Быть или Казаться

Я аккуратно прикрыла за собой дверь и внимательно осмотрела комнату. Просторная, очень светлая и уютная, хотя и не обжитая. Ну да, Адриенн же сказала, что эта комната была сделана специально для меня, и прождала она свою хозяйку все семнадцать лет.

Окно во всю стену, прикрытое легкими серебряными занавесками, из которого лился яркий свет, в центре большая кровать, заправленная темно-фиолетовым покрывалом, в одном углу узенький диванчик, рядом красивое резное трюмо с овальным зеркалом, в противоположном углу несколько высоких книжных шкафов и изящный письменный стол. В общем, комната было очень просторной и светлой, казалось, что здесь столько воздуха, сколько мне даже и не нужно. Однако это ничуть не отталкивало, а даже привлекало, ведь тяжелые школьные интерьеры порядком поднадоели. К тому же оставалось пространство для личного творчества. Можно было заполнить всю эту пустоту милыми сердцу мелочами, которых за лето у меня скопилось изрядно.

Недолго думая, я совсем не аристократично запрыгнула на кровать и уставилась на потолок, который был разрисован под предрассветное фиолетово-голубое небо. У меня была еще целая неделя лета, а потом снова школа, которую я уже успела возненавидеть за короткие три месяца. Я заранее знала, ЧТО меня там ожидает, и никакой радости от этого знания не испытывала.

Я так глубоко ушла в свои мысли, что даже не заметила, как задремала. Из этого полусна меня выдернул тихий голос домового эльфа, который отчаянно смущаясь и краснея, пытался обратить на себя мое внимание. Наконец, увидев, что я проснулась, домовик радостно подпрыгнул и, запинаясь почти на каждом слове, пролепетал:

— Молодая хозяйка, через полчаса вас приглашают на праздничный ужин, устроенный в честь вашего возвращения. Хозяева приказали Рути показать вам гардеробную, помочь собраться и проводить в малый зал для приемов.

— Да, конечно, — все еще немного сонно ответила я, про себя отметив, что уже стемнело. — Извини, что заставила ждать.

Через полчаса я была полностью готова. Осмотрев себя в зеркале, я с удовольствием отметила, что выгляжу, как подобает молодой наследнице древнего магического рода, то есть абсолютно безупречно. Длинное платье благородного синего цвета идеально сидело по фигуре, строгое, но в то же время изящное и легкое. Волосы собраны в идеальный пучок, в ушах легкие серьги-капли из горного хрусталя. Прямая спина, легкие и плавные движения, спокойный и уверенный взгляд. За три месяца, что я пробыла в летнем поместье семьи Де Лавер, на юге Франции, Александре удалось сотворить со мной невозможное. Между мной и той девочкой, которую практически убили странной новостью в первый день каникул, не осталось практически ничего общего. Разве что имя прежнее. Не знаю, в чем была основная причина, то ли в заклинаниях этой странной семьи, с помощью которых проходило мое отнюдь не легкое обучение различным премудростям жизни аристократов или же меня так подстегнуло предательство самых близких людей, но факт остается фактом.

К ужину я спустилась точно в срок. Двери в малый зал распахнулись, открывая предо мной огромное помещение ослепляющее своей красотой. Сотни свечей ярко горели на люстрах и канделябрах, заливая зал мягким светом, играла легкая ненавязчивая музыка, в центре стоял длинный богато украшенный стол, за которым сидело, по меньшей мере, тридцать человек, и все их взгляды были прикованы ко мне. Все это великолепие ошарашило меня, и я в нерешительности замерла на пороге.

— Ах, ma chere*! Ты прекрасно выглядишь! Как же я рад тебя видеть, — воскликнул Ренард Де Лавер, поднимаясь со своего места во главе стола.

Высокий статный мужчина средних лет с живым взглядом темно-карих глаз тепло смотрел на меня. Темные волосы средней длины были собраны в простой хвост. Дорогой парадный костюм сидел на нем идеально. Осанка, поворот головы, как он себя держал, как говорил и как выверял каждую интонацию — все это выдавало в нем человека высшего сословия, аристократа до мозга костей. И сейчас он стоял передо мной, радостно улыбаясь и приветствуя меня.

Вместе с ним поднялись и остальные мужчины. Вздохнув, я прошла чуть вперед и изобразила легкий реверанс, как учила меня Адриенн, сейчас сидевшая справа от Ренарда. Потрясающе красивая женщина, такая же истинная аристократка, ослепительно улыбалась. Длинные льняного цвета волосы собраны в высокую прическу, безупречный макияж, дорогие украшения, потрясающее темно-бордовое платье. Она просто сияла в своем великолепии. В ее светло-голубых глазах читались радость, удовлетворение и гордость.

Ренард Де Лавер поднял свой бокал, тепло мне улыбнулся и громко объявил:

— Дамы и господа! Позвольте представить вам мою прекрасную и удивительную дочь, наследницу нашего рода. Мадемуазель Де Лавер! Мы все рады твоему возвращению в семью, дорогая.

На секунду мне показалось, что свечи вспыхнули ярче. Все эти люди были искренне рады меня видеть, улыбались мне, их немая поддержка заряжала меня такой силой, которой невозможно дать описание. Ренард и Адриенн смотрели на меня с такой любовью и теплотой, что у меня даже перехватило дыхание. Остатки настороженности и недоверия слетели с меня как шелуха и, отбросив последние сомнения, я, наконец, расслабилась. Я дома. Это моя семья.

* Моя дорогая (фр.)

— Гермиона, ты поедешь со мной в Нору, — как-то чересчур напряженно сказал Рон.

Я оторвалась от книги, которую уже почти час держала открытой на одной странице, будучи не в силах сосредоточиться на тексте. Перед глазами мелькали еще свежие воспоминания смерти директора и его похорон. Как же все быстро рушится. Еще неделю назад все было гораздо проще, а теперь мы все стоим на краю пропасти, и грозный ветер порывается скинуть нас вниз.

— Вообще-то я собиралась домой, — наконец ответила я.

— Это был не вопрос, — очнувшись от своих размышлений, пояснил Гарри.

Я опешила. Они издеваются? Не справившись с внезапно накатившим раздражением, я чуть ли не закричала:

— Что значит не вопрос?! Вы уже все решили за меня?!

— Да, тебе сейчас слишком опасно оставаться одной. Война официально началась. Открыли охоту на грязнокр... — начал объяснять Рон, но сразу же осекся, бросив на меня виноватый взгляд.

— Рон хотел сказать... — начала было Джинни, но я ее оборвала.

— Что он хотел, то и сказал. На грязнокровок, Рон. Ты как всегда не в меру деликатен, — прошипела я, а потом и вовсе сорвалась. — Да как вы смеете?! Я должна увидеть родителей, попрощаться с ними, в конце концов! Кто вам дал право решать за меня?!

— Гермиона! Мы же волнуемся за тебя!

— Замолчи, Гарри Поттер! Кто позволил тебе считать себя выше других? Ты — Избранный, но это не значит, что ты можешь решать, как жить другим! Тоже мне вершитель судеб человеческих! Мне надоело выслушивать все эти твои душещипательные монологи на тему “Вы все можете пострадать из-за меня и бла-бла-бла”. Я сама могу решать, что мне делать, куда мне ехать и как защищаться. Ты не имеешь права распоряжаться мной! Разумеется, я помогу тебе в твоем деле, как и обещала, но не смей решать за меня.

В купе повисла гробовая тишина. Никто не ожидал от меня такой реакции. Джинни испуганно вжалась в сидение, Рон смотрел в пол, а Гарри с немым укором качал головой, как будто я сказала что-то оскорбительное, что-то, что выходит за рамки. Внезапно Рон поднял взгляд полный неприкрытой злости и почти шепотом спросил:

— Что-нибудь еще добавишь? Или сделаешь нам еще одно одолжение?

— О чем ты? Какое одолжение? — растерялась я, весь мой пыл куда-то испарился, что-то я в этом парне пропустила.

— Так уж и быть, великая Гермиона Грейнджер поможет нам разобраться с миссией Гарри. Это так великодушно с твоей стороны. Но сначала ваше всезнающее величество решит свои проблемы, отдохнет на каникулах, а потом снизойдет до нас, простых смертных, которые пытаются хоть что-то сделать, ведь так?

Каждое его слово буквально разрывало меня на части. Он говорил, зло выплевывая каждое слово, пронизывая меня ненавидящим взглядом, словно я и есть его самый главный враг. Рон намеренно делал мне больно, отчего становилось еще хуже. Никогда его слова не были более продуманны. Я посмотрела на Гарри и Джинни, они молчали и отводили взгляд.

