».

В просторной кухне, с высоким потолком и огромным деревянным столом, а главное – очень большим дверным проемом (для удобства Хагрида, как он полагал) – их уже ждала бодрая бабуля с целой горой черничных оладьев. Хмурым с недосыпу мальчишкам ее бодрое приветствие прозвучало полным издевательством, однако сладкий кленовый сироп слегка примирил с творящейся несправедливостью.

Спустя двадцать минут они уже топали по кривоватой тропинке и лениво спорили о методах отлова садовых гномов, на борьбу с которыми и были откомандированы в такую рань. Радикально настроенный Джеймс был решительно настроен на применение Петрификуса, дабы еще больше затруднить этим назойливым существам возвращение в сад. Более мягкий Альбус настаивал на Импедименте, оно хоть и временное, но достаточно долгое, чтобы спокойно собрать этих уродливых существ, оккупировавших двор и сад, и, хорошенько раскрутив, отправить в долгий полет за ограду.

А теперь вот решили сделать перерыв и присели отдохнуть от трудов праведных, а так же в надежде сколь можно сильнее растянуть выполнение поручения во времени, дабы не получить от хозяйственной бабули еще какую работенку. Вот ведь полный дом сыновей и внуков, а пашут они одни!

Ал тут же почувствовал себя виноватым. Конечно, работы достаточно для всех, просто он не выспался, вот и лезет в мысли всякая дрянь. Да и разбираться с гномами не слишком обременительно. Тут еще Джей со своими нравоучениями. А сам не только боится признаться предмету своих воздыханий, так еще и ему, родному брату, не открыл тайну этой личности. Альбусу удалось вытрясти только, что это слизеринец и парень, не младше пятого курса. При всех своих недостатках, Джей все же не педофил. Хотя, какие у него недостатки…

Альбус повернулся и задумчиво оглядел брата, пользуясь тем, что он закрыл глаза. Если честно, он всегда немного ему завидовал. Раскрепощенный и общительный, Джеймс словно взял все самое лучшее из обеих семей. Очень высокий, как дядя Рон, но далекий от присущей тому нескладности. Широкоплечий, как дядя Чарли, но не массивный, а стройный и гибкий. Неистощимый выдумщик и фантазер, гораздый на всяческие проказы и затеи, как дядя Джордж и ныне покойный дядя Фред (кстати, с Фредом-младшим, сыном дяди Джорджа и тети Анджелины, они составляли неплохой тандем в сотворении различных каверз). Бесподобно красивый, как дядя Билл, хотя и говорили, что внешне копия отца. Нет, папа, конечно, не безобразен, но по сравнению с дядей Биллом… Казалось, только от дяди Перси он не унаследовал ничего.

Да, Джей – вылитый отец, как впрочем, и Альбус, только глаза брату достались от мамы, светло-карие. Сам же Ал… эх, без слез не взглянешь: и невысокий, и тощий, бледный какой-то, вечно слово нормально сказать не может. Только и достоинств, что ярко-зеленые глаза бабушки Лили и талант ловца, не востребованный в силу какого-то патологического равнодушия к квиддичу. Слава Мерлину, ему повезло попасть на Гриффиндор, иначе разочарованный дядя Рон точно предал бы его анафеме.

Ну разве подобное недоразумение сможет заинтересовать такого парня, как Скорпиус Малфой? Единственного, кстати, кто мог бы составить жесткую конкуренцию Джеймсу Поттеру, если бы они еще в детстве не стали лучшими друзьями. А так всего лишь поделили между собой поклонников обоего пола практически пополам, сами не подозревая об этом. К Алу же Скорпиус всегда относился по дружески, не зло подтрунивая и интересуясь о делах сердечных. Эх, знал бы он…

* * *

В дом парни вернулись только к обеду. Оставив брата умываться, Джеймс уже подходил к кухне, когда услышал, что мама разговаривает с кем-то через камин в гостиной.

— Да ты что? Серьезно? – искренне удивлялась Джинни Поттер. – И что, они согласились?

Ответа невидимого собеседника Джеймс не разобрал.

— Новость хорошая, дорогая! Думаю, многим это пойдет на пользу, а то мальчики иногда ведут себя просто как настоящие тролли. Да, я с удовольствием поддержу тебя, и уж мои сыновья точно будут записаны. Я бы и Гарри записала, жаль, что его не загнать в Хогвартс. Кстати, поздравь Драко предварительно от меня и мужа. Да, я помню, прием двадцать восьмого, но все же, он так ждал этого назначения. Да, Тори, я очень рада. Хорошо. Ладно, я передам мальчикам, они его очень ждут. Счастливо!

Джеймс поспешил в кухню, не желая быть пойманным на подслушивании, хотя любопытство маленьким рыжим лисенком уже изгрызло внутренности. Как бы выпытать у мамы, что за новости ей сообщила Астория Малфой, и как конкретно они затронут лично его? Хотя, зачем у мамы? Судя по всему, Скорп все же почтит их своим присутствием, он-то и поведает ему обо всех событиях, связанных с собственным семейством. Хотя об одном Джеймс все же догадался сам: мистер Малфой-средний дождался официального назначения на пост главы Отдела международного магического сотрудничества. Может, хоть теперь успокоится? С папой-то он в ладах, а вот остальные…

Скорпиус рассказывал, как психовал его отец, когда дела семьи Уизли постепенно пошли в гору. Сначала Чарли получил грант и организовал новый экспериментальный питомник для драконов в Восточных Карпатах на границе Румынии и Украины. Со своими единомышленниками он практиковал какие-то новейшие методы дрессировки и рассчитывал на неплохие результаты.

Потом Биллу предложили занять пост руководителя Отдела ликвидации проклятий в лондонском «Гринготтсе», что заставило-таки этого пижона вытащить из уха его пресловутую сережку. В честь этого события (повышения, а не избавления от сережки) Флер замутила в Ракушке глобальный ремонт и забеременела третьим ребенком – сейчас Луи уже восемь.

Дальше больше: Рон совершенно неожиданно даже для себя занял должность изрядно подуставшего Людо Бэгмена и встал во главе Отдела магических игр и спорта. Кстати, мистер Бэгмен чуть ли не единственный руководитель, сохранивший свою должность и во время недолгого правления ставленников Волан-де-Морта, благодаря не только безукоризненной чистоте крови, так как вел родословную чуть ли не от самого Годрика Гриффиндора, но и обладал полезным умением виртуозно прикидываться в нужный момент полным идиотом, а так же мудростью эти моменты определять. Самый главный прикол заключался в том, что дело у Рона пошло просто отлично, чего от него не ждал никто, кроме любимой жены и верных друзей. Скорпиус даже глаза прикрывал в сладком ужасе, вспоминая отцовскую истерику по этому поводу, и шепотом перечислял бесценные реликвии, подвергнутые в ее ходе тотальному уничтожению.

На этом фоне работа Гермионы в Отделе регулирования магических популяций и контроля над ними прошла общим фоном, к тому же она никогда не стремилась к публичности. Кстати, именно миссис Уизли стояла во главе приверженцев законопроекта, запрещающего использование драконов во всех подразделениях «Гринготтса». Джеймсу всегда казалось, что с этим связаны какие-то не очень приятные личные воспоминания крестной.

Ну, а сам Гарри Поттер три года назад встал у руля Отдела тайн, отлично зарекомендовав себя на оперативной работе. Скромно и со вкусом. Короче, все некисло устроились.

На кухне Джеймс застал новоявленную невесту в окружении сестры Доменик и многочисленных кузин, что-то непонятно щебечущих на своем девичьем языке. Как истинный мужчина, парень панически боялся таких вот скоплений юных дам, озабоченных малопонятными проблемами. Лично ему всегда казалось, что за этим щебетом коварные особы пытаются скрыть разработку изощренных планов по завоеванию мирового господства.

Налив себе тыквенного сока, Джеймс отсел подальше от кидающего на него лукавые взгляды цветника. Девушки зашушукались, периодически взрываясь каскадами хрустального смеха. Особенно музыкально заливались французские кузины Марви и Доменик, добравшиеся вчера при помощи порт-ключа. Заметив призывные взгляды блондинистых полувейл в свою сторону, Джеймс поперхнулся, судорожно закашлялся, разбрызгивая сок, и поспешил ретироваться под заливистый хохот плутовок, с тоской молясь о скорейшем появлении Скорпиуса. Несмотря на свой легкий характер и способность к достаточно злой иронии, а таком обществе он терялся, а обычно свободно болтающий язык словно Силенцио сковывало. Ну их от греха…

* * *

Скорпиус появился как всегда, эпатажно. Окутанный клубами дыма, ловко выскользнул из камина без единого следа сажи на лице или одежде. Почти такой же высокий и широкоплечий, как Джеймс. Невыносимо красивый. Альбус задумался: может, зря он пренебрегал спортом? В детстве Скорп, будучи на год старше, выглядел ровесником Ала, таким же маленьким и щуплым – сказывались последствия травмы. И ему пришлось выдержать немалый прессинг отца и слезные просьбы матери, чтобы добиться разрешения и войти в команду Слизерина по квиддичу. Как ни странно, мальчика поддержал дед Люциус, вдвоем они смогли дожать родителей. Зато школьные соревнования украшала борьба двух таких выдающихся игроков, как Поттер и Малфой.

Встретившись глазами с темно-грозовым взглядом, Ал предсказуемо покраснел и застеснялся. Как всегда, екнуло сердце, колени ослабели, а внутренности поглотила подсасывающая пустота. Мгновенно образовавшаяся сухость во рту не позволила нормально поздороваться, парень смог только кивнуть, резко дернув подбородком. И отчаянно, до увлажнившихся глаз и перехваченного спазмом горла, позавидовал брату, подскочившему к другу и крепко обнявшему его, и тут же получившему ответное объятие. За то, что он имеет право находиться настолько близко к объекту его давней страсти, его тайного желания, такого же недостижимого, как звезда на непроницаемом бархате полуночи. Вот в чем была проблема Альбуса Северуса Поттера, хорошего мальчика из знаменитой семьи, тихого и спокойного ребенка, не доставляющего особых хлопот: он никогда не верил, что такая звезда, как Скорпиус Гиперион Малфой, обратит внимание на подобную бледную моль, кроме как на хорошего приятеля.

— Мой юный друг! – воскликнул Скорпиус, выбравшись из крепких рук Джеймса. – А ты, кажется, подрос! С тобой уже удобно разговаривать, не надо сгибаться в три погибели!

Да уж, болтливостью он мог сравниться с языкастым Джеймсом.

— З-здравствуй, Скорп! – чуть сбившись, ответил Альбус и замер, очутившись в осторожных объятиях.

Затаив дыхание, как мышь под веником бабули Молли, Альбус взмолился всем богам, лишь бы этот момент растянулся на века. Лишь бы не упустить это ощущение тепла твердого тела под рубашкой, услышать мерные, чуть участившиеся удары сердца, почувствовать свежий, сводящий с ума запах чистой кожи и тонкий аромат парфюма. Ощутить теплое дыхание, окутавшее ушную раковину, мгновенно опаленную невыносимым жаром. Ну и где он вырос? Все тот же мелкотравчатый недомерок, ниже почти на полголовы.

Ал с трудом удержал себя, чтобы не прижаться к нему всем телом. Да и объятия закончились удручающе быстро: сзади послышался шорох нескольких пар ног и журчащие женские голоса. Скорпиус мгновенно отлип от него и шагнул навстречу великолепным блондинкам, горохом рассыпая безукоризненную французскую речь. Альбус ошеломленно замер, ощутив укол огненной ненависти, опалившей все его существо. Он даже представить не мог, что способен вот так безумно возненавидеть этих, ничем вроде перед ним не виноватых девушек, с которыми был так любезен красавец-блондин, укравший его сердце.

Растерянно переведя потрясенный взгляд на брата, Альбус разглядел в светло-карей глубине искреннее сочувствие и обещание самой надежной поддержки, какая только может быть в такой безнадежной ситуации.

Алый экспресс мчал их в Хогвартс: Альбуса и Хьюго на шестой курс, брата, Роуз и Скорпиуса на седьмой. Осень в этом году поприветствовала тяжелым небом и мелким тоскливым дождиком. И на его сердце было так же уныло, как за окнами теплого уютного купе. Со стороны могло показаться, что Альбус увлеченно пялится на пробегающий мимо замутненный частыми серебристыми струями пейзаж, однако на самом деле парень прослеживал путь каждой капельки по другую сторону стекла, стараясь не показать, что и на душе его такая же тяжелая облачность и обильные осадки.

