Никого нет дома

Ноги заплетаются, руки трясутся, зуб на зуб не попадает. Темно, холодно, очень пьяно – и просто паршиво.

Им весь год наперебой говорили, что выпускной будет лучшим днём и офигеть каким памятным событием – навсегда, а оказалось всё совсем по-другому. Лучший день лопается как мыльный пузырь, памятное событие растекается мыльной пеной – по пальцам, по подбородку, по губам. Вкус у этой пены горький и мерзкий.

Противно.

Он идёт, не разбирая дороги. Петляет, запинается о торчащие из земли корни и поваленные валежины, падает и встаёт – раз за разом. Хвоя – такая странная штука: она вроде бы мягкая, и падать на неё почти что не больно, но отдельные иголки так и норовят впиться в кожу, жёсткие, острые. А ещё она влажная, как будто клочковатый туман надышал на неё мокрым паром. Этот туман ползёт по земле – тёмно-серый, весь рваный, потрёпанный…

Костлявые силуэты деревьев страшно замирают по сторонам, тянут к нему изломанные лапы-ветки, будто хотят ударить. Он уворачивается и уворачивается, но в конце концов одной лапе удаётся ударить его по лицу. Удар получается обидным и хлёстким, и Тедди хватается за руку, чувствуя под пальцами горячее, липкое.

Кровь.

«Не самое лучшее место для того, чтобы её проливать», — думает он, и мысли, в отличие от языка, почему-то не заплетаются. Хотя двадцать минут назад, когда Мари-Виктуар выкрикивала ему обвинения прямо в лицо, он ничего не мог ей ответить.

Он был пьян.

Он целовался со Скамандером – на спор. Скамандер был безумно похож на Викторию – такой же тонкий, хрупкий, с выступающими косточках на запястьях, с ломкими пальцами и спутанной сеткой ресниц. И целовался он так же: беспомощно хватаясь за плечи и то испуганно пытаясь сжать губы, то жарко отвечая, дрожа и прижимаясь всем телом.

Глупо получилось, на самом-то деле. Зато спор они выиграли, и теперь гриффиндорская староста должна им две бутылки Огденского.

Ну, то есть бывшая гриффиндорская староста… Они же уже закончили Хогвартс. В смысле, он и она, и ещё целая толпа их однокурсников, но не Скамандер. И не Мари-Виктуар.

Тедди глупо хихикает – и тут же замолкает, зябко обхватывая себя руками за плечи. Он вспоминает, где он, и ему снова становится гадко. Он вспоминает, что их с Мари больше не существует; он вспоминает, что лапы-ветки только и ждут, чтобы его ухватить; он вспоминает, что здесь, говорят, всё кишмя кишит акромантулами. Он вспоминает, что здесь убивали единорогов, что вроде как во всей Британии больше не страшно, а тут всё равно мурашки по коже…

Он идёт, не разбирая дороги.

* * *

— Я никуда не поеду, — возмущённо выдохнул Джеймс Сириус Поттер.

Он смотрел на мать во все глаза, смотрел – из-под каштановой чёлки, и никак не мог поверить в то, о чём она говорила.

Джинни Поттер (в девичестве – Уизли) устало вздохнула.

— Джейми… — Ей и самой не хотелось расставаться со старшим сыном на целое лето, но другого выбора не было.

Она уезжала вместе с квиддичной сборной Англии – сначала на предстартовые сборы, а потом и на Чемпионат Мира: «Ежедневный пророк», для которого Джинни регулярно писала спортивные обозрения, в этом сезоне решил развлечь свою аудиторию особенно необычно. И теперь ей предстояло не просто художественно отчитываться о каждом матче, но – больше того! – в красках описывать каждый день, проведённый со сборной.

Не будь она матерью троих детей, перспектива бы даже порадовала.

Но… Всё было как было, а значит, Джеймса, Альбуса и Лили нужно было куда-то пристраивать. Решить проблему с двумя последними, на самом деле, было достаточно просто: Лили отправлялась к бабушке (на лето туда всегда приезжала Флёр, и уж она как никто знала, как обращаться с юными модницами!), Альбус уезжал в Румынию, к Чарли. Альбусу нравились драконы, драконам нравилось в питомнике, питомнику были нужны лишние рабочие руки – даже если они просто разносили корм в огромных корзинах. Слишком близко к опасным животным мальчишку, конечно, никто бы не подпустил.

