The Winner Takes It All

Взгляды гостей проходят сквозь меня, будто я накладывал на себя какие-нибудь отталкивающие чары.

На самом деле, сделаться невидимкой среди этой дикой смеси из чистокровных лощеных аристократов-волшебников, принявших в войне с Темным Лордом нейтральную позицию, и толпы всяких там магглорожденных, грязнокровок и предателей крови, которые сейчас в почете из-за взглядов победивших в этой пресловутой войне.

Победитель получает все, не так ли?

Когда-то и я принадлежал к первой категории людей, собравшихся в этом просторном зале Министерства. Сейчас же, если кто-то и останавливает на мне свой блуждающий взгляд, то только затем, чтобы подумать: «Мерлин, кто пустил сюда того типа?» Даже снующие туда-сюда официанты меня игнорируют, впрочем, мне нет дела до выпивки. Мышиного цвета мантия сейчас стала моей персональной мантией-невидимкой. Никто не замечает представителя древнего и благородного дома — Драко Люциуса Малфоя.

Отчасти дело в том, что черты моего лица после заключения отца в Азкабан и стремительного отъезда матери во Францию изрядно погрубели, а волосы утратили свой прежний неповторимый цвет, став темнее на добрых два, а то и три тона. Сомневаюсь, что сейчас меня бы даже Нарцисса узнала, не говоря уже об этом сброде вокруг. Хотя, один человек, я уверен, узнал бы меня в любом виде и в любой обстановке.

Я смотрю на Северуса Снейпа, вокруг которого, как заведенные, носятся журналисты. Сейчас ни одно мероприятие не обходится без него. Если Поттер не может разрезать красную ленточку, это делает Снейп, если Грейнджер не успевает на очередное открытие, туда привозят Снейпа, если Уизли не в состоянии встретиться с ужасно важными послами, то, я думаю, вы догадались, кто в состоянии. А на вот таких министерских приемах они обязаны быть все вместе. Только вот Золотое Трио еще не прибыло, и мой бывший декан отдувается в одиночку.

С каких это пор вам стало все это нравиться, профессор? Вы купаетесь в лучах славы, ваши зелья продаются на каждом шагу, а количество восторженных мамаш, желающих, чтобы вы и только вы обучали ее драгоценное чадо всему, чему вы только можете, просто зашкаливает.

Победитель, черт возьми, получает все.

И вы узнали меня, в чем я нисколько не сомневался. Вы не могли не узнать меня. К черту мою внешность и одежду, к черту мои растерявшиеся за последние года манеры и повадки. Вы же логик, профессор, рационалист и мастер шпионажа, вы умеете проникать своим пронзительным взором за маскировку, даже если она природная. После всех этих лет вы не могли не узнать меня.

Северус Снейп продолжает стоять с невозмутимым видом. Я чувствую восхищение и мимолетную жалость. Уж я-то представляю, как вас раздражает вся эта шумиха, которой нет конца и края вот уже четвертый (или пятый?) год. Нелегко, должно быть, держать себя в узде и быть вежливыми (насколько вообще вы можете быть вежливы) с этими людьми, но вам это удается. Вы бросаете на меня еще один мимолетный взгляд, и я чувствую жар с ног до головы — его глаза вцепились в меня всего на пару секунд, но, кажется, успели препарировать и разложить все составляющие по полочкам.

Вы понимаете, что я здесь не просто так. Вы хотите знать, зачем. Никаких секретов.

Я здесь, чтобы покончить с этим раз и навсегда.

Снейп поворачивается так, чтобы постоянно держать меня в поле зрения. Я делаю ему одолжение и не двигаюсь. Я не отрываю от него глаз, и он это чувствует; не знаю, что скрывается за его маской, и никогда не узнаю, даже если буду смотреть на него вечность. Северус Снейп — сама невозмутимость, мне стоило бы у него поучиться. Он беседует с кем-то из журналистов и смотрит в мою сторону так, как задумавшись, смотрят в одну точку. На мгновение мы встречаемся взглядами, и я не понимаю, как мог так долго в нем ошибаться.

Впрочем, даже лучшие из нас совершают ошибки.

Все эти годы я хотел объяснить вас, оправдать вас перед собой, перед отцом, перед Темным Лордом и перед всем нашим факультетом. Вы были сотканы из благородства, какой-то темной чести и мрачной справедливости. Сначала я думал, что вы плод воображения, потом — что воплощение кошмаров. Но, ни разу за все те годы, что я вас знал, я не верил в вас. Вас просто не существовало, как не существует в природе Санта-Клауса, умного Поттера и всего того, о чем просто смешно говорить всерьез.

Но в тот миг, когда сухая ладонь стиснула мою, и вы потащили меня прочь от башни, с которой свалился поверженный зеленой вспышкой заклятья Дамблдор, я почти готов был поверить в вас.

Может быть поэтому, когда все части головоломки сошлись, открывая передо мной картину вашей игры против Темного Лорда, я был так… зол. Мой воображаемый благородный рыцарь без страха и упрека, скрывающийся в жутких кошмарах под покровом ночи оказался падшим оруженосцем, которого пожирают его внутренние демоны. Смесь агрессии, ненависти, травмы детства. Вот и все.

А я почти готов был поверить в вас.

Вы оказались личным демоном Поттера и принадлежите ему.

Ведь гребаный победитель получает все.

Я держал все это время правую руку в кармане мантии так, чтобы вы подумали, будто я стискиваю там палочку. Я вижу это по вашему взгляду, который из-за подозрения в глубине черных глаз читается так же легко, как газета сидящего впереди вас в метро человека. Мне хочется вас подразнить.

— Добрый вечер, мистер Снейп.

Он успевает совладать с собой за те недолгие мгновения, что я приближаюсь к нему, и теперь в этом взгляде лишь учтивость.

— Добрый вечер, мистер Малфой.

Вокруг нас проходит волна шепотков, которая разрастается, как круги на воде от брошенного в нее камня. Десятки глаз смотрят на меня, оценивая масштабы моего… падения, но меня это мало интересует.

Он протягивает мне руку. Левую. Что за детские уловки. Усмехаясь, я достаю руку из кармана и сжимаю знакомую мне сухую и теплую ладонь. Странное ощущение. Я ловлю обманчиво спокойный взгляд темных глаз, в надежде увидеть в них какой-то скрытый подтекст, предназначенный только для меня. Но там ничего нет. Я восхищаюсь Северусом Снейпом.

Я понимаю, что держу его руку уже слишком долго, и неохотно отпускаю.

— Приятно видеть вас сегодня, мистер Малфой.

— Пф, бросьте.

Какой-то момент переминаюсь с ноги на ногу, но решаюсь довольно быстро — я подхожу к бывшему коллеге по пожирательству вплотную и приподнимаюсь на носочках, чтобы дотянуться до бледного уха.

— Вы прекрасно понимаете, кто я такой, да? — я буквально вижу, как его губы сжимаются в тонкую линию, наполненную злостью, ведь я прекрасно осознаю, что делаю: я пользуюсь возможностью его унизить. — Вы думаете, что контролируете ситуацию, что вы контролируете все, но вы слишком самоуверенны, профессор Снейп.

— Простите? — вы цепляетесь за последнюю возможность свое положение и пытаетесь отстраниться, но моя рука на вашем плече не дает этого сделать.

— Оставьте. Мы оба знаем, что сейчас нет никаких других вариантов. Я полагаю, вы понимаете, что я здесь не для того, чтобы пить бесплатное шампанское и смотреть по сторонам. И, если вы не хотите, чтобы случилось что-то непоправимое, вам лучше слушаться меня.

— Понимаю, — так тихо, что я едва улавливаю среди музыки, гомона светской болтовни и звона бокалов.

