Сквозь столетие

Элфиас Дож поправил подушку, но выпуклая пуговица посередине продолжала неприятно давить в спину. Тогда он сполз чуть ниже, надеясь избавиться от неприятных ощущений, однако теперь пуговица упиралась точно в выступающий позвонок на шее. Вздохнув, Элфиас отбросил подушку в сторону, перевернулся на живот и попытался сосредоточиться на учебнике трансфигурации, лежащем перед ним.

«Скоро Ж.А.Б.А. Надо готовиться, надо», — напомнил он себе, разглядывая схему превращения кошки в графин. Собственно, то же самое услышали и его однокурсники в ответ на предложение отправиться спать.

Себе же он мог признаться, что волновал его отнюдь не экзамен, а кое-кто другой. Он ждал Альбуса Дамблдора, который, совмещая приятное с полезным, патрулировал коридоры вместе с Салли Боунс.

Дож не любил Салли, хотя понимал, что объективных причин для этого нет: Боунс была весьма миленькой девушкой с весёлым характером и, несмотря на то, что училась на Хаффлпаффе, обладала, как выразился Альбус, живым умом. Последнее больше всего раздражало Элфиаса: когда друг приходил с очередного свидания и рассказывал об «интереснейшей идее», предложенной Салли, он особенно ясно осознавал, что его идеями Альбус никогда не восхищался, максимум — указывал на ошибки в логических построениях, а чаще всего, улыбаясь, хлопал его по плечу и быстро менял тему разговора. С Боунс Альбус даже делал как-то совместный проект, с ним — только домашнее задание. В остальное время Элфиас выступал в роли благодарного слушателя. В конечном счёте Боунс и Дамблдор встречались уже год, и все, включая Дожа, уже давно пришли к выводу о том, что они — идеальная пара, и со дня на день ожидали объявления об их помолвке.

А Элфиас сейчас лежал на диване в гриффиндорской гостиной, понимая насколько ненормально дожидаться любимого человека со свидания. Но ничего не мог с собой поделать. Ему казалось, что он любит Альбуса с тех пор, как узнал его. Элфиас прекрасно помнил тот момент.

После торжественного ужина Дож, засмотревшись на движущиеся лестницы, отстал от однокурсников и был вынужден бродить по коридорам, пытаясь найти кого-нибудь, чтобы узнать, где находится гриффиндорская гостиная. Он очень обрадовался, когда ему навстречу попались какие-то мальчишки. Однако Элфиас, не успев произнести ни слова, оказался зажатым в углу, а мальчишки, смеясь, демонстративно отворачиваясь и зажимая носы, спрашивали, с каких пор в школу стали принимать помесь троллей и гоблинов, и не заразен ли он. Элфиас не мог им ничего ответить, потому что не умел, да и все силы уходили на то, чтобы не разреветься. А Альбус смог. Худенький рыжий мальчик с тёмно-синими от гнева глазами просто подошёл и сказал, чтобы Дожа оставили в покое. Тогда мальчишки лишь ехидно поинтересовались:

— А что будет, если не оставим? Убьёшь нас и отправишься вслед за папочкой?

Альбус вспыхнул, ничего не ответив, схватил Элфиаса за руку и потянул за собой куда-то вверх по лестницам. У портрета, на котором была изображена полная женщина в греческой тоге, они остановились, и Альбус, впервые обращаясь к Дожу, сказал:

— Это — Полная Дама. Пароль «Коготь льва», — сказал Дамблдор портрету, а потом, повернувшись к Элфиасу, усмехнулся и добавил. — Банально, не правда ли?

С этими словами он забежал в открытый проход, а чуть замешкавшийся Элфиас уже не смог найти его в пёстрой толпе, бурно обсуждавшей летние каникулы.

Снова Дож увидел Альбуса в спальне, когда, начав искать свой чемодан, он обнаружил, что их кровати находятся рядом. Дамблдор, закутавшись в одеяло, лежал и читал книгу, не обращая внимания на возню соседа. Тогда Элфиас, собравшись с духом, подошёл к нему и, путаясь в мыслях, сказал:

— Спасибо. И извини, я не хотел, чтобы ты из-за меня пострадал… Это так гадко, то, что они тебе сказали!

Альбус отложил книжку и внимательно посмотрел на него:

— Ты ведь переболел драконьей оспой? — Дамблдор приглашающе махнул рукой, указывая на кровать, и Элфиас, поколебавшись немного, присел. — Неприятно, должно быть?

Дож, слегка смущённый таким необычным поворотом разговора, кивнул.

— Но не переживай, скоро все последствия тоже исчезнут, — Дамблдор выбрался из-под одеяла и сел рядом с ним, а потом протянул ему руку и, тепло улыбаясь, представился. — Альбус.

Но всё-таки впервые Элфиас осознал, что его любовь не дружеская и даже не братская на четвёртом курсе. Он к тому времени из дурно пахнущего ребёнка с зеленоватой кожей превратился в невысокого, щупленького, бледного подростка с маленькими глазками, цвет которых был настолько невыразителен, что даже сам Дож иногда не мог его вспомнить. Альбус Дамблдор же блистал. Он уже был победителем всеразличных конкурсов, его называли лучшим учеником за всю историю школы, им заинтересовался сам Фламель… И девушки тоже не могли не обратить внимание на такого выдающегося юношу, который ко всему прочему, будучи достаточно высоким и стройным, обладая яркими рыжими волосами и кристально чистыми голубыми глазами, был довольно хорош собой. Элфиас же считал, что в Дамблдора можно было влюбиться за одну его улыбку. Впрочем, Альбус относился ко всем девушкам с одинаковой обходительностью, никого из них не выделяя, поэтому Дож не сомневался, что ещё долгое время он будет самым близким человеком для Альбуса. Но когда одна из самых красивых девушек Хогвартса, пятикурсница из Рейвенкло, попросила Элфиаса передать Альбусу письмо, Дож впервые почувствовал укол ревности. Быстро сунув во время обеда письмо Дамблдору, и отговорившись тем, что обещал профессору Хиклинг присмотреть за саженцами, он убежал и весь оставшийся день просидел в теплицах, страшась услышать неприятные для себя новости. Вернувшись уже под вечер в гостиную, Дож заметил друга, сидящего за столом и выполняющего домашнее задание по Чарам, и по лицу его не было заметно, что он чем-то обрадован или взволнован. Тогда Элфиас решил спросить прямо.

— И что хотела Тефи Эберкромби? — пренебрежительно поинтересовался Дож, стараясь не выдать своего волнения.

Альбус, не отрываясь от работы, ответил:

— Пригласила меня пойти с ней на День святого Валентина в Хогсмид.

Элфиас почувствовал, как сердце болезненно сжалось в груди, и каждый удар его отдавался в ушах глухим эхом. Он прекрасно понимал, что таким девушкам, как Тефи, не отказывают, но всё же, надеясь на чудо, с трудом выговорил:

— И ты согласился?

— Нет, конечно, я её практически не знаю, и она мне не нравится, — ответил Дамблдор, отложив перо в сторону, и, повернувшись к Элфиасу, добавил. — Но в Хогсмид я бы сходил. Не составишь мне компанию?

Почувствовав, как земля уходит из-под ног, Дож радостно закивал в ответ.

Тот день для Элфиаса был, пожалуй, одним из самых счастливых. Они разглядывали старинные фолианты в букинистической лавке, забрасывали друг друга снежками, а под конец, накупив всяких сладостей, отправились в Хогвартс, где, свалив всё это разноцветное великолепие на кровать Альбуса, начали с энтузиазмом поглощать лакомства. И Дож, глядя на перепачканные шоколадом губы друга, впервые почувствовал желание того поцеловать.

Позже он несколько недель старался убедить себя, что содомия — это болезнь, поэтому нельзя поддаваться слабости, а нужно сопротивляться всеми силами. Однако болезнь была слишком приятной, а сил было явно не достаточно, поэтому Элфиас сдался и целиком и полностью погрузился в свою любовь к Дамблдору.

Хотя, конечно, последнему ничего не рассказал. Дож был твёрдо уверен, что Альбус содомитом не был, а если бы и был, то его внимание скорее привлёк бы кто-то навроде плечистого капитана гриффиндорской сборной по квиддичу, а не такая бледная моль, как он.

К тому же в дружбе с Альбусом были свои плюсы. Сидя с ним за одной партой, можно было случайно коснуться его коленкой, а, передавая учебник или карандаш, невзначай задеть его руку и провести пальцем по тонкой коже. Можно было лежать рядом с ним на кровати плечом к плечу, вдыхая запах его волос, а потом, забыв на время о палочке, потянуться за учебником на тумбочке и слегка приобнять друга. Конечно, невозможно было обнять его нежно, по-настоящему, поцеловать небольшую родинку на шее, прикоснуться к потрескавшимся губам… Салли Боунс, наверно, уже попробовала всё это, но Элфиас был доволен и тем немногим, что имел.

Дож недовольно встряхнул головой, пытаясь избавиться от непрошеных мыслей, и опять взялся за учебник трансфигурации, убеждая себя в том, что если не будет заниматься, но не то, что не сможет догнать Дамблдора, а даже не останется на таком уровне, чтобы продолжать интересовать его.

Дочитав параграф до конца, Элфиас огляделся вокруг в поисках какой-нибудь заблудившейся кошки, но те, видимо, в это время предпочитали спать в тёплых кроватях рядом с хозяевами, а не служить расходным материалом для опытов влюблённых полуночников. Тогда Элфиас окинул взглядом комнату, и, заметив злосчастную подушку, притянул её и превратил в графин. Осмотрев результат, Дож заметил небольшую выпуклость, в которой можно было распознать ту самую пуговицу. Чертыхнувшись, он хотел было исправить ошибку, но тут за его спиной раздался голос:

— Ещё не спишь? — Альбус прошёл через гостиную и теперь стоял рядом с ним. — А, опять занимаешься. Можно посмотреть?

Дамблдор взял графин у него из рук и, поднеся к свету, быстро осмотрел его. Потом, позвав Элфиаса и объяснив, что не так, и почему появилась ошибка, вернул графин обратно. Дож хотел ответить, что и сам понял, в чём ошибка, но, заметив, что Альбус чем-то взволнован, тут же забыл и про графин, и про трансфигурацию в целом.

