Адриатика

Солнечные лучи ласково касаются кожи, шаловливыми пальчиками перебегают по губам и закрытым векам.

В открытое окно шумно дышит Адриатическое море.

Ты открываешь глаза и потягиваешься, как ленивая кошка.

В комнату врывается сумасшедший, но свободный ветер, несущий запах соли, влаги и лета.

Ты подходишь к распахнутому окну и вдыхаешь это лето.

Глубоко-глубоко. Так, чтобы пропитаться Адриатикой насквозь. Так, чтобы эта соленая свобода стала частью тебя.

Ты стоишь, раскинув руки и подставив лицо солнцу, чтобы впитать солнечные тепло и счастье.

Делаешь еще один глубокий вдох, но теперь к запаху соленой воды примешивается терпкий, горьковатый аромат крепкого кофе и блинчиков.

Улыбаешься.

Бросаешься вон из комнаты, но замираешь на пороге кухни.

Приваливаешься к дверному косяку и зачарованно смотришь на широкую мускулистую спину Рона, на то, как он двигает плечами в ритме глупой песенки из Ледникового периода, на который вы недавно вместе ходили.

А глупое солнце запуталось в мокрых волосах Уизли, взрываясь от негодования искрами.

Рон встряхивает головой, и все эти яркие огоньки разлетаются, как выпущенные из клетки бабочки.

И ты вдруг думаешь о том, что война могла забрать его, ведь он мог уйти тогда и не вернуться. Тогда ничего бы этого не было.

При мысли об этом позвоночник ловит электрический разряд, а внутри все замерзает. На глаза наворачиваются беспричинные слезы.

Ты срываешься с места, подбегаешь к Уизли, к твоему Уизли, и прижимаешься к нему всем телом.

Крепко обнимаешь его. Еще крепче. Еще. так, чтобы между вами не осталось и миллиметра свободного пространства.

Ты вдыхаешь аромат его влажной кожи и погружаешься в океан карамели и парного молока.

Рон теплый, верный и такой домашний.

От него веет уютом, надежностью и покоем.

Война выжгла из него неуверенность, сомнения, вспыльчивость и неуемную страстность. Она покалечила его, оставила на душе кровоточащие рваные раны, которые никогда не залечатся.

Однако эта кровавая бойня словно обтесала Уизли, отсекая все лишнее, создала из куска мрамора цельную идеальную скульптуру.

И за это ты ей благодарна.

Ты медленно потягиваешь кофе из просто до неприличия огромной чашки и заедаешь его блинами, время от времени перелистывая "Пророк".

Однако тебе плевать на все, что происходит в Англии.

Здесь, на юге Хорватии, нет места печалям.

Не поднимая глаз, чувствуешь на себе ласковый и нежный взгляд Рона. Он смотрит на тебя с восхищением, и ты это знаешь.

Он запоминает каждый твой жест: как смахиваешь назад волосы, как задумчиво кусаешь губу или теребишь мочку уха, как недовольно морщишься или радостно улыбаешься.

Наконец, ты не выдерживаешь эту сладкую пытку и поднимаешь голову.

Ты тонешь в синеве его глаз.

Умираешь там, но совсем не хочешь спасаться...

Вы сидите на причале, болтая в воде ногами. Поднимается фонтан переливающихся брызг, и ты любуешься ими.

Рон натягивает на твои непокорные волосы панаму, мотивируя это советом Молли.

Ты хохочешь и уворачиваешься от заботы и теплых рук. Вскакиваешь, наклоняешься и заглядываешь в черничные глаза Уизли.

Ловишь озорные искринки в зрачках, но упускаешь момент, когда Рон сбрасывает тебя с мостика.

Теплая прозрачная вода принимает тебя, смыкаясь стеной над головой.

Рыжий бесшумно ходит по причалу, ожидая твоего появления на берегу.

А вот и ты.

Выходишь из воды, стряхиваешь соленые капли с волос и замечаешь бегущего к тебе Уизли.

В его огненной шевелюре гуляет ветер, а руке развевается та самая панамка.

Ты со смехом убегаешь. Бежишь так быстро, как можешь, но оглядываясь через плечо, видишь, что расстояние между вами сокращается.

Наконец на твоей талии смыкаются крепкие мужские руки, притягивают к себе и разворачивают лицом.

Рон нахлобучивает на тебя шляпу и целует.

А губы у него сладкие-сладкие...

Вы лежите на пляже. ты опираешься на локоть и разглядываешь такое родное и любимое лицо Ронни.

Проводишь пальцем по скулам, очерчиваешь линию губ и вздыхаешь.

У тебя никак не получается забыть отчаянные, полные боли и горя, крики Рона по ночам. Ты помнишь каждую сцелованную с дрожащих ресниц

горькую слезинку, знаешь каждый шрам на его спине и безумно хочешь помочь отогнать призраков прошлого.

Вот и сейчас в темно-лазурных глазах Рона плещется замаскированная горечь.

Тогда ты садишься на колени и тянешь Уизли за собой. Держа его лицо в своих ладонях, легко, воздушно, едва уловимо касаешься его губ своими. С интересом и надеждой наблюдаешь, как в его глазах разгорается огонек нежности, а потом целуешь еще раз. Настойчиво, требовательно и уверенно.

Целуешь так, чтобы Рон почувствовал, что он не один, что у него есть ты.

Целуешь, отдаваясь без остатка, растворяясь в нем и аромате карамели с молоком.

А у ваших ног ласково шепчет нефритовое море...

Вы идете по ночной набережной, освещенной лунным светом.

На черном небе перемигиваются обнаглевшие звезды, разглядывающие себя в зеркале-море.

Полная луна лягла под невероятным углом, почти касаясь воды.

Рон обнимает тебя и шепчет какие-то любовные глупости.

Ты мягко улыбаешься, но внутри взрываются бомбы захлестывающей нежности, не уступающие по силе ядерным.

Ты, Гермиона Грейнджер, Героиня Войны, лауреат на премию в области трансфигурации, радуешься, как шестнадцатилетняя дурочка, которую первый раз пригласили на свидание.

И тебе до слез хочется запомнить этот момент полного, всепоглощающего счастья.

А черничное море нашептывает луне влюбленные глупости...