Мы всегда были близки. Вместе играли, вместе посещали первые балы, вместе учились в школе. Даже вместе влюблялись. Но прошли годы, целые десятилетия и все изменилось. Ты больше не приходишь ко мне в комнату среди ночи и не обнимаешь меня за шею, пряча лицо у меня в волосах, стараясь успокоиться после очередного кошмара. Ты больше не читаешь мой дневник, думая, что я не замечаю, как ты его находишь, а затем аккуратно прячешь обратно. Ты больше не берешь у меня косметику, натирая себе скулы пудрой и подражая известным моделям колдовской Англии. Ты вообще много чего больше не делаешь. Зато теперь ты живешь в огромном мэноре, не в пример больше нашего дома. Ты ходишь в мантиях от мадам Малкин, но их стоимость равняется маленькому состоянию, способному прокормить целую семью в течение года. Все твои визиты ко мне официальны, хотя раньше мы не могли и дня прожить друг без друга. У тебя есть сын, прелестный сын. Я видела его всего три раза. Когда он родился, когда его крестили и в его первый выход в свет. А ему уже десять лет. Видимо в следующий раз я увижу племянника лишь перед его отъездом в Хогвартс. Нет, я не обижаюсь. Наверное, я бы поступила также. Просто оборвала все связи, раз и навсегда покинув тот мир, в котором не было их, твоих мужа и сына, но были мы — ты и я, твоя сестра.
Забавно, правда? Прошло уже одиннадцать лет, а я все еще помню те дни. Хотя вернее сказать ночи. Тогда, сразу после победы Поттера и поражения Темного Лорда, мы, еще не верящие в свою свободу от всего мира, были счастливы как никогда. Или счастлива была только я? Так счастлива, что не замечала твоей растерянности? Тем летом все было не так как раньше. Нам не грозила метка, официальных мероприятий тоже не было, то есть они были, но какие-то быстрые, непраздничные, на скорую руку. Но это было и понятно. Тогда мы хоронили врагов, оплакивали друзей. Несмотря на это, жажда жизни все же охватила нас, и мы принялись отстраивать новый мир. В то время наш дом был наполовину разрушен из-за боевых действий, которые велись в нашем районе. Из нормальных, пригодных для существования комнат остался лишь первый этаж с его залами для балов и второй, на котором находились две спальни, малая гостиная, две ванные и небольшая библиотека. Так родители поселились в одной спальне, а мы стали спать с тобой в другой.
Помнишь, как это было? Большая кровать была способна вместить и троих, но отголоски пережитого не давали нам спать, и мы начали спасаться в объятиях друг друга. Как же этот невинный по своей природе жест перерос в такие же невинные ласки, а затем и в первый поцелуй?
Я до сих пор не знаю причину нашего безумства. Но тогда это казалось таким правильным, таким естественным. И мы перестали думать об этом. Мы отдались во власть тому сумасшествию, память о котором до сих пор хранит моя комната. Да, я все еще живу в ней. А в ее углах все еще витают отголоски прежних ночей, звуков, стонов, даже воздух не перестал пахнуть тобой.
Но это уже не важно, так? Наверное, это должно было когда-нибудь закончиться. Ведь счастье не бывает вечным. Кто-то из нас должен был положить конец этому помешательству. Ты смогла отказаться от нас. Я — нет.
Казалось, что такого в том, что девушка выходит замуж за состоятельного, хотя и потрепанного войной парня? Показания новоявленного героя магического мира спасли эту семью от потери всего. Даже на имя не легло особого отпечатка. Так, лишь тень того, что могло стать непоправимым для Малфоев. Но вот только для меня это было сродни концу света. Ты уходила из моей жизни суматошно, поспешно, не стараясь сгладить острые углы своего бегства.
Знала ли я, что будет больно? Знала. Просто не думала, что боль будет такой…постоянной, не проходящей, не дающей шанса даже вздохнуть, не думая о тебе. Но это сейчас неважно.
Ты спросишь, что тогда имеет значение? Я отвечу: не знаю. Я так долго приходила к мысли о том, что нужно учиться жить в мире, где нет тебя, что забыла о самом главном — смыслом моей жизни всегда была ты. Ты, которую я помню с самого рождения, ты, которая смеялась, плакала, скучала, радовалась, веселилась, горевала, ликовала вместе со мной… Всегда, везде, всюду была ты. А затем ты исчезла. И время для меня остановилось. Нет, я все также ходила на балы, посещала салоны и показы, встречалась с нашими общими знакомыми. Для мира я была жива, для тебя — нет. Ты вычеркнула меня из своей жизни без промедления, без жалости, без шанса на прежние отношения. Я знаю, ты хотела как лучше. И то, что причиняешь мне боль, ты не понимала. А сделав почетной подружкой невесты, ты даже не думала обидеть меня этой ролью. Просто для тебя это было спасением, а для меня — погибелью.
Знаешь, я давно простила тебя. Ты ведь не желала мне зла, для тебя это было просто лекарством от минувшей войны. Ты же не думала, что могут быть другие причины нашему безумию, не искала скрытый смысл в моих действиях. Но я делала это. Я приписывала нечто большее всем твоим движениям, касаниям, ласкам. Искала в твоих глазах что-то, что дало бы мне понять твои чувства ко мне. И не находила. Срывалась, кричала, плакала, ругалась, но не уходила. А ты смогла. Смогла пережить этот синдром, смогла найти человека, которого полюбила, который стал отцом твоего чудесного сына.
Но если все так, то почему же сейчас, ты, которая на одиннадцать лет раньше всё это поняла, которая осознала все, что я испытывала к тебе, да и по-прежнему испытываю, стоишь на моем пороге в промокшей насквозь мантии и смотришь на меня своими невозможно голубыми глазами?!!
Зачем ты вернулась? Мне больше нечего тебе предложить. Я отдала тебе всё, что у меня есть — мою любовь. И сейчас, годы спустя, когда у меня есть замечательная возможность сделать тот шаг, который погубил нас, когда всё, что мне нужно — это закрыть перед тобою дверь и последняя надежда умрет вслед за щелчком замка, я не могу пошевелиться. Потому что в твоих глазах я вижу свое отражение. И то, что так жаждала увидеть всё это время. Ты чувствуешь, как во мне идет борьба, знаешь, что от этого зависит всё — я читаю твое лицо так же легко, как и всегда — но не уходишь. И тогда я делаю шаг. Один маленький шаг, который приведет меня на небо или же в пропасть. Я открываю рот и, быстро облизнув пересохшие от волнения губы, выдыхаю:
Vova
