Амнезия

Амнезия  — заболевание с симптомами отсутствия воспоминаний или неполными воспоминаниями о произошедших событиях.

Википедия.

1 сентября 1994 года.

Открыв глаза, первые несколько минут я отрешенно рассматривал потолок. Комната постепенно наполнялась светом, судя по всему, занимался рассвет. В свете утреннего солнца я разглядывал потолок. Постепенно мною овладевало ощущение, что-то не правильно. Не верно. Не так, как должно быть.

Поднялся с широкой кровати и опустил ноги на пол. Оглядел окружающее пространство ошарашенным взглядом и задал первый в бесконечном списке вопрос. «Почему я спал одетым?»

А спал я действительно полностью одетым — даже чёрные лакированные туфли не стянул. Мантия изрядно помялась. Джинсы и рубашка мстительно напоминали, что не потерпят такого к себе обращения в дальнейшем. Вообще, вся одежда имела вид изрядно потрепанный. Вон, на рукаве рубашки какое-то темное пятно… Закончив осмотр собственной бренной тушки, вновь перевел взгляд на окружающее пространство. Кровать, на которой я спал, была довольно широкой с пологом на четырех столбиках. «Где я?» Это второй вопрос. И, наконец, самая важная мысль, которая должна была посетить меня сразу! «А кто, собственно, я такой?!»

Последняя мысль вывела меня из спокойного состояния и заставила, негромко охнув, подняться с постели и выйти на середину комнаты. Может быть, хоть что-то здесь ответит на вопросы? Я просыпаюсь в одежде, шторы не задернуты, словно… Я щелкнул пальцами, пытаясь ухватить мелькнувшую мысль, но едва не подпрыгнул, услышав громкий хлопок совсем рядом.

 — Чего пожелает молодой господин? — спросил меня тонкий голосок откуда-то снизу. Я опустил глаза и узрел… Домового эльфа? Мозги откликнулись целым ворохом каких-то мыслей и воспоминаний, а так же твердой убежденностью, что существо передо мной — это домовой эльф. И вроде бы, мой собственный. Выглядел домовик весьма забавно — низенький, едва достающий мне до пояса, с острым рыльцем и темными бакенбардами. Но самой главной чертой были его глаза — огромные, с ярко-оранжевой радужкой.

А не спросить бы его, что происходит? Я открыл рот, чтобы задать нужный мне вопрос и… Внезапно передумав, спросил по-другому:

 — А где родители?

Эльфа, кажется, вопрос совсем не удивил. Он поднял глаза на меня и открыл рот, чтобы ответить и… замер. Даже не замер, а просто оцепенел. Его глаза, только что такие живые и напоминающие цветом спелый апельсин, потухли и, казалось, тоже оцепенели.

 — Хозяева не вернулись. Глимли не знает, почему они не пришли. Сэр Гарри Поттер прибыл домой один. Совсем один. Никого не было…

Мне совсем не понравилась реакция эльфа на безобидный, казалось бы, вопрос. Хотя, невольно, слуга ответил на два моих вопроса — кто и где нахожусь. «Гарри Поттер?» — неуверенно подумал я, и дождался ответного отклика от мозга. Кажется, имя действительно мое. Хотелось бы, конечно, знать второе имя, но это пустяки, по сравнению с остальным. И дом мой, точнее комната.… А вот прибыл ли я сюда один? Вот это вопрос. Эльф, судя по всему, рад бы уверенно сказать, что я пришел не один, но ему что-то мешает. Где-то внутри меня потянулся огромный страшный зверь, имя которому беспокойство.

 — М… Э… Ты можешь подать завтрак?

 — Да, сэр, конечно! Молодому хозяину предстоит сегодня тяжелый день, Глимли не подведет! — вмиг оживившись, пропищал этот странное существо и с негромким хлопком исчезло.

А я, задумавшись над тем, что имел в виду домовик под словами «тяжелый день», начал оглядывать обстановку комнаты.

Сейчас, в свете солнца, которое уже успело подняться над горизонтом, я мог с уверенностью сказать, что комната мне нравится. Это было ощущение… Умиротворения, что ли? Безопасности. Твердой уверенности, что здесь я дома. Наверное, все в дело в воспоминаниях. Ведь что, в сущности, я не помню? Кто я такой, где нахожусь и что было вчера. А вот об остальном я знал больше. Например, что я волшебник, и у меня есть волшебная палочка. Оглядев пространство, я понял, что палочка у меня может, и была, но куда делась — неизвестно.

И все-таки комната. Это было довольно просторное помещение, отделанное в приятных зелёных тонах, создающее ощущение приятного лесного сумрака даже в ясном дневном свете. Предметы мебели радовали строгой изысканностью и практичностью — в этом я убедился, вспомнив кровать. Под окном стоял большой стол из темного дерева с огромным количеством ящичков, как явных, так и тайных. Пара мягких кресел и широкий диван из зелёной кожи у противоположной стены, журнальный столик из того же дерева, что и рабочий стол. Легкие изумрудные шторы, весьма неплохо закрывающие солнечный свет. А на стене, рядом с окном и столом, висели фотографии. Что-то вроде коллажа.

Я подошел ближе, чтобы рассмотреть фотографии. Каждая из них двигалась, заставляя глаза рефлекторно отвлекаться, но усилием воли я сосредоточился и стал разглядывать картинки прошлого. Центральная фотография была самой большой, и изображала, судя по всему, мою семью. В центре — два мальчика, похожих друг на друга, но разные по возрасту — одному  около одиннадцати, другому лет семь. Оба смеются, старший мальчик обнимает брата за плечи. Кто из них я? В любом случае это означает, что у меня еще есть и брат. О нем нужно спросить Глимли.

За нашими спинами стоят двое взрослых — женщина и мужчина. Они обнимаются и радостно улыбаются в камеру, то и дело, подмигивая наблюдателю. Мужчина, стоящий справа, очень похож на мальчишек, наверное, отец — высокий, с растрепанными черными волосами и очками. У женщины длинные рыжие вьющиеся волосы и ярко-зелёные глаза, как у одного из мальчишек. С трудом заставив себя оторвать взгляд от них, я стал разглядывать людей, стоящих рядом с семьей. Четверо мужчин, по два человек с каждой стороны. Тот, что ближе к отцу, хохочет в камеру и подмигивает. Черные волосы, до плеч, правильные черты лица — что-то выдавало в нем истинного аристократа. Разве что радостный смех не вписывался в портрет представителя благородного рода. Другой мужчина, стоящий рядом с ним, выглядел менее оживленно — он устало улыбался и то и дело начинал зевать, словно не спал очень долгое время. В его коротких русых волосах мелькали редкие седые пряди, хотя выглядел человек ровесником остальных. Внешность его дополняли едва заметные на фотографии шрамы на лице и цепкие серые глаза.

Двое других людей невольно привлекали к себе внимание. Один, тот, что стоял ближе к матери, старался выглядеть хмурым и неприступным. Но едва заметная усмешка выдавала его со всеми внутренними органами — ему явно было приятно находиться в этой компании. Сальные черные волосы, достигающие плеч, прищуренный взгляд темных, почти черных глаз и длинный крючковатый нос. Он почти не двигался, только иногда из-за спины грозил кулаком хохочущему человеку. Слева от него стоял совсем низенький и пухлый мужчина. Копна светлых волос и голубые глаза заставляли поверить в невинность, если бы не волшебная палочка, крепко сжатая в руке и тайком направленная на соседа. Улыбался он неуверенно и смущенно, словно ожидал чего-то совсем другого.

Усилием воли я заставил себя оторвать взгляд от этой фотографии и начал разглядывать остальные. Они были не такие большие, как первая, но, несомненно, имели для меня когда-то большое значение. С любопытством отметил, что фотографий девушки нет, значит и её самой тоже. Досадное упущение. Зато было несколько фотографий огромного замка, компании веселящихся подростков (лет тринадцати), каких-то незнакомых (для моей пострадавшей памяти) людей и одна единственная меня с каким-то помелом в руках. «С метлой! С одной из самых быстрых метел!» — немедленно отозвалось давно забытое возмущение. Видимо, в прошлом я очень много спорил по этому поводу. Впрочем, на одной фотографии я все-таки остановился. В отличие от остальных, на ней были не люди, а животные. Кошка и грызун. Присмотревшись внимательнее, я понял, что слегка ошибся — черное животное было размером с диван. Да и форма морды и ушей, если приглядеться... Сделав над собой усилие, я понял, что за зверь занимал большую часть фотографии. Это была роскошная пантера, которая держала огромной тяжелой лапой белую мышь. Или не мышь. Но это определенно был грызун.

На самом деле, фотография меня озадачила. Судя по всему, это были чьи-то питомцы. И наверняка мои. Интересно, и где они сейчас? Спросить у домовика, что ли?.. Хотя, лучше пока не стоит. Стоит понаблюдать за окружающими, может, и разберусь самостоятельно. Окинув комнату придирчивым взглядом, я зацепился за небольшую черную спортивную сумку, лежащую на полу у шкафа. Уж не имеет ли эта сумка отношения к предстоящему «тяжелому» дню? Уж не переезд ли? Я поспешно отогнал от себя эту мысль, сразу признав её как глупую. Если бы я переезжал, одной спортивной сумкой не отделался, а захватил бы с собой и все фотографии.

Подойдя к сумке ближе, я открыл её, быстро изучил содержимое, и закрыл. Ничего интересного, только одежда и книги. Может быть, слишком много для такой сумки. Устав удивляться, я быстро набрал необходимые вещи из шкафа и отправился к одной из двух дверей, которая вела в ванную. Эльф верно отметил, мне предстоит весьма тяжелый день.  И начинать его следовало с хорошего прохладного душа, чтобы проснуться для начала.

* * *

Через полчаса я вошел в комнату холодный, с мокрыми волосами, но счастливый. Даже забыл на время о своей странной амнезии, и сосредоточился на том, чтобы без ошибок найти столовую — меня мучил жуткий голод. Сумку я взял с собой.

Святую святых этого дома я нашел довольно быстро, просто пойдя на запах. Пахло яичницей и тостами, а на столе меня дожидался крепкий бодрящий чай и газета. Глимли без лишних слов подхватил мою сумку и переместился в неизвестном направлении. Но я этого даже и не заметил — моим вниманием овладела горячая еда.

Лишь спустя двадцать минут, утолив первый голод и подтягивая крепкий чай, я обратил внимание на газету. Почти всю первую страницу занимала фотография темного неба с черепом и змеей. Что-то внутри желудка неприятно екнуло, я торопливо отставил чашку в сторону, взял газету и погрузился в чтение статьи.

Все оказалось не так страшно, и я сам не понял, чего испугался. Нет, я, конечно, вспомнил, что означает черная метка в небе, особенно над чьим-то домом. Но в статье сообщалось о недавней стычке Пожирателей Смерти и авроров после кубка Мира по Квиддичу. Кстати, вопрос на заметку — а я на этом кубке был?

Тем временем, оторвавшись, наконец, от газеты и принявшись за остывший уже чай, я заметил краем глаза фигуру домовика. И сразу вспомнил про вопросы, которые хотел задать ему.

 — Глимли?

 — Да, хозяин? — сразу отозвалось это смешное недоразумение.

 — А… Эмм.… Где мой брат? — вот будет смешно, если у меня есть старший брат, который живет отдельно! Полагаю, эльф сразу заподозрит, что не все в порядке. Но все оказалось прозаичнее — домовик вновь оцепенел, уставившись  в  одну точку. Да что, Мерлин всех прокляни, произошло?!

 — Вашего брата не было. Ваш брат был с родителями. Он в безопасности вместе с хозяевами. Все в порядке, молодой хозяин, не беспокойтесь…

Не беспокоится?! Да я в панике! То, что сказал домовик, можно услышать с точностью до наоборот! Все НЕ в порядке! И родители, и брат в опасности, я это чувствую! ААА! Так, ладно, нужно успокоиться. Без паники. Я ведь ничего не знаю еще, так? Может, не все так плохо и я пытаюсь просто думать сразу о плохом.… Наверное, это из-за дурацкой статьи в газете, будь она не ладна! И темная метка вместе с ней…

Наверное, мы с эльфом были в одинаковом состоянии — оба теряющиеся в догадках и ничего не понимающие. Хотя, может быть Глимли и видел что-то. Но сказать не может при всем желании.

 — А.…  Куда ты отправил мою сумку?

Простой и безобидный вопрос вывел домовика из оцепенения, заставив смешно сверкнуть своими апельсиновыми глазами.

 — На вокзале Кинг-Кросс, молодой хозяин! Но до поезда еще далеко, машины из министерства приедут только через три часа.

Что ж тогда… Я задумался — чем бы занять время? Лучше заняться хоть чем-нибудь, а то сойду с ума от беспокойства.

— В таком случае я пока вздремну. Разбудишь, когда они прибудут, ладно?

— Конечно, хозяин! Не беспокойтесь, хозяин!..

* * *

Признаться честно, мне очень захотелось посмотреть на свой дом с улицы. Прямо таки тянуло, словно собачку на поводке. Наверное, эта некая традиция моего прошлого «я» — смотреть в последний раз перед отъездом на долгое время на дом. Дожидаясь машину из Министерства, я просматривал то, что запомнил мой многострадальный мозг, и «вспомнил», что учусь в школе чародейства и волшебства Хогвартс уже четыре года. Точнее, в этом году будет четвертый. И весь год я не буду иметь возможности вернуться домой, исключая рождественские каникулы.

Снаружи дом выглядел более чем величественно — прочные каменные стены двухэтажного особняка невольно напоминали древнюю пословицу — «мой дом — моя крепость». Раскинувшийся вокруг особняка сад упорно зеленел, назло остальной природе, которая уже успела поблекнуть. Мой взгляд автоматически отмечал какие-то места на стене дома, и ностальгически делал замечания из прошлого — «там было хорошо посидеть поздно вечерком и смотреть на звезды», «а там можно было позагорать или сбежать от домашних заданий», «здесь можно быстро запрыгнуть на крышу», «отсюда идет тайный ход в гостиную» и тому подобные. Полюбовавшись на этот вид с десяток минут, я, наконец, отвернулся и направился к чернеющим неподалеку воротам.

Водитель из Министерства, казалось, совершенно не удивился тому, что я еду один. Хотя, сюда по моим воспоминаниям, я все время посещал вокзал вместе с родителями, дабы попрощаться уже там. Глядя на волшебника, ловко уходящего от пробок и светофоров, я выдвинул предположение, что все было договорено заранее. Но было ли это связано с исчезновением родителей и брата и странным поведением домовика? Или нет? Как назло, воспоминаний по этому поводу у меня тоже  не было.

Вот так быстро и в полном молчании, работник Министерства довез меня до вокзала Кинг-кросс за целый час до отправления поезда. Судя по моим данным, к двенадцати на платформе будет тьма народу и к поезду будет просто не протолкнуться. Да и места, как назло, постоянно оказываются занятыми в самый неподходящий момент. Честно признаться, мне хотелось доехать до школы в полном одиночестве, без шумной компании, в тишине, которая способствовала размышлениям в компании своих воспоминаний. Я, конечно, понимал, что очень вероятность пробыть всю дорогу в тишине и покое очень мала. Признаюсь честно и от всего сердца — мне просто не хотелось никого видеть. На душе тихонько скреблись неизвестно откуда взявшиеся кошки.

Мне удивительно везло! Не встретив по пути никого знакомого мне (и, соответственно, знакомого со мной) человека, я беспрепятственно добрался до первого свободного купе. Закрыв за собой дверь, я уперся взглядом в небольшое зеркало и заинтересованно подался вперед. Честно, за весь день не догадался даже на рожу собственную взглянуть! Непорядок!