Ну, Джинни хотелось бы в это верить.

Самым логичным на первый взгляд казалось и Джеймса отправить в Румынию. Под строгим присмотром дяди он наверняка бы не забаловал, вот только здесь была одна проблема. Одна значительная проблема, заключавшаяся в том, что дядя не стал бы брать племянника под строгий присмотр.

После прошлого раза Чарли ясно дал понять, что Джеймсу в питомнике лучше больше не появляться. А сама Джинни чуть не поседела, когда узнала, что наделал сынуля.

Выпустил перуанского ядозуба, чуть не поджёг склад с оборудованием, украл у смотрителя волшебную палочку и попытался с её помощью наколдовать себе «седло для полётов». Именно так он назвал ту конструкцию, за натягиванием которой на ошалевшую от такой наглости самку валлийского зелёного, его и застали разбуженные переполохом работники.

Честно говоря, так было всегда. И везде. Где бы не появлялся Джеймс, очень скоро его начинали мечтать отправить оттуда подальше. В детстве это были безобидные шалости (ладно, относительно безобидные), потом – проказы и опасные для здоровья игры, а потом, когда он, лет в тринадцать, внезапно осознал, что доводить окружающих можно не только делами, но и словами, в ход пошли злобные шутки, сарказм и провокации.

Проблемный ребёнок.

Директор МакГоннагал после очередной его выходки непрозрачно намекнула, что, если бы не родители, которых она всей душой любит и от всей души уважает, доучиваться Джеймсу Сириусу Поттеру где-нибудь в Шармбатоне или Дурмштранге, а то и на домашнем обучении и колдорепетиторов.

Джинни тогда весь вечер пила Умиротворяющий бальзам и решительно не понимала, как её муж может оставаться спокойным. Впрочем, нет, Гарри был даже не спокойным – Гарри был безумно довольным.

— Он так похож на моего крёстного, — с улыбкой сказал он тогда, и Джинни не стала напоминать, чем всё у Блэка закончилось.

И оставлять непутёвого сына на всё лето с ностальгирующим отцом тоже бы не решилась.

Так или иначе, единственным местом, где этим летом согласились принять их старшего сына, был дом Андромеды Тонкс.

То есть, бывший дом Андромеды Тонкс. Теперь он целиком и полностью принадлежал её внуку, потому что сама Андромеда умерла чуть больше года назад. Эта невероятная, выдающаяся — иначе Джинни к ней не могла относиться, — женщина, потеряв сначала мужа, а потом в один день дочь и зятя, продержалась ровно столько, сколько было необходимо для того, чтобы поставить на ноги их ребёнка. Закончив Хогвартс, Тедди отправился на аврорские курсы, а сразу после них его приняли на работу.

Андромеда сгорела буквально за неделю после его первого появления в Аврорате в качестве сотрудника, а не гостя.

* * *

Собирать вещи всегда было очень легко: Джеймс просто открывал чемодан и запихивал туда всё, что выпадало из шкафа. Иногда, правда, эта тактика обнаруживала свои недостатки – когда, например, в чемодане потом не обнаруживалось носков, но вообще-то на такие мелочи ему по жизни было плевать.

А вот на то, в какую беспросветную жопу рискует превратиться очередное лето, плевать уже не очень-то получалось.

Он искренне надеялся, что после всех прошлых неудач, на этот раз родители просто махнут рукой и оставят его по-хорошему дома, но вместо этого они решили запихнуть его к Люпину. К ужасно серьёзному, ужасно скучному, ужасно правильному и просто ужасному Люпину.

До этого они почти не общались.

Шутка ли, Тед был старше его на целых пять лет, и поэтому считал себя офигительно взрослым. А ещё он работал в аврорате – и поэтому мнил себя ещё и невозможно крутым. Отец Джеймса, работавший с ним, мог часами распинаться о том, какой Тедди ответственный и надёжный, уравновешенный и невозмутимый, и в конечном итоге Джеймс решил, что обязательно – просто обязательно! – попробует вывести его из себя.

И даже не попробует, а точно выведет. У него всегда получались все гадости, за которые он только брался.