«Неужели… Неужели он всё-таки сделал ей предложение?!» — сердце Элфиаса бешено стучало в груди.

Альбус тем временем сел на диван и, откинувшись на спинку, прикрыл глаза. Дож, пытаясь унять дрожь в руках, сел рядом. Вдруг Дамблдор открыл глаза, повернувшись, подвинулся поближе к Элфиасу и внимательно посмотрел на друга. Элфиас заметил, что в глазах Альбуса появился какой-то весёлый блеск.

— А я теперь свободный человек! — внезапно выпалил Дамблдор.

Дож, не мигая, смотрел на него, и тогда Альбус, усмехнувшись, продолжил:

— Я сегодня расстался с Салли.

Элфиас чувствовал, как что-то странное, тягучее, но очень приятное распространялось по его телу.

— Но почему? — запинаясь, спросил он.

Дамблдор, в задумчивости закусив губу, помолчал немного перед тем, как ответить.

— Главная причина в том, что я её никогда не любил, — Альбус кивнул, словно убеждая себя в чём-то. — Да, я принимал за любовь дружбу, увлечённость её рассуждениями. Вообще-то говоря, мне казалось правильным встречаться с такой подходящей мне во всех отношениях девушкой…

Альбус опять замолчал.

— Она мне сказала, что догадывалась о том, что мои чувства к ней вряд ли можно назвать любовью, но думала, что со временем я влюблюсь в неё также сильно, как и она в меня.

Дамблдор вздохнул.

— Безусловно, я её очень обидел, хотя и старался сообщить ей об этом как можно мягче.

Элфиас, пытаясь осмыслить услышанное, всё-таки поинтересовался:

— Но почему ты решился на этот шаг только сейчас?

Альбус весело улыбнулся.

— Помнишь, ты говорил, что хотел бы отправиться в путешествие после окончания школы? — Элфиас кивнул, ощущая, что уже не в состоянии скрыть предательскую дрожь в руках. — Так вот, на рождественских каникулах я спросил у матери, возможно ли осуществить такую поездку, и она сказала, что средств должно хватить. К тому же, ты знаешь, у меня есть кое-какие собственные призовые деньги. И я решил, что не стоит заставлять Салли ждать. Кто знает, сколько продлится такая поездка: пару месяцев, а может и год…

Альбус чуть подался вперёд.

— Если ты не возражаешь, то я был бы рад отправиться в путешествие вместе с тобой.

Элфиас чувствовал себя так, как будто в его голове взорвались тысячи фейерверков, а сам он воспарил к небесам, поэтому он даже не услышал звон разбившегося графина.

Годрикова Лощина,

Твой друг Альбус.

Уродливая жирная клякса расползлась в конце письма, и Элфиас чувствовал, как это чёрное чудовище проникает внутрь него, порождая вереницу болезненных сомнений.

Дело было даже не в том, что Альбус всегда отличался исключительной аккуратностью и тотчас же стирал любые помарки, а тем более кляксы. В конце концов Ариана могла случайно толкнуть его под руку, а он в спешке не заметил. То, что Альбус ответил на письмо спустя почти месяц, тоже можно было объяснить: всё его время отнимала забота о больной сестре. Нет, больше всего Дожа волновал изменившийся тон писем. Если первые две недели в ответ на многостраничные описания Элфиаса того, какой курьёз произошёл в отеле при регистрации, или как он, гуляя в горах, набрёл на логово химер и был вынужден спасать бегством, Дамблдор присылал такие же многостраничные письма, между строк которых чувствовались грусть, тоска и страстное желание оказаться рядом и вместе убегать от химер, то с начала июля совы приносили нечто больше похожее на министерские отписки. Но даже таких отписок с каждым днём приходило всё меньше и меньше, пока они не исчезли вовсе на целых полтора месяца. И вот несколько дней назад пришло это письмо. Элфиас, ждавший его так сильно, всё чаще и чаще ловил себя на мысли, что лучше бы Альбус вовсе ничего не писал. А ещё лучше — если бы он не поддался на уговоры друга и вообще никуда не поехал. Но Альбус настаивал, Альбус говорил, что хватит и его жертвы, что Элфиасу не следует отказываться от давней мечты, и Дож, горестно думая о том, что отнюдь не путешествие является его мечтой, всё-таки взял протянутый Дамблдором порт-ключ и, пообещав в мельчайших подробностях описывать свои приключения, воспользовался им.

Греция приняла Дожа радушно и, словно заключив его в свои солнечные объятия, бросила вперёд неизменный клубок волшебных нитей Ариадны, который вёл его от одного приключения к другому, заставляя днём сидеть на раскалённых камнях в Дельфах и слушать лекцию седовласого волшебника-философа, а вечером поддаться на уговоры новых знакомых, отправиться в бордель и тонуть в бликах рыжих волос местной гетеры, представляя на её месте совсем другого человека.

Египет напротив был загадочен и неприступен, предлагая путнику окунуться в мир тонких материй и древних письмён, выжженных солнцем и бережно охраняемых пустыней вокруг.

Но ни вальяжная Греция, ни загадочный Египет не могли заменить Элфиасу того, кого в последний момент забрала себе своенравная Британия. Альбус, занимая его мысли, как будто повсюду следовал за ним. И дело даже не в том, что в Греции Альбуса ждали известные учёные, а в Египте сотрудники Александрийской библиотеки уже подготовили для него свитки. Даже без постоянного упоминания «талантливого мистера Дамблдора», Элфиас, увидев или услышав что-то новое, тут же представлял себе реакцию Альбуса. Как он, покачав головой, улыбнётся в ответ на его суждение, или медленно заправит прядь волос за ухо, обдумывая услышанное, или будет дополнять рассказ гида своими забавными комментариями, а под конец дня будет просто лежать на пляже и, мечтательно глядя на море, пробовать восточные сладости. Дож, особенно в те минуты, когда этот прекрасный мираж казался почти реальным, был вынужден себе напоминать, что Альбус сейчас в Годриковой Лощине, поглощён домашними заботами и лишён абсолютно всех развлечений, отчего Элфиасу хотелось немедленно создать порт-ключ и отправиться к нему. Вместо этого, однако, он вспоминал об обещании и садился писать очередное письмо Альбусу, каждый раз всё меньше и меньше надеясь на ответ. А вот теперь ответ пришёл, не принеся Дожу никакого облегчения.

Элфиас вздохнул и, бережно убрав письмо во внутренний карман чемодана, решил отправиться на прогулку. Он два дня назад прибыл в Иерусалим, но так толком ещё ничего не осмотрел.

Солнце медленно завершало свой ежедневный круг по небосводу, и Элфиас, бредя по улицам Старого города, глядя на то, как золотые и красные краски смешиваются на небе, освещая величественный Купол Скалы и вдыхая слегка прохладный вечерний воздух, впервые всё время путешествия чувствовал себя на удивление спокойно. Спокойствие было везде: в маленьких домах, пыльных дорогах, древних храмах и золотом небе — и, отражаясь от всего этого, проникало в душу Элфиаса, заставляя того чувствовать себя лёгкой крошечной песчинкой, совершенно спокойной и свободной.

Дойдя до Стены плача, Дож остановился и некоторое время, вспоминая историю этого места и проникаясь ей, не решался подойти ближе. Когда он подошёл к Стене и несмело дотронулся до неё рукой, то различил человека, который, завершив молитву, засунул какую-то бумажку между камнями. Элфиас удивлённо посмотрел на него, а потом вдруг, вспомнив о чём-то, улыбнулся и, достав из сумки карандаш и бумагу, быстро написал свою просьбу. Немного поколебавшись, он дрожащей рукой поднёс записку к щели и, положив её, поспешил к себе в номер, где, раздевшись, он тут же уснул беспробудным сном.

Солнце уже было в зените, когда Дож проснулся, разбуженный стуком в окно. С удивлением обнаружив там сову Альбуса, он со странным предчувствием развернул наспех сложенный клочок бумаги и прочитал:

Ариана умерла.

Альбус.

Элфиас, ни секунды не сомневаясь, стал наколдовывать порт-ключ.

Элфиас нерешительно потоптался на крыльце, прежде чем постучать в дверь. Ему долго никто не открывал, и Дож, зная, что он не предупредил о своём приезде, решил, никого нет дома, и уже собирался уйти, когда дверь открылась, и на пороге появился Альбус. В его глазах, как показалось Элфиасу, промелькнула надежда, но очень быстро угасла.

— А, это ты, Элфи, — Дамблдор слегка подвинулся, открывая проход в дом, — рад тебя видеть.

Элфиас, чувствуя себя неловко и смутно догадываясь, что появился очень не вовремя, зашёл внутрь. Альбус стоял, навалившись на стену, и смотрел куда-то в сторону. Он был очень бледен, под глазами образовались тёмные круги, голубые глаза казались тусклыми и безжизненными, и, облачённый в наглухо застёгнутую чёрную мантию, Альбус производил удручающее впечатление. Дож никогда не видел его таким. Даже узнав о смерти матери, Дамблдор был опечален, чуть-чуть раздосадован, обеспокоен, но при всём при этом оставался настоящим, живым. Теперь же он был полностью раздавлен и больше напоминал механическую куклу, у которой вот-вот кончится завод.

Альбус, по-прежнему глядя куда-то в сторону, вздохнул и сказал:

— Если честно, я не ожидал тебя увидеть. Или ожидал… Я не знаю. Я опять испортил твоё путешествие, прости, — вдруг он вздрогнул и, закрыв лицо руками, прошептал. — Я всегда всё порчу…

Дож хотел было подойти и, мягко похлопав по плечу, сказать, что всё нормально, и на самом деле он начинал скучать в путешествии и так или иначе собирался вернуться, но Альбус уже оторвался от стены и, махнув рукой куда-то в сторону зала, предложил присесть, а сам направился в сторону лестницы.

Элфиас, пристроившись на краешке дивана, не находил себе места от волнения. Он полагал, что Альбус будет рад ему, его поддержке. Он рассчитывал, что Альбус расскажет, что произошло, ведь, в конце концов, даже шокирующие обстоятельства гибели Кендры Альбус не стал от него скрывать. К тому же Элфиас ещё с третьего курса знает о проблемах Арианы… Но вместе откровенной беседы, которая, по мнению Дожа, помогла бы облегчить страдания, Альбус почему-то замкнулся в себе и обращал на него ровно столько внимания, сколько нужно, чтобы не показаться совсем не вежливым. Это пугало Элфиаса. Он опасался не того, что мог лишиться расположения и доверия друга, нет, он боялся того, что терзало Альбуса. Боялся за него.