Из зеркала на меня оценивающе смотрел четырнадцатилетний подросток. Лохматые черные волосы, немного резкие черты лица и яркие, цвета первой травы, глаза. Не страшен как крокодил, и то хлеб. А если волосы еще сильнее взлохматить… Вот, теперь порядок!

Мое предположение насчет толпы на платформе оказалось верным. Без двадцати двенадцать поток волшебников, проходящий через барьер, стал почти непрерывным. Толпа юных волшебников и волшебниц не торопилась занимать места, и только добавляла беспорядка. Мимо моего купе проходили быстро, даже не пытаясь зайти. Интересно, с чем это связано? С тем, что я страшен и моя репутация поистине ужасна в школе? Или давняя привычка пропускать первое купе без внимания? Вот бы так и было до конца поездки! Палочку продам за такую возможность!

Кстати, о палочке. Она нашлась. Правда, не мной, а, стыдно признаться, Глимли. Навсегда запомню полные немого укора ярко-оранжевые глаза эльфа. Если бы в возможности эльфийской магии входило умение прожигать дырки взглядом, я стал бы сыром в прямом смысле этого слова. И как он меня терпит?

Моих размышлений не прервал даже гудок машиниста, зато с этим прекрасно справился один персонаж. Похоже, ученики вспомнили о поезде, и пошли занимать места в самый последний момент. Именно с этого момента началась моя пытка. Каждый, проходя мимо, норовил заглянуть в купе, убедиться, что оно занято мной, а не друзьями, и, громко хлопнув дверью, громко протопать дальше. После третьего удара дверью об косяк, я подумал, что являюсь, своего рода, самым главным идиотом поезда, который догадался сесть в первое купе.

Платформа осталась позади и дверь в очередной раз открылась. В купе заглянула рыжая шевелюра, просканировала взглядом пространство выше моей головы и буркнула что-то неприличное.

 — Рон, чего ты копаешься? Пошли дальше, если занято! Это же первое купе!

 — Отстань, Финиган! Кстати, с тебя два сикля!

 — Что?.. Ах ты, черт! Невилл, сто…

 — Прости, Симус…

 — Отпусти мои брюки, придурок!!!

 — Рон, не ори! Помоги подняться! Нет, Невилл, я лучше сам поднимусь… Не наступи на… Ладно, ничего страшного.

 — Извини, Симус! Рон, хватит стоять!

 — Да, отпустите меня, гады, вы ж меня без трусов оставите!!!

Я слушал этот полный глубоко смысла диалог с каменным выражением лица и терпеливо ждал, когда Рон догадается закрыть дверь моего купе. Но все, на что хватало его мозгов — это орать на весь вагон о своих штанах и другом нижнем белье. Невилл, пытаясь извиниться, только ухудшил ситуацию, споткнувшись и упав сверху на своего друга Симуса Финигана. «Эту кучу малу наверняка уже весь вагон увидел!» — раздраженно подумал я, начиная закипать.

Чтобы отвлечься, я начал думать об этих парнях. Мои ровесники, судя по всему, значит однокурсники. Рыжий Рон — это, скорее всего Уизли, одна из самых многочисленных куч братьев и одной сестры, которые поголовно сидели в Гриффиндоре. Попытавшись вызвать воспоминания из своего прошлого, я наткнулся на один чрезвычайно интересный факт — Уизли очень сильно меня раздражал своей преданностью известной знаменитости, Мальчику-Который-Выжил, Невиллу Лонгботтому. И у нас с ним все время происходили различные стычки. Симус Финиган… Парень ветреный, ему вообще по барабану, кажется, на все. То с Лонгботтомом общается, то в ноги к сестре Уизли бросается. С ним пикировки могут быть только одного вида — на кулаках, палочку, как средство достижения победы не воспринимает, как и слова. Я невольно потер скулу. М-да, похоже, это мне приходилось выяснять на собственном опыте.

Тем временем, Уизли, наконец, соизволил заметить меня. И тут же его лицо приобрело пунцовый оттенок, а в глазах появилось желание сказать что-нибудь гадкое. Я терпеливо смотрел на него, дожидаясь, когда его мозг получит и обработает информацию. Мерлин, и как это недоразумение вообще учиться?!

 — А, Поттер! — Наконец, открыл рот рыжий. — Я не видел тебя на Чемпионате! Неужели, твои родители скупились на билеты?

Я некоторое время разглядывал веснушечное лицо напыщенного однокурсника, вызывая в памяти воспоминания об этом лете.

 — Да нет, Уизли, нам хватило денег на свои билеты в Министерской ложе. А как ваша семья справилась? Я слышал, вам пришлось продать дом, чтобы купить билеты в нижнюю ложу.

Лицо Рыжика предсказуемо побагровело. Суета под дверью прекратилось — друзья Уизли прислушались к разговору.

 — Ты… Ты… Ах, ты маленький…

 — Рон, хватит, пойдем отсюда…

 — Подожди, Невилл. Давай посмотрим.

 — Уизли, забирай своих дружков, и валите дальше по коридору! Вы тут и так здесь целую толу собрали. — Донесся до меня чужой  голос, протягивающий гласные и говорящий с некой ленцой. Я тут же подобрался, приготавливаясь наблюдать представление — владелец голоса и Уизли всегда умели устраивать красивые сцены.

 — Малфой, не лезь не в свое дело!

 — Это мое дело, Уизли. А это — дверь в мое купе.

Повисла тишина. Я усмехнулся и вскинул бровь, дожидаясь, когда Малфой появится в поле зрения. Браво, ничего не скажу. А врет, как… Я сидел здесь около часа и точно уверен, что Малфой купе не занимал. Он вообще пока в поезд не садился. А теперь, оказывается, я занял ему место.

 — Симус, Рон, хватит. Пошли.

За дверью послышался топот медленно удаляющихся прочь подростков. Спустя секунду, в мое купе вошел Малфой, вместе с двумя огромными шкафами на ножках — Крэбб и Гойл, если мне не изменяет память. Оба мои ровесники, но на лице нет и тени мысли. Настоящие амбалы, послушные, молчаливые и не задающие лишних вопросов. Вот только нянчиться с ними тоже большой труд.

 — Поттер… — протянул Малфой с поистине королевским величием.

 — Малфой. — Не остался в долгу я.

Несколько секунд мы, молча, изучали друг друга настороженными взглядами. Он, как я понимаю, отмечал, как я изменился за лето. А я… Я просто разглядывал своего однокурсника, вызывая в своей памяти все новые и новые воспоминания. Крэбб и Гойл тоже молчали, не решаясь войти в купе. Не то меня боялись, не то пока не получили от Малфоя четкую команду «Сидеть!».

Если бы эти двое не мельтешили рядом, можно было прекратить этот чертов карнавал, и спокойно поговорить с Драко по душам. Для всех окружающих мы с ним были непримиримые соперники, которые не упустят случая сделать друг другу гадость или воспользоваться случаем. Но  на самом деле, мы с Драко Малфоем были хорошие друзья. Оба чистокровные волшебники, оба учатся в одной школе, на одном курсе, оба до одури любят летать… У нас было много общих тем для разговора. Даже не смотря на то, что его семья была одной из ярых сторонников Волдеморта,  а моя — Альбуса Дамблдора. Под показным высокомерием Драко прятал честность и жажду найти настоящих друзей, а не верных слуг, похожих на Крэбба и Гойла. Он часто покрывал меня в первые годы учебы, когда я отчаянно искал приключений на свой задний проход или изучал замок. Да и сам он не без греха, отличие только в том, что ему нельзя было попадаться — если бы Люциус Малфой узнал, где и с кем его сын бродил, ему бы это не понравилось. Очень не понравилось.

А теперь мой хороший друг не мог показать свои истинные чувства из-за двух амбалов, торчащих рядом. Я видел, как он сердито косится на ребят и крепко сжимает челюсть, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего.

 — Крэбб, Гойл, хватит топтаться в проходе.

Услышав команду, верные псы одновременно сели на скамьи, крепко закрыв за собой дверь, и пустыми взглядами уставившись на пейзаж за окном. Малфой еле слышно тяжело вздохнул и сел напротив меня. Полагаю, ему очень хотелось поговорить нормально, без формальностей, но нельзя было терять бдительность. Мы очень давно начали играть эти роли, и сейчас не время снимать маски.

 — О чем задумался, Поттер? — скучающим голосом спросил Драко.

 — О заклятии Забвения, — таким же скучающим тоном ответил я.

Мне показалось, что в глазах Малфоя мелькнул какой-то странный огонек, беспокойство, искра… Но в следующую секунду оно пропало. Я пообещал подумать об этом потом, и забыл, забыл надолго.

До станции Хогсмид мы больше не разговаривали. Тем дальше мы ехали на север, тем хуже становилась погода. Небо темнело, затягивалось тучами, и очень скоро пошел настоящий ливень. Я с тоской глядел на безобразие за окном, уже заранее представляя, что до Хогвартса придется добираться вплавь. Переоделись в полной тишине, чему я был, признаюсь, очень благодарен — было больше времени подумать. Мое предсказание почти сбылось — до самодвижущихся карет мы бежали бегом, но все равно промокли как котята, упавшие в реку. Торопливо насилуя свой мозг на поиски Согревающего заклинания, я стучал зубами и всеми нехорошими словами поминал английскую погоду, северное местонахождение школы и так некстати начавшийся дождь. То ли дело во Франции… Эм… А когда я там успел побывать?

Войдя в Большой зал, я замер разглядывая пространство. Хм, да, я как-то об этом не подумал. Четыре стола, четыре факультета. А в моей голове не единого упоминания о том, где учусь я, ядрены помидоры! Придется положиться на интуицию и логику. Я вспомнил свою комнату, отделанную в зелёных тонах, вспомнил сцену в поезде и твердым шагом направился к столу Слизерина. Остается только уповать на то, что все правильно, иначе я готов провалиться под землю.

Студенты вокруг меня оживленно говорили и шевелились. После отвратительной погоды снаружи это казалось верхом тепла и уюта. Столы постепенно заполнялись учениками, и с потолка начали спускаться привидения. Меня почтил своим вниманием сам Кровавый Борон. Везет же мне на такие личности, как я посмотрю! Только не говорите мне, что я с этим жутким бароном еще и дружелюбно общаюсь?!

 — Добрый вечер, мистер Поттер.

 — Приветствую вас, сэр. — Я сдержанно кивнул призраку и повернулся к столу преподавателей.

Вот тут меня поджидал сюрприз. Наверное, мне стоило тщательнее поковырять свою память, чтобы не удивляться таким вещам. Перед глазами сразу встала фотография, висящая на стене моей комнаты. Трое мужчин, которых я видел там, предстали передо мной вживую. А чего я собственно удивлялся? Своей нескромной тупости?..

Я начал серьезно обдумывать свои белые пятна на воспоминаниях. Итак, если по порядку слева направо Северус Снейп, профессор Зельеварения, Сириус Блэк, профессор Защиты от Темных Искусств и Ремус Люпин, учитель по Уходу за Магическими Существами. Где-то посередине между ними сидит седовласый старец, Альбус Дамблдор, который у нашей семьи на не самом хорошем счету. Минерва МакГонагалл пока не появилась, и её кресло пустовало — ей нужно было проинструктировать толпу нового свежего мя… Поколения. Помона Стебль что-то оживленно обсуждает с Филиусом Флитвиком, рьяно жестикулируя — они там что, пари заключают?! Сибилла Трелони сидит в стороне от остальных, уже что-то торопливо пряча под стол — ну да, конечно, без хереса на пиру никак. Профессор Септима Вектор, преподавательница Нумерологии, оглядывала зал цепким взглядом. Остановившись на мне, она кивнула и тут же продолжила осмотр. Что-то я не понял — я что, ей сотню галеонов должен? Или… Или домашнюю работу на пару лет вперед…

Пока я занимался разглядыванием стола преподавателей, зал успел заполниться учениками. Я спиной почувствовал, как мимо прошла МакГонагалл с группой детворы, испуганно оглядывающей зал. Глядя на детей, жмущихся друг к другу, я тихонько улыбался, пытаясь вспомнить себя на их месте. Помню, меня Сириус за уши к табуретке тащил, пока Ремус пытался расколдовать Северуса и вернуть ему хотя бы подобие человеческого носа. Ах ты, черт, нужно не забывать их правильно называть. А то, как на втором курсе облажаюсь, опять в минус можем уйти.

В зале повисла звенящая тишина, прерываемая громом бушующей за стенами стихии. МакГонагалл поставила перед первокурсниками трехногую табуретку, которая все время ломалась под весом последнего распределяющего. Пока никто из преподавателей не заметил, кажется, что такая тенденция у табуретки появилась сразу же после моего пришествия в Хогвартс. А я что? Я ничего, я так, мимо проходил, заклинания новые проверял… Профессор положила на стул старую грязную шляпу, которая тут же приковала к себе многочисленные взгляды. Помнится, в прошлый раз она пела то-то про то, как нехорошо подпиливать табуретки… Или о том, что нам надо объединиться с Гриффиндором и отметить это событие бурной пьянкой… Или это было в позапрошлом году? А, фестрал её знает, эту шляпу. Она, небось, до сих пор дуется за меня за ту маленькую шалость, когда я запустил под неё маленькую пикси и все первогодки, распределяемые после меня, начинали забавно подпрыгивать и вертеться, чувствуя, как чьи-то маленькие ручки сноровисто вырывают клочки волос.

Когда Шляпа закончила петь, зал разразился аплодисментами. Я присоединился к ним, с удовольствием наблюдая, как три пары глаз подозрительно косятся на меня. Профессора, чего вы так напрягаетесь? Я не успел ничего подготовить, так что можете не переживать… И, Ремус, не надо так дергаться! Я пока не успел поймать того докси, которому предназначено поселиться в твоих покоях…

Распределение продолжалось своим чередом. Я преувеличено радостно хлопал всем слизеринцам, краем глаза замечая, как дружно дергаются преподаватели, внимательно наблюдающие за мной. Еще чуть-чуть, и директор оторвет свой взгляд от Золотого мальчика и обратит на меня внимание! Ух, нет, просто распределение кончилось (как и ожидалось, финальным треском рухнувшей табуретки под последним первокурсником) и директору понадобилось встать, поднять руки, в преувеличено доброжелательном жесте, и сказать: «Приступим!»

Золотая посуда наполнилась едой, и ученики в едином порыве устремились к ней взглядами и желудками. Накладывая в себе всего понемножку, я не забывал уделять немного времени Кровавому Барону, который первым начал светскую беседу.

 — Всем не сказано  повезло, что пир начинается так поздно. Совсем недавно нам удалось выгнать Пивза из кухни.

 — И каковы потери?

 — Трое эльфов лежат в глубоком обмороке, двое связаны, а остальные смогли продолжить готовку. — Спокойно ответил Барон, равнодушным взглядом провожая исчезающий с огромной скоростью кусок хорошо прожаренного мяса.

 — Связаны? Они что, пытались что-то поджечь?

 — Нет, они пытались помочь Пивзу уничтожить духовку. Не знаю уж, чем этому полтергейсту удалось приманить эльфов на свою сторону. Но бардак они устроили великолепный. — Призрак фыркнул. Я поднял голову, заинтересованно уставившись на собеседника.

 — Можно поподробнее?

 — Отчего же нет? Пивз, неизвестно как, смог устроить пожар, «случайно» уронить пару навозных бомб в кастрюли с супом, несколько десятков блевательных батончиков в картошку, несколько кровопролитных конфет в жареное мясо, обморочные орешки в пудинг… Что с вами, мистер Поттер?

— Ничего, сэр, продолжайте. — Я улыбнулся, с трудом возвращая своему лицу цвет с блевотно-зелёного к мертвецки-бледному.

