Впервые я узнал Альбуса в Больничном крыле. Нет, я, конечно, виделся с ним каждый день на занятиях, но то был не Альбус, а лишь чудной гриффиндорец, который не умел превращать мышь в иголку, но совершенно случайно мог сотворить такое заклинание, что сама Макгонагалл лишь удивлённо качала головой, а ученики на пару часов вспоминали о существовании Поттера, пока он, напевая странную песенку и шаркая кедами с вечно развязанными шнурками, не возвращался в своё привычное состояние изгоя. Впрочем, его хотя бы не били. В отличие от меня. Мне доставалось за всё: за то, что мои отец и дед были Пожирателями Смерти, и за то, что они были недостаточно преданными Пожирателями; за то, что я давал сдачи, и за то, что не давал; за то, что я плохо летал на метле, оборачивал учебники жёлтыми обложками, был блондином… В конечном счёте, за то, что я просто был.
В тот знаменательный день я лежал с изуродованной заклинанием ногой и проклинал Веритасерум, свою неосмотрительность и судьбу, которая решила, что представление становится скучным, и преподнесла участникам новый сюрприз. Теперь все слизеринцы знали, что я — гей, и я впервые в жизни мечтал остаться в Больничном крыле навсегда. Поттер тогда впервые наглотался таблеток.
Почему — я узнал в тот же день, когда, очнувшись, он обвёл затуманенными взглядом комнату, а потом, увидев меня, остановился и, всхлипнув, объявил, что его отец погиб при задержании опасного тёмного волшебника. Он говорил и говорил, в основном о своей семье и об отце, и я за несколько часов узнал о нём больше, чем за все шесть лет обучения.
На следующий день нас выписали. Я вышел с хромой ногой на всю жизнь, он — с пагубным увлечением наркотиками, но самое главное: я узнал Альбуса.
А месяц спустя в моей жизни появился Бусинка. Наверно, когда-нибудь, когда у меня будут деньги, я куплю что-нибудь для Больничного крыла, которое подарило мне его. После того случая с Веритасерумом меня перестали пускать ночевать в спальню, а по возможности выгоняли и из гостиной, так что несколько дней подряд мне пришлось спать на холодном полу в коридоре, из-за чего я заработал воспаление лёгких. Альбуса же впервые побили, и выяснилось, что раньше его не трогали из уважения к отцу и брату, а теперь, когда отец умер, Джеймс закончил Хогвартс, Альбус из изгоя превратился в объект насмешек. И последней каплей стало то, что мать Альбуса объявила о помолвке с одним из квиддичных тренеров, кто-то над этим посмеялся, а Альбус вспылил и был избит.
Мы лежали и разговаривали, прерываясь, когда я задыхался в приступах кашля, а Альбус украдкой вытирал шедшую из носа кровь. И как-то само собой мы поцеловались. Единственное, что я помню: мои лёгкие словно кто-то раздирал на части, разбитые губы Альбуса имели привкус металла, а его глаза напоминали две зелёные бусинки.
После того, как мы стали встречаться, как ни странно стало спокойнее. Может, издеваться над двоими не так интересно, а может, все просто выросли.
Так или иначе, меня это уже не волновало: у меня появился Бусинка, которого мне ещё только предстояло узнать.
Он слушал старую магловскую музыку, увлекался экзистенциализмом и отождествлял себя с Мерсо и Кирилловым*.
Он спал в старых отцовских футболках, засыпал только с левой стороны и иногда всхлипывал во сне.
Он занимался сексом как-то лихорадочно, поспешно, словно боясь куда-то опоздать, и в то же время ужасно неуклюже, и мне всегда казалось, что он делает это так, будто через секунду нас уже не станет, что возбуждало ещё сильнее.
И он употреблял всё больше и больше наркотиков.
