Ощущение праздника

Высокий светловолосый юноша, гордо вскинув голову и кривя губы в презрительной улыбке, входил в здание Министерства Магии...

После Финальной Битвы прошло несколько месяцев, и жизнь магической Британии кипела событиями.

Каждый день отыскивались пропавшие, один за другим возвращались домой раненые. Волшебный квартал Лондона ожил на удивление быстро. Если вы не видели своими глазами, вы не поверите, что совсем недавно там были запустение и разруха.  Хогвартс сиял новыми витражами, (поучаствовать в восстановлении считалось честью, и над ним целое лето безвозмездно трудилась вся магическая общественность).

  Привести здания в прежний вид не сложно, если вы волшебник. В разрухе не было проблемы. Проблема была в людях.

Осенью потянулись суды над Упивающимися. Процессы были открытыми, и если б кто-то додумался продавать билеты, Министерство неплохо бы подзаработало.

Не было человека, которого бы так или иначе не затронула война. И чем меньше она "затронула", тем сильнее хотелось поучаствовать напоследок, приобщиться... Выкрикивая обличения и оскорбления, уже никому не опасным злодеям, тоже позащищать Отечество.

 Но разбирательства, обычно, проходили быстро — Битва за Хогвартс расставила всё по своим местам. Новый министр магии, с одобрения Мальчика-Который-Победил, оправдал всех, кто не проявлял "личной жестокости", а самым популярным наказанием было ограничение магии и конфискация имущества.

На этом фоне, настоящей сенсацией стал процесс Малфоев. Его ждали, как мировой премьеры. Когда объявили дату слушания, в Лондон "по делам", "за покупками", "в гости" и "просто так" съехалась праздная публика со всей Британии.

За два часа до начала самый большой в Министерстве зал заседаний был заполнен до отказа. Кроме раздражающих, но безобидных зевак нашлось достаточно свидетелей, чтобы засадить в Азкабан пожизненно всю семью. И дело было не только в служении Тёмному Лорду...

Малфоев не любили. Надменность и врождённая изворотливость не могли не раздражать. Они были слишком заметны. Тщеславие подвело даже осторожного Люциуса. А Драко рос с убеждением, что положение в обществе нужно, чтобы демонстрировать собственную исключительность. Теперь это работало против них.

В переполненном зале не было ни одного сочувствующего лица. Зато заинтересованных, знакомых и не знакомых — хоть отбавляй. Пришли деловые партнёры и приятели Люциуса, соседки и подруги Нарциссы, родители одноклассников Драко. Подсудимые с изумлением узнавали людей, с которыми случайно пересекались много лет назад и уже забыли об их существовании. Но те не забыли малфоевского высокомерия.

Драко затравленно озирался по сторонам, замечая бывших "друзей семьи", которые часто гостили в Мэноре, дарили ему подарки и разглагольствовали о том, "как мальчик далеко пойдёт". Сейчас они отворачивались, встречаясь с ним глазами. На многих лицах Драко видел откровенное злорадство.

Было очевидно, что этот суд имеет символическое значение. Осуждение таких ярких представителей Упивающихся будет справедливым возмездием, которого ждут покалеченные семьи, и, заодно, визитной карточкой новой Министерской элиты.

Адвокаты тоже очень хорошо представляли последствия защиты приближенных Лорда. Так что, все трое приготовились к худшему.

Но заранее составленному приговору не суждено было состояться. Появление Золотого Трио, как всегда, смешало всем карты.

Когда Поттер-Уизли-Грейнджер появились в зале суда, не было понятно, что это — спасение или контрольный выстрел судьбы.

Но первое, что сделал Поттер войдя в зал — нашёл глазами Драко ... И это было как рукопожатие, даже лучше! Пришёл человек, который будет бороться за него!

Ошалело наблюдая, как бывшие враги искренне стараются, спасая его шкуру и даже доброе имя (хотя, какое уж оно теперь доброе!), Малфой испытывал странные, смешанные чувства. В груди разливалось радостное тепло. Наверно это называется благодарность. Вспомнилась сцена с предложением руки и дружбы, которой он стыдился все семь школьных лет. "Как хорошо, что я тогда к нему подошёл!" — подумал Драко.

По свидетельству Гарри, получалось, что во время плена в Мэноре тот только и занимался спасением их жизней. Грейнджер, вздрагивая кудряшками, говорила без умолку, сыпала законами магическими и маггловскими...

А перед Драко стояла сцена пытки: искаженное болью лицо, душераздирающие крики. Там, в Мэноре страх парализовал всё, сейчас Малфой испытывал жгучий стыд. Он ничего не сделал для неё тогда, даже не попытался... К счастью, Гермиона на него не оборачивалась, видимо тоже не испытывала приятной ностальгии.

Тем не менее, её напор и немного наивное прямолинейное выступление Поттера заметно поколебали общественное мнение. И когда Гермиона ввернула фразу Дамблдора: "Трудно идти против врагов, но ещё труднее против своих", — по залу прошёл одобрительный гул. Но вот слова: "Это и его победа тоже!" — повисли в какой-то неприятной тишине. Впрочем, настроений аудитории Драко не замечал, у него появилось важное дело до конца слушания: всеми силами сдержать подступающие слёзы. "Ещё не хватало публичной истерики!"

Он даже прослушал собственный оправдательный приговор и долго не понимал, что его просят покинуть скамью подсудимых.

В результате: из Нарциссы получилась чуть ли не героиня войны, Люциус взят на поруки, а по Драко обвинению вообще не дали выступить. (Очень жаль, ведь Грегори Гойл "чистосердечно" признался следствию, почему Малфой-младший оказался с Поттером и компанией в Выручай-комнате.)

После оправдательного приговора, публика зашумела недовольно и разочарованно. Спектакль должен был называться «Справедливое Возмездие», а наглая семейка снова выкрутилась! "Просто, Герой магического мира — ещё ребёнок и не понимает, за каких змей заступился!"

В общем, с геройством Малфоев получился явный перебор. Но ни счастливый Гарри, ни беззаботный Рон, ни довольная очередным успешным "квестом" Гермиона не придали этому значения. Спасённые были так оглушены нежданным счастьем, что только Нарцисса ощутила неясное беспокойство.

Праздник по поводу снятых обвинений и неполной конфискации имущества (ещё раз спасибо Гарри — догадался ввернуть воспоминание о разговоре с Лордом, где Люциус просит остановить битву) обещал быть тихим семейным торжеством. Наконец-то, они просто посидят за накрытым столом без сброда, которым окружал себя Тёмный Лорд. А заодно и без "важных друзей" отца (большинство из которых оказалось в Азкабане).

Ещё после Финальной Битвы Драко с удивлением отметил, что дышать стало легче. Он даже не подозревал, что так обрадуется исчезновению Лорда. То есть, уязвлённое самолюбие, конечно, давало о себе знать, но по-настоящему побеждённым он себя не чувствовал. Просто снова проиграл Поттеру в их персональную рулетку, а это небольшая плата за свободу и спокойствие. Поместье дышало давно забытым уютом. Семья всё время проводила вместе. Было удивительно хорошо, словно вернулось детство. И — Грейнджер права — это и его победа тоже.

Исчезло напряжение — постоянное, не отпускающее ни наяву, ни во сне. Сначала от страха перед Лордом, потом от унизительного ожидания расправы. "И Лорд прошёл, и суды прошли, а мы — вот они! Всё-таки Малфои — очень везучий народ", — примерно такие мысли посещали Драко, пока тот, стоя перед зеркалом, десятый раз проверял —

достаточно ли гладко лежат волосы, чтобы спуститься к завтраку. В этот момент в окно постучала Министерская сова.

Конверт не был помечен ни как "срочный", ни как "особо важный". В нём оказалось довольно вежливое приглашение в следственный отдел Аврората для каких-то "разъяснений".

Ощущение праздника было таким сильным, дом так светился уютом, так счастливо смеялась помолодевшая Нарцисса... Драко легко убедил себя, что волноваться не о чем.

Входя в здание Министерства и высоко поднимая голову, Малфой думал о цвете мантии к праздничной трапезе.

Когда Драко догадался, что что-то не так? Может, когда провожатый встал у него за спиной? Или когда лифт спустился слишком глубоко вниз? Малфой нервно оглядывал подвальное помещение с глухими серыми стенами. Неожиданно раздался звук захлопывающейся тяжёлой двери, и волнение перешло в панику. Драко побледнел, сердце трепыхалось, стало не хватать воздуха. Но остатки самообладания исчезли, когда он увидел лица тех, кто его ожидал. Почти все смутно знакомые, один даже бывал в Малфой Мэноре в качестве "друга отца". Драко не был хорошего мнения об отцовских друзьях, но и подлостей в свой адрес от них не ждал. "Друг" тоже узнал его и ощерился жёлтыми зубами:

— Ну, здравствуй, счастливчик! Как вырядился! Что отмечаем? Как от правосудия откупились?

— Я Вас не понимаю! Мы оправданы! Никто не откупался, Гарри Поттер дал за нас показания!

— Не смей поминать Поттера! Думаешь, я не знаю ваши повадки? Ты хочешь примазаться к Поттеру, как твой отец примазался к Вольдеморту! Ты ведь ещё в школе к нему цеплялся, да?

— ?!

— Тебя допросить не дал добренький Гарри, а вот, твои однокласснички много чего порассказали! Если б Гарри знал все твои делишки, ты бы гнил сейчас в Азкабане!

— Он знает "мои делишки".

— Тогда почему заступился?

— ...

— Отвечай!

Вопрос застал Драко врасплох. Действительно, почему?

— Да хватит с ним разговаривать! Хотел наказать, давай накажем!

— Гойл рассказал всё про Выручай—комнату! Ты — недобитый Упивающийся! Это Поттера, который прощает и за себя, и за всех остальных, ты облапошил. Нас не облапошишь!

— Снимай рубашку!

Комната, звуки, лица — всё поплыло...

— Раздеть силой?

— Н-не надо...

Дрожащими пальцами Драко начал расстёгивать ворот.

— Зачем?

Авроры загоготали.

— Чтобы потом не возникло ненужных вопросов!

Кажется, первым ударил отцовский знакомый... В первые минуты ещё было важно сохранить лицо (в обоих смыслах), потом перестало быть важно всё, кроме боли. Драко упал и скорчился в позу эмбриона.

— Не надо! Пощадите! Пожалуйста! Вы же дружили с папой! Помните?

— А ещё я помню, из-за кого погиб мой племянник Винсент!

Драко подняли с пола за волосы, в ход пошли ремни или, может быть, плётки. Пронеслась отстранённая мысль, что специально бьют вручную, чтобы нельзя было отследить по заклинаниям. Авроры тяжело дышали и выкрикивали ругательства. Малфой пытался загородиться руками.

— Эй, придержи ему ручонки, ишь скрючился!

Драко подхватили за запястья и развернули грудью под плеть. В следующую секунду ему показалось, что лопнули лёгкие, он страшно захрипел.

— Ладно, на сегодня хватит! Сейчас приведём в порядок, будет как новый.

Из ящика в стене появилась аптечка с зельями, и через несколько минут на Драко не осталось ни одного кровоподтека.

— Одевайся!

Ему подали рубашку.

— И да! Вот зеркало, приведи себя в порядок!

Под хохот авроров, Малфой приглаживал волосы, расправлял мятую одежду.

— Поттер вам не простит! — не удержался он.

— Поттер не узнает! ОБЛИВИЭЙТ!

Из здания Министерства Магии выходил высокий светловолосый юноша. Дорогая мантия болталась на нём, как на вешалке. Он, по привычке, вскинул голову, но выглядело это жалко в сочетании с опущенными плечами. Как и улыбка на потерянном лице. Что-то неуловимо изменилось, и Драко никак не мог понять, что... Всё шло по-прежнему, только почему-то исчезло ощущение праздника.

Тревогу забила Нарцисса.

Драко таял на глазах. После первого приглашения в Министерство прошло около месяца, а её сын изменился так, будто пережил ещё один военный год. Вызовы следовали пару раз в неделю, и во время них не происходило ничего особенного... Ничего, стоящего опасений. Не было разговоров о пересмотре дела "в связи с вновь открывшимися фактами", не требовали показаний на родителей и сокурсников. Но, регулярные вызовы "для бесед" и апатия, в которую всё глубже погружался сын, заставляли серьёзно задуматься. Драко чувствовал себя больным, хотя боли в прямом смысле и не было. Взгляд потух, безупречная осанка сменилась сутулостью, в походке и жестах появилась неуверенность.