— Что ж... Все ясно! Мое всезнающее неблагодарное величество более не будет обременять вас своим присутствием, — процедила я и вышла из купе, громко хлопнув дверью.

Не разбирая дороги, я побежала. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Во мне кипел гнев, разочарование давило на меня как будто я стала весить целую тонну. Как они могли? Неужели они вправду так думают? Я же все делала для них...

Мысли разлетелись в разные стороны как испуганные птички, когда я в кого-то врезалась. Я отлетела в сторону и больно ударилась головой об дверь очередного купе. В глазах потемнело, но я буквально силой заставила себя не потерять сознание. Замелькали яркие круги, а в ушах противно зазвенело. Как ни странно это привело меня в относительный порядок. Закатывать истерики и бежать куда глаза глядят, расхотелось.

— Смотри куда прешь, грязнокровка, — процедила сквозь зубы девушка, на которую я налетела.

Это оказалась Паркинсон. Я равнодушно посмотрела на нее, поднялась с пола и прошла мимо. Наверное я должна была сорваться, наорать на нее, может, даже ударить, но мне стало все равно. На краю сознания промелькнула мысль, что Панси выглядит паршиво, но и это не заинтересовало меня ни на секунду.

Через некоторое время я обнаружила себя возле окна. Вообще мне не свойственно так уходить в себя, отключаться от реальности, ну разве что за книгами, хотя это другое. С некоторым ленивым удивлением я отметила, что простояла очень долго, и поезд уже замедлял свой ход. Почти приехали. Ноги неприятно гудели, а все тело словно задеревенело. Да и мысли оставались какими-то равнодушными и вялыми. Вздохнув, я медленно пошла в сторону купе, чтобы забрать свои вещи. Нужно сделать вид, что ничего не было. Словно все в порядке. Не хотелось расстраивать родителей, которые будут встречать меня на вокзале.

В купе царила напряженная тишина. Гарри уставился в окно, Джинни читала какой-то журнал, а Рон делал вид, что спит. На мое возвращение никто не обратил внимание. Меня снова начало охватывать раздражение. Тоже мне! Оскорбленные и несправедливо обиженные...

— Подъезжаем к вокзалу, — холодно сообщила я и, подхватив свои вещи, быстро вышла.

Дверь глухо ударилась об косяк. Во мне как будто лопнула струна. Неужели все? Вот так глупо все закончилось? По такой глупой причине? Надеюсь, им станет легче от того, что они, наконец, избавились от всезнайки, которая вдруг решила, что может решать сама. Я крепко сжала кулаки, до боли от впившихся в кожу ногтей. Не плакать! Скоро я увижу родителей, а это значит, что мне нужно казаться радостной.

— А где мама? — спросила я, растерянно оглядываясь.

По непонятной мне причине забирать с вокзала меня приехал только отец, хотя обычно родители встречают меня вместе. Я специально поторопилась выйти на платформу в числе первых, чтобы не объяснять отсутствие друзей, но, как оказалось, это было необязательно. Отец в несвойственной ему манере сухо со мной поздоровался, забрал мои вещи и чемодан и быстро направился к машине. Теперь я почти бежала за ним, пытаясь понять, что происходит.

— Пап, ну подожди же! — пытаясь схватить его за рукав, взмолилась я.

— Нам некогда. Поторопись, — бросил он через плечо, даже не замедлив шаг.

Меня охватило неприятное предчувствие. Папа всегда был скуп на эмоции, но ко мне относился тепло, а сейчас вел себя так, словно я его чем-то очень обидела.

— Стой! Или ты сейчас объяснишь, что произошло, или я не сдвинусь с этого места, — заявила я, резко остановившись посреди вокзальной площади.

— Не глупи. Нам срочно надо домой!

— Нет!

Наверное, выглядела я жалко. Этот тон, детский, капризный, ну никак не вязался с моей обычной манерой говорить, еще бы ножкой топнуть, для завершения картины. Все эти стрессы последней недели просто выбили меня из колеи. Я чувствовала, как дрожат мои губы, а в глазах появляются слезы, сил держать себя в руках уже не было.

— Гермиона Грейнджер... — начал было отец, но осекся посмотрев на меня.

На его лице отразилась целая гамма эмоций. Никогда прежде я не видела его столь взволнованным. Сначала промелькнуло раздражение, потом обида, боль, и, в конце концов, он виновато опустил глаза.

— Да что, черт возьми, происходит?! — не выдержала я.

— Прости, дорогая. Мама дома с гостями. Они очень ждут твоего приезда. Давай поторопимся, там тебе все объяснят, — объяснил он после долгого молчания.

— Надеюсь, ничего серьезного?

— Не спрашивай меня больше ни о чем, пожалуйста. Приедешь домой и сама все узнаешь, ладно? — почти взмолился отец.

* * *

Путь до дома был ужасен. Мы живем в пригороде Лондона, дорога не близкая, а если учесть, что ехали мы в гнетущей тишине, то мне вообще показалось, будто прошла целая вечность. Наконец, мы приехали. Отец притормозил у подъездной дорожки и заглушил мотор. Я вышла из машины и осмотрелась. Все выглядело так же, как и в последний раз, когда я здесь была, но все равно что-то не давало мне покоя. Пока папа возился с чемоданами, я вновь окинула взглядом дом и небольшой сад. Так и не заметив ничего необычного, я прошла через калитку и замерла. Виски слегка сдавило, а на плечи опустилась едва уловимая тяжесть. Над домом стоял антиаппарационный щит! Выхватив палочку из специальной петли на джинсах, я посмотрела на отца. Он, как ни в чем не бывало, закрыл машину и направился ко мне, но, увидев, что у меня в руках, резко остановился.

— Что ты делаешь? Тебе же нельзя колдовать за пределами школы, — с некоторым страхом сказал папа.

— Мне уже семнадцать, по законам магического мира я совершеннолетняя, поэтому теперь могу. Почему у нас над домом антиаппарационные чары? Кто их поставил?

— О чем ты говоришь?

— Я еще раз спрашиваю: откуда на доме щит?!

Адреналин бежал по моим венам, и я почти себя не контролировала. Еще чуть-чуть, и я бы бросилась бежать, предварительно оглушив бы отца. Что за гости в доме? Почему тут стоят блокирующие чары? Может быть отец под Империусом и поэтому так странно себя ведет? Неужели Пожиратели Смерти добрались до моих родителей и сейчас ждут меня в доме? Все эти вопросы взрывались у меня в голове приступами страха. Но тут с порога я услышала голос матери:

— Гермиона! Боже, девочка моя! Что ты делаешь?

Я растерялась. Со стороны, наверное, выглядело все это довольно странно. Я стою у калитки, направив на папу волшебную палочку, и кричу на него, а тот стоит белее мела и ничего не понимает. Я резко опустила руку, но палочку не убрала. До чего я себя довела? Уже на родителей бросаюсь. С некоторым усилием я заставила себя успокоиться. Наверное, щит поставили Авроры перед моим приездом. Решив про себя, что нужно попить успокоительное, я предложила:

— Давайте зайдем в дом. Папа сказал, что у нас гости.

— Да-да, конечно, — ответила мама и сразу как-то поникла.

Я прошла за мамой в дом и в нерешительности остановилась на пороге. Посторонившись, чтобы пропустить папу с моими чемоданами, я заметила, что в гостиной сидят какие-то люди. Наконец, взяв себя в руки, я убрала палочку и прошла вслед за мамой к гостям, явно нежданным.

В комнате на диване сидели двое, определенно это были волшебники. Женщина и мужчина, ровесники моих родителей. Сначала я подумала, что они из Аврората, но потом пригляделась и поняла, что ошиблась. Слишком идеально они выглядели. Даже в простых черных мантиях классического кроя они были непревзойденно элегантны. Держались они слегка неуверенно, но тщательно скрывали это за маской сдержанности и вежливости. В общем, они производили скорее приятное впечатление, но что-то не давало мне покоя. В их лицах я видела что-то знакомое и никак не могла понять, что именно.

Стоило мне зайти в комнату, как мужчина встал и, кивнув в знак приветствия, коротко представился:

— Ренард Де Лавер.

Вот так, просто имя. И все. Я непонимающе посмотрела на маму, но та отвернулась. Я вновь перевела взгляд на гостей. Женщина смотрела на меня с каким-то жадным любопытством. Мужчина, мистер Де Лавер, был более сдержан и ждал моего ответа.