Тут Элфиас, внезапно осознав, что из-за волокиты с регистрацией порт-ключа, он, кажется, приехал прямо в день похорон, зябко поёжился и подумал, что его бежевая дорожная мантия вряд ли будет уместна, но другую он с собой не взял. Дож растерянно посмотрел по сторонам, впервые заметив царивший вокруг беспорядок, и увидел выходящего из столовой Аберфорта. Тот угрюмо посмотрел на него и, процедив что-то навроде: «Ещё один дружок нарисовался», — быстро вышел, хлопнув дверью. И Элфиас почему-то почувствовал себя так, точно это он виноват в смерти Арианы.

Через пару минут спустился Альбус и, не говоря ни слова, опустился рядом на диван. Так они посидели какое-то время, пока Дамблдор вдруг, взглянув на часы, резко не вскочил.

— Элфиас, — смущаясь, и впервые за весь день тем самым проявляя какие-то человеческие эмоции, обратился Альбус, — я совсем забыл тебе сказать, что сегодня… В общем, сегодня…

— Я всё понял, — Дож старался, чтобы его голос звучал как можно увереннее. — Только вот моя мантия.

Он, словно извиняясь, провёл по ней рукой

— Разве ты пойдёшь? — спросил Дамблдор опять таким тоном, как будто его вовсе не интересовал ответ. — Тебе не обязательно.

— Но я хотел бы, — Элфиас слегка замялся. — Я был с ней знаком и вообще…

Альбус просто кивнул в ответ. Потом, устало протерев глаза, спросил:

— Ты случайно не видел Аберфорта?

— Видел, минут двадцать назад, — подтвердил Дож, уже оставив всякие попытки разобраться, что здесь происходит.

— Хорошо, — Альбус, посмотрев, словно сквозь него, добавил. — Думаю, нам пора идти.

Элфиас кивнул и, поднявшись с дивана, последовал вслед за Дамблдором к выходу.

Когда они проходили мимо дома Батильды Бэгшот, Дож обнаружил, что Альбус пристально вглядывается в окна на втором этаже. Он тоже присмотрелся, но не заметил ничего необычного, разве только то, что краска на рамах слегка облупилась. Подумав, что Дамблдор просто не хочет с ним разговаривать, поэтому делает вид, что рассматривает окружающие дома, Элфиас хотел сказать, что он может остаться, если чем-то стесняет Альбуса, но тут увидел, как дверь открылась, и показалась сама владелица дома, с кем-то разговаривающая.

Вдруг Альбус схватил его за руку и, пробормотав: «Быстрее, пока она прощается со своей жирной болонкой», — трансгрессировал.

Придя в себя после внезапного перемещения, Элфиас обнаружил, что находится у кладбищенских ворот, а Альбус стоит, прислонившись к рассечённому молнией дубу.

— Альбус, — Дож слегка замялся, — всё-таки в деревне живут и маглы…

— Батильда бы тогда точно увязалась за нами, — Дамблдор вздохнул, — а я не хочу с ней разговаривать. Я даже видеть её не хочу, хотя придётся.

— Но ты ведь с ней… — Элфиас не успел закончить фразу, потому что Альбус уже не слушал его и, открыв ворота, медленно двинулся вперёд.

Элфиас поспешил за ним и теперь шёл рядом, вглядываясь в лицо Альбуса. Тот, казалось, не замечал этого, как, впрочем, и его самого. И даже комара, который, пристроившись на шее, уже распух от крови и, наверно, не мог поверить своему счастью.

Дамблдоры были похоронены в самой дальней части кладбища. Когда умер Персиваль, единственное, на что у Кендры хватило денег, — заросший бурьяном земельный участок в низине, дальше которого уже начиналось болото, и поэтому каждой весной могилы подтапливало. Хотя в таком расположении были и свои плюсы: даже самые любопытные деревенские сплетники не лезли в такую глушь.

Вот и теперь Элфиас, обжёгшийся крапивой, лавировал между кустарниками, пытаясь, чтобы его мантия и глаза остались в целости и сохранности. Альбус же спокойно шёл впереди, не обращая внимания на оцарапанную сучком щёку. Когда Дож уже отчаялся и, решив, что глаза важнее Статута о Секретности, достал палочку, они вдруг вышли на просторную поляну. Трава на ней была свежая и ровная, кроны деревьев почтительно расступались перед путником, и в целом это место могло стать идеальным для пикника, если забыть о том, что оно находилось на кладбище.

Элфиас сразу сообразил, что территорию расчистили магическим способом и, увидев недавно вскопанную могилу, решил было, что кто-то кроме Дамблдоров вынужден хоронить людей в старой части кладбища, но тут его взгляд упал на надгробие.

— Альбус, ты заметил, — Элфиас показал рукой на могилу, — землю как будто вскопали несколько недель назад, а надгробие очень старое…

— И что? — резко бросил Альбус, и Дож содрогнулся оттого, как зло звучал голос друга.

— Просто странно, — оправдываясь, пробормотал Элфиас. — К тому же как-то здесь слишком чисто по сравнению с остальной частью дороги.

— Какая вообще разница, — Альбус всё ещё хмурился. — Даже если тут и похозяйничали какие-то вандалы, то что?

— Вандалы? — Дож теперь окончательно смутился. — Я вообще-то подумал о родственниках умершего…

Дамблдор пожал плечами и, круто развернувшись, устремился вперёд.

Через пару минут они оказались на месте, и Элфиасу показалось, что он в одночасье переместился из солнечного лета в ненастную осень. Ещё несколько метров назад деревья, хоть и норовили уколоть человека, но это больше напоминали дружескую шутку, чем стремление причинить вред. Травы, хоть и опутывали ноги идущего, были зелены и полны сил. Несколько метров назад всё дышало жизнью. Здесь же была лишь чахлая берёзка, редкие кустики жёлтой иссохшей травы, вязкая земля под ногами и невыносимый смрад болота. И, казалось, не могло быть ничего естественнее для этого места, чем вытирающая слёзы платочком Батильда Бэгшот, которая тоже явно пренебрегала секретностью, монотонная речь священника, застывший истуканом Аберфорт и маленький дубовый гроб посередине.

Элфиас направился было к Аберфорту, но Альбус мягко коснулся его плеча.

— Не стоит, — он покачал головой. — Давай пока постоим здесь. Аберфорт нам вряд ли обрадуется.

Дож уже перестал чему бы то ни было удивляться.

Альбус, прислушавшись, вдруг сказал:

— Моя мать была верующей, но Аберфорт нет. И знаешь, почему он настоял на отпевании? — Дамблдор грустно усмехнулся. — Чтобы очистить Ариану от скверны, из-за которой она погибла!

Помолчав немного, Альбус тихо добавил:

— Хотя может быть он и прав.

Священник закончил читать, и Аберфорт медленно отлевитировал гроб в могилу.

— Пора, — сказал Альбус, как будто убеждая себя в чём-то, и вдруг взмахнул палочкой.

У него в руках оказался букет колокольчиков.

— Её любимые, — прошептал Альбус, проведя рукой по бутончикам, и медленно пошёл к могиле.

Элфиас, последовавший за ним, заметил, как лицо Аберфорта при виде брата исказилось от злости, как он сжал кулаки.

Альбус же, казалось, не обращал на это внимания, но когда он собрался положить цветы, Аберфорт, вскрикнув:

— Это из-за тебя она умерла! — ударил Альбуса со всей силы в нос. Тот даже не попытался увернуться.

Колокольчики рассыпались. Но Элфиас, кинувшийся разнимать братьев, заметил, как два ярко-синих цветочка всё же упали на гроб.

Дальнейшее происходило словно в тумане: Батильда причитала, Аберфорт орал, Альбус стоял и не пытался ничего предпринять, пока Элфиас, слегка приобняв, не увёл его в сторону.

И вот, будучи уже в комнате Альбуса, Элфиас удивлялся тому, как им вообще удалось закончить церемонию.

Альбус тем временем сидел на кровати и через каждые несколько минут вытирал рукавом кровь, которая всё никак не останавливалась.

Дож решил, что теперь самое время заняться другом.

— Ал, ещё чуть-чуть и мантию можно будет выкидывать, — попытался пошутить он.

Дамблдор, буркнув, что ему всё равно, всё-таки неохотно мантию снял и швырнул в самый дальний угол.

Элфиас, стараясь не обращать внимания на то, что Альбус остался в одних подштанниках, и убеждая себя, что сейчас не время для всяких глупостей, заставил Дамблдора навалиться на стенку и слегка наклонить голову вперёд.

— У вас есть вата и какие-нибудь лечебные зелья?

Альбус неопределённо махнул рукой в сторону ванной.

Потратив минут десять, Элфиас, найдя всё необходимое на самой дальней полке, теперь осторожно вставил ватки и, одной рукой прижав ноздри к перегородке, другой стал стирать кровь с лица. Проводя ватой по ямочке на подбородке, Дож случайно прикоснулся мизинцем к губе и, вздрогнув, чуть отпрянул назад. Альбус, казалось, не обратил на эту реакцию никакого внимания, и Элфиас, успокоившись, старался не наклоняться к другу слишком близко.

Вдруг он заметил, что нос Альбуса как-то странно изогнут, и если раньше он был просто с горбинкой, то теперь имел откровенно хищный вид.

Дож наколдовал лёд и, приложив его к переносице, сказал:

— Альбус, у меня кузина работает в Святого Мунго, она может это исправить за одну минуту, — он, не удержавшись, провёл пальцем по носу. — Хотя я и сам могу, и ты тоже знаешь заклинание, но будет лучше, если профессионал…

— Не надо, — поморщился Дамблдор.

— Но почему? — кусочек льда выскользнул из руки Дожа. — Тебе же будет неудобно дышать.

— Пусть останется. Я так хочу.

Внезапно Альбус, сжав обеими руками ладонь Элфиаса, проговорил:

— Элфи, можно попросить тебя об одном одолжении?