И началось это тогда, в Аврорате...

Попытки поговорить ничего не дали. Хотя появилась некоторая косвенная информация. Люциус и Нарцисса дотошно расспрашивали о каждом вызове и вскоре поняли, что сын пересказывает одно и то же. С момента, когда вместе с провожающим, который больше напоминал конвойного, заходит в лифт и до возвращения в Атриум рассказ повторялся слово в слово!

Чуткая Нарцисса заметила ещё одну странность: ощущения от рассказа не совпадали с его нейтральным содержанием. Драко становилось хуже. Между бровей закладывались морщины, он задумывался, будто старался что-то вспомнить, и воспоминание было очень неприятным. Погружённый в свои мысли Люциус неожиданно среагировал на слово "ощущения":

— Сын! Вспомни куда ехал лифт!

Драко молчит, дежурное — и, судя по всему, искусственное — воспоминание начинается и заканчивается захлопывающимися дверями. Вспоминать бесполезно...

— Ощущения! Драко, мысленно снова зайди в этот лифт и закрой глаза!

Привычная картинка исчезает, и появляется невесомость.

— Вниз! Мы ехали вниз, отец! И, похоже, глубоко...

Догадки и предчувствия начали обретать форму, и в ней не было ничего утешительного...

Только сейчас стало очевидно, насколько они беззащитны. Больше нет связей и возможностей. Изгои... Теперь Малфои могли рассчитывать, только на милость победителей.

Решение созрело постепенно, простое и надёжное, — Гарри Поттер.

— Сэр! Хозяин!

— Угу...

Лохматая голова приподнялась над подушкой, и на домовика уставились заспанные зелёные глаза.

— Не хотел будить так рано, сэр, но он опять...

— Что? Кто?

— Возле дома кто-то ходит!

— Ты имеешь в виду мага?

— Разумеется, хозяин! Магглы не могут даже приблизиться к порогу.

— Кто это может быть?

— Кто-то, кто имеет право входа. И если б не аврорские чары, он бы уже вошёл...

— Так ты видел его?

Кикимер отрицательно замотал головой.

— Откуда же ты это знаешь?

— Дом его чувствует.

Кряхтя, Гарри вылез из-под одеяла и приготовился сражаться с утренней сонливостью, но встать оказалось неожиданно легко. Комната дышала. Занавески на окнах смотрелись ярче и призывно шелестели. Натянув мятую одежду и кое-как пригладив волосы, Гарри побежал открывать.

Старый особняк словно проснулся: исчезла привычная мрачность, в коридорах и на лестницах стало заметно светлее, по ним летел тёплый ветер, портреты перешёптывались, в гостиной само собой исчезло с обоев жирное пятно. Уже у парадной двери пришла мысль, что неплохо было бы и себя привести в порядок, а не нестись, застёгиваясь на ходу.

Запирающие чары отозвались перезвоном колокольчиков, дверная ручка засияла будто новая, а протёртый ковёр в прихожей призывно шевелил редким ворсом. Последние сомнения отпали — так дом мог встречать только хозяйку.

— Я приветствую Вас, Гарри Джеймс Поттер!

Пробормотав приветствие, Гарри угловатым, совсем не хозяйским, жестом пригласил Нарциссу внутрь. Было неловко, ведь эта женщина имела гораздо большее отношение к дому 12 на площади Гриммо, чем он сам. Держалась леди Малфой с царственным достоинством. Казалось, её совсем не смущает тот факт, что она вынуждена просить разрешения зайти в родной дом. Женщина окинула взглядом помещение, и на красивом лице появилась такая знакомая малфоевская брезгливость, дававшая понять, что интерьером недовольны. Неудивительно, если вспомнить, как воевали с домом два последних владельца...

"Фирменное лицо" держалось не дольше секунды, и его сменила очаровательная улыбка.

— Я пришла за помощью.

Гарри напрягся, ожидая подвоха.

— С Драко что-то твориться.

Напряжение сменилось растерянностью.

— А что с ним?

Через час Гарри сидел возле камина и ждал Гермиону. Рон участвовать не пожелал, заявив, что не нанимался к Малфоям в услужение, и вообще наобщался с ними на всю жизнь вперёд.

— Не понимаю, мы же от всего их отмазали! Что им ещё нужно?

— Я тоже сперва подумал, что она хочет вытрясти какие-то льготы...

— Очень в их духе!

— По её словам, всё действительно серьёзно.

Рон скорчил гримасу, которая при других обстоятельствах показалась бы смешной.

— Ты что, не веришь?

— Слушай, с меня хватит и суда. Если б мне год назад рассказали, что я буду защищать Малфоев... И знаешь, что я думаю, Гарри? Они к тебе примазываются!

— С чего ты взял? — Удивился Гарри.

— С чего взял? А послушай, что про вас говорят!

— Про кого?

— Про тебя с Малфоями.

— ?!

— Говорят, что Поттер наивный, и они нашли твоё слабое место — чувство долга. Ты ведь думаешь, что им что-то должен, да?

— Не знаю... — Честно признался Гарри.

— Ну, конечно, думаешь! Вон как носишься! Хотя все знают, что они защищали только свою шкуру! Неужели не понятно? Они втираются к тебе в доверие, чтоб опять пролезть наверх! Это такие люди ... Им всё равно — что Министр, что Тёмный Лорд, что ты.

— Рон, по-моему, ты перегибаешь палку. И как бы ни было неприятно, Нарцисса и Драко действительно ...

— Ой, кстати! Ты ведь не собираешься впутывать Гермиону?

— Ну-у, вообще-то я собирался с ней посоветоваться... А что?

— Ты что, ничего не заметил?

— Что на этот раз?

— Правда не видел? Хорёк весь суд на неё пялился!

Гарри подумал, что если б его самого пришли защищать Милисента Булстроуд и Панси Паркинсон, он бы тоже "пялился". Но, с ревнующим Уизли договариваться бесполезно... Оставалось надеяться, что Гермиона будет менее импульсивна. Сказать или нет, что Малфой на неё смотрел? Попрощались с Роном по-дружески, но от разговора остался неприятный осадок.

Гарри уже который раз радовался, что у него есть такой уравновешенный друг. Пока он ходил по комнате, размахивая руками, и сбивчиво объяснял суть проблемы, героиня войны уютно сидела в кресле и грызла карандаш.

— Понимаешь, мать Малфоя уверена, что с ним делают что-то незаконное. И при этом, не обратилась ни к кому из Министерских знакомых...

— Не удивительно, — хмыкнула Гермиона, — вспомни, сколько в суде было "сочувствующих"!

— Если Малфой старший прав, и всё происходит в подвале для допросов, значит, в этом замешан кто-то из старших авроров. Я там всех знаю!

-Знаешь, Гарри, похоже, спрашивать напрямую не имеет смысла. Не представляю, что с ним могут делать, но мне кажется, официальное разбирательство только повредит.

— Что же ты предлагаешь?

— Сначала надо разузнать что-нибудь об этом подвале, или что там у них под Министерством. А ты, может, поговоришь с Хорь... с Драко?

— Ха! После Люциуса-то? Вряд ли я услышу что-то новое!

— Услышишь вряд ли, но, может, увидишь или почувствуешь.

— Гермиона, ты серьёзно думаешь, что Малфой будет со мной откровенничать? Напомни, когда мы с ним последний раз разговаривали?

— А мне кажется, что если он и захочет с кем-то говорить, так с тобой.

И пока Гарри не возразил, быстро добавила:

— В любом случае, у меня или Рона его разговорить шансов ещё меньше!

— Да, о Роне... Мне очень неловко, но не могла бы ты пока не говорить… Понимаешь, он очень рассердился, что я всем этим занимаюсь...

— И не хочет, что бы ты меня впутывал? Я в курсе. Он прислал мне экспресс-сову. Хорошо, говорить пока не буду. Хотя это немного осложнит дело, я надеялась расспросить мистера Уизли...

— Миссис Малфой просила этого не делать. Мы ведь не знаем, кто замешан... То есть, вряд ли отец Рона делает что-то незаконное, но понимаешь, они же все там родственники или знакомые... В общем, я пообещал, что разберусь сам.

— Отлично! Если Малфоя вызывают два раза в неделю, и последний раз был вчера...

— Миссис Малфой предупредит, когда ...

— У нас один день, — сказала Гермиона, вскакивая.

— Спасибо, что согласилась помочь! — Крикнул Гарри каминному пламени.

С самого утра Нарцисса чувствовала напряженность и не удивилась, увидев Министерскую сову. В письме, как всегда, значились только дата и время. И никаких объяснений, даже формальных. Завтра...

Шёл дождь, Гермиона постоянно переступала с места на место, чтобы не оказаться в луже, и Гарри боялся, что кто-нибудь заметит их ноги. Друзья, стояли под мантией-невидимкой на площади перед Министерством и наблюдали за входом.

— Я прочитала про этот подвал. Там стены из такого же камня как в Азкабане, они поглощают магию, так что никаких серьёзных боевых и тем более запрещённых заклинаний применить невозможно.

— Это очень интересно, Герм! Ты хочешь сказать, к Малфою не применяли магию? Но почему он тогда ничего не помнит?

— Ну, во-первых, стереть память можно и после. А во-вторых, это не проблема. Проблема в том, что немагические действия невозможно отследить! Смотри, вон он. О-о!

— Где, Герми?

— Вот, снял капюшон!

Если бы не характерные платиновые волосы, они бы упустили слизеринца. Гермиона смотрела с ужасом и жалостью.

— Ему правда плохо... Ты уверен, что один справишься?

Уверен Гарри не был, но под мантией вдвоём было слишком неуклюже, это вам не первый курс!

— Да, всё по плану: окликну, объясню, что мантия из-за поклонников, ну, и дальше... Слушай, может всё-таки не надо подходить? Ещё увидят... Я уверен, ничего он мне не скажет.

Ободряюще сжав его руку, девушка навела отвлекающие чары и выпрыгнула из-под мантии. Дождавшись хлопка трансгрессии, Поттер вздохнул и отправился догонять Малфоя.

— Малфой! Малфой, это я!

Не то, чтобы он ожидал, что ему кинутся на шею с уверениями в вечной дружбе, но всё же представлялось что-то более радушное или, хотя бы, вежливое. Неужели Малфою так стыдно из-за того, что пришлось принять помощь?

Гарри смотрел на бывшего однокурсника и не узнавал, хотя видел его разным: и плачущим, и на коленях, скулящим о пощаде... Но никогда не видел в нём этой обречённости. Гарри передёрнуло, перед глазами всплыло помертвевшее лицо Драко и голос Тёмного Лорда, приказывающий пытать провинившегося Пожирателя. Но и тогда в нём было что-то... Даже на скамье подсудимых, где Драко выглядел затравленным и злым... Злым! Вот оно! Тогда в нём был стержень, надменность, ставшая второй натурой, она "держала" его. А в этом потерянном существе стержня не было. Вот о чём говорила Нарцисса! Сломался, сломали...

Гарри вдруг стало неинтересно, что и каким образом делают с Малфоем. Суть он уже ухватил: его ломают! Специально, методично, так, чтобы не осталось сил жить, чтобы забыл свои желания, чтобы не смог быть счастливым. "Как дементоры!" — с отвращением подумал Гарри.

— Поттер?

Драко и сам не понимал, почему так странно реагирует. Он много раз представлял себе этот разговор "по душам". Ведь они так ни разу и не поговорили... "Хотя бы поблагодарить! Нет, извиниться! Извинюсь сначала, а потом поблагодарю, так правильнее."

Перед другом-Поттером (а после суда, точнее, после того особенного взгляда в глаза, Драко считал его "практически другом") было гораздо проще извиниться, чем перед Поттером-народным героем. И ещё Драко надеялся, что сможет, наконец, вызвать настоящего телесного патронуса, надо только вспоминать поттеровский взгляд и, пожалуй, вздрагивающие кудряшки Грейнджер, когда она вещает о его заслугах.

Но сейчас ни радости, ни благодарности он не испытывает, он вообще ничего не испытывает последнее время. Перед ним просто ещё один человек, которому он должен. Вместо эмоций неожиданно накатывает тошнота. Поттер... С ним связано что-то очень плохое, невыносимо неприятное.

— Извини, меня ждут в Министерстве!

Быстрый кивок. Вот и всё...

Что ж, эта часть миссии выполнена, вряд ли слова сказали бы больше... Всё-таки Гермиона великая ведьма! И главное её достоинство не колдовство.

На этот раз всё с самого начала пошло не по сценарию. То ли Обливиэйт был наложен неаккуратно, то ли к нему выработался иммунитет (ещё в прошлый раз было похоже, что мальчик что-то вспоминает). Как только Драко увидел рыжего аврора, он уставился на него с нескрываемым омерзением, как на преступника, застигнутого за чем-то постыдным. Но тут послышался щелчок захлопывающейся двери, и дерзкий вид моментально слетел. Юноша дёрнулся на звук, побелел как полотно. Потом медленно обвёл взглядом присутствующих и закрыл лицо руками.

— Жаль! Так забавно было наблюдать, как ты каждый раз не понимаешь, что происходит, а потом грозишь нам Поттером! Авроры разразились дружным смехом.

— А в прошлый раз ты его даже звал!

Снова взрыв хохота.

Драко стоит неподвижно, будто оглушенный.

Хохот... Он его помнит!

Помнит, почему не мог говорить с Гарри. Суд был любимой темой "стражей закона". Бедная Грейнджер! Если б она знала, как будет использоваться её отлично подготовленная пафосная речь!

— "Защищал", значит! — пощёчина.

— "Победил себя!" — пощёчина.

— "Изменился!" — удар, от которого Драко оказывается на полу, а лицо заливает кровью.

Патронус? На такое прилететь мог разве что дементор!

Малфой не был наивен и понимал, что защита Гарри и компании скорее подарок, аванс, чем заслуженная награда. На самом деле, им НЕ забыли, НЕ простили, он НЕ оправдан.

В сером Министерском подвале Драко платил за всё. Над ним раз за разом проходил один и тот же суд, и каждый приводил в исполнение свой приговор.

Воспоминания возвращались фрагментами. Словно из тумана, то чётко, то абстрактно проступали лица и события. Всё, что он сам, не зная, хранил в себе, бесформенное и бессловесное, отравлявшее душу.

Его не пощадят... Он может плакать и просить, как в прошлый раз. Может взять себя в руки и пытаться договориться, так он делал, кажется, пару недель назад, ничего не изменится. Насколько позволяла увидеть изувеченная память, ни разу не сработал ни один приём...

Природная трусость заставляла Драко подчиняться, и он покорно раздевался, отвечал на издевательские вопросы и, молча, сносил пощёчины — лишь бы не сделали по-настоящему больно и не покалечили.

Теперь он точно знает, что это не спасёт. На нём будут срывать какие-то старые обиды, думая, что воздают по заслугам зарвавшемуся баловню судьбы. Авроры припомнят всё: от его детских капризов, до грехов прадедушки.

Картины хаотично меняются, накладываясь одна на другую.

Вот молоденький, чуть старше Драко, аврор слишком сильно хлестнул по лицу и рассек щеку. Старшие товарищи недовольны — придется серьёзно лечить, а он сидит на корточках и как можно тише плачет, зажимая рану.

Следующее воспоминание пронизано стыдом: абсолютно голый, он склонился над чьими-то сапогами, их необходимо начистить до блеска, потом придёт черёд ремней — привести в приличный вид, очистить свою запёкшуюся кровь и уложить до следующего раза. Это "наказывает" мужчина средних лет с открытым, честным лицом, от него веет надёжностью, и при других обстоятельствах, он, вероятно, называл бы Драко "сынок".

С тех пор, раздевают каждый раз, и Драко с ужасом думает, что не может сказать точно, не делали ли с ним чего-нибудь...

Снова клочья тумана. Его прошлое клубится, как в омуте памяти... Озверелые перекошенные лица, ругань, глухие стены, каменный пол, сапоги, тупая боль и хохот, хохот, хохот...

Авроры не любят повторять "приглашение" дважды, это Драко помнит самой верной памятью — телесной. Появилось иррациональное желание звать на помощь. В Министерстве полно людей, они так близко! Близко... Но, до них не докричаться. Слишком глубоко завезли, слишком толстые стены, слишком... Внезапно пришло осознание, что звать некого. Эти люди перед ним... Они те же, что и наверху. "Там" они порядочны и вежливы, у них есть семьи, хобби и работа. Они заботятся о ком-то, делают добрые дела. Вон те двое у стены, он точно помнит, помогали восстанавливать Хогвартский мост. Ребят, которые громче всех настаивали на раздевании до гола, он регулярно встречает в Атриуме с какими-то деловыми бумагами и, следуя этикету, обменивается кивками. Аврора с честным лицом очень ценит Кингсли, а рыжий мерзавец... Драко застонал. Подлый дядюшка Крэбба при каждой встрече целует руку его матери, берёт под локоть, говорит комплименты... Неужели мама ничего не чувствует!? Малфоем овладело отчаяние. Родители выручали его всю жизнь, и в глубине души он надеялся на чудо. Но если и мама не догадывается... Да что мама, он сам с ними здоровается при встрече там, "наверху". Вспомнилось, как к нему в Косом переулке подошли пожать руку. Драко так удивился, что с ним не гнушаются прилюдно здороваться, что не придал значения ни странной усмешке, ни тому, что человек упорно не смотрел ему в глаза. Он и сейчас не смотрит, и всё так же ухмыляется, привалившись к закрытой двери.

Оставшиеся секунды, пока к нему шли, поигрывая сложенным вчетверо ремнём, перед глазами проносились самые фантастические варианты спасения: подыграть, подчиниться, тешась самообманом, что это хитрый ход, но зато он попытается оставить себе весточку. Но даже если удастся незаметно надорвать рукав или необычно завязать шнурок, потом ничего не поймёшь и не вспомнишь. Активный вариант: кинуться к двери, оттолкнуть, рвануть ручку... Догонят, схватят, притащат. Но прямо сейчас будет больно, очень больно, он помнит как.

Рыжий замахивается, и ремень рассекает пустоту. Драко метнулся в сторону, уже у двери оттолкнул чьё-то тело, рывок... Железная дверь подалась! Лязг засова перекрывает удивлённые вопли за спиной. Медленно, слишком медленно открывается дверь! Ещё чуть-чуть...

И на что он надеялся?

Всем так смешно, что его даже не бьют. По-хозяйски оттащив от двери, опустили на пол, как мешок с картошкой. Подниматься на ноги было не нужно, смотреть не нужно, не нужно "держать лицо". От него теперь ничего не требуется, он вне закона, вне общественной морали, с ним не надо считаться , к нему вообще никак не надо относиться.

Авроры стояли полукругом и переговаривались, казалось, не обращая на жертву внимания. Драко незаметно бросил взгляд на дверь, когда это он успел её так широко открыть? Впрочем, её уже захлопывали и спектакль должен был продолжаться.

Кивок рыжего аврора, и Драко начинает снимать одежду. Ему становится безразлично. Он как может тянет время, и всё равно несправедливо быстро оказывается обнажён по пояс. Он будто на сцене, играет роль. Очень хорошо играет роль. Зрители довольны, подбадривают, на большинстве лиц нет неприязни — просто интерес, и Драко представляет, что он на вечеринке, и все они просто заигрались... Руки замирают на поясе и не хотят идти дальше. Еще несколько секунд ...Просто стоять...

Иллюзия кончилась быстро и грубо. Он, видимо, глубоко ушёл в себя и пропустил окрик. Его хватают сразу несколько рук. Из брюк буквально вытряхнули и стали стаскивать бельё. Кажется, Драко всё-таки сопротивлялся, от переходящих в визг воплей у самого заложило уши. Больно заламывают руки.

"Не стонать. Не стонать! Я раздет, это опасно, нельзя возбуждать их стонами! Если зажмуриться, может не будет так стыдно?"

Чувства притупились, но отключиться совсем не получалось. Он впал в транс, всё происходящее виделось откуда-то сверху. Авроры стоят плотным кругом, посередине мечется светловолосая фигурка. Щуплое тело толкают друг-другу как мячик, не давая ни упасть, ни встать прямо.

Неожиданно один из авроров сам потерял равновесие. Драко, получив очередной тычок, отлетел в пустоту. То что происходило дальше было бы удивительно, если б Малфой ещё мог удивляться. Экзекуторы падают один за другим. Его не пихают больше. Вообще не трогают. Мужчина напротив вдруг закатил глаза и рухнул, как от удара по голове.

"Кто это их?" — думает Драко, по-прежнему паря наверху. Вокруг светловолосой фигуры по периметру лежат неподвижные тела. "Нет, не может быть... Это, наверное, очередное воспоминание, сейчас оно прервётся и начнётся другое..." Зачем вникать в то, о чём всё равно через полчаса не будешь помнить?

Неизвестное прошлое, непонятное настоящее... Украденная память — всё равно, что украденная жизнь.

И всё же, есть на свете объективные вещи. Например, растянутое плечо. Боль — верный ориентир, дорожка в реальный мир быстро отыскалась.

А в реальном мире Драко Малфой стоял раздетый посередине подвала на коленях, сжав себя руками, как от холода, и долго не мог набраться сил поднять голову. Перед ним стоял Гарри Поттер.

Не было ни грома с молнией, ни других спецэффектов. Может поэтому до Драко не сразу дошло, что пришло спасение.

Парня колотила крупная дрожь, всё, что произошло в этот проклятый месяц выходило с нервным срывом. Хотелось что-то сказать, но голоса не было, хотелось встать, но тело не слушалось, не думать — мысли шли своим чередом, как неуправляемый поток ...

Поттер, кажется, тоже впал в ступор. Так они и стояли, один на коленях, дрожа и раскачиваясь, другой возвышался над ним абсолютно неподвижно.

Присутствовать в себе стало невыносимо, поддерживать вертикальное положение неимоверно трудно, но и расслабиться, чтобы просто упасть, не получалось. Наконец Поттер вышел из ступора и наклонился, перед глазами замаячило его расплывающееся лицо. "Всё, не могу больше," — решил Малфой, и его тут же схватили в охапку.

"Чёрт! Чёрт! Чёрт!" — Гарри знал, что делать с пресупниками, но не знал, что теперь делать с пострадавшим. Обнимать голого парня было неловко и вдвойне неловко, от того, что это Малфой. Сердце Драко колотилось так, что Гарри чувствовал его всем телом. "Вытащить отсюда! Каждая лишняя секунда невыносима!"

— Сейчас, Малфой, это я, сейчас всё пройдёт, ты слышишь меня?

Собирать разбросанную одежду не было времени, несколько авроров уже шевелились приходя в себя. Укутав мантией-невидимкой, Гарри выволок полуобморочное тело из подвала, протащил по коридору. Потом вёл за руку и снова тащил какими-то переходами. Крепко прижимал к себе в лифте, пока слизеринец безвольно висел, опустив голову на его плечо. Гарри откинул капюшон и всмотрелся в лицо. Хотя глаза были открыты, казалось, тот не осознаёт ни где находится, ни что происходит. Гарри попытался поймать отсутствующий взгляд.

— Малфой, послушай меня. Сейчас мы выйдем отсюда, осталось совсем немного. Просто помоги мне. Я не смогу незаметно протащить тебя через атриум. Там полно людей, я не хочу, чтобы нас остановили, и пришлось бы объяснять в чём дело. Тебе нужно идти самому.

Малфой продолжал смотреть в стену.

— Дра-ако! — он как можно бережнее обхватил ладонями бледное лицо. Безразличный взгляд медленно переместился со стены на Гарри. Серые безжизненные глаза встретились с зелёными. Оба замерли, взгляд глаза-в-глаза с такого близкого расстояния гипнотизировал. Гарри казалось, что никогда и ни с кем он не был так близко. Их лица почти касались, кожа блондина была холодна, и Поттер невольно старался согреть его своим дыханием. Драко так же невольно тянулся согреться, делая еле заметные, неосознанные движения.

Это длилось несколько мгновений, а затем зрачки серых глаз расширились, по расслабленному телу прошла судорога, губы дрогнули. И Поттер испугался, что слишком рано "разбудил", что с осознанием придёт истерика или, что хуже, отчаяние. Странно наблюдать, как затапливаются слезами чужие глаза. Это Гарри тоже впервые видел так близко. Не отводя взгляда, он проговорил:

— Я считаю тебя сильным человеком. И я хочу, чтоб с тобой никогда больше не случилось ничего подобного! Ты мне веришь? — и дождавшись кивка, скомандовал:

— Тогда вперёд!