На втором курсе казалось, что времени впереди целая бесконечность, да и странное увлечение собственным другом выглядело не чем-то серьезным, а скорее легкой блажью, несуразным вывертом беспокойного пубертатного периода. Кто бы мог подумать, как тяжело на самом деле Скорпиус переживает потерю целого года, причем по такой нелепой случайности.

А оказывается, настолько, что парень чуть не надорвался, стремясь выкроить между основными уроками и тренировками время для дополнительных занятий с Джеймсом, и даже с всезнайкой Роуз, чтобы досрочно сдать СОВ на четвертом курсе. Семейству Малфоев пришлось потрясти остатками былых связей, чтобы руководство Хогвартса и Совет попечителей пошли на столь беспрецедентную уступку и позволили младшему представителю древнего, но запятнавшего себя порочными связями рода перескочить целый учебный год. Да что там говорить, даже Джеймс впервые попросил отца воспользоваться своим влиянием, а тот неожиданно согласился. Так и вышло, что Скорп после тяжелого четвертого курса перешел на шестой, за что Альбус зауважал его еще сильнее, в то же время отчетливо, с ужасом, затопляющим ошеломленное сознание, понимая – влюбился, уже по-взрослому влюбился в этого не имеющего ни одного изъяна, совершенного человека, без всякой надежды на взаимность.

И вот отпущенное ему время как-то неожиданно кончилось. Ну, не совсем еще, впереди год, но что такое этот год по сравнению с тем, сколько уже потеряно. А потом парни продолжат обучение, только уже в другом месте, а ему еще предстоит седьмой курс, и желанный, но никогда не принадлежавший ему парень окажется дальше, чем когда-либо был. Ведь они на самом деле очень близки – но только как друзья.

Хотя, что касается отсутствия изъянов, это он погорячился. В прошлом году Скорп как с цепи сорвался, непрестанно терзаемый назойливым свербежом в штанах. Ни одно мало-мальски смазливое существо обоих полов не осталось без его внимания. Сначала Альбус воспринимал каждую новую пассию неугомонного блондина как личную драму и с непередаваемой болью в глазах наблюдал за развитием бурных романов, впрочем, весьма скоротечных, обычно оканчивающихся фееричными расставаниями. Если подумать, только с томным красавчиком Айви Вудом тот распростился по обоюдному согласию и даже умудрился остаться с ним в хороших приятельских отношениях. Альбус знал о слухах, ходивших про Скорпа и Роуз, но на узком семейно-дружеском совете ребята решительно опротестовали все предъявы, уверив их, что дальше теплых, почти братских отношений никогда не заходили даже в мыслях, а все сплетни – одна сплошная грязная инсинуация. Это Роуз так завернула, а Скорп только поддакивал с умным видом, сияя золотистыми смешинками в темно-серых глазах. И за эти искорки Альбус был готов поверить во что угодно.

Кстати, именно в тот период он и спалился перед братом, догадавшимся о тайной страсти мелкого, опечаленного таким разгульным поведением любимого человека. От решения немедленно найти виновника страданий и сделать ему физическое замечание в печень Джеймса удержали лишь горячие заверения в секретности чувств, ну и вцепился он в него всеми конечностями, что не помешало этому громиле сделать несколько шагов с ним на плечах в качестве балласта.

И вот теперь Альбус только хмыкал на каждое известие о новой победе неистового блондина, утомленно закатывая глаза, но как же тяжело ему давалось это деланное спокойствие. А он еще и подъебывал его, шутливо пугая тем, что все потерпевшие от любвеобильности все же споются и придумают наконец какое-нибудь мерзкое заклинание или зелье, способное лишить его кое-чего ценного. И даже недавние размышления Скорпа, кого удостоить высочайшим вниманием на последнем курсе, так сказать, под занавес, уже не причиняли прежней боли, так, царапали только по старым рубцам вымотанного терзаниями сердца. Этими планами Скорп поделился, когда посетил Нору в августе, на праздновании помолвки, на берегу того самого озера, где так любили бывать они с Джеймсом. Кстати, он так же открыл секрет своей матери: оказывается, Астория, озабоченная низким уровнем культуры поведения у подрастающего поколения волшебников, добилась введения в программу обучения факультатива по этикету.

— Так что, держитесь, пацаны, будете заучивать названия всей этой прорвы ножей, ложек и вилок, и забудете о прелестях смачной послеобеденной отрыжки! – скорбно вещал Скорп и тут же предложил устроить отрыжечный турнир, на прощание.

Пасторальную тишину заповедного пруда сначала осквернил буйный хохот четырех глоток (куда ж они без Хьюго!), а потом окрестности огласили неприличные утробные звуки. После этого соревнования парни некоторое время могли только невразумительно шипеть, начисто сорвав голоса, а Фред-младший и Тедди долго еще пеняли на злокозненное пренебрежение их талантами в этой области, но утешились уверенностью в том, что те просто побоялись серьезной конкуренции с их стороны. Мерлин, как же весело им было! Только по мере окончания лета на душе Альбуса становилось все тоскливее, да и Джеймс тоже как-то утратил прежнюю веселость. Парень оторвал взгляд от заплаканного окна и посмотрел на брата: мрачного, нахохлившегося, утонувшего в мягкой спинке сиденья, на его сложенные на груди руки, на бесконечные ноги, вытянутые в узком проходе. Он тоже переживал и тосковал, только не признавался, по кому.

* * *

Как ни странно, мысли Джеймса вовсе не служили причиной общей мрачности лица. Более того, по мере приближения к конечной цели поездки он все более воодушевлялся от приближающейся возможности увидеть волнистую сливочную гриву и все, что к ней прилагалось.

Как он и ожидал, Златан вырос в неправдоподобно красивого молодого человека. В конце прошлого учебного года ему уже исполнилось шестнадцать, и Джеймс молил Мерлина, чтобы парень не изменился за лето, не покрылся прыщами или что там еще поджидает подростка в этот непростой период.

Мерлин был добр и исполнил его желания, в чем Джеймс убедился уже на первом ужине. А начало учебного года преподнесло несколько сюрпризов, в том числе и возможность более тесного контакта с юным слизеринцем, они даже немного общались, и Джеймс оказался в курсе некоторых мыслей, бродящих в белокурой головке. Например, Златану очень нравились Заклинания. Не поспоришь: выпеваемые музыкальным голосом вроде знакомые звуки превращались в дивную мелодию и казались чем-то по-настоящему волшебным, нереальным и сказочным. Особенно эротично из сочных розовых губ звучало Экспекто патронум, которому Златана научил Скорп. Кстати, Патронусом мальчика оказался ирбис – снежный барс – крупная стремительная кошка с короткими мощными лапами и длинным пушистым хвостом. И Джеймсу оставалось только догадываться, какое именно воспоминание заставляет его выглядеть практически материальным. Не надо быть гением, чтобы догадаться, что самого наставника обучал Джеймс. Отец, научивший его этому сложному заклинанию, предупреждал, что даже серебристое облако Патронуса под силу вызвать не каждому волшебнику, а уж телесный и вовсе доступен разве что одному из пятидесяти.

За уникальную возможность сблизиться с предметом собственного вожделения Джеймс должен был благодарить в первую очередь факультатив по этикету Астории Малфой, не ставший для него пыткой только по причине того, что его посещал и Златан. А еще парень был принят в слизеринскую квиддичную команду. И, по словам Скорпа, мадам Трюк признала его лучшим ловцом, когда-либо игравшим за этот факультет, способным с легкостью составить серьезную конкуренцию самому Гарри Поттеру. Появившиеся общие дела со Скорпиусом как-то плавно ввели златовласого в их тесную компанию, отчего Джеймс пребывал в перманентно-возбужденном состоянии.

Иногда, получив нечастую возможность заглянуть в ярко-голубые глаза, Джеймс практически набирался смелости хотя бы намекнуть о собственных чувствах, однако мгновенно затыкался, окатываемый волнами дикого страха, грозящего перейти в приступ неконтролируемой паники. Отчетливо осознавая собственную трусость и понимая, что угодил в не такую уж и редкую ловушку для безответно влюбленных, до смерти боялся разрушить признанием уже возможные приятельские отношения. И все же отчаянно надеялся, что чувства взаимны…

* * *

В раздевалке около квиддичного поля царило необычайное оживление. Команда никогда еще не выглядела такой сплоченной и сыгранной, а сегодняшняя тренировка явилась тому подтверждением. Разглядывая своих бойцов, Джеймс без ложной скромности считал это и своей заслугой. С особой гордостью он покосился на сияющего ярче обычного Хьюго: казалось, каждая веснушка мальчика искрилась как отдельная сверхновая звезда, уж не говоря об огненной шевелюре. И в который раз Джеймс порадовался, что еще на втором курсе поддержал братишку в его стремлении стать ловцом гриффиндорской команды и никогда не отказывал в дополнительных тренировках. За это факультет приобрел очень ценного игрока, не раз приводившего команду к победе ловким рывком к крылатому золотистому шарику. В чем они и убедятся довольно скоро – на носу грандиозное событие, случающееся раз в три года.

Вообще, это было идеей дяди Рона еще в бытность его помощником мистера Бегмена. Раз уж так повезло с другом, надо этим воспользоваться по максимуму, решил крестный. Шутка, конечно, Рон не такой корыстный. Просто тогда, после войны, это выглядело и правда неплохой идеей, и отец с ним согласился. Тем более что позволило спортсмену-любителю не расставаться с игрой окончательно и хотя бы раз в несколько лет слышать привычный рев трибун, сломя голову мчась на послушной каждому движению метле за стремительной искрой снитча.

Короче, называлось это событие Турниром одновременной игры и выглядело следующим образом: школьное поле – одна штука, золотой снитч – одна штука, Гарри Поттер – одна штука, факультетские ловцы – четыре штуки. Впереееееееед! Помешанный на шахматах Рон называл друга и родственника гроссмейстером и всегда сам, лично, проводил инструктаж школьников перед игрой, которая иногда принимала поистине эпический размах и служила неплохим опытом для юных дарований и стимулом продолжить занятия любимым спортом волшебной диаспоры на профессиональном уровне.

После игры отец обязательно принимал участие в торжественном обеде за гриффиндорским столом, и, став старше, Джеймс начал замечать, с какими смешанными чувствами он заходил в Большой зал. Ведь именно здесь завершилось великое противостояние и свершилось главное предназначение его жизни. На прошлом турнире он даже озвучил свои мысли, однако отец, потрепав его по торчащим волосам, загадочно улыбнулся, посверкивая круглыми очками, и возразил, что главное предназначение его жизни свершилось несколько позже, да не один раз, а целых три, тогда же он просто выполнил свой долг.

— Джей, Джей, как ты думаешь, я не слечу с метлы уже на второй минуте? – Хьюго взволнованно дергал его за тренировочную мантию, семеня рядом по дороге от раздевалки.

— Клянусь всеми тритонами Большого озера, Хью, не выводи меня! – Джеймс устало отцепил цепкие пальцы от мантии. – Ты все лето как одержимый гонял на метле, как только зад себе не стер. А может, все же стер? Надо уточнить у Крис, сколько там у тебя мозолей.

— Ну Джееееей…

— Хорош, хорош! Ты и так в нарушение этических норм и требований спортивной чести тренировался с отцом, воспользовавшись родственными связями и умоляющим взглядом дохнущего суслика.

— Чего суслика-то? – хмуро шмыгнул Хью.

— Да просто так.

— Таааааак, это кто тут у нас этические нормы нарушает?! – с напускным возмущением завопил знакомый голос.

Джей сначала вздрогнул, обернулся и облегченно хлопнул Скорпиуса по плечу.

— Напугал, идиот!

— Хьюги, ты жульничаешь? – Скорп в притворном изумлении вытаращил глаза. – Ладно, к хренам честь спортивную, но как же поруганное достоинство благороднейшего семейства Уизли?! Оооооо… это разочарование разрывает мне сердце!

Он картинно схватился за левую половину груди и начал весьма убедительно симулировать инфаркт.

