Ты знаешь, я не тот

Одно и то же. Будто заколдованный, он повторяет одно и то же: «Я не тот, я не тот»... Ты идиот, Римус Люпин! «Не тот» он, ха! Неужели ты не видишь, что твои попытки отгородиться от всего мира причиняют в разы больше боли, чем твои мнимые доводы?

Молли старается отпоить меня чаем с самым невинным видом, но я отчетливо слышу запах успокаивающего зелья в чашке. Молли, дорогая, ты забыла, наверное, что я хорошо обученный аврор? Нет уж, я не собираюсь пить твой чай, и плевать я хотела на вежливость. Плевать я хотела на все. На вашу чертову войну, на Волдеморта, на всех вместе взятых Пожирателей, на вашу проклятую заботу и ваши задушевные разговоры. П-Л-Е-В-А-Т-Ь. Читайте по губам, если не понимаете вербально. Могу даже жестом, вы его, полагаю, поймете лучше всего.

Как ты можешь понять меня, Молли? Ты живешь в счастливом браке уже двадцать пять лет, твой любящий и любимый тобою муж подарил тебе семерых здоровых детей, которые, не смотря на войну, все равно счастливы каждый по-своему. Как ты можешь понять меня? Не обманывай ни меня, ни себя, Молли, будь уж так добра. Твой муж не говорит тебе, чтобы ты держалась от него подальше и при этом добавляет, что это для твоего же блага.

Правильно, правильно, молчи. Это лучшее, что ты можешь для меня сделать. И, пожалуй, стаканчик Огденского тоже было бы неплохо, но мне через три часа на дежурство, поэтому нет, а то Грюм голову оторвет.

Грюм — вот кому спасибо. Никаких тебе церемоний. Это то, что мне нужно. Встала и пошла на дежурство. Что? Несчастная любовь? Ты в своём уме, идиотка? Не выходит по нормальному — это твои проблемы, которые не должны мешать работе. Люди погибают, а она сопли развезла. Серые, между прочим, потому что способности метаморфа, нашей дорогой Тонкс, ушли вместе с Римусом. Да-да, давай, сваливай все на Люпина, Тонкс, давай. Покажи себя сильным аврором, который может абстрагироваться от своих эмоций.

Да, это нервный смех. Нет, это еще не истерика. Я — аврор. Мне можно нервничать, но нельзя истерить. Можно волноваться, но так чтобы это не влияло на мою работу.

Но ни в коем случае нельзя истерить!

А знаешь почему, Тонкс? Потому что от тебя зависят жизни людей. А знаешь почему они от тебя зависят? А потому что ты — аврор. Да, Тонкс, повторяй себе это чаще, а то что-то ты совсем расслабилась, нюни она здесь разводит.

Мерлин… Да, Флер, именно тебя мне сейчас не хватало. Именно тебя я с таким нетерпением жду на кухне, жадно пожирая глазами бутылку огненного виски «Огден». Гиппогриф тебя раздери, Флер! Кто-то тебе уже говорил какое у тебя противное щебетание, или я буду первой? Да, щебетание. Ты все правильно услышала. Потому что твой поток слов напоминает утреннее щебетание птиц, которые своими чертовыми трелями не дают отоспаться после ночного дежурства.

Да засунь ты свои сочувственные объятия Мерлину в… ! Спокойно, Тонкс. Адекватность — это один из признаков хорошего аврора. Адекватные люди не принимают сочувственные объятия невербальным Секо.

Знаете что, заботливые вы мои, пожалуй я пойду. Спасибо за чай, Молли. Пока, Флер. И на заметку, не тяни свои изящные ручки к расстроенному аврору, чтобы они оставались такими же изящными. И можешь своё возмущение засунуть себе в… Думаю, ты уловила главную мысль.

А на улице сегодня теплый и погожий сентябрьский вечер. Пожалуй, закат смотрелся бы чарующе красиво, если бы не казался насмешкой над моим противным вязким туманным настроением.

Почему все ждут от меня причитаний как: «О, Мерлин, как я несчастна! О, как ты мог меня покинуть жестокий, гадкий Римус Люпин! О, пожалейте меня кто-нибудь, человек -дцать и сразу»? Почему все хотят меня утешить и обнять? Мне не нужна ваша треклятая жалость. Мне нужно чтобы ты, недалекий идиот, понял, что без тебя мне чертовски хреново.

Нет, Тонкс, только не слёзы. Не слёзы, черт побери! Ты же аврор!..

Мерлин, как же хреново.

Нужно аппарировать подальше от Норы, пока Молли не рассмотрела во мне жертву своих собственных оборотней.

Аппарировать в таком состоянии… Грюм мне мозги вышибет, если узнает. Плевать. На все плевать. На всех плевать. На Грюма плевать, на аппарацию в эмоционально нестабильном состоянии плевать, на такие, уже привычные серые волосы плевать, на холодный осенний вечер плевать. На все плевать. Жаль, что я не могу наплевать на тебя, Римус. Тогда было бы легче.

Аппарировать в маггловский Лондон и быстрее, пока окончательно не развезло.

Шумно у них, у этих магглов. А ведь уже десятый час, они вообще спят когда-нибудь? В ближайшей забегаловке заказала двойной эспрессо, чтобы не клевать носом на дежурстве. Проще было бы выпить крепкого бодрящего виски, — то есть, зелья, я хотела сказать зелья — но никому из своих попадаться на глаза нет совершенно никакого желания. Как же осточертели их сочувственно-жалостливые взгляды. Хорошо, что уже только взгляды. После того как Майк Коннор оказался припечатанным к стенке (вовсе не фигурально выражаясь), больше ко мне с недвусмысленными намеками и утешениями никто не потыкался. Грюм тогда ругался сочно и виртуозно. А мне было плевать. Было, есть и будет.

Время. Итак, сегодня дежурство в Косом переулке.

Я расплатилась остатками своих маггловских денег, вышла на улицу, зашла в темную подворотню и аппарировала. Разительная разница с маггловским районом так и бросалась в глаза. На улице не было ни одного мага, а все магазины были закрыты еще до шести вечера. Тихо. Мертво. Прямо как у меня на душе. Чудно.

Палочку не прятать. Пожалуй, пойду в сторону Лютого переулка, там вероятнее всего может встретиться какая-то тварь. Да, Пожирателей я тоже записала в эту категорию.

Сегодня второй день полнолуния. Хреново тебе сейчас, Римус. И от этого мне еще хуже. Ты не даешь себе помочь — отталкиваешь, шугаешься, бежишь как от прокаженной. Ненавижу тебя, Римус... Но это ведь не так, черт возьми!... Ты это знаешь, ведь правда? Я даже ненавидеть тебя не могу. Не могу, черт бы тебя побрал!

Я глубоко вздохнула и сглотнула подступающий к горлу ком, глаза начало пощипывать, а предательские губы неслышно прошептали:

— Римус…

Счастья нет и не будет. Никогда. Не ставайте в очередь, господа, и обломайтесь. Слышали, чертовы мечтатели? Слышали?!

Руки тоже начали предательски дрожать, а колени подкашивались, и чтобы не упасть пришлось, опереться рукой о стенку. Рыдания, которые я сдерживала в себе неделями, прорвали барьер «Я — аврор» и вырвались наружу.

Мерлин, Люпин, ты разрушаешь меня…

Дышать стало невыносимо трудно и я уже просто давилась слезами. Палочка выпала из рук и я упала на колени, закрывая лицо руками и рыдая навзрыд, задыхаясь и трясясь будто в лихорадке.

Ты разрушаешь меня, Люпин. Разрушаешь…

— Экспекто Патронум!

Дементор. Мерлин, Тонкс, как же ты не поняла этого?

Дышать сразу стало легче, а мысли немного прояснились. Я услышала быстрые приближающиеся ко мне шаги, вытерла слезы рукой и быстро нашла палочку.

Как ты могла не заметить, Тонкс? Аврор грёбанный.

— Эй, ты как?

Майк. Грюм совсем шибанулся.

Я истерически хохотнула, все еще глотая слёзы и шмыгая носом. Помахала головой и попыталсь успокоить рыдания. Я пыталась дышать спокойно и глубоко. Сил не было совершенно, и, прекрасно зная что будет если я попытаюсь встать, я даже не предпринимала попытки сделать это. Я лишь сидела и размазывала по лицу слёзы, все еще пытаясь задавить рыдания.

— Нормально, — а голосочек-то какой! Да ты, никак, неделю не просыхала, Тонкс.

Нервный смех снова вырвался наружу, а затем, подняв глаза на Майка, я заметила на его лице сильное беспокойство.

— Шоколад брал? — голос все еще был очень хриплым и низким, а из-за рыданий, которые уже почти отпустили, еще и гнусавым.

Майк похлопал по правому внутреннему карману мантии, и вытянул плитку шоколада. Молодец, Майк, купи себе медаль. А Тонкс сегодня непростительно безалаберная.

От шоколада в эти дни уже сводило скулы, поэтому жевался он крайне неохотно.

— Ну, как ты? — обеспокоенно глядя на меня спросил Майк.

Интересно, а как я выгляжу, Коннор? Что, по мне нельзя сказать как я себя чувствую? Разбита. Побита. Раздавлена. Выжата. На пороге обморочного состояния.

— Сносно. — Наверное, он это хотел услышать.

— Как ты умудрилась не заметить дементора, Тонкс? — в голосе Майка смешалось удивление с раздражением и злостью. Какой коктейль.

— Видимо, плохо смотрела, Майк, — злой сарказм был в моём голосе настолько очевиден, что Коннор оторопел.

— Ты ведешь себя, как ребенок, — рассержено ответил Майк.

— Я сейчас еще и заплачу, готовься.

Смешно, учитывая то, что я только-только подавила рыдания.

Я не знаю почему я на него так напала. Он спас мне жизнь, потому что, трезво смотря на вещи, если бы не он, меня бы ожидал поцелуй дементора. Полное опустошение. Никаких эмоций. Бездушное тело.

Никаких эмоций… Нет тоски и боли…

— А может оно того стоит?

Я сама не заметила, как прошептала это. Прошептала и ужаснулась. Я не могла такое сказать. Я…

Меня привела в себя сильная пощечина, после чего я среагировала мгновенно:

— Депульсо!

— Протего!

Нужно отдать Майку должное, его реакция тоже была превосходна. Видимо, не зря Грюм был так доволен Коннором.

— Вот теперь я вижу, что ты приходишь в себя, — криво усмехнулся Майк и снова стал серьезным и обеспокоенным. — Доедай шоколад и отправляйся домой, я тебя сегодня заменю.

Я помолчала немного и потерла горящую щеку. Фестрал тебя побери, Коннор, хотя бы силы попридержал. Но всместо этого я ответила:

— Я сама справлюсь, только дай мне немного времени.

— Да брось ты, — рассердился Майк. — Минуту назад ты была в обморочном состоянии. Я не могу разрешить тебе идти дальше на дежурство.

— Что, прости? — я зло сузила глаза. — Ты не можешь мне разрешить? За кого ты себя принимаешь, Коннор?

— За того, Тонкс, кому Грюм дал четко и ясно понять, что если ты сегодня после дежурства не вернёшься целой и невредимой, то голову он сперва оторвет мне, а потом и тебе. Так что хватит, Тонкс, — резко сказал Майк. — Доедай и домой. Я прослежу, так что не надейся схалтурить.

Я недовольно молчала и жевала шоколад. Что самое обидное, что Грюм и Майк правы. Я на протяжении недель повторяю себе, что я — аврор, и что я должна быть ответственной и адекватной, а сейчас веду себя как упертый подросток. Совсем растеряла мозги.

— Доела? Вставай, я аппарирую с тобой.

С помощью Майка я поднялась на ноги, немного пошатнулась и недовольно поморщилась. Дышалось все еще с трудом, слабость отпускать и не собиралась, а теперь я поняла что, ко всему прочему, я еще и продрогла до костей.

Майк выполнил обещание и аппарировал со мной домой. Хлопок аппарации разбудил мою мать, судя по тому, как она выглянула в окно, а затем сразу пропала. Прекрасно, сейчас начнутся расспросы, а мама — не Молли, от неё не отвяжешься. Надеюсь хоть отец остался в кровати.

Мы с Майклом как раз доходили до порога дома, когда дверь открылась и показалась обеспокоенная мама.

— Дора, что случилось?

— Миссис Тонкс, — Коннор поприветствовал кивком мою мать. — Доброй ночи. Я лишь привел домой Тонкс, поэтому вынужден сразу откланяться, простите меня за мою грубость. И прошу вас, проследите, чтобы после моего ухода Тонкс никуда не уходила, не то Грюм с меня семь шкур спустит.

Мама выглядела еще более обеспокоенной, чем ранее, но ответила:

— Спасибо, Майк. Доброй ночи.

Майк аппарировал, а я, протиснувшись в дверях мимо матери, побрела на кухню.

— Дора, ты выглядишь ужасно. Что случилось?

Я хмыкнула. Ужасно? Это все, что она может сказать? А как же вымазанная в грязи одежда, красный след от пощечины на щеке, бледность, красные глаза и нос, хриплый голос и дрожащие руки? Ужасно. Да, мама, ты не оратор.

— Ничего особенного.

И это было правда. Потому что, что такое дементор в это время? Ничего особенного. Но мама, видимо, имела свои соображения на этот счет. И пока я заваривала себе чай, она решила мне их высказать.

— Это из-за Римуса?

Какая прозорливость, мама.

Я насыпала две ложки сахара в чай, — не люблю сладкое, но эта гадость приведет меня в себя быстрее — взяла чашку в руки и стала мешать сахар.

— Дора?

— Что, мама?

— Это из-за его задания?

Что? Какое задание? Какое, к чертям собачьим, задание?! Неужели Дамблдор все таки…

— Это из-за того, что он отправился внедряться в общину?

...отправил его туда.

Я выпустила чашку из рук совершенно осознано, чтобы услышать звук разбитой керамики. Чай пролился на пол, а чашка разлетелась на большие и маленькие осколки. Я накрыла лоб холодной ладонью и закрыла глаза.

Римус, что ты наделал?

И снова подступающие рыдания. И снова то самое чувство, что и в Косом переулке — счастья нет и не будет. Надежда на свой маленький кусочек счастья только что разбилась, как и чашка на полу.

Что же ты наделал, Римус?..