— Эммм... Гермиона Грейнджер.

— Приятно познакомиться, Гермиона. Позволь представить тебе мою жену Адриенн, — произнес мистер Де Лавер.

Теперь они оба смотрели на меня очень внимательно, выискивая что-то в моем лице, как будто ждали, что я скажу дальше. Вся эта ситуация вызвала у меня раздражение, поэтому, недолго думая, я спросила:

— Что вы хотите? Я не совсем понимаю, что происходит.

— Сразу к делу? Ну что ж, — Ренард явно удивился моей резкости, но продолжил, как ни в чем не бывало. — Думаю, нам нужно серьезно поговорить, юная леди. Присядете?

Меня слегка уязвило то, что он указывает мне, что делать, в моем же доме, но тем не менее я аккуратно присела на краешек кресла и вопросительно посмотрела на гостей. Мужчина замялся и бросил взгляд на моих родителей, которые в нерешительности стояли на пороге гостиной. Тряхнув головой, пытаясь привести мысли в порядок, я попыталась подавить очередную вспышку раздражения, возникающего от непонимания всего происходящего. Ну не люблю я чего-то не понимать. Хотелось всех обездвижить на неопределенное время, пойти к себе в комнату, запереться и спать долго и желательно без сновидений.

— Прежде чем я начну, хотелось бы попросить тебя выслушать меня до конца, даже если тебе покажется, что я говорю полный бред. Все это очень важно, Гермиона, и я надеюсь, что ты сможешь принять и понять все правильно.

— Не тяните. Я выслушаю вас.

— Начну издалека, — Ренард на мгновение замолчал, словно подбирая слова, а затем продолжил. — Двадцать три года назад, когда мне было семнадцать, как и тебе сейчас, я окончил Академию Магии в Сент-Этьене на востоке Франции и вернулся домой. Там меня уже ждали какие-то люди, мужчина и женщина. Они рассказали мне, что я принадлежу древнему магическому роду Де Лавер, который начинает свою историю в глубокой древности. Сказали, что они отдали меня на воспитание в семью магглов, потому что наш род проклят очень много поколений назад из-за ревности одной очень сильной ведьмы. Суть проклятья в том, что все дети умирают, если остаются с родителями. Единственный выход — отдавать детей в другие семьи, которые никак не связаны с магией. За одиннадцать лет, которые ребенок проводит в семье обычных людей, проклятье слабеет и уже не может убить, когда приходит время столкнуться с магией напрямую и пойти учиться в школу для юных волшебников. Но и дальше опасность подстерегает наследника рода. Если даже случайно он увидится со своими настоящими родителями, то непременно умрет, причем, как правило, очень страшной смертью. И только в момент, когда ребенку исполняется семнадцать, родители, наконец, могут увидеть свое дитя без угрозы для его жизни. Из поколения в поколение старший ребенок в семье обречен отдавать своего первенца на воспитание чужим людям, чтобы избежать проклятья. И вот теперь они, наконец, смогли рассказать мне правду и готовы принять в семью, если я сам того захочу. Да, они оставили мне выбор. Я мог бы просто забыть всю эту историю и притвориться, что ничего не было, но, как видишь, я выбрал другой путь. А теперь этот выбор придется сделать тебе.

Я, как и обещала, выслушала, но вот осознать все это никак не получалось. Не проблема сложить два и два. Мне даже думать об этом было страшно, не то, что произнести вслух, поэтому я молчала. Меня охватило какое-то оцепенение. Вся моя жизнь полетела к чертям, а я сижу и даже не двигаюсь. Приказав себе собраться, я медленно подняла взгляд на гостей. На чужих мне людей, которые считают меня своей дочерью.

Как будет чувствовать себя человек, у которого в один миг разрушилось все, ради чего он жил? Я никогда раньше не задавалась этим вопросом. Даже несмотря на то, что над всеми нами висела война, и надежды пережить ее было мало, я все равно надеялась. Ведь мне было всего семнадцать, и я еще не избавилась от привычки надеяться на лучшее. Казалось, что я смогу с этим справиться, что все будет хорошо. Я надеялась на это шаткое, туманное “после”. Мне хотелось верить, что там будет место мне и моим родителям, друзьям, любви и уже моей семье. И самое главное — мне хотелось жить. У меня хватало дерзости строить планы на будущее. И вот теперь все перевернулось с ног на голову. Все, что казалось таким прочным и нерушимым, разлетелось как карточный домик от легкого дуновения. Что у меня было? Моя семья и друзья, какая-то надежда и планы на будущее, мечты и попытки их воплотить в жизнь. Теперь же нет ничего.

Неужели мне никогда не хотелось быть чистокровной? Из-за всех тех насмешек, брошенных надменными аристократами или полукровками, которые меня обижали и унижали в том числе и в собственных глазах, хотя я никогда никому в этом не признавалась. Из-за ощущения неравенства, из-за комплексов, которые с годами только крепли. Неужели не из-за них я старалась стать лучшей во всем, стать самой умной, самой храброй? Нет! Никогда я не желала чистой крови, других родителей и положения лучше, чем у меня было. Я терпеливо сносила все оскорбления, зная, что есть люди, которым плевать на все эти условности. И теперь у меня все это есть, а вот мои близкие, друзья и родители, моя опора, предали меня.

Самым страшным ударом для меня стало предательство родителей. Они ведь не знали всей этой воистину печальной истории моего рождения и проклятья, которое лежит на моих кровных родственниках. Им подкинули меня. Однажды утром мама нашла меня на пороге, мне было всего пару дней отроду, я была в обычных пеленках, голодная, замерзшая. А в ворохе ткани был найден обрывок газеты, на котором было написано лишь мое имя и дата рождения. А потом кто-то подправил им воспоминания. И не только им, но и всем их знакомым, родственникам, друзьям. Тогда они и стали считать меня родной, желанной, долгожданной. Ведь они точно помнили девять счастливых месяцев беременности, мое рождение, мой первый крик и даже то, как они придумали мне имя.

Объявившиеся родственники вернули им память, после чего все родительские чувства как будто испарились. Отец был оскорблен, он так и не смог принять мое происхождение. Почему-то он винил именно меня во всем произошедшем. Мама же скорее по инерции хлопотала вокруг меня, хотя я видела, что ей тоже не по себе. Из их груди вырвали любовь ко мне. Фальшивую любовь, напоминаю я себе. Меня им навязали.

Хотя их тоже можно понять. У них отобрали смысл жизни. Ребенка, полную семью, счастье. Но вот почему обида была направлена на меня? Разве я во всем этом виновата? Я все это заварила? В этой ситуации я пострадала не меньше, чем они, если не больше. Этого я никогда не смогу понять, принять и забыть. Это стало для меня самым большим разочарованием и потерей.

Наверное, именно это и послужило причиной принятия решения в пользу гостей. Хотя не только это. В тот день, я попросила дать мне неделю на размышления. Быстро распрощавшись с людьми, которые сломали мне жизнь, я убежала на чердак. С детства я считала его своим убежищем. Когда в возрасте шести-семи лет в очередной раз проявилась моя магия и другие дети закидали меня камнями, обозвали странной и отказались со мной играть, я со слезами на глазах убежала именно туда. Наблюдала за кружащимися в воздухе золотыми пылинками или слушала, как дождь стучит по крыше. Мне становилось легче в этом крошечном помещении под самой крышей, грусть отступала. Со временем я обустроила там себе уголок с подушками и лампой, полюбила проводить там вечера с книгой и чашкой чая. Даже уговорила родителей провести туда маленькую веревочную лестницу из комнаты, расположенной на втором этаже. Даже будучи уже взрослой я приходила туда посидеть и подумать. Именно там я хранила все свои магические книги и принадлежности для учебы.

Я просидела там остаток дня и всю ночь. Сначала плакала, раскидывала все, что под руку подвернется, потом лежала на полу, всматриваясь в переплетение потолочных балок, а затем и вовсе начала левитировать перышки из разорванной подушки, как на первом курсе. В голове вспыхивали воспоминания, счастливые и не очень. Каждое перышко становилось новым кусочком моей памяти. Они не падали на пол, едва я отводила палочку, а продолжали висеть подобно снежинками. И вскоре я обнаружила, что сижу в легком облаке из перьев, они слегка покачивались от слабого сквозняка и моего дыхания. Я могла гордиться собой. Это было очень сложное колдовство. Удерживать такое количество предметов в воздухе одновременно было очень сложно с точки зрения обычного волшебника. Пожалуй, профессор Флитвик поставил бы мне Превосходно на выпускном экзамене, вздумай я показать ему свое баловство.