— Заткнись, Малфой! – Хью честно пытался придать голосу должную меру презрения, неоднократно слышанного от собственного отца в адрес папаши Скорпа, но не смог и прыснул, неприлично брызгая слюной. – И кто бы говорил! Ты и сам научился у него паре трюков.

— Но я же не ловец! – резонно возразил Скорп.

— Да какая разница? – не сдавался Хьюго. – У вас же сейчас тренировка, вот и передашь собственный опыт своему ловцу. Правда, Злат?

Джеймс резко обернулся и увидел приближающегося Златана. Дыхание привычно перехватило от сияющей перламутром кожи нежного лица, но он так же привычно подавил первый порыв поправить растрепавшиеся мягкие волосы, попутно коснувшись щеки. Ну почему он такой милый?! Почему хватает одного его появления, чтобы брутальный мачо поплыл, как первокурсница перед портретом сэра Кэдогана, расточающего ей пафосные комплименты между безуспешными попытками взгромоздиться на строптивого пони. Эти вопросы он задает себе уже седьмой год.

— Привет! – поздоровался Златан. – Ну что, дата турнира назначена?

— Да, через выходные в субботу, — криво ухмыляясь, ответил Скорп.

— Ой! – тут же побледнел слизеринский ловец. – Чего-то мне плохо!

— Тебе надо вступить в клуб Хьюги, он тоже дергается, как прыгающая поганка! – заржал Скорпиус.

— Сам ты поганка! – огрызнулся Хью. – Хотя нет, скорее гибрид Мимбулуса Мимблетонии и тентакулы, с внешностью первого и характером второго.

— Да? – деланно удивился Скорп, стряхивая с рукава несуществующую пылинку. – Странно, не далее как двадцать минут назад Микки сказал, что я очень красив.

— Этот малахольный пуффендуец? – иронично изогнув бровь, хмыкнул Хью. – Да он слеп, как глизень, и так же безмозгл!

— Ну… — томно протянул Скорпиус, — пусть ты и прав, но парень не лишен достоинств. Если ты понимаешь, о чем я!

Он яростно замигал правым глазом, изгибая губы в похабной улыбочке. Безнадежен! Глядя на плюющегося Хьюго, Джеймс тихо вздохнул, понимая, что друг подцепил очередного мальчика. И даже вспомнил его: щупленький темно-русый пятикурсник, тихий молчун, сверкающий из-под длинной челки каре-зелеными глазами.

Все же это в крови, размышлял Джеймс, утягивая распалившегося брата от довольного словесной разминкой друга, не забыв подмигнуть понимающе скалящемуся Злату. Несмотря на дружбу этих двоих, Малфои и Уизли не могут и дня прожить, не вступив в контактную или словесную перепалку. Интересно, а дядя Рон и правда изрыгал слизней на втором курсе после неудачной попытки проклясть мистера Драко Малфоя за то, что тот назвал крестную грязнокровкой, как живописно рассказано в той самой книжке? Если да, то корни этой наследственной ненависти уходят очень глубоко.

* * *

Странно пустая гриффиндорская гостиная встретила тишиной и отблесками каминного пламени, озаряющими бледное лицо Альбуса. Брат сидел в мягком кресле, почти утонув хрупкой фигуркой в мягких подушках, и у Джеймса привычно защемило сердце от вида мучений близкого человека. И он бы давно накинулся на него и попытался вправить мозги, если б сам не был охвачен тем же недугом.

— Ты уже в курсе? – не поворачивая головы, тихо спросил Ал.

— В курсе чего? – попытался он потянуть время.

— Нового увлечения?

— Да, — как можно спокойнее ответил Джеймс.

— Знаешь, а я хорошо знаком с этим Миком. Смешно так получилось, нас перепутали в библиотеке. Его искал одноклассник, ну и налетел на меня сзади. Я там чуть не родил со страху. Тот потом долго извинялся, оправдывался, что по телосложению, цвету волос, росту и прическе мы просто близнецы-братья, даже чертами лица похожи, — Ал грустно усмехнулся, — надо же, значит, я в его вкусе! Может, если бы мы не дружили…

Джеймс как стоял, так и рухнул в соседнее кресло, осененный невероятной догадкой. Похожи? Как братья? О, какие они все идиоты! А Скорпиус – главный дебил!

— Я… сейчас! – Джеймс взлетел, словно цапнутый зубастой геранью за мягкое место. – У меня там… это… дело срочное…

И выскочил через едва успевший открыться вход, провожаемый недоуменным взглядом брата.

Карта «Мародеров» показала имя Скорпиуса все еще на поле, но уже в раздевалке, значит, тренировка закончилась. Ну то ж, когда дело не касалось лично его, Джеймс умел быть настырным и не боялся поставить вопрос ребром.

Влетев в слизеринскую раздевалку бешеным вихрем, он молча схватил ничего не понимающего Скорпа за рукав, стараясь не залипнуть на обтянутую водолазкой и узкими брюками стройную фигуру Златана, и потащил друга в укромное место, на берег озера. Добравшись до небольшой, укрытой густым кустарником заводи, где они любили проводить время в теплую погоду, он резко отпустил чуть ли не оторванный рукав и обернулся к ошарашенному, но молча следовавшему за ним Скорпиусу.

— Ты влюблен в моего брата, Скорп?

И замер, пристально вглядываясь в темнеющие грозовые радужки.

— Ты влюблен в моего брата, Скорп?

Гигантским усилием воли Скорпиус подавил почти нестерпимое желание забегать глазами в стороны, как какому-нибудь проныре. Плохо! Это ооооочень плохо, если Джей догадался. Но откуда он, черт возьми… так, сосредоточиться, еще не все потеряно, и за руку его никто не поймал.

— С чего ты взял? – даже голос не дрогнул, молодец, Скорпи, ты истинный Малфой!

Да вот только Джеймс ни разу не купился. Это Скорпиус понял сразу, стоило светло-карему взгляду друга с настойчиво-вопросительного смениться на удивленно-понимающий. И выражение лица вместо взволнованного стало уверенным… и почему-то спокойным. Словно он уже все решил для себя.

Скорпиус похолодел. Вот и все. Сейчас придет конец дружбе, в которую многие не верили, а самые упертые настойчиво предрекали скорый распад такому необычному тандему, да только вот среди причин обычно называлось банальное соперничество и дележ территорий. Никому даже в голову бы не пришла такая непростая ситуация: что один из них насмерть втрескается в брата другого. Да уж, реальность иногда принимает воистину замысловатые формы, куда там какой-то убогой фантазии.

— Скорпиус, не выводи меня! – с угрозой настаивал Джеймс.

Что ему сказать? Что еще на третьем курсе вдруг посмотрел на Альбуса другими глазами? Что жутко испугался вдруг шлейфа будоражащих мыслей относительно этого хрупкого мальчика с лучистыми зелеными глазами, но даже жестким усилием воли не смог остановить их назойливого хоровода? Что с каждым годом убеждался в идеальности этого изящного существа, стараясь держаться как можно дальше, чтобы не задеть тонкую ранимую душу своим скверным характером? Что не смог этого осуществить и постоянно терся рядом, хотя бы как друг, с большим трудом удерживая при себе жаждущие прикосновений руки? Да Джеймс убьет его и за одну из всех этих причин, остальные даже озвучивать не придется. Но соврать ему не получится, слишком давно они дружат.

— Блядь, Джей! – Скорпиус резко сел на траву, опустил голову и забрался пальцами в растрепавшиеся еще во время тренировки волосы. – Ну на хрена ты догадался, а?!

— Значит, я прав… — тихо и как-то опустошенно пробормотал Джеймс, и Скорпиус услышал шорох.

Приподнял голову и замер от неожиданности: он многого ожидал сейчас от друга, даже хорошего удара с ноги, но только не этого. Джеймс опустился на траву совсем рядом с ним, чуть ли не касаясь своим бедром его колена, и тоже начал терзать свои непослушные волосы.

— Что ты собираешься делать? – после долгого молчания Джеймс приподнял голову и глянул на него спокойно, словно это не касалось его брата, которого он очень любил.

— В смысле? – не понял Скорпиус.

— Чего в смысле? – начал звереть Джеймс. – Не строй из себя целку, я спрашиваю, что ты собираешься предпринять в отношении моего брата?

— Да ничего, Джей, ничего! – тоже начал заводиться Скорпиус. – Ничего не делал раньше, и сейчас не сделаю, можешь успокоиться.

— Я, мать твою, успокоюсь! Я сейчас так успокоюсь, опомниться не успеешь! – орал подхватившийся на ноги Джеймс. – Какого хренова рожна, бундимун ты приплюснутый, не признаешься во всем ребенку? Он скоро весь истает уже, бледный, как поганка, на лице одни глаза остались! Неужели не видишь, как он к тебе относится?

— Вижу! – тоже завопил Скорпиус, вскакивая одним рывком. – Вижу я все, думаешь, слепой! Поэтому-то и молчу, как чертов растопырник, потому что вижу, как он относится ко мне!

— Чего? – офанарел Джеймс.

— Того! – Скорпиус уже успокаивался. – Не могу я его поощрять, слишком ценю для этого.

— Да блин, неужели нельзя его ценить, будучи его парнем?

— Я вообще не пойму, чего ты добиваешься? – сдвинув светлые брови, поинтересовался Скорпиус. – Такое ощущение, что ты прямо спишь и видишь, как бы свести меня с братом.

— Не то чтобы прямо сплю и вижу! – смутился Джеймс и отвел взгляд. – Ну просто… если это сделает его счастливым… Он же думает, что настолько недостоин тебя, что ты просто рассмеешься ему в лицо, стоит ему заикнуться о своих чувствах.

— Чего?! Недостоин? – челюсть блондина стремительно улетела прямо к траве, попираемой высокими спортивными ботинками. – Чтобы Альбус был меня недостоин? Да он самый лучший человек, которого я знаю! Без обид, Джей!

— Какие обиды. Я тоже так о нем думаю.

— Вот видишь! – оживился Скорпиус. – А ты – недостоин! Он самый добрый, самый умный, самый мягкий и нежный, самый милый, наконец! Если уж кто недостоин, так это именно я. И ты должен это понимать, как брат, а не стараться свести нас.

— Не скажу, что выбор идеальный, но… ты наш друг. Я тебе доверяю…

— Зря! – отводя взгляд, пробормотал Скорпиус.

— Да почему зря-то?! – снова вскипел Джеймс.

— Так, давай успокоимся! – Скорпиус сделал шаг вперед, подступая почти вплотную, и выставил вперед раскрытые ладони. – Давай присядем, Джей.

Странно, обычно это Джеймс всегда утихомиривал вспыльчивого друга, тому для приступа ярости много не требовалось, а сейчас сам пылал каким-то нездоровым возбуждением.

— Послушай, Джей, я Малфой! – начал Скорпиус, когда парни все же снова присели на траву.

— Я как-то догадывался! – фыркнул Джеймс.

Скорпиус только глянул неодобрительно и продолжил.

— В нашей семье из поколения в поколение рождается только один ребенок – мальчик. Это как бы я. Если я не оставлю потомков, древний, наживший множество традиций род прервется. Пусть он и не идеален, даже более того, но неужели ты думаешь, я имею право так поступить?

— Не пойму, к чему ты клонишь?

Джеймс никогда не был дураком, и конечно все он понимал, только очень уж печально было в это верить.

— Я женюсь, Джей, и это не обсуждается, — грустно пояснил Скорпиус. – Пусть не скоро еще, но женюсь. Смешно даже – знаешь, сколько девчонок из разных семей мечтают составить мне партию? Многие, страшно подумать, даже присылают свое резюме!

— Серьезно? – обалдел Джеймс.

— Ага! – он кивнул. – С указанием параметров и связей семьи. И мне, и даже отцу. Только они не знают, что у меня уже есть невеста. Очень давно один из предков наложил на род весьма сложное заклятие, видимо, сам боялся, что он вымрет. Короче, когда приходит время, на гобелене с нашим фамильным древом рядом с наследником появляется портрет его невесты. Около моего он возник с моим первым вздохом, поскольку моя невеста старше меня на два месяца и на тот момент уже родилась.

— К… кто-то из наших? – смог выдавить Джеймс.

