Ты подарила мне радость, я причинил тебе боль

в которой я много думаю о Гермионе и получаю от неё письмо.

Я заперся в своей комнате, что не попадаться на глаза маме. В последнее время у меня такое чувство, что она о чём-то догадывается. Да, с момента моего возвращения я не раз вел себя несколько необычно. В первый день я выгреб всё из школьного чемодана и оставил прямо на полу, чем заслужил неодобрительный возглас сначала от Джинни, которая запнулась за мою метлу, потом от мамы, которая приказала мне немедленно всё убрать с дороги. Моя уборка заключалась в том, что я просто собрал всю одежду в кучу, отнес к тазу, где стиралось другое белье, а учебники и метлу закинул в чемодан, который сейчас валяется под кроватью. На следующий день я проспал до самого обеда, а потом целый день ходил по дому в пижаме. Джинни умирала со смеху всякий раз, как видела меня.

Я не понимаю, что со мной происходит. Неужели я заболел? Нет, усталости я не ощущаю, просто я стал рассеянным. Может быть причина в том, что в нашем доме появилась самая прекрасная девушка на свете. Вернувшись из Хогвартса, я узнал, что Билл и Флер объявили о помолвке, и теперь мисс Делакур практически живет у нас. Когда она заходит, нет, заплывает, на кухню, я тут же начинаю следить глазами за каждым её движением и больше не замечаю ничего вокруг. Ох, Мерлин, как же я завидую Биллу. Кто придумал такое правило, что старшему сыну должно доставаться всё самое лучшее? Вот бы найти этого человека и долго пытать Круциатусом! Со злости я ударил кулаком стену, прибавив к душевным мукам ещё и физическую боль.

Да, трудно жить в тени. Иногда у меня такое ощущение, что я постепенно становлюсь невидимым. Окружающие люди не слышат, что я говорю, не замечают, что я делаю. А ведь я не так уж мало делаю. Я вместе с Гарри сражаюсь с Тем-Кого-Нельзя-Называть, несколько недель назад рисковал жизнью, чтобы забрать неведомое пророчество. А вся слава достается Поттеру! Почему? Все постоянно преуменьшают мою силу, которой я обладаю. Как мне хочется, чтобы меня заметили, чтобы узнали, какой я на самом деле, но нет. Видимо, этой мечте не суждено сбыться. Значит, такова моя участь. Всё верно, на меня не смотрит самая прекрасная девушка, значит, я настолько жалок, что не заслуживаю даже её взгляда. Я вспомнил, как на четвертом курсе приглашал её на Святочный бал, провались он пропадом. Как я, малыш Ронни, посмел пригласить саму Флер Делакур? Да, тот бал был просто кошмаром. Мне пришлось довольствоваться обществом Падмы Патил, которая потом не упускала возможности оскорбить меня из-за того, что я с ней не танцевал. А она не могла хотя бы на минуту задуматься своим когтевранским умом, что я хочу танцевать с другой?

Но другая предала меня. Она пошла на бал с болгарским выскочкой, который хорошо играет в квиддич. А потом всё свалила на мою нерешительность. Я понимаю, удобно винить маленького мальчика, чьи переживания не сравнятся с чувствами, которые испытывает не вовремя повзрослевшая девушка. Сложно представить такого другого человека, с которым я так часто ругаюсь. Иногда у меня такое ощущение, что мы познакомились ради того, чтобы выяснять отношения каждые пять минут.

Я лег на кровать, продолжая думать о нас. И вдруг что-то изменилось. Я перестал ругать её, я стал думать обо всем хорошем, что у нас есть. Может быть, это глупо, но я считаю самыми приятными днями дни, когда я просто наблюдал за ней. Каждое её движение выверено до миллиметра, как у настоящей принцессы. Да, она похожа на принцессу прекрасной волшебной страны. Когда она идет тебе навстречу или, что ещё лучше, рядом, ты готов свернуть себе шею, только бы видеть и запоминать каждый её шаг. А как развеваются при ходьбе её непослушные волосы! Она всё время хочет что-то с ними сделать, чтобы укротить их, но зачем укрощать такое великолепие? Будь моя воля, я бы жил в этих волосах. Нет, тогда бы я не видел её чудесных карих глаз. Маглы говорят, что глаза – зеркало души. Может быть, они правы. Стоит посмотреть ей в глаза, и тут же попадаешь в рай! Я не встречал другого человека, у которого был бы такой глубокий и умный взгляд. А разве может быть иначе? Ведь это же моя умница, Гермиона Грейнджер. Как мне хочется и в то же время не хочется, чтобы она блистала своей красотой! Может быть, она бережет её для какого-то особенного человека. Эх, я хочу оказаться этим человеком. Я отдам всё золото на свете, чтобы быть им. А может…

– Рональд, спускайся, сейчас будем ужинать, – мама несколько раз постучала в дверь.

– Я не хочу, – ответил я и повернулся на бок.

– Что значит, не хочешь? – спросил мамин голос за дверью. Потом наступила недолгая пауза, после которой: – Тогда ты не узнаешь последних новостей. Гермиона прислала письмо…

После этих слов я вскочил с кровати, в два прыжка подлетел к двери, отпер и распахнул её. Моей скорости в тот момент мог бы позавидовать самый лучший акробат в мире. Передо мной стояла мама, её глаза лукаво смотрели на меня. Я постарался вести себя, как обычно, но мой голос предательски дрожал:

– Что ты сказала? – я не понимал, отчего у меня по телу побежали мурашки. – Гермиона прислала письмо? Когда?

– Только что. Идем ужинать, – потребовала мама, и на этот раз мне пришлось подчиниться.

Мы спустились на кухню, где за обеденным столом уже сидела Джинни.

– Сегодня без пижамы? – спросила она, коротко взглянув в мою сторону.

– Без, – язвительно отозвался я.

– Рон, садись за стол, – сказала мама и указала на свободное место рядом с сестрой.

– А папа вернётся? – спросил я, усаживаясь.

– Должен, – ответила она, ставя передо мной большую тарелку с рагу. Я взглянул на часы – стрелка папы передвинулась на значение «В пути». За ней на ту же позицию переместилась стрелка Билла.

– Нужно припасти ещё две тарелки, – сказала мама и отправилась к шкафу.

Сегодня Билл и Флер ужинают у нас. Ещё один вечер, отданный старшему брату и его будущей жене. Из-за этих событий я даже забыл про письмо Гермионы. К счастью, ненадолго.

– Мам, а где письмо Гермионы? – спросил я и взял второй кусок хлеба.

– У меня. Сначала доешь, а потом прочтёшь, – ответила она, устанавливая новые тарелки на стол.

– Рон, тебе крупно повезло, ты узнаешь его содержание первым, – сказала Джинни, бросая на маму взгляд, полный обиды и любопытства одновременно.

Я принялся есть рагу с удвоенной скоростью, едва не разбрасывая его по скатерти. Но я не успел доесть ужин до того, как домой вернулся отец с Биллом. Мама пошла открывать дверь, и мне пришлось ждать её возвращения.

– Приятного аппетита, Джинни, Рон, – в кухню вошел папа. – Ну, и день сегодня. Молли, я умираю с голоду, что у нас на ужин? Я готов…

Но конца фразы я не услышал, потому что в кухню вошла она. Белокурые волосы заплетены в косу, маленький носик чуть вздернут. Опустившись на стул, она изящно положила руки на стол. Нет, сегодня что-то изменилось. Я смотрю на неё и при этом думаю о Гермионе. Я представляю её на месте Флер, воображаю, что на Гермиону устремлен нежный и в то же время завистливый взгляд Билла, а мисс Грейнджер смотрит только на меня. Я подхожу к ней, подаю руку и увожу в свою комнату. Все смотрят нам вслед завороженными глазами, с немного глуповатой, но милой улыбкой на губах. Но Гермионы сейчас здесь нет, и единственное, что меня спасет, это письмо, которое она прислала.

Я подошел к маме и тихо произнес:

– Ты обещала отдать мне письмо Гермионы, – и протянул руку за ним.

Мама посмотрела очень внимательно на мою руку, а потом, словно очнувшись (Мерлин, что со всеми нами происходит?!), достала из кармана письмо и отдала мне.

Я взял бумагу и неспешно направился наверх. Однако моя неспешность быстро дала сбой: уже на лестнице я перепрыгивал через две ступени. Только оказавшись в комнате и снова заперев дверь, я вдруг вспомнил, что мама не задала, что называется, ни одного лишнего вопроса. Сев на кровать, я развернул письмо.

Дорогой Рон!

Как у тебя дела? У меня всё хорошо. Да и что может случиться за несколько дней разлуки? К счастью, она скоро закончится.

Я планирую провести остаток, то есть почти все каникулы, у тебя в доме. В конце года я разговаривала с Дамблдором, он и посоветовал так поступить. Надеюсь, ты и твоя семья не будете против моего общества. Я доберусь самостоятельно, только прошу тебя встретить меня. Я приеду с родителями 15 июля в середине дня к вашему холму. Если не сможешь, пожалуйста, напиши, иначе я буду переживать.

Так с этим всё. Перехожу ко второй части. Я услышала, что Билл и Флер объявили о помолвке, так что теперь у вас стало вдвойне веселее. Я купила им небольшой подарок в честь этого события. Приеду, поздравлю.

Не знаешь, почему Гарри ничего не пишет? Неужели он до сих пор винит себя в случившимся? Если будешь писать ему, передай, что так жить нельзя. Сириус не хотел, чтобы его крестник замкнулся в себе и отгородился от внешнего мира. Жизнь продолжается, ведь так?

Ладно, пора заканчивать. Передавай привет мистеру и миссис Уизли, Биллу и Флер, Фреду, Джорджу и Джинни.

Пока. Гермиона.

P.S. С нетерпением жду встречи.

Я перечитал письмо три раза. Завтра она приедет ко мне! Завтра я снова увижу её! Я смотрел на письмо и представлял, как она его писала. Как её нежные руки выводили эти слова. Ох, эти руки. Они заслуживают того, чтобы их целовали и гладили. Я хочу это делать… Ни Гарри, ни Крам не подходят для этого. Гарри всё время охотится за неприятностями, а Крам – любитель шумихи, глупых поклонниц. А тот, кто осмелится полюбить Гермиону, должен быть готов отдавать ей всё, чем обладает. Единственным желанием этого человека должно стать желание проводить с ней каждое мгновение своей жизни.

Как хорошо, что я сейчас один в комнате. Я прочитал письмо еще раз, а потом понюхал его. За запахом чернил я почувствовал вкус духов, который мне напомнил летний цветущий луг. Бог мой, как вкусно пахнет! Гермиона умеет выбирать духи так же хорошо, как и я. Эта мысль подкрепила мое желание поскорей увидеть её. Завтра с утра пойду на ту сторону холма и буду ждать её. Она попросила меня встретить её. Не кого-нибудь, а именно меня, Рональда Уизли! А это значит, что она хочет, чтобы я о ней заботился. Ну, как я могу отказать этой девушке? У меня даже и мысли такой не возникло.

Жду с нетерпением встречи. А уж как я жду? Боже, неужели это то, что я думаю? Неужели я, Рон Уизли, покорен этой очаровательной девочкой, нет, девушкой, которую я столько лет знаю, как свою лучшую подругу Гермиону Грейнджер? Возможно ли такое, что я веду себя, как дурак, из-за того, что все мои мысли с этого момента принадлежат ей? Да, возможно! А это значит только одно – я люблю тебя, Гермиона Грейнджер! Всем сердцем, всей душой люблю тебя, я просто не могу жить без тебя. Для меня ты стала всем в этом мире: солнцем, водой, душистыми цветами – всем, что существует в нем.

Но теперь нужно проверить, прав ли я в своих выводах. Для начала я решил рассказать маме о том, что завтра к нам приедет Гермиона. Что ж, придется заново спускаться на кухню. Надеюсь, ужин уже закончился. Открыв дверь, я услышал громкие голоса, доносившиеся снизу. Неужели это ругаются мама и Билл? Как оказалось, я был прав. Только я вышел на лестницу, как меня чуть не сбил с ног мой старший брат. Косо посмотрев на меня, он бросил что-то типа: «Ноги моей больше не будет в этом доме!» «Ничего себе, – подумал я, – если Билл уйдет из дома, как Перси, то родители этого не переживут».

Однако долго задумываться над этой проблемой я не могу, у меня есть заботы и посерьёзнее. Оказавшись на кухне, я обнаружил такую картину: папа сидел за столом, а часть содержимого его тарелки испачкала скатерть, мама громко плакала, сидя спиной ко мне. Ни Джинни, ни Флер на кухне не было. Я подошел к маме и сел рядом.

– Что случилось? – спросил я. Глупо притворяться, что я ничего не заметил.

– Они слишком торопятся, – ответил папа и собрал рагу со стола. – Они хотят устроить свадьбу в этом августе. Но мы им запретили.

– А… понятно, – протянул я. – Пап, может сейчас не самое подходящее время, но дело не терпит отлагательств. Гермиона написала, что завтра хочет приехать к нам на остаток каникул. Вы не против?

– Ах, да. Дамблдор говорил мне об этом.

– А почему я ничего не знаю? – спросила мама. – Почему Дамблдор не сказал мне?

– Это уже вопрос не ко мне, – ответил отец. – Дамблдор сказал, что в этом году меры безопасности довели до драконовых, и Гермионе будет лучше у нас. К тому же есть большая вероятность, что Пожиратели будут охотиться за ней, потому что она была с Гарри в Министерстве магии. Посуди сама, какую защиту могут предоставить её родители?

Этот аргумент, кажется, сработал на сто процентов. Мама коротко кивнула и сказала:

– Ну, хорошо. Пусть приезжает. Поселим её в комнате Джинни.

– Спасибо, – произнес я и поцеловал маму в щеку.

Правда, если честно признаться самому себе, у меня возникла немного другая идея насчет того, в какую комнату поселить Гермиону. Но это слишком плохая идея.

Вбежав в свою комнату, я в который раз запер её на замок, чтобы меня никто не беспокоил. Пора ложится спать. Завтра очень волнующий день, поэтому нужно как следует выспаться. Я переоделся в пижаму и лег в кровать с листом пергамента в руках. Ещё раз перечитав письмо, я аккуратно свернул листок вчетверо и положил его под подушку.

Гермиона, прошу, приснись мне сегодня, пожалуйста.

Обещаю.

С улыбкой на губах я закрыл глаза.

в которой рассказывается о первых трех днях, проведенных Гермионой в моем доме.

На следующее утро я, как и обещал самому себе, проснулся рано. Вчерашний день многое разъяснил, показал, что начавшаяся вторая война с Тем-Кого-Нельзя-Называть вовсе не мешает думать о любви к другому человеку. Ох, как же я был глуп и неопытен! Я только вчера по-настоящему осознал, кто такая Гермиона для меня и как я должен вести себя рядом с ней. Неожиданно для меня мое лицо вдруг помрачнело. А если она не испытывает ко мне таких же чувств, что я к ней? Если как следует разобраться, то она ни разу не показывала мне, что как-то по-особенному относится ко мне. Даже когда мы оставались наедине. Но ведь и я не особо выказывал стремление как-то отметить свои чувства. Теперь я понимаю, что вел себя, как мелкий мальчишка, когда сдерживал себя. На первом курсе мы были детьми и всё равно не смогли бы поговорить о своих чувствах, если они существовали тогда. На втором курсе самыми мучительными днями стало время, когда она лежала в больничном крыле, оцепеневшая от взгляда василиска. Сейчас я спрашиваю, с какой целью я отправился в Запретный Лес и в Тайную Комнату? И отвечаю, что не только спасать младшую сестру и искать приключений. Третий курс стал праздником глупых претензий и мелких препирательств. К счастью, он для меня пролетел быстро. На четвертом судьба подкинула нам проверку отношений, и я к своему теперешнему стыду её не прошёл. Все упреки, которые она мне сказала, сейчас кажутся правдой. Наличие старших братьев прочно вбило в меня привычку не тянуться за тем, что может принадлежать мне, а достается другим. Нужно как можно быстрее избавиться от неё, иначе моё время уйдет. Его и так-то осталось мало. И только наш пятый курс можно назвать более или менее приемлемым. Я старался, пусть и неуклюже, чего греха таить, говорить ей маленькие приятные комплименты. Во время наших тренировок в Отряде Дамблдора я специально выбирал её в качестве соперника. А потом она хвасталась, как часто поражала меня заклинаниями. Я возражал только для вида, всё чаще ощущая непонятное счастье оттого, что доставил ей радость.

Но мой разум говорил о том, что она ничего не питает ко мне. И кого же мне слушать? Голову или сердце? Так или иначе, сегодня у меня появится возможность всё проверить.

Я медленно поднялся с кровати, надел тапки и пошёл умываться. Словом, обычный день, вот только сегодня приезжает Она, и это делает его абсолютно необычным.

Спустившись на кухню, я обнаружил там маму, которая уже возилась с завтраком.

– Доброе утро, – посмотрев на меня, сказала она.

– Доброе, – ответил я.

И вправду самое что ни наесть доброе утро! Я выглянул в окно. Погода сегодня просто чудесная, на небе нет ни единого облачка, восходящее солнце приглашает выйти на улицу и прогуляться вместе с каким-то особенным человеком. В саду копошатся два гнома, пытаясь выбрать поле деятельности: один направился к морковной грядке, а другой убрался восвояси, решив, что бесполезно спорить с приятелем. Господи, сегодня даже садовые гномы кажутся не такими уродливыми.

– Завтракать будешь? Или подождешь остальных? – спросила мама, извлекая меня из океана мыслей.

– Да, буду, – ответил я и добавил: – Потом я пойду на улицу. – Мне не хотелось вдаваться в подробности, но ведь я разговариваю с моей мамой, так что уже приготовился ответить на стандартный вопрос.

Однако мама не стала задавать никаких вопросов, а только сказала:

– Не забудь одеться!

Боже, я опять в пижаме. Сразу в мозгу представилась картина: я в пижаме встречаю Гермиону, которая одета в очень красивое и, наверное, дорогое платье. Я этого не переживу. А как посмотрят на меня её родители, я и представлять боюсь.

– Обязательно, – отозвался я.

Быстро позавтракав, я поднялся к себе и стал выбирать одежду. Всякий раз, как я брал в руки какую-то рубашку или какие-то джинсы, мозг сразу представлял, как это будет выглядеть на мне. Да что такое сегодня с моей головой? В конце концов, мой выбор пал на синюю футболку (всё-таки на улице тепло) и черные джинсы. Бросив взгляд на маленькую тумбочку, стоявшую около стола, я вышел из комнаты. Быстрыми шагами я спустился вниз и вышел на улицу.

В глаза мне сразу ударило летнее яркое солнце, которое играло своими лучами, посылая их одного за другим на землю. Мне казалось, что лучи отрываются от диска и приземляются в каких-то особенных местах. Детская фантазия, ничего не скажешь. Что бы сейчас не происходило в мире волшебников и маглов (чего только стоят убийство Амелии Боунс и обрушение Брокдельского моста), природа продолжает жить по своим законам. И ничто не может помешать череде событий, случающихся в ней. В детстве я часто задавался вопросом: зачем на небе светит солнце, зачем на лугу растут цветы? После вчерашних размышлений я могу дать ответ: всё это существует для самих себя. В первую очередь, для себя. Ведь солнцу совершенно всё равно, что происходит на земле. Оно для всех выглядит одинаково, вот только светит по-разному. Для меня, к примеру, сегодня оно светит ярче, а греет теплее, чем когда-либо. А всё почему? Да потому что, сегодня я самый счастливый человек на Земле.

Боже, если кто-то узнает, о чем я сейчас думаю, меня же засмеют. Нужно всё несколько раз проверить. Дает или не дает мне право рассуждать о том, что между мной и другим человеком возможны какие-то серьёзные отношения, лишь наше давнее знакомство? Я думал об этом всю дорогу до холма. Я хочу, чтобы всё было так, как я представил. Иначе все надежды рухнут, и тогда я не знаю, что буду делать.

Проверь всё ещё раз. Это прозвучал голос моего разума, который как всегда говорит не вовремя. Он постоянно встревает в мои дела и заставляет меня сдерживаться. Ещё одна моя привычка – я чаще слушаю именно разум, а не сердце. И ничего не могу с собой поделать. Но проверить всё же стоит.

Я взобрался на холм и посмотрел на деревню. Кажется, всё спокойно. Господи, как же маглы любят идеальный порядок! Дома стоят ровным строем, никто не выделяется. Перед домами – одинаковые газоны, постриженные и мягкие. И как по команде прямо из земли начинает идти вода, поливая траву. Я спустился к подножию холма, туда, где заканчивалась проселочная дорога. Ближе к нашему дому на машине не доберешься. Здесь я и буду её ждать.

Холм весь зарос травой, и можно спокойно развалиться на нем и полежать. Что я и сделал. Солнце медленно поднималось над головой, припекая всё сильнее. Это лето ненамного холоднее предыдущего. Солнце палит каждый день, и дождя в ближайшее время не предвидится. И всё же я раньше не обращал внимания на то, в каком прекрасном месте я живу. За домом растет шикарный лес, в котором я не раз прятался от Фреда и Джорджа. Около деревни есть озеро, в котором можно купаться хоть всё лето: настолько там теплая вода. И, наконец, этот большой холм, на котором я сейчас лежу. Приятно с закрытыми глазами вдыхать запах зеленой травы и цветов, растущих на нем, и слушать пение пролетающих мимо птиц. Конечно, Гермиона знает имена всех птиц, и ей не составит труда назвать вот эту, которая сейчас начала тихую и красивую песню.

Вдруг среди этой песни я услышал звук работающего двигателя автомобиля. Неужели она уже подъезжает? Неужели время пролетело так быстро? Конечно, я гнал его, но не до такой же степени. Я открыл глаза, приподнялся и сел. Да, по дороге к холму приближался черный автомобиль. Медленно поднявшись на ноги, я направился к нему навстречу. Машина замедлила скорость и остановилась около меня.

Водительская дверь тут же открылась, и из неё вышел мужчина в серой рубашке, черных брюках и таких же черных ботинках. Это был мистер Грейнджер. Следом за мужем вышла миссис Грейнджер в длинном, но легком платье светло-голубого цвета с белыми горошинками.

– Здравствуйте, мистер и миссис Грейнджер, – поздоровался я.

– Добрый день, мистер Рональд Уизли, – ответил отец Гермионы (ух ты, он знает мое имя!) и протянул руку.

Он считает меня настоящим мужчиной, раз хочет здороваться именно таким образом. Я с большой радостью пожал его руку, стараясь скрыть охватившее меня смущение от его поступка.

– Здравствуйте, мистер Уизли, – произнесла миссис Грейнджер и отправилась к багажнику.

Я уже хотел спросить, почему Гермиона не выходит из машины, но тут задняя дверь открылась, и я просто остолбенел. Потом мне пришла в голову мысль: «Хорошо ещё, что я не открыл рот, и из него не потекла слюна». Бог мой, сказать, что Гермиона была прекрасна, это ничего не сказать. Она была потрясающей, сногсшибательной, обворожительной, великолепной… слов не хватает, чтобы описать это чудо!

Вместо привычной закрытой школьной мантии или магловских джинсов, которые она носила во время каникул, на ней был костюм, состоящий из летней белой блузки с короткими рукавами и черной юбки, которая едва доставала до колен. На ногах Гермионы были черные туфли на невысоком каблуке. Глаза спрятались за солнцезащитными очками, а волосы скрепляли две белые заколки.

Я смотрел на неё, не отрываясь. Она захлопнула дверь и сказала:

– Привет, Рон, – а потом подошла ко мне и крепко обняла.

Я обнял её в ответ и нежно провел правой рукой по спине. Она не смутилась, видимо, я всё сделал правильно. В этот момент раздался голос её мамы, и нам пришлось прервать объятие.

– Гермиона, милая, помоги нам.

– Давайте я, – предложил я, подошел к багажнику и приготовился увидеть горы книг и битком набитый школьный чемодан. Однако в багажнике был только небольшой чемоданчик, который, правда, застрял внутри. Я помог вытащить его, отметив про себя, что он не такой тяжелый.

– Поставь его на колесики, пожалуйста, – сказала Гермиона.

Я поспешил выполнить просьбу.

– Не забудь Живоглота, дорогая, – сказал мистер Грейнджер и достал с заднего сиденья кошачью клетку. Моему взору предстал рыжий кот Гермионы. Вот уж кто не изменился со времен нашего знакомства, так это он. По-прежнему горящие глаза, приплюснутая морда, уши кверху. Милое создание, ничего не скажешь. Мистер Грейнджер поставил клетку на землю, Живоглот к чему-то приготовился.

Гермиона присела на корточки и открыла клетку. Кот важно выступил из клетки и пошёл в сторону холма.

– Смотри, Рон, он помнит, куда нужно идти, – сказала Гермиона.

– Да, – я улыбнулся.

– Пора прощаться, – сказала миссис Грейнджер и подошла к Гермионе.

По непонятным причинам я не люблю наблюдать расставание близких людей, поэтому я отвернулся и медленными шагами направился к холму вместе с чемоданом и пустой клеткой. Через несколько минут я услышал звук закрываемой двери и заводимого двигателя. А ещё через пару секунд меня догнала Гермиона.

– Спасибо, что встретил меня, – произнесла она и сняла очки.

– Без проблем, – ответил я. – А где твой большой чемодан?

– Я решила отказаться от него, к тому же я… – она замялась.

– Что?

– Я выросла и моя парадная мантия стала мне мала, да ещё кое-какая одежда тоже, поэтому придется покупать новые вещи.

Я посмотрел на неё. Правда, она выросла, и от этого стала ещё красивее и привлекательнее.

– Давно ждешь? – спросила она, отвлекая меня от созерцания её красотой.

– Не очень, – солгал я. Ради этих минут я был готов ждать целый день, но этого не понадобилось. Дальше мой разум отключился, раз я выдал такую фразу: – Потрясающе выглядишь!

Она посмотрела на меня, и я почувствовал, что мое сердце сейчас вылетит из груди. Она словно читала мои мысли, а я не мог этому противиться или не хотел.

– Спасибо, – сказала она и улыбнулась.

Неужели я научился говорить правильные комплименты? Я улыбнулся в ответ и замолчал. Мы взобрались на холм, и я остановился. Гермиона обернулась и спросила:

– Что-то случилось?

– Честно говоря, да, – увидев испуг, проступивший на её лице, я добавил: – Не переживай, никто не умер. Вчера мама разругалась с Биллом по поводу свадьбы. Я знаю, что не должен наваливать на тебя проблемы нашей семьи, но хочу предупредить: моя мама на взводе, сейчас не самое лучшее время поздравлять Билла и Флер с этим событием.

Гермиона помрачнела. Боже, что же я наделал?

– Не стоило мне приезжать (этой фразы я боялся больше всего).

– Нет-нет, – я поспешил успокоить Гермиону. – Я рад, что ты приехала. Просто имей в виду…

Итак, ещё одна испорченная мною ситуация. Вся моя жизнь в последние дни, все мысли и догадки коту под хвост. Кстати, о котах. Живоглот уже спустился с холма и зашагал к дому. Представив, что подумает моя семья, увидев Живоглота без хозяйки, которую пошел встречать Рон Уизли, я сказал:

– Не думай об этом. Идем в дом, скоро будем обедать. Ты, наверное, есть очень хочешь?

– Нет, – ответила она.

Мы спустились с холма молча. Только я хотел открыть входную дверь, как она сама собой распахнулась и из неё вышла Джинни. Моя сестра радостно вскрикнула при виде своей подруги и заключила Гермиону в объятия. Гермиона тоже была счастлива видеть Джинни, их крики не смогли бы заглушить даже вопли матери Сириуса (удачное сравнение, не правда ли?). Я завез чемодан в дом и поставил его около двери в кладовку, а на него – кошачью клетку. Из кухни донесся голос мамы:

– Что там такое происходит?

Я хотел ответить, но Джинни опередила меня:

– Мам, Гермиона приехала!

– Уже? – мама появилась в дверях кухни. – Здравствуй, милая, – она подошла к Гермионе и обняла её.

– Здравствуйте, миссис Уизли, – ответила Гермиона.

– Проходи, сейчас будем обедать, – пригласила мама и направилась обратно на кухню.

Мы отправились следом, оставив чемодан и подошедшего Живоглота у кладовой.

* * *

Наступил вечер. Папа вернулся сегодня с работы рано, что происходило в последнее время крайне редко. Решив уделить этот вечер детям, он вознамерился обыграть меня и Джинни в шахматы. Фред и Джордж будут ночевать в квартире над магазином, Билл и Флер ещё не вернулись с прогулки – романтика, ничего не скажешь. Поэтому в доме были только я, Гермиона, Джинни и родители. Папа рассказывал маме о своем рабочем дне, убирая с доски одну за другой фигуры Джинни. Мы с Гермионой наблюдали за игрой, стараясь не подсказывать. Однако Гермиона не дала Джинни проворонить слона, а я посоветовал выполнить рокировку. Тем не менее, примерно через двадцать минут белый король бросил корону к ногам черного ферзя. Далее настала моя очередь играть с папой. Я решил обыграть отца и тем самым показать, как играют профессионалы. Но мы не успели даже начать партию, как в гостиную влетела Флер вместе с Биллом, и всё мое внимание отныне было приковано к этой паре. Однако от меня не ускользнул неодобрительный взгляд Гермионы, которым она меня наградила. Интересно, что это может значить?

Флер присела в свободное кресло, а Билл подошел к маме.

– Мам, я хочу извиниться перед тобой за то, что наговорил тебе вчера. Мы обдумали всё ещё раз и пришли к выводу, что вы правы.

Он хотел ещё что-то сказать, но мама со слезами на глазах крепко обняла его.

– Ох, Билл, – это всё, что она смогла выговорить.

Я посмотрел на отца. Он, по-видимому, еле удержался от слез. Громко шмыгнув носом, он сказал:

– Хорошо, это правильное решение, я горжусь вами.

Билл кивнул и улыбнулся. Флер сидела молча и смотрела только на своего будущего мужа. Билл махнул рукой, Флер встала, и они молча отправились к себе. Как только пара скрылась из виду, Джинни фыркнула:

– Вылитая корова.

– Джинни! – прикрикнула на неё мама. – Не смей так говорить!

Я полностью был на стороне мамы.

– Гермиона, – Джинни обратилась к подруге, – ты же не знаешь, какое прозвище я ей придумала.

– Какое? – с интересом спросила Гермиона.

– Не смей произносить его! – на этот раз кричал папа.

– Я тебе потом скажу.

– Хватит над ними издеваться, – сказал я, убирая с доски разбитого черного коня.

– Знаешь, даже странно слышать от тебя эти слова, – сказала Джинни. – А может, ты на что-то надеешься? Хочешь отбить у Билла его избранницу?

– Нет, просто я не позволю тебе смеяться над Флер, – мои уши начали меня предавать.

– Не позволишь мне? – спросила Джинни и уперла руки в бока.

Наш спор прекратила Гермиона. Она встала с дивана, пожелала спокойной ночи моим родителям (на меня даже не взглянула) и направилась в комнату Джинни. Что произошло, я не понимал. Неужели я чем-то обидел её?

– Рон, тебе мат, – сказал папа, вставая с кресла.

– Как мат? – не понял я. Посмотрел на доску – в самом деле, белый король опять снимает корону с головы и отступает в сторону.

– Проигравший убирает фигуры на место, – добавил папа и, пожелав нам добрых снов, отправился вместе с мамой в спальню.

Джинни посмотрела на меня со смешанными чувствами, разбираться в которых мне сейчас некогда, и ушла в свою комнату. Я стал собирать фигуры, думая о происшедшем. Если Гермиона резко встала и ушла, то значит, я её очень сильно чем-то задел. А раз я могу её задеть, значит, я ей не безразличен. А раз я ей не безразличен, значит, между нами может что-то быть.

Погруженный в эти мысли, я не заметил появления Живоглота, который куда-то крался.

– Живоглот, – окликнул я кота. Тот остановился, как вкопанный, и стал искать источник шума. Заметив меня, он сверкнул глазами. – Твоя хозяйка что-то чувствует ко мне, – добавил я. Кот в ответ мяукнул и убежал по своим делам. Я про себя улыбнулся и пошел спать.

* * *

На следующий день меня разбудил запах вкусного завтрака, который я почувствовал в комнате. Открыв и протерев глаза, я увидел перед собой Гермиону, которая держала в руках поднос, на котором разместились только что приготовленная яичница с беконом, ваза с фруктами и стакан тыквенного сока. Я резко сел и очень внимательно посмотрел на неё.

– Это что, всё мне? – спросил я, до конца не придя в себя.

– Да, – ответила Гермиона, улыбаясь.

– Просыпайся, Рон! – раздался мамин голос.

Улыбающаяся Гермиона начала быстро растворяться в воздухе. Неужели это был только сон?

– РОН!

Да, к сожалению, это просто сон. С неохотой я открыл глаза и встал с кровати. Медленно переодевшись, я вышел из комнаты, спустился с лестницы и прошел на кухню.

– Сколько времени? – спросил я у Флер, которая в одиночестве сидела за столом.

– Почти десять, – тихо ответила она.

Только через несколько секунд я сообразил, что мы находимся на кухне одни. Вот это ситуация! Я оказался в том же месте, что и прекрасная наследница вейлы. Да, мне бы сейчас позавидовал даже Гарри, если бы узнал, что я сейчас делаю. Кстати, а что я сейчас делаю? Задаю дурацкие вопросы самой Флер Делакур. Мерлин, да чтоб я со стыда сгорел! Тут, к моему большому счастью, на кухню спустилась мама, и я немного отвлекся от своих мыслей.

– Ты во сколько вчера лёг? – принялась отчитывать меня мать.

– Как всегда, – ответил я, немного опешив от такого начала дня.

– А что ж тебя невозможно разбудить так долго?

– Я на каникулах, имею право спать, сколько захочу, – сказал я и отвернулся.

– Между прочим, юноша, девочки давно встали и помогли мне в саду, пока вы спали, – раздраженно сказала мама, устанавливая на стол чашку чая и тарелку с бутербродами. – Давай завтракай.

– Спасибо, – я сел за стол. – А где они сейчас?

– Ушли купаться, – ответила мама.

Вот это да! Быстрые!

– А можно мне к ним? – спросил я, не особо надеясь на успех.

– Нет, после завтрака пойдешь разбираться в сарай. Оттуда нужно вынести мусор, который там скопился.

– Да мне там работы на целый день, – сокрушенно произнес я. – Неужели ты не можешь заставить Фреда или Джорджа это сделать? Им только палочкой взмахнуть.

– Они здесь практически уже не живут. А для тебя будет полезным выполнить что-то по дому.

–Миссис Уизли, я могу сделать это за вашего сына. Мне не сложно.

– Нет, дорогая, пусть поработает.

Да, в таких делах мою маму не переубедить. Теперь я могу надеяться только на чудо. Вот везет же Гермионе и Джинни! Наверняка, вся их работа заключалась в прополке одной грядки. А теперь они вдвоем купаются в прохладной воде, когда мне предстоит таскать мусор под палящим солнцем.

Позавтракав, я с очень грустным выражением на лице вышел на улицу и направился к сараю. Распахнув дверь, я вытаращил глаза на приличную гору мусора, возвышавшуюся в углу. Когда-то я высказывал сожаление по поводу того, что у нас нет домового эльфа, так теперь я знаю, что он у нас есть. Рональд Уизли, приятно познакомиться. Да я лучше десять раз вымыл бы гостиную Гриффиндора со значком ГАВНЭ на груди, чем убирать здесь весь этот хлам. Единственное, что немного утешает, так это то, что в прошлом году я вместе с Гермионой и Джинни во время уборки штаб-квартиры перетаскал куда больше мусора. Правда, каникулы начались совсем недавно, я ещё успею устать, как следует. Тяжело вздохнув, я принялся за работу. Разобравшись с крупным мусором, я взял в руки веник и стал подметать мелкий. Интересно, откуда у нас столько битого стекла?

– Привет, Рон! – услышал я сзади женский голос, медленно повернулся к двери и увидел Тонкс, которая улыбалась, наблюдая за мной. – Помощь нужна?

– Да, не помешает, – честно признался я.

Тонкс взмахнула палочкой, и остатки мусора исчезли с глаз. Обрадовавшись избавлению от уборки, я сказал:

– Спасибо. А что ты здесь делаешь?

– Твоя мама пригласила меня обедать. Я пришла пораньше, чтобы помочь накрыть на стол.

– А… понятно, – ответил я. – А что, уже приближается обед?

– Да, – просто ответила Тонкс.

– Здорово, я даже не заметил, как время пролетело.

– Бывает.

Мы с Тонкс вышли из сарая, и я захлопнул дверь. Интересно, чем сегодня порадует нас мама? Я поспешил в дом, чтобы поскорее насладиться обедом. Открыв входную дверь, я пропустил Тонкс вперед. Она как-то странно улыбнулась и зашла внутрь.

– Нет, нет, – в коридоре появилась мама. – Посмотри на себя, Рон, – закричала она на меня. Я взглянул на себя и ужаснулся: моя одежда была вся в пыли, которую я собрал в сарае. – Я тебя не пущу за стол в таком виде, – мама повернулась к Тонкс. – Здравствуй, Тонкс, проходи, пожалуйста.

– А что мне делать? – спросил я, даже слегка растерявшись.

– Марш переодеваться! – приказала мама. – А потом пойдешь на озеро, позовешь девочек обедать.

Так они ещё купаются?! Вот дают! Несправедливость! Однако у меня появилась возможность увидеть Гермиону в купальнике, и её упускать нельзя. Взлетев по лестнице, я распахнул дверь своей комнаты. Быстро сбросив всю грязную одежду, я надел на себя белую футболку и темно-серые джинсы. Пулей вылетев из комнаты, я спустился вниз и выскочил на улицу. Мою усталость как рукой сняло. Быстрыми шагами я направился в сторону деревни. Взобравшись на наш холм, откуда уже можно видеть озеро, я замедлил ход. Вот они, плещутся в воде. Джинни хлопала руками по поверхности озера, забрызгивая Гермиону и смеясь. Гермиона откинула назад мокрые волосы и ринулась в контратаку. Набрав воды в руки, Гермиона плеснула ею Джинни в лицо. Джинни закашлялась, подавившись водой. Гермиона же поспешила к берегу, но не тут то было. Джинни нырнула под воду, а через несколько секунд схватила Гермиону за ногу. Гермиона упала на песчаное дно (дело было уже у самого берега), а Джинни поднялась во весь рост и принялась громко смеяться над ней. Гермиона не смогла стерпеть такого поражения и начала бить ногами по воде, поднимая большие брызги, которые обрушивались на Джинни.

Однако скоро им эта игра надоела, и они стали выходить на берег. Вот тут то я и увидел это прекрасное существо. Открытый купальник Гермионы подчеркивал всё, что он должен подчеркивать. Её тело освещалось лучами солнца, отражающимися от воды, и выглядело бесподобным. Почему выглядело, оно всегда таким было. Гермиона грациозно рассекала озерную воду ногами, ступая по дну. Эх, как же я завидую песку, по которому она идет. Он не знает, как ему сейчас везло. Гермиона вышла на берег и остановилась. Капельки воды, оставшиеся на её лице, сверкали на солнце, как бриллианты. Она запустила руки в волосы и встряхнула их. Лишняя вода упала на берег, к её ногам. Ох, Гермиона, зачем ты меня соблазняешь? Потом она выставила правую ногу вперед и опустила на неё взгляд. Видимо, что-то прилипло к ней. Да, я оказался прав. Гермиона наклонилась, сняла какой-то листок с ноги и бросила в воду. Листок медленно поплыл от берега, а Гермиона подошла к полотенцу и начала вытираться.

Тут я заметил двух парней, которые шли по дороге к озеру. Подойдя поближе, я смог услышать, о чем они разговаривают.

– Смотри, какие девки классные, – сказал тот, что был выше ростом. – Может, подойдем?

– Давай, – согласился его приятель.

Они приблизились к Гермионе и Джинни. Я ускорил шаг, почувствовав опасность.

– Эй, девушки, не хотите познакомиться? – спросил высокий.

– Нет, – ответила Джинни, вытирая волосы полотенцем.

– Отчего же? – вступил в разговор второй.

– Не хотим, и всё, – ответила Гермиона. – Чего непонятного?

– Таким классным девчонкам нужны такие крутые парни, как мы, – сказал первый.

– А у них уже есть парни, – вмешался в разговор я.

Маглы посмотрели на меня с издевательскими ухмылками.

– Так это ещё интереснее, – сказал высокий.

– Я как-то не так выразился? – спросил я. – У них уже есть парни.

– И кто же? Неужели ты, рыжий? – маглы рассмеялись.

– Да, и я никому не позволю приставать к моей девушке и моей сестре.

– Слушай, рыжий, твое место – в детской кроватке, уйди, не мешай.

– Или тебе помочь? – спросил второй.

Я не стал долго думать и достал волшебную палочку. Один взмах – и маглы распластались на песке.

– Просите прощения! – приказал я. – Немедленно!

Маглы простонали что-то нечленораздельное.

– Я не слышу, – сказал я.

– Наплюй на них, Рон, пусть убираются с глаз, – сказала Джинни.

– Как скажешь, – ответил я и ещё раз взмахнул палочкой. Маглы исчезли, словно их никогда здесь не было.

– Ах, Рон, ты мой спаситель, – Гермиона обвила руками мою шею и тихо прошептала на ухо: – Спасибо, мой спаситель.

Моя фантазия сегодня, что называется, в ударе. Надо же мне было такое вообразить! Однако, вернувшись в реальность, я увидел, что к озеру на самом деле приближаются два магла. Правда, тут я заметил двух девушек, которые купались у противоположного берега. Маглы отправились туда, а я подошел к Гермионе и Джинни. Те уже вытирали полотенцами спину, смотря на воду.

– Джинни, Гермиона, мама зовет обедать, – сказал я, стараясь не напугать их.

Однако обе, когда услышали мой голос, подпрыгнули на месте.

– Рон! – Джинни обернулась. – Что ты здесь делаешь?

– Я пришел сказать, что пора идти на обед, – ответил я, неотрывно смотря на Гермиону.

– Это мы поняли, – Джинни начала выходить из себя. – Но зачем мама послала тебя? Именно тебя?

– Я-то откуда знаю? – моему терпению пришел конец. – Если не хотите обедать, пожалуйста. Я вам не прислуга, чтобы за вами бегать. Делайте, что хотите.

– Рон, – Гермиона обернулась ко мне лицом, мое сердце бешено заколотилось. Ух, ты, захватывающее зрелище, – никто не называет тебя прислугой. Мы уже закончили купаться, сейчас оденемся и пойдем с тобой в дом.

Вот это я понимаю, отношение. Не то, что моя сестра: мелкая, противная и капризная. Гермиона смогла меня успокоить, даже не постеснялась повернуться лицом ко мне, позволяя насладиться её красотой. Я хотел предложить ей идти прямо так, но вовремя спохватился, потому что это будет выглядеть слишком нагло с моей стороны.

* * *

Вечер отличился приходом профессора Дамблдора. Он сказал, что завтра привезет к нам Гарри, который тоже будет проводить здесь остаток каникул. Наш дом, видимо, никогда не отдохнет. То в нем постоянно находилась вся наша семья, то есть девять человек, то теперь целый месяц здесь будут жить Гарри и Гермиона. Конечно, против этого я ничего не имею, но одного дня для моих глубоких размышлений недостаточно. А присутствие Избранного (так окрестили Гарри в одном из последних номеров «Ежедневного Пророка») означает постоянные разговоры о Сириусе Блэке и бессмысленном походе в Министерство.

– А где Артур? – спросил профессор у моей мамы.

– На работе. Он сказал, что сегодня не вернется даже к ужину, – ответила мама тихим голосом.

– Не переживай, Молли, – попытался успокоить маму директор. Интересно, почему он держит правую руку в кармане?

– Я не переживаю.

– Вот и хорошо, – улыбнулся директор. – Мистер Уизли, мисс Грейнджер, – он повернулся к нам, – мое почтение, – и слегка поклонился.

Профессор Дамблдор вышел на улицу и закрыл входную дверь.

– Давайте ужинать, – сказала мама, приглашая нас с Гермионой к столу. – Джинни, спускайся!

Тут же послышались шаги моей сестры.

– А что, папы с нами не будет? – спросила она, спустившись и осмотрев кухню.

– Нет, – ответила мама слегка раздраженным голосом. Ей не хотелось концентрировать внимание на этом факте.

– Кстати, завтра приезжает Гарри, – как бы между прочим обмолвилась Гермиона.

– Хорошо, – ответила Джинни.

Если Гермиона хотела посмотреть на особенное выражение лица Джинни, то её ждало разочарование. Лицо моей сестры ничего конкретного не выражало. Джинни теперь встречается с Дином, и приезд Гарри в наш дом никак не отразится на её поведении. Это я веду себя, мягко говоря, странно с тех пор, как мы расстались в конце прошлого учебного года. Я никогда не забуду тот день.

– Скоро увидимся, дружище, – сказал я, и мы с Гарри обменялись рукопожатием.

– Правда скоро, Гарри, – добавила Гермиона. – Обещаем.

Гарри кивнул и зашагал со своими родственниками в сторону выхода.

Папа прощался с родителями Гермионы, а она взяла меня за руку и увела за одну из колонн (не понимаю, зачем). А потом тихо сказала:

– Я буду скучать, – и поцеловала меня прямо в губы. Это не был простой дружеский поцелуй, к тому же, простите меня, друзей не целуют в губы. А что сделал я? Я ответил на него со всей нежностью, на какую был способен при моем полном отсутствии опыта. Вот так состоялся наш первый поцелуй, пусть не окрашенный серьезными чувствами, не горячий, но тем не менее.

– Я тоже, – ответил я, когда наш поцелуй прекратился, и улыбнулся, смотря ей в глаза.

Она улыбнулась в ответ. Её улыбка и подаренный поцелуй – это всё, что я запомню сегодня, я в этом уверен.

Сейчас я спрашиваю себя, искренней ли была она тогда и сейчас? И отвечаю, что да. И от этого у меня в груди загорается маленький огонек, согревающий всю душу. Теперь нужно постараться сохранить достигнутый результат и попытаться узнать, могу ли я рассчитывать на что-то большее.

* * *

– Я знаю, кто может быть хуже Амбридж, – послышался голос у двери. Джинни вошла в комнату, ссутулившись, с недовольным видом. – Привет, Гарри.

– Что с тобой? – спросил я. Неужели Флер опять сделала что-то, что вывело мою сестру из себя? А это интересно, надо бы поучиться у мисс Делакур.

– Всё она, – ответила Джинни и упала на кровать Гарри. – Я от неё скоро совсем спячу.

Я угадал.

– Что она ещё сделала? – спросила Гермиона с сочувствием. Конечно, она была полностью на стороне подруги. Вчера я слышал, как Джинни и Гермиона смеялись над Флер, называя её прозвищем, придуманным моей младшей сестрой.

– Да просто не могу слышать, как она со мной разговаривает – как с трехлетней!

– Я тебя понимаю, – сказала Гермиона тихим голосом. – Она только о себе и думает.

А вот это уже слишком! Я не позволю так говорить, даже тебе, Гермиона.

– Слушайте, да оставьте вы её в покое хоть на пять секунд! – сказал я со злостью.

– Да-да, правильно, заступайся за неё, – огрызнулась Джинни. – Всем известно, что ты на неё запал.

Перебор, сестренка. Да, я не могу оторвать от Флер глаза, когда она находится в одной комнате со мной, но я знаю, что у меня нет никаких шансов. К тому же, у меня есть другой человек, которого я, судя по всему, люблю и хочу добиться взаимности. Кстати, Гермиона после этих слов как-то по-особенному посмотрела на меня, видимо, хотела услышать мой ответ. Но я не успел и слова произнести, как дверь снова распахнулась. В комнату вошел предмет нашего разговора с подносом, на котором стоял завтрак для Гарри.

– ‘Арри, – произнесла она, – как мы давно не виделись (что ж, уроки английского не пропадают даром), – Флер подплыла к кровати Гарри, поставила поднос тому на колени и поцеловала в обе щеки.

Опять Гарри везет! Правда, даже издалека можно увидеть, что Гарри покраснел от смущения. Тут мне захотелось рассмеяться, и я посмотрел на Гермиону. Странно, Гермиона смотрела на этот милый поступок Флер ничего не выражающим взглядом. А что, если бы на месте Гарри был я, как она повела себя в такой ситуации?

Но я хочу, чтобы меня целовала Гермиона. Ура, оно опять заговорило! В последнее время мое сердце по неизвестным причинам молчало, позволяя разуму заселять голову черными мыслями. А сейчас снова подало голос! Да, я хочу именно этого.

Тем временем наш разговор повернулся в другом направлении. Мы говорили о Тонкс и о Сириусе (как я и предвидел). Потом Гарри рассказал, что в этом году будет заниматься с Дамблдором индивидуально. Мы с Гермионой обменялись многозначительными взглядами, после того, как я смог проглотить гренок, который был у меня во рту. Следующая тема нашего разговора – это, конечно, поход в Министерство и потерянное пророчество. Тут Гарри признался, что ему известно содержание предсказания. Он сказал, что там говорится о том, что он – единственный, кто сможет победить Тёмного Лорда. Этой новости стоило ожидать, ведь «Пророк» однажды обмолвился про смысл разбитого пророчества.

Тут раздался громкий треск, и Гермиона исчезла в облаке черного дыма.

– Гермиона! – заорали мы с Гарри в один голос.

Дым рассеялся, и мы увидели Гермиону с большим синяком под правым глазом.

– Я его сдавила, а он… он дал мне в глаз! – со слезами сказала она.

Странно, но мне захотелось рассмеяться оттого, что я увидел. С трудом сдерживая смех, я сказал:

– Не переживай, мама тебя мигом приведет в порядок, она здорово умеет исцелять мелкие травмы.

– Да ладно, это всё сейчас неважно! – резко сказала Гермиона.

Ничего себе, неважно! Как может собственная внешность не волновать девушку? Тем более такую девушку…

Затем мы подошли (а точнее, подвела нас Гермиона) к теме экзаменов – моей самой нелюбимой теме. Эта же тема продолжилась и на кухне, куда мы спустились, когда Гарри доел завтрак и оделся. Правда, я выяснил, что для Гермионы внешность хоть что-то значит. Она по-прежнему сидела с синяком, чуть не плача от обиды, а моя мама пыталась вылечить её.

Конечно, как я мог подумать, что Гермиона не думает и не заботиться о своей внешности? Вспомни, сколько раз она радовала тебя разговорами про одежду, про твой не всегда опрятный внешний вид. Она хочет, чтобы я выглядел нормально, чтобы она получала удовольствие, смотря на меня. Всё это называется одним простым, но важным словом – забота. Вот же здорово! Она хочет, чтобы я о ней заботился, и хочет заботиться обо мне. Разве это не прекрасно?

Погруженный в свои мысли, я не заметил приближение трех сипух. Это летят результаты наших экзаменов. Интересно, что я там наскреб по своим предметам? Наверно, одних «Т». Мама подошла к окну и распахнула его перед летучими гостьями. Ко мне подлетела темно-коричневая сипуха, уселась на стол и протянула лапу. Я снял свиток пергамента и медленно развернул его.

СТАНДАРТЫ ОБУЧЕНИЯ ВОЛШЕБСТВУ

РЕЗУЛЬТАТЫ ЭКЗАМЕНОВ

Проходные баллы: Превосходно (П);

Выше ожидаемого (В);

Удовлетворительно (У);

Непроходные баллы: Слабо (С);

Отвратительно (О);

Тролль (Т).

РОНАЛЬД БИЛИУС УИЗЛИ ПОЛУЧИЛ СЛЕДУЮЩИЕ ОЦЕНКИ:

Астрономия ························································································ У

Уход за магическими существами ··················································· У

Заклинания ························································································· В

Защита от Темных искусств ························································· В

Прорицания ························································································ О

Травология ························································································· В

История магии ················································································ С

Зельеварение ···················································································· В

Трансфигурация ·············································································· В

Что ж, не так уж и плохо. Семь СОВ – это надо же! Теперь можно со спокойной душой отказаться от прорицаний, истории и зельеварения. Ну ещё от ухода за магическими существами. Однако снова придется думать о своей будущей профессии: с мечтой пойти в мракоборцы было покончено. А интересно, что получили Гарри и Гермиона?

– Гарри, покажи свои, махнемся, – весело сказал я, даже не пытаясь скрыть восторг.

Гарри протянул мне свой пергамент, а я отдал свой. Избранный получил примерно те же оценки, что и я, только напротив защиты стояла гордая буква «П». Этого стоило ожидать.

А как справилась Гермиона? Почему-то её оценки меня волнуют не меньше, чем свои.

– Гермиона, – окликнула её Джинни. – У тебя как?

– Н-неплохо, – ответила Гермиона тихим и слабым голосом.

Неужели что-то случилось?

