Без права на милосердие

«Клак... Клак... Клак...» – издеваются стоящие на прикроватной тумбочке часы. Каждый звук отрывается от маленького циферблата и наполняет абсолютную тишину комнаты глухим щелчком. В помещении будто нет воздуха, нет движения – здесь абсолютный вакуум, и царящий за окном хаос из серых листьев кажется чем-то нереальным. Да, именно серых, потому что человек по эту сторону решетки видит их такими. Все, что окружает его, – серых, тусклых тонов, и только часы он видит красными. Цвет ярости, крови, боли. Эти часы здесь оставили, наверное, в насмешку: чтобы они своим звуком напоминали о пережитом ужасе.

Он смотрит на серые листья за тонкой преградой из стекла, на решетки, отделяющие его от еще одного абсолютно серого мира, на старые занавески, которыми иногда от него закрывают окно. Смотрит на это, а видит, как раскачивающиеся на ветру ветви деревьев проникают в комнату, скидывая свои серые листья на невзрачный пол. И он устраивает в комнате настоящую бурю, пытаясь поймать призрачные листья руками, а потом шаркает по огромной куче ногами, как любил в детстве. Листья, пусть даже и серые, должны шелестеть – он уверен, – но эти почему-то не издают ни звука. Тогда он вспоминает, что в детстве у него на ногах были легкие коричневые ботиночки, купленные отцом. Может, будь у него они сейчас... Он смотрит на свои ноги и вдруг наклоняется, чтобы завязать шнурки, старается, хотя сразу не выходит: пальцы не слушаются. Ну вот, на нем снова любимые ботиночки, а листья по-прежнему не шелестят. «Почему?» – спросил бы он, но разве у него было право задавать вопросы?

Он так и не получил ответа ни на один из них, и вопросы гигантской волной затопили его с головой.

Волны... Он был на море... или не был? Смеется: он не помнит и этого. Все, что он помнит – это то, что его жизнь была серой... И что когда-то давно он любил серый цвет, вернее даже, серебряный. Где-то он слышал выражение «глаза цвета расплавленного серебра»; оно поначалу казалось таким экзотически-утонченным, а потом, когда вслед за мамой его стали со смешком повторять знакомые – надоело, потеряло свою оригинальность и изысканность. Зеркало… Ему нужно зеркало, чтобы проверить свою догадку, ведь это, кажется, говорили о его собственных глазах...

Оборачиваясь по сторонам, он перескакивает взглядом с предмета на предмет. Останавливается на часах и замирает. «Клак-клак-клак...» – и он зажимает уши, но все равно слышит этот звук. Он знает, что будет дальше. Так и есть: в полной тишине, нарушаемой лишь тиканьем красных часов, раздаются шаги. Сначала обманчиво тихие, а потом все громче и громче, ближе и ближе, и вот уже шаркающие звуки наполняют комнату, переливаясь через край: в окно, где серые листья…

Он ложится на кровать. Так холодно, страшно, и кажется, что это никогда не кончится… Он зажмуривает глаза и, повинуясь детской логике, поворачивает голову набок, утыкаясь лицом в подушку, – может быть, так никто не увидит, не найдет… Он знает, что все равно не скрыться, но тешит себя иллюзией защищенности, тщетной надеждой на покой. Как он до сих пор не умер, откуда берутся силы? Несмотря на страх, заполняющий его изнутри и змеями расползающийся по венам? За каждую свою «сбывшуюся» наяву фантазию приходится платить длинными, нескончаемыми часами ужасных видений. Его знобит, хочется обхватить себя руками, чтобы согреться, или свернуться в комочек, но нельзя – он должен лежать, раскинув руки в стороны.

Запястья сковывают крепкие веревки, но он не пытается освободиться, а если бы и пытался, не смог бы, потому что уверен: руки привязаны к перилам огромной кровати. Он не замечает, что на самом деле у нее нет перил и она вовсе не широкая – обыкновенная больничная койка. По щекам текут слезы, тело фиксирует привычную боль, а с губ не срывается ни единого стона. Серые глаза широко распахнуты, словно в предчувствии.

Его чудовища не заставляют себя ждать. Они приходят, как ни странно, днем – хотя он почти не различает время суток, потому что и солнце, и луна одинаково серые.

Чудовища склоняются над ним, вращая огромными скользкими головами, кое-где покрытыми отслаивающейся чешуей. У них нет лица, лишь пустота и нечто наподобие воронки вместо рта, которая засасывает воздух в свою далекую черную бездну, и он проваливается туда, уже не боясь замараться о покрывающую мерзкие тела слизь, не боясь задохнуться от удушающего запаха. Тогда его чудовища отступают и приходят люди.

Люди совсем не похожи на чудовищ, они другие. Это машины, настроенные лишь на то, чтобы причинять кому-то боль. У них на теле есть множество кнопок и приспособлений – все для того, чтобы унижать, ранить, калечить. Он ненавидит их, он любит своих чудовищ, зовет их, но они больше не приходят, оставляя его на произвол людей. Люди не уродливы. Он не видит их лиц, но знает, что они не уродливы, как его чудовища. Он знает, что люди могут быть прекрасны, а еще – что у них нет души, они – лишь механизмы, роботы, инструменты в чьих-то руках. Он знает и то, что сам когда-то был человеком и был прекрасен. У него была душа, он уверен, потому что иначе как он помнил бы серые листья и отца, и... маму... Но сейчас их здесь нет, это все – часть другой жизни, как и его затерявшаяся в потоке времени и боли душа.

Он больше не относит себя к людям. Он представляет себя маленьким серым листком, подхваченным ветром и случайно занесенным в эту комнату. Но ветер любит его, поэтому поможет выпорхнуть на свободу, минуя любые решетки, и позволит раствориться в тысяче таких же серых листков, где его никто никогда не сможет отыскать.

* * *

Часть первая. Ночной мотылек

Глава 1

В первый раз это было невыносимо. Хотя он дал себе слово не реагировать на боль и слабым звуком, было уже не до того, чтобы сдерживаться. Когда тебя пронзают насквозь, единственное, чего ты хочешь, – хотя бы немного облегчить страдания, позволив немыслимой боли выплеснуться наружу вместе с отчаянным криком. Но ему не было дано и этого: рот закрывала грубая мозолистая рука, та самая, которая пару минут назад сдергивала с него брюки вместе с бельем. Словно сквозь шум ветра (или шум океана, где они еще несколько лет назад отдыхали с мамой), он едва различал слова: «Нетронутый мальчик... какая сладенькая попка... Смотри, смотри, как дергается, целка...» От невозможности сопротивляться как-то иначе он просто извивался в сильных руках и сжимался, как мог. Ни разу в жизни не слышав о подобном насилии, он все же сразу как-то интуитивно угадал, что с ним сейчас сделают. Кожу ниже спины нещадно жгло: наверное, на ней уже не было живого места от синяков и царапин. В его мире, где самую мучительную боль вызывали Круциатусом, не говорили о таком ни слова. Никто не предупреждал о том, что здесь, у магглов, молодой человек может подвергнуться жестокому изнасилованию; никто не учил защищаться, хотя он бы и не смог... Не существовало способа уменьшить эту боль.

Сначала в его тело ворвались пальцы. Сразу два, жадные, мокрые и какие-то липкие – он подсознательно отмечал это, все еще не веря, что такое может произойти с ним. Он знал о существовании запретной любви между мужчинами, но в магическом обществе это считалось почти табу: волшебников и без того становилось все меньше, поэтому Министерство ни за что не пошло бы на легализацию однополых браков. Он и понятия не имел о том, как это все происходит у гомосексуалистов. Он даже с девушками сексом не занимался, как-то не до того было. Сначала – Поттер, потом – задание Лорда, дальше – война. Мысли Драко, вопреки убеждению его однокурсников, никогда не были сосредоточены на собственной персоне – чаще всего они его самого и не касались, как почти не касались тем секса, любви и прочих отношений, которые будоражили воображение его сверстников. Он, как истинный слизеринец, запрещал себе думать обо всем, кроме главной цели, и, конечно, он никогда бы не предположил, что станет объектом вожделения мужчины... мужчин.

Их было несколько, но он запомнил только первого – этакий искаженный, а вернее, адаптированный под реальность вариант девичьего «ты запомнишь своего первого мужчину навсегда» (на эту фразу Драко наткнулся в какой-то книге). За грубыми пальцами его «первого мужчины» последовало продолжение, и Драко забился в цепких руках, умирая от нестерпимой боли. Это было похоже на то, как если бы кто-то с силой тер по открытым ранам, отрывая кусочки кожи в самых чувствительных местах, или на огонь, выжигающий внутренности, как бывало от Круциатуса, или на то, как прямо внутрь тебя, на тонкий нежный эпителий, льют кислоту. Драко было знакомо это ощущение: однажды в лаборатории Снейпа ему на руку попала капелька зелья, только одна, а он думал, что от боли потеряет сознание. Но то, что он переживал сейчас, было в тысячу раз хуже. Теперь Драко мог отчётливо представить, что испытывает человек, посаженный на кол. Пока чужой член разрывал его изнутри, он только продлевал свои мучения, потому что никак не мог отвлечься от происходящего. То, что продолжалось около десяти минут, в его подсознании затянулось более чем на час. Восприятие Драко словно играло с ним: выхватывало происходящее незавершенными кусками – вот мелькнувшая перед глазами мозолистая рука, кажется, стершая влажные потёки с его лица; вот ворвавшийся в сознание страшным грохотом звук щелчка зажигалки; вот рваные прерывистые вдохи-выдохи его первого насильника, а потом изучающие руки на груди, животе и там, где Драко раньше не касался никто и никогда. В памяти сохранились только эти жалкие обрывочные воспоминания, хотя тело запомнило все. Но Драко ни за что не хотел, чтобы кто-то восстановил в его сознании все детали случившегося.

Драко даже приблизительно не мог сказать, сколько времени его насиловали: он все-таки потерял сознание. Последним, что он помнил, было лицо его мучителя: широкие скулы, упрямый подбородок и черная линия бровей, почти сросшихся в одну черту на переносице. Одну бровь пересекал длинный зигзагообразный шрам, и Драко почему-то вспомнил о Поттере и о вечно шальном блеске зеленых глаз, и о том, другом мире, частью которого когда-то были и Малфои...

* * *

Придя в себя, Драко сначала не понял, где оказался. Собственно, он не понял этого и осмотревшись в своей темнице. То, что это была темница, безмолвно подтверждали черные переплетенные прутья решетки на окне и массивная запертая дверь. Но в остальном комната не походила на каменные подземелья Малфой-мэнора: довольно удобная кровать, с которой Драко только что встал, рядом журнальный столик, возле стены трюмо с трехстворчатым зеркалом и тумбочкой, в которой Драко обнаружил косметику и белье, какое не носили, пожалуй, и самые откровенные модницы Хогвартса. Дверь напротив окна вела в небольшую ванную. Убранство комнаты завершали мягкий ковер под ногами и аккуратные лампочки в подвесном потолке.

Драко отмечал все это как-то подсознательно, не углубляясь в детали, потому что его мучил вопрос «где он?». Складывалось впечатление, что кто-то сильно приложил его Ступефаем или мастерски подчистил память. Но какое-то внутреннее чувство подсказывало, что магия в происходящем никак не замешана, а иначе почему бы он чувствовал боль? Причем она была довольно странной: в весьма интимных местах нестерпимо жгло, будто перцем намазали, а при ходьбе отдавало пульсирующей болью. Кроме всего прочего, глаза время от времени будто застилал туман.

Драко, как достойный ученик Снейпа, сказал бы, что головокружение и пелена в глазах характерны после передозировки расслабляющего зелья, но он уже убедил себя в том, что находится у магглов, поэтому принялся искать другое объяснение. Наркотики. Это пришло в голову почти сразу, может быть, потому что всегда и ассоциировались с вседозволенностью и миром магглов. Блейз часто рассказывал, как в Италии впервые попробовал «травку». Он предлагал пронести в Хогвартс хотя бы таблетку для пробы, но Драко почему-то всегда отказывался, наверное, наличие в наставниках зельевара все же принесло свои плоды. Теперь же Драко, не пожелавший этого по собственной воле, тем более не хотел, чтобы подобное произошло по чьей-то прихоти или в силу недоброго умысла.

«Мерлин, что со мной?» – прошептал Драко и, чуть шатаясь, зашел в ванную. Он не спешил сразу стучать в запертую дверь из комнаты, для начала надо было выяснить, что с ним вообще случилось. Аккуратно стянув с себя брюки и белье, Драко вскрикнул: «Нет!» Хотел он этого или нет, но его худшие предположения оправдались. «Нет...» – повторил он снова, без сил сползая на холодный кафель и уже не замечая, как острый край ножки ванной упирается в бедро, надавливая на свежие синяки и кровоподтеки.

* * *

Вечером Драко сидел на кровати перед столиком со скудным, но вполне съедобным ужином. Рядом с тарелкой, нарушая какой-то иррациональный уют, стоял бокал красного вина. Драко очень хотелось пить, но воды не было, а в вино, он был уверен, что-то подмешали. Действие наркотиков – или что там ему дали, он не знал – закончилось, и теперь Драко мог почти полностью восстановить цепочку произошедших с ним событий. Он неосознанно скользил пальцами по холодному хрусталю бокала и даже не удивлялся тому, почему переливающиеся грани начинают расплываться перед глазами и посверкивать новыми искорками по мере того, как он вспоминает. Он даже не понимал, что плачет.

* * *

Сидя на одной из длинных скамей Большого зала Хогвартса, Драко совершенно не думал о том, что будет после. Главное, что рядом с ним были родители, живые и невредимые. Он был уверен, что отец, как всегда, возьмет ведение дел в свои руки, ведь о способности Малфоев выходить из любых, казалось, неразрешимых ситуаций уже ходили легенды. Но в этот раз все сложилось иначе. Слишком многие связи Люциуса потеряли свою прочность: из-за гибели союзников в высших эшелонах власти или из-за новой политики Министерства, включавшей активную борьбу с коррупцией – Драко было неизвестно. Результатом естественной после войны перестройки, благодаря которой к власти пришли радикалы, стало заточение политических преступников и военнопленных в Азкабан, а также частичная или полная конфискация у их семей имущества и поражение в правах. Поскольку Люциус являлся Пожирателем внутреннего круга, это подписывало приговор всем Малфоям.

Драко и Нарциссу спас Поттер, может быть, из благородства или по какой-то другой, только ему ведомой причине; так или иначе, победитель Волдеморта сделал для них все, что мог. Драко даже при большом желании не сумел бы обвинить бывшего врага в недостаточном старании и стремлении помочь. С мнением Поттера, безусловно, считались, но даже его просьбы не спасли Люциуса от Азкабана, а Драко с Нарциссой от потери поместья, волшебных палочек и от запрета пользоваться магией. В свои семнадцать вчерашний наследник огромного состояния оказался вместе с матерью практически на улице. На минимальные государственные отчисления из Гринготтса жить было невозможно, взять в свои руки управление сетью отелей во Франции Драко не смог из-за отсутствия опыта, а Нарцисса всегда была далека от финансовых операций мужа. Ей было тяжело переносить стресс, вызванный ежедневными встречами и вынужденным доброжелательным общением с бывшими противниками мужа, и Драко принял решение хотя бы на время покинуть магический мир. Разрешение на свидания с отцом так и не дали, а на то, чтобы получить его нелегальным путем, не было средств.

Драко с матерью обрубили все ниточки, по которым их можно было найти. Теперь не было даже Снейпа, несмотря ни на что являвшегося для своего ученика авторитетом и поддержкой. Драко старался не вспоминать о профессоре: рана еще была слишком свежей.

Нарцисса всегда замечала в своем сыне склонность к творческому восприятию мира, потому не удивилась, когда Драко сообщил, что устроился помощником художника-оформителся в какую-то начинающую компанию.

Малфои сняли небольшую квартиру на окраине Лондона в тихом и благополучном районе. Поначалу, конечно, Драко было очень тяжело: приходилось далеко ездить в офис, привыкая ко всем прелестям маггловского транспорта, но уже через пару месяцев такая ежедневная необходимость отпала: его повысили в должности, и он стал брать заказы на дом. Иногда все же приходилось уезжать, но возвращался новоявленный дизайнер довольно быстро, к тому же, в своей работе он незаметно использовал невербальную беспалочковую магию, не переставая в душе благодарить своего терпеливого учителя – Снейпа.

* * *

Однажды Нарцисса не дождалась сына к ужину. Подумав, что он задерживается, она не стала ложиться спать, а устроилась в кресле в гостиной, занявшись чтением какой-то книги. Маленькие часы на полочке в шкафу безучастно отбивали ритм, а Драко все не возвращался. Через два часа Нарцисса уже не находила себе места от беспокойства. Ноющей болью тянуло в груди: госпожа Малфой уже несколько лет страдала ишемической болезнью сердца, но в магическом обществе, где не было недостатка в зельях и чарах, долго утаивала это даже от собственной семьи. Когда Нарцисса с сыном попала в мир магглов, исчезла последняя возможность скрывать свою болезнь. Драко проконсультировался с несколькими врачами и нашел таблетки, которые спасали от приступов. Принимать лекарство нужно было регулярно, и Драко тщательно за этим следил, время от времени привозя новые упаковки. В этот вечер он тоже должен был привезти очередную порцию, но его самого все не было и не было…

* * *

Драко спешил. Сегодня он освободился раньше, собираясь заехать в аптеку за редким лекарством. Приходилось отправляться за черту города, потому что этот препарат изготавливали практически под заказ: магическая кровь отличалась от маггловской, и обычные лекарства не подходили для волшебников, тем более чистокровных.

Быстрыми шагами, минуя здание заброшенной фабрики, Драко шел к автобусной остановке. Болела голова, наверное, от пронизывающего ветра, в виски нещадно стучали злые молоточки. Накрапывал мелкий дождь, а Драко не находил в себе сил хотя бы на простенькое заклятие, которое оградило бы его от назойливых капель. Магия покидала его волнами. Драко даже испугался: раньше такое случалось всего несколько раз, во время сильных нервных потрясений. Например, как-то на шестом курсе на уроке Защиты из зажатой в пальцах волшебной палочки не вылетало ни искры, а в горевшей Выручай-комнате он не смог призвать метлу. Тогда он несколько месяцев находился в состоянии стресса, а сейчас ему, несмотря на то, что он был измотан, все же было легче, так почему же? Складывалось ощущение, будто собственный организм пытался предупредить его об опасности, сконцентрировав всю силу, но почему-то теряя ее.

Драко прислонился спиной к фонарному столбу, чтобы, постояв пару минут, прийти в себя. Запрокинув голову и закрыв глаза, Малфой ловил сухими губами холодные капли. Ему казалось, они хоть немного оживляют ставшее неожиданно каким-то чужим тело. Наконец в глазах прояснилось, и Драко решил двигаться дальше, как вдруг кто-то схватил его за плечи и затащил за полуразрушенную стену, ограждавшую здание фабрики. Драко не слышал ни шагов, ни предупреждающего звука, поэтому не успел бы отреагировать, даже будь он в нормальном состоянии.