— Нет, она француженка, учится в Шармбатоне. Я и не видел ее еще в реале. Но… это данность, Джей, это определено, и ничего не изменишь. А теперь представь: я открываю Алу свои чувства. Мы счастливы. Не знаю, надолго ли, но давай представим, что все ОЧЕНЬ серьезно. И что? Как ты думаешь, с какими глазами я должен буду сказать ему: все чудесно, детка, ты был бесподобен, но, видишь ли, мне надо обрюхатить одну малышку, предварительно женившись на ней, поэтому у нас не будет долго и счастливо…

Скорпиус яростно всхлипнул и отвернулся, стыдясь своей слабости, с ужасом предполагая, как разочаруется друг, услышав слезы в его голосе, увидев их в его глазах, которые раньше в любой, даже самой опасной ситуации сохраняли высокомерную безмятежность.

Джеймс шагнул было еще ближе, но не решился обнять друга, и ограничился сжатием его плеча своей почти не дрожащей ладонью. И тут что-то забрезжило… и осенило!

— Слууууушай, а что это была за история с Дурмстрангом? Помнишь, на вашем третьем курсе? Ты… из-за него хотел перевестись?

— Даже не представляешь, как это видеть его каждый день на половине занятий, чувствовать его тело рядом на скамейке! Меня стояк замучил!

Джеймс смутился: слышать о такой реакции на брата, вроде такого знакомого, но в то же время, оказывается, не совсем уж простого, было как-то конфузно.

— Ты и через курс из-за этого перепрыгнул? Чуть не надорвался ведь!

— Да лучше это, чем взорвавшийся от недотраха член.

— И пол-Хлгвартса перещелкал тоже поэтому?

— Глупый вопрос…

— Других, значит, тебе не жалко! – примирительно пробормотал Джеймс.

— Блядь, Джей, ну хватит тупить! – вспылил Скорпиус. – Он – не другие. А другие – это не он, понятно?!

— Эк тебя приплющило-то из-за братишки! – вдруг весело воскликнул Джеймс. – Даже не думал, что увижу такое.

— Весело тебе, да? – угрожающе начал Скорпиус.

Он душу этому кизляку морщерогому открыл, взамен получив лишь глумление и откровенный стеб. А еще друууууг…

— Ладно, остынь! – Джеймс устало махнул рукой. – Лучше давай думать, что делать-то будем?

— Я уже сказал – ничего! Не надо, и так, блядь, херово!

— Понимаю! – тяжело вздохнул Джеймс.

— Да?

— Ага!

— Ну а ты-то ему чего не признаешься?

— К-кому?

— Кому-кому! Златану, ловцу моему!

— Откуда…

— Не у тебя одного есть глаза, Джей! И представь, некоторые ими пользуются!

Джеймс выдохнул. Ладно, чего уж там. Сколько можно скрывать, уже всю душу вымотал, пытаясь не допустить расшифровки.

— Только… Джей? – теперь уже Скорпиус легко сжал его плечо. – Смотри, не опоздай. Злат – парень красивый и загадочный. Такие многих привлекают. И хоть он повода никому не дает, да чего уж там, многих уже послал, и довольно далеко. Может, он тебя дожидается? Но… Ты хоть и клевый, но иногда нам просто надоедает бесполезно ждать…

* * *

Битком забитый школьный стадион переливался не совсем обычным многоцветьем и взволнованно гомонил тысячей голосов. Ведь сегодня кроме обычных четырех факультетов за игрой наблюдало множество приглашенных гостей: сотрудники министерства и родители игроков всех команд. Отдельной группкой сидели писаки из «Пророка», «Ведьминого досуга» и каких-то еще изданий. Редактор «Придиры» миссис Полумна Долгопупс величественно восседала рядом с супругом – профессором Травологии. И Джеймс знал, что самое обширное и подробное интервью с Гарри Поттером получит именно этот, пусть не совсем адекватный, но не злой и весьма забавный журнал. Он был знаком с людьми, которые вообще, кроме него, ничего не читали.

Подходя к раздевалке Когтеврана, по обычаю использующейся на Турнире в качестве места предыгрового инструктажа ловцов, Джеймс услышал хрипловатый басок крестного.

— И, ребята, давайте еще раз договоримся – здесь я вижу, есть новички? Так вот, Гарри Поттер, он, конечно, гений игры. И очень любит размяться время от времени. Но, смею напомнить, мистер Поттер человек уже… не совсем юный…

Джеймс чуть не загнулся со смеху, стоило только представить напряженное от работы мысли лицо дяди Рона, когда он придумывал такие осторожные фразы. Он закрыл рот ладонью, и хотел было уйти в свою раздевалку, когда почувствовал рядом чье-то присутствие. Резко обернулся и… увидел отца, уже одетого в мантию почетного пожизненного ловца Гриффиндора. Тот тоже чуть не прыснул и приложил палец к губам, предлагая продолжить шпионаж.

— …так что вы уж пожалейте национальное достояние и не гоняйте слишком, а еще было бы неплохо… ну, немного ему… помочь… в смысле… позволить ему поймать снитч и…

— Развращаем юные умы, мистер Высокий Чиновник? – небрежно уточнил отец, тихонько проникший в помещение.

Джеймс ужиком просочился за ним и спрятался за спиной.

— Эээээ… Гарри! – Рон стыдливо залился багрянцем и на миг прикрыл глаза, но работа в министерстве сделала свое дело и помогла прежде немного замкнутому и не способному к мгновенной реакции крестному начать обходные маневры. – Это же шутка, правда, ребята? Ха-ха…

— Ну-ну, шутник! Давай-ка ты отсюда свалишь, а мы с ребятами сами разберемся и сыграем честную игру.

— Конечно, честную! – с жаром подхватил Рон. – Ты не так понял, я хотел предупредить, что именно ты дашь им фору, чтобы они не удивлялись…

— Рон, заткнись, а? – не сдержался отец, его прямо согнуло от хохота. – Просто заткнись, а то подохну!

— Фу, как непедагогично! – притворяясь до глубины души оскорбленным, манерно попенял Рон, подмигивая оторопевшим от этой перепалки ловцам.

Выглянув из-за отцовской спины, Джеймс быстро оглядел помещение, выискивая слизеринца. Тот застыл особняком и, казалось, мало обращал внимания на клоунаду, устроенную двумя не слишком ответственными взрослыми. И без того обычно не слишком румяный, сегодня Златан выглядел бледнее обычного. Конечно, это могло быть вызвано волнением перед игрой, но разве одна бессонная ночь оставит такие темные круги под глазами?

Джеймс задумался и начал вспоминать, были ли эти круги вчера? По всему выходило, что да, были, и позавчера тоже. Кажется, парень уже пару недель ходит какой-то изможденный и угрюмый, но почему-то лишь сейчас его это взволновало. Что же с ним случилось? Может, с учебой проблемы? Или достает кто? Джеймс быстро перебрал в уме всех школьных задир, однако понял, что никого из них рядом со Златаном не видел. А может…

Страшная мысль пронеслась вихрем, расшугав все остальные догадки. А вдруг Златан с кем-то действительно встречается? Вдруг Скорпиус прав, и неприступная цитадель пала под натиском какого-нибудь более решительного парня или бойкой девицы, пока школьная звезда Джеймс Поттер жевал сопли? Отсюда и круги – от недосыпа, ведь свидания – дело ночное и долгое…

Джеймса затрясло от одной мысли, что чьи-то руки, не его, а чужие, вдруг получили право касаться этой нежной, даже на вид бархатистой кожи. Стало вдруг невыносимо холодно, и он поежился, сам того не сознавая обхватил себя руками, взгляд заметался по стандартному помещению, воздуха не хватало, и он уже было собрался выскочить из раздевалки, когда встретился глазами с потемневшими голубыми радужками. В их прозрачной глубине клубилось беспокойство. Опомнившись, Джеймс чуть улыбнулся дрожавшими губами и поднял вверх сжатый кулак, надеясь приободрить друга. Златан благодарно усмехнулся и закусил губу, на миг скосив глаза в сторону все еще перепирающихся взрослых. И эта улыбка помогла Джеймсу снова начать дышать. Все хорошо. Они еще друзья, и этого никто не отнимет, никакой гипотетический ухажер. И в его силах сделать так, чтобы никакого поклонника, ни воображаемого, ни настоящего, возле Златана и близко не наблюдалось, и чтобы голубые с поволокой глаза смотрели на него не только дружески, но и с любовью.

* * *

Яркое октябрьское солнце не скупясь освещало яркими лучами захватывающее действо. Игроки мелькали маленькими темными стрижами, а мистер Поттер кружил хищным ястребом, настолько стремительными выглядели его перемещения. Альбус только второй раз наблюдал за Турниром, и впервые действительно наслаждался зрелищем. Только сейчас он начал понимать, что же такого находили в этой игре по большей части все его родственники и друзья. А папа… там, в окрестностях Норы, где он обычно летал с Джеймсом, дядей Роном или мамой, все выглядело совсем не так. А тут, на большом стадионе, в окружении рокочущих трибун, когда сотни голосов в унисон выкрикивают прославленное имя… А ведь и он мог бы быть сейчас там, на поле, так же небрежно скользить по воздуху в поисках неугомонного золотого мячика, однако не захотел, сдался, даже не начав. Не интересно ему… Вот и получи, раз не интересно! А вот Скорпиус живет этой игрой, понятно, что блондину просто не о чем с ним поговорить.

Альбус отвлекся от грустных мыслей, разглядывая разрисованные лица гриффиндорцев. Он не стал малеваться, лишний раз подтверждая свою занудность, но ребята смотрелись действительно забавно. Они дергались, суетились, орали и улюлюкали, махали алыми флажками. Пенни Долгопупс нацепила старую львиную голову, смастеренную еще ее матерью. Роуз с подружкой Хьюго Кристалл стояли в обнимку и скандировали его имя. Айви неприкрыто клеил Кена Томаса, однако последний относился к заигрываниям индифферентно. Настоящая феерия звуков, движений и красок. Не зря Ал забрался на самую верхнюю скамейку, где, кроме него, сидели еще только пара человек. Остальным хотелось такой момент пережить, будучи сжатыми со всех сторон такими же взволнованными и радостными товарищами, на одной с ними волне, его же близкие люди сейчас кружили над полем и вокруг него.

Итак, что мы имеем. Турнир продолжается уже около десяти минут. В пределах поля – только ловцы. Остальные члены команды неспешно летают вокруг периметра, контролируя обстановку. Без ложной скромности самые лучшие летуны школы выступали в роли своеобразных спасателей. В принципе, несчастных случаев на Турнире практически не было, на самом деле – только один, в позапрошлый раз, которого Альбус не видел. Ему Джеймс рассказывал – какой-то придурок возомнил себя профи и отвесно понесся вниз, в попытке воспроизвести финт Вронского. В неудачной попытке. Однако папа, виртуозно владеющий этим приемом, успел поймать самоубийцу почти у самой земли, так что все закончилось гораздо лучше, чем могло бы.

На противоположной стороне поля Альбус заметил брата и помахал ему, тот ответил. Тут к Джеймсу подлетел Скорпиус, что-то спросил, а тот указал рукой прямо на него, на Альбуса. Скорп тут же обернулся и высмотрел его на трибуне, после чего отчаянно замахал рукой и сделал вид, что чуть не свалился с метлы. Совершенно счастливый, Альбус так же усердно помахал в ответ обеими руками, сосредоточенно отпихивая за спину длинные концы связанного бабулей Молли какого-то совершенно бесконечного красного шарфа. Скорпиус послал ему воздушный поцелуй. Определенно ему, а не Мику, ведь пуффендуйская трибуна совсем в другой стороне. Издевается, скотина, грустно подумал Альбус, но все же улыбнулся.

Скорпиус с братом давно уже разлетелись в стороны, но Ал продолжал наблюдать за Джеймсом, бросающим беспокойные взгляды таким образом, словно наблюдал за кем-то. Парень неосознанно проследил за одним из таких взглядов и с удивлением обнаружил на другом конце траектории слизеринского ловца. Странно, разве он не должен более внимательно наблюдать за Хьюго? Ал успел поймать отголосок какой-то странной догадки, однако отвлекся на то, что происходило в непосредственной близости от него.