Поэтому Джеймс без особых сожалений пожертвовал запасной парой джинсов и несколькими футболками в пользу нескольких убойных штуковин из «Волшебных вредилок» дядюшек Уизли.

Подумав, он выложил ещё и тёплый свитер. Всё равно лето! Да и место освободится – для коробки блевательных батончиков и ещё кое-чего, с чем Джейми последний год предпочитал вовсе не расставаться.

* * *

В камине, когда отец обо всём договаривался, у Тедди были аккуратная стрижка, квадратные очки и рубашка, застёгнутая на все пуговицы. В реальности, когда к нему заявился сам Джеймс, у Тедди были синие волосы, холодный прищур и широкий, растянутый свитер, болтавшийся на нём, как мамина квиддичная форма на малявке Лили.

Выглядел он при всём при этом исключительно как рок-звезда. О чём Джеймс ему и сообщил, заработав неприязненный взгляд.

— Ничего, рок-звёзды тоже люди, — пробормотал он, затаскивая свой чемодан внутрь. – Только…

Предполагалось, что Тед заинтересованно переспросит – мол, «Только – что?», и тут уже Джеймс ввернёт что-нибудь остроумное и обязательно уничижительное, но переспрашивать Люпин не стал. Даже бровью не повёл. Даже не посмотрел.

— Вверх по лестнице, вверх по коридору, третья дверь – твоя комната, — сказал он вместо этого, неопределённо взмахнув рукой, видимо, чтобы указать направление.

Но неопределённо – оно на то и неопределённо, что Джеймс не врубился.

— А твоя? – нагло ухмыльнулся он.

Может быть, очень глупо спрашивать в лоб, но должен же он был узнать, где располагается враг. Если этого не знать, то даже навозную бомбу под дверь подкидывать будет некуда.

Люпин нахмурился.

— Не твоё дело.

Он был босиком. У него были серовато-синие, изрядно потёртые джинсы, обтрепавшиеся по краям и теперь подметавшие пол бахромой. Пол, кстати, покрывала пыль – наверное, вековая, и Джейми не удержался:

— Ты что, здесь не убирался с тех пор, как бабушка умерла?

— Она тебе не бабушка, — тут же оскалился Тед.

Внезапно. Уравновешенный и невозмутимый? Ответственный и серьёзный? Вечно приглаженный, одетый с иголочки и поди ещё в до блеска начищенных туфлях? Или, может быть, в сапогах из драконьей кожи – если идёт на задание?

Да хрена с два.

— Окей, — выпустив чемодан, Джеймс поднял руки вверх. Типа признавая свою вину, но на самом деле просто разведка. – Я перефразирую. Ты что, здесь не убирался с тех пор, как твоя бабушка умерла?

Чего ожидать сейчас, Джеймс не знал. Просто импровизировал. Пробовал, прощупывал, проверял почву, оценивал. Не анализ, конечно, анализ – это глупости для ботаников и карьеристов, для тех, кто манипулирует, чтобы чего-то добиться. У него самого целью – манипуляция как таковая, только эмоции, чистые чувства.

Как бы не отреагировал Люпин, здесь всё будет правильно.

Ну, конечно, если только он не схватится за волшебную палочку и не устроит своему родственнику-неродственнику воспитательную головомойку.

Тед не схватился. Только провёл рукой по волосам и – наконец-то! – внимательно посмотрел Джеймсу в лицо.

— А что, — он слегка улыбнулся, — хочешь поиграть в домового эльфа и помочь мне с уборкой?

Абсолютно дебильные выводы.

— Ни за что, — Джейс поспешно подхватил свои вещи. – Забудь об этом.

У самой лестницы Люпин остановился, давая понять, что дальше уже не пойдёт, и комнату придётся искать самостоятельно. Вверх по ступенькам, вправо по коридору, третья дверь… Джеймс, задрав чемодан перед собой, принялся подниматься.

— Спокойной ночи, — раздалось ему в спину. – Завтра приступим.

* * *

На завтрак Джеймс спускался в ужасном расположении духа. В частности, потому что понятия не имел, стоит ли ему ожидать чего-то съедобного. С собой у него ничего не было, а с синеволосого психа станется не накормить.

Оказавшись на кухне, Джеймс понял, что не с синеволосого.