Выйдя в атриум, Гарри ободряюще сжал малфоевский локоть, и они заскользили по залу, лавируя между людьми.

Мантия при движении собиралась складками и переливалась, складывалось и переливалось всё вокруг. Люди смотрели сквозь Драко, как сквозь привидение, и ему казалось, что он действительно бесплотный дух, а его тело всё ещё в подвале. Во всём мире только рука Поттера была настоящей.

Он чувствовал странную свободу, свободу приговорённого, которому уже нечего терять. Да и что можно чувствовать, когда тебя ведут голого (прозрачное нечто не в счёт) через помещение, полное людей?

Гарри несколько раз окликали, но он прибавлял шаг, пока не перешёл на бег — меньше всего хотелось сейчас наткнуться на знакомых — и нёсся не оглядываясь, налетая на ошарашенных министерских работников. Вот и зона аппарации...

— Гарри! Какая встреча! Здравствуй, Гарри!

Поттер затормозил, Малфоя шатнуло. Мужчина протянул руку для пожатия и уставился в пространство перед собой, не понимая на что наткнулся ладонью.

— Здравствуйте, мистер Уизли! — сказал Гарри, обнимая пустоту, и тяжело крутанулся вокруг своей оси.

Шеклболт спешил на Площадь Гриммо по нескольким причинам: во-первых, не любил откладывать неприятные дела ( к которым, без сомнений, относится предстоящий разговор); во-вторых, он действительно хотел утешить Гарри и в-третьих, визит был упреждающим, иначе Гарри явится в Министерство сам, и тогда огласки не избежать.

Дело скверное... Некрасивое дело... Но Кингсли ловил себя на мысли, что не удивлён. И когда Гермиона, спускаясь с ним в зал допросов, рассказывала о странных малфоевских вызовах, — он уже представлял, что там увидит.

Впрочем, были и сюрпризы. Поразило присутствие в подвале "молодняка": "не нюхавших боевой магии" авроров-новобранцев и (Кингсли скривился) отпрысков министерских служащих, пристроенных родителями на канцелярские должности, вроде Перси Уизли. "С этими разберусь без проблем. Что до старших..." — они прошли бок о бок обе войны, и что бы ни говорил министр, особого возмущения их поступок в нём не вызывал. Неприятно ёкнуло, только когда взгляд задержался на сваленной в кучу одежде, в которой виднелись белые мужские трусы. "Надо будет посмотреть воспоминания, не увлеклись ли мужики. Хотя... Если и так, наверняка новички спровоцировали. Уволю всех, чтоб не распускались! Не заработали ещё поблажек!"

Может это и было морально неправильно, но благодаря лояльному отношению, авроры слили воспоминания без проблем. "Никогда не думал, что в обязанности министра будет входить подобное! Завтра займусь "молодняком", сначала — к Поттеру!"

Гермиону не оставляло чувство, что от неё вежливо "отмазались". Нет, Кингсли среагировал сразу, даже прервал важное совещание, но всё же... Он шёл в подвал не совсем за тем, за чем шла она. Министр искренне удивился просьбе вернуть воспоминания.

"Такое ощущение, что ему вообще нет дела до Драко Малфоя! А ему и нет...Как же быть?" Вид сорванной с нижним бельём одежды поверг Гермиону в шок. Девушку замутило, она как можно скорее покинула подвал. А ведь перенесла войну и пытки! Так плохо было разве что во время плена, когда Струпьяр разглагольствовал о том, как он "пользуется" девицами. Жизнь повернулась к ней своей грязной изнанкой. "Меня сейчас стошнит!"

— О, Гермиона, и ты здесь! Да что с вами такое?

— Добрый день, мистер Уизли! — сказала девушка и, прижав ладонь ко рту, дёрнулась в сторону выхода.

Тяжёлые мужские руки мягко легли ей на плечи.

— Дети, дети... — пробормотал мистер Уизли, — давай-ка, дочка, рассказывай!

Чем больше проходило времени, тем явственнее становилось ощущение неудачи. Геройский апломб прошёл, а серьёзно заниматься делами Гарри не умел. Поухаживают за Малфоем и дома, и, наверняка, гораздо лучше, чем получается у него. От Гарри требовалось решить саму проблему, и ещё час назад он верил, что сможет...

Из камина полыхнуло зелёным.

— Наконец-то! Герм...

В гостиную вошёл улыбающийся Рон.

— А я про Малфоя кое-что выяснил!

Гарри застыл на полушаге.

— Ой, да не парься! Я прекрасно знаю, что Миона с тобой. Думаешь, я поверил, что она откажется от своего плана? Она же ещё упрямее тебя!

— Так что, про Малфоя?

— А... Малфой… Перси рассказал, что сам видел, как он в подвале всему их отделу ботинки перечистил, а потом пошёл мыть за ними сортир! Ну это так, сплетня...что так уставился, Гарри?

— Что ещё видел Перси?

— Ну, много чего...Я не во всё верю... Но, говорят, Хорька здорово обломали. Перси показывал свой носовой платок, говорит, велел Малфою постирать, и он постирал!

— Рон... Ты представляешь Малфоя, стирающего твоему брату платок?

— Ну, странно, да...Но говорят, он реально делает, что ему скажут. Может, под Империо?

— Рон! — голос Гарри дрожал, — сейчас придёт Гермиона... Я уверен, то, что ты говоришь, ей не понравиться!

— А я при ней и не буду, ладно. Знаю, как ей нравится защищать сирых и убогих! Но я бы с удовольствием посмотрел, как эта надменная слизеринская рожа...

Вспыхнул камин, из пламени вышла Гермиона.

— У меня не получилось! Кингсли не отдаёт воспоминания!

Гарри периодически заглядывал в спальню и всмаривался в спящего. Гермиона подходила на цыпочках, чтобы обновить согревающие чары на пледе и на чашке с чаем.

— Долго вы собираетесь с ним возиться? — пробурчал Рон, — Не видно, разве, ничего серьёзного!

Гарри сделал каменное лицо, а Гермиона метнула такой гневный взгляд, что надо было быть Роном Уизли, чтобы не заметить.

— Прикольно, если правда, что Хорька "воспитывали", заставляли прислуживать и всё такое!

Рон явно забавлялся.

— А почему его потребовалось для воспитания раздевать? — прорычал Гарри в ответ.

Гермиона покраснела.

— Пойду, проверю, как он! — и ни на кого не глядя вылетела из комнаты.

Рон растерянно замолчал.

— Я надеюсь, ЭТО тебе не прикольно?

— Нет, — твёрдо сказал Рон, — ЭТО совсем не прикольно! Я не такой мудак! Я хотел только повеселиться. Можешь разжать кулаки!

— Уверен, эти... тоже веселились. Только понятия о веселье...

— И всё равно, вы уж слишком озаботились его проблемами. Понятно, Гермиона, она девушка, но ты-то!

— Причём, что она девушка?

— Как... Ухаживать там... Жалеть... А ты прям к нему, будто он тебе родной!

Гарри решился высказать мысль, которая давно не давала ему покоя:

— Знаешь, я всё думал, почему с ним случаются такие вещи? То Волдеморт об них ноги вытирал, то министерство... Как ты думаешь, если бы я подал тогда ему руку, ну на первом курсе?

Рон испуганно вытаращил глаза.

— Всё бы было по-другому?

Это было просто обсуждение с другом интересной темы, и Гарри был ошеломлён, когда тот вдруг заорал:

— Да! Конечно! Мне всё давно понятно! Малфой тебе подходит больше! Гламур, голубая кровь, благородная кость и что там ещё? Ах да, магическая элита, аристократ! Принц! Живёт во дворце!

— Спасибо Рон, а то я уже забыл, какую ты можешь нести галиматью! А теперь, успокойся, пож...

Входная дверь с силой стукнула о косяк, и послышался хлопок аппарации.

— Чёрт. Что это было!?

— Элементарно, Гарри. Он ревнует!

Гермиона усмехнулась.

— Причём тебя даже больше, чем меня!

Драко открыл глаза и огляделся. Оказалось, он лежит на диване, в незнакомом старинном, явно волшебном доме. Кто-то заботливо укрыл его пледом, а на прикроватном столике обнаружилась чашка горячего чая. Окно занавешено ровно на столько, чтоб затенить комнату, но не делать её мрачной, дверь прикрыта, оставляя гостю личное пространство, но не захлопнута, чтобы не создавалось впечатления, будто он брошен в одиночестве. В этих мелочах угадывалась по-детски наивная поттеровская забота. И Драко невольно улыбался, пока не вспомнил причин, по которым о нём пришлось заботиться.

Во сне ему виделись склонённые лица Грейнджер и Поттера. "Что это? Снится суд? Нет, там Грейнджер не плакала... Почему она плачет? И как на мне оказался уизлевский свитер?"

Слышались обрывки разговоров, и эти разговоры были о нём. Его осторожно приподнимали, поили каким-то зельем, от которого мысли становились лёгкими и уютными. "Интересно, кто из них гладил моё плечо? Надеюсь, шествие голым по министерству мне тоже снилось..."

Из соседнего помещения доносились голоса. Один был знаком смутно, но второй точно принадлежал Поттеру. Неизвестный мужчина говорил спокойно и размеренно, а Поттер — явно на взводе — каждую фразу выкрикивал тоном выше. Драко прислушался:

— Гарри, можно тебя на минутку? Я просмотрел воспоминания авроров... Понимаешь... Ничего особенно жестокого там нет.

— Как это, ничего жестокого? Да они его раздевали! Это по-твоему не особенно жестоко?

— Видишь ли, Гарри...Не думай, что я не возмущён! Мне надо было убедиться, что ребята не перешли определённые границы. Я не собираюсь покрывать извращенцев! Но ничего ТАКОГО с ним не делали! Всем назначены меры взыскания...

— Да, и какие?

— Административные меры, Гарри...Не смотри на меня так! Я понимаю, это не вписывается в твои представления о справедливости, но если рассудить, мы имеем дело только с моральным ущербом. Били всего два раза и не так уж сильно, и ему не нанесли ни одной серьёзной травмы...И...и того, чего ты опасался, тоже не было!

Гарри не верил своим ушам.

— Вы что не понимаете? Его обманом зазывали в подвал и издевались часами!

— Всё это очень некрасиво, но подумай сам: инцидент, конечно, неприятный, но в сущности, Малфой не пострадал, он просто обижен, ну не судить же их за это! Мы сделали главное, мы это прекратили. Он должен быть благодарен.

Действительно, разве преступление чистить чью-то обувь? А уж подавать в суд на боевого мага за то, что он кого-то выпорол...Такого прецедента не было. Смешно даже! Гарри представил разбирательство и понял, что его не будет. И не потому, что Драко не вынесет продолжения "морального ущерба", в который непременно превратится следствие. Просто сама затея, в данном контексте, теряет всякий смысл.

С уходом Кингсли в особняке на Гриммо воцарилась неестественная тишина. Слов было сказано так много, что они утратили значение. Однако, друзьям хватало одного взгляда, чтобы понять, кто о чём молчит. Впервые со дня Битвы Гарри был разочарован и подавлен.

Зачем Кингсли отзывал "на минутку"? Зачем говорил таким доверительным, дружеским тоном все эти казённые фразы? Ребята представить не могли, что скажут Драко: "Знаешь, нам тут такое про тебя рассказали! Вот послушай..."

В камине снова зашуршало, и в комнату шагнул мистер Уизли. По его сконфуженному виду, было ясно, что он собирается сделать что-то, в чём не совсем уверен. Гость топтался у камина, пауза затягивалась.

— Я пришёл помочь. Сначала хотел рассказать, что на самом деле произошло, но Рон...

— Что Рон? — спросили в один голос Гарри и Гермиона.

— ...был очень возмущён всем этим...

— О да, мы в курсе!

— ...и убедил меня показать.

Стало неловко перед старым другом.

— Есть подходящий флакон?

— Кингсли отдал воспоминания!? — изумился Гарри.

— Нет, но я тоже нырял в омут... Я дам вам свои.

Мистер Уизли поднёс палочку к виску, и за ней потянулись знакомые серебристые нити.

Гермиона трансфигурировала стакан в подходящую склянку, и они молча смотрели, как она наполняется до краёв.

— Так много? — удивилась Гермиона, — Ведь это только воспоминание о воспоминаниях!

— Совершенно верно, дорогая, но поскольку это память об одних и тех же событиях, Кингсли поместил в думосбор всё одновременно. Здесь мотивы и эмоции трёх десятков людей.

Гарри протянул руку за фиалом, но тут мистер Уизли снова замялся.

— И всё же, подумайте ещё раз, нужно ли возвращать владельцу такое прошлое?

"Сейчас откажется, и всё пропало!" — подумал Гарри. Неожиданно неприятным, резким голосом заговорила Гермиона:

— Мистер Уизли! Воспоминания, это часть души! Вы не имеете права решать за человека, что ему помнить!

Артур тяжело вздохнул и протянул злополучный фиал.

— Поймите, я просто не хочу наносить мальчику ещё одну травму.

— Вам просто стыдно! — Гарри забрал фиал и отвернулся.

Впервые им было так неловко друг с другом. Мужчина постоял ещё, низко опустив голову, и с трудом проговорил:

— Гарри...Не смотря на то, что ты увидишь, они все.. То есть многие... Хорошие люди.

Драко сидел один в комнате и вежливо ждал, когда о нём вспомнят. Герои так озаботились судьбой Драко, что, похоже, забыли про самого Драко. С момента пробуждения никто так и не зашёл. Зато все разговоры в доме велись исключительно о нём (и отчасти поэтому не стоило торопиться появляться лично). В голове крутился подслушанный разговор: "нет последствий...Должен быть благодарен..." Психология обывателей не отличалась от психологии "людей из подвала": руки-ноги целы — остальное не важно. Кингсли так и сказал, открытым текстом! Уизли, конечно, с ним согласен, кто бы сомневался... Действительно, что такого произошло? По сравнению с Волдемортом и Упивающимися — просто детская шалость. Почему же так хреново? При Лорде висела постоянная угроза пыток и смерти. Почти не было надежды, что вся семья выживет... Да, есть угроза — плохо, но когда нет защиты — ещё хуже! Сейчас, когда от Малфоев все отвернулись, у него остался только... Поттер.

Который, кстати, стоит в дверях, сжимая обеими руками какую-то стекляшку. Драко поднялся. Это могло быть только одно... Стало душно. Как же трудно. Он не может заставить себя даже взять ЭТО! Как он сможет ЭТО смотреть? Не сможет...

Гарри так волновался, что с трудом разжал вспотевшие ладони. Надо, что-то сказать... Хоть что-то.

— Мм... Эмм...

Прежний Драко обязательно съязвил бы по поводу гриффиндорского красноречия. А сейчас... Нет, ему определённо не нравится вялое подобие школьного недруга. "Рон прав, — уговаривал себя Гарри, — мы сделали всё, что нужно, даже больше. Благородно помогли бывшему врагу. Можно гордиться!" Только не оставляло чувство, что не сделано самого главного... Он оглянулся на Гермиону и мистера Уизли. Оба стояли потупившись. Было во всём что-то недосказанное.

— Спасибо, Поттер.

Голос Малфоя шелестел, как пергамент.

— Спасибо, Грейнжер, мистер Уизли.

Голова склонилась в вежливом полупоклоне.

От официоза стало ещё гаже, хотя, казалось, уже некуда.

Склянку Малфой держал так, будто боялся о неё испачкаться. И Гарри видел, как подрагивают его руки. Сейчас он уйдёт, и они вернутся к своей обычной жизни. И он к своей...Силуэт в дверях такой зыбкий, сейчас растает, как морок.

Малфой медленно, словно нехотя повернулся к выходу. И Гарри решился:

— Подожди!

Блондин замер и, так же медленно обернулся.

— Я думаю... Я хотел сказать...

Драко ждал не шевелясь, заранее принимая всё, что ему скажут и сделают. Снова, как в лифте, Гарри поймал его взгляд, и это помогло сосредоточиться.

— Давай вместе!

Сзади послышалось шевеление: мистер Уизли взял Гермиону под руку, и они направились к выходу. "Мальчишки лучше договорятся наедине, не будь он отец шестерых сыновей!"

Действительно, как только захлопнулась входная дверь, исчезли лишнее напряжение и неловкость.

Гарри приглашающе махнул рукой и направился вглубь дома, к Омуту памяти семейства Блэков.

Уже стоя перед древней, выщербленной каменной чашей, Гарри спохватился:

— Если не хочешь, я не буду смотреть. Просто... Я подумал... Мне на твоём месте было бы страшно.

— Мне страшно, — бесцветно произнёс Малфой.

Гарри забрал фиал и осторожно вылил содержимое в чашу. Малфой молчал с отрешённым видом, и всё это напоминало сопровождение осуждённого к месту казни. Пришлось через силу поддерживать разговор:

— Здесь всё... За целый месяц...Сразу...

Никакой реакции.

— Мистер Уизли сказал, что это их эмоции, отношение... Получится, что мы будем смотреть "их глазами"?

По лицу Драко прошла тень отвращения, и Гарри осенило:

— Слушай, а хочешь, я добавлю свои?

Брови Малфоя поползли вверх.

— Ты предлагаешь мне свою память?

Гарри радостно кивнул, приставил к голове палочку... И сообразил, что не знает, что делать дальше. "А ведь, только что, тут был мистер Уизли! Как же я не догадался спросить?!" Сосредоточенно крутя палочкой у виска, Гарри попытался применить что-нибудь из уроков оклюменции: так, надо "сконцентрироваться" и "контролировать разум". "Эх, профессор-профессор! На чём концентрироваться-то?"

Драко некоторое время наблюдал за его потугами, и вдруг заговорил абсолютно снейповским голосом:

— Сконцентрируйся на том, что именно ты хочешь мне дать!

Сцена из подвала стояла перед глазами в мельчайших подробностях, и Гарри уцепился за неё. Виску стало щекотно... Получилось! Окрылённый удачей, Гарри решил дать ещё что— нибудь, хотелось смягчить кошмар, в который предстоит окунуться. Если здесь видны эмоции, то кроме шока в подвале надо показать, хоть что-то хорошее. Прошлое нельзя изменить, но можно изменить отношение, показать другую сторону событий. Пусть Малфой увидит, как искренне ему помогают. Как переживает Гермиона. Как Гарри крадётся в мантии-невидимке и волнуется, что упустит, не успеет...

Информации получилось неожиданно много, замелькали картинки разговоров с Гермионой, всплыл образ Нарциссы и, по ассоциации, тут же вклинился эпизод с Роном. Его категорически не хотелось показывать, тем более, что в сравнении с миссис Малфой, друг смотрелся не выигрышно.

Извлекать мысли, оказалось совсем не просто. Раньше Гарри считал, что думосборы редки, потому что дороги. Но главная причина была не в этом. Ментальной магией мало кто умел пользоваться. Из знакомых магов — только Снейп, Дамблдор и Том Риддл.

Воспоминания никак не хотели отделяться одно от другого. Каждый образ тянул за собой ещё несколько. Место логики прочно заняли ассоциации. "Н-да, не удивительно, что с оклюменцией не получалось!" Вместо аккуратных серебристых волокон, его мысли напоминали паутину и к тому же норовили разлететься, их приходилось собирать с помощью палочки, и скоро она походила на веретено.

Каждый раз, пытаясь оборвать мысль, Гарри казалось, что теряются самые важные детали, наконец он сдался и потащил без контроля и сопротивления всё, что в его голове увязывалось с именем "Малфой".

Драко изумлённо уставился на большой лохматый клубок со свисающими, как водоросли концами.

— Вот... Теперь картина будет полной, — довольно улыбнулся Поттер.

— Ещё нет.

Малфой прищурил глаза, словно вглядываясь во что-то, поднёс палочку к виску и покрутил.

Его мысли были такими же аккуратными, как он сам. Они без возражений, послушно наматывались на палочку, не переплетаясь и педантично соблюдая заданную последовательность. Гарри позавидовал такому порядку в голове, в своей он никогда не был полным хозяином.

Внезапно, стройный порядок нарушился. Лицо Драко исказилось, очередное воспоминание было неприятным, вероятно поэтому контроль ослаб, и вслед за ровной нитью, потянулись беспорядочные обрывки.

— Теперь всё, — Малфой с трудом оборвал воспоминание и вопросительно посмотрел на Гарри.

Их память одновременно коснулась чаши и мгновенно перемешалась. "Действительно, омут!" — успел подумать Поттер, и над ними сомкнулась серебристая поверхность.

Гарри оказался в красивой комнате, выдержанной в светло-зеленых тонах, и тут же уткнулся в затылок Малфоя, разглядывавшего себя в ростовое зеркало. Выглядел юный аристократ безупречно, что не мешало поправлять невидимые простым смертным изъяны. К удивлению Гарри, воспоминание было долгим и эмоционально ярко окрашенным. Гарри не мог понять, что в нём такого ценного. Малфой просто перебирал мантии и при этом искрился от счастья.

Наконец обстановка сменилась: Драко лёгкими шагами летит по мраморной лестнице навстречу такой же счастливой матери, они смеются и обнимаются. Гарри смущённо отвернулся, — это было слишком интимно и слишком хорошо, и ...и ему было жаль, что он посторонний. В Малфой Менор готовились к торжеству, говорили о каких-то французских кузинах, и Драко забавно розовел и опускал глаза... В окно постучала серая министерская сова. Эмоциональный фон тут же изменился. Показалось даже, что в доме приглушили свет, а может, это у Малфоя потемнело в глазах?

...Они спешат за воспоминанием к зданию министерства, слизеринец при полном параде, красив и высокомерен, но Гарри вместе с ним чувствует неясную тревогу. Забывшись, Гарри протянул ему руку, и она, разумеется, прошла насквозь.

Кажется, он догадывается, почему воспоминания начинаются с внешне бессодержательных, домашних сценок. Там было нечто... Ощущение... То самое, когда о человеке говорят: "светится". Гарри не знал, как это назвать: благополучие? уверенность? уют? предвкушение? Пожалуй, так: ощущение праздника. Детское, настоящее, первое счастье.

Это и есть отличие "Драко до" от "Драко после". Повреждение, которое не смогли устранить ни одним волшебством. Никакое заклятие забвения не сотрёт счастья. Его помнит само тело, кости и нервы. Волосы помнят, как лежали привлекательно-небрежно, глаза знают, что такое быть живыми.

Только сейчас до Гарри дошло, насколько всё серьёзно. У Драко украли не память. Весь месяц он знал, что у него было что-то — очень яркое, не связанное ни с чем конкретным и связанное со всем. Замены не существует, и теперь там пустота, след, отпечаток, который нечем заполнить. Осознание потери — тоже, своего рода, память.

Лязгнули двери лифта, воспоминание оборвалось, и эмоциональный фон Драко перестал ощущаться.

То, что они входят в чужое воспоминание, было очевидно. Побывав в сознании Драко, Гарри настроился на него и уже ни с кем бы не спутал. Опять серый подвал... Если бы Гарри был в теле, его бы, вероятно, трясло. Он обернулся на Малфоя, тот застыл на пороге, зубы стиснуты, кулаки сжаты, глаза зажмурены. Забыв где они, Гарри снова попытался дотронуться.

— Иди один... — Не открывая глаз сказал Малфой.

Гарри яростно замотал головой.

— Нет, мы пойдём вместе! Что бы там ни было, я обещаю тебя не бросать!

Он ещё раз попытался поймать руку слизеринца, но, то ли в воспоминаниях такое невозможно в принципе, то ли сознание Драко не позволило это сделать.

— Скажи честно, Поттер: что тебе там надо?

Гарри так и застыл с протянутой рукой. Ответов было слишком много для одного вопроса. "Сказать, что хочу поддержать его? Это правда, но не вся. Хочу быть уверенным в друзьях и знакомых? Что там нет Рона я уже знаю, а это главное." Всё это было правдой, но Гарри отдавал себе отчёт, что кроме альтруизма и мотиваций типа: "если не увижу КТО, буду всю жизнь во всех сомневаться", был ещё личный интерес. Его тянуло в этот подвал. Страх и отвращение, вместо того, чтобы оттолкнуть, притягивали. И он чувствовал, что не успокоится, пока не поймёт, или не переживёт (может, это одно и то же?) определённые моменты.

— Я хочу понять.

Малфой глянул изподлобья. Похоже, он представлял о каком понимании речь.

Авроры уже стояли в ожидании, когда дверь распахнулась, и появился Драко. Сопровождавший, старательно пряча глаза, тут же скрылся за спинами товарищей. Наверное, это был самый тяжёлый момент, смотреть как приходит понимание, как меняется лицо. Гарри не мог отвести взгляд. То как Малфой держался, вызывало уважение, (а ведь уже понял, что разговором не ограничится!)

Внешне ситуация пока оставалась нормальной, эти люди ещё могут повернуть. Вперёд вышел рыжий аврор...

Гарри сражался с чувством гадливости, он не мог смотреть на знакомые лица. Что движет этими людьми?? Большинство не знают лично ни Драко, ни его семью. Гарри стал обходить зал по периметру, приближаясь то к одному, то к другому, попадая в поле их эмоций. "Да-а... Чего тут только нет!"

Чужое сознание очень трудно переносить. За несколькими шаблонными мыслями обнаруживались совершенно не относящиеся к делу порывы и желания( Тоже в общем-то, шаблонные).

Большинство толпилось, как зеваки на представлении, вокруг витала слабая заинтересованность, слабый страх, даже слабая скука, — всё слабое, не выраженное... Парочка вообще пребывала в отключке, в них почти не чувствовалось эмоций, и проскакивали мысли на производственно-бытовые темы. Гарри продолжал обходить зал, недоумевая: как такие нормальные люди сотворили такую ненормальную ситуацию? Может, дело в том, что это — бойцы, солдаты, привыкшие не обсуждать начальство? И если это самое начальство решило что-то "объяснить" бледному пареньку в подвале, — вероятно, в этом есть смысл...

То тут, то там вихрем взвивалась тревога, несколько раз Гарри вляпался в тягучее чувство омерзения.

Вдруг, он ощутил сильную взвинченность, она исходила от молодых ребят, они инициировали и поддерживали её друг в друге, но и голос совести здесь был отчётливей, чем у других.

Гарри подошёл ближе. Ребята прикрывались формулировкой "так ему и надо", за которой стояло настоящее опьянение чувством опасности, тем что перешёл грань. Опьянение передалось Гарри, и стало страшно от мысли, что может почувствовать Малфой? " У меня бы точно съехала крыша, если б я возбудился чужими издевательствами над самим собой! Жаль, его не спросишь," — Гарри не представлял настолько близкие отношения, чтобы можно было спрашивать о подобных вещах.

Одновременно терзали возбуждение и стыд. "Может, это самое сильное из всех их ощущений, а может, я к этому склонен (тропен, как сказали бы маггловские психологи)? Не важно! В любом случае, надо скорее отойти от "фонящих" людей."

Большинство присутствующих Гарри, про себя, назвал зрителями. Зрители сами не участвовали в процессе, но с любопытством наблюдали, и это бесило сильнее чем озлобление и похоть. Мелькнула мысль, что он тоже смотрит из любопытства. (Гарри затряс головой, чтобы её вытрясти).

Тем временем Малфой-из-омута поднялся с пола и, по приказу рыжего, стал приводить себя в порядок. Эмоций самого Драко не было, — этот момент он не помнил, — но общий фон оживился. Зрители подтянулись ближе.

Оказывается, словесные оскорбления и унижения давали больше "эмоциональной пищи", чем грубое рукоприкладство. Включились практически все, отовсюду неслись смешные комментарии и весёлый (или истеричный) смех. Когда в этом балагане раздался знакомый голос, Гарри от неожиданности вздрогнул.

— Поттер вам не простит.

В груди защемило, и Гарри пошёл к Драко в буквальном смысле сквозь толпу. Хотелось посмотреть в глаза, узнать... "Обливиейт" прозвучало секундой раньше. Взгляд Малфоя опустел, с лица стёрли выражение. Рыжий подал знак, и гогот смолк. Пока Малфой пребывал в прострации, авроры старались придать себе приличный вид.

Дни слегка наслаивались друг на друга, иногда трудно было понять последовательность событий.

"Били два раза и не сильно" — значит будет ещё...

Стараясь не рассматривать Малфоя, старательно протирающего пол мантией с родовым гербом, Гарри снова двинулся по кругу.

Реальный Малфой всё время держался возле, но по сторонам, практически, не смотрел. Его взгляд был прикован к нему самому. То и дело подходя к себе-из-прошлого, он вглядывался в лицо, внимательно слушал, словно старался не пропустить ошибку. Вероятно, он думал, что где-то повёл себя неправильно, и если найти где...

Поворотного момента не находилось, действие разворачивалось согласно выбору рыжего аврора со товарищи, хотя Малфой-из-омута перепробовал все мыслимые доводы и амплуа.

Неожиданно, на несколько мгновений, появилось воспоминание самого Драко. Юноши одновременно шагнули навстречу, и блондин болезненно скривился.

— Я помню это... Не смотри!

Но смотреть и не требовалось, мысль за долю секунды пронеслась во всей красе: сейчас Драко готов унижаться ещё больше, умоляя, чтоб его перестали унижать. Следующий этап будет, когда он начнёт благодарить за каждую подачку в виде минутной передышки, или не такого сильного удара, "как следовало". От него пытались добиться покорности, или, другими словами, соучастия в надругательстве над самим собой. Обоих передёрнуло от отвращения, когда Драко сам подал ремень.

На взгляд Гарри, били гораздо больше двух раз. И что Кингсли называет словом "сильно"? Ах вот, кажется оно... Отвратное зрелище! Гарри быстро оглянулся на настоящего Малфоя. Всё что они могут, — просто смотреть, и это сводит с ума.

Не выдержав испытания бездействием, Гарри заметался, проходя насквозь через людей и предметы.

— Чёртовы видения! Это только тени, они ничего не могут сделать! Или нет... Это я не могу ничего сделать!

Надо всем этим витали чувства Малфоя. Он мало помнил зрительно, но его ощущения висели тяжёлым фоном. Гарри выучил их все: тревога, отрицание, паника, надежда, отчаяние, расчётливость, тоска, обреченность, изворотливость, покорность.

Гарри вместе с ним проходил все фазы и не заметил, что настоящий Малфой оторвался от воспоминаний и в упор смотрит на него.

— Ну и кому здесь нужна помощь? — спросил блондин почти весело.

Вид бесящегося Поттера примирял с действительностью лучше всяких утешений, возвращал надежды и укреплял пошатнувшуюся веру в добро.

Масса правильных вещей не делается из-за условностей, кем-то придуманных установок и прочей виртуальщины, зато мысленно — сделать то, что хочешь легче, чем не сделать. Малфой мысленно (а как же ещё, если его тело находится возле чаши в доме Блеков?) протянул в сторону Гарри руку. Жест был невнятный и как бы случайный, если Гарри снова "не заметит", как много лет назад, можно сделать вид, что и сам не в курсе, что там делает твоя рука. Но Гарри уже тянул руку навстречу. Пальцы прошли сквозь пальцы, ладони не ощутили тепла, но это простое проявление дружбы, казалось очень важным. Гарри сконцентрировался на новом дружеском чувстве, — руки раз за разом проходили насквозь, но обоим от чего-то стало легче, беспомощность отступила.

За много (миль, дней, импульсов, фаз, синапсов, мыслеобразов, намерений и настроений( в чём измеряется психическое пространство?)), короче, далеко от министерства с его подвалами и лифтами, за краем волшебной чаши двое юношей стояли плечом к плечу, так крепко вцепившись друг в друга, что оставляли синяки.

Очередная порка ( в понимании Кингсли — шлепки — обидно, но не опасно). Драко удаётся терпеть молча, только иногда негромко вскрикивая. Цель — стыд, а не боль. Подходят по-очереди, остальные пошло шутят, звучит слово "партнёр". Видно, что бьют сдерживаясь, и всё же, когда Малфой наклоняется для следующего сеанса, опираясь локтями о стол, чтобы принять удобную "партнёру" позу, на спине поблескивают свежей кровью длинные, тонкие рубцы.

Гарри, по-обыкновению обходя присутствующих, остановился взглядом на молодом мужчине.

Что-то в нём цепляло... Он слишком внимательно, не отрываясь и не переговариваясь с другими, наблюдал за Драко.

В следующем воспоминании Гарри специально поискал его глазами.

...От его ударов Малфой вскрикивал чаще. Гарри вплотную подошёл к молодому человеку и тут же отскочил: вокруг, плотным коконом висела похоть. Струйки крови на бледной коже вызывали удовольствие, парень любовался!

Воспоминание опять "перескочило". Тот же мужчина с узким ремнём в руках (явно заготовленным специально, а может и сделанным на заказ) с непроницаемым лицом подходит к Малфою. Гарри затаил дыхание. Мужчина поднял Драко за плечо, так же, без выражения, заглянул ему в глаза и развернул к стене так, что бы тот держался за неё. В мечтах он называл Драко "лорд". Он фантазировал много раз и знал, что именно хочет увидеть. Распластал Драко по стене в живописной, на его взгляд, позе. "Эстет несчастный!" — подумал Гарри.

Послышался свист воздуха. Малфой вжался в стену. Мерзкий звук рассекаемой кожи, и Гарри погрузился в ощущения "эстета", после каждого удара тот любовался раненой спиной, беспомощной позой, его заводило содрогающееся тело, то как выгибались руки, мечущиеся по стене, как пальцы вцеплялись в трещины кладки. Лицом Драко изо всех сил вжимался в камни, но его тело "кричало". Это было красиво и жалко.

"Этот тип не пропустил ни одного дня! Что ему нужно от Малфоя?"

Гарри вгляделся в покрасневшее лицо. Судя по обрывочным, недоделанным мыслям, тот задался целью сломать Драко, как красивую, дорогую куклу. В сознании проносились картинки, где лорд валяется у него в ногах или стонет что "не может больше". Удовольствие от подчинения другого мужчины усиливалось тем, что это представитель "высшего света", аристократ до мозга костей, и не имеет значения текущее положение дел — порода есть порода.

Видя "старания" садиста в форме защитника магического отечества, Гарри думал, что никаким другим способом они не могли бы "пообщаться", и не потому, что не найдётся тем для разговора. Аврор — к удивлению Гарри — действительно считал Малфоя чем-то высшим, принадлежащим миру, в который сам "защитник " не попадёт, сколько ни выслуживайся.

— Х-хо! — Драко сбился с дыхания и не смог сдержать хрип, было видно, что он устал.

Сожаление мелькнуло и погасло. Для верности мракоборец посмотрел на малфоевское меченое предплечье. Им овладело злое ликование. Он оторвал Драко от стены и, перехватив странный ремень, начал наносить удары со всех сторон, так что бы они опоясывали тело. Крики Гарри и Малфоя-из-Омута раздались одновременно.

— Он же сейчас убьёт ... — Гарри чуть не сказал "его" и в смущении оглянулся. Настоящий Малфой по-прежнему стоял рядом.

Тем временем, рыжий аврор, ненавязчиво наблюдающий происходящее, молча подошёл и отобрал замаскированный под ремень кнут без кнутовища.

Малфой-из-воспоминаний прислонился к стене. Он дышал как загнанная лошадь, тело блестело от пота, вдоль рёбер наливались багровые рубцы.

Быстро "перепрыгнув" кашу из затёртых, разрозненных эпизодов, которые, судя по отзвукам боли и опустошённости принадлежали Драко, ребята попали в на удивление яркое и чёткое воспоминание.

...Звучит "Обливиэйт", Драко изумлённо оглядывает присутствующих, пытаясь сообразить где он. Сегодня присутствуют несколько персон, одетых как на светском рауте. То ли привычка выделяться, то ли специально готовились к маскараду. Джентельмены встали так, что бы максимально загородить обзор и не заострять внимание на убогой казённой обстановке. Даже пузырьки из-под зелий трансфигурировали в бокалы.

— Как здоровье матушки?

— Лорд Малфой! Прошу Вас!

Бокал подаётся вычурно галантным жестом. Полуголый, избитый "лорд" так же галантно его принимает, произнося положенные по этикету приветствия. Один из мужчин неожиданно с размаха бьёт его в лицо. Драко захлебывается словами, но нацеленная на него палочка уже поднимается. В глазах мелькнуло понимание.

— Обливиэйт!

Драко вежливо кланяется и обещает передать матушке добрые пожелания.

— В Вашем поместье праздник, я слышал? Будет бал?

— Да. Приношу извинения, если Вы не приглашены. В следующий раз — обязательно.

Драко подал собеседнику руку и увидел свои обломанные ногти, ссаженные костяшки пальцев, синяки на запястье... Он едва заметно вздрогнул и оглядев себя, увидел, что брюки в грязных следах, а рубашка порвана и висит лоскутами. Попробовал расправить плечи и тело отзывалось болью. Драко смотрел на респектабельных мужчин и не мог поверить... Если бы не доброжелательный тон, он бы поклялся,что только что поднялся с пола, где его "от души" пинали ногами. По лицу прошла тень, потемнели даже глаза. Между тем, вежливая беседа продолжалась, господа принялись обсуждать политику и великосветские новости.

Сюжет спектакля был прост, как всё гениальное: не делая ничего грубее пощёчин, вынуждая улыбаться и поддерживать на равных светский разговор, эти люди с безупречными манерами втаптывали в грязь надёжнее, чем все чиновники и вояки с их вульгарной силой.

Публика стояла, затаив дыхание, не смея мешать.

— А дайте, я! — кто-то из молодых авроров захотел поучаствовать. Выкрик проигнорировали, а ближайшие зашикали и замахали руками.

Какой-то парень с лихорадочно блестящими глазами прокричал севшим от волнения голосом:

— Разденьте его! Заставьте раздеться, он, ведь, всё равно не вспомнит! Посмотрим, как будет вести себя голый лорд!

Идею поддержали сразу, как будто только и ждали, что кто-нибудь озвучит общее желание. "Ну парень даёт! И не постеснялся же, а ведь здесь его друзья и сослуживцы!"

После нескольких "обливиэйтов" представители элиты разошлись, да и остальным наскучило одно и то же: Малфой, обнаруживая себя голым среди представителей "высшего общества", вместо того, чтобы пытаться прикрыться или извиняться, тут же впадал в обморочное состояние — ничего интересного...

Кажется, это был следующий день...И кажется, дежурные развлечения приелись. Усилились скука, растерянность и недовольство. Большинство не знали толком, чего хотят, и только озабоченный "эстет", как всегда, проявлял повышенную заинтересованность.

Обстановку оживляли несколько новеньких, среди которых Гарри с ужасом заметил... Джорджа Уизли. Не хотелось верить глазам. Конечно, его привёл Перси! Гарри возненавидел министерского подхалима всей душой. То, что сам Перси появился на "корпоративной вечеринке", выглядело очень естественно.

Ноги сами понесли его к другу "Нет, ты не такой! Только не ты!"

Джордж вёл себя очень похоже на самого Гарри: хмуро оглядывал окружающих и пытался понять зачем...

Перси возбуждённо щебетал, объясняя правила "аттракциона". Рядом с ним обнаружилась офисного вида девушка. Это уже слишком! Гарри побагровел и сунул в лицо Перси кулак. "Ну, подожди! Уж тебя-то я точно достану! Теперь понятно, почему у мистера Уизли был такой несчастный вид!"

На лицах появилось некоторое оживление, бывший гриффиндорский староста поднял палец, давая понять, что представление начинается. Девушка сквозь Гарри расширенными глазами уставилась на Малфоя. Похоже начиналась самая интересная часть: жертве объясняли зачем она здесь. Перси с девушкой стал проталкиваться поближе, попытавшись увлечь с собой Джорджа. Тот скрестил руки на груди и остался стоять у стены. Гарри скользнул к нему, как можно дальше обходя парочку, но от девушки несло так, что не учуять было не возможно. Она поедала глазами и Малфоя и ремни, как бы невзначай разложенные на столе. Гарри подумал, что знает, как она будет развлекаться с Перси. "Ха, так ему и надо!"

В центре что-то происходило. "Там всё время что-то происходит," — уговаривал себя Гарри, сейчас его больше интересовал Джордж.

Но какое-то несоответствие всё же резало глаз... Малфоя нет рядом! Он уже так привык, что они вместе. Гарри заозирался, но с места, где стоял Джордж видны были только сомкнутые спины.

"А ведь действительно, что-то происходит! И Драко исчез... Может он сбежал из омута?"

— Гарри!

Малфой шёл к нему сам, платиновая макушка плыла над толпой исчезая и появляясь, он очень торопился и двигался сквозь всех. Было тревожно смотреть, как реальный Малфой то сливается с воспоминаниями, то появляется снова. Оставив Джорджа, Гарри кинулся навстречу.

Дежурные забавы, действительно, приелись... Ремни лежали нетронутыми. Объяснив "Пожирателю смерти", НАСКОЛЬКО тот в их власти, и насладившись реакцией, народ заскучал. Кто-то даже предложил разойтись, раз программа исчерпана.

Гарри пропустил момент, когда оно началось.

В центре помещения стоял похотливый эстет и медленно расстёгивал на Драко мантию. Мантия упала на пол, и настал черёд рубашки. Аврор положил руки на ворот и дёрнул, распахивая её на груди. Юноша инстинктивно перехватил его руки, за что получил такую сильную пощёчину, что голова мотнулась в сторону. Мужчина не позволял ему защищаться. Любая попытка не дать себя раздеть жестоко пресекалась. Наконец, схватив за волосы и запрокинув ему голову, аврор потащил Малфоя куда-то в угол. Остальные не поощряли, но и не возражали.

Мужчина прижал Драко к стене и, пыхтя ему в лицо, запустил руки под оставшуюся одежду.

Малфой, — в обеих версиях, — был в отчаянии. Гарри заскрежетал зубами, отворачиваясь.

— Ты обещал меня не бросать! — "настоящий" Малфой подскочил к нему и уже сам попытался взять за руку.

Гарри через силу повернулся и уставился перед собой, бормоча проклятия и обещания убить.

"Ведь Кингсли обещал, что ЭТОГО не будет! Может, Джордж его спасёт?" Но близнеца нигде не было. "Ушёл? Интересно, когда? Чтож, хоть не участвует..."

И тут, Малфой-из-Омута начал сопротивляться. Он сказал что-то насильнику — бесполезно, позвал на помощь — молчание, попытался вырваться — получил удар в лицо, укусил за руку — согнулся от удара коленом. Ещё раз позвал — получил, продолжил вырываться — аврор зашипел.

— Чёрт вас возьми!!! Неужели никто не поможет!!?? — Гарри кричал, чтобы делать хоть что-нибудь. Ему вторили вопли Драко-из-Омута.

Через некоторое время Гарри понял, что орёт один. Рядом стоял рыжий аврор. Взяв любителя "секса с препятствиями" за шкирку и периодически встряхивая, он менторским тоном объяснял что-то про моральный облик защитника Родины.

Гарри сам не понял: смеялся он тогда или плакал

— Они в Омуте уже несколько часов! Это опасно!

— Почему?

— Ты что, не слышал выражение "быть не в своём уме"?

— Слышал, только не знал, что оно про думосбор.

— Если их срочно не вытащить, у вашего отца будут большие неприятности!

— Он ведь не знал!

— Вот именно, мистер Уизли, ваш уважаемый отец, почему-то не знаком с элементарными правилами безопасности!

— Видишь, Гермиона! Я сразу говорил, зря вы с ними связываетесь! Теперь они ещё отцу угрожают!

— Я прочитала "Руководство по ментальной магии". Нельзя вываливать на неокрепшую психику столько мыслей сразу! Если дойдёт до Кингсли...

— Да понял, понял! И что делать?

Однако, пора выбираться. "Подвальные воспоминания" явно исчерпаны, почему же Омут их не отпускает? Вокруг по-прежнему сплошная серая кладка. И где, интересно, его собственные, с таким трудом собранные мысли?

Гарри протянул руку Малфою, Малфой — ему. (Это означало взяться за руки.) Молодые люди не очень понимали, как передвигаться внутри Омута. Мыслеобразы текли своим чередом, свои и чужие вперемешку. Тот, кто придумал выражение "поток сознания", точно побывал в чьём-нибудь думосборе. Если б удалось хотя бы выбраться из давящего серого пространства! Прервать свою мысль трудно, а как прервать чужую?

— Мал... Драко, как думаешь, почему мы не выныриваем?

— Ты же, вроде, нырял раньше в Омут?

— Да, но раньше меня просто выносило... Когда воспоминание заканчивалось...

— Значит, есть ещё что-то... Наверно те лохмотья, которые ты так долго из себя тянул. Я всё думал: где они? — поймав укоризненный взгляд, Драко попытался не язвить, — ну и мои обрывки тоже не лучше, ты же видел?

— Неужели придётся бродить здесь, пока не наткнёмся на нужную мысль? Я и в себе-то её с трудом нашёл, а тут ещё тридцать человек!

— Тридцать один! Меня ты не посчитал!

— Отлично! Может, ты скажешь, что делать? Смешно звучит, но я потерял своё сознание!

— А зачем оно тебе?

— Видишь ли, я думаю, что из своих мыслей легче найти выход!

— Я в этом не уверен.

— Беда в том, что я тогда толком не понял, что думал...

Драко присвистнул.

— И кто за палочку тянул?! Из меня, понятно, лезло лишнее, но я думал, хоть ты знаешь, что делаешь! Как теперь искать, не зная что?!

— "Заблудились в мыслях"! Что бы сказал Снейп! Наводить порядок в голове он меня так и не научил...

— Снейп — замечательный человек, но он логик. Меня учила работать с сознанием Беллатрисса.

— Не поверю, что она круче Снейпа!

— Не круче. Именно поэтому у неё был приём, которым Снейп пренебрегал. Говорил, что это чисто женское — зря!

— Ну да, из женщин ментальными экспериментами занимались она и профессор Трелони, и обе регулярно покидали "пределы разума".

Малфой пропустил колкость мимо ушей.

— Тётка говорила, что мысли и желания — не часть нас, у них есть своя воля, или, может быть, закон. Если нас не слушаются мысли, мы тоже можем их не слушать. Просто идти мимо, как в этом думосборе. С желаниями сложнее... Она вообще считала, что желания — это самое постоянное, что есть у людей.

Выждав паузу для переваривания информации, Драко продолжил:

— Если верить тётке, желания остались при нас, не важно, если и приняли другую форму.

— Кажется, ясно! Вспоминать не надо, надо понять чего хочешь!

— Можно и не понимать, желание само выведет. Ему всё равно: рассеяный ты, пьяный или сумасшедший. Не смейся, Поттер! Белла в Азкабане не свихнулась! 15 лет просидела в "одиночке", но умела так хотеть, что всё её осталась с ней. Мать говорит, тётка после заключения практически не изменилась.

— Тогда всё просто. Пошли!

— Куда?

— Для начала, попробуем в дверь.

Тяжёлая дверь отворилась на солнечную поляну. После сплошного серого, зелёный ослеплял. Пришлось немного постоять зажмурившись, а когда глаза привыкли, друзья увидели троих детей в красно-золотой форме, бегущих вприпрыжку к домику лесничего. Поодаль воровато двигалась ещё одна фигурка в зелёным шарфе.

— Ой! — сказали хозяева воспоминаний в один голос.

Трое смеялись на бегу. И держались за руки. И у них был секрет. Радость ощущалась на расстоянии.

От слизеринца фонило злобной завистью, но когда он подошёл ближе, Гарри удивился, увидев за этим настоящие чувства, по-детски яркие и однозначные, без всяких примесей и двойного дна. Заглянуть в душу ребёнка было гораздо интимней, всёго, что Гарри сегодня видел. Малфой тоже смутился и забормотал объяснения:

— Мне было интересно, куда вы так часто уходите... И на детёныша дракона посмотреть... А там... Всё как бы само произошло, ну мы же враги, вроде... Для меня само собой разумелось, если ты меня обидел, я теперь должен тебе вредить...

— Для нас тоже. Я был уверен, что ты настучишь... Все были уверены...

Оба резко замолчали. На поляне творилось что-то странное. Гарри-из-памяти выскочил на порог и окликнул слизеринца. Под неодобрительное бормотание Хагрида, под пронзительными взглядами прилипших к оконному стеклу друзей, он подошёл к застывшему блондину. Рядом мальчики смотрелись нелепо: один встрёпанный очкарик, в мешковатой одежде, второй — как иллюстрация из книжки о хороших манерах.

— Постой! Но этого же не было!

— Смотри, смотри! Я приглашаю тебя в дом!

Ребята не слышали, о чём говорят их уменьшенные копии, но когда Малфой шёл обратно к замку, это был другой человек, он даже казался выше ростом. Гордость помешала принять приглашение, но и доносить он уже ни на кого не собирался.

Обстановка менялась, как в калейдоскопе, и знакомые лица продолжали совершать незнакомые поступки.

— Драко, что это?

Малфой был озадачен не меньше. Можно было попытаться по каким-нибудь деталям идентифицировать время и место, но деталей не было! Стоило всмотреться — всё расплывалось и даже собственные фигуры становились абстрактными.

— Может, это галлюцинации из-за того, что мы слишком долго пробыли в Омуте?

— Похоже на мечты... Только не пойму твои или мои.

— Я-то удивлялся, почему в думосборе только помять, в сознании столько всего...

— Тонкое наблюдение.

— Я имею в виду...Там же должны быть представления о самом себе, о других и, наверно, какой-нибудь образ действий на разные случаи...

— Странно, что это попало в Омут... Обычно они так не перемешиваются, но я слышал, иногда удаётся увидеть глубинные образы. Так о чём ты всё-таки думал?

— Что возможно, подружись мы тогда, на первом курсе, с тобой бы ничего такого не случилось...

— Я тоже об этом думал... А похоже, ты прав насчёт образа действия!

— Мы видим, как могли бы себя повести?

— Да, можно назвать это "воспоминания о будущем".

В Омуте вспыхивали моменты детства и взрослой жизни. К удивлению погруженных в свои мысли ребят, сколько бы вариантов поведения ни подкидывало препарированное сознание, результат редко менялся. На некоторые моменты вариантов будущего набиралось десяток, но менялась только "окраска", настроение. А жизнь, сделав поворот, снова выруливала в прежнее русло, ну или почти прежнее... Отношения людей, напротив, менялись так часто, что в итоге, от них практически ничего не зависело. Но эмоции важнее событий, так что "изнутри" перемены были видны очень сильно.

Впрочем, судьба Гарри и Драко по чуть-чуть, но смещалась с привычной колеи. Каждый раз, когда Драко наступал на свою гордость, когда Гарри не вёлся на увлекательную игру в межфакультетскую вражду... Наблюдать становилось всё интереснее, оказывается они совсем не знали друг друга.

Сколько Малфой ни старался походить на отца, сразу бросалось в глаза, насколько они разные люди, но была и характерная общая черта: при всем высокомерии, оба легко подпадали под власть сильного лидера.

Маленький Драко жаждал встретить кого-то необыкновенного, особенного, "волшебника из волшебников". Когда выяснилось, что новый друг владеет серпентарго, Драко понял, что это ОН.

Молодые люди видели свою дружбу курс за курсом, будто многосерийный фильм.

После истории с Философским Камнем и битвы с василиском, Малфой чувствовал к Гарри практически преклонение. Убеждал всех и самого Гарри, что тот точно наследник Слизерина, и продолжал верить в это всю жизнь.

Он так и не смог поучаствовать ни в защите Камня, ни в спасении Джинни, а с событиями третьего курса подсознание не определилось — на их месте царил непроходимый бардак. Из целого года удалось разглядеть только эпизод с освобождением Сириуса, где Малфой снова оказался не у дел, потому что побоялся приблизиться к гиппогрифу...

Удивительно, но струсив в очередной раз, он всё равно оставался рядом, ( чем выводил из себя Рона). Не сумев оттеснить Уизли с места "лучшего друга", Драко стал чем-то вроде оруженосца. Его характер только чуть-чуть уступал Гарри. Быть на равных не получилось, и он подчинился.

После того, как Поттер отбился от дементоров (в "воспоминаниях будущего", Малфой убежал в лес при одном их приближении, но потом всё же мужественно вернулся и дрожал у друга за спиной), ни о каком соперничестве дальше речи не шло. Малфой добровольно принял вассальное положение. Возможно, сказались гены: так предки-рыцари много веков служили королю, и Драко нашёл себе сюзерена... Плохо, что Гарри принял такое положение вещей.

Дружить надо уметь... Грубоватый, открытый Рон умел. Поттер сопротивлялся долго, но иметь в подчинении ручного слизеринца оказалось слишком притягательно. Его лесть была изящна, он исполнял "вторую роль" естественно и красиво. Малфой раскрылся с лучших сторон, — предназначенных только для "своих", — и украшал собой их компанию. Чем дальше, тем яснее становилось, что Гарри не смог бы не поддаться такому искушению, и погубил бы его.

У обоих изменился характер. Гарри стал заносчивее, Драко — более тонкий и чуткий — менялся сильнее. Они просмотрели несколько сюжетов времён 5 — 6 курсов, где Малфой закатывает Гарри сцены, а тот в ответ грубит и ругается так, как никогда не ругался бы с Роном и ни с каким другим парнем.

В какой-то момент блондин так "подстилается", что в шутку приходит мысль, что это подчинение может зайти и дальше. Шутка шуткой, но сознание Драко её не отметает...

Самое паршивое, что слизеринцу удалось сделать то, чего не смогли все поклонники вместе взятые: Гарри окончательно поверил в свою "крутость". Он становится неосторожным... Замелькали страшные кадры пыток в Малфой Меноре: пытают Драко, потом его отца и мать, потом Снейпа... Но Драко до конца продолжает надеяться на своего необыкновенного друга... Пространство озаряется зелёной вспышкой, на мёртвом лице недоумение и растерянность.

— Бррр! — Гарри тряс головой.

Смерть выглядела слишком правдоподобно. Гарри испытал самое настоящее горе, припомнились все смерти, так много... "Сириус! Он, как Сириус, умер из-за меня! А ведь он тоже наполовину Блэк... Стоп! Я начинаю теряться в мыслях. Уже сам не знаю, где реальность!"

Гарри всматривался в настоящего Малфоя и боялся, что тот тоже сейчас исчезнет. А вдруг их реальность такая же картинка в думосборе? Уже несколько раз ему казалось, что фигура слизеринца растворяется.

— !!! — Гарри даже не нашёлся, что заорать. НЕ КАЖЕТСЯ! ЕМУ НЕ КАЖЕТСЯ! Белые волосы сливаются с клочьями белого тумана, лица уже почти не видно! Гарри прошиб холодный пот, чувствовалось, как он течёт по телу, спина одеревенела и лежать не удобно, и... и какая-то сволочь шлёпнула по лицу!

Уже выспавшись, но ещё не вставая ("Кикимер обещал мисс Гермионе и леди Нарциссе следить!"), уютным вечером ребята лежали, закутавшись в плед, и разговаривали.

— Понимаешь, они будут жить, как жили... Для них это не такой уж значительный эпизод. Обидно... Хотелось бы, чтоб прониклись, осознали, пострадали...

— Да, ощущение, что лично ты интересовал только того мудака ( Гермиона сказала, его уволили), да рыжего креббовского родственничка....

— Вот-вот, если кто понимает, что творил, то они. Остальные или уже забыли, или убедили себя, что ничего серьёзного не случилось и тоже забыли...

А я... Знаешь, я чувствовал, что меня осквернили. И не знал, имею ли право теперь придти в свой дом, дотронуться до своих вещей, особенно детских... Я даже всерьёз задался вопросом: кто я теперь?

— Ты Драко Малфой, мой друг. Да, кстати! — Гарри вывернулся из пледа и схватил малфоевскую руку.

Драко сжал её в ответ.

— Волшебники не одинаковы, Драко! Я тебе покажу с кем дружить!

— Не очень удачная шутка, Поттер... Кое-кто из твоих друзей там тоже был.

— Джордж ... а ты не видел, как он ушёл? Я надеялся, это он тебя спасёт... А получается, спас главный негодяй...

— Видел. Он прошёл мимо рыжего и толкнул его плечом.

— Вот здорово! И тогда рыжий опомнился и вас разнял?

— Не совсем. Вообще-то, он и сам уже к нам шёл.

— Значит, сработало то, что ты звал на помощь?

— Да всё как-то одновременно произошло... Я сопротивлялся, ты орал (ладно-ладно, мы орали), Джордж выразил своё "фэ", дядюшка Кребба сообразил, что оно того не стоит... Самое мерзкое, что я теперь испытываю к нему благодарность! Как будто он сделал мне доброе дело!

Потрескивал камин, из гостиной доносились голоса: не взволнованные и не озабоченные, обычный разговор за чаем. Кажется, Нарцисса объясняла Гермионе что-то о родовой магии ... Гарри думал о том, что в кои-то веки его дом выглядит жилым и ухоженным, что у них настоящий семейный вечер ( вот бы удивился Сириус! Надо будет расспросить потом про него, наверняка Нарцисса расскажет много интересного! )

В честь успешного путешествия в Омут и обратно готовится праздник, за столом будут только близкие, и, как положено в благородных волшебных домах, будет прислуживать старый эльф... Гарри всегда мечтал о таком празднике, ощущение было откуда-то знакомо... Может, посиделки в Норе? Или в памяти заложился образ из раннего "доволдемортового" детства? Из-за дверей раздался переливчатый смех, и Гарри вспомнил: это не из его детства. Это чувства Драко! " За этим стоило нырять в Омут! "

— Я всё думал про нас из Омута... Мне кажется, дело в том, что мы слишком хорошо друг друга дополняли. Опора не должна превращаться в костыли. Мы оба...Как бы сказать, избаловались...

— Да, ты был редкостная, самонадеянная сволочь. Всегда хотел тебе это сказать!

— А у тебя сейчас нормальный, мужской характер, а то, знаешь, в думосборе временами непонятно было...

Малфой замахнулся подушкой, но кидать не стал — делать резкие движения было лень.

— Ещё хотел спросить... Когда мы были в твоём детстве...

— Ну?

— Что там мелькнула за книжка?

— Простая детская книжка о мальчике, который победил злого колдуна.

Малфой говорил отвернувшись, и Гарри точно знал, что он краснеет.

— Таких много было...

— Я не знал.

— Ты думал, тебя все дети знали из учебников?

— ...

— Отец рассказывал истории про тебя: что тебя спрятали у магглов, что ты ничего не знаешь о магии, но однажды ты вернёшься... Я мечтал, что мы встретимся, представлял, как покажу тебе всё... волшебный мир... Папа говорил, твои родители погибли, потому что неправильно себя вели, общались не с теми людьми ... И я подумал, что научу тебя...

Гарри не знал что сказать, ему только что признались, что он был любимой детской сказкой. Он уже хотел отшутиться, но вдруг его осенило:

— Знаешь, в доме, где я жил, никогда не говорили о родственниках отца, и я мечтал, что где-то далеко у меня есть брат, ну или племянник — без разницы. Я представлял, будто он обладает разными сверх-способностями, например без спичек вызывает огонь, не дотрагиваясь, двигает предметы или читает мысли. Было здорово мечтать, как мы вместе проучим Дадли и компанию! А живёт он в большом, красивом доме, почти замке, в котором есть масса интересных предметов и книг с тайными знаниями.

Малфой всё не оборачивался, но и по затылку было видно, что он улыбается.

— А ты в курсе, что Блэки с Поттерами в родстве?

Драко фыркнул.

— Ну ещё бы я был не в курсе! Я Родовое Древо с детства изучил!

— Ты мой двоюродный дядя, или что-то в этом роде... Не знаю, как тебе, а для магглов это достаточно близкое родство!

"Вообще-то, троюродный", — подумал Драко, но вслух говорить не стал, — "кто знает этих магглов, вдруг такое родство уже не считается "достаточно близким"?"

А Гарри думал о том, что не первый раз чужие мысли меняют его жизнь. А ведь у него тоже много дорогих моментов. Не потерять бы. "Рон... Если он не захочет теперь общаться... А ведь с ним прошли семь самых классных лет!"

В гостиной раздался новый голос:

— Дрыхнут? До сих пор? Какие там сутки пошли, четвёртые? Ах, ещё третьи! Тогда конечно, не буду беспокоить!

— Рон, что случилось? Ты какой-то взвинченный.

— Сбежал из дома, там такой бардак! Мать орёт на папу — он, видите ли, не вмешался, когда Джордж за что-то бил Перси морду!