 — А чего продолжать. — Призрак пожал плечами, с садистским удовольствием разглядывая выражение моего лица. Жаль, не могу прибить гада! — У Пивза своеобразное чувство юмора, дальше бифштекса с кровью из конфет оно не идет. Эльфы были в панике, кого-то из этих троих заставили проверить всю еду на наличие отравы и других проказ. Вот и все. Можете не переживать, эльфам удалось приготовить еду снова.

Я хмуро покосился на свою тарелку, но, подумав, решил последовать совету призрака. Я и так целый день не ел, если не считать завтрака Глимли. Святой эльф Глимли, как хорошо, что ты работаешь не в Хогвартсе… Я бы не позволил так издеваться над своим эльфом.

 — А чего он завелся-то? — Я, наконец, догадался спросить о причине, по которой Пивз решил поднять бунт.

 — Пивз возжелал присутствовать на банкете. Разумеется, ему этого никто не позволил. Вот и взбесился. Давно пора его изгнать из замка, да все не выходит. Обязательно найдется тот, кто захочет заступиться за этого никчемного идиота.

Я отложил столовые приборы и повернул голову в сторону директора. Ремус, Сириус и Северус, кажется, успокоились. По-крайней мере уже не косятся на меня, как лошади на пожар, и то хлеб. Скоро начнется речь. Да и есть уже не хотелось — Кровавому Барону все же удалось испортить мне аппетит. Ничего, я на нем отыграюсь. Я смогу найти общий язык с Пивзом.

Когда опустошенные тарелки заблестели, со своего места снова поднялся Дамблдор. Он, как всегда, оставался при своем вкусе — насыщенного оттенка фиолетовая мантия, серебристые месяца по всей ткани, сиреневый колпак на голове и очки-половинки на носу. Хоть что-то не меняется в этом чокнутом мире…

 — Ну вот, друзья, вижу, все напились и наелись. Теперь позвольте сделать несколько объявлений. Мистер Филч просил меня сообщить вам, что список предметов, запрещенных в стенах замка, в этом году расширен. Теперь он включает в себя визжащие йо-йо, клыкастые фрисби и неукротимые бумеранги. Полный список, таким образом, насчитывает четыреста тридцать семь пунктов. С ним можно ознакомиться в кабинете мистера Филча, если, конечно, кому-то это интересно. — Я тихо фыркнул, бросив на завхоза кровожадный взгляд. Миссис Норрис, поймав его, мелко задрожала и поспешно попыталась спрятаться у хозяина за пазухой. — Хочу напомнить, что Запретный лес для студентов закрыт. Деревня Хогсмид закрыта для студентов первого и второго курсов. Должен сообщить вам неприятную новость: межфакультетского чемпионата по квиддичу в этом году не будет.

Это известие подняло в зале целую бурю протеста и возмущений. Я лишь нахмурился и уставился в тарелку, пытаясь разобраться в своих сумбурных мыслях. Весть о том, что квиддич отменяют, вызвало во мне чувство облегчения и горечи. Я не мог никак понять, откуда идут эти совершенно противоположные эмоции, а при сильном копании в своих мыслях у меня внезапно разболелась голова. Пока я пытался унять головную боль, ученики вокруг меня кричали, возмущались и всячески старались показать директору, что им эта новость не по душе. Только стол Слизерина остался наиболее спокойным — мои сокурсники, в отличие от остальных, знали о том, что произойдет в этом году. Да и вообще, слизеринцы не любят показывать свои эмоции.

 — Бесятся, как живые мыши на горячей сковородке. — Буркнул Барон, бросив презрительный взгляд на стол Гриффиндора.

 — Вам и такое блюдо удавалось съесть? — невинно нейтральным тоном задал вопрос я, чтобы отвлечься.

 — Мне — нет. Но вот Николасу наверняка. — Яд, звучащий в голосе нашего факультетского привидения можно было сцеживать в литровые бутылки. И что у них там летом случилось?

Шум все не утихал. Сир… Профессор Блэк поднялся со своего места и взмахнул палочкой, не раскрывая рта. Вот за что его люблю — так это за невербальные заклинания, которыми он не очень хочет делиться.

 — Как я уже сказал, — продолжил свою речь Дамблдор, с настоящим удовольствием разглядывая немых студентов, — в этом году нам оказана особая честь. В Хогвартсе состоится волнующее состязание, которого не было более ста лет. С огромным удовлетворением сообщаю: у нас будет проводиться Турнир Трех Волшебников.

Директор замолчал, а ученики, не в силах произнести и слова из-за сильного заклинания профессора Блэка,  смотрели на преподавательский стол — на директора с круглыми удивленными глазами, и злыми и укоряющими — на Сириуса.

Дальше многоуважаемый директор начал рассказывать о правилах и истории турнира. Я не очень сильно вслушивался — судя по всему, на этих летних каникулах я усиленно штудировал литературу, касающуюся Турнира Трех Волшебников. Жертв действительно было много, порой в третьем туре не было нужды, потому что в живых, как правило, оставался только один волшебник. А если сейчас захотели устроить, значит, обезопасят Турнир так, что ничего интересного просто не будет. Какие-нибудь простенькие задания, легкие противники… Я вздохнул, вспомнив одну увлекательную книжку, написанную как раз победителем одного из Турниров. Он очень живописно описывал, какие были задания, что он сделал, какие заклинания употребил, увлекательно рассказывал о моментах, когда смерть проводила косой буквально в миллиметре от его горла, и скорбно описывал, как погибали двое волшебников — его противников. Рассказ произвел на меня неизгладимое впечатление, поэтому я совсем не стремился оказаться в числе «счастливчиков», которым выпал шанс участвовать. Тысяча галеонов? В ячейке моей семьи гора золота куда больше. Вечная слава? Уж лучше честная слава за действительно стоящее событие, а не за победу на заданиях, которые сможет пройти и школьник. Что поделать, я — слизеринец, и ничто слизеринское мне не чуждо.

Так, разумеется, думал только я и мой факультет. Гриффиндорцы же бушевали больше всех, сразу же забыв про квиддич, кубок, который они легко выиграли в прошлом году. И в позапрошлом. И как оказались на втором месте, когда я был на первом курсе. Кажется, тогда не обошлось без меня…Я не смог додумать эту мысль — резкая головная боль сбила меня с толку. Меж тем студенты бушевали все больше и больше — заклинание Блэка как-то незаметно сошло на нет. Новость о том, что будет действовать ограничение для учеников младше семнадцати лет, никого не останавливало, особенно Уизли. Ну да, этим ведь деньги и вечная слава не помешала бы. Жаль, жаль, я считал близнецов куда более умными парнями, но и они уже нацелились на Турнир.

 — … Делегации из Шармбатона и Дурмстранга приедут в октябре и проведут у нас почти весь учебный год. Не сомневаюсь, вы будете внимательны и любезны с зарубежными гостями и единодушно поддержите нашего чемпиона после его или ее избрания… — Ну да, плохо ты знаешь своих учеников, старик. Зациклился на Невилле, ничего вокруг не видит. А насчет делегаций… Что ж, думаю, я смогу устроить им радушную встречу. Я затылком почувствовал, что моя пакостная улыбка очень не понравилась трем профессорам.

Ученики начали вставать из-за столов, бурно обсуждая новость. Наш факультет сохранял гордое молчание. Я последовал следом за группой первокурсников, которых вели старосты, чтобы не заблудится и узнать пароль. Мысленно я уже строил грандиозные планы, в которых было не место жалости.

Только когда мы спустились в подземелья, студенты факультета Слизерина начали обсуждение. Обсуждали эту новость в основном совсем малыши, курса этак второго, и семикурсники. Первые пока мало что понимали, а вот вторые серьезно обдумывали эту мысль. Может, кто-то из наших все же решится стать кандидатом, хотя я и не был в этом уверен на сто процентов. Слизерин — факультет осторожных людей, они не будут глупо кидаться на штыки, как гриффиндорцы, а спокойно обдумают ситуацию.

 — Что ты задумал, Поттер? — послышался голос позади меня. В нем сквозили нотки насмешки и беспокойства одновременно. — Надеюсь, хоть кого-то из французиков оставишь в живых?

Я слегка улыбнулся и чуть повернул голову в сторону Малфоя. Ну да, да, мы играем свои роли.

 — Не бойся, Малфой, я оставлю и на тебя чуток. Может быть, тебе наконец-то удастся поднять свой авторитет.

Для окружающих мы играли роль соперников. Соперников за титул принца Слизерина. На самом деле, мне этот титул и даром не нужен, но Малфою было необходимо выделяться, чтобы было о чем писать отцу. Пусть порадуется за сыночка, он ведь пока и не подозревает, что все это — тщательно спланированный спектакль, который длится уже четвертый год и, если повезет, продлится еще года три. Чтобы занять место принца, надо быть им — а у Драко пока не было этих качеств. Он постепенно учился, соревнуясь со мной за это место, завоевывая походу нужный авторитет. Я сам вызвался на первом курсе стать его оппонентом и соперником.

 — Больно они мне нужны! Я могу сделать все и без нарушения правил.

 — А кто говорит о нарушении правил? — невинно приподнял брови. — В правилах ведь не запрещено накладывать на гостей заклинания и подвешивать их за лодыжки на подвесном мосте или виадуке…

Коридор содрогнулся от хохота — наши вечные перепалки с Малфоем были одни из самых популярных игр, которые так любили послушать старшекурсники. Да и не только они.

В таком веселом настроении мы все добрались до гостиной. Кто-то сразу направился в сторону спален, кое-кто, в том числе я и старосты, остались в гостиной. Старосты задержали первокурсников, которым предстояло послушать полную пафоса и патриотического настроя речь профессора Снейпа, который разъяснит им основные правила факультета. А я остался, чтобы просто поговорить с ним.

В открывшийся проход влетело нечто черное, покружило несколько секунд вокруг одного места и замерло. Мантия зловеще шелестела, напоминая этим звуком шелест крыльев летучей мыши. Низкий бархатный голос произвел на первокурсников неизгладимое впечатление.

 — Меня зовут Северус Снейп. Я ваш декан, и преподаю Зельеварение. Прежде чем вы разойдетесь по спальням, я расскажу вам несколько правил, которым вы должны следовать на нашем факультете. Основной вашей задачей с этого дня должно стать сохранение чести нашего факультета. Я не потерплю никаких оправданий, если из-за кого-то из вас у Слизерина начнутся неприятности. Мы должны завоевать кубок соревнований, которые проводят каждый учебный год. Уже который раз Гриффиндор забирает у нас победу. Мы не можем проиграть. Остальные факультеты настроены против нас, поэтому важно держаться близко друг к другу и, в крайнем случае, помогать — это главный принцип Слизерина. Все, что происходит внутри факультета должно оставаться там. А теперь…

 — Живите счастливо, дети мои, и будьте благословлены на великие подвиги! — тщательно подражая голосу декана, провыл я, немало перепугав первокурсников, все еще находящихся под трансом от речи Снейпа.

 — Мистер Поттер… — практически простонал Северус, прикрыв глаза и сосредоточенно нахмурившись. Готов поспорить — сейчас он считает до десяти, чтобы не кинуться на меня с палочкой наперевес.

 — Да, профессор? — невинно спросил я.

 — Можете идти спать. — Резко бросил декан перепуганным первокурсникам. Когда последний из них скрылся в коридоре, он обернулся ко мне. Маска спала, и теперь он смотрел на меня осуждающе, с трудом сдерживая улыбку. — Признайте честно, откровенно и заранее: кому в это году не повезет стать объектом Ваших проказ? Я очень надеюсь, что вы оставите гостей в покое. Международное сотрудничество очень важно…

 — Ладно, ладно, ладно! — почти панически замахал руками я. Терпеть не могу политику, а он прекрасно знает об этом.

 — Пообещайте.

 — Профессор, вы же знаете… — Я умоляюще посмотрел на него, крепко сжав зубы, чтобы не рассмеяться, — я не могу ничего обещать… Это само как-то выходит!

 — И Дин Томас в прошлом году тоже случайно оказался в больничном крыле с тремя переломами руки?

 — М… Да. Случайно.

Ни у кого из нас не было сил выносить и дальше этот фарс. Уголки губ профессора зельеварения медленно поползли вверх, а я позволил себе расслабиться в кресле.

 — Гарри, если твой брат попадет на факультет Слизерин, я лично придумаю такое заклинание, рядом с которым щекотка покажется тебе легким перышком.

 — Я? Причем здесь я?! Да и вообще… Думаю, он пойдет по стопам родителей — он ведь такой безмозглый…— почти с нежностью ответил я.

 — Ну-ну… Ладно. А теперь отправляйся спать. Завтра у тебя Зелья первым уроком. — Снейп махнул на прощанье полой своей мантии и вышел из гостиной. А я, поднимаясь с кресла, бурчал себе под нос:

 — Брат, значит… Младший…

Не старайтесь меня рассердить – это довольно легко. А вот успокоить меня потом будет не просто.

Макс Фрай.

2 сентября 1994 года.

Проснулся я на удивления бодрым и счастливым. А еще и раньше остальных однокурсников, которые, видно, долго пытались побороться с храпом Крэбба – сейчас вокруг кровати парня висела заглушающее звуки заклинание. Я только покачал головой – я не только не слышал громкой возни ребят, но и даже не проснулся, когда в меня самого попало шальное заклинание. Об этом свидетельствовали ошметки моего полога. Надеюсь, эльфы смогут починить его до наступления ночи – мне совсем не улыбалось видеть перед сном противную рожу Гойла, чья кровать стояла напротив моей.

К завтраку я спустился одним из первых. Моя довольная улыбающаяся рожа повлияла на старших студентов как электрошок – кто-то давился едой, кто-то начинал захлебываться в тыквенном соке, кто-то поскальзывался на чистом месте. От этой реакции я почувствовал себя еще счастливей – словно объевшийся сметаной кот, которому наложили добавки. Эх, какая же репутация ходит обо мне в школе?!

Я сел за свой стол. Завтрак отличался от вчерашнего пира – еда была куда земнее. Каши всех сортов, печенья, молоко, чай, соки… Я оглядел ассортимент и решительно ухватился за чашку чая. Я чувствовал, что желудок требовал еды. Но есть я не хотел. При взгляде на овсянку какое-то чувство глубоко внутри начинало визжать и плеваться, в то время как желудок настойчиво просил съесть хоть что-то. Промучившись со своими «тараканами», я пошел на компромисс – подвинул к себе тарелку с печеньем и с остервенением начал его грызть. Пришедшие через двадцать минут однокурсники косились на меня, но мудро сохраняли молчание. Малфой присел за стол напротив меня, и его тут же, с двух сторон, зажали Крэбб и Гойл. Первый постоянно тряс головой и самозабвенно крутил пальцем в ухе.

— Поттер, с какой башни ты упал? – Хмуро спросил меня Драко, почти с ужасом косясь на овсяное печенье, которое исчезало из моих рук с бешеной скоростью.

— Спокойно, Малфой, лунатиком я, в отличие от некоторых, пока не стал.

Гойл, до этого сосредоточенно жующий свою порцию риса, поперхнулся, кинул на меня не слишком дружелюбный взгляд, но промолчал. Эх, где ты моя память, когда ты так нужна?..

Столы постепенно заполнялись народом. Я глянул на потолок, чтобы хоть как-то отвлечься от странных взглядов, которые бросали на меня студенты. Потолок показывал, что свинцовые тучи еще не разошлись, небо имело стальной оттенок. Вдалеке послышался одинокий «ух». Через несколько мгновений в Большой зал начали влетать совы с посылками. Я провожал каждую птицу скучающим взоров и ждал, сам не зная чего.