Сегодня Тед щеголял фиолетовой шевелюрой.

Он сидел ко входу спиной – угловатые плечи, выступающая сквозь широкую футболку змейка сутулого позвоночника, — и что-то читал.

— Доброе утро, — угрюмо сказал Джейми, чтобы хоть что-то сказать.

— Кофе в шкафу, омлет на плите, тосты на холодильнике, — ответил Люпин, не оборачиваясь и не отрываясь от книги.

— Не знал, что ты такой гостеприимный.

Заварив себе растворимого кофе, Джеймс поставил сковородку с омлетом на стол и, усевшись напротив Теда, попытался разглядеть название книги. Но серебристые буквы на тёмном корешке уже почти стёрлись – от множества прикосновений, от множества лет или просто краска была с самого начала отстойная, гадать он бы не взялся.

Завтракали они без разговоров.

В открытую форточку задувал ветер, он легко шуршал шторами и чуть позвякивал дрожащими стёклами, походя гладил Джеймса по голове, задевал тонкие страницы книги Люпина. Этот ветер низко стелился по полу, и ногам становилось прохладно – сегодня и Джеймс вышел босым. Тапочек в его чемодане не оказалось.

— Как спалось? – вдруг спросил Тед.

Джеймс счёл хорошим знаком, что у него получилось не подавиться. Осторожно отхлебнув кофе, он посмотрел на Люпина.

Спалось ему, если честно, не очень. Но на новом месте это было обычной историей. Джеймс ненавидел спать там, где он не привык спать. Собственно, именно поэтому он последнее время и осторожничал в Хогвартсе: директор МакГоннагал как-то раз заикнулась про исключение и что-то в духе «если бы не твои мама и папа», а к своей спальне он очень даже привык. К своей прекрасной, красно-золотистой спальне. Менять её на что-то другое у него не было никакого желания.

Что ж, как ему спалось?

— Отлично.

Люпин соскользнул со стула. Зевнув, он потянулся – футболка чуть задралась вверх, мятая и потасканная, а пояс джинсов, оказывается, у него тоже стёрся до бахромы. Не до такой, конечно, как на штанинах, но…

— Это хорошо, — выдохнул он, наклоняясь к шкафу под раковиной.

— Почему? – Джеймс попался на крючок, как первокурсник.

— Бодрым будешь. Это тебе пригодится.

— Зачем?

— Ну, ты же сам видел, сколько в этом доме уборки. – Люпин швырнул ему под ноги перчатки и тряпку. – С бытовой магией, я так полагаю, ты не знаком.

Чувствуя, как внутри закипает ярость, Джейми сквозь зубы процедил ему:

— Ты правильно полагаешь.

— Ещё бы. – Вытащив откуда-то из кармана волшебную палочку, Люпин легко взмахнул ей со словами: — Акцио, веник! Цени мою доброту, Джейми.

Обязательно.

* * *

Примерно на двадцатой минуте уборки Джеймс начал чихать. Чихать со вкусом и многократно – столько пылищи он не видел даже в самых заброшенных уголках самых заброшенных коридоров Хогвартса. Он был почти уверен в том, что это не Тед не убирался с тех пор, как умерла его бабушка, это сама его бабушка не убиралась здесь вообще никогда.

Ну, просто не могло такое количество пыли осесть на всех доступных поверхностях за какой-нибудь год.

Дом Люпина (дом Тонксов, если точнее) на самом деле был не большим. Всего два этажа… Нет, два с половиной: на первом – захламлённый холл, тёмная гостиная, в которой очевидно никто никогда не бывает, кухня, кладовка и ванная комната, на втором – несколько комнат, причудливо разделённых двумя коридорами, и ход на чердак. Чердак – низенький, маленький, ничего интересного, на него Джеймс ещё вчера успел слазить.

Там было грязно, но пусто, а у хороших людей пусто на чердаках не бывает.

Мать бы, наверное, сказала, что у хороших людей скорее грязно там не бывает, но Джеймсу всегда говорили, что он на неё совсем не похож.

И ей он, кстати, с уборкой не помогал. А Теду почему-то согласился. Наверное, потому, что тот согласия и не спрашивал – просто делал, и всё.

Люпин милостиво взял на себя уборку верхних комнат, предоставив ему нