Новая жизнь

Это был один из первых по-настоящему теплых майских дней, на голубом небе ярко светило солнце. По крайней мере, так думал Люциус. По его расчетам, уже должна быть середина мая.

Его только что забрали из Азкабана, и теперь он шел по темному холодному коридору нижнего этажа Министерства в зал суда. Здесь не было окон, только несколько горящих факелов слабо освещали грубые каменные стены. Воздух был влажным — он почти физически ощущал его кожей. Двери, к которым они подходили, были сделаны из тяжелого темного дерева с железными засовами и замками. Из-за плохой освещенности они выглядели как большие черные дыры. Коридор был длинным, только его собственные шаги и шаги охранников, сопровождающих его, раздавались в царившей вокруг абсолютной тишине.

Люциус слишком хорошо знал этот путь. В последние годы, которые он сидел в Азкабане, мужчина проходил по нему бесчисленное количество раз. Постоянные допросы; регулярно появляющиеся обвинения, обнаруженные во время восстановительных работ, принадлежали почерку Пожирателей Смерти. И не забудьте еще о ежегодных судебных заседаниях, на которых поднимался вопрос об утверждении или отклонении ходатайств об освобождении. Каждый раз он знал, что произойдет с ним, знал, что вновь отправится в свою камеру и вновь будет считать дни до следующего слушания, расхаживая по мертвым тараканам, все больше и больше застилающим пол его камеры.

Но сегодня все было по-другому, он чувствовал это. Сегодня он не мог избавиться от ощущения, что после этого судебного заседания он больше не вернется в Азкабан. И уверенность в нем подкреплялась тем фактом, что они прошли мимо двери, которая вела в ставший уже привычным зал суда. Они шли к двери в самом конце коридора. Огромная, последняя. Он слышал о ней в Азкабане от других. Из этого зала не выходят живыми. Последнее слушание, на котором выносят решение о жизни и смерти, и каждый, кто там оказывался, больше не возвращался.

Люциуса это не беспокоило и вовсе не пугало, нет. Жизнь или смерть — для него больше не имело значения. После провала в Министерстве и незадолго до смерти Волдеморта он еще мог что-то предпринять. Тогда порой аристократ испытывал даже страх. Его жизнь весела на волоске, каждое незначительное неверное движение приближало его к смерти. Никогда еще опасность для него и его семьи не была так угрожающе близка и ощутима, как в эти два года. Хотя он и провел первый из них в Азкабане, будучи при этом защищенным, его семья по-прежнему находилась в опасной близости от Волдеморта.

И после массового побега Люциус наконец-таки смог удостовериться в нормальном состоянии здоровья Нарциссы и Драко, что несколько успокоило его; но потом Лорд выбрал в качестве своей штаб-квартиры Малфой-Мэнор. Лишившись ко всему прочему еще и своей палочки во время собрания Пожирателей, он находился на грани отчаяния. Будет ли всегда так? Мужчина часто задавался этим вопросом, но никогда не получал на него ответа. После окончания войны все стало совсем по-другому — это, по его мнению, и доконало его.

Те прошедшие пять лет теперь казались не такими уж и плохими, почти столько же он просидел в этом здании преисподней. В конечном итоге ему было все равно. Малфой был безразличен ко всему происходящему, ему была безразлична его жизнь. Он лишился ее, хотя у него и был выбор. Блондин добровольно пошел по этому пути и теперь не имел никакого права обвинять ее или же использовать в качестве оправданий за содеянное. Он совсем не хотел этого. Он ничего больше не хотел. Он потерял все, и то, что, по его мнению, случилось с ним, принял, не пытаясь бороться или что-то изменить. Его судьба и его жизнь теперь находится не в его руках, теперь ему уже не интересно, что произойдет дальше.

Двери большой залы открылись, и Люциус за считанные секунды наметанным взглядом осмотрел помещение. Внутренне он радовался, что его наблюдательность за прошедшие годы нисколько не притупилась. Стены здесь также были из грубого темного камня, и пространство освещалось факелами. Скамьи стройными рядами устремлялись вверх, почти до самого потолка, и он сразу увидел всех членов Визенгамота. Перед этими рядами возвышалась одинокая трибуна, за которой стоял министр магии Кингсли Шеклболт. Справа от него сидел его первый штаб-секретарь и заместитель Артур Уизли. Три года назад во время одного из бесчисленных слушаний Люциус не так уж и был удивлен повышению Артура по службе.

В центре стояло кресло, на которое Люциус сел без лишних слов, ощутив тяжесть кандалов на руках и ногах. Его защитник, приставленный к нему Министерством, был уже там и стоял рядом с этим креслом. Это был маленький, пухлый, скромный мужчина, от которого не следовало ожидать большой помощи. Даже несмотря на то, что ему было безразлично, что оправдают его или нет, Люциус, по-прежнему, предпочитал кого-то более компетентного. Тот, кто хоть что-то понимает в своем деле, по крайней мере, сделал бы видимость, что пытается вытащить его отсюда.

Он совершенно отказался приветствовать Люциуса, не говоря уже о том, чтобы посмотреть на него. Как только заключенный сел, мужчина уже начал прения. Скучающим тоном он только еще раз уточнил, как часто они проходили через все это. Кингсли, казалось, был готов продолжать слушание дальше, и Люциус заметил, как он схватился за виски и закрыл глаза.

— Я думаю, достаточно, мистер Дантон! Мы все знаем вашу речь достаточно хорошо и можем не слушивать ее в который раз. Я также думаю, что было бы лучше, если бы вы вышли, — высказался он по существу.

— Но господин министр! Я же защитник этого... человека и...

— Я и сам это знаю, мистер Дантон. В конце концов, это я отдал приказ на ваше назначение. Но для того, чтобы вынести сегодня приговор, я лучше сам поговорю с мистером Малфоем. Он не глупый, и поскольку здесь речь идет именно о нем, он тоже должен принимать участие в обсуждении. А теперь я вновь должен попросить Вас, мистер Дантон, покинуть этот зал.

Тот хотел было что-то возразить, но под строгим взглядом Кингсли остановился, проворчал что-то себе под нос и с угрюмым выражением лица направился к выходу из зала.

Не успела закрыться дверь, как напряжение в зале ослабло. За то короткое время, что Кингсли совещался с Артуром, Люциусу стало любопытно: почему ему предоставили право говорить самому, когда, по-видимому, речь шла о его смерти? Возможно, он хотел оговорить вопросы, касающиеся разрешения на его похороны. Но Люциус даже не был уверен, хочет ли он их вообще.

— Ну как ты, Люциус? — спросил Кингсли после короткой паузы.

— Ты и сам видишь, Кингсли, не могу жаловаться, — саркастично ответил Малфой тогда, как Кингсли не спускал с него оценивающего взгляда, и добавил, — в этих условиях.

Он знал, что на Шеклболта не действуют его малфоевская манера держать себя в обществе. К тому же за последние годы он многое узнал об аристократе. Но это не беспокоило Люциуса и даже, наоборот. Он был рад, это самое меньшее из всего того, что затронуло его в данной ситуации.

— А последние дни и недели? — продолжил задавать вопросы Кингсли.

— Были довольно спокойными, — коротко и лаконично. К этому Люциус со временем успел привыкнуть.

— Итак, ты выучил что-нибудь за последние годы?

— Да.

— А на данный момент ничего не изменилось?

— Нет, — не задумываясь, ответил блондин.

Он научился кое-чему, о да. И никогда не стал бы этого менять. Заметив скептический взгляд обоих председателей, он раздраженно закатил глаза.

— Я прошу тебя, Кингсли. Ты сам был там, все видел. Ты видел меня в состоянии, в котором Нарцисса за двадцать четыре года нашего брака видела... лишь единожды. И, несмотря на это, ты все еще думаешь, что я сейчас буду продолжать тебе врать?

Хотел он того или нет, Люциус говорил правду. Он не стал бы лгать ему, не после того, что было. Переглянувшись с Артуром, Шеклболт понял, что тот тоже подумал о старом Малфое. Но об этом, действительно, больше не придется волноваться — он и сам пришел к этим мыслям.

— Хорошо. Люциус, существует весомая причина, почему ты сегодня здесь. Как ты, конечно же, знаешь, около двух лет назад твой дом был отобран в качестве репарации, поскольку ты не согласился добровольно отдать часть своих средств. Как тебе было ранее сказано, мы нашли ему хорошее применение. Конечно, мы выполнили твои требования и, поставив магическую защиту, оставили для тебя третий этаж с личными комнатами и всеми прочими вещами. Я хочу довести до тебя, что сегодня здесь состоится твое последнее слушание. В последние дни я много думал и, как ты сам сказал, я мало знаю о тебе и том времени, которое ты отсидел. Я, поговорив со всеми членами Визенгамота, решил, что тебя выпустят в течение трех месяцев. Таким образом, твой срок уменьшен на четверть.

Тишина. Все взгляды в ожидании устремлены на Люциуса, и, кажется, все затаили дыхание. В зале было настолько тихо, что можно было бы услышать, как пролетит муха. Он просто не мог поверить своим ушам. Если он действительно правильно понял Кингсли, то его... выпустят через три месяца? Люциус Малфой снова свободен? Долгожданный лакомый кусок для прессы. Эта новость распространится как пожар в лесу. Но это также значит, что он сможет вернуться в свое поместье.

— И что вы сделали с моим домом? — хотел он теперь знать.

— Об этом мы поговорим, когда ты освободишься. В первую очередь важно, хочешь ли ты, вообще, выйти из тюрьмы. Ты знаешь, что я обещал тогда тебе возможность самостоятельно принимать решения, даже если все зайдет слишком далеко. Итак, чего ты хочешь?

Это был он, вопрос, решающий все. Хотел ли Люциус на самом деле, чтобы его отпустили? Хотел ли он быть снова свободным? Он знал, что его репутация испорчена. Он также знал, что за счет вынесенного решения об освобождении и за счет искуплении вины за годы, просиженные в Азкабане, он будет реабилитирован по возвращении домой. Но был ли он действительно готов столкнуться с общественностью? Хотелось ли ему самому, вновь вернуться к людям? И, случись это, что принесет ему свобода? Естественно, люди вряд ли будут проявлять к нему симпатию, скорее будут говорить нелицеприятные вещи. Люциус всегда был деловым человеком, но кто теперь захочет вести с ним бизнес? Перед ним больше не будет стоять никаких задач в этой жизни. Есть ли разница: скука и одиночество в Азкабане или дома? Оба председателя заметили его сомнения, и на этот раз заговорил Артур:

— Конечно, мы позаботимся в первую очередь о том, чтобы ничего не просочилось в прессу. Таким образом, ты сам решишь, как, когда и где показаться ей на глаза, будучи уже свободным. Также мы позаботились о том, чтобы твой бизнес за все эти годы не рухнул. Конечно, только легальный. Твою черномагическую деятельность мы прикрыли. Мы также запретили продолжать заниматься ей твоему сыну. Тем не менее, я должен отметить, что Драко проделал хорошую работу за эти годы. Твоя империя растет и растет так же, как и твое состояние. Кроме того, среди привычных условий для тебя есть и особые. Поскольку Волдеморт отобрал твою палочку, ты получишь новую. Однако ты имеешь право колдовать только в случае крайней необходимости. Мы наложим на нее связывающие заклинания так, чтобы ты мог воспользоваться ей только в экстремальный момент.

— Точно, Артур. И пока мы совершенно не забыли: также, когда ты снова станешь хозяином своего поместья, у тебя не будет права на ликвидацию того, что мы там сделали. Твой дом находится в ведении Министерства, и ты не можешь на это повлиять. Ну что ж, пока на этом закончим, а сейчас все зависит от тебя и твоего решения, Люциус.

Все с интересом ждали, как он отреагирует. Кингсли ни на секунду не спускал с него глаз, Люциус тоже смотрел на мужчину перед собой. Все хорошо продуманно, но он уже привык к такому. Тем не менее, Малфой все еще сомневался, задавался вопросом, как все должно быть. По крайней мере, он мог бы снова заниматься своим бизнесом и, таким образом, иметь хоть какую-то цель в жизни.

Внезапно он почувствовал, как еле ощутимо движется энергия по телу при мысли о том, чтобы снова вести переговоры и что-либо предлагать своим возможным партнерам. Приводить аргументы, услышав которые, клиенты не в состоянии были бы отказать. И мысль о том, чтобы попасть домой, выйти на свободу, в противовес идее о возвращении в маленькие ветхие клетушки Азкабана, вдруг стала весьма привлекательной. Может быть, потому, что это для него не первая, а последняя возможность когда-нибудь снова стать свободным. И он не был бы Люциусом Малфоем, если бы не признал эту возможность и не воспользовался бы ей. Таким образом, решение было принято.

— Я хочу этого. Я хочу стать свободным, — в конечном итоге произносит Люциус.