На следующий день я решила написать Гарри. Мне нужна была опора. Я была готова простить его, ведь всякое бывает. В письме я рассказала все. Извинилась за свое поведение, хотя не считала, что была не права. Я очень рассчитывала на поддержку, но ответа мне так и не пришло. Ни через день, ни через неделю, поэтому я с тяжелым сердцем собрала свои вещи, довольно холодно попрощалась с родителями, которые избегали меня почти все это время, и аппарировала в поместье семьи Де Лавер на юге Франции.

Так как же будет чувствовать себя человек, у которого в один миг разрушилось все, ради чего он жил? Меня будто разрывало на части от боли, жалости к себе, обиды и разочарования. Все это выматывало так, что не было сил даже на слезы, истерики и попытки все исправить. Хотя что тут исправишь? Верно... Уже ничего.

* * *

— Мы рады, что ты приняла такое решение, Гермиона, — увидев меня в своем камине, произнес Ренард.

— А я вот не очень, уж простите, — процедила я, отряхиваясь от пепла.

— Я понимаю, что ты чувствуешь. Слишком хорошо понимаю, — почти прошептал он, опустив глаза. — Если хочешь, я могу рассказать тебе более подробно обо всем.

— Может, позже, — равнодушно пожала плечами. — Сейчас я хотела бы обсудить с вами ряд вопросов.

Удивленный моей реакцией мужчина провел меня в свой кабинет и предложил присесть в кресло напротив его стола. Удобно устроившись на предложенном месте я, не таясь, осмотрела комнату. Она была чем-то похожа на кабинет профессора Дамблдора, такое же изобилие книг, портретов, стол, на котором в идеальном порядке лежали пергаменты, несколько книг и писем, стоял на небольшом подиуме, а с противоположной стороны от большого окна располагался камин.

Ренард сел за свой стол в красивое резное кресло и внимательно посмотрел на меня. Некоторое время, не знаю точно сколько, мы просто, не отрываясь, смотрели друг на друга, изучая, оценивая.

— Итак, о чем ты хотела поговорить? — наконец, спросил он.

Поскольку вопросы были продуманы заранее, я, не медля, спросила:

— Есть ли какое-либо официальное подтверждение того, что я ваша дочь?

— Да, конечно. Могу предоставить тебе все документы и даже провести магическую экспертизу кровного родства.

— Хорошо, если можно, займемся этим на неделе. Следующий вопрос. Какое именно проклятье лежит на вашей семье, и какие были попытки его обезвредить? Я извиняюсь, может показаться, что мы на допросе, но мне не до сантиментов, да и я вполне имею право знать, — продолжила я, сохраняя абсолютное спокойствие.

— Разумеется, я тебя прекрасно понимаю, Гермиона. Не забывай, что я и сам был на твоем месте когда-то. К сожалению, подобное происходит из поколения в поколение. Прокляты мы были еще во времена основания Хогвартса. Наши предки в родстве с Ровеной Рейвенкло. Ее кузина Агния Лерон — твоя дальняя родственница, и именно с описания ее жизни стоит начать. Она родилась в десятом веке в богатой дворянской семье во времена правления короля Индульфа. Она также приходилась дальней родственницей его матери, которая была родом из Норвегии. К пятнадцати годам она была завидной невестой с большим приданым, и ее родители уже подыскивали ей жениха, когда девушка влюбилась без памяти в главу одного из горных кланов Эдрада Ламонта. Но, к великому сожалению, тот уже был женат на волшебнице. Тогда такие браки были не редкостью. Считалось, что если человек относится к высшему сословию, то не важно, волшебник он или нет. Эту волшебницу звали Элира, она отличалась вздорным характером, черствостью и редкостным эгоизмом.

Так случилось, что и Лорд обратил внимание на молодую Агнию. И через некоторое время у них родился ребенок. Разумеется, его пришлось отдать на воспитание другим людям, таким образом скрыв позор Агнии. Но Элира как-то узнала об этом и страшно разозлилась. Она впала в настоящее безумство. Сначала она убила своего мужа, а затем собралась убить и Агнию, но в последний момент передумала. Она решила наказать ее самым страшным способом. Она прокляла ее ребенка. Все его потомки будут страдать от глупости их прародительницы. Каждый ребенок в семье будет умирать, если его немедленно не разлучить с родителями. Правда со временем выяснилось, что злой рок действует только на первенца, потому как у Элиры просто не хватило сил. Кстати, она вложила весь свой дар в это проклятье, поэтому вскоре ее так же не стало. Ведь волшебники очень быстро умирают без магии. Вот и вся история.

Я призадумалась. Очень давно я читала в какой-то книге по истории магии про этот случай. Кажется, я тогда подумала, что эта ветвь оборвалась. Что-то не давало мне покоя. В какой-то момент меня осенило, и я воскликнула:

— Но ведь если первенец умрет, то последующие дети могут родиться уже без проклятья!

— К сожалению, это не совсем так, — тяжело вздохнул мужчина, от чего у меня внутри все как будто оборвалось, столько горечи было в этом вздохе. — Если первенец умрет, то проклятье переходит на следующего ребенка по старшинству. То есть уже его первенец будет в опасности. У меня есть младший брат Артур, а у него три очаровательные дочери. Если бы я умер в детстве, то старшая его дочь Мария стала бы следующей жертвой проклятья. То есть уже ее пришлось бы отдавать в другую семью.

— А снять проклятье пытались? Хотя... Глупый вопрос. Конечно, пытались. Но, я полагаю, попытки прекратились?

— Увы, да. Никто не хочет терять своих детей. Проверять, как ты понимаешь, слишком опасно. Но записи о попытках сохранились.

К сожалению, в тот вечер нам пришлось прервать разговор. Ренарду срочно требовалось отбыть по каким-то важным делам, поэтому пообещав мне продолжить беседу позже, он скрылся в камине, а я решила подумать об этом завтра. К тому же, остальные вопросы можно было решить и с Адриенн, что я и сделала.

Не успела я оглянуться, как наступил конец августа. Через два дня должен был состояться прием в честь моего возвращения в семью. Теперь я с определенной долей уверенности могла сказать, что это действительно моя семья. Мои взгляды на некоторые вещи сильно изменились, и я увидела всю ситуацию немного иначе, чем в самом начале, но утверждать, что я сама кардинально изменилась за лето, пожалуй, все-таки нельзя. Да, меня многому научили, многое рассказали, но я все равно осталась собой. Все та же немного замкнутая девочка-заучка, какой меня считают в школе. Но такой я осталась внутри. Эта часть меня спряталась куда-то очень глубоко, за плотные ширмы, которыми стали привитые мне превосходные манеры, дорогие и красивые наряды, гордая осанка и немного скучающее, но неизменно вежливое, выражение лица.

Поначалу меня пугали эти перемены, мне казалось, что из меня пытаются сделать кого-то другого, кем я быть совсем не хочу, этакой копией Малфоя, только в платье. Я активно сопротивлялась, но это происходило ровно до тех пор, пока Адриенн и Ренард не объяснили, что мне не обязательно отказываться от собственной личности и становиться кем-то еще, кем-то, кого хочет видеть общество. В итоге оказалось, что подобная маска очень удобна, ведь я всегда стремилась жить по правилам, а именно это от меня и требовалось. Кстати, я поняла, что эмоции во многом мешают добиваться поставленных целей. Возможно, я бы достигла больших результатов в некоторых областях, если бы не была столь экспрессивна, а сохраняла спокойствие и уверенность, как делала это сейчас.

Разумеется, я очень переживала из-за приема, ведь меня все лето практически держали взаперти. По собственной воле, разумеется. Почти сразу я потребовала у своих внезапно объявившихся родственников полной секретности на максимально возможный срок. В основном, я попросила об этом, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Но как выяснилось, моя просьба оказалась гораздо более полезной, чем это могло показаться на первый взгляд…

* * *

— Гермиона, будьте любезны, расскажите нам, тяжело ли вам было учиться всему тому, что дети из обычных семей знают с младенчества, — до приторности вежливо спросила Милдрет Ромелье, солидная дама в возрасте, владеющая предприятием по изготовлению эликсиров для улучшения памяти.

