Трое

Несмотря на то, что за окном падают крупные, мягкие хлопья снега, гирлянды, развешанные Гермионой на окне, создают ощущение тепла в комнате. Мир кажется спокойным и неподвижным. Это один из тех типичных декабрьских дней, которые так любит Рон. Это один из тех предрождественских дней, когда взрослые, очарованные праздничными огоньками, горящими свечами и запахом рождественского печения, позволяют себе быть наивными.

Послезавтра сочельник, и Рон задумывается о том, чтобы провести его в Норе со своей семьей, не думая о сегодняшнем вечере. Он размышляет о том, что скажет его мать, если узнает о сумасшедших идеях, пришедших им с Гермионой в голову. Возможно ли, что все супружеские пары в тайне проводили эксперименты, подобные этим?

Рон подумывает о том, чтобы спросить у Гарри, делал ли он подобные вещи, но вспомнив, что тот женат на его сестре, отказывается от этой мысли.

Он не знает, что должен делать или говорить. Неуверенно переводя взгляд со своей жены на Лавгуд и обратно, Рон ждет, когда одна из них что-нибудь скажет.

Постепенно в его голову закрадывается мысль, что для Гермионы это не так просто, как она утверждала месяц назад, перед тем, как поговорить с Луной. Она сидит на софе справа, чрезмерно напряженная, пригубляя из бокала эльфийское вино. Луна, которая сидит слева от нее, наоборот, выглядит расслабленной и даже немного заскучавшей. Она делает нечто причудливое, по мнению Рона, со своими руками, пытаясь скрестить их за спиной. Он не может понять, почему Луна пытается это сделать. Он вообще когда-нибудь понимал эту странную девушку?

"Возможно, потому, что это просто Луна", — рассуждает Рон и, вновь обращая свое внимание на жену, приходит к заключению, что сегодня, похоже, ничего не произойдет.

Однако Луна думает иначе. Произнося будничным тоном, она, между тем, играет своими большими сережками:

— Если мы хотим трахаться, так давайте это сделаем сейчас. Ларс ждет, — она перестала заламывать свои руки и посмотрела с вызовом на Гермиону.

— Кто такой Ларс? — спрашивает охрипшим голосом Рон. У него возникает ощущение, будто он молчал уже несколько лет.

Луна смотрит на него всё с тем же скучающим видом. Ей всегда скучно, когда она с ним разговаривает, вспоминает Рон, все равно, что с второстепенным персонажем, незначительной фигурой, которая тоже присутствует здесь.

— Я не знаю. Понятия не имею, совершенно.

— Не знаешь? — удивленно спрашивает Рон.

— Хагрид нашел яйцо, мы не знаем, что растет в нем, но мы назвали его Ларсом, — медленно проговаривает Луна, переводя взгляд на Гермиону. Лавгуд зачарованно наблюдает за девушкой, щеки которой слегка покраснели. Возможно, Рон ошибся, и это всего лишь так падает свет от свечей из рождественского венка, стоящего на столе.

— Мерлинова борода, — воскликнул Рон, воображая всевозможных существ, которые могут появиться из этого яйца.

— Да, — говорит Луна, — я тоже думаю, что Ларс — ужасное имя. Я хочу назвать его Хьюго.

— Хьюго?! — возражает Рон, вспоминая, что это именно то имя, о котором он говорил Луне.

Девушка ловко игнорирует его, обращаясь к Гермионе:

— Я думаю, мы можем начать с поцелуев, — Гермиона неуверенно кивнула, на что Рон тут же ответил:

— Дорогая, если это не для тебя, мы можем оставить эту затею, — он с тревогой смотрит на свою жену.

— Это доставит вам удовольствие, — обещает Луна и пододвигается к Гермионе.

Рон задерживает дыхание и смотрит Гермионе в глаза. Но зрительный контакт вскоре прерывается, потому что Луна, осторожно касаясь рукой, притягивает лицо Гермионы к своему. Девушки целуются. Рон прочищает горло.