– Смотрите-ка, какие мальчики у нас тут шастают, – проговорил над ухом хрипловатый голос, а потом Драко резко развернули лицом к нападавшим. Их оказалось трое: двое на вид типичные маггловские отморозки, с какими уже приходилось сталкиваться, а вот третий, с обезобразившим лицо шрамом, вызывал у Драко более сильные эмоции и нехорошие предчувствия. Он не прижимал Малфоя к стене, как двое других, но взгляд карих глаз показался Драко несколько странным. Таким же оценивающе-наслаждающимся взглядом бывший наследник Люциуса разглядывал породистых лошадей в конюшнях одного из друзей отца.

– Что вам от меня нужно? – как можно спокойнее спросил Драко, хотя по спине мгновенно пробежал легкий холодок. Малфой и не думал вырываться, это было бесполезно, но взять ситуацию под контроль он попытался.

– А что ты можешь нам предложить? – вопросом на вопрос с грязной усмешкой ответил кареглазый. Двое других никак не реагировали: похоже, они были кем-то вроде телохранителей.

– Пока вы меня держите – ничего, – не удержался Драко. – Кошелек в заднем кармане брюк, – добавил он, понимая, что просто так не отделается.

– Вот и хорошо! Гонор-то какой! – снова усмехнулся кареглазый, продолжая взглядом ощупывать Малфоя с ног до головы. Драко внутренне сжался: он чувствовал себя так неуютно, будто его раздели прямо на улице и заставили позировать для маггловского порно-журнала. Но еще хуже стало, когда странный тип, ухмыляясь, полез за кошельком. Драко с ужасом понял, что нападавших могут интересовать не только деньги: цепкие пальцы тискали его, словно изучая каждый дюйм его тела. Он не знал и не хотел знать, что это означает, и только выдохнул от облегчения, когда нахальные руки наконец перестали его касаться.

Но когда мужчина со шрамом бросил кошелек в снег, даже не открыв его, а сам подошел вплотную, Драко по-настоящему испугался.

– Отпустите меня, я все отдам, – проговорил он, стараясь все же не выказывать своего страха.

– Конечно, отдашь, – легко согласился кареглазый, приподнимая двумя пальцами подбородок Драко, и добавил: – Отдашь все, ночной мотылек, раз уж залетел к нам на огонек!

Все трое расхохотались над неудачной, по мнению Драко, шуткой. А потом все завертелось.

Кареглазый скомандовал:

– Ребята, его – лицом к стене и держать крепко, сейчас дергаться будет, но не вести же его к боссу целкой, все равно ведь за копейки распечатают.

А дальше, сменяя друг друга, Драко накрыли ощущения боли и безысходности, неверия и беспросветного отчаяния и, самое страшное – понимания, что, как ни барахтаться, пытаясь плыть против течения – его затянет на дно, откуда подняться наверх уже невозможно.

Во второй раз было страшно. В памяти Драко крепко сохранилось воспоминание об ощущениях, которые он испытал во время «посвящения». Несмотря на некоторую избирательность восприятия, он помнил самые жуткие моменты, поэтому, оказавшись на столе «босса», не тешил себя ложными надеждами. Драко не видел альтернативы этому ужасу, не видел выхода, но и смириться не мог. Просто принять тот факт, что его, чистокровного мага, пусть и отвергнутого колдовской общественностью, посмели так унизить и сделать с ним подобное – это было выше его сил. Да и не в том суть, маг он или нет – он мужчина. Если девушке перенести такое невероятно сложно, то для парня – подобно смерти.

Драко думал о смерти. Первым, о чем он подумал, когда узнал, что его ожидает, было самоубийство. Он нашел бы способ, если бы захотел. Это было почти настолько же страшно, как предстоящее ему существование, но вполовину менее больно. Смерть казалась правильным решением, единственным выходом на тот случай, если все же не удастся сбежать. Драко хотел жить и помнил о том, что он не один на этом свете – у него оставались мать и отец, на встречу с которым он не переставал надеяться несмотря ни на что. И никакие наркотики не могли заглушить в нем непреодолимое желание вернуться домой и страх того, что будет с мамой, если он умрет. Драко готов был бороться и противостоять свалившимся на него бедам. И конечно он стремился как можно быстрее со всем этим разобраться – понять, что в действительности от него хотят и найти способ изменить ситуацию. Потому он и пошел к «боссу» безо всяких возражений.

«Боссом» оказался высокий и грузный американец средних лет. Он любил трахать мальчиков как девочек, поэтому Драко сейчас лежал на длинном столе на спине, расставив ноги. Его руки привязали к ножкам стола, не оставляя ни малейшего шанса вырваться. Драко повернул голову набок, чтобы хотя бы не видеть насильника. Силой воли он сдерживал злые слезы, готовые брызнуть из глаз, – нет, он не так просто сдался этому старому маньяку! Едва осознав, что представляет собой визит к «боссу», Драко начал отчаянно сопротивляться, пытаясь вырваться из рук охранника и оттолкнуть его от себя. Ничего не вышло – вдвоем с «боссом» они буквально завалили своего пленника на стол и, легко удерживая руки, надежно зафиксировали. Это не потребовало особого труда: Драко был слишком истощен и слаб как человек и как маг. Он отчаянно не желал принимать ситуацию и, даже понимая всю тщетность собственных попыток, прилагал нечеловеческие усилия, чтобы вырваться. В результате порвавшиеся веревки, списав все на их непрочность, заменили новыми, а Драко потерял последние силы и теперь походил на безвольную куклу. Он просто не смог бы и рукой пошевелить – на сопротивление ушла почти вся энергия.

* * *

Джозефу Смиту, который и являлся боссом этого заведения, было все равно. Единственное, что его заботило, – это как можно быстрее погрузиться в горячую узость тела нового мальчика, уже немного растянутого двумя пальцами, которые он ввел сразу после того, как блондин выбился из сил. Тщательно подготавливать его Джозеф не собирался, считая, что имеет полное право разок порвать мальчишку, чтобы преподнести урок полного подчинения. Паренек попался даже слишком порывистый, с характером – вон как подрагивали губы и сверкали глаза, не иначе, от лютой ненависти. Но это пройдет. Пару месяцев здесь – и от прежней гордости не останется и следа. Джозефу всегда доставляло особое удовольствие ломать таких людей: в них было слишком много высокомерия и надменности, они казались недоступными и смотрели на таких, как он, сверху вниз. За это он платил им той же монетой: пользовался слабостями одних и втаптывал в грязь других. А кого мог – ломал. Этого мальчишку тоже можно было сломать, пускай и не сразу, нужно только постараться, как следует.

Джозефу нравились вот такие совсем юные, еще неопытные парни, а этому блондинчику от силы было лет восемнадцать. Он мог бы быть по-настоящему красивым, если бы не изможденный вид, слишком бледная, до прозрачности, кожа и синие круги под глазами. Худенькая фигура без намека на мускулы тоже не была пределом мечтаний, но вся эта хрупкость непонятным образом привлекала. Хотелось поломать, изувечить гибкое тело, нарушить и уничтожить эту странную завораживающую красоту. Но такого Джозеф не мог себе позволить: мальчишка должен был принести немалый доход и потому обязан внешне иметь товарный вид. Но вот окажется ли он разорван внутри – уже дело десятое. Многие клиенты предпочитают насилие и будут безмерно счастливы, если во время полового акта у него пойдет кровь.

* * *

Драко лежал не шелохнувшись и закрыв глаза. Его грудь поднималась и опускалась от частого прерывистого дыхания; как ни старался, он не мог унять дрожь. Он знал, что кричать и дергаться бесполезно. Развязать веревки он больше не сможет, а если бы и смог – сил не хватило бы даже на то, чтобы сделать пару шагов. Стиснув зубы, Драко заставлял себя абстрагироваться от окружающего мира, закрыться, замкнуться в себе и не позволять ужасу проникнуть еще глубже в сердце. Глушил страх неудержимой злостью: на своих мучителей, на магов, лишивших его волшебной палочки и тем самым – возможности защищаться, на свою гребанную судьбу, столкнувшую его с пьедестала несравненного Серебряного Принца на самое дно... Его трясло, как в лихорадке, губы беззвучно шептали: «Ненавижу!», — но глухая ярость отступала, все равно неизбежно вытесняемая ужасом.

Он старался не думать о том, как сейчас выглядит со стороны, как мерзко все, что с ним происходит, как ему будет больно. Пытался отвлечься от происходящего – например, вслушиваясь в тиканье часов, они говорили: «Клак-клак, клак-клак». Тогда начинало казаться, что его здесь нет, вернее, рядом с ним нет никого и ничего, кроме часов. Драко удавалось переключать внимание, хотя его и подташнивало, пока в его теле хозяйничали толстые пальцы, пока чужие руки скользили по его груди, надавливая и сжимая, пока его всего осматривали и ощупывали снова и снова. Но когда к его входу приставили головку члена, он вздрогнул. Внутри все сжалось от какого-то животного ужаса пополам с неверием и глупой, но отчаянной надеждой, что в этот раз обойдется, что такого просто не может случиться с ним. Мерлин, как же было страшно! Никогда раньше он так не боялся, даже когда Волдеморт обещал убить его и родителей, никогда... Лучше смерть, чем это.

Им овладели резко и грубо, абсолютно не щадя. Это было еще больнее, чем в первый раз – «босс» явно не заботился о том, чтобы не испортить свою собственность. Драко закричал, попытался сжать ноги, но так стало только хуже: член был уже полностью внутри, и стеночки охватили его еще плотнее. Насильнику это безумно понравилось, и он сам стал держать ноги Драко, входя в него на всю длину.

* * *

О, как же кричал этот мальчик! Более упоительных звуков Джозеф, кажется, и не слышал. Через несколько минут, правда, мальчишка взял себя в руки и сильно закусил губу. По подбородку потекла струйка крови, зато из его горла вырывались только стоны и всхлипы, да по щекам катились слезы. Капельки падали на деревянную столешницу и тут же образовывали мокрое пятно: белокурая голова моталась из стороны в сторону, и белые пряди размазывали капли слез и крови, перемешивая прозрачное с красным и пачкая светлые волосы. Это заводило, было более чем прекрасно, но этого было недостаточно. Джозефу хотелось, чтоб его жертва снова кричала, умоляя пощадить.

Размахнувшись, он ударил мальчишку по лицу. Блондинчик вскрикнул, щека мгновенно запылала, и на белоснежной коже отпечатался красный след от широкой ладони. Джозефу понравилось. Не прекращая глубоких толчков, он продолжил хлестать свою хрупкую куколку по щекам, потом впился ногтями в нежно-розовые соски, сжал, отпустил, снова сжал. Мальчик вновь кричал, из разбитых губ сочилась кровь, от плеч до впалого живота пролегли длинные кровоточащие царапины.

* * *

Драко хотел бы потерять сознание, как тогда, в первый раз. Он не думал уже ни о растоптанной гордости, ни об адских страданиях, на которые обрек бы своих мучителей – ни о чем, он просто хотел, чтобы все это закончилось, каким угодно образом. Беспамятство спасло бы его от боли. Он просто уплыл бы куда-то за горизонты этого мира и исчез там, пока все не кончится, а лучше – навсегда. Драко хотел жить, но в этот момент мечтал только о смерти. Тело привыкает ко всему, но сколько же подобной боли надо вытерпеть, чтобы живая плоть перестала на нее реагировать? Драко не знал, он просто зажмуривался и заставлял себя слушать часы или считать до десяти, ста, тысячи... И не мог, сбивался, кричал, плакал, молил о чем-то, сам не разбирая слов, и тихо всхлипывал: «Мама... мамочка... Как же больно...»

* * *

А толчки все продолжались. Член Джозефа уже был в крови Драко и входил теперь легко, уже не разрывая тело, а скользя по свежим ранам. Смит думал, что новенького придется приводить в порядок неделю, но оно того стоило: бледные губы покраснели от крови, белая худая грудь расцвечена красными полосами, соски просто алые и воспаленные, не говоря уже о том, что внутри у мальчишки, наверное, все порвано в клочья. Вон как рыдает и что-то шепчет… Просит остановиться, что ли, и… маму зовет?

Джозеф готов был кончить, глядя на это. Он всегда предпочитал молоденьких нетронутых блондинов, но настолько привлекательных еще, пожалуй, не видел. Сейчас тот казался существом не от мира сего, таким он был нежным, тоненьким и изящным. И как немыслимо прекрасно смотрелась на нем кровь! Словно ангела замарали красным цветом, втоптали в грязь, сломали крылья. Джозефу нравились такие сравнения и нравилось лишать таких мальчиков невинности и иллюзий. Вот и сейчас, хоть он был и не первым, именно он резал большие белоснежные крылья – по живому, превращая ангела в грязную шлюху.

* * *

До этого кошмарного дня – знакомства с «боссом» – Драко никто не трогал. С того времени, как он очнулся в незнакомой комнате, прошло около недели, но ничего ощутимо не изменилось. Три раза в день ему приносили еду и сок, а по вечерам – неизменный бокал красного вина. Вино Драко по-прежнему выливал, считая, что в него добавляют наркотик, но самочувствие лучше не становилось. Перед глазами часто двоилось, движения были какими-то заторможенными, даже боль от ударов – Драко часто, не удержав равновесия, задевал угол стола или ванной – притупилась. С ним что-то происходило, но Драко не мог понять что и объяснял свое состояние нервным перенапряжением. Еще до того, как он попал сюда, Драко подозревал, что находится на пределе: слишком много магических сил приходилось расходовать почти по пустякам. Без волшебной палочки это требовало невероятного умения концентрироваться и в два раза больших затрат энергии и выматывало человека до такой степени, что он больше напоминал живой труп. Именно поэтому почти все лишенные палочек маги отказывались от применения заклинаний. Драко не мог этого сделать: ему были нужны деньги. На более-менее оплачиваемую работу его тоже приняли не просто так и отнюдь не за красивые глаза. Конечно, роль сыграло и наличие у него художественного вкуса, но Драко не привык лгать самому себе: если бы он не применил к директору компании разновидность легких приворотных чар, его, «человека с улицы», ни за что не взяли бы на эту должность. Но за все приходилось платить, в этом Драко убедился, когда при неожиданном нападении у него не произошло всплеска магии. Его организм был истощен до такой степени, что не хватило сил даже на оказание малейшего сопротивления.

Так получалось и сейчас. Будь у Драко хоть чуточку больше энергии – он бы уже придумал, как выбраться из этой ловушки, но выдержки не хватало даже на то, чтобы обдумать план побега; он и на простейших действиях не мог сосредоточиться. Мысли перескакивали с одного на другое, сменяясь образами и видениями и совершенно утрачивая осмысленность. В них преобладала ярость на похитителей, которые посмели сделать с ним такое, и жажда мести, через минуту сменявшиеся полной апатией и желанием абсолютного покоя. Единственным прорывом для Драко было то, что он попытался завести разговор с человеком, приносившим еду, но тот не отреагировал ни в первый раз, ни в последующие.

Через несколько дней Драко начал бояться, что о нем забыли, что тот, по чьему приказу или из-за кого он здесь находится, так и не выдвинет своих требований и условий, а просто оставит пленника на веки вечные в этой комнате. Драко хотел определенности. Для чего его похитили, кто, что с ним теперь сделают? Быть может, это какая-то кошмарная ошибка? Ответом было только лишь невыносимое одиночество.

Драко ненавидел тишину. Когда было слишком тихо, ему казалось, что страх подступает со всех сторон, сжимая горло, не давая дышать. Тишина была иррациональной, неправильной. Она поглощала все звуки и особо жуткой становилась ночью: пустой и бесконечной. Днем тишину наполняли образы: скрытые желания или худшие страхи Драко – он не знал и порой не мог отличить одно от другого. Часто в этих видениях присутствовал кареглазый мужчина со шрамом, мама и почему-то Поттер. Мужчина, как правило, мучил Драко, и это казалось невероятно реальным, вплоть до чувства боли. Потом обычно приходила мама и давала Драко какие-то таблетки – очень редкие, за которыми почему-то он и ездил – и приговаривала: «Все будет хорошо, ты выздоровеешь, ты обязательно поправишься, я привезу еще лекарства». Говорила она голосом самого Драко, и это тоже не смущало.

А иногда появлялся Поттер. Он смотрел как-то издалека и повторял: «Стань моим другом, стань… моим другом», — а сам все отдалялся и отдалялся, уходя куда-то во мрак, в тишину. Поттер тоже говорил голосом Малфоя, и вот это приводило в бешенство. Драко и сам не знал почему, но уж очень ему хотелось услышать все это же, только произнесенное голосом Гарри.

Время шло, Поттер появлялся все чаще и даже стал что-то рассказывать. Мама – тоже, а кареглазого становилось меньше и меньше, словно подсознание вытесняло негативные ощущения. Если бы не видения, Драко, как ему казалось, сошел бы с ума в одну из темных и слишком тихих ночей.

Однажды утром он проснулся позже и не стал есть уже стоявший к тому времени на столике завтрак. Через какое-то время ему стало плохо, организм будто требовал чего-то. Но, несмотря на дурноту и слабость, Драко заметил, что в голове как-то прояснилось, и тишина больше не казалась настолько зловещей, хотя ее уже не заполняли мама и Поттер. Драко начал о чем-то догадываться. Он быстро убрал принесенное блюдо из поля зрения того, кто мог войти в дверь, а на столик поставил пустой поднос. Проделав то же самое с обедом и ужином и попив немного воды из-под крана в ванной, Драко почувствовал себя одновременно и лучше, и хуже. Намного легче стало держаться на ногах, осмысленно что-то делать и размышлять. Создавалось такое впечатление, что кто-то долго стоял у него за спиной, контролируя и закрывая разум и путая мысли в голове, а сейчас разжал холодные цепкие пальцы. Это было немного похоже на Империус, с той только разницей, что непростительное проклятие совершенно лишало человека воли, а это воздействие только частично подавляло ее и замедляло реакции организма. Драко удалось освободиться от такого вмешательства, но все имело свою цену: взамен на эту свободу через время он получил физическую боль. Болело, казалось, все: выкручивало мышцы, ломило поясницу, сердце будто кто-то зажимал в железных тисках, а глаза хотелось закрыть и не открывать. Было ужасно холодно, словно на комнату наложили охлаждающие чары, и Драко обхватывал себя руками, чтобы хоть как-то согреться. Конечно, это не помогало; от непонятного внутреннего холода, кошмарных ощущений и внезапно нахлынувшего страха хотелось кричать. Он не позволял себе этого, но стонал сквозь зубы, царапал свои руки, стены – лишь бы за что-то ухватиться, отвлечься от жуткой боли, терзающей тело.