— Конечно, — Дож почувствовал, как краснеет.

— У тебя дядя, кажется, занимается продажей недвижимости. Ты не мог бы попросить его помочь продать этот дом? Я отдам тебе все необходимые бумаги. Я просто не смогу больше здесь жить, Аберфорт тоже заявил, что дом надо продать, столько всего одновременно навалилось…

Голос Альбуса становился всё тише и тише, пока не смолк вообще.

Элфиас ласково погладил его по плечу:

— Ты же знаешь: «Всему свое время, и время всякой вещи под небом».

Альбус вздохнул:

— Соломон был, безусловно, мудр, но почему-то время умирать приходит слишком рано, а время любить слишком коротко по сравнению со временем ненавидеть.

У Элфиаса не нашлось что ответить на это.

Элфиас вернулся только через неделю, когда наконец, изрядно помотав нервы дяде и отказав нескольким покупателям, не решил, что предложенная за дом цена его устраивает.

Альбуса он заметил сразу же. Тот сидел во дворе на старой детской качели и, слегка покачиваясь, чертил носком ботинка какие-то знаки на земле, отчего низ брюк уже покрылся слоем пыли. На Альбусе была лишь тоненькая рубашка и наспех замотанный вокруг шеи гриффиндорский шарф, конец которого при каждом толчке качелей прочерчивал по земле волнистую дорожку. Элфиас поёжился и, плотнее закутавшись в плащ, ускорил шаг.

Альбус, увидев его, радостно улыбнулся.

— Элфи, как же хорошо, что ты приехал! — рука Элфиаса оказалась зажата между тёплых ладоней. — Я уже боялся, что ты тоже не вернёшься.

— Почему? — от удивления Дож забыл убрать руку и теперь неосознанно поглаживал ладонь Альбуса. — Я же обещал.

Дамблдор лишь махнул рукой, продолжая улыбаться.

Элфиас, опомнившись, засунул руки в карманы и прислонился к дереву.

— Осень в этом году холодная и ранняя, — вдруг произнёс Альбус, разглядывая серо-жёлтые облака, проплывающие над головой. — Может, потому, что лето было жарким. Обжигающим.

— И поэтому ты сидишь в эту холодную и раннюю осень на улице в одной рубашке?

— Ты прямо как Батильда, — Дамблдор покачал головой. — Вообще-то раньше я действительно сидел в одной рубашке, но потом пришла она и что-то долго вещала про воспаление лёгких, так что я вынужден был уйти домой. Но теперь я надел шарф, чтобы больше не беспокоить впечатлительных старушек.

Для большей убедительности Альбус обернул свисающий конец шарфа вокруг шеи и вымученно улыбнулся. Вдруг он резко вскочил, словно только что о чём-то вспомнил.

— Но ты же, наверно, ужасно замёрз, пока сюда добирался, — Дамблдор, схватив Элфиаса за руку, потащил его прямо на кухню.

— Сейчас я заварю чай, — Элфиас упал на стул и, расстёгивая пуговицы на плаще, наблюдал, как Альбус уже роется на верхних полках шкафчика, откинув в сторону мешающий шарф. — У меня, кажется, оставалось немного шоколадного печенья. Где же оно… А, вот!

Через пару минут Дож уже грел руки о горячую чашку чая, вдыхая аромат жасмина, а Альбус сидел напротив и задумчиво передвигал печенье по тарелке.

Сделав пару глотков, Элфиас наконец вспомнил о том, что собирался рассказать.

— Ал, мы нашли покупателя. Дядя с ним договорился, и он придёт через три-четыре дня, чтобы осмотреть дом и подписать договор.

— Хорошо. Спасибо большое, ты мне очень помог, — печеньице в руке Альбуса хрустнуло.

Элфиас посмотрел на него, ожидая, что тот скажет ещё, но Альбус молча смотрел в сторону, крутя в руке отломленный кусочек печенья.

— Ты даже не поинтересуешься ценой?

— Я верю, что получу за дом больше пары галлеонов, — видимо, на лице Дожа отразилось его недовольство, потому что Альбус вдруг опять отвёл взгляд и прошептал. — Прости.

Элфиас вздохнул, взял другую половину печенья и отправил её себе в рот.

— Ты теперь займёшься обустройством своего магазинчика? — внезапно спросил Дамблдор, наливая в кружку ещё чая.

— Не знаю, — Дож удивлённо посмотрел на него. — Магазинчик существует пока только в мечтах. Я даже ещё не узнавал насчёт аренды…

Элфиас споткнулся на полуслове, осознав, что понял намёк.

— Но если я тебе мешаю, я могу…

— Не мешаешь! — перебил его Альбус, который теперь смотрел ему прямо в глаза. — Я хотел попросить тебя остаться, пока дом не будет продан. Потому что скоро придёт покупатель, на чердаке осталось ещё много всякого хлама, надо привести в порядок комнаты, убрать листья в саду, и я просто не могу здесь больше находиться один.

Выпалив всё это на одном дыхании, Дамблдор замолчал и теперь выжидающе смотрел на Элфиаса, перебирая пальцами по столу.

Элфиас, который всю дорогу до Годриковой Лощины думал, как ненавязчиво предложить Альбусу свою помощь и остаться, не мог поверить, что его друг, оказывается, сам в нём нуждается.

— Ты ещё сомневался?

Альбус, отвернувшись к окну, пробормотал:

— Сидеть со мной в глухой деревушке — не самое интересное занятие. Некоторые бы отказались.

— Мне с тобой всегда интересно! — воскликнул Элфиас и тут же прикусил язык, старательно делая вид, что увлечён помешиванием чая.

Когда он поднял глаза, то увидел, что Дамблдор смотрит на него и мягко улыбается. Элфиас решил, что если эта фраза заставила Альбус улыбнуться, он будет повторять её хоть целую вечность.

Дамблдор вдруг встал и вышел, а через пару минут вернулся, принеся с собой стопку писем. Его писем.

— Я их перечитывал сегодня утром, — Альбус достал из конверта листок и развернул его. — Расскажешь мне про поездку в подробностях? Вот тут ты писал, что побывал в лабиринте Минотавра…

— Да ничего в лабиринте интересного нет. Даже ребёнок выберется оттуда за десять минут. Там палатки с клубками, точь-в-точь как у моей бабушки, и якобы настоящими рогами Минотавра через каждые пятьдесят метров, — Дож рассмеялся, и Альбус вместе с ним тоже. — А вот химеры в лесу были очень даже настоящие…

И, видя в глазах Альбуса неподдельный интерес, Элфиас воодушевился и начал в красках расписывать своё спасение от химер. Потом Дамблдор спросил о чём-то ещё, Элфиас ответил. Так они весь оставшийся день беседовали, грызли печенье, искали в книге про амфоры, которые зарисовал Дож, обсуждали политику фараонов, шутили, смеялись, и всё было настолько мирным, домашним и уютным, что Элфиас почти забыл и о смерти Арианы, и о похоронах, и обо всё плохом, что произошло в последнее время. Ему хотелось, чтобы так продолжалось вечно.

Вдруг Альбус, потянувшись, зевнул, и Элфиас понял, что тоже устал и ужасно хочет спать. Посмотрев на часы, он с удивлением обнаружил, что уже почти одиннадцать.

Дамблдор, проследив за его взглядом, внезапно хлопнул себя по лбу и произнёс:

— Элфи, я совсем забыл… В комнате для гостей теперь нет мебели.

Дож удивлённо посмотрел на него.

— Ты уже начал убирать дом? — Альбус кивнул. — Но вдруг бы мы не нашли покупателя так быстро?

— Я продал всю мебель, за исключением той, которая мне понадобится, через два дня после похорон. В лавку Глаттона.

Не давая Элфиасу вставить ни слова, Альбус продолжил:

— Я знаю, что он скупает имущество за бесценок, — Дамблдор вздохнул и потёр виски, — но когда я сказал Аберфорту, что нужно решить, какие вещи мамы и Арианы стоит оставить, он взбесился и заявил, что не позволит продавать что-либо, принадлежавшее Ари.

Альбус замолчал на пару секунд.

— Видишь ли, он считал, что я буду рад поскорее избавиться от любого напоминания о сестре.

— Почему? — не выдержав, спросил Элфиас.

Дамблдор пожал плечами.

— Полагаю, у него есть причины думать так. И я действительно не собирался оставлять на память лупоглазую куклу или одноногого оленя, — Дож слегка нахмурился. — Так или иначе, поскольку Аб отказывался ехать в Хогвартс, пока он точно не убедится, что я ничего не трону, я сдал всё, что он хотел, на хранение, вручил ему ключ и посадил на поезд. А заодно и решил вопрос с остальными вещами, подарив мамины украшения и её же комод Батильде и продав всё остальное Глаттону.

— Понятно, — пробормотал Элфиас, подумав о том, что его опять вернули с небес на землю.

— … Так что ты будешь спать на моей кровати.

— Что, прости? — Дож, погрузившись в свои размышления, не сразу понял, что Альбус говорит.

— Будешь спать на моей кровати, — повторил Дамблдор. — А я трансфигурирую матрац и лягу в гостиной.

— А потом посреди ночи этот матрац исчезнет, и утром ты проснёшься на холодном полу и точно подхватишь воспаление лёгких, — возмутился Элфиас. — Кому, как не тебе, знать, как ненадёжны трансфигурированные предметы такого рода.

Альбус пожал плечами.

— Пару ночей он бы точно продержался, — Дамблдор призадумался. — Впрочем, если тебя не стеснит, мы могли бы спать на одной кровати. Два человека на ней умещаются точно.

Элфиас, который прикидывал, хватит ли его магловских денег, чтобы заплатить за номер в привокзальной гостинице, услышав предложение Альбуса, вцепился в ручку дивана. Нет, одно дело было спать на соседних кроватях или даже лежать на одной днём, а совсем другое спать рядом, так близко, всю ночь…

Постаравшись, чтобы его голос звучал непринуждённо, Дож ответил:

— Ну меня это точно не стеснит. Обычно же ты жаловался, что в школе очень узкие кровати.

— И добавлял, что люблю спать, раскинув руки и ноги, — улыбнулся Дамблдор. — Нет, меня это тоже не стеснит, но не удивляйся, если я тебя ночью случайно пну или перепутаю с подушкой.