Когда на стол приземлилась огромная бородатая неясыть из школьных сов и посмотрела на меня, я почувствовал, как что-то внутри меня екнуло. Вообще-то у меня вполне хорошо развито шестое чувство, это уже доказано не единожды. Но я отчаянно не хочу слушать свои чувства. Я очень упрямый человек, и Гриффиндор по мне явно плачет. Протянув руку к письму и отвязав его от лапы птицы, я хмуро начал разглядывать конверт. Безликий, совершенно ни чем не выделяющийся. Только посередине одна строчка – «Гарри Поттеру. Стол Слизерина» В течение пяти минут я продолжал тупо разглядывать чернила и, когда уже студенты приготовились расходиться по урокам, решился его, наконец, открыть. Достал на всякий случай палочку, повертел в руках и прикоснулся к краю бумаги.

Никогда не забуду себе такого бездумного доверия. Только такой тупица, у которого все родственники попали на Гриффиндор, как я мог не задумываясь открыть присланный конверт, не проверив перед этим его. Мог ведь, в конце концов, попросить открыть кого-нибудь другого! Что я там вчера говорил? «Я – слизеринец, и ничто слизеринское мне не чуждо»?! настоящий слизеринец бы не стал раскрывать послание! Он бы послушался своих предчувствий. Он бы подумал…

Едва я прикоснулся палочкой края конверта, как внезапная вспышка ослепила меня и половину сидящих рядом учеников. От палочки к руке, а от руки по всему телу, я почувствовал странную волну. Когда волна достигла моего лица, я судорожно вздохнул и вцепился одеревеневшими пальцами в стол. Я чувствовал, что с моим лицом происходит что-то странное. Глазами я видел только, как у меня удлиняется нижняя часть лица. Нос внезапно начал расти в ширину, теряя при этом свою высоту. А затем… начала расти шерсть. Короткая черная шерсть, больше напоминающая щетину, но куда более мягкую и густую. Когда я поднёс руку к лицу, то уткнулся пальцами в длинные жесткие… усы…

Из моего горла вырвалось низкое рычание. Кажется, голосовые связки оказались деформированы, хотя говорить я мог, хоть и не совсем своим голосом. Пока ученики были ослеплены и не видели, что творится под их носом, я вскочил на ноги и со всей дури драпанул к выходу. Уж не знаю, что читали в моих глазах студенты, но смеяться никто не решался, зато всей компанией шарахались в сторону с траектории моего пути. Я без приключений добрался до больничного крыла. Мадам Помфри мои глаза не испугали – она звонко расхохоталась, медленно оседая на стул…

* * *

Странное нежелание моего желудка принимать пищу очень быстро прояснилось. Едва мадам Помфри прекратила смеяться и, утирая слезы, отправилась за необходимыми зельями, как меня внезапно скрутило. Желудок начал выплескивать из себя все, что съел за столом на завтраке. Печеньки, которыми я давился большую часть времени, лежали в луже блевотины, а все никак не мог остановиться. Небось, проклятие было с какой-то заковыркой, иначе я не могу объяснить поведение своего организма. Медсестре предстало не самое приятное зрелище.

Уже лежа на мягкой кровати под действием какого-то зелья, я усиленно копал свои мозги на тему того, как я оказался в данной… ситуации. И, наверное, в сотый раз ругал свою глупость и нетерпеливость. Копаться в мозгах стоило заранее, а не когда уже шприц вставлен в причинное место.

Моя память точно знала, кто прислал мне проклятый конверт. Обратного адреса не стояло, но я знал это и так. Джиневра Уизли. Единственная дочь и последний ребенок в чистокровной семье Уизли. Помнится, я навесил на всех членов семьи Уизли своеобразные ярлычки. Перси удостоился звания Зануда. Фреда и Джорджа различить даже не пытался, называл просто Близнецами. Рона я звал просто по фамилии. А вот Джинни получила ярлычок Сестра. Уж никак не милосердия.

Наш конфликт начался в прошлом году, под рождество. Помнится, на следующий день, тем, кто хотел спраздновать дома, предстояло уезжать. Уж из-за чего начался конфликт уже и не вспомнить – кажется, очередная стычка Слизерина и Гриффиндора. В коридоре на третьем этаже. Присутствовал весь третий курс и кое-кто из второго. В ходе беседы мы с Джинни перешли на личности. Она бросила мне, что стыдно сыну лучшего ловца Гриффиндора, бояться высоты и падать на землю не долетев даже до уровня колец. Я в ответ, очень разозленный, едко отметил манеру Джинни виться вокруг бедняги Золотого мальчика, словно вьюн вокруг дерева, как будто собираясь его задушить. Дальнейшие оскорбления канули в Лету, но именно эти два мне очень хорошо запомнились – это были самые сильные удары. После моих слов Сестра Уизли внезапно успокоилась и ушла. А на Рождество, которое я проводил дома, получил подарок без подписи. В черной коробке, перевязанной красной лентой. Последний цвет явно имел отношение к символике мести и агрессии, хотя на это внимание обратил не сразу. В коробке не было ничего, кроме одного листа. Когда я взял его в руки и прочитал – мне, признаюсь, стало не по себе. «Это война». Остаток дня я провел в тщетной попытке придумать ответную месть маленькой негодяйке и, одновременно, страдая от болезненных средств лечения, которые проводил Глимли, ходивший за мной как приклеенный. Зато к вечеру того же дня Джиневра получила моё послание – отлично наложенный, неслабенький сглаз, меняющий цвет волос.

Война продолжалась вплоть до конца года. Летом Уизли выиграли какой-то конкурс и укатили в Египет, что помешало Джинни присылать мне гневные проклятия и сглазы. Видно, в этом году она решила взяться за старое. Как истинный слизеринец я мог бы подумать и проигнорировать письмо, решив, что глупая месть – это для маленьких… Но я же потомственный гриффиндорец, черт меня подери! Я уже чувствовал, как уязвленная гордость требует свершить страшную месть. Желательно побыстрее.

Я пропустил зелья, но зато смог избавиться хотя бы от части проклятия. По-крайней мере, лицо приняло прежнее строение, шерсть исчезла, но длинные черные усы и поврежденные связки остались. Плюнув, я решил, что и так сойдет, и, поблагодарив мадам Помфри, пошел на следующий урок – Уход за Магическими существами. Урок оказался спаренным, и, придя на место, — двор Трансфигурации – я обнаружил толпу гриффиндорцев, уже сосредоточенно обсуждающих начало года. Увидев меня, многие замолкали и тихо исчезали из поля зрения. Черт, начинаю подозревать, что глаза у меня тоже не до конца трансформировались.

Не прошло и десяти минут, как подтянулись остальные слизеринцы. Как-то незаметно и не нарочно они обступили меня, скрывая от глаз любопытных львят. Совершенно случайно рядом со мной вновь оказался Малфой вместе со своими амбалами-телохранителями. Я показал Драко украдкой большой палец – парень явно делает успехи в манипуляциях людьми. Смог ведь заставить толпу закрыть меня. Они-то, небось, даже не подозревают, что сами не собирались так делать.

Мой друг незаметно отцепился от Крэбба и Гойла, дождался, когда они отвернутся и внимательно начал вглядываться в мое лицо. Я занервничал, ожидая вердикта. Сначала Малфой удивленно моргнул и отвел взгляд. Затем посмотрел еще раз, поджал губы… и заржал. Громко, как лошадь, крепко держась за живот и согнувшись в три погибели. У меня задергался глаз – все слизеринцы, только что с удивлением смотрящие на нас с Малфоем, дружно развернулись на сто восемьдесят градусов. Ядрены помидоры, что с моими глазами?! Что такое мог увидеть этот паршивец Малфой, из-за чего развеселился, когда как половина Хогвартса косились на меня как Снейп на шампунь?!

— Здравствуйте, класс… — послышался голос Люпина.

Учитель торопливо приближался к ученикам, сжимая в одной руке крепкую корзину, а другой придерживая что-то у шеи. Оглядев нашу дружную компанию, тихо стонущего Малфоя и меня, откровенно начинающего закипать, Ремус покачал головой, но ничего не сказал.

— Сегодня мы будем проходить пеплозмей. Прошу вас подойти поближе, чтобы все видели и слышали меня. Корзину не трогать.

Когда я подошел ближе, то увидел небольшую змейку, свернувшуюся на шее профессора, голова которой покоилась на его ладони. Змея имела какой-то изможденный, но довольный вид – Люпин умеет обращаться с животными. Чешуйки у рептилии умели бледно-серый цвет, а глаза – неожиданно светящиеся, как раскаленный металл, оттенок. Ученики притихли, заинтересованно разглядывая змею.

— Это пеплозмей, или огневица. Он может появиться, если оставить магический огонь долго свободно гореть. Едва появляясь из огня, змей уползает в тень, оставляя за собой пепельный след. Эти рептилии живут не больше часа, поэтому почти сразу ищут укромное место для кладки яиц. Этого представителя я поймал сорок минут назад на одной из кладок. Кто-то оставил в замке гореть Вечную свечу, огонь в которой тоже является магическим. Скоро змей рассыплется, так что позвольте мне его снять.

Люпин осторожно, стараясь не причинить созданию неудобств, снял его со своей шеи и устроил на земле. Змей никуда не торопился исчезать. Он поднял голову, оглядел нас неожиданно осмысленным взглядом, остановившись на Невилле, прошипел что-то и внезапно распался в прах. Лонгботтом побледнел. Я неожиданно вспомнил, что, кажется, на втором курсе, ему пришлось при всех пообщаться с коброй. Паника поднялась, ему порочили пост приемника Темного Лорда, обзывали темным магом… Безмозглые глупцы, начитавшиеся сказок. Интересно, что ему сказал пеплозмей?

— А это – Ремус продолжил рассказ и указал на корзину с яйцами, — та самая кладка. Будьте осторожны! От них идет очень сильный жар, и если оставить их без присмотра, может произойти пожар в считанные минуты. Яйца пеплозмеев очень дорогие, они являются компонентом для любовных зелий, а также лекарством от лихорадки. Но для того, что бы использовать их, следует их заморозить.

Я подошел к самой корзине, что бы рассмотреть её содержимое. Корзина была магическая, поэтому она не сгорела, хотя я чувствовал жар, идущий от яиц на расстоянии двух метров. Ярко-красные, пылающие, они словно манили к себе. Не только я заинтересовался корзиной – многие парни тоже полезли посмотреть. Но в их глазах явно читался практичный интерес в лице жажды денег – за один из любовных компонентов можно было срубить неплохие средства.

Самое обидное, что проклятие Сестренки Уизли действовало до вечера. Усы постепенно сошли на нет, а вот голос и глаза продолжали пугать всех встречных студентов. Даже МакГонагалл не могла спокойно на меня смотреть – то и дело вздрагивала, встретив мой взгляд, и бормотала что-то про криворуких ведьм. Полагаю, весь преподавательский состав был осведомлен о том, чьих это было рук дело. Только почему не действовали? Может, доказательств нет… В чем я был точно уверен, так это в том, что директор Дамблдор даже бровью не поведет, чтобы прекратить то безобразие, которым я собираюсь заняться в этом учебном году. Да даже если я, плюнув на политику, начну отправлять всех иностранных студентов в мир иной, Альбус Дамблдор только вздохнет, достанет лимонную дольку и продолжит наблюдать за Невиллом Лонгботтомом.

Уже сидя вечером в гостиной Слизерина, я начал продумывать месть. Какое бы проклятие наложить на рыжую бестию из львятника? Может, заставить все её волосы выпасть? Или прибавить ей пару лишних носов на мордашку? А может, просто сделать ей пару фингалов под глазами? Выбор был велик. Я наложил нужное заклинание на чистый безликий конверт, написал адрес и твердо решил отправить подарок на следующее утро через школьную сову. Конечно, о нашей вражде не знают только глухие ведьмы из глубинки, но палиться своей совой я не собирался. Это будет уже явное доказательство моей вины.

* * *

4 сентября 1994 года.

Это утро не предвещало ничего плохого, по крайней мере, до завтрака. Я вообще не собирался спускаться в Большой зал, так как предыдущим вечером мы с Малфоем, пользуясь тем, что остальные ученики Слизерина разошлись по спальням пораньше, вели разговор по душам. В это прекрасное воскресное утро я пошел на завтрак только с одной целью – пронаблюдать за своей «гранатой» пущенной в сторону Сестренки Уизли. Я бы пустил подарок по раньше, но неожиданно сильные нагрузки в учебе сбили меня с верного прицела. Я очень хотелось пронаблюдать за тем, как мне удастся вывести Уизли из себя своей маленькой пакостью. До сих пор я с содроганием вспоминал уведенную в зеркале Больничного крыла рожу, до того как мадам Помфри принялась избавлять меня от этого художества.

Итак, я сел за стол Великого факультета и, заранее предвкушая потеху, не отрывал взгляда от гриффиндорского стола. Спустя пять минут рыжая макушка с длинными волосами обнаружилась, и я разве что не облизывался. Ученики вокруг разговаривали, смеялись, в общем, поднимали гомон, но я не отвлекался на эти мелочи. Я жаждал мести. Я ждал сов.

И совы не замедлили появиться. Я едва сдерживал себя, чтобы не издать вопль ликования раньше времени. Вот, перед Уизли опустилась неброская школьная сова. Вот третьекурсница взяла в руки конверт. Её лицо исказилось, в глазах вспыхнул гнев и тоскливое понимание того, что конверт открыть все же придется, чтобы не вышло еще хуже.

Гнев в её глазах объясняется тем, что когда я подписывал заветную бумагу, я, невольно, вспоминал отражение лица в зеркале, которое уставилось на меня в Больничном крыле. Ясное дело, я был немного не в себе и чуть-чуть в бешенстве. Изначальный план подачи мести холодной был немного подправлен, и месть получилась несколько… поджаренной. Если честно, сам не берусь вспомнить то, что я написал на конверте перед отправкой.

Когда до момента истины оставались какие-то мгновенья, я внезапно услышал тихий «ох» рядом с собой и резкий тычок под ребра. Вообще-то Слизерин отличался факультетом людей сдержанных, и уже то, что сам Драко Малфой(!) внезапно перестал держать себя в руках, заставило меня оторваться от зрелища. Я обернулся в сторону друга, собираясь высказать все, что я о нем думаю, но слизеринец, уже наученный опытом, вовремя сунул мне в руки газету. Едва я увидел фотографию, как мир замер. Или только я? Пальцы крепко вцепились в страницы, глаза остекленели. Я не мог отвести взгляда от черно белой фотографии, которая была почти неподвижна, исключая редкие движения пламени. Я просто боялся отвести взгляд от картинки и прочитать в статье, что…

На фотографии был дом. Поттер-мэнор на фоне разгорающегося рассвета. Он был таким же, каким я запомнил его, когда обернулся в последний раз. Только тщательнее оглядев его, я увидел мелочи, которые не вызывали восторга. Из окон некоторых комнат вырывалось пламя. Оно постепенно утихало под воздействием каких-то чар и снова разгоралось. Стены в некоторых местах были сильно повреждены, кое-где зияли дыры. Но больше всего меня испугало не это. А череп в небе, висящий прямо над поместьем. Черная метка.