Месяца три назад тон, с которым была произнесена просьба этой на редкость стервозной особы, шокировали бы меня и крайне возмутили. А сейчас я спокойно пригубила вино, отставила бокал и сделала вид, что задумалась.

— Не могу сказать, что было очень просто, — протянула я. — Но не думаю, что мне пришлось сложнее, чем детям из семей волшебников. Ведь я быстро учусь.

— Да, дорогая. Ты вся в отца. О его одержимости знаниями ходили легенды, — с улыбкой сказала Адриенн и едва заметно покачала головой, давая понять, что не стоит вступать в полемику с гостьей.

Но мадам Ромелье продолжила. Ее вежливость и лесть раздражали, ведь под всем этим крылась серьезная провокация.

— А как же обучение дополнительным предметам? Не хотите же вы сказать, что это магглы дали вам такое превосходное воспитание и манеры.

— А почему бы и нет? Неужели вы до сих пор склонны к предрассудкам и полагаете, что магглы неотесанные крестьяне, которые даже читать не умеют? Разумеется, некоторые вещи я не могла узнать, живя в той семье, но основы музыки, рисования и истории живописи, танцев и правил поведения в обществе я получила благодаря своим приемным родителям. К тому же сказался зов крови. Во время обучения здесь у меня постоянно возникало ощущение, что я все это уже знаю и умею.

Я говорила спокойно и уверенно, без стремления убедить в своей правоте. Я всего лишь высказывала свое мнение. На самом деле, с моей манерой говорить и вести дискуссию было много проблем. Адриенн стоило больших усилий отучить меня от этого безапелляционного тона и излишней эмоциональности. Сейчас, словно глядя со стороны, я понимаю, как глупо я иногда выглядела. Высоко задранный нос, поучительный и слегка высокомерный тон, пренебрежение к людям из-за того, что они не знают элементарных, на мой взгляд, вещей. Обладать большими знаниями и умениями полезно, но открыто демонстрировать их — опасно. Это был тайный девиз семьи Де Лавер, и теперь я полностью его придерживалась.

— Могу я задать пару личных вопросов? — спросил мистер Рединг.

Из присутствующих на ужине он был единственным англичанином, кроме меня и отца. Мистер Дональд Рединг был представителем британского министерства магии во Франции и по совместительству лучшим другом моей матери. Когда-то они вместе учились в Парижской Академии высшей магии. Человек очень приятный и близкий к нашей семье, но на приеме я его увидела впервые.

— Конечно, мистер Рединг. Но не могу обещать, что отвечу на него, — с улыбкой ответила я.

— Мисс Де Лавер, позвольте я буду называть вас так, для меня не секрет, что вы являетесь близкой подругой мистера Поттера, который на данный момент считается беглым преступником по указанию министерства магии. Разумеется, я его преступником не считаю. К слову, именно из-за этого меня в ближайшие дни отстранят от работы в министерстве. Но это не важно… Поскольку тут все люди близкие и проверенные, я задаю этот вопрос открыто, потому что беспокоит он не только меня. Так вот, сам вопрос, не опасаетесь ли вы нападения Сами-Знаете-Кого на вашу семью и ее окружение из-за вашего близкого общения с мистером Поттером? Насколько я знаю, вы собираетесь вернуться в Хогвартс для продолжения обучения. Не думаете ли вы, что лучше переждать все эти волнения во Франции? Ведь можно перевестись в другую школу уже здесь.

Я помрачнела. Этот вопрос висел надо мной как дамоклов меч. Впервые в жизни я пожалела, что как-то связана с Гарри. И если с Гейнджерами я могла поступить просто, хоть и довольно жестоко, то тут такой фокус не пройдет. Слишком много жизней теперь зависит от меня.

— Я думала об этом, — после небольшой паузы произнесла я, отметив, что все присутствующие прекратили сторонние разговоры и приготовились внимательно меня слушать. — К сожалению, я не могу позволить себе не ехать в Хогвартс. Но я в любом случае собираюсь принять все возможные меры для того чтобы не привлекать столь опасное внимание небезызвестной нам персоны. Во-первых, наша просьба относительно полнейшей секретности сегодняшнего мероприятия имеет определенные основания. Я не собираюсь публично объявлять себя наследницей семьи Де Лавер, более того, я намерена сохранить это в тайне. Конечно, Сами-Знаете-Кто не будет без особой нужды соваться во Францию, так что тут вы все почти в безопасности, но только почти. Никто из вас не относится к великому числу приспешников Темного Лорда, но именно это и ставит вас под удар. Он набирает сообщников, а всех кто ему отказывает, убивает. Именно поэтому я не хочу давать ему повод обращать внимание на вас.

— А что если вдруг станет известно, что вы Де Лавер? — спросила мадам Ромелье, но на этот раз ее тон был скорее обеспокоенным, нежели язвительным.

— Тогда нам всем придется очень нелегко, а мне тем более придется остаться в школе, чтобы избежать нежелательного внимания Сами-Знаете-Кого к вам. Сначала он займется непосредственно мной, ему нравится вербовать молодое поколение, — вздохнула я.

Я сказала истинную правду, но умолчала об одной детали. На случай, если откроется моя принадлежность к древнейшему магическому роду, у меня был план. Пока еще очень неточный, но от этого еще более опасный.

За столом повисло напряженное молчание. Все обдумывали мои слова и просчитывали свои действия. Эта война затрагивала всех без исключения, и многие из тех, кто находился здесь, уже давно старались лишний раз не высовываться. К некоторым уже подбивали клинья Пожиратели смерти, но прямой угрозы пока удавалось избегать. Теперь, когда появилась я, перспектива такого исхода стала очевидна. Правда о моем происхождении ставила их всех под удар, но все равно они оставались верны своим взглядам. Внезапно, сидевший в дальнем конце стола грузный, похожий на медведя мужчина, откашлялся и встал с поднятым бокалом. Это был месье Рюк, великий маг-врачеватель. На его счету масса изобретений и новейших лекарств от самых тяжелых болезней, он поднимает на ноги даже самых безнадежных больных. Его глубокий грозный голос наполнил зал:

— Мадемуазель Де Лавер, я вижу вас первый раз в своей жизни, но уже успел проникнуться к вам глубочайшим доверием и уважением. Отчасти потому что вы дочь прекрасных и благородных людей, но так же, потому что вы являете собой образец смелости и честности. Не каждый сможет так самоотверженно защищать свою семью. Я очень рад знакомству с вами. Будьте уверены, с чем бы вам ни пришлось столкнуться, я всегда буду к вашим услугам. Война началась, и мы все должны встать на защиту нашего будущего. Я не собираюсь поклониться какой-то змееподобной твари, страдающей от комплекса неполноценности.

После его слов все мужчины поднялись и с какой-то невероятной решительностью посмотрели на меня. Я ошарашенно смотрела на этих людей, самых близких и родных для моей семьи, и не понимала, чем же я заслужила такое доверие и поддержку. Но одно я поняла совершенно четко — я просто не имела права их подвести.

Что-то вроде саундтрека SkylarGrey — Words :)

Глава 5

Когда эйфория от приема поутихла, я смогла трезво оценить ситуацию. Выводы были неутешительные. Конечно, все эти люди готовы мне помочь, но вовсе не потому, что я такая прекрасная и замечательная. Просто они заботятся о своей безопасности. Их отнюдь не радовало то, что я одним своим присутствием ставлю их относительно спокойное существование под угрозу. Ну, и уважение к отцу сыграло определенную роль. Тем не менее, ответственность все равно ложиться полностью на мои плечи. Если вдруг змеемордому вздумается получить трофей в виде моей прекрасной персоны в рядах Пожирателей, то он будет использовать для этого все возможные способы. Почему-то у меня не было сомнений, что рано или поздно мой маленький секрет будет раскрыт. Так что нужно рассматривать все варианты развития событий, даже самые паршивые. Ко всему прочему нужно было разобраться с проклятием рода. Хоть я пока и не планировала детей, но перспектива отдавать их в другую семью меня не радовала.

— Рути! Принеси мне кофе, — крикнула я и потерла виски.

Голова болела нещадно. Я уже который час сидела в библиотеке и разбиралась в запутанном генеалогическом древе семьи, но мысли расползались. Я никак не могла сосредоточиться. Меньше чем через неделю мне нужно будет отправляться в школу, а я еще собиралась заехать к своим приемным родителям. Так же было бы неплохо хотя бы полистать учебники и собрать кое-какие вещи. Все это неимоверно раздражало.

