Испытание временем

Последняя битва закончилась. Волдеморт побежден. Наступил мир. Но какова была цена спокойствия? Глубоко в земле возле Хогвартса лежат тела тех, кто отдал свои жизни за эту победу, над свежими могилами рыдают родные и друзья, замок разрушен, а в больнице Святого Мунго находится в тяжелой коме спаситель мира — Гарри Поттер.

Прошло не так много времени, но волшебники о них почему-то не вспоминают, видимо, предпочли забыть, похоронить воспоминания вместе с усопшими. Ведь цена победы не имеет значения, не так ли?

Ремус Люпин, Нимфадора Тонкс, Фред Уизли, Северус Снейп, Колин Криви и многие другие принесли свои жизни на жертвенный алтарь. А вместе с ними… Гарри Поттер. Волдеморт отправился в ад, едва не прихватив с собой Гарри. И лишь невероятная сила воли удерживает Мальчика-Который-Выжил от падения в пропасть. Да, конечно, из комы можно выйти, это еще не конец. Но, увы, и не начало. Целители молчат, а в их глазах я вижу, что шансов практически нет. Гарри Поттер обречен, и вряд ли кто-то сможет это изменить. Только я, наивная дурочка, еще продолжаю надеяться на чудо.

* * *

Хрупкая девушка со спутанными каштановыми волосами стоит у окна. Лучи заходящего солнца освещают ее крепко стиснутые руки и заплаканное лицо. Высокое зеркало в изящной раме отражает блики проникающих в комнату лучей на светлые обои, создавая удивительную игру ярких красок, столь непохожую на состояние девушки.

Дверь приоткрылась, и в комнату заглянула рыжая веснушчатая голова.

— Гермиона, пойдем, будем праздновать Хэллоуин. Все ребята уже в гостиной.

— Иди, — хмуро ответила девушка.

Рон зашел в комнату, плотно закрыл дверь и подошел к Гермионе.

— Хватит здесь сидеть, праздник все-таки. Даже Джинни решила повеселиться, — раздраженно сказал парень.

— Я не хочу, Рон. Лучше бы мы поехали к Гарри. Ему сейчас так одиноко…

— Да ему сейчас абсолютно все равно! — возмутился Рон. — Он ничего не чувствует, не видит и не понимает! Пойми, Гермиона, мы ничем не можем помочь Гарри, все зависит от целителей Святого Мунго и от него самого. И вообще, ты должна думать о нас с тобой, а не о Гарри. После нашей победы ты очень изменилась, охладела ко мне. Что случилось, Гермиона? — спросил он.

— Да как ты можешь сейчас об этом говорить! Рон, ведь Гарри впал в кому из-за нас! Если бы мы не бросили его в самый решающий момент, если бы были рядом…

— То ничего бы не изменилось! — воскликнул вспыльчивый гриффиндорец. — Гарри все равно пожертвовал бы собой ради остальных людей. Это судьба, Гермиона, и ее невозможно изменить.

— Нет ничего невозможного, Рон Уизли! — закричала девушка. — Обязательно должно быть какое-нибудь лекарство, какой-нибудь способ! Гарри очнется, обязательно очнется… — зашептала девушка, заливаясь слезами.

— Гермиона… — потрясенно сказал Рон. — Гермиона, ты его любишь?

Девушка не успела ответить, потому что дверь отворилась, и в комнату вошел высокий молодой человек с грустными глазами.

— Привет, Невилл, — поздоровалась Гермиона, отворачиваясь от парня в попытке скрыть слезы, — ты что-то хотел?

— Да, я зашел узнать, что у вас случилось.

— А с чего ты взял, что у нас что-то случилось? — Рон подозрительно посмотрел на Невилла. — У нас все в порядке, мы просто разговариваем.

— Вы не разговариваете, Рон, вы кричите друг на друга так, что вся гостиная знает о ваших претензиях друг к другу, — спокойно ответил Невилл. — Так что не надо врать. Как Гарри? — спросил он, с сочувствием глядя на покрасневшую Гермиону.

— Без изменений, — еле слышно прошептала она в ответ.

— Ну, хотя бы без ухудшений, это тоже хорошо, — попытался загладить неловкость парень, смущенно опуская глаза. — Может, пойдешь к нам, Гермиона, праздновать Хэллоуин? Развеешься немного.

— Нет. Я не хочу. Не могу… без Гарри, — с трудом закончила она. — Идите праздновать…

— Там все ждут тебя, — перебил Рон.

— Скажите, что я заболела и никого не желаю видеть. Идите, я не хочу портить вам праздник, — попыталась улыбнуться Гермиона.

— Ну, тогда мы пошли, — откликнулся Невилл, потянув недовольного Рона к выходу. У самой двери он обернулся. — Гермиона?

Девушка вымученно на него посмотрела:

— Да?

— Все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо, — с этими словами Невилл закрыл за собой дверь.

Гермиона опустилась на небольшой диванчик. Сколько раз за последние полгода ей говорили, что все будет хорошо? МакГонагалл, Рон, миссис и мистер Уизли, Джинни, Хагрид, целители святого Мунго, Невилл… Вот уж кому-кому, а Невиллу доподлинно известно, что «хорошо» уже никогда и ничего не будет. Надежда на выход Гарри из комы тает с каждым днем. Он не хочет возвращаться, и только аппарат дыхания и отчаянье близких удерживают его на Земле. Мы не готовы его отпустить, потому что мы не победили, а проиграли, потеряв лучшего из нас — Гарри Поттера, Мальчика-который-выжил, Героя. Он сделал все что мог, и это спасло магическое сообщество, но, к сожалению, ему не хватило сил спасти самого себя. Отпустить Гарри окончательно — значит признать свое поражение... А мы пока к этому не готовы...

Спустя три года

В одноместной больничной палате лежал юноша, опутанный десятком тончайших проводков, соединяющих его с аппаратом дыхания. Рядом с ним сидела девушка с печальными карими глазами и держала его за руку. Дверь неожиданно отворилась.

— Мисс Грейнджер? — в палату заглянул немолодой мужчина в потрепанном халате с эмблемой больницы Святого Мунго.

— Целитель Вильямс? — Гермиона проворно вскочила и с тревогой посмотрела на целителя. Он чуть заметно кивнул в сторону двери:

— Идемте, нам надо поговорить.

Девушка тоскливо посмотрела на юношу, неподвижно лежащего на кровати, и, прошептав: «Я вернусь. Обязательно», поцеловала его в щеку.

— Что вам угодно, целитель Вильямс? — спросила она, выйдя за дверь.

— Пройдемте в мой кабинет.

Мужчина и измученная горем девушка спустились на третий этаж и вошли в кабинет. Небольшая уютная комнатка освещалась тусклым вечерним светом, который сразу же придал щекам Гермионы мраморный оттенок. Вильямс кивнул на стоявшее около письменного стола кресло:

— Прошу, присаживайтесь.

Девушка приняла предложение и встревоженно спросила:

— Что-то случилось с Гарри? Какие-то ухудшения?

— Нет-нет, мисс Грейнджер, все в порядке, Вам не о чем беспокоиться. Хотя… Три года прошло с того момента, когда мистер Поттер впал в кому. За это время многое произошло в магическом мире… — осторожно начал целитель, внимательно наблюдая за реакцией Гермионы. — Война закончилась, сменилось правительство, раны на телах бойцов и жертв репрессий затянулись…

— Но не в душе! — возмущенно воскликнула девушка. — Я знаю, что Вы хотите мне предложить, — с нажимом сказала она и добавила, опасно сузив глаза, — но мое решение останется неизменным!

— Мисс Грейнджер, я знаю, что вам сейчас очень тяжело, но поймите, наконец, что Гарри Поттер практически угас. Надеяться на что-то просто бессмысленно. Нам и так пришлось применять к нему маггловский аппарат, потому что одной магией и зельями поддерживать его жизнь не удается, — со вздохом закончил он.

— Вас смущает только то, что вам приходится прибегать к маггловским средствам спасения жизни? Что магия не всесильна? — пораженно спросила Гермиона.

— Нет! — отрезал Вильямс. — Мы тоже умеем пользоваться маггловскими изобретениями и признаем, что порой они даже лучше магических средств лечения. Но сейчас речь не об этом. Я хочу донести до вас мысль, что жизнь продолжается, а горе постепенно сменяется радостью. Вы должны это понять и принять. Оглянитесь вокруг, мисс Грейнджер. Вас уважают, к вашему мнению прислушиваются, любой мужчина желает окружить вас заботой и вниманием. Взять хотя бы мистера Уизли…

— Не смейте говорить мне о Роне! — резко перебила его Гермиона. — Я люблю Гарри и буду ждать его столько, сколько потребуется.

— Неужели вы готовы ждать его всю жизнь? — спросил Вильямс. — Даже мисс Уизли давно смирилась с неизбежным и вышла замуж. Невозможно ждать вечно, мисс Грейнджер, как бы этого не хотелось. Надо жить дальше, — с грустной улыбкой закончил он.

На пару секунд в кабинете воцарилась гнетущая тишина, которую разрушил надтреснутый голос Гермионы, полный невыносимой боли и усталости:

— Неужели вы не понимаете, целитель Вильямс, что Гарри для меня — все? Мой друг, мой брат, мой защитник, моя любовь, моя надежда на счастье, сама моя жизнь? Я же прекрасно понимаю, что Гарри не очнется, но хотя бы его тело, такое чужое и далекое, вселяет в меня уверенность, что все будет хорошо, дает хоть и призрачную, но все-таки надежду на возвращение. Пока в его теле теплится хоть крохотная частичка жизни — у меня есть стимул жить. Для него, за него. А без Гарри мое существование потеряет весь смысл, — спокойно закончила девушка, твердо глядя Вильямсу в глаза. Она говорила это не в первый раз и точно знала, что никто не сможет ее переубедить.

Целитель с сочувствием посмотрел на девушку:

— Вы похоронили себя вместе с ним. Так нельзя.

— Я знаю, — последовал краткий ответ.

Мужчина покачал головой:

— С вами бесполезно спорить. Разрешения на отключение мистера Поттера от аппарата дыхания подписали все его близкие друзья, в том числе и сам министр магии. Все, кроме Вас. Формально, я могу отключить аппарат и без вашего согласия, потому что имею на руках все остальные подписи, Но не стану этого делать. Потому что Вы безгранично привязаны к нему, и, отключив от аппарата Поттера, я убью и Вас. Ведь Вы обязательно последуете за ним, не так ли? — дождавшись утвердительного кивка головы, он продолжил:

— Но все же я дам Вам совет, мисс Грейнджер: продолжайте жить дальше. Не ограничивайте себя работой, домом и ежедневным посещением мистера Поттера. Впустите радость в свое сердце, и тогда вы станете счастливой.

— Спасибо, я учту, — сухо поблагодарила его Гермиона. — Я могу завтра опять навестить Гарри?

— Да, конечно, разве я могу Вам запретить? — покачав головой, ответил Вильямс. — До свидания, мисс Грейнджер.

— До свидания, целитель Вильямс, — кивнула Гермиона и вышла из кабинета.

Мужчина устало откинулся на спинку кресла. Разговоры с Грейнджер всегда утомляли его больше, чем самый насыщенный рабочий день. На протяжении трех с половиной лет девушка с завидным упорством навещала своего друга. В первый год после победы над Волдемортом наплыв посетителей к Поттеру был настолько велик, что пришлось ввести талоны на его посещение. Потом количество желающих увидеться с живой (мертвой?) легендой стало резко сокращаться, и к концу второго года пребывания Поттера в коме рядом остались только самые преданные ему друзья. Но жизнь продолжалась, и теперь его посещали только по праздникам все, кроме Гермионы Грейнджер. Даже невеста героя предпочла утешиться в чужих объятиях, а его лучшая подруга все еще продолжала надеяться на его выздоровление.

«Как же глупо устроена жизнь, — думал Вильямс, массируя виски, — кого-то ждут, несмотря ни на что, а кто-то обречен на вечное одиночество. Везет же Поттеру, она его действительно любит», — мелькнула в голове завистливая мысль. В дверь тихонько постучали, и в кабинет вошла молоденькая стажерка — целительница.

— Целитель Вильямс?

— Да, мисс Анриетт?

— Рабочий день давно закончился. Идите домой, отдыхайте, — сказала она, с сочувствием глядя на осунувшееся лицо мужчины.

— Да-да, я уже иду, — ответил он, и девушка вышла.

«Как хорошо, что ты даже не догадываешься, милое дитя, каково это — идти домой, когда тебя там совсем никто не ждет», — подумал Вильямс, медленно выходя из кабинета.

Гермиона вышла на улицу. Сухой морозный воздух окутал ее, обжигая холодным дыханием раскрасневшиеся щеки. Вильямс опять пытался склонить ее к убийству Гарри! От этой мысли девушку затрясло, а снег вокруг нее начал стремительно таять под воздействием вспышки магии. Гермиона торопливо отошла от закрытой лавки, за которой скрывался вход в больницу, и поймала такси. Назвав свой адрес, она села в машину и стала размышлять.

«Гарри Поттер… Гарри… Зеленоглазый мальчишка с взрослым взглядом. Отчаянный нарушитель порядка… Отважный герой… Заботливый парень… Лучший друг. Какой же ты настоящий? Мы столько лет тесно общались, а я до сих пор тебя совсем не знаю. Ты человек, перевернувший всю мою жизнь, научивший нарушать правила, дорожить настоящей дружбой и ценить каждую секунду отпущенного времени. Именно ты, Гарри … Гарри Поттер…»

Девушка почувствовала, как горькие слезы заструились по лицу. Сейчас ей не надо притворяться, что она научилась нормально жить без Него. В полутьме машины Гермиона могла позволить себе снять привычную маску веры в скорое возвращение Гарри и дать отчаянию прорваться наружу.

«Мы проиграли. Мы проиграли, потеряв лучшего из нас — тебя, Гарри. Ты снова пожертвовал собой ради других. Две Авады практически подряд — как же ты их пережил? Все-таки пережил, хотя и впал в кому. Действительно Избранный».

Такси подъехало к высокому серому зданию в престижном районе Лондона. Девушка расплатилась и поднялась на седьмой этаж. Рон не одобрял жизнь среди магглов, но Гермионе здесь было гораздо комфортней, чем в магическом мире. Привычные с детства вещи дарили хоть какое-то подобие уюта и спокойствия. Впрочем, Рон никогда не мог понять Гермиону и ее образ жизни. Совсем иначе было с Гарри…

Девушка снова тяжело вздохнула и села в мягкое кресло. Косолапус тут же прыгнул к ней на колени и довольно заурчал.

«Косолапус… Мой верный и очень умный друг. Ты, как всегда, ненавязчиво спасаешь меня от одиночества. Я пряталась от себя и от Гарри среди книг, а в результате осталась одна. Разменивалась на случайные влюбленности, не замечая свою истинную любовь. Сколько времени было потрачено зря».

Гермиона спустила Косолапуса на пол и прошла на кухню. Кот побежал следом. Девушка включила чайник и встала у окна, погружаясь в воспоминания.

«Когда ты упал в Большом зале, во мне все перевернулось. Все немедленно побежали к тебе, кто-то начал звать мадам Помфри, Джинни, миссис Уизли и некоторые девушки отчаянно зарыдали над твоим телом… А я почему-то совсем ничего не чувствовала. Даже не плакала. Стояла и смотрела на тебе пустыми глазами, а внутри все словно опустело. Потом последовало аппарирование в Мунго, бесконечно долгое ожидание, Джинни, рыдающая на моем плече, и крепко сжимающая мою руку рука Рона. А потом… приговор. Немолодой целитель, пряча глаза, пробормотал: «Простите… Мы ничего не смогли сделать… Мистер Поттер… Такой тяжелый случай… Кома… Безнадежно… Мне очень жаль…» Сердце на секунду подпрыгнуло к горлу и резко упало вниз. Я не помню, как оказалась в комнате старост Гриффиндора. Позже Рон рассказывал, что после слов целителя я встала и пошла к выходу, а любого, кто осмеливался останавливать меня, отбрасывала мощными заклинаниями. Аппарировав к границе Хогвартса (и ведь не расщепило, в таком-то состоянии!), я просто упала на землю и позволила своему горю выплеснуться в слезах. Никто не мог меня успокоить, даже Джинни плакала гораздо меньше. Лишь когда мои слезы иссякли, Рон смог взять меня на руки и отнести в комнату старост. У меня просто ни на что не было сил».

Гермиона отошла от окна и села за стол. Пронзительно свистел чайник, но девушка ничего не слышала. Бессильно уронив голову на скрещенные руки, она снова очутилась в плену своих невеселых мыслей.

«Там, в Хогвартсе, я поняла, что люблю тебя, Гарри. Люблю по-настоящему и готова ждать тебя хоть всю жизнь, даже зная, что это безнадежно.

Дни летели за днями, недели за неделями, складываясь в месяцы… О тебе постепенно стали забывать. Мистер и миссис Уизли стали нянчиться с внуками и внучками, Невилл предпочел обо всем забыть, а у Луны, Дина, Симуса и других наших друзей оказалось так много дел, что все, связанное с войной, отодвинулось на задний план. Рон, едва узнав, что мое сердце принадлежит тебе, настолько увлекся вниманием поклонниц, что стал приходить в больницу только по праздникам. Даже Джинни, твоя верная гриффиндорская львица, устала ждать. Полгода назад весь магический Лондон обсуждал скандал, разразившийся в двух благородных семействах: Джиневра Уизли и Драко Малфой заключили официальный союз. Их случайная встреча в Министерстве неожиданно переросла в бурный роман, и теперь твоя бывшая невеста по иронии судьбы является женой твоего злейшего школьного врага. «Я устала надеяться на чудо, Гермиона. Он не очнется», — вот и все, что она сказала в ответ на мои упреки. Но Джинни не права. Ты обязательно очнешься. А я тебя дождусь, чего бы мне это не стоило».

Девушка подняла голову — ее глаза блестели от слез, а губы упрямо шептали:

«Я люблю тебя, Гарри Поттер. Я в тебя верю. И обязательно дождусь».

Прошло пять лет

Пожилой мужчина в потрепанном халате с эмблемой больницы Святого Мунго сидел в своем кабинете и неторопливо писал. Неожиданно дверь распахнулась и в кабинет стремительно вошла высокая статная женщина. Она резко остановилась и, немного задыхаясь, видимо, от бега, сказала:

— Целитель Вильямс… Это срочно… Гарри Поттер… Невероятно, но… кажется, он приходит в себя!

Мужчина вскочил и, едва не сбив с ног целительницу, выбежал из кабинета. Женщина поспешила за ним. Они поднялись на пятый этаж и вошли в палату.

— Он приходит в себя, — то ли в ужасе, то ли в восторге закричал Вильямс, посмотрев на приборы, окружавшие Поттера. — Это действительно невероятно.

Целитель подошел к кровати, продиагностировал пациента заклинаниями и, обернувшись к целительнице, произнес:

— Надо сообщить мисс Грейнджер. Немедленно.

Потом усмехнулся и добавил вполголоса:

— Она так долго ждала его возвращения, что мы просто не имеем права скрывать от нее эту новость.

Женщина улыбнулась и выскользнула из палаты.

* * *

Гермиона Грейнджер вышла на улицу и с удовольствием втянула в себя свежий воздух. «Все-таки плохо, что Министерство находится под землей, — подумала она, — даже окно открыть невозможно, а в кабинетах так душно. И освежающие воздух чары долгого эффекта не дают». Девушка неторопливо пошла по улице, наслаждаясь теплым мартовским вечером и веселым пением капели. Случайные прохожие с удивлением смотрели, как на лице девушки робко расцветает улыбка. «Я счастлива, — мелькнула мысль. — Непонятно почему, но впервые со времени Великой Битвы я счастлива. Будто ко мне вернулось что-то самое дорогое. Гарри…». Гермиона развернула свиток, который уронила перед ней незнакомая сова. В нем было всего два слова: «Он приходит в себя». Резко побледнев, девушка стала падать, но чьи-то сильные руки подхватили ее и посадили на стоящую неподалеку скамейку. «Как? Когда? Вернулся! Я дождалась! Какое счастье! Надо немедленно сообщить остальным! Но в каком он состоянии? А может, ему сейчас стало еще хуже, чем было? А вдруг его сердце не выдержало и остановилось?» — удивление быстро сменилось сначала радостью, а потом страхом за Гарри. Она встала, торопливо поблагодарила всех, кто пытался оказать ей помощь, и торопливо побежала в ближайший темный закуток, чтобы аппарировать в Мунго.

* * *

Гарри был в облаке, удивительно мягком облаке — находиться в нем было приятно и спокойно. Как сквозь плотный слой ваты, он периодически слышал голоса, сначала их было много, но постепенно остался всего один. Женский. До боли родной. Но даже ради этого голоса Гарри не был готов вернуться к друзьям. Там — боль, отчаянье, война, Волдеморт. Здесь — покой, целительный для его измученной души. Здесь его магия медленно и верно восстанавливается после двух смертельных проклятий. Здесь он принадлежит только себе. Там… Там он — Гарри Поттер, герой магического мира, Мальчик-Который-Выжил. Там от его решений зависят жизни многих сотен людей. Здесь — только его собственная.

Внезапно какая-то сила потянула Гарри из облака. Он попытался сопротивляться, но его магия неожиданно взбунтовалась. Все тело пронзила острая боль, и Гарри заметался, пытаясь избавиться от нее. Боль становилась все более невыносимой, Гарри чувствовал, что все внутри будто плавится от непонятного напряжения.

Внезапно боль прекратилась и Гарри вновь расслабился. Но облако вдруг спружинило и выбросило временного жильца за свои пределы. На секунду воздух обжег легкие, в глаза ударил яркий слепящий свет, тело скрутило невыносимой судорогой, а потом… Голова закружилась, и юноша оказался на краю пропасти. Чувство защищенности и покоя исчезло, зато впервые за долгое время он увидел лица Гермионы, Рона, миссис Уизли, Джинни и других близких ему людей. И Гарри шагнул в эту пропасть. К ним.

* * *

Целитель Вильямс стоял посреди палаты, окруженный мощнейшим защитным куполом, и с ужасом смотрел на остатки приборов. Пробудившаяся магия Поттера, не контролируемая сознанием, вырвалась на свободу и теперь крушила все вокруг. В воздухе летали, сталкиваясь друг с другом, стулья для посетителей; разломанный стол бесформенной кучей дерева лежал на полу; приборы были просто смяты ударом невероятной силы. Самого целителя спасла лишь быстрая реакция: он успел выставить щит до того, как все стеклянные вещи в палате полопались.

Внезапно стулья упали, а вся магия сосредоточилась около тела Поттера, окутав его золотистым облаком. Парень выгнулся дугой, открыл глаза и бессильно упал на кровать. Магия впиталась в тело молодого мужчины. Вильямс снял защитный купол и подошел к пациенту. Глаза целителя изумленно расширились: Гарри спал. Дыхание парня было спокойным, словно он не был более восьми лет подключен к аппарату искусственного дыхания и не подвергался ежедневным восстанавливающим процедурам. Целитель шокировано пожал плечами, поправил одеяло и вышел из палаты.

Гермиона стремительно вошла в больницу и твердым шагом поднялась на третий этаж. Навстречу ей вышел Вильямс в окружении нескольких оживленно переговаривающихся целителей, а сам он выглядел усталым и неохотно отвечал на многочисленные вопросы. Подойдя к лестнице, он заметил бледную Гермиону.

— Мисс Грейнджер? Я рад вашему скорому приходу. Пройдемте ко мне в кабинет, — устало сказал он и, заметив направленный в конец коридора взгляд Гермионы, добавил:

— Нет-нет, к нему сейчас нельзя, он спит. Пойдемте.

Вместе они поднялись в кабинет целителя. Гермиона присела на край стула и с тревогой спросила:

— Как он? С ним все в порядке?

— Да, с ним все хорошо. Даже удивительно хорошо, — отстраненно ответил целитель.

Гермиона взглянула на мужчину в недоумении:

— Я вас не понимаю. Поясните.

Вильямс тяжело вздохнул и рассказал о том, что произошло. Девушка вскочила и закружила по кабинету.

— Что вы об этом думаете, мисс Грейнджер? — спросил целитель. — У меня еще не было таких случаев. Особенно поразителен естественный сон, после такого потрясения организм просто не может…

— Может! — перебила его Гермиона. — Поймите, Гарри — необычайно сильный волшебник! Скопившаяся за восемь лет магия просто вырвалась на свободу, поэтому и произошли такие разрушения в палате. Единственное, что сейчас может вызывать проблему, — это состояние Гарри после сна. Ведь для него война закончилась вчера, а не восемь лет назад, а значит, его психика сейчас крайне неустойчива.

— Для этого есть колдопсихологи. Вы можете нанять их для стабилизации психического состояния мистера Поттера, а я помогу вам подобрать хорошего специалиста, — задумчиво ответил Вильямс. — Думаю, не стоит доверять его посредственным специалистам, слишком уж важный клиент, — он позволил себе улыбнуться. — В любом случае, сначала попробуйте сами помочь мистеру Поттеру, не стоит торопиться с профессиональным вмешательством. Я также считаю, что пока не стоит никому сообщать о том, что он очнулся. Даже друзьям.

— Но, целитель…

— Никаких «но», мисс Грейнджер. Большой поток информации просто убьет мистера Поттера, или он снова впадет в кому, из которой уже не выберется. Вы хотите этого?

— Хорошо, я поняла, — тяжело вздохнув, сказала девушка. — Но мне-то с ним можно общаться? — с надеждой спросила она.

— Да, иначе вас здесь и не было бы. Вот только говорить пока можете только вы, мистер Поттер должен молчать: он еще слишком слаб. Только избегайте опасных тем, затрагивающих войну, семью, друзей и кардинальные изменения в магическом мире — ему не нужны информационные перегрузки, надо подводить его к этому постепенно. А сейчас идите домой, вам нужен отдых. Идите, идите, он все равно пока спит, — покачал головой Вильямс, заметив протестующий жест Гермионы.

— Но я могу хотя бы взглянуть на Гарри? Ну, пожалуйста, — попросила она.

— Нет, все завтра. До свидания, мисс Грейнджер. И не вздумайте попытаться пройти к мистеру Поттеру, на дверь наведены очень мощные защитные чары, — усмехнулся целитель.

Гермиона гневно сверкнула глазами, но покорно сказала:

— До свиданья, целитель Вильямс. И… спасибо вам за все.

— Да мне-то за что? Я же ничего не сделал! — возразил мужчина.

— За то, что были рядом с Гарри в момент его возвращения. За то, что позволяли мне бороться за него. За то, что вы — прекрасный специалист, который не решился нарушить клятву Гиппократа и не стал отключать Гарри от аппарата. Спасибо, — улыбнувшись, ответила девушка и вышла из кабинета. Вильямс лишь изумленно смотрел ей вслед.

Гарри открыл глаза и огляделся. Белые стены, стул рядом с кроватью, небольшое окно напротив — все указывало на то, что он в больничной палате. «Видимо, Волдеморт меня серьезно ранил, раз я в Мунго, — подумал он. — А вокруг никого нет, потому что сейчас все хоронят убитых». Сердце мучительно сжалось, и Гарри почувствовал, как по щекам покатились слезы. Перед глазами замелькали лица погибших друзей и врагов. Ему казалось, что он проплакал целую вечность, прежде чем открылась дверь и в палату вошел немолодой мужчина в лимонного цвета халате. Целитель подошел к Гарри и обнял его, позволяя выплакаться. В ушах звучали тихие утешающие слова: «Успокойтесь, мистер Поттер. Все уже позади, все закончилось. Волдеморт побежден, вы справились. Ну-ну, Гарри, не надо плакать». Юноша чувствовал себя так, словно оказался в надежных объятьях отца. Постепенно рыдания стихли, и Гарри посмотрел на обнимавшего его мужчину. Перед глазами все расплывалось. Мужчина, словно догадавшись об этом, аккуратно надел на Гарри очки. Лицо незнакомца мгновенно обрело четкость, и Гарри начал его рассматривать.

Заметив любопытный взгляд парня, мужчина представился:

— Добрый день, мистер Поттер. Меня зовут целитель Артур Вильямс. Вы находитесь в больнице Святого Мунго под моим наблюдением после сражения, — пояснил мужчина в ответ на немой вопрос в глазах Гарри.

Гарри захотел ответить, но не смог. Он с удивлением посмотрел на целителя.

— Все в порядке, мистер Поттер. Вы разучились говорить, но это нормально. Мы постараемся в ближайшее время восстановить ваши речевые функции. — Вильямс задумчиво посмотрел на Гарри и, выдержав паузу, добавил:

— Дело в том, что… вы были в коме. Восемь с лишним лет, — он с тревогой ждал реакции парня, но Поттер даже не шелохнулся, поэтому целитель продолжил:

— Я не могу сейчас вам все рассказать. Вы были доставлены сюда в состоянии комы. К сожалению, мы не смогли вас вывести из нее, а лишь стабилизировали ваше состояние. Скоро сюда придет ваша подруга, мисс Грейнджер, она вам все объяснит. Сейчас у нас обед, прошу вас, не отказывайтесь от помощи и поешьте. Выздоравливайте, мистер Поттер, — кивнув на прощанье, Вильямс вышел из палаты, а Гарри стал разбираться в сложившейся ситуации.

«Кома. Восемь лет. Восемь пропавших лет жизни. Слов нет. По-настоящему нет. Еще и обездвижен», — парень криво улыбнулся, поворачиваясь на левый бок. Затекшие мышцы отозвались резкой болью. — «Не могу. Больно, очень. Все по-другому. И мир вокруг другой. Новый магический мир, в котором нет Волдеморта и войны. И героя тоже нет».

Дверь в палату отворилась, и вошла молодая стажерка-целительница. Было заметно, что она очень нервничает — ведь ей доверили самого Гарри Поттера, победителя Того-Кого-Нельзя-Называть! Девушка робко улыбнулась и подошла к кровати.

— Здравствуйте! Меня зовут Мари Алейрон, я — стажер больницы Святого Мунго, — представилась она.

Гарри мрачно посмотрел на Мари, но попытался улыбнуться в ответ. Девушка взмахнула палочкой, и на столе появились аппетитно пахнущая каша и стакан сока.

— Я хочу вам помочь… — начала она, но в это время дверь распахнулась и на пороге появилась молодая женщина с длинными каштановыми волосами.

— Гарри, — счастливо прошептала она, прижимая руки к груди.

«Гермиона», — попытался ответить Поттер, но вместо слов вырвалось невнятное:

— У-м-м-м…

Гермиона с недоумением посмотрела на стажерку.

— Мистер Поттер слишком долго пробыл в коме, поэтому речевые функции нарушены, — охотно пояснила Мари. — Теперь ему нужно заново учиться говорить. Не волнуйтесь, я помогу, — улыбнулась она.

— Не стоит, я со всем прекрасно справлюсь сама. Благодарю за помощь, — холодно ответила Гермиона.

— Но… — Мари растерянно посмотрела на Поттера.

— Ваше участие в судьбе мистера Поттера абсолютно излишне. Я уже поговорила с целителем Вильямсом, он счел, что я лучше помогу Гарри, — тоном, не терпящим возражений, сказала Гермиона.

— У вас же работа! — воскликнула девушка.

— У меня отпуск, — последовал ответ. — А теперь я прошу вас покинуть палату Гарри и без крайней необходимости сюда не входить. Всего доброго. Надеюсь, мы друг друга поняли.

Мари фыркнула, ослепительно улыбнулась и ушла, провожаемая пристальным взглядом Гермионы.

Гарри с интересом наблюдал за их перепалкой. «А Гермиона изменилась, — подумал он, — раньше она ни с кем так не разговаривала. И внешне стала другой. Эту Гермиону Грейнджер я совсем не знаю».

Гермиона подошла к кровати и крепко обняла парня. Он чувствовал, как ее слезы пропитывают больничную пижаму. Спустя некоторое время она отстранилась и села на стул, одновременно вытаскивая из сумочки волшебную палочку.

— Это твоя палочка, Гарри. Я починила ее при помощи Бузинной палочки Дамблдора. Думаю, временно мы сможем общаться с ее помощью, пока ты не сможешь снова говорить, — Гермиона снова растерянно посмотрела на парня и, не удержавшись, добавила:

— Ты даже не представляешь, как я ждала тебя, Гарри…

Поттер улыбнулся и пожал руку девушке. С трудом взяв в руки палочку, он почувствовал, как по телу пробежала знакомая волна магии. Взмах палочкой — и в воздухе появились золотистые буквы:

«Я тоже очень рад тебя видеть».

Гермиона покраснела.

— Ты, наверное, есть хочешь? — получив утвердительный кивок, она добавила:

— Давай помогу.

Гарри поел и внимательно посмотрел на Гермиону.

«Спасибо. Я теперь, как младенец, даже говорить не могу. Что тогда там произошло, в Хогвартсе? Где миссис Уизли, Рон, Джинни?»

Девушка покачала головой:

— Ты еще не готов об этом услышать. А Уизли… Они не знают, что ты очнулся. Мы посчитали, что будет лучше, если какое-то время никто не будет знать о том, что ты пришел в себя. Целитель Вильямс — он занимался тобой, пока ты был в коме — сказал, что тебя не следует перегружать информацией и эмоциями, иначе ты снова впадешь в кому. Я не могу этого допустить, — Гермиона взмахом руки прервала все возражения. — Тебе сейчас нужен покой, Гарри, покой и уход. Ты должен заново научиться ходить и говорить. Это важнее. Все остальное — потом, когда немного придешь в форму. У нас еще будет время все вспомнить и обсудить, — твердо закончила она.

Гарри оставалось только согласиться с девушкой.

Эти несколько дней после возвращения Гарри стали самыми счастливыми днями в жизни Гермионы Грейнджер. Она аппарировала в больницу, едва занимался рассвет, и уходила оттуда далеко за полночь. Гермиона кормила Гарри и укладывала его спать, опираясь на ее плечо, он делал первые шаги после долгой неподвижности, ее имя было первым произнесенным им словом после стольких лет молчания. Его глаза радостно вспыхивали, когда девушка входила в палату, а губы шептали хриплое: «Спа-си-бо» в ответ на ее заботу. Гарри учился заново жить, и именно она, Гермиона, ему в этом помогала.

И каждый раз при виде его сверкающих изумрудных глаз, при звуке низкого чарующе-хрипловатого голоса, при очередном легком пожатии ее руки сердце Гермионы радостно замирало. «Я люблю его, люблю, люблю!» — отчаянно кричало оно в ответ на горькую усмешку разума: «Ты ему не нужна. Ему нужна Джинни, рыжеволосая красавица Гриффиндора. А заучка-Грейнджер всегда была всего лишь другом, и сейчас вряд ли что-то изменится». Сердце сжималось от боли и замолкало, только в самом потайном его уголке оставался тоненький лучик Надежды. Она ведь, как известно, умирает последней.

Гарри уже несколько раз пытался расспросить ее о последней битве, но Гермиона откладывала разговор, ссылаясь на то, что он еще недостаточно окреп. На самом деле она просто боялась. Боялась еще раз очутиться в своих воспоминаниях. Месяцы ушли на то, чтобы засыпать, не используя снотворное и зелья. Не видеть кошмары. Теперь девушка гораздо лучше понимала Гарри. Переживать заново, раз за разом смерть дорогих тебе людей было хуже пытки Круциатусом. Поэтому Гермиона рассказывала парню о своей работе и произошедших за восемь лет изменениях в магическом мире.

Еще одной темой, на которую она не распространялась, были… друзья. Гермиона просто не могла рассказать Гарри о том, что семью Уизли, Невилла, Луну и других больше не волнует его судьба... Поэтому девушка предпочитала молчать, малодушно оправдывая себя: «Я обязательно ему все расскажу, когда он будет готов. Позже».

* * *

Гарри сидел на кровати и читал утреннюю газету, любезно одолженную у медсестры. Было странно видеть, что больше нет упоминаний о количестве погибших и пострадавших после очередного рейда Пожирателей Смерти. Жизнь магического мира была размеренной и спокойной.

Дверь в палату приоткрылась, впуская Гермиону. Гарри отложил газету и тепло улыбнулся девушке.

— Доброе утро! Как спалось? — бодро начала она.

— Привет. Замечательно, а тебе?

— Тоже. Ты завтракал?

— Да. Гермиона, я хочу поговорить, — сказал Гарри.

— О чем? — осторожно спросила девушка, догадываясь о теме разговора и внутренне сжимаясь от ужаса.

— О войне. И о наших друзьях. Ты думаешь, я не заметил, как ты постоянно переводишь тему, стоит мне лишь заикнуться о ком-нибудь из них? — парень внимательно посмотрел на Гермиону.

— Тебе показалось, Гарри. Просто ты еще не совсем готов, и…

— Гермиона, прекрати! — перебил ее Гарри. — Я уже давно готов узнать о том, что случилось после гибели Волдеморта. Ты просто не хочешь мне говорить, словно чего-то боишься. Чего ты боишься, Гермиона? Или кого? Меня? — он напряженно всматривался в лицо девушки.

«Себя, — мрачно подумала Гермиона, — и своих воспоминаний. Кошмаров, которые снова будут меня мучить. Наших общих друзей, которые стали совсем другими людьми. Мира, который так сильно изменился. Всего. Только не тебя, Гарри. Только не тебя».

Однако сказала вслух девушка совсем другое:

— Конечно я ничего и никого не боюсь, и тем более я не боюсь тебя, Гарри! Как ты мог такое подумать?!

— Тогда расскажи мне все.

«Неужели могло произойти что-то более страшное, чем война? Чем убийства? Чем страх, пожирающий тебя? Страх не за себя… за близких... Неужели есть что-то такое, что я не способен понять?»

— Это долгая история…

— А я никуда не тороплюсь. И прекрати увиливать, Гермиона, ты никогда не боялась правды.

— Хорошо. — Девушка нервно вздохнула и начала рассказ.

Пламенная речь Гермионы представляла собой набор отрывистых, часто бессвязных фраз. Некогда туманные образы, служившие щитом от горькой мучительной правды, стали вновь ясными, а острая боль вернулась и вновь принялась терзать измученное сердце девушки. В памяти всплывали отдельные слова, разговоры, факты, горькие слезы девушки Героя в больнице и такой звонкий смех на свадьбе с другим, ссоры с Роном, запах лекарств и долгие безрадостные месяцы ожидания… Гермиона рассказывала, как много слез было пролито, как страдала Джинни, тосковал Рон, и тысячи фанатов толпились у дверей, стараясь хоть одним глазком взглянуть на их Героя (умалчивая, правда, о том, как тоскливо было лично ей); Гарри молча слушал, словно впитывая в себя всю боль, горечь, тоску и страхи девушки, оставляя ей лишь светлую грусть об ушедших друзьях.

Он понимал, что о нем постепенно забывали не только фанаты, но и друзья; в новом послевоенном магическом мире, тогда так нуждавшемся в переменах, не было места Героям, впавшим в кому. С каждым годом надежда на возвращение испарялась, и вскоре даже самые дорогие его сердцу люди потеряли веру и настолько погрузились в свои дела, что посещение Гарри в больнице стало не необходимостью, а обязанностью, которая была им неприятна, так как он слишком ярко напоминал о потерях войны.

— А ты? — спросил Гарри.

— А что я? — удивилась Гермиона. — Мы слишком многое пережили, чтобы я смогла о тебе забыть.

«Ты слишком мне необходим, чтобы я тебя забыла. И как ты до сих пор этого не замечаешь?»

— Ну, Рон смог же… — криво улыбнулся Поттер.

— Я не Рон! — отрезала Гермиона. — Он никогда не был достаточно сильным, чтобы не отказываться от вашей дружбы. Он уже бросал нас на четвертом курсе и во время поисков крестражей…

— Все, я понял, понял, не кипятись, — примиряюще поднял руки Гарри, — просто я сейчас немного растерян, вот и несу всякую чушь.

— Гарри, — устало ответила девушка, — ты просто не готов понять и принять предательство самых близких тебе людей…

— Они не предали меня! — гневно воскликнул парень. — Просто они… ну… запутались… И я им о многом напоминаю… о войне… Вот поэтому…

— Как ты можешь их оправдывать! Такое нельзя прощать! Хотя… ты всегда по-другому относился к вопросам доверия…

— Это неправда!

— Правда! Ты видишь только то, что хочешь видеть! Это неправильно!

«Ну почему, почему ты настолько слеп, что не замечаешь очевидного? Почему не видишь, что я люблю тебя, что я ждала тебя все эти годы? Почему я для тебя всего лишь друг?»

— Я устал, Герм, — утомленно сказал Гарри. — Слишком много новостей. Ты права, все действительно кардинально изменилось. Это я все еще живу в прошлом, где все еще идет война, где семья Уизли — моя семья, Рон — мой лучший друг, а Джинни все так же любит и ждет меня. А здесь все по-другому. Всем на меня наплевать, и я…

— Гарри, — мягко перебила его Гермиона, — здесь не всем на тебя наплевать. Ты нужен мне, всегда был и будешь нужен. Я понимаю, тебе очень тяжело принять и понять этот новый мир. Для тебя еще вчера была война, а сегодня тебе уже двадцать пять, и ты не знаешь, что с этим делать. Но ты не один. Я была и буду рядом с тобой, чтобы не случилось. Ты всегда можешь на меня положиться, обещаю.

— Спасибо за поддержку, Гермиона, — печально улыбнулся Поттер, — она мне действительно необходима. Но я же понимаю, что у тебя теперь своя жизнь, где нет места мне. Наверняка есть… ну… любимый человек, с которым ты хочешь проводить все свое свободное время. Я не хочу тебе мешать.

Девушка мысленно застонала.

«Какой любимый? Какая личная жизнь? Неужели до него так и не дошло, что у меня нет никакой личной жизни? Что вся моя личная жизнь — он! И все эти годы я жила от посещения до посещения больницы! Не случайно, видимо, говорят, что мужчины слепы и глухи во всем, что касается чувств. Ну как еще объяснить, что мне никто, кроме него, не нужен?»

— Гарри, ты мне не помешаешь. У меня нет никого («…и не было», — мысленно добавила Гермиона), поэтому я могу проводить с тобой так же много времени, как и прежде. К тому же тебе нужно постепенно выходить в мир, а я буду как нельзя кстати. Так что не волнуйся, все останется по-прежнему, — ответила девушка.

— Ты действительно удивительная девушка! Друзья? — протягивая ей руку, спросил Поттер.

Девушка горько улыбнулась и ответила на рукопожатие:

— Друзья.

* * *

После ухода Гермионы Гарри стал обдумывать ее слова. Выходила не самая радужная картина. Люди тяжело пережили эту войну. Чистокровные семьи почти все уехали в другие страны, потому что в Англии для них больше не было спокойной и свободной жизни, а семья Уизли, как максимально приближенная к Герою, наоборот возвысилась. Рон стал самым отчаянным ловеласом всей Британии, Артур — начальником престижного отдела, Джордж — весьма успешным бизнесменом, а малышка Джинни удачно вышла замуж. За Хорька. За человека, которого после случая в Выручай-комнате ненавидеть не получалось, но и любить тоже было не за что. Малфои, как всегда, сумели избежать народной немилости.

Друзья… Бывшие друзья, если быть совсем точным. Люди, которые перестали надеяться на его возвращение еще лет пять назад. Научились жить без него. Они, конечно, поступили правильно. Он же научился жить без Сириуса, верно? Только почему-то от этого становилось только горше. Сердце замирало от боли при мысли о «верном» друге Роне Уизли, об «истинных товарищах» — членах АД, о «преданной ему всей душой» Джинни... Единственным человеком, искренне верившим в его возвращение к жизни, стала Гермиона.

Гермиона… Девочка, которую он спас от тролля, стала впоследствии самым надежным другом. Она никогда не бросала его перед лицом опасностей. Долгие годы навещала его в больнице. Ждала столько лет, не теряя надежды. Терпеливо возилась с ним все время, пока он приходил в себя. Да, Гермиона — настоящий друг. «А друг ли? — вдруг мелькнула предательская мысль. — И ты ей — просто друг или нечто большее? И если она испытывает к тебе больше, чем дружеское участие — готов ли ты ответить на ее чувства?»

Гарри испуганно замер. Он никогда не думал о Гермионе как о возможной девушке — это было все равно, что думать подобное о сестре. «Но она не твоя сестра, — снова насмешливо произнес внутренний голос, — почему ты не можешь посмотреть на нее как на женщину?»

Но это просто невозможно! Я не могу нравиться ей! Или могу?

Всю ночь мысли о Гермионе и ее к нему отношении не оставляли Гарри, поэтому, едва девушка переступила порог палаты, парень накинулся на нее с вопросами:

— Гермиона, скажи — а как ты ко мне относишься? Я тебе нравлюсь?

Гермиона похолодела.

— Ты для меня друг, Гарри, — осторожно ответила она, присаживаясь на стул, — а что, ты считаешь, что может быть иначе?

— Да, я считаю, что твое отношение ко мне совсем не как к другу, — твердо сказал Поттер.

Сердце девушки испуганно затрепетало, а щеки порозовели.

— И каким же оно может быть? — с вымученной улыбкой спросила она.