Это не тот поцелуй, который он подарил Луне. Совершенно не тот. Блондинка тщательно исследует рот Гермионы, поглаживая в это время ее спину. Рон надеется, что Гермиона чувствует себя комфортно, а также на то, что, в противном случае, у нее хватит мужества отказать.

Гермиона прижимает к себе Луну, и Рон понимает, что она получает от происходящего удовольствие. Потому что она даже с ним делает это тогда, когда у нее возникает желание. Когда Луна прерывает поцелуй для того, чтобы провести языком по шее ведьмы, Рон замечает, что начинает возбуждаться. Он хочет тоже принять участие, но не решается приблизиться к ним — они договорились, что он не будет вмешиваться.

Гермиона запрокинула голову и, посмотрев на Рона, прикрыла глаза. Он задерживает дыхание. Гермиона стонет, когда Луна покрывает поцелуями ее шею. Рон стонет тоже, не в силах контролировать себя.

Луна расстегивает гермионину блузку, и Рон поражен тем, насколько сильным оказывается его желание. Он хочет присоединиться к ним, но не имеет на это права. И этот запрет заставляет возбуждаться его все сильнее. Он чувствует, как подрагивают его пальцы, он хочет расстегнуть брюки, но удерживает себя от этого, усаживаясь на руки.

— О, Мерлин, — говорит Рон, когда Луна обхватывает губами правый сосок его жены. Гермиона же молча задирает свитер Лавгуд вверх, и Рон задается вопросом, нравится ли его жене прикасаться к груди другой женщины и можно ли спросить ее об этом позже.

Гермиона, как зачарованная, смотрит на свою руку, обхватившую маленькую грудь Луны, поглаживая большим пальцем сосок. В этот раз стонет сама Лавгуд.

Гермиона смотрит на Рона, затем на Луну, потом девушки обнимаются и начинают целоваться, их обнаженные тела прижимаются друг к другу, от чего Рон чувствует себя очень возбужденным. Как такое может быть: он так заводится от того, что его жена спит с кем-то другим? Потому что между ними есть доверие, думает Рон, потому что Гермиона больше никогда не будет спать с Луной, потому что он не согласился бы с этим. Потому что они обсуждали это так долго и так часто.

— Ложись, — командует Луна и Гермиона выполняет это указание. С такой же скрупулезностью, с которой Луна целует, она теперь изучает тело Гермионы. Губами. Лавгуд целует живот, облизывает грудь и затем проводит своими пальчиками там, где до этого ее касался только Рон. Гермиона стонет и мотает головой из стороны в сторону.

Парень ошеломлен тем, как будоражит лишь сама возможность наблюдать. Луна расстегнула гермионины джинсы. Рон задержал дыхание, а потом ощутил привкус крови — он прикусил пульсирующий теперь язык. Луна стягивает джинсы с Гермионы вниз. Рон сглатывает, охваченный желанием.

Затем он резко приподнимается, наблюдая, как Луна, посмотрев на него, ухмыльнулась и обхватила своими руками ноги Гермионы, разводя их в разные стороны. Он знает, что сейчас будет. А также знает, что будет потом. Но он пока еще не хочет, чтобы все заканчивалось, поэтому старается думать о чем-то другом, чтобы отвлечься.

Луна опускает голову, и Рон закрывает глаза. Но это не помогает: когда блондинка проводит языком по клитору Гермионы, та громко стонет, и эти стоны заставляют его кончить прямо в штаны. Тяжело дыша, он сидит и удовлетворенно наблюдает за Луной, чья голова перемещается вверх-вниз.

Такого еще никогда не было, чтобы он кончил без чужих ласк или своих собственных прикосновений. Промокшие в липкой сперме трусы доставляют ему неприятные ощущения. Поэтому Рон ерзает на кресле туда-сюда.

Стоны Гермионы становятся громче, она мечется, и Рон рад, что их дочь Роза сегодня у Гарри и Джинни.