Наркотики меняли Бусинку: из довольно зажатого человека, он превращался в ураган. Он фонтанировал идеями, в его сознании всё вдруг становилось необычайно отчётливым и ярким. Он обещал мне показать обратную сторону Луны, а я кивал и чувствовал, что сумасшедшие уже выходят из холла и подбираются к моей голове. В другой раз он говорил, что мы когда-нибудь поедем в кругосветное путешествие, а я делал затяжку и уже видел прямо перед собой Большую пагоду диких гусей и слушал Вагнера в Ла Скала. Он вставал на стул и кричал, что чувствует себя сыном Иисуса, а где-то на обочине моего сознания крутилась мысль, что всё зашло слишком далеко.
Мы закончили Хогвартс и сняли небольшую грязную комнатушку в Косом переулке.
Денег не хватало катастрофически. Того, что я смог заработать, и того, что выделила мать Бусинки, хватало только на оплату комнаты и наркотические зелья, без которых Бусинка уже не мог. Мы ели чёрствый хлеб, ходили в потной грязной одежде по неделе и мечтали.
К тому же у Бусинки теперь появилась новая идея. Он обнаружил в библиотеке отца старую книжку про Альбуса Дамблдора — человека, в честь которого его назвали. В книжке лежали также заметки его отца и несколько фотографий, на одной из которых был Дамблдор с его другом. И Бусинка увлёкся. До сих пор помню его слова в тот самый вечер…
— Мы с тобой отправимся на поиски Даров Смерти! — воодушевлённо говорил он, впервые попробовав вколоть зелье в вену, как делают маглы. — Мы будем как Альбус и Геллерт!
— Как Альбус и Геллерт… — лениво повторил я, лёжа на полу и разглядывая потолок. — Но они были знакомы всего два месяца, если не считать ту дуэль. Ты же читал заметки своего отца. Никакие Дары они вместе не искали.
— А мы найдём, Скорпи! — Бусинка упал на пол рядом со мной. — Мантию можно попросить у Джеймса, палочку отец где-то оставил, а камень выронил в Запретном лесу… Вот, мы даже будем более могущественными волшебниками, чем Геллерт с Альбусом!
— Да у тебя даже простейшие заклинания плохо получаются, — нехотя продолжил возражать я, слушая, как Моррисон поёт о том, что нас зовёт голубой автобус. — И неужели тебе хочется установить господство над маглами?
— Нет, — Бусинка помотал головой и взял меня за руку. — Но ты просто представь, мы с тобой — величайшие волшебники нашего времени. Мы же можем создать идеальное общество, рай на земле!
— Дары — это не лестница в небо, — выдохнул я, погладив указательным пальцем Бусинку по ладошке. — Да и куда нам. Золотой век кончился, Альбус. Теперь только закат Европы и моральное разложение, а не великие волшебники.
Когда я впервые за долгое время назвал его по имени, он вздрогнул, а потом вдруг закашлялся, и у него изо рта пошла пена. Я подполз к нему, попытался постучать по спине, сделать искусственное дыхание, но он только задыхался и бился в судороге в моих руках, а потом как-то обмяк и затих, а я стоял около него на коленях и лишь шептал:
— Бусинка… Не уходи, Бусинка…
Гроб опустили в землю. Я видел, как сначала к нему подошла проститься миссис Поттер с новым мужем, потом Джеймс, обнимая плачущую Лили... Настала моя очередь.
Я стоял и смотрел на дубовую крышку, до сих пор не веря в то, что Бусинка теперь там, а не ходит в нашей комнате в растянутой футболке, слушая Joy Division. Я нащупал в кармане ту самую фотографию, которой он так вдохновился. Молодые люди на ней по-прежнему улыбались и были счастливы. Вздохнув, я разорвал фотографию и бросил кусочки в гроб, печально подумав: «Не время для смеха. Золотой век кончился. Бусинка…»
— — — — — — — -
* Мерсо и Кириллов — литературные персонажи ("Посторонний", А. Камю и "Бесы" Ф.М. Достоевского соответственно).
Vova