В зале стало тише – половина студентов читали газету. Газету читали преподаватели. Даже Уизли отвернулась от конверта и читала заметку из-за плеча Колина Криви. Сердце екнуло и начало биться в истерике в районе моего горла. Титаническим усилием воли я заставил себя перевести взгляд на буквы, чтобы прочитать о произошедшем. Я очень, очень боялся, что внутри дома обнаружили тела. Три тела… Ведь Черная метка предупреждала всех о том, что в определенном месте произошло убийство…

«Это ночью жителей Уэльса потрясла страшная картина, открывающаяся всем, кто поднимал глаза к небу. Неизвестные последователи Темного лорда напали на Поттер-мэнор. Никому неизвестно, были ли хозяева мэнора в доме. Пожиратели Смерти подожгли дом, пустили в небо Черную метку и покинули место преступления. Никого из семьи Поттеров не обнаружили, и их настоящие местоположение неизвестно. Известно только, что Джеймс Поттер, глава подразделения авроров, недавно взял отпуск и собирался провести время с семьей. Лили Поттер (в девичестве Эванс), колдомедик из больницы Святого Мунго, должна была выйти на работу в понедельник. Гарри Поттер, старший сын, сейчас находится в Хогвартсе. Подозрения в том, что Пожиратели Смерти не ушли с пустыми руками заключаются в том, что младшего сына, Джонатана Поттера, никто не видел с конца августа…»

Дальше помню смутно. Во внезапно повисшей тишине Большого зала я встал и спокойно вышел. Я ничего не замечал. Не видел, как провожали меня встревоженными взглядами профессора. Не увидел, как конверт в руках Уизли загорелся и взорвался, окутав рыжую девушку мутным туманом. Я не видел, как из рассеявшегося тумана Уизли выскочила пулей и, обогнав меня, бросилась к выходу, то и дело, спотыкаясь об длинный чешуйчатый хвост и закрывая лицо руками. Весь день для меня прошел как в тумане. Учителя меня не трогали, сокурсники на всех уроках были удивительно тихи, и даже Аргус Филч ни сказал, ни слова, когда я прошел мимо него по испачканному полу.

Но так продолжаться не могло долго. Я шел на ужин в окружении слизеринцев, и отстраненно копался в своей памяти, хотя все равно никак не мог вспомнить, что произошло вечером тридцать первого августа. Мы уже стояли напротив дверей в Большой зал, когда раздался громкий насмешливый голос, заставивший половину холла оглянуться на говорящего:

— А, по-моему, в этом нет ничего удивительного! Инсценировали свое исчезновение, взяли своего выкормыша и отправились к своим дружкам-Пожирателям! Что с этих Поттеров взять-то? Откупились от суда и…

Туман исчез. Малфой запоздало попытался меня остановить, ухватившись за мантию, но вместо этого рухнул на пол, держа в руках оторванный клочок ткани. Пальцы нащупали привычное теплое древко палочки, я сделал несколько шагов, заметил заветную рыжую макушку и, едва взмахнув кончиком волшебной палочки, рыкнул себе под нос:

— Вердимилиус!

Надо отдать должное Рону Уизли – парень, с виду неуклюжий и не далекий, вовремя успел поставить щит, заставив молнию рикошетом уйти в потолок, и тут же бросился в атаку:

— Протего! Экспеллиармус!

— Ступефай! – от заклинания я ловко увернулся, едва заметив чей-то возмущенный вопль за спиной.

— Рикту…

— Экспеллиармус! Минус двадцать баллов Гриффиндору и столько же Слизерину! За применение магии в коридоре!

— Минус пятнадцать баллов Гриффиндору за оскорбление!

— И еще минус пятнадцать за то, что друзья мистера Уизли не придержали своего друга от столь глупых действий!

Первой из зала вышла МакГонагалл. Вторым оказался Снейп, как раз входящий в Холл со стороны подземелий. Почти одновременно с ним рядом оказался и Блэк. Меня обезоружили как-то незаметно – только что палочка была у меня, а теперь Сириус незаметно прячет чужую палочку в карман мантии.

Гриффиндорцы заметно зависли. Их декан тоже. Северус и Сириус, подхватив меня под локти, в буквальном смысле слова потащили в укрытие, чтобы как следует обглодать мои кости. Я только хлопал глазами и смотрел на Уизли взглядом бешеного быка.

* * *

Разговор состоялся в кабинете Северуса, так он был ближе. До кабинета Сириуса, который был куда комфортнее, нужно было преодолеть самые длинные лестницы замка. Кабинет же Снейпа, хотя и был ближе, обладал таким неприятным минусом, как пронзительный сквозняк и отсутствие нормального освещения. Дамблдор читал просьбы о переносе кабинета на верхние этажи и откладывал их в специальный ящик, куда коллекционировал всякие интересные вещи.

Меня усадили на кривоногую табуретку, подозрительно похожую на ту, что каждый раз участвовала в распределении первокурсников. Сами профессора встали передо мной, в одинаковой позе ожидания – на лицах напряжение, руки скрещены на груди, верхняя часть тела немного наклонена вперед, словно учуявшие добычу борзые. Я мрачно посмотрел на них и молчал. Первым не выдержал Сириус.

— Гарри, что с Лили и Джеймсом?

Я кисло посмотрел на крестного. Самому бы узнать.

— Я не знаю.

Тут уже Снейп не выдержал. Одну бровь взлетает крылом чайки, другая опускается немного ниже.

— Как это, не знаешь? У Джеймса ведь отпуск, он должен был быть дома…

— Так, где они?

— Я понятия не имею.

— Постой… А когда ты в последний раз видел их? – Северус удачно перебил Сириуса, не давая ему задать еще один глупый вопрос. Ух, если бы я мог на твой вопрос ответить….

— М… Ну… — Вот, а теперь они оба забеспокоились. — Думаю… В последний раз я, наверное, видел их тридцать первого августа. Но я не уверен.

— Что значит, не уверен?!

Сириус никогда не отличался терпением. Вот и сейчас он в порыве беспокойства начал мерить шагами кабинет, уже не скрывая своих эмоций.

— Ли хотела отправить с тобой одну вещь, чтобы ты передал ему мне. Я всю неделю ждал, что ты принесешь её. – Задумчиво пробормотал Северус, и внезапно встрепенувшись, спросил. — Постой, ты хочешь сказать, что не помнишь чего-то?

— Если бы вы дали мне договорить…

Они очень внимательно меня слушали. Сириус то и дело начинал бродить по комнате, Северус же стоял прямо и смотрел на стену отсутствующим взглядом. А я чувствовал себя подопытным кроликом. Мне давно хотелось кому-то рассказать о моих проблемах с памятью. Другое дело, что мне просто в голову не пришло обратиться к крёстному или Снейпу.

— Ты должен был сразу же, немедленно рассказать все мне! Или Северусу! В конце концов, что тебе помешало обратиться к Люпину?! – взорвался Сириус. Надо же, я провидец.

— Да я до сих пор не уверен, что могу кому-то из вас доверять! Может, у меня воспоминания ложные?

— Что за бред??!!

— Посудите сами – насколько я понял, стереть мне память мог только человек достаточно информированный о моем окружении, чтобы уйти незамеченным. А поскольку ажиотажа по поводу проникновения в мэнор не было, можно сделать вывод, что ему это удалось. Ну и что мне думать?

В кабинете повисла тишина. Сириус в ступоре рассматривал мое лицо, словно в первый раз видел. Северус задумчиво разглядывал свой маникюр, обдумывая какую-то мысль. Эта привычка, если моя память все же настоящая, появилась у короля подземелий после того, как один не в меру смышленый друг решил проверить на Северусе бытовое заклинание наноса лака. Бедный Снейп был вынужден месяц носить перчатки, чтобы скрыть чехарду, которая появилась по всей длине кисти. Рассматривать надписи было действительно интересно. Как потом объяснил этот самый друг (когда уже смог говорить членораздельно, не заикаясь) своему юному отпрыску, на руках у профессора зелий были самые секретные сведения из отдела Тайн. При этом сам юный отпрыск терялся в догадках, о том, как у его родителя могли появиться такие секретные данные.

— Если твоя теория верна и кто-то поработал с твоей памятью… У меня есть две версии. Первая, и фактически единственная – это было продумано с какой-то целью. Очень важной. Я уже не сомневаюсь в похищении Джеймса, Лили и Джонатана. Думаю, это действия единой системы. Только вот зачем?.. Ну, а вторая… Просто смешно. Это была случайность.

Вот теперь мои брови взлетели, словно крылья чайки. Нашу общую мысль выразил крёстный:

— Ты сошел с ума.

— Я не утверждаю, что вторая версия верна! Я лишь выражаю факты, до которых ты, Бродяга, вряд ли дойдешь сам!

— Ладно, ладно, ладно! Успокойся, Крылан, мне просто в голову не пришло…

— Было бы во что приходить…

Я только молчал. Мне говорить просто нечего. Они сами пока заняты, так почему бы не…

— Даже не думай, Поттер! Мы еще не закончили.

Ну что за жизнь…

— Было бы что заканчивать… Я продолжаю утверждать, что у меня нет повода вам доверять.

Когда я закончил говорить, в кабинете повисла тишина. Я скучающим взором начал разглядывать обстановку, и, когда мой взгляд зацепил дверь, я увидел знакомое лицо. Видно, Малфой сильно забеспокоился. Ну да, учитывая с каким бешенством я кинулся на Уизли… Кстати, моя злоба даже утихла немного. Хотя, эту рыжую тварь все равно хотелось проучить. Вспомнив, почему я так взбесился (хотя сейчас мне было трудно понять, что меня заставило так разозлиться), я просил:

— Почему Уизли так уверен, что наша семья причастна к Пожирателям смерти?

Молчание. Сириус и Северус озадаченно переглянулись, но ничего не ответили. Я почувствовал, что медленно начинаю закипать.

— У меня в комнате есть фотография… Родители, Джонатан, вы… И еще один человек. Кто это?

Снова молчание. Я уже действительно начал сердиться. Удержать ядовитые нотки в голосе было свыше моих сил.

— Я помню кое-что из рассказов отца. В школьные времена, вы, дорогие мои профессора, друг друга терпеть не могли. Почему же сейчас вы ведете себя как самые лучшие и близкие друзья?

Молчание. Оба смотрят уже растерянно, мысленно пытаясь обработать полученную информацию. Они не знали, что ответить и меня это совсем взбесило. Голос мой, однако, понизился на десяток градусов.

— Если вы не может ответить даже на такие простые вопросы, то с какой стати я должен вам доверять?..

Странное ощущение внезапно овладело мной. Оно продолжалось не больше двух секунд, но за это время я успел увидеть полный ужаса взгляд Малфоя, который будто посылал мне сигналы – не делай этого, не надо… Но я, как это постоянно со мной происходит, проигнорировал сигнал об опасности. Я решил, что могу об этом подумать позже.

Потом мне было просто не до этого. Открыв глаза, я отметил несколько вещей, которые меня сильно удивили. Во-первых, ошарашенный вид профессоров. Во-вторых, я смотрел на мужчин снизу вверх. И не мудрено! Я стоял на четвереньках. Когда я попытался подняться на ноги, в глазах померкло и я внезапно отключился.

* * *

Очнулся я на какой-то мягкой поверхности. Глаза открывать совсем не хотелось я просто лежал, наслаждаясь тишиной и покоем… Пока эту тишину и покой не нарушил знакомый голос совсем рядом.

— Все верно. У него в голове словно чистое зеркало – какие-то воспоминания заблокированы, что-то утеряно, никаких барьеров, словно он не изучал окклюменцию… Мерлин знает что! Правду он говорил, в общем.

— Я как-то в этом не особо сомневался. Это ты…

— Что я? Что сразу я?! Это не я довел его до ручки!

— Ну откуда я…

— Ты ему крестный или кто?! Или дальше слов дело не доходит?

— Хорошо, я все понял, Сев. Оба виноваты.

— Во-он, как запел… Поттер, хватит притворяться. Открывай глаза.

Раскусил, гад. Я действительно открыл глаза и тут же удивленно ими захлопал. Ядрены помидоры… Раньше я как-то не замечал, чтобы в Больничном крыле было так дико светло… чисто… и бело. Белый цвет настойчиво резал глаза. Я скривился и попытался перевернуться.

Из этого ничего не вышло. Я просто не смог сходу перевернуться. Тело было какое-то… Деревянное. Я долго лежал на боку, ребра ныли и просили пощады, но я не мог никак перевернуться на спину. Это подняло целую волну паники. Когда я резко повернул голову, чтобы увидеть, в чем дело, то вообще раскрыл рот.

Если бы мои ноги были человеческими, пусть и также хорошо перебинтованными, все было бы в порядке. Но кошачье тело не приспособлено для таких манипуляций, которым я привык, к тому же, мои… лапы… кто-то коварно перевязал меж собой. Чтобы не сбежал. Все ясно, господа преподаватели. Ну, натравлю я нас вас мадам Помфри…

Густая черная шерсть… где-то я уже это видел… Крупные лапы с мощными мускулами… это я видел хуже, но тоже где-то когда-то… Добил меня хвост. Длинный, гибкий, сейчас он лениво лежал поперек… задних лап. Из горла вырвался тихий «мрярррр».

— А я, дурак, не верил…

Я повернул голову и посмотрел на Сириуса. Тот как-то виновато поглядывал на Северуса, словно в любой момент готовый наложить на себя «протего».

— Я же говорил, что он ничего не помнит. Более правдиво разыграть удивление не получилось бы даже у меня.

Я склонил голову на бок и заинтересовано посмотрел теперь на Северуса. Тот как-то дернулся под моим взглядом, но быстро пришел в себя. Буркнул:

— Поттер, глаза опусти. Я тебе не свежее мясо на тарелочке, чтобы меня так рассматривать…

Я послушно уставился на подушку. Мощные широкие лапы, с короткой плотно прилегающей иссиня-черной шерстью, покоились прямо под моим носом и я стал с увлечением их рассматривать, на время забыв даже про забинтованные задние – логика у меня стала воистину дикой. Ради интереса я слегка напрягся и выпустил когти, которые тут же продырявили белоснежные простыни и запутались в ткани. Я несколько минут безуспешно дергал лапой, пытаясь отцепить от надоедливого белья, а затем внезапно вспомнил, что могу когти просто втянуть. Подействовало. Я выпустил их во второй раз, уже более аккуратно, и с любопытством стал их рассматривать. Цветом когти напоминали светлый воск. Немного приплюснутые с боков, они аккуратно загибались с середины, и выглядели очень острыми. Развлекаясь, я еще несколько раз втянул и выпустил когти, уже просто из чистого баловства. Мой четкий слух уловил, как в горле у двух мужчин перекатываются огромные комки, словно они собирались глотать камни. С воистину детским удивлением я взглянул на них и не смог удержаться от довольной усмешки, которая повергла профессоров в еще больший ужас.

— П-пот-тер… М-м-м-инус пя… пять… пятьсо… пять…

Я прижал уши к макушке и обиженно отвернулся. Неженки. Вон, вздыхают с таким облегчением, будто я их действительно есть собрался. Кстати, а когда я в последний раз ел?..

Словно уловив мою последнюю мысль (А чего я удивляюсь? С него станется!) профессор Снейп резко выдохнул и, пытаясь вернуть себе строгий тон после недавнего заиканья, приказал:

— Немедленно вернитесь в человеческий облик!

Будь у меня не такие острые когти и другая анатомия, почесал бы затылке. Действительно, а как вернуться в человеческий облик?.. Северус медленно сел на стул и закрыл глаза. Сириус обхватил пальцами переносицу и пытался дышать носом. Мне стало даже как-то неудобно. Переживают, бедные… Интересно, сколько я им неприятностей принес с первого курса? А они за мной все присматривают и присматривают… выгораживают… терпят…

Дверь громко хлопнула и в Больничное крыло влетел стремительный вихрь, который успел дружески стукнуть Снейпа по плечу, заставив того упасть со стула, дать Блэку под дых и замереть прямо передо мной. Я моргнул, а когда открыл глаза, увидел Люпина. Ремус светился как начищенный Невиллом котел, даже не замечая, какими взглядами на него смотрят Северус и Сириус.

— Как дела, Гарри? Думаю, твои лапы уже зажили, я только что говорил с мадам Помфри. Почему ты до сих пор не превратился? Хватит валяться в кровати, Поттер, ты, между прочим, пропустил уже завтрак и мой урок! По всему Хогвартсу ходит слух, что ты сейчас лежишь при смерти, а Рон Уизли объявлен всенародным героем!..

— Рем, если ты немедленно не замолчишь, я положу тебя на кушетку рядом с Гарри! Когда, черт возьми, было это чертово полнолуние, черт вас подери?!