Гермиона кончила. По мнению ее мужа, она прекрасна, когда кончает. Она всегда прекрасна, но когда она изливается, румяная, с особенным блеском в глазах, она просто божественна. Рон рад, что может видеть ее в этот момент, при этом совершенно забывая, что Луна все еще находится между ног его женщины. Гермиона прикусывает губу, громко вздыхая. Теперь ее глаза излучают покой и умиротворение. Луна смеется, а Рон ухмыляется. Гермиона пытается привести в норму дыхание. Рон чувствует себя в тепле и безопасности, несмотря на снег за окном и тот факт, что они ходят по краю.

— Спасибо, — тихо прошепчет Гермиона, и Луна целует ее.

— Мне жаль, что все так быстро закончилось, — отвечает Лавгуд, вставая и торопливо одеваясь, — но Ларс ждет.

— Почему все-таки ты хочешь назвать его Хьюго? — спрашивает Рон в этой щекотливой ситуации, сейчас, когда все уже случилось. Он считает, что разговор порой помогает разрядить обстановку. Он пытается откашляться.

— Я думаю, это красивое имя, — отвечает Луна прежде, чем попрощаться.

Рон приносит одеяло из спальни и накрывает им Гермиону. Камин греет, но ведь она все еще голая. Он берет волшебную палочку и зажигает свечи на рождественской елке.

— Тебе понравилось? — спрашивает он, склоняясь над своей женой. Гермиона кивает, улыбаясь.

— Я тоже хочу, — он неуверенно бормочет, нежно проводя рукой по ее волосам.

Гермона покачала головой и ласково поцеловала мужа.

— Ты знаешь, что сегодня неподходящее время. Боюсь, что сегодня можно только женщинам.

Гермиона — самая прекрасная женщина, которую Рон когда-либо видел. Она смотрит на него, и он чувствует странную связь между ними.

— Встреча прошла хорошо, — радостно заключает Рон, начиная ласкать Гермиону. — Я думаю, мы просто обязаны сегодня зачать Хьюго, — добавляет он, прежде чем поцеловать ее.

Маленькие колючие снежинки проносятся за окном, прикрытым гардинами, которые так не любит Гарри.

Это один из тех типичных дней в декабре, когда одинокие люди ощущают свое одиночество еще сильнее, чем обычно. Гарри, к своему удивлению, достаточно хорошо знает, что такое одиночество.

Послезавтра сочельник, и он подумывает провести его в Норе со своей семьей, чтобы не дать себе возможности думать о сегодняшнем вечере. Он размышляет о том, что бы сказала Молли, если бы узнала, что они с ее дочерью задумали сделать этим вечером.

Гарри неуверенно присаживается на диван, пытаясь успокоиться: "В конце концов, Рон и Гермиона вместе с Луной пережили нечто подобное три года назад". Но Поттер чувствует себя неуютно и задается вопросом, как Рон и Гермиона справились с этой ситуацией, он вспоминает то, как они полгода назад рассказали ему об этом, а также о том, что они извлекли взамен только выгоду, укрепив свои супружеские отношения.

Гарри не знает, что должен делать или говорить. Он переводит беспокойный взгляд со своей жены на Драко Малфоя и обратно и надеется, что никто не ждет от него первого шага.

Когда стоявшая на столе свеча с едва различимым шипением гаснет и комната погружается в темноту, ситуация становится еще более неуютной. Лицо Малфоя кажется еще бледнее, его черты заостряются и становятся резче, лицо Джинни такое же бледное, но эта бледность в контрасте с ее насыщенным цветом волос выглядит неестественной.

— Окей, — произносит Драко, придвигаясь к Гарри. — Когда-нибудь же мы должны начать, не так ли? — спрашивает он, поймав на себе неуверенный взгляд Поттера. Гарри кивает и смотрит на Джинни. Его жена сидит в кресле, не двигаясь, ее тело словно онемело, а выражение ее лица безучастно. По мнению Гарри, сейчас она похожа на куклу.