Последнее время я все время находилась в каком-то нервном напряжении. Возможно, Адриенн права и мне действительно нужно больше спать, а не просиживать ночи в библиотеке. Я вновь взглянула на стол, заваленный пергаментами, книгами и картами. Наверное, я впервые в жизни возненавидела всю эту бесполезную писанину. Какой толк переносить все эти сведения на бумагу, если они никак не могут мне помочь?

— Рути! Где кофе?! — не выдержала я.

Домовик с громким хлопком появился передо мной с подносом в руках, на котором помимо кофе были еще печенье и булочки.

— Простите меня, молодая хозяйка, — вжав голову в плечи, пропищал домовик.

Мне стало совсем скверно. Дожила, уже на домовых эльфов кричу. Отпустив Рути, я взяла с подноса кофе и вновь углубилась в работу.

* * *

— Ты уверена, что надо туда идти? — обеспокоенно спросила Адриенн.

— Надо. Мне нужно забрать кое-какие вещи и попрощаться. Не переживай, я знаю свое место, да и не примут они меня уже, — отрешенно ответила я, продолжая одеваться.

Я взглянула на Адриенн в отражении зеркала. Она сидела на моей кровати и перебирала украшения в резной шкатулке. Выглядела она безупречно, впрочем, как и всегда. Ничто не выдавало ее подавленного состояния. Только я знала, чего ей это стоит.

— А ты не задумывалась о том, чтобы вернуться к ним?

Я услышала страх в ее голосе. Мне стало как-то не по себе. Конечно, я чувствовала родство, меня здесь любили, но до конца я еще не освоилась. Я понимала, как тяжело приходилось Адриенн, которой пришлось отдать своего ребенка, но с ее страхом потерять меня снова я ничего сделать не могла. Возможно, со временем это пройдет. Если у нас будет это время.

— Разумеется, но нельзя вернуться туда, откуда ты один раз ушел.

— Почему?

— Все будет по-другому. Даже если у них ничего не изменилось, изменилась я. Все уходят навсегда. Возвратиться может уже кто-то другой, — объяснила я.

— Ты злишься на нас? — ее голос дрогнул.

— За что? Я могу вас понять. И если мне не удастся решить вопрос с проклятьем, то я поступлю так же. У вас не было выбора, так что нет, я не злюсь.

— Ты слишком рассудительна для семнадцатилетней девушки, — вздохнула она.

— Вся в отца, — натянуто улыбнулась я.

Адриенн подошла ко мне и крепко обняла. Не представляю, как же она справляется. То, что она не видела моего детства, моих первых шагов, не принимала участия в моем воспитании, причиняло ей огромную боль. Слишком мало ей было этих трех месяцев.

— Возвращайся скорее. Мы с папой приготовили тебе сюрприз, — прошептала она.

* * *

Одно движение и я уже на пороге дома, который когда-то был мне родным. Во всяком случае, я пыталась себя в этом убедить. Не давая себе время на сомнения, я постучала в дверь и замерла. Послышались приглушенные дверью шаги. Мама, то есть миссис Джейн Грейнджер… Горло сдавили невидимые тиски, а сердце забилось быстрее. Дверь медленно открылась и я не выдержала.

— Мамочка, прости, — прошептала я и расплакалась.

* * *

Я сидела на диване в гостиной, рассматривая свои руки. Узкие запястья и ладони, тонкие и изящные пальцы, аккуратные ухоженные ногти. Я пыталась вспомнить, как они выглядели раньше. Поцарапанные котом, пальцы с заусенцами и перепачканные чернилами, с небольшой мозолью от перьев, которые я сжимала так крепко, что иногда они ломались. Я думала о чем угодно, но только не о том, что сейчас передо мной сидели люди, которых я семнадцать лет считала родителями и которых я предала самым бессовестным образом. Я старалась не думать о том, какую боль причинила им своим уходом, как тяжело им было осознать, что я не их дочь. Но они все равно простили меня и все так же любят.

Как только мама увидела меня на пороге, то сразу без раздумий крепко обняла. Я вдохнула знакомый аромат духов и зашептала какие-то глупые извинения и оправдания. Мне было так стыдно, как никогда в жизни. Я не ожидала такого приема.

Мама что-то крикнула отцу, и тот пулей вылетел с кухни. Посреди холла он замер столбом и буквально впился в меня взглядом. Из-за слез застилавших глаза я почти ничего не видела, да и совесть просто не позволила мне поднять взгляд на отца.

— Пап, я… — голос сорвался, и мне пришлось глубоко вздохнуть, чтобы прогнать тугой комок в горле. — Не знаю, сможете ли вы меня простить когда-нибудь. Я ужасно поступила. Мне так стыдно.

— Гермиона, дочка… Мы уже давно простили тебя, родная, — ответил отец и крепко обнял меня, погладив по голове.

Около часа я не могла успокоиться. Я как маленькая сидела у папы на коленях и плакала, уткнувшись ему в плечо. Мама каждые пять минут бегала на кухню и приносила то воды, то салфетки, а потом и вовсе полотенце, чтобы вытереть мне лицо от слез. Это была форменная истерика, и только чудовищным усилием воли мне удалось заставить себя успокоиться.

И вот сейчас я сидела на диване и рассматривала свои руки. Я хотела рассказать, что со мной было за эти три месяца, но решила, что это причинит родителям еще большую боль.

— Гермиона, мы понимаем, как тебе тяжело, — начала мама, и в ее голосе слышались слезы. — И сами просим у тебя прощения. В ту неделю мы не смогли справиться с шоком. Нам надо было поддержать тебя, помочь принять все это, а мы просто бросили тебя одну с этой проблемой. Ты, наверное, подумала, что ты нам не нужна. Боже, родная, прости нас. Это мы во всем виноваты.

От этих слов меня замутило. Они считают себя виноватыми? Это ж просто немыслимо! Подавив очередной приступ истерики, я вздохнула, собралась с мыслями и сказала:

— Я думаю, что никто не виноват в этой ситуации, кроме Ренарда и Адриенн. Я не виновата в том, что я их дочь и в том, что на семье лежит проклятье. Вы не виноваты в том, что они предъявили свои права на меня. Так вышло, что я единственный ребенок в этой семье. Адриенн больше не сможет иметь детей, а соответственно я являюсь единственной наследницей. Я имею право оставить свою фамилию при замужестве и дать ее своему ребенку. Это исключение принято для всех семей с такой древней историей, так что они в любом случае забрали бы меня. Просто так сложилось. Моя вина лишь в том, что я ушла, хотя могла бы и остаться, ведь это вы меня вырастили.

— Гермиона… — начал было папа, но я его перебила.

— Нет, вашей вины тут нет. Я прекрасно понимаю и вас, и семью Де Лавер. Простите меня, я так вас обидела.

Я снова опустила взгляд. Этот монолог вытянул из меня все силы, я казалась себе старой и измученной. Хотелось лечь спать и никогда не просыпаться. Ведь когда мне все-таки придется проснуться, проблем станет еще больше.

Во Францию я вернулась только на следующий день около полудня. В голове был полнейший сумбур. Такое чувство, что кто-то взял и перевернул вверх дном все мысли, которые до этого были аккуратно разложены по полочкам. Ощущение, надо сказать, не из приятных. Я тщетно пыталась привести себя в порядок, но особых успехов добиться не удалось.

Адриенн и Ренард не стали задавать вопросов, за что я им была очень благодарна. Зато они крайне удивили меня своим подарком. Я уже и думать забыла о том, что Адриенн обещала мне какой-то сюрприз, как вдруг у меня в комнате появился личный домовик матери и попросил пройти в малую гостиную, чтобы получить свой подарок. От официальности его тона мне стало очень смешно, что его крайне оскорбило. Зато меня вроде бы отпустила эта гнетущая меланхолия.

— А вот и ты! Наконец-то! — воскликнула Адриенн, когда я зашла в гостиную.

— Как ты себя чувствуешь, дорогая? С утра ты выглядела немного уставшей, — тактично поинтересовался Ренард, откладывая большую старую книгу.

— Спасибо, мне уже лучше. Так что за спешка?

— Мы приготовили тебе небольшой сюрприз. Закрой глаза, — с энтузиазмом пропела Адриенн.

Я послушалась. Раздалось какое-то шуршание, приглушенный шепот и, наконец, тишина.

— Теперь смотри, — с предвкушением в голосе произнесла она.

Я открыла глаза и сразу заметила на кофейном столике большую коробку, завернутую в серебряную упаковочную бумагу с поистине огромным фиолетовым бантом из широких шелковых лент.