— Вчера, Сири, вчера! А что, по мне не заметно, что я еще месяц могу жить спокойно?!

— Мать твою, Лунатик, заткнись!

— Крылан, не трогай мою мать! Мне эту фразу уже по два раза сказали все профессора и четыре – директор…

— Как тебе это удалось?! Объясни мне, чем ты так достал Дамблдора, что он аж четыре раза сказал тебе «заткнись»?

— Ну, я рассказывал ему процесс незаконного производства лимонных долек и других сладостей в подвальных условиях …

— Бедный Альбус… — синхронно вздохнули Снейп и Блэк, так же одновременно взмахивая палочками в сторону Ремуса и накладывая на него заклинания. Глаза у оборотня стали размером с пятьдесят пенсов. Сириус, почесав палочкой в затылке, неуверенно спросил у Крылана, виновато глядя на говорливого профессора:

— Я наложил обычное силенцио… А ты?

— А я немотный сглаз со щекоткой…

Я тихо опустил морду в подушку и, прикрыв глаза, тихо зафыркал. Пытался, точнее. Со стороны это выглядело, будто меня кто-то душит. Все тело сотрясалось от хохота, который я просто не мог выразить в этом теле! А я не знал, как перекинуться обратно в человека. Обидно же!

Несколько минут у профессоров ушло на то, чтобы расколдовать оборотня, который сидел необычно тихо. Не уж-то так часто попадает под горячую руку? Судя по всему часто, вон, даже почти и не обижается, кажется. Когда Люпин смог говорить, количество слов в секунду больше не превышало недопустимых границ. Надолго ли?..

— Так в чем проблема, Гарри?

— Он все забыл.

— Не помнит даже, как стал анимагом.

— Та-ак… Объясните потом. А сейчас… Гарри, сосредоточься на моем голосе. Ты должен смотреть мне в глаза. Успокойся. Вспомни, ты человек. Человек. Не зверь. А теперь закрой глаза…

Примерно минут десять он еще что-то бормотал, но большую часть я не запомнил. Но подействовало! Через несколько мгновений я почувствовал, как меняется… Восприятие мира, что ли?.. Может быть, и так. Потому что когда я открыл глаза, то увидел вполне нормальные краски Больничного крыла, а не нестерпимо-светлые. А главное – мои ноги больше ничего не сдерживало и я довольным «ух!» перевернулся на спину. А потом посмотрел на профессоров.

Бродяга и Крылан смотрели на Лунатика, как на чудотворца. Тот поерзал на стуле, и подозрительно посмотрел на друзей – а ну как, опять проклятия наложат!

— А теперь рассказывайте мне, как я стал анимагом! – Ух, какой у меня хриплый голос! Даже эти хваленые герои войны с Волдемортом вздрогнули.

— Ну, начать, наверное, стоит с того, что ты где-то нашел книгу… даже не где-то! Как я подозреваю, либо в библиотеке Блэков, либо в библиотеке Поттеров. Но ты её нашел и, что самое главное, никому об этом не сказал!

— Так же ты не соизволил нас предупредить о своем эксперименте. Видите ли, тебе показалось, что учиться анимаги как все нормальные люди – три года – это слишком долго. В книге же описывался простенький ритуал, который помогал стать анимагом за пару недель, — подхватил Сириус, прожигая во мне дырки. Честное слово, мне уже стыдно…

— Простенький ритуал включал в себя совсем простое зелье, компоненты которого я тебе не давал, потому что они были настолько же редки, как и ледяные фениксы. Так же в ритуале было одно совсем уже несложное заклинание, которое тринадцатилетнему мальчишке знать было не положено! – перебил его Северус. Он во мне дырки не прожигал. Он хладнокровно втыкал мне ледяные стержни в позвоночник, заставляя выпрямляться в кровати, словно на плацу. Похоже, Северусу очень давно хотелось мне сказать все, что он думал по этому поводу…

— А так же ты не додумался прочитать о некоторых отклонений от обычного превращения в животного. Тебе хватило строчки «… стать анимагом за две недели…» и « … ваша анимагическая форма будет немного больше истиной, как по силе, так и по строению…». И заставил нас всех, между прочим, сильно поволноваться!

Если бы я мог быстро спрятаться под кровать, я бы так и сделал. И не вылезал бы неделю. Или две. А лучше до самого конца года. Я почувствовал, будто по мне проехался тяжелый каток. Но кое-что в этих упреках я заметил и попытался перевести беседу на заинтересовавшую меня тему.

— Анимагическая форма будет больше обычной? Что это значит?

Мужчины замолчали. Угу, почувствовали, что сболтнули лишнего, и этого говорить совсем не собирались. А я бы обязательно все сам вспомнил! Лет через … дцать, когда рассосутся блоки в моей дырявой памяти. Поскольку Сириус и Северус молчали, медленно остывая, мне ответил Люпин:

— Вспомни свою анимагическую форму и уменьши… В два с половиной раза.

Я завис, представляя себе пантеру. Затем стал постепенно её уменьшать… Из получившегося результата изменил уши и строение головы… тела… И получил. М-да, понятно, почему меня не удовлетворила обычная анимагическая форма. У меня на лице, судя по всему, отразился результат размышлений. Люпин хмыкнул и кивнул:

— Да, тебе показалось, что подросток-пантера будет несколько круче, чем подросток-котенок.

Помолчали. Я переваривал информацию. Люпин расслаблено смотрел в потолок, отдыхая от тяжелой ночки, Северус и Сириус остывали от недавней бури. Северус рассматривал несуществующие уже данные из отдела Тайн.

— Хорошо. А я зарегистрирован? – нарушил молчание я.

— Представь себе, нет. Ты привел нам всем убедительные доказательства, почему ты не хотел делать этого. Сам вспомнишь, или тебе и это рассказать? – уже более спокойно ответил Крылан, отрываясь от рассматривания рук.

— Да нет, сам справлюсь. – Я ненадолго задумался, собирая все факты в кучку, и медленно проговорил, — Фактически я не являюсь анимагом, так как пантера – это не настоящая моя анимагическая форма. Так же, моя анимагическая форма не влияет на человеческий облик, как это часто бывает у настоящих анимагов. В теле пантеры я немного теряю часть своего разума и становлюсь на половину кошкой, наполовину человеком. И… Хм, что-то не то происходит с моим телом, так?

Снейп довольно ухмыльнулся, кивнул и ответил:

— Почти слово в слово. А насчет тела… Если тебя ранить в теле пантеры, и ты перевоплотишься – на человеческом облике следов не останется. Я не знаю, почему это происходит, но когда ты вновь возвращаешься в тело пантеры, твои раны возвращаются вместе со всем остальным. По логике, это нарушает естественный ход вещей и магии. Но факт остается фактом. Когда ты превратился в пантеру у меня в кабинете, вместе с телом к тебе вернулись и прежние раны… Которые были нанесены во время прошлого превращения. Возможно… В последний раз ты превращался тридцать первого августа…

Повисло тягостное молчание. Вот тебе и часть того, что происходило в тот злополучный день. Наверняка была драка, и я превратился в пантеру… Оказался ранен… Задние ног… то есть лапы.

— А какие были раны? Я не очень хорошо все понял, сознание ведь потерял…

— Порезы. Глубокие порезы на голеностопе, частично на хвосте. Похоже, это были режущие заклинания.

Я передернулся. Знаю я одно проклятие, оставляющее ужасные порезы… Снейп, похоже, понял мои мысли и поспешил успокоить:

— Нет, не сектусемпра. Если бы она, от тебя бы давно уже не осталось ни шерстинки на носки.

Люпин решил сменить тему разговора, которая явно перешла в разряд тяжелых:

— Между прочим, я бы сказал, что твоя нынешняя форма скорее леопард, чем ягуар…

— Ты о чем? - я удивленно поднял брови, слегка склонив голову набок.

Ремус оживился. Северус и Сириус бросили на меня откровенно злобный взгляд, ясно говорящий, что лучше бы я не спрашивал.

— Вряд ли тебе конечно известно, как и многим другим бездарям, что такого вида как пантера не существует в природе.

— То есть?

— Пантера – это всего лишь ягуар или леопард, с наследственными или приобретенными изменениями в генах. Это феномен, когда у животного окрас шерсти частично или полностью является темным, называется меланизмом. Обычно такие животные особенно агрессивны, нежели сородичи. Я вот часто видел обычных зверей, не относящихся к магическим, с черной окраской. Белки там, лисы… А среди наших, магических не очень часто. Например, у гиппогрифов…

— А среди оборотней таких нет? – язвительно спросил Крылан, прерывая все более распоясывающегося Люпина.

Ремус насторожился и поспешил замолчать. Мало ли, может быть на этот раз одними немотными сглазами не обойдется…

— Если вы закончили мучить несчастного ребенка, будьте добры выйти вон. – Раздался со стороны дверей голос мадам Помфри.

Перечить медику означало самому попасть на больничную койку, при чем быстро и надолго, а потому профессора молча встали, кивнули «бедному ребенку» и спешно отчалили. Ну, пусть теперь сами все рассказывают и продумывают, а то я действительно притомился…

Извините, за задержку главы — долго не знала, что написать, потом меня озарило.

Моего Поттера в виде пантеры я вижу таким: http://s1.uploads.ru/i/yR9ud.jpg

Alius alio plura invenire potest, nemo omnia.

Один может открыть больше другого, но никто — всего.

6 сентября 1994 год

Вырваться из больничного крыла удалось только через два дня. Мадам Помфри очень не хотела выпускать меня, не обследовав полностью. Она даже заставила меня перевоплотиться, чтобы осмотреть пантеру. Препятствовать я ей не мог – попробуй тут возразить, когда над тобой стоит разъяренная ведьма с волшебной палочкой.

Студенты отнеслись к моему выздоровлению своеобразно. Кто-то сочувствовал Рональду Уизли, кто-то открыто радовался тому, что спокойные деньки закончились, раз уж Поттер вышел из плена медсестры, кто-то всерьез забеспокоился о состоянии своего здоровья и начал запасаться различными защитными амулетами. Амулеты, кстати, продавали близнецы Уизли. Они доверительным шепотом сообщали покупателям, что в Поттера еще при рождении вселился демон, который до сих пор мстит людям. Особо нервные первокурсники падали в обморок только от одного моего силуэта где-нибудь на горизонте.

Джиневра Уизли была в крайнем бешенстве. Прямо как я, когда получил в подарок от нее пушистую морду и деформированную нижнюю челюсть. Я же презентовал сестренке Уизли толстый хвост ящерицы и чешуйчатую кожу на лице. Хвост, к сожалению, из-за разницы в весе, отцепился уже на полпути к Больничному крылу и пролежал весь день, пока профессор МакГонагалл не вмешалась в это дело.

Вот так весело проходили мои дни в Хогвартсе. Утром завтрак и почта, которую я провожал весьма настороженным взглядом. Вообще-то, было вовсе не обязательно, чтобы проклятое письмо приходило на каждый завтрак. И без того вызывает излишнее подозрение, что на одной неделе Джинни Уизли и Гарри Поттер попадают в больничное крыло с регулярностью в два-три дня. Причем, с разными проклятиями: оба мы – люди азартные, и повторяться было бы слишком низко для наших широких фантазий. Достаточно было получить проклятие через день после оппонента – и совсем не обязательно на завтрак. Северус, конечно, просто душка, особенно когда наглотается огневиски, но он оторвет голову любому, кто изобретет тенденцию прогуливать его уроки каждую среду. Нельзя сказать, что я не пытался игнорировать письма. Это грозило опасностью даже больше, чем само его содержание – Сестренка Уизли явно терпением не отличалась. В лучшем случае конверт просто взрывался в руках. Никто из моих однокурсников (и вообще за столом Слизерина) не стремился мне помочь в этом нелегком деле.

К тому же, каждый вечер я безрезультатно пытался вспомнить что-нибудь про вечер тридцать первого августа.

А потом наступил Хэллоуин.

31 октября 1994 года.

Этого дня все ученики Хогвартса ждали с нетерпением – не каждый день удается легально прогуливать последние уроки. Утро началось уже как-то иначе – даже наша война с Уизли приостановилась. Именно сегодня я решился в кои-то веки покопаться в своей памятиполучше. И особенно серьезно взялся за ситуацию с Дамблдором и Лонгботтомами. Но тщательно все обдумать мне не дали – профессора настойчиво мешали ученикам расслабиться. Такое происходило каждый год, и учителя успокаивались уже через два месяца после начала семестра (исключение делали, конечно, для пятых и седьмых курсов, к которым преподаватели имели претензии в течение всего года). Сейчас все с нетерпением ждали, когда запал взрослых угаснет.

Первым уроком у нас стояла Трансфигурация с Гриффиндором. Как и следовало ожидать, сконцентрироваться никто не мог. Львята возбужденно обсуждали ожидаемые делегации иностранных школ и усиленно мешали этим заниматься нам. К концу урока даже у Грейнджер не получилось превратить птицу в бумажный самолетик – её оригами постоянно кричало и пыталось вырваться из рук.

Зато на следующем уроке – Истории Магии, с Хаффлпаффом – я смог погрузиться в себя. Бинс совершенно не следил за классом, ему не мешал даже громкий храп. Я разложил на столе свиток, достал специально приобретенное для такого случая Прытко Пишущее Перо и, аккуратно сложив руки подальше от свитка, положил на них гудящую голову. Теперь я мог не беспокоиться за домашнее задание по этому предмету. Ядовито-зеленое перо, обладающее какими-то зачатками разума, накатает мне любое красочное сочинение так, что Бинс не найдет там ни одного собственного слова.

Итак, начнем с событий тысяча девятьсот восемьдесят первого года. Прозвучало некое пророчество, которое затрагивало судьбу Темного лорда. Последний очень быстро прознал о предсказании, но, судя по всему, знал его суть не полностью. Лично мне было известно, что Волдеморт получил сведения о пророчестве от кого-то из Ближнего Круга – об этом доверительно сообщил Северус, когда я расспрашивал его об этом. Сам он явно жалел о невозможности свернуть тому шпиону шею – просто, чтобы отомстить за жизни бывших однокурсников.

Итак, узнав о неком пророчестве, лорд Волдеморт, недолго думая, решил сразу устранить угрозу. А выяснив, что угрозой может быть один из двух претендентов, решил расправиться с обоими. В особняк к Лонгботтомам Лорд отправился собственной персоной. К Поттерам же отправил отряд преданных слуг, о пардон, последователей, во главе с Беллатрисой Лейстрендж.

Я поднял голову и, моргая слезившимися глазами, обвел аудиторию. В классе царила блаженная сонная атмосфера, сквозь которую едва слышно пробивался монотонный голос профессора. Не уловив ничего интересного, я перевел взгляд на свой пергамент и, едва сдержав гневное ругательство, дунул на своё перо. Зелёное перо, до этого строчившее сущий бред из личной жизни какого-то гоблина, виновато качнулось и начало описывать восстание гоблинов. Я вздохнул и снова прилег отдохнуть на парту.

Узнав в том, что на два семейства собираются совершить покушение, Дамблдор решил оградить их. Уж не знаю, у кого старик выпытал эту информацию, но он был твердо уверен, что жертвой обязательно будет младший Поттер, и оградил наше поместье Фиделиусом, направив его на себя. Алисе и Фрэнку же дал в охрану отряд из авроров и нескольких человек из Ордена. Что ему помешало наложить заклинание Доверия и на их особняк? В маразме старика черт ногу сломит.

Волдеморт довольно быстро расправился с аврорами и орденцами. Половина первых просто сбежала, узрев перед собой самого Лорда Судеб, другая половина была слишком ошарашена происходящим. Трое членов Ордена просто не смогли ничего сделать – их было слишком мало. Темный Лорд хладнокровно убил Фрэнка, когда тот кинулся на помощь товарищам, а Алиса встретила убийцу мужа несколькими проклятиями и ловушками, заставив того несколько задержаться, но погибла, получив несколько режущих заклинаний, которые были направлены на её сына. О том, что произошло потом, никто не знает. Волдеморта просто не стало, Невилл за одну ночь оказался сиротой и стал Надеждой магического мира.

