Одно маленькое убийство

– Панси, я хочу спать, – говорит Габриэль плаксиво.

Габриэль Делакур девятнадцать, и она думает, что всё сделала правильно.

– Спи, – равнодушно отвечает Панси.

Панси Паркинсон двадцать шесть, и она думает, что ей не стоило связываться с Делакур.

– Я не смогу уснуть, – Габриэль говорит почти без акцента, гораздо лучше, чем её сестра.

– Ну и дура. Ты его боишься, что ли? – Панси указывает на мужчину, сидящего в кресле. На его белой рубашке – идеально белой, как он любил – пятна крови вперемешку с блевотиной.

Мужчина не слышит их диалог и ему всё равно, как он выглядит.

– Да, – неуверенно кивает Габриэль.

– Почему?

– Потому что он мертв.

Не мертв, а убит – сама Габриэль подмешала ему в еду яд сегодня утром, хотя Паркинсон и предлагала обойдись простой Авадой.

Панси смеется.

– Нет, действительно дура! Ты радоваться должна. Он бил тебя, трахал как и когда ему вздумается, грозил выпустить тебе кишки, если посмеешь бросить его... А теперь ты боишься его мертвого, – Панси фыркает и презрительно добавляет: – Дура.

Габриэль обиженно молчит минуты три, но надолго её не хватает – как и всегда, когда она волнуется.

– Я боюсь, что он убьет меня, пока я буду спать, – говорит Габриэль негромко.

«И что тебя он тоже убьет».

Панси не любит много раз повторять одно и то же слово и поэтому отвечает просто:

– Мёртвые не ходят. Спи, через пять часов мы уезжаем отсюда, и ты не увидишь его больше никогда.

Габриэль снова кивает и покорно – впервые за последние две недели она делает то, о чем её просят, – уходит в свою комнату.

Панси надеется, что Габриэль не будут сниться кошмары.

Панси смотрит на мужчину, впервые за сегодняшний день, и тихо говорит ему:

– Хорошо, что ты сдох.

– Хочешь, расскажу историю о твоем бывшем муже? – Миллисента гаденько улыбается.

Панси не очень любит посиделки, которые так часто устраивают её школьные подруги, потому что там чересчур много сплетниц и идиоток, таких, как Булстроуд.

– Давай.

Миллисент облизывает свои тонкие губы. На неё тошно смотреть.

– Твой ненаглядный скоро женится на какой-то француженке, ты представляешь? Может, даже помнишь её – Габриэль Делакур.

– И какое мне дело, если этот полусквиб женится на француженке?

– Как какое? – удивляется Миллисент. – Неужели тебе не жалко эту девчонку?

Панси отвечает:

– Наверное, не жалко, – а потом вспоминает, при каких обстоятельствах разошлась с мужем.

Это совсем не по-слизерински, но Панси не хочет ни одной волшебнице такой судьбы.

Панси чувствует себя шпионом. Она выслеживает, выискивает, записывает, запоминает.

Она ужинает в том же ресторанчике, что и Габриэль с её женихом, гуляет по тем же улицам, покупает в тех же магазинах.

Сначала ей кажется, что у этих двоих всё замечательно, совсем не похоже, что Габриэль страдает так же, как страдала в своё время Панси.

Но потом что-то меняется.

Когда они приходят на дежурный ужин в любимый ресторан, Габриэль выглядит иначе. Слишком много косметики, бледное лицо, подрагивающие губы. Иногда Делакур пытается что-то сказать, но он прерывает её несколькими словами, наверное, очень грубыми и жестокими.

Панси вспоминает.

«Мразь! Змея! Заткнись, или я покажу тебе, что такое Круцио! »

От его слов воняет банальщиной и злостью – Паркинсон помнит это очень хорошо.

Панси теперь уверена, что за те три года, что она не слышала о нём, ничего не изменилось.

Она чувствует, как её начинает трясти от ненависти.

Паркинсон знает, что делать дальше.

Когда наступает ночь, Панси идет будить Габриэль. В комнате горит ночник, задернуты шторы, а на полу валяются вещи – её и его.

Панси достает палочку и аккуратно складывает одежду Габриэль в чемодан. Всё остальное она потом купит сама, когда им ничего не будет угрожать.

– Панси? – сонно бормочет Габриэль.

– Доброй ночи. Вставай, нам пора ехать.

– Ты снилась мне. Ты красивая, – Габриэль трет глаза.

Панси усмехается, садится на край кровати и гладит её по голове.

– Ты тоже красивая, – говорит она.

Паркинсон вспоминает, как через неделю после их первой «случайной» встречи в магазине мадам Малкин они сидели на этой кровати, а Панси залечивала синяки и порезы на теле Габриэль. Это было трудно – кожа у Делакур слишком чувствительная и даже легкое прикосновение причиняло ей боль.

Паркинсон вспоминает, как Габриэль тихо постанывала и лепетала что-то жалобное на французском.

Панси облизывает губы и напоминает:

– Нам нужно ехать.

– Почему мы не полетели на метлах? – спрашивает Габриэль, с трудом пристегивая ремень безопасности. – Или не аппарировали?

– Во-первых, для такого груза нужны специальные метлы, а у нас их нет, во-вторых, никому и в голову не придет, что чистокровные волшебницы будут использовать транспорт магглов, в-третьих, у меня, впрочем, и у тебя тоже, вряд ли получится аппарировать с телом. Это довольно сложно и нужно быть настоящей отличницей, чтобы получилось с первого раза. Понятно? – Панси выезжает на дорогу, в последний раз оглядевшись вокруг – не наблюдает ли за ними кто-нибудь.

Габриэль молчит.

Сквозь шум мотора отчетливо слышно, как труп стукается о стенки багажника. Это нервирует.

– Хочешь, я включу музыку?

– Давай.

Панси нажимает на кнопку, и стука больше не слышно.

– You, you say I talk too much

I know it drives you nuts*, – радостно поет радио.

Габриэль вдруг начинает плакать.

«Отлично, – думает Панси. – А у меня ведь нет Успокаивающего с собой».

– Прибереги силы для финальной сцены, дорогая, – говорит она Габриэль, небрежно смахивая с её щеки слезу. – Там наплачешься всласть.

Делакур замирает, когда пальцы Панси касаются её кожи, и шепчет:

– Хорошо.

Дальше они едут молча.

До места ещё тридцать минут езды.

Панси левитирует тело, завернутое в фиолетовое полотно, к самому краю болота.

– То есть сейчас мы скинем его в воду и всё?

– Да, – отвечает Паркинсон. – Но можно и отомстить немного, если хочешь.

– О чем ты? – Габриэль дрожит, наверное, ей холодно. Или страшно.

– Не прикидывайся, будто не понимаешь, – с усмешкой говорит Панси. – Смотри. Диффиндо!

На лице трупа появляется длинный порез. Крови нет, и не может быть, но Паркинсон всё равно нравится уродовать его.

Габриэль не хочет использовать заклинания. Она берет с земли ветку и трансфигурирует её в нечто, отдаленно напоминающее лопату.

– Отойди, Панси, – тихо говори Делакур.

Её руки не дрожат.

Габриэль вспоминает, как однажды он ударил её по лицу кулаком и выбил два передних зуба.

Габриэль замахивается лопатой и бьет труп по голове.

– Ублюдок! – кричит она и снова замахивается. – Я тебя ненавижу, ненавижу, ненавижу!

Панси не без интереса наблюдает за тем, как светло-серые ошметки вперемешку с жижей, отдаленно напоминающей кровь, и осколками черепа растекаются по земле и думает:

«Маловато у тебя было мозгов, муженёк».

Потом Габриэль роняет лопату. Она бьется в истерике, рыдает и смеется одновременно.

Панси почему-то ничего не чувствует. Она просто подходит к Габриэль и обнимает, прижимает её к себе, нашептывая как заклинание:

– Он больше никогда не сделает тебе больно.

Панси будто бы даже целует Габриэль в губы.

Габриэль может быть даже отвечает взаимностью.

Идет дождь. Панси включает дворники и немного сбрасывает скорость.

Габриэль смотрит в окно и пытается разглядеть хоть что-нибудь в абсолютной темноте.

– Панси?

– Что?

– Ты поедешь со мной во Францию?

Панси улыбается и отвечает:

– Конечно. Меньше шансов, что нас найдут.

Панси понимает, что у их истории не будет счастливого конца, но пытается не думать об этом.

Габриэль улыбается.

У них нет ничего общего, кроме ненависти к уже мертвому мужчине, пары любимых книг и призрачной надежды на светлое будущее.

* Sia Furler – Hurting Me Now.

Перевод: Ты, ты говоришь, что я много болтаю

Я знаю, это сводит тебя с ума.