— Что это? — заинтересовалась я, подходя ближе.

— Ты не вопросы задавай, а открывай быстрее! — проявил нетерпение Ренард.

Развязывая ленты, мягким шелком скользящие по рукам, я гадала, что же там может быть, если даже всегда спокойный и уравновешенный Ренард так переживает. Наконец, я подняла крышку и заглянула внутрь.

— Ой! Хорек! — сдавленно пискнула я, в растерянности посмотрев на родителей.

— Это не хорек, Гермиона. Это ласка, — поправила меня отец.

Я вновь заглянула в коробку. Оттуда на меня с любопытством уставился маленький милый зверек. От кончика черного носика до кончика коротенького хвоста он был около двадцати сантиметров, с рыжевато-коричневой шерстью на спине и белой на животе и кончике острой узкой мордочки. Маленькие округлые ушки забавно подрагивали, а черные глазки-бусинки сверкали каким-то загадочным медно-красным светом из полумрака коробки. Зверек словно чувствовал мою неуверенность и решил познакомиться первым. Он привстал на задние лапы и попытался дотянуться передними до края коробки, но не удержался и упал на спину. Извернувшись, гибкий зверек повторил попытку. Я робко протянула к нему руку и даже чуть вскрикнула, когда он, обнюхав мои пальцы, ловко взобрался по рукаву на мое плечо и уткнулся мокрым носиком в шею.

— В нашей семье есть традиция, дарить на совершеннолетие фамильяров из семейства Куниц. Я думаю, ты успела заметить, что у нас на семейном гербе серебряный горностай, символ ловкости, ума и силы. Не смотря на то, что все животные семейства Куниц относительно небольшие, опасность они представляют серьезную. Они почти незаметны, но на самом деле их великое множество. Кстати, почти у всех представителей семьи Де Лавер патронусы тоже относятся к Куньим, — пояснил Ренард, явно довольный моей реакцией.

— Мой патронус — Выдра, — прошептала я, не отрывая взгляда от крошечной ласки, сидящей у меня на руках.

* * *

Я сидела в купе и листала один из учебников, купленных еще в начале лета. Уже прочитанный не один раз, он не представлял для меня особого интереса, зато понравился Ваю, которая с остервенением грызла переплет своими крошечными острыми зубками. Ласку, которую мне подарили родители, я назвала в честь бога ветра, потому что ловить ее, все равно, что пытаться поймать эту непокорную стихию. Я очень привязалась к этой маленькой негоднице. Она оказалась не просто пушистым ручным зверьком, а настоящим фамильяром, что было большой редкостью для таких животных. Ваю прекрасно понимала человеческую речь, у нее были собственные взгляды и непростой характер. Не смотря на то, что по меркам ее вида, она была еще совсем малышкой, поведение у нее было более чем разумное. Но, опять же в силу возраста, пока ей больше нравилось себя вести как обычная непослушная ласка.

Никакого энтузиазма от возвращения в школу я не испытывала. Более того, это все меня неимоверно раздражало. Мне хотелось вернуться домой, залезть в плетеное кресло на летней веранде, поиграть с Ваю в парке возле кленовой аллеи. Но я сидела в этом дурацком поезде, который вез меня туда, где мне быть совсем не хотелось.

Внезапно, в дверь постучали и, не дожидаясь ответа, открыли. Я специально ушла в дальний конец поезда в надежде, что смогу побыть одна. В этом году в школу поехало чуть больше половины студентов, так что свободных купе оказалось достаточно. Но все же мои надежды не оправдались. В дверном проеме стоял Невил, а у него за плечом маячила Джинни.

— А! Вот ты где! Мы тебя искали. Я уж думала, что ты решила отсидеться в уголке, подождать пока все рухнет без тебя, — выпалила она, явно не подумав.

Я призвала на помощь все свое терпение и вежливость. После гневного письма от этой рыжей бестии в середине лета, когда Гарри и Рон внезапно исчезли из Норы, я не получила ни единой весточки. Да и этой лучше бы не получала. В письме Джинни обвиняла меня во всех смертных грехах, говорила, что это я виновата в исчезновении ребят. И прочее, прочее. Хорошо хоть вопилку не отправила. С тех пор я поняла, что потеряла подругу.

— И тебе привет, — немного скучающе произнесла я, отметив, насколько нелепа была ее претензия.

— Здравствуй, Гермиона, — спокойно поздоровался Невил, пока Джинни за его спиной становилась все больше похожа на кипящий чайник.

— И это все?!

— Слушайте, я рада вас видеть и все такое, но если ты, Джинни, пробежала весь поезд в поисках меня, чтобы рассказать мне, какая я плохая, то будь любезна, сделай это попозже. У меня голова сейчас болит.

Невил удивленно вскинул брови и внимательно посмотрел на меня. Словно что-то решив, он мне кивнул и аккуратно, но твердо взял Джинни под руку и повел прочь, не забыв закрыть за собой дверь.

— Это будет незабываемый год, Ваю, поверь мне, — пробормотала я и без сил прислонилась к окну.

* * *

В Большом Зале было мрачно. За преподавательским столом я успела рассмотреть новые лица. Доверия они не внушали. Особенно Снейп. Особенно в директорском кресле. Но это все детали, к тому же весьма предсказуемые. Как только все студенты вошли в зал, двери сразу же захлопнулись с оглушительным грохотом. Воцарилась полнейшая тишина. Ни единого звука, ни шороха мантии, ни перешептываний. Казалось, что все затаили дыхание. Напряжение, повисшее в зале липкой паутиной, захватило всех. Медленно, как бы нехотя, директор Снейп поднялся из-за стола и очень тихо заговорил:

— Приветствую всех. С этого года в школьных правилах вводится ряд изменений. Маглорожденные и полукровки обязаны носить специальные нашивки на мантиях, которые подтверждают статус крови. У них будет ограничение на перемещение по территории школы, просьба к деканам факультетов внимательно следить за этим. Рассадка в большом зале и на занятиях так же зависит от наличия у студента нашивки. Два правых ряда отдаются в распоряжение студентам с нашивками, остальные ряды студентам без нашивок. Все занятия, указанные в расписании, обязательны к посещению. За прогулы будут суровые наказания. Так же отменяется право на личную переписку. Введены ограничения на использование волшебных палочек. Использовать палочки можно только на занятиях или с разрешения декана, подписанного мной лично. Это все.

Товарищи, мне очень нужна бета!!! Прошу вас, помогите. Скайп: lira.sirin

Тишину, повисшую в Большом Зеле, можно было потрогать, настолько плотной она казалась. Все стояли словно громом пораженные, даже мнимые аристократы удивленно переглядывались. Новые порядки, установленные Снейпом, поразили всех, но возражать никто не рискнул.

Наконец, из-за учительского стола встали двое, отчего я непроизвольно поежилась. Я узнала их сразу Амикус и Алекто Кэрроу, пожиратели смерти, брат и сестра на службе у Темного Лорда. Гарри рассказывал, что они были неоправданно жестоки, преданны змеемордому, словно псы и получали дикое удовольствие от издевательств над людьми и тем более над грязнокровками.

— Сейчас Вы все будете разделены на две части по статусу крови. Я буду называть имена из списка, после чего названный будет подходить ко мне и получать нашивку. Так же я ограничу возможность использования вашей волшебной палочки. После этого можно будет сесть за один из столов справа. Начинаем со второго курса, раз уж первокурсников в этом году у нас нет, — хрипло проговорила Алекто Кэрроу и с гнусной ухмылкой демонстративно потрясла свитком со списком учеников.

Все студенты словно оцепенели. Как только звучало чье-то имя, этот человек вздрагивал и, вжав голову в плечи, подходил к Кэрроу. Одно прикосновение волшебной палочкой к рукаву мантии и короткое путешествие до столов под пристальными взглядами остальных ив абсолютной тишине. Я тоже стояла тихо, стараясь не сильно выделяться в толпе других учеников. Ваю, как будто чувствуя мое напряжение, так же затаилась в кармане моей мантии. Внезапно, я почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Аккуратно, не привлекая к себе лишнего внимания, я осмотрелась. Когда до меня дошло, чьего именно внимания удостоилась моя скромная персона, по спине побежали мурашки. Снейп смотрел прямо на меня, не отрываясь.

«— Что ж... Все ясно! Мое всезнающее неблагодарное величество более не будет обременять вас своим присутствием…

— Ренард Де Лавер… Позволь представить тебе мою жену Адриенн…

— Мы рады, что ты приняла такое решение, Гермиона…

— Есть ли какое-либо официальное подтверждение того, что я ваша дочь?...