Я устало протер глаза после прекрасного сна на Истории Магии и вместе со всеми спустился в Большой зал. Отобедав, я задержал свой взгляд на серьезном гриффиндорце со шрамом, а потом перевел его на седовласого директора. Довольную ухмылку я даже не пытался сдержать – по моему мнению, Альбусу совершенно заслуженно защемили нос дверью и указали на все его ошибки. И пусть до сих пор расплачивается за них.

Дамблдор узнал о нападении буквально через десять минут. Не знаю уж, как. Может, шпионы подсказали, может, из-за того, что орденцы не вышли на связь. Но я подозреваю, что нечто в таком духе он и предчувствовал. Ведь Волдеморту было предначертано «отметить своего противника как равного себе»… На радостях Альбус снял заклинание Доверия с себя и поспешил к особняку Лонгботтомов, и… прибыл туда одновременно с Августой Лонгботтом. Старая женщина, глядя на догорающее крыло особняка, в котором располагалась детская её внука, едва не прибила Дамблдора на месте, перепутав его с Пожирателем. Когда из завала смогли достать плачущего ребенка, встал неприятный вопрос. Альбус попытался заикнуться о том, что мальчику будет лучше жить где-нибудь подальше от магического мира и от его новоявленной славы. Ему не следовало этого говорить. Августа, недолго думая, вытолкала Величайшего волшебника современности из дома. Пнув напоследок Альбуса чуть пониже спины, женщина намекнула директору, что ему больше не будут рады в её доме. Альбусу ничего не оставалось, как уступить и с позором вернуться в школу…

Чего старый лис не подозревал, так это того, что в тот день он лишился не только поддержки семейства Лонгботтомов, но и сильно подорвал доверие еще одного чистокровного рода и нескольких волшебников.

Я лениво поводил палочкой, зажигая под котлом огонь. Снейп кисло оглядывал класс, но замечания не делал – он понимал, что сейчас абсолютно все на взводе, и заставить волнующихся учеников успокоиться невозможно. Я хмуро глянул на свой рецепт и зевнул еще раз. Этим летом мы варили нечто подобное. Кажется, у меня ушло шесть попыток на то, чтобы заставить котел не взорваться на седьмой. Но я все равно не мог побить рекорда Невилла, у которого не было даже задатков таланта к зельеварению. Природа, создавая будущую надежду Магического мира, вовсю оторвалась на его любви к растениям и безжалостно уничтожила все, что касалось хоть какой-то готовки. Помнится, гриффиндорцы пытались поставить эксперимент – как обстоят дела у парня с кулинарией. Как оказалось, его чаем отравился Трэвор, не вовремя подвернувший под руку. Впрочем, Невилл, кажется, не сильно расстроился от потери жабы – даже обрадовался в тайне, радостно сверкая очами за спинами однокурсников. Интересно, а сильно урезанного урока Невиллу хватит для того, чтобы подорвать котел?..

Впрочем, этот гриффиндорец всегда вызывал у меня уважение. Бабушка его воспитала в строгости в заботе. Он как-то поделился со мной на летних каникулах, на одном из балов, которые давала моя семья, сведениями о своем воспитании. Августа сразу, едва мальчик начал понимать смысл того, что ему говорили, рассказала ему о его титуле Мальчика-Который-Выжил. И Невилл не решался расстраивать бабушку плохими оценками, исключая, конечно, зелья. Я знаю этого парня с пеленок, и никакой вражды к нему не испытываю, хотя стараюсь не показывать это среди своего факультета. Ко мне и так довольно настороженно отнеслись на первом курсе – еще бы, сыночек гриффиндорцев…

Не прошло много времени после снятия Фиделиуса, как появились Пожиратели Смерти. Отец, заподозрив неладное, предупредил маму. Забаррикадировавшись дома, они смогли продержаться против нападавших достаточно долгое время, а точнее до утра. Утром появились Сириус с Ремусом, с новостью о гибели Темного Лорда. Одновременно с ними появился обеспокоенный Северус. Втроем мужчинам удалось пробиться к друзьям и помочь им – Джеймс и Лили уже были на грани. Среди Пожирателей Смерти оказался Питер Петтигрю, который незадолго до того дня отдалился от друзей. Когда он понял, что дерется против людей, которых считал почти родными, перед ним встал выбор – помочь им и, скорее всего, погибнуть, или предать их и убить, возможно, оставшись в живых. Еще не знавший о гибели Хозяина, Питер выбрал первое и направил палочку против своих бывших соратников. Вшестером маги смогли продержаться до того момента, когда прибыл отряд авроров и арестовал Пожирателей.

Анимагическая форма Питера, крыса, еще вначале заподозрила в плане Дамблдора неладное – инстинкт грызуна вопил о том, что где-то зарыта ловушка. Поэтому, он, собственно, и бросил орден. А к Волдеморту присоединился потому, что в то время выбор был невелик – либо ты против Лорда, либо за. После той битвы он признался друзьям в своих подозрениях и оказался прощен.

Последнее собрание ордена Феникса Дамблдор посвятил речам о том, что хоть Волдеморт и мертв, не стоит забывать о безопасности, ведь он может вернуться. Он почти прямо сказал людям о том, что Темный Лорд вернется, а пока они могут спокойно жить, до тех пор. И потому лучше не распускать орден. Когда собрание уже подходило к концу и слегка захмелевшие от выпитого волшебники стали готовится к уходу, явились люди, которые составляли почти половину выжившего ордена. Чета Поттеров, Блэк, оборотень Люпин, шпион в рядах Пожирателей Снейп, Петтигрю, напрямую заявивший, что не поддерживает идеи Темного Лорда, и Августа Лонгботтом. Судя по рассказам родителей и очевидцев того знаменательного события, Дамблдор быстро понял, что пахнет жареным. Наверное, после того, как взбешенного Люпина совершенно случайно не смогли удержать три здоровых мужика, и оборотень сломал очки директора вместе с носом.

Поттеры объяснили ситуацию другим членам Ордена – рассказали о том, как из-за «ошибки» одного человека на незащищенный дом было совершенно нападение. О том, что Дамблдор не позаботился о достойной защите. И в ультимативной форме объявили, что они остаются членам ордена Феникса, но лично главе ордена больше не доверяют. Об этом ему сообщили и остальные члены маленького отряда. Таким образом, в Ордене Феникса наступил раскол. Две чистокровные семьи и несколько орденцев стояли особняком от остальных, и во главе их стоял мой отец (хотя он изо всех сил старался передать этот пост Августе Лонгботтом). На основе этого и велась охота Уизли на нас – они ведь всегда были самыми ближайшими сторонниками директора Хогвартса. Рыжие изо всех сил пытались доказать, что мы выжили только потому, что нападение было подстроено как представление. Эти слухи, а также некоторые проверки, которые совершало Министерство по чьей-то анонимной наводке, подпортили репутацию нашей семьи. В конце концов, Министерство просто перестало обращать внимания на обвинения в сторону Поттеров, поняв, что все бесполезно. Чистокровное семейство несколько раз под сывороткой правды подтверждало свою невиновность. Сомнения вызывала только поддержка Поттером двух бывших пожирателей, но и это забылось.

Кстати, именно тогда бывшим врагам – Снейпу и Мародерам – удалось наладить вполне терпимые отношения. Что ни говори, а три дня в осаде с человеком, которого ненавидишь, даже беса превратят в котенка. После того, как семья Поттеров внезапно поддержала Снейпа и помогла ему вывернуться из опасной ситуации (в то, что он шпион сначала верили с трудом), Северус совсем успокоился и перестал вспоминать неприятные моменты из школьной жизни. После войны Снейпа то и дело звали на семейные ужины, просили о разного рода мелких одолжениях и услугах, иногда даже помогали ему в чем-то (а сам Северус вначале никогда напрямую о помощи не просил)… Слово за слово, услуга за услугу, ужин за ужином, и Северус сам не заметил, как стал членом нашей большой семьи. Апофеозом этого стало признание самого зельевара в том, что он являлся анимагом. После чего получил гордое прозвище Крылан и окончательно вписался в компанию. По завещанию, которое покоится в сейфе гоблинов-хранителей капитала Поттеров, Снейп будет похоронен вместе с остальными Мародерами. Он, кстати, когда узнал о карте Мародеров, сам усовершенствовал некоторые функции карты – например, более точное и подробное местоположение лабиринта подземелий и три скрытых хода. Его имя проявляется вместе с остальными на титульном листе…

Мои мысли прервал взрыв и неприятное ощущение на затылке. Я предельно медленно обернулся и коснулся рукой к взлохмаченным мокрым волосам на голове. В классе повисла тишина. Сидящие рядом с Золотым мальчиком студенты торопливо начали отодвигаться подальше.

— Минус десять баллов с Гриффиндора, Лонгботтом, вы не способны сохранить котел в целости даже за полчаса. Все свободны.

Все тихо встали и гуськом покинули класс, а я остался ждать, пока Снейп найдет подходящий очиститель и сотрет с моей головы противную жижу. Спасибо, Невилл.

— Никакого таланта… как можно зелье, подогретое на огне… оставить совершенно холодным… и с совершенно с другим составом!.. Что он варил на моем уроке, о великий Мерлин?..

Я терпеливо ждал. Когда Северус очистил мои волосы и освободил, угрюмо бурча что-то о дурацких делегациях, я быстро выскочил за дверь, едва успев попрощаться.

* * *

Разумеется, я опоздал. Получил замечание профессора МакГонагалл, встал куда-то в конец четвертого ряда и стал ждать. Ученики вокруг меня уже начали подрагивать от холода, и кто-то завистливо косился на мою раскрасневшуюся рожу. Впрочем, через пять минут я благословил свою задержку – в небе появилась черная точка, которая быстро превратилась в огромную карету, запряженную четверкой гигантских белых крылатых коней, чьи кровожадные взгляды, которые стали видны по мере уменьшения расстояния, заставляли окружающих усомниться в их вегетарианском рационе.

Карета, кажется, останавливаться не собиралась, плотоядные лошади бежали по воздуху, будто разгоняясь на посадку. Я мысленно подсчитал возможные потери – хорошо, что я не в первом ряду. Тем временем карета с оглушительными звуковыми эффектами (как будто Бомбардой в Протего зарядили!) врезалась в землю… нет, не врезалась – отпрыгнула от нее на некоторое расстояние, и после этого уже опустилась на все четыре колеса. Лошади пробежали еще несколько метров, постепенно замедляясь, складывая и снова выбрасывая в воздух могучие крылья и бросая мимолетные взгляды в нашу сторону. Я на всякий случай проверил, близко ли палочка. Делегация иностранной школы с каждой секундой нравилась мне все больше.

Через пару мгновений дверца сего убогого средства передвижения (по моему скромному мнению, конечно) резко открылась, какой-то паренек выскочил наружу, подал руку в карету, и оттуда выступила огромная… женщина. Брови у меня поползли вверх. Я, конечно, слышал про директора Шармбатона, но никогда не думал, что ее рост действительно настолько выдающийся. За медленно вышедшей мадам Максим высыпали француженки, как цыплята за мамой-наседкой – все хрупкие, маленькие, в тоненьких плащиках явно не по погоде. Они морщили свои кукольные лица, пытались укутаться в свои ненадежные одежды и что-то бойко обсуждали. Парень возле дверцы со смирением помогал каждой из них выйти в негостеприимную английскую погоду – даже солнца не было. Я втайне злорадствовал.

Вслед за девушками из кареты вышли остальные парни. Все как один подтянутые, но тоже не особо накаченные. Скажем так, чтобы стало ясно – французы они и есть французы. Однако по сравнению с мадам Максим, остальные ученики значительно блекли. Даже девушки, часть из которых была явно в родстве с вейлами. Красоту директора Шармбатона оценили все, особенно Хагрид. Французы, ежась на холодном ветру в своих легеньких накидках, больше напоминающих целомудренные пеньюары, достаточно громко обсуждали убогость местной погоды. Дамблдор приветствовал гостей едва заметной кривой улыбкой – он тоже владел французским. Я на этом языке говорил очень плохо, значительно лучше его понимал – каникулы во Франции все же имели место.

— Мадам Максим! Я счастлив видеть вас здесь! Добро пожаловать в Хогвартс! – сказал Мистер Лимонная Долька по-английски и галантно поцеловал руку великанши. Меня передернуло. Никогда не буду политиком, даже если это будет единственным, что я должен буду делать.

— Ал’бус! – женщина смутилась и продолжила. – Мои ученики заме’зли по пути сюда, мы не могли бы подо’ждать Ду’хмст’ханг в более под’ходящем месте?

— Конечно, мадам! – Дамблдор кивнул и отпустил руку Максим. – Мистер Филч вас проводит, можете устраиваться в Большом зале.

— Еще нужно будет нако’хмить моих коней, ди’хектор. – Мило улыбнулась француженка.

— О, наш лесничий Хагрид справится с этим! – заверил ее Альбус Дамблдор. – Идите, вы простудитесь.

Не повезло французам. Если бы меня в незнакомой стране провожал до замка такой тип как Филч, я бы написал жалобу в Комитет Международного Сотрудничества. Однако шармбатонцы не успели отойти на приличное расстояние, когда забурлило озеро, и, невзирая на холод, все-таки остались посмотреть.

Все мое внимание сразу переключилось с завхоза на вылезающую из-под воды мачту. Еще несколько мгновений – и величавый могучий корабль гордо возвысился над прежде спокойной водной гладью, над которой сейчас гуляли исполинские волны, разбрасывая брызги во все стороны. Он величаво подплыл к берегу, давая зрителям рассмотреть себя со всех сторон. А смотреть действительно было на что. Несмотря на то, корабль явно был магическим, вид он имел весьма… своеобразный. Коготь на правой лапе даю, он точно пробыл под водой без магии не меньше сотни лет – древесина была набухшей, и даже с берега было видно, что большая часть её просто сгнила. Слои зелёных водорослей щедро прикрывали небольшие дыры на палубе и свисали с мачт, словно старые плащи дементоров (я так и представил – плащи, которые повесили на сушку после стирки… дементоров… да еще и зеленые… да здравствует дурь!). В общем, корабль был больше похож на огромный скелет какой-то экзотической глубоководной рыбы. Особенно это подчеркивали тусклые огни в иллюминаторах – точь-в-точь многоглазое чудовище…

Итак, якорь брошен, трап опущен, толпа молодцев-красавцев дурмстрангцев во главе с холеным директором спускается к застывшей толпе учеников…

…Как только школьники заметили среди студентов Дурмстранга Виктора Крама, они как с цепи сорвались. Что-то приветственное кричал Финиган, прыгал на месте от восторга Криви, махали руками близнецы Патил… Дамблдору потребовалось несколько минут на то, чтобы успокоить разбушевавшихся детей, за чем очень внимательно, и не без внутреннего злорадства, следили другие директора. Когда же стало относительно тихо, до Дамблдора, наконец, добрался директор Дурмстранга. Я следил за ним задумчивым взглядом. Игорь Каркаров, в прошлом Пожиратель смерти… Вот и все, что о нем известно. Отчего же такое зудящее чувство чуть пониже спины?..

Когда с объятьями и формальностями было покончено, мы всей дружной и неорганизованной толпой ринулись в замок. Хорошо, что я опоздал – не пришлось долго мерзнуть.