– Да ну тебя! – воскликнул я и, не давая ей возможности спрятать пергамент, подскочил к ней и выхватил листок с результатами. Вот это да! Десять «Превосходно» и одна «Выше ожидаемого» по Защите от Темных искусств! Вот это результаты! Да если бы у меня были такие оценки, то я бы прыгал от счастья. Хотя куда мне… до лучшей ученицы курса Гермионы Грейнджер. Мне остается только порадоваться за неё. Да, я очень сильно рад, что Гермиона так прекрасно сдала все свои экзамены, которых было больше, чем у меня или Гарри.

в которой рассказывается о том, как Гарри стал мастером зельеварения, а я ищу доказательства любви Гермионы.

– Скажи, ты на самом деле собираешься шпионить за Малфоем? – спросил я Гарри, разбирая кровать. В спальне, кроме нас, никого не было.

– Да, – серьёзно ответил Гарри.

– Понятно, – произнес я и хотел ещё кое-что добавить, но тут в спальню вошли Невилл и Дин. – Всем спокойной ночи, – только сказал я и лег в кровать.

– Спокойной ночи, – пожелали друзья, и я задернул полог.

Сегодня у меня был тяжелый день, поэтому, как только моя голова коснулась подушки, я уснул мертвым сном.

На следующее утро Гарри и я первым делом отыскали Гермиону, чтобы спросить её мнение о вчерашних приключениях в поезде. Гермиона согласилась со мной насчет того, что Малфой просто выпендривался перед Паркинсон. Мы эту тему отложили, правда, как мне показалось, ненадолго, и я перешел к более приятной:

– Хорошо быть шестикурсником! – довольно сказал я, вкладывая в каждое слово торжественность. – Да ещё у нас в этом году будет свободное время. Целые уроки, когда можно просто сидеть и расслабляться, – широкая улыбка уже поползла по моему лицу.

– Эта время нам дано для самостоятельных занятий, Рон, – сказала Гермиона (нет, удовольствие ты мне не испортишь).

– Только не сегодня, сегодня у нас будет полный кайф.

– Стой! – приказала Гермиона (неужели мне?). Она схватила какого-то мелкого четверокурсника за руку, в которой была… кусачая тарелка (всегда о такой мечтал), и строго сказала: – Кусачие тарелки запрещены, дай сюда.

Парень подчинился. А что ещё ему, собственно говоря, оставалось делать? Против приказа Гермионы Грейнджер, самой лучшей старосты, даже я не осмелился бы выступать. Четверокурсник скрылся с глаз, а я посмотрел на тарелку и сказал, протягивая к ней руки:

– Здорово, я всегда о такой мечтал.

Гермиона начала что-то возражать, но тут я услышал сзади чей-то громкий смех. Обернувшись, я увидел позади Лаванду Браун, которая мило хихикала, видимо, над моими словами. Странно, но почему-то я не счёл её хихиканье издевательством надо мной. А уж, когда Лаванда обернулась через плечо и посмотрела на меня, я выпятил грудь вперед.

А вот Гермиона, наоборот, была чем-то недовольна. Хоть она и исполнила мою мечту, но весь остаток пути до Большого зала не сказала больше ни слова.

Быстро позавтракав, мы остались ждать профессора МакГонагалл, которая должна раздать расписания занятий. Она подошла к Гермионе, взглянула в её результаты и заявление, похвалила (непонятно почему я улыбнулся) и вручила расписание, в котором первой графой шел урок древних рун. Гермиона умчалась на него, а профессор МакГонагалл перешла к Невиллу, у которого всё было не так радужно. Невилл моментально получил разрешение продолжать курс травологии (ещё бы, у него по ней «Превосходно»), а следом защиты, и заклинаний. Настала очередь Парвати получать расписание. Вот уж кто задержал профессора, так это она. Подруга Лаванды пустилась во все тяжкие, расспрашивая МакГонагалл про прорицания. Узнав, что прорицания у них будет вести эта шарлатанка, Парвати с кислым видом взяла свое расписание. Следующим шел Гарри. Ему разрешили продолжить курс по всем предметам, связанным с мракоборческой деятельностью, даже по зельеварению. Узнав, что новый преподаватель берет учеников с оценкой «Выше ожидаемого», я решил попросить МакГонагалл о том, чтобы и я продолжал изучать этот предмет. МакГонагалл согласилась и вручила нам одинаковые расписания. Ну, теперь держитесь. Будущие мракоборцы, Рональд Уизли и Гарри Поттер, приступают к занятиям! Ой, кажется, наш первый урок в этом году состоится только через час! Черт, это Защита от Темных искусств со Снеггом. Испортили всё-таки праздник.

Вернувшись в гостиную Гриффиндора, мы обнаружили там нескольких семикурсников, в том числе Кэти Белл. Гарри начал с ней разговор о квиддиче, а я принялся запускать кусачую тарелку, за которой тут же стал охотиться Живоглот.

Для меня этот час свободы пролетел быстро, и по прошествии его я вместе с Гарри отправился на Защиту от Темных искусств. Перед дверью уже стояло несколько студентов, в том числе и Гермиона, к которой мы подошли.

– Нам столько задали по рунам, – сказала она чуть ли не паническим голосом. – Пятнадцать дюймов пергамента, два перевода и вот это нужно прочитать к среде, – она кивнула на гору книг, которую держала в руках.

– Кошмар, – я театрально зевнул.

Она посмотрела на меня с обидой. А чего ты ещё хотел? Она хотела, чтобы ты ей посочувствовал, а ты вместо этого зеваешь от скуки. Неужели ещё один мой косяк? Исправлять положение было уже поздно, так как дверь отворилась, и Снегг приказал собравшимся:

– В класс!

Я пропустил Гермиону вперед себя. Удивленный взгляд. Нет, я точно делаю что-то не так. Но что? Мы сели подальше от учительского стола, и Гермиона достала свой учебник.

– Я не велел вам достать учебники, – сказал Снегг и повернулся к классу.

Гермиона поспешно спрятала книгу в сумку и приготовилась слушать речь профессора. За время моего обучения мне уже порядком надоели вступительные слова учителей, которые те произносят на первом уроке в начале года. Поэтому в это время я стараюсь думать о чём-нибудь приятном. Эх, сегодня у меня только два урока вместо четырех. Как бы мне хотелось провести это свободное время вместе с Гермионой, но у неё, наверняка, будет какой-нибудь предмет. Зачем она включила в свое заявление столько предметов? Сдала ты СОВ по древним рунам на высший балл и успокойся. Подумай о том, что на свете есть человек, который просто жаждет проводить с тобой всё свободное время, а ты лишаешь его такой возможности.

Откуда ей знать, что такой человек есть?

Ты же не сказал, что ты к ней чувствуешь. Боишься признаться ей, боишься, что она отвергнет, потому что не любит тебя.

Нет, не боюсь.

Боишься. Всё равно у вас не будет времени, которое можно посвятить друг другу, если ты не поговоришь с ней.

Ещё рано. Мне нужно всё проверить.

Так проверяй! А не задумывайся о времени, которого нет.

– Теперь разделитесь на пары. Один партнер попытается без слов навести порчу на другого. Другой будет пытаться также без слов отвести от себя порчу. Приступайте!

А что уже практика по невербальным заклинаниям?! Отец рассказывал мне о них, но как их применять я и понятия не имею. К счастью, я могу встать напротив Гермионы, она мне поможет в этом деле. Вот чёрт, Гермиона выбрала в качестве партнера Невилла, а мне ничего не оставалось, как встать рядом с Гарри. После первой неудавшийся попытки я осмотрел класс и увидел, что не только у меня нет опыта в работе с невербальными заклинаниями. Многие шепотом наводили порчу и устанавливали Щитовые чары, стараясь, чтобы не было видно шевеления их губ. Кое-что интересное случилось примерно на десятой минуте. Невилл шепотом произнес заклятие-подножку, а Гермиона невербально смогла его отклонить. Я взглянул на Снегга – он заметил это достижение, но не стал награждать Гермиону за него. Неужели у Дамблдора совсем поехала крыша? Как можно было назначить преподавателем такого важного предмета человека, который ненавидит большую часть курса?

– Какое убожество, Уизли, – сказал Снегг, подойдя к нам и смотря на то, как я пытаюсь разоружить Гарри с помощью невербального Экспеллиармуса. – Дайте-ка я покажу, как это делается…

Он быстро взмахнул своей палочкой, а Гарри крикнул:

– Протего!

Снегг отлетел назад и врезался в одну из парт. Несколько студентов тихо рассмеялись, и я в том числе. Я коротко взглянул на Гермиону – в её глазах читался испуг. Боже мой, она пожалела человека, который не захотел её поощрять, хотя мог и обязан был.

– Вы помните, что мы сегодня занимаемся невербальными заклинаниями, Поттер?

– Да, – ответил Гарри.

– Да, сэр, – гаркнул Снегг.

– Совсем необязательно называть меня «сэр», профессор, – произнес Гарри.

Ха! Вот это Гарри – молодец! Наверное, за всю историю не было такого случая! Несколько студентов ахнули, в том числе и Гермиона, а я, Дин и Симус тихо рассмеялись за спиной Снегга.

Конечно, за такой номер Гарри получил наказание, но всё равно это выглядело впечатляюще. По пути в гостиную нам встретился Джек Слоупер, который передал Гарри свиток пергамента. Оказалось, что это приглашение на первый урок к Дамблдору. Остаток пути мы провели в рассуждениях по поводу предмета этих занятий. Я сказал, что это, вероятно, будут какие-то сверхсложные заклятия, неизвестные Пожирателям. Гермиона не согласилась со мной, сказав, что они запрещены законом и что Дамблдор будет учить Гарри защитным заклинаниям. Я не стал спорить с ней, и мы распрощались на пятом этаже, потому что Гермиона отправилась на нумерологию. А мы с Гарри вернулись в гостиную и приступили к домашнему заданию по Защите от Темных искусств. Мы убили весь свободный час, но продвинулись только на четверть. После обеда к нам присоединилась Гермиона, и работа пошла быстрее. Убив ещё час, который можно было провести куда приятней, мы отправились на зельеварение. Подходя к знакомой двери, мы увидели, что продолжать курс смогли лишь дюжина человек. Среди гриффиндорцев были только мы трое, несколько слизеринцев, среди которых я заметил белобрысого Малфоя, четверо когтевранцев и староста Пуффендуя Эрни Макмиллан. Он важно протянул руку Гарри и что-то сказал про сегодняшний урок Защиты. Я его не слышал, потому что был возмущен его поведением. Он очень внимательно рассматривал Гермиону, как будто видел её в первый раз. Да что он о себе возомнил, этот Макмиллан! Ну, чего ты удивляешься? Он смотрит на неё как на девушку, причем свободную.

– Рон, Гермиона, как поживаете? – спросил Эрни прямо-таки деловым тоном.

– Нормально, – хором ответили мы.

Тут дверь класса отворилась, и нас пригласили войти. Мерлин, почему Слизнорт не преподавал у нас зельеварение на первых курсах? Видимо, чтобы сделать нам сюрприз, он приготовил несколько сложных, но интересных зелий, от которых сейчас шёл очень приятный аромат. Я, Гермиона и Гарри прошли мимо котла, в котором играло зелье золотого цвета. От котла поднимались высоко в воздух разноцветные завитки дыма, к тому же от зелья пахло чем-то особенно вкусным.

– Усаживайтесь, – произнес профессор, с улыбкой оглядывая класс.

Мы сели вместе с Эрни за стол, который стоял рядом с котлом с этой золотой жидкостью. Я ещё раз принюхался и вдруг почувствовал, что мой мозг отключается. Я переместился на цветущий луг, и рядом со мной была Гермиона, от которой пахло духами, подаренными мною на прошлое Рождество. Так вот чем пахнет это зелье – луговыми цветами (моими любимыми) и прекрасными духами Гермионы. Я коротко взглянул на Гарри и увидел, что друг мне улыбается. Я улыбнулся в ответ и на этот раз приготовился слушать вступительную речь профессора. Но Гарри помешал мне, сказав Слизнорту, что у него и у меня ничего нет для занятия. Слизнорт подошел к шкафу и достал два комплекта принадлежностей, включающие в себя учебники Либациуса Бораго «Расширенный курс зельеварения» и старые медные весы. Книги были сильно потрепаны, видимо, их владельцы закончили Хогвартс не менее пятидесяти лет назад. Но разглядывать свой временный (надо будет в магазине заказать новый) учебник мне было некогда, потому что Слизнорт наконец-то обратился к классу:

– Ну-с, я приготовил для вас несколько зелий – так, ради интереса. Подобные зелья вы должны будете уметь готовить к экзамену ЖАБА. Кто может сказать, что это за зелье? – он указал на котел рядом со слизеринским столом.

Гермиона тут же подняла руку, Слизнорт разрешил ей ответить пригласительным жестом.

– Это Сыворотка правды, жидкость без цвета и запаха, которая вынуждает того, кто её выпьет, говорить только правду, – спокойно сказала она.

Страшное зелье, особенно если попадет к злым людям. Я бы на месте Слизнорта не рассказывал его рецепт слизеринцам. Они уже сидят с таким видом, как будто хотят применить Сыворотку к кому-нибудь из здесь присутствующих.

Тем временем урок продолжался. Слизнорт похвалил Гермиону (Снеггу у него нужно поучиться некоторым правилам) и указал на следующее зелье.

– Это Оборотное зелье, – ответила Гермиона.

Неужели мы ещё будем готовить и его? Ведь насколько я знаю, его приготовление занимает целый месяц. Пока я предавался замечательным воспоминаниям о том дне, когда впервые попробовал Оборотное зелье, на его поверхности появились и лопнули несколько пузырьков воздуха – зелье кипело на огне, приобретая консистенцию разведенной глины.

Но на этом интересные зелья не закончились. Слизнорт наконец-то указал на зелье, чье название я хочу узнать с самого начала урока.

– Это Амортенция!

– В самом деле, – подтвердил профессор. – Как-то даже глупо спрашивать, но вы, вероятно, знаете, как оно действует?

– Это самое мощное приворотное зелье в мире! – тут же последовал ответ. Бог мой, неужели?

– Совершенно верно! – воскликнул Слизнорт. – Вы узнали его по перламутровому блеску.

– И по тому, что пар завивается характерными спиралями. И ещё оно пахнет для каждого по-своему, в зависимости от того, какие запахи вам нравятся, – вот это уже интересно, скажи, Гермиона, что нравится тебе? – Например, я чувствую запах свежескошенной травы, нового пергамента и…

Она покраснела и не закончила фразу. Мерлин, что же ей ещё нравится? И почему она покраснела, едва не проговорившись? Надо будет спросить её.

– Позвольте узнать ваше имя, моя дорогая?

– Гермиона Грейнджер, сэр.

– Грейнджер… – протянул профессор. – Вы, случайно, не в родстве с Гектором Дагворт-Грейнджером, который основал Сугубо Экстраординарное Общество Зельеварителей?

– Нет, не думаю, сэр. Видите ли, я из семьи маглов.

От меня не ускользнул тот факт, что Малфой после этих слов наклонился к Нотту, ещё одному потомку Пожирателей смерти, и что-то зашептал тому на ухо. Оба гадко засмеялись.

– Ага! «Моя лучшая подруга – из семьи маглов и учится лучше всех на нашем курсе»! Полагаю, это и есть та подруга, о которой ты говорил, Гарри?

О чем это он?

– Да, сэр, – сказал Гарри.

Да ты что, Гарри, совсем страх потерял?

Кто-то же должен её хвалить, раз у тебя не хватает толку!

– Ты правда сказал ему, что я лучшая на курсе? Ой, Гарри! – с улыбкой на губах прошептала Гермиона.

– А что тут такого особенного? – спросил я. – Ты и есть лучшая, я бы тоже так ему сказал, если бы он меня спросил!

Гермиона на этот раз улыбнулась мне, и у меня немного отлегло от сердца. Что сейчас произошло? Неужели этот была настоящая вспышка ревности к Гарри? Неужели, начиная с сегодняшнего дня, я должен воспринимать Поттера не как друга, а как соперника, который хочет забрать у меня Гермиону?

– Сэр, вы не сказали, что в этом котле, – сказал Эрни Макмиллан и указал на маленький котел на учительском столе. Там кипела золотая жидкость, едва не выплескиваясь из сосуда.

– Ага, – азартно произнес Слизнорт. – Да. Что ж, леди и джентльмены, это весьма любопытное зелье под названием «Феликс Фелицис».

Гермиона ахнула и прижала руки ко рту. Видимо, она знает, как оно действует.

– Это везение в чистом виде! Оно приносит удачу! – с восторгом сказала Гермиона.

Ух ты! Никогда бы не подумал, что удачу можно сварить в котле. Мне нужно это зелье. Первое, что нужно сделать после урока, это отыскать его рецепт в учебнике и приготовить как можно быстрее. Мою голову тут же стали населять интересные фантазии.

Вот я сварил целый котел этого зелья, вот сделал несколько глотков, а потом…

– Я люблю тебя, Рон! – сказала Гермиона, обвивая мою шею руками. – И я не могу жить без тебя.

– Я тоже люблю тебя! – ответил я.

– Тогда поцелуй меня, – громко сказала Гермиона, смотря мне прямо в глаза.

Я посмотрел вокруг себя. Гарри, Невилл, Дин и Симус размахивают плакатом «Уизли – наш король». Джинни и остальные гриффиндорки смотрят на Гермиону с завистью, что ей принадлежит такой парень, как я. Слизеринцы рвут на себе волосы от злости, что именно я стал самым удачливым человеком на земле, что именно я сейчас буду целовать Гермиону Грейнджер – самую красивую и умную девушку в мире.

Я поднес губы к её губам, и мы соединились в ярком, как фейерверк, и горячем, как огонь, поцелуе. Я услышал за спиной громкие аплодисменты, а потом всё разом умолкло. В мире не осталось никого, кроме нас.

– И это зелье, – сказал Слизнорт, вырывая меня из мира, где существуют только два человека: я и Гермиона – мира, лежащего у наших ног, – будет наградой на нашем сегодняшнем уроке.

Вот это да! Сегодня я просто обязан приготовить нужное зелье, чтобы получить этот приз!

Напиток живой смерти – вот наша задача на сегодняшний урок.

Архисложное зелье. Но за такую награду я готов бороться до конца. Открыв учебник на десятой странице, на которой располагался рецепт Напитка, я стал изучать список ингредиентов. Гермиона уже направилась к шкафу за недостающими, а Гарри просто рассматривает свой учебник. Эрни пытается нарезать дремоносный боб, тот постоянно выскальзывает из-под ножа. Я просмотрел список и быстрыми шагами направился к шкафчику. Взяв оттуда всё необходимое, я приступил к работе. Уже через пятнадцать минут я был вынужден признать провал. Мое зелье начало сворачиваться, приобретая цвет ваксы и запах машинного масла. Осмотрев класс, я увидел, что у всех практически ничего не получилось. Малфой и слизеринцы стояли с кислыми лицами, склонившись над своими котлами, когтевранцы тоже не лучились счастьем. Поверхность зелья Эрни была темно-синей и пузырилась. Зелье Гермионы выглядело лучше всех. Только сама Гермиона выглядела грустной. Странно, ведь у неё, по-моему, всё получилось. Я отпустил взгляд в книгу и прочитал инструкцию: «После помешиваний Ваше зелье должно стать нежно-розовым, а потом вовсе потерять цвет», а у Гермионы оно продолжало сохранять лиловый оттенок. А вот Гарри просто светился от радости. Я заглянул в его котел и увидел там практически сваренный Напиток живой смерти. Как это ему удалось?

Я отвел глаза и снова уткнулся в учебник, начав медленно листать его. Уголки нескольких страниц были оторваны, а на пятьдесят второй странице красовалось пятно серо-зеленого цвета. Видимо, кого-то стошнило на этот учебник. Сам едва подавив позыв, я захлопнул книгу и посмотрел… на Гермиону.

Она выглядела по-настоящему расстроенной. У неё впервые что-то не получилось. Её впервые обошли. И кто же её обошел? Друг, Гарри Поттер. Да как он посмел? Тем более на таком предмете, как зельеварение. Ведь раньше у него были практически нулевые результаты, а тут такой успех. Нет, что-то здесь не чисто. Но разбираться в причинах произошедших событий мне некогда, мне нужно хотя бы попытаться успокоить Гермиону, которая через мгновение готова расплакаться. Я знаю, что сейчас поведу себя нагло, но ситуация требует моего вмешательства. Я положил правую руку на её, благо мне не пришлось даже тянуться. Она чуть заметно вздрогнула, я осмотрелся вокруг. Гарри занят помешиванием своего идеального зелья и не замечает ничего вокруг, а Эрни уткнулся в учебник, видимо, надеется найти и исправить свою ошибку. Закончив оглядывать окружающих, я перевел глаза обратно на Гермиону и увидел, что она смотрит только на меня.

– Не расстраивайся, – сказал я шепотом. – Твое зелье всё равно лучше, чем мое или у слизеринцев. Посмотри, с какими кислыми минами они сидят, – я указал свободной рукой на них. Гермиона слабо улыбнулась, а я нежно сжал её руку в своей.

И снова приятные ощущения поползли по моему телу. Мурашки по спине от сознания того, что рядом со мной сидит такая красивая девушка и позволяет держать себя за руку. Тепло её ладони разливается, как умиротворяющий бальзам, по моим пальцам. Мое сердце бьется вместе с её сердцем, не отставая и не опережая. В животе приятная тяжесть от еды, приготовленной домовиками, и сладость, возникшая непонятно отчего. Может быть, на меня всё ещё действует Амортенция? Я слышал каждой вдох и выдох Гермионы и радовался тому, что её дыхание возвращается в норму. Ура, я смог успокоить ту, которая стала для меня центром Вселенной!

– Прекратите помешивать, – сказал профессор, оглядев класс. Мерлин, а вы не могли подождать хотя бы ещё несколько минут? Гермиона, словно очнувшись, выдернула руку из моей и слегка покраснела оттого, что сейчас произошло, но промолчала. И за это я мысленно благодарю её. Она показала, что не сердится на меня и что если надобится, то я могу повторить свой поступок. И это чудесно! Ведь каждый раз, как я касаюсь её тела, я испытываю прямо-таки непередаваемые ощущения. К чему нужны слова, если можно просто дотронуться до руки? Я сидел и думал об этом, когда Слизнорт подошел к нашему столу. Посмотрев в мой котел, он печально улыбнулся. Зелье Эрни не удостоилось даже взгляда. Правильно, профессор, теперь Макмиллан запихнет свою напыщенность куда подальше, и вообще нечего было рассматривать Гермиону, как интересный экспонат в музее, который хочется потрогать. Зелье Гермионы заслужило одобрительного кивка Слизнорта. Вот видишь, не всё так плохо. И, наконец, настала очередь Гарри.

– Безусловная победа! – воскликнул Слизнорт, и его голос разнесся эхом по подземелью. – Отлично, Гарри! Боже, вижу, вы унаследовали талант своей матери (ага, как же). Ну, вот вам приз – один флакончик «Феликс Фелицис». Используйте его с толком!

На этом урок закончился. За ужином Гарри рассказал нам о том, как ему удалось выиграть зелье удачи. Гермиона смотрела на него всё строже, и тут её винить не в чем. Более того, я был полностью на её стороне. Ведь Гарри мог бы мне отдать этот учебник или, в крайнем случае, показать, что там написано кое-что полезное. Если задуматься, мне «Феликс Фелицис» нужен больше, чем Гарри.

* * *

Прошло две недели. Уроки стали много сложнее, и теперь мне приходилось тратить всё свое свободное время, чтобы выполнять чудовищный объем домашних заданий. Я несколько раз ловил себя на мысли, что учителя нарочно стали больше задавать, зная о наших свободных уроках. В этой суматохе я никак не мог выкроить время, чтобы хоть немного разобраться в самом себе, а точнее в наших с Гермионой отношениях. Твердо решив не вызывать её на откровенный разговор, я принялся искать косвенные доказательства, дающие мне право утверждать, что между нами может что-то быть. Но мой распорядок дня, если это можно назвать распорядком, ведь каждый день – это сущий кошмар, не позволял мне получить хотя бы небольшой намек с её стороны на серьёзные отношения. Утром после завтрака мы отправлялись на очередной урок, где я не понимал и четверти от объяснений профессоров. Затем в свободный урок пытался сделать домашнее задание по другому предмету, после обеда отправлялся ещё на одно или два занятия, а вечером снова вставала гора домашних заданий. В общем, всё происходит так, как и предсказала Гермиона. Вот только легче мне от этого не становится. Тем более, когда она напоминает об этом. Мне уже надоело просить у неё прощения, за то, что я не послушал её.

Но на этом проблемы не заканчиваются. Гарри придумал нам новую головную боль – необходимость повидаться с Хагридом и тактично объяснить ему, что нам было тяжело вставить его предмет в наше расписание, поэтому мы и бросили изучение ухода за магическими существами. Но Хагрид, похоже, обиделся на нас. Он перестал появляться за завтраком в Большом зале, а несколько раз, когда мы его встречали в коридорах, не здоровался с нами и просто проходил мимо.

Дождливая сентябрьская суббота будет отдана отборочным состязаниям в команду Гриффиндора по квиддичу. Гарри, которому ещё предстояло отбывать наказание у Снегга, решил испробовать себя в роли капитана команды. Он вчера получил от МакГонагалл список претендентов, который лежал сейчас около тарелки Гарри.

– Надо сходить к нему, поговорить, – печально вздохнула Гермиона, смотря на пустое место лесничего.

– У нас сегодня отборочные испытания, – сказал я и притянул к себе тарелку с лососем. – И ещё нужно отрабатывать это несчастное заклинание Агваменти для Флитвика! Да вообще, о чем тут может идти речь? Как мы ему скажем, что ненавидим его дурацкий предмет?

– Мы его не ненавидим! – возмутилась Гермиона, переводя взгляд на меня.

– Говори за себя. Я до сих пор не могу забыть соплохвостов, – это всё, что я мог сказать. Всё-таки если признаться, мне нравится спорить с Гермионой. Наблюдать за ней во время наших препирательств одно удовольствие. И хотя мне заранее известно, что я проиграю битву, мне всё равно хочется хоть ненадолго вывести её из себя. А порой мне даже кажется, что и она получает от наших споров наслаждение. Ей, наверняка, приятно видеть, как я прошу простить меня, что Гермиона каждый раз и делает.

Но, отвлекшись на эти мысли, я не заметил, что разговор перешел в другое русло. Гарри заговорил про испытания и пожаловался на то, что на них записалось очень много народу.

– Даже не знаю, с чего это квиддич стал таким популярным.

– Да ну тебя, Гарри, – с раздражением сказала Гермиона. – Это не квиддич популярен, а ты! – воскликнула она, как будто поздравляя Гарри с этим событием. Я мрачно взглянул на неё, продолжая есть лосось. Тем временем Гермиона продолжала: – Никогда ещё к тебе не было такого интереса, и, честно говоря, ты никогда ещё не был настолько привлекательным!

ЧТО?! Что ты сказала?! Я подавился куском лосося, а Гермиона даже не подумала похлопать меня по спине. Только смерила высокомерным взглядом и снова повернулась к Гарри. Тот сидит себе и улыбается, даже не пытаясь скрыть это, от её комплиментов. А ещё друг называется! И она хороша! С какой стати Гермиона принялась нахваливать внешность Поттера? Чего она добивается?

– Гермиона тоже должна всё проверить, – произнес тихий голос в моей голове. – Она ждет твою реакцию.

А какая тут может быть реакция?

– У тебя до сих пор остались отметины после того, как эта мерзкая колдунья заставляла тебя выписывать строчки своей кровью, но ты всё равно не отступился, – сказала Гермиона, вложив в каждое слово столько восхищения, сколько смогла. А чем восхищаться-то в принципе? Вот у меня тоже на всю жизнь остались шрамы после Министерства. Так напомни ей об этом.

– У меня тоже до сих пор остались отметины после того, как те мозги в меня вцепились в Министерстве, вот, посмотри, – сказал я и закатил рукава, показав ей следы от щупалец мыслей.

Ноль внимания.

– Да ещё ты за лето вырос чуть ли не на целый фут, это тоже тебя не портит.

Всё, это последняя капля. От нахлынувшего, как морская волна, возмущения я не смог произнести что-то более существенное, а только вставил:

– Я довольно-таки высокий.

Гермиона снова высокомерно посмотрела на меня, но ничего не сказала. А что тут можно сказать? Если ты считаешь, что я просто глупый мальчишка с сердцем, которому чужды прекрасные чувства, то ты глубоко ошибаешься. Кстати, я не раз доказывал Гермионе обратное. Тогда почему же она сейчас расхваливала Гарри у меня на глазах? Нет, это не просто проверка. Она хотела поиздеваться надо мной, захотела сравнить меня и Гарри, чтобы определить, кто ей больше нравится. И, конечно же, победу одержал он, Мальчик, Который Выжил, Избранный. Впервые на меня накатились целые волны негодования, их было так много, что я мог в них захлебнуться. Гермиона просто надо мной измывается. Да, хорошо иметь под рукой дурачка Рона Уизли, над которым можно в любой момент покуражиться, а потом бросить, как ненужную безделушку. Видимо, для Гермионы я – пустышка, которую она таскает с собой ради вот этих приятных для неё минут, когда можно сравнить Великого и Богатого Поттера с нищим и ничтожным Роном Уизли. Вот только я не позволю так со мной обращаться! Гермиона, сейчас ты разрушила всё, что могло между нами быть.

К тому же, если уж на то пошло, то на месте Гарри я бы не стал гордиться. Ведь он одержал победу над мелким мальчишкой, который ничего не знает и не понимает, так что это была легкая победа, и ею не стоит особо бахвалиться.

Мне захотелось ударить кулаком по столу. И всё из-за неё. Всё лето я думал только о ней, радовался, что она будет жить в моем доме полтора месяца. Я даже осознал, что люблю её, и был готов после небольшой проверки признаться ей в этом, но теперь после сегодняшнего у меня есть два пути: первый – попытаться найти Гермионе оправдание и простить её; второй – перестать быть мальчиком для сравнения и больше не стараться получить ответную реакцию на мои проявления чувств.

Теперь всё зависит только от тебя, Гермиона. Как ты себя поведешь, так и я буду действовать. У тебя нет права на ошибку. Если ты поступишь правильно, то обещаю, что наши отношения выйдут на новый уровень, и я буду добиваться тебя всеми силами, и высшей наградой для меня станут твоя улыбка и твой взгляд. А если ты выберешь другой путь, то я признаю, что последние годы были просто игрой в кошки-мышки, а такое положение вещей меня не устраивает. Я не желаю быть мышью ещё на протяжении многих лет. Хватит! Я желаю, чтобы у нас были не просто дружеские отношения. Но это решать уже тебе. Всё в твоих руках, Гермиона. А мне остается только ждать какое-то время.

– Рон, идем на тренировку, – сказал Поттер, дергая меня за рукав. Интересно, удовольствие в его голосе слышалось только оттого, что ему предстоит первая тренировка в роли капитана, или ещё кое от чего?

Я встал из-за стола, не доев завтрак. Следом поднялась Гермиона, и мы отправились на стадион. Я ощущал на себе взгляды всех присутствующих, которые явно шептались по поводу того, останусь ли я в команде. Ну и пусть. Я уже начал привыкать к таким проявлениям заинтересованности. Настанет время, когда я вовсе перестану обращать на них внимание. Однако, когда мы проходили мимо Лаванды и Парвати, от меня не ускользнул особенный взгляд мисс Браун. Она посмотрела на меня и подарила широкую улыбку. Я подмигнул ей и улыбнулся в ответ. Уже во второй раз Лаванда необычно смотрит на меня. Неужели случилось что-то такое, что девушка так меня отмечает? Эта мысль придала мне сил, и я выпятил грудь вперед. Самой интересной в этой ситуации была реакция Гермионы. Всю дорогу до стадиона она не сказала ни слова и даже не пожалела мне удачи. Так и не поняв, на какую чашу весов следует положить это доказательство, я решил придерживаться основного плана и направился в раздевалку.

Мелкий дождик не помешал придти на тренировку чуть ли не половине факультета, да ещё куча народу сидела на трибунах, желая понаблюдать за испытаниями. Я искал глазами Гермиону и нашел её на верхней трибуне. Она сидела в одиночестве, положив руки на колени. От неё никогда не дождется бурного кипения эмоций, которые надо проявлять на стадионе. Стоп, о чем я? Гермиона не стремится яростно болеть даже во время игр за Кубок, а тут обычная тренировка. А на прошлой игре она ушла в Лес вместе с Гарри и Хагридом. Я хотел посвятить ей свою победу, но потом передумал. Вообще, зачем она пошла в Запретный Лес? Пусть бы Поттер один помогал Хагриду. Сейчас горечь этих воспоминаний застряла в горле, как комок, не давая нормально дышать. Мерлин, я скоро совсем сойду с ума!

Погруженный в эти печальные мысли, я не заметил, как настала очередь вратарей. Первая пятерка могла бы представлять угрозу только в полном составе. Они вместе взятые отбили всего восемь мячей. Затем настала очередь Кормака Маклаггена, который сильно смахивал на горного тролля. Он подлетел к кольцам и приготовился. Гарри приказал охотникам забрасывать мячи. Маклагген взял первый, второй, третий, четвертый мяч, а потом шарахнулся совсем в другую сторону, как будто его кто-то стукнул Конфундусом, и пропустил пятый мяч. Трибуны захохотали, я тоже еле удержался от того, чтобы не рассмеяться вместе с остальными над его позором.

Следующим в списке шел я. Гарри одобрительно кивнул мне, когда я оседлал метлу. Тут с трибуны раздался громкий женский голос:

– Удачи!

Я посмотрел наверх и увидел, что Лаванда Браун послала мне воздушный поцелуй и закрыла лицо руками. Окончательно сбитый с толку, я подлетел к кольцам. Сейчас главное не совершить ошибки. Первая била Джинни, и этот мяч я чуть не упустил. До сих пор не могу привыкнуть, что моя сестра так хорошо играет в квиддич. Следующей била Кэти, которая попыталась меня обмануть, но я вовремя разгадал её замысел. Второй мяч взят. Мячи Джимми Пикса и Ричи Кута я отбил практически без проблем. А вот Демельза Робинс применила крученый удар, и ещё чуть-чуть и я бы потерял квоффл. Но пятый мяч тоже взят! Ура, я в команде! Бросив взгляд на трибуну, я увидел, что Гермиона счастливо мне улыбается, а тремя рядами ниже Лаванда хлопает в ладоши и подпрыгивает на месте.

Улыбаясь про себя, я спустился на землю. Команда окружила капитана, который поздравлял её с успешным выполнением испытаний. Я приземлился рядом с Гарри и слез с метлы.

– Блестяще, Рон! – воскликнула сзади Гермиона.

Я обернулся и широко улыбнулся ей. Посмотрев в глаза Гермионы, я почувствовал, что все мои гадкие мысли, населявшие голову во время завтрака, растворяются, как соль в воде. Ведь в глазах этой великолепной девушки сейчас читалось не просто радость за друга, а нечто большее.

в которой я организую вечеринку и танцую не только с Гермионой.

– Гарри, ты не забыл, что на следующей неделе у Гермионы день рождения? – спросил я, сидя с ним у камина в Общей гостиной. Гермиона отправилась в библиотеку сдавать прочитанные книги. Дело было на следующий после испытаний день.

– Да, – ответил друг. – Более того, у неё совершеннолетие.

– Абсолютно точно. Поэтому я предлагаю устроить вечеринку в этот день, ведь семнадцать лет исполняется раз в жизни.

– Хорошо, только где? – спросил Гарри вполне серьезно. Да ты что, я могу сходу назвать несколько подходящих мест.

– Прямо здесь, в общей гостиной Гриффиндора.

– Ты уверен? – спросил Гарри. Неужели он всё ещё считает идею отметить праздник неудачной?

– На сто процентов, – кивнул я. – Ты мне поможешь?

– Конечно, только скажи, что мне нужно делать, – сказал Гарри и приготовился получать инструкции.

– О чём вы здесь шепчетесь? – спросил сзади женский голос. У меня сердце ушло в пятки, а мозг стал быстро соображать, что бы такое ответить Гермионе. К счастью, отвечать ничего не пришлось, потому что это была Джинни.

– Садись, разговор есть, – сказал я и притянул сестру к нам.

– Что случилось?

– Ты знаешь, какой день будет на следующей неделе? – спросил я серьёзным голосом.

– Рон, хватит говорить загадками. У тебя это плохо получается, – ответила Джинни, тем самым сильно задев меня, но сейчас некогда обращать внимание на колкости младшей сестры. Я всегда знал, что она обо мне думает, чтобы в такую минуту ещё обижаться на неё.

– На следующей неделе у Гермионы день рождения. И я хочу устроить вечеринку в общей гостиной Гриффиндора. Помогать будешь?

– Да, конечно, – засветилась Джинни. – Что делать нужно?

– Так, – произнес я и хлопнул в ладоши. – Гарри, ты узнаешь, какой урок у Гермионы последний и сообщаешь мне. Джинни, на тебя возлагается подбор музыки. Больше никому я не могу доверить это задание. А я займусь подготовкой праздничного ужина.

– Чем? – хором спросили Гарри и Джинни и как-то странно переглянулись.

– Я пойду на кухню договариваться с домовиками.

– А… – протянул Гарри.

– Постой, Гарри только проведёт разведку и всё? – спросила Джинни, явно уязвленная легкостью задания.

– Нет, конечно, – отмахнулся я. – На Гарри ещё украшение гостиной.

Джинни хихикнула, а Гарри вытаращил на меня глаза.

– Ну, спасибо. Рон, ты же знаешь, что у меня проблемы с этим делом, – серьёзно сказал он.

– Ничего, тебе поможет Невилл, а если я смогу договориться с Полной Дамой, то и Полумна.

– Потрясающе!

– Это не всё. По ходу дела могут появиться новые обязанности, так что вы не расслабляйтесь.

– Расслабишься с таким руководителем, – сказала Джинни. – Если собрание закончено, я пойду завтракать.

– Если встретишь Невилла, передай, что ему придется делать.

– Обязательно, – махнула рукой Джинни.

Вроде всё. Надеюсь, у нас всё получится, и Гермиона будет довольна. Теперь важно ничего не пропустить и ничего не испортить.

Итак, началась подготовка праздника в Общей гостиной Гриффиндора. Поскольку выгнать из гостиной никого нельзя, поэтому приглашенными оказались все студенты нашего факультета. Если, конечно, они захотят. И раз я планирую подключить музыку, то, думаю, мы займем всю комнату. Нам всем нужно веселье, и один день без уроков не будет большой трагедией. Взвалив на себя все организационные вопросы, которых оказалось больше, чем я предполагал, я перестал выполнять обязанности старосты. В понедельник мне пришлось оставить Гермиону одну разрешать конфликт между двумя третьекурсниками. После я не раз корил себя в этом и даже бегал извиняться перед ней. К счастью, Гермиона не спросила, почему я бросил её. Если честно, я не знаю, что мне отвечать на этот вопрос.

Вечером меня занесло в дальний коридор восьмого этажа. Точнее, я прятался от Филча, которого разозлили два первокурсника из Гриффиндора (Мерлин, эта мелочь наглеет на глазах), и он кричал, что сейчас приведёт старосту факультета, а мне не хочется сейчас разбираться в нарушениях правил. Отдышавшись, я посмотрел на стену, за которой находится Выручай-комната. И меня осенило! Зачем теснится в маленькой гостиной, куда могут попасть только гриффиндорцы, большинство из которых именинницу не знают, если можно устроить праздник в Выручай-комнате? И сюда можно пригласить учеников с других факультетов. Надо срочно сказать Гарри, Джинни и Невиллу!

Отыскав друзей в гостиной (Гермиона опять отсутствовала), я сообщил им эту новость.

– Здорово. А то я уж хотела идти к тебе, Рон, чтобы сказать, что с музыкой у нас ничего не получится, – сказала Джинни.

– Вот и выход. К тому же мы теперь можем пригласить друзей с других факультетов.

– Верно, – подтвердил Невилл. – Только нужно составить список гостей.

– Кто бы нас послушал, – сказал Гарри. – Сидим у камина и обсуждаем подготовку ко дню рождения.

Не к простому дню рождения. А если это для тебя ничего не значит, то можешь не участвовать, но тогда не жди приглашения.

– Я составлю список. Невилл, вы с Гарри по-прежнему отвечаете за украшение, ведь Выручай-комната сможет только дать необходимое, но разместить всё это…

– Мы поняли, – хором ответили друзья.

– А я ещё должен договориться с домовиками.

– Но Выручай-комната…

– Что-то мне подсказывает, что она в деле еды нам не помощница, – ответил я и обернулся на звук открываемого портрета. В проеме появилась Гермиона, которая, увидев нас, тут же направилась к камину.

– Всем привет. Надеюсь, никто не собирается попадаться на глаза Филчу. А то он поймал меня и заставил наказать двух первокурсников.

– И что ты сделала? Исполнила его мечту? Подвесила за лодыжки в подземелье?..

– Ничего умнее от тебя я не ожидала, Рональд, – сказала Гермиона и отвернулась.

– Прости меня, пожалуйста, – у меня уже наметан язык на такие фразы. Голос мой при этом становится тонким, а глаза выдают сожаление о случившимся. Изображать вину лучше, чем её испытывать на самом деле.

– Ладно, – Гермиона снова повернулась ко мне лицом и по непонятным причинам улыбнулась.

Она со мной играет в нечто что-то удивительное. Всё-таки я был прав. Ей нравится наблюдать за мной, когда я прошу извинений, когда моё лицо приобретает выражение маленького щенка, на которого просто рука не поднимается отругать за провинность, и добрая хозяйка прощает его.

* * *

Последние дни я провел в приготовлениях. Белым пятном моего гениального плана являлся тот факт, что уговорить Гермиону покинуть гостиную в парадной мантии не представляется возможным. Разве что сказать ей, что Слизнорт пригласил её на очередную вечеринку? Но когда она узнает, что я солгал, это может обернуться катастрофой.

Так и не придумав решение, я отправился в четверг на занятия не в самом хорошем настроении. Со всеми приглашенными мы договорились, что будем вести себя как обычно, никак не показывая, что сегодня – особенный день. Так наш сюрприз получится ещё более неожиданным. Только бы уговорить…

Весь день пролетел у меня в этих мыслях: получится–не получится? Но помощь пришла, откуда не ждали. После трансфигурации ко мне подошла Парвати, которая вместе с Лавандой приглашена на праздник (правда, это идея Гарри, которая мне почему-то не кажется удачной) и сказала:

– Я могу передать тебе её мантию, чтобы ты перенес её к Выручай-комнате. Гермиона переоденется в соседнем классе, и всё будет отлично.

Я задумался. Смысл слов Парвати дошел до меня не сразу. В принципе, план неплохой, к тому же нужно принимать решение быстро, иначе… Боже, как же сложно подготовить кому-нибудь сюрприз! Я кивнул головой, и мы с Парвати отправились в гостиную. Гермиона ушла на урок по древним рунам (Гарри со своей работой справился блестяще), а Поттер пошёл наводить последний марафет в Выручай-комнате. К нему должен был присоединиться Невилл через несколько минут.

Добравшись до гостиной, Парвати поднялась в спальню, а я остался ждать внизу. Мне вспомнился случай в прошлом году, когда я не смог попасть в девичью спальню. Всё-таки Основатели были немного странными. Заколдовали женские комнаты, при этом оставив доступными для девушек наши спальни. Посчитали, что мальчики менее порядочны, чем девочки. Чепуха! Да половина представительниц прекрасного пола седьмого курса уже побывала в личных покоях парней.

Но размышлять об этом мне сейчас некогда. Парвати спустилась с винтовой лестницы, держа в руках легкую мантию нежно-кремового цвета, которую Гермиона купила летом в магазине мадам Малкин.

– Вот, держи, придется нести в руках. Я сейчас переоденусь и приду вместе с Лавандой.

– Ладно.

Конечно, перспектива появиться в коридорах с женской парадной мантией в руках меня нисколько не привлекала, но что поделаешь. Я вышел через портрет и услышал позади ироничный вопрос:

– Куда мы направились, да ещё в таком виде?

Я осмотрел себя и увидел, что по-прежнему одет в обычную школьную форму, хотя уже на мне должен быть праздничный костюм. Поблагодарив Полную Даму, я вернулся в гостиную и пошел переодеваться.

– Всё готово! – объявил Гарри, когда я подошел к гобелену с Варнавой Вздрюченным. – Только нужно придерживать дверь, чтобы она смогла попасть внутрь. Слушай, я придумал, как лучше можно сделать. Неси мантию обратно, я пойду её встречать и скажу, что Слизнорт пригласил нас на вечеринку в Выручай-комнату.

– А если она обидится на эту ложь?

– Ты что, мы приготовили такой сюрприз, что она моментально забудет про неё. Говорю, неси мантию назад.

Да, в том, что говорит Гарри, определенно есть смысл. Позвав из комнаты Джинни, которая могла положить мантию на место, я отправил их за Гермионой, а сам вошёл внутрь, чтобы оценить убранство комнаты.

Друзья постарались на славу. Стены Выручай-комнаты были целиком увешаны воздушными шарами, на которых сменяли одна другую поздравительные надписи. В углу на журнальном столике стоял проигрыватель, который, видимо, оставили те, кто тоже устраивал вечеринку в Выручай-комнате. Невилл повесил на него несколько разноцветных лент, а рядом с проигрывателем лежали пластинки с музыкой, которые Джинни отобрала среди огромного количества, хранившегося в этой комнате. Если честно, Выручай-комната удивляет меня больше и больше. Здесь мы нашли всё необходимое. Интересно только, откуда здесь это взялось?

Длинный стол стоял у дальней стены и ломился от сладостей. Тут были и печенье в белом шоколаде, и зефир, и пастила, и мармелад в виде ягод и кусочков фруктов, и заварные пирожные. Стояли большие кувшины с тыквенным соком. А в центре стола возвышается бисквитный торт. Кроме сладкого, на столе разместилось несколько салатниц, блюдо с отварной картошкой и жареными куриными окороками. В общем, домовики поработали хорошо. Главное, что они смогли сюда это всё доставить. Поскольку никто не ужинал, все смотрели на стол, глотая слюну, но не решались подойти и что-то взять: нужно ждать именинницу.

Но главный сюрприз заключался в волшебном фейерверке, который я заказал у Фреда и Джорджа позавчера. Как только Гермиона войдёт в комнату, Невилл зажжёт его, и под потолком появится надпись золотыми буквами «С днем рождения, Гермиона!», которая будет гореть, пока мы будем выкрикивать поздравления. Потом надпись исчезнет, и на нас польётся дождь из конфетти. Так, по крайней мере, написано в инструкции.

Я подошёл к Невиллу и Полумне, которые стояли ближе всех к входу и сказал:

– Здорово, друзья!

– Тебе нравится? – спросила Полумна. – Правда не хватает африканских рубиновых карликов, которые бы создали более праздничную обстановку.

– Всё хорошо, – мне не хотелось узнавать, кто такие рубиновые карлики, да ещё обитающие в Африке. – Ждать осталось недолго.

И словно в воду глядел. Только я успел повернуться лицом к двери, как она распахнулась, и в комнату вошли сначала Гарри, потом Джинни и, наконец, Гермиона. Она начала высматривать профессора, и мы воспользовались этим моментом. Невилл шепотом произнес заклинание, а остальные, в том числе я, Гарри и Джинни, принялись кричать, одновременно аплодируя:

– С днем рождения!!! С днем рождения!!!

Под потолком золотом загорелась надпись, Гермиона посмотрела наверх, потом на нас, широко улыбаясь всем присутствующим. Я подошел к ней ближе и громко сказал:

– Это наш сюрприз тебе!

– Спасибо! – она буквально расцвела в своей парадной мантии. Оказывается мантия не такая уж длинная, из-под неё я видел красивые лодыжки Гермионы. На ногах туфли на невысоком каблуке (Гермиона осталась верна себе). И вырез на груди в самый раз – не слишком большой, чтобы никто не мог назвать её девушкой лёгкого поведения, но и не слишком маленький, чтобы можно было насладиться её прелестной шеей.

– А теперь подарки! – крикнул Симус, и с потолка посыпалось разноцветное конфетти. Оно падало на волосы, на одежду, намереваясь остаться там надолго. Ничего, зато смешно смотреть на всех. Создавалось впечатление, будто все заболели радужной болезнью.

– Подарки подождут, – отозвался Невилл. – Прости, Гермиона, но все страшно голодные, мы ждали тебя, поэтому давай сначала поедим, а потом подарки.

Мерлин, Невилл круто изменился. Он стал более свободным в общении человеком, не боящимся брать на себя ответственность за что-то.

– Конечно, – ответила Гермиона. Невооруженным глазом видно, что ей понравился сюрприз.

– А ещё впереди танцы, – Джинни указала на проигрыватель в углу.

Все подошли к столу, и фуршет начался. Я встал рядом с Гермионой, намереваясь ухаживать за ней весь вечер.

Быстро покончив с салатами, мы решили немного потанцевать. Джинни пошла настраивать проигрыватель, а я подал Гермионе руку, она приняла приглашение, и мы вышли в центр комнаты. Сегодня всё внимание должно уделяться только ей, что я и собираюсь делать.

Заиграла тихая музыка, и мы начали танец. Поскольку в этом деле у меня опыта, как у годовалого ребенка, который учится ходить, я позволил Гермионе вести. И всё-таки без лишней скромности должен сказать, что для меня ещё не всё потеряно. Руки Гермионы лежали на моих плечах, а я запер свои в замок за её спиной. Если честно признаться, то танцевать с Гермионой одно удовольствие. Она умело управляет нашими движениями, что вызывает чувство гордости. Она прекрасна во всех отношениях: она отлично учится, отлично выглядит, отлично танцует. О такой девушке мечтает каждый парень, а она испытывает что-то невероятное ко мне, Рону Уизли.

Неожиданно для меня музыка смолкла. Я обернулся и недоуменно посмотрел на Джинни. Она подбежала к проигрывателю и принялась крутить большую ручку сбоку. Через несколько секунд заиграла другая мелодия, и мы с Гермионой продолжили танцевать. Наверное, в такие минуты по-настоящему осознаешь, что такое близость человека, к которому ты испытываешь особые чувства. Между нами было много, но теперь будет ещё больше.

Мы кружились по Выручай-комнате, и я слышал каждый вдох и выдох Гермионы, ощущал тепло её тела, смотрел в её глаза, которые отвечали своим неповторимым, ярким взглядом. Как же всё просто! На свете есть я и есть она, и больше нам никто не нужен и ничто не нужно. И мы вместе!..

Закончив танец, Гермиона направилась к столу за тыквенным соком, а ко мне подошел Гарри.

– Ей понравилось? – спросил он.

– Да, – коротко ответил я. Господи, Гарри, ты что, с ума сошёл? Когда же ты прекратишь задавать глупые вопросы?

Я отыскал глазами Гермиону, которая стояла вместе с Джинни и Дином у стола и о чём-то с ними разговаривала. К ним подошли Невилл и Полумна и присоединились к беседе. Гарри сказал что-то про время, я ответил, что ещё рано расходиться и…

Мерлин, я забыл вручить Гермионе свой подарок. По существующей традиции волшебнику или волшебнице на совершеннолетие дарят наручные часы с планетами и звездами вместо цифр и стрелок на часах маглов.

Тут я заметил приближение Лаванды Браун, а Гарри пошел к проигрывателю, бросив меня на произвол судьбы. Интересно, зачем я понадобился Лаванде? Этот её взгляд, которым она на меня смотрела, мне был уже знаком. Правда, сегодня в нем появилась какая-то рассеянность. Боже, да она пьяна…

– Не хочешь потанцевать со мной, Рон? – спросила Лаванда. Странно, я раньше не замечал, какой у неё мелодичный голос. Да и вообще: посмотреть есть на что. Темно-синяя короткая парадная мантия открывала красивые длинные ноги в белых туфлях, блестящий ремешок подчеркивал талию, делая фигуру девушки ещё более элегантной. Единственное, что мне не сразу понравилось, так это вырез мантии на груди. Слишком уж он низкий. Но, присмотревшись, я понял, что он только усиливает впечатление от общей картины. К тому же Лаванде скрывать нечего. Правда, я сейчас начну пялиться на неё, как последний дурак, смотря на одно место, но меня это не волнует. Такая девушка, как Лаванда Браун, просто так не подойдёт и не предложит потанцевать с ней. Эта мысль ненадолго сбила меня с пути, но, отвлекшись от неё, я сказал:

– Ты уверена? По-моему, ты слегка пьяна.

– Самую малость, – она приблизилась ко мне.

– Ты, правда, хочешь танцевать со мной?

– Да, – она подошла вплотную, взяла мои руки и положила их на свою талию. Потом прижалась ко мне (ух, ты, это потрясающе!), и мы начали танцевать.

Играла какая-то малоизвестная мелодия, и песня сгодилась бы разве что на магловской дискотеке, но мне было всё равно. Радостный блеск её глаз, прикосновение её рук к моей спине, её почти голой груди к моей – всё это сводило меня с ума, заставляя забыть, где я нахожусь. А что если она захочет поцеловаться, то как мне поступить? Пока мы просто выплясываем что-то несусветное под непонятно какую музыку. А дальше?

Песня, наконец-то, закончилась, и я подумал, что получил избавление от Лаванды Браун. Конечно, должен признать, что танцевать с ней замечательно, ярко, захватывающе, но сегодняшний день и все последующие я хочу посвятить Гермионе. Кстати, а где она?

Я осмотрел комнату: Гарри по-прежнему разговаривает с Невиллом у стола, Джинни и Дин направились к проигрывателю сменить мелодию, Эрни крикнул им, что пора бы его выключить, Полумна сидела на стуле у дальней стены и переводила взгляд с меня на дверь. Парвати, стоявшая в углу и выглядевшая немного скованной, делала то же самое. Остальные либо разговаривали, либо доедали остатки праздничного торта. Гермионы в комнате больше не было.

Я быстрыми шагами направился к выходу, оставив слегка расстроенную Лаванду посреди Выручай-комнаты. Не забыв забрать свой подарок для Гермионы из общей горы, я вышел в коридор. Пусто. Посчитав это зловещим признаком, я побежал по восьмому этажу. Все классы были закрыты заклинаниями, значит, Гермиона – в общей гостиной Гриффиндора. Добежав до портрета, я назвал Полной Даме пароль, она открыла проход, но я остановился и спросил:

– Скажите, пожалуйста, а Гермиона Грейнджер уже прошла в гостиную?

– Да, – ответила Дама и посмотрела на меня странным, непонятным взглядом. Задумываться над ним мне было некогда, и я влетел в комнату. Здесь тоже никого не было, если не считать Живоглота, свернувшегося у камина в клубок и мирно спящего. Гермиона ушла в спальню. Я подошел к столу, на котором лежало несколько пергаментов, оставленных здесь, видимо, первокурсниками. На них была законченная домашняя работа по Защите от Темных Искусств на тему «Типичные ошибки при применении заклинания Разоружения (Экспеллиармус)». Всё это надо убирать в свои сумки, а не оставлять посреди общей гостиной. Мерлин, какая же глупая молодежь пошла! В наказание первокурсникам можно было бы взять все пергаменты да и сжечь в камине. Улыбнувшись от мысли, что будет с глупыми малявками, когда они не принесут Снеггу домашнее задание, я положил на край стола коробку с ярлычком «Для Гермионы». Надеюсь, завтра она встанет первой и найдёт мой подарок. Правда, существовала вероятность, что в Гриффиндоре учится другая Гермиона, которая может его прикарманить. Нет, насколько я знаю, а знаю я довольно много, никто больше не носит это чудесное имя. Напоследок бросив взгляд на Живоглота, я поднялся в спальню, чтобы там как следует всё обдумать.

Бог мой, я опять совершил большую глупость. Кто мне разрешил танцевать на дне рождения Гермионы с другой девушкой? Я просто идиот. Гермиона увидела нас и… приревновала. Она ревнует меня так же, как я ревную её к Гарри и Эрни. А это может означать только одно – Гермиона любит меня. Я же только даю ей поводы для ревности, чего мне не очень хочется делать. С другой стороны, если разобраться, то я в принципе не виноват. Лаванда сама подошла ко мне и предложила потанцевать. Правда, Гермиона могла этого не заметить, а увидела лишь результат. И теперь мне снова придется исправлять положение. Может быть, пойти к Гермионе в комнату и попросить прощения. Черт, мне нельзя к ней! Был бы я чуть поудачливей, я бы…

Точно, вот решение моей проблемы. «Феликс Фелицис». Гарри спрятал зелье в свой чемодан, в носки. Нужно только открыть чемодан и достать флакончик. Я медленно встал с кровати и подошёл к постели Поттера. Я наклонился и взял ручку школьного чемодана. Выдвинул его из-под кровати и открыл. Мерлин, какой бардак! Я запустил руку внутрь и нащупал носки, лежащие на дне, в которых завернут флакон с золотой жидкостью. Что там говорил Слизнорт? Зелье запрещено на всех спортивных состязаниях, выборах и прочих подобных мероприятиях. Интересно, а в любовных перипетиях оно поможет? Должно, к тому же этого флакона хватит на целых двенадцать часов. Я могу его сейчас выпить, а утром исправить то, что натворил.

Так ты теперь вор?

Боже мой, я на самом деле становлюсь вором. Ужаснувшись оттого, что я чуть не совершил кражу, я снова завернул зелье в носки Поттера и положил их обратно в чемодан. Захлопнув крышку, я затолкал его под кровать. Отшатнувшись от постели друга, я спиной проплелся к своей и упал на неё. Мой безумный взгляд напугал бы любого, кто вошел бы сейчас в нашу спальню. Мои взъерошенные волосы приводили в ужас даже меня, но я продолжал запускать в них руки. Я медленно подошёл к окну и посмотрел на территорию Хогвартса. Тихий, спокойный вечер. Если бы природа знала, что я сейчас прочувствовал, то по окрестностям гулял бы ураган. Я чуть не совершил преступление ради Гермионы.

Да, я на всё пойду ради Гермионы Грейнджер, даже на воровство. Ради её волшебного взгляда, ради её чудесной улыбки, ради её неописуемой красоты. Всё теперь для неё, для Гермионы. Я хочу только тебя, моя Гермиона.

в которой я никак не могу решить, что для меня превыше всего: Гермиона или квиддич.

Октябрь прошёл в дождях и порывистых ветрах. Школьники боялись высунуть нос дальше порога замка. Правда, в середине месяца нам разрешили сходить в Хогсмид, но скучней этой прогулки я в жизни ничего не видел. К тому же она закончилась весьма пугающе – кто-то проклял Кэти Белл, и теперь наша команда по квиддичу осталась без охотника. Гарри не терял надежду на возвращение Кэти, но вряд ли она поправится до первой игры. Я случайно услышал разговор МакГонагалл и Флитвика, во время которого наш декан сказала, что состояние Кэти не улучшается. Интересно, а у команды Гриффиндора всегда было столько проблем? Я раньше над этим никогда не задумывался, но теперь, когда я стал вратарем, должен. Гарри после случая в Хогсмиде назначил ещё несколько тренировок. Усиленные испытания, которые длились порой до самого отбоя, не привносили в настроение беспокойства хоть малую толику радостного предвкушения победы. Это тревожило всех, кроме одного человека. Гермиона жила своей обычной жизнью, то есть училась, выполняла обязанности старосты, и не хотела обращать внимание на волнение и страх, поднимающиеся в моей душе, как гора домашних заданий к выходным, перед предстоящим матчем со Слизерином.

И хотя она носила мой подарок на руке, её настроение почему-то изменилось. Гермиона держалась со мной уж слишком вежливо, позволяя мне списывать её домашнюю работу. На следующее после её дня рождения утро я попытался объяснить ей ситуацию и извиниться. Сейчас стыдно вспоминать, что я говорил.

– Гермиона, выслушай меня, – сказал я, отыскав её в общей гостиной.

– Рон, это твоя коробка? – спросила Гермиона, беря со стола мой подарок.

– Это мой подарок тебе, – немного растерявшись, ответил я. – Гермиона, я хочу извиниться, – я подошел к ней на шаг, она в это время открыла коробку и достала оттуда часы. – Вчера Лаванда сама подошла ко мне и предложила…

– Спасибо за подарок, Рон, – Гермиона коротко улыбнулась, надела часы на запястье и спрятала их под рукавом мантии. – Надеюсь, вчера все вернулись без происшествий.

– Гермиона, вчера я не хотел танцевать с Лавандой. Она сама подошла…

– Я не хочу, чтобы из-за меня у кого-то были неприятности, – она словно меня не слышала.

– Не беспокойся, Гермиона. Все добрались нормально. Я вот что хочу сказать: понимаешь, Лаванда вчера напилась и стала ко мне приставать. Я не хотел танцевать с ней, но она…

– Успокойся, Рон. Твои извинения приняты, – сказала Гермиона и посмотрела на лестницу, ведущую в спальню. – Доброе утро, Гарри! – сказала она, махая тому рукой.

Черт, Гарри, ты не мог подождать с выходом ещё несколько минут! Я не сказал самого главного.

– Доброе утро, друзья (что это с ним?). Идём завтракать.

– Да, – сказала Гермиона и направилась к проему. – Кстати, спасибо, что организовали для меня такой праздник.

Тут я почувствовал, что мои колени задрожали от сдерживаемого возмущения. Поттер пальцем о палец не ударил, только увешал всю комнату шарами, а Гермиона благодарит и его. Я переводил взгляд с неё на него и обратно. Стоит тут себе весь такой важный. Почему некоторым всегда везёт, а другим нет?

На завтраке друг сел между нами, и я опять не смог как следует объяснить Гермионе, что моей вины в случившимся нет. А по дороге на занятия (это утро начиналось с заклинаний) Гермиона сказала фразу, которая поставила точку в моих попытках вернуть ситуацию под свой контроль.

– Рон, я всё поняла. Лаванда сама подошла, ты не смог отказать. Ты можешь делать всё, что угодно. Я вовсе не обиделась, что вчера ты танцевал не только со мной, – сказала она, когда мы поднимались по лестнице.

В общем, Гермиона на самом деле меня ревнует, только не показывает виду. Вот только я не знаю: радоваться мне или печалиться. Говорят, что ревность идёт по пятам за любовью, но весь месяц пролетел в простых, как трансфигурация спички в иголку, отношениях, если это можно назвать отношениями. Гермиона помогала мне, но это она делала всегда. Мне теперь очень редко удавалось её развеселить, редко получал от неё неповторимую улыбку вместе с по-особенному горящим взглядом. В конце концов, я прекратил свои попытки добиться чувств от Гермионы. Должно пройти время, всё вернётся в свою колею, и тогда можно будет попробовать снова…

К несчастью, главным отвлекающим моментом стали преподаватели. Семестр был в самом разгаре, и гора домашних заданий, и без того огромная, достигла астрономической высоты. К тому же профессор Слизнорт, который сначала мне понравился, оказался любителем детей богатых и известных волшебников. Он устраивал вечеринки, приглашая туда Гарри, Гермиону и Джинни и игнорируя меня. Правда, пока на них побывала только Гермиона, потому что Гарри придумал назначать тренировки по квиддичу всякий раз, как получал приглашение от Слизнорта. А мне оставалось лишь догадываться, что она там делает в обществе Кормака Маклаггена и Блеза Забини. Конечно, меня не волнует, что преподаватель так относится ко мне, я просто хочу провести свободное время вместе с Гермионой, а Слизнорт забирает у меня такую возможность. И ещё мне надоели разговоры об этих вечеринках. Причем, их всё время начинает Гарри, а Гермиона нехотя вступает в них. Отсюда я делаю только один вывод – Гермионе тоже не нравится такое времяпрепровождение. Ей, наверное, хочется отдать свободные минуты какому-нибудь интересному делу или человеку.

Наступила середина ноября. На окрестности Хогвартса опустился туман, и территория застыла в ожидании приближающейся зимы. Утро девятнадцатого ноября начиналось с травологии. По дороге Гарри рассказал нам о вчерашнем уроке с Дамблдором, на котором директор показывал другу детство Тёмного Лорда.

– По-моему, возвращаться в прошлое ужасно интересно, просто дух захватывает, – азартно сказала Гермиона, когда мы окружили пень цапня. – Вполне логично – как можно больше узнать о Волан-де-Морте (она не боится произносить его имя – Мерлин, какая же она храбрая!). Как иначе ты найдешь его слабые места?

– Как прошла последняя вечеринка у Слизнорта? – спросил Гарри. Ничего себе переход к другой теме.

Я слушал молча, надевая на глаза защитные очки. Гермиона снова нехотя вступила в разговор по поводу мероприятий профессора и только сказала:

– На самом деле там довольно весело (голос говорил об обратном). То есть он опять нудно бубнил про своих знаменитых учеников, восхищался Маклаггеном, зато угощал разными вкусностями и познакомил нас с Гвеног Джонс.

Неужели Слизнорт учил ещё и Гвеног Джонс? Сколько ж ему лет?

– Гвеног Джонс? – недоверчиво переспросил я. – Та самая, капитан «Холихедских гарпий»?

– Точно, – ответила Гермиона, смотря на меня. – Мне лично она показалась немного всезнайкой, но…

Тут нас прервала профессор Стебль. Она приказала нам приступить к работе над пнём цапня. Мы поспешили выполнить приказ и кинулись на пень. В это время у меня появилось немного времени, чтобы обдумать всё сказанное Гермионой. Ей не очень нравятся вечеринки Слизнорта, теперь я убедился в этом окончательно. Но мне вдруг очень захотелось присутствовать на одном из мероприятий. Вот только как туда попасть? Пока я строил планы проникновения в кабинет профессора зельеварения, мы добыли первый плод и продолжили прерванный разговор.

– И вообще, Слизнорт устраивает прием по случаю Рождества, Гарри, и уж на этот раз ты не отвертишься (а меня здесь словно не существует – Гермиона ведет себя прямо как этот старикашка), потому что он специально просил меня уточнить твое расписание, чтобы назначить на тот день, когда ты наверняка сможешь прийти.

Я с силой надавил на плод, но тот всё равно не лопнул. Смотря на Гермиону очень внимательно и, стараясь скрыть злость, я спросил:

– Очередная вечеринка только для любимчиков Слизнорта, так?

Гермиона коротко взглянула на меня. Видимо, я ещё плохо могу управлять голосом.

– Да, только для членов Клуба Слизней, – сказала Гермиона.

Плод выскользнул из моих рук, ударился в потолок и сбил с головы профессора шляпу. Несколько студентов закрыли рот руками, давясь от смеха. Невилл и Гермиона посмотрели на учителя с тревогой, я приготовился получить наказание, а Гарри отправился за ценным овощем. Стебль снова надела шляпу, грозно указав на меня пальцем.

– Как-как?

– Слушай, не я придумала такое название, Клуб Слизней, – ответила Гермиона.

– Клуб Слизней, – повторил я и состроил издевательскую гримасу. – Ну, надеюсь, что вы приятно проведете там время. Ты попробуй закадрить Маклаггена, тогда Слизнорт объявит вас королем и королевой Слизней.

Боже, что я несу?

– Нам разрешается приводить с собой гостей, – может, она не слышала, что я сказал. – Я думала позвать тебя, но если, по-твоему, это так глупо, то не стану навязываться.

Что я наделал? Гермиона хотела пригласить меня на вечеринку, после которой у нас точно были бы другие отношения, но я опять всё испортил. Сейчас до неё дойдет весь чудовищный смысл моих слов, и тогда мне остается только провалиться сквозь землю. Хотя есть ещё шанс всё исправить. Надо скорее его использовать.

– Ты хотела пригласить меня? – спросил я, стараясь вложить в каждое слово просящие интонации.

– Да! – сердито ответила она. Мерлин, она меня слышала… – Но раз тебе хочется, чтобы я закадрила Маклаггена…

Это край. Ещё шаг – и бездна. Нужно срочно спасать себя и свои чувства к Гермионе.

– Нет, мне этого совсем не хочется, – сказал я, но было поздно. Гермиона отвернулась от меня, и тут мы услышали звук расколотой глиняной миски, которую Гарри разбил совком. Он тут же поспешил исправить положение, чтобы профессор не успела заметить его оплошность, а Гермиона принялась листать учебник.

Остаток урока мы занимались пнем цапня, доставая и протыкая его плоды. О Слизнорте и его вечеринках больше не заговаривали. Мне нужно время, чтобы как следует продумать тактику. Я должен попросить Гермиону взять меня с собой на рождественский прием, а для этого нужны правильные слова. Одно радует – я получил ещё одно доказательство её любви ко мне.

* * *

Время приближалось к первому матчу по квиддичу. Гарри усиленно тренировал команду, но отсутствие Кэти действовало угнетающе на всех. Моя игра становилась всё хуже, вот только причины у меня совершенно другие. Гермиона перестала появляться на трибуне, чтобы болеть за меня. Я же не переставал думать о ней, пропуская один квоффл за другим. Квиддич потерял для меня былое великолепие. Он лишь превратился в очередной механизм отбирания свободного времени, которого у меня и так было немного. Мы возвращались с тренировок очень поздно и заставали в гостиной Гриффиндора лишь нескольких учеников с младших курсов. Особенно раздражало общество Колина и Дэнниса Криви. Они приставали с расспросами на тему: «Какие существуют способы поимки снитча и какими пользуется Гарри?» или «Какой мяч отбить сложнее всего?» Мерлин, почему они прицепляются только к нам? Остальную команду они не беспокоят такими разговорами. Ах, да, конечно, они же настоящие поклонники Гарри Поттера, но при этом ничего не смыслят в квиддиче.

А я каждый раз искал глазами ту единственную, которая мне нужна, и, не найдя, уходил в спальню, оставляя Гарри наедине с братьями. В остальные вечера Гермиона помогала мне и Гарри с уроками, а потом, пожелав спокойной ночи, поднималась к себе. Такая обыденность мне надоела до ужаса, но что-либо изменить я не мог. Хорошо ещё, успокаивал я себя, что Гермиона вообще хочет со мной общаться после того злополучного урока травологии. И опять виноват Гарри. Это он завел тот разговор, не будь его, всё было бы по-другому. Я лежал в своей кровати после очередной тренировки, смотря на полог постели, и представлял, как мы с Гермионой идем на рождественский ужин вместе. Как танцуем в кабинете Слизнорта (ведь именно там он устраивает свои званые ужины), срывая громкие аплодисменты всех присутствующих гостей, как после танца Гермиона берёт меня за руку и отводит в какой-то укромный уголок, где мы целуемся, а потом вообще выходим в коридор, чтобы отыскать пустой класс…

Гермиона захватила все мои мысли и мечты, теперь осталось отдать ей только самого себя.

В общем, моя жизнь превратилась в сплошную череду неотложных дел. Занятия, домашнее задание, квиддич. И Гермиона была в этой череде только как подруга, которая позволяла нам с Гарри списывать свои домашние работы. Но она ни словом, ни жестом не давала понять, что хочет того же, чего хочу я. Снова все мои догадки провалились пропадом. Самое обидное, что, несмотря на приближающуюся зиму, те, кто уже покорен любовью, продолжали создавать частицу лета. Идешь по коридорам и видишь: вот одна парочка прошла, держась за руки, вот другая. Боже, сколько романтики! И когда только время находят? Тут его не хватает даже на душевный разговор, а у них… Тошно наблюдать за тем, как девчонки смеются над самыми глупыми шутками своих парней. Все подталкивают тебя к любви, а ты можешь думать только о предстоящем матче и своих неудачах как на поле квиддича, так и в отношениях с одной особенной девушкой. И мои промахи в одной сфере вызваны провалами в другой.

Всё изменилось. Настроение паршивое, учеба не ладится, даже несмотря на помощь Гермионы, каждый день я молю Бога, чтобы поскорей бы наступили каникулы, но время замедлило шаг. Ничего не поделаешь, ждать и догонять – две самые страшные вещи в жизни. Эх, наплевать бы на всю учебу, весь квиддич, да, схватив Гермиону за руку, сбежать из замка, куда глаза глядят. Но этот безрассудный поступок не сулил ничего, кроме неприятностей мне, и, главное, Гермионе. А я не хочу, чтобы у неё были проблемы из-за меня. Я просто хочу пойти с ней на рождественскую вечеринку Слизнорта. О приеме мы больше не вспоминали, поэтому я не мог попросить её взять меня с собой. К тому же я не уверен, что она забыла мои оскорбления. Да, именно оскорбления. Я признал это в тот же вечер: я обидел её и причем очень сильно обидел, а она хотела пригласить меня… Сейчас я постоянно чувствовал стыд в её присутствии. Это было не просто наше обычное препирательство, наш небольшой спектакль, который мы часто разыгрывали, это было настоящее оскорбление её достоинства и чувств. Я сравнил Гермиону со всеми остальными девчонками, которые только и могут, что увиваться за каким-то глупым, но красивым парнем, а потом хвастаться перед своими подружками поцелуем с ним. Гермиона – девушка, которую нужно добиваться, за которой нужно ухаживать, как за принцессой, восхвалять её и ждать, когда она ответит на твои попытки покорить её, не торопя её ни на секунду. Иногда Гермиона мне представлялась стоящей на вершине высокой, неприступной горы, которая манит взобраться на неё и на которой сможет устоять лишь один человек из миллиона. Ведь вскарабкаться – это ещё полбеды, главное, удержаться на вершине вместе с Гермионой.

Стоит ли говорить, что все мои попытки вернуть наши отношения на тот уровень, на каком они были до того как, с треском проваливались. Поэтому я решил переключиться на другое такое же непростое дело – квиддич. Даже по сравнению с предыдущим годом я стал играть паршиво. На одной из последних тренировок перед матчем я вообще ударил Демельзу Робинс, которая летела на меня, кулаком по лицу. Что меня толкнуло на такой шаг, я не имел ни малейшего понятия. Джинни на меня после этого наорала, а я висел в воздухе, не способный что-нибудь прокричать в ответ. Но, в сущности, моя несравненная младшая сестра права. Вот только почему я так сделал? В раздевалке я специально переодевался очень медленно, чтобы уйти из неё последним. Джинни и Дин смотрели на меня с гневом, Демельза всё ещё плакала, её пытались успокоить Кут и Пикс, Гарри, как и я, медлил со сборами, за что его я мысленно благодарю. Сейчас мне нужна поддержка близкого друга, который, может, расскажет мне, что творится. Команда во главе с Кутом вышла из раздевалки. Я успел заметить осуждающий взгляд Джинни перед тем, как за ней захлопнулась дверь.

– Я играл, как мешок с драконьим навозом, – сказал я, обращаясь скорее к своим коленям, чем к другу.

– Ничего подобного, – серьёзно сказал Гарри. – Ты лучший вратарь из всех, кого я видел на испытаниях. У тебя единственная проблема – нервы.

Я посмотрел капитану в глаза. Гарри выдержал взгляд и не отвернулся. Может, он и прав. Надо держать себя в руках. Но как? Как можно быть спокойным, когда я не могу добиться успеха ни в квиддиче, ни в любовных делах? Мне уже шестнадцать лет, через несколько месяцев совершеннолетие, а у меня нет девушки, да и целовался по-настоящему всего один раз. Воспоминания о том чудесном дне наполнили моё сознание. Гермиона. Одному Богу известно, как сильно я хочу постоянно быть рядом с ней, быть любимым ею, целовать и обнимать её. Всё, я принял решение. Сегодня подойду к ней и попрошу, чтобы она сходила со мной на прием к Слизнорту, а ещё скажу, что люблю её и хочу встречаться. И тогда у меня всё будет хорошо. Если только она согласится…

– Рон, ты играешь замечательно! Верь в себя, и всё получится! – подбадривал меня Гарри всю дорогу.

Я не особо прислушивался, потому что опять в груди заговорило моё сердце.

Будь уверен, ведь Гермиона любит тебя. Сколько раз она доказывала, что хочет, чтобы между вами были не только дружеские отношения? Давай иди навстречу своей любви!

– Рон, пойдем по потайной лестнице? – спросил Гарри, смотря на мою улыбку, которая всегда появлялась, когда сердце придавало мне уверенности в нашем с Гермионой будущем.

Я кивнул, и Гарри распахнул гобелен, за которым находилась потайная лестница в башню. И тут земля ушла у меня из-под ног. Джинни и Дин стояли у подножия лестницы и страстно целовались. Руки Дина гуляли по спине и волосам моей сестры, а Джинни держала свои на щеках парня. Зрелище было противным: они не просто целовались, они ещё и стонали от нахлынувшего возбуждения. Мерлин, целуются и стонут, что за гадость? Я не мог смотреть на эту картину и крикнул:

– Эй!

Любовники отскочили друг от друга и одновременно (что взбесило меня ещё больше) осмотрелись вокруг. Мы с Гарри попали в поле зрения, и Джинни воскликнула:

– Что тебе?

– Я не желаю, чтобы моя родная сестра лизалась с парнем у всех на глазах! – я нащупал в кармане палочку и сжал её в кулаке.

– Между прочим, коридор был пуст, пока вы сюда не влезли!

Я поймал улыбку Дина, посланную в нашу с Гарри сторону. Наглец, ещё улыбается. Сейчас же разорву его на куски! Гарри, кажется, готов помочь, судя по свирепому взгляду, которым друг наградил нашего сокурсника.

– Э-э… – протянул Дин, – пошли, Джинни, вернемся в гостиную…

Решил сбежать? Да ты, Дин Томас, оказывается, настоящий трус.

– Ты иди, а я скажу пару ласковых слов моему дорогому братцу!

Дин ушел. Интересно, какие ласковые слова знает моя сестра?

– Так, – Джинни начала свою пламенную речь с гневного взгляда. Боже, как страшно! – Рон, давай договоримся раз и навсегда: тебя не касается, с кем я встречаюсь и чем я с ними занимаюсь.

– Нет, касается! Думаешь, мне хочется, чтобы в школе говорили, что у меня сестра…

Тут я осекся. Мне пришло на ум одно очень гадкое слово, но я решил его не говорить.

– Кто? – Джинни выхватила волшебную палочку. – Говори, кто?

– Он ничего такого не хотел сказать, Джинни, – влез в разговор Гарри.

С его парламентерскими способностями может сравниться разве что Невилл. Тот тоже предпочитает выяснять отношения посредством беседы, а не дуэли. Кстати, у него тоже, как и у Гарри, нет девушки. Как и у меня. Отогнав эту мысль прочь, я продолжил ссору с сестрой.

– Никто не станет с ним целоваться, кроме нашей тетушки Мюриэль.

Гнусная ложь! Много ты знаешь! Со мной уже целовалась Гермиона.

– Да замолчи ты!

– Не замолчу! – Джинни нацелила палочку на меня. Моя пока находилась в кармане, но если так продолжиться, я сделаю сестре больно. – Я видела, как ты пялишься на Флегму, всё надеешься на поцелуй в щечку, – Джинни состроила гримасу. – Пошёл бы да сам с кем-нибудь полизался, тогда хоть не будешь переживать, что все остальные это делают!

Ты смеешь указывать, что мне делать? Мое терпение лопнуло, и я достал палочку. Гарри встал между нами, раскинув руки.

– Много ты понимаешь! – я прицелился из-под мышки Гарри. – Если я не занимаюсь этим на публике…

Джинни захохотала. Нас наверняка сейчас услышат за гобеленом, и тогда проход больше не будет секретным.

– С кем же ты целовался, со своим Сычиком? Или с фотографией тетушки Мюриэль?

– Ах, ты…

Из моей палочки вырвался оранжевый свет. Жаль, заклинание промахнулось. Я сейчас был готов убить младшую сестру за такие слова.

Гарри схватил меня и прижал к стене.

– Слушай, не дури… – сказал он, не отпуская мои руки.

– Гарри вот целовался с Чжоу Чанг! – кричала Джинни. Её на секунду выбило из колеи то, что я хотел наслать на неё заклятие, что никогда раньше не делал. – А Гермиона целовалась с Виктором Крамом!

Моё сердце пропустило удар, а всё тело сдавили невидимые тиски. Гермиона целовалась с Виктором Крамом! Эта ужасная новость даже заставила меня перестать вырываться из хватки Гарри. Мерлин, моя Гермиона, которую я люблю всей душой, подарила свой первый поцелуй этому высокому, мускулистому, красивому ловцу сборной Болгарии. В голове тут же представилась картина: Крам в парадной мантии, которая была на нем на Святочном балу (в другое время они просто не могли этого сделать – уж я-то проследил за этим), медленно уводит Гермиону в тихий уголок замка. Она улыбается, потому что знает, что он делает. Затем, не сказав ни слова, Гермиона подносит губы к Краму и они сливаются в нежном поцелуе. Крам, конечно, имеет немалый опыт в этом, но он позволяет ей всё сделать самой. И поцелуй прекращается по её желанию не слишком быстро, но и не слишком медленно.

Боже мой, как мне сейчас хочется разбить или сломать что-нибудь. Жаль, ничего под рукой нет. Гермиона меня предала, я был не первый, с кем она целовалась. Теперь после такого у меня остался один выход – забыть обо всём, что могло быть между мной и Гермионой, потому что любить предательницу я не могу.

Мы с Гарри поднялись на восьмой этаж и побежали по коридору. У голой стены стояла какая-то девчонка с банкой жабьей икры.

– Кыш с дороги! – крикнул я. Малявка подпрыгнула и выронила банку. Та грохнулась на пол и разбилась вдребезги. Девчонка тут же убежала. Немного повеселев от мысли, что Филчу придется здесь снова убираться, я вместе с Гарри продолжил путь в гостиную. Жаль, не запомнил лицо девчонки. Утром можно было бы рассказать смотрителю, чтобы он наказал эту мусорщицу. В моей голове было лишь одно лицо – Гермионы с её, теперь я знаю, притворной улыбкой после нашего поцелуя на вокзале Кингс-Кросс.

– Ты думаешь, Гермиона правда целовалась с Крамом? – я спросил мнение друга по этому вопросу. Всё-таки рубить сгоряча мне не очень хочется.

– Что? А… Ну-у…

Потрясающий ответ друга сказал даже больше, чем я мог ожидать. Оказывается, не только я один мечтаю о девчонках, которые совершенно этого не заслуживают.

* * *

Наступил день матча. Всю ночь я не мог уснуть и ворочался в постели. В голову опять лезли воспоминания о предыдущих днях. Правда, преподнесенная моей младшей сестрой, не укладывалась в уме. Наша с Гермионой ссора после Святочного бала всё-таки имела под собой почву – Гермиона целовалась с Крамом. Этот красавчик распушил перед ней хвост, и она была рада радешенька ему услужить. Что он ей сказал сделать, то она и выполнила. А теперь пусть помучается! Никогда не забуду её взгляд и поджатые губы на следующий после того, как мы застукали Дина и Джинни (кстати, Гарри оставил Томаса в команде) вечер. Тогда, правда, я был ещё сильнее выбит из колеи и даже накричал на трёх малявок.

– Гарри, передай чернильницу, – попросил я друга. Мы сидели в Общей гостиной, доделывая домашнее задание по Защите от Темных Искусств.

– Вот возьми. Я уже закончила, – сказала Гермиона и пододвинула пузырек ко мне.

– Ты Гарри? – спросил я. – Я просил Гарри.

Друг поставил чернила ближе к моему пергаменту. Теперь ему приходилось слегка тянуться, чтобы обмакнуть перо.

– Помощь нужна? – спросила Гермиона, пытаясь скрыть обиду. Не получилось, мисс Грейнджер.

– Нет, – ответил я и через секунду добавил: – Я не нуждаюсь в твоих подачках.

Вот это успех! На глазах всезнайки и предательницы выступили слезы. И, кажется, их никто не заметил, кроме меня. Гермиона резко встала из-за стола и ушла в спальню, напоследок бросив мне обиженный взгляд. Я смотрел ей вслед, а через несколько минут захлопнул учебник и швырнул его в сумку. Да, перебор. Но, с другой стороны, пусть на своей шкуре испытывает хотя бы малую толику той горечи на душе, что испытываю я.

Тут я увидел, что трое первокурсников смотрят, как я закидываю сумку через плечо. И что такого любопытного я делаю? Проходя мимо них, я сказал:

– Чего уставились? Я вам не клоун, чтобы на меня глазеть. Пошли спать!

Первокурсники не пошевелились и только выпучили на меня глаза. Боже, какие же они глупые! Махнув на них рукой, я взбежал по лестнице к своей спальне.

Тогда я сильно расстроился, что наговорил такое Гермионе. Но в следующие дни её сверкающие слезами глаза стали наградой для моего уязвленного достоинства.

И вот теперь решающий момент. Если она хочет заслужить прощения, то пусть поддержит меня на сегодняшнем матче. Ведь чтобы существовала любовь, нужно что-то принести в жертву. Так пусть она пожертвует своим принципом, что квиддич – бесполезная игра. И тогда, может быть, я её прощу.

Гарри разбудил меня перед самым завтраком. Одевшись в молчании и спустившись в гостиную, мы отправились в Большой Зал. Я не стал ждать Гермиону, даже не осмотрел комнату в её поисках. С некоторых пор она взяла привычку завтракать отдельно от нас, поэтому какой смысл? Как только мы вошли в Зал, нас тут же встретили одобрительные выкрики тех, кто был одет в красно-золотые свитера и насмешливое улюлюканье болельщиков Слизерина в зеленых костюмах с серебряными полосами. Гарри махал рукой всем знакомым, я же просто кивал головой в знак приветствия. Мне сейчас меньше всего хотелось рассматривать их лица. Тут я услышал громкий женский голос, доносившийся с середины гриффиндорского стола.

– Держись, Рон! – крикнул голос. Я посмотрел туда и увидел Лаванду Браун, которая приподнялась на скамье. Рядом сидела Парвати с кислым выражением на лице. Вот ещё одна ненавистница квиддича. – Я знаю, ты сыграешь блестяще! – добавила Лаванда и снова села, всё ещё смотря на меня. Я чувствовал её взгляд, пока усаживался за стол, но молчал. Мне сейчас не до ответных реакций.

– Чаю? – начал предлагать мне Гарри, придвигая ко мне чашку. – Кофе? Тыквенного сока?

– Всё равно, – ответил я, откусывая от гренка, который был у меня в руках.

Тут сзади раздался другой женский голос – Гермиона удостоила нас своей речью.

– Как настроение, мальчики? – спросила она. Я не стал оборачиваться, чтобы посмотреть на неё.

– Отличное, – сказал Гарри (ничего подобного) и пододвинул ко мне тыквенный сок. – Держи, Рон, выпей.

Я взял стакан и поднес к губам.

– Рон, не пей! – приказала Гермиона своим начальственным тоном.

Мы с Гарри повернулись к ней.

– С чего это? – спросил я. Мерлин, она на меня даже не смотрит.

– Ты что-то добавил в стакан! – Гермиона ткнула пальцем в Гарри.

– Что ты сказала? – спросил друг.

– Что слышал! Я видела, ты что-то подлил в сок. Пузырек и сейчас у тебя в руке!

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – ответил Гарри. Я, честно говоря, тоже. Неужели Гарри хочет отравить меня? Бред какой-то.

– Рон, я тебя предупреждаю: не пей! – повторила Гермиона, но я, желая доказать этой наблюдательной всезнайке, что могу сам решать, что мне делать, залпом осушил стакан.

– Нечего тут командовать, Гермиона, – сказал я, заметив, что впервые за несколько последних дней назвал её по имени. Вот только я вложил в это имя столько презрения, сколько смог.

В следующий миг по моим жилам заструилось тепло, голова очистилась от переживаний, сердце забилось спокойно, а по телу пробежали мурашки и исчезли. Я всё смогу! Эта простая истина наконец-то снизошла до меня. Победить слизеринцев – раз плюнуть, выполнить всё домашнее задание – ещё раз плюнуть, перевернуть мир – пустяк, вернуть наши с Гермионой отношения на прежний уровень – …

Мы шли в раздевалку среди уже образовавшейся толпы, стремящейся на стадион. В горле застрял комок, в животе появилось неприятное ощущение, что меня сейчас вырвет. Боже, я слишком много съел за завтраком. Нет, я съел один гренок и выпил стакан тыквенного сока. Сока, в который, по словам Гермионы, Гарри что-то подлил… Какая чудесная погода! И Джинни сказала, что Малфоя и Вейзи не будет на сегодняшней игре. Обстоятельства складываются в нашу пользу. Наконец-то к нам повернулась удача. Удача. Сок. Гарри. Значит, Гермиона была права: Гарри что-то подлил мне в стакан. И этим что-то оказалось зелье «Феликс Фелицис». Ну, слизеринцы, теперь держитесь. Мимо меня не пролетит ни один квоффл. Гарри – молодец, не пожалел для меня своего зелья, который получил с таким трудом.

Команда вышла на стадион, и тут же раздались крики с трибун. Кто-то кричал: «Гриффиндор – вперед!», а кто-то завел старую версию песни «Уизли – наш король». Нет, сегодня у вас не получится вывести меня из себя. Я на сто процентов уверен в нашей победе, потому что точно знаю, что удача – на нашей стороне. Мадам Трюк приказала капитанам поприветствовать друг друга, Гарри пожал руку Урхарту, а я оседлал метлу. У меня есть несколько секунд, чтобы отыскать Гермиону. И нашёл. Она стояла в середине гриффиндорской трибуны вместе с Невиллом и Полумной, на голове которой красовалась прошлогодняя шляпа со львом. Улыбнувшись милому виду Полумны, я взмыл вверх после начального свистка и помчался к кольцам. Развернувшись к полю, я приготовился отбивать атаки слизеринцев. Погода на самом деле идеальная. Ветра нет, солнце не слепит глаза, видимость потрясающая. Не прошло и пяти минут от начала, как на меня полетел капитан слизеринской команды. Я висел перед центральным кольцом, как будто знал, что Урхарт будет бить именно туда, и оказался прав. Первый мяч взят.

Эйфория от пойманного мяча разлилась по моему телу. Я мельком посмотрел на трибуну. Гермиона аплодировала вместе с остальными, но почему-то качала головой, как бы осуждая меня за то, что я поймал квоффл. Странно, но мне было всё равно, что она сейчас думает о нашем с Гарри маленьком жульничестве. Лишь бы после матча не побежала к МакГонагалл, чтобы наябедничать. Она может…

Но мне некогда отвлекаться на Гермиону, пора ловить квоффлы. Слизеринцы захотят отомстить за первый заброшенный нами мяч. Нельзя допустить, чтобы они сравняли счёт. Мерлин, как же он петляет. Левое или правое. Внутри меня раздался тоненький голосок, который не принадлежал ни моему сердцу, ни разуму – я раньше его никогда не слышал. Он подсказал мне, что мяч полетит в правое кольцо. Да, так и есть. Ещё один квоффл отбит.

Это мой первый матч, про который я могу сказать, что мне себя упрекнуть не в чем. Да и остальных игроков тоже. Джинни забила четыре гола почти подряд. Боже, как же красиво она летает! Я не перестану удивляться. Ещё по голу забили Дин и Демельза. Кут и Пикс били по бладжерам сильно, а что самое главное метко попадали в слизеринцев. Сейчас идёт серия атак гриффиндорцев, поэтому можно ещё раз взглянуть на трибуны. Гермиона улыбнулась и захлопала в ладоши, когда моя сестра забила очередной гол. На меня даже не смотрит. В отличие от Лаванды, которая забралась вместе с Парвати на верхнюю трибуну и аплодирует мне, успевая посылать воздушные поцелуи. Боже, да я определенно ей нравлюсь. Это событие крайне обрадовало меня, и я отбил ещё один квоффл. Тут я услышал, что снизу раздалась песня в исполнении болельщиков Гриффиндора, и, зависнув в воздухе, я принялся махать руками, как бы дирижируя хором. Лаванда тоже пела, продолжая хлопать в ладоши. Ух ты, я нравлюсь Лаванде Браун! Это просто замечательно! После матча надо обязательно к ней подойти.

Атак слизеринцев больше не наблюдалось, а через десять минут, которые я провел в бесполезных кружениях вокруг колец, игра окончилась абсолютной победой команды Гриффиндора со счётом 250:0. Команда спустилась в центр поля, только Джинни понеслась к комментаторской трибуне и врезалась в неё. Эта месть Захарии Смиту, который практически всю игру оскорблял игроков нашей команды, только подняла мое настроение. Теперь нужна хорошая гулянка, желательно до поздней ночи. Зрители аплодировали, пока мы уходили со стадиона. Я не смог отыскать Гермиону, потому что находился в самом центре столпотворения, который образовала команда. Может, она придёт к нам в раздевалку? Может, после такой громкой победы она согласится быть со мной? Может, мы теперь будем встречаться?

– Будем праздновать в гостиной, Симус так сказал! – радостно произнес Дин, прыгая от радости по раздевалке. – Пошли, Джинни, Демельза!

Мы с Гарри опять задержались. Я тянул до последнего, ожидая Гермиону. И, о чудо, она пришла!

– Гарри, мне нужно с тобой поговорить, – сказала она и глубоко вздохнула. – Зря ты так поступил. Ты же слышал, что сказал Слизнорт, это незаконно.

Цель её визита стала предельно ясна, и это вывело меня из состояния эйфории от нашей победы.

– И что ты сделаешь – донесешь на нас? – спросил я, со злостью глядя на неё. Гермиона нисколько не испугалась моего взора, и это расшатало мое настроение ещё больше. Я чувствую большой скандал…

– Ребята, вы о чем? – спросил Гарри и отвернулся, чтобы повесить спортивную мантию.

– Ты прекрасно знаешь о чем! – громко воскликнула Гермиона. – Ты за завтраком добавил Рону в стакан зелье, приносящее удачу, «Феликс Фелицис»!

– Нет, не добавлял, – ответил Гарри.

– Нет, добавил (ну и упертая она), поэтому всё и шло так хорошо, и у слизеринцев двое игроков заболели, и Рон брал все мячи.

В это мгновение метла чуть не вылетела у меня из рук. Гермиона считает, что я могу брать все мячи в матче, только если выпью стакан с зельем удачи. Наконец-то я узнал всё, что она обо мне думает.

– Ничего я туда не вливал, – возразил Гарри и показал нам флакончик с золотой жидкостью, запечатанный восковой пробкой. Нетронутой. Значит, утром я пил обыкновенный тыквенный сок.

– На самом деле я пил простой тыквенный сок? – спросил я, по-прежнему до конца не веря этому факту. – А как же хорошая погода, и Вейзи не смог играть… Ты, правда, не давал мне никакого зелья?

Гарри покачал головой. Это последнее доказательство ещё сильнее укрепило веру в мою безграничную силу. Я повернулся к Гермионе. Ну, теперь, ты получишь всё, что заслужила. Как ты посмела усомниться в моих возможностях?!

– «Ты за завтраком добавил Рону в стакан «Феликс Фелицис», потому он и брал все мячи», – сказал я, пародируя её голос. – Видишь, я и без посторонней помощи умею брать мячи!

Я вскинул метлу на плечо и направился к выходу.

– Я не говорила, что не умеешь… Рон, ты же и сам думал, что выпил его!

Давай, оправдывайся. Мне всё равно, что ты скажешь. Я захлопнул за собой дверь и… побежал. Сам не знаю, почему я сейчас бегу в замок с метлой на плечах. Может быть, мне хочется оказаться как можно дальше от Гермионы, потому что она достала меня своим презрением? А может быть, я не хочу, чтобы она видела мои слезы, хлынувшие из глаз? Впервые я заплакал из-за девушки. Все планы разрушились в один миг, от одного слова. Я так надеялся, что между нами возможно что-то большее, чем дружба. Я верил, что Гермиона меня любит, но нет, она презирает меня. Дурак, идиот, тупица – это все про меня. Я мечтал о Гермионе каждый день после её письма мне летом. А сейчас слезы градом льются из глаз. Мерлин, почему всё именно так происходит?

Ты пустое место, Рон Уизли. Как ты посмел мечтать о восхитительной мисс Гермионе Грейнджер? Такие, как ты, даже не имеют права стирать грязь с её туфель, потому что сами являются этой грязью. А ты захотел быть рядом с ней! Ты её не заслуживаешь, прими это и живи, зная, что ты полное ничтожество. Не смей с этого момента даже думать о ней!

Легко сказать, не думай! Нет, это правильное решение. Если я перестану думать о Гермионе, то смогу продолжить жить.

Поразмышляй хорошенько. Ты надеялся, что сможешь вечно быть с ней, сможешь за ней ухаживать так, как подобает её ослепительной красоте и потрясающему уму? Да чтобы это сделать, нужно собрать всё золото в мире и положить к её ногам! А откуда у тебя золото? Ты нищий, безмозглый дурак, в голове которого поселилась глупая надежда о будущем с великолепной Гермионой!

Где же раньше был мой внутренний голос, который сейчас открыл мне правду? Действительно, как я мог тешить себя надеждой, что между нами возможна любовь? Такой дурак, как я, к тому же ещё и без гроша в кармане, не достоин умной и прекрасной Гермионы. Такого ты обо мне мнения, а, Грейнджер?

Я остановился около секретного прохода в башню Гриффиндора. Несколько дней назад мы с Гарри обнаружили за ним мою сестру, целующуюся с Дином Томасом. Джинни прокричала мне, что целоваться с любимым человеком нормально, что только я веду себя так, как будто это какая-то гадость. Да, Джинни, ты бесконечно права. И Гермиона целовалась со своим любимым Виктором. Но ведь она целовалась и с тобой. Тихий и неуверенный голосок моего сердца погас, как крошечный лучик белого света в кромешной тьме. Тот поцелуй был насмешкой надо мной. Она хотела посмотреть, как я поведу себя, ведь бить по живому и бьющемуся от любви сердцу куда приятнее. Наслаждение так и разливается по телу, когда ты наносишь очередную рану, смотришь, как оно задыхается в крови, как любовь умирает вместе с ним. Не передаваемое словами удовольствие испытывает сейчас Гермиона, смотря на результаты своих трудов.

Почему все окружающие люди смеются надо мной? С самого детства надо мной издевались старшие братья, у которых в жизни всё складывалось хорошо. Я думал, что в школе, избавившись от гнета положения самого младшего сына в семье, я смогу проявить себя. Но тут появилась она. Гермиона. Она крутила мной, как хотела, использовала меня в качестве развлечения, когда ей было скучно. И я вертелся и развлекал. Но больше такого не повторится. С этого дня ты для меня никто. Гермиона, ты разрушила даже нашу дружбу, поэтому теперь не жди, что твоя верная собачка, Рон Уизли, будет мчаться к своей хозяйке, позабыв обо всём. Ты виновата в этом…

Я сбросил метлу на пол и уткнулся головой в стену. Слезы снова потекли, и я не смог их остановить. К чему останавливать? Я хочу плакать. Пусть текут, их всё равно никто не увидит. Вдруг они прекратились сами, потому что в голове появилось решение проблемы. Я должен её унизить. Настал мой черед издеваться и высмеивать. И поверь мне, я смогу. Ведь ты меня всему научила, Гермиона. Я сделаю тебе так мучительно больно, что ты пожалеешь, что посмела выставить меня дураком. Теперь слёзы потекут по твоим щекам. Пришло время страдать, Гермиона. А я буду упиваться твоей болью, смотреть на твое несчастье и ждать, когда ты приползешь ко мне на коленях и будешь умолять о прощении. И не факт, что я тебя прощу.

Теперь нужно решить, кто лучше всего подойдёт на роль оружия против этой. Я поднялся по потайной лестнице и только успел закрыть гобелен, как в коридоре появилась Лаванда Браун. Вот моё оружие, с помощью которого я смогу нанести серьёзный урон сердцу Гермионы. Хотя, какое там сердце? Холодное, каменное, недоступное чувствам нормального человека. Во всяком случае, я приступаю к реализации плана.

Я смотрел на подошедшую Лаванду и, улыбнувшись, сказал:

– Привет! Почему ты не на празднике?

– Привет, – она захлопала ресницами. Никогда не понимал эту девичью привычку, но сейчас она мне показалась настолько милой, что моя улыбка стала ещё шире. – Пошла искать тебя, в гостиной все веселятся. Где ты пропадал?

– Мне нужно было ненадолго отлучиться. Ну, что, пошли? – я протянул руку.

– Идем, – весело сказала Лаванда и схватила мою ладонь. – Рон, – она произнесла моё имя с нежностью, какую я никогда не получал от Гермионы, – понимаешь, кажется, ты мне нравишься.

Я остановился, как вкопанный. Мои догадки подтвердились. Несказанно обрадовавшись от этого, я ответил:

– Лаванда, ты мне тоже.

В следующий миг девушка повисла у меня на шее и принялась обнимать. Я принялся обнимать в ответ, чувствуя, что сердце наполняется радостью от прикосновений тела Лаванды к моему. Мы прервали объятие, и девушка очень внимательно на меня посмотрела. Тут же выражение её лица изменилось на удивленное. Чёрт, наверное, у меня всё ещё видны мокрые дорожки слёз.

– Ты ревел? – спросила Лаванда. Точно, так и есть.

– Нет, – коротко ответил я.

– Рон, мы только что признались друг другу в чувствах, и ты моментально начинаешь лгать мне, – серьезно сказала она.

– Ну, ладно, да, я ревел… из-за Гермионы.

– Эта подлая всезнайка чем-то обидела тебя?

Это определение Гермионы из уст Лаванды вызвало у меня желание накричать на неё. Никто, кроме меня, не смеет называть Гермиону всезнайкой, тем более подлой! Странно, я до сих пор стремлюсь защищать Гермиону. Нет, я должен забыть о ней… навсегда.

– Я не хочу разговаривать и вспоминать о ней.

– Хорошо, – сказала Лаванда с видом человека, который услышал то, что хотел. – Теперь ты мой парень, а я твоя девушка, – добавила она, показывая пальцем сначала на меня, потом на себя и слегка приседая. Это мне напомнило Амбридж, которая так же проводила инспекции уроков Хагрида – активно жестикулировала руками. – Поэтому забудь об этой Грейнджер.

– Ты права. Пойдём в гостиную?

– Да.

Мы подошли к портрету Полной Дамы и назвали пароль. В гостиной было настоящее столпотворение – яблоку негде упасть. Несколько человек выплясывали что-то непонятное у камина с флагом Гриффиндора. Гарри разглядеть было сложно. Наверное, опять попал в кольцо окружения братьев Криви. Ладно, с ним я поговорю позже. Сейчас я хочу поесть. Я подошел к столу в центре гостиной и хотел что-то взять, но стол оказался практически пуст. Только несколько кувшинов с соком и остатки печенья. Мерлин, ну почему сегодня все такие голодные, как будто никогда в жизни не ели до этого дня? Лаванда, не отстающая от меня ни на шаг, спросила, беря мою руку:

– Хочешь есть?

– Да, – честно ответил я.

– Пойдем, я тебе дам кое-что.

– Из еды? – спросил я.

– Да, – лукаво ответила Лаванда. Она лжёт, но мне всё равно.

Она отвела в один из углов комнаты и повернулась ко мне. Дальше я не успел опомниться, как её губы оказались на моих. Вот это да! Я не знаю, кто научил так целоваться Лаванду Браун, но это было подобно силе Взрывного заклятия. Через несколько секунд она потребовала, чтобы я открыл рот и впустил её язык. Я подчинился. И тут же моё сознание отключилось, потому что с этого момента я полностью принадлежу Лаванде Браун. Мои руки принялись гладить её спину, и только что-то непонятное мешало мне забраться под мантию, чтобы прикоснуться к её коже. А вот Лаванду, похоже, ничего не беспокоило, и я почувствовал её руки, поднимающие мой свитер. Нет, я не хочу заниматься этим на виду у всей комнаты. Я прервал поцелуй, надеюсь, не слишком грубо и шепотом произнес:

– Если ты хочешь того, о чём я подумал, то давай найдём пустой кабинет.

– Да, – выдохнула она и улыбнулась.

Ей понравилось. Слава Мерлину, она не знает, что опыта у меня в деле поцелуев почти нет. И посвящать её в эту подробность я не собираюсь. Мы направились к выходу, который почему-то закрывался. Значит, не мы одни ищем тишины сегодня. Я пропустил Лаванду вперёд, она хихикнула и вышла. Я следом.

Мы направились по коридору. Двери кабинетов были заперты на защитные заклинания, только одна была чуть приоткрыта. Лаванда засмеялась, видимо, воображая, чем мы сейчас будем заниматься. Ещё больше воодушевившись от мысли, что девушка фантазирует обо мне, и рассмеявшись вместе с ней, я толкнул дверь. Тут же увидел Гарри и Гермиону и остановился. Вот так встреча! Мой друг вместе с этой в пустом кабинете. Правда, ничего такого они не делали, потому что Гарри стоял у двери, а Гермиона сидела на учительском столе, положив правую ногу на левую.

– О, – мои глаза округлились при виде такой картины.

– Ой-ой, – взвизгнула Лаванда и выбежала из кабинета. Нет, зачем ты так сделала? Я не хочу оставаться в одной комнате вместе с Гермионой. Но было поздно. Мы молчали, и я старался избегать взгляда Гермионы. Даже тот факт, что Гермиона ушла с праздника, говорит о том, что план даёт первые результаты. Но против желания не выступишь, что называется. Я бросил быстрый взгляд на неё и увидел, что над её головой кружатся желтые канарейки. А потом повернулся к Гарри и сказал:

– Привет, Гарри! А я всё думал, куда ты запропастился?

Боже мой, я почувствовал в своем голосе стыд, которого здесь быть не должно.

Гермиона спустилась со стола и, подходя ко мне, сказала:

– Напрасно ты заставляешь ждать Лаванду в коридоре. Девушка будет удивляться, куда это ты подевался.

Она прошла мимо, птички по-прежнему порхали над её головой. Фу, она не станет меня заколдовывать. Только я подумал про заклятия, которые могла наложить на меня Гермиона, как услышал у двери:

– Оппуньо! – она нацелила волшебную палочку на меня, и стая канареек кинулась в мою сторону. Они принялись клевать и царапать меня.

– Отвяжитесь! – закричал я, отмахиваясь от них. Однако птички и не думали прекращать своё дело. – Гарри, выручай! – завопил я, когда самая смелая канарейка пробороздила когтями кожу на щеке, едва не выцарапав глаз.

Поттер взмахнул несколько раз палочкой – и птички исчезли. Тут дверь кабинета распахнулась и влетела Лаванда. Она посмотрела на мои окровавленные руки и лицо, на Гарри с волшебной палочкой и спросила:

– Что здесь произошло? – потом подбежала ко мне и принялась целовать мои раны.

– Гарри, уходи отсюда! – крикнул я. Не хочу, чтобы ещё кто-то знал, что я могу плакать из-за девчонки. Друг поспешил ретироваться, захлопнув за собой дверь.

– Это всё она, – я ткнул пальцем в дверь, за которой минутой ранее исчезла Гермиона.

– Опять?! – воскликнула Лаванда. – Ну и, мерзкая тварь, эта Грейнджер!

Да-да, ты права. Мерзкая, отвратительная, злобная. Слов не хватает, чтобы обозвать Гермиону так, как она заслуживает. Я смотрел, как Лаванда целует мои руки, чтобы избавить меня от физической боли. Затем она перебралась к лицу. Всякий раз, как её губы прикасались к ранам, я чувствовал неприятное жжение, но оно не сравниться с горечью, поднимавшейся у меня в груди. И всё-таки стоит признать, что я смог ранить Гермиону. Теперь нужно окончательно добить её пустое сердце, чтобы она страдала от душевной боли так же, как я сейчас страдаю от физической. Последнее слово за мной, Гермиона.

в которой Гермиона платит мне той же монетой.

Лаванда попыталась залечить мои раны, но я отдернул руку. В части медицинских заклинаний я ей не доверяю. Я лучше буду ходить весь в мелких царапинах и кровоточащих ранах, чем меня положат в больничное крыло с переломами костей. Но к мадам Помфри я тоже не побегу – это будет значить, что Гермиона смогла достать меня. Нет, я не доставлю ей такого удовольствия.

Я вышел из кабинета и мрачно осмотрелся. Пустота. Лаванда выскочила следом и воскликнула:

– Я ей покажу! Сегодня эту выскочку ждёт веселая ночь!

– Не надо, – прервал я и обернулся к девушке. – Я сам смогу отомстить ей. Завтра она получит своё.

– Правильно, Рон! – восхищенно произнесла Лаванда и поцеловала меня в губы.

Это был короткий поцелуй, потому что мне сейчас хотелось только одного – уйти в спальню и лечь в кровать. Я отстранился и получил недоуменный взгляд и надутые губки Лаванды.

– Прости, но сейчас я должен обо всём подумать.

Тут же выражение её лица стало серьёзным, а в глазах заблестел огонь.

– Да, милый, я понимаю. Придумай для Грейнджер такое наказание, чтобы она подольше мучалась.

Такая жажда крови напугала бы любого другого, но Лаванда как будто угадала, о чём я хотел поразмышлять. Мы с ней вернулись в гостиную, в которой оставалось лишь несколько старшекурсников. Снова коротко поцеловав девушку в губы, я поднялся к себе. Друзья уже спали, я медленно подошел к своей кровати и сел. Итак, Гермиона вышла на тропу войны, поэтому можно действовать любыми доступными методами. Самое главное нужно показать, что она совершила большую глупость, унизив такого парня, как я. Пусть посмотрит, что у нас с Лавандой всё хорошо, что мы любим друг друга. Если это называется любовью. Пока мы только целовались, и Лаванда сказала, что я ей нравлюсь… но не сказала, что любит меня. Но может, я что-что не так понимаю? Может в представлении Лаванды Браун это и есть любовь? Тогда всё просто шикарно. Правда, я себе любовь воображал по-другому. Для меня любовь – это полное взаимопонимание, при котором не нужны слова, достаточно лишь взгляда или жеста. Такое, какое было у нас с Гермионой. Нет, прекрати думать о ней! Я должен отомстить ей! Как же это можно сделать? Она убежала из гостиной, увидев, что мы с Лавандой целовались в углу. Это факт. Значит, такой способ уже не подходит. Что ещё связывало нас? Подарки на Рождество и дни рождения. Ну, планировщик домашних заданий я оставил дома, а на прошлый мой день рождения она подарила книгу о моей любимой команде по квиддичу, поэтому выбрасывать или сжигать её я не стану. Думай, Рон, что ещё? Ну, конечно, письмо, которое Гермиона прислала летом.

Я достал письмо из чемодана, стоявшего под кроватью и развернул его. Почти каждая фраза теперь наполнилась ложью и пафосом. Это были слова, которые писала девушка, презирающая и использующая меня. Решение, которое принесет мне душевное спокойствие, созрело моментально. Быстрыми шагами я подошёл к окну и распахнул его.

– Не думай, – говорил я себе, разрывая письмо на части.

Пришла пора освободиться от иллюзий прошлого и жить настоящим. Я избавлюсь от всего, что напоминает мне Гермиону. Швырнув порванное письмо в окно, я стал наблюдать, как зимний ветер подхватил клочки пергамента. Нет, никто не должен о нем знать. Я взмахнул палочкой и шепотом произнес:

– Эванеско, – и письмо исчезло в небытие.

Теперь я свободен. Я смогу спокойно жить, смогу встречаться с Лавандой Браун и забыть, что когда-то испытывал какие-то чувства к Гермионе Грейнджер. Прощай, прежняя жизнь. Я даже не стану мстить тебе, Гермиона, потому что с этого момента человека с таким именем для меня не существует. Завтра все болячки заживут, и я, наконец-то, буду жить так, как хочется мне, а не кому-то другому.

Я переоделся в пижаму и лёг в кровать. Сон, который не хотел приходить, пока я думал о всякой ерунде, моментально схватил меня, когда я от неё избавился.

* * *

Утро пятницы не предвещало ничего необычного, если не считать того, что это был последний учебный день в семестре. Рутина, засевшая в моей жизни, как ржавчина в железе, продолжала мне надоедать. Её даже не могла разбавить моя девушка, с которой мы целовались везде, где только можно, разве что ещё Большой Зал не знал о наших отношениях. Правда, вчера Лаванда намекнула, что сегодня меня будет ждать маленький сюрприз. Потом хихикнула, прижав ладоши к губам, и убежала спать. Отметив про себя, что её поведение немного по-идиотски выглядит, я поднялся к себе в комнату. Но, может быть, такова тактика Лаванды Браун. Девушка должна руководствоваться порывами сердца, а не разума, позволяя парню ощущать свою значимость и управлять отношениями. Жаль, что не все девушки такие, как Лаванда.

Уснув с этими мыслями, я надеялся, что мне приснится что-нибудь необычное. Например, я ещё не видел во сне мою девушку, хотя мы встречаемся уже неделю. Но нет. Сегодня я видел лишь человека огромного роста с незнакомым лицом, который взмахом палочки вырвал красивое дерево из земли, рухнувшее затем на землю и разбившееся на миллион осколков. Во ужас, не правда ли?

А утром в гостиной меня ждал обещанный сюрприз – Лаванда встречала меня из спальни и, как только я спустился с последней ступеньки, бросилась ко мне в объятия и поцеловала прямо в губы под взгляды всех присутствующих. Мое сердце подпрыгнуло в груди от мысли, что я уже начинаю привыкать к поцелуям на публике с девушкой, которая хочет встречаться со мной. Симус присвистнул, а кто-то крикнул: «Классно целуешься, Рон!» Жаль, что нас не видит Гермиона. Зато нас увидел Гарри. Собственно говоря, он и прервал наш поцелуй.

– Привет, Рон, привет, Лаванда, – сказал он у меня за спиной. – Завтракать будете?

Лаванда посмотрела на моего друга с некоторой обидой, которая вызвана тем, что я отстранился от девушки, когда подошёл Гарри.

– Я умираю с голоду, – сказал я.

– Рон, мне нужно с тобой поговорить, – сказал друг с серьёзным выражением на лице.

– Только не читай мне нотаций. Лаванда, не жди меня, иди в Большой Зал, я скоро буду, – в голове шевельнулась мысль, что мое поведение не уместно после всего лишь нескольких дней близкого общения с девушкой, но она быстро ушла на задворки сознания.

– Не собираюсь. Я твой друг и очень рад, что ты нашел себе девушку, с которой не стесняешься целоваться на глазах всей гостиной (только не вспоминай случай с Джинни). Но я ещё друг и Гермионе, поэтому хочу сказать, что ты ведешь себя просто глупо…

– Обещал же… – прервал я.

– А это не нотация.

– А что же? Гарри, Гермионе не на что жаловаться, она целовалась с Крамом, а теперь пусть видит, что и со мной кому-то хочется целоваться. Эй, ты куда? – спросил я, увидев, что Гарри свернул в сторону того злополучного секретного прохода, с которого всё и началось.

– Рон, мне приходится так делать, потому что девчонки объявили охоту на Избранного. Они все страшно захотели пойти со мной на вечеринку к Слизнорту.

Я рассмеялся, глядя на друга, который вот-вот может угодить в сети хогвартских девчонок. Как хорошо, что я не приглашен на этот рождественский ужин и что у меня уже есть девушка. Кстати, когда мы вошли в Большой Зал, Лаванда приподнялась на скамье и замахала рукой. Она сидела на том же самом месте, где обычно сидела Гермиона. Рядом с ней с несколько печальным видом сидела Парвати. Похоже, Парвати не рада за подругу, которая нашла свою любовь. Но меня это не касается. Лаванда Браун – умная девушка, которая сама разберется со своими подругами. Окинув взглядом гриффиндорский стол (непонятно зачем я это сделал?), я сел рядом с моей девушкой, и она, не дав мне даже взять вилку в руки, накрыла мои губы своими. Мерлин, с каждым разом у меня получается всё лучше и лучше. Глаза Лаванды горят желанием, когда мы на короткий миг отстраняемся друг от друга, чтобы перевести дыхание и продолжить свое дело. В такие моменты, когда её руки скользят по моей спине, а мои путаются в её роскошных волосах, мне всё равно, что нас сейчас видят преподаватели, что мы, быть может, нарушаем дисциплину. Пусть знают все учителя и ученики Хогвартса, что Рон Уизли нашёл ту единственную и неповторимую девушку, которая любит его всей душой и не боится это демонстрировать.

Правда, я остался без завтрака. После того, как с тарелок исчезла еда, Гарри, я, Лаванда и Парвати встали из-за стола и вместе направились на урок трансфигурации. На прошлом занятии профессор МакГонагалл пообещала нам, что мы приступим к превращениям человека – самому сложному разделу магии. Класс пытался её уговорить отложить это дело на следующий семестр, но потерпел неудачу, поэтому сегодня нас ждёт испытание. Профессор кратко повторила теорию и раздала нам зеркала. Я взглянул на свое отражение и глубоко вздохнул. Ничего не поделаешь, мне, как и всем остальным, нужно поменять цвет бровей. Как всегда оглядев класс перед работой, я взмахнул палочкой и тут же почувствовал, что что-то колючее коснулось моих щек. Боже мой, я наколдовал себе пышные усы, ещё и закрученные кверху. Самое страшное, я не понимаю, как это у меня получилось. Но попытки исправить положение прервал смех Гарри, сидевшего рядом, и этой зазнайки Грейнджер. Она смеялась от души, смотря на меня и показывая пальцем. Стерпеть такое было бы глупостью, и я стал придумывать, как ей отомстить. Конечно, унизить её можно, если показать, как она тянет вверх руку, когда профессор задаст вопрос. Раньше мне эта привычка казалась милой, но теперь она станет ещё одним оружием против Гермионы. Я стал подпрыгивать на стуле, вытягивая руку, и изображать её лицо, когда она так делает. Лаванда, которая сидела по правую руку, и Парвати рассмеялись ещё громче, чем она, я тоже не смог сдержать мстительную улыбку, когда увидел, что в глазах Гермионы заблестели слезы. Она готова сбежать с урока – это ещё одна награда моему уязвленному достоинству. Тут раздался звонок, и Гермиона выскочила из класса, позабыв часть своих вещей. Лаванда снова рассмеялась, глядя ей вслед. Я бросил свои вещи в сумку и хотел сказать Гарри, что подожду его, но увидел, как друг собирает принадлежности, оставленные Гермионой, в охапку и молча выходит из класса. Сейчас побежит утешать её – в этом можно не сомневаться. Ещё друг называется. Мало того, что вместе с Гермионой смеялся надо мной, так ещё и разговаривать со мной не желает, как будто я поступил низко. Я просто больше не позволю Гермионе надо мной издеваться, что она делала последние годы. А если Поттер считает, что она не совершает подлости, кривляясь над моими чувствами, то пусть больше не ноет, что я стал меньше времени разговаривать с ним.

Я попросил профессора удалить мои усы, после чего с победоносным видом вышел из кабинета, держа правую руку на талии Лаванды. Мы смеялись над моей шуткой всю дорогу до гостиной, временами останавливаясь, чтобы прижаться друг к другу губами. Отмучавшись сегодня на трансфигурации, мы получили целый свободный день. Слизнорт отменил сегодняшний урок, заявив, что мы уже прошли весь материал семестра. Но на самом деле ему нужно подготовить кабинет к большой вечеринке, которая состоится сегодня вечером. Вечеринка, на которую я так мечтал попасть, на которой мы с Гермионой были бы главной парой, которая закончилась бы нашим поцелуем и признанием в любви, теперь пусть будет трижды проклята. Гермиона предпочла общество богатеньких деток известных родителей, и пускай. Я найду, чем заняться в последний вечер в школе перед Рождеством.

Мы назвали Полной Даме пароль и хотели войти в гостиную, но тут сзади раздался громкий смех и улюлюканье. Обернувшись, я увидел Пивза, который летел под потолком и что-то выкрикивал. Я остановился, сгораемый от любопытства. Иногда Пивз может быть полезен. Ведь если случилась какая-то неприятность, то Пивз обязательно об этом узнает и станет носиться по школе, разглашая её.

– Пивз, что случилось? – крикнул я, пытаясь привлечь его внимание.

– Обормоттер в Полоумную влюбился! – заливаясь смехом, ответил полтергейст.

– Как? – ахнули мои спутницы.

– Я сам видел, как он приглашал её на вечеринку к профессору Слизнорту, – Пивз спустился вниз, почти касаясь ногами пола. – Сколько романтики, сколько любви! Ты хочешь пойти со мной на вечер к Слизнорту? – передразнил он голос, явно принадлежащий Гарри.

– Не может быть! – сказал я, до конца не приходя в себя.

– Сам в шоке, – ответил Пивз, на короткий миг сменив выражение лица на серьёзное. – Пойду всем расскажу! – крикнул он, взмыл вверх и снова засмеялся. – Обормоттер Полоумную на праздник пригласил! Свежие новости!

Лаванда и Парвати продолжали улыбаться, да и я тоже не смог удерживать смех. Это надо же было такому случиться, что Гарри сошёл с ума и пригласил Полумну Лавгуд на вечеринку, хотя практически все девчонки Хогвартса последние несколько недель пытались добиться его внимания. Бедный Гарри Поттер… Впрочем, мне некогда отвлекаться на любовные дела других, мне нужно думать о себе. Лаванда наверняка ждёт, что я подготовлю какой-нибудь сюрприз в наш последний вечер в этом году, поэтому надо искать варианты. Однако в голову неожиданно полезли воспоминания о моих снах, начиная от того волшебника огромного роста, который вырвал из земли дерево, разбившееся потом, как стекло, и заканчивая зеленым холмом, на котором одиноко стоит до боли знакомый человек и зовёт кого-то по имени. Меня, Рона Уизли. А я не могу взобраться на холм, потому что меня держат невидимые путы в лапах ужасного чудовища. Раньше я объяснял подобные сны, которые, кстати, были довольно редки, тем, что находился под впечатлением от историй, рассказанных Фредом или Джорджем. Но теперь, когда я уже вырос и повидал в жизни вещи страшнее троллей и чудовищ, чем мне объяснить их? Что творится с моей головой? Неужели я скоро сойду с ума?

Моя голова закружилась, когда я смог найти причину своих кошмаров. Гермиона по-прежнему что-то чувствует ко мне. Я сделал ей больно, но удовольствия, которое должно было последовать, не получил. Я всё так же думаю о ней, мечтаю, что у нас будут серьезные отношения и хочу быть с ней каждую минуту своей жизни. Эта мысль пронеслась в голове, как чайка над морем, и сделала первую, но не последнюю, трещину в фундаменте моего стремления обидеть её. Как мне казалось, прочного фундамента.

Через час мы спустились в Большой Зал. Я всю дорогу чувствовал на себе взгляд Лаванды. Она что-то заподозрила, вот только что?

За гриффиндорским столом уже сидел Гарри, накладывая в тарелку еду. Мы подошли к нему, и я спросил:

– Гарри, это правда?

– Что правда?

– Что ты пригласил Полумну на вечеринку Слизнорта?

– Да, – коротко ответил друг.

Я засмеялся.

– Ты мог пригласить любую! – воскликнул я. – А ты выбрал Полоумную Лавгуд!

– Не называй её так, Рон! – сзади раздался укоризненный голос моей младшей сестры. Она проходила мимо нас и остановилась за спиной. – Ты молодец, Гарри, что пригласил её, она так счастлива.

И направилась прочь к своему Дину. Я посмотрел ей вслед, и тут в поле зрения мне попалась Гермиона. Она одиноко сидела в дальнем углу стола и ковырялась в тарелке. Её лицо было слегка покрасневшим, видимо, она действительно плакала после урока трансфигурации. Я не должен смотреть на неё, но не могу оторваться. Всё в ней было таким родным и милым, что я почувствовал угрызения совести. В своем стремлении разорвать наши отношения я переборщил. Не думал я, что месть может уничтожить не только того, на кого она направлена, но и того, кто её претворяет в жизнь. Мне захотелось встать из-за стола, подойти к ней и извиниться.

– Прекрати смотреть на неё! – приказал мой внутренний голос.

– Я не могу, – ответило моё сердце.

Я ещё раз бросил взгляд на Гермиону и остолбенел. Гермиона смотрела вперёд холодным и решительным взглядом, который не сулил ничего хорошего. Мое сердце ушло в пятки, потому что никогда ещё я не видел такую Гермиону. Мое желание подойти к ней моментально погасло, как свеча от порыва ветра.

– Ты мог бы извиниться, – Гарри опять начал читать мораль.

– Ага, чтобы меня опять канарейки заклевали, – ответил я. Гарри, посмотри на Гермиону. Она задумала что-то недоброе, а ты предлагаешь извиняться.

– Зачем ты её передразнивал?

– А чего она смеялась над моими усами? – спросил я на вполне законных основаниях.

– Ну, и я смеялся, в жизни не видел такой дурацкой рожи, – Гарри толкнул меня в плечо и улыбнулся.

Тут к столу подошли Лаванда и Парвати. Странно, а я думал, что мы подходили вместе несколько минут назад. Неужели я стал такой невнимательный? А самое главное, что они делали, пока отсутствовали в Зале? Но я не успел спросить Лаванду об этом, потому что она поцеловала меня в губы, и я опять погрузился с головой в бушующий океан чувств, эмоций и любви. Только сейчас кое-что изменилось. Наш поцелуй быстро превратился из нежного и упоительного в жадный и страстный. Лаванда потребовала впустить свой язык в мой рот, но вместо этого я раздвинул её губы и сам проник в неё. Девушка тут же запустила руки в мои волосы, желая хоть как-то отыграться за свой провал в операции «Впусти меня в свой рот». Я не отставал ни на шаг и принялся гладить её спину. Внутри меня разгорелось желание прикоснуться наконец к её коже, и мои руки поползли вниз, чтобы снять с Лаванды школьную мантию. Время пришло для решительных действий.

Тут я услышал голос, который меньше всего на свете хотел слышать в этот момент. Гермиона подошла к нам и, видимо, улыбаясь, сказала:

– Привет, Парвати. Ты идешь сегодня на вечер к Слизнорту?

Она, что, хочет всех достать с этим рождественским ужином у профессора?

– Никто меня не пригласил. А мне так хотелось пойти, там, наверное, будет просто замечательно. Ты ведь идешь, да?

– Да, я договорилась встретиться с Кормаком в восемь, и мы с ним…

Что она сказала?! Глаза мои, прежде закрытые от удовольствия, распахнулись, я прекратил свой поцелуй со странным звуком, похожим на… Впрочем, мне некогда подбирать определения. Я уставился на Гермиону, а она меня даже не замечала, лишь продолжала улыбаться, смотря на Парвати. Или делала вид, что не замечала.

– … пойдем на вечеринку вместе, – закончила Гермиона свою фразу.

– Кормак? Это который Кормак Маклагген?

– Да, который чуть было (она подчеркнула эти два слова легким движением головы) не стал вратарем команды Гриффиндора.

– Так ты теперь с ним встречаешься? – жажда узнать как можно больше была видна у Парвати невооруженным глазом.

– Ну да, а разве ты не знала? – Гермиона хихикнула, смотря на Парвати сверху вниз.

– Нет, – Парвати аж подпрыгнула на скамье от предвкушения новой сплетни. – Смотри, ты у нас любишь игроков в квиддич. Сначала Крам, теперь Маклагген…

– Я люблю хороших (тот же жест) игроков в квиддич, – пропела Гермиона. – Ну, пока. Мне нужно наряжаться к празднику.

Она помахала Парвати рукой и гордо вышла из Большого Зала. Мерлин всемогущий, дай мне сил пережить всё это. Я отлично понял, что сейчас произошло, но легче от этого мне не стало. Гермиона нашла способ отплатить мне той же монетой, причем способ настолько мерзкий, что я почувствовал себя не просто униженным, а раздавленным. Гермиона уничтожила всё, и теперь у меня ничего нет. Она одним выстрелом убила не двух зайцев, а бесчисленное множество. Двойное оскорбление моего достоинства ещё можно хоть как-то объяснить, но гнусное предательство и измену никак. Она прекрасно понимала, что, раскрывшись во всей красе, поставит точку в нашей борьбе, потому что переплюнуть её я не смогу. Теперь бой окончен абсолютной победой Гермионы, и мне остается только… начать новый. Да, я вступлю в новый поединок с удвоенной силой, и тогда земля задрожит под ногами от моего гнева, которому не будет конца. Иди, Гермиона, развлекайся со своим Маклаггеном в уютном углу кабинета Слизнорта, занимайся с ним, чем хочешь! Пусть он откроет тебе, что в его понимании значит любовь, а я в это время буду тебе мстить! И для этой мести мне понадобится моя девушка.

Я встал из-за стола и подал Лаванде руку. Она улыбнулась, положила свою ладонь в мою и поднялась на ноги. Быстрыми шагами мы вышли из Большого Зала. У мраморной лестницы Лаванда спросила:

– Рон, что ты делаешь?

Мои мысли беспорядочно кружились в голове, но я смог ей ответить:

– Я хочу тебя.

Глаза Лаванды вспыхнули от возбуждения, а на губах появилась широченная улыбка – она знала, что означают эти слова. Мы побежали по ступенькам, а в моей голове появились образы моей любимой фантазии. Я иногда представлял себе, как занимаюсь этим с Гермионой, как мы открываем друг другу все свои секреты, как я стаскиваю одежду с её прекрасного тела, а она с моего. А потом прикасаюсь губами к ней, желая насладиться поцелуем, затем медленно спускаюсь вниз, и вот я уже целую и обнимаю её ноги, а она смеется от нахлынувшего удовольствия. А потом переношу её на кровать, чтобы продолжить своё дело.

Но теперь место Гермионы по праву займет Лаванда, которая никогда не забудет этот вечер. Мы поднялись на восьмой этаж и пошли по главному коридору. В гостиную нам нельзя: там полно народу; в спальню шестикурсников тоже: там могут быть Дин, Невилл или Симус. Поэтому нужно отыскать пустой кабинет, желательно подальше от лестницы. Моё сердце бешено стучало о ребра, а дыхание Лаванды было таким частым и тяжелым, что можно было подумать, что она задыхается. Одна мысль меня беспокоила – а не буду ли я жалеть после случившегося о своем поступке? Ведь мы с Лавандой встречаемся меньше двух недель, а я уже предлагаю ей заняться любовью. Неправильно это, ненормально. Но стоило мне посмотреть в её глаза, как все мои сомнения улетучились. В этих голубых глазах читалась кипучая страсть. Лаванда крепче схватила мою руку и сама потащила меня к открытой двери ближайшего кабинета. Мы влетели в класс и захлопнули за собой дверь.

– Ну, Рон, что ты хочешь сделать?

В сердце разгорелся огонь. Никогда ещё я не чувствовал такого возбуждения. Лаванда, несомненно, более опытна в этом деле, поэтому именно она вогнала меня в жар, а не я её.

– Вот что, – ответил я и прижался к ней губами.

Спиной Лаванда приблизилась к одной из парт, села на неё и обхватила меня сзади ногами. Я оказался плотно прижат к моей девушке, и она воспользовалась этим. Стянув с меня свитер, Лаванда принялась расстегивать пуговицы на моей рубашке. Я не хотел отставать и тоже стал освобождать её тело из оков одежды. Лаванда застонала, когда я снял с неё блузку, оставив лишь белый бюстгальтер. Затем она выгнула шею, разрешая мне прикоснуться к ней губами. Вот о какой девушке мечтает каждый парень. О девушке, которая угадывает твои желания и не боится их исполнять. Руки Лаванды переместились на мой затылок и сильнее прижимали мою голову к её груди. Она хочет, чтобы на её теле остались следы от моих губ. Эта мысль раззадорила меня ещё больше, и я, едва не сломав застежку, снял с Лаванды лифчик. Лаванда засмеялась, когда я принялся целовать её грудь, одновременно сгибая ноги, готовясь опуститься на колени.

Вдруг в моей голове прозвучало:

– Не делай этого! Это не Гермиона, которая заслужила твоих поцелуев! Это Лаванда, у которой одна цель – прыгнуть к тебе в кровать и использовать тебя, как инструмент для ублажения своего тела. Подумай, хочешь ли ты стать таким?

Я выпрямился и, смотря в глаза Лаванды, в которых безошибочно читалось непонимание, сказал:

– Одевайся, мы не будем заниматься этим сегодня.

– Почему? – глаза моей девушки заблестели.

– Я тебе потом объясню, – и выскочил из кабинета, оставив Лаванду в замешательстве.

Ничего не понимая, я подбежал к Полной Даме и назвал пароль. Проход распахнулся, и я вбежал в гостиную. Комната была почти пуста, только несколько второкурсников сидели у камина. А у лестницы, ведущей в спальни, стояла та, ради которой я готов на всё.

– Гермиона! – позвал я громко. Девушка медленно поворачивалась, пока я подходил к ней. – Нам надо поговорить, – Гермиона улыбнулась, а я увидел, что её губы сильно распухли, а на шее красовалось красное пятно – поставленный Кормаком Маклаггеном засос.

в которой я пытаюсь найти выход из сложившейся ситуации, получаю дурацкие подарки и схожу с ума без Гермионы.

Я отшатнулся от этого зрелища и указал на её шею.

– Что это такое у тебя? – спросил я.

– Где? – Гермиона делала вид, что ничего не понимала, но широкая улыбка говорила об обратном. Она продолжает надо мной измываться. А я ещё хотел перед ней извиниться. Не бывать этому!

– На шее.

– А… это, – протянула она. – Просто я позволила Кормаку поцеловать меня в шею. Он просто мастер в этом деле. Ему трудно отказать. Правда, он хотел целовать не только шею, но нас прервал Гарри.

– Завтра я его отблагодарю, – ответил я, смотря на Гермиону со злостью.

– Послушай, а что тебя вдруг так заинтересовало, чем я занимаюсь с любимым человеком.

– С кем? – я продолжал смотреть в её глаза, тайно надеясь найти там опровержение её словам. – Ты не любишь Маклаггена. Ты позвала его на вечеринку, чтобы разозлить меня. Не смей претворяться, я знаю, что это так!

Гермиона рассмеялась.

– Ну, конечно, ты ведь самый умный, – Гермиона подошла ко мне, я сделал шаг назад. – Заметь, Рон, я не спрашиваю, чем ты занимаешься с Лавандой.

– Ты это видишь! – мой голос скоро либо сядет, либо выдаст меня с потрохами.

– Хочешь сказать, что ещё не пытался стащить с неё одежду?

Неужели она знает?

– Нет! – выкрикнул я.

– Не ври! Лаванда не ограничится одними поцелуями! – Гермиона кричала, не обращая внимания на то, что на нас уже смотрят зрители.

– Откуда ты знаешь? Лаванда гораздо лучше тебя, она нежная, великолепная, наконец, она красивая.

– А я, значит, уродина?! – в глазах Гермионы снова заблестели слезы. – Спасибо, Рональд, вот теперь я узнала всё, что ты обо мне думаешь.

Гермиона развернулась и убежала в спальню. Бог мой, что я натворил? Где была моя сдержанность, когда мой язык выдавал эти слова? Я хотел броситься за Гермионой вдогонку, но вспомнил, что выше шестой ступени мне не пробежать. Схватившись за голову, я стал соображать, что делать дальше. Не придумав ничего лучшего, я наорал на второкурсников и выскочил из гостиной.

– Стоило меня беспокоить из-за нескольких минут! – раздался сзади раздраженный голос Полной Дамы, но я уже несся по коридору.

Я чувствовал огромную вину, которая, как камень, давила на сердце, разрушая моё стремление последних дней. Пришла пора признать – я не достоин Гермионы. Она любила меня, а я уничтожил наше будущее. Я последняя скотина, раз позволил моему холодному рассудку затуманить мои настоящие чувства к Гермионе. Гнев и ярость на самого себя горели внутри, как пожар, охвативший деревянную постройку. Мои ноги сами донесли меня до того же кабинета, который я недавно покинул. Там по-прежнему стояла Лаванда, правда, уже одетая.

– Что случилось, Рон? – спросила она, глядя на мое лицо.

Я ничего не ответил, а просто взял ближайший стул и швырнул его в дальнюю стену. Грянувшись об неё, стул развалился. Следующим был его сосед, которого я запустил в классную доску, на которой после столкновения остались вмятины. Лаванда продолжала смотреть на меня, когда я доставал палочку, чтобы с её помощью продолжить громить кабинет.

– Это всё она? – спросила Лаванда, когда я яростным выпадом разбил центральное окно. – Грейнджер тебя довела до такого?

Я коротко кивнул, но в подробности вдаваться не стал. На самом деле, Гермиона виновата лишь в том, что любила такого мерзавца, как я. А вот я натворил неописуемых бед, поэтому и нахожусь сейчас здесь, чтобы придти в норму и попытаться успокоиться.

– Рон, она не стоит твоих страданий, – сказала Лаванда, схватив меня за руку. – Но если хочешь разнести этот кабинет, то пожалуйста. Бей всё, что попадется под руки. Хочешь, я тебе помогу в этом? – она достала волшебную палочку и отправила вдогонку за стулом парту, которая вылетела во второе разбитое окно и скрылась из глаз. В моей голове пронеслась мысль, что внизу могут быть люди, и мебель может угодить кому-то в голову. Я подбежал к окну и посмотрел вниз. Темнота, окутавшая окрестности замка, не позволяла разглядеть землю, тем более с восьмого этажа. К счастью, окна этого кабинета смотрят на север, а студенты не очень любят гулять на северной стороне да ещё поздно вечером.

Волшебная палочка вертелась в моей руке, и остатки мебели поднимались в воздух и врезались в стены кабинета. Постепенно приходя в себя, я, удовлетворенный погромом, стал расхаживать среди разбитых стульев и парт. Теперь к Гермионе мне дорога заказана. Умерла последняя крошечная надежда на то, что нам суждено быть вместе. Теперь у меня есть один путь – отпустить Гермиону и продолжать встречаться с Лавандой. Видимо, я заслужил только такую девушку, а мой прекрасный ангел (так я иногда называл про себя Гермиону) теперь уже никогда не будет рядом. Что ж, такова моя судьба, судьба самого младшего сына в семье, самого нищего человека на свете, самого никчемного друга Гарри Поттера и Гермионы Грейнджер. Хотя, наверное, наша дружба не выдержит моего бессмысленного натиска и рвения обидеть Гермиону. А за что я хотел её обидеть? Ах, да, за то, что она не верила в мою силу. Какую силу? У меня нет никакой особой силы, ведь я просто жалкий и ничтожный... Даже человеком назвать меня у самого язык не поворачивается. Я паразит, портящий всё вокруг себя. И чувства у меня такие же примитивные и микроскопические. Поэтому я и опустился до разгрома кабинета, который виноват лишь в том, что подвернулся мне под руку. Перевернув ещё одну парту вверх ногами, я опустил палочку и приготовился уходить. Но тут услышал строгий голос у двери:

– Что здесь происходит? – спросила профессор МакГонагалл, гневно смотря на нас с Лавандой и на остатки кабинета.

Теперь я попал по полной программе. Прощай карьера старосты, здравствуйте месячное наказание и потерянные сто очков Гриффиндора. Не меньше, можете мне поверить. Но самое страшное, что я подставил Лаванду под удар. После такого она вряд ли согласится встречаться со мной дальше.

– Я… сейчас… всё объясню, профессор, – начал я, но Лаванда сделала шаг вперед и загородила меня от ярости МакГонагалл.

– Профессор, – Лаванда смотрела прямо в глаза нашему декану, – он ни в чем не виноват. Во всём виновата Гермиона Грейнджер, – тут я хотел накричать на Лаванду, но она сдавила мою руку с такой силой, что я моментально передумал. – Она его оскорбляла прилюдно, и он не смог сдержаться. Это я посоветовала ему выплеснуть ярость на кабинет. Поверьте, это лучше, чем то, что он накинулся б на Гермиону.

– Не могу поверить. Мисс Грейнджер…

Выдуманный рассказ произвел на МакГонагалл сильное впечатление. Не каждый день лучшая ученица за последнюю сотню лет и будущая староста школы оскорбляет того, с кем дружила с первого курса. Если бы я знал, какой эффект возымеет эта ложь, я бы никогда не позволил Лаванде такое говорить.

– Завтра я поговорю с мисс Грейнджер о её поведении. Мистер Уизли, прошу вас успокоиться и не принимать оскорбления близко к сердцу. И хотя я совсем не хочу этого делать, но я накажу мисс Грейнджер, поверьте мне. Да, и последнее: мисс Браун помогите мистеру Уизли привести кабинет в порядок. Я проявлю к вам снисхождение, но впредь знайте, что ничто, повторяю ничто, не даёт ученику право уничтожать школьную мебель.

МакГонагалл вышла, а я смотрел ей вслед и стоял, как истукан. Только через несколько секунд до меня дошёл весь смысл слов профессора – она накажет Гермиону. Вот страшная правда. Но я всё ещё могу не допустить этого. Я выскочил из кабинета, оставив Лаванду с её недоумевающим взглядом, увидел МакГонагалл и крикнул:

– Профессор, подождите!

Декан Гриффиндора остановилась и обернулась. Я подбежал к ней и, задыхаясь скорей от мысли, что у меня не получится её отговорить, чем от физической нагрузки, сказал:

– Умоляю, не наказывайте Гермиону. Она ничего не сделала. Лаванда солгала вам. Это я во всем виноват.

– Как солгала? – спросила профессор.

– Так. Я вам сейчас всё расскажу, – сказал я и начал свою историю с сегодняшнего обеда, упустив, правда, наш разговор после того, как я увидел засос на шее Гермионы и то, чем мы занимались с Лавандой в кабинете до его разгрома. Всё-таки профессор МакГонагалл заслужила моё доверие, лишним доказательством чему стал её взгляд после моего рассказа.

– Будь на моей месте профессор Дамблдор, он бы ничего не сказал, потому что понял бы гораздо больше, чем вы рассчитывали. Но я скажу вам вот что: не думайте, что я не понимаю того, что вы чувствуете, я не понимаю одного – почему вы до сих пор не признались мисс Грейнджер в любви?

– Это безответная любовь, профессор. Я не достоин Гермионы, поэтому мне остается только отойти в сторону.

– Какой же вы дурак, Уизли! Не таите любовь в себе, иначе это может плохо кончиться. В дальнейшем направьте свою энергию в мирное русло и постарайтесь сдерживать эмоции.

– Профессор, вы прекрасно знаете, что это сложно, – сказал я, начиная улыбаться.

– Знаю, ведь вы же Уизли, – она улыбнулась в ответ. Странно, но это прозвучало для меня как комплимент. – Не волнуйтесь, я не стану наказывать мисс Грейнджер, ведь она ничего не совершила. Желаю приятных каникул, и подумайте над моими словами. Я очень хочу, чтобы у вас с Гермионой всё было хорошо.

Она развернулась и пошла по коридору. В моей голове пронеслась забавная мысль: оставить Лаванду одну восстанавливать кабинет, а самому вернуться в гостиную Гриффиндора, подняться в спальню и лечь в кровать и пофантазировать о Гермионе. Ведь у меня осталось право мечтать о ней, не так ли?

– Мистер Уизли, – МакГонагалл остановилась у поворота за угол, – не забудьте помочь мисс Браун убраться в кабинете, всё же именно вы его разгромили.

В нашей школе нельзя о чём-то подумать, все тут же узнают, что у тебя в голове. Я улыбнулся и ответил:

– Да, профессор.

Ничего не поделаешь, придётся подчиниться. Я возвратился в кабинет, где Лаванда уже поставила на место несколько парт. Окна по-прежнему были разбиты, да и классная доска висела с вмятиной.

– Зачем ты побежал за ней? – спросила Лаванда, подходя ко мне.

– Хотел узнать, как она накажет Гермиону, – соврал я.

– И как? – в глазах девушки заплясали недобрые огоньки.

– Не сказала, – я не смог придумать наказание за «преступление» Гермионы, а говорить, что я рассказал профессору правду, недопустимо. Это вызовет возмущение на лице той, с которой, видимо, мне суждено провести остаток своих жалких лет. Никто не посмотрит в мою сторону, а у самого толку не хватит начать новый роман, поэтому я останусь с Лавандой навсегда.

– Успокойся, Рон, – Лаванда подошла вплотную. – Хотя такой ты мне нравишься ещё больше…

– Какой? – прервал я.

– Такой чувственный, серьёзный, обжигающий, – Лаванда дотронулась до моего лица рукой. – Ты прекрасен, когда сердишься. Я давно это заметила, – она поцеловала меня в губы. Ты не знаешь, как прекрасна Гермиона, когда сердится. Как очаровательно поднимаются её брови, как восхитительно горят её глаза, а волосы падают на лицо, и она их убирает изящным движением руки. А как разворачивается на каблуках перед тем, как уйти! Чудо, другим словом не назовешь. Хотя, что я говорю? Гермиона всегда прекрасна, вот только теперь мне даже подойти к ней нельзя, не то, что самому убирать её волосы с лица или целовать её руки.

Я прервал наш поцелуй и сказал:

– Давай продолжать. Нам ещё стекла собирать.

Лаванда опустила голову, не пытаясь скрыть разочарование. Я подошёл к окну, взмахнул палочкой и подумал: «Репаро!» Осколки, лежавшие на полу, вернулись на месте, а через несколько секунд с земли прилетели остальные. В это время Лаванда починила доску. Вроде всё вернулось в норму. Я окинул взглядом кабинет, а затем медленно вышел из него. Лаванда с опущенной головой шла рядом. В молчании мы вернулись в гостиную и разошлись по спальням. Я переодевался в пижаму и лег в кровать. Эта первая ночь, когда я не смог уснуть сразу. Долго ворочался, в голове снова зазвучал голос Гермионы, говоривший о вечеринке Слизнорта, МакГонагалл, который советует признаться Гермионе в любви. Нет, я не могу. Я не достоин её. Я даже пытаться не буду. Я плотно закрыл глаза, и сон, наконец-то, пришёл. Я шёл по проселочной дороге в каком-то рванье. Впереди меня на холме возвышался огромный и красивый замок, не похожий на Хогвартс. По неведомой причине я должен попасть в этот роскошный дворец. Меня там ждут.

Наступило последнее утро в школе в этом семестре. Сегодня я уезжаю домой на каникулы. Там, надеюсь, случится что-нибудь интересное, чтобы я смог отвлечься от своих мыслей. Я даже готов сразиться с Пожирателями, лишь бы перестать думать о Гермионе. Раньше я не мог вообразить, что буду жить без неё. Гермиона – яркий лучик солнца, который теперь светит не для меня. Что ж, придется научиться существовать (жизнью это сложно назвать) вдалеке от неё. Причем, я не имею в виду дальность расстояния, я должен запретить себе мечтать о будущем с ней, которое я разгромил, как несчастный хогвартский кабинет. Никогда у нас ничего не будет. Теперь на свете есть отдельно Гермиона Грейнджер, которая заслужила всего самого лучшего, и отдельно Рон Уизли, который сам виноват в том, что закончит свое существование в одиночестве или в лучшем случае вместе с нелюбимой. Нет больше Рона и Гермионы. Этот простой и очевидный факт душил меня, пока я прощался с Лавандой Браун, которая просто не могла упустить возможность обслюнявить меня ещё раз.

– Я буду скучать без тебя, Бон-Бон, – пропела она, целуя мои губы, а на меня нахлынуло раздражение, вызванное этим глупым прозвищем. Я терпеть не могу всяких там малышей, зайчиков, пупсиков и прочей дряни, придуманной глупыми девчонками, считающими, что их парням нравится, когда их сравнивают с малолетками или кроликами. Но это имя точно займет первое место среди идиотских. С какой стати Лаванда стала меня так называть? Я, что, похож на башенный колокол?

Я хотел сказать об этом Лаванде, но тут заметил, что Гермиона смотрит в нашу сторону. Нельзя чтобы она узнала, что я по-прежнему люблю её, может быть, даже обожаю! Я не хочу обидеть Гермиону ещё раз. Ведь я тебя обожаю, Гермиона! Да, да, да, да!

– Я тоже буду скучать, – сказал я Лаванде. В голове пронеслось воспоминание о дне, когда мы прощались с Гермионой на вокзале. Моё сердце сжалось в груди, ведь Лаванда Браун – последний человек, по которому я буду скучать. А та, без которой моя жизнь превратилась в серое пятно, сегодня не услышит этих слов.

Я посмотрел на Гермиону, и наши взгляды встретились. Я бы всё отдал за возможность посмотреть на себя со стороны. Интересно, что выражает мой взгляд? Наверное, любовь, которая распирает всё мое существо. Эта прекрасная и одновременно ужасная догадка сдавила сердце ещё сильнее. Что же касается глаз Гермионы, то они опять стали моим наваждением. Грусть, наполнившая её карие глаза, медленно убивала меня. Гермиона, умоляю, не смотри так на меня. Гермиона, поверь мне, я лучше выпью стакан Напитка живой смерти, чем отпущу тебя, зная, что ты грустишь обо мне.

Мы стояли и смотрели друг на друга ещё очень долго. Наши глаза сказали всё за нас. Я хочу и готов стоять здесь вечность, смотреть в ставшие родными глаза Гермионы, чтобы целиком передать себя ей. А потом Гермиона отвернулась и пошла в конец поезда. Старосты школы разрешили нам не дежурить, поэтому мы можем сидеть везде, где захотим. Или почти везде. Хорошо, что Гарри захотел рассказать мне кое-что важное, и я смог найти причину не ехать с Лавандой в одном купе.

Я слушал Гарри вполуха и думал. Меня ждёт самое ужасное и паршивое Рождество в моей жизни. Во-первых, Перси так и не помирился с родителями, а это значит, что мама снова будет плакать. Во-вторых, мы с Гермионой серьезно поссорились и вряд ли помиримся когда-нибудь. Она меня ненавидит и правильно делает. Я совершил ужасную ошибку, начав роман с Лавандой. Если честно, романом это назвать сложно, скорей я просто бегаю за ней, как собачка на поводке, а она меня использует как мальчика для поцелуев. Гермиона никогда бы не солгала преподавателю, чтобы избежать наказания. Сейчас низость этого поступка Лаванды стала для меня очевидной. Я вспомнил случай на первом курсе, когда Гермиона обманула МакГонагалл. Это был благородный шаг, на который способен только настоящий друг. Да, тогда просто друг, потом подруга, затем особенная девушка, затем моя возлюбленная, и вот сейчас та, которую я предал. Слава Богу, что Гермиона меня не презирает так, как я сам себя презираю. Сердце гложет сознание того, какое я ничтожество, что я не достоин Гермионы. Я предатель, которому не будет прощения ни на этом свете, ни на том. Не понимаю, что удерживает меня в этом мире? Наверное, мысль, что родители не переживут моей смерти. Тем более, когда Тёмный Лорд вот-вот начнёт действовать. Одно радует, что дома я смогу ещё раз обо всём подумать. И может быть, я найду решение, как мне жить без Гермионы.

* * *

Наступило рождественское утро. Этой ночью, как и все последние, я практически не спал. Ко мне вернулись старые кошмары с участием огромного полчища пауков, которые окружали со всех сторон, а у меня не было даже волшебной палочки. Проснувшись в холодном поту, я посмотрел в окно. За ночь снег почти целиком залепил стекла, отгородив мою комнату и уныние, поселившееся в ней, от мира. Я медленно сел и огляделся. Гарри ворочается на кровати, видимо, ему тоже снятся плохие сны. Хотя его видения, связанные в основном с Темным Лордом, не могут сравниться с моими кошмарами. Ведь Волан-де-Морт, уничтожающий всё вокруг, пустое место по сравнению с моим омерзительным поведением по отношению к Гермионе. Гермиона, молю, почувствуй, что я думаю только о тебе. Ты моё спасение, без тебя я умираю, ведь я люблю тебя, Гермиона.

Я про себя повторял эти слова, пока вставал с постели и подходил к чулку с подарками. Так, посмотрим на нынешний улов. Жилет от мамы, шоколадка от Гарри, набор товаров от Фреда и Джорджа и ещё что-то. Толстая золотая цепочка с большими буквами «Мой любимый» от Лаванды. Мерлин, что за гадость!

– Она наверняка пошутила! – воскликнул я, напрочь забыв, что в доме все спят, а со мной в комнате живет ещё один человек.

Гарри вздрогнул и стал протирать глаза. Я рассматривал цепочку с чувством глубокого отвращения. Лаванда – настоящая дура, раз прислала мне такую дрянь. И совершенно очевидно, что носить я её не стану, мне даже держать цепочку противно.

– Что это? – спросил Гарри.

– Подарок Лаванды, – ответил я и вытянул руку, в которой была цепочка. – Не думает же она, в самом деле, что я нацеплю такую…

Пока я подыскивал подходящее слово (дрянь – слабо сказано), Гарри расхохотался.

– Мило, – сквозь смех сказал друг. – Классно. Тебе непременно надо будет надеть её перед следующей встречей с Фредом и Джорджем.

Он ещё и издевается.

– Если ты скажешь им хоть слово, – я засунул цепочку под подушку, – я… я… я…

– Будешь всю жизнь заикаться в разговорах со мной, – Гарри продолжал улыбаться. – Брось, ты же знаешь, что не скажу.

– Нет, но как ей в голову пришло, что мне может понравиться такая штука?

– А ты попробуй напрячь память, – Гарри старался говорить серьёзно, но у него это плохо получалось. – Может, ты как-нибудь ненароком обмолвился, что хочешь показаться на людях со словами «Мой любимый» на шее?

– Да ладно тебе, не так уж много мы разговаривали, мы всё больше…

– Целовались, – подсказал Гарри.

– В общем, да, – мне не хотелось говорить об этом, и я перевёл разговор на другую тему, которая важнее всех остальных. – А что, Гермиона правда теперь с Маклаггеном встречается?

– Не знаю, – пожал плечами Гарри. – У Слизнорта они появились вместе, но, по-моему, что-то у них не заладилось.

Я слегка повеселел и сунул руку обратно в чулок. В душе загорелась крошечная надежда, что Гермиона прислала мне подарок, несмотря на все мои оскорбления. Нет, Гермиона больше ничего мне не подарит, пора признать этот факт.

Мы принялись рассматривать подарки Гарри. Среди прочего был сверток, от которого несло плесенью, а на наклейке корявым почерком значилось: «Хозяину от Кикимера». Вскрыв сверток, Гарри обнаружил там ком грязи с кишащими в нем червями. Я рассмеялся при виде подарка, Гарри же напомнил мне про цепочку. Опять эта гадость! Не дело ей лежать под моей подушкой, на которой мне предстоит спать ещё больше недели. Гарри пошёл умываться, а я достал цепочку и осмотрел её. Отвращение, вызванное этим подарком, не уменьшилось. Что мне нужно сделать, чтобы избавиться от Лаванды с её дурацкими безделушками? Гермиона бы никогда не подарила мне такую безвкусицу. Её подарки всегда были полезными, даже планировщик домашних заданий, в котором я украдкой сделал несколько записей, правда, ничего общего с уроками не имевшими.

Я попытался разорвать цепочку, но она была настолько толстой, что не поддавалась. Нет, форменное безобразие. Надо что-нибудь придумать, чтобы избавиться от подарка. О, в углу стоит мусорная корзина, почти пустая. Я размахнулся и швырнул цепочку, которая, пролетев по комнате, угодила прямо в цель. Вздохнув с облегчением, я вышел из комнаты. Теперь можно расслабиться и подумать о чём-нибудь другом.

К несчастью, судьба подкинула мне ещё один неприятный сюрприз. Прямо во время рождественского обеда к нам заявился Перси. Да не один, а с министром магии. Скримджеру вдруг захотелось срочно поговорить с Гарри, и они вышли в сад, а мы стали свидетелями маминых слёз, которые полились ручьем при виде этого мерзкого предателя. Не могу поверить, что Перси так и не признал нашу правоту – Волан-де-Морт вернулся и принялся за старое, а этот очкарик не думает просить прощения. Конечно, появление старшего брата немного разрядило обстановку, особенно если вспомнить, что он убежал из дома с заляпанными пастернаком очками. Кто это сделал, узнать так и не удалось. Я знаю, что это не я, потому что мстить Перси у меня сейчас нет желания. Моя жизнь стала настолько скучной, что я перестал веселиться от забав Фреда и Джорджа. Даже Гарри, который делится со мной всеми переживаниями, больше не может заполнить пустоту в душе. Праздник превратился в рутину. Я стал гнать время, отправляясь после завтрака в свою комнату и засыпая на кровати. Но каждая минута сна днем отзывалась получасом бессонницы ночью. Гарри всё твердил о Малфое и Снегге, а я отвечал только что-то типа: «Не знаю» или «В это слабо вериться». Мерлин, поскорей бы закончились каникулы. Год назад я даже представить не мог, что буду просить о таком. Хотя, тогда происходили страшные события – отец попал в больницу с многочисленными ранами от змеиных укусов, мы узнали, что Гарри имеет прямую связь с мыслями Тёмного Лорда и что родители Невилла сошли с ума после пыток Беллатрисы Лестрейндж. Но тогда со мной была Она. Я никогда не забуду, как Гермиона пыталась успокоить меня, когда нервы полностью сдавали, а однажды вечером…

– Рон, ты не спишь? – спросила Гермиона, заглядывая в комнату.

– Нет, – ответил я, лежа на кровати.

Гермиона подошла и села на краешек постели.

– Ты как? – спросила Гермиона, посмотрев мне в лицо.

– Нормально, – тихо ответил я. Я не хочу, чтобы и Гермиона испытывала мой страх. Она и так примчалась сразу же, как начались каникулы, отменив поездку домой к родителям. Более того, не задала ни одного лишнего вопроса, а просто предложила помощь.

– Ты врешь, – сказала Гермиона. Я закрыл глаза. Да, я вру. Прости меня.

Гермиона взяла мою руку и нежно погладила ладонь. Тепло заструилось по моему телу, слезы, которые хотели вырваться перед тем, как вошла Гермиона, скрылись, а улыбка наоборот озарила моё лицо. Никогда бы не подумал, что обычное прикосновение к руке может возыметь такой эффект. Мерлин, что я говорю? Это не простое прикосновение, это лекарство, которое успокаивает душу и приносит уверенность в то, что всё будет хорошо.

С тех пор эти особенные прикосновения стали нашим средством, которое способно заставить улыбаться меня или Гермиону вне зависимости от того, где мы находимся или что случилось. Но после того, как я так обошёлся с Гермионой, мне запрещено даже надеяться на то, что её рука окажется в моей. Мечтать и вспоминать – можно, но ждать повторения – нельзя. Боже, как всё запутано. И самое страшное, что я сам во всем виноват. Пытаясь разобраться, что можно, а что нельзя, я перестал участвовать в разговорах, которые велись в семье, начиная с самого приезда. Я даже не утруждал себя размышлениями по поводу реакции моих близких. Мама, которая не могла не заметить того, что я практически не выхожу из дома и запираюсь в комнате, пыталась выяснить, что со мной случилось. Папа, занятый на работе, однако ж успевал поинтересоваться моим состоянием и, получая каждый раз ответ: «Нормально», настороженно смотрел на меня. Билл и Флер наслаждались обществом друг друга и не обращали на меня внимания, а все мои попытки привлечь Флер заканчивались провалом. В этом мире я никого не достоин: ни Гермионы, ни Флер. Хотя, нет. Я достоин Лаванды Браун, глупой, облизывающей меня девчонки.

Но самое странное поведение было у моей сестры и Гарри. Друг ходил иногда мрачнее меня. Может, это вызвано ссорой с министром, а может, чем-то хуже. Мне некогда было над этим задумываться, хотя несколько раз замечал необычный взгляд, которым он смотрел на Джинни. Наверное, Гарри любит мою сестру, но что-то заставляет его сдерживать свои чувства. Я даже готов разрешить им встречаться, только бы Гарри не повторял моих ошибок, но друг не просит об этом. Кстати, у Джинни с Дином перед отъездом произошла ссора, поэтому сестра тоже ходит в смятении. Даже Фред и Джордж не могут её рассмешить.

В общем, как я и предсказал, это Рождество было самым паршивым. Никогда бы не подумал, но я рад, что каникулы закончились.

В этом году Министерство подключило дома волшебников к Сети летучего пороха разового использования. Провожать нас осталась только мама, все остальные ушли на работу. Разревевшись в очередной раз, она дала нам последние наставления, после которых сначала Гарри, затем я отправились в Хогвартс. Появившись в кабинете МакГонагалл, мы подождали Джинни, а потом отправились в башню Гриффиндора. Только мы подошли к портрету Полной Дамы и назвали пароль, который оказался неправильным, как сзади раздался голос Гермионы:

– Гарри! Джинни!

Ага, а меня, значит, здесь вообще нет. Теперь Гермиона меня игнорирует. Прекрасно!

– Я уже часа два как вернулась, выходила навестить Хагрида и Клю… то есть Махаона. Рождество хорошо провели?

– Да, – ответил я, пытаясь хоть как-то привлечь её внимание, – столько всего случилось. Руфус Скрим…

– У меня для тебя кое-что есть, Гарри (попытка с треском провалилась). Да, постой-ка, пароль. Трезвенность.

– Вот именно, – отозвалась Полная Дама.

– Что это с ней? – спросил Гарри.

Ты лучше спроси, что произошло с Гермионой, почему она так себя ведёт?

– Радуйся, что она вообще подошла к тебе, – голос моего сердца был как никогда холоден.

– Не ко мне, а к нам, – ответил разум.

Эта дискуссия продолжалась бы очень долго, если бы я не услышал громкий вопль:

– Бон-Бон! – Лаванда Браун подбежала ко мне и прежде, чем я успел опомниться, накрыла мои губы своими. Но одного поцелуя в губы ей оказалось мало, и Лаванда принялась громко чмокать меня в щеки, нос, лоб, оставляя мокрые следы. Она, что, хочет обслюнявить всё мое лицо? Я не мог этого допустить и сказал:

– Прекрати, – мой голос прозвучал слишком резко, поэтому я добавил: – пожалуйста.

– А что? – недоуменно спросила Лаванда.

Я не хочу, чтобы это видела Гермиона.

– Просто, – ответил я.

– Ну, хорошо, – излишняя услужливость Лаванды Браун заставила бы задуматься любого другого парня, но я в тот момент не обратил на это внимания.

Лаванда взяла меня за руку и повела к креслам, стоявшим вокруг стола в углу. Я опустился в ближайшее, из которого просматривалась вся гостиная. Оглядев комнату, я остановился на Гермионе. Она сидела у камина вместе с Гарри, и они о чём-то разговаривали. Наверное, рассказывает ей о своих подозрениях по поводу Малфоя и Снегга. Гарри уже порядком надоел, доказывая мне, что именно этот белобрысый слизеринец проклял Кэти Белл. Теперь пристает к Гермионе. Мерлин, как же я хочу увести отсюда Гермиону куда-нибудь очень далеко, чтобы там не было ни Гарри, ни Малфоя, ни Снегга, ни тем более Лаванды. Но нет, я должен довольствоваться обществом блондинки, которая называет меня дурацким прозвищем.

– Бон-Бон, почему ты такой грустный? – спросила Лаванда, поглаживая мою ладонь. Странно, приятные ощущения, которые испытывал я, когда Гермиона касалась моей руки, не думали появляться.

Просто я люблю Гермиону, а она меня ненавидит.

– Да так, – ответил я. – Рождество было не слишком веселым… «Потому что со мной не было Гермионы», – закончил я про себя и добавил: – Понимаешь, Перси приходил к нам, и моя мама разревелась.

– А кто такой Перси? – спросила Лаванда.

– Перси – это мой старший брат. В прошлом году он разругался с родителями, потому что не верил в возвращение Волан-де-Морта (Лаванда вздрогнула и прекратила гладить мою руку, а я поспешил убрать её с подлокотника). Мы думали, что после того, как Тёмный Лорд обнаружит себя, Перси попросит прощения у нас, но нет.

Тут я заметил, что Лаванда откровенно скучает, сидя со мной и слушая мой рассказ. Ей ни капельки не интересно, что происходит у меня в семье, чем я живу и дышу, ей просто хочется со мной целоваться.

Гермиона намного лучше этой Лаванды. Она всегда готова помочь, выслушать меня, поддержать в трудную минуту – одному Богу известно, как мне этого всего не хватает.

– Сам виноват, – прозвучал гадкий голос в моей голове.

Мы с Лавандой просидели несколько минут в тишине, которые я провёл, наблюдая за Гермионой. Она всё ещё беседовала с Гарри, причем смеялась. Её смех стал ещё одним моим наказанием. Вот так что-то из награды, которую добиваешься всеми силами, превращается в пытку, которая мучает тебя, выбивая остатки жизненных сил.

– Бон-Бон (хватит меня так называть), а почему ты не надел мой подарок? – поступил ещё один глупый вопрос.

– Прости (за что я извиняюсь?), забыл. К тому же я боялся, что могу потерять его при полёте, и спрятал в сумку, – Боже, что я несу? Любой бы другой человек на месте Лаванды не поверил ни единому слову, но девушка, похоже, даже не усомнилась.

– Хорошо, но завтра надень цепочку, ладно? – сказала Лаванда, улыбаясь.

– Обязательно, – ответил я. Вот только вернусь домой и достану её из мусорной корзины. – Ладно, я пойду спать, – я поднялся на ноги и, не оборачиваясь, поплелся в спальню.

На самом деле, спать мне не хотелось, а хотелось побыть одному.

* * *

Утро началось с приятного сюрприза – на доске объявлений появилось сообщение, что в Хогвартсе будут проходить уроки трансгрессии. Наконец-то я дождался. Я с восьми лет мечтаю научиться трансгрессировать. А уж когда Фред и Джордж получили права, мое желание разгорелось с новой силой, ведь я следующий. Мы с Гарри поспешили поставить свои фамилии. Я увидел Гермиону, которая как раз расписывалась в бланке, и встал за её спиной. Я хотел ей что-то сказать, когда она обернётся, да просто пожелать доброго утра, но тут мои глаза закрыли чьи-то руки.

– Угадай кто, Бон-Бон! – Лаванда запрыгнула мне на спину.

Боже, какая она надоедливая. До ужаса.

– Лаванда, слезь с меня, – сказал я, пытаясь рассоединить её руки.

– Нууу, – протянула Лаванда и спустилась на пол.

Я поднес перо к пергаменту и поставил свое имя под именем Гарри.

– Лаванда, я тороплюсь, – я нырнул в толпу выходивших учеников, которая вынесла меня из гостиной. Я увидел впереди Гермиону и Гарри и догнал их. Только я открыл рот, как Гермиона ускорила шаг и присоединилась к Невиллу. Значит, она продолжает придерживаться своего плана. Мерлин, теперь я потерял возможность даже слово ей сказать, не то, что попросить прощения.

Всё утро мы провели в разговорах о предстоящих уроках, а я всё думал и думал о том, как бы мне отыскать способ привлечь внимание Гермионы. Одно радовало – Гарри, по-видимому, оказался прав, потому что Кормак Маклагген не подошёл к Гермионе ни вчера, ни сегодня. В отличие от Лаванды, которая смогла пристать ко мне два раза за последние несколько часов. Мне нужно от неё избавиться. Почему-то мне кажется, что, порвав все отношения с Лавандой, я помирюсь с Гермионой намного быстрее. Только как это сделать? Главное, посоветоваться не с кем. У Гарри опыта едва ли больше, чем у меня. Фред и Джордж находятся слишком далеко, к тому же я представляю, какой будет их ответ – рухнуть к ногам Гермионы на глазах у Лаванды. Тогда обе проблемы решатся одновременно. Можно, конечно, спросить Джинни, ведь она уже бросала того, с кем встречалась. Но пока я претворяю её план в жизнь, Гермиона может узнать обо всем и неизвестно как отреагировать. С одной стороны, она может обрадоваться. Правда, сразу же кидаться мне на шею и пылко целовать в губы она не станет, но тем не менее… С другой стороны, она может посчитать меня отвратительным партнером, с которым нельзя связывать свою жизнь. Странно, но такое развитие событий мне казалось более вероятным, особенно если вспомнить, что между нами произошло. Гермионе нужен надежный и верный человек, чья любовь будет непоколебима, как каменная стена, а мои чувства всегда зависели от настроения и шатались из стороны в сторону, как садовый гном, которого только что раскрутили и выкинули за ограду.

Нет, к Джинни я тоже не пойду. Придётся всё решать самому, в принципе, как всегда. Нужно как следует подготовиться, чтобы в решающий момент бросить Лаванду и извиниться перед Гермионой. Эти две задачи, стоящие передо мной, были много сложнее учебных занятий или даже самой трансгрессии.

Я стал плохо спать, подолгу ворочаясь в постели. В голову лезли неприятные образы: Лаванда, которая висла на мне, целуя меня с чмокающим звуком, ставшим для меня невыносимым; Гермиона, которая рано уходила спать, не желая и дальше терпеть мое присутствие в гостиной. Чередование двух лиц в голове бесило меня. Я засыпал только под утро, но даже во сне всё продолжалось. Естественно, я стал учиться ещё хуже, хотя дальше, пожалуй, некуда. Я несколько раз засыпал над пергаментом с домашней работой, продолжая видеть запутанные сны, которые превратились в смену моих старых кошмаров. Защита от Темных Искусств, трансфигурация и даже зельеварение, на котором я раньше хотя бы мог рассчитывать на помощь Гермионы, шли вкривь и вкось. И всем моим проблемам виной была Лаванда Браун. Она не упускала случая, чтобы, как она выражалась, «пожелать мне удачи». Более того, она несколько раз спрашивала про свой дурацкий кулон, и мне приходилось нести всякую чушь, опасаясь проговориться. Хотя, если эта безвкусица так дорога Лаванде, то, если я скажу ей, что выбросил цепочку в мусорную корзину, она меня тут же бросит. Но это будет не по-мужски, поэтому я врал в лицо, придумывая каждый раз новые отговорки.

Мерлин, что же мне делать? Неумолимо приближался День святого Валентина – праздник всех влюбленных. Лаванда наверняка хочет, чтобы я сводил её в кафе мадам Паддифут или ещё куда-то. Но у меня нет желания идти с ней даже в Визжащую Хижину, к тому же этот день будет не выходным, поэтому нас за территорию никто не выпустит. Я хотел тактично сказать Лаванде об этом, но всякий раз, как я упоминал праздник, она закрывала мой рот и говорила одну и ту же фразу:

– Молчи, я хочу, чтобы это был сюрприз.

А потом целовала меня в губы. Да уж, это будет настоящий сюрприз. Если честно, я терпеть не могу этот идиотский праздник. Всё началось с нашего второго курса, когда Локонс превратил школу в пристанище садовых гномов, шныряющих по классам и вручающих любовные записки. Но даже не это взбесило меня больше всего, а то, что Гермиона отправила Локонсу поздравительную открытку. Вообще, Локонс стал настоящим кошмаром, и я нисколько его не жалею. Пусть он пропадет в больнице святого Мунго! Хорошо, что Гермиона его быстро забыла. Плохо, что и в этот раз я не смогу отпраздновать День святого Валентина вместе с ней. Опять всё идет не так, как мне хочется.

Февраль принес с собой ледяной дождь и грязь на земле. Снег таял быстро, а сверху падали крупные капли. Серость и сырость – вот такое состояние было на улице изо дня в день. Я по-прежнему не мог избавиться от Лаванды, которая, видимо, решила поставить мировой рекорд – самое большое количество часов в сутки, проведенных в объятиях своего парня. Причем, Лаванда больше не спрашивала, хочу я с ней целоваться или не хочу, она просто висла на моей шее, целовала мои губы, лицо, руки и прижимала меня к себе. Сущий кошмар, если честно. Я скоро буду, как Гарри, который перед Рождеством прятался от хогвартских девчонок, пытающихся напоить его любовным напитком.

Во всей этой суматохе я никак не мог придумать стоящий план, чтобы помириться с Гермионой. Из-за Лаванды мне приходилось делать домашние задания в одиночестве, потому что Гермиона и Гарри уходили спать рано. Гермиона и так терпела моё присутствие в гостиной, хотя выбор у неё был невелик: либо сидеть у камина, греясь холодными вечерами, либо идти в библиотеку под надзор мадам Пинс, которая ходила между столами, высматривая того, кто плохо обращается с её любимыми фолиантами.

Мне же выбирать вообще не приходилось: только в библиотеке я мог спокойно, без всяких слюней и громких поцелуев, действовавших на нервы, выполнить домашнее задание.

Сегодняшний день, двенадцатое февраля, не стал исключением. Если это не прекратится, то я скоро стану завсегдатаем библиотеки, совсем, как Гермиона. Я оставил Лаванду в гостиной (пусть тоже подумает немного о домашней работе) и направился в царство мадам Пинс, как называли библиотеку Дин и Симус. Мысли мои, как всегда, были где-то далеко отсюда. Где-то в мире, где есть только я и Гермиона, где мы любим друг друга и где нам никто не мешает. Я подошёл к библиотеке и хотел взяться за ручку, как дверь открылась, и оттуда вышла Гермиона. Мы оба одновременно замерли и уставились друг на друга. Минуты шли, я смотрел в глаза Гермионы, а моя совесть скребла сердце, как кошка мебель. Её глаза цвета шоколада из «Сладкого королевства», видимо, недавно встречались со слезами. До сих пор блестят. Бог мой, что же мне теперь делать? Может, спрыгнуть с Астрономической башни, чтобы больше не видеть этих глаз и знать, что всё из-за меня. Гермиона, лучше пытай меня Круциатусом, пока я не стану умолять о смерти, или посади в Азкабан, чтобы ко мне каждый час приходили дементоры и высасывали одно счастливое воспоминание за другим, но не смотри на меня недавно полными слёз глазами. Они стали для меня мучением, от которого я схожу с ума. Я больше не мог выносить это страдание и опустил голову. Истинно, провинившийся ученик пришёл раскаиваться к строгому профессору.

– Не ожидала тебя здесь увидеть, – сказала Гермиона, нарушив наше тягостное молчание.

– Я пришёл делать домашнее задание, – честно ответил я. У меня больше нет сил, чтобы ещё и врать.

– Да, конечно. Не смею задерживать, – она отступила в сторону. Холод в её голосе, которого я не слышал очень давно, ощущался однозначно.

– Гермиона, – тихо сказал я.

– Что-то я не вижу рядом с тобой твою распрекрасную Лаванду. Где ты её потерял? Или она тебя бросила?

– Она в гостиной (пожалуйста, давай не будем говорить о Лаванде). Гермиона, я хочу…

– А вот этим ты меня удивил. Оставлять в одиночестве ту, которая без поцелуев с тобой жить не может, опасно. Неизвестно, что взбредет ей в голову.

– Мне напл…

– А она ещё не требовала, чтобы ты ползал перед ней на коленях и целовал ноги? – спросила Гермиона и сама ответила: – Конечно, нет. Ведь она же такая нежная и воспитанная. Рональд, ты молодец, раз получил такую идеальную девушку, которая не скажет ни единого слова против, которая последует за тобой хоть на край света. Честь тебе и хвала! Поздравляю!

Гермиона кинулась прочь. Толкнув меня в плечо, она побежала по коридору. К счастью, в нем никого не было. Я не хочу, чтобы кто-то посторонний видел слезы Гермионы и знал, что причина этих слез – Рон Уизли.

– Мы оба знаем, что ты так не думаешь! – крикнул я ей вслед. Конечно, это не совсем то, что я хотел сказать Гермионе в самом начале, но её слова сильно задели меня. Да чтоб я, Рональд Билиус Уизли, целовал ноги Лаванды Браун, когда мы с ней обжимаемся, иногда переходя черту… НИКОГДА!!!

Я с силой хлопнул дверью библиотеки так, что стекла в ней задребезжали, когда она закрылась. Черт, сейчас ещё получу нагоняй от мадам Пинс, надо отсюда уходить, как можно скорее. Я развернулся и увидел, что дверь одного кабинета чуть приоткрыта. Нырнув туда, я плотно закрыл её на всякий случай. Теперь мне будет ещё сложнее сконцентрироваться на уроках, но и в гостиную я не вернусь.

Итак, мы с Гермионой снова поругались. И чувствую, в этом году мы не помиримся, потому что мне всё сложнее с ней разговаривать в спокойной обстановке. Она кричит на меня, а я на неё. Просто кошка с собакой.

– Ты неправильно подходишь к делу, – произнес голос в моей голове. – Определи, что сложнее выполнить и отложи решение на потом. Разобравшись с легкой проблемой, можешь приступать к тяжелой.

Легко сказать. Я понимаю, что мои метания между двумя задачами к добру не приведут, но решить, что проще сделать: бросить Лаванду или помириться с Гермионой – я не могу. Я не могу сказать Лаванде: «Прощай», потому что она не дает мне этого сделать. Но я не могу сказать Гермионе: «Прости», потому что этого будет недостаточно, к тому же трудно забыть всё, что она мне наговорила.

* * *

И вот настал День святого Валентина. Проснувшись рано, я быстро переоделся и, не подождав Гарри, отправился на завтрак. Только бы успеть поесть – и бегом на урок. Только там я могу спрятаться от Лаванды, которая сегодня пообещала мне устроить очередной сюрприз и, видимо, ждёт подарка от меня. Но я ей ничего не приготовил. Мерлин, помоги мне!

Утро прошло спокойно. Лаванда не приставала ко мне с поцелуями, как банный лист, правда, намекнула, что я получу своё после занятий. Весь день я провел, как на иголках, с ужасом ожидая вечера. Друзья пытались разрядить обстановку, но у них это плохо получалось. Я вышел с урока Защиты от Темных Искусств последним и медленно поплелся в башню. Гарри не стал меня ждать – получив от Снегга «С» за работу по непростительным заклятиям, он в расстроенных чувствах поспешил удалиться из кабинета. Пусть сам разбирается со своими проблемами! Мне начинает надоедать выражать сочувствие по поводу его плохих отношений со Снеггом. Почему меня никто не жалеет? Ведь мне во сто раз хуже, чем Гарри. Сейчас я иду в руки неизвестности, которую Лаванда Браун называет сюрпризом. Чем не повод для жалости? В сердце горел маленький огонек – вдруг всё обойдётся и я смогу пройти в спальню незамеченным – пока я шёл по коридорам школы.

Если сказать коротко, не обошлось. Как только я появился в проеме, мои глаза закрыли распущенные, блестящие светлые волосы – Лаванда бросилась мне на шею. Неужели она не понимает, что мы перегородили проход и мешаем другим гриффиндорцам? Покрыв моё лицо своей помадой, Лаванда повела меня к креслам у камина, в которых когда-то сидели мы с Гермионой. Пока мы шли, я оглядывал гостиную – фу, никто больше не смотрит в нашу сторону. Лаванда усадила меня в кресло поближе к огню, села ко мне колени и положила руки на плечи.

– Рон, поздравляю тебя с Днем святого Валентина, – сказала она. – Никак не могла придумать, что тебе подарить, и вот решила, что это будет в самый раз, – она достала из кармана золотой браслет. – Ты должен носить его с тем кулоном, который я тебе подарила на Рождество. Я тоже буду носить кулон со словами «Я люблю Рона» и такой же браслет. Дай руку, – последние слова прозвучали для меня излишне требовательно, как приказ.

– Лаванда, послушай меня. Я не могу принять такой подарок. Он, наверное, очень дорого стоит, и все будут спрашивать, откуда у меня деньги на драгоценности. Я и кулон-то не ношу по той же причине. Понимаешь, я не могу тебе делать такие подарки, а встречаться с тобой ради золота я считаю неправильным. Я не хочу, чтобы меня все упрекали в этом.

– Да никто не станет тебя упрекать, глупыш (спасибо за такую высокую оценку). Делать тебе подарки одно удовольствие (ты не догадываешься, какое удовольствие делать подарки Гермионе), и только пусть хоть кто-то заикнётся об этом. Так что, если не хочешь обидеть меня, надень этот браслет завтра вместе с кулоном. Мы с тобой встречаемся уже почти три месяца, пора показать, что наши отношения перешли на другой уровень.

Как же быстро она всё решила!

Лаванда отдала мне браслет, и я спрятал его в карман. Повисло неловкое молчание. Теперь Лаванда ждёт моего подарка.

– Лаванда, буду с тобой предельно откровенен. Я не смог придумать, что подарить тебе. У меня всегда не хватало воображения в этом деле. Тем более в такой день. Я раньше ни с кем не встречался серьёзно, поэтому…

По-моему, она не услышала и половины из моих слов. Судя по всему, до неё дошли только два: «откровенен» и «серьёзно». Девушка влюблена в меня по уши, а я собираюсь бросить её. Ради Гермионы, которая любит тебя всей душой.

– Мне ничего не надо, – ответила Лаванда. – Только ты мне нужен, – она медленно приблизила свои губы к моим и коснулась их. Этот поцелуй окончательно сбил весь расклад, потому что в нем я почувствовал нежность. Впервые за всё время. Боже, я сошёл с ума. Что мне делать?

в которой всё встает на свои места, а я понимаю, что жизнь без Гермионы невозможна.

Ура, завтра мой день рождения! Я наконец-то стану совершеннолетним. Наконец-то мне можно будет колдовать вне школы. Прощайте магловская уборка по дому, мытье посуды, резка овощей и прочее. Теперь для всего этого есть волшебная палочка. Мерлин, ждать осталось недолго. Сегодня и завтра будут просто идеальными днями в моей жизни. Более того, завтра выходной, который я жду всю неделю. А неделька-то была та ещё. В понедельник настроение мне испортила Лаванда, которая в очередной раз выказала недовольство по поводу того, что я не надел её кулон и браслет. Вот надо же какая приставучая! Как мне ей объяснить, что я не могу носить эти безделушки на людях – меня же могут засмеять! Пробубнив что-то в ответ, я направился в спальню. Вторник был не лучше. Единственное утешение – это три свободных часа после трансфигурации. Но я их потратил на домашние задания. Интересно, с каких пор меня стала волновать моя учеба? Может, с того времени, как Лаванда превратилась в прилипалу? Среда вообще была сущим кошмаром. Я набрался храбрости, а может, наглости, не знаю, и подошёл к Гарри и Гермионе, которые сидели за столом и делали работу по заклинаниям. Точнее, делал Гарри, а Гермиона просто сидела и разговаривала с ним. Я хотел попросить у Гермионы книгу «Глубины трансфигурации», по которой нам задали сочинение, но, когда я подошёл, Гермиона, не дав мне слова сказать, встала, бросила на меня осуждающий взгляд и ушла наверх в девичью спальню. И только четверг прошел более-менее нормально, да и то только потому, что вечером была тренировка, затянувшаяся допоздна. Когда я вернулся в гостиную, Лаванда уже ушла спать. Правда, Гермиона тоже…

И вот настала пятница, двадцать восьмое февраля. Быстро позавтракав, я вернулся вместе с Гарри в гостиную, потому что у нас сейчас есть свободный час перед зельеварением. Друг предложил заняться Защитой, но я отказался и решил прогуляться по замку в последний день зимы. Странно прозвучит, но мне с некоторых пор нравится гулять по замку в одиночестве. Во-первых, так я спасаюсь от Лаванды, а во-вторых, у меня появляется возможность хорошенько подумать обо всем. Мои таскания за Лавандой не приносят мне ни грамма удовольствия. Я хочу, чтобы рядом была Гермиона и только она. Какой же я тупица! Что мне делать дальше? Как избавиться от Лаванды? Как вернуть Гермиону? Эти три сложнейших вопроса возникли передо мной, но ответы не спешили появляться. В моей голове всё так перемешалось и спуталось, что до конца учебного года мне в этом бардаке не разобраться. А потом… потом неизвестно что может случиться.

– Сколько можно? – услышал я громкий голос из ближайшего кабинета. Я остановился, как вкопанный, потому что узнал этот голос. – Иди и поговори с ним начистоту! – кричала Парвати.

Любопытство взяло верх, я подошёл к двери и наклонился к замочной скважине. Парвати стояла около парты у окна, а Лаванда сидела на подоконнике.

– По-моему, он не хочет больше встречаться со мной.

– С чего ты взяла? – Парвати говорила на повышенных тонах, такой я не видел её никогда. Лаванда, наоборот, сидела, понурив голову, как будто пришла признаваться в преступлении.

– Он не носит мои подарки, не рассказывает о своих планах насчёт нас.

– А ты спрашиваешь? Если мне не изменяет память, то вы только целуетесь.

– Да, но всё это как-то ненормально. Мне всё время кажется, что он думает о ком-то другом.

– Не догадываешься, о ком?

– О своей Грейнджер. И она хороша. Не может уйти из гостиной, когда там мы, и Бон-Бон смотрит только на неё.

– Лаванда, послушай меня. Ты с самого начала была обречена на провал. Я до сих пор не понимаю, зачем ты это начала.

Что начала?

– Надо. Я хотела, чтобы эта всезнайка наконец-то поняла, что ей никогда не получить такого парня, как Рон. Помнишь наш разговор перед входом в Большой Зал, когда Рон не заметил моего отсутствия?

– Это когда ты мне сказала, что хочешь прыгнуть к нему в постель? – спросила Парвати, зачем-то указав пальцем в пол.

– Ну да, – ответила Лаванда, улыбаясь. – Так вот, тогда я устроила ему проверку, а он не прошёл её. Когда Грейнджер сказала, что пойдет на вечеринку Слизнорта с Маклаггеном, Бон-Бон захотел поиграть со мной (она, что, намеренно не называет вещи своими именами?), но потом передумал.

Я сидел перед дверью, как громом пораженный. Что всё это значит?

– Но Рон любит Гермиону, как ты не понимаешь!

– Когда-то, может, и любил, но теперь он мой.

Ты глубоко ошибаешься, причем в обоих случаях! Я и сейчас люблю Гермиону, а твоим я никогда не буду!

– Ты только что сказала, что он больше не интересуется тобой, не рассказывает о своих планах, – сказала Парвати, попав, видимо, в самую суть.

– Это дело кратковременное. Завтра у него день рождения, и я намереваюсь сделать ему такой сюрприз, что он сразу забудет про свою грязнокровку. Я покажу ему истинную красоту, – сказала Лаванда, сжав свою грудь в руках.

– Ты хочешь раздеться догола перед ним?

– Почему бы и нет? – Лаванда посмотрела на подругу как на ненормальную. – Увидев меня абсолютно голой, он тут же рухнет к моим ногам и никогда не захочет подниматься.

НЕ ЗА ЧТО!!!

Я ворвался в кабинет и закричал, тыча пальцем в Лаванду:

– Что ты сказала? Повтори!

Лаванда вскрикнула, а Парвати едва не упала на пол.

– Бон-Бон… – промямлила Лаванда.

– Хватит меня называть этим глупым прозвищем!

– Прости меня…

– Как ты посмела?! – я готов наорать на Лаванду, даже в присутствии Парвати. – Что это такое?!

– Я сейчас всё объясню…

– Ничего не хочу слышать! – я выскочил из кабинета и побежал по коридору.

– Рон, подожди! – крикнула сзади Лаванда.

– Убирайся с глаз! – я на миг остановился.

– Ладно, я уйду, но подумай, будет ли тебе лучше одному?

– Будет, ты только ответь: почему я? – я обернулся к ней.

– Ты мне на самом деле нравишься. Я хотела, чтобы ты обратил на меня внимание, но ты смотрел только на Гермиону. Когда вы поругались, я поняла, что настал мой час. Я тебя люблю и хочу, чтобы ты был счастлив. А она не может подарить тебе истинную любовь и радость.

– Ты ошибаешься. Гермиона любила меня…

– Вот именно, что любила, – перебила Лаванда. – А я люблю сейчас.

– Нет, ты просто издеваешься надо мной и Гермионой. Если бы ты знала, из-за чего мы с ней поссорились… (я не должен говорить ей об этом) но тебе не положено это знать. Уходи, я не хочу больше тебя видеть!

Лаванда залилась слезами, но продолжала стоять на месте.

– Не прогоняй меня, Рон, – взмолилась Лаванда, протянув ко мне руки.

– Тогда уйду я, – я зашагал обратно в гостиную.

Мерлин, почему я такой невезучий? Почему я, поддавшись своим глупым предрассудкам, поругался с самым дорогим для меня человеком на свете? Почему потом я встретил ту, которая вообще не знает, что такое любовь? Лаванда просто хотела посмотреть на слёзы Гермионы. Боже мой, я не представляю, как Гермиона жила с этой дурой четыре месяца наших… даже слово подходящее подобрать не могу. Точно, что не отношений. Мне противна сама мысль, что это называется отношениями. Как моя любимая Гермиона каждый вечер слушала одно и то же: а Бон-Бон вот это, а Бон-Бон вот то? На что я обрёк ту, ради которой готов на всё? Боже, почему я не умер тогда в Министерстве магии, когда меня едва не задушили мозги? Всё бы стало простым и понятным: я бы отправился на кладбище, а Гермиона бы нашла себе того, кто её достоин. А теперь мы с ней будем оба несчастны.

Чтобы не повторилась история с хогвартским кабинетом, я вернулся в гостиную, закинул сумку через плечо и вместе с Гарри отправился на зельеварение. Друг спросил, что у меня произошло, но я не стал рассказывать ему о подслушанном разговоре и просто ответил, что очень устал – конец недели всё-таки. После занятий я не пошёл на ужин, потому что кусок в горло не лез, а сразу направился в спальню. Домашнюю работу я сделаю в воскресенье, а сейчас хочу просто проваляться в кровати весь вечер и ночь. Мерлин, почему в мире столько несправедливости? Я ненавижу бедность. Почему я не родился в семье Малфоев? Тогда бы я купался в ваннах золота, получал бы лучшие метлы в мире, жил бы во дворце с прислугой. Наконец, девчонки бы висли на мне толпами, и я мог бы выбрать любую. Тогда ты не встретил бы Гермиону. Верно, если бы я носил фамилию Малфой, то я никогда бы не познакомился с Гермионой Грейнджер, самой замечательной девушкой в мире. Я ненавижу Тёмного Лорда, из-за которого рушатся семьи. Он убивает людей просто так, для удовольствия. Если бы он пришел в больницу святого Мунго на обследование, то сразу бы попал туда с диагнозом – сумасшедший. Почему я не родился маглом где-то в русской деревне, чтобы никогда не знать имя Тома Реддла? Тогда ты не встретил бы Гермиону. Снова верно, будь я русским маглом, я бы не полюбил Гермиону Грейнджер, просто потому, что не знал бы такую восхитительную девушку. Я ненавижу самого себя. После всего, что я натворил, уж лучше бы я вообще не рождался. Имя Рона Уизли стало бы пустым звуком. Все бы были счастливы, потому что я бы не портил всем жизнь. Тогда ты не встретил бы Гермиону. Трижды верно, если бы я не появился на свет, то я никогда бы не увидел её очаровательных карих глаз, не смог прикасаться к её нежным рукам, не услышал её мелодичного голоса. Я не могу и не умею жить без всего этого. С тех пор, как мы поссорились, я чахну, как растение, которое не поливают. Я задыхаюсь и умираю без тебя, Гермиона. Последние месяцы моё сердце медленно съедает тяжесть моих проступков. Моей душе становиться всё хуже и хуже, потому что она и я вместе с ней – мы остались без тебя, Гермиона. Если бы меня не спасали каждый день мысли о тебе, то я бы давно превратился в инфернала. Но так больше продолжаться не может, я должен собраться и отдать себя на милость Гермионы. Завтра же пойду и извинюсь перед ней. Хватит издеваться над её и моими чувствами! Завтра… завтра…

– С днем рождения, Рон! – крикнул Гарри, пока я протирал глаза. Дин и Симус собирались на завтрак слишком шумно и разбудили меня. – Держи подарок! – Гарри бросил какой-то сверток в общую гору, которая возникла на моей кровати. Кто-то доставил ночью сюда мои подарки. Наверное, домовики.

– Здорово! – я развернул его подарок первым. В свертке оказались кожаные вратарские перчатки черного цвета. – Отлично!

– Да чего там… – произнес Гарри, осматривая Карту Мародеров.

Я развернул следующую коробку – «Расширенный набор прогульщика» от Фреда и Джорджа. Билл и Флер подарили новую бритву с самозатачивающимися лезвиями. Мама с папой по существующей традиции подарили золотые часы со странными символами на ободке.

– Богатый в этом году улов! – сказал я и поднял часы на уровень глаз. – Смотри, что подарили мне мама с папой.

Гарри, что, совсем меня не слушает?

– Блеск, – коротко произнес он и снова уткнулся в карту.

Ладно, Бог с ним. Меня ждут подарки! А это что ещё за большая коробочка? В голове зародилась крошечная надежда, что это подарок Гермионы, но на книгу это мало походило. Может, Гермиона тоже подарила мне какой-нибудь набор, который мне пригодится в жизни? Сейчас узнаем. Я поднял коробку с пола (видимо, упала, когда я рылся в горе подарков). Это оказались «Шоколадные котелки». Что ж, конфеты тоже неплохо. Как раз в этот момент у меня заурчало в животе. Надо открыть коробку и съесть парочку. Может, найду записку, где будет указано, от кого эти конфеты. Нет, пусто. Записки нет. Зато целая коллекция разнообразных котелков. С начинкой и без, в черном шоколаде и в белом, с рисунками и гладкие – в общем, каких только нет. Я отправил в рот ближайший от руки котелок и протянул коробку Гарри.

– Хочешь? – неудобно разговаривать с конфетой во рту.

– Нет, спасибо. Знаешь, Малфой опять исчез.

– Куда это он запропастился? – спросил я, засовывая второй котелок в рот. Я встал с кровати, чтобы одеться в мантию. Мне не очень хотелось говорить о Малфое, поэтому я перевел разговор в другое русло. – Слушай, если ты не поторопишься, придётся заниматься трансгрессией на пустой желудок… Хотя, может, так оно и лучше будет.

Я съел третью конфету, четвертую, пятую, и вдруг в желудке стало горячо, как будто я проглотил факел. Я запихал в рот ещё несколько и тут же, почти не разжевав, проглотил. Тепло быстро разлилось по телу, а в голове появился образ прекрасной черноволосой девушки, который моментально перекрыл все остальные. Моя любимая ждёт меня. Я должен идти к ней, но здесь этот Гарри, который не должен последовать за мной.

– Готов? – спросил он меня.

К чему? Моя прекрасная Ромильда, наверное, не догадывается о моем существовании.

– Рон! Завтракать! – этот остановился и обернулся. Конечно, у него всегда одно на уме – как бы скорее набить себе брюхо.

– Я не голоден, – ответил я в надежде, что он уйдёт на свой завтрак.

– Разве ты не сказал?..

– Да ладно, ладно, пойду, – Господи, когда ты отцепишься от меня? – Но есть мне всё равно не хочется.

– Конечно, ты только что полкоробки «Шоколадных котелков» слопал.

Опять он о еде.

– Не в этом дело, – я вздохнул. – Ты не поймешь.

– Что верно, то верно, – он развернулся и направился к двери.

Друг, не оставляй меня одного!

– Гарри! – окликнул я его.

– Что?

– Я этого не вынесу!

– Чего не вынесешь? – Гарри продолжал смотреть на меня недоумевающим взглядом.

– Я всё время думаю о ней!

Друг разинул рот. Боже, как же плохо не быть влюбленным по уши в девушку.

– А почему тебе это мешает позавтракать? – да, тяжелый случай.

– Я думаю, она даже не догадывается о моем существовании.

– Ещё как догадывается. Вы же с ней всё время обнимаетесь, разве нет?

Не понял.

– О ком ты говоришь?

– А ты о ком говоришь?

– О Ромильде Вейн, – произнес я, наслаждаясь звуком этого имени.

Наступила тишина. Гарри смотрел на меня выпученными глазами. Наконец, он выдавил:

– Это шутка такая, да? Ты шутишь…

Разве о таких вещах шутят?

– Я думаю… Гарри, по-моему, я люблю её.

– Ладно. Ладно, повтори это ещё раз, только лицо сделай серьёзное.

А разве у меня несерьёзное лицо?

– Я люблю её, – повторил я.

– Всё это очень смешно и так далее, однако кончай шутить, хорошо?

Ах ты, безмозглая тупица! Ты смеешь издеваться над моей любовью! Я замахнулся посильнее и врезал теперь уже бывшему другу в ухо. А дальше мир вокруг меня перевернулся. Потолок оказался под ногами, а пол – над головой. Мои руки почему-то поднялись вверх, то есть вниз, то есть неважно.

– За что? – завопил Поттер где-то около моих ног.

– Ты оскорбил её, Гарри! Ты сказал, что всё это смешно! – я попытался ещё раз замахнуться, чтобы врезать ему, но руки меня не слушались.

– С ума сойти! Да что на тебя…

Но он не договорил. Я по-прежнему смотрел на него вверх ногами. Видимо, он снова применил ко мне свое несчастное заклинание Левикорпус.

– Откуда взялись «Шоколадные котелки»? – спросил Гарри, указав на коробку.

– Мне их на день рождения подарили! Я и тебе одну предлагал, помнишь?

– Ты подобрал коробку с пола, так?

Причем здесь это?

– Ну и что? Она просто с кровати свалилась. Отпусти меня!

– Она не свалилась с кровати, понял, тупица? Это мои конфеты, я выложил их из чемодана, когда искал Карту Мародеров. Мне их Ромильда Вейн…

Это имя несколько раз повторилось в моей голове. Ромильда, моя любимая Ромильда. Значит, Гарри знаком с ней. Я попрошу, чтобы он нас познакомил.

– Ромильда? Ты сказал, Ромильда Вейн? Гарри, так ты знаком с ней? Ты можешь меня представить?

– Хорошо, я тебя представлю, – после короткой паузы ответил друг. – Сейчас я спущу тебя вниз, идёт?

Я упал на пол, но тут же поднялся на ноги.

– Она придет сегодня в кабинет Слизнорта.

– Зачем? – спросил я. Действительно, зачем такой умной и прекрасной девушке приходить в субботу утром в кабинет профессора зельеварения?

– Ну, она берет у него дополнительные уроки.

– Так, может, попросить, чтобы он их нам обоим давал?

– Роскошная мысль, – отозвался Гарри.

Мы спустились по лестнице в гостиную и направились к выходу. Там стояла блондинка с большой коробкой, если я не ошибаюсь, её зовут Лаванда Браун. Дурацкое имя.

– Опаздываешь, Бон-Бон (к кому она так обращается, неужели, к Гарри?), – сказала она и протянула коробку мне. – Я принесла тебе подарок на…

– Отвали, – ответил я. – Гарри хочет познакомить меня с Ромильдой Вейн.

И мы направились в кабинет Слизнорта. Я шёл за Гарри и думал о ней. Через несколько минут я увижу её. Мы подошли к двери кабинета, и Гарри несколько раз постучал. Слизнорт открыл дверь, и они о чём-то шепотом заговорили. Нашли время разглагольствовать, я хочу видеть её. Я попытался войти в кабинет, но мне мешал Гарри.

– Рон может наделать глупостей.

Каких ещё глупостей? Я просто хочу признаться Ромильде Вейн в любви.

– Её не видно, Гарри, он её прячет? – спросил я, пытаясь заглянуть в кабинет.

Тут Гарри освободил дорогу, и я наконец-то смог попасть в кабинет и тут же сбил скамейку для ног. Боже, сколько же у Слизнорта ненужной мебели! Чтобы не упасть на глазах Ромильды, я ухватился за плечо Гарри.

– Она этого не видела? – спросил я, озираясь по сторонам.

– Она ещё не пришла, – ответил Гарри.

– Вот и хорошо. Как я выгляжу?

– Очень красиво, – на этот раз ответил Слизнорт. Он протянул мне стакан с какой-то жидкостью. – А теперь выпейте – это средство тонизирует нервы, оно поможет вам сохранить спокойствие при её появлении.

То, что нужно!

– Отлично! – я выхватил стакан и залпом осушил его.

Через секунду в животе появилась неприятное ощущение – мне снова захотелось есть. В глазах потемнело, а голова закружилась. Где я? И что здесь делают Гарри и Слизнорт?

– Ну что, опять в здравой памяти? – улыбаясь, спросил Гарри, а Слизнорт хохотнул. – Огромное спасибо, профессор.

О чем друг говорит? Что произошло? Я упал в ближайшее кресло, чтобы не рухнуть в обморок. Что я делаю в кабинете Слизнорта? У меня же сегодня день рождения, и мне нужно идти извиняться перед Гермионой.

– Нуте-с, – сказал Слизнорт, вручая мне бокал с медовухой. Сухость во рту заставила прикоснуться к бокалу губами, не дожидаясь Гарри и профессора. Я выпил вино, и тут же почувствовал, как все внутренности скрутило в жгут. Горло словно сдавили тиски, в голове замелькали смутные картины, руки затряслись, кости заломило, а во рту я ощутил приторный вкус. Я стал задыхаться. Я открыл рот, и тут же почувствовал, что по подбородку потекло нечто, напоминающее мыльную пену. Я попытался опустить глаза вниз, но не смог. Потом кто-то зажал мой рот рукой, а в мое горло провалилось что-то твердое, похожее на камень. Он пролетел в желудок, и последнее, что я запомнил и почувствовал, был страх оттого, что всё мое тело проваливалось в кромешную тьму.

в которой я попадаю в волшебную страну, и мы с Гермионой миримся.

Я шёл по проселочной дороге где-то очень далеко от Хогвартса. На небе ярко светило солнце, и земля под ногами была теплая-теплая. Где-то совсем близко журчал ручей, чья музыка разливалась по окрестностям, даря мне спокойствие и уверенность. На мне была штопанная-перештопанная мантия серого цвета. Ноги втиснуты в башмаки, чья подошва уже просила каши. В общем, наряд как раз подходил для сбора милостыни. Не хватало только кружки. Но не могу же я, Рон Уизли, чистокровный волшебник древнейшего рода, клянчить подаяние, как последний бродяга! Что-то здесь не так.

Пока я размышлял над этим, ноги сами принесли меня к развилке на пути. Теперь предстояло решить, куда мне направиться. Слева, чуть вдалеке от дороги рос густой лес, напомнивший мне Запретный, только без странных деревьев, справа одиноко стоял деревянный дом, на крыльце которого сидела женщина и вязала какую-то одежду. А впереди дорога поднималась на холм, на котором возвышался великолепный замок с большими и маленькими башенками, окруженный каменной стеной и огромными воротами. Вот именно туда я и держу свой путь. Там все ждут только меня. Сердце в моей груди замерло от этой мысли и от грандиозного вида роскошного замка. Интересно, кому он принадлежит? Тут я заметил, что женщина бросила вязать и стала подходить ко мне. Шла медленно, но не боязливо, а я подумал, что уже где-то встречал её. Женщина была очень красивой: добрые глаза, рыжие волосы, нос, похожий на мой, в меру упитанный живот – это была моя мать.

– Мама! – воскликнул я, когда она подошла совсем близко, и хотел обнять, но мама достала волшебную палочку и направила её на меня.

– Не приближайтесь, – сказала она. – Иначе заколдую.

Я удивленно смотрел на маму, которая не хотела узнавать собственного сына.

– Ты меня не узнаешь? – спросил я, с опаской глядя на палочку. Моя же куда-то исчезла из дырявых карманов моей «мантии».

– А с какой стати я должна вас узнавать? – вопросом на вопрос ответила мама.

Я решил, что если начну ей все рассказывать, то могу до утра не закончить, а мне вдруг срочно понадобилось попасть в замок на холме.

– Простите, я ошибся. Я спутал вас со своей мамой.

– Бедненький, – мама опустила палочку, подошла ко мне вплотную и обняла.

Странное поведение матери всё ещё не укладывалось в голове, но я перевёл разговор в другое русло:

– Вы не знаете, кому принадлежит этот дворец?

– Конечно, знаю. Самой королеве, – мама подняла вверх указательный палец. – А я работаю поваром на кухне. Ой, Боже, мне пора идти готовить обед. Королева уехала, но обещала к обеду вернуться. Плохо мне будет, если я опоздаю.

Тут мы услышали топот лошадей и звон колокольчиков. Моя мама охнула и рухнула на колени. Я удивленно смотрел то на неё, то на дорогу, по которой сейчас скачут лошади.

– Королева едет, – раздался тихий мамин голос.

Только через секунду я понял, что тоже должен преклонить колени перед её величеством. Я опустился на землю рядом с мамой и стал смотреть туда, откуда пришёл сам и откуда доносился звон колокольчиков. Впереди показались три белоснежных лошади, за которыми ехала карета, роскошней которой я ещё не видел. Её большие окна наполовину покрывал резной рисунок, стены снаружи были обиты бордовым бархатом, сверху стоял сундук, покрытый драгоценными камнями, а колеса, как я увидел, присмотревшись, имели серебряные спицы. Колокольчики, громко звенящие и оповещающие о том, что едет королева, висели прямо над головой кучера, поддерживаемые чьей-то магией.

Когда карета приблизилась к развилке, моя мама упала ниц, касаясь головой земли. Я не стал так делать, потому что мне захотелось взглянуть на королеву, хоть я и знал, что шансов у меня почти нет. Вдруг карета остановилась, и моё сердце замерло в ожидании. Королева заметила меня и тоже хочет познакомиться. Безумная мысль, особенно если учесть, что я выгляжу, как бродяга. Разве королева захочет разговаривать с таким человеком, как я. Тут я услышал тихие всхлипы, которая издавала моя мама, и понял, что её величество заметила своего повара. Тоже дикая мысль, но всё же она немного лучше первой.

Пока я обдумывал, с какой целью карета остановилась, кучер слез на землю, подошёл к дверце и распахнул её. Из кареты вышла молодая девушка в роскошной темно-синей мантии и белых туфлях на каблуке. На открытой шее висело потрясающее жемчужное ожерелье, а на голове красовалась золотая корона. Но больше всего мой взор притянули длинные каштановые волосы и пронзительные карие глаза. По этим двум признакам я безошибочно узнаю ту, которую люблю больше всего на свете. Гермиона. От нахлынувшей на меня радости при виде моей возлюбленной я воскликнул громче, чем при виде собственной матери:

– Гермиона!!!

Мама бросила на меня предостерегающий взгляд, но было поздно. Гермиона услышала моё восклицание и посмотрела на меня. Смотрела долго, как бы соображая, откуда мне известно её имя, а я стоял на коленях и улыбался. Потом Гермиона улыбнулась в ответ с нежностью, по которой я понял, что она-то меня узнала, подбежала ко мне и сказала:

– Рон! Бог мой, прошу, немедленно встань, – я поспешил выполнить указание, а затем оказался в объятиях Гермионы. Она не испугалась моей одежды и гладила мою спину, по которой поползли мурашки. Прошла, наверное, целая вечность, прежде, чем мы прекратили обниматься. Гермиона осмотрела меня и спросила: – Что на тебе за лохмотья? – Сам не знаю, – ответил я.

– Сейчас исправим, – Гермиона взмахнула палочкой, и тут же на мне появился парадный костюм с золотой лентой на груди, черные блестящие туфли сверкали на солнце, а за спиной колыхались полы накидки. – Другое дело.

– Спасибо, Гермиона, – я припал к её руке.

– Молли, – Гермиона посмотрела сверху вниз на мою маму. – Скорее отправляйся на кухню и приготовь самый шикарный обед из всех.

– Да, моя королева, – мне стало немного не по себе, когда мама так подобострастно обратилась к Гермионе, но улыбка моей любимой прогнала эту мысль прочь. Теперь Гермиона рядом со мной, и ничто не способно нас разлучить.

– А мне нужно сделать ещё одно дело. Экспекто Патронум! – Гермиона взмахнула палочкой, из которой появилась сверкающая выдра. – Приготовьте Большой Зал, – сказала Гермиона, и выдра поплыла к дворцу.

– Потрясающе, – сказал я с благоговением, и Гермиона улыбнулась.

Мы с Гермионой отправились обратно в карету. Кучер уже ждал нас у двери и распахнул её с низким поклоном, адресованным не только Гермионе, но и мне. Забравшись внутрь, я восхитился тем, как она была сделана. Диваны мягкие-мягкие, хоть спи на них, с подлокотниками, покрытыми золотом, а стены, пол и потолок обиты бархатом малинового цвета. Дух захватывает от одного вида этой роскоши! Да, Гермиона заслужила такое богатство, а вот я чем удостоен такой чести? За какие заслуги я оказался рядом с Гермионой, которая была королевой в этой волшебной стране?

Гермиона села напротив, и наши взгляды встретились. Я любовался ею, как будто у меня больше не будет возможности увидеть её. Нет, теперь мы никогда не расстанемся. Я готов навсегда остаться здесь, во дворце Гермионы, где меня никто не знает, а родная мать считает чужим. Пусть. Мне никто не нужен, кроме Гермионы. Я люблю только её, а остальное – пустяк, мелочь. Сейчас меня не беспокоит даже боль в животе, которую я почувствовал в кабинете Слизнорта после того, как выпил бокал медовухи. А может, это была вовсе не медовуха? Неважно.

Карета замедлила ход и через несколько секунд остановилась. Неужели мы так быстро подъехали к дворцу? Я выглянул в окошко и обомлел. Дворец Гермионы был не просто большим, он был огромный. Около золотых дверей стояли две мраморные скульптуры львов, охраняющие вход. Большие и маленькие окна делили белокаменную стену на части, как мозаику. Крышу невозможно было разглядеть из кареты, таких высот достигали башни замка! Дух захватывает, и не хватает слов, чтобы описать великолепие дворца! Роскошный – самое подходящее определение. Пока я восхищался про себя этим произведением искусства, дверца кареты открылась, и Гермиона вышла на улицу. Ей под ноги тут же постелили бордовый ковер, по которому она сейчас шла, приветствуя своих подданных.

– Рон, – окликнула меня Гермиона. – Идем, покажу тебе замок.

– Конечно, – я поспешил за Гермионой. Окружающие люди приветствовали свою королеву, а я пытался разглядеть в толпе знакомые лица. И нашёл. В первом ряду стояли Невилл, Дин, Симус, Эрни и другие ученики Хогвартса. Не хватало только Гарри. – Гермиона, я хочу с тобой поговорить, – сказал я тихим голосом так, чтобы меня слышала только она.

Я должен признаться ей хотя бы во сне. Ведь я сплю, потому что не мог же я трансгрессировать из Хогвартса и попасть в эту волшебную страну. Это невозможно, я точно знаю, потому что Гермиона не уставала это повторять в течение пяти лет.

Двери дворца распахнулись, и мы с Гермионой вошли внутрь. Вестибюль мне напомнил школьный, только здесь всё сверкало золотом, а на стене напротив дверей висел огромный герб Гриффиндора. А под ним большими красными буквами на белой ленте написаны слова: «Смелость, Храбрость, Отвага, Честь».

– Гермиона, – сказал я, наслаждаясь её именем. – Я хочу тебе сказать…

– Ваше величество, – прозвучал справа громкий голос. Я повернулся и увидел Гарри Поттера собственной персоной. Он подошёл к нам и преклонил колено перед Гермионой.

– Гарри, что случилось?

– Я подготовил Большой Зал.

– Благодарю. Гарри, найди Джинни, пусть приготовит покои для сэра Рона.

Не знаю, что больше удивило меня: то, что и Джинни служит у Гермионы, или то, что я получил звание сэра, хотя недавно был одет, как бродяга.

Гарри поднялся и направился в ту же сторону, откуда пришёл, а мы с Гермионой направились в противоположную. Я молчал, в голове подбирая подходящие слова и пытаясь представить, как я их буду говорить. Мимо нас пробежали близнецы с рыжими волосами – Фред и Джордж. Из их палочек вылетали разноцветные вспышки, соединяясь в воздухе и превращаясь в фейерверки, которые моментально взрывались.

– Да здравствует королева Гермиона! – хором крикнули близнецы, скрываясь за углом.

Гермиона улыбнулась, да и я не смог сдержать смех.

– Это мои фокусники.

– Ясно, – я стараюсь больше не удивляться от происходящего.

Мы свернули направо, и я увидел совсем молодую девушку, которая взмахами волшебной палочки приказывала каким-то тряпкам мыть пол. У неё были светлые волосы, которые спадали на плечи и лицо, закрывая его от глаз.

– Лаванда, – чуть повышенным тоном сказала Гермиона, а я узнал эту девушку, – почему не успела вымыть пол до моего возвращения?

– Простите, Ваше величество, – Лаванда присела в реверансе.

Гермиона строго посмотрела на неё, но всё же простила Лаванду. Та последний раз взмахнула палочкой, заставив исчезнуть тряпки, и поспешила скрыться с глаз Гермионы за дверью.

Никогда не подумал бы, что мне приснится, как Лаванда Браун будет мыть полы во дворце Гермионы. Да что такое я выпил в кабинете Слизнорта?

– Что ещё ты мне покажешь? – нетерпение во мне разгоралось всё сильнее.

– Идём в Большой Зал, там я даю бал в твою честь, – Гермиона говорила серьезным тоном, а я почувствовал дрожь в коленях.

Мы шли по коридору, а я не мог отвести глаз от Гермионы. Как же она прекрасна! Во всех отношениях. Может быть, именно поэтому моя фантазия сделала её королевой, пред которой преклоняется даже Гарри Поттер. Гермиона завладела моим сердцем и разумом, и я этому рад. Все мои мысли только о ней, все мои поступки только для неё. Я живу, потому что живет она.

Гермиона остановилась перед большими дверями, ручки которых сверкали золотом, как и всё остальное в этом замке. По бокам стояли два рыцаря в красных мантиях, которые открыли для нас вход в Большой Зал. Мы зашли внутрь, и тут же к нам подлетели двое в лиловых мантиях. Они были до того маленького роста, что я сначала принял их за домовых эльфов, но, приглядевшись, узнал Колина и Дэнниса Криви.

– Что угодно Вашему величеству? – хором спросили они.

– Спасибо, ничего, – ответила Гермиона, и братья опустили головы. – Это мои пажи, Колин и Дэннис, – добавила она, повернувшись ко мне.

Гермиона повела меня к длинному столу, стоящему у дальней стены. Пажи отправились следом, о чем-то шепотом переговариваясь. Гермиона подошла к двум большим мягким креслам и пригласила меня сесть. Я решил блеснуть своим знанием этикета и настоял на том, чтобы Гермиона села первой. Она посмотрела на меня, улыбнулась и опустилась в одно из кресел, а я придвинул его к столу. После того, как все правила приличия были соблюдены, я сел сам. Колин и Дэннис продолжили стоять за спиной Гермионы.

– Возьми меня за руку, – сказала Гермиона и протянула руку.

– Гермиона, – выдохнул я, не веря своим ушам. Я накрыл её ладонь и легонько сжал пальцы. Тепло заструилось по моему телу, а я всё повторял и повторял её имя. Гермиона положила вторую руку на мою, и мы начали забавную игру. На несколько секунд либо моя, либо рука Гермионы оказывалась сверху, покрывая все остальными, а потом мы менялись. Эта простая забава так нас развеселила, что мы забыли обо всем: о том, что на нас смотрят пажи Гермионы; о том, что сейчас на бал будут собираться гости; о том, что Гермиона – королева, а я – рыцарь, и нужно вести себя соответственно. Мы продолжали развлекаться, пока Колин не наклонился к плечу Гермионы и прошептал:

– Ваше величество, гости здесь.

Мерлин, даже во сне я не могу делать то, что хочу. Гермиона прекратила нашу игру и повернулась лицом к гостям. Я сделал то же самое и увидел ещё несколько знакомых лиц.

– Я хочу начать наш пир с тоста, – сказала Гермиона, а я приготовился краснеть, отлично понимая, за кого будет этот тост. – За сэра Рона, моего самого верного рыцаря!

Боже, я не мог и мечтать услышать от Гермионы такие слова! Она назвала меня верным, хотя я предал её там, в реальной жизни. Правда, всё, что произошло в реальности, здесь стало таким несущественным, таким мелочным, что на это не стоит обращать внимание. Вот она, моя жизнь! Одному Мерлину известно, как я хочу видеть этот сон вечно, не покидать этот дворец, быть рыцарем Гермионы, готовым на любой подвиг ради неё.

Тост был поддержан, и пир начался. Я не прислушивался к тому, о чём говорили гости, я просто наслаждался видом Большого Зала и сознанием того, что всё это для меня. И вот, когда пришло время для танцев, случилось кое-что непредвиденное. В Зал ворвался парень огромного роста, одетый так же, как я совсем недавно, то есть в поношенную серую мантию. Я вскочил со стула, несколько человек сделали то же самое, а те, кто сидел ближе всего к нему, даже схватились за сердце.

– Кто ты? – спросил я и сам удивился оттого, что мой голос прозвучал так грозно.

– Не извольте беспокоиться, сэр, – Гарри вышел из-за стола. – Это кузен Лаванды Браун, горничной.

– Что ему надо? – я пригляделся и узнал в парне Кормака Маклаггена. Вот уж не думал, что мне приснится сон с участием этого тролля. Зачем он появился?

Гарри подошёл к Кормаку, нацелил на того палочку и спросил:

– Зачем ты пришёл?

– Я пришёл поговорить с ней, – промямлил Маклагген и показал пальцем на Гермиону.

Тут я не выдержал, достал палочку, которая чудесным образом появилась у меня в кармане, и рассек ею воздух. На щеке Маклаггена вспыхнул рубец, и парень пошатнулся.

– Как ты смеешь так обращаться к королеве? – гнев в моем голосе стал почти осязаем.

– Рон, прошу, успокойся, – Гермиона взяла меня за руку, пытаясь удержать, чтобы я не бросился на Маклаггена и не убил его прямо здесь. – Гарри, уведи его с глаз долой, – приказала Гермиона.

– Слушаюсь, Ваше величество, – Гарри взмахнул палочкой, из которой появились веревки, опутавшие Маклаггена с ног до головы и потащившие его к дверям. Маклагген кричал всю дорогу, только понять было сложно, что именно. Правда, последнее слово я всё-таки смог разобрать: «Грязнокровка». Я рассвирепел больше прежнего и хотел даже перепрыгнуть через стол, чтобы разорвать Маклаггена на части, но Гермиона не дала мне этого сделать. Она поднялась на ноги и со словами «Не позволю» поцеловала меня в губы. Снова меня посетило чувство, что в мире не существует никого, кроме меня и Гермионы. Видимо, так и должно быть. Я заключил Гермиону в объятия, а она медленно поглаживала мою спину. Гермиона отстранилась после того, как я захотел большего и намекнул ей об этом, тихо застонав, и посмотрела мне в глаза. Обнаружив там, по-видимому, то, что желала, Гермиона улыбнулась и позвала меня танцевать. Тут же в центре Зала появилась площадка, на которую уже вышли несколько пар, в том числе Гарри и Джинни.

– Леди и джентльмены! – услышал я магически усиленный мужской голос. Я посмотрел в его сторону и увидел солиста группы «Ведуньи». – Мы хотим исполнить для вас одну песню о любви, ведь любовь побеждает всё на свете, даже смерть.

Мы с Гермионой оказались в самом центре танцевальной площадки. Заиграла вступительная музыка, я положил левую руку на талию Гермионы, а пальцы правой скрестились с пальцами моей любимой. Мы медленно закружились на месте, и я чувствовал взгляды всех присутствующих. Вдруг всё вокруг стало превращаться в расплывчатое пятно, в котором кого-то, кроме Гермионы, разглядеть было невозможно, я только слышал голос певца. Моё сердце билось в волнении, ведь настал подходящий момент, чтобы сказать Гермионе всё, что нужно.

– Гермиона, – позвал я, но она как будто не слышала, наслаждаясь песней и нашим танцем. – Гермиона, – я готов звать, сколько понадобится, потому что прекраснее, чем имя Гермионы, имен не существует. – Гермиона, – повторил я в третий раз и получил нежный взгляд, – я хочу тебе сказать…

– Не надо, я всё знаю.

– Правда?

– Да, Рон, – сказала она. – Я тоже тебя люблю.

Меня бросило в жар, голова закружилась, а сердце застучало ещё сильнее. Боже мой, я сейчас начну прыгать на месте, чтобы хоть как-то выразить свою радость, а потом схвачу Гермиону на руки и стану кружить с ней по Большому Залу! Видимо, моё лицо приобрело глупое выражение, поскольку Гермиона тихо засмеялась и провела свободной рукой по моей щеке. Я наклонил голову набок, чтобы продлить это прикосновение. И хотя я так и не сказал Гермионе три заветных слова, за меня это сделала она. Гермиона любит меня – больше мне ничего не нужно. Не нужно всё золото на свете, не нужен квиддич, потому что теперь моя мечта сбылась.

– Тогда поцелуй меня, – сказал я. Гермиона коротко улыбнулась и исполнила моё желание. Это был нежный, но не робкий поцелуй. Именно так я хочу целоваться с Гермионой всегда, чтобы в голове оставалась одна мысль – о ней, сердце билось в унисон с её сердцем, а руки ласково обнимали спину Гермионы. Каждый поцелуй должен быть таким, при этом быть не похожим на предыдущие. Вот так ранее не выполнимая задача нашла свое решение. Гермиона любит меня. Если бы меня посадили писать строчки, то я бы исписал этими словами не один десяток свитков и не устал. Разве может идти речь об усталости, когда на голову свалилось такое счастье?

Don’t let this moment slip away.

На этот раз я прервал поцелуй, потому что больше не мог справляться с нахлынувшим наслаждением. Губы Гермионы слегка припухли и от этого стали ещё прекраснее. Глаза пронзали меня насквозь, а её щеки покраснели. Да, такой девушкой нужно любоваться, восхищаться и желать находиться рядом с ней каждое мгновение своей жизни. Всё остальное появится само собой. Я от тебя не отойду ни на шаг, Гермиона. Теперь я твой, делай со мной всё, что тебе заблагорассудится.

The answers there

Yeah, just looking at her eyes!

– Рон, что ты делаешь?

– Смотрю в твои глаза, как и говорится в песне.

– И что ты там видишь?

– Я вижу любовь, – с уверенностью сказал я.

– Правильно, – ответила Гермиона. – Закрой глаза, у меня для тебя сюрприз.

Я медленно закрыл глаза. Готовый ко всему, я стал ждать.

– Я тебя люблю, Рон, – услышал я и почувствовал губы Гермионы на своих.

* * *

Я открыл глаза и увидел белый потолок больничного крыла. Чудесный сон закончился. Гермиона сказала, что любит меня, и целовала мои губы…

– Очнулся? – спросила мадам Помфри, подходя к моей постели.

– Что со мной было? – сказал я, пытаясь приподняться и тут же почувствовав, как закружилась голова.

– Отравление, причём двойное. Если бы мистер Поттер не дал вам безоар, вы бы здесь не лежали.

– А где он? – спросил я, осматривая свои руки.

– Ушёл. Уже поздно, ваши друзья и так провели здесь целый день. Ваши родители тоже здесь были, но сейчас, наверное, вернулись домой.

– Ясно, – ответил я и замолчал. Спросить, не спросить – вот какой спор бушевал сейчас в моей голове. Всё-таки мадам Помфри – добрая женщина, которой не чуждо ничто человеческое. Спрошу, ничего ж страшного больше не случится. – Мадам Помфри, а Гермиона была здесь?

– Да, мисс Грейнджер прибежала через несколько минут, как сюда доставили вас, и потом ещё несколько раз была здесь, – она говорила спокойно, но я не мог не заметить намек на улыбку, с которой мадам Помфри смотрела на меня.

– Спасибо, – я закрыл глаза, чтобы не видеть ответную реакцию на мою улыбку, которая появилась от мысли, что Гермиона была рядом, когда я так нуждался в ней.

Мой прекрасный сон, к сожалению, больше не пришёл. Нет, уснул я быстро, но я не попал снова в огромный дворец Гермионы, и мы с ней не танцевали в Большом Зале на балу в мою честь.

– Мистер Уизли, вы завтракать будете? – спросил знакомый голос. Я протёр глаза и увидел перед собой Гарри. Он стоял около моей кровати, держал поднос с едой и внимательно меня разглядывал. – С возвращением, дружище!

– Спасибо, что спас меня, – ответил я. – А что ты здесь делаешь?

– Пришёл проведать тебя, конечно. Всё равно делать нечего. У меня сейчас свободный урок. Как ты?

– Теперь нормально. Тошнит, правда, немного.

– Так я не услышал: ты есть-то будешь?

– Да, – ответил я и приподнялся. – Сколько я провалялся в бреду?

– Сегодня пошли бы третьи сутки, – Гарри поставил поднос мне на колени.

– Новости есть? – спросил я, взяв кусок хлеба.

– Да. Маклагген пристал ко мне позавчера. Пришлось временно зачислить его в команду. Теперь он не даёт и шагу ступить. Достал со своими рекомендациями.

– Ясно, – всё-таки не скажу, что я доволен тем, что Гарри так быстро нашёл замену вратаря, но интересы команды и игры превыше всего. Для него. У меня же, пока я валялся в беспамятстве, поменялась система ценностей. – Гарри, скажи, а Гермиона часто сюда заглядывала?

– Насколько я знаю, да, – с легкой улыбкой произнес друг. – Рон, я, конечно, не указчик тебе, но не пора ли помириться.

– Не всё так просто, – ответил я. – А как там Лаванда?

– Ой, она тоже достала меня своими разговорами. Сначала отругала меня за то, что я не сообщил ей об отравлении, а теперь требует, чтобы я организовал вашу встречу.

– Только не это. Прошу, сделай вот что: скажи Гермионе, что я очнулся и хочу её видеть, а для всех остальных, тем более для Лаванды, я всё ещё должен оставаться висящим на волосок от смерти. Хорошо?

– Немного странная просьба, но я выполню её. Я прослежу, чтобы никто, кроме Гермионы, не знал о твоем состоянии, но до разумных пределов. Пойми, вечно скрывать этот факт у меня не получится.

– И не надо. Главное, не забудь, – я всё ещё не приступил к завтраку.

– Ладно, пойду. Сейчас у нас Защита от Темных Искусств, там я и передам Гермионе твои слова, – Гарри направился к выходу.

– Привет Снеггу! – крикнул я другу вслед, и тот махнул рукой.

Разобравшись с завтраком, я стал готовиться к приходу Гермионы. Гарри прав, пришло время помириться. Тот факт, что Гермиона прибегала ко мне несколько раз, говорит о том, что она больше не испытывает ко мне ненависти, и мне будет легче просить у неё прощения.

– Мадам Помфри! – позвал я. Медсестра тут же выглянула из своего кабинета.

– Что случилось? – спросила она, подходя к моей постели. – Уже позавтракал?

– Да, – ответил я. – Мадам Помфри, у меня будет к вам просьба. Пусть пока никто не будет знать, что я очнулся и пошёл на поправку. Я не хочу, чтобы больничное крыло превратили в проходной двор (на самом деле у меня немного другие причины, ну да ладно). Это не всё. Если ко мне придёт Гермиона Грейнджер, пустите её, пожалуйста, и, если я буду спать, разбудите меня.

Я получил от мадам Помфри слишком понимающий взгляд, после которого она сказала:

– Хорошо, я смогу сделать всё, что вы сказали.

– Спасибо большое.

Мадам Помфри забрала поднос с тарелками и вернулась в свой кабинет, напоследок наградив меня улыбкой. Теперь я буду ждать Гермиону…

– Мистер Уизли, проснитесь, – произнес приятный голос. Кто-то легонько дергал меня за плечо. Я медленно открыл глаза и увидел над собой мадам Помфри, пытающуюся меня разбудить. – К вам посетитель.

Моментально сообразив, кто ко мне пришёл, я резко сел на кровати и осмотрелся. У дверей стояла та, о которой я думаю даже в бреду. Гермиона медленно подошла к постели и сказала:

– Привет.

– Привет, Гермиона, – ответил я, вложив в эту простую фразу столько нежности, сколько смог. Пусть чувства скажут всё за меня.

Гермиона села на деревянный стул рядом с кроватью и осмотрела меня.

– Гарри сказал, что ты пришёл в себя, – Гермиона остановила свои глаза на моих. – Как ты?

– Нормально, теперь даже отлично.

– Я рада, – сказала она, и вдруг её лицо покраснело, а глаза заблестели от слёз. – Рон, я чуть с ума не сошла, когда узнала, что… – Гермиона заплакала. Я дотянулся до её руки, нежно сжал в своей и начал поглаживать большим пальцем.

– Не плачь, пожалуйста, всё же обошлось.

– А если бы не обошлось…

На это ответить было нечего. В самом деле, если бы Гарри не дал мне безоар, то меня бы сейчас здесь не было, я бы не смотрел в полные слёз глаза Гермионы, которые сказали даже больше, чем я мог рассчитывать.

– Рон, ты мог оставить меня в одиночестве.

– Если бы это случилось, то я проклял бы сам себя, поверь.

– Зачем?

– Потому что я остался бы без мечты.

– А какая у тебя мечта?

– Всегда быть рядом с тобой, делить каждое мгновение своей жизни с тобой, принадлежать только тебе и никому больше.

– Удивительно, что наши мечты совпадают.

– Ничего удивительного. Мы с тобой созданы друг для друга.

– Ты так считаешь?

– Однозначно.

Гермиона понемногу начала успокаиваться, улыбаясь мне. Я улыбнулся в ответ. Слова подождут, главное, что Гермиона сидит здесь, и я глажу её руку. Что ещё нужно мне для счастья? Сейчас ничего.

Гермиона посмотрела на часы, которые я подарил ей, и сказала:

– Ну вот, мне пора уходить. Сейчас у нас трансфигурация.

– Гермиона, а ты придёшь вечером? Пожалуйста…

Наступила короткая пауза, после которой…

– Хорошо, и принесу тебе домашнее задание.

– Не надо, – простонал я. – Я ведь всё ещё валяюсь при смерти, помнишь? Только для тебя я уже вернулся практически с того света (неудачная шутка, согласен). Ну, не надо, прошу тебя…

Гермиона улыбнулась, посмотрев в мои умоляющие глаза.

– Тогда ты отстанешь от других.

– Клянусь, что выучу пропущенное, когда выйду из больницы, – сказал я и положил руку на сердце. – Ну, пожалуйста…

– Ты неисправим, – сказала Гермиона. – А что ты делать-то тогда будешь? Тут, наверное, скучно.

– Скучнее места не придумаешь. Особенно, когда тебя здесь нет со мной, – ответил я и вдруг вспомнил об одной вещи. – Гермиона, прошу, принеси мне вечером книгу «Рассказы о Пушках», она у меня на тумбочке лежит.

– Это та книга, которую я тебе подарила?

– Да, – ответил я, даже не пытаясь скрыть свою радость. Пусть Гермиона знает, что мне дороги её подарки.

– Ладно.

Гермиона встала, подошла к двери и обернулась.

– До встречи, – сказала она, махая мне рукой.

– До вечера, я буду ждать тебя.

Гермиона вышла из больничного крыла, а я уткнулся в подушку, чтобы никто не видел моей довольной улыбки.

Вечер наступил быстро. После обеда я попытался встать с кровати и немного походить, но слабость, так и не отпустившая меня, не дала этого сделать. Мерлин, когда же я вернусь в норму? И вот я снова лежу на боку с закрытыми глазами, но не сплю. Я жду Гермиону.

– Рон, – произнес её голос.

– Гермиона, – я открыл глаза. – Ты пришла.

– И принесла твою книгу, – Гермиона достала книгу из сумки. – Представляешь, еле вырвалась из гостиной. Сначала никак не могла уловить момент, чтобы забрать книгу из твоей спальни (я слегка покраснел от мысли, что Гермиона была в моей спальне, когда там никого не было). Потом ко мне подошёл Невилл…

– В спальне? – спросил я.

– Нет, в гостиной. Пришлось сказать, что иду в библиотеку. Так он пошёл со мной.

– И как же ты выкрутилась? – спросил я.

– Я сказала, что мне нужно в туалет.

Тут я не выдержал и рассмеялся. Гермиона обиделась на мой смех и несколько раз ударила меня книжкой.

– Ай, больно! – воскликнул я.

– Я из-за тебя такое пережила, а ты смеешься, – сказала она, а у самой улыбка не хотела сходить с губ. – Одно утешает: Гарри сейчас намного хуже.

– Почему?

– С ним беседует Лаванда.

– Ох, чёрт. Про неё я совсем забыл. Мадам Помфри! – крикнул я.

Медсестра выглянула из своего кабинета.

– Что произошло, мистер Уизли?

– Ничего страшного, ведь со мной Гермиона, – я успел заметить реакцию Гермионы: она чуть приподнялась на стуле и посмотрела на меня. – Прошу вас, если сюда придёт Лаванда Браун, не пускайте её и скажите, что я до сих пор без сознания.

– Хорошо, – мадам Помфри, наверное, уже надоели мои странные просьбы, но по-другому никак. Такой уж я пациент.

– Почему? – спросила Гермиона, когда медсестра скрылась из виду.

– Я не хочу её здесь видеть. Она мне надоела до невозможности. Просто банный лист какой-то.

– Как ты можешь так говорить? Она же твоя девушка, – возмутилась Гермиона.

– Что опять я не так сделал?

– Лаванда беспокоится о тебе, хочет, чтобы ты поскорее поправился, а ты не желаешь её видеть.

– Да, – коротко ответил я.

– Ты дурак, Рон Уизли, – сказала Гермиона и, не дав мне возразить, встала со стула и направилась в сторону выхода.

– Гермиона, подожди! – крикнул я, но она даже не обернулась.

Мне захотелось взвыть во всё горло оттого, что я опять наломал дров. Но с другой стороны, с какой стати Гермиона принялась защищать Лаванду? Она должна ненавидеть блондинку за то, что та сделала. Почему? Гермиона не знает, что тот поцелуй в гостиной много месяцев назад был инициативой Лаванды. А ты лишь согласился. Да, я просто… Идиот! Зачем я это сделал? Если бы мои эмоции не взяли верх, я был бы уже давно парнем Гермионы, сходил бы на вечеринку Слизнорта, да и вообще, провёл бы всё Рождество у неё дома. А я поверил словам сестры и воспринял наш первый поцелуй, который становится незабываемым событием у нормальных людей, как насмешку надо мной. Мерлин, я туп, как пробка.

* * *

Как я ни старался, но надолго скрыть факт моего возвращения от Лаванды не удалось. На четвертый день после того, как я очнулся, она пришла в больничное крыло и, несмотря на все усилия мадам Помфри, заметила, что я лежу в полном сознании и читаю книгу. Сначала жутко раскричалась, но мадам Помфри приказала успокоиться. Потом Лаванда долго рыдала, целуя мои руки и лицо, и говорила, что рада моему выздоровлению. Но я не верил ни единому слову после подслушанного мною разговора. К тому же я люблю другую. Как когда-то слёзы Гермионы становились моей пыткой, так теперь слёзы Лаванды стали подарком для меня. Мне нужно расстаться с Лавандой, чтобы я мог провести всю жизнь с Гермионой. Если, конечно, Гермиона простит меня.

Пока я готовился к этому шагу, в больничное крыло попал Гарри. Маклагген проломил ему бладжером голову. Теперь мне стало веселее. Мы с Гарри по вечерам переговаривались, Гермиона приходила к нам несколько раз в день, в основном, потому что я просил, и садилась рядом с моей кроватью. Этот простой факт согревал мою душу, как костёр согревает в лесу путешественников. А однажды вечером Гарри позвал Кикимера, который появился в компании Добби и Пивза, и приказал домовикам шпионить за Драко Малфоем. Какой же друг у меня неугомонный. Всё никак не признает, что Малфой – просто выскочка, и нет никакого задания от Тёмного Лорда. Ладно, пусть расходует свои силы на ерунду, мне нужно думать о более приятных вещах. Например, о Гермионе. Мерлин, теперь я знаю, что ощущает человек, постоянно думающий о другом, любимом человеке. Даже Гарри, который в таких делах почти не имеет опыта, замечал мои взгляды на Гермиону и мою улыбку, которая озаряла лицо, когда она приходила. А потом подшучивал надо мной. Странно, но его издевки совсем не обижали меня, ведь я счастлив, осталось только…

– Привет, Рон, – сказала Лаванда, подходя к моей кровати. Гарри словно здесь не было. Но друг, по-видимому, нисколько не обиделся, а просто отвернулся от нас.

– Привет, – ответил я и увернулся от её губ. – Ты считаешь, что после всего, что я услышал, я позволю тебе меня целовать?

– Про это я и пришла поговорить, – Лаванда упала на стул. – Я должна попросить у тебя прощения за мои слова. Тогда я была на взводе, я не понимала, что происходит, я обиделась на то, что ты больше мною не интересуешься. Потом я пересмотрела наши отношения и всё поняла. Так что, пожалуйста, прости меня. Я не хотела, чтобы ты это услышал. Те слова были ложью, я на самом деле тебя люблю и хочу быть с тобой, – она не выдержала и уткнулась головой в мои колени, громко зарыдав.

В моей голове всё окончательно перепуталось. Я должен извиниться перед Гермионой и сказать, что люблю её, а тут Лаванда просит прощения у меня. Не зная, что делать, я положил руку на волосы девушки и погладил их.

– Успокойся, Лаванда. Я должен подумать, всё-таки ты говорила очень обидные слова, поэтому…

Лаванда не дала мне закончить, вскочила на ноги и умудрилась поцеловать меня в губы.

– Спасибо, – сказала она и убежала.

Сбитый с толку, я повернулся к Гарри.

– Что думаешь?

– Без понятия, решать тебе. Но мне кажется, что твой роман с Лавандой не привел ни к чему хорошему.

– Ты прав. Вот только как мне бросить её?

Гарри пожал плечами и снова повернулся на бок. Нет, пришло время определиться, с кем я хочу остаться. С Гермионой, с которой мы пережили всё, или с Лавандой, которая издевается надо мной, затуманивая свое отношение слюнявыми поцелуями. По-моему, выбор очевиден.

На следующее утро я проснулся очень рано. Мое состояние заметно улучшилось, но мадам Помфри решила, что я должен остаться в больнице, чтобы завершить лечебный курс. Вчера мы с Гарри долго разговаривали вечером. А сейчас друг крепко спал на соседней кровати. Скучно. Хорошо ещё, что Гермиона принесла мне книжку, а то вообще не знал бы, что делать. Не будить же Гарри. Я взял книгу с тумбочки, раскрыл страницу, заложенную закладкой, и принялся читать. День за чтением и разговорами с другом быстро подходил к концу. Мы с Гарри поужинали, и друг стал укладываться спать. Мадам Помфри сказала, что для быстрого восстановления Гарри придётся ложиться на несколько часов раньше обычного. Друг пожелал спокойной ночи и уткнулся в подушку. А я снова вернулся к любимой книге. Я как раз читал про матч между «Пушками Педдл» и «Скорострелами», когда дверь крыла открылась, и вошла Гермиона. Я захлопнул книгу, даже не запомнил страницу. Ладно, потом найду.

– Здравствуй, Рон, – Гермиона улыбалась, подходя ко мне.

– Привет, Гермиона, – ответил я.

– Принесла тебе домашнее задание по Защите от Темных Искусств. Спишешь у меня, – Гермиона протянула мне два свитка пергамента. Я поблагодарил её и взял листы. – А то Снегг недоволен тем, что ты до сих пор лежишь здесь. Даже хотел наказать нас с тобой.

– А тебя за что?

– За то, что сказала ему, что так приказала мадам Помфри. Он счел мои слова грубостью и…

– Он, что, с ума сошёл? Сейчас же пойду и поговорю с ним! – я вскочил с кровати.

– Рон, успокойся, – сказала Гермиона и взяла меня за плечо, призывая вернуться в постель. Я подчинился. – Тебе нужно отдыхать, Снегг сейчас и так очень дерганный, знать бы отчего?

– Плевать на Снегга! – воскликнул я. – Ты лучше расскажи, как там все? Джинни я не видел уже очень давно. Почему не приходит?

– Джинни сейчас переживает не лучшие моменты своей жизни. У них с Дином случается одна ссора за другой. Не знаю, сколько ещё они будут встречаться.

– Да, беда. Гермиона, на самом деле, я вот о чём хочу с тобой поговорить. Выслушай меня очень внимательно, потому что это важно.

– Что случилось? – обеспокоено спросила Гермиона, пододвигаясь ближе ко мне.

– Я должен попросить у тебя прощения за всё.

Гермиона удивленно посмотрела на меня.

– Всё началось в один ужасный для меня вечер, когда мы с Гарри застукали Джинни и Дина, целующихся в секретном коридоре. Я был зол на сестру и Томаса за то, что они вытворяли. И моя злость затуманила мой рассудок. Я накричал на Джинни, а она в ответ выкрикнула, что ты целовалась с Виктором Крамом.

Гермиона охнула, но не стала что-то говорить.

– Тогда я был просто взбешён. Я верил, что наш поцелуй на вокзале был первым как у меня, так и у тебя. Но моя импульсивность тут же обвинила тебя в предательстве. А потом стало ещё хуже. В наши отношения влез Гарри со своим зельем удачи. Я понимаю, он хотел победить, но этот выигрыш достался мне слишком большой ценой. Когда всё выяснилось, я снова поддался глупому раздражению и накричал на тебя. Теперь я знаю, что ты всегда верила в меня, но тогда в моем сердце кипели другие чувства, а в голове созрел план мести. Я захотел причинить тебе боль. Я захотел наказать тебя за то, что ты усомнилась в моих способностях. Теперь это звучит, как бред, но тогда всё было реально для меня. Я хотел показать, что не хуже Крама, что могу нравиться девушкам и могу получить любую. Тут меня и нашла Лаванда Браун. Она с самого начала года строила мне глазки, хихикала над моими глупыми выходками, вспомнить хотя бы кусачую тарелку. И я подумал, что смогу серьёзно обидеть тебя, если начну встречаться с Лавандой Браун. После матча мы целовались, а потом Лаванда захотела большего, и мы отправились искать пустой кабинет. Дальше ты знаешь. Правда, сейчас я считаю, что легко отделался, потому что за все мои издевательства над тобой, тебе следовало меня убить. Но тогда я считал себя обиженной стороной и продолжал целоваться с Лавандой у тебя на глазах. Я представляю, что ты чувствовала, смотря на это безобразие, но поверь, ощущений, которых я испытывал во время поцелуя с тобой, не было и в помине. Уже тогда я начал испытывать неприятное чувство, что я последняя скотина, раз мне захотелось обидеть такую особенную и неповторимую девушку, как ты, – Гермиона коротко улыбнулась сквозь слёзы, – но Лаванда всё крепче цеплялась за меня. Она, как Ядовитая Тентакула, обвивала меня своими руками, заставляя прижиматься к её губам. Поцелуи с ней стали противными, это было не то, чего я хотел. Отсюда следовал только один вывод, но он до меня тогда ещё не дошёл. Я продолжал оскорблять тебя, переходя всё чаще на мелочные обзывания. В общем, вел себя, как последний идиот. А потом настал вечер рождественской вечеринки, на которую я мечтал пойти вместе с тобой, но мой язык сломал мою мечту. Ты пригласила Маклаггена, а я не мог найти себе места. Лаванда пыталась утешить меня, но безрезультатно. А когда я увидел на твоей шее след губ этого тролля, – я сжал руки в кулаки, – то вообще перестал себя контролировать. Ещё раз оскорбив тебя, я направился громить хогвартский кабинет.

Глаза Гермионы, уже мокрые от слёз после моих признаний, удивленно расширились, и она сказала:

– Ты ломал мебель, чтобы успокоиться?

– Да, Гермиона. Понимаю, что это поступок жалкого ничтожества, каким я себя считал и каким, я думал, считала ты меня, но в тот момент мне казалось, что только так можно придти в норму. Ты, когда страдаешь, даёшь волю слезам, а я не нашёл ничего лучше, чем уничтожать парты и бить окна, и если бы не профессор МакГонагалл, которая остановила погром, то я бы неизвестно каких дел ещё натворил. Я не достоин тебя – эта мысль стучала в голове, когда я ехал в поезде домой. Как я осмелился мечтать о том, что такая великолепная девушка согласится быть вместе с таким никчемным парнем, который только и может, что беспричинно оскорблять тебя? Потом к этой мысли присоединилась ещё одна – мне никогда не вымолить у тебя прощения, даже если я буду ползать на коленях перед тобой всю свою жизнь. Я вбил себе в голову, что ты больше никогда не обратишь на меня внимания, никогда не подойдешь ко мне, никогда не заговоришь, и я решил тебя отпустить. Всё, моя жизнь превратилась в серое пятно, потому что в ней больше не было тебя. Рождество, которое я провел дома, было просто отвратительным. Лаванда снова смогла меня взбесить. Она прислала мне дурацкий кулон с золотыми буквами: «Мой любимый». Гнев и отвращение, которые я испытал при виде этого подарка, заставили меня задуматься над тем, что я, возможно, не получил того, чего ждал. Я выбросил кулон в мусорную корзину в то же утро, но моё настроение не улучшилось. Праздник был испорчен, и я впервые испытал радость, что возвращаюсь в школу после зимних каникул. И снова Лаванда Браун вместо тебя, Гермиона. Я гнал время, набираясь сил, чтобы попросить у тебя прощения. Я перестал спать по ночам, думая и думая о том, как бы скорее вернуть тебя. А перед моим днём рождения я случайно подслушал разговор Лаванды и Парвати, и в моей голове всё прояснилось. Оказывается, Лаванда просто хотела насолить тебе и решила воспользоваться мной. Я уж не знаю причин этого желания, но такого стерпеть я не мог. Мне оставалось только одно – бросить Лаванду и вернуть тебя. Но мне помешало моё отравление. В бреду я видел необычный сон, как будто я попал в какую-то волшебную страну, где ты была королевой, я – твоим рыцарем, а моя мама, Гарри, Джинни, Фред, Джордж служили у тебя во дворце. Там была ещё Лаванда, но она всего лишь мыла полы.

Я заметил на покрасневшем лице Гермионы легкий проблеск улыбки.

– Мы с тобой танцевали на балу в мою честь, а потом я очнулся и спросил мадам Помфри, о том, как часто ты была здесь, когда я лежал без сознания. Она ответила, что часто, и у меня отлегло от сердца. Я понял, что ты больше меня не ненавидишь, а значит, я могу жить дальше. Но я всё ещё не сказал тебе «Прости», поэтому попросил мадам Помфри, чтобы она никого ко мне не пускала. Кроме тебя, Гермиона. Я желал видеть только тебя, потому что на свете мне никто больше не нужен. Я не могу жить без тебя, Гермиона. Я всё откладывал этот разговор, наслаждаясь твоим присутствием рядом со мной, ведь на большее я пока не могу рассчитывать. Пришла пора сказать тебе то, что требовалось сказать ещё давно, потому что тогда ты не проливала бы свои слёзы. Каждая твоя слезинка стала для меня наказанием, которое я заслужил. Тем не менее, прошу простить меня. Нет, я умоляю тебя о прощении.

Я попытался встать с кровати, чтобы, наконец-то, опуститься перед Гермионой на колени, но она, видимо, разгадала мои мысли и, схватив меня за локти, прижала к постели. Она глубоко вздохнула, чтобы немного успокоиться, и сказала:

– Не надо, Рон. Мне не нужно, чтобы ты падал к моим ногам. Я тоже натворила много ужасного, и мне тоже стоит извиниться. Спасибо, что был откровенен со мной, теперь мне будет легче рассказывать. Когда к нам в школу приехал Виктор, я уже испытывала что-то необычное к тебе. Гарри – мой друг, а ты стал кем-то побольше. Я ждала до самого последнего момента твоего приглашения на Святочный бал, но ты смотрел только на Флер Делакур.

– И вёл себя, как дурак, – перебил я.

– Рон, прошу, не перебивай, – сказала Гермиона и продолжила: – Виктор же, как он потом признался, заметил меня сразу, но стеснялся. И однажды, когда я делала уроки в библиотеке, он подошёл и пригласил на бал. Я сначала немного растерялась, ведь я ждала тебя, но отказать ему не смогла. Его внимание льстило мне, он был очень галантным кавалером, но всё равно это был не ты. Я всё время представляла тебя на его месте, как мы танцуем в Большом Зале, как ты находишься совсем близко, говоришь мне комплименты, на которые Виктор не скупился. Можешь назвать меня глупой, но мне нравились эти пустые слова, слетающие с его губ.

– Нет, почему? – не выдержал я, забыв о просьбе Гермионы. – Твое желание слышать комплименты вполне естественно, ведь ты заслуживаешь их. А у меня никогда не хватало толку. Что за парень, который не умеет делать комплименты такой красивой и умной девушке?

Гермиона коротко улыбнулась, но слёзы всё текли по щекам. Я взял её руку с желанием никогда больше не отпускать, чтобы Гермиона не плакала.

– Его восхищения мной затмили разум, и, когда он захотел меня поцеловать, я согласилась. Вот так я отдала первый поцелуй в моей жизни не тому, о ком мечтала, а тому, кто вскружил мне голову красивыми ухаживаниями. Ты был прав: я тебя предала, позволив сиюминутному чувству выйти вперед. Потом он уехал, попросив меня писать ему летом. Я написала всего раз, а он ответил, что влюбился в меня и хочет вернуться в Англию. В то время я уже поняла, что между тобой и мной могут быть серьёзные отношения, более того я почувствовала, что ты тоже испытываешь нечто необычное ко мне, и написала Виктору, что люблю другого. Он на некоторое время исчез, а перед Рождеством попросил назвать имя этого, как он выразился, счастливца. В ответном письме я написала, что это ты, Рон Уизли. С тех пор я не общаюсь с Виктором Крамом. Потом я набралась храбрости и поцеловала тебя в губы на вокзале Кингс-Кросс, а ты ответил.

Я сейчас начну краснеть от слов Гермионы и от счастливых воспоминаний.

– Я отправилась домой, зная, что я тебе нравлюсь. Я решила не торопить тебя, понимая, что это не простой шаг, но ты обязательно его сделаешь. Мне оставалось только ждать. Но ты опять переключился на Флер Делакур, хотя она и собиралась стать женой твоего брата. Ладно, твоё поведение в «Норе» ещё можно было как-то объяснить, но когда я стала замечать знаки внимания Лаванды к тебе и то, что ты принимал их, я не знала, что делать. Почему ты, получив улыбочку от этой блондинки, надувался от важности, как индюк? Мне это было непонятно. Потом ты танцевал с ней на моем празднике. Это событие кольнуло моё сердце, но я решила тебя простить. И снова стала ждать. Вдруг ты превратился из большего, чем друг, в оскорбляющего меня на каждом шагу парня. Я не понимала, что случилось, а ты ничего не говорил, кроме обидных слов. Если бы ты всё рассказал мне тогда, когда Джинни проговорилась о Викторе, я смогла бы объяснить тебе ситуацию, и наши отношения вернулись в норму.

– Лишнее доказательство того, что я идиот и что я не достоин тебя.

Гермиона посмотрела на меня взглядом «Я же просила не перебивать», и я умолк.

– А потом, как ты правильно подметил, в наши отношения влез Гарри. Он хотел победить и сделал вид, что подливает зелье удачи в твой стакан. И, когда я пришла в раздевалку, ты, по неведомым мне причинам, накричал на меня и выскочил из комнаты, не дав мне ничего ответить. Я поднялась в гостиную и увидела в углу тебя вместе с Лавандой. Ваш поцелуй набросил мне пелену на глаза. Я захотела отомстить тебе, и судьба позволила мне это сделать. Я натравила на тебя канареек, чтобы ты хотя бы почувствовал физическую боль. Потом я всю ночь проревела в спальне, но когда я снова увидела тебя в объятиях Лаванды, мне стало дурно. Ты издевался надо мной, пользуясь моей беспомощностью, а в моей душе разгорелось желание поиздеваться в ответ. Я хотела, чтобы ты страдал, когда узнаешь, что я не стала вечно ждать тебя, а быстро нашла себе другого. Долго думала, кого пригласить на прием к Слизнорту. Вспомнила, что квиддич для тебя превыше всего, и пригласила Маклаггена. Он моментально согласился – и вот уже мы с ним оказались под омелой в кабинете Слизнорта. Я сто раз пожалела, что выбрала его, но сказать тебе: «Рон, ты можешь продолжать издеваться надо мной, встречаться с Лавандой, а я буду покорно ждать тебя, как верная собака ждёт своего хозяина» я тоже не могла. Потом ты увидел этот проклятый засос, который Кормак умудрился поставить мне, и опять обозвал меня. Я больше не могла этого терпеть и решила после каникул, раз ничего больше тебя не берёт, игнорировать тебя, как будто ты умер. Страшно говорить, но я считала, что если бы ты исчез из мира, то я бы была просто счастлива. Как бы было здорово, если бы ты, неопрятный и глупый Рон Уизли, ушёл в небытие, оставив свободной меня! Эта гадкая и подлая мысль съедала меня, но моя совесть сопротивлялась изо всех сил и скребла душу, как кошка. И вот ты попал в больничное крыло, и всё рухнуло. Все стремления унизить тебя лопнули, как воздушные шары, проколотые иголкой, и в душе остался только страх – ты висел на волоске от смерти. Ты мог умереть, и тогда я никогда больше не увидела бы твои глаза цвета неба, твою улыбку, прекраснее которой на свете нет, не смогла взять тебя за руку, чтобы успокоиться. Я едва не сошла с ума, представляя, что стало бы со мной, если бы ты умер. Если бы тебя не спас Гарри, я бы бросилась вниз с Астрономической башни, чтобы только быть рядом с тобой. Так я поняла, что не имею права злиться на тебя, что моя жизнь без тебя бессмысленна.

Гермиона глубоко вздохнула. Я смотрел на неё, не отрывая глаз, и ждал, когда она снова заговорит. Но Гермиона молчала.

– Гермиона, – произнес я, когда тишина стала угнетающей, – так ты не любишь Крама?

– Рон, – Гермиона закатила глаза, – я никогда его не любила.

– Хорошо, – я сейчас, наверное, похож на семилетнего ребенка, которому разрешили съесть целый килограмм мороженого. – Теперь, когда всё выяснилось, предлагаю вычеркнуть из памяти последние четыре месяца.

– Согласна, – кивнула Гермиона.

– Тогда позволь тебя поцеловать, – собрав остатки храбрости в кулак, произнес я.

Гермиона удивленно посмотрела на меня.

– Чтобы закрепить примирение… хотя бы в щеку…

– Понравилось целоваться со мной? – улыбаясь, спросила Гермиона.

– Конечно, – моментально ответил я.

Гермиона подставила щеку, я приблизился к ней и поцеловал.

– Давай больше не ссориться, – предложил я.

– Давай, – согласилась Гермиона. – Хватит с нас ругани.

– Да.

– Только ты до сих пор остаешься парнем Лаванды.

– Ох, чёрт, – я ударил кулаком по одеялу. – Эта Лаванда… Гермиона, клянусь жизнью, что брошу её в ближайшее время.

– Только не обижай её.

– Ладно, – после секундной паузы ответил я. Интересно, почему Гермиона защищает Лаванду?

– Вы всё ещё здесь, мисс Грейнджер? – спросила мадам Помфри, выходя из кабинета. – Простите, но я должна закрыть больничное крыло на ночь.

Гермиона поднялась на ноги и сказала:

– Спокойной ночи, Рон.

– Спокойной ночи, Гермиона.

Гермиона ушла, и мадам Помфри закрыла за ней дверь.

– Завтра я вас выпишу, мистер Уизли, и мистера Поттера тоже, – сказала медсестра, а я кивнул, до конца не поняв смысла этих слов. Только через несколько секунд смысл дошёл до меня. Завтра я вернусь к друзьям, к нормальной жизни, а самое главное, к Гермионе.

в которой я веду себя, как рыцарь, и ношу Гермиону на руках.

Мадам Помфри сдержала обещание и выписала нас с Гарри на следующее утро. К несчастью, это был понедельник, поэтому нам придётся пойти на занятия. Мы вернулись в гостиную, где уже стал собираться первый народ. Я осмотрел комнату и увидел Гермиону, спускающуюся по лестнице из спальни. Я махнул рукой, чтобы она меня заметила. Гермиона улыбнулась и подбежала к нам.

– Рон! Гарри! Вас выписали!

– Да! – воскликнул я и хотел обнять её, но Гермиона посмотрела на меня предостерегающим взглядом. Да, ты права, все и так смотрят на нас.

Мы вышли в коридор восьмого этажа и направились к мраморной лестнице.

– Гарри, ты же не знаешь. После матча Джинни поссорилась с Дином.

– Из-за чего они повздорили? – спросил Гарри, как бы небрежно. Кого ты хочешь обмануть?

Тут мы услышали громкий звон. В пустом коридоре около какой-то картины стояла мелкая девчонка, у её ног гремели остатки бронзовых весов.

– Ничего-ничего! – Гермиона приблизилась к девчонке и присела на корточки. – Держи… – она стукнула по обломкам волшебной палочкой. – Репаро.

Весы починились, Гермиона протянула их хозяйке, а та даже спасибо не сказала. Так и осталась стоять на месте, смотря нам вслед.

– Что ни год, они становятся всё меньше, – сказал я.

– Да шут с ней, – отмахнулся Гарри. – Так из-за чего поссорились Джинни с Дином, а, Гермиона?

Вот этим ты себя и сдал, Гарри. Впрочем, мне некогда задумываться над тем, что творится в голове друга. Мои мысли целиком сосредоточились на Гермионе. Мерлин, как же она ласкова и нежна! Она сейчас вела себя, как заботливая мама, которая всегда придёт на помощь маленькому ребенку. Я вспомнил, как моя мама ухаживала за мной, когда я болел. Боже, как же повезёт детям Гермионы!

Вдруг сзади послышался громкий возглас:

– Гарри!

Мы повернулись и увидели Полумну Лавгуд.

– А, привет, Полумна, – хором поздоровались мы.

– Я заходила в больничное крыло, хотела тебя повидать, – Полумна принялась рыться в своей сумке. – Но там сказали, что ты уже выписан, а меня… – она протянула мне какую-то зеленую луковицу, поганку и множество маленьких черных шариков. Потом достала свиток пергамента и отдала его Гарри, – просили передать тебе это.

– Сегодня вечером, – произнес друг, коротко взглянув в пергамент. Очередной урок у Дамблдора, догадались мы с Гермионой.

– Ты здорово комментировала последний матч! – я похвалил Полумну, и она скованно улыбнулась.

– Шутишь, да? Все говорят, что я была ужасна.

– Да нет, серьёзно! Я не припомню, чтобы комментарий доставил большее удовольствие! Кстати, а что это такое? – я поднял повыше луковицу.

– Это лирный корень. Хочешь, возьми себе. У меня их несколько. Отлично отпугивают Пухлых Заглотов.

И она ушла. Я снова посмотрел на луковицу в моих руках и негромко рассмеялся. А всё-таки Полумна – славная девушка. Она ласковая, искренняя, никогда не боится говорить то, что у неё на душе, в конце концов, она неплохо выглядит. Но моё сердце принадлежит Гермионе.

– Знаете, а Полумна нравится мне всё больше, – сказал я, когда мы продолжили путь на завтрак. – Я понимаю, у неё не все дома, но что толку…

Я посмотрел вниз и тут же умолк. Пролетом ниже стояла Лаванда Браун – этого обстоятельства я не предусмотрел.

– Привет, – сказал я. Что здесь сейчас будет! Гермиона, не бросай меня!

– Пойдем, – прошептал Гарри, они с Гермионой ускорили шаг и проскользнули мимо Лаванды.

– Почему ты не сказал мне, что тебя сегодня выписывают? И почему рядом с тобой оказалась она?

– Во-первых, я узнал только вчера вечером, что меня выпишут сегодня утром. Во-вторых, у неё есть имя – Гермиона. А в-третьих, что это за тон?

– Тебе тон не нравится? Может, мне прыгать от счастья оттого, что мой парень ходит под ручку с другой. Значит, только вчера вечером. А откуда она знает?

– Гермиона тоже не знала. Просто мы с Гарри вернулись сначала в гостиную, там я и встретился с Гермионой.

– Ничего не бывает лучше незапланированного свидания!

– Ты что несешь? Совсем спятила?

– Нет, конечно, с чего? Просто мой парень бегает от меня и не хочет, чтобы я навещала его в больнице.

– Много ты навещала.

– Я не знала, что ты пришёл в себя.

– Глупая отговорка. Гермиона была около меня, когда я валялся в бреду, а вот тебя там никто не наблюдал.

– Что? Откуда ты это знаешь?

– Я не дурак, каким ты меня считаешь.

– Я не считаю тебя дураком, Рон, – тон её изменился на извиняющийся. – Что касается больницы, то меня не пускали к тебе.

– Гермиону пускали, а тебя нет? – проговорился я.

– Как? – Лаванда остановилась. – Мадам Помфри сказала, что к тебе запрещено приходить. Это значит, что ты очнулся много раньше, чем я тебя увидела?

– Да, – с вызовом ответил я.

– Как ты мог? – Лаванда заревела. – Как ты мог?

– Не реви. Всё закончилось, поэтому давай просто забудем об этом.

– Тебе легко говорить. Я не спала ночами, думая, как ты там борешься со смертью, а ты в это время читал какие-то дурацкие книжки и встречался с Грейнджер.

– Хватит, Лаванда! Мне надоело, что ты всё решаешь за меня. Я уже совершеннолетний и прекрасно знаю, что мне делать и с кем встречаться.

– Ах, Рон, – Лаванда в очередной раз повисла на мне.

– Прекрати обнимать меня на людях. Меня это раздражает, – я отстранился от неё и зашагал в Большой Зал.

Лаванда направилась следом, и мы с ней сели недалеко от Гарри и Гермионы. Я решил сегодня плотно позавтракать – надо же восполнять потерянный вес, к тому же меня ждёт встреча со Снеггом, который грозился наказать меня за моё отсутствие. Но профессор, по неведомым мне причинам, никак не отреагировал на моё возвращение. И пусть. Так даже лучше. Самое главное, что я снова нахожусь рядом с Гермионой. Мы с Лавандой не разговаривали весь день, а вечером она ушла спать, не пожелав мне спокойной ночи. Махнув на это рукой, я подошёл к Гермионе, которая что-то писала на пергаменте.

– Что делаешь? – спросил я и упал в соседнее кресло.

– Переделываю домашнюю работу Гарри. Он ушёл на урок Дамблдора, и я решила ему помочь, – ответила Гермиона, посмотрев в мои глаза.

– А можешь переделать мою работу?

Гермиона отрицательно покачала головой.

– Почему?

– Потому что никто не должен знать, что мы с тобой помирились. Пока ты остаешься парнем Лаванды, тебе нельзя просить меня ни о чем.

– Гермиона, ты не представляешь, как мне надоели эти ярлыки! Сегодня, когда она увидела нас, я думал, что смогу бросить её, но не получилось. Я разучился разговаривать. Чёрт, Лаванда вообще скоро превратит меня в одноклеточную амёбу.

Гермиона улыбнулась, но тут же вернула серьёзное и сосредоточенное лицо.

– Ладно, Рон, потом спишешь у Гарри, – сказала она, исправляя какое-то слово. – Он, что, совсем не слушал профессора Стебль?

Улыбнувшись про себя, я сказал:

– Признайся, что тебе не хватает проверки моих работ.

– О да, – улыбка Гермионы продлилась на этот раз немного дольше.

– А я соскучился по тебе. Как здорово, что мы с тобой помирились и что я теперь могу наслаждаться твоим присутствием и голосом.

– Не можешь, – возразила Гермиона, – не забывай о Лаванде.

– Гермиона, я скоро с ума сойду. Всё, завтра же брошу её, обещаю, – я поднялся на ноги. – Спокойной ночи, Гермиона.

– Приятных снов, Рон, – ответила она.

Действительно, сегодня меня ждут приятные сны, я это точно знаю.

* * *

Несмотря на данное Гермионе обещание, я не смог расстаться с Лавандой Браун на следующий день. Всякий раз, как я намекал ей об этом, она вешалась на шею и принималась целовать меня с ужасным чмокающим звуком, вызывая дружный смех учеников, наблюдавших за этим представлением. Как ей объяснить, что я больше не хочу встречаться с ней? Не могу же я сказать: «Я бросаю тебя. Убирайся!», это будет слишком жестоко. Но пока Лаванда цепляется за меня, я не могу даже мечтать провести хотя бы несколько часов рядом с Гермионой. Так сказать, в романтической обстановке. Или могу?

– Вот такая ситуация, – сказал я Гарри, когда мы возвращались с тренировки по квиддичу в пятницу вечером. Тренировка прошла неплохо, только Дин и Джинни ушли из раздевалки порознь.

– Да… – согласился друг. – Так ты хочешь просто провести с Гермионой время?

– Очень хочу, но она говорит, что пока Лаванда – моя девушка, нам запрещено.

– И что ты собираешься делать?

– Не знаю, – я пожал плечами. – Ладно, что-нибудь придумаю.

– Есть у меня идейка, – произнес Гарри и остановился. – Скоро мы снова будем делать уроки в школьном дворе, идеальное место…

– Здорово, Гарри! – воскликнул я, не дав другу договорить.

Гарри улыбнулся, и мы продолжили путь в замок.

Однако идею Гарри нескоро удалось претворить в жизнь. Погода не хотела улучшаться, солнце пряталось за тучами, иногда дул пронизывающий ветер. Зато природа идеально отражала моё внутреннее состояние. В моей душе по-прежнему бушевали противоречивые чувства. С одной стороны, я вынужден общаться с Лавандой, которая отказывалась понимать намеки, с другой всё сильнее разгоралось желание сказать Гермионе: «Я люблю тебя». Но сама Гермиона продолжала повторять, что я парень Лаванды и, пока не расстанусь с блондинкой, не могу встречаться с ней.

В моей голове всё перепуталось. Учеба, правда, немного улучшилась, но только потому, что теперь я мог списывать у Гарри, которому помогала Гермиона. Каждый новый день не приносил ничего примечательного. Никогда бы не подумал, что расстаться с девушкой – это такое сложное дело, что его выполнение затянется на недели. Видимо, должно произойти какое-то экстраординарное событие, чтобы Лаванда наконец поняла, что нам будет лучше жить по отдельности. Когда я начал встречаться с ней, я не подумал, что события развернутся таким образом.

– Сам заварил эту кашу, сам и расхлебывай, – повторял я себе несколько раз в день.

Лаванда путала все карты, стараясь проявить интерес к моей жизни, спрашивая, как себя чувствует моя сестра. Она откуда-то узнала, что Билл женится на Флер и каждый раз просила разрешения приехать ко мне домой. При этом, непонятно как, она за милю чувствовала фразу: «Лаванда, нам пора расстаться» и, не давая мне её произнести, целовала мои губы. Я же откладывал этот разговор на потом.

Но Лаванда не могла свести меня с ума так, как Гермиона. Она продолжала настаивать на том, что я сначала должен бросить Лаванду, а потом мы с ней будем встречаться, при этом не отказывалась от свиданий по вечерам в общей гостиной Гриффиндора. Гермиона издевалась надо мной, но на этот раз мне это нравилось. Она мучила меня, всякий раз уходя, когда я хотел перейти черту и почувствовать новые ощущения. Эта игра доводила меня до безумия, и Гермиону это устраивало. Но что самое удивительное, это устраивало и меня. Пусть пока делает всё, что вздумается. Настанет день, и я отомщу Гермионе по полной программе.

* * *

Наступил апрель, и с ним пришли более-менее теплые дни. Солнце иногда выходило из-за облаков, согревая землю. Но в моей жизни снова началась рутина. Не успеешь от неё отдохнуть, как она возвращается. Причем, на этот раз она украшена блондинкой с голубыми глазами, которая продолжает целенаправленно куражиться надо мной. Теперь, когда я узнал причину, почему Лаванда Браун выбрала именно меня, мне стало ещё хуже. Какие же девчонки бывают иногда странными! Раньше она слюнявила меня, теперь пытается разговорить. Неправильно это всё. Вот у нас с Гермионой было всё наоборот: сначала мы дружили, поверяя друг другу свои секреты, а сейчас настало время для нечто большего, что мы будем скрывать ото всех. Настоящая влюбленность – это всегда большая тайна. И хотя я рассказал немного о нас Гарри, я по-прежнему считаю наши отношения – секретом. Его идея провести день с Гермионой в школьном дворе продолжала ждать подходящего случая.

И вот настал мой счастливый случай! Утром шестого апреля меня разбудил яркий свет, падающий на лицо. Я протёр глаза и увидел, что Гарри наслаждается видом из окна. Солнце весело пускало свои лучи в нашу спальню, призывая поскорее выйти на улицу и присоединиться к игре.

– Какая чудесная погода! – воскликнул Симус, вскакивая с кровати.

– Точно! – поддакнул Дин.

– Великолепно! – обрадовался Невилл.

Наконец наступила весна, которая так действует на всех. Пришла пора любви и романтики. Каждый в этой комнате понимает это. Мы с Гарри намеренно медлили с выходом из спальни, и, когда за Невиллом захлопнулась дверь, друг спросил:

– Готов, Рон? – Гарри улыбнулся, видимо, от мысли, что принимает участие в организации моей личной жизни. Все вокруг, кроме, конечно, Лаванды Браун, хотят, чтобы у нас с Гермионой было будущее, а уж как я этого хочу.

– Да, – громко ответил я. Как будто стою перед алтарём и клянусь в вечной любви. Вот только кому? Точно не Лаванде Браун. Может, Гермионе? Возможно. Во всяком случае, мне рано думать о свадьбе. Всему своё время.

Мы спустились в гостиную и обнаружили там Лаванду Браун.

– Опять она, – прошептал я, но Гарри снова бросил меня на произвол судьбы. Он ускорил шаг и уже подходил к толпе, собравшейся у прохода. Осмотрев гостиную в поисках Гермионы, я удостоверился, что её нет, а Лаванда уже приближалась ко мне.

– С добрым утром, Рон, – поздоровалась она. Мне было странно слышать вежливость в её голосе, но я старался не показывать виду.

– Привет, – коротко ответил я. – Ты меня ждешь? – Боже, я научился задавать глупые вопросы. Что дальше?

– Да, пойдем завтракать, – Лаванда протянула руку, но я не взял её. Девушка не стала надувать губки, чем ещё больше меня удивила.

Мы с ней спустились в Большой Зал и приступили к завтраку. Сегодня что-то изменилось в поведении Лаванды, вот только что?

– Рон, я тут подумала, – неуверенно начала Лаванда. – Может, ты согласишься прогуляться со мной по территории, ведь сегодня такая замечательная погода?

Этого я никак не ожидал. Мерлин, что мне делать? Дело принимает опасный оборот, и на этот раз никто не может мне помочь.

– Прости, Лаванда, но меня ждёт гора домашних заданий, поэтому сегодня я целый день буду заниматься.

– Тогда, может, мы вместе их выполним? – Бог мой, откуда Лаванда научилась так ловко искать лазейки в моих отговорках.

– Не знаю, – надо спасать положение. Неизвестно, когда ещё настанет такой погожий денёк, который мне удастся провести с Гермионой. Я осмотрел Большой Зал и увидел её, сидящую рядом с Гарри. Всё для тебя, Гермиона. – Ладно, после завтрака иди в библиотеку и жди меня там. Я принесу нужные книги и пергаменты.

– А почему не в гостиной? – спросила Лаванда.

– Там шумно. Сегодня же выходной.

– Хорошо, я побежала, – она выскочила из-за стола и умчалась прочь. Не веря в своё избавление, я встал и подошёл к Гарри и Гермионе.

– Отличная идея, Гарри, – сказала Гермиона. Видимо, друг взял на себя ответственность в подготовительной фазе. – О, Рон, – Гермиона приподнялась на скамье, завидев меня. – Гарри предложил сделать домашнее задание во дворе, как раньше. Ты согласен?

– Конечно, – ответил я. Не стоит сейчас ей напоминать о установленных ею же правилах.

– Тогда идём, – Гарри поднялся на ноги.

Мы втроем вышли из Большого Зала. Всю дорогу до гостиной я надеялся, что нам не встретится Лаванда Браун, и мои надежды оправдались. Теперь оставалось так же незаметно выйти на улицу. На одно мгновение в моей голове даже зародилась безумная мысль – а не спрятаться ли нам под мантию-невидимку. Но удача в этот солнечный день была на моей стороне. Мы вышли из школы безо всяких проблем и направились к нашему любимому месту во дворе – под высокую березу, раскинувшую свои ветки и уже успевшую целиком покрыться листьями. После того, как мы расположились на земле, я спросил:

– С чего начнём?

Гарри пожал плечами, а я повернулся к Гермионе:

– Тебе решать, Гермиона, – я подарил ей улыбку.

– Тогда вы пока начинайте делать сами, а я закончу перевод рун и присоединюсь к вам.

– Согласен, – я раскрыл первый попавшийся под руку учебник. Это оказался «Расширенный курс зельеварения».

– Твой любимый предмет, Гарри, – сказал я, открывая книгу.

– Да уж.

Мы начали писать о пяти наиболее сложных смесях: сыворотке правды, Оборотном зелье, зелье удачи, яде Коновалова (примечание: яд Коновалова – сильнодействующее составное зелье, поражающее центральную нервную систему, вызывая галлюцинации, после которых наступает смерть) и Амортенции. Когда я дошёл до приворотного зелья, я вспомнил наш первый урок со Слизнортом. Гермиона тогда описывала его действие и не сказала, какой ещё запах она чувствует, вдыхая Амортенцию. Надо будет спросить у неё. Только не сейчас.

Время медленно приближалось к обеду, Гарри закончил писать сочинение по Защите от Темных Искусств и поднялся на ноги.

– Ну что, может, вернёмся на обед, а потом опять выйдем? – спросил Гарри.

– Я не хочу есть, – ответил я.

– Я тоже, – Гермиона убрала с лица волосы и снова склонилась над книгой.

– Ну, как хотите, а я пойду в Большой Зал, – Гарри поднялся на ноги. – Я оставлю? – спросил он, указывая на свои учебники и пергаменты.

– Оставляй, – хором ответили мы с Гермионой.

Друг кивнул в знак благодарности и зашагал к замку. Гарри, что, специально оставил нас с Гермионой наедине друг с другом под березой, которая начала раскачиваться от поднявшегося ветра? Судя по взгляду Гермионы, которым она проводила его, она думает о том же. Настоящее свидание…

Любимая снова склонилась над пергаментом, и её перо заскользило по бумаге. Я смотрел на её волосы и не мог оторвать глаз. Пышные, густые, каштановые, а самое главное непослушные. Моя рука медленно поползла к ним, желая прикоснуться к каждому волосу, гладить их или, наоборот, привести их в беспорядок, пока я буду целовать губы Гермионы… или не только губы. Мерлин, я хочу повалить Гермиону на землю, что прямо здесь заняться любовью.

От мыслей меня отвлекла группа слизеринок во главе с Пэнси Паркинсон. Они шли по дорожке от замка и о чём-то шептались, бросая в нашу сторону издевательские ухмылки. Пусть смеются, мне на них плевать с Гриффиндорской башни. Ничего другого они больше не достойны. И вдруг, когда я понадеялся, что они просто уйдут по своим мелочным делам, Пэнси и остальные остановились и обернулись.

– Странно видеть тебя здесь, Грейнджер, – сказала Паркинсон, смотря на Гермиону. – Ведь ты обещала никогда не разговаривать с Уизли. Или для тебя своё собственное слово – пустой звук. Ах да, ведь ты же грязнокровка.

– Что ты сказала, Паркинсон? – я вскочил на ноги и выхватил палочку. Пергамент с домашней работой упал в траву.

– А ты, Уизли, рискнул оставить Лаванду Браун, чтобы посидеть под деревом с этой уродкой…

– Закрой пасть, тварь! – я сжал палочку в кулаке.

– Браун хотя бы красивая, не понимаю, как ты мог променять её на это чучело.

– Экспеллиармус!!! – выкрикнул я. Заклятие получилось таким сильным, что Паркинсон повалилась на землю и прочертила спиной дорожку. Её подружки тут же кинулись к ней, кроме какой-то толстухи. Она пошла на меня, как тролль, но злость, кипевшая в душе, не позволила отступить. Я взмахнул палочкой, и толстуха рухнула на землю прямо там, где стояла. Я уже опускал палочку вниз, когда услышал грубый голос:

– Чтоб тебя! – неизвестно откуда взявшийся рослый слизеринец кинулся на защиту толстушки. Я уклонился от заклятия и крутанул палочкой, но слизеринец отклонил моё невербальное заклинание Таранталлегра.

– Ты защищаешь эту толстуху? – спросил я, посылая на этот раз невербальную Риктумсемпру.

– А ты грязнокровку! – выкрикнул слизеринец, уклоняясь.

– Заткнись, сволочь! Петрификус Тоталус! – выкрикнул я, и на этот раз заклятие достигло цели.

Слизеринец рухнул на землю, как доска, совсем, как его дорогая жирная слизеринка несколько минут назад.

– Майкл! – раздался крик из толпы слизеринок. – Очнись!

– Он живой, дура! – крикнул я. – Заклятия нужно учить.

Я отвернулся от них, убедившись, что никто больше не представляет опасности, и посмотрел на Гермиону. Та, чью честь я сейчас защищал в дуэли со слизеринцами, сидела на земле, спрятав лицо в ладонях, и тихо всхлипывала. Ох, чёрт, она снова плачет. Я подбежал к Гермионе и опустился рядом с ней на колени. Потом крепко обнял и принялся гладить её спину.

– Не плачь, Гермиона, – шепотом сказал я. – Я больше не могу смотреть на твои слёзы.

– Рон… – произнесла она и попыталась успокоиться. – Ты что наделал? Тебя же исключат.

– Нет, я же совершеннолетний, – ответил я.

– Тогда накажут, – Гермиона подавила рыдание.

– Наплевать. Пусть все знают, что я могу постоять за честь своей дамы.

– Но я не твоя дама, – сказала Гермиона, освобождаясь из моих объятий. – Твоя дама – Лаванда.

– Нет, – сказал я. – Лаванда носит ярлык «девушка Рона Уизли», но сам Рон Уизли считает дамой сердца Гермиону Грейнджер и готов защищать её.

Гермиона отняла ладони от лица и внимательно посмотрела на меня. Да, ты моя дама сердца и только ты.

– Спасибо, – сказала Гермиона, вытирая со щек слёзы.

Я осмотрелся вокруг. Слизеринцев как ветром сдуло. Наверное, пошли ябедничать Снеггу. Странно, но я не чувствую страха оттого, что Снегг сурово накажет меня, когда узнает о том, что здесь произошло.

Мы решили продолжить работу, но никто из нас не мог сосредоточиться. Я через каждые десять-двадцать секунд поднимал глаза на Гермиону и иногда встречался с ней. В её взгляде безошибочно читались благодарность за мой поступок и, конечно, любовь. Я посылал Гермионе улыбку и получал её в ответ. Потом снова ненадолго утыкался в книгу, а затем опять поднимал глаза. Какая уж тут работа.

И вот, когда я в очередной раз посмотрел на Гермиону, я увидел в её глазах страх. Поняв, что могло вызвать такую реакцию, я медленно повернулся и увидел две фигуры, стремительно приближающиеся к нам от школы. Одна черная, как ночь, смотрела вперед полными ненависти глазами, другая жестикулировала руками, пытаясь что-то объяснить первой. Северус Снегг и Минерва МакГонагалл. Грозный вид профессоров ужасал, по нему сразу видно, что они идут не награждать кого-то, а наказывать. Меня, Рона Уизли. За то, что я заступился за девушку, к которой я испытываю не просто дружеские чувства.

– Уизли! – гаркнул Снегг.

– Северус, успокойтесь, он студент моего факультета.

– Но он напал на моих учеников! – продолжал свирепствовать Снегг. – Вставай, когда к тебе обращается учитель, – я поднялся на ноги. – Ты ничего не хочешь мне сказать?

– Северус… – начала МакГонагалл, но Снегг тут же прервал её.

– Минерва, ещё раз повторяю.

– Я слышала вас, – МакГонагалл начала терять терпение. Глядишь, мы станем свидетелями ссоры двух профессоров, и они забудут, зачем сюда пришли.

– Тогда не мешайте мне. Итак, Уизли, что заставило тебя напасть на беззащитных (не забыли)?

– Ничего себе, беззащитные. У них были волшебные палочки.

– Но они их не использовали! – крикнул Снегг.

– Использовали. Особенно этот рослый парень, Майкл МакКонахи – произнесла Гермиона.

– Помолчите, мисс Грейнджер, – не унимался Снегг.

– Вы переходите всякие границы, Северус, – МакГонагалл загородила нас собой от Снегга и посмотрела прямо в его черные глаза. – Сначала вы хотите исключить Уизли из школы, хотя такое решение могу принять только я, а теперь не даете ему и свидетелям происшедшего права объяснить ситуацию. Продолжайте, мисс Грейнджер, – профессор МакГонагалл снова повернулась к нам лицом.

Никогда ещё я не видел такую Минерву МакГонагалл. Сильная, грозная, строгая, но при этом справедливая, понимающая и добрая.

Гермиона открыла рот, но тут мы услышали приближение ещё одного человека. Со стороны поля для квиддича, там, где расположен выход с территории, шёл директор Хогвартса Альбус Дамблдор. Он увидал нас и бодрой походкой направляется сюда. Мерлин, сколько ж энергии в этом человеке! Несмотря на свой преклонный возраст и травмы, полученные им, самой зловещей из которых является его обгоревшая рука, он по-прежнему быстро соображает и принимает верные решения. Вот наше спасение. Дамблдор сейчас во всём разберется, и меня не исключат.

– Добрый день, друзья, – он слегка поклонился в нашу сторону. – Северус, Минерва, что вы здесь делаете?

– Директор, у меня есть достоверные сведения, что примерно двадцать минут назад Уизли напал на троих слизеринцев и причинил им повреждения разной степени тяжести, – доложил Снегг голосом прокурора.

– Это правда? – Дамблдор посмотрел на меня, и я увидел в его глазах огонь. Боже, что сейчас будет?

– Да, профессор Дамблдор, – ответил я, но глаз не опустил. – Эти слизеринцы сами во всём виноваты. Они оскорбили Гермиону в моем присутствии.

– Что это значит? – удивленно спросила МакГонагалл.

– А то, что они обзывали её грязнокровкой, – тут профессор МакГонагалл охнула и прижала ладони ко рту. Самое подлое ругательство волшебного мира куда страшнее всякой ерунды маглов.

Тут я снова посмотрел на Дамблдора и услышал в своей голове голос:

– Я вам помогу, только покажите мне, что здесь произошло.

А потом перед глазами снова возникли картины двадцатиминутной давности. Только сейчас я наблюдал всё со стороны. Дамблдор, по-видимому, тоже владеет легилименцией, о которой нам рассказывал Гарри. Но я не испытывал какой бы то ни было боли, которая возникает, когда кто-то проникает в твои мысли. Я просто смотрел кино вместе с профессором Дамблдором. Всё закончилось так же быстро, как и началось.

– Мистер Уизли не лжёт, Северус. Ваши ученики спровоцировали его на нападение, и я считаю этот факт смягчающим обстоятельством. На его месте так поступил бы каждый, кому дорога честь юной леди, присутствующей здесь. Но за содеянное ему придётся ответить. Я поручаю профессору МакГонагалл назначить наказание. Но не сегодня, – Дамблдор окинул всех нас ещё одной улыбкой и зашагал к школе. – Северус, прошу вас, пройдемте со мной, – Дамблдор остановился около Снегга. Тот смерил меня высокомерным взглядом и пошёл за директором. – Я вас не узнаю. Как будто вы ни разу не любили…

– Вы знаете, что это неправда, директор, – процедил Снегг.

Интересно, а кого и когда любил Северус Снегг? В моей голове появился образ женщины, напоминающей Пэнси Паркинсон. Впрочем, это тайна, покрытая мраком, которая умрет вместе со Снеггом.

– Мистер Уизли, извольте явиться в мой кабинет завтра в семь часов вечера, – сказала МакГонагалл.

– Да, профессор, – ответил я. – И спасибо.

– Не меня благодарите, а судьбу. Вам повезло, что нас заметил профессор Дамблдор. Иначе последствия могли быть хуже, – она развернулась и зашагала обратно к замку.

Я посмотрел на Гермиону и улыбнулся. Теперь ты знаешь, что я на всё пойду ради тебя. Гермиона ответила на мою улыбку, но её глаза по-прежнему блестели от слёз. Я снова уселся рядом с ней и взял за руку.

– Ещё раз спасибо, Рон, – сказала Гермиона.

– Не за что, – ответил я.

Я вернулся к домашнему заданию по трансфигурации.

– Гермиона, – начал я, но она прервала меня:

– Рон, не поможешь? Ветер перелистывает страницы, а я, как назло, забыла палочку в спальне, поэтому…

– Я всё понял, – я бросил свою писанину и стал держать учебник Гермионы.

Да, ветер действительно поднялся сильный. Может быть, нам лучше уйти? Нет, в замке сейчас все обсуждают новость, которую слизеринцы поспешили разнести.

– Гермиона, – ещё раз позвал я, но, видимо, слишком тихо. Шелест листьев заглушил мой голос. – Гермиона, –я позвал громче. Гермиона посмотрела на меня. – Я хочу тебе сказать кое-что важное.

– Снова будешь извиняться? – спросила Гермиона.

– Нет, я не жалею о своем поступке, – ответил я, бросая учебник на землю. Тот моментально закрылся, и ветер резко стих. Затишье перед бурей – пронеслось в голове, но я отогнал посторонние мысли прочь.

– Я хочу тебе сказать, – я взял её руки в свои и сжал их. Непонятно как мне это поможет, но ничего другого я придумать не могу. – После всего, что мы с тобой пережили, я должен сказать тебе, что…

Тут мне на нос сверху упала холодная капля. Я чихнул и поднял глаза к небу. Листья березы по-прежнему были над нами, вот только с них начала капать вода.

– Рон, дождь! – услышал я крик Гермионы. – Собирай скорее книги.

Я как будто очнулся. На самом деле, дождь. Капли хлестали по берёзе, которая вот-вот сдастся и позволит залить нас водой. Я кинулся помогать Гермионе, не разбирая, какие книжки куда нужно кидать. Часть своих я запихнул в сумку Гарри, а его – в мою. Ладно, в гостиной разберемся. В голове по-прежнему не укладывались две вещи. Первая: я так и не сказал Гермионе, что люблю её. Вторая: откуда посреди ясного солнечного весеннего дня взялся дождь, да ещё такой сильный. Он моментально превратил дорожку к замку в полигон луж. Если мы останемся ждать окончания дождя, то мы можем провести под деревом не один час и замерзнуть. Если мы побежим в замок, то промокнем до нитки и можем заболеть.

– Что будем делать, Гермиона? – спросил я, пытаясь перекричать шум дождя.

– Не знаю, – ответила она и замолчала, но через несколько секунд добавила: – Бежим в замок, там хотя бы есть камины. И ещё, скоро дорожка к замку размокнет, и по ней невозможно будет пройти.

– Верно, – согласился я. – Тогда держи сумки, – я отдал Гермионе свою и сумку Гарри.

– Спасибо, – саркастически произнесла Гермиона.

Ты меня не поняла. Я подошёл к ней вплотную, наклонился, подхватил её ноги – и вот Гермиона уже у меня на руках. Я получил игривую улыбку от Гермионы и выбежал вместе с ней из-под березы. Тут же одежда промокла насквозь, но я продолжал бежать к замку.

– Зачем ты это сделал? – спросила Гермиона.

– Надо, – если честно, я сам не знаю, зачем, просто захотелось.

Я опустил ненадолго взгляд на Гермиону. Её одежда так же, как и моя, была мокрая насквозь, и от этого Гермиона была ещё прекрасней. Её длинные каштановые волосы сейчас липли к лицу, но она не убирала их. Вода текла по её щекам и подбородку, стекая вниз и теряясь в вырезе блузки. Я не мог представить себе, какой великолепной будет Гермиона в мокрой одежде. Я уж молчу о том, какой Гермиона будет без неё. С ума можно сойти. Это всё, что я могу сказать.

Я забежал на крыльцо и остановился перед закрытыми дверями. Мерлин, я не хочу опускать Гермиону на пол. От неё веет теплом не хуже, чем от камина в Общей гостиной. Надо изловчиться и открыть дверь несколькими пальцами. Я подошёл вплотную к двери, наклонился и взял ручку средним и безымянным пальцем левой руки.

– Рон, может, опустишь меня на пол? – спросила Гермиона и попыталась скрыть свою улыбку. Её неудачная попытка сделать это лишь подняла моё настроение и ещё сильнее раззадорила меня. Мерлин, ей понравилось! Я готов носить тебя на руках, Гермиона, всю свою жизнь, лишь бы ты как можно чаще улыбалась.

– Нет, – коротко ответил я и распахнул дверь.

Как только я переступил порог школы, мы услышали громкий возглас, доносившийся с мраморной лестницы:

– РОНАЛЬД УИЗЛИ!!!

По ступеням к нам сбегала Лаванда Браун. Гермиона легонько постучала пальцами по моей спине, и я поставил её на ноги.

– Не уходи, – шепотом попросил я Гермиону.

Лаванда подскочила ко мне, схватила мою руку и потащила в сторону. Я обернулся к Гермионе и посмотрел на неё умоляющим взглядом. Гермиона недоуменно смотрела на то, как Лаванда утаскивает меня в темный угол замка подальше от посторонних. Неужели Лаванда видела всё, что происходило во дворе?

Лаванда отыскала пустой класс около учительской. Втолкнув меня внутрь, она зашла сама и закрыла дверь. Я оказался в запертом положении.

– Ты мне ничего не хочешь объяснить? – гневно спросила Лаванда.

– Что, например?

– Например, почему ты говоришь мне идти в библиотеку и ждать тебя там, а сам при этом вместе с этой Грейнджер идешь на улицу? Почему до меня доходят слухи, что ты подрался со слизеринцами, когда те якобы оскорбили всё ту же Грейнджер? Наконец, что она делает у тебя на руках, когда с вас обоих течёт вода от начавшегося дождя?

– Послушай, Лаванда. Когда ты ушла в библиотеку, ко мне подошёл Гарри и предложил сделать домашнее задание на улице. У меня вылетело из головы, что я должен идти к тебе. Что касается драки, то это правда. Слизеринцы обзывали Гермиону, а я за неё заступился. Поверь мне, если бы они задели тебя, то я поступил бы точно так же.

Насчёт этого, конечно, надо подумать, вот только думать мне некогда. Мои объяснения и так теряют всякую осмысленность, но Лаванда продолжает слушать мой бред.

– А почему ты носишь Грейнджер на руках? Она, что, ходить не умеет?

– Просто мы не знали, что начнется дождь, и на Гермионе были летние туфли…

Мерлин, даже самому смешно от глупости этой отговорки. Ну, почему я не могу сказать: «Я хочу всегда носить Гермиону на руках»?

– А меня ты никогда не носил на руках, – обиженно произнесла Лаванда, приближаясь ко мне.

А ты этого заслуживаешь?

– Просто мы с тобой не попадали под дождь, – ответил я, пытаясь отодвинуться.

– То есть ты пронёс её на руках только потому, что начался дождь? – спросила Лаванда, и её лицо искривила усмешка.

– Да. А теперь пропусти, мне нужно переодеться в сухое. Ты ведь не хочешь, чтобы я заболел? – сказал я, взяв ручку двери.

– Нет, – ответила она шепотом, и я вышел из кабинета.

* * *

Следующий день у меня начался в подавленном состоянии – ведь сегодня я должен отработать наказание. Новость, что я подрался со слизеринцами, вызвала неоднозначную реакцию. Гриффиндорцы были в полном восторге, даже хотели устроить сегодня вечеринку, но я сказал, что за этот подвиг получил наказание и вечером буду его отрабатывать. Пуффендуйцы тоже были счастливы, несколько человек подошли ко мне, чтобы просто похлопать по спине, хотя раньше со мной даже не здоровались. Контевранцы, для которых правила являются высшим законом, отнеслись двояко. Некоторые, конечно, были восхищены моим поступком, другие осудили за то, что я не нашёл иного способа. Ну, а слизеринцы от мала до велика меня просто возненавидели. Я даже не знал, что среди них могут быть намного хуже Малфоя. Он с его издевательской ухмылкой – настоящий ангел по сравнению с некоторыми. Они пытались высмеять меня на каждом шагу, придумывая дурацкие прозвища, типа «Слуга грязнокровки» и прочее. Поскольку такой случай не мог остаться в стороне от профессоров, они тоже узнали о произошедшем. Вот только они единодушно выражали восхищение. Кроме Снегга, разумеется. На Защите от Тёмных Искусств он свирепствовал больше обычного, но мне на него наплевать так же, как и на его учеников.

День за всем этим пролетел быстро. Когда на часах было без пятнадцати семь, я вышел из гостиной, провожаемый грустным взглядом Гермионы. Она хотела пойти вместе со мной, но я не позволил. Я шел по шумным коридорам к кабинету МакГонагалл. Подойдя к двери, я несколько раз постучал.

– Войдите, – произнес голос за дверью.

Я вошёл в кабинет и закрыл за собой дверь.

– А, это вы, мистер Уизли, – произнесла МакГонагалл, но я смотрел не на неё, а на Снегга, который стоял у окна и взирал на меня с лютой ненавистью.

– Пришли получать заслуженное наказание, – прошипел Снегг.

– Северус, – сказала МакГонагалл и встала из-за стола, – если я узнаю, что Уизли будут мешать, то наказание понесут ваши ученики.

– Не беспокойтесь, – ответил Снегг и подошёл ко мне. – Следуйте за мной, Уизли, – он распахнул дверь и вышел из кабинета.

Я отправился за ним, по-прежнему не понимая, в чем состоит моё наказание.

– Какими бы благими не были ваши намерения, вы устроили дуэль с учениками, хотя знали, что поединки на территории и в самом замке запрещены.

– Сэр, а как бы вы поступили на моем месте? – не знаю, откуда во мне взялась такая наглость, но сказанного не вернёшь.

– Вас это не должно волновать, Уизли, – процедил Снегг. – Я понимаю ваши чувства к мисс Грейнджер, – тут он осекся, – но они не оправдывают вас. Итак, наказание. Сегодня до десяти часов вечера вы будете мыть подземелья вместе с мистером Филчем. Магию использовать запрещается, поэтому отдайте мне вашу палочку, – Снегг остановился и протянул руку. Поскольку он владеет легилименцией, то спорить с ним бесполезно. Я достал палочку и отдал её профессору. – Я вернусь за вами ровно в десять и отдам волшебную палочку.

– Ясно. А что там говорила профессор МакГонагалл про то, что мне будут мешать?

– Не будут. Я вам обещаю. А вот и мистер Филч, – он указал на смотрителя, стоящего у входа в подземелье.

– Нарушитель, – прохрипел Филч.

– Забирайте, мистер Филч, – произнес Снегг и быстрым шагом направился в свои подземелья.

– Иди за мной, Уизли, – Филч махнул рукой и развернулся.

Я поплелся за ним.

– Это правда, что ты защищал Грейнджер в дуэли? – спросил Филч, стуча шваброй по полу.

– Да, – коротко ответил я. Аргус Филч – последний человек, с кем я хочу говорить о моих чувствах к Гермионе.

– Ха! – воскликнул завхоз.

Я поднял глаза к потолку. Боже, три часа работы с человеком, который любит только себя и свою кошку. Хорошее наказание придумал Снегг.

– Вот что скажу тебе, Уизли. Ты поступил благородно, но глупо. Вспышками ярости любовь не завоюешь. Нужно медленно добиваться её, а не влезать в драки…

Лекция этого профессора взаимоотношений была скучнее, чем у Биннса, поэтому я не особо прислушивался к нему. Мне просто хочется побыстрее отработать наказание и уйти отсюда.

Филч вручил мне швабру, по-прежнему что-то бормоча. Мерлин, какая же у него скучная работа. Может быть, поэтому он кидается на учеников, как соплохвост. Каждый день убирать замок без магии – это кошмар. Так что эти три часа стали самыми мучительными в моей жизни. В десять пришёл Снегг и молча отдал мою палочку. Я попрощался с ним и с Филчем и кинулся в гриффиндорскую гостиную. Со лба текли ручьи пота, спина тоже была вся сырая, поэтому нужно срочно принять ванну.

В гостиной я не обнаружил никого, кто был мне нужен. Видимо, Гарри и Гермиона уже ушли спать. Не было в комнате и Лаванды. Обрадовавшись от этого факта, я влетел в спальню. Кровать Гарри была задернута пологом, и я решил не беспокоить друга. Взяв из чемодана всё необходимое, я спустился опять в гостиную. Преодолев барьер дружеских похлопываний, я направился в ванную старост.

* * *

Я знал, что мой поступок забудут нескоро, но я не мог предположить, что кто-то напишет моим родителям об этом. На следующее утро во время завтрака в Большой Зал вместе с другими почтовыми совами влетел Сычик. Он нес небольшой конверт. Приземлившись около моей тарелки, он протянул лапу, и я развязал ленту, которой письмо было привязано. После этого Сычик взлетел в воздух, а я прочитал на конверте:

Мистеру Рональду Уизли

Большой Зал

Школа “Хогвартс”

– Разверни его, – Лаванда внимательно посмотрела на конверт, как будто пыталась прочитать письмо сквозь него.

– Потом, – ответил я. – У меня сейчас будет свободный час.

Я вернулся к завтраку. Лаванда продолжала рассматривать письмо до тех пор, пока я не убрал его в карман. Ученики медленно стали расходиться по своим делам, но я ждал, когда уйдёт Лаванда. Сейчас у неё прорицания, но она, сгорая от любопытства, продолжала ныть, чтобы я открыл конверт.

– Послушай, Лаванда, на конверте сказано: «Рональду Уизли». Это значит, что читать письмо могу только я.

Я встал из-за стола и направился в Общую гостиную, не оборачиваясь. Назвав пароль, я прошёл в спальню, лёг на кровать и достал письмо. Почерк принадлежит моему отцу. Но что могло заставить его написать мне письмо. Раньше он никогда этого не делал.

Я развернул конверт, достал лист пергамента и стал читать:

Дорогой Рон!

Мы получили от Минервы МакГонагалл сообщение, что ты устроил дуэль со слизеринцами в школьном дворе. Сначала мы хотели тебя наказать за такой проступок, но, когда узнали причину твоих действий, тут же передумали. Рон, знай, что мы, я и твоя мама, гордимся тобой за то, что ты не дал в обиду Гермиону. Это поступок настоящего мужчины, молодец! Я понимаю чувства, которые ты испытал в тот момент, ведь я сам тоже однажды заступался за твою маму. Конечно, учителя проявили ко мне снисхождение, и я отделался только написанием строчек... Впрочем, это не имеет отношения к делу.

Далее почерк изменился. Видимо, мама отобрала перо и решила тоже написать несколько слов.

Ещё как имеет! Тогда мы с твоим отцом уже встречались, и мне было очень приятно, что он не позволил смеяться над нашими чувствами. Думаю, Гермиона испытывает то же самое. Редкий молодой человек готов драться за девушку, и мы рады, что ты у нас вырос галантным рыцарем. Только не вздумай стесняться себя! Ты поступил правильно. Единственное, что мы хотим узнать, когда ты признаешься Гермионе в любви? Она очень хорошая девушка, и мы надеемся, что у вас всё получится. За любовь нужно бороться, что ты и сделал. Поверь мне, теперь Гермиона ждёт, когда ты скажешь ей три самых главных слова в жизни каждого человека. Не упускай свой шанс и будь счастлив!

Снова смена почерка.

Да, Рон, будь счастлив. Гермиона любит тебя. Нельзя скрывать свои чувства тем более от любимого человека. Из вас получится красивая пара. На этом позволь закончить и пожелать тебе удачи.

Твои мама и папа.

Я прочитал письмо и улыбнулся. Мерлин, настала очередь родителей говорить со мной о Гермионе. Странно, но я не чувствую какого-то давления с их стороны, они не приказывают мне признаться ей в любви, они просто спросили, когда я это сделаю. Если бы они знали, какая преграда стоит на моем пути, то, может быть, посоветовали бы, как от неё избавиться. Ведь Гермиона не будет рада, если я буду метаться между двумя огнями, да и я этого не хочу. Нет, если всё не прекратить в ближайшее время, то я запутаюсь окончательно. Пора расставить все точки над i.

* * *

Прошло три дня после моего подвига. Это был обычный, ничем не примечательный день. Поужинав, мы с Гарри и Гермионой поднялись в гостиную и увидели, что около доски объявлений собрался народ. Протиснувшись к ней, мы стали читать новое сообщение, наклеенное поверх остальных:

Испытание по трансгрессии.

Если вам уже исполнилось семнадцать лет или исполниться до двадцать первого апреля, вы вправе пройти дополнительный курс подготовки к испытаниям. Занятия будут проходить в Хогсмиде под усиленной охраной мракоборцев. А двадцать первого числа сего года в деревне Хогсмид на Главной улице в десять часов утра начнутся испытания.

Желающие пройти дополнительный курс и испытания должны расписаться ниже.

– Боже мой, испытания по трансгрессии, – ужаснулся я, ставя свою подпись. Как никак я обязан был пойти на них.

– Не бойся, тебе помогут дополнительные уроки, – сказала Гермиона, расписываясь под моим именем.

– Да, не переживай, Рон, – произнес Гарри. Тебе легко говорить, ты родился тридцать первого июля, до твоих испытаний палкой не добросишь.

– Но я так и не научился трансгрессировать и вряд ли научусь до испытаний.

– Успокойся, Рон, – Гарри в последнее время стал очень дерганным. Видимо, это связано с неудачами в извлечении воспоминаний из Слизнорта или в попытке выяснить, куда исчезает Малфой.

– Ты-то хоть трансгрессировать умеешь! Да и вообще тебе до июля беспокоиться не о чем, – сказал я, садясь в свое кресло у камина.

– Я всего лишь раз это и проделал, – ответил Гарри, который явно не хочет говорить об этом. Да, конечно, кого интересуют мелкие проблемы Рона Уизли?

– Они не могли подождать? – спросил я после минутного молчания.

– Не волнуйся, Рон, у тебя всё получится, – подбодрила Гермиона, садясь рядом со мной.

Я немного повеселел, но когда вспомнил, что должен дописать работу о дементорах для Снегга, мое настроение опять испортилось. Гарри с Гермионой сделали её ещё в понедельник, когда я отбывал наказание, а я только начал. Отвлекшись на другую проблему, я не заметил, как разговор перешёл в другое русло.

– Да говорю же тебе, Гарри, на этот раз Принц ничем тебе не поможет, – Гермиона почти кричала. Опять Гарри начал говорить про обходные пути в добыче воспоминаний Слизнорта. – Заставить человека сделать, что тебе хочется, можно только одним способом – наложив на него заклятие Империус, а это незаконно…

– А то я не знаю, большое спасибо, – Гарри листал свой ненаглядный «Расширенный курс зельеварения». – Я потому и ищу что-нибудь ещё. Дамблдор говорит, что сыворотка правды тут не годится, но ведь может же быть что-то другое, заклинание или зелье…

– Ты берешься за дело не с того конца, – продолжала доказывать Гарри очевидные факты Гермиона. – Дамблдор уверен, что подобраться к его памяти способен только ты, а это значит, что ты можешь уломать Слизнорта, как не может никто другой. Выходит, речь не о том, чтобы подсунуть ему какое-то зелье, с этим любой справится…

Тут я отвлекся от их разговора и посмотрел на последнее написанное мною слово. Вместо слова «агрессивный» у меня было выведено: «угрозивной». Боже, неужели сломалось перо со встроенной проверкой орфографии?

– Как правильно пишется «агрессивный»? – я начал трясти перо, не отрывая взгляда от пергамента. Мерлинова борода, что происходит? – Не может же оно начинаться с У-Г-Р.

– Нет, не может, – Гермиона пододвинула к себе мою домашнюю работу. – И «яростный» тоже не с Ю-Р-И начинается. Ты каким пером всё это накалякал?

– Со встроенной проверкой орфографии, – честно ответил я, – я его от Фреда и Джорджа получил… Только, похоже, чары в нем уже выдохлись…

– Да уж, – сказала Гермиона, указав на заголовок. Там было написано: «Методы борьбы с дурындами. Рундил Уозлик». – Во-первых, нас просили рассказать, как бороться с дементорами, а не с дурындами, во-вторых, я что-то не помню, чтобы ты сменил имя на Рундил Уозлик.

– Не может быть! – я схватился за голову, продолжая смотреть в пергамент и находить там исковерканные слова. – Только не говори, что мне придётся всё переписывать заново!

– Ладно, это мы поправим, – произнесла Гермиона, окончательно придвигая к себе мою работу и вытаскивая волшебную палочку.

– Я люблю тебя, Гермиона, – сказал я, откидываясь в кресле и потирая глаза.

Секунда звенящей тишины. За это время щеки Гермионы успели покраснеть, а я успел понять, что я сказал слова, которых Гермиона ждёт уже очень давно.

– Смотри, чтобы тебя Лаванда не услышала… – сказала Гермиона, но румянец со щек не желал сходить.

– Да уж постараюсь, – я зажал ладонью рот. – Хотя, может, и не стоит… может, она меня тогда бросит…

– Если ты хочешь с этим покончить, почему сам её не бросишь? – спросил Гарри.

– Тебе-то кого-нибудь бросать приходилось, а? – ответил я вопросом на вопрос. На самом деле, сидишь тут такой, эксперт по бросанию девушек. – Вы с Чжоу просто-напросто…

– Просто расстались, ты прав, – произнес Гарри.

– Хорошо бы и у нас с Лавандой так же получилось, – мечтательно сказал я. – Но только чем чаще я намекаю, что хочу покончить со всем, тем крепче она в меня вцепляется. Всё равно что с гигантским кальмаром дело иметь.

– Ну вот, – сказала Гермиона, возвращая мне пергамент.

– Миллион благодарностей! – воскликнул я. Действительно, если б не ты, Гермиона, я бы получил не день отработок, а как минимум месяц. Да что я говорю? Я бы давно уже умер. – Можно, я заключение твоим пером напишу?

Гермиона протянула мне перо, а я изловчился и дотронулся до её руки. Теплая и нежная ладонь согревает и успокаивает мою душу. Наши взгляды встретились, и снова я услышал, как мое сердце заговорило с сердцем Гермионы.

– Знай, Гермиона, что я сказал это абсолютно искренне.

– То есть ты это сказал не потому что…

– Нет, меня всего просто распирает от любви к тебе, я больше не мог ждать, когда же я наконец решусь на этот шаг.

– Я тоже тебя люблю, Рон.

– Надо же как просто. А я так долго не мог собраться с силами.

– Но собрался.

– Ради тебя. Теперь, если хочешь, я буду говорить наши заветные слова каждый день, час, да хоть каждую минуту…

– Но, Рон…

– Что «но»? Забудь про это «но».

– Ты прав. Я забуду всё, кроме тебя.

– Моя жизнь без тебя – пустое место. Она не нужна даже мне. Ты – всё в моей жизни.

– Я – твоя.

– А я – твой.

Вот так бы сидеть здесь вечно. Весь мир вокруг сжался до размеров крошечной точки, я вижу лишь лицо Гермионы, которое озарилось улыбкой, той особенной, что Гермиона дарит только мне и больше никому. Но, к несчастью, внешний мир даёт иногда о себе знать. Я услышал громкое ругательство, доносившееся откуда-то. Мы с Гермионой очнулись после нашей мечты, и она одернула руку. Я захотел прибить того, кто посмел нас отвлечь. Обернувшись, я увидел, что Симус поднимается в спальню, честя Снегга. Глупый идиот!

Я принялся писать заключение, чувствуя на себе взгляд Гермионы. Но не успел я дойти до конца, как раздался громкий хлопок. Я вскрикнул и опрокинул чернильницу на пергамент. Не дав мне опомниться, раздался второй хлопок. Это появились Кикимер и Добби, которым Гарри поручил шпионить за Драко Малфоем. Они стали наперебой рассказывать о том, что Малфой не был замечен в необычных местах. Только он часто появляется на восьмом этаже в обществе множества иных учеников. Он проникает в Выручай-комнату, догадался Гарри. Домовики исчезли, а мы стали обсуждать, что может делать Малфой в Выручай-комнате. Если честно, я участвую в этих разговорах только потому, что я друг Гарри. Будь моя воля, я бы давно пошёл гулять с Гермионой, наплевав на Малфоя, и на то, чем он занимается в Комнате Так-И-Сяк. Когда друг поймёт, что мы теперь хотим проводить как можно больше времени наедине друг с другом, а не обсуждать, какой Драко Малфой – плохой мальчик? Но нет, приходиться выслушать догадки Гарри и предлагать свои. Сложно любить кого-то, когда вокруг война.

* * *

Дополнительные курсы по трансгрессии были назначены на эти выходные. В воскресенье утром после завтрака мы выстроились в вестибюле, чтобы нас, как обычно, осмотрел своим Детектором лжи завхоз Филч. Гарри пожелал нам удачи и поплелся наверх, на восьмой этаж, чтобы попытаться проникнуть в Выручай-комнату. Я согласен с Гермионой, что это пустая трата времени. Но Гарри был неумолим. Бог с ним, мне нужно думать о трансгрессии. За территорией нас ждал отряд мракоборцев, состоящий из шести человек.

На Главной улице нас уже ждал Уилки Двукрест. Он разговаривал с каким-то волшебником в черной мантии, который держал в руках свиток пергамента.

– Здравствуйте, – поздоровался Двукрест, увидев нас, а его собеседник пошёл в сторону «Трёх метел». – Сегодня мы продолжим практиковаться в этом нелегком деле – трансгрессии. Многие из вас уже научились попадать в центр обруча, но я хочу сказать вам следующее: трансгрессия на пять футов – пустяк по сравнению с настоящим, длительным перемещением, ну хотя бы, миль на двадцать. Не бойтесь, – добавил он, увидев испуг на лицах нескольких студентов, – даже на экзамене вы будете трансгрессировать только в пределах деревни Хогсмид. Итак, на этом занятии я буду проверять каждого по отдельности, но сначала скажу несколько слов. Во-первых, никогда не забывайте о трех «Н», – он поднял вверх указательный палец, и Эрни Макмиллан и другие пуффендуйцы прыснули. – Во-вторых, всегда чётко представляйте место, куда хотите попасть. Был у меня случай, когда мой товарищ приземлился прямо на голову одному волшебнику, – Двукрест засмеялся, но немногие последовали его примеру. Видимо, представили себя в такой же ситуации, вот только в какой роли? Когда смех стих, инструктор продолжил: – В-третьих, хочу пожелать вам всем удачи. Трансгрессия – тонкое дело, и без удачи здесь не обойтись. Сейчас я буду вызывать вас по одному, вы подойдете ко мне, я назначу вам место – и вперед! Сьюзен Боунс! – Двукрест достал из кармана пергамент, на котором, видимо, были написаны имена присутствующих.

Сьюзен вздрогнула и подошла.

– Магазин «Зонко», – сказал Двукрест и указал рукой направление. – Помните о трех «Н».

Сьюзен с громким хлопком исчезла.

– Пока мы ждём мисс Боунс с принимающим, я вызову следующих, – он заглянул в пергамент. – Гермиона Грейнджер! – громко объявил он и заулыбался. Гермиона вышла вперёд и уверенным шагом приблизилась к инструктору. – Мисс Грейнджер, вам нужно трансгрессировать в «Три метлы». Прошу. Удачи! – улыбка не хотела сходить с его губ. – Помните…

Но Гермиона его не дослушала, а исчезла с таким же громким хлопком.

– Вот, берите все пример с мисс Грейнджер. Абсолютная готовность! А вот и мисс Боунс, – он указал на двух вышедших из-за угла человек: Сьюзен и того, кто ждал её в «Зонко». – Как успехи?

– Неплохо, но она приземлилась прямо на прилавок, – ответил принимающий.

– Ну, что ж, мисс Боунс… вам нужно ещё тренироваться.

Сьюзен вернулась к пуффендуйцам, опустив голову. Я посмотрел в сторону главной дороги. По ней уже шла Гермиона со своим принимающим. На этот раз волшебник не стал подходить к Двукресту, а просто поднял вверх правую руку. Судя по тому, что Двукрест принялся аплодировать, это означает, что Гермиона справилась с трансгрессией.

– Браво, мисс Грейнджер! – восклицал инструктор, пока Гермиона подходила ко мне.

– Поздравляю! – воскликнул я, улыбнулся и получил улыбку в ответ.

– Спасибо, – произнесла Гермиона.

Занятие продолжалось. По очереди студенты подходили к Двукресту, он назначал места, продолжая напоминать про свои энки. Да, Хогсмид – идеальное место для испытаний. Здесь столько мест, куда можно трансгрессировать! Я очень хочу, чтобы Двукрест назначил мне «Три метлы», как Гермионе. Не знаю почему, просто хочу.

– Рональд Уизли! – прозвучало моё имя, и я вышел из толпы. – Кафе мадам Паддифут, – произнес инструктор.

Ага, там, в центре, есть свободное пространство. Туда-то я и трансгрессирую. Пока Двукрест говорил мне про нацеленность и прочее, я представлял место, где был один раз и то мельком. У стены высокая стойка, за ней рослый мужчина, покупатели рассматривают новые перья… стоп, какие перья? Не успел я сообразить, какие перья, как всё тело сдавило, как будто меня сжали лианы, пытаясь задушить. В мозгу возникла крошечная черная точка, куда я должен попасть. Но я не пролезу… Темнота… Тошнота… Тяжесть… Вот как надо описывать трансгрессию. Я распахнул глаза, которые закрылись перед тем, как… я трансгрессировал. Ура, получилось!

– Ещё один, – услышал я голос за спиной. – Только что появился какой-то студент, за ним другой. Уилки, что, напутал что-то?

Я развернулся и увидел рослого мужчину за прилавком, на котором красовалось большое перо, покрытое золотом и россыпью драгоценных камней. Черт, где я?

– Иди, что стоишь? – сказал мужчина, пересчитывая монеты. – Вроде нерасщепленный, поздравляю.

Я, не поблагодарив, выскочил из помещения. Оглянулся и посмотрел на витрину. «Великолепные перья от господина Писсаро». Вот так номер! Я вместо кафе попал в магазин Писсаро. Что делать? Я поплелся по дороге, не смотря по сторонам. Через несколько минут я вышел на Главную улицу и столкнулся с полным волшебником в красной мантии.

– Что такое? – крикнул Двукрест. – Мистер Уизли, почему вы один?

– Я попал к Писсаро, – ответил я и увидел, как несколько слизеринцев рассмеялись.

– Тихо, – Двукрест повернулся к смеющимся. – У вас ещё хуже получалось, – слизеринцы тут же заткнулись и зло посмотрели на инструктора. – Ну, что ж… расщепа не случилось?

– Нет, – ответил я.

– Хорошо, вернитесь на место.

Я подошёл к Гермионе, стараясь не смотреть на слизеринцев.

– Не расстраивайся, Рон, – произнесла Гермиона, беря мою руку.

– Да я и не расстраиваюсь, – сказал я, смотря на наши переплетённые пальцы и снова чувствуя тепло. – Хотя бы с места сдвинулся.

Занятие подходило к концу.

– Что ж, вы показали неплохой результат. Расщепов практически не было, это радует, некоторым, конечно, не мешает ещё потренироваться, для этого мы собёремся двадцатого апреля, за день до экзамена. Занятие окончено, до свидания!

Двукрест развернулся и направился по Главной улице.

– Куда пойдем? – спросил я.

– Не знаю, – ответила Гермиона, оборачиваясь в сторону замка.

– Только не в школу… – взмолился я и через секунду добавил: – О, давай в «Три метлы», там тепло и можно выпить сливочного пива.

– Ладно, – ответила Гермиона, и мы направились вслед за Двукрестом. Оказалось, что он тоже пошёл в паб, и мы догнали его у двери.

– Поздравляю, мисс Грейнджер, – сказал Двукрест, улыбаясь. – У вас лучший результат.

– Спасибо, – ответила Гермиона и тоже улыбнулась.

– Можно мы войдем? – спросил я из-за спины Гермионы.

Двукрест распахнул дверь и пропустил нас. Надеюсь, он не сядет с нами за один столик. Только я об этом подумал, как услышал громкий голос:

– Иди сюда, Уилки!

– Иду, Чарли, – отозвался Двукрест и направился к стойке.

– Пошли, сядем, – сказал я.

Отыскав свободный столик вдалеке от стойки, я подозвал официанта и заказал два сливочных пива. В пабе было жарко, поэтому мы с Гермионой сняли ветровки, оставшись в рубашках. Официант принес две стеклянные кружки и поставил их на стол.

– Поздравляю, Гермиона, – сказал я, поднимая кружку и салютуя Гермионе.

– Спасибо, Рон, – ответила она, повторив мои движения.

– Гермиона, а ты не можешь меня научить трансгрессировать? – спросил я и сам почувствовал, как по-детски наивно прозвучал вопрос.

– Ты умеешь, просто тебе досталось место, где ты никогда не бывал, – ответила Гермиона, положив руку на стол.

Мой взгляд тут же приковался к ней. Гермиона ждёт, что я положу руку сверху. Не успел я принять решение, как увидел приближение Уилки Двукреста и его напарника, который держал в руках пергамент, когда мы подходили к Главной улице.

– Вот, Чарли, это она, – Двукрест указал на Гермиону, сидящую к нему спиной, и я увидел, как начали краснеть её щеки. – Познакомься.

Они подошли к нам, и Чарли протянул руку Гермионе.

– Чарли Грош, – представился он, пожимая Гермионе руку. – Для вас, мисс Грейнджер, просто Чарли.

Я почувствовал, как сердце в груди подпрыгнуло, а в висках застучала кровь. Как просто Чарли?! Он же ей в отцы годится! Подавившись сливочным пивом, я продолжал слушать этого Чарли и пытался откашляться.

– Уилки рассказал мне о вас. Говорит, что давно не припомнит таких достижений.

– Да, Чарли, потрясающие достижения! Только я успел дать задание, как мисс Грейнджер уже выходила из этого паба. Мерлинова борода, побольше бы таких учеников. Всё с первого раза поняла и сделала. Я прям в растерянности, хоть сейчас выдавай разрешение.

– А это идея, – поддержал Двукреста Грош. – Мисс Грейнджер, хотите, я сейчас трансгрессирую в Министерство и вернусь с вашими правами?

Гермиона рассмеялась, но сказала:

– Спасибо, не надо, я должна пройти испытание.

– Вот видишь, Чарли. Ко всему прочему, ещё и честная…

– Я другого не ожидал. Браво, мисс Грейнджер, – Грош ещё раз пожал Гермионе руку. Двукрест принялся икать за его спиной. Мерлин, да они пьяны. Надо уводить отсюда Гермиону. Ох, чёрт, к нам идёт мадам Розмерта. Нельзя, чтобы она увидела меня в таком состоянии. Осушив кружку одним глотком, я спросил, обращаясь к Гермионе:

– А я рассказывал анекдот о целителе?

– Нет, – ответил мне Двукрест и сел на соседний стул. – Расскажите, мистер Уизли.

– Приходит к целителю пожилая колдунья. Он спрашивает: «Что у вас болит?», она отвечает: «Всё, доктор». Целитель почесал в затылке и сказал: «Вам поможет одно средство. Я сейчас». Уходит, а затем приносит Мимбулус мимблетонию. «Вот, надавите на неё и вам сразу полегчает». Старуха надавила на ветку, и из всех щелей вылетел Смердящий сок. Целителя моментально облило с ног до головы, а колдунья, покатываясь от смеха, говорит: «Вы правы, доктор. Полегчало».

Двукрест с приятелем громко заржали, а Гермиона и остановившаяся рядом мадам Розмерта даже не улыбнулись. Им не понравилось. Вот чёрт…

Гермиона расплатилась с хозяйкой паба, и мы, накинув ветровки, вышли на улицу, оставив инструктора и его друга одних.

– Гермиона, почему мадам Розмерта не смеялась? – спросил я, когда мы шли мимо домов.

– Ты сам подумай, – ответила Гермиона.

– Плохая шутка была, да?

Гермиона промолчала. Неужели общение с Лавандой отразилось даже на моем чувстве юмора? Я не вынесу, если больше не смогу рассмешить Гермиону так, как раньше. Я сокрушался всю дорогу до замка и только у дверей вспомнил один факт.

– Гермиона, я должен с тобой рассчитаться за сливочное пиво. Ты расплатилась за меня…

– Пустяк, – ответила Гермиона. – Ты подарил мне на день рождения дорогие часы, а я просто заплатила несколько сиклей за пиво.

Боже, как же давно я не делал подарки Гермионе? Надеюсь, скоро я смогу исправиться.

– Точно никаких проблем? – спросил я.

– Абсолютно, – ответила Гермиона, открывая дверь.

Дело приближалось к обеду, и мы с Гермионой отправились в Большой Зал. Ученики уже собирались, значит, обед подадут пораньше. Я с самого утра ничего не ел, от завтрака остались одни воспоминания, поэтому я набросился на еду, едва она появилась на столе. Гарри в Зале не было, видимо, до сих пор пропадает около Выручай-комнаты. Только когда мы съели половину приготовленных блюд, друг сел рядом с нами.

– Ну, как трансгрессия?

– У меня получилось! Ну, почти. Я должен был трансгрессировать в кафе мадам Паддифут, но промазал немного и залетел к Писсаро. Но хоть с места сдвинулся!

– Отлично! – сказал Гарри. – А как ты, Гермиона?

– Она само совершенство! – на одном дыхании воскликнул я. – Неспешность, невразумительность и настырность (что-то не то)… или как их там… в чистом виде. Мы заскочили потом в «Три метлы» отметить это дело, так слышал бы ты, как Двукрест её нахваливал (хотя, хорошо, что ты не слышал)! Удивлюсь, если в ближайшее время он не сделает ей предложение.

– Ладно, – махнула рукой Гермиона, пытаясь на меня не смотреть, – у тебя-то что? – спросила она Гарри. – Провел всё это время у Выручай-комнаты?

– Угу, – ответил друг. – И догадайся, кого я там встретил? Тонкс! – воскликнул он, не дав нам подумать.

– Тонкс? – переспросили в один голос мы с Гермионой.

– Да, она сказала, что приходила к Дамблдору. Знаете, мне всё это кажется подозрительным. Она похудела, волосы больше не меняют цвет, а когда мне пришлось упомянуть имя Сириуса, я заметил в её глазах слёзы.

– Если хочешь знать моё мнение, она маленько свихнулась. Перестала владеть собой после того, что произошло в Министерстве, – сказал я, смотря на Гермиону. Всё-таки эксперт по чувствам у нас – Гермиона, только она может разобраться во всём.

– Странно, как-то, – тревога в голосе Гермионы угадывалась безошибочно. – Ей полагается школу охранять, так чего же она вдруг оставила пост, чтобы увидеться с Дамблдором, которого здесь к тому же и нет?

– Я тут подумал… – начал Гарри. – Тебе не кажется, что она могла… ну, понимаешь (видно, не у меня одного плохо с выражением мыслей)… могла любить Сириуса?

– С чего ты это взял?

– Не знаю, – Гарри пожал плечами. – Просто когда я упомянул о нем, она чуть не расплакалась, и Патронус у неё теперь большой, четвероногий… Вот я и подумал, не стал ли им… как бы это сказать… ну, он.

– Так и я об этом самом говорю, – не дав Гермионе ответить, произнес я. – Малость спятила. Собой не владеет. Женщины… – отправив несколько ложек пюре в рот, я добавил: – их так легко расстроить.

– И при всем при том, сомневаюсь, что тебе удастся найти женщину (Гермиона подчеркнула это слово), которая целых полчаса прохандрит только из-за того, что она рассказала анекдот про старую ведьму, целителя и Мимбулус мимблетонию, а мадам Розмерта даже не улыбнулась.

Это был удар ниже пояса. С одной стороны, я захотел накричать на Гермиону за её насмешки, с другой стороны, я признал, что она права. Я стал умнее в отношениях с Гермионой, теперь моя вспыльчивость не берёт власть надо мной, поэтому я не начинаю оскорблять Гермиону, как когда-то. Я искренне хочу быть с Гермионой, эти дни стали подарком судьбы, который показал, что я всё-таки достоин Гермионы, что я не боюсь сражаться за неё, что у нас могут быть серьёзные отношения, только мне нужно расстаться с Лавандой Браун.

в которой я говорю Гермионе правильные слова.

Как я мог совершить такую ужасную ошибку? Раньше, когда Лаванда практически не общалась со мной, я считал её в целом неплохой девушкой со всеми забавными причудами. По крайней мере, мне тогда так казалось. Даже её склонность к сплетням не задевала меня, а потому я принимал это как часть девичьей психики. Ну, нравится им поболтать о неудачах подруг – и всё тут. Правда, Гермиона никогда бы не опустилась до глупых разговоров о том, кто с кем поссорился, кто потом бегал просить прощения и правильно ли этот кто-то поступил. Но Гермиону, как я понял уже давно, нельзя назвать обычной девушкой. Она – необыкновенное создание, которое родилось, чтобы купаться в любви парня, который не может представить себе мир без неё.

Я же выбрал ту, которая не достойна даже поцелуя в щеку, не говоря уж трёх главных слов. С другой стороны, кто мог подумать, что Лаванда Браун окажется такой похотливой? Как она посмела думать, что я хочу, чтобы она прыгнула ко мне в постель после каких-то жалких полгода знакомства? Короче говоря, я допустил самый большой и унизительный просчёт в своей жизни. Всякий на моем месте давно бы покончил жизнь самоубийством, но у меня по-прежнему есть та, ради которой стоит жить. Единственное, что мне осталось сделать – это приложить максимум сил, чтобы избавиться от Лаванды и наконец-то предложить Гермионе стать моей девушкой. После всего пережитого у нас нет другого пути. Да я не хочу, чтобы был иной выход из сложившейся ситуации.

Позволить дальше Лаванде смеяться надо мной и продолжать скрывать от Гермионы свои желания – это значит жить, измываясь над моей душой, которая готова разорваться в любую минуту. Следовательно, я должен бросить Лаванду Браун. Надеяться на то, что она сама поймет ошибочность наших отношений, я больше не могу. Только пусть судьба подарит мне такую возможность…

Но судьба и время работали против меня. Испытание по трансгрессии приблизилось вплотную. Вчерашняя тренировка не дала положительных результатов. Поэтому утро началось для меня с серого настроения, стоило мне посмотреть на брошюру Министерства «Трансгрессия – часто совершаемые ошибки и как их избежать», которую нам раздал вчера Уилки Двукрест. Честно говоря, эта брошюра не принесла полезной информации. Я и без Министерства знал, что, чтобы избежать расщепа, нужно сосредоточиться на цели прибытия. По крайней мере, думал, что знал…

В итоге я провалил испытания. Я оставил на Главной улице половинку брови, а экзаменатор это заметил. После провала мы с Гермионой, которая, кстати, блестяще сдала на права, сразу отправились в замок. Всю дорогу она пыталась меня успокоить, но я продолжал чувствовать какую-то опустошенность. Когда все твои труды идут насмарку, руки опускаются продолжать бороться дальше.

Ко всему прочему Гарри получил от Хагрида письмо, где говорилось о том, что ночью умер Арагог – гигантский паук, которого Хагрид держал в Запретном Лесу. Более того, Хагрид просил нас придти на похороны ближе к ночи, прекрасно понимая, что если мы попадемся, то нас ждут серьёзные неприятности. Мы с Гермионой отказались участвовать в похоронах и стали придумывать план, как забрать у Слизнорта подлинные воспоминания о Томе Реддле. Профессор после ужина обычно возвращался в свой кабинет, поэтому легче всего его поймать и разговорить у двери его кабинета. Поскольку последняя попытка Гарри провалилась, он решил воспользоваться зельем удачи.

Вечером мы пробрались в спальню шестикурсников. Мы с Гермионой устроились на моей кровати, а Гарри достал чемодан, в котором хранилось зелье, и открыл его.

– Вот оно, – сказал Гарри, доставая серые носки. Развернув их и достав пузырек, он произнес: – Ну, поехали, – и отпил из флакончика. Лицо его медленно озарилось улыбкой уверенности. Поскольку я когда-то думал, что выпил это зелье, то могу представить, что чувствует сейчас друг.

Вдруг он вскочил на ноги и воскликнул:

– Великолепно! Просто великолепно! Ладно, я пошел к Хагриду.

– Куда? – хором спросили мы с Гермионой.

– Постой, Гарри, тебе же нужно повидаться со Слизнортом, помнишь? – сказала Гермиона, придя в себя первой.

– Нет, – ответил Гарри. – Я иду к Хагриду, это самое лучшее, я чувствую.

– Ты чувствуешь, что самое лучшее – заняться похоронами гигантского паука? – спросил я.

– Ну да, – Гарри продолжал улыбаться, доставая мантию-невидимку. – Я чувствую, что должен быть этой ночью там, понимаете?

– Нет, – снова хором ответили мы.

– Слушай, а это точно «Феликс Фелицис»? – спросила Гермиона, отобрав у Гарри флакон и поднеся к свету. – У тебя никаких больше флаконов нет, наполненных… ну, не знаю…

– Настоем невменяемости, – подсказал я.

Гарри рассмеялся громче и накинул на плечи мантию.

– Поверьте мне, я знаю, что делаю. По крайней мере, «Феликс» знает.

Гарри целиком скрылся под мантией-невидимкой, и через несколько секунд дверь в спальню открылась. Мы с Гермионой поспешили за ним. Около нижней ступени стояла Лаванда Браун.

– Чем это ты с ней там занимался? – взвизгнула она, уперев руки в бока.

Гермиона сделала шаг вперед, собираясь уйти, но я взял её руку и не позволил ей это сделать.

– Ты нужна мне, – сказало мое сердце.

– Лаванда, ты всё неправильно поняла, – ответил я.

– Что я должна понять? В последнее время ты мало того, что избегаешь меня, так ещё и гуляешь под ручку с этой Грейнджер. А сегодня я застаю вас, когда вы выходите из спальни мальчиков вместе!

– Хватит, Лаванда!

– Что? Да отпусти её руку!

– Кто ты такая, чтобы мне приказывать?

– Я – твоя девушка, а она просто подбивает к тебе клинья! – Лаванда ткнула в Гермиону пальцем.

– Заткнись! Гермиона – самая красивая, нежная, искренняя и умная. Она всегда была рядом со мной, она прощала меня, когда я вёл себя, как дурак, она спасала мою жизнь. А вот ты не можешь похвастаться этим, верно?

– Что? – Лаванда захныкала, её глаза заблестели от слез. – Что ты сказал?

– Ты слышала, – ответил я. – Мне уже надоело быть твоей собачкой на поводке.

– Ты никогда не был моей собачкой! – сквозь слёзы на повышенных тонах воскликнула Лаванда. – Я люблю тебя, а ты никогда не говорил со мной о своих чувствах. Ты никогда не рассказывал мне о своих желаниях и мечтах.

– А ты спрашивала? – мой голос, наоборот, становился тише.

– Если бы ты захотел, ты бы всё рассказал! А ещё ты никогда не дарил мне подарки и не носил на руках…

– И это вспомнила, – я всплеснул свободной рукой. – Ты всего этого не заслуживаешь, – я почувствовал, как рука Гермионы дернулась в моей.

– А она заслужила? – воскликнула Лаванда.

– Да, – уверенно ответил я, краем глаза посмотрев на Гермиону. Она повернула голову ко мне и удивленно вскинула брови. Я чуть заметно кивнул, как бы говоря, что мои слова не пустые.

– Спасибо, Рональд, наконец-то, я дождалась от тебя откровенности. Если хочешь, чтобы эта зубрила хозяйничала тобой, то я не буду мешать. Ты выбрал свой путь, который приведет тебя к одиночеству…

– Прекрати подражать Трелони. Она – мошенница, а ты мне надоела до ужаса.

– Ах, надоела?! – завизжала Лаванда. Она топнула ногой и отступила на шаг. – Убирайся, не хочу больше тебя видеть! – а потом сама развернулась и направилась к выходу.

Я выдохнул с облегчением, но на полпути она остановилась.

– Что ещё? – спросил я.

– Верни мне кулон, который я тебе подарила на Рождество.

– Я не могу этого сделать…

– Почему? – спросила Лаванда. Гермиона снова удивленно посмотрела на меня. Да, ей будет что вспомнить. Не каждый день парень бросает девушку ради другой, которую любит.

– Я выкинул его в мусорную корзинку.

Лаванда подавила новое рыдание и вскрикнула:

– Ты выкинул его? Мой подарок?

Я кивнул. Лаванда круто развернулась и умчалась из гостиной, ногой распахнув проем. Гриффиндорцы смотрели ей вслед несколько секунд, потом повернули головы в мою сторону. Я, что, похож на клоуна или только что совершил что-то невообразимое? Под внимательные взгляды студентов я взлетел по лестнице обратно в спальню. Гермиона поднялась за мной.

– Ты был слишком жесток с Лавандой, – сказала она, укоризненно покачав головой. – Зачем было говорить, что ты выбросил её кулон?

– Но если это правда, Гермиона? К тому же, ради тебя я готов быть и жестоким, и злым, и безжалостным.

– Не надо, Рон, – её брови приподнялись. – Просто будь самим собой.

Я сел на свою кровать, облокотившись на руки.

– Сделанного не воротишь, – ответил я. – Я добился цели, и теперь мы с тобой можем…

– Что? – воскликнула Гермиона.

– О чем ты подумала, Гермиона? Я просто хотел сказать, что люблю тебя и…

Слова, которые я должен сказать, словно застряли внутри. Старые страхи поднялись в душе. С чего я решил, что Гермиона захочет встречаться со мной даже после того, как я бросил Лаванду Браун? Гермиона – не такая…

– Это мне не снится?

– Нет, Гермиона. Я по-настоящему тебя люблю и не могу жить без тебя.

– Я тоже тебя люблю, – произнесла она, подойдя на шаг.

Поняв намерения Гермионы, я вскочил на ноги, подбежал к ней и сжал в объятиях. Гермиона не сопротивлялась, и через несколько секунд наши губы встретились. Мы целовались, и вкус губ Гермионы наполнял каждую клеточку моего тела. Что-то знакомое и чудесное было в этом вкусе… что-то, что мне нравилось, когда я был ребенком, не знавшим Гермиону Грейнджер, самую удивительную девушку на свете, настоящую волшебницу. И вот сейчас я снова ощущаю этот запах, который возвращает в мое детство и мою мечту. Гермиона – моя мечта.

* * *

На следующий день на заклинаниях Гарри рассказал нам о своем вчерашнем приключении. Ему удалось добыть воспоминание Слизнорта на похоронах Арагога. Оказалось, что Слизнорт поведал Реддлу о крестражах, которые позволяют буквально жить после смерти, после чего Реддл создал их. Дневник, который Гарри проткнул клыком Василиска в Тайной Комнате – это тоже был крестраж. Более того, мы узнали, куда исчезает Дамблдор из школы: он ищет новые крестражи и согласился взять Гарри на уничтожение очередного.

– Ну и ну! – воскликнул я после рассказа Гарри. – Вот это да! Ты и вправду собираешься отправиться с Дамблдором?.. И попытаешься уничтожить?.. Ну и ну!

Друг кивнул и попытался скрыть улыбку радости.

– Повнимательнее, Рон, – сказала Гермиона, схватив мое запястье и заставляя меня отпустить палочку. – Из-за тебя снег пошёл.

Я посмотрел наверх и увидел, что с потолка сыплются крупные снежинки. Они кружили по воздуху и оседали на головах и мантиях учеников и профессора Флитвика. Снег не таял, его следы на черных мантиях и волосах создавали впечатление, что всех замучила жуткая перхоть. Я перевел взгляд на свои плечи.

– Ах, да, прости… Глянь-ка, у всех такой вид, будто их жуткая перхоть одолела…

Я стряхнул левой рукой снежинки с плеч Гермионы, чье лицо озарилось легкой улыбкой, и услышал сзади всхлипывание. Мы обернулись и увидели Лаванду Браун, сидевшую от нас на третьей парте и спрятавшую лицо в ладонях. Гарри удивленно посмотрел на неё, потом на меня.

– Мы с ней порвали, – сказал я, отворачиваясь. – Вчера ночью. Когда она увидела, как я выхожу с Гермионой из спальни. Тебя-то она видеть не могла, вот и решила, будто мы там были вдвоем.

– Ты ведь не особенно горюешь из-за того, что всё наконец закончилось? – спросил Гарри.

– Нет, – честно ответил я, смотря на Гермиону. – Конечно, пока она на меня орала, приятного было мало, но мне хоть не пришлось самому объяснять ей, что между нами всё кончено.

– Трусишка, – сказала Гермиона. – Хотя должна сказать, прошлая ночь вообще была неудачной для романтических отношений. Вот Джинни с Дином тоже расплевались.

Гермиона посмотрела на Гарри понимающим взглядом. Сейчас начнется очередная лекция на тему любви… лекция, которая относится к моей младшей сестре. Снова Джинни оказалась свободной, а это значит, что за ней снова будут бегать парни, которых я не хочу видеть рядом с ней. Когда же Джинни успокоится и найдет себе того, с кем хочет встречаться постоянно? Если это будет Гарри, то так даже лучше. В конце концов он много лучше, чем Майкл или Дин. Правда, смогу ли я привыкнуть к тому, что моя сестра будет целовать моего друга?

Размышления о Джинни прервались приближением профессора Флитвика. Он подошёл к нашей парте и приказал нам с Гарри превратить уксус в склянках в вино.

– Vinegarverity– прозвучало в моей голове, когда я взмахнул палочкой. Моя склянка тут же разбилась вдребезги. Профессор, вылезая из-под стола и стряхивая остатки стекла со шляпы, неодобрительно покачал головой и сказал:

– М-да… задание на дом. Практиковаться.

После звонка мы отправились в гостиную. Гермиона улыбалась всю дорогу, но не позволила взять себя за руку, когда я протянул свою, когда мы выходили из класса. Лаванда отстала от нас, но всё равно я слышал сзади рыдания и успокаивающий шёпот Парвати. Но как говорится, назад пути нет. Я поступлю глупо, если снова начну встречаться с Лавандой Браун и упущу ещё один шанс стать парнем Гермионы. Я больше не должен повторять своих ошибок. Спасибо, мне их хватило по горло.

* * *

Солнечное субботнее утро двадцать четвертого мая началось для меня с яркого луча, пробившегося сквозь занавески и ударившее мне в лицо. Несмотря на то, что мы узнали самый большой секрет Тёмного Лорда, который он скрывал всю свою жизнь, природа призывала отказаться от проблем и провести последние дни весны на улице. Но груз этих самых проблем был очень велик. Хоть Гарри и воодушевился оттого, что смог добыть воспоминание Слизнорта и что Дамблдор возьмёт его на уничтожение крестража, но мы с Гермионой не разделяли его настроения. Во-первых, неизвестно где находится этот крестраж, во-вторых, он может обладать непреодолимой защитой. А самое главное, я до сих пор не предложил Гермионе стать моей девушкой, хотя и бросил Лаванду у неё на глазах. Уже несколько раз во сне возникала эта сцена, где всё шло так, как мне нужно, но в реальности я не мог сказать Гермионе, что хочу встречаться.

Вчера я пришел в спальню поздно, потому что мы с Гермионой до полуночи дежурили на седьмом этаже. Ну, вообще-то, не совсем дежурили. Я и не знал, что Гермиона – настоящая мастерица в придумывании разных забавных игр. Я, конечно, тоже не отстаю, но Она оказалась настоящим сокровищем, каждый раз подстегивающим моё желание к Ней. Интересно, откуда Гермиона узнала, как нужно соблазнять парня? Хотя, что я говорю? Она всегда это знала, только берегла своё умение для меня. С ней никогда не будет скучно, теперь я в этом уверен. Например, вчера…

– Гермиона! – воскликнул я, когда её губы оставили мои. Мы стояли посреди пустого коридора седьмого этажа, и я был зажат в её объятиях. – Ты, что, намерена свести меня с ума? Ещё немного – и я перестану владеть собой.

Она игриво улыбнулась и ответила:

– Да, потому что тогда я буду владеть тобой.

– Так вот чего ты добиваешься? – спросил я, сильнее прижимая Гермиону к себе.

– Ага, – она кивнула.

– Тогда тебе придется сильно постараться, что это совершить.

– Ты уверен?

– Зная себя лучше других, да.

– Посмотрим… – она подмигнула. В моем горле образовался комок. Вот уж не думал, что простое подмигивание может стать оружием соблазнения. Хотя, с другой стороны, Гермиона обладает несметным количеством таких оружий. Единственное, на что я могу надеяться, так это на то, что она сама об этом пока не знает.

– Раз уж ты рассказала мне свой план, то не жди лёгкой победы. Отныне я буду сопротивляться изо всех сил.

– Давай, – сказала она и ещё раз поцеловала мои губы.

Ах так, мисс Грейнджер! Тогда держитесь! Я спустил руки к её талии, затем к ягодицам, сжимая их. Моя любимая стала вырываться из-под моих губ, её красивые глаза широко распахнулись, но я не отступлю. Её руки легли на мои плечи, и я почувствовал её ногти на своей коже. Она, что, хочет исцарапать меня в кровь? Тогда я буду тебя щипать. Реализации плана помешала юбка школьной мантии. Почему её делают из толстой ткани?

Пока я размышлял о назначении школьной мантии касательно любви Рона Уизли к Гермионе Грейнджер, сама Гермиона смогла вырваться из моего капкана и залепить мне пощёчину.

– Ты что себе позволяешь?

– Я сказал, что лёгкой победы не будет, – ответил я, потирая ушибленное место.

– Ты – самоуверенный наглец, – сказала Гермиона, когда я ухватил её правую руку.

– Согласен, – я резко дернул её и прижал Гермиону спиной к себе. – Но я заставлю тебя…

– Что? – спросила она с придыханием.

Вместо ответа я прикоснулся губами к её шее. Затем высунул кончик языка и оставил на её коже мокрую точку. Гермиона на этот раз не вырывалась, а просто немного приподнялась на носочки. Если бы я знал, что это обернется куда худшими последствиями, я был бы согласен на вырывание. Пока я занимался целованием шеи Гермионы и спусканием с её плеч накидки мантии и блузки (на пуговицы мне не хотелось тратить время – пусть лучше уж они оторвутся, чем я упущу драгоценные минуты), Гермиона коснулась ногой до моей промежности и…

– Рон, тебе срочно нужно в больницу, – сказала она, так натурально изображая беспокойство, что я поверил ей и остановился.

– Зачем? – спросил я, осматривая руки.

– У тебя большие (она устремила взор вниз) проблемы с твоим другом.

Чёрт, Гермиона! Пока я приходил в себя от её выкрутасов, она добавила:

– Прости, но я не могу проводить тебя. Сегодня был слишком тяжелый день, я устала и хочу спать, – она притворно зевнула и направилась по коридору.

Я простоял ещё минуту, полностью выведенный из строя. Гермиона – настоящее проклятие, раз способна на такие издевательства, но это моё проклятие, и я не собираюсь ни с кем делиться.

Сейчас лежа в постели и улыбаясь от счастливых воспоминаний, я понял, что давно настало время, чтобы объявить себя парой и получить все причитающие возможности. Всё, сегодня пойду к Гермионе и предложу встречаться.

Я поднялся с кровати и оделся. Есть не хотелось, но сегодня мне нужны силы, поэтому я скорее заставил себя спуститься в Большой Зал. Народу в Зале было уже прилично. Слизеринцы продолжали костерить Гарри за то, что он сделал с Малфоем. Новость о том, что Избранный владеет черной магией, разлетелась быстро благодаря стараниям Пэнси Паркинсон, Крэбба и Гойла. Эта дуэль точно войдёт в историю школы, как самая страшная дуэль учеников. Теперь Гарри был вынужден каждую субботу отбывать наказание у Снегга, что сильно уменьшило наши шансы на победу в квиддиче. Тем более, финальный матч года назначен, как раз, на сегодня.

Пуффендуйцы тоже, по-видимому, обсуждали эту новость, но они могли довольствоваться только слухами, как и когтевранцы. Проходя мимо стола Пуффендуя, я услышал:

– Говорят, он в последнее время вместе с Грейнджер практически ночевал в Запретной Секции.

– Думаешь, он выискивал там Тёмные заклятия?

– Определенно.

Мне не хотелось слушать этот бред, и я отправился к своему столу. Гриффиндорцы, конечно, в основном, были обескуражены поступком Гарри. Кто мог представить, что ему известна Чёрная Магия? А ещё они были рассержены на капитана команды, который не будет играть в финальном матче. В общем, Гарри приходится сейчас несладко. Против него снова встала практически вся школа. Даже преподаватели, которые выражали восторг после моей дуэли со слизеринцами, приняли сторону Драко Малфоя.

Оттого, что Гарри опять попал под гнёт издевательств, мне, правда, не становится легче. Я до сих пор не начал встречаться с Гермионой.

Кстати, о Гермионе. Интересно, как она поведёт себя после вчерашнего дежурства? Всё-таки вчера мы позволили друг другу немного больше, чем требовалось. Я надеюсь только на то, что Гермиона не обиделась. Я не переживу ещё день без неё. Хотя обижаться ей не на что. Она ушла вчера, полностью обезоружив меня и понимая, что смогла меня соблазнить. Она – настоящая пытка для ума и тела и прекрасное лекарство для сердца и души. С каждым разом мне всё сложнее контролировать руки, которые тянутся обнять её за талию, а потом прижать к себе, ноги, которые подкашиваются при её появлении. А уж губы, которые жаждут оставить свой след на каждом сантиметре бесподобного тела Гермионы, тем более. Целовать и обнимать Гермиону – вот цели моей жизни. Но она не захочет сразу переходить к таким отношениям. А я после тисканий с Лавандой Браун по-другому взглянул на любовь между парнем и девушкой. Я хочу всеми силами добиваться Гермиону и готов ждать столько, сколько нужно, того, что изменит нас…

– То есть вашей ночи? – спросил вкрадчивый голос в голове.

– Да, – ответило сердце.

Боже мой, даже моё сердце мечтает об этом! Но моё время ещё не настало.

Пока я думал о том, что мне делать, ко мне подсел Гарри.

– Как настроение? – спросил он, взяв вилку.

– Ниже среднего. А ты не мог попросить Дамблдора, чтобы он отменил наказание?

– Я не видел его со времен нашей последней встречи. Он сейчас занимается поиском… крестража, – последнее слово Гарри произнес шепотом.

– Ладно, только без тебя будет сложно выиграть.

– Джинни хорошо выступала в роли ловца в прошлом году.

– Да, но всё-таки… – я не договорил, потому что заметил приближение двух девушек. Гермиона и Джинни. Они подошли к нам, и Гермиона спросила:

– Как ты, Рон?

– Вполне нормально, – я вовремя успел пихнуть Гарри, который хотел возразить, локтем.

– Ты ещё долго? – спросила Джинни, опускаясь на скамью.

– Я только пришёл. А ты, что, есть не хочешь?

– Не очень, – ответила она, странно переглянувшись с Гарри.

Гермиона села рядом со мной, как бы случайно задев меня рукой.

– Что? – спросил я шепотом.

– Ничего, – ответила она и коротко улыбнулась. Мерлин, неужели она думает о вчерашнем? Эта девушка – настоящая бестия, срывающая меня с катушек. В моей голове заплясали огни. Я не мог даже вообразить, что Гермиона может стать моей мучительницей, которая с недавнего времени вызывает у меня страстные желания, при этом не позволяя им выйти наружу.

Мы позавтракали, а затем вместе с командой вышли из Большого Зала. Гарри не сказал ни слова и направился в подземелья к Снеггу. Мы вышли на свежий воздух и направились в раздевалку.

– Удачи, Рон! – крикнула Гермиона и отправилась на трибуны, не оборачиваясь. Скажу честно, пока я шёл в раздевалку, я разворачивался трижды. Как когда-то неудачи в отношениях с Гермионой становились причиной провалов в квиддиче, так теперь я чувствую, что если мы победим, то мне станет в сто раз легче сказать Гермионе, что нам пора начать встречаться. Гермиона и квиддич – самые главные цели моей жизни. Только с одним отличием. Квиддич временен, а Гермиона – навсегда.

Команда переодевалась в форму, не произнеся ни слова. Не было обычных шуток, последних наставлений, обсуждений тактик и прочего. Всё-таки без Гарри нам будет много сложнее победить. Сколько же в жизни несправедливости! Почему на свете живут такие люди, как Северус Снегг, которые не в состоянии понять, что значит для нормальных людей любовь и дружба? Конечно, я знаю, что в жизни придется столкнуться со всем, но нужно помнить о рамках. Снегг однажды сказал, что кого-то любил, но в это с трудом верится. Наверное, та, которую он любил, выбрала другого, и он обозлился на мир, а нам: мне, Гермионе и Гарри – посчастливилось познакомиться со Снеггом. Не думал я, что среди волшебников могут существовать такие. И всё началось с Тёмного Лорда. Не будь его, не было бы Пожирателей Смерти, не было бы зла. Благо, против зла выступает безграничная сила, пред которой оно обращается в золу. Имя этой силы, которой обладаем мы с Гермионой – любовь.

Думая о Гермионе, я вышел с метлой на плечах на улицу. Солнце сегодня необычайно яркое, но наши кольца располагаются так, что оно не будет мешать. Оказавшись на поле, я первым делом осмотрел трибуны. Вот Она, на самой верхней скамье, совсем рядом с кольцами, которые я буду защищать, машет мне рукой и улыбается. Рядом стоят Симус и Невилл, но они смотрят, как Кэти пожимает руку капитану когтевранской команды. В отличие от моей Гермионы. Мерлин, ты не представляешь, как мне хочется сейчас взлететь к ней наверх и прямо на глазах у всех поцеловать в губы! Мне бы это придало таких сил, что я смог бы не только выиграть матч, но и перевернуть землю.

Мадам Трюк громко свистнула, отвлекая меня от фантазии, в которой я сначала целуюсь с Гермионой, а затем на руках отношу в спальню, чтобы там… Я взмыл в воздух, подлетел к воротам, и игра началась.

После двух отбитых мною мячей я больше не мог игнорировать учащенное биение сердца, которое вызвано не эйфорией от удачи в игре, а видом Гермионы, которая стала использовать весь набор орудий соблазнения на полную мощь. Она послала мне воздушный поцелуй, что раньше никогда не делала, а потом присоединилась к аплодирующим Невиллу и Симусу, продолжая внимательно на меня смотреть. Боже, зачем она так делает? Она, что, хочет, чтобы мы проиграли? Нет, она добивается другого. Чего?

Придумывая, чего хочет Гермиона, я пропустил следующий мяч. Отругав себя по полной программе, я попробовал сосредоточиться на игре. Не получилось. Воспоминания обо всех наших поцелуях забивали голову, заставляя снова чувствовать на губах вкус Гермионы. У нас уже было столько поцелуев, а я до сих пор не смог определить, с чем сравним вкус губ Гермионы. Одно ясно: это что-то замечательное, что мне нравится. Вспоминая, что мне нравится, я пропустил ещё два мяча. Катастрофа! Не отвлекаться… от чего: от игры или от Гермионы? Игра подождёт, к тому же мы пока ведём. Гермиона. Нет, моя Гермиона. Мерлин, ты не представляешь, как я хочу держать руку Гермионы, которая мне машет. И другую, и всю Гермиону хочу сжимать в объятиях, гладить её волосы и спину, и целовать, целовать, целовать… пока сердце не вылетит из груди, или я не сойду с ума (что более вероятно). Если бы не Гермиона, эта восхитительная девушка и моя соблазнительница, я бы давно… Умер? Нет, слишком просто. Без Неё я бы страдал каждую минуту от скуки. Только Гермиона способна приносить в мою жизнь счастье и радость. С Гермионой новый день – это подарок судьбы. Смотреть в её глаза – это всё, что нужно, чтобы я продолжал жить.

Ещё мяч…

Мерлин, если я не переключусь на квиддич, то мы точно проиграем. Оторвал взгляд от трибуны и перевёл его на квоффл в руках Демельзы Робинс. Поднялся легкий ветер, который треплет подол моей спортивной формы и густые каштановые волосы Гермионы. Умоляю тебя, моя богиня, дай мне хоть немного передохнуть. Клянусь жизнью, после игры ты снова сможешь мною повелевать. Нет, не дает. Смотрит на меня карими глазами, не отводя их ни на секунду. В следующий миг меня словно облили холодной водой, я рванул влево – и в мою грудь врезался красный мяч. С неохотой опустив взор вниз, я увидел в руках квоффл. Бросив его Дину, я снова погрузился в состояние полудремы. Всё-таки мой разум, а это был именно он, дает иногда о себе знать и не позволяет утонуть в море желаний под названием Гермиона. К сожалению.

Медленная пытка продолжилась. После седьмого пропущенного мяча я получил нагоняй от Кэти и Джинни. Неприятно конечно, но, взглянув на сочувственную улыбку Гермионы, я тут же успокоился. И попытался взять себя в руки. Интересно, кто придумал это выражение – «взять себя в руки»? Наверное, тот, кто никогда не любил. Ведь я хочу, чтобы мною владела Гермиона, которая снова начала издеваться. Она села на скамью и положила руки на колени. Блин, уж лучше бы она громко кричала, размахивая флагом Гриффиндора, чем вот так. Её скрещенные пальцы приковали мои глаза к себе. Я вспомнил, как вчера они лежали на моей спине, как царапали мои плечи. Бесподобно! Я в раю! Я уж молчу про её ноги, на которых лежат эти пальцы. Гермиона никогда не клала одну ногу на другую (кроме того раза с канарейками), считая это проявлением вульгарности. Но в случае Гермионы это было бы безумно сексуально и возбуждающе. Хорошо, что она пока не знает об этом. Я свалюсь с метлы, если она так сделает.

В очередной раз попробовал перевести взгляд на поле и сосредоточиться на игре. Ура, получилось! У меня ещё есть шанс не позволить Гермионе проведать, что она может так мучить меня, заставляя отказаться от всего ради того, чтобы отдаться ей целиком и полностью.

– СЧЁТ: ДВЕСТИ ПЯТЬДЕСЯТ – СЕМЬДЕСЯТ!!! – услышал я краем уха усиленный рупором голос профессора МакГонагалл.

Если сейчас Джинни поймает снитч, то мы победим в гонке за Кубок. Давай, сестренка! Вот чёрт, когтевранцы завладели квоффлом, и на меня полетел их капитан. Он сильно петлял, сбивая меня с толку, у меня осталась секунда, чтобы принять решение – я бросился вправо и отбил красный мяч рукой. Квоффл улетел вниз, и его подхватила Демельза. Зрители зааплодировали. Но игра продолжается.

В целом, этот матч прошел удачно. Я, правда, пропустил ещё семь мячей, но мы смогли выиграть с перевесом в триста десять очков. Счастливая, команда под аплодисменты отправилась в раздевалку. Я, окруженный игроками, нёс Кубок квиддича и пытался разглядеть в толпе Гермиону. Не смог. Эйфория от победы действительно придала мне сил, и теперь я абсолютно готов признаться Гермионе в любви и предложить стать моей девушкой. Надеюсь, она придет ко мне в раздевалку. Или нет, лучше так: на празднике, который начнется в гостиной Гриффиндора, прямо при всех объявить себя парой. Ладно, как бы там это ни было, я хочу связать себя с Гермионой навсегда.

Я специально переодевался медленно, ожидая прихода Гермионы. И вот, когда за Кэти закрылась дверь, я услышал сзади радостный голос:

– Поздравляю, Рон!

Я обернулся и увидел мою любимую, подбегающую ко мне. Через мгновение я оказался в её объятиях.

– Ты великолепен!

– Спасибо, Гермиона, – я собрал все силы в кулак и поцеловал её губы. Нежно и ласково… Только Гермиона может так целоваться. Наслаждаясь вкусом Гермионы, я наконец-то понял, с чем его можно сравнить. Вишня, сочная и наполненная солнечным светом и теплом, с гладкой кожицей, манящая к себе и очень сладкая.

– Гермиона, – произнес я, когда наш поцелуй прервался. – Я хочу сказать тебе кое-что. Я хочу встречаться с тобой и предлагаю тебе стать моей девушкой, – я больше не могу носить эти слова в себе, и потому не стал тянуть с ними.

– Ты же говорил, что не переносишь ярлыков? – спросила Гермиона.

– Я не переносил, когда Лаванда Браун носила этот ярлык, но теперь…

– Теперь хочешь называть меня своей девушкой?

– Безумно хочу.

– И какой, ты думаешь, будет мой ответ после всего, что мы вытворяли? После всех поцелуев, ночных дежурств, произнесенных слов?

– Надеюсь, что да.

– Правильно надеешься, – Гермиона снова приблизила лицо ко мне. – Я согласна, – и вот настал поцелуй, о котором я мечтал целый год – горячий и страстный. Гермиона распахнула глаза, в которых плясал огонь желания. Упиваться Гермионой, чувствовать её спину под моими руками, слышать каждый удар её сердца – вот для чего я жил все эти годы и буду жить дальше вместе с ней.

в которой мы с Гермионой решаем всегда быть вместе.

Дамблдор погиб. Эта ужасная истина нависла над школой, уничтожая, как дементор, всю радость, вызванную теплыми летними днями. Каждый чувствовал пустоту в душе, которая образовалась после страшных событий на Астрономической башне. Снегг убил Дамблдора – вот что сказал Гарри, когда мы сидели в больничном крыле после сражения с Пожирателями. После того, как Дамблдор доверился Снеггу, тот хладнокровно выпустил из палочки зеленый луч. И вот завтра Дамблдора положат в гробницу, где он останется навсегда. А сегодня у нас есть вечер, чтобы побыть вместе. Я, Гермиона, Гарри и Джинни устроились у открытого окна в гостиной Гриффиндора. Мы обсуждали очень волнующее событие этого лета – свадьбу Билла и Флер.

– Похоже, мне придётся просто смириться с тем, что он и вправду на ней женится, – сказала Джинни, смотря на вечерние сумерки.

– Не так уж она и плоха, – сказал Гарри и тут же поспешно добавил: – Некрасивая, правда.

– Ладно, если маме удастся это пережить, переживу и я.

– Что, ещё кто-то из знакомых помер? – спросил я Гермиону, которая читала «Вечерний пророк» и сам ужаснулся от своего голоса – грубого и жесткого. Я не хочу таким голосом разговаривать с Гермионой. Опять я всё порчу.

– Нет, – бросила она. – Снегга ищут, но никаких результатов…

– Ну ещё бы, – мой голос явно проигрывал в грубости голосу Гарри. Боже, когда же мы научимся вкладывать в каждую фразу, обращенную к друзьям, а в моем случае к любимой, только доброту? – Чтобы найти Снегга, нужно сначала найти Волан-де-Морта, а поскольку они за всё это время так и не смогли…

– Пойду-ка я спать, – прервала его Джинни и зевнула. Гарри, который плохо понимал намёки, посмотрел на мою сестру странным взглядом, в котором одновременно читалась любовь к ней и желание убить уже двоих: Снегга и Тёмного Лорда. – Никак не высплюсь с тех пор, как… ладно… в общем поспать не мешает, – запинаясь, закончила она и поцеловала Гарри в губы. Я отвернулся. Всё не могу привыкнуть, что мой лучший друг не стесняется целовать мою младшую сестру.

Джинни ушла в спальню, а мы продолжили разговор про Снегга. Говорили долго. Мне, если честно, порядком надоело думать о чем-нибудь другом, кроме Гермионы. Когда любовь проникла в твоё сердце, разговоры о мести и войне становятся угнетающими. Любые действия, не направленные на то, чтобы подарить любимой девушке хоть немного радости, кажутся бессмысленными. А уж пустые слова, типа: «Я должен убить его», просто странными. Никто не знает, что ждёт впереди, кто будет убит, а кто станет убийцей, но мне теперь всё это не страшно. Рядом со мной Гермиона. Остальное неважно.

Мы просидели у окна, наверное, ещё час после ухода Джинни. Наш разговор закончился, когда Гарри, громко зевнув, пожелал нам спокойной ночи и медленными шагами отправился наверх. Мы с Гермионой остались одни.

– Ты не хочешь спать? – спросила Гермиона, с грустью смотря вслед ушедшему Гарри.

– Нет, давай ещё посидим, – ответил я и взял её за руку.

– Не мог дождаться? – спросила Гермиона, переведя взгляд на меня.

– Да! – воскликнул я. – Ты мне нужна.

– Ох, Рон, но ведь завтра…

– Завтра будет завтра, – произнес я, поглаживая её ладонь.

– Но Дамблдор…

– Дамблдор был бы счастливее всех на свете, если бы узнал, что в мире прибавилось хоть немного любви, – повторил я слова МакГонагалл, которые она произнесла, когда мы были в больничном крыле.

– Возможно, ты прав, но всё равно…

Я не мог больше этого выносить и, преодолев разделяющее нас расстояние, поцеловал Гермиону в губы. Она недолго противилась и через несколько секунд прижалась ко мне. Наш нежный поцелуй продолжался до тех пор, пока мои руки не спустились ниже талии Гермионы. Она открыла глаза и удивленно на меня посмотрела.

– Если это означает то, что я думаю, то нет, мистер.

– Почему, Гермиона? – спросил я.

– Рон, завтра похороны Дамблдора, – её глаза наполнились слезами нависшего горя от утраты.

– Да, прости, – произнес я. Не хочу, чтобы Гермиона плакала. Мне хватило её слёз тогда, больше я не вынесу.

Мы с ней переместились в наши любимые кресла у камина. Гостиная сегодня опустела быстро, каждый хотел остаться наедине с самим собой, поэтому нас никто не видит.

– Что теперь будет? – спросила Гермиона и шмыгнула носом. Я снова взял Гермиону за руку, останавливая готовящиеся показаться слёзы. Потом несколько раз прикоснулся к её ладони губами и, увидев, что моя любимая начинает улыбаться, улыбнулся в ответ. Вот так я могу заставить Гермиону забыть обо всех переживаниях, могу показать, что я всегда буду рядом, что бы ни случилось.

– Не волнуйся, Гермиона. Мы с тобой преодолеем всё на свете. Победили же мы Лаванду Браун, а Пожирателей одолеть – пустяк.

– Я не хочу тебя потерять, – сказала Гермиона, пододвигаясь ближе.

– Не потеряешь, клянусь. Теперь я буду защищать тебя и никогда не отойду от тебя ни на шаг. Я теперь твой, и мы всегда будем вместе.

– Мы всегда будем вместе, – повторила Гермиона. – Красиво звучит.

– Это правда. Ничто не способно нас разлучить.

Мы посмотрели друг другу в глаза. Как же всё просто. Я люблю Гермиону, а Гермиона любит меня.

Наступила тишина. Теперь мы с Гермионой можем понимать друг друга без слов. Я сказал Гермионе самые главные слова, и моя мечта сбылась. Вот Она, сидит рядом со мной, и я смотрю в Её глаза. Мы вместе. Но я хочу большего. Почему-то мне не хватает только присутствия Гермионы. Видимо, моя жажда показалась в глазах, потому что Гермиона лукаво улыбнулась и поднялась на ноги.

– Я знаю, чего ты хочешь, – прошептала Гермиона. – Ты заставляешь забыть обо всем, ты пробуждаешь всё плохое, что есть во мне (да, я такой), – Гермиона приблизилась ко мне. – Ради тебя я готова на всё, – любимая села ко мне колени и ещё раз улыбнулась, почувствовав напряжение, появившееся между моих ног.

– Только ты возбуждаешь меня, – произнес я. Гермиона приблизила лицо, и наши губы встретились. Моё сердце бешено застучало в груди, когда я запустил руки в её волосы, растрепав их, чтобы их запах поднялся в воздух и наполнил меня. Гермиона обвила мою шею руками, сильнее прижимая меня к себе.

– Души, души меня! – раздавался крик в голове. – Я мечтаю задохнуться в твоих объятиях!

– Гермиона, любимая, можно тебя спросить? – сказал я, когда она принялась целовать мой подбородок.

– Да, – Гермиона остановилась и посмотрела в мои глаза.

– Я тут вспомнил. Ты не сказала, чем пахнет для тебя Амортенция. Ты не назвала третий запах. Что он из себя представляет?

– А ты не догадываешься? – в глазах Гермионы загорелся огонь.

– Неужели? – удивленно спросил я. На самом деле, до этого момента я даже не догадывался о том, что же это может быть, но теперь появилось чувство, будто я знал это всегда.

– Да, твой, – подтвердила Гермиона.

– Аналогично, – сказал я и снова соединился с Гермионой губами.

– Ты милый, – Гермиона поднялась на ноги и добавила: – Идем спать.

– Вместе? – улыбаясь, спросил я.

– Только до лестницы.

Я встал и взял руку Гермионы. Мы дошли до ступенек и остановились.

– Спокойной ночи, Рон, – тихо произнесла Гермиона.

– Спокойной ночи, Гермиона, – ответил я.

Моя любимая стала подниматься по лестнице, а я смотрел ей вслед, наслаждаясь видом её тонкой фигуры, и улыбался.

– Я люблю тебя, Гермиона!!! – крикнул я во всё горло. Она остановилась на верхней ступени и обернулась.

– Тише, – Гермиона поднесла палец к губам. – Ты всех разбудишь.

– Ну и что? – спросил я, смотря на озаренное улыбкой лицо Гермионы. Видимо, она тоже не очень сильно беспокоится о спокойствии других студентов.

– Как что? Сейчас сюда прибегут младшекурсники.

– Пусть бегут, – сказал я, посылая Гермионе воздушный поцелуй.

– Ты ни капли не изменился, – ответила она, при этом возвращая мне поцелуй. Гермиона рассмеялась и убежала в спальню. Я взлетел по лестнице, думая о том, что мы с Гермионой, как никто другой, имеем право хоть немного подурачиться. Ведь мы счастливы, и нас не интересует реакция окружающих.

* * *

После похорон Дамблдора ученики, взяв чемоданы, отправились в Хогсмид, чтобы сесть на поезд. Тишина стояла невообразимая. Никогда ещё отъезд из школы не был омрачён страшным событием. Мы, я, Гермиона и Гарри, спускались со склона, когда Гермиону сзади окликнул голос:

– Грейнджер, стой!

Мы обернулись и увидели старосту школы из отделения мальчиков.

– Что? – спросила Гермиона.

– Пойдем в вагон старост, – сказал семикурсник.

Гарри опустил голову и поплелся дальше. Я хотел пойти за ним, но Гермиона взяла меня за руку и попросила идти с ней. Гарри пробубнил, что займёт нам места, а мы с Гермионой отправились вслед за Главным старостой. Он молчал всю дорогу, но я догадался о теме будущего разговора.

Мы вошли в первый вагон и направились в свободное купе. Крис открыл дверь и отступил в сторону.

– Тебе лучше подождать снаружи, Уизли, – сказал он.

– Нет, – возразила Гермиона. – Я хочу, чтобы Рон присутствовал тоже.

Крису было известно о наших с Гермионой отношениях, поэтому спорить он не стал. Мы вошли в купе и сели на диван. Крис сел напротив.

– Гермиона, перейду сразу к делу, – начал он. – На следующий год Хогвартсу нужны Главные старосты. Профессор МакГонагалл попросила меня проинформировать вас, что она назначает Гермиону Грейнджер и Рональда Уизли на должности Главных старост.

Не знаю, какой реакции ждал от нас Крис, но восторга и радости мы не стремились выказывать.

– А почему ты не хотел пускать меня? – спросил я.

Крис замялся и ничего не ответил.

– Вы согласны? – после паузы спросил староста школы.

Я посмотрел на Гермиону, и наши взгляды встретились. Она взяла мою руку и сжала.

– Нет, – ответила она. – Пойми, Крис, мы с Роном не вернёмся в школу в следующем году. Так что тебе придётся искать других кандидатов.

– Можно узнать, почему вы бросаете учёбу?

– Нет, – на этот раз ответил я. – Нам нужно кое-что сделать, что много важнее учёбы. Поэтому…

– Ясно, – прервал меня Крис.

Мы с Гермионой вышли из купе, оставив старосту в замешательстве. Перейдя во второй вагон, мы нашли пустое купе. Гермиона что-то хотела сказать, что не должно долететь до ушей Гарри и остальных.

– Рон, – Гермиона села к окну и взглянула на меня. Я согнул ноги в коленях и опустился на пол рядом с ней. – Я хочу тебя попросить об одной вещи. Ты можешь пока не говорить о нас своим родителям? – на одном дыхании произнесла она.

– Опоздала, любимая. Мои родители уже знают, – я улыбнулся, глядя на удивленное лицо Гермионы.

– Знают?

– Да. Более того они сказали мне, чтобы я не оставлял тебя одну, что бы ни случилось.

Гермиона молчала, пораженная таким развитием событий.

– Поэтому я поеду домой к тебе.

– Нет, – сказала Гермиона, приходя в себя. – Я должна сделать это сама. Рон, я хочу изменить память своим родителям, – настала моя очередь удивляться. – Он будет их искать, а, найдя, станет пытать, – глаза Гермионы заблестели от слёз. – Я переделаю им воспоминания так, чтобы они забыли меня, тебя и Гарри.

– Я буду с тобой, – произнес я, несколько раз целуя руку Гермионы.

– Не надо. Прошу только об одном: не говори никому. Гарри я скажу сама, а твои родители должны ещё будут смириться с мыслью, что мы бросаем школу.

– Хорошо. Как сделаешь всё, что должна, немедленно трансгрессируй в мой дом. Если ты не появишься через неделю, я отправлюсь за тобой.

– Ладно, – Гермиона коротко улыбнулась, окинув меня благодарным взглядом. – Ты – мой рыцарь.

– А ты – моя дама сердца.

Я привстал на коленях, поднес губы к губам Гермионы и нежно поцеловал. Теперь мне не страшно ничего – уверенность в победе возросла, ведь мы умеем то, чего не умеет Тёмный Лорд. Против нашей любви его смертельные заклятия обращаются в пыль, не способную нанести нам вреда. Гермиона любит меня, а всего остального на свете не существует. Мы всегда будем вместе. Я и моя Гермиона. Вместе. Навсегда. Я люблю тебя, Гермиона!

В тексте использовано несколько шрифтов.

Подчеркнутым шрифтом написаны сцены, появившиеся в воображении главного героя, когда он представлял свои действия при определённом развитии событий. Короче говоря, фантазии о героине.

Жирным курсивом написаны воспоминания, которые всплывают в голове героя в определённые моменты.

Курсивом написаны мысли, не произносимые вслух, а также тексты писем и объявлений.