Гарри молча подошел к окну и замер, опираясь на подоконник. Гермиона настороженно следила за ним. Прошло довольно много времени, прежде чем парень заговорил. Минута. Две. Три. Наконец, он заговорил:

— Знаешь, я ведь сначала не понял, почему именно ты стала заботиться обо мне, — начал он. — Почему ты ждала меня столько лет. Почему единственная из всех оставалась рядом. И почему так радовалась, когда я очнулся.

Гарри неторопливо повернулся к Гермионе и продолжил, не отпуская ее взгляд:

— Помнишь, когда-то давно мы в поисках меча Гриффиндора пришли с тобой на кладбище, и там на могиле моих родителей была выбита надпись: «Последний же враг истребиться — смерть»? Тогда я был возмущен тем, что лозунг Пожирателей был выгравирован на могиле тех, кто погиб от руки Волдеморта, а ты мне объяснила, что эта надпись предполагает жизнь после смерти. То есть, имелась в виду любовь, не знающая никаких преград. Как в брачной клятве — вместе в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас. Любовь истинная, для которой смерть не является препятствием. Ведь так, Гермиона?

— Так… — выдавила из себя девушка. — Но какая связь между этими словами и мной?

Гарри по-кошачьи мягко переместился за спину Гермионы и зашептал, опаляя ее ухо своим жарким дыханием и посылая тысячи мурашек по всему телу:

— Неужели ты не понимаешь, Гермиона? Не верю. Ты ведь не зря была самой умной ведьмой из нашего выпуска. Подумай хорошенько — к чему я веду?

— Я не знаю! — выкрикнула Гермиона, вскакивая со стула. — Я не понимаю о чем речь. Не понимаю!

— Лжешь! — припечатал Поттер. — Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Ты меня любишь, Гермиона, любишь, и не смей отрицать это.

Девушка задохнулась:

— Ты… Ты догадался, — непослушными губами проговорила она. — Но… Но я же так хорошо скрывала, я… я… Я же знала, что являюсь для тебя просто другом… Я…

Поттер зло усмехнулся.

— Ты ведь поэтому так тщательно скрывала мой выход из комы от всех, да? Старалась угодить мне изо всех сил, чтобы я ни в коем случае не променял тебя на кого-нибудь другого. Не сказала обо мне ни Рону, ни Джинни, ни остальным Уизли. Полила мою бывшую невесту грязью, чтобы я даже не задумывался о том, чтобы поговорить с ней. Зачем, Гермиона? Зачем ты позволила своей ревности взять верх над твоим здравомыслием? Я бы не бросил тебя, мы бы дружили. Не так, как раньше, конечно, но по-новому. Возможно, со временем между нами что-нибудь бы зародилось, а теперь… Зачем ты все испортила?

— Что? — неверяще прошептала Гермиона. — Что за бред ты несешь, Гарри Джеймс Поттер? — она сорвалась на крик. — Да как ты смеешь обвинять меня во лжи! Я же сказала тебе правду и о Роне, и о Джинни, и обо всех остальных! Просто сказала правду! В конце концов, ты можешь пойти в Центральную Лондонскую библиотеку и взять подшивку «Ежедневного Пророка» за тот год. Там все написано и про скандал между Уизли и Малфоями, и про свадьбу Джинни с Малфоем! А Рону и всем остальным я ничего не сказала о тебе, чтобы не тревожить ТЕБЯ! Чтобы ты смог избежать лишних волнений, чтобы не впал обратно в кому! И чтобы смог адекватно оценивать всю ситуацию в целом, в конце концов! Как ты смеешь предполагать, что я ничего никому не сказала из-за глупой ревности! Это просто чудовищно!

Гермиона заплакала, но решительно продолжила:

— Я все делала только ради тебя! РАДИ тебя, а не ПРОТИВ тебя! Да, я проводила столько времени с тобой, помогала тебе, чтобы быть рядом, просто рядом с тобой. Да, я ждала тебя столько лет, потому что люблю тебя! И скрывала правду все это время ради ТВОЕГО спокойствия! Ты не имеешь права обвинять меня в том, что Рон и Джинни забыли о тебе!

На секунду она запнулась, но продолжила, не обращая внимания на слезы, струящиеся по лицу:

— Я люблю тебя, Гарри, очень люблю, но не позволю над собой издеваться! Если ты считаешь, что я разрушила нашу дружбу, что я не достойна находиться рядом с тобой — что ж, это твой выбор. И я уважаю его. Мне жаль, что все так вышло, но я не собираюсь извиняться за свою любовь к тебе. Я просто исчезну из твоей жизни, как ты этого хочешь. Прощай, Гарри. Будь счастлив.

Девушка разрыдалась и выбежала из палаты, оставив Героя в одиночестве.

* * *

Гарри не знал, сколько времени он просидел, смотря в одну точку. Мысли метались в голове, не желая выстраиваться в логическую цепочку. Спустя пару минут или пару часов дверь отворилась, и в палату зашел Вильямс. За время, проведенное парнем в больнице, они сумели в какой-то степени подружиться с целителем, поэтому мужчина подошел и обнял Гарри. Юноша поднял на целителя больные глаза.

— Хотите поговорить, Гарри? — мягко спросил Вильямс.

Поттер дернулся как от удара и несмело спросил:

— Вы… Вы слышали, как мы ругались с Гермионой? Поэтому пришли?

Целитель покачал головой.

— Нет, я не слышал вашей ссоры с мисс Грейнджер. Но я видел ее выбегающей из больницы, всю в слезах, и предположил, что вы поссорились. Также я подумал, что вам сейчас необходимо выговориться и, возможно, получить совет. Я не прав?

— Нет… То есть, я хотел сказать, что вы правы, целитель, мне действительно нужно выговориться. Но вы… вам же, наверное, некогда, и…

— Гарри! — перебил парня Вильямс. — Вы такой же мой пациент, как и все остальные больные. И я вполне способен потратить немного времени, чтобы выслушать вас. Работа колдомедика иногда предполагает и психологическую помощь, — усмехнулся он. — Кроме того, мне будет очень приятно поговорить с вами.

— Спасибо, но… — Гарри замялся. — Я даже не знаю, с чего начать, — со вздохом закончил он.

— Начните с начала, — улыбнулся целитель. — Рассказывайте.

И Гарри рассказал всю историю: о том, как вышел из комы, о Гермионе, заботившейся о нем все это время, о своей реакции на рассказ о послевоенном мире, о друзьях...теперь уже бывших... Юноша был в растерянности из-за таких «приятных» неожиданных новостей. Он все рассказывал и рассказывал, а Вильямс внимательно слушал, иногда задавая наводящие вопросы. Гарри говорил о том, в какую ярость пришел, когда узнал об обмане Гермионы, как обиделся на единственного родного человека и поэтому позволил своему гневу взять верх над разумом. Он чувствовал себя опустошенным после отповеди Гермионы и ее поспешного бегства, и только теперь стал объективно оценивать всю ситуацию в целом. Гарри был подавлен: он понял, насколько был несправедлив к девушке, но в то же время считал, что без разговора с друзьями ему не обойтись, так как ему необходимо составить собственное мнение об их поступках.

— Я не могу сейчас идти к Гермионе и извиняться, не разобравшись со своими проблемами, — закончил Поттер.

Вильямс внимательно посмотрел на парня.

— Вы ведь считаете, что мисс Грейнджер зря не рассказала вашим друзьям о вас сразу же, верно? — спросил целитель. — Вы думаете, что, если бы они узнали о вас в тот же день, это что-либо изменило? — дождавшись кивка, он продолжил:

— Вы и правы, и не правы. Мисс Грейнджер не говорила ничего ни вам, ни о вас, потому что это я запретил. Вас, Гарри, нельзя было беспокоить, так как это могло отрицательно сказаться на вашем здоровье — и моральном, и физическом. Вы могли из-за сильных потрясений опять впасть в кому, а визит ваших друзей или полноценный рассказ об изменившемся магическом мире могли сильно вас взволновать. Так что она всего лишь строго выполняла мои указания. Что касается ваших друзей… — целитель перевел дыхание. — Согласитесь, сейчас, когда вы знаете часть послевоенных событий, вам будет намного легче воспринимать и их истории, и их самих. Вы будете гораздо более объективно оценивать их поступки. Сейчас, Гарри, вы достаточно уверенны в своих силах, чтобы смотреть своим друзьям в глаза и при этом не вызывать у них жалость. Сразу же после комы вы, уж извините, были слабее двухлетнего ребенка. Разве вы хотите, чтобы вас жалели?

— Нет… — осторожно заметил Гарри. — Но разве Гермиона…

— Мисс Грейнджер — это совсем другое дело, — ответил мужчина, — не сравнивайте жалость влюбленной женщины и жалость постороннего человека. Сочувствие, по сути, чужих людей угнетает. Мисс Грейнджер испытывает к вам, прежде всего, нежность, она хочет о вас заботиться. Она в одинаковой степени и жалеет вас, и желает вас как мужчину.

— Но… — парень ошеломленно смотрел на Вильямса. — Я не видел в ее взгляде желания!

— Вы многого не замечали, Гарри, — усмехнулся целитель, — да и сама мисс Грейнджер тоже, как мне кажется, не совсем понимает свое отношение к вам. Для нее слово «любовь» абстрактно и вряд ли предполагает физический контакт, но вот ее тело говорит совсем о другом. Также не стоит забывать, что ваше развитие в определенной степени осталось на уровне семнадцатилетнего подростка, у которого на первом месте гормоны, а не высокие чувства. Организм уже пережил гормональный всплеск, поэтому у вас не было всплесков неконтролируемого желания, но это не значит, что вы можете беспрепятственно воспринимать язык тела. Для этого необходим опыт, которого у вас, увы, нет.

Целитель немного помолчал, позволяя парню осмыслить информацию.

— Также я хотел бы сообщить вам еще одну весьма неприятную новость… — снова начал Вильямс. — Я хотел умолчать об этом, но теперь вижу, что вам просто необходимо знать всю правду. Дело в том, что если маг долгое время находиться в коме, его мозг постепенно умирает. Мы не знаем, почему это происходит. Возможно, дело в магии: она не находит выхода и начинает уничтожать организм. Вышедших из комы спустя пять-семь лет в нормальном состоянии... единицы. Поэтому где-то через пару лет мы прекращаем действие поддерживающих чар, чтобы не мучить ни самого больного, ни его родных. Когда я впервые заговорил об отключении вас от аппарата, мистер Рональд Уизли избил меня, а мисс Уизли напустила в кабинет летучих мышей, — целитель осторожно взял парня за руку и закончил, глядя ему в глаза:

— Спустя полтора года у меня на столе лежали отказы от поддержания вашей жизни, подписанные и министром, и всеми Уизли.

Гарри ошеломленно смотрел на собеседника, не в силах поверить во все сказанное. Он был по-настоящему шокирован этой новостью. Боль от предательства самых близких ему людей, практически семьи, захлестывала, глаза заблестели от слез.

— А… — горло перехватило от избытка эмоций, но юноша справился с ними и продолжил:

— А Гермиона? Она… она же не…

— Нет, подписи мисс Грейнджер у меня до сих пор нет, — ответил Вильямс, внимательно смотря на парня.

Поттер шумно выдохнул. Нет, было понятно, что Гермиона не подписывала ему смертный приговор, иначе он не очнулся бы сам, а она бы за ним не ухаживала. Но подтверждение невиновности девушки самим целителем приятно грело душу, особенно после рассказа о предательстве друзей. Гарри перевел взгляд на мужчину и сказал:

— Спасибо вам, целитель. Спасибо за то, что выслушали меня, и за то, что рассказали правду. Вы действительно очень мне помогли. Но сейчас я хотел бы остаться один, чтобы обдумать то, что вы сказали и подготовиться к встрече со всеми Уизли и, конечно же, подумать, как извиниться перед Гермионой.

— Я рад, что смог вам помочь, Гарри, — ответил целитель. — Думайте, анализируйте и мои слова, и слова мисс Грейнджер. И помните — я всегда рад вам помочь и выслушать вас. Обращайтесь.

— Да-да, конечно, — задумчиво проговорил Гарри, уже полностью погруженный в свои мысли. — Я обязательно поговорю с Гермионой в ближайшее время.

Вильямс с улыбкой посмотрел на парня. Эта странная девушка, Гермиона Грейнджер, своей искренностью подкупила старого целителя, поэтому он очень хотел, чтобы у нее все наладилось. Ну а если для счастья ей необходим этот непоседливый мужчина с душой ребенка и тяжелым прошлым, то Вильямс сделает все возможное, чтобы направить Гарри в ее объятия. Она заслужила свое счастье, прошла испытание временем.

Целитель задумчиво покачал головой и вышел из палаты.

Гермиона выбежала из больницы и стремительно аппарировала к себе домой. Ее трясло от гнева и обиды, слезы безостановочно текли по щекам— девушка была буквально раздавлена произошедшим. Гарри, любимый, самый дорогой человек на свете, обвинил ее в клевете! Это было ужасно. Она же так старалась оградить его от бесцеремонности фанатов, от неуклюжих и неправильных извинений друзей, заботилась о нем все эти дни, берегла его чувства к семье Уизли, а в благодарность получила лишь упреки.

Но самым ужасным для Гермионы оказалось осознание того, что Гарри не хочет ее видеть, что он настолько разочаровался в ней, что не хочет даже просто дружить; что искрящиеся зеленые глаза, нежная, чуточку лукавая улыбка, его хрипловатый баритон навсегда для нее потеряны… Это было настолько так несправедливо и неправильно, что она сорвалась и высказала все, что думает по этому поводу. Чувствуя себя не в силах выдержать потухший, наполненный обидой и разочарованием взгляд Поттера, девушка предпочла убежать. Воспоминания о ее собственной бестактности жгли Гермиону, как каленое железо, заставляя внутренности сбиваться в тугой комок у горла.

Девушка села на пол, обхватив коленки руками, и заскулила, как раненое животное. Одиночество, отступившее на время общения с Гарри, вновь накатило удушливой волной. Гермиона оказалась у разбитого корыта: она не смогла ни обратить внимание Гарри на себя как на женщину, ни сохранить с ним дружбу. И как бы больно от этого ни было, следовало признать — больше Гермионе Грейнджер нет места в его жизни. И виноват в этом не только он и семья Уизли, но и она сама. Потому что неудачница. Потому что не смогла его утешить. Потому что… она… просто… любит…

* * *

Гарри сидел на кровати и раз за разом прокручивал в голове слова Вильямса и Гермионы. Благодаря откровениям целителя многие белые пятна в истории с Уизли стали понятны. Уизли, как любые чистокровные маги, знали о последствиях долгой комы для волшебника. Наверняка и среди их многочисленных умерших родственников были такие больные. А значит, они просто милосердно хотели позволить Гарри умереть, не приходя в сознание, ведь после выхода из комы его состояние должно было быть схожим с состоянием Френка и Алисы Лонгботтомов. Юноша грустно усмехнулся. С ним, как всегда, всем известный закон магии сработал не так, как надо.