Когтевранский ловец Колин Доггет вел себя престранно. Сначала неподвижно завис почти рядом с трибунами, потом пару раз дернулся, словно не знал, куда податься, а потом вдруг резко с места рванул прямо к гриффиндорской секции, словно засек над ней снитч. К слову, Альбус ничего такого не заметил. Но с опаской следил за неуклюжими маневрами. Это и Джеймс упоминал, да и ему самому было заметно – сказывалась подготовка квиддичного лагеря в детстве – что Колин слишком массивен и неповоротлив для ловца. Вот вратарь – да, вратарь бы из него вышел классный, но когтевранская команда никаких перестановок производить не желала. Не сказать, что парень оказался совсем безнадежен, но легкости и подвижности ему не хватало.

Колин успел нарезать несколько кругов прямо над трибуной в поисках пригрезившегося ему снитча, подняв вполне заметный такой ветерок, после чего его понесло еще дальше. Ал даже пригнулся на своей высокой скамейке, от греха, но поднятый резкими движениями метлы ветер приподнял конец его шарфа, тот взлетел вверх как вымпел и аккуратно насадился на конец стального стремени Колиновой метлы.

Альбуса выдернуло со скамейки как морковку из грядки, и в тот же момент намотанный несколькими кольцами вокруг шеи шарф сильно сдавил горло. Парень автоматически вцепился в него и бешено заболтал ногами, не обнаружив, однако, под ними никакой опоры. Все произошло настолько быстро, что он действительно не успел даже испугаться. Мысли затмило одно желание – как можно скорее освободить шею от шарфа.

Слегка ослабленная удавка позволила сделать маленький глоток воздуха, а Альбусу удалось открыть зажмуренные от неожиданности глаза. Бешено прыгающий взгляд выхватил только прозрачную синеву осеннего неба, а болтающиеся в воздухе ноги дополнили картину – он где-то очень высоко, и если шарф размотается, падение неминуемо. Поэтому судорожно скрюченные пальцы сильнее вцепились в вязаную шмотку. Дышать стало легче, когда ему удалось подтянуться повыше. Легкое тело продолжало болтать в воздухе, отчего Алу даже захотелось крикнуть этому придурку, чтобы он шел на снижение, но стиснутое горло не могло пропустить ни звука.

А потом ослабли руки. Альбус изо всех сил пытался удержать постепенно выскальзывающий из вспотевших пальцев шарф, а еще стремился все же поймать взгляд подцепившего его ловца, явно зашоренный поисками снитча. Глаза заливало бесконечное небо и казалось, ничего, кроме него и стискивающего шею шарфа, на свете больше нет: ни огромного, полного болельщиков стадиона, ни игроков, ни папы, ни Джеймса, ни Скорпиуса…

Внезапно Альбус поймал совершенно безумный взгляд Колина. Тот все же оглянулся и сначала замер, словно размышлял, что это за хрень прицепилась к метле, а потом совершил какой-то дерганый рывок, абсолютно спонтанный и неосознанный, но воспринятый попыткой стряхнуть его с метлы на неизвестно какой высоте. Альбус настолько растерялся, что расслабил пальцы сильнее, чем нужно, шарф начал стремительно выскальзывать, а так как был не завязан на шее, а обернут вокруг нее, под тяжестью его собственного тела мгновенно размотался, и мальчик полетел вниз…

Холодный ветер изрезал студеными потоками лицо и руки. И в то же мгновение все тело вдруг скрутило такой невыносимой болью, словно он реально попал меж двух жерновов. Что-то хлюпнуло. Ускользающим от боли сознанием Ал решил было, что уже упал, однако ветер продолжал свистеть в ушах и резать почти потерявшее чувствительность лицо.

Свободное падение прекратилось не резко, с болезненным дерганьем, а плавно, словно тот, кто подхватил его, некоторое время падал с такой же скоростью, а потом мягко затормозил. Его прижимали теплые руки к чему-то не менее теплому. А потом движение прекратилось. Альбус с трудом приоткрыл налившиеся тяжестью глаза и первое, что он заметил, был подбородок, чей-то совершенно белый подбородок, причем мелко трясущийся.

Следом за подбородком темнеющий взгляд выхватил мягкие серебристые пряди, которые так и захотелось потрогать. Сочтя происходящее бредом, Альбус решил не отказывать себе в удовольствиях, приподнял руку и попытался ухватить манящий локон, но тут обратил внимание собственно на сами пальцы. Такое ощущение, что он окунул руку в свежую кровь, настолько ровно ей была покрыта и ладонь, и даже оголившееся запястье. В теле, кроме пульсирующей боли, ощущался какой-то дискомфорт, словно оно стало очень скользким, причем везде. Последним усилием он все же попытался поймать окровавленными пальцами пушистую прядь, однако новая волна боли окатила организм изнутри и снаружи, и все поглотила красная тьма.

Никогда еще ему не было так страшно. Никогда еще тело не окатывала обжигающе ледяная волна, насмерть закоротившая все жизненные процессы организма, когда, казалось, живут только глаза, посылающие в мозг душераздирающую картинку, окончательно выстуживающую омертвевшие внутренности. Этим солнечным октябрьским днем он пережил такой приступ уже три раза, и факт, что не за горами и четвертый. В первый раз – когда взгляд уловил нечто, не поддающееся полному осознанию: выдернутое с трибуны худощавое тело, беспомощно дергающееся на собственном шарфе. Во второй – когда управляемая слепым и глухим дегенератом метла круто взяла вверх, все дальше от спасительной земли. А в третий – когда резкий рывок на высоте более сотни метров сбросил помеху, и он внезапно четко осознал, что не успеет подхватить падающего брата, потому что сковавший тело ступор украл несколько драгоценных мгновений, так сейчас необходимых. Но Джеймс все равно ринулся вперед, туда, где по всей вероятности его горячо любимый братик встретится со своей смертью.

Он почти ничего не видел из-за непрерывно льющихся слез, и не только бьющий в лицо от немыслимой скорости ветер был их причиной. За эти несколько мгновений он совершил множество открытий. Джеймс никогда и не думал, что может так летать. Не подозревал, что способен плакать. И только догадывался, насколько действительно сильно он любит своего брата. Но все эти мысли прошли стороной, дальними огородами, потому что все сознание заполнило одно единственное, безумное и горячее желание – лишь бы он остался жив…

Заметив краем глаза пронесшееся мимо смазанное серебристо-зеленое пятно, он даже не сообразил сразу, потому что и зрение, и слух, и руки осмысленно заработали только на земле, где вместо неестественно распластанной изломанной фигурки на траве увидел медленно опускающегося Скорпиуса, судорожно прижимавшего к себе полностью окровавленного брата. Абсолютно белое лицо друга просто убило трясущимся подбородком, ведь Джеймс даже не думал, что он, обычно бесстрастно-высокомерный, вообще способен на такие эмоции. И только убедившись, что Альбус жив, хоть и достаточно сильно пострадал, парень ощутил ломающую тело боль – это отходили каменно напряженные стрессом мышцы. Особо сильно ломило пальцы, судорожно цеплявшиеся за древко метлы, но эта боль казалась очищением, своеобразным катарсисом, после которого он начал воспринимать события адекватно.

Подбежавший отец перепугал беспомощным выражением серого лица – он всегда казался Джеймсу человеком, способным найти выход из любой ситуации, что подтверждалось подвигом, совершенным им во время Второй Магической. Но пережитый только что кошмар наглядно показал, что смерть не считается ни с какими заслугами и только она может поставить полную окончательную жирную точку в любом вопросе.

* * *

Альбус давно уже проснулся, но глаза открывать не спешил, только прислушивался, пытаясь определить количество народа, пришедшего его оплакивать, по звукам дыхания и шелесту двигающихся тел. Получалось не очень. Поэтому он решил добиться своего логическими рассуждениями.

Итак, по любому, здесь папа и Джеймс. Дядя Рон. Возможно, Хьюго. Роуз обязательно, с каким-нибудь медицинским справочником и ворохом советов, как быстрее справиться с последствиями травмы. Может быть, Златан. Мама скорее всего еще не добралась. Хотя он и не знал, сколько провалялся в больничном крыле, почему-то был уверен, что ее рядом не было.

И обязательно дядя Руби. Кажется, именно его громкое тяжелое дыхание было единственным звуком, безошибочно идентифицированным Альбусом, когда он пришел в себя. Парень всегда с особой теплотой думал о полувеликане, и единственный обращался к нему по имени, тогда как все остальные называли крестного просто Хагридом.

Альбусу всегда было немного стремно от того, что тот одиноко жил в своей избушке на отшибе, и он старался как можно чаще навещать отшельника, для чего даже пришлось обратиться за помощью к домовым эльфам из школьной кухни. Зато теперь, после некоторой модификации рецепта, огромные комки запеченного теста, выдаваемые Рубеусом за печеньки, можно было откусывать, жевать и даже глотать без особого ущерба для зубов и желудка. На вид они, конечно, остались прежними, но Ал над этим работал. А еще притащил в хижину свою кружку, специально привезенную из дома, поскольку не умел пить чай ведрами.

Итак, дядя Руби. Кто еще? Альбус чувствовал себя очень виноватым. В первую очередь из-за того, что с легкостью променял бы всех собравшихся возле его одра родных людей на единственного необходимого сейчас и на многие годы вперед. И почему-то был уверен, что среди них нет именно его – Скорпиуса. Грустно и обидно до слез.

А еще он боялся. Того, что по его неосторожности и вопиющей беспечности близкие чувствовали себя виноватыми перед ним. Бабуля явно расстроится, что любовно связанный для внука шарф послужил причиной несчастного случая и проклянет свои спицы. Отец и Джеймс будут рвать на себе волосы, что не успели адекватно среагировать и предотвратить падение. Роуз… она найдет, о чем попереживать, и это явно будут вещи, повлиять на которые она никоим образом бы не смогла при всем желании. Поэтому мальчику хотелось как можно на дольше отложить счастливый миг пробуждения, когда ему придется, сжимаясь в комок, выслушивать сожаления, наперебой высказываемые родственниками и убеждать, что все в порядке, одновременно пытаясь не умереть от боли по причине отсутствия среди них любимого человека. Однако долго притворяться он не смог.

Обстановка возле его кровати в лазарете оказалась еще печальнее. Словно то, что он выжил, явилось для всех полной неожиданностью, отчего присутствующие впали в непонятный транс. Папа сидел на краешке кровати и не выпускал из ладони его тонкие пальцы. Кстати, почему Альбусу иногда кажется, что он видел собственные пальцы в крови?

Джеймс подавлен, Хью угрюм, Златан… ээээ… Златан вообще бледный как смерть. В принципе, все как он и предполагал. Только двое выбиваются из привычной картины: тоже очень бледная молчаливая Роуз в кресле у изголовья без намека на книжку в руках, и сидящий на соседней кровати Колин Доггет, с лихорадочно горящими щеками, в рваной мантии, круглое лицо покрыто смачными синяками, безуспешно пытающийся остановить кровь, текущую из носа, скомканным испачканным платком. Не понял, он что, тоже с метлы навернулся?

— Колин, что случилось? – перетянутое шарфом горло немилосердно саднило.

От звука слабого скрежещущего голоса когтевранец вздрогнул и подавленно замер, уставившись в его лицо пульсирующими ужасом зрачками.

– Ты тоже… упал?

Джеймс издал непонятный звук, привлекая удивленный взгляд брата и испуганный – Колина. Альбус демонстративно обвел взглядом ближайшее пространство и вопросительно уставился на брата. Тот только плечами пожал.

— Нет, я… — Колин, наконец, отмер и замялся, торопливо подхватывая платком скользящую по подбородку красную каплю. – Да забей, все в порядке! Я просто хотел… это… ты прости меня, а? Я не хотел… так… все неожиданно, а я не заметил…

— Ну что ты, это просто несчастный случай! – успокоил его Ал.

— Не, не, я виноват! Прости?

— Конечно, я не сержусь. Все нормально.

— Ну, тогда я пойду?

— Иди, конечно, тебе тоже нужно отдохнуть.

Альбус улыбнулся, не обращая внимания на зверское лицо Джея. Вскоре папа поднялся, вспомнив, что так и не послал маме сову. Потом попрощался дядя Руби, громко шмыгая мясистым носом – полувеликан был очень сентиментален и крестника обожал, кажется, сильнее, чем его отца в свое время. Джеймс заменил папу на краешке его кровати, а Хью и Златан притащили себе стулья.