— Прекрасно. Нам обоим выгодно не привлекать лишнего внимания. Боюсь, если мы уйдем вместе после столь… интимной беседы, вам не избежать лишних сплетен, — я откровенно издеваюсь, ожидая острой, агрессивной реакции, как у школьника, которого дразнят одноклассники; но я слышу только его учащенное дыхание. — Я предлагаю поступить следующим образом. Я уйду сейчас, вы последуете за мной через пять минут, встретимся у входа в Министерство, где заканчивается антиаппарационный купол. До встречи, — я усмехаюсь.

Отстраняюсь, замечая через его плечо, что кто-то из журналистов уже успел сделать снимок. Завтра какая-нибудь желтая газетенка выйдет с сенсационным материалом на первой полосе. В этом есть какая-то злая ирония, не правда ли?

— Мы договорились?

— Разумеется, — вы сверлите меня хищным взглядом. Мне это льстит.

— В таком случае, до скорой встречи, — я протягиваю руку, и вы сжимаете ее в своей, холодной и тугой как тиски. — Прошу вас иметь в виду, что в случае нарушения условий договора, я оставляю за собой право действовать по своему усмотрению.

Я разворачиваюсь и иду к выходу, чувствуя спиной тяжелый взгляд. Вы гадаете, как я умудрился сплести паутину под самым вашим носом, без вашего ведома, вы спрашиваете себя, где допустили ошибку, не догадываясь, что допустили ее только что.

Победитель получает все, профессор Снейп, все, что ему причитается.

Вы оказываетесь рядом внезапно, сразу заполняя собой большую часть пространства, и грозно нависаете надо мной.

— Вы пришли.

— У меня был выбор? — рычите вы. — Мальчишка. Все такой же мальчишка. Что ты задумал?

Его ноздри гневно раздуваются, а глаза блестят в яростном прищуре.

— Поттер у меня.

Всего одна фраза, и лучший зельевар всего гребаного Туманного Альбиона бледнеет так, будто из него сейчас всю кровь выпустили. Одна фамилия и лучший дуэлянт Европы становится каким-то тихим и … покорным. Он молчит, пытаясь решить в голове сложную логическую задачу — где я могу держать его драгоценного Мальчика-Который-бла-бла-бла, зачем мне это надо и что я могу с ним сделать. Видимо, фантазией мой бывший профессор обладает отменной, потому что, оказывается, то, что я видел минуту назад, — это не крайняя степень бледности, которую способна продемонстрировать его тонкая кожа.

— Сейчас мы с вами аппарируем, профессор, и я введу вас в курс дела.

Он, как на автомате, задает вопрос:

— Куда?

Я неторопливо придвигаюсь к нему и бережно беру за локоть.

— Понятия не имею.

Внутренности скручивает еще до аппарации. От страха или от…?

Победитель получает все, а вы ведь победитель, профессор?

Это самый непродуманный поступок из всех, какие я когда-либо совершал. Это один из тех случаев, когда выверенный план вселяет не спокойствие, а ужас. Это одно из тех решений, которое нужно торопиться претворить в жизнь прежде, чем передумаешь.

Знаете, профессор, грань между добром очень прозрачна, и вы невольно демонстрировали мне это на протяжении многих лет почти с самого детства. Лорд — зло, Дамблдор — добро, Поттер — добро… И я гадал, где были вы? После Победы оказалось, что вы были добром. И на какой-то момент я решил, что это справедливо — мой ночной рыцарь без страха и упрека не мог быть злом. А потом я вспомнил о метке на левом предплечье, об аваде в директора и о многих других милых мелочах. Вы метались из стороны в сторону в попытке бежать от своих демонов. А я продался своим демонам без остатка, и, таскаясь от одной баррикады к другой, чувствовал, как становлюсь целым и настоящим. Будто я получил крылья. А скорее — потерял их и свалился на самое дно всего этого безобразия, что люди с благоговением обзывают жизнью.

И когда я уже притерся к этому новому миру и свыкся с ним, звезда по имени Северус Снейп загорелась как никогда ярко. Рыцарь, темный ангел, бесконечно благородный и старомодный настолько, что придает ценность человеческой жизни и утверждает, будто ему известно, где кончается «хорошо» и начинается «плохо». Он никогда не оступается. Он презирает меня, и я это знаю.

Тем сильнее мне хочется сказать: «Да», — когда он однажды предложил помощь. Но я сказал: «Нет», думая при этом, что уже слишком поздно. Я продался своим демонам, но, как и всякий, кому доводилось заключать сделку с дьяволом, остался ему должен. И теперь я на самом дне долговой ямы, откуда меня не вытащить даже рыцарю без страха и упрека.

Я ответил ему отказом и тотчас узнал, что люблю его. Люблю так, как ценители искусства любят скульптуры Микеланджело или фортепианные концерты Моцарта, так, как жители большого города любят единственную звезду в небе, видимую сквозь клубы индустриального смога, так, как смотрители музея любят самый красивый и дорогой экспонат, выставляемый в специально отведенном для него зале, за ограждением из красных бархатных шнуров. И еще я понял, что если он предложит снова, я соглашусь.

Он не предлагает. Но я ведь могу надеяться?

Ведь не только победитель что-то получает?

Я не могу понять, где мы оказались, но сейчас это неважно. Настал тот самый момент, ради которого все затевалось.

— Итак, профессор, настало время рассказать вам, для чего мы здесь, — и я сразу же продолжаю, не дожидаясь его реакции, потому что, если не скажу сейчас, то потом уже не осмелюсь никогда, — я предлагаю вам сделку. Жизнь Гарри Поттера находится в моих руках, и только вам под силу меня остановить.

Выражение его лица послужило ответом на все мои вопросы. Это так похоже на вас, профессор. Похоже, победитель и правда забрал все. Все-все. 

— Но, в этот раз для спасения Золотого мальчика вам даже не придется рисковать жизнью, — выуживаю из кармана палочку, — всего пара слов, и у вас есть шанс остановить меня. Навсегда. Вы знаете, что делать. В противном случае мистер Поттер распрощается с жизнью.

Ваши зрачки расширяются, и я вижу в них страх. Мне очень жаль, но я должен это сделать. Я должен узнать, кто вы такой. Я должен понять, способны ли вы сопротивляться собственному безумию, даже тогда, когда ваши страхи начинают работать на него, способны ли противостоять своему кровожадному демону, даже если поддаться ему — единственный выход. Никогда не думали, что придется выбирать между любимым и нелюбимым учеником? Только вот, кто из нас правда был любим, а кто нет, выяснилось совсем недавно. Несмотря на ошеломленный вид, его голос спокоен:

— Хотите отправить меня в тюрьму, Драко?

— Нет-нет, что вы. Ваша рука будет лежать поверх моей руки на палочке. Будто это было самоубийство.

— Я не стану этого делать, — он отступает на шаг назад и инстинктивно прячет руки за спину.

— И позволите мне избавить мир от последнего Поттера? Правда? Не смешите меня, профессор.

— Зачем ты хочешь, чтобы я убил тебя?

Он смотрит на меня глазами жертвы. И во мне просыпается азарт торговца, понимающего, что стоит еще поднажать и покупатель сдастся. Я почти разгадал свой главный кошмар, своего воображаемого друга.

— Не будьте трусом! Спасите святого Поттера! Отплатите ему долг жизнь за спасение от укуса этой чертовой змеи! Сделайте мир чуточку лучше, избавив его от меня! Ну же! Давайте! Или умрет Гааарррии.

Почти с удовлетворением я ловлю на себе ваш презрительный, полный отвращения взгляд. Вижу, как изящная рука тянется к рукоятке палочки.

— Я так и думал, — не могу сдержать улыбки. Я хохочу до колик и зажмуриваюсь до цветных кругов перед глазами.

Отдышавшись, вновь смотрю на вас и слышу бесстрастный голос:

— Левую руку за голову.

— Предусмотрительны как всегда! Браво, — я сжимаю затылок левой рукой. — Не беспокойтесь, это честная сделка.

Я делаю несколько шагов назад. Его рука поднимается и опускается поверх моей, сжимая крепче. Закрываю глаза и жду. Слишком долго. Я вот-вот развалюсь на части. Каким-то образом я чувствую, как начинают шевелиться его губы. И снова жду. Моя голова вот-вот взорвется.

И я вижу зеленый свет.

Прежде чем сознание отключается, я успеваю подумать: «Спасибо, Северус».

Победитель все-таки получил не все.

Я шевелю пальцами, и сотни иголок вонзаются в ладони. Руки совсем онемели. Черт побери, неужели и в ад доставляют в наручниках? Приоткрываю глаза и вижу темную фигуру. Судя по всему, не только в наручниках, но и под конвоем из дементоров.

Но при более внимательном рассмотрении это оказывается все тот же Снейп.

— Я знал, что Поттер появился на приеме в Министерстве спустя пятнадцать минут после нашего ухода. На нем есть один хитрый следящей артефакт, позволяющий мне контролировать его передвижения, когда я сам не могу обеспечить ему безопасность.

— Я думал, мы договорились.

— Я сказал, что не стану этого делать, — он говорит твердо и с нажимом, но я помню, как он смотрел на меня глазами, полными ненависти и презрения, и не могу ему поверить.

— Неужели…? Нет, не может быть. Только не говори, что умудрился промазать!

— Я сказал, что не стану этого делать, — повторяет он без тени эмоций в голосе.

— В самом деле? — я поднимаюсь на ноги, в два нетвердых шага сокращаю расстояние между нами до ничтожной опасной величины и начинаю говорить, переходя на фамильярное «ты». — Черта с два! Ты хотел это сделать, я видел по твоим глазам. Ты ненавидишь меня, презираешь, тебя воротит от одного моего вида, думаешь, я не замечаю, как ты меняешься в лице, если я оказываюсь слишком близко? Я знаю, ты хотел убить меня. Только трусость не позволила тебе закончить начатое.

Он смотрит на меня, и внезапно я понимаю, что ему совсем скоро будет что-то около 45, а может и больше.

— Ты прав только в одном — я презираю тебя. За твою слабость и предубежденность, за…

— Заткнись! Закрой свой рот! Я все это придумал, чтобы затащить тебя сюда, и показать, кто ты такой на самом деле! А ты… а ты…

Мой рыцарь без страха и упрека, не смотря ни на что, оставался воплощением чести, справедливости, благородства и бескорыстия. И я любил его. В этом чувстве не было нежности, как не было и вожделения, и страсти. Только восхищение вперемешку с завистью, с которой, впрочем, довольно легко было совладать, зная, что он — игра моего больного воображения.

И я бросаюсь на него, прекрасно зная, что у меня нет против него ни единого шанса.

Одно молниеносное движение, и, увернувшись, он оказывается позади меня, и заламывает мои руки за спину, до хруста в суставах. Я безуспешно пытаюсь вырваться, но мои запястья намертво скованы вместе. Не думая ни о боли, ни о безнадежности ситуации, я продолжаю биться и кричать:

— Я не верю в тебя! Я не верю в тебя! Не верю!

Тогда свободной рукой он прижимает меня к себе, сдавливая ребра так, что я не могу дышать, а злые слезы боли и отчаяния застилают глаза. Я слышу его голос, над самым своим ухом, но не могу заставить себя прислушаться и понять, что он говорит.

Я не верю в него.

Я задыхаюсь и мешком повисаю на его руке. Он не отпускает. И по-прежнему над ухом как жужжание назойливого насекомого звучит его голос. Проходит много времени, прежде чем я понимаю, что этот голос беспрестанно повторяет одно и то же.

— Я помогу тебе, если ты захочешь. Я помогу тебе. Я помогу.

Спиной я чувствую, как в груди Северуса Снейпа стучит сердце победителя.