Представив, как именно Альбус перепутает его с подушкой, Элфиас вспотел и подумал, что согласиться спать вместе, было не самой хорошей идеей.

— Пойдём? — Альбус встал и направился в гостиную.

Уже поднимаясь по лестнице, он вдруг сказал:

— Можешь взять одну из моих пижам. Укоротить её — дело пары минут.

Дож, смутившись, произнёс:

— У меня есть своя, — он кивнул на сумку, ремешок которой теребил почти целую минуту.

— Понимаю, носишь всё необходимое с собой. Конечно, исключительно на всякий случай, — Альбус впервые за всё время лукаво улыбнулся и, перепрыгнув через оставшиеся ступеньки, оказался у двери.

Через десять минут, Элфиас, выйдя из ванной, обнаружил, что Альбус уже спит, повернувшись на левый бок. Дож забрался под одеяло и ещё долгое время лежал, глядя в потолок и прислушиваясь к мерному дыханию рядом. Потом он развернулся и, легонько поглаживая разметавшиеся по его подушке рыжие пряди, сам не заметил, как уснул.

Кто-то вскрикнул. Элфиас резко сел в кровати и прошло ещё несколько секунд, пока он понял, что это не сон, и Альбус действительно сжимает в руках подушку и кричит.

— Не надо! Не тронь их, прошу тебя! — Элфиас вздрогнул и заметил, как лицо Дамблдора исказилось от боли. — Ударь лучше меня!

Дамблдор отчаянно вцепился в подушку, ткань, не выдержав, разошлась, и два белых пёрышка, вылетев наружу, запутались в волосах Альбуса.

Дож наклонился и потрогал Альбуса за плечо, стараясь разбудить его. Тот не обращал внимания и продолжал шептать:

— Пожалуйста, не надо… Пожалуйста…

— Альбус, проснись! Ал! — Элфиас начинал тревожиться всё больше и больше.

Дамблдор лишь судорожно всхлипнул и вцепился ему в руку.

— Не делай этого, прошу…

Элфиас, совершенно растерявшись, высвободил свою руку и, обняв судорожно сжимающего кулаки Альбуса, проговорил ему на ухо:

— Это всего лишь сон, Альбус. Всё будет хорошо. Обязательно. Я тебе обещаю: всё будет хорошо.

Дамблдор притих, а потом вдруг схватил Дожа за предплечье и, пробормотав:

— Ты вернулся, — уткнулся ему в плечо и успокоился.

А Элфиас ещё долго лежал, поглаживая Альбуса по спине, и боролся с собственными усталостью, возбуждением и непониманием того, что происходит с его другом.

Утром, проснувшись, Элфиас обнаружил, что Альбус уже встал. Приведя себя в порядок, Дож отправился на его поиски. Обойдя весь дом и не обнаружив Дамблдора, он решил было, что тот куда-то ушёл, но тут вспомнил, что вчера Альбус говорил о том, что собирается разобрать хлам на чердаке.

Альбус действительно оказался на чердаке. Он по-турецки сидел у огромного сундука, а рядом с ним возвышалась кипа бумаг. Солнечные лучи неохотно пробивались сквозь маленькое круглое окошко и отражались от волос Дамблдора, отчего они напоминали полыхающее пламя. Элфиас невольно залюбовался, но тут копившаяся годами пыль дала о себе знать, и он чихнул.

Альбус тут же обернулся и, увидев его, приветливо махнул рукой.

— С добрым утром! — сказал Дамблдор, когда Элфиас подошёл поближе.

Ничего в выражении лица Альбуса не говорило о случившемся ночью, и Дож решил, что Дамблдор просто не помнит этого.

— Что нашёл интересного? — спросил Элфиас, присаживаясь рядом.

— Ничего особенного, — Альбус извлёк из сундука игрушечных солдатиков. — В основном мои детские вещи и всякий хлам пятидесятилетней давности.

— Аберфорт свои уже забрал? — Элфиас пододвинул к себе лежащую рядом стопку бумаги.

— Да, — кивнул Альбус, засовывая в мешок фигурку кавалериста. — И свои, и Арианы. Вот в чём они с мамой похожи, так это в любви хранить всякую ерунду, пока она не сгниёт от старости.

— «Папа, мама, я, Аб, Ари», — прочёл Элфиас на первом листе и улыбнулся. — Хорошо, что подписано, а то узнаваема только Ариана.

Альбус взглянул на рисунок через его плечо и засмеялся.

— Логично же: в пять лет я мог похоже нарисовать только овал и бантик.

— Ты в пять лет умел писать? — удивился Дож.

— Умел. Но рисовать, как видишь, нет. И не научился до сих пор, — улыбнулся Дамблдор и отвернулся к сундуку.

— Зато сейчас ты не станешь писать на картинке с флоббер-червём «дракон», — Дож отложил в сторону второй рисунок.

— Ничего ты не понимаешь в творчестве, — Альбус взял рисунок и повертел его в руках. — Может, это моё видение дракона было. К тому же, смотри, в правой закорючке вполне можно узнать крыло.

С этими словами Дамблдор убрал лист в мешок и подвинулся к Элфиасу, который уже разглядывал следующую картинку.

— Феникс неплохо получился, — пробормотал Дож, глядя, как Альбус на четвереньках подползает к сундуку.

— Да, — раздался голос Дамблдора, приглушённый стенками сундука, — потому что я старался. Это было рождественское послание Санте. Я очень хотел, чтобы мне на Рождество подарили феникса.

— А что подарили в итоге?

— Книжку про волшебных существ, — пропыхтел Альбус, доставая из сундука всё новые и новые предметы. — Там, конечно, был раздел про фениксов, но я-то хотел настоящего.

Дамблдор наконец-то вылез из сундука, держа в руке метлу.

— Вот, — он захлопнул сундук. — Моя первая метла.

— Ты же не любишь летать, — удивился Элфиас.

— Не люблю, — подтвердил Дамблдор. — И в детстве тоже не любил. Потому и отдал её Аберфорту, так что он от меня отстал до конца лета. Правда, осенью начались дожди, и отец запретил летать, поэтому Аберфорту опять стало скучно, и он вспомнил обо мне.

Он вздохнул.

— Я думал, он забрал метлу с собой, — Альбус сгрёб все разбросанные на полу вещи и засунул в мешок. — Вроде всё. Осталось только убраться.

Он встал, вытащил из кармана палочку, и через секунду чердак стал абсолютно чистым.

— Ал, у тебя волосы в пыли, — заметил Элфиас.

Дамблдор улыбнулся.

— Вычистил всё, кроме себя, — он встряхнул головой, а потом достал из кармана ленточку и собрал волосы в хвост.

— Не хочешь прогуляться до продуктовой лавки? — спросил Альбус, левитируя мешок к дверям. — А то у нас закончилась вся еда. Да и вот это выкинем по дороге.

С этими словами он уменьшил размер мешка и начал спускаться.

В итоге Альбус набрал разнообразных сладостей, объясняя это тем, что дрова кончились, да и ему не хочется готовить. А потом они целый день возились в саду, и Элфиасу казалось, что они больше натоптали, чем прибрались. Но Альбус выглядел довольным, а Дожа в принципе мало волновало, в каком состоянии достанется будущим владельцам сад. К тому же после дня, проведённого на улице за работой, единственным желанием было лечь на мягкую кровать, вытянуть ноги и заснуть. Поэтому он, быстро приняв душ, устало развалился на кровати и уже задремал, когда из ванной появился Альбус, отжимая волосы. Капли с волос падали на плечи, грудь, медленно стекали вниз, и Элфиас заворожённо наблюдал за ними, забыв, как дышать. Вдруг вместо капель перед глазами появилось полотенце, а через пару секунд Альбус уже застёгивал рубашку. Элфиас быстро отвернулся, чтобы Дамблдор не заметил, как он взволнован. И только сильнее стиснул зубы, когда Альбус, перебираясь через него, провёл рукой по бедру.

Альбус лёг лицом к нему и, улыбнувшись, прошептал:

— Спокойной ночи.

Элфиасу очень хотелось, чтобы так и оказалось.

И вот теперь, глядя на разрумянившегося стонущего Альбуса, Элфиас понимал, что его надежды не сбылись. Вдруг лицо Дамблдора оказалось в паре сантиметров от его собственного, Элфиас резко отпрянул назад, а потом отполз к краю кровати и, встав на колени, смог полностью оценить ситуацию.

Сегодня Альбусу снился не кошмар. Сегодня Альбусу снилось что-то такое, отчего он судорожно метался по кровати, сминал простыни, часто-часто дышал и слегка постанывал. Что-то такое, отчего Альбус расстегнул рубашку и начал поглаживать себя по груди, повторяя:

— Да… Да.

Элфиас облизал пересохшие губы и хотел было уйти или хотя бы отвернуться, но не смог: острые белые ключицы, тонкие пальцы, ласкающие себя, медь волос, пухлые, слегка приоткрытые, губы — всё это, обволакиваемое лунным светом и едва забрезжившим рассветом, было слишком притягательным, слишком желанным…

— Хочу, — прошептал Альбус, и Элфиас прокусил себе губу, стараясь не застонать.

Он, опираясь на дрожащие руки, подполз поближе. И зря. Потому что при виде того, как Альбус развязывает шнурок на штанах, просовывает туда руку и подаётся бёдрами ей навстречу, издавая нечленораздельные звуки, все разумные и очень правильные мысли Дожа испарились, и в голове остались лишь равномерные движения руки Альбуса, которые, отражаясь, болезненным удовольствием распространялись по всему телу. Элфиас был вынужден прикусить правую руку, когда обнаружил, что проводит пальцем по плечу Дамблдора. Сил на то, чтобы совладать с левой уже не было, и он машинально поглаживал себя, стараясь не упустить ни одного движения, ни одного вздоха, стараясь раствориться во всём происходящем.

Внезапно Альбус резко дёрнулся, выдохнул:

— Гелли, — и открыл глаза.

Пару секунд они удивлённо смотрели друг на друга, а потом Дож быстро вскочил и выбежал за дверь, надеясь, что Альбус не успел сообразить что к чему.

Уже стоя в ванной и подставляя руки под тёплую струю воды, Элфиас вдруг понял, что не имеет ни малейшего представления, кто такая Гелли.

Элфиаса разбудил ароматный запах чая. Открыв глаза, он увидел перед собой Дамблдора, который, постукивая ложечкой о края чашки, задумчиво смотрел на него. Увидев, что он проснулся, Альбус улыбнулся и, пожелав ему доброго утра, принёс ещё одну чашку чая и шоколадку и заговорил о посторонних вещах.

Элфиас, сначала стыдливо отводя взгляд, немного расслабился и понял, что его другу самому неудобно за сегодняшнее утро, из-за которого Дож, в том числе, случайно заснул за кухонным столом, так и не решившись вернуться в спальню.

Когда завтрак был окончен, Дамблдор помыл чашки и сказал:

— Элфи, я не смогу составить тебе сегодня компанию. Мне нужно приготовить одно зелье, ты не возражаешь?

Элфиас ответил, что не имеет ничего против, и у него как раз есть книга, которую он давно хотел прочитать. Внутренне же он содрогнулся, подумав, что Альбус мог понять, что он не просто проснулся из-за шума, а ещё и наблюдал, и сам тоже…

Дож покачал головой и решил, что если бы Альбус что-то заподозрил, то дал бы об этом знать, и приступил к чтению.

Спустя несколько часов книга ему надоела, и он решил посмотреть окрестности, но не успев отойти и пары шагов от дома, был застигнут Батильдой, которая, пригласив его на чай, до самого вечера читала ему лекцию о магической истории, изредка прерывая её вопросами о самочувствии Дамблдора.

Когда Элфиас наконец-то выбрался от неё и вернулся обратно, то обнаружил, что Альбус уже спит, а тумбочке валяется какой-то пузырёк. Принюхавшись, Дож без труда различил запах «Зелья сна без сновидений». Вздохнув, он переоделся и лёг под одеяло.

На следующий день наконец-то прибыл покупатель. Это был солидный мужчина лет сорока с напомаженными волосами и залихватски подкрученными усиками. Рядом с ним стояла его жена: молоденькая большеглазая девушка, которая была в положении, и всякий раз на удивление мило краснела, когда к ней обращались.

Они осмотрели дом, сад и остались весьма довольны. Девушке особенно понравились качели в саду, и она, заявив, что ребёнку полезен свежий воздух, не стала заходить в дом, а сидела на качелях, по-детски болтая ногами.

Альбус и напомаженный мужчина отправились на кухню, и Элфиас последовал за ними.

Ещё не успев переступить порог, Дож вдруг услышал:

— Элфиас, я, кажется, оставил чернила в комнате, — обратился к нему Дамблдор. — Ты не мог бы их принести. Они должны быть во втором ящике тумбочки, которая рядом с кроватью.

Элфиас кивнул и пошёл наверх.

Чернила оказались в самом углу. Достав их, он уже собирался закрыть ящик, как вдруг его взгляд упал на колдографию.

На ней был Альбус. И на ней был ещё один юноша. Этот юноша смеялся, а Альбус улыбался и с какой-то особой нежностью смотрел на него.

«Гелли», — вспыхнуло в голове у Дожа, и он вспомнил замутнённые тёмно-синие глаза и расплывающееся пятно на штанах.

Элфиас опять перевёл взгляд на колдографию. Ничего не изменилось. Юноша продолжал смеяться и вовсе не собирался исчезать с колдографии.

«Красивый, — как сквозь туман отметил Дож. — Очень красивый».

— Гелли… — сорвалось с губ Элфиаса, и он, тяжело дыша, опёрся на тумбочку.

Мысли кружились в его голове, сменяя одна другую, но одно Элфиас понимал точно: Альбусу нравятся мужчины. Альбусу нравятся красивые мужчины. И ему ничего, совершенно ничего не светит. Дож вдруг подумал, что ему не было бы так обидно, если бы Альбус каждый день спал с новой женщиной, но знать, что у него были бы все шансы, если бы не проклятая невзрачная внешность… Невыносимо.

— Элфи, — раздался вдруг голос Дамблдора, — ты так и не нашёл чернила? Мне почему-то казалось, что я их положил сюда. Правда, я последний раз ими пользовался, когда писал тебе записку…

Элфиас быстро положил колдографию обратно, захлопнул ящик и, сунув удивлённому Альбусу в руки чернила, выбежал на улицу.

Он обежал дом, чтобы не встретиться со счастливой юной женой, и прислонился к стенке, жадно вдыхая промозглый воздух. Прохлада отрезвила его, и он вдруг осознал, что новых поводов расстраиваться вовсе нет: он всегда знал, что не будет Альбусу кем-то большим, нежели другом, и всегда хотел лишь одного — оставаться рядом с ним всегда, в любом качестве. Так что, в сущности, ничего в его жизни из-за этой колдографии не изменилось.

Элфиас запрокинул голову и глубоко вздохнул.

— Они ушли, — послышалась рядом.

Дож обернулся и увидел Альбуса, который тоже стоял, навалившись на стену, и с задумчивым видом разглядывал небо.

— Они будут заселяться через четыре дня. Так что до этого времени мне надо съехать.

Элфиас кивнул. Он боялся, что если сейчас начнёт говорить, то скажет что-нибудь лишнее.

— Элфи… — Альбус повернулся к нему. — Как ты думаешь, в Лондоне хорошо будут раскупаться книги?

— Что? — от удивления Дож забыл о своих тревогах.

— Книги, — повторил Дамблдор. — Ты же хотел открыть книжный магазинчик. Почему бы и не в Лондоне…

Альбус кивнул сам себе.

— А я хотел поработать в исследовательском центре Фламеля. Тоже в Лондоне, — Дамблдор замолчал на секунду, а потом посмотрел Элфиасу прямо в глаза и мягко произнёс. — И я хотел бы снимать с тобой квартиру. Вместе.

Элфиасу на мгновенье показалось, что он самый счастливый человек на свете, и что именно это, да, именно это, он так мечтал услышать. Поэтому он даже не заметил, как ответил:

— Конечно. Я согласен.

— Альбус, ты дома?! — Элфиас опустил на пол перевязанную стопку книг и вытер пот со лба.

Хлопок. И перед ним оказался Альбус, который, убирая палочку в карман, улыбался.

— Ал, я же просил не трансгрессировать прямо перед моим носом, — Элфиас нахмурился и стал снимать обувь. — Тебе мало было того, что я врезался в косяк, облился чаем и уронил мороженое на брюки? Теперь ты хочешь, чтобы я отдавил себе ногу книгами?

— Ты их всё равно уже поставил на пол, так что не отдавил бы. И трансгрессировать — быстрее, — Дамблдор поднял книги и направился в гостиную. — Что-то ты сегодня рано.

— Мне же теперь не приходится самому стоять за прилавком, так что в такую жару рабочий день непроизвольно сокращается, — Элфиас, отстегнув натирающий шею воротник, улёгся на диване и блаженно вытянул ноги. Одним из плюсов проживания с Альбусом было, несомненно, то, что он отлично наводил Охлаждающие чары. Сам же Элфиас, после того, как у него в кабинете появились сосульки, решил больше не экспериментировать, и боролся с жарой традиционным способом — номером «Ежедневного пророка».

— Так что я сегодня только принял новые книги, — Дож притянул со столика стакан воды. — Твой заказ тоже пришёл.

— Да, я заметил, — Альбус разрезал бечёвку и теперь разглядывал книги. — Вот видишь, всё ж это была отличная идея — продавать иностранную литературу. Потому что в книжных раньше на полках лежали лишь запылённые тома «Истории магии» и ей подобных да романы Флейн Джостин для молоденьких ведьмочек. В общем, сугубо авторы благословенной Британской империи. А современную иностранную литературу только в крупнейших библиотеках можно было найти, и то в одном экземпляре.

— И, самое интересное, что стоило только намекнуть, как тут же выяснилось, что среди магов очень много переводчиков. Раньше они, видимо, стеснялись, — Элфиас потянулся и зевнул. — Альбус, ты — гений!

— А ты — спаситель прогрессивных умов Англии и просто отличный коммерсант, — Дамблдор закинул ноги на подлокотник кресла и теперь задумчиво изучал носок домашней туфли. — Но для полного соответствия образу тебе не хватает золотых часов на цепочке, трости и пухленькой жёнушки с выводком детей.

Элфиас, собиравшийся уже кинуть в друга подушкой, услышав последние слова, положил подушку на живот и судорожно сцепил руки. Родители хотели поскорее увидеть внуков и ненавязчиво предлагали ему обратить внимание на ту или иную «девушку из хорошей семьи». Альбус хотел, чтобы он обзавёлся женой и детьми. А Элфиас хотел только Альбуса и ничего не мог с этим поделать. Призрачный образ домашнего уюта не шёл ни в какое сравнение с вечерними посиделками с Альбусом за чаем. Рыжеволосые красавицы, раскинувшиеся перед ним в свете красных фонарей, не возбуждали его настолько, насколько взъерошенный после купания Альбус, или даже просто сон с Альбусом. Всё это было неправильно, неразумно, но при всём при этом бесценно.

К тому же спустя год совместного проживания, Элфиас был твёрдо уверен: один Альбус не проживёт. Он, с точностью до секунды выдерживающий зелье, мог забыть об оставленной в духовке утке и вспомнить о ней только тогда, когда Элфиас уже уничтожал её сгоревшую тушку. Он, никогда не забывавший о времени назначенных встреч, научных конференций или заседаний Визенгамота, постоянно пропускал срок оплаты за квартиру. Однако хозяйка, отчего-то недолюбливавшая Дожа, на Альбуса никогда не сердилась. Впрочем, Элфиас вообще не помнил, чтобы на Альбуса кто-то сердился. Разве что Аберфорт, с которым тот до сих пор не помирился. А история того злосчастного лета, Элфиас видел, всё ещё причиняла его другу боль.

Так однажды, когда они только въехали, Дож, возвратившись домой, заметил, что рука Альбуса перебинтована, а рядом на тумбочке стоит костерост, устаревшего состава, болезненный. Где Дамблдор так сильно раздробил руку, Элфиас так и не узнал, а на вопрос, почему он не использовал быстрое заклинание сращивания, Альбус лишь ответил:

— Пусть лучше болит рука.

Однако к ночи боль стала настолько сильной, что Альбус вынужден был согласиться на предложенный Элфиасом успокаивающий отвар. С тех пор у них появилась новая традиция: Элфиас всегда перед сном поднимался в мансарду к Альбусу. Чаще всего, чтобы пожелать спокойной ночи. Иногда, когда Дамблдор засыпал прямо за письменным столом, чтобы отлевитировать того в кровать. Однажды, Элфиас не удержался и даже поцеловал его в щёчку...

В целом же, несмотря на то, что они оба очень много работали, время побеседовать за чашкой чая, прогуляться и даже съездить за город отдохнуть находилось всегда, и Элфиас мог с уверенностью заявить: этот год был лучшим в его жизни…

— Элфи, проснись, Аберфорт должен скоро приехать, — Дож почувствовал, как его легонько похлопали по плечу.

— Я и не спал, — буркнул он, вставая, и внезапно понял, что совершенно забыл о приезде Аберфорта. Вероятно, потому, что сам Аберфорт появляться в их квартире совершенно не желал, и согласился приехать в самый последний момент. По мнению Дожа, потому, что не захотел тратить свои деньги на съём жилья. Брат Альбуса всегда был весьма скупым.

Раздался стук в дверь.

— Точнее, уже приехал, — поправился Альбус и пошёл открывать дверь. Элфиас направился следом.

Аберфорт за то время, пока Элфиас его не видел, вырос и превратился из угрюмого мальчишки в не менее угрюмого юношу. Он, с грохотом опустив чемодан на пол, пробормотал что-то вроде приветствия и теперь, скрестив руки, выжидающе смотрел на Альбуса. Тот, сказав, что-то любезное в ответ на приветствие, предложил брату пройти на кухню и поесть с дороги.

Аберфорт не отказался, но пока Альбус расставлял тарелки и накладывал еду, смотрел на него так, как будто тот собирается по меньшей мере отравить его. Закончив с сервировкой стола, Альбус сел на стул и сказал:

— Мы приготовили для тебя гостиную. Там довольно удобный диван, и есть место для твоих вещей…

— Кто тебе сказал, что я останусь? — Аберфорт отложил ложку, которой он помешивал суп, в сторону.

— Но тебе же надо где-то жить до начала нового учебного года… — Альбус, казалось, был удивлён вопросом.

— В школу я также не вернусь, — Аберфорт отодвинул тарелку с супом в сторону и теперь с насмешкой смотрел на брата.

Альбус посмотрел на него в ответ, и в его глазах ясно читался немой вопрос.

Аберфорт сдался первым и, отведя взгляд, произнёс:

— Я уже совершеннолетний, и могу сам принимать решения, — Альбус кивнул, всем своим видом показывая, что это ему ещё ни о чём не говорит. — Хозяин «Кабаньей головы» предложил стать мне его помощником, чтобы потом, когда он умрёт, было кому передать заведение.

Альбус резко встал из-за стола.

— И ради того, чтобы работать в каком-то притоне под руководством непонятно кого, ты решил бросить школу?

— Это всяко лучше, чем сидеть здесь и наблюдать, как вы трахаетесь! — выплюнул Аберфорт, поднимаясь со стула.

Альбус вспыхнул.

— Что ты себе позволяешь!

— Думаешь, я не заметил, что мой братец чёртов содомит? — Аберфорт вытащил палочку и теперь крутил её в руках. — По-твоему, я думал, что синяки на твоей шее оттого, чтобы ты ударился об дверной косяк, а потом ещё для полноты эффекта побился об него?

Альбус вздохнул и устало прикрыл рукой глаза.

— Гомосексуалист. Ты отстал от времени, — он попытался улыбнуться, но потом его лицо опять стало серьёзным. — Не надо впутывать сюда Элфиаса.

— Хочешь сказать, вы не трахаетесь? — Аберфорт откровенно издевался. — Или Элфиас недостаточно хорош для тебя? После твоего-то златовласого красавчика?

Альбус вздрогнул.

— Вон. Просто уйди вон.

— Сразу надо было это сказать, — хмыкнул Аберфорт и ушёл, громко хлопнув дверью.

Помолчав примерно минуту, Альбус посмотрел на Элфиаса, который всё это время стоял рядом, стараясь не дышать лишний раз. Глубоко вздохнув, Дамблдор заговорил:

— Извини, пожалуйста, за моего брата, — Альбус, закусив губу, на секунду замолчал. — И да, он прав: я — содомит, гомосексуалист, называй, как хочешь, суть не изменится. В то лето на самом деле я провёл в тоске и одиночестве с моей семьёй только пару недель. А потом появился он. Геллерт Гриндевальд. Он был очень красив и умён, он фонтанировал прогрессивными, как мне тогда казалось, идеями. Он был просто очень живым для такого спокойного места, как Годрикова Лощина. Я был ослеплён им. Я, как сказал мой брат, с ним действительно спал. И из-за моей глупой страсти и погибла Ариана. А Геллерт оказался не таким идеальным, каким виделся мне.

Альбус вздохнул и выдохнул, а потом с грустью произнёс:

— Что ж, теперь ты всё знаешь, — он дрожащими пальцами расслабил галстук. — И я не обижусь, если ты больше не захочешь со мной жить. Я, должно быть, кажусь тебе омерзительным…

— Нет! — не раздумывая, крикнул Элфиас, до которого, словно сквозь туман, дошёл смысл последних слов Альбуса. — Нет, не кажешься. Я знал, что у тебя кто-то был, я видел фотографию у тебя в тумбочке и ещё слышал, как ты… И понял…

И неожиданно для себя выпалил:

— Я тебя люблю. Ещё с четвёртого курса. И хочу заниматься с тобой тем, о чём говорил Аберфорт. Или просто быть рядом. Или…

Послышался звон разбитой чашки. Альбус, крутивший в руках чашку вот уже более двадцати минут, выронил её и теперь, слегка приоткрыв рот, смотрел на Элфиаса.

Так они стояли молча какое-то время, и Элфиас чувствовал, что с каждой секундой ему становится всё сложнее дышать, а по телу расползается какая-то опустошающая боль.

Наконец он не выдержал и, прошептав:

— Понятно… Всё понятно… — на негнущихся ногах направился к выходу и пошёл куда-то, не разбирая дороги.

Прошло уже, наверно, несколько часов, когда Дож заметил, что забрёл в совершенно неизвестную ему часть Лондона. Тогда он достал палочку, трансгрессировал в родительский дом, и, возблагодарив провидение за то, что его родители отдыхают на одном из курортов, рухнул на кровать и зарыдал.

На следующий день к вечеру он, не переставая корить себя за совершённую глупость, всё-таки решил подняться и выпить воды. Утолив жажду, Элфиас смог мыслить яснее и решил, что он и только он виноват в случившемся. Если бы он держал язык за зубами, то сейчас мог бы сидеть дома с Альбусом, гладить его по плечу и говорить, что у Аберфорта всё будет хорошо, что ему всё равно, с кем Альбус спит, что он всегда будет Альбусу лучшим другом… Но теперь, даже если Альбус предложит остаться друзьями, он не согласится, потому что Альбус всё равно будет помнить о его признании, а Элфиас не хочет его стеснять…

Элфиас уже задумался о том, как лучше забрать свои вещи, вдруг услышал дверной звонок. Понадеявшись, что это магловский почтальон, перепутавший дом, или соседи, он открыл дверь.

На пороге стоял Альбус. Увидев Элфиаса, тот покраснел и робко улыбнулся.

Дож стоял и смотрел на него, словно на привидение, забыв обо всём на свете, когда услышал тихий вопрос:

— Можно я войду?

Элфиас кивнул и на ватных ногах направился в гостиную. Альбус проследовал за ним и присел на краешек дивана. Элфиас сел с противоположной стороны.

Они посидели так некоторое время, не решаясь посмотреть друг другу в глаза, пока Дамблдор наконец не прошептал:

— Извини.

Элфиас в удивлении поднял глаза.

— За что? Наоборот, это я должен изви…

Альбус поднял руку, останавливая Дожа, готового рассыпаться в извинениях.

— Извини, за то, что не пришёл раньше, — Дамблдор вздохнул. — Надо было кинуться вслед за тобой, но мне не хватило смелости. Я испугался… Испугался опять обжечься.

Элфиас, не мигая, смотрел на Альбуса, который сосредоточенно думал о чём-то.

— Я не могу без тебя.

Где-то в сознании Дожа промелькнула мысль, что это прозвучало как: «Я не могу быть один», — но он тут же отбросил её и забыл.

Альбус вздохнул и, дождавшись, когда Элфиас опять посмотрит на него, сказал:

— Я хочу попробовать. Быть для тебя непросто другом. Быть твоим… Если ты не возражаешь…

Последние слова Элфиас просто не расслышал. Он встал с кресла и направился к Альбусу, чувствуя нестерпимое желание коснуться его. Убедиться, что это не сон, что Альбус здесь, настоящий. Поцеловать Альбуса.

— Альбус, можно? — Элфиас застыл в шаге от него, боясь, что в очередной раз Альбус исчезнет, а перед ним окажется рассечённый трещиной потолок комнаты.

Альбус кивнул и поднял глаза. Было что-то в его взгляде такое, что Элфиасу вдруг стало всё равно: пусть это и окажется очередным сном, но попытаться стоило.

Дож наклонился, и их носы столкнулись, словно давая последний шанс одуматься. Элфиас, покраснев, отпрянул назад, но Альбус не исчез, и это утешало. Однако Альбус не только не исчез, но ещё и встал и притянул его к себе. Ничто уже не мешало. В голове была абсолютная пустота, а в ушах раздавался бесконечный звон, от которого падали последние стены их Иерихона. Элфиас отчаянно цеплялся за что-то мягкое и тёплое, боясь упасть в образовавшуюся бездну и страшась, что нечто, затягивающее его туда, прекратится.

Очнулся он из-за неприятного ощущения принудительной трансгрессии. Оторвавшись от губ Альбуса, он огляделся вокруг и понял, что они находятся в спальне Дамблдора, а что-то мягкое и тёплое оказалось плечами Альбуса, за которые Элфиас всё ещё держался. Дож отдёрнул руки и, стараясь не смотреть на кровать, теребил пальцами край рубашки.