Его мир рухнул, когда Джинни призналась в любовной связи с Малфоем. По иронии судьбы, с хорьком. Именно с ним! Гарри знает, что сейчас разрушает их мир. Его месть ужасна и извращена — это он знает тоже. Будет правильным, если он ничего не сделает, потому что он очень любит ее. Не так ли? Но Гарри уже в этом не уверен. Тем не менее, в любом случае это выглядит не правильным, не нормальным.

Но, как только Поттер решил зажечь свет и попросить Малфоя покинуть дом, тот поцеловал его. Отступать уже слишком поздно.

Губы Малфоя были грубее, чем у Джинни, требовательнее, жестче, но, определенно, не хуже. Эта мысль несколько испугала Гарри перед тем, как он разомкнул свои губы, позволяя языку Малфоя проникнуть внутрь. И в тот момент, когда язык Драко коснулся его языка, он застонал, хотя и ненавидел сложившуюся ситуацию. Он ненавидел Малфоя. И он ненавидел Джинни. Он также ненавидел Рона с Гермионой, потому что им обоим понравилась подобная авантюра.

Гарри чувствует то, что совершенно, ни при каких условиях, не хочет чувствовать. Мысль о том, чтобы целоваться с Малфоем наедине, отдает пульсацией в паху. Малфой тянет его за волосы так, что Гарри резко распахивает глаза. Чертов ублюдок.

Грубо стянув с Малфоя рубашку, он поражается тому, что на теле его бывшего врага отсутствуют волосы, а его кожа такая нежная. Гарри проводит руками по его груди и животу и чувствует пробегающие по своей спине мурашки.

Между тем, как он продолжает целоваться с Малфоем и поглаживать его грудь, в его голове проносятся вопросы: Впервые ли Малфой спит с мужчиной? Будет ли его беспокоить (а, может быть, даже мешать?) наличие у него, Гарри, волос на теле? Но это перестает его волновать, когда он замечает, что Малфою, раздевшему его, кажется, нравится то, что он видит, и тот прижимает к себе его еще сильнее.

Джинни все также не шевелится и не сводит с них взгляда. Гарри не может понять по ее лицу, что она чувствует, потому что в этой холодной комнате слишком темно.

Гарри вопросительно смотрит на Малфоя, когда тот, заставляя подчиниться, опрокидывает Поттера на диван, и, вдавливая в него, нависает над ним.

Малфой, наклонившись и заглянув в глаза Гарри, шепчет:

— Я мечтал об этом еще в Хогвартсе.

Эта фраза сбивает Поттера с толку, но у него нет времени, чтобы как следует ее обдумать, потому что Малфой уже спустился чуть ниже, покрывая поцелуями его шею, плечи и грудь.

Гарри понимает, что Малфой получает от этого удовольствие, но его преследует чувство, что что-то происходит не так, а именно: он тоже наслаждается происходящим — и это до ужаса неправильно.

Малфой обхватывает губами сосок Гарри, и тот не в состоянии что-либо делать, кроме как стонать. Он откидывается назад и перестает бороться с собой. Он запретил себе думать о Джинни, которая таким образом будет сегодня наказана за свой роман, он думает только о себе и Малфое, думает только о двух телах, которые так страстно обнимают друг друга.

Малфой проводит рукой по животу Гарри, спускаясь вниз, и мучительно медленно проталкивает свои пальцы в штаны Поттера. Он обхватывает его член, одновременно целуя Поттера в губы. Вновь и вновь. Грубо и страстно.

Потом он, полностью раздев Гарри, начинает ласкать его анус, проталкивая внутрь пальцы, и Гарри стонет от боли.

— Не бойся, я буду осторожен, — говорит Малфой, и Гарри краем сознания понимает, что в сущности все должно быть иначе. Но у него нет сил возражать, потому что в этот момент палец, ласкающий его внутри, дотрагивается до точки, концентрирующей, казалось бы, все удовольствие в этом мире. Гарри по-прежнему больно, но, несмотря на эту боль, от таких прикосновений ему становится безумно хорошо.

Малфой нежен и осторожен — и такое его отношение как-то совершенно не подходит фамилии Малфой, а особенно Драко. Гарри сглатывает, но Драко истолковывает это не правильно:

— Тебе очень больно? — спрашивает он, успокаивающе поглаживая другой рукой живот Гарри.

— Хорошо, — бормочет Гарри, — уже хорошо.

Драко улыбается, Гарри никогда не видел у него такой улыбки. Затем следует снова боль, и Поттер понимает, что Драко ласкает его там уже двумя пальцами.

— Ложись на живот, — требовательно произносит Малфой. — Так будет проще для тебя.

Гарри кивает и переворачивается, замечая, что Драко достает тюбик. Он боится, но действительно доверяет Малфою, что довольно странно, ведь он еще никогда ему не доверял, но он почему-то знает, что Драко будет осторожным.

Драко со стоном входит в Гарри, и на глазах у последнего от боли проступают слезы.

— Расслабься, Гарри, — просит Драко, целуя его спину. Поттер не может прекратить жалобно стонать, но со временем замечает, что боль притупляется. Он никогда не хотел так унижаться, не хотел, чтобы Драко слышал его всхлипы, однако все, что сделал в этот момент Драко, — это, наклонившись, поцеловал его в спину.

— Все окей? — спрашивает Малфой, в ответ Гарри лишь приподнимает задницу, ближе прижимаясь к Драко и глубже принимая его в себя.

Малфой двигается в нем, покрывая его тело поцелуями, и Гарри стонет, когда Драко удается сделать ему слишком приятно. Он никогда не думал, что геи во время секса могут получать удовольствие. До сих пор он думал, что это, должно быть, отвратительно.

Кончив, Драко опускается на диван, переворачивая Гарри на бок. Он обхватывает рукой его член, подводя Поттера к концу. Малфой внимательно рассматривает Гарри и, когда зеленые и серые глаза встречаются, Поттер понимает, что это было нечто другое, нежели месть. Это секс, это желаение людей быть ближе друг к другу.

Когда все заканчивается, Гарри чувствует, что начинает замерзать, — Малфой уж слишком быстро поднимается, покидая его. Он молчаливо одевается. Джинни все еще сидит на том же месте. Выражение ее лица по-прежнему кажется отстраненным, а глаза пустыми. Гарри и вовсе забыл о ней, и ему стыдно за это.

Приподнявшись на диване, он вздрагивает от ноющей боли. Они договаривались иначе: на самом деле, это он собирался взять Малфоя. В качестве наказания. Потому что тот спал с его Джинни, а Джинни, в свою очередь, должна была наблюдать. Но потом каким-то образом все пошло не так.

— Твои деньги, — хрипло произносит Гарри и откашливается. Он протягивает Малфою конверт, в котором лежит ранее оговоренная ими сумма денег. Малфой спал с его женой, теперь Гарри использовал его, чтобы отомстить, но он в любом случае хочет заплатить блондину.

— Нет, спасибо, Поттер, — возражает Малфой, отказываясь от денег под вопросительный взгляд Гарри.

— Нет, Поттер, это я должен платить, а не ты, — признается Малфой. — И цену, которую я должен был заплатить, чтобы переспать с тобой, я уже заплатил, трахнув твою жену, — поясняет он.

По спине Гарри прошелся холодок, когда он осознал, что Малфой все просчитал. Не Гарри использовал Малфоя, нет, это Малфой использовал Джинни.

— Какое же ты дерьмо, — гнетущим голосом произносит Гарри.

Малфой пожал плечами:

— Я не знаю, кто из нас большее дерьмо, но я точно знаю, кто из нас троих жертва.

И после этого он ушел.

Гарри смотрит на Джинни и сглатывает, заметив в ее глазах ненависть. Он не верит, что они снова смогут быть вместе. Он чувствует себя странно одиноким.

— Я накрою на стол, — холодно ставит в известность Джинни и встает с кресла, — Гермиона и Рон скоро должны привести детей.