— А теперь колитесь, что произошло? Почему вы все выглядите так, словно я с того света вернулся?

— Ну, может потому, что по сути так и было? – это была первая фраза, сказанная Роуз, и дрожащий голос сестры пробрал парня до костей. – Я чуть не убила тебя, Ал…

* * *

— Все произошло настолько быстро, что всех подробностей, наверное, не знает никто. Рррраз! – и ты уже в воздухе, судорожно вцепился в шарф на шее и дрыгаешь ногами. А этот… он вообще не заметил тебя, прикинь, даже не обернулся! А потом кааак рванет вверх. Вообще Доггет всеми своими кишками клянется, что рыскал над нашей трибуной в поисках снитча, потому что якобы совершенно точно видел его именно там. Лично я не видела, но он ловец, ему виднее. Так вот, ты висишь и дергаешься, метла набирает высоту. А потом – оп! – и ты уже падаешь. И тут у меня что-то щелкнуло в голове, а внутри все вопит – он же сейчас разобьется! Вот я и зарядила в тебя…

— Чем? – с живым интересом спросил Альбус.

— Аресто моментум.

Парень вопросительно приподнял брови.

— Оооо, вообще, кроме меня, здесь магией кто-то интересуется? – Альбус прикусил губу, скрывая улыбку – рассказ о событиях живо отвлек сестру от ненужных терзаний. – Помнишь, на их третьем курсе, когда крестный с метлы упал во время матча? Ну, когда дементор к нему пристал?

— Вроде что-то…

— Ну вот этим заклинанием директор Дамблдор его затормозил. И я тоже решила… Думала, блин, умная самая! Да вот ни хрена я не одна такая! Только потом, когда тебя будто смяло, и кровь хлынула, я поняла, что так же поступили и директор МакГонагалл, и сам дядя Гарри. Все почти одновременно! Это ужасно!

— Да что ужасно-то?

— Заклинания, направленные на один объект, вступили в конфликт. Сначала тебя смяло их мощью, стиснуло так, что кровь выступила из каждой поры, потом они просто отбились друг от друга, а ты продолжил падать. Я не зажмурилась только потому, что вся омертвела от страха. Вот думаю, дрянь тщеславная, славы мне захотелось, и своим честолюбием убила двоюродного брата. И тут, вижу – Скорпиус к тебе ринулся. Если честно, я вообще ни разу не видела, чтобы летали ТАК! А ты падаешь быстро… думаю, если он тебя поймает, оба рухнете вниз. А он тоже сориентировался, не сразу тебя подхватил, начал падать камнем рядом, куда тому Вронскому! Короче, синхронизировался с тобой, подхватил и начал тормозить. Вот так вы и приземлились. Ну, тут налетели все, вас окружили, дядя Гарри осторожно тебя забрал, а потом так на Скорпа посмотрел… Я думала, он его там же орденом Мерлина первой степени пожалует. Но он только руку ему на плечо положил, а Скорп кивнул и…

— Кстати, где он? – с небрежным интересом поинтересовался Альбус, скрывая за веками жгучий интерес.

— Скорпиус? – Роуз замялась. – Он… у директора.

— Ого! Неужели и правда орден огребет? – загорелся Ал.

— Огрести-то огребет, да не орден, — как-то зло отозвался Джеймс.

Ал с удивлением покосился на брата.

— А что?

— Он как тебя передал, так сразу к Доггету кинулся! – снова ответила Роуз. – Никто сообразить не успел. Метлу свою Акцио призвал, Колина за мантию схватил и вверх!

Альбус приложил ладонь ко рту, ощущая теплую волну сладкого ужаса: с одной стороны, очень приято, что Скорп так отреагировал, но теперь его ждет наказание, да и Колин не так уж виноват.

— А ты чего такой злой? – спросил он у скрежетавшего зубами брата. – Скорпиус просто…

— Я сам хотел приложить этого мудака, а эта… сивота меня опередила!

— Вы бы еще подрались за право отдубасить Доггета! – ухмыльнулась Роуз.

Альбус покачал головой и обратил внимание на притихшую парочку на стульях: Хьюго, казалось, весь ушел в себя, о чем-то напряженно размышляя и крепко сжимая кулаки, а Златан внимательно слушал рассказ Роуз и Джеймса.

— Злат, ты чего такой задумчивый? – поддел его Ал.

— Ты знаешь, я ведь ничего не видел, — Златан покачал головой, словно сам этому не верил, — я вроде снитч совсем в другом месте заметил.

— Я тоже! – встрепенулся Хью. – Кажется…

— Врооооде… кааааажется! – передразнил мальчишек Джеймс. – Вы вообще ловцы или почему? Какие догадки, снитч или есть, или его нет!

— Это что вот сейчас было? – удивленно заозирался Хью. – Капитанское наставление?! У нас тут тренировка намечается?

— Вот и мне интересно! – подхватил Златан. – При всем том, что ты не мой капитан. Отбираешь хлеб у собственного друга?

— Ага, прям вообще! – ввинтил свои три кната Альбус. – Я вот тоже рядом с собой никакого снитча не видел.

— Ах, вы!...

Джеймс подскочил с кровати, и отвесил забывшим субординацию мелким (минуя Альбуса, конечно!) пару смачных подзатыльников, а те выли на два голоса о произволе старшеклассников, пока помощница мадам Помфри, очень сдавшей за последние годы, но не оставившей больничное крыло, не потребовала от невоспитанных троллей покинуть помещение.

Вместе с мальчишками вышла и Роуз, а тихонько посмеивающийся Альбус с улыбкой смотрел в тревожные глаза брата, и радовался, что живой. А еще был твердо уверен, каким образом отблагодарит своего спасителя. И не колышет его, что по этому поводу подумает Скорпиус.

* * *

Джеймс покинул лазарет, когда брат уже спал. Парень еще немного посидел на краешке кровати, вглядываясь в спокойное лицо того, кто чуть не покинул сегодня свою семью и друзей. Его все еще мелко потряхивало при одной только мысли, что он мог больше никогда не увидеть чистых, словно омытых утренней росой зеленых глаз, милой улыбки, рисующей едва заметную ямочку на левой щеке. Не услышать заразительного смеха или увлеченного рассказа о пунктированных рунах, обнаруженных в Норвегии, сопровождаемых размышлениями, достаточно ли он взрослый для поездки туда на летних каникулах, ведь древние руны в сердце Альбуса занимали чуть меньше места, чем привязанность к некому несносному слизеринцу.

Кстати, о слизеринцах. Не выперли бы его, что ли. Джеймс и сам был готов вытрясти душу из обормота, чуть не отправившего брата на тот свет, но он планировал всего лишь начистить придурку морду, а не пытаться прикончить его. Но Малфой не признавал полумер, в этом Джеймс убедился уже давно, поэтому не сильно удивился тому, что произошло на поле после чудесного спасения Альбуса. И еще – теперь он вечный должник собственного друга, потому что за такое не расплатиться никогда.

* * *

Хьюго любил смотреть на огонь. Поэтому низкое кресло с большими боковыми «ушами», расположенное у каминной решетки, давно уже приобрело статус его любимого места в гостиной Гриффиндора, а остальным ученикам факультета очень хотелось ублажить успешного ловца даже в мелочах. Вернувшись из больничного крыла, мальчик прямым ходом направился к камину и упал на мягкие подушки. Он и не думал, что день его возможного триумфа чуть не станет трагедией для всей семьи. Что Альбус, самый любимый его брат, мог так нелепо погибнуть.

Джеймса Хью очень уважал и… чуть побаивался. Нет, ничего такого, просто слишком уж тот иногда бывал неприступен, словно соревновался со своим лучшим другом в высокомерии. Когда Джей и Скорпиус собирались вместе, к ним вообще мало кто мог подойти просто так, они казались недосягаемыми, как настоящие боги, по ошибке оказавшиеся среди смертных. Луи был слишком маленьким и еще не учился, Фредди наоборот, слишком взрослым и вообще… слишком, а сыновья дяди Чарли (тройняшки, все в отца) и подавно самые старшие внуки, и первые помощники отца в его питомнике.

И только Альбуса он с уверенностью мог назвать не только братом, но и близким другом, хотя сам он так не считал, всегда и везде равняясь на двух идолов – своего отца Гарри Поттера и брата Джеймса. Но Хью не обижался, он чувствовал себя виноватым, так как думал, что отнял у брата возможность стать ловцом. Если бы Хью не вылез вовремя со своим желанием попробоваться на этой позиции, может быть, Джеймс и дядя Гарри не отстали так быстро от Ала и настояли таки на тренировках. Однако Хью вылез, и от братишки отстали, позволив отдавать все свободное время ковырянию в рунах, которые сам Хью ненавидел тихой ненавистью, равно как и Прорицания с Нумерологией.

И вот сейчас, после посещения больничного крыла и вида бледного лица на кипенной подушке, Хью все же решился поговорить с Джеймсом. Все уже давно разошлись по комнатам, последними ушли Роуз и Кристалл, настоятельно попросив укладываться самому, и Хью обещал, однако упорно дожидался брата, неотрывно глядя на огонь и все сильнее сжимая кулак, ощущая трепещущее тепло.

Стукнула дверь за портретом. Хью даже поворачиваться не стал, зная, кто зашел в гостиную. Раздались уверенные, твердые шаги человека, спешащего по важному делу, но тут же затихли.

— Хью? – удивленно воскликнул Джеймс. – А ты чего тут…

— Я тебя жду, Джей, — Хьюго повернулся к большой темной фигуре, — мне надо кое что тебе сказать.

— Давай завтра, я не очень…

— Это важно, Джей! – Хью умел быть настойчивым.

— Хорошо, я сейчас тут оформлю одно минутное дельце и вернусь.

Хью кивнул, а Джеймс сорвался с места и метнулся к лестнице. Очень быстро он вернулся в гостиную, пересек ее на крейсерской скорости, что-то комкая в руках, и выскочил за дверь. Джей не обманул, дельце действительно заняло не более пяти минут, по истечению которых брат вернулся и опустился прямо на ковер боком к камину, вопросительно глядя в лицо Хьюго.

— Ну, что там у тебя?

— Джей, помнишь, Колин говорил, что кружил над нашей трибуной, потому что увидел там снитч?

— Ну, конечно, помню, мы же столько раз…

— Как ты думаешь, он не врет? Ты сам видел там снитч?

— Хью, ради Мерлина, я вообще за ним не следил, в смысле, за снитчем. Оно мне надо, я вратарь.

— А я следил, Джей. И могу с уверенностью сказать, что там снитча не было.

— Как ты можешь быть уверен? Ведь Доггет клялся, что только мячик заставил его кружить над трибунами. А иначе, зачем ему там рыскать, ведь я точно помню, что все остальные были далеко.

— Вот именно, Джей, зачем? Ведь снитча там точно не было!

— Да почему ты так думаешь?!

— У меня есть причины…

— Какие? Ну какие причины?

— Во-первых, давай без лишней скромности, здесь и сейчас, как ловцу конкуренцию мне могут составить только два человека, если не считать дядю Гарри. Это Златан и твой брат… но уж конечно не Доггет.

Джеймс поперхнулся воздухом, сдерживая смех.

— Ддд… даааа, это было ооооочень скромно! Но ты прав, продолжай.

— Так вот, — глаза Хьюго сверкнули торжеством и благодарностью за признание брата, — и Альбус, и Златан тоже упоминали, что не видели снитча именно в этом месте.

— Это ни о чем не говорит. Ему могло просто повезти…

— Не могло.

— Но почему…

— Потому… потому что… я… поймал его.

Хьюго раскрыл ладонь и слегка опустил ее, чтобы Джеймсу было удобнее рассмотреть, но тот и без этого хорошо видел золотой шарик размером чуть больше грецкого ореха, пустивший по гостиной россыпь отблесков пламени, каждую бороздку, а так же вяло шевелящиеся крылышки. Сомнений быть не могло – на ободке по центру сферы шла витиеватая надпись в эльфийском стиле «Восьмой Турнир одновременной игры», а на другой стороне кокетливо повернувшегося шарика красовались названия всех четырех факультетов Хогвартса.

Джеймс поднял на взволнованного Хьюго сияющие глаза.

— Вот здорово! Но почему ты ничего не сказал?!