Потом Драко без сил упал на кровать. Руки дрожали, а он продолжал судорожно вцепляться пальцами в простыни, казавшиеся ему холодными, как саван. Глаза застилала мутная пелена, и Драко боялся, что ослепнет. Мысли упорно крутились вокруг самоубийства, но он только повторял про себя, что не может, не должен... Он не понимал, что с ним происходит и что нужно делать, поэтому старался молча терпеть. Закрывал глаза, чтобы не плакать, но слезы вытекали из-под век.Впиваясь зубами в край подушки, Драко думал, что это никогда не закончится, но через время дикая боль отступила и он наконец смог заснуть.

Проснулся он оттого, что кто-то осторожно прикасался к его лбу и одновременно, найдя пульс на руке, считал его. Открыв глаза, Драко увидел склонившегося над ним молодого мужчину.

– Доброе утро, – поздоровался тот. У него был приятный голос, темные волнистые волосы и яркие синие глаза, от которых Драко не мог отвести взгляд.

– Доброе, – по инерции прошептал он в ответ, еще не зная, как себя вести с незнакомцем и только поражаясь тому, как хрипло звучит собственный голос.

– Я – доктор Льюис, можно просто Льюис, – представился мужчина. – Со мной будешь иметь дело и в дальнейшем, а сейчас я пришел осмотреть тебя. Пройдешь со мной в другую комнату.

– Где я? – задал Драко давно мучивший его вопрос.

– Ты в «Вlood & Тears», это лондонский публичный дом, где содержат мальчиков-шлюх. Объяснять, что ты здесь делаешь, надеюсь, нужды нет. О графике работы расскажет босс, к которому пойдешь сразу после визита ко мне, – сказал доктор, складывая в портфель какие-то препараты, ранее выложенные им на тумбочку. Драко увидел несколько шприцов и понял, что ему что-то кололи, пока он спал.

– Меня держат на наркотиках? – спросил он, стараясь, чтобы голос не дрожал и не срывался. Следовало разобраться с первоочередной проблемой и при этом не дать страху захлестнуть себя. У Драко просто в голове не укладывалось, что из него сделают шлюху.

– Да, – ответил доктор и, помедлив, добавил: – Но я потребую уменьшить дозу и постепенно свести ее на нет – нам здесь не нужны сумасшедшие. Этот моральный прессинг тоже прекратят, ты не в одиночке. – Было заметно, что мужчина зол на тех, кого считал виноватыми в заточении его подопечного в комнату. За это Драко невольно проникся к Льюису симпатией. Возможно, будь Малфой менее измучен ожиданием, он ни за что не испытал бы и намека на благодарность. Но сейчас, когда этот доктор пообещал избавить его от наркотиков и безысходности, Драко не мог по-другому, просто не мог ненавидеть, как остальных, и еще какое-то шестое чувство подсказывало ему, что в Льюисе что-то есть. Плохое или хорошее, Драко разобрать не мог, но откуда-то знал, что этот человек сыграет роль в его судьбе.

– Иди за мной и не вздумай пытаться сбежать, – сказал тот.

Драко кивнул и медленно поднялся с постели. Несмотря на общую слабость, у него ничего не болело, и он вполне мог идти не шатаясь. Только внутри будто скрутило все, и он отчаянно не желал признаваться себе, что это от ужаса перед предстоящим.

– Да, еще, – задержался доктор у самой двери. – Если я хорошо с тобой обращаюсь, это не значит, что ты можешь рассчитывать на большее. Не нужно сулить мне деньги и просить устроить тебе побег – это невозможно. – И, не оборачиваясь, Льюис вышел за дверь.

Драко шел по темному узкому коридору, оглядываясь по сторонам и не находя ни одной двери. Велик был соблазн ударить чем-нибудь идущего впереди мужчину и сбежать, но, во-первых, под рукой ничего не было, а во-вторых, это оказалось бы слишком легко. Драко хорошо представлял, насколько ослаблен – и физически, и как маг, – и что, скорее всего, его поймают прежде, чем он успеет пройти и четверть пути. Нужно было выждать, прийти в себя, осмотреться, а уж потом думать о побеге. Внешне он был почти спокоен и оправдывал это выдержкой истинного слизеринца. Где-то на периферии сознания, конечно, мелькала мысль, что это наркотики притупили все его ощущения, создав дополнительную реальность, где все это происходило как бы не с ним. Все казалось призрачным, ненастоящим: и пережитая боль, и унижение, и одиночество; разум отказывался принимать такую действительность. Гораздо проще было внушить себе, что это – очередной ночной кошмар.

Доктор открыл дверь в небольшое светлое помещение – после темноты коридора глазам даже стало больно.

– Заходи и раздевайся, – скомандовал он, надевая белый халат и перчатки.

Драко нерешительно снял с себя свитер и футболку (куртка осталась в комнате) и замер.

– Полностью раздевайся, – хмыкнул Льюис, – или ты считаешь, я чего-то там не видел?

Драко четко знал, что покраснел, и проклинал свою слишком светлую кожу. Приказы доктора он исполнял только потому, что внутри поселилось отчетливая, хоть и совершенно безумная надежда, что именно Льюис будет как-то связан с его освобождением, хотя, конечно, Драко прекрасно понимал, что тот, скорее всего, только с виду такой заботливый. До тошноты.

Когда все вещи были аккуратно сложены на стуле, доктор указал Драко на ширму, за которой угадывалось какое-то кресло.

– Замечательно, что у тебя нет лишних волос на теле, следишь за собой, – улыбнулся Льюис краешком губ. – Заходи туда и садись, ноги – в подставки. Да, подожди, как тебя зовут?

– Гарольд, – сказал Драко и прикусил язык. И почему ему в голову пришло именно это имя?

– Что ж, Гарольд, располагайся. – Льюису повезло, что он не назвал Малфоя «Гарри» – это вызвало бы неконтролируемый истерический смех.

Драко отдернул ширму и остолбенел. И сюда он должен сесть?

– Да, да, давай, – Льюис уже стоял за спиной. – Я же говорил, это не последний твой визит ко мне. Сюда будешь приходить каждые три дня – у нас элитный клуб, и клиентам не хотелось бы подцепить какую-нибудь заразу. А сейчас я обработаю те повреждения, которые, скорее всего, тебе нанесли наши парни при первом знакомстве.

Глядя, как дрожит его подопечный, Льюис сказал чуть мягче:

– Поверь, малыш, бояться нужно не этого. Я – всего лишь доктор, забудь о том, зачем я здесь нахожусь. Это далеко не самое страшное, что тебе предстоит пережить.

Драко только кивнул. Что-то говорить или спрашивать почему-то не хотелось. Хотелось, чтобы это все быстрее закончилось, и его оставили в покое. Он не доверял этому доктору – да и с чего бы? – но тот пообещал осмотреть и залечить все, и Драко, подавив в себе поднимающуюся злость, страх за ближайшее будущее и усмирив собственную гордость, повиновался. Преодолев стыд и отвращение, он сел так, как требовал доктор.

– Расслабься, – сказал Льюис, выдавив на пальцы какого-то крема и осторожно прикасаясь к анусу Драко. Холодная субстанция успокаивала припухшую кожу, и Драко почувствовал только легкий дискомфорт, когда в него проникло два пальца. Но несколько движений, во время которых Льюис интересовался, не больно ли, принесли довольно неприятные ощущения. Потом Драко почувствовал, как пальцы покинули его тело, а через минуту снова вернулись, массирующими движениями растирая стенки прохода.

– Парни даже не сильно тебя порвали, – констатировал Льюис, – хотя вообще рисковали ужасно, проделывая все это на улице, пусть она и всегда безлюдна. Поиграть с тобой, что ли, решили? Не понимаю, что на них нашло… Конечно, тебя выследили уже давно, узнав, с кем ты живешь, чем занимаешься, куда и когда ходишь, что искать тебя никто не возьмется, а уж потом встретили на этой улочке. Но чтобы так сорваться… – Доктор пожал плечами. – Обычно этого не происходит, наверное, их слишком поразила твоя необычная внешность. Признаюсь честно, я тоже еще не встречал таких красивых блондинов, – улыбнулся было Льюис, но быстро вернулся к серьезному тону:

– Но я не об этом хотел сказать. Я предложу тебе кое-что, в особо тяжелых случаях будешь пользоваться. Остальное найдешь в аптечке у себя в комнате. Дам тебе совет: каждый раз перед поездкой к клиенту тщательно готовься, потому что почти никто из них не будет следить за тем, чтобы тебе не было больно. Скорее, наоборот, попытаются оставить на память парочку разрывов. И у меня еще одна плохая новость: у тебя очень низкий болевой порог.

Драко воспринимал все как-то отстраненно, реагируя лишь кивками головы, кажется, в такт, потому что Льюис не замечал его состояния. Или, о чем Драко и не думал, все подмечал, но не подавал виду. Этот доктор казался странным и явно не таким, какого из себя изображал, но сейчас меньше всего хотелось раздумывать о каких-то внешних впечатлениях. «Пережить ближайшие пару часов – и назад...» Теперь тихая комната, похожая на одиночку, уже не казалась Драко такой страшной, и больше всего он хотел как можно скорей туда вернуться, чтобы все наконец обдумать, пока чувствует себя более-менее нормально.

Выдав ему какой-то пузырек и взяв кровь на анализ, Льюис сказал:

– Ну, в общем, тебе пора. Пойдешь с Дейвом.

Дверь открылась, и вошел тот самый охранник, который приносил Драко еду.

Драко вспыхнул, быстро оделся и двинулся было к выходу, как вдруг Льюис придержал его за руку и тихо сказал на ухо:

– Малыш, я сделал все, что мог, но в этот раз не имею права. Босс не любит, чтобы мальчики были подготовленными. Придется потерпеть, Гарри.

Драко поклялся себе, что будет бороться до последнего и не сломается. Сил ему придаст злость на тех, кто посмел так унизить его, мага и Малфоя, и желание возвратиться назад, в маленькую теплую квартиру, где его ждали и ждут. Ему нужно было только немного прийти в чувство, и он обязательно что-нибудь придумает. У него есть мама, ради возможности увидеть которую стоит перенести очень многое. Она не сможет без него, поэтому он обязательно вернется.

Единственное, о чем Драко не подозревал, – это о том, что ему просто не дадут прийти в себя.

Но понял он это только лежа на огромном столе у «босса», истекая кровью и забывая от боли собственное имя. Кажется, когда-то, в прошлой жизни, его звали Драко. Или... Гарри?

Нарцисса Малфой никогда не была идеальной матерью. В семнадцать лет ее выдали замуж за сына друга семьи, конечно, такого же чистокровного мага и блондина – чтобы не портить генофонд. Через год она родила ребенка. Нельзя сказать, что Нарцисса не любила его – любила, конечно, но скорее как наследника, будущего продолжателя рода, чем как сына. Ребенка у нее забрали сразу после рождения и отдали на попечение многочисленных нянек. Да, она держала его в руках несколько минут, но не почувствовала почти ничего – наверное, из-за равнодушного взгляда мужа, который наблюдал эту картину, словно говоря: «Давай уже быстрее закончим с условностями и отдадим ребенка нянюшкам – я что, зря их нанимал?» Нарцисса и отдала. И даже прожила еще целую неделю в полном неведении о том, что происходит с ее сыном. А потом, когда уже чувствовала себя лучше и вышла в сад, услышала его плач. Кто-то из нянюшек оставил коляску в саду, и малыш начал плакать просто от недостатка внимания. Нарцисса подошла и взяла его на руки.

Вот с тех пор все и поменялось. Ей, например, даже не позволили выбирать имя ребенку, а просто поставили перед фактом. Нарцисса все не могла свыкнуться с немного грубоватым «Драко», несмотря на убеждения мужа, что сын вырастет и будет с гордостью носить имя дракона. Она бы назвала своего мальчика Северусом, в честь друга, да и звучало бы нежнее, можно было бы называть его Севви.

Прошло несколько лет, и она привыкла. Драко даже немного оправдывал свое имя: был каким-то чересчур вспыльчивым и эмоциональным для Малфоя. Люциус пытался перевоспитать ребенка, но толком ничего не получалось – Драко стал более сдержанным на людях, но от этого его домашние истерики только участились, особенно когда он пошел в школу. И ладно бы Драко, как большинство детей, кричал по поводу некупленных игрушек или невозможности пронести в Хогвартс метлу на первом курсе – но нет, он запирался в спальне и плакал по ночам из-за какого-то Поттера. Нарцисса знала историю этого мальчика и, в общем-то, никогда не испытывала к нему негативных эмоций, но когда сын начинал на него жаловаться, ей просто хотелось самой взять их обоих за уши и свести друг с другом. Лишь бы Драко не плакал. Для Нарциссы в этой ситуации не было ничего непонятного: ее малыш просто хотел дружить с мальчишкой, в котором почему-то увидел равного себе, но из-за привитого Люциусом тщеславия, кажется, не понимал сам, чего хочет, и раз за разом делал все, чтобы устроить маленькому Поттеру как можно больше неприятностей. Нарцисса совсем не возражала бы, если бы мальчики дружили: ее действительно беспокоило, что у Драко нет товарищей, с которыми ему было бы интересно. Правда, в школе появился Блейз Забини, но это был не столько приятель, сколько соперник за славу на факультете.

Сама Нарцисса как мать, конечно же, поддерживала сына, но чем старше он становился, тем реже жаловался ей и меньше о себе рассказывал. Он стал копией Люциуса – так же холоден, спокоен, равнодушен к окружающим. Он старался быть таким и дома – видимо, считал это первым признаком «взрослости». Так оно, в общем-то, и было, но Драко настолько замкнулся в себе, что Нарцисса далеко не всегда знала, что его волнует, и не могла помочь даже советом. Только изредка его эмоции выходили наружу – конечно же, не без «лестных» эпитетов в адрес все того же Поттера. Некоторые вещи не меняются, понимала Нарцисса.

Возвращение Темного Лорда разрушило их жизнь. Только тогда, когда над Люциусом повисла угроза смерти, Нарцисса поняла, насколько любит мужа. И насколько ненавидит – тоже, потому что именно Люциус втянул их семью в это страшное и грязное дело, и именно он был виноват в том, что за все пришлось расплачиваться их сыну.

Она сделала все, чтобы оградить Драко, но не смогла: Темный Лорд дал ему невыполнимое задание, и Нарцисса в ужасе смотрела на Беллатрису, которая рассуждала об акте величайшего доверия дому Малфоев… Безумной сестрице было не понять, каково это – знать, что твой сын обречен на смерть. Когда ты доведен до той степени отчаяния, что готов сделать все, что угодно: принести Непреложный обет, предать, толкнуть лучшего друга на то, чтобы он пожертвовал жизнью – ради твоего ребенка. Беллатрисе не было известно, что Нарцисса шла не к ненавистному «предателю» Снейпу – она шла к самому близкому человеку, которому могла доверять, которого могла попросить о невозможном, зная, что он не сможет отказаться. Выбирая между своим благодетелем и своим другом, он выберет последнего – то есть ее – и в случае необходимости убьет Дамблдора. Это было ужасно – заставлять сделать такой выбор, но у Нарциссы не было выхода. Ради спасения Драко она пожертвовала бы не только своей жизнью, но и жизнями противников ли, сторонников ли – ей было бы все равно, эта цель оправдывала средства.

И когда благодаря случаю или преданности Северуса Драко был спасен – эти недолгие часы Нарцисса была по-настоящему счастлива. Недолгие, потому что потом последовал страшный год под эгидой воцарения в Малфой-мэноре Темного Лорда. Люциусу было тяжелее всех, он более чем искупил свою вину; Нарцисса простила бы мужа, но Драко… Драко снова страдал. Нарцисса боялась смотреть в его глаза, чтобы не увидеть в них то самое беспросветное отчаяние, что преследовало ее последние несколько лет. Полная безнадежность, безрадостность существования, когда встаешь утром с твердой уверенностью, что сегодняшний день не принесет ничего, кроме новых кошмаров наяву. Нарцисса не представляла, как держится ее сын, которого в отсутствие Снейпа и Люциуса задевал каждый, не упуская возможности упрекнуть в трусости. Но ее мальчик не был трусом – она это знала очень хорошо. Потому что смелость вовсе не заключается в способности хладнокровно убивать. У Драко был какой-то внутренний стержень, не позволявший ему сломаться под грузом навалившихся проблем и поплыть по течению. Иногда Нарцисса думала, что у выдержки Драко есть имя, известное такое… Но никто из них не говорил на эту тему, разве что сын иногда рефлекторно вздрагивал, когда Темный Лорд в очередной раз начинал расписывать, как убьет мальчишку Поттера.

Это все закончилось внезапно, благодаря все тому же Поттеру. И может быть, совсем чуть-чуть – благодаря самой Нарциссе. Когда она впервые увидела этого мальчика взрослым – хотя можно ли назвать взрослым семнадцатилетнего паренька? – когда на ее глазах Темный Лорд убивал его, ей было по-настоящему больно. Оттого, что этот мальчик был одного возраста с ее сыном, потому что так же, как Драко, ему выпала чересчур сложная, невыполнимая, как ей казалось, миссия, и оттого, что он был слишком благородным. Когда Темный Лорд пригрозил, что нападет на замок, если Поттер не явится в течение часа – Гарри явился. Было действительно страшно смотреть, как он, сдернув с себя мантию-невидимку, неожиданно возник на поляне, посреди сборища Пожирателей. Знаменитый Гарри Поттер оказался обычным мальчишкой, худеньким и невысоким; все, что было в нем примечательного, – это шрам на лбу да огромные, очень красивые зеленые глаза. И все же Нарцисса хотела бы для своего сына такого друга. Дружить с Поттером значило попадать во всевозможные неприятности, постоянно подвергая свою жизнь опасности, но в то же время это значило выбрать правильную сторону и остаться человеком. Видимо, не просто так Драко столько лет тянуло к нему – сын тоже подсознательно все это чувствовал. В худеньком зеленоглазом парне оказалось столько внутренней силы, что взрослому было впору завидовать: Гарри знал, что умрет, и пришел на смерть добровольно, лишь бы дать защитникам Хогвартса еще один шанс.

Убив его, Темный Лорд приказал именно Нарциссе проверить, мертв ли мальчик. И кажется, ее собственное сердце забилось в тысячу раз быстрее, когда она почувствовала стук сердца Гарри. В то мгновение промелькнула тысяча мыслей: что Высшая справедливость все-таки существует, что не все еще потеряно, что, может быть, Мальчику-Который-Выжил-Во-Второй-Раз удастся положить конец правлению Темного Лорда. Но все это не было вопросом первостепенной важности: сначала она должна была узнать, что с ее сыном. И Гарри сказал ей, что Драко жив.

А через несколько часов все закончилось. Нарцисса обняла своих сына и мужа, благодаря Мерлина за то, что война не отняла у нее их. Среди сотен семей, потерявших кого-то любимого и близкого, они оказались самой счастливой семьей. Нарцисса понимала, что их с Люциусом ждет наказание, но Драко она спасет. Она даже знала, как – нужно только успеть перехватить измученного зеленоглазого мальчишку и напомнить ему о долге жизни. Тогда Нарциссе еще не было известно, что Гарри спас жизнь ее Драко.