— Альбус…

— Я хотел переместить нас в гостиную, — Элфиас заметил, как его друг тоже покраснел. — Но было тяжело сосредоточиться. Я могу всё исправить…

— Не надо, — Дож сам удивился, что это произнёс.

— Ты уверен? — когда Дамблдор нервничал, он всегда крутил пуговицы на жилете, Элфиас это давно заметил. — Вовсе не обязательно так сразу…

— Уверен, — глупо было отступать назад. — Я же тебе сказал: я давно этого хотел.

Элфиас вдруг вспомнил о чём-то и, отвернувшись, пробормотал:

— Только я никогда не спал с мужчинами.

— Но с женщинами ведь спал? — Альбус всё-таки оторвал эту злосчастную пуговицу.

Дож кивнул.

— Тогда для тебя не будет ничего нового.

Элфиас почувствовал, как будто кровь в его теле застыла, не зная, куда дальше бежать, и следует ли ей куда-то бежать вообще. Он примерно представлял, как это бывает между мужчинами. Однажды он, расхрабрившись, спросил у проститутки, что она чувствует при занятии любовью анально. В ответ та лишь засмеялась и предложила попробовать с ней самому и посмотреть. Но Элфиас даже в самых смелых фантазиях не мог представить, что он будет Альбуса… Красивого, умного, великолепного, недоступного Альбуса…

— Акцио, крем для рук! — раздалось вдруг, и Элфиас, повернувшись, увидел, как Дамблдор, смущённо держит в руках баночку с кремом, которым он обычно мазал зимой шелушащиеся руки.

— Вот… Понадобится, — Альбус, покраснев до кончиков ушей, поставил крем на тумбочку рядом с кроватью. Там же через несколько секунд оказались запонки.

Элфиас, глядя, как Дамблдор дрожащими пальцами развязывает шейный платок, вдруг вспомнил, что сам не переодевался с того момента, как ушёл. И теперь, наверно, жалко смотрится в своей мятой, выбившейся из брюк рубашке по сравнению с Альбусом, узорный жилет и белоснежная рубашка которого настолько красивы, что хочется их поскорее снять, желая увидеть под ними что-то ещё более прекрасное.

Когда жилет переместился на кресло, и Альбус принялся расстёгивать пуговицы на рубашке, Элфиас внезапно выпалил:

— Я хочу сам.

Альбус поднял руки, словно сдаваясь, и слегка улыбнулся, хотя взгляд по-прежнему оставался напряжённым.

Элфиас подошёл и начал расстёгивать вторую пуговицу, стараясь сосредоточиться на ней, а не том, что он делает, и уже тем более не думать с кем.

На третьей пуговице они оказались на кровати. На четвёртой Дож почувствовал острое желание избавиться от брюк, потому что трение плотной ткани ставило под сомнение, что он сможет добраться до седьмой. Но отвлекаться на себя не хотелось, поэтому рубашка Альбуса очень скоро оказался на полу, а потом вслед за ней полетели его же брюки. Потянувшись было к верёвочке кальсон, Элфиас вдруг отдёрнул руку и вместо этого провёл рукой животу и выше. И поцеловал в шею, заставив Альбуса судорожно вздохнуть. Этот вздох словно избавил Элфиаса от остатков робости, и он поцеловал шею ещё раз. И ещё. Потом левую ключицу. Правую. Плечо. И остановился, разглядывая россыпь веснушек на нём, похожих на стружку светлого шоколада, и, не сдержавшись, лизнул их.

— Гелли, — выдох. На усыпанной шоколадом коже расплылось розовое пятно укуса.

— Элфи, — Дож поднялся на руках и посмотрел Альбусу в глаза и, решив, что добьётся того, чтобы Альбус больше не вспоминал об этом своём, ещё раз твёрдо произнёс. — Элфи.

— Элфи, — послушно повторил Дамблдор, стыдливо краснея.

— Элфи, — мягче повторил Альбус, поднеся руку Элфиаса к своим губам и проводя языком по ладони.

Элфиас всё ещё строго смотрел на Альбуса, но понимал, что долго эта напускная строгость не продержится. И действительно, когда Альбус начал целовать его запястье, мысли о каком-то далёком Гелли практически исчезли.

— Элфи, — Дамблдор просунул руку под рубашку и теперь, не прекращая целовать запястье, гладил вздрагивающее от каждого прикосновения тело.

— Сними, — требовательно произнёс Альбус, указывая на рубашку, и ласково добавил. — Элфи.

Дож, расстегнув верхние пуговицы, хотел отвернуться и стащить рубашку через голову, когда Альбус схватил его за руку и покачал головой:

— Не отворачивайся.

Элфиас, закусив губу, стянул рубашку и отбросил куда-то в сторону.

— Остальное тоже.

Он встал и, глядя сверху вниз в тёмно-синие бездонные глаза, попытался быстро и незаметно снять брюки, но, вытаскивая ногу из штанины, запутался и упал обратно. Альбус, улыбаясь, поманил его к себе и поцеловал. Элфиас не сразу осознал, что его ягодицы теперь слегка поглаживают одной рукой, а другой пытаются стянуть кальсоны.

— Это лишнее, — прошептал Дамблдор на ухо, разорвав поцелуй.

И Дож тут же ощутил, что да, действительно, лишнее, и даже очень мешающее. Элфиас старательно отводил взгляд, пока Альбус стягивал кальсоны с себя, и старался думать о чём-то отвлечённом, иначе всё могло закончиться слишком быстром. А потом Альбус просунул руку вниз, между ними, и Элфиас уже не думал ни о чём и, лишь смог, уткнувшись в плечо, выговорить:

— Я не смогу долго… Я сейчас…

И не услышал шёпот в ответ:

— Потом… Успеем…

Через пару минут Дож уже расслабленно лежал на Альбусе, а тот проводил рукой по его волосам и шептал:

— Элфи… Элфи…

Тёмно-синее, почти чёрное небо. Вязкое, как будто на него пролили чернила, и теперь они застыли, окутанные морозным воздухом. Ни малейшего движения. Ветер не передвигает по небу дымчатые облака, звёзды не падают, словно кто-то на время прекратил исполнение всех желаний. Звёзды залиты чернилами. И только созвездия Змеи и Льва сияют настолько ослепительно, что если долго смотреть на них, то кажется, что они вот-вот сойдутся в смертельной схватке. А где-то вдалеке мигает Сириус, точно говоря всем: что бы ни случилось, вы увидите меня всегда. Но и Сириус скован льдом. Небо замерло. Небо ждёт. От этого вынужденного безмолвия кажется, что холод, проходя сквозь натянутый воздух, бежит по венам и проникает прямо в сердце…

Элфиас Дож содрогается и прижимается плотнее к Альбусу.

Тёплое дыхание на щеке и мягкий шёпот у уха:

— Замёрз?

Элфиас кивает.

Альбус нашаривает палочку и закрывает окно. Потом опять отбрасывает палочку куда-то в сторону и притягивает Элфиаса к себе, закрывая его от холода своей рукой, согревая своим телом. Их ноги соприкасаются, и Дож чувствует, как Альбус нежно проводит пальцами по стопе. Становится тепло. Элфиас наклоняет голову назад и задевает руку Альбуса. Вино выплёскивается прямо Дожу на плечо, и капельки неохотно стекают вниз, заставляя тело покрываться мурашками, пока мокрый шершавый язык не слизывает их. Язык исчезает, и Дож нетерпеливо дёргает плечом, желая продолжения. Альбус смеётся и проводит языком по завитку уха. Элфиас кладёт голову ему на плечо и видит, как тот отпивает из бокала вино, а потом облизывает верхнюю губу и спрашивает:

— Ты не жалеешь?

— О чём? — Элфиас искренне не понимает, о чём можно жалеть, когда пальцы Альбуса так волнующе поглаживают сосок.

— О том, что не уехал к семье на праздники, — говорит Альбус и убирает руку, чтобы отломить кусочек шоколада.

Дожу вопрос кажется очень глупым: зачем ему проводить праздники с семьёй, когда здесь у него огромное тёмное небо перед глазами, бутылка красного вина и абсолютно голый Альбус, Альбус, которого он любит больше всех на свете, и который, Элфиас надеется, хоть немножечко любит его.

— Я тебя люблю, — этот ответ кажется Дожу самым правильным.

— Элфи… — выдыхает Дамблдор и, развернув Элфиаса к себе, жадно целует.

Вино и шоколад. На губах, на языке. Элфиасу кажется, что он видит несуществующий звездопад, и бесконечная любовь, сияя вокруг, мчит его сквозь Вселенную…

Когда Альбус начинает наклонять его к кровати, Дож вдруг отстраняется и, переводя дыхание, бормочет:

— Мы пропустим наступление Нового года.

— Это так важно? — Дамблдор улыбается и смотрит на него своими тёмно-синими, пьянящими лучше любого вина, глазами.

— Новый век же наступает, — оправдываясь, говорит Элфиас.

Альбус пожимает плечами и садится, наваливаясь на спинку кровати. Дож устраивается рядом, замечая тёмное пятно, валяющийся рядом бокал, выпавший из рук Альбуса, и тянется за ним. Дамблдор достаёт с тумбочки второй и наполняет оба бокала вином. А потом они просто сидят плечом к плечу и глядят на часы. Колокола Биг-Бена начинают отсчитывать двенадцать ударов, и каждый из них отражается в комнате глухим эхом. С последним ударом часов Элфиас и Альбус пьют на брудершафт, прерывая глотки поцелуями, один из которых затягивается и перерастает в нечто большее.

Через полчаса Элфиас уже лежит на груди у Альбуса и пропускает через пальцы рыжие струйки волос. За окном, всё не прекращаясь, взмывают в небо фейерверки, которые, несмотря на всю их яркость и энергию, никак не могут потревожить застывшее небо и грозно глядящих друг на друга Льва и Змею.

Элфиас вздыхает и, глядя в потолок, произносит:

— Надеюсь, этот век будет лучше предыдущего.

Дамблдор молчит, а потом вдруг спрашивает:

— Элфи, ты доверяешь Прорицаниям?

— Какая разница? — недовольно отвечает Дож, не понимая, с чего бы это Альбус, решил заговорить о науке.

Альбус крепко обнимает Элфиаса и задумчиво шепчет:

— Луна на небе красная.

Конец первой части.