С другой стороны, Уизли даже не попытались за него бороться. Гермиона столько лет искала средства для его излечения, звала его из-за грани, а практически семья предпочла покорно отступиться, зная, что он обречен. Это было больно. Сам Гарри, конечно же, так никогда бы не поступил! А они…

Гарри тряхнул головой. Имеет ли он право так категорично осуждать их? Он уже осудил одного человека, не заметив за его желчностью и мрачностью глубоко несчастного человека…

Нет, у него нет права судить поступки других людей. Но он встретится с каждым из тех, кто подписал ему смертный приговор и поговорит. И лишь потом будет решать с кем продолжить общение, а для кого его хорошее расположение навсегда потеряно, ведь предательство все же невозможно забыть и очень сложно простить. А верной ему осталось только Гермиона.

Гермиона… Женщина, искренне любящая его и принимающая его любым. Сейчас Гарри по-другому оценивал ее верность и заботу. К своему сожалению, парень поступил с ней крайне некрасиво — вспылив подобно Рону, он начал ее обвинять, не выслушав и не дав ей оправдаться. В пылу ссоры он не обращал внимания на состояние девушки, поэтому умудрился не только ее обидеть, но и разозлить. И сейчас Гарри стало неимоверно стыдно. Он обидел не просто влюбленную в него женщину, а еще и чуткого и хорошего человека. От этого становилось очень горько.

Гарри также не понимал, как вести себя с девушкой, если им все же удастся помириться: после столь откровенного разговора продолжать общаться на уровне друзей будет просто нечестно по отношению к Гермионе, а к серьезным отношениям после предательства Джинни он еще не готов. С другой стороны, в Гермионе Поттер может быть уверен на сто процентов — она не предаст, а это значит, что у него еще есть шанс обрести нормальную семью без излишней восторженности по отношению к нему. Это обнадеживало.

Однако существовал и другой вариант: девушка не захочет с ним мириться, а спустя какое-то время найдет себе молодого человека и будет жить с ним долго и счастливо, вспоминая о времени, проведенном с Гарри Поттером как о бесцельно потраченном. Почему-то эта мысль вызвала тянущую боль в сердце и желание любым способом добиться прощения Гермионы.

Парень устало вздохнул. Тяжелые мысли утомили его, поэтому он решил на время оставить переживания и просто оставшееся время провести в покое, который ему якобы необходим. А проблемы он будет решать по мере их поступления.

* * *

Спустя неделю после памятного разговора с целителем Гарри стоял в холле больницы Святого Мунго с небольшим узелком в руках. Он уже успел попрощаться и с Вильямсом, отчитавшись ему о своих дальнейших действиях, и с колдосестрами, которые все это время помогали ему. Так как выздоровление Гарри было строжайшим секретом, то сейчас немногочисленные посетители с немалым удивлением смотрели на бледного растрепанного молодого мужчину в круглых очках, так похожего на Гарри Поттера. Парень мягко улыбнулся всем находящимся в холле — с этого момента у него начинается новая жизнь в новом магическом мире, но именно сейчас ему было просто необходимо решить старые проблемы, которые крепко привязывали его к прежней жизни. Гарри шагнул за дверь.

Едва переступив порог клиники, Гарри аппарировал на площадь Гриммо, 12. Особняк встретил его запахом затхлости, запустением и «приветственными» криками старого портрета: «Грязнокровка! Ублюдок! Негодяй! Убирайся отсюда! Вон из благородного дома Блэков!». Парень позвал Кричера и приказал появившемуся дряхлому домовику принести чистую одежду из оставшихся вещей Сириуса — футболка и джинсы самого Гарри были ему малы, да и остальная его одежда, скорее всего, тоже — и приготовить обед. Пока домовик выполнял приказ, Гарри прошел в гостиную и несколькими заклинаниями привел ее в относительный порядок.

Воспоминания нахлынули потоком, но юноша тряхнул головой, отгоняя их: нужно было решать текущие проблемы, а о погибших можно было погоревать потом. Еще в больнице Поттер решил, что ему необходимо посетить банк, купить новую одежду и прочитать все газеты за последние несколько лет: он должен быть в курсе основных событий, когда пойдет к бывшим друзьям. «Ежедневный пророк», конечно, чаще печатал домыслы журналистов, но иногда попадались и факты, поэтому Гарри хотел посетить Центральную Лондонскую библиотеку, как и советовала Гермиона. После вкусного обеда, приготовленного соскучившемся по хозяину Кричером, юноша отправился в банк Гринготтс.

* * *

Как только Гарри вошел в банк, к нему подошел сердитый гоблин.

— Вы пришли снять свои сбережения или снова попробовать забрать чужие? — недоверчиво глядя на волшебника, спросил он.

— Нет, — смутился юноша, — напротив, я бы хотел извиниться перед гоблинами за доставленные неудобства.

— Вам следует повторить это директору Гринготтса, который давно вас ждет, — хмыкнул гоблин. — Идемте, мистер Поттер.

Молодой человек поспешил вслед за удаляющимся гоблином. Они торопливо прошли по длинному, уходящему вглубь коридору, и оказались перед красивой, украшенной витиеватой резьбой дверью. Провожатый постучался, откуда-то донеслось хриплое "войдите", и дверь распахнулась. Чуть поклонившись, гоблин придержал ее, в притворно-вежливом жесте пропуская мага вперед:

— Проходите.

Гарри вошел в темный кабинет. Видно было, что уже много лет здесь ничего не меняли: стены украшали средневековые картины в массивных золотых рамах, мебель была выполнена из дорого красного дерева, ручки кресел были резными, а свет, попадавший в комнату, был разноцветным из-за витражных окон. За массивным письменным столом сидел гоблин, внешне напоминавший сморщенный пенек, и разбирал бумаги. Не глядя на посетителя, он кивнул на стул и проскрипел:

— Садитесь, мистер Поттер. Я давно вас ждал.

Парень покраснел.

— Я бы хотел извиниться…

— Не стоит, — перебил его директор, — я и так вижу, что вы сожалеете об этом недоразумении. Тем более, мы уже взяли с ваших счетов моральную компенсацию, — он мерзко ухмыльнулся.

— Эээ… Ну что ж, понятно. Тогда я могу идти?

— Разве вы пришли поговорить не о ваших сбережениях, мистер Поттер? — удивленно спросил гоблин. — Ваши средства значительно увеличились после победы над Тем-Кого-Нельзя-Называть.

— Уже можно, директор… — Гарри вопросительно поднял бровь.

— Директор Арбед-ариан *, — ответил гоблин.

— Что вы имели в виду под увеличением средств, директор Арбед-ариан?

— В честь вашей победы многие люди пожертвовали вам свои средства: галеоны, артефакты, дома и даже торговые лавки. Вы хотите посмотреть весь список?

— Да, — ошеломленно сказал Гарри.

Гоблин неторопливо встал, подошел к стоящему в углу кабинета шкафу и достал резную чашу и богато украшенный кинжал явно ручной работы.

— Эти вещи были сделаны гоблинами для ритуалов определения статуса любого живого существа, — пояснил он в ответ на вопросительный взгляд парня. — Начнем?

* * *

Гарри провел в банке около двух часов. Вместе с директором Арбедом они разобрали все дарственные на имя мистера Гарри Поттера и выяснили количество подаренной ему недвижимости. Гарри мог не работать и жить в свое удовольствие: таким количеством денег его обеспечили. У него было даже несколько фамильных особняков, похожих на Малфой-менор — подарки благодарных за спасение англичан. По крайней мере, теперь он мог не жить в доме Сириуса, который слишком явно напоминал ему о потерях войны. Кроме этого, в собственности парня оказалось две конюшни и около сотни домовиков в разных домах. Конечно, Гермиона будет недовольна, что юноша стал фактически рабовладельцем (по-видимому, его ожидала еще одна лекция в стиле ГАВНЭ, когда она узнает об этом), но Гарри решил не отказываться от столь щедрых подарков: он прекрасно понимал, что все особняки нуждаются в ремонте и уходе, а искать свободных домовиков утомительно.

Узнав о том, что Гарри не хочет раскрывать свое истинное состояние, но ему необходимо приодеться и привести себя в порядок, директор посоветовал Гарри посетить маггловский мир, а не магический — несмотря на столько лет забвения, он все еще был узнаваем. «Сейчас волшебники не столько консервативны, как прежде, мистер Поттер. Вы никого не удивите маггловскими джинсами или рубашкой. И останетесь инкогнито», — сказал Арбед-ариан. Поэтому Гарри последовал его совету и отправился в маггловский Лондон.

*— «Сберегающий средства» в переводе с валлийского. Переводила через Гугл, поэтому на правильность произношения не претендую.

Город встретил его шумными пешеходами и автомобильными пробками. Несмотря на рабочий день, по магазинам прогуливалось множество горожан. Гарри вошел в ближайший торговый центр со скромным названием «John Lewis» и в растерянности встал посреди торгового зала. Десятки различных отделов с одеждой приветливо подмигивали ему своими неоновыми вывесками. К Гарри подошла молодая девушка и спросила:

— Я могу вам чем-нибудь помочь?

Девушка была одета в форму, а на груди красовался бейджик с именем «Люси». Гарри смущенно улыбнулся.

— Дело в том, что я приехал из… ммм… Амазонских джунглей, где долгое время работал, и теперь мне необходимо полностью одеться, начиная с костюмов и рубашек и заканчивая нижним бельем. Вы можете подсказать, куда мне идти?

— Да, конечно, могу даже посоветовать вам что-либо из одежды, — ответила Люси. — Идемте.

Следующие несколько часов стали для Гарри сущим кошмаром. Ему пришлось перемерить десятки рубашек, джинсов, костюмов и другой одежды. Кроме того, Гарри приобрел себе несколько пар обуви и нижнее белье. Девушки-продавщицы с удовольствием консультировали симпатичного парня, заставляя несчастного, давно уставшего Поттера раз за разом переодеваться. Следуя их советам, Гарри также посетил парикмахерскую и магазин оптики, где приобрел новые очки в прямоугольной оправе.

Из бутика вышел стильно одетый молодой мужчина в строгих очках, благодаря которым изумительные глаза Гарри выделялись на лице. Стилист укротил непослушные волосы парня, создав из «вороньего гнезда» на его голове вполне организованный модный беспорядок. Сейчас в нем было совершенно невозможно узнать прежнего Гарри Поттера.

День выдался очень насыщенным, поэтому Гарри решил отложить посещение библиотеки. Вернувшись домой, он поужинал и лег спать.

* * *

Следующие несколько дней прошли для Гарри в очень напряженном ритме. Сотни прочитанных газет позволили ему воссоздать примерную картину послевоенной жизни. Гарри были относительно понятны трудности, с которыми столкнулась послевоенная магическая Англия: скомпрометировавшее себя Министерство, нехватка специалистов: многие погибли во время террора Волдеморта, экономическая нестабильность: богатая аристократия в большинстве случаев поддерживала Лорда и теперь оказалась в Азкабане, а простые люди не имели необходимых средств для восстановления страны. В то же время значительно возвысились все участники Великой битвы: едва окончившие Хогвартс старшекурсники, не имеющие никакого опыта в политике, стали поспешно занимать высокие должности; в результате политическая ситуация в Англии только ухудшилась, а на приведение страны в стабильное состояние понадобилось долгих пять лет.

Гарри был сильно разочарован поведением своих бывших друзей. Все бывшие гриффиндорцы весьма успешно забыли о честности и благородстве, оказавшись в министерских кабинетах. Разорение аристократов, повышение налогов под предлогом восстановления страны, процветающая коррупция в Министерстве и разлаженная работа Аврората — все это составляло сегодняшнюю политическую сущность Англии. Не за такое будущее боролся Гарри. С другой стороны, стало гораздо понятнее поведение Гермионы: этим людям нужны были власть и деньги, а не улучшение законов во благо простых магов. И Гарри им тоже больше был не нужен, ведь теперь министерские шишки его могли бы использовать только ради собственного имиджа, а этого Гермиона, да и сам Гарри, стерпеть не смогла.

Парень устало откинулся на стул. Он сидел в читальном зале Лондонской библиотеки и просматривал последнюю стопку «Ежедневного Пророка» за 2006 год. Все это время Гарри тщательно отгонял от себя мысли о Гермионе, так как знал, что без разговоров с Уизли ему не обойтись, а идти к девушке, не решив все свои проблемы, он считал недопустимым. Гарри понимал, что заставляет девушку страдать, ведь она думает, что больше никогда не увидит его, но не мог поступить иначе. Юноша вздохнул и продолжил работу.

* * *

С тяжелым вздохом Гарри отложил последнюю газету и потянулся. Было время обеда, поэтому парень отдал газеты библиотекарю и вышел на улицу. За время, проведенное в душном помещении среди книг, Гарри принял несколько важных решений касательно своих дальнейших действий. Например, он решил не разговаривать с министром, чтобы не оказаться втянутым в политические интриги, напротив, Гарри хотел бы оказаться от политики как можно дальше. Юноша намеревался полностью использовать свой шанс пожить без назойливого внимания фанатов и журналистов.

Пообедав в ближайшей забегаловке, Гарри аппарировал к Норе. Белоснежный особняк, представший перед его глазами, ничем не напоминал прежнее пристанище Уизли: выложенная гравием дорожка, клумбы с явно дорогими цветами, ухоженный газон были несравнимы с маленьким заросшим садом и крошечным двориком, по которому бегали курицы-пеструшки. По этому дворцу можно было судить о том, что Уизли процветают. «За чужой счет», — мрачно подумал Гарри, толкая ворота.

Он неспешно прошелся по саду, с легкой грустью подумав, что прежний неухоженный сад Норы гораздо милее сегодняшнего. Подойдя к самому дому, Гарри с интересом посмотрел на дверь. Дверная ручка в виде головы льва на массивной двери — жалкое подобие изысканности древних поместий — призывно блестела в лучах солнца. Потянув за нее, Гарри услышал мелодичный звон в глубине дома. Поттер еле заметно улыбнулся: несмотря на явный достаток и престижную должность, Артур Уизли явно не забыл свое увлечение маггловскими вещами. За дверью послышалось недовольное бурчание, и через секунду она распахнулась, открывая взору Гарри недовольное заспанное лицо.

— Ну здравствуй, Рон, — насмешливо разглядывая ошеломленного парня. — Давно не виделись. Поговорим?

Шокированный Рон Уизли жадно хватал воздух, смотря на Гарри, как на вернувшегося с того света. Было заметно, что он совсем не ожидал визита Поттера.

Гарри презрительно рассматривал «старого друга»: помятое лицо, трясущееся руки — все свидетельствовало о прошедшей бурной ночи. Почему-то мелькнула мысль о том, что для Рона это привычное состояние по утрам. Сейчас в нем не было ничего от прежнего застенчивого паренька — перед Гарри стоял прожигающий жизнь повеса, поэтому и разговаривать с ним стоило как с чужим человеком.

— Так и будем стоять на пороге или все-таки впустишь? — ухмыльнулся Поттер. — Я поговорить пришел.

— О чем? Тебе здесь не рады, — хмуро пробормотал Рон.

— Да обо всем. О войне, например. Или о нашей дружбе. Можем обсудить твою сегодняшнюю жизнь. Ну, что скажешь?

— Я… Я спешу, — запинаясь, ответил Рон.

— Куда? На работу? Ты не работаешь, я точно знаю. Куколки, с которыми ты проводишь ночи, сейчас отсыпаются. Давай же, Рон, впусти меня в дом. Аристократы не держат гостей на пороге, даже нежеланных, — презрительно сказал Гарри.

Рыжий предсказуемо покраснел.

— Мы не аристократы, и ты это прекрасно знаешь! — возмущенно воскликнул он. — Но ты прав, нам действительно лучше поговорить в доме, — Уизли приглашающе распахнул дверь:

— Прошу.

Гарри неторопливо последовал за парнем. Потолок коридора, по которому они шли, украшали огромные фрески, а на стенах были развешаны фотографии всех Уизли и несколько золотых канделябров. Это сочетание показной роскоши с простыми семейными вещами производило отталкивающее впечатление. Рон провел гостя в гостиную, оформленную в багрово-золотых тонах. По-видимому, Уизли пытались создать у себя подобие гриффиндорской гостиной, но потерпели поражение: вместо уютной гостиной Гриффиндора с налетом изысканной старины и небрежной роскоши получилась грубая, вульгарная подделка. Тяжелые древние статуэтки и вазы, расставленные на небольшом столике и камине, два массивных дубовых кресла, небольшой книжный шкаф — обстановка комнаты претендовала на аристократическую небрежную роскошь, но явно недотягивала.

Рон сел в кресло, небрежным жестом указав Гарри на второе, и с торжеством посмотрел на гостя: его самодовольный вид говорил о том, что Поттер просто обязан был быть впечатлен окружающей их обстановкой. Гарри хмыкнул и сел в кресло.

— Неплохой дом, Рон, но до фамильных мэноров ему далеко.

— Издеваешься надо мной, да? — вскинулся Уизли. — Мстишь мне? Мстишь, потому что мы продолжали жить, пока ты полутрупом валялся в Мунго? Потому что ни я, ни Джинни не похоронили себя рядом с тобой, в отличие от Гермионы? Ты поэтому пришел, Поттер? Сказать мне, что я ублюдочный друг, потому что ходил к тебе только по праздникам, что я недостоин жизни богача? — он истерично рассмеялся. — Можешь не стараться, Гарри. Я это и сам знаю. Я действительно дерьмовый друг. И богача из меня никогда не получиться. Я все это знаю и без твоих упреков. Ты думаешь, это все — жизнь? — парень широким жестом обвел гостиную и продолжил:

— Нет, это не жизнь. Жизнь была в Норе, когда я донашивал вещи за старшими братьями, Фред с Джорджем подшучивали надо мной, а Билл и Чарли приезжали к нам в гости. Тогда мы были небогаты, но счастливы. А сейчас мы всего лишь хотим хоть отголосок прежнего счастья, но мало кому из Уизли это удается, — Рон горько улыбнулся. — Чарли больше не приезжает домой — он сказал, что не может считать своим домом этот шикарный особняк. Билл в полнолуние уходит из «Ракушки», чтобы никого не покалечить, а Флер плачет, так как ничем не может ему помочь. Отец целыми днями пропадает на работе, лишь бы не возвращаться сюда, а Джордж работает сутками напролет — лишь бы не спать, — он перевел взгляд на статуэтки.

— Почему? — хрипло спросил Гарри.

— Потому что ему не помогает даже зелье Сна без Сновидений — каждую ночь снится мертвый Фред. И мама тоже только на публику улыбается, а дома постоянно ходит в черном, как будто Фреда только вчера похоронили. Джинни вообще сбежала из дома и, наверное, поступила правильно. Она единственная из всех Уизли живет не в аду. А я напиваюсь до зеленых пикси перед глазами каждую ночь и трахаю очередную поклонницу. Чтобы ничего не чувствовать. А отсюда уйти не могу: мама совсем сдаст, если я уйду, да и отец… Вот так и живем, Гарри. Здорово, правда? — Рон посмотрел на гостя безумными глазами.

Поттер сглотнул комок в горле, образовавшийся после исповеди Рона. Не так, совсем не так должны жить богачи. На секунду, несмотря на предательство, Гарри почувствовал жалость к этой семье. Он тряхнул головой, отгоняя несвоевременные мысли.

— Выговорился? — Гарри постарался говорить максимально холодным тоном. — Молодец. Я не буду говорить, что мне вас жаль — это неправда. Мне вас не жаль. Вы сами выбрали свой путь, Рон. В любом случае, сейчас это не имеет значения. Я пришел поговорить о другом.

— А о чем? — настороженно спросил Рон.

— Я пришел поговорить о Гермионе.

— О Гермионе? — удивился Рон. — Мы с ней не виделись уже несколько лет. Но ты же наверняка с ней общался, пока лежал в больнице.

— Допустим, — спокойно сказал Гарри, — но речь сейчас не об этом. Я хочу знать, что случилось между тобой и Гермионой после войны. Вы же собирались пожениться, были так счастливы…

— А это ты виноват в том, что мы расстались, — зло ответил Уизли. — Вечный герой, Золотой мальчик Гриффиндора, всегда в центре внимания, всегда на первых полосах газет. Ты мог выбрать любую девушку: ни одна не отказала бы тебе. И Гермиона тоже всегда выбирала только тебя: и на четвертом курсе, и на седьмом, и даже после Победы, — Рон яростно смотрел на Гарри, сжимая кулаки. — Если бы ты предложил ей встречаться еще в школе, она с радостью забыла бы о своей любви ко мне. Я в этом уверен. Впрочем, практически так все и вышло: стоило мне сказать, что мы должны жить дальше, а не хоронить себя рядом с тобой, и она сразу стала упрекать меня в том, что я — никудышный друг, и она тебя не бросит. А спустя несколько дней я, во время очередного скандала из-за тебя, узнал правду, — он горько улыбнулся, взъерошивая волосы:

— Герм сказала, что любит тебя. Любит, понимаешь? Я был потрясен.

— Как… Когда она это сказала? — выдавил из себя Гарри.

Рон внимательно на него посмотрел и ответил:

— Это был Хэллоуин… Хэллоуин девяносто восьмого. Мы были в Хогвартсе, нас заставили окончить школу. Восьмой курс — жалкие остатки прежних веселых школьников, пережившие войну. Мы видели смерть в двух шагах от себя и теперь пытались жить по-прежнему. Смешно. Победители выглядели едва ли не хуже побежденных. Особенно плохо было Джинни и Гермионе. Но Джинни мне удалось растормошить, и она спустилась к нам в гостиную, а вот Гермиона… Она отказалась праздновать с нами. Тогда я поднялся наверх, мы в очередной раз повздорили, и она случайно сказала, что любит тебя. Я был поражен. Но когда я пришел в себя и попытался выяснить все про ее любовь к тебе, пришел Невилл и прервал наш разговор. Долгое время Гермиона избегала меня, боясь скандала. Но мне все же удалось поймать ее в одиночестве, — парень хмыкнул, — лучше бы я потерпел неудачу... Мы… поговорили.

Рон встал и подошел к камину. Несколько секунд он смотрел на огонь, не двигаясь, а потом резко обернулся, в глазах появился странный, слегка сумасшедший блеск, и он продолжил:

— Я кричал, что она поступает подло, что вся моя семья ждет нашей свадьбы, что ты — почти труп и ждать тебя бессмысленно. Она плакала, говорила, что любит тебя и будет ждать столько времени, сколько потребуется, хоть до самой смерти. Обвиняла меня в бессердечности и эгоизме, кричала, что я не даю ей права выбора. Я эгоист, Гарри, — рыжий грустно взглянул на собеседника. Теперь это было лицо не молодого парня, а человека, изрядно потрепанного жизнью: он прошел через войну, терпел невзгоды, лишения, долгое время боролся с трудностями, но при этом он всегда знал, что рядом друзья, что они всегда помогут, поддержат... но потом война закончилась, а вместе с ней сломался и Рон Уизли... А тем временем он продолжал:

— И я это прекрасно знаю. Сейчас. А тогда я думал, что ее упреки беспочвенны, что Гермиона не видит очевидного — я был действительно готов ради нее практически на все. И тогда я снова стал добиваться Гермионы: дарил ей цветы и конфеты, носил за ней учебники, сидел в библиотеке, приглашал в Хогсмид. Но я не мог просто выслушать ее. Едва она начинала говорить о тебе, какой ты замечательный и хороший, я срывался, и все летело к чертям. — Рон перевел отсутствующий взгляд в окно. — Мы опять ругались, я снова начинал обвинять ее в идеализации тебя, в том, что, видимо, она предпочитает секс с покойником, а не с нормальным живым парнем, кричал, что она замкнулась в своей скорлупе и ей это нравится. Гермиона в ответ кричала что-то вроде «бесчувственный идиот» и «ты ничего не понимаешь, Рон Уизли». Я думал, что-то изменится после Хогвартса, но все осталось по-прежнему: скандалы, крики, недолгие примирения и снова скандалы.

Рон сжал зубы, снова закипая:

— Я боролся за нее четыре года. Четыре года я пытался победить тебя, Гарри Поттер — по иронии судьбы я всю жизнь пытаюсь тебя превзойти, но неудачно... Я не смог завоевать любовь Гермионы. Я устал. Она была так уверена в том, что ты вернешься, так этого хотела, что забывала обо всем на свете. А я… А я слабак. Я не смог дать Гермионе то, в чем она нуждалась тогда больше всего — понимание. Я не понимал и не понимаю до сих пор, как можно посвятить свою жизнь человеку, который практически мертв. Впрочем, Герм, как всегда, оказалась права — ты живее всех живых, Поттер, в здравом уме и трезвой памяти. Как всегда, выделился, да, Гарри? — он снова зло смотрел на гостя.

— Почему ты… такой? — осторожно спросил Гарри.

— Какой такой? — ухмыльнулся Рон. — Жестокий, эгоистичный, циничный — ты это имел в виду? Не нравится, да, друг? — выплюнул он. — Мне тоже не нравится. А это ты во всем виноват. Ты!

— Я? — удивился брюнет.

— Ты! Ты все испортил! — заорал Рон. — Ты бросил Джинни, предал меня, украл Гермиону! Из-за тебя была война, из-за тебя погиб Фред, а Билл стал инвалидом! Из-за тебя сгорела Нора! И мама ночами тоже плачет из-за тебя! Ты разрушил всю мою жизнь! — Рон вскочил и накинулся на Гарри с кулаками, но тот перехватил его руку до того, как она коснулась лица.

— Успокойся! Ты винишь меня в своей неудавшейся жизни, но почему-то забываешь, что я почти девять лет вообще был без сознания!

— Это ничего не меняет! Ты — предатель!

— Предатель, потому что был в коме? Ты бредишь, Рон!

Некоторое время парни боролись, пока Гарри не удалось выхватить палочку и отбросить Уизли к дальней стене. Легкий взмах — и толстые веревки крепко опутали его тело, не давая возможности пошевелиться. Некоторое время противники, тяжело дыша, прожигали друг друга взглядами. Наконец, Гарри сказал:

— Ты мало изменился со школы, Рон. Все также бежишь от любых трудностей, обвиняя при этом всех, кроме себя самого. Ты ничего не понял, Рон, несмотря на все прошедшие годы после войны. Ты никогда не любил и не уважал Гермиону, и поэтому она ушла, а вовсе не из-за меня. Ты вообще вряд ли кого-нибудь когда-либо любил, кроме себя самого. Когда я шел сюда, я еще надеялся, что в тебе осталось хоть что-то от моего друга. Твои последние слова убедили меня в том, что я ошибся. Хотя нет, не совсем — ты, как и раньше, эгоистичен и завистлив, неспособен ничего добиться самостоятельно. Мне даже тебя не жаль — ты достоин только презрения. Прощай.

Гарри прошел мимо Рона и вышел на улицу, не вслушиваясь в долетающие до него оскорбления. Уизли затронул самые потаенные струны души, но при этом только укоренил веру в невозможность нормального общения с любым из прежних друзей. Разговор оставил тяжелый осадок, поэтому Гарри решил отложить встречу в Джинни до следующего дня — он боялся, что бывшая невеста тоже начнет винить его в собственных неудачах.

Чтобы отвлечься от тяжелых дум, Гарри решил посетить место, связанное с его лучшими воспоминаниями — Хогсмид. В будние дни в деревушке не бывало студентов и преподавателей, что было парню только на руку: сейчас ему меньше всего хотелось оказаться в шумной веселой толпе. Да и в Хогвартс Гарри не тянуло — слишком много дорогих ему людей погибло, защищая замок. Юноше казалось, что стены замкам до сих пор хранят на себе пятна крови и отражают звуки битвы и крики раненых.

Гарри собрался и аппарировал на окраину деревни.

Хогсмид мало изменился после войны: все те же небольшие уютные домики, несколько заново отстроенных магазинчиков, обновленные «Сладкое Королевство», «Зонко», кафе «Мадам Паддифут» и «Три метлы». Гарри неторопливо шел по главной улице Хогсмида, с интересом разглядывая восстановленную деревню. Было видно, что жители деревни всеми силами старались избавиться от последствий войны, но оставили напоминание о ней — мемориальные таблички с именами погибших висели практически на каждом здании. Невдалеке виднелся Хогвартс — такой же величественный, как и девять лет назад.

Гарри зашел в «Три метлы». Этот трактир и прежде отличался особым домашним уютом — не случайно для многих поколений студентов он был излюбленным местом — а теперь и подавно вызывал желание погостить здесь пару часов: новая барная стойка, аккуратные столики со стульями, мягкий приглушенный свет из прикрытых красивыми занавесками окон создавали комфортную обстановку. Парень присел за столик, дождался, пока к нему подойдет Розмерта — все такая же цветущая, как во времена его учебы — и заказал себе сливочного пива. Неожиданно к его столику подошел незнакомец, в котором Гарри с удивлением узнал повзрослевшего Невилла Лонгботтома.

От былой неуклюжести не осталось и следа: теперь Невилл был высоким, статным мужчиной. Прямая спина и пронизывающий, пристальный взгляд выдавали в нем воина, который всегда был готов отразить неожиданную атаку. Но в отличие от Рональда, Невилл сохранил в себе человеческие качества и не утопал в алкоголе, стараясь забыть ужасы войны. Он оказался достаточно стойким для того, чтобы вынести все трудности, выпавшие на его долю. Вот и сейчас улыбка, появившаяся на его губах и осветившая лицо, ясно говорила, что он искренне рад видеть Гарри.

Парни с удовольствием пожали друг другу руки и присели за столик. Поттер повторил заказ. Дождавшись пива, Невилл стал расспрашивать собеседника:

— Как жизнь, Гарри? Давно ты очнулся? Почему никому не сказал? Приехал в Хогвартс, да?

— Стоп-стоп-стоп, — смеясь, перебил его Гарри, — давай я по порядку отвечу, хорошо? Очнулся я почти месяц назад, сам. Прошел реабилитацию при помощи Гермионы и вернулся на Гриммо. Сюда приехал просто так, вспомнить детство, а не в Хогвартс. Не могу туда идти — слишком много плохих воспоминаний.

—И все-таки тебе надо туда сходить, — тихо сказал Невилл. — Тебя там портрет Дамблдора ждет и Макгонагалл, и Хагрид скучает.

— Ага, а еще толпа учеников-фанатов сразу набежит, если кто-нибудь меня узнает, — усмехнулся Поттер. — Нет, даже проси.

— Я могу привести тебя во время ужина в кабинет директора, а Макгонагалл позвать, — настаивал Лонгботтом, — А к Хагриду вечером зайдешь, все равно разговаривать долго будете, наверняка. Да и не узнать тебя теперь — совсем по-другому выглядишь, — закончил он.

— Ладно, уговорил, — усмехнулся Гарри. — А ты почему здесь, кстати?

— А у меня сегодня выходной. Вот я и ездил в Лондон, к Ханне Аббот. Она в Хаффлпаффе училась вместе с нами. А сейчас «Дырявым котлом» заправляет. Вот я и езжу к ней иногда, — смутился Невилл.

— Понятно, — понимающе улыбнулся брюнет, — а почему в Лондон к ней не переедешь?

— Как почему? — удивился Лонгботтом. — Я же в Хогвартсе работаю, травологию преподаю. А преподавателям уезжать нельзя, только на выходные можно.

— Вот уж не ожидал, что ты пойдешь преподавать, — покачал головой Поттер. — А как вы вообще жили-то без меня? О ком вообще слышал из наших?

Невилл растерялся.

— Как жили? — потерянно спросил он. — Кто как жил, Гарри. Ты… про Уизли слышал?

— Читал в старых газетах, — кивнул Гарри, — и даже с Роном уже успел… побеседовать. Так что в общих чертах знаю, что с ними после войны происходило. Ну а другие? Симус, Дин, Лаванда, сестрички Патил, Луна, Криви-младший? У них как все сложилось?

Невилл заметно расслабился.

— Про Симуса я ничего сказать не могу — он вместе с семьей уехал в Ирландию сразу после войны. Дин в Аврорате работает, вроде начальником группы, Лаванда — секретарь какого-то начальника в Министерстве. Деннис продолжил дело брата — он теперь самый преуспевающий фотограф «Пророка», — он немного помолчал, отдавая дань памяти погибшему Колину, а потом продолжил:

— Падма уехала в Италию и теперь занимается там какими-то исследованиями, а Парвати вместе с мужем уехала в Индию. Луна продолжила дело отца, и «Придира», благодаря ей, стала читаемой наравне с «Пророком». Из аристократов в Англии остались только Малфои и несколько нейтральных семей, остальные уехали во Францию и Америку. Вот так вот и живем теперь, Гарри.

Поттер тряхнул головой.

-Да-а, — протянул он, — действительно, многое изменилось.

— Гарри, пойдем в Хогвартс? — устало посмотрел на него Невилл. — Мне возвращаться пора, да и ужин скоро. Я Макгонагалл скажу, что ты пришел, когда на ужин пойду, так что вам никто не помешает. Пойдем?

Гарри оставил на столике деньги и вслед за Невиллом вышел на улицу. Парень глубоко вздохнул — пьянящий вечерний воздух с нотками цветущей сирени привычно вскружил голову. Он посмотрел на виднеющуюся громаду замка, освещенную лучами закатного солнца. Гарри понимал, что, несмотря на все его нежелание возвращаться в Хогвартс, рано или поздно ему все равно придется туда пойти. От прошлого нельзя убегать бесконечно, а именно Хогвартс ассоциировался у него с войной и потерями. Но… В конце концов, он обещал сам себе, что придет к Гермионе только тогда, когда решит все проблемы, верно? Так что ему следует посмотреть в глаза своим страхам и преодолеть их сейчас, а не откладывать на будущее. Парень перевел взгляд на Невилла — тот внимательно за ним наблюдал.

— Пойдем, — спокойно сказал Гарри.

— Пойдем, — улыбнулся Лонгботтом.

И парни неторопливо пошли в замок. В замок, который видел самые счастливые и самые грустные моменты их жизни. В замок, который стал первым настоящим домом Гарри. В замок, который видел, как герой упал, и надежды на спасение уже не было...а теперь этот же замок станет свидетелем его возвращения в мир живых...

Гермиона устало откинулась на спинку стула. После ссоры с Гарри девушка просто не могла оставаться одна, и поэтому вышла на работу досрочно. Но если раньше Гермиона стремилась уйти в больницу к Гарри сразу после работы, чтобы подольше с ним побыть, то теперь ей некуда было спешить, и девушка засиживалась на работе до глубокой ночи; дома же она медленно сходила с ума от одиночества и возвратившихся после ссоры с Гарри кошмаров.

В итоге прошедшая неделя вымотала ее до такой степени, что Гермиона стала напоминать ходячий труп: болезненная бледность, резко обозначившаяся худоба (девушка и раньше не отличалась особой упитанностью, а потеря аппетита только ухудшила ситуацию), глубокие серо-синие тени под глазами. Коллеги, обратившие внимание на изменившееся поведение Грейнджер, пытались разговорить ее, однако Гермиона вежливо, но твердо отклоняла их попытки поговорить по душам. Она не нуждалась в этих беседах, да и не хотела раньше времени раскрывать истинное состояние Гарри. Девушка решила, что Поттер сам покажется людям, когда захочет.

А пока Гарри не объявлялся, и Гермиона мучилась неизвестностью. Вильямс сообщил ей, что юноша покинул больницу и отправился домой. Несколько раз она порывалась отправиться на Гриммо и объясниться с ним, но всякий раз останавливала себя, напоминая, что Гарри будет не в восторге, увидев ее на пороге своего дома. Поэтому девушка продолжала страдать, раз за разом просыпаясь в холодном поту и вспоминая имя человека, которого звала на помощь, единственного, необходимого ей как воздух — Гарри.

* * *

У самых ворот замка Гарри запаниковал. Он резко остановился, с тревогой вглядываясь в башни Хогвартса. Невилл по инерции прошел еще несколько шагов в одиночестве и недоуменно обернулся:

— Что-то случилось? Почему ты остановился?

Гарри пожал плечами, накидывая капюшон, чтобы не быть узнанным.

— Все в порядке, правда. Просто воспоминания нахлынули.

Невилл понимающе кивнул и толкнул ворота. Парни быстро пересекли внутренний дворик школы и бодро шагнули в коридор. Вопреки опасениям, Поттер не чувствовал себя здесь неуютно — напротив, обновленная школа все больше и больше нравилась ему: картины были отреставрированы, доспехи вычищены, а свет распространялся от небольших ламп, а не от факелов («Интересно, как провели электричество?» — подумал Гарри). Отремонтированный Хогвартс был не менее прекрасен, чем прежний.

Невилл провел Гарри к кабинету директора. Горгулья все также охраняла вход в святая святых школы. Она отозвалась на произнесенный Лонгботтомом пароль «Медовые ириски» (видимо, традицией всех директоров Хогвартса было давать «сладкие» пароли). За горгульей обнаружилась ничуть не изменившаяся винтовая лестница.

— Постой здесь, я сейчас позову Макгонагалл, — сказал молодой профессор.

— Хорошо, — ответил Гарри, снова очутившийся в плену своей памяти. С этим кабинетом у него ассоциировался директор — старый мудрый Дамблдор, много раз помогавший ему во время учебы. Парень как будто снова очутился в прошлом — на несколько долгих секунд ему показалось, что стоит сейчас войти в кабинет, и его встретит сидящий за письменным столом Дамблдор, с улыбкой предлагающий чай с лимонными дольками.

В коридоре послышались шаги, прерывающие ход его мыслей. К Гарри быстро приближалась Макгонагалл — все такая же строгая и подтянутая, как и прежде, казалось, время над ней не властно. Директор, вопреки своему серьезному виду, ласково обняла парня:

— Ну наконец-то ты очнулся, Гарри! Мы так за тебя волновались! Вот уж действительно радостную новость сегодня принес Невилл!

Юноша смущенно улыбался, робко обнимая директора в ответ.

— Пройдем в мой кабинет, там поговорим. Тем более, кое-кто тебя уже заждался, — улыбнувшись, сказала Макгонагалл.

Гарри, подивившись такой редкой эмоции на лице обычно крайне сдержанной женщины, согласно кивнул головой. Вслед за директором Гарри поднялся по лестнице и оказался на пороге кабинета. На первый взгляд казалось, что за столько лет здесь абсолютно ничего не изменилось: все те звенящие серебряные приборы, дремлющие или перешептывающиеся между собой портреты прежних директоров, пустующее место для Фоукса, будто феникс улетел по какому-то поручению. В то же время, на столе не стояла вазочка со столь любимыми Дамблдором лимонными дольками, зато появились два абсолютно неуместных здесь портрета — самого Дамблдора и Северуса Снейпа. Поттер читал, что профессора оправдали посмертно, с помощью воспоминаний Дамблдора. Парень смотрел в нарисованные угольно-черные глаза Снейпа, до сих пор источающие неприязнь, и чувствовал, как внутри него поднимается непривычная благодарность к этому человеку, до самой смерти спасавшего его. Гарри сглотнул неожиданно появившийся комок в горле.

Нарисованный Дамблдор приветливо махнул рукой:

— Гарри, мальчик мой, как я рад тебя видеть! Как ты себя чувствуешь? Я так долго ждал тебя, хотя для портрета время — понятие относительное, — заметил Дамблдор, хитро поблескивая глазами за нарисованными стеклами очков, совсем как прежний, живой директор.

— Отлично, профессор, — тепло ответил Гарри, — а зачем вы меня ждали? Разве вы не знали, что я в коме, сэр?

Дамблдор посерьезнел.

— Мне говорили, что после битвы ты впал в кому и вывести тебя из этого состояния искусственно невозможно. Но ты всегда был особенным, правда, Гарри? Я верил, что рано или поздно ты очнешься, и я смогу объяснить тебе причины, по которым ты столько времени балансировал на грани миров, — пояснил директор. — Минерва, не могла бы ты нас покинуть на некоторое время?

Гарри вздрогнул, резко оборачиваясь — он совсем забыл о присутствии в кабинете нынешнего директора, увлекшись разговором с портретом Дамблдора. Макгонагалл спокойно посмотрела на него и, прежде чем исчезнуть за бархатными портьерами, бросила:

— Я буду у себя. Как закончите — позовите.

Гарри внимательно посмотрел на портрет. Дамблдор жестом указал на кресло:

— Присаживайся. Разговор будет долгим.

Поттер принял предложение и с раздражением сказал:

— Что именно вы хотели мне рассказать, профессор? И почему же не сообщили раньше? Опасались, что я не смогу убить Волдеморта или, еще лучше, присоединюсь к нему? — последнее парень произнес с нескрываемой издевкой.

— Нет, Гарри, — мягко перебил его Дамблдор, — я ни секунды не сомневался, что ты сможешь победить Волдеморта, и уж тем более всегда знал, что ты не присоединишься к убийце своих родителей. Я не говорил тебе об этом раньше потому, что не знал, как все выйдет, а догадался обо всем только тогда, когда узнал, что ты в коме, — он тихонько вздохнул и добавил:

— Речь идет о причинах, по которым ты оказался в коматозном состоянии. Ты что-нибудь слышал о них?

— Целитель Вильямс, занимавшийся мной все это время, сказал, что причиной долгой комы являлась перегрузка организма, возникшая из-за стресса и ослабления магического фона, — недоуменно ответил Гарри.

— Верно, — кивнул портретный Дамблдор, — а что такое магия?

Юноша распахнул глаза — этот вопрос поставил его в тупик. Для самого Поттера магия была долгожданным чудом, билетом в новую жизнь, она помогла ему обрести семью, дом, настоящих друзей, показала, на что он способен... Но он никогда не задумывался о том, что же такое «магия» вообще. Его растерянность прервал Снейп, в свойственной ему одному язвительной манере пояснив:

— Вы ничуть не изменились, мистер Поттер, как были идиотом, так им и остались. Магия — это сама суть волшебника, его жизненная сила, часть души, если угодно. Насильно лишенный магии волшебник живет на порядок меньше обычного мага, это же правило распространяется и на сквибов. Магия — это энергия, она имеет свойство накапливаться в теле, именно из-за этого у детей случаются непроизвольные выбросы, а волшебники могут колдовать при помощи палочки — проводника магической субстанции, или без нее, выпуская энергию из тела, что, кстати, чревато магическим истощением и даже гибелью мага при недостаточном контроле. Магическая сила напрямую связана с уровнем мага, от этого также зависят мощность и частота магических всплесков у волшебника. В то же время, именно накопление внутренней магии часто служит причиной гибели коматозников: их организмы просто не выдерживают напора внутренней энергии и мозг, неспособный отдавать команды по устранению излишек магии из тела, начинает стремительно разрушаться. Впрочем, как и всегда, вы и тут выделились, Поттер, — презрительно усмехнулся Снейп.

— Дело в том, мальчик мой, — продолжил Дамблдор, — что магия никуда не исчезает: в момент гибели волшебника она просто распределяется в окружающем нас пространстве и частично впитывается во все доступные ей живые, а иногда и неживые организмы или предметы. Именно этот магический излишек и является основной причиной непредвиденных всплесков магии на похоронах у родных умершего, присутствовавших при его смерти, а не стресс от потери.

— А откуда вы…? — начал было Гарри.

— Знаю? — закончил за него Дамблдор. — Несколько лет я занимался исследованиями в этой области, пока не получил пост директора Хогвартса.

Парень задумчиво кивнул.

— Значит, во время смерти Волдеморта его внутренняя магия высвободилась и рассеялась между участниками битвы, верно? И именно поэтому после его смерти битва разгорелась с новой силой, будто у бойцов с обеих сторон открылось второе дыхание, как писали газеты, правильно? — спросил он. — Но ближе всех к нему находился именно я, поэтому основная часть магии вошла в меня. Из-за этого должен был бы произойти сильнейший всплеск, почти взрыв, но этого не произошло — а я впал в кому. Но почему мой мозг не был уничтожен тем колоссальным количеством энергии, которая вдруг оказалась во мне?

— А вот это самое интересное во всей этой истории с Волдемортом, — загадочно мерцая глазами, ответил директор. — Так как я изучал магию, я предполагал, что прямое противостояние с Волдемортом без свидетелей может привести вас обоих к гибели; по этой же причине я старался оградить тебя от встреч с ним тет-а-тет как можно дольше. Но от судьбы не уйдешь, не так ли, мальчик мой? И все-таки большое количество участников Последней битвы значительно смягчило ударную волну его энергии. Но твой ослабленный организм не выдержал напора чужеродной магии, а возникший при этом диссонанс энергий привел к статическому состоянию, в котором ты пребывал до тех пор, пока магия не смешалась и стабилизировалась. Как только нужный баланс был достигнут — ты очнулся. Ну а еще тебе помогла любовь, Гарри, — закончил он.

Юноша ошеломленно смотрел на Дамблдора:

— Получается, здесь меня удерживала Гермиона, сэр?

— Не думаю, что мисс Грейнджер осознавала то, что держит тебя здесь, — мягко объяснил портрет. — Магия поистине удивительна, мальчик мой. Только силой своих желаний волшебники и волшебницы творят поистине прекрасные, или наоборот, ужасные поступки.

* * *

Гарри пробыл в замке до глубокой ночи. После разговора с портретом Дамблдора он с удовольствием пообщался с Макгонагалл, выслушав при этом несколько уничижительных комментариев в свой адрес от портрета Снейпа. Парень с удовольствием прошелся по памятным местам, посетил Большой зал и восстановившуюся Выручай-комнату. Также Гарри зашел в заново отстроенный домик Хагрида, хозяин которого от радости едва не задушил парня в медвежьих объятиях, побывал у памятника погибшим и у гробницы Дамблдора.