* * *

В своих тревожных размышлениях о том, что я помнил и забыл, я совершенно перестал обращать внимание на окружающий мир. Мозговой штурм, учеба, домашние задания, проклятия на завтрак и прочее выбили меня из реальной жизни. Например, я совершенно не заметил, как преобразился Хогвартс. Школа буквально сияла. Каждый доспех, каждая створка, каждая железка были хорошо смазаны и протерты. Из укромных уголков и темных закутков исчезла вся паутина и грязь. Ковры перестали плеваться пылью при каждом шаге. Рамы картин, да и сами картины подверглись тщательной мойке. Пивза Призрачная Сборная Хогвартса затолкала в какой-то дальний угол – не то на чердак Восточной башни, не то в старое подземелье, служившее спальней Салазара Слизерина. Жаль.

Но, самое главное, разумеется, это Большой зал. Над каждым столом теперь висел герб факультета, а за столом преподавателей гордо пестрел герб школы. Наш серебряный змей нагло щерился на взбешенного гриффиндорского льва, в то время как рейвенкловский ворон задумчиво клевал огромную букву «H» посередине, а хаффлпафский барсук добродушно следил за всем этим бардаком. Красота. Прямо слезы умиления навернулись. Я попытался заставить змея укусить барсука, но в ответ на мое заклинание пресмыкающееся самодовольно моргнуло и отвернулось. Наверняка Блэк подстраховался.

В большом зале было необычно много народа. Отдельных столов для делегаций школ не было, поэтому им оставалось только подсаживаться к другим. После небольшой заминки, французы поплыли в сторону синего стола, а болгары дружным строем направились к нам, что вызвало целую бурю негодования от львятника. «Завидуйте молча, курятник!» — подумал я, не пряча ухмылки.

Наконец, все ученики расселись. Преподаватели и зарубежные гости нашли себе места и тоже смогли пристроиться. Оставалось только два пустых кресла, которые притягивали взгляды, но и это обещало скоро решиться.

— Добрый вечер, леди, джентльмены и привидения, а главное, наши гости, — завел свою волынку старый маразматик. Я привычно зевнул и подпер щеку рукой, вызвав несколько недоуменных взглядом от северных гостей. – С превеликим удовольствием приветствую вас в Хогвартсе! Уверен, что вы хорошо проведете у нас время. Не сомневаюсь, вы уже успели оценить удобства нашего замка!

На этих словах, одна из шармбатонских девушек, закутанная в шарф по самые глаза, демонстративно фыркнула. Я покосился на стол рейвенкловцев и, достаточно громко для наших столов прокомментировал:

— Бедняжка, перепутала рейсы. Кто же знал, что в Англии нет экватора…

Послышались едва сдерживаемые смешки. Дурмастрангцы старательно прятали глаза и преувеличенно внимательно разглядывали потолок. Наши хогвартские ученики улыбок не прятали – они-то уже привыкли к моим выходкам… Шармбатонка, услышав мою реплику, залилась краской до корней волос – это даже за шарфом было заметно, — и бросила на меня злой взгляд. Ну вот. Опять на меня девчонка взъелась. Неужели придется на Святочный бал идти с Серой дамой?..

Меж тем девушка распустила свой шарф, взмахнула светлыми волосами и посмотрела на меня… Твою мать! Это же надо было, перебежать дорогу вейле… Я заставил себя не отводить взгляда от её лица, чувствуя, как действуют чары. «Я пальма, я пальма… Выкуси-ка, фиг тебе, а не слюнявый раб…» — вертел я в голове одну мысль. Ухмылка стала немного напряженной, но я изо всех сил держал себя в руках, не поддаваясь на чары. Окклюменции меня когда-то, кажется, учили… Пять минут гляделок – и девушка, с откровенным рычанием, отводит от меня свои прекрасны серы очи… Тьфу, напасть…

Тем временем директор быстро закончил свою речь и открыл начало пира. Еда как обычно появилась на своих тарелках, вызвав волну изумления среди гостей. Ну да, это нам не привыкать есть из золотых тарелок, а этим все в новинку. Хотя, нас тоже нашли чем удивить. Некоторые блюда я знал – всплывали в памяти какие-то урывки, наверное из Франции. Но были такие, к которым я не решился даже притронуться. Вот дурмстрангцы наоборот – налегали так, что за щеками трещало. Конечно, они не ели так, как это делают некоторые гриффиндорцы – так, что по всему залу летят крошки и куски непрожеванной пищи, — а с достоинством саранчи пожирали все. Особенно спешно ушла какая-то белесая субстанция, со странным названием «сало».

Тарелки очистились и вновь наполнились вторым блюдами. На этот раз я дал себе немного воли и остался доволен. Когда пир, наконец, подошел к концу, множество пар глаз устремили взгляды на директора Хогвартса.

— Торжественный миг приблизился. Турнир Трех Волшебников вот-вот будет открыт. Перед тем как внесут ларец, я хотел бы коротко объяснить правила нынешнего Турнира. Но прежде позвольте представить тем, кто не знает, Бартемиуса Крауча, главу Департамента международного сотрудничества…

Я резко обернулся к человеку, на которого указывал Дамблдор. Я и не заметил, когда он занял свое место слева от мадам Максим. Когда-то давно, в бытность свою начальником отдела Правопорядка, он хорошо потрепал нервы Северусу и всем нам – как возможным приспешникам Темного Лорда. Позже, когда отец достаточно долго работал в Аврорате, он трепал нервы только ему – не то из мести, не то еще по какой-то причине. Факт был на лицо – любое дело, проходящее к Краучу от аврора Поттера, рассматривалось, чуть ли не всем Визенгамотом. Он имел все шансы стать министром магии, но пролетел из-за грязной истории с сыном. Кажется, сын оказался Пожирателем Смерти, которых его отец видел во всех, кроме него…

Встретив мой взгляд, Крауч некоторое время смотрел мне в глаза. Он был несколько заторможен, и узнал меня (внешность у меня больно говорящая) только спустя пару минут. В его глазах мелькнуло узнавание и Крауч едва заметно понимающе усмехнулся. Черт, Северус, тебе везет сидеть к нему ближе всего. У тебя случайно нет какого-нибудь яда? Или слабительного…

Люди вокруг вдруг захлопали. Я моргнул и огляделся. Рядом с Каркаровым восседал сам Людо Бэгмен – шулер, картежник и банкрот. Но обаятельный, почти как я, а потому популярный.

— Филч, ларец, пожалуйста.

Старый завхоз, надувшись от гордости и тяжести, внес в зал свою ношу. Богато украшенный жемчугом, сделанный из старого дерева, ларец привлекал к себе необъяснимое внимание. Ученики, особенно первый курс, чуть ли не на головы друг другу лезли, чтобы только взглянуть на старый сундук.

— Инструкции к состязаниям уже проверены мистером Краучем и мистером Бэгменом. Для каждого тура все готово. Туров – три, состязания основаны исключительно на школьной программе. – Я поморщился и скучающе зевнул. Ну, если исключительно по школьной программе… Тогда смотреть там будет точно не на что… — Чемпионам предстоит продемонстрировать владение магическими искусствами, личную отвагу и умение преодолевать опасность. В Турнире, как известно, участвуют три чемпиона, по одному от каждой школы-участницы. Их будут оценивать по тому, как они справились с очередным состязанием. Победителем станет чемпион, набравший во всех турах самое большое число баллов. Участников Турнира отбирает из школьных команд беспристрастный выборщик – Кубок огня.

Из ларца медленно вытащили небольшой по размеру кубок. Артефакт загадочно мерцал синими сполохами огня, завораживая и притягивая взгляды. Я зажмурился и помотал головой, пытаясь сбросить наваждение. Почему-то этот кубок напомнил мне о взгляде удава. Завороженный этим зрелищем кролик замрет перед хищником и забудет об опасности… Видать, это очень старый артефакт. Интересно, из какой дыры его откопали?..

— Желающие участвовать в конкурсе на звание чемпиона должны разборчиво написать имя и название школы на куске пергамента и опустить его в Кубок. На размышление дается двадцать четыре часа. Кубок будет стоять в холле до завтрашнего вечера. И завтра вечером выбросит в языках пламени имена чемпионов, которые примут участие в Турнире Трех Волшебников. Конечно, избраны будут достойные из достойнейших. Кубок будет доступен всем, кто хочет участвовать в Турнире. К участию в Турнире допускаются только те, кому исполнилось семнадцать лет. А чтобы те, кому нет семнадцати, не поддались искушению, я очерчу вокруг Кубка запретную линию. Им пересекать эту линию запрещено. И последнее: желающие участвовать в конкурсе должны помнить – для чемпиона обратного хода нет. Чемпион обязан пройти Турнир до конца. Бросив свое имя в Кубок, вы заключаете с ним магический контракт, который нарушить невозможно. Посему хорошенько взвесьте, действительно ли вы хотите участвовать в Турнире. Вот, собственно, и все. Теперь, друзья, самое время идти спать. Всем доброй ночи.

Я фыркнул и повернулся к дурмстрангцам. Ученики вокруг завозились и засобирались, готовясь отправиться по гостиным. Наши гости наверняка будут спать в замке – Дамблдор не такой же дурак, чтобы не уделить им по комнате. Ну, а раз уж они будут проводить ночь здесь, почему бы и не показать им замок? А экскурсия по школе ночью – что может быть загадочнее?..

— Эй, из Дурмстранга! – негромко окликнул я. Гости северной школы мгновенно переключили внимание на меня. Слизеринцы, братья мои по духу, скрыли свои ухмылки за постными рожами и нарочито медленно засобирались в спальни. Обожаю девиз «Все, что происходит в факультете, остается в нем»! – Через полчаса экскурсия по Хогвартсу. Слабо нарушить режим?

Хорошо, что меня не слышал Сириус… Он бы мне башку оторвал…

Северные гости бросали на меня оценивающие взгляды и уходили следом за своим директором. Клык даю, в подземелья направились. Там свободных помещений много, можно хоть пару факультетов организовать.

Разумеется на экскурсию пришли не только дурмстрангцы. Слизеринцы, как самые благородные рыцари, решили мне помочь. То есть, всю славу тихонько перетянуть на себя. Террариум, что поделаешь…

Обозрев с высоты потолка моих «подопечных», я раскрыл свой болтливый рот и начал речь…

— Приветствую вас, наши северные гости. Предупреждаю сразу – у нас замок обогревается, поэтому оставьте верхнюю одежду во-о-он той чернокожей мартышке – она посторожит… — я лениво отбил брошенное в меня Забини проклятие и продолжил. – Сейчас мы с вами топчемся где-то под Черным озером. Подземелья замка располагаются во все стороны и уходят за пределы замка. У нас есть легенды о том, что есть туннели, ведущие аж за Запретный лес, куда-то в страшное и заброшенное место. Но такой туннель никому не удалось найти, так что мне не удастся запереть вас где-нибудь. А жаль, тогда победа Хогвартса была бы гарантированной…

Половина дурмстрангцев косилась на меня ошарашено и настороженно – «Что это за зверь? Он не кусается?», а другая бросала оценивающие взгляды и довольно посмеивалась.

Я плавно спустился на пол и пошел к выходу. Экскурсия продолжалась. Я постепенно поднимался все выше и выше, по дороге теряя гостей. Ну да, я совершенно случайно забывал их предупредить об двигающихся лестницах, исчезающих ступеньках, путешественнике-В-доспехе, Пивзе, растяжке и Кровавом Бароне. Как прирожденный экскурсовод я не отвлекался на всякие мелочи.

Когда мы дошли до Астрономической башни, от моей группы осталось пять человек. Они осматривались с любопытством маленьких детей. Пронаблюдав эту умилительную картину, несколько минут, я сам оперся о перила и стал смотреть на Запретный лес. В комнате повисла блаженная тишина, только гости переговаривались между собой на своем языке в полголоса.

— А ты смешной. Тебя бы приняли в Дурмстранге. – послышался рядом со мной хриплый голос. Мне даже поворачиваться было лень.

— Я сам не захотел идти туда. У меня было слишком много друзей здесь, в Хогвартсе, еще до поступления. Да и к тому же, я пребывал в счастливом неведении, что «лучшая школа Британии» может быть на самом деле «единственной школой Британии».

Я, наконец, покосился на своего собеседника. Кривой нос, нахмуренные брови, суровые черты лица – ма-а-атушки святы, со мной заговорил сам Виктор Крам! Нотт повесится на собственном галстуке, если я скажу об этом.

Крам, меж тем, казался удивленным.

— Единственная? У нас волшебных школ несколько. Но наша слава вполне заслуженна. – Он говорил на хорошем английском, но фразы у него были рубленные, короткие.

— Вам повезло. У нас слишком занижена программа. Нет предмета «Темные искусства», есть только «Защита» от них. Древние Руны у нас как дополнительный предмет. Я уже жалею, что не пошел учиться к вам.

Мы помолчали. Свежий воздух приятно холодил голову, изрядно потяжелевшую и опухшую то последних дней и мыслей. Гремучая Ива зябко ежилась на этом ветерке где-то в стороне от Леса. Я лениво глянул на неё и заметил темный силуэт. Черт возьми, скоро полнолуние же. Эх, жаль, я хотел ведь помочь Ремусу…

— Виктор Крам. – внезапно заговорил мой собеседник, изрядно меня напугав и заставив вздрогнуть. Я повернулся к нему и увидел протянутую широкую ладонь. Усмехнулся краешком рта и пожал ему руку.

— Гарри Поттер. Рад знакомству.

Крам попытался улыбнуться в ответ (не очень хорошо получилось) и вновь стал смотреть на пейзаж за окном. Я тихонько отошел в темный уголок и достал Карту Мародеров. «Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость». Пришлось зажечь свет на кончике палочки, чтобы разглядеть приветствие Мародеров. «Хвост, Крылан, Лунатик, Бродяга и Сохатый приветствуют тебя и представляют карту Мародеров». Я с нежностью погладил старый пергамент. Эта штука не раз спасала меня от Филча и преподавателей… Я развернул карту и нашел Астрономическую башню. Спустя секунду я быстро свернул пергамент, убрал с него карту, потушил свет и вернулся к дурмстрангцам.

— Уважаемые туристы. Я с прискорбием вынужден вам сообщить, что наша экскурсия завершается. Сюда идет наш смотритель и жизнь в вашей ледяной зиме с белыми медведями покажется вам раем, если вы все немедленно не последуете за мной обратно. Всего хорошего.

С лестницы мы, разумеется, полетели кувырком – кто-то из последних ребят споткнулся и налетел на следующего, и так по цепочке дошло и до меня. Лестница была очень длинная. Филч, судя по карте, был уже на подходе к башне, и наш ускоренный спуск только упростил нашу возможность спастись. Каким-то чудом мы даже не переломали себе шеи.

Когда наш спуск закончился, и мы все, вшестером, лежали на каменном полу у подножья лестницы, со стороны коридора послышались шаркающие шаги и тихие звуки радостного урчания. Я выругался сквозь зубы, вскочил на ноги, двумя руками ухватил за шкирки двоих гостей, быстро запихнул их под лестницу, дал пинка Краму в том же направлении и присоединился к иностранцам. Двоих оставшихся гостей ждать долго не стали — на четвереньках, торопясь и спотыкаясь, подбежали к нам. Мы затихли.

— Что там, миссис Норрис? Ты нашла этих жалких нарушителей правил?

Кошка первой подошла к лестнице и начала медленно обходить её. Увидев нас, она остановилась и долго смотрела. Конкретно так смотрела, похоже, мне в глаза. Пантера в моей голове мрачно облизывалась и предвещала скорый поздний ужин из свежего кошачьего рагу.

Но кошка внезапно дернула хвостом и торопливо засеменила прочь. Филч, что-то недовольно бурча, последовал за ней. Мы еще некоторое время просидели под лестницей, а затем потянулись в сторону подземелий. Стараясь смеяться потише, мы прошли через весь замок, рассказывая друг другу школьные истории и страшилки. Честное слово, мне больше не хотелось подвешивать этих ребят за лодыжки на виадуке!