— Это не честно! – с жаром начал Хью и посмотрел в сторону. – Я ведь как бы воспользовался ситуацией, когда все отвлеклись… но я не видел, что происходит с Альбусом, я бы не стал спекулировать…

— Гриффиндоооооорец! – одновременно с нежностью и гордостью протянул Джеймс. – Успокойся, никто тебя не обвиняет! Ты же помнишь, все говорили, что это произошло очень быстро. Но я советую тебе пойти к директору и показать шарик. Это будет неплохим пунктом твоего резюме для зачисления в команду после Хогвартса.

— Ты думаешь?! – как загорелись его глаза! – Правда?

— Конечно? – фыркнул Джеймс. – На позапрошлой игре Трент Викерс ПОЧТИ поймал снитч, и где он сейчас?

— В «Осах», первый состав… — заворожено пробормотал Хью, очень пристально следящий за всеми спортивными новостями.

— Вот видишь! – Джеймс взъерошил рыжую макушку.

— Но вдруг мне не поверят…

— Хью, ты, придурок, чем слушал рассказы наших отцов? А это вообще важный момент для ловца – у снитча телесная память на того, кто первый возьмет его голыми руками. Наверняка, когда ты поймал его, надписи не было?

— Я не заметил.

— Уверен, стоит мячику покинуть твои руки, надпись пропадет. Попробуем?

Джеймс поднес ко все еще протянутой ладони брата свою, и тот с небольшой заминкой перекинул на нее золотистого проныру. Он не поверил, но, казалось, шарик погрустнел и даже слегка потух, и пламя не так уже ярко сияло на рифленых бочках. Тонкие серебристые крылышки уныло обвисли. А изящная надпись действительно исчезла.

— Ну вот, убедился?

Джеймс вернул мячик хозяину, и тот засверкал, затанцевал, заблестел огнями, крылышки задорно вздрогнули, а на пояске снова проступили буквы.

— Он твой, без вопросов. Завтра же дуй к МакГонагалл и не парься на счет ситуации с Альбусом – ты это заслужил.

Джей еще раз разлохматил буйную шевелюру, улыбнулся и пошел к спальням.

— Джей! – окрикнул его довольный Хьюго. – Но почему же Колин так уверен, что видел снитч именно там? Я ведь взял его у северных ворот, а это…

— С противоположной стороны от гриффиндорской трибуны, – закончил остановившийся на полушаге Джеймс.

Брат снова обернулся к нему, нахмурился, задумчиво жевал губы и смотрел на Хью с какой-то обреченной растерянностью.

— Вообще ни одной мысли, братишка. Но постараюсь выяснить. Ооооочень постараюсь…

Ощущение было новым и он сразу возненавидел его. Липкие от ледяного пота пальцы, бесконечная пустота внутри, и в ней ничего, кроме бешено колотящегося сердца, которое, казалось, вот-вот проломит ребра и пробьется через мышцы и кожу груди. Оказывается, от страха у него трясется подбородок, и это открытие явилось самым унизительным для гордого отпрыска чистокровного семейства Малфой. Однако Скорпиус был уверен, что никогда не сможет вменить это в вину человеку, познакомившему его с такими неприятными ощущениями. Потому что это Альбус Поттер, мальчик, которого он давно и безнадежно любит…

Все произошло очень быстро, и даже отменная память не сохранила всех деталей, а глаза не успели зафиксировать общую картину, однако тело отлично справилось без вмешательства мозга. Хотя неладное он заметил раньше всех, и то только потому, что еще в начале матча не нашел Альбуса на обычном месте. Покружив пару минут напротив пуффендуйского сектора, снисходительно наблюдая, как Мик, размахивая всеми конечностями, вываливается от восторга с трибуны, сам нет-нет да и косился в противоположную сторону, туда, где колыхалось золотисто-красное море и мелькал огромный муляж львиной головы. Но знакомой фигурки в теплой куртке и смешной шапочке с помпоном почему-то не находил.

Нахмурившись, Скорпиус подлетел к увлеченно следившему за матчем Джеймсу.

— Что-то братишку твоего не наблюдаю.

— Хью, что ли? – с нарочитым удивлением поинтересовался друг, кивая на поле. – Так вон он, кажется, заметил снитч.

Скорпиус закатил глаза.

— Кончай паясничать, тебе не идет выглядеть олигофреном. Где Ал, спрашиваю?

— Да вон он, успокойся! – Джеймс глумливо подергал бровями. – На самой верхней лавке.

— Вот я тебя сейчас испугаю, и ты навсегда останешься с таким лицом, — с нежной улыбкой разъяренного василиска пообещал Скорп. – Тогда тебе не только Златана не видать, а даже Летти Гойл побрезгует идти с тобой на рождественский бал.

И с удовольствием пронаблюдал целую гамму чувств от откровенного ужаса до явственно выраженных рвотных позывов, прежде чем отвернулся к расположенной напротив гриффиндорской трибуне – напоминание о страстных чувствах девицы с размерами, внешностью и умственными способностями тролля явно послужит этому придурку достаточным наказанием. А спустя мгновение уже обо всем забыл, увидев радостную улыбку и смешно прыгающий от яростных движений руками помпон на макушке. Малыш явно обрадовался, вон как машет, в то же время отбиваясь от ярко-алых щупалец длинного шарфа.

Скорпиус дурачился на метле, одновременно с этим ненавязчиво следя за странными действиями шестикурсника Доггета. Что этот придурок там рыскает? Все ловцы в районе северных колец, уж на Златана можно в этом деле положиться, да и мистер Поттер торчит там, как приклеенный, не говоря уж о Хьюго. Таааак, что за?... У Скорпа от злости потемнело в глазах, стоило ему заметить лихие виражи, закладываемые горе-ловцом Когтеврана. Такое ощущение, что этот лоб мечтает произвести на кого-то впечатление своими неуклюжими пируэтами. И как любой влюбленный собственник и отчаянный ревнивец, сразу же решил, что эти нелепые маневры направлены именно на предмет его страсти, конечно, ведь на трибуне больше никого нет!

А потом произошло это, и отсчет пошел на секунды. Сначала шок, глаза просто не могут видеть того, что упрямо видят, ведь этого не происходит. Отсюда ступор – как осознать то, во что не веришь? И только резкий рывок метлы и внезапно сорвавшееся тело отрезвили, наконец, затвердевший мозг и заставили организм совершить невозможное. А дальше только урывки – бешеный свист ветра, вышибающего слезы, стремительное падение и чувство сосущей пустоты в желудке, виртуозное торможение и обмякшее безвольное тело в руках, буквально исходящее кровью. Вот тогда-то подбородок и затрясся. Почему-то, свободно падая с огромной высоты, отчетливо видя стремительно приближающуюся изумрудную зелень еще не засохшего игрового поля и прекрасно понимая, чем это может закончиться, он не боялся так, как в тот момент, когда заметил кровавые потоки, струящиеся из-под одежды Альбуса, пропитавшие ее, а еще дорожки из глаз, носа, ушей…

Окончательно пришел в себя он только в директорском кабинете, да и то после того, как его уже отругали за нападение на ученика. Когда стало точно известно, что Альбус жив и, возможно, даже не очень сильно пострадал. Поверить в это было сложно, особенно ему, ведь засохшие пятна крови мальчика до сих пор покрывали судорожно стиснутые ладони и рукава спортивной мантии. А по поводу Доггета он переживал только о том, что не сумел разжать пальцы, стискивающие ворот, на достаточно большой высоте. Чтобы понял. Почувствовал ужас и беспомощность, все прочувствовал, до самых печенок, чтобы впредь смотрел внимательнее.

И даже возможное убийство не пугало своими последствиями, ведь и в Азкабане люди живут, а без Альбуса он бы помер сразу, в ту же секунду от разрыва сердца. И уже, уходя с поля, подхваченный за локоть директором, поймал два взгляда, которые помогли ему выдержать ее гневную обличительную тираду в присутствии декана Слизерина профессора Слизнорта: обжигающе-благодарный Гарри Поттера, по глупой случайности едва не потерявшего сына, и не менее жгучий, только от негодования и злости – Джеймса, который, вероятно, сам мечтал прищучить невольного виновника трагедии.

Кстати, престарелый зельевар выглядел так, словно не понял ни слова из сказанного. Он только бестолково лупал своими мутными старческими глазами, вопросительно глядя на Скорпиуса: вполне возможно, профессор вообще не был в курсе произошедшего, пока его не притащили в директорский кабинет, поскольку по своему обыкновению отрубился, едва успев удобно устроиться в уютном кресле, предусмотрительно отлевилированном на трибуну стростами факультета. Скорее всего, это последний год его преподавания, ведь старичок давно перешагнул столетний рубеж. И Скорпиус, еще пытаясь отвлечься, с сожалением думал о том, как будет скучать по нескончаемым рассказам о блистательной коллекции выдающихся воспитанников профессора, жемчужиной которой явился Гарри Поттер со своим внезапно прорезавшимся талантом к искусству зельеварения именно в тот момент, когда за дело взялся старина Гораций. Думал до того момента, пока не вспомнил, что и он в Хогвартсе тоже последний год.

— Я надеюсь, что вы, мистер Малфой, усвоили сказанное и впредь не допустите такого вопиющего нарушения правил, равно как и прекратите попытки физического воздействия на учеников! – кажется, уже пошли финальные тезисы. – Я понимаю, ситуация вышла… неоднозначной, однако это не дает вам права искать виновников несчастного случая и тем паче заниматься самосудом.

На каждое слово Скорп скорбно кивал, пряча за длинной растрепанной челкой нетерпение: мыслями он был сейчас не здесь, а в больничном крыле, у кровати с самым лучшим человеком в его жизни. Успокаивало только то, что там сейчас наверняка не протолкнуться от родственников и друзей: такой светлый человек, как Альбус, просто притягивал к себе и тех и других. А ему не нужны свидетели, ведь они не дадут сделать все, о чем он мечтал, сказать все, что задумал.

— Идите, мистер Малфой. И хорошенько подумайте в своей комнате о произошедшем! – Скорпиус поднял неверящий взгляд. – Да, да, я именно об этом. До конца лечения мистера Поттера вам запрещено посещать больничное крыло.

Скорпиус задохнулся от гнева и обиды, и даже, наплевав на субординацию, был уже готов начать возмущаться и изо всех сил торговаться за право вырваться хоть на пять минут, только бы лично убедиться, что все в порядке, однако МакГонагалл еще не унялась:

— Я знаю, о чем вы подумали. Поэтому не смейте затевать никаких авантюр с гриффиндорскими друзьями, никаких приспособлений для невидимости, слышите? Вас не спасет даже то, что мадам Помфри очень крепко спит после снотворного зелья, а ее помощница ночует в преподавательском крыле.

Скорпиус в тихом шоке уставился на изрезанное морщинами лицо директора, ее пылающие праведным гневом глаза и сурово сжатые губы. Казалось, даже кончик ее островерхой шляпы неодобрительно трясется, подчеркивая состояние хозяйки.

— Д-ддааа… спасибо, директор… то есть, я никогда… это… не воспользуюсь помощью и мантией-невид… то есть, приспособлениями друзей из Гриффиндора, и в лазарет ни шагу после полуночи… я все понял. Можно идти?

— Идите! – голос прозвучал удовлетворенно, да вот Скорп теперь знал, это не от того, что она уверилась в его послушании, а просто поняла, что он принял все намеки к сведению. – И прежде, чем пойти в подземелья, найдите мистера Филча и передайте, что я его зову. Кажется, кто-то ночью ходит в ванную старост, попрошу его подежурить там пару часов после полуночи.

Едва сдерживая улыбку, Скорп выскользнул из кабинета, краем уха услышав глухой голосок Слизнорта:

— Так, Минерва, о чем мы там говорили? Что натворил этот паршивец Драко? Ох уж мне эти Малфои…

У него еще много дел. И самое первое – послать Снупи в гостиную Пуффендуя.

* * *

Тихо в лазарете. Все разошлись, и, наверное, давно уже дрыхнут, ведь сейчас половина первого ночи. А Скорпиус так и не пришел…

В принципе, Ал особо и не рассчитывал. Ведь Скорп сегодня сделал гораздо больше, чем мог сам или кто-то еще, он реально, на самом деле спас Альбусу жизнь. Чего еще-то? Но неугомонная душа требовала его присутствия, как лишнее доказательство того, что он небезразличен. Да и самому убедиться, что с другом все в порядке, ведь он так рисковал, спасая его. Кому, как не Альбусу, летающему на метле с семи лет, знать: то, что сегодня провернул младший Малфой, было на грани физических возможностей организма. И что это значит? Почему именно он, не брат или отец, а именно Скорпиус среагировал первым, приложил неимоверные усилия, буквально за шкирку вытащил с того света?

Альбус устало вздохнул. Вопросы, вопросы… От них заходилось сердце: восторг, удивление, страх, боль. Словно бешеная карусель, эмоции сменяли одна другую, не давая ни секунды покоя. И отдельным фоном одна, единственная постоянная: неужели есть надежда на то, что он… Все, дальше жесткий барьер настоящего ужаса от возможности отрицательного ответа. На тот случай, если вдруг Скорпиус поступил так машинально, не задумываясь о личности спасаемого. Эгоистичные мысли, причем весьма, но Альбусу жизненно необходимы точные ответы, иначе варианты просто угробят его психику.

Альбуса отвлекло колебание белой занавески, отгораживающей кровать пациента во время визитов от всего помещения. Словно пронесся поток свежего ветра или мимо кто-то прошел. Но все окна и дверь закрыты, а полная тишина свидетельствует об отсутствии любого шевеления. Если только…

— Джеймс, это ты? – громким шепотом позвал Альбус. – Ты что-то забыл мне сказать? Джей, не прячься, я тебя спалил! Даже папкина мантия-невидимка не спасет!

Темный промельк на фоне белой ткани заставил вздрогнуть всем телом, несмотря на готовность к неожиданностям. Мантия распахнулась, словно само пространство взрезалось ни с того ни с сего, а изнутри показался серый свитер крупной вязки и мелькнул шарф. Зеленый. Что?!...

Альбус даже отшатнулся от неожиданности, вжавшись плечами и затылком в подушку, и уставился изумленным взглядом на Скорпиуса, заговорщически приложившего указательный палец к губам. Его. Ал едва удержался от того, чтобы не приоткрыть губы и не прикусить мягкую подушечку. Видимо, что-то уловив в его глазах, Скорп нехотя убрал палец.

— Скорп, ты пришел… — все еще неверяще выдохнул Альбус, хотя тепло на губах секунду назад ощущалось вполне материально.

— Ну ты сам подумай, как бы я не пришел! – прошептал Скорп как само собой разумеющееся и осторожно присел боком на кровать.

— Просто ты… Сильно тебе влетело? – Альбус чуть подвинулся и виновато глянул на друга.

— Не думай об этом! – отмахнулся Скорп. – Как ты?

— Уже все хорошо! Просто немного щекотно внутри, все заживает.

Скорп как-то болезненно сморщился и глубоко вздохнул, чуть прикрыв веки, потом покачал головой, словно не соглашаясь с какими-то своими мыслями, озвучивать которые не спешил. Ал затаил дыхание, залюбовавшись игрой эмоций на узком бледном лице, стараясь не думать о причинах, приведших сюда слизеринца. Он здесь, остальное неважно. Он все-таки пришел.

— У тебя не будет проблем? – спохватился Ал. – Поздно уже, а тебя и так на ковер сегодня вызывали…

— Все схвачено, не переживай! Сейчас главное – чтобы ты поправился.

— Скорп, Роуз говорит, ты там что-то невозможное совершил…

Парень театрально застонал и закрыл лицо руками.

— Ал, ну прекрати! Ничего невозможного не бывает, когда на кону…

— Что?...

— Жизнь дорогого тебе человека.

-Ты такой смелый, Скорп! – восхищенно выдохнул Альбус. – Ты…

Скорпиус вздрогнул всем телом и отчаянно помотал головой.

— Я трус, Ал! – с трудом выдавил он. – Я такой трус…

Ал даже поперхнулся следующим словом и закашлялся, откинувшись на подушки. Но кашель утих сам собой, когда мальчик почувствовал на своих плечах сильные, но нежные ладони. А медленно приближающееся лицо, словно подсвеченное лунным светом, струившимся через высокое окно, с тонкими, но мужественными чертами, заставило затаить дыхание в сладком предчувствии, однако Скорп просто прислонил прохладный лоб к его, горячему.

— Я такой трус! – повторил парень. – Я боюсь… но не могу… не могу…

— Не понимаю… Скорп… — едва слышно выдохнул Альбус, остальные же слова мальчика подхватили теплые мягкие губы, едва уловимо прикоснувшиеся к его собственным.

Получая свой первый поцелуй, Альбус, всегда мечтавший навеки запечатлеть это знаменательное событие в памяти, неожиданно сохранил почти трезвый разум и словно видел со стороны двоих: лежащего на больничной койке темноволосого мальчика, замершего от неожиданности, и склонившегося над ним светлого парня, уже страстно целующего податливые губы. А потом, почувствовав легкую боль, Ал вернулся «в себя». Теплый влажный язык осторожно зализывал укус, после чего зубы слегка прикусили теперь уже нижнюю губу и оттянули ее. Альбус невольно подался вперед, не сумев удержать стон, но вовсе не боли. Губа была немедленно освобождена, и Ал хотел было уже возмутиться такому короткому поцелую, когда почувствовал ладони, осторожно проникшие под приподнявшуюся спину и затылок.

— Тебе нельзя напрягаться, — серьезно пояснил Скорп, облизывая свои губы.

— Ты знаешь, твои действия не способствуют расслаблению! – Альбус заворожено проследил за его языком, скрывшимся во рту.

— Мне прекратить?

— Да сейчас! – Альбус снова подался вперед, за новой порцией ласки, предпочитая не думать, чем вызвано такое поведение Скорпа и долго ли продлится водопад милостей судьбы. С его везением, у него остались считанные секунды, и он намерен провести их с пользой.

Вновь целуя, Скорпиус чувствовал напряжение мальчика всем своим существом, и очень хорошо понимал его. А чего он еще ожидал – долгие годы игнора, выставленные напоказ отношения с кем угодно, только не с ним. Парень был готов ко всему, даже к резкой реакции и гневной отповеди, однако мягкие губы поразили его своей отзывчивостью, а ослабленное травмой тело – неожиданным напором. По всему было видно – мальчик ждал. Давно, сильно и безнадежно ждал от него именно этого, а теперь вот просто ловит момент, даже не надеясь на продолжение. И в этом его, Скорпиуса, непосредственная вина.

Но все эти душеспасительные размышления мгновенно поглотила пучина долгожданного наслаждения, когда до него вдруг окончательно дошло, что он целует ЕГО. Как часто он тайком смотрел на эти губы: чуть полноватую нижнюю, капризную верхнюю, мелькающий между ними розовый язычок. Наблюдал, как острые белые зубки закусывают тонкую красную кожу, когда мальчик старательно выводил что-то на пергаменте или читал толстенный талмуд о рунах. И если Джеймс тогда во время их серьезного мужского разговора думал, что перманентный стояк упоминался образно, то он глубоко не прав. Кстати, о стояке…

Скорпиус начал медленно отстраняться, придерживая мальчика за плечи, на что тот отреагировал протестующим стоном, и уже на расстоянии смешно вытягивал губы дудочкой, стремясь продлить ощущения. Но у Скорпа были другие планы. Весьма далеко идущие.

— Скорп! – жалобно простонал Альбус, прикрывая глаза.

— Прости, малыш, я…

У Скорпа чуть сердце не разорвалось от мучительного стона, вырвавшегося из груди Альбуса. Да что же это?! Он ведь вовсе не хотел… То есть, конечно, хотел, только… Да блин, он запутался.

— Послушай, малыш, только ничего не говори сейчас, просто выслушай!

Дождавшись кивка так и не открывшего глаз Альбуса, он продолжил:

— Я не то хотел сказать! То есть… Ал, ты очень дорог мне. Ты даже не представляешь, насколько. И сегодня… Ты вот говоришь, я рисковал там и вообще… Все это фигня, я действовал только из собственных эгоистичных интересов, не думал ни о тебе, ни о твоей семье, ни о ком, кроме себя. Я просто не мог тебя потерять, не мог! И сейчас… Я делаю то, о чем мечтал уже давно, только всегда боялся. Вот почему я сказал, что трус. Но я понял сегодня, что смерти все равно, ей положить на наш страх, наши желания, наши надежды и обязательства. Она может прийти в любой момент и забрать у нас смысл жизни. Я не могу этого допустить. Не могу позволить себе жизни без тебя. Я не знаю, примешь ли ты меня после всех моих… но я обещаю тебе… черт… короче, я не такой уж и блядун, как можно было подумать…

— Я знаю, Скорп…

— Что?! – парень осекся, поднимая взгляд.

Альбус смотрел на него спокойно, чуть насмешливо, а в зрачках его полыхало пламя. И Скорп позволил себе утонуть в нем. И правильно, никому не нужны слова, доказать что-то он сможет только поступками. Поэтому он осторожно опустил узкую спину на постель, сам осторожно навис над ним и, не откладывая дело в долгий ящик, начал предъявлять эти самые доказательства, поставив цель придать губам Альбуса ярко красный гриффиндорский цвет.

— Мы теперь встречаемся? – робко спросил Альбус, устроив голову на плече прилегшего рядом Скорпа.

— И еще как! – кивнул тот.

— А как же Мик?

— Я… поговорил с ним сегодня.

— И как он воспринял это?

— Ммммм… достойно, — Скорп незаметно поморщился, вспомнив безобразную истерику пуффендуйца.

Но даже эти отношения не побили рекорда кратковременности, Скорп, бывало, и быстрее сворачивал общение, и хорошо еще, они не успели переспать. В этом случае Скорп чувствовал бы себя еще большей сволочью, хотя и успокаивал себя тем, что никогда ничего никому не обещал.

— Все-таки как-то нехорошо с ним получилось, — пробубнил Ал.

— Ну ты еще его пожалей! – хохотнул Скорп. – С ним не произошло ничего, о чем бы он не догадывался, я не обещал вечной любви.

— А мне?

— Тебе? А ты ждешь этого от меня?

— Вообще-то да!

— Ну, тогда…

— Заткнись, Скорп, я пошутил!

— Неееет, ты сам напросился! Я… обожаю тебя, Альбус Северус Поттер, уже давно и, кажется, бесповоротно. Я буду тебе верным. Никогда умышленно не причиню боли. Напишу тебе серенаду, но петь ее не буду, иначе ты тут же бросишь меня без права на восстановление.

Альбус подавился смехом, что негативно сказалось на состоянии – внутри полыхнуло болью так, что он застонал. Скорп моментально скатился с кровати и заметался между ней и тумбочкой, поочередно предлагая ему воды и какие-то разноцветные отвары в стоявших рядком колбочках. Увидев беспомощного и такого милого Скорпа, Ал снова задрожал от смеха, придерживая руками живот. И этот обезумевший от беспокойства за него парень называет себя эгоистом?

— Блядь, урод я! Ал, малыш, прекрати! Зря я пришел, скотина, тебе надо было отдохнуть, прийти в себя, а я тут со своим дебилизмом…

— Скорп, перестань себя бичевать. Со мной все хорошо, просто немного… И я очень рад, что ты пришел, потому что я…

— Малыш, давай отложим объяснение. Мне нужно сейчас только одно – ты согласен со мной встречаться?

— Конечно! А ты думал, я упущу тебя с крючка?

— Так это что, я попал?

— По полной программе, Скорп! Я потребую от тебя… всего!

— У меня это есть! – важно кивнул Скорп.

— Вот и славно! – выдохнул Альбус. – Прости, Скорп, я, кажется, отключаюсь…

— Спи, малыш. Я побуду с тобой, пока ты не заснешь, а потом пойду.

— Ммммм…

Альбус погружался в спокойный исцеляющий сон, впервые за долгое время, счастливый дальше некуда. И перед тем, как полностью отключиться, он с теплотой вспомнил приступ малфоевского самобичевания. Да, они оба те еще эгоисты! Даже если Скорп думает, что спас его из чистого себялюбия, это ничего не меняет – факт остается фактом, и он жив. Да и вообще, он не верит, и постарается доказать своему парню, что он ошибается насчет себя.

Но последней мыслью стало все же навязчивое желание поговорить с братом, только вот о чем… скрылось там, за мерцающей гранью.