Посещение замка и разговор с портретом помогли Гарри восстановить душевное равновесие, как будто стены столь любимой когда-то школы и неизменно мудрые слова директора сняли груз вины и страха, терзавшие душу парня. Сейчас Поттер, несмотря на усталость, вызванную тяжелым днем, чувствовал себя способным совершить невозможное. И радостью на душе очень хотелось поделиться с одним конкретным человеком…

Нельзя.

Парень горько усмехнулся — он не имеет права идти мириться с Гермионой, пока не поговорит с бывшей невестой. Но как же хочется сейчас аппарировать в квартиру Гермионы (девушка рассказывала, где она живет, когда ухаживала за Гарри в больнице), обнять ее и никуда не отпускать эту удивительно сильную, но несомненно хрупкую женщину, окружая ее теплом и заботой…

Но сейчас это было невозможно, потому что Гарри думал, что его любимая (он наконец-то понял, что Гермиона для него — именно любимая и никак иначе) не простит его без веской на то причины.

... Юноша даже не догадывался, что в этот самый миг девушка, одиноко сидевшая в кресле с остывшей кружкой чая, готова принять и простить его любого, только бы он появился на пороге ее дома…

Гарри проснулся в чудесном настроении: легкость, появившаяся после посещения Хогвартса, никуда не исчезла. Умывшись и плотно позавтракав, парень аппарировал к Малфой-менору.

Замок был все таким же величественным и мрачным, каким его запомнил Гарри. Конечно, из-за ужасной головной боли он мало что мог тогда разглядеть, но общее впечатление о Малфой-меноре у него все же сохранилось. Готические башни, ухоженная подъездная аллея, тяжелые чугунные ворота — все это показывало древность и величие замка. Пройдя по аллее, Гарри оказался у особняка, казавшимся вблизи еще более мрачным, чем издали, но наиболее удивительным был тот факт, что все пространство вокруг него было украшено клумбами с пестрыми и явно дорогими цветами, а по дорожке, ведущей, видимо, во внутренний сад, бродили призрачно-белые павлины, которыми издавна славился Малфой-менор.

Юноша только начал подниматься по лестнице, как резная дверь распахнулась, выпуская из особняка красивую рыжеволосую женщину, в которой Гарри с удивлением узнал Джинни Уизли. Девушка подбежала к нему и судорожно обняла, шепча в плечо: «Гарри, Гарри, Гарри…». Сейчас Поттер изумленно понял, что ничего не чувствует — ни боли, ни сожаления, ни любви — к этой чужой, в общем-то женщине, которая когда-то была его невестой. Джинни торопливо разомкнула руки и зачастила:

— Гарри, как ты? Когда ты очнулся? Кого уже успел увидеть? Как там Гермиона?

Парень поморщился: излишне громкий голос Джиневры сейчас скорее раздражал, чем приносил удовольствие, как раньше, но покорно ответил:

— Джинни, со мной все хорошо, очнулся около месяца назад, и все это время за мной ухаживала Гермиона, — Уизли при этих словах понимающе улыбнулась. — Уже успел побывать в Хогвартсе и увидеть твоего брата.

Джинни прижала руки к губам.

— Ох, Гарри, — запричитала она, — мне так жаль. Рон, он… ну, как бы это сказать… немного не в себе, он обвиняет тебя и Гермиону в том, что вы сломали его жизнь. Наверняка, и тебе он сказал об этом. Не обращай внимания на его слова, он не ведает, что творит.

— Это не первый раз, когда Рон обвиняет меня в своих собственных неудачах, — изумленно приподняв бровь, ответил Гарри.

— Да, но… — Джинни замялась. — Война и учеба уже закончились, Гарри. Давно, — тихо добавила она.

Парень внимательно посмотрел на нее. Джинни изменилась — сейчас он в этом убедился окончательно.

— Что же мы стоим на пороге? — спохватилась она. — Пойдем в дом.

Девушка провела гостя в небольшую уютную гостиную, отделанную в пастельных тонах. Изысканность меблировки, изящные, воздушные шторы, несколько пейзажей на стенах и небольшие старинные часы подчеркивали красоту комнаты. Гарри внутренне ухмыльнулся — эта комната потомственных аристократов даже близко не стояла с вульгарной гостиной в особняке Уизли. Незаметно появившийся эльф поставил на небольшой столик у дивана изящный фарфоровый чайник с парой чашек, и по комнате поплыл тончайший аромат черного чая. Некоторое время бывшие возлюбленные наслаждались чаем, не решаясь прерывать установившееся между ними уютное молчание. Наконец Гарри отставил чашку и, откинувшись на спинку дивана, спросил:

— Как же так получилось, что ты вышла замуж за злейшего врага своего семейства?

Джинни вздрогнула, едва не выронив чашку.

— Зачем ты так? — она внимательно посмотрела на Поттера.

Парню стало стыдно — как бы там ни было, Джинни ждала его всю войну, а замуж за Малфоя вышла только спустя три года его комы. Он отвел взгляд и пробормотал:

— Извини.

Девушка внезапно громко рассмеялась.

— Это ты извини, — сказала Джинни, — я не дождалась, не смогла. Не сумела стать достойной Героя.

Поттер поморщился:

— Я не Герой, и ты это прекрасно знаешь.

— Да, — хмыкнула она, — знаю.

Джинни вдруг передвинулась к нему ближе, положила руку ему на плечо и прижалась к его губам в нежном поцелуе. Гарри ошалело смотрел на девушку, чувствуя, как откуда-то из глубины души поднимается раздражение и злость, внутренний голос настойчиво вопил: «Неет! Нельзя! Неправильно! Не надо!». Парень осторожно отодвинулся от собеседницы, с возмущением прошипев:

— Ты что творишь? Хочешь, чтобы сейчас пришел твой муж, увидел нас и сделал то, что не удалось сделать Волдеморту?

Девушка снова хмыкнула.

— Не то, что надо, верно? — спросила она. — Совсем никаких чувств, только раздражение. А с Гермионой все было бы по-другому, — улыбнулась она.

Юноша на секунду представил, каково это — целовать Гермиону Грейнджер, ненавязчиво лаская ее нежные губы языком, и почувствовал, как щеки опаляет румянец.

— Зачем ты это сделала? Скажи мне, — потребовал Гарри.

— Затем, чтобы ты понял, что наша история закончилась много лет назад, — пояснила Джинни. — Чтобы ты убедился, что даже и не выйди я замуж за Драко, того, что было, уже не вернуть. А вот с Гермионой у вас явно все получится, она тебя столько лет ждала, и ты явно не столь равнодушен к ней, как хочешь показать…

— Как получилось, что вы стали встречаться? — перебил ее Гарри. — Я читал в старых газетах, что у вас был короткий бурный роман, после которого последовала скоропалительная свадьба.

— Газеты не способны отразить то, что было в действительности, — покачала головой Джинни. — У нас не было страстного романа, как все считают, мы просто оба были одиноки. И чисто случайно разделили это одиночество на двоих.

— Мы встретились на министерском приеме, — начала рассказывать девушка. — Отверженный аристократ и несчастная невеста Героя — звучит, как фраза из викторианского романа, не правда ли? — она усмехнулась. — Мне было очень плохо тогда — все восхваляли тебя, сочувствовали мне, а я хотела сбежать с приема, забиться в угол и заплакать. Мне был двадцать один год, а меня уже похоронили. Драко я увидела в закрытой нише — он сидел и методично вливал в себя виски, бокал за бокалом, опустошая стоящую рядом бутылку. Сначала я хотела съязвить, сказать что-то вроде: «Получил то, что заслужили, хорек?», а потом подошла, наколдовала себе стакан и вместе с ним выпила. Мы молча допили с ним остаток виски и он жестом предложил мне выйти. Я согласилась.

Джинни замолчала, заново переживая случившееся.

— Я до сих пор удивляюсь, как мы умудрились сбежать в маггловский Лондон, — продолжила она, — просто, не сговариваясь, решили аппарировать туда, где нас точно не будут искать. Драко неплохо там ориентировался — оказалось, даже аристократы иногда посещают подобные места, — и вскоре мы сидели в каком-то баре и снова пили виски. А потом как прорвало. Он начал рассказывать, что его заставляют жениться на красивой, но фригидной блондинке Астории Гринграсс, что он даже не представляет, каково это — спать с этим айсбергом, не то, что жить с ней. Говорил, что когда он ее целует, то не ощущает ничего. Я в ответ рассказала ему, что такое быть девушкой Героя — терпеть бесконечное сочувствие и быть обреченной жить в одиночестве. Это был вечер откровений. С рассветом Драко проводил меня до «Ракушки», а сам аппарировал в Малфой-менор, — девушка зябко поежилась.

— Дома родные закатили мне ужасный скандал, темой которого было мое несвоевременное желание побыть одной; мне откровенно было сказано, как должна себя вести девушка Героя. Я любила тебя, Гарри, очень любила, но под таким прессингом я сломалась. Ты же знаешь, какая я… А тут вдруг — это нельзя, этого не делай, веди себя так, говори вот так, улыбайся, плачь… Как кукле. Поэтому когда от Драко прилетела сова с предложением встретиться, я ни секунды не раздумывая, согласилась. Мы несколько раз встречались в маггловских ресторанах, чтобы о нас не прознали журналисты, много разговаривали и о себе, и о родных, и на отвлеченные темы. Оказалось, что у потомственного аристократа и у девушки из чистокровной, но бедной семьи, есть много общего. Месяц спустя он меня поцеловал, — Джинни еле заметно улыбнулась и, кинув на Гарри осторожный взгляд, добавила:

— Это не было феерическим поцелуем. Просто Драко коснулся моих губ своими губами и аппарировал. Через два дня мне пришло очередное приглашение на свидание, и я приняла его, чтобы выяснить, зачем он меня поцеловал. Я говорила ему о том, что люблю тебя, что наши семьи уже неизвестно сколько поколений злейшие враги, а Драко улыбался и молчал. А потом предложил попробовать. Дома меня ждали очередные претензии насчет моего поведения, и я решила — а почему бы и нет? Что я теряю? Любовь к тебе истончалась — я все же живая женщина, и хотела семью, детей, а не неизвестность впереди, — она горько улыбнулась, скрывая свою боль за жестокими словами:

— Я не Гермиона, я не смогла поверить в твое возвращение. Жаль, конечно, но это так. Мы, можно сказать, официально встречались с Драко месяц, а потом он сделал мне предложение. Сказал, что я подхожу по всем параметрам — чистокровная, внимательная, верная, что мы если не сможем полюбить друг друга, то хотя бы будем уважать. Он говорил о том, как хочет ребенка, что обеспечит мне достойную жизнь и уважение, что еще неизвестно, очнешься ли ты вообще или нет, что не стоит губить свою жизнь в вечном ожидании. Я был растеряна. А потом неожиданно даже для самой себя согласилась. Наш брак, построенный на спасении от одиночества, стал счастливым. Я полюбила мужа, он полюбил меня, и мы даже хотим завести второго ребенка. Вот такая история, Гарри.

Юноша несколько минут молчал, глядя в окно. Наверное, это было правильно — продолжать жить дальше. После рассказа Джинни он не чувствовал ни боли, ни разочарования, ни пустоты. Эта незнакомая ему женщина, сидевшая сейчас позади него, была удивительно сильной — она сумела выбраться из оков, навязанных ей обществом, и встретить свое истинное счастье, при этом освободить его самого от лишних болезненных выяснений отношений, взяв всю вину за их расставание на себя. За это Поттер был ей благодарен. Они никогда не смогут стать друзьями — слишком большая пропасть образовалась между ними за эти годы, да и Малфой вряд ли будет рад дружбе своей жены с бывшим возлюбленным, но и врагами уже не будут. Гарри резко обернулся и порывисто обнял Джинни, чувствуя, как промокает рубашка от ее слез.

— Ну что ты, что ты, Джинни, все же хорошо. Все сложилось правильно. Спасибо тебе за все, и за то, что была вместе со мной, и за то, что ждала долгие годы, и за то, что ушла навсегда. Спасибо и прощай. Хорьку привет, — озорно улыбнувшись ошеломленной женщине, Гарри выпустил ее из объятий и твердым шагом ушел. Ушел навстречу своей истинной судьбе.

* * *

После расставания с Гарри Гермиона стала задерживаться на работе допоздна. Вот и сегодняшний день ничем не отличался от предыдущих — девушка опять ушла из отдела последней. Поэтому когда Гермиона увидела незнакомца, который сидел на пороге ее квартиры, откинув голову на дверь, она обомлела, а сердце екнуло, когда в незнакомце девушка опознала Гарри. Она осторожно тронула парня за плечо:

— Гарри? Что ты здесь делаешь?

— Ммм… — сонно протянул парень, открывая глаза.— Гермиона! — он резко вскочил, но покачнулся и начал падать, но Гермиона тут же поддержала его.

— Прости меня, Гермиона, — торопливо зашептал куда-то в волосы девушки Поттер, судорожно стискивая ее плечи. — Я был идиотом, не понимал, какое счастье находится рядом со мной. Я накричал на тебя тогда, обвинил в чужих ошибках… Я просто не понимал тогда, что ты для меня значишь. Я люблю тебя, Гермиона. Знаю, я недостоин твоей любви, что поступил с тобой по-свински, но дай мне еще один шанс? Давай попробуем быть вместе? Пожалуйста!

Гермиона ошеломленно молчала. Она столько раз представляла, как Гарри придет к ней, извиниться за те жестокие слова, но теперь была просто в растерянности. Поттер, как всегда, ворвался в ее жизнь без стука и своим яростно-отчаянным напором поразил до глубины души. Девушка неловко отстранилась, не сводя с брюнета настороженного взгляда, и жестом попросила отодвинуться от двери. Гарри молча повиновался. Звук поворачивающегося ключа в замке в тишине звучал оглушительно громко. Девушка прошла в квартиру, щелкнула выключателем, зажигая свет, и устало опустилась в кресло. Гарри неловко потоптался на пороге и прошел в комнату, с отчаянной надеждой вглядываясь в отрешенное лицо девушки, не замечая ничего вокруг.

— Любишь? — вдруг спросила она.

— Да… — выдохнул Гарри.

Гермиона внимательно на него посмотрела, лаская взглядом каждую черточку любимого лица.

— Я люблю тебя, Гарри Поттер, — тихо прошептала она, внутренне ожидая насмешек или жестокого отказа. Еще одного разочарования девушка просто не выдержала бы. Но Гарри и не собирался оставлять ее одну. Он не хотел упускать свой, возможно, последний шанс. Юноша стремительно пересек комнату и упал перед девушкой на колени, обнимая ее за ноги и упираясь головой в ее бедро.

— Гермиона... Прости меня, прости... Я никогда больше не причиню тебе боль, никогда не оставлю, всегда буду защитой и опорой для тебя... И знаешь что, у нас будет много-много детей... А я буду любящим отцом и никогда не дам их в обиду...

-Чччшшш...Тише...

Гермиона нерешительно подняла руку и запуталась в черных смоляных волосах, чувствуя, как тугой узел, сжимавший ее внутренности все это время, развязывается. Она прошла это испытание временем, сумела доказать любимому, что достойна его. Их история только начинается.