— Да, конечно. Могу представить тебе все документы и даже провести магическую экспертизу кровного родства…

— Дамы и господа! Позвольте представить вам мою прекрасную и удивительную дочь, наследницу нашего рода. Мадемуазель Де Лавер! Мы все рады твоему возвращению в семью, дорогая…

— Тогда нам всем придется очень нелегко, а мне тем более придется остаться в школе, чтобы избежать нежелательного внимания Сами-Знаете-Кого к вам. Сначала он займется непосредственно мной, ему нравится вербовать молодое поколение…»

— Гермиона Грейнджер! — прокаркала Алекто Кэрроу.

Я вынырнула из так внезапно нахлынувших воспоминаний и даже слегка покачнулась от легкого головокружения. Голова была тяжелая, все вокруг слегка расплывалось, а звуки разбивались в эхо.

— Грейнджер! Вам нужно особое приглашение? — повторила она.

Кто-то слегка меня подтолкнул, и я, наконец, поняв чего от меня хотят, вышла вперед. Под пристальными взглядами я прошла к Пожирательнице смерти и безропотно приняла нашивку и протянула палочку для наложения ограничивающих чар. Уже сделав шаг в сторону столов, я почувствовала, как она сжала мое предплечье и прошипела мне в ухо:

— Знай свое место, грязнокровка. Не высовывайся, иначе мне придется украсить твое прекрасное личико парочкой шрамов.

Я фыркнула и, освободив свою руку, направилась к столу, ощущая взгляд полной ненависти. Как-то не к месту подумалось, что я привлекаю слишком много внимания, то и дело на меня все смотрят. Пожалуй, стоило вести себя скромнее.

* * *

После ужина, который проходил практически в полной тишине, все начали расходиться по своим гостиным, но мне было не суждено улечься в ближайшее время в теплую постель и хотя бы на несколько часов забыть обо всем этом ужасе. На выходе из Большого Зала меня перехватила чем-то очень озабоченная профессор МакГонагалл.

— Мисс Грейнджер, директор Снейп просил привести вас к нему в кабинет. Сказал, что это срочно.

Я обреченно вздохнула и пошла за ней. Настроение было хуже некуда, я уже сто раз пожалела о том, что приехала сюда. А ведь можно было бы отсидеться во Франции. Мысли перескочили на родителей. Я обещала отправить им письмо, как только приеду, но теперь, из-за ограничений, не получится. Адриенн будет волноваться.

К кабинету директора я пришла с окончательно испортившимся настроением. У статуи горгульи профессор МакГонагалл меня остановила. Женщина сильно постарела за лето, осунулась, в ее движениях появилась какая-то нервозность. Даже сейчас она стояла и нервно теребила в руках край своей изумрудной мантии. От прежней грозной Минервы МакГонагалл осталось очень мало.

— Гермиона, я не могу пойти с вами, к большому сожалению. Неправильно говорить такое ученице, но все же… Вы зря приехали в школу в этом году. Я надеюсь, у вас был серьезный повод бросить мальчиков и вернуться сюда.

— У всех всегда есть причины, профессор, — устало ответила я.

Женщина тяжело вздохнула, назвала пароль и пропустила меня. Кабинет директора я видела всего пару раз, и тогда он произвел на меня очень большое впечатление. Тогда он мне казался воплощением волшебства, а сейчас это было темное, холодной и весьма унылое помещение, пусть и не было никаких изменений в обстановке. Снейп сидел в директорском кресле и листал какую-то книгу. Не поднимая на меня глаз, он махнул рукой на кресло для посетителей и сказал:

— Присаживайтесь, мадмуазель Де Лавер.

Я кивнула, прошла чуть вперед и тут до меня дошло. Замерев, я быстро стала анализировать все произошедшее. Казалось, что голова сейчас взорвется, но вдруг где-то на краю сознания вспыхнуло понимание. Я заставила себя успокоиться, изобразила на лице легкую скуку и спокойно уселась в предложенное мне кресло.

— Благодарю.

— Спокойствие, мадмуазель Де Лавер, должно быть внутреннее, а не показное. Хотя, надо признать, что играете вы отменно. Но, я думаю, что это придет с опытом, — наблюдая за мной, произнес директор.

— Согласна. Иногда очень непросто контролировать свои эмоции.

— Ближе к делу. Позвольте узнать, почему вы вернулись в школу?

Я решила, что мне уже нечего терять и расслабилась. Теперь все зависит только от того, что ему будет выгоднее. Увы, предложить мне было нечего, поэтому от безысходности я решила немного подерзить.

— Зачем задавать вопрос, на который вы уже знаете ответ? Легилименция, не так ли?

— Да, все верно. Пять очков Грифиндору, — усмехнулся Снейп. — Для лучшей ученицы вы омерзительно владеете окклюменцией.

— Я ей не владею совсем, профессор, — с легкой досадой ответила я.

— Еще хуже. В таком случае я жду вас у себя каждый вторник и четверг после занятий.

— С чего же мне выпала такая честь?

Удивление мое было безмерно. С чего вдруг ему учить меня окклюменции? Почему он сразу не раскрыл всем, кто я такая? Неужели он хочет шантажировать меня и мою семью? Вопросы кружились в голове, заставляя меня нервничать. Усилием воли я подавила охватившее меня смятение и посмотрела на директора. Сначала мне показалось, что Снейп не хочет раскрывать мне причины своего странного поведения, но оказалось, что он просто подбирал слова.

— У меня на вас планы, мадмуазель. Мне было бы крайне неудобно, если кое-кто узнает некоторые вещи, которые я собираюсь вам рассказать. Моя задача оберегать учеников, к сожалению, меня поставили такие условия, при которых осуществить это будет крайне трудно. Вы правильно предполагаете, что вами заинтересуются, если узнают ваше происхождение. А соответственно эти люди смогут узнать все, что творится в вашей голове, что мне будет крайне не выгодно. Именно поэтому я и хочу сделать все возможное, чтобы этого не случилось.

Я уже поняла, что мне ничего не угрожает, поэтому решила еще раз подергать кота за усы. В конце концов, ему моя безопасность нужна, так же как и мне. И как бы это ни было странно, я в нем нуждалась, так же как и он во мне. Вот уж не думала, что попаду в такую ситуацию.

— И все же… Что вас толкнуло на это? Собственная выгода или необходимость защищать студентов?

— Не ломайте комедию, Гермиона. Мне нужно все и сразу. И по возможности быстро.

— Хорошо. Вы можете дать мне гарантию того, что если мое происхождение перестанет быть тайной, то вы не бросите меня на растерзание нашему знакомому?

— Мне это не выгодно. Особенно с учетом того, что я собираюсь вам рассказать. Но об этом позже. Уже поздно, вам пора спать. Жду вас в четверг после занятий, не опаздывайте.

* * *

Путь до башни Грифиндора я не запомнила. Мысли о разговоре со Снейпом полностью захватили мое внимание, и очнулась от них я только у портрета Полной дамы.

— Милочка, долго ты тут будешь топтаться? Я хотела сходить в гости к Графу, а тут… — визгливо спросила она, из чего я сделала вывод, что стою тут уже какое-то время.

— Извините. Рыбья чешуя, — пробормотала я и прошла в открывшийся проем.

В гостиной было довольно шумно, но стоило мне войти, как все тут же замолчали. Мельком я заметила, что у всех студентов Грифиндора были нашивки, несмотря на статус крови. Видимо, нас всех считали предателями. А теперь, все эти люди считали предательницей меня. Такой вывод я сделала, увидев самодовольное лицо Джинни в толпе и неприязненные взгляды всех остальных.

Я, в общем-то, и не ожидала радушной встречи с фанфарами и цветами, но увиденное меня все равно удивило. Быстро же младшая Уизли всех обработала. Наверняка напела всем про мою ужасную подлость, про предательство героев и все в таком же духе. А коллективный дух только усилил всеобщее порицание моей скромной персоны.

— Явилась, — процедила Лаванда Браун.

— И вам здравствуйте, — равнодушно ответила я, проходя мимо.

— И где же прохлаждалось Ваше Величество, пока мы тут сидели как в клетке? — продолжила донимать меня Лаванда.

— Меня вызвал Снейп. Еще вопросы? Я хотела лечь спать, — спросила я, и, смерив ее ледяным взглядом, от которого она даже поежилась, поднялась в спальню девочек.