Семнадцатилетнего героя просить не пришлось: несмотря на разногласия в прошлом, он сделал все, чтобы облегчить участь Малфоев. Наверное, это было не из симпатии даже, а просто из-за желания закончить все, что так или иначе напоминало ему о войне. А может, конечно, были у Гарри и другие причины, одна из которых – его невероятное благородство. Но и ему было совершенно не под силу освободить бывших Пожирателей от расплаты.

Пусть было бы так, она привыкла бы ко всему, но однажды ее сын не вернулся домой. Нарцисса ждала его два дня, не находя себе места от беспокойства и придумывая ему оправдания, объяснения его отсутствия. Но когда Драко не появился и на третий, она не выдержала.

Аппарировать без волшебной палочки было невозможно, а чтобы добраться до перехода в магический Лондон, понадобился день. Подсказывать ей дорогу никто особо не стремился, но Нарцисса все равно нашла того, кого искала. Пусть она никогда не была идеальной матерью, но она успеет разыскать сына прежде, чем ее сердце остановится. Единственного друга она потеряла на войне, но у нее еще оставалась последняя надежда – тот самый мальчик с зелеными глазами.

* * *

Драко не знал, что делает его мама. Он просто не мог больше думать о ней.

После визита к «боссу» Дейв дотащил Драко до его комнаты и, ничуть не церемонясь, бросил на кровать.

– Не умирай тут, парень, это только начало! – с насмешкой кинул он, выходя.

Драко даже не поморщился. Его только что изнасиловали, вволю поиздевались и унизили, растоптав гордость, – после этого больше ничего не страшно. Хотелось умереть. Не от физической боли – нет, его ведь приведут в порядок, «починят», как сломавшуюся игрушку – принципы этого заведения Драко уже успел понять, – нет, от боли души. Это не тело насиловали и терзали в течение нескольких часов – это рвали, выворачивали, выжигали душу.

Больно было пошевелиться, настолько, что Драко не хотелось даже перевернуться, чтобы свежие ранки и только сегодня появившиеся на коже длинные царапины не соприкасались с простынями, усиливая неприятные ощущения. Он лежал на животе – так, как оставил его охранник. От прикосновения к чуть шершавому, совсем не похожему на привычное шелковое, белью воспаленные соски болели еще больше, будто их прижгли раскаленным железом. Драко не удивился бы, если бы так и оказалось: эти нелюди были способны на все.

Боль и отвращение к самому себе, к собственному телу захлестывали с головой. В измученном сознании не оставалось даже злости на тех, кто превратил великолепного Малфоя в никому сейчас не нужную игрушку. Из глаз катились слезы – они просто не прекращались, он не мог да и не хотел их остановить. Драко был разбит, раздавлен, уничтожен, и единственным его желанием было умереть.

Поэтому он даже не обратил внимания на то, как тихо открылась дверь в комнату. Кто-то вошел и, не говоря ни слова, осторожно перевернул его на спину, и Драко увидел склонившегося Льюиса. Лицо доктора было взволнованным, брови нахмурены, а уголки губ чуть опущены вниз, как у самого Малфоя, когда он приходил в негодование. В следующую секунду это выражение сменилось искренним сочувствием и жалостью. Прежний Драко застонал бы от бессильной злости – во что же он превратился, если его уже жалеют подобные люди? Этот Драко только и сделал, что просто закрыл глаза. Сейчас ему было все равно, кто его видит и каким. Блистательного наследника Малфоев больше не будет, некому больше гордиться своей неприкосновенностью и чистотой крови. Драко казалось, что и сама его кровь теперь была грязна, отравлена, как нечистым было его тело и поруганной – его честь. Он недостоин был теперь даже того, чтобы к нему когда-нибудь прикоснулись руки матери. Она больше никогда не должна видеть своего падшего сына.

– Гарольд… Гарри! – Кто-то тряс его за плечи и почему-то называл именем Поттера. Доктор Льюис... А он сам, Малфой, – теперь шлюха по имени Гарольд.

– Посмотри на меня! – Льюис отчаянно пытался привлечь внимание Драко. Тот наконец поднял на него глаза.

– Послушай меня внимательно, – сказал Льюис, глядя в мутные глаза лежащего перед ним парня. – Сейчас я обработаю твои раны обеззараживающей и обезболивающей мазью. Ты должен будешь вытерпеть, обещаю, я не причиню дополнительной боли. Просто верь мне.

Драко полубессмысленно смотрел в красивое лицо мужчины, который обещал не делать больно, – как смешно, будто можно сделать еще больнее! Драко было все равно. Все его существо кричало: да делайте со мной что угодно и оставьте в покое, я хочу умереть! Но здесь его собственные желания ничего не значили. Нужно было для начала найти способ, чтобы совершить задуманное. А еще – избавиться от надоедливого голоса, спрашивавшего о чем-то, о чем-то предупреждавшего… Драко было безразлично, где теперь его будут щупать длинные холодные пальцы – он весь был грязным, ведь его грубо трахали на столе, разложив, как последнюю блядь…

Но он ошибался. Стоило доктору прикоснуться к его кровоточащему анусу, как Драко вскрикнул и совершенно инстинктивно попытался зажаться и оттолкнуть от себя чужие руки.

– Успокойся, – прошептал Льюис, – иначе мне придется тебя привязывать.

Драко, зажмурившись, кивнул и, сжав волю в кулак, все же сдержался, чтобы снова не дергаться, когда доктор осторожно осматривал его и залечивал разрывы. Драко принял решение. Ему нужно было только дождаться, когда доктор наконец уйдет.

– Послушай меня, мальчик, – произнес Льюис, закончив осмотр и сделав все, чтобы притупилась боль. – Я знаю, что тебе сейчас очень тяжело, но это не твой предел. Я уверен, что ты сильнее и не наделаешь глупостей.

Драко хмыкнул бы, а может, засмеялся бы нервно, на грани истерики – этот человек еще говорит такие слова, будто ему не все равно, будто он жалеет… Хотя, может, и будет жалеть – когда их публичный дом потеряет одну из новых шлюх. Но Драко не издал ни звука, проигнорировав замечание доктора. Тот, однако, продолжал:

– Я оставлю тебе лекарства на день, как их принимать, напишу на листке. Завтра принесу следующую порцию. Мази и обезболивающие анальные свечи кладу сюда же, на тумбочку.

Льюис пару секунд смотрел на застывшего на кровати парня, а потом быстро вышел за дверь.

Драко осторожно приподнялся с постели, зачем-то поглядел в окно, потом начал медленно натягивать брюки и свитер прямо на голое тело. Одежда ему не особо нужна: какая, собственно, разница, в чем умирать? Драко принял решение. Ему незачем жить. Такие, как он, не имеют права на жизнь – он потерял все: уважение, положение в обществе, магические способности, а теперь и собственную честь. Он лишился отца и матери, которым просто не сможет смотреть в глаза. Даже если он когда-нибудь вернется – отец откажется от такого сына, а мама… Мама примет, не выгонит за дверь, как подзаборную собаку, но всегда будет стыдливо отводить глаза. Драко больше не достоин носить фамилию Малфоев, он хуже предателя рода, его имя выжгут с фамильного древа, потому что в роду Малфоев не место шлюхам. Ни один чистокровный маг, даже из тех отверженных, которые тоже попали под репрессии и лишились прав, не подаст ему руки. Ни один отец не выдаст за него замуж свою дочь, да и сам Драко никогда не сможет прикоснуться к чистой, невинной девушке... Больше незачем строить планы побега и освобождения – ему некуда бежать, от себя не скроешься; ему никогда не освободиться от ощущения грязной использованной тряпки, которой вытерли ноги и выбросили на улицу. Он не вынесет чувства вечного одиночества отверженного, не достойного даже жалости; ему никогда уже не стать прежним. Так лучше он умрет сейчас, пока его еще не превратили в одну из бесчувственных кукол с остекленевшими глазами, выполняющих любой приказ, пока еще хватает силы воли перерезать себе вены.

В ванной должна быть бритва, которой он пользовался только сегодня. Вот здесь, на полочке под зеркалом...

Но никакой бритвы не оказалось. Неужели ее унес Льюис, когда его пациент был в полубессознательном состоянии? Драко не мог с уверенностью сказать, отлучался доктор от него или нет.

Нужно было что-то делать, искать другие пути. И Драко нашел.

Нисколько не колеблясь, он подошел к двери и толкнул ее. Дверь неожиданно поддалась. Сердце Драко не забилось быстрее в предвкушении почти невозможного – свободы: он не был настолько глуп, чтобы решить, что отсюда можно так просто выйти. Напротив, за одним из поворотов темного коридора он ожидал натолкнуться на охрану. Он и не думал бы от них убегать – наоборот, попробовал бы их разозлить, чтобы какой-нибудь охранник, не сдержавшись, несколькими точными ударами убил его. Это будет больнее, чем бритва, зато, может быть, быстрее.

Драко, как какой-нибудь хогвартский призрак, скользил по коридору, каждую секунду ожидая, что из-за угла появится охрана. Но никого не было. А потом Драко выскочил в большой зал, из которого было несколько выходов и балкон.

Он не стал пытаться открыть одну за другой все двери или выбегать в какой-нибудь из проемов – достаточно было подбежать к балкону. Вот странность, и эта дверь оказалась открытой! Драко распахнул ее, и его тотчас обдал холодный воздух.

Пятый этаж. Держась за невысокие перила, Драко наклонился вниз. Ветер дул в лицо, трепал волосы и рвался забраться внутрь, наполняя холодом. Прыгнуть – значит отдать себя этой холодной стихии. Ну и пусть. Драко неожиданно рассмеялся: ветер тоже хочет его, хоть на пару мгновений, пока тело не коснется земли. Продолжая смеяться сквозь слезы, Драко перегнулся через перила и разжал руки.

Ничего не случилось, потому что ветер неожиданно прекратился, а Драко оказался в зале, зажатый с двух сторон какими-то мужчинами. Он даже не понимал, откуда они взялись и как успели перехватить его, но сейчас отчаянно вырывался. Его держали крепко, прижав к себе и обхватив руками, а он все пытался освободиться от сильных объятий.

– Не надо, пожалуйста... Я не могу так больше... – шептал Драко, не видя и не слыша тех, кто его удерживал. Слезы застилали глаза, а он не мог сдержать рыдания, только продолжал бессвязно умолять, чтобы его не насиловали снова, чтобы отпустили и дали умереть. Прошло несколько минут, прежде чем он начал понимать, что ему говорят.

– Успокойся, все нормально, перестань, мы не тронем тебя. – Его гладили по плечам, приводя в чувство и пытаясь утешить. Чужие руки были сильными, но ласковыми, прикосновения не приносили боли или неудобства – так могли бы успокаивать старшие братья. Но, на секунду поддавшись ощущению защищенности, Драко практически сразу пришел в себя и вспомнил, где находится. Там, где нет места таким чувствам, как сострадание и жалость.

Дернувшись из последних сил, он поднял глаза на тех, кто его держал. И встретился взглядом с темными, как Напиток Живой Смерти, глазами.

– Не бойся, – снова повторил высокий черноглазый брюнет, прижимавший к себе Драко. – Просто поверь мне.

Драко хмыкнул: как можно верить? Зачем ему все время говорят: «Просто верь»? Во что верить?

Совершенно неосознанно он произнес это вслух. Глядящий на него брюнет на несколько секунд опустил глаза, но потом снова посмотрел на Драко.

– Я знаю, у тебя нет ни малейшего резона доверять нам, ты нас вообще не знаешь… Но просто поверь: то, что ты задумал, не лучший выход.

– Не лучший выход? Да почему, почему все пытаются мне всю жизнь указывать, где лучший выход? Отец, который, не спросив меня, отдал на службу Темному Лорду, Вол… Волдеморт, который специально поручил мне задание, заведомо невыполнимое, отправляя меня на смерть просто так, Снейп и Дамблдор, которые якобы знали, что для меня лучше, и которым было наплевать, что будет с моими родителями, если я не выполню это чертово задание… Почему? Да за что все это? – Драко уже рыдал, не скрываясь, его трясло, дикая боль от несправедливости разрывала его изнутри, и он уже не понимал, что говорит. Он и не слышал, что говорят ему, только какие-то отрывки.

– …он просто бредит, смотри... это все наркотики…

– …все равно, что он говорит, но надо что-то делать…

– …отведем…

– …может, к нам?

– Его будут искать…

– Все равно… придумаем что-нибудь…

Драко не сопротивлялся, когда его уводили из зала с множеством дверей, от балкона, от ощущения свободы, какая бывает только перед смертью. Было все равно.

Он не чувствовал, как его усадили на узкий диван, обхватили руками и, мягко поглаживая, словно укачивая, что-то шептали на ухо. В конце концов нервное истощение сделало свое дело: Драко закрыл глаза, словно смиряясь, и отдался на волю этих рук. Он не знал, кто эти люди, почему они вообще выслушивали и жалели его, он просто не думал об этом. Слезы перестали течь, и он сам не заметил, как, склонив голову на плечо одному из обнимавших его парней, уснул.

Открыв глаза, Драко не понял даже, что происходит. Бывает, после глубокого сна действительность возвращается «слоями»: сначала чувствуешь, как что-то неуловимо изменилось в твоем мировосприятии, потом приходит осознание, что ты не спишь, а вместе с ним – и ощущения, и наконец, на тебя вновь сваливается весь тяжкий и до боли реальный груз проблем, о которых во сне ты так удачно забыл. У Драко было не совсем так: во сне его тоже мучили плоды его фантазии, вымышленные проблемы, которые, правда, там казались самыми что ни на есть настоящими. Но когда он открыл глаза, сердце сразу ухнуло куда-то вниз: он вспомнил, где находится. Что тот кошмар, который снился ему, не идет даже в сравнение с тем, что случилось на самом деле.

Застонав, Драко попытался повернуться на бок, чтобы встать, и не смог: что-то давило ему на грудь, так, что тяжело было дышать и уж совсем невозможно – подняться. Драко приподнял голову и увидел, что его обнимал вчерашний незнакомец… А рядом с ними спал другой, правда, отвернувшись к стенке. Но и так было видно, что они похожи, как две капли воды. Драко почему-то немного успокоило, что они близнецы: то ли потому, что Фред и Джордж Уизли никогда не вызывали у него негативных эмоций, то ли потому, что он знал – обычно такие люди очень любят свою вторую похожую половинку, а значит, должно быть, им и правда не чужды теплые чувства. И Драко позволил себе облегченно выдохнуть и снова закрыть глаза. Близнецы не брезговали обнимать его, и от этого понимания на губах Драко заиграла такая, казалось бы, неуместная, но искренняя улыбка. Он был кому-то нужен, небезразличен как человек. Кем бы ни оказались эти братья и каких бы планов относительно него они ни имели – сейчас рядом с ними он впервые за последнее время почувствовал себя спокойно.

Нарцисса стояла у дома номер двенадцать на площади Гриммо. Как урожденная Блэк, она знала о его существовании, знала и то, что Гарри сейчас живет в нем, но войти не могла. Пришлось прождать несколько часов, прежде чем в доме наконец появилась дверь. Видимо, хозяин заметил гостью и вышел ее встречать.

На пороге показался парень, совершенно не похожий на того нескладного мальчишку, которого она видела год назад. Наверное, отсутствие вечной угрозы в лице Темного Лорда пошло ему на пользу: Гарри Поттер действительно изменился. Высокий худощавый молодой человек смотрел на Нарциссу немного удивленно – видимо, никак не ожидал этой встречи.

– Здравствуйте. Проходите, пожалуйста, – пригласил он гостью.

Нарцисса прошла вперед по коридору, стараясь держать себя в руках и не разрыдаться прямо сейчас. Два года назад она так же пришла в дом своего друга, с той же просьбой – спасти Драко… Чем это закончилось, она помнила слишком хорошо. Она стала вестником беды для человека, к которому обратилась за помощью.

– Что вас привело ко мне? – не скрывая любопытства, поинтересовался Гарри, усадив Нарциссу в глубокое кресло и предложив чай, от которого она отказалась.

Она пару мгновений молчала, собираясь с мыслями, а Гарри, по всей видимости, успел разглядеть ее странно блестевшие глаза и глубокую морщинку между бровей.

– Что-то с Драко? – быстро спросил он. Слишком быстро, чтобы можно было объяснить это банальной вежливостью. Нарцисса мгновенно поняла, что этому парню небезразличен ее сын. Почему – не настолько важно, главное, что Гарри будет хоть немного переживать за его судьбу.

– Драко… пропал, – прошептала она. – Он всегда возвращался вовремя, понимаешь… А однажды просто не пришел. – Она не заметила, как по щекам покатились слезы. – Я ждала его несколько дней, прежде чем прийти сюда. Пойми, мне больше некуда идти, не к кому обратиться… – она шептала что-то еще, уже не скрываясь и плача, забыв о гордости и сдержанности Малфоев, а Гарри, присев перед ней на корточки, утешал и обещал, что обязательно поможет, что найдет Драко. Он все-таки налил ей чай, сначала отведя ее в спальню, усадив на кровать и закутав в одеяло.

– Вам надо успокоиться, я обо всем позабочусь, – сказал он, и Нарцисса почему-то поверила. От этого парня исходила какая-то необычная сила или просто уверенность – Нарциссе действительно стало чуть лучше. А может, все дело было в зелье, пару капель которого Гарри добавил в ее чай.

– Вы отдохните и поспите, – сказал Поттер, принеся еще несколько подушек. – Никуда ехать вам больше не надо, оставайтесь пока у меня, все равно живу один.

Он улыбнулся и тихонько притворил дверь, а Нарцисса сама не заметила, как уснула.

* * *

Драко тоже спал. Не глубоким сном, а таким, во время которого достаточно громкого звука, чтобы проснуться окончательно. Драко нежился в теплых объятиях, не желая задумываться, отчего ему сейчас так хорошо. Может быть, просто потому, что после нескольких дней мучений это было утро относительного покоя.

Долго наслаждаться спокойствием Драко не дали – в комнату ввалился Дейв и, не говоря ни слова, поднял его с постели, грубо дернув за руки. Кто-то из близнецов попытался удержать своего «гостя», на несколько секунд это даже удалось, и Драко услышал сбивчивый шепот: «Не вздумай снова, парень! Не сдавайся, ты теперь не один». Потом Дейв просто вышвырнул его за дверь и прикрикнул на братьев:

– Совсем страх потеряли? Будете объясняться с боссом!

Драко потащили туда же. Он вырывался и упирался из последних сил, тогда охранник просто скрутил ему руки и пинком пониже спины отправил в открытую дверь. Драко стиснул зубы и ненавидяще уставился на своего вчерашнего мучителя.

– Что, малыш, я недостаточно тебя проучил? – почти промурлыкал тот, подойдя к Драко и приподняв двумя пальцами его подбородок. Невыносимо хотелось плюнуть в это мерзкое ухмыляющееся лицо, но приходилось держать себя в руках. Пускай Драко и решился покончить с собой, но умереть от ужасной боли ему не хотелось. А теперь он не знал почему, но чувствовал себя обязанным двум смелым парням, которые его остановили. Может быть, они сделали это зря, но Драко должен был их поблагодарить за то, что они так рисковали, и за то, что подарили ему ощущение покоя – хотя бы на одну ночь. Поэтому сейчас он стоял и молчал, закусывая губу и испепеляя взглядом своего насильника.

– Своенравный мальчишка, – с гнусной усмешкой констатировал «босс» и добавил: – Но мы тебя воспитаем, куколка.

– Ненавижу! – выкрикнул Драко, снова пытаясь вырваться из держащих рук. Его губы дрожали, глаза пылали гневом, он дышал неглубоко и часто и зажмуривался, чтобы сконцентрироваться. У него получилось – «босс» схватился за сердце и отступил на шаг.

– Уведи его прочь! – выкрикнул он. – Пускай этого сучонка обучат работать соской, раз уж я пока не могу снова выебать его!

Охранник без особого труда вернул Драко в его комнату – да тот и не сопротивлялся: обессилено повис в руках Дейва и едва переставлял ноги. Как всегда, беспалочковая магия забрала слишком много энергии.

Драко оставили в покое ненадолго: дверь открылась, и вошел тот самый кареглазый мужчина, что насиловал его первым.

– Ну что, цыпочка моя, освоился тут? – Губы похитителя растянулись в улыбке. Драко молчал, забившись в угол кровати и обхватив колени руками. Он воплощал собой ненависть, разве что не источал ее вокруг себя.

– Ну что ты жмешься там, иди сюда, – поманил его мужчина. «Как несмышленыша, – отстраненно подумал Драко, не двигаясь с места. – Что у них за манера называть меня какими-то идиотскими прозвищами?»

– Сюда, я сказал, – повторил кареглазый и дернул за руку на себя. «И руки выкручивать…» – мелькнуло в голове Драко, который всеми силами пытался отвлечься, лишь бы не кинуться на мужчину. Сил не хватило бы, и слизеринская интуиция подсказывала, что лучше переждать и не искать себе дополнительных неприятностей, но человеческие инстинкты толкали если не броситься на обидчика, то хотя бы защищаться до последнего.

Драко и защищался: отбивался, царапался, как кошка, старался вывернуться и ударить ногами... Пока кареглазый не скрутил ему руки и легко уложил на лопатки, а потом уселся сверху, на грудь, и стало совершенно нечем дышать. Драко хватал ртом воздух, пытался скинуть с себя тяжелое тело, но ничего не получалось. Скованные за спиной руки давили где-то под поясницей, он не мог даже распрямить их… Кареглазый только ухмылялся и обустраивался сверху. Расстегнув брюки и приспустив белье, он взял в руку свой член и, приподняв голову Драко, провел им по его губам.

– Сучка, а сейчас ты будешь учиться сосать, как тебе и положено. Открой-ка ротик.

Драко сжал губы в узкую полоску, едва не застонав от отвращения. Он не будет этого делать!

– Не упрямься, хуже будет, – пригрозил мужчина и, привстав, надавил головкой на губы своего пленника.

Драко резко дернулся и сплюнул в сторону.

– Так, значит? Ну ладно, – пробормотал кареглазый и, неожиданно поднявшись, перевернул Драко на живот. Не для того, чтобы трахнуть – вовсе нет… Чтобы, сняв наручники, выкрутить руки.

От боли Драко изогнулся в неестественном положении, уткнувшись лицом в небольшую подушку. Казалось, еще чуть-чуть – и мышцы и сухожилия просто порвутся, а его «первый мужчина» не останавливался. Удерживая руки Драко вывернутыми под неестественным углом, он спокойно поинтересовался:

– Будешь делать то, что я скажу или хочешь еще?

Драко понимал, что терпеть эту пытку глупо и бессмысленно, но представить себе, что действительно возьмет в рот член этой мрази, просто не мог. От напряжения градом катился холодный пот, все ощущения сосредоточились в выкрученных руках, тело не слушалось совершенно, словно изломанное на самом деле, но он молчал. Ни на что не надеялся, просто НЕ МОГ согласиться на это: его вытошнило бы от первой же попытки.

– Добавить, значит? – Кажется, его мучитель улыбнулся. И добавил: скрутил руки так, что Драко закричал и прохрипел в подушку:

– Хва…тит…

– Вот так лучше, – послышался смех, а потом Драко наконец отпустили. Он упал на кровать, не в силах пошевелиться, и несколько секунд лежал без движения, а потом его подняли и поставили на колени на пол. Драко дрожал и пошатывался, даже стоя на коленях. Ноги не держали и грозили вот-вот подогнуться, но он понял, что заставят все равно, и чем быстрее он это сделает, тем лучше.

Быстро не получалось – он не мог взять глубоко, задыхался и едва сдерживал рвотные позывы. Головка довольно большого члена тыкалась все глубже в горло, как будто Драко мог принять его туда. Нечего было и думать о том, чтобы неожиданно сжать зубы – за такое не просто убили бы… Было невыносимо противно, но о своих ощущениях пришлось забыть: чтобы заставить насильника кончить, приходилось вылизывать и сосать его член, глотать мерзкую тягучую слизь и терпеть то, как он входит все глубже… Когда кошмар наконец закончился и Драко все-таки проглотил часть спермы, кареглазый еще несколько раз провел членом по его губам и щекам, оставляя белесые потеки, и сказал:

– До профессиональной соски тебе далеко, но это умение еще придет. А так – минетный ротик. Ну-ка, а губки? – Мужчина наклонился и, притянув Драко к себе, грубо поцеловал его в губы.

– Сладкие, – сделал он вывод. – Больше я тебя целовать не буду, после клиентов-то. – Он брезгливо поморщился.

На глаза Драко навернулись слезы. Не то чтобы ему хотелось поцелуев от этой гадины – ни за что, – но говорить так… Словно Малфой сам пришел сюда и опустился до роли шлюхи. Почему-то было очень больно. Драко медленно поднялся на ноги и пошел в ванную. Вслед донеслось:

– И возвращайся поскорее, мы продолжим урок! – и короткий жесткий смех.

* * *

«Учитель» был не слишком жесток – позже у Драко была возможность в этом убедиться. За этот день его обучили даже тому, о чем он просто не подозревал. Под вечер он был измотан и физически и морально, и падал не в фигуральном смысле слова. Когда Драко просто сел на пол – не выдержали дрожащие ноги, – кареглазый сам поднял его и уложил на кровать.

– Отработал дневную норму, – хмыкнул мужчина и, зачем-то снова поцеловав «свою куколку», вышел.

Глаза закрывались сами собой. Драко не мог думать о том, что с ним делали и что делал под принуждением он сам, но цветные картинки не давали ему уснуть еще долго. Когда он наконец забылся сном, то даже не почувствовал, как к нему прижались, согревая, два теплых тела.

* * *

Открыв глаза, Драко встретился взглядом с одним из своих спасителей.

– Доброе утро, – улыбнулся тот и сжал руку Драко.

– Ты как? – осторожно поинтересовался другой.

– Все нормально, – проговорил Драко, выкарабкиваясь из их объятий, отодвигаясь и прислоняясь к стене. Для него было непривычно такое внимание, тем более здесь. Он, пожалуй, должен был благодарить их – но не знал, за что, ведь он никого не просил спасать его. И после всего ему просто было немного страшно находиться в обществе сразу двоих мужчин.

– Я Блейк, – представился первый, тот, который казался Драко чуть старше – может быть, из-за глубокого темного, немного грустного взгляда.

– Юстэс, – улыбнулся другой, тоже протягивая руку.

Драко несмело пожал обе руки, проговорив:

– Меня зовут Гарольд.

– Красивое имя, – теперь уже улыбнулся Блейк.

Драко пожал плечами – не он и даже не его родители выдумали это имя, он просто взял его, как говорят магглы, «напрокат». Ничуть не стесняясь, он рассматривал своих «гостей». Они не напоминали ему рыжих Уизли, которые составляли как бы одно целое. Эти близнецы были разными, но в то же время не полными противоположностями друг друга. Драко сказал бы, что они похожи на обычных родных братьев, если бы не одинаковая внешность. Гладкие черные волосы, темные глаза с длинными, чуть завивающимися ресницами, довольно правильные черты лица и загорелая кожа. Под тонкой тканью одежды угадывались мускулы – наверняка, гораздо более впечатляющие, чем у Драко, что смущало невероятно, потому что рядом с двумя такими парнями он чувствовал себя именно так, как его обожали называть «босс» или кареглазый. Оба брата были в тонких светлых футболках и легких брюках. Блейк, судя по всему, предпочитал бежевые сдержанные тона, а вот при взгляде на Юстэса хотелось рассмеяться, настолько разноцветным, будто намеренно клоунским было его «облачение»: светло-голубая футболка, коричневые брюки и темно-зеленые носки. Безвкуснее, пожалуй, одевался только Поттер, на котором одежда висела, словно была с чужого плеча. Но это особенность почему-то не вызывала у эстета Драко никакого отвращения, а напротив, только улыбку.

– Братца моего рассматриваешь? – усмехнулся Блейк. – Тоже находишь его стиль жутким? Может, ты на него повлияешь, а то мне за пятнадцать лет не удалось.

Оба брата рассмеялись, и Драко неожиданно стало легче.

– Но разве здесь не выдают одежду? – спросил он, показывая на свою рубашку, которую давно уже надо было постирать, если была бы смена.

– Выдают, почему же, – грустно улыбнулся Блейк. – Ты можешь даже сам выбирать в гардеробе.

– Когда тебя туда пустят, – добавил Юстэс.

– Туда так сложно попасть? Я думал, сложность только с тем, чтобы сбежать отсюда, – невесело усмехнулся Драко.

– О, с этим не просто сложно – это почти невозможно, – ответил Блейк. – Во всяком случае, так кажется учредителям этого заведения.

– Мы с Блейком давно думаем над побегом, и я уверен, что когда-нибудь это удастся! – запальчиво сказал Юстэс. – Например, работая на улице, имеешь столько шансов… – Он мечтательно прикрыл глаза.

– На улице? Как это? – не задумываясь, спросил Драко.

Блейк быстро глянул на него и, отведя взгляд, сказал:

– Это когда все, что с тобой делали здесь, будут делать в машине или по-быстрому возле какого-нибудь забора.

– А в гардероб попадешь, если отсосешь охранникам. Нет – будешь носить те тряпки, которые выдадут они, – продолжил объяснения Юстэс.

Драко сжался и отвернулся. Он не хотел ничего больше знать. Закрыв глаза, он тихо спросил:

– Зачем вы остановили меня?

Несколько секунд в комнате было тихо, а потом Драко услышал шепот:

– Потому что… То, что ты выдумал, не выход. – Его руку снова сжали – наверное, Блейк.

Драко выхватил руку, отодвинулся еще дальше, открыл глаза и, прищурившись, взглянул на близнецов.

– Я вас не просил. Я не хочу жить так, это мой выбор, ясно?

Юстэс смотрел на брата, словно говоря: «Я предупреждал!». Блейк же кивнул, но осторожно продолжил:

– Послушай, я не хочу тебя ни в чем убеждать, но неужели у тебя нет чего-то, ради чего стоит жить? Или кого-то? У меня, например, мечта стать художником. Прежде, чем попасть сюда, я посещал курсы изобразительного искусства и, кажется, у меня могло быть будущее в этой сфере. Поэтому я не позволю этим уродам довести меня до самоубийства или переломать мне руки – они мне еще нужны. Понимаешь?

Драко кивнул и зло усмехнулся.

– Рад за тебя. Но мне не для чего жить.

Он чувствовал, что своими насмешливыми словами и пренебрежительным тоном причиняет боль в общем-то невиновным людям, но ничего не мог с собой поделать. В конце концов, он не заставлял их.

– А знаешь, у тебя замечательное самооправдание, – неожиданно жестко произнес Юстэс. – Ты ведь не просил нас вмешиваться в твою жизнь, это так. Но, может быть, через пару часов ты изменишь свое мнение. Нам разрешили навестить тебя перед… наказанием.

Блейк резко повернулся к брату.

– Зачем ты?.. – только и спросил он.

– А пускай знает, – сказал Юстэс. – Пускай даже приходит посмотреть. Тогда, может быть, поймет, что люди выдерживают и не такое.

– Может, ему и не сказали бы…

– Что я должен или не должен знать? – крикнул Драко, которого уже начал выводить из себя этот разговор.

– Видишь ли… мы с Юстэсом на особом счету – дело в том, что, благодаря внешности, нашими услугами пользуются не только мужчины, но и женщины. Поэтому нам позволяют немного больше, чем остальным. Но за любое нарушение, попытку причинить вред клиенту или самоуправство – мы привели тебя к себе, не поставив никого в известность – следует наказание, – сказал Блейк. – Это будет сегодня.

– Что… это будет? – прошептал Драко. Он не просил их, да, но они все же спасли его, а теперь будут из-за этого страдать. Из-за него. Он не хотел такого.

– Ничего такого, на что действительно следует смотреть, – улыбнулся Блейк.

– Но почему вы тогда все это делали? – выкрикнул Драко.

– Не знаю, – честно пожал плечами Блейк. – Я правда не знаю, просто не смог стоять и смотреть, как ты собираешься прыгнуть. А после ты был не в том состоянии, чтобы вести тебя к боссу и водворять в комнату, – он поморщился.

Внезапно дверь распахнулась.

– Олливерсы, на выход! – скомандовал какой-то незнакомый охранник.

Братья тут же, ни слова не говоря, поднялись и направились к выходу. Юстэс оглянулся в дверях и тут же отвернулся.

Драко оставили одного ровно на несколько минут. Он не успел еще до конца осмыслить все, что узнал, как в комнату ввалился Дейв и отрывисто сказал:

– Собирайся на представление.

* * *

Его долго тянули за собой по темным коридорам, прежде чем привести в какую-то комнату, напоминающую подвал. Драко не хотелось задумываться, что за «представление» для него приготовлено, – он и так это знал. Его притащили сюда в качестве зрителя, и от этого понимания уже становилось тошно: как будто он явился любоваться, как будут мучить людей. Драко не мог уйти и был вынужден смотреть от начала до конца – видимо, в этом заведении были свои методики запугивания новичков, «чтобы неповадно было», как выразился Дейв. Драко было страшно и противно находиться здесь: ему казалось, что так он становится словно бы соучастником, ведь он «зритель», для которого будут стараться «актеры». А еще на душе было гадко от маленькой безотчетной радости: что сейчас все же мучить будут не его…

Оказавшись в комнате, Драко сразу осмотрелся и вздрогнул: прямо по центру стояли два стола. После того, что с ним делали, столы вызывали единственную и вполне определенную ассоциацию; он даже не был уверен, что сможет когда-нибудь спокойно сидеть за обеденным столом. Но не успел Драко что-то себе придумать, как через боковую дверь вывели братьев, абсолютно обнаженных и действительно красивых. Один из охранников уложил их на столы лицом вниз и приковал руки и ноги. Они даже не сопротивлялись – видимо, давно уже поняли ту простую истину, которую Драко уяснил вчера: чем быстрее ты подчинишься, тем быстрее все закончится. Оба взглянули на него: Блейк – с горечью, а в глазах Юстэса плескались какие-то другие эмоции, которых Драко предпочел бы не заметить. Юстэс словно насмехался над ним, будто говоря: «Ну, пришел полюбоваться?» Драко казалось, он слышит эти слова.

Сердце колотилось, как сумасшедшее. Драко вцепился в стул, к которому толкнул его Дейв, как только они вошли. Теперь охранник стоял рядом, удерживая Драко за плечи, и тому не оставалось ничего, кроме как с мучительной безнадежностью ждать начала.

Возле каждого из столов появились охранники. По знаку главного они вытащили длинные широкие ремни с тяжелыми пряжками и с оттяжкой начали хлестать по спинам, ягодицам, ногам своих пленников. Драко зажмурился, надеясь, что никто не заметит. Он не хотел этого видеть. Ему только казалось, что он слышит тяжелое дыхание Блейка и едва уловимые стоны Юстэса. Когда Драко открыл глаза, охранники закончили свою работу: спины приговоренных вдоль и поперек были покрыты широкими алыми полосами.

Но на этом истязание не закончилось. Близнецов заставили перевернуться и лечь на спину. Вот теперь Драко явственно услышал стон – это, наверное, было очень больно, так же, как и ему после того, что с ним делал «босс». Но Драко лежал хотя бы на кровати, а братьям предстояло пережить что-то еще, лежа на твердом жестком столе. Кажется, он знал, что произойдет дальше, но снова закрыть глаза не мог. Вцепляясь в стул так, что побелели костяшки пальцев, он смотрел на то, как вот уже несколько часов (по крайней мере, ему так казалось) безо всякой жалости насилуют его друзей. Да, друзей, потому что чужие люди ни за что не пошли бы на такое ради спасения жизни какой-то никому не нужной шлюхи. Драко не верил в дружбу, не знал ее и не считал, что другом можно назвать человека, с которым познакомился буквально пару дней назад. Оказалось, можно было. Сейчас – можно.

Он кричал, умоляя охранников остановиться, обещал сделать что угодно, даже падал перед ними на колени, но милосердие и жалость были им неведомы. Драко снова возвращали на стул, держали, заставляя наблюдать. И он смотрел, не понимая, зачем же братья заведомо согласились на такое. Неужели его жизнь действительно стоит подобных жертв? Больно было смотреть, не то что чувствовать, а они терпели все, не издавая ни звука. Юстэс закрыл глаза – даже не закрыл, а зажмурил – то ли чтобы не видеть, то ли чтобы как-то вынести дикую боль. Его руки были сжаты в кулаки, губы закушены, по подбородку стекала капелька крови, но он молчал. Так же, как и его брат. Тот не закрывал глаза – он поймал взгляд Драко и больше не отпускал. Драко не мог сейчас разглядеть выражения темных глаз, но был более чем уверен, что в них нет ни намека на жалобу, только просьба: «Смотри на меня». Будто тем, что сейчас придавало Блейку силы, был испуганный, умоляющий о прощении взгляд Драко.

Насильники сменялись один за другим, нисколько не заботясь о состоянии жертвы, Юстэс, кажется, уже потерял сознание, судя по тому, что разжались кулаки и его тело теперь расслабленно вторило резким движениям охранника. Блейк еще держался, все так же глядя на Драко, повернув голову набок. По щекам Драко текли слезы; он едва не падал и, цепляясь за стул, шептал: «Прости…» Малфои не верят в дружбу, Малфои не просят прощения – но это был не тот случай. Это было исключение, когда Драко готов был умолять простить его после того, чему поспособствовал его необдуманный поступок. И будь что будет, но если даже здесь, в этом аду, он кому-то небезразличен – значит, судьба не отвернулась от него и еще есть шансы выкарабкаться. В этот момент Драко твердо решил: он будет жить – хотя бы для того, чтобы жертва этих ребят не оказалась напрасной.

Они простили его. Драко бы не простил: просто не смог бы не только нормально общаться, но и вообще видеть человека, из-за которого пришлось перенести такое. А братья вот – сумели.

Они нашли его на следующий день. Вернее, нашел Юстэс и, заглянув в его комнату, которую почему-то снова открыли, тихо позвал:

– Привет, идем со мной, Блейк… хочет тебя видеть.

– Нет, – поспешно сказал Драко, – я не хочу, чтобы вас снова… – Он закусил губу и отвернулся, все еще не в силах простить самому себе то, что случилось.

Юстэс покачал головой.

– Все хорошо, не переживай, нам разрешили. Блейк… Ему плохо.

Драко не выдержал и, вскочив, подбежал к Юстэсу и крепко обнял его.

– Ты чего? Хорошо же все. – Тот, только слегка поморщившись от боли, осторожно отодвинул Драко и погладил его по спине. – Правда, все нормально, тебе не за что извиняться.

– Пойдем, – кивнул Драко. Он не умел просить прощения, но хотел хоть как-то отблагодарить этих людей.

– Что с Блейком? – спросил он по дороге. Вечером Драко не дождался окончания «представления»: Дейв увел его, почти потерявшего ощущение реальности, в комнату, когда братьев еще не отпустили.

– Его… Он пробыл там на несколько часов больше, чем я… Не знаю, как он держался, но… Льюис лечил его и сказал оставаться сегодня в постели.

Вбежав в комнату близнецов, Драко на мгновение остановился на пороге. Блейк лежал на кровати, укрытый легким одеялом так, что выглядывала только голова. Он словно забился в кокон и не желал оттуда выбираться. Под глазами у него виднелись темные круги, разбитые губы были намазаны то ли маслом, то ли какой-то заживляющей мазью – не иначе, Льюис постарался. Драко несколько секунд смотрел на Блейка, не решаясь подойти, а потом бросился к нему и, присев рядом с кроватью, взял его руки в свои.

– Ты как?

Блейк улыбнулся и даже состроил очень смешную рожицу.

– Нормально. Это все Льюис, решил меня сегодня побаловать.

У Драко было много вопросов относительно доктора, но это могло подождать.

– Я хотел сказать… спасибо вам. Я очень благодарен, хотя, конечно, не хотел, чтобы вы так за это расплачивались, – слова давались с трудом, но Драко заметил, как сразу расслабились оба брата. – Знаете, я подумал, что, наверное, вы правы. Я не позволю им меня сломать.

«Хотя бы потому, что вы выдержали такое из-за меня, незнакомого, в общем-то, человека, просто не сумев хладнокровно видеть мою смерть», – не договорил Драко. Это были типичные, настоящие гриффиндорцы в своем лучшем проявлении. Раньше он знал только одного такого человека и хотел быть рядом с ним, быть другом – но этому не суждено было случиться. А теперь ему самому предложили дружбу, совершенно бескорыстно – что с него возьмешь? – и искренне. Он не мог отказаться: слишком давно мечтал о таком, хоть и не признавался себе. И сейчас Драко даже в голову не приходило, что это магглы, более того – маггловские шлюхи, что иметь с ними дело недостойно Малфоя. Он не думал об этом не потому, что сейчас был в одном положении с ними, а просто потому, что эти мелочи больше не казались существенными. Наверное, нужно было ему окунуться с головой в такую грязь и боль, пройти через это самому, чтобы научиться понимать и отличать важное от не столь существенного.

Это был его единственный шанс выжить здесь – сойтись с близнецами. Юстэс своими шутками и очаровательной улыбкой не даст ему повеситься от отчаяния, а Блейк… Блейк просто будет рядом.

– О чем ты думаешь? – тихо спросил Блейк.

– О тебе, – автоматически ответил Драко и фыркнул – так смешно это прозвучало.

– О, – Блейк даже улыбнулся и, не обращая внимания на хохочущего Юстэса, продолжил: – Так, может, ты мне там и оды слагаешь?

– Может, и оды, – смеялся теперь уже Драко. – Меня в детстве учили стихи писать.

– Ты чем-то напоминаешь мне наследника какого-нибудь английского лорда, – заметил Юстэс, невольно заставив Драко помрачнеть.

– Так и есть? – с сочувствием взглянул на него Блейк.

– Теперь уже нет, – отозвался Драко и, натянуто улыбнувшись, попросил: – Расскажите что-нибудь о себе.

Он узнал, что близнецы родом из Ирландии, что они рано потеряли родителей, а в Лондон приехали в поисках заработка.

– И вот – «нашли», – невесело улыбнулся Юстэс, – на свою голову.

– Не грусти, братишка, – потрепал его по плечу Блейк, – прорвемся. Еще и Гарольда с собой вытащим. – Он подмигнул Драко, который даже удивился этому внезапному приливу оптимизма: Блейк вообще-то казался ему реалистом, более замкнутым и молчаливым, чем его веселый брат, но это нисколько не смущало и не мешало общению.

– А еще у меня остались мать и отец, – неожиданно сказал Драко. – Но они ни за что не примут меня, когда узнают, во что я превратился. Хотя я многое отдал бы, чтобы увидеть маму, но… мне больше нельзя будет к ней приходить. – Драко обхватил себя руками и прикрыл глаза. Он не знал, зачем рассказывает это, наверное, просто слишком много накопилось внутри, и нужно было выговориться.

– Какой же ты глупый, – прошептал Блейк, протянув руку и легонько погладив Драко по волосам. – Это же твоя мама. Она никогда не отвернется от тебя, как ты не понимаешь? Если бы у нас была мама… – Он замолчал и снова закутался в одеяло до подбородка. Драко почему-то захотелось крепко обнять его и прижать к себе. Но его самого обнял Юстэс, несильно, не причиняя неудобства, просто давая почувствовать тепло. И Драко сам откинул голову ему на плечо. Что-то изменилось, и он перестал бояться: братья не могли причинить ему вреда.

Они сидели тихо, пока Блейк не заснул.

– Он очень измучился вчера, но до сих пор не мог заснуть, – прошептал Юстэс на ухо. – Если хочешь, побудь… со мной еще, – разжав объятия, он выпустил Драко, давая ему выбор.

– Конечно, – кивнул Драко и, улыбнувшись, снова устроился рядом с Юстэсом. Тот глянул на него, а потом опять неуверенно обнял. Драко и не собирался возражать. Сидеть вот так, слушая тихое дыхание спящего, было действительно хорошо… «Неужели для того, чтобы испытать это ощущение, нужно было столько пережить?» – подумал Драко. Он неосознанно поглаживал руки Юстэса и смотрел на Блейка. Это было так странно – что тебя любили как друга безо всякой выгоды, и оказалось так просто полюбить в ответ. Драко никогда не подозревал, что он на это способен, но в груди было столько нерастраченного и невысказанного, что хотелось прижать к сердцу руку Юстэса или нежно поцеловать разбитые губы Блейка…

* * *

А на следующее утро началась «работа». Ни свет ни заря в комнату ввалился Дейв, скомандовав:

– Собирайся живо, через полчаса будет клиент. И надень вот это. – Он бросил на кровать какую-то одежду и ушел, захлопнув дверь.

Драко встал и пошел в ванную. Нужно было подготовиться, как учил его Льюис.

Потом он принялся разбирать оставленную Дейвом одежду. «Спасибо еще, что девочкой нарядиться не заставили», – хмыкнул Драко, рассматривая майку-«сеточку» и явно обтягивающие донельзя черные брюки. Надев это и подойдя к зеркалу, он поморщился.

– Вот ведь первоклассная блядь!

Было жутко противно, но выхода не оставалось. Через пару минут вошел охранник, а вместе с ним – невысокий щуплый мужчина, с порога оглядевший Драко с головы до ног.

– Подходит, – сразу заулыбался он. Драко чуть не стошнило от одной этой улыбки и мерзкого похотливого взгляда, которым его окинул клиент.

– Надеюсь, вы останетесь довольны, – оскалился охранник и вышел, плотно закрыв за собой дверь.

– Я тоже надеюсь… – промурлыкал мужчина, подходя к Драко. – Какой хорошенький мальчик, – добавил он, потрепав Малфоя по щеке. У клиента были огромные голубые глаза, как у фарфоровой куклы, и плешивая голова. А еще – тонкие цепкие пальцы и этот гадкий масленый взгляд, от которого становилось не по себе.

– Мальчик, ты будешь делать все, что я тебе скажу, и может быть, даже получишь удовольствие, – снова улыбнулся клиент, и Драко понял, кого он так ему напоминает: незабвенную Долорес Амбридж с ее вечной слащавой улыбочкой и приторным голоском.

– Сейчас я свяжу тебя, малыш, и оттрахаю твою сладкую попку, а потом ты вылижешь мой член дочиста, – заявил тот и сделал несколько шагов к Драко.

– Да сейчас же! – выплюнул Драко, стараясь держать себя в руках, чтобы не завалить эту полудохлую крысу и не прибить ее прямо на полу. Сдерживало только знание о кошмарной расплате за причинение вреда клиенту.

– Ты что-то имеешь против? – Мужчина, кажется, просто остолбенел, а потом резко подался вперед и с размаху ударил Драко по щеке.

Боль обожгла и словно отрезвила. Возможно, будь на месте Малфоя гриффиндорец, он бы с яростью кинулся на эту сволочь, которая посмела поднять на него руку. Драко же замер. Он прекрасно помнил, на что способны эти люди.

– Нет, я буду делать все, – выдавил он, опуская голову, хотя внутри все кипело.

– Вот и замечательно, – мило улыбнулся клиент.

Через несколько минут Драко лежал на кровати вниз лицом, со связанными до локтей руками и зачем-то кляпом во рту. Было ужасно неудобно, мышцы тянуло, особенно когда клиент надавливал ему на спину, заставляя прогибаться, или оттягивал руки вверх, словно намеренно выкручивая. Драко уже не удивлялся этим манерам – видимо, здесь разрешалось делать со шлюхами все, лишь бы после «использования» они имели товарный вид. Как же он ненавидел! Если бы у него была волшебная палочка… Но ее не было, а тратить энергию на этого ублюдка было верхом глупости.

На Драко уже не было одежды – клиент раздел его сразу же, попутно не переставая причмокивать и восхищаться «прекрасным мальчиком», как будто Малфой был каким-то пленником на маггловском невольничьем рынке времен Древнего Востока, о которых Драко читал, когда изучал историю эпох и стилей. Ему тем более было непонятно такое обращение, потому что по сравнению с клиентом он мальчиком не выглядел совершенно – был на голову выше, хотя все же немного худее. Драко начинал ненавидеть эпитеты, которыми его характеризовали, почти так же люто, как ненавидел своих насильников. Какого боггарта они видели в нем девчонку? Он мужчина, а если хотели девушку – так для этого, кажется, существовали другие публичные дома! Казалось странным, что его волновали такие ничтожно мелкие детали, – но это все происходило потому, что Драко всеми силами пытался отвлечься от главного.

На этот раз не было настолько уж больно, да и страшно не было тоже – может потому, что Драко не воспринимал этого маггла как реальную опасность. Но противно было еще больше – эта тщедушная дрянь могла делать с ним что угодно: заламывать руки, бить, шлепать по заднице, и вместо того, чтобы одним ударом уложить этого маггла, Драко вынужден был беспрекословно ему подчиняться.

Клиент подошел к финишу довольно быстро. Тяжело дыша и чуть ли не вскрикивая от удовольствия, он едва сумел оторваться от Драко, чтобы перевернуть его на спину и, сняв презерватив, кончить в лицо.

– Славная шлюшка, – приговаривал мужчина, размазывая свою сперму по лицу Драко. – Тебе, наверное, самому понравилось? Хочешь еще?

Драко просто отвернулся. Он не мог смотреть в это лицо без страха, что еще чуть-чуть – и он просто не выдержит.

– Вылижи все, – сказал клиент, вытащив изо рта Драко кляп и поднося к его губам свой член.

Драко приподнял голову и сделал все так, как ему приказали, стараясь не слушать комментариев по поводу своего «умелого язычка и сладких губок». Немыслимо хотелось на прощание что-нибудь сделать этому гаду. И Драко, собрав все свои силы, сделал: уходя, клиент внезапно ощутил слабость. Он еще не подозревал, что в следующий раз у него встанет очень нескоро.

* * *

Драко лежал на кровати, не двигаясь, и ругал себя последними словами – довольно сложное беспалочковое заклинание далось с огромным трудом, и он понимал, что если так пойдет дальше, то после двух-трех клиентов он просто не сможет встать с постели. Но несмотря ни на что, на губах Драко застыла настоящая слизеринская ухмылка.

Через пару часов к нему пришли близнецы. Они не задавали вопросов, просто сидели рядом и держали его за руки. Драко неожиданно почувствовал, как по его жилам заструилась новая энергия. Словно через ладони, которые сжимали братья, в его тело передавалась их собственная природная сила. Драко раньше не знал, что такое возможно, но даже не удивился – в последнее время с ним произошло много такого, во что раньше он просто не поверил бы. Он улыбнулся и легонько пожал их руки.

– Спасибо. Мне гораздо лучше, – честно сказал Драко.

Блейк тоже улыбнулся и ответил на пожатие.

– Попробуешь встать? – спросил он.

– Нет, я немножко еще… – попросил Драко.

– Может, лучше позвать Льюиса? – предложил Юстэс. Братья явно думали, что их друга замучил клиент.

– Нет-нет, не надо, – остановил их Драко. – Это скоро пройдет. Кстати, насчет Льюиса, – решил он их отвлечь, – он какой-то странный, вам не кажется?

– Казалось, – признался Блейк. – Он очень добр к тебе, да?

Драко кивнул.

– Не верь ему, – сказал Юстэс. – Это действительно страшный человек.

– Почему? – Драко, конечно, и не собирался доверять доктору, но тот пока не сделал ему лично ничего плохого.

– Он обращается с тобой, как с другом, подсказывает тебе, сочувствует, а потом устраивает возможность для побега. Когда тебя ловят и подвергают наказанию, ты даже не понимаешь сразу, кто тебя предал. – Блейк говорил спокойно, чуть прикрыв глаза, словно рассказывал о само собой разумеющихся вещах.

Драко слушал, затаив дыхание и едва веря.

– Он вас сдал?

– Нет, не нас – одного парня… Он умер потом, – тихо проговорил Юстэс.

В это было невозможно поверить. Чтобы Льюис…

– Но к чему такие проверки? – попытался разобраться Драко. – Это же и так понятно, что все, кто здесь находится, мечтают сбежать!

– Это не так, – заметил Блейк. – Здесь тоже разные люди…

– А на улице вообще тысяча и одна возможность для побега, – добавил Юстэс, – но убегают не так уж часто – некоторым просто некуда бежать.

– А некоторым к тому времени, как они попадают на улицу, это уже ни к чему, – закончил Блейк.

– Но… как это? – не понял Драко.

– Клиенты… не всегда пользуются презервативами… и не всегда бывают аккуратны. Можно заразиться. Обычно потом становится уже все равно, – объяснил Блейк, опустив глаза.

– Нет, не все равно, – зло возразил Юстэс. – Я бы сделал все, чтобы заразить как можно больше этих ублюдков!

– Я очень надеюсь, что тебе не придется этого делать. – Блейк обнял брата и притянул его к себе.

Драко закрыл глаза. Это было еще хуже, чем он мог себе представить. В магическом мире вопрос о болезнях стоял не настолько остро, то ли из-за обилия лекарственных средств, то ли из-за более сдержанных нравов. Здесь же не было ни того, ни другого, и Драко не мог быть уверен, что сбежит раньше, чем серьезно заболеет. Кроме того, он был просто в шоке после того, что узнал о Льюисе.

Наверное, он слишком побледнел или что-то подобное, потому что Блейк сжал его руку чуть сильнее. Драко посмотрел на него, без слов благодаря за поддержку.

– Мы должны предупредить тебя еще кое о чем, – сказал Юстэс. – Будь осторожен в первые несколько дней. С клиентами, я имею в виду – это тоже может быть проверка.

Драко кивнул. Он уже по-настоящему устал от этой все новой и абсолютно безрадостной информации. Блейк помог ему подняться и нормально усесться на кровати.

– Вы можете сегодня остаться со мной? – попросил Драко.

– Конечно, – сразу же согласился Юстэс. – Это нам разрешили из-за твоего «нестабильного психического состояния», как выразился Льюис.

Драко нервно рассмеялся.

– Ну надо же! Ладно, и на том спасибо.

– Подожди, – как-то нерешительно возразил Блейк. – Есть еще кое-что, что тебе следует знать, прежде чем… связываться с нами.

Юстэс закатил глаза.

– Блейк, не надо!

– Нет, это нужно, – уже тверже сказал его брат. – Гарольд, мы предпочитаем парней.

Драко посмотрел на Блейка с неверием.

– Да, – продолжил тот, – нам всегда нравились парни. Считай это совпадением – чем угодно, – но это так. И если тебе неприятно общаться с нами, зная это, то…

– Нет, – перебил его Драко, хватая за руку. – Нет, все в порядке, я все понимаю. Почему бы я должен относиться к вам хуже? Это ничего не меняет для меня. – Он говорил абсолютно честно, потому что братьев мог принять, кажется, любыми.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарил Блейк, а Юстэс просто заулыбался и крепко обнял Драко. Не поддаться этому обаянию было невозможно, и Драко улыбнулся в ответ.

Драко бежал так, как не бегал никогда в жизни: бежал по грязному, залитому лужами асфальту, по выложенной брусчаткой мостовой, по сырой после дождя земле, оставляя на ней следы, спотыкаясь о камни, оскальзываясь, но не останавливаясь. Наверное, он не сумел бы так, если бы за ним гналась стая гиппогрифов – а сейчас вот смог. Потому что это была свобода.

Драко уже несколько раз привозили к клиентам на дом. Он садился в машину, выходил из нее под присмотром охранника, отрабатывал и так же возвращался обратно. Но в этот раз все пошло иначе: ему попался очень сговорчивый клиент, какой-то старикашка, которому нужно было только сделать минет. Драко быстро справился с задачей, и старикашка вышел на кухню пить чай, оставив дверь на улицу открытой. Достаточно было незаметно выскользнуть во двор, тенью пройти под домом и перемахнуть через забор с той стороны, где не мог увидеть сидящий в машине охранник.

Сердце колотилось так, что Драко казалось: те, кто, быть может, уже бегут следом, слышат его стук. Было такое чувство, что оно бьется где-то в горле, заставляя задыхаться. Откуда-то взялись силы, позволяющие не останавливаться и бежать будто бы все быстрее. Душу переполняла безграничная, какой-то бешеная радость пополам с еще не утихнувшей тревогой из-за возможной погони. Мимо мелькали лавочки под деревьями сквера, потом – многоэтажные дома, затем – частный сектор, огражденный заборами, и – снова высотки, а Драко все бежал, не успевая даже полной грудью вдохнуть воздух свободы. Остановился он только в узком темном переулке – отдышаться и разобраться, куда идти дальше. После заточения в маггловском притоне было ужасно непривычно вновь оказаться на воле – ведь только недавно казалось, что ничего не изменить.

* * *

Тогда жизнь Драко превратилась в бытие рядовой шлюхи. Каждый день, а иногда и по нескольку раз, к нему в комнату приводили клиентов, которых он, стиснув зубы, должен был обслуживать. Вечером приходили близнецы, часто остававшиеся у него ночевать, но уходившие засветло, когда он еще спал. Иногда заглядывал Льюис и участливо интересовался, как себя чувствует его подопечный. Драко односложно отвечал и отворачивался: он не хотел иметь с этим человеком никаких дел.

Клиенты попадались разные. Большинству нравилось грубо насиловать или даже истязать Драко: на него часто надевали наручники или связывали ему руки, били, стегали плетью или шлепали ладонью, оставляя на коже красные отметины. Иногда это был просто быстрый секс без особых извращений, и близнецы говорили, что Драко еще берегут. Для чего – он не знал и знать не хотел, но, конечно, был рад хотя бы тому, что к нему не приводят сразу несколько человек, а только по одному. Очень редко попадались особые случаи – когда клиент воспламенялся желанием доставить удовольствие самому Драко. Обычно это были романтики, которых бросил возлюбленный или что-то в этом роде. Драко не осуждал и не жалел таких людей – он их просто не понимал: зачем они приходят сюда? Как будто шлюха может заменить любимого человека. Он не был благодарен им за доставленное удовольствие, потому что это было удовольствие тела, но никак не души. Драко не нравились парни. Никакие, даже самые красивые – выпал случай в этом убедиться.

Однажды его заставили позировать для маггловского порножурнала. В сердце Драко даже вспыхнула надежда: может, кто-то, случайно пролистывая подобный журнал, узнает его и… И Драко понял, что больше всего на свете не желает этого – ему казалось, он просто умрет, если кто-то из прежних знакомых увидит его таким.

Для этой фотосессии оборудовали специальную арт-студию. Драко никогда не думал, что съемки для порножурналов проходят так, с моделями, многие из которых явно могут быть против. Но, видимо, «босс» решил — на некоторых шлюхах можно заработать еще и таким образом.

Вместе с Драко привели еще двоих парней: жгучего латиноамериканского брюнета и маленького симпатичного рыжика с длиннющими светлыми ресницами. Невозможно было не согласиться, что они действительно красивы. Брюнет, невольно приковавший все взгляды еще издалека, от двери в коридор, оказался высоким, статным, с широкими плечами и узкими бедрами – Драко мог только мечтать о такой фигуре. Рыженький напоминал маленького, невероятно симпатичного бесенка из какого-нибудь аниме, вроде тех, что Драко как-то показывали девочки на работе.

Всем троим завязали глаза так, чтобы моделей невозможно было узнать. На брюнета надели черную кожаную маску, закрывавшую всю верхнюю часть лица, на рыженького мальчика – бархатную, скрывшую его чудесные глаза с пушистыми ресницами. Для Драко подобрали черную ажурно расшитую полупрозрачную ткань, которая не позволяла рассмотреть брови, глаза и нос. Его губы обвели карандашом и покрыли каким-то маслянистым и противным на вкус блеском. Из всей одежды на нем были только кожаные брюки, а на запястья и щиколотки зачем-то нацепили тяжелые браслеты. Потом он разобрался, зачем это – к небольшим крючкам прикрепили цепи, буквально замотав его в них и отдав концы в руки брюнету. Как понял Драко, по идее постановщика они с рыженьким должны быть рабами в руках брюнета.

Если сначала Драко думал, что этот день будет намного легче, чем другие, когда он обслуживал клиентов, то уже скоро ему стало ясно: он ошибся. Во время эротической фотосессии его разве что не трахали – и постановщик, и все, кто был на съемках, и даже сами модели. Брюнет очень недвусмысленно, как бы в рамках истории для фото, несколько раз прижимал Драко к себе и проскальзывал рукой между ног. Это нисколько не заводило, несмотря на красоту парня, – было только противно.

– Да отцепись же! – наконец не выдержал Драко и довольно ощутимо ударил назойливого кавалера ногой. Тот охнул, но вовсе не растерялся и тут же снова положил руки на бедра Драко, а потом сквозь брюки погладил его член.

– Ну ты чего? – послышался жаркий шепот в ухо. – Давай после съемки порезвимся вместе, нам же никто не запрещает.

– Убери руки, придурок, – зло прошептал в ответ Драко.

– Может, тебе заплатить? – едва не рассмеялся брюнет, только крепче притянув Драко к себе, так что тот отчетливо чувствовал возбужденный член, вдавливающийся в ягодицы. – Клиенты имеют тебя во всех позах, что ты целку-то из себя строишь?

– Сука, – выдохнул Драко. Цепи не давали вывернуться и отодвинуться, тогда он слегка запрокинул голову, почти уложив ее изумленному брюнету на плечо, и больно укусил его за ухо.

– Ах ты дрянь! – вскрикнул тот и отскочил, потянув Драко за собой. Браслеты на руках и ногах впились в кожу, разрезая ее почти до крови.

К ним тут же кинулись охранники, оттаскивая в разные стороны. Во избежание эксцессов обоим пригрозили наказанием, и фотосессия продолжилась.

Драко пришлось сесть на стул и усадить рыженького мальчишку к себе на колени. Это не составило труда – тот был легким и сразу обхватил Драко руками за шею, прижимаясь крепче. Как ни странно, вот это не было противно – нисколько, даже наоборот. Мальчику было не больше двенадцати лет, и Драко держал его осторожно, как младшего брата. «Братик», однако, тоже оказался шаловливым малым: едва усевшись на коленях, заерзал, словно непреднамеренно то и дело задевая определенные точки тела Драко. Хотелось шлепнуть его по заднице, чтобы заставить прекратить этот спектакль, но сделать это значило сыграть ему на руку. Однако, как бы то ни было, Драко пришлось обхватить бедра мальчишки и таким образом заставить его сидеть спокойно.

Потом их заставили целоваться. Драко никогда не представлял себе, что ему может быть приятно целовать почти ребенка – но было: и волнительно, и постыдно, и как-то извращенно хорошо. Губы мальчика оказались восхитительно нежными, и целовался он с таким упоением, словно давно хотел этого, но ему отказывали. Что и немудрено – здесь никто не учитывал желания шлюх. Рыженький сжимал плечи Драко, гладил его шею и тихонько постанывал ему в рот. Это было настолько развратно и трепетно одновременно, что даже у сдержанного Малфоя едва не снесло крышу, чего уж говорить о подростке, который явно слишком возбудился. Драко вообще не понимал, как тот еще может терпеть.

– Пожалуйста, дотронься до меня, – наконец не выдержал мальчик, тихонько всхлипнув. – Не могу больше…

Драко взглянул в сверкавшие через прорези бархатной маски глаза и не сумел отказать.

– Это ничего, что ты кончишь здесь? – только и спросил он.

– Ничего… мне все равно… Я умру, если не кончу, – захныкал тот и, взяв руку Драко, положил себе на член. Много времени не потребовалось – через несколько минут мальчик, тяжело дыша, уткнутся лицом Драко в шею. Вокруг смеялись: «Посмотри, он обкончался прямо там!» – а рыженький не поднимал головы.

– С тобой все в порядке? – тихо спросил Драко.

Рыжик не отозвался, только что-то промычал. Тогда Драко сам немного отодвинул его и посмотрел в глаза. По щекам мальчика, прямо из-под маски, катились слезы. Не осознавая, что делает, Драко наклонил голову и осторожно сцеловал мокрые дорожки, а потом накрыл своими губами дрожащие розовые губы. Он успокаивал мальчика, гладил его по спине и целовал так нежно, как только мог. Сердце сжималось от боли и жалости к ребенку, которому слишком рано еще узнавать другую сторону жизни. Его должны любить, а не продавать его любовь за деньги.

Когда рыжик оторвался от губ Драко, на его лице застыло странное беспомощное и изумленное выражение – наверное, раньше он просто не знал, какими могут быть поцелуи.

– Я люблю тебя, – неожиданно прошептал мальчик и снова потянулся к Драко.

– Подожди, не нужно.– Драко остановил его, немного испуганно глядя на раскрасневшиеся щеки и влажные приоткрытые губы. – Ты не можешь любить меня, ты меня совсем не знаешь.

Но подросток в свойственном его возрасту максимализме не понимал этого – он тянулся к человеку, который впервые за долгое время отнесся к нему со вниманием и заботой. Драко подумал, что, наверное, мальчик попал в бордель совсем в раннем возрасте и, конечно, испытал очень сильный психологический шок. Это сломало его формирующийся характер, и внутри он остался маленьким ребенком, а теперь чистосердечно льнул к взрослому, который показался ему хорошим.

– Я знаю тебя, ты не можешь быть плохим, – совершенно по-детски заявил мальчишка, поглаживая пальцами виски и скулы Драко. – Тебе со мной будет хорошо и не скучно, обещаю, я многое умею.

Драко хотелось застонать. Он все более утверждался в правильности своих рассуждений. Поведение рыжика совсем не походило на поведение подростков: он совершенно не разделял понятий «любовь» и «секс», но искренне хотел увлечь впервые, быть может, понравившегося человека. И что с этим делать, Драко понятия не имел; ему было до боли в груди жаль несчастного мальчика, но чем здесь можно было помочь?

– Все не так… Подожди, – успокаивающе проговорил он, пытаясь подобрать нужные слова, которые, как назло, не приходили в голову, – если хочешь, я буду твоим другом, хорошо? – Он готов был сейчас предложить что угодно, лишь бы не расстраивать и не разочаровывать ребенка.

– И будешь меня целовать? Ну, хотя бы иногда? – с надеждой спросил мальчик. Драко не мог не кивнуть в ответ.

– Эй, прекращайте там эти телячьи нежности! – раздался оклик. – Джемми, ты уже получил свое, марш на выход, Гарольд – на съемку.

Когда рыжик, уходя, обернулсяи крикнул, что все равно его любит и найдет, Драко вздохнул. Кажется, он во что-то ввязался. Не то чтобы ему было трудно, просто он не хотел давать мальчику ложную надежду.

В этот день его еще долго укладывали на стол, приковывали к стене, заставляли обниматься с брюнетом и изображать страсть или покорность; он уже валился с ног от усталости, но все еще вынужден был позировать. Когда наконец все закончилось, Дейв отвел его в так называемую гримерку – якобы для того, чтобы он привел себя в порядок. Драко только и успел, что снять довольно тяжелые цепи, как дверь открылась и вошел постановщик. Невольно отступив к стене, Драко замер: он был слишком измотан, чтобы сопротивляться, и ужасно хотел только одного – лечь и уснуть.

Его не уложили даже в кровать. Мужчина трахнул его прямо так, впечатав в стену и закинув его ноги себе на бедра. Драко не издал ни звука, хотя ему было больно – и от грубого проникновения, и от того, как его возили голой спиной по шершавой стене. Но это все уже были мелочи – он слишком хотел спать. Вернувшись в комнату, он просто упал на кровать, даже не зайдя в ванную. Эта фотосессия забрала очень много сил.

* * *

А на следующий день его отправили к неприхотливому старикашке. И теперь, буквально летя по вьющимся лентами улицам, Драко думал, что не зря сумел все это вытерпеть, – желанное освобождение было уже так близко…

Напрасноон остановился в переулке. Конечно, Драко не знал, что его только проверяли. Мог подозревать, но ощущение близкой – рукой подать – свободы так вскружило голову, что он не думал больше ни о чем: ни о странном, слишком уж благоприятном, стечении обстоятельств, ни о том, что говорили ему Блейк и Юстэс – он просто не смог хладнокровно проанализировать ситуацию. Слишком мало времени давалось на размышления, нужно было либо действовать, либо ждать еще одного удобного случая, быть может, еще несколько лет. Драко не мог об этом даже помыслить, но не мог помыслить и о том, что его побег спланирован, что отслежен даже маршрут, по которому он побежит… И что в конце пути его встретят.

– Куколка моя, и куда ты собрался? – раздалось совсем рядом, и черный силуэт заслонил выход.

У Драко внутри все похолодело. Не раздумывая ни секунды, совершенно инстинктивно он рванулся в другой конец переулка, но, едва выбежав, врезался еще в одного человека. Их было трое, и они ждали его.

Драко бросился в сторону, но его окружили плотным кольцом, не давая выхода. Охранники посмеивались, наблюдая за его тщетными попытками освободиться. Наконец один из них, схватив его за руки, завел их за спину и сказал:

– Поиграли – и хватит, сученок. Теперь не отвертишься – босс тебя затрахает во всех смыслах.

Все трое разразились громким хохотом.

Драко только сейчас понял, что такое настоящая ненависть. Он ненавидел этих троих от кончиков пальцев до самых их безмозглых голов, ненавидел настолько, что перегрыз бы им глотки, если бы дотянулся. У него был единственный шанс выкарабкаться, спастись – и тот они забрали. Драко прекрасно понимал, что второго такого случая уже не будет: его просто не отпустят ни на шаг от охраны, зная, на что он способен. А может, и удерживать уже будет некого – он умрет, как тот парень, которого сдал Льюис.

Драко было больше нечего терять. И когда, притащив его в машину, один из охранников предложил аккуратно оттрахать беглеца, заставив его молчать, а все единодушно согласились, Драко, дрожа от ярости, уже поджидал на заднем сиденье первого, кто отважится к нему подойти. И первого, не ожидавшего ничего плохого, он ударил ногой по яйцам так, что у того перехватило дыхание. Не успел охранник сориентироваться, как Драко ударил еще раз, и еще – и бил, куда мог достать, пока его не вытащили из машины.

– Вот дрянь! – Охранники с перекошенными лицами накинулись на него все вместе. В глухом переулке, куда никогда не заглядывали полицейские, можно было делать что угодно: перепуганные жители домов поспешно задергивали шторы, не желая ввязываться в очередную драку. Охранники пользовались этим в полную силу: кто-то выкручивал Драко руки, кто-то методично бил в живот, заставляя сгибаться пополам, однако точно рассчитывая силу и место удара. Больно было дико, но Драко наверняка знал, что, кроме парочки синяков, отметин не останется. Не трогали только лицо – наверное, все-таки боялись портить «товар». Он уже не мог ни сопротивляться, ни сосредоточиться, чтобы каким-нибудь простеньким заклинанием хоть немного смягчить удары. Еще несколько раз Драко пытался вяло отбиваться и даже снова ударил кого-то в пах, но ответные удары заставили его сжаться в комок и завыть от боли. Потом его втащили в машину и повезли назад в бордель, не обращая внимания на то, что он был почти в бессознательном состоянии – не столько от боли, сколько от нервного истощения.

* * *

Очнулся Драко от ощущения deja vu. Над ним склонялся Льюис и тихо шептал:

– Ты зачем это сделал? Зачем? Если бы только пытался сбежать, но ты же… – Доктор, едва касаясь, гладил его волосы, плечи, и его голос звучал как-то странно.

Драко не верил ушам своим: зачем этому человеку было так изощренно лгать, так притворяться, особенно сейчас, когда он не знал, что его пациент пришел в себя? Льюис шептал еле слышно, но так искренне… Это не могло быть притворством.

– Почему вы так переживаете за меня? – спросил Драко, открывая глаза.

Доктор на секунду отшатнулся: видимо, он не ожидал, что Драко придет в сознание сейчас.

– Тебе почудилось, – наконец тихо и как-то отстраненно ответил Льюис.

– Разве? – не унимался Драко. Ему было больно говорить, больно лежать, даже дышать – почему-то сложно, но он должен был хоть немного разобраться. Может, сегодня или завтра он умрет, так не имеет ли он права знать все?

Но Льюис отвернулся, явно не желая говорить на эту тему, и жестко продолжил:

– Ты переживешь сегодняшнюю ночь, я уверен. У тебя должно хватить сил. – Он неожиданно как-то странно, словно изучая, взглянул на Драко. На секунду показалось, что во взгляде синих глаз мелькнули отголоски боли и ярости. Льюис стиснул зубы и вышел.

Драко не мог понять, что происходит, но он чувствовал одно: если переживет сегодняшнюю ночь, сможет поспорить с Гарри Поттером, кто из них более везуч.

* * *

За ним пришли через несколько часов. Не обращая внимания на его резкий выдох от пронзившей тело сильной боли, Драко подняли на ноги и куда-то потащили.

Втолкнув в какую-то дверь в конце коридора то ли на первом этаже, то ли в подвале здания, его отпустили, и он, не удержавшись на ногах, рухнул на пол.

– Встать, сука! – Кто-то сильно ударил его ногой в живот. Поврежденное еще несколько часов назад тело отозвалось ноющей болью.

Драко попытался приподняться, но руки не слушались, дрожали и подкашивались сразу, он не мог даже на них опереться. Мужчина, стоявший рядом с ним, снова ударил, намеренно попав теперь уже по руке, чуть ниже локтя, от чего Драко тут же снова завалился на пол, сильно ударившись подбородком.

– Не слышишь, что тебе говорят, мразь? – Следующий удар пришелся по почкам, и Драко тихо застонал.

– Больно, гадина? – Его схватили за волосы, приподнимая голову. – Клянусь, я бы расквасил твою смазливую мордашку об эти плиты, если бы босс разрешил! Но ты получишь за Сандерса, у него яйца болели еще долго!

На губах Драко заиграла слабая, но счастливая улыбка: он все же заставил кого-то из этих сволочей помучиться. Умирать – так зная, что ты успел хоть как-то навредить врагу. Утешение казалось маленьким, но Драко уже было почти все равно, единственное, о чем он жалел, – что не попрощался с близнецами.

– Вот он, пожалуйста, – сказал кому-то охранник, – получайте в распоряжение. Не убивать, сильно не калечить…

– Мне сказали, уж не впервые, – отрезал незнакомый голос. – Поднимите его.

Драко подняли на ноги только для того, чтобы надеть наручники и, зацепив за них, подвесить его на железный крюк, приделанный к потолку. Наверное, это была комната пыток – Драко, обводя ее мутным взглядом, заметил жаровню, щипцы, плети и еще какие-то страшные приспособления. Он не мог ничего детально рассмотреть: глаза словно застилала пелена, было очень больно, и он сначала даже не понимал, что именно делают с его телом. Оказалось, раздев догола, его бьют стальным прутом, обернутым в какие-то тряпки, прямо по ребрам, спине, животу. В голове мутилось, было настолько плохо, что он не мог различить, сколько человек рядом с ним. На какие-то вопросы или комментарии он не отвечал: он просто их не слышал – только посторонний непрекращающийся шум, а может, это был стук его собственного сердца или гул крови…

Возможно, поэтому его и оставили. Оставили висеть в этом ужасном положении, когда ступни не достают до пола, а запястья выдерживают всю тяжесть тела и разрезаются наручниками в кровь.

Сначала Драко не отдавал себе отчета в том, что происходит. Боль была везде, мутным потоком заполняя его целиком и переливаясь через край. Но потом первый болевой шок прошел, и Драко начал различать, где он и что с ним. Его оставили висеть на дыбе в абсолютно пустой комнате, видимо, затем, чтобы продолжить экзекуцию, когда он придет в себя; кроме стола с какими-то орудиями пыток здесь больше ничего не было. Жаровни он не заметил и решил, что это плод воспаленного воображения. Подняв голову, Драко рассмотрел крюк, к которому его прицепили. Наручники впивались глубоко в кожу, по рукам струилась кровь, но Драко не обращал на это внимания – он пытался вычислить, хватит ли его энергии на то, чтобы применить заклинание Левитации. По всему выходило, что не хватит. Но Драко чувствовал, что просто не вынесет слишком долгого висения: мышцы казались уже не просто растянутыми, а разорванными. Он ощущал себя как натянутая до предела гитарная струна и не мог быть уверен, что долго выдержит это напряжение. Зажмурившись до рези в глазах и сделав титаническое усилие, Драко мысленно произнес нужное заклинание. Наручники дернулись, едва приподнявшись, но не сорвались с крюка.

Драко выдохнул. Магическим силам неоткуда было взяться – у него не осталось и физических. Зато родилось в измученном теле огромное желание. Подождав несколько минут, он снова затаил дыхание и, сконцентрировавшись, повторил заклинание. Теперь его сильно дернуло вверх и снова вниз. Ничего не изменилось.

По щекам Драко покатились слезы. Неужели он не сможет? Здравый смысл бывшего слизеринца подсказывал, что это безнадежная затея, но неизвестно откуда взявшееся гриффиндорское упрямство не давало отступиться, и он попробовал еще раз.

Он не был готов к тому, что заклинание не плавно опустит его на пол, а бросит с высоты, как мертвое тело. Драко вскрикнул, упав на каменные плиты, но тут же перекатился на бок и закрыл глаза. Он это сделал. Он выторговал себе еще немного времени. Сколько продлится это призрачное ощущение покоя, Драко понятия не имел, но был рад и такому.

Он не знал зачем, но все еще был жив.

Нарцисса проснулась от ужасной головной боли. Ей привиделся какой-то кошмар, настолько страшный, что у нее разболелась голова. Сев на кровати, она прикрыла глаза, пытаясь вспомнить, что же ей снилось. Зачем это вспоминать, Нарцисса не отдавала себе отчета – ей просто казалось, там было что-то важное.

Обычно сны имеют свойство забываться, стоит открыть глаза, но это был определенно не просто сон. Едва Нарцисса сосредоточилась, как перед ее глазами замелькали какие-то смутные образы, а в ушах зазвучали крики. Ее сын он плакал и кричал от боли, и звал ее, и умолял прекратить это или убить его. Что с ним делали, Нарцисса не видела, и может, в этом было ее спасение. Голова разрывалась от боли, Нарцисса схватилась за нее и тихо застонала. Ее глаза наполняли слезы, руки дрожали, а губы все еще шептали: «Драко, Драко, Драко…» – когда Гарри, не получив ответа на стук, вбежал в комнату.

– Что с вами? – Он кинулся к Нарциссе, пытаясь привести ее в чувство. – Что вы увидели?

Гарри ни на секунду не засомневался в том, что происходит с женщиной – он слишком часто раньше испытывал то же самое и теперь прекрасно различал симптомы. Быстро напоив Нарциссу чаем с успокоительным зельем, он сел рядом с ней, обняв за плечи и осторожно поглаживая по спине.

– Расскажите, что вы видели, может быть, это поможет нам в его поисках.

– Я… Я не видела ничего. – Нарцисса вцепилась в его руки, как в маггловский спасательный круг. – Он звал меня, его… его мучили… он хотел умереть… – Нарцисса снова заплакала, спрятав лицо на груди Гарри. – Пожалуйста, – прошептала она, – пожалуйста, скажи, что найдешь его, поклянись! Я сделаю все что угодно, только найди его!

– Я делаю все, что в моих силах, – тихо ответил Гарри. Он действительно отдал бы многое, чтобы помочь этой убитой горем женщине, но пока результаты не утешали. Он сам и организованная им группа авроров искали во всех направлениях, но у них не было отправной точки для поиска, кроме того, что Драко в тот день ездил на работу. Маггловскую компанию проверили, даже рассмотрели недавние воспоминания ее работников, но о Драко не нашли ничего, кроме того, что это очень обаятельный и очень скрытный молодой человек, а «по совместительству» – замечательный художник. Несколько девушек имели насчет него далеко идущие планы, несколько парней считали своим соперником, но воспоминания этих людей оказались «чистыми» – никто из них не был виновен в исчезновении Драко.

Оставалась еще аптека, в которую Драко ездил за лекарством. Где она находится, Нарцисса не знала, а Гарри пытался выяснить это, имея в руках образец препарата. Но ни один специалист в области зелий не имел понятия, что это за таблетки и где их изготавливают или продают – они были явно маггловскими, а с подобными лекарственными средствами зельевары и целители практически не работали, предпочитая проверенные волшебные зелья либо чары.

Гарри обращался и в маггловские клиники. Обычно доктора разводили руками, говоря, что впервые слышат название этого лекарства. Несколько человек сказали, что эти таблетки действительно очень эффективны при определенных болезнях сердца, но были редкими даже несколько лет назад, а сейчас их просто сняли с производства. Но Гарри не хотел останавливаться, ведь Драко где-то их нашел, значит, найдет и он. Гарри даже не мог быть уверен, что ищет в правильном направлении. Но у него просто не было других ниточек, а эта давала хоть какую-то надежду выяснить, куда мог пропасть Драко.

Видение Нарциссы тоже не помогло делу, только растревожив ее больное сердце. Конечно, в магическом мире лечить ее было гораздо проще, но Гарри боялся, что подобные «сны» приведут к очень плохим последствиям, если будут повторяться и повторяться. Он помнил себя на пятом и шестом курсах, когда видения мучили его чуть ли не каждую ночь, как это было страшно и как отражалось на психике. Он не знал, переживет ли Нарцисса такое, а значит, нужно было блокировать эти сны.

На первое время Гарри предложил ей пользоваться простым снотворным зельем, но употреблять его в течение слишком долгого времени было нельзя, так что не оставалось выхода, кроме как найти Драко как можно быстрее и таким образом прекратить все разом.

Гарри и сам чувствовал себя странно. Они никогда не дружили и даже не ладили с Малфоем, но сейчас Гарри ощущал в груди назойливую тянущую боль, словно Драко действительно был близким ему человеком. Наверное, их слишком многое связывало.

* * *

«Гарольд… Гарри… Почему я назвался так?» – думал Драко, лежа на холодном полу и размышляя о ничего не значащих вещах – лишь бы не о том, что его ждет в самом скором будущем, в котором света было столько же, сколько в этой погруженной в темноту комнате. Никаких надежд больше не оставалось; жизнь Драко словно поймала его в капкан, захлопнув ловушку и впившись острыми зубьями, и теперь вот такой карцер – это лучшее, на что мог рассчитывать прежний баловень судьбы. И как бы Драко ни старался – здесь и сейчас он не мог ничего изменить.

Будто просачиваясь в каждую клеточку, все его тело пронизывал холод. Драко привычно обхватил бы себя руками, но они были скованы, да и вообще почти не слушались – от висения на дыбе мышцы болели ужасно.Когда дверь открылась, он закрыл глаза: знал, что сейчас будет.

Однако вокруг не бегали, не суетились и не кричали. Да, никто не мог понять, как ему удалось освободиться, но придавать этому особое значение не стали. Рядом с ним на пол опустился какой-то человек, повернув его голову к себе.

– Я рассмотрел тебя, ты действительно красивый, – сказал мужчина. – Понимаю, почему тебя не хотят убивать.

Подняв глаза, Драко посмотрел на него. Это был довольно молодой человек – или так казалось? Драко сказал бы, это лицо не имеет возраста: ни морщин, ни седины в черных волосах, ни других неизбежных отпечатков прожитых лет. Слишком светлые глаза казались злыми, холодными, опасными, как у опытного хищника. Да и упрямо сжатые губы отнюдь не говорили о доброте – скорее, напротив, – а выпирающий волевой подбородок идеально завершал жесткие линии этого лица. Если бы Драко попросили описать, как выглядит типичный убийца, он описал бы не Долохова и не Лестрейнджа, а именно этого человека. «Хищник», – мысленно назвал его Драко, и тот нехорошо усмехнулся, словно услышав эти мысли.

– То, о чем ты думаешь, написано у тебя на лице. А скоро ты будешь мечтать о том, чтобы выбраться из моих когтей живым, – рассмеялся мужчина. Звук его смеха был резким, как скрежет металла по стеклу. Догадка наполнила ужасом душу Драко: «босс» решил наказать зарвавшуюся шлюху совершенно неоригинальным, зато действенным способом. Он отдал Драко клиенту-извращенцу, который, видимо, всегда занимался таким своеобразным укрощением строптивых.

– Я обещаю, ты останешься жив. Пусть это знание тебя греет. – «Хищник» снова рассмеялся, почти ласково провел пальцами по щеке Драко и поманил кого-то рукой. К нему подошли два парня, видимо, помощники, и понимающе переглянулись.

Драко подхватили под руки и, подняв его, выпустили, так, что он упал на пол, ударившись спиной и головой. Он едва мог дышать, когда так сделали еще несколько раз. Он просто не чувствовал больше своего тела, как человеческого – ощущение было такое, словно из него сделали лепешку.

Когда его положили на кровать, это даже показалось приятным – намного мягче, чем лежать на полу. Руки и ноги тут же закрепили вверху и внизу, растянув его так, что снова ныли мышцы – но это было ничто по сравнению с тем, что еще придется пережить, понимал Драко.

Ему на живот уселся один из помощников «Хищника» и повернулся к другому.

– Подай пассатижи.

Драко замер. Он не знал, что это, но когда увидел, внутри все сжалось. Кажется, он начинал понимать, что с ним будут делать.

Его личный палач поднес инструмент к его груди и обхватил им сосок. Драко дернулся, пытаясь высвободить руки – но они были привязаны слишком прочно. Железо холодило очень чувствительную в этом месте кожу, хотелось вывернуться или закрыть глаза и внушить себе, что все это происходит не на самом деле, что и боли не будет. Но она появилась: постепенно и абсолютно хладнокровно мучитель Малфоя начал сжимать его сосок. Сначала можно было терпеть, и Драко терпел, стараясь не смотреть на издевающегося над ним ублюдка. Потом от боли стало трудно дышать, и Драко начал медленно выдыхать сквозь зубы, чтобы не позволить вырваться стонам. Он почему-то был уверен: стоит ему застонать, как его начнут мучить еще больше – от него словно ждут этого.

– Зачем терпеть? Кричи, – невольно подтвердил его выводы стоявший рядом «Хищник»и приказал помощнику: – Сожми посильнее.

Драко тихо ахнул, снова дернувшись в своих путах.

– Нравится? – «Хищник» улыбнулся и почти нежно провел рукой по его щеке и подбородку. – Ну, давай же, я хочу послушать, как ты стонешь, маленький!

Но Драко молчал, затаив дыхание и зажмурившись.

– Ну, как хочешь.

«Хищник» подозвал другого мужчину, до этого стоявшего в стороне. Достав зажигалку, тот прикурил сигарету и, наклонившись к Драко, выдохнул дым ему в лицо.

– Сейчас ты начнешь у меня кричать.

Мужчины смеялись, а Драко не понимал, что они еще придумали, и только кашлял и плакал от едкого дыма, казалось, разъедающего глаза. Ему не давали дышать, выдыхая дым в лицо и не позволяя отвернуться. Почти сразу заболела голова и начало тошнить.

– От… пустите, – прошептал Драко, в который раз пытаясь высвободиться.

В ответ раздался тихий смех.

– Тыправда думал, что я купил право распоряжаться тобой, чтобы отпустить по первому твоему требованию?

Просить о чем-то было глупо и бессмысленно, и Драко прекрасно это осознавал, но не мог пересилить сильнейший внутренний ужас. Подсознательно он понимал, что его просьбы только распалят мужчин или потешат их самолюбие еще больше, но было настолько страшно, что он начинал верить в невозможное – что, если удастся уговорить их, убедить не трогать его?

– Пожалуйста, не надо, я сделаю все, что вы хотите, – прошептал он, вглядываясь в невозмутимые лица «Хищника» и его помощникови пытаясь определить, что еще они задумали.

– Малыш, мы и так возьмем все, что захотим, – улыбнулся «Хищник». Улыбка у него была такая же холодная, как взгляд светлыхдо прозрачности глаз, и какая-то острая, как звук его смеха. – Следи за моими руками.

Драко и хотел бы отвернуться, но не мог – он невольно следовал взглядом за рукой, в которой была зажата сигарета… А потом у него перехватило дыхание. Один из помощников держал его голову, а «Хищник» тушил сигарету о самое нежное место на шее – ямочку между ключиц. Драко думал, что сойдет с ума от боли, но она закончилась, как вспышка, и он снова мог дышать.

– А ну-ка, вот так?

Щелкнула зажигалка, и ее огонек запрыгал у Драко перед глазами. В мареве головной боли, от которой двоилось в глазах, казалось, что это не маленький танцующий огонек, а Адское пламя.

– Нет, пожалуйста, не надо… – зашептал Драко. Чуть не сгорев в Выручай-комнате, он панически боялся огня.

Его никто не слушал. Оранжевое пламя больше не мелькало перед глазами, но через несколько секунд Драко дернулся: огонек лизал его ноги, казалось бы, так нежно, но так больно…

Драко теперь кричал, не переставая. Пятки, щиколотки, вдоль ноги, а потом – под коленкой, невероятно чувствительное место… Ради того, чтобы достать туда, ему даже развязали ноги. Он стонал, вырывался, кусал губы и внутреннюю сторону щеки, чтобы не доставить своим мучителям удовольствия слушать его крики. И все равно не мог сдержаться – это было слишком больно. И это был не конец.

Драко не знал, когда остановится его сердце. Даже Круциатус, кажется, был несравним с этими пытками. Теперь маленький огонек путешествовал под ладонью и запястьем на расстоянии нескольких миллиметров от кожи.

– Я тебя согрею, детка, а то ты такой холодный, как ледяной принц! Согрею… – говорил, все так же улыбаясь, «Хищник». Драко больше не мог смотреть на эту улыбку, на это непроницаемое лицо, не отражавшее ни одной эмоции. Оно напоминало гипсовую маску, которую то и дело искажал жуткий оскал недоулыбки. Даже Волдеморт после своего возрождения не был настолько ужасен.

По щекам Драко катились слезы, размазывались, склеивали ресницы, а мужчины только смеялись.

– Не надо, прошу… Я все сделаю… – Оншептал, сдерживая стоны, искал взглядом глаза «Хищника», но видел теперь почему-то только его размытый силуэт.

Их смех казался слишком громким, Драко тонул в нем, различая всего лишь отдельные фразы из того, что они говорили. Его дрожащую руку держали над огнем, который лизал теперь подушечки пальцев. Эту боль невозможно было описать. Ее можно было только испытать, но Драко не желал бы этого даже врагу… Даже Поттеру не пожелал бы, ни за что. Может, он звал маму, может, Поттера – он не знал, потому что терял сознание от боли. Но стоило ему хоть ненадолго провалиться в спасительное забытье – как его возвращали в реальность, обливая холодной водой и тут же вытирая ее.

И пытка продолжалась. Драко снова кричал, когда страшный инструмент сдавил его сосок, едва не превратив маленький розовый комочек в кровавое месиво… Когда другой прижгли окурком сигареты и, смеясь, смотрели на то, как их пленник извивается на кровати, пытаясь увернуться от калечащих рук…

Драко ошибался, думая, чтостоит ему начать кричать – и у его мучителей окончательно сорвет крышу. Нет, они действительно получали садистское наслаждение, принося жертве боль, но не теряли контроля – потому, наверное, «босс» и позволял именно этим людям наказывать провинившихся. Драко не понимал, как же можно делать это настолько безэмоционально, настолько невозмутимо и хладнокровно причинять человеку адскую боль? Одним взмахом руки «Хищник» обрекал его на невыносимые страдания и так же легко мог прекратить их. Драко и не представлял, что все это, приносящее ужаснейшую, дикую боль, впоследствии даже не должно было оставить заметных следов… Что просчитано каждое движение, каждый удар и степень ожога на его теле.

– Пора бы вспомнить, кто ты, и позабавиться еще больше, – сказал «Хищник» и устроился между разведенных ног Драко.

Драко был к этому готов, насколько может быть готов к чему-либо человек, которого мучили на протяжении ночи и дня. Возможно, пережить групповое изнасилование – даже лучше, чем терпеть многочасовую пытку, которой не видно конца. Ему развязали ноги и приподняли его, и начался другой вид издевательств. Если Драко надеялся, что станет легче, он ошибался: это оказалось еще больнее. Без подготовки, без смазки, сменяя друг друга, его насиловали несколько часов. Это не был просто секс – это был ад: кто-то постоянно царапал его тело, вцеплялся зубами в искалеченные соски, до боли сжимал член и яички. Драко больше не мог кричать, не мог умолять остановиться – он только тяжело дышал, изредка вскрикивая и широко открывая глаза от особенно резкой боли. Он не видел ничего уже, в глазах мелькали только темные силуэты и какие-то мутные пятна. Его тело, казалось, превратилось в одну сплошную рану, в сгусток боли – кроме нее, больше не было никаких ощущений.

– Убейте… Пожалуйста… убейте меня… – умолял Драко, не помня, что «Хищник» пообещал оставить его в живых, и больше всего на свете желая уже не милосердия, не жалости, а только смерти – но и в этом ему отказывали. «Я обещаю, ты останешься жив», – сказал его мучитель, и Драко только сейчас мог бы понять смысл этих слов – это была насмешка.

Сердце почти не билось, но Драко все еще жил. Нарцисса была права: у выдержки сына было имя. То самое, которым Драко назвался, оказавшись здесь. По иронии судьбы они с Поттером даже сейчас оставались соперниками – на этот раз за «титул» Мальчика-Который-Выжил.

Он не слышал, как открылась дверь. Не видел, как «Хищник», едва заметив «босса», подал знак, приказывая помощникам оставить Драко, и произнес:

– Ребята немножко заигрались, поэтому мы хорошо доплатим.

Он не чувствовал, как его подняли на руки, как перенесли в комнату и уложили на кровать. Кто-то беспрестанно мелькал у него перед глазами, но он не узнавал – не то что лиц, даже силуэтов. Отстраненно ощущал, как в его руки вводят иголки, кажется, в вены, как в рот вливают какую-то дрянь – но было уже все равно. А потом он почувствовал, как земля медленно уходит из-под него, и он словно уже не лежит на кровати. Ощущения тела отошли на задний план, глаза закрылись сами собой, и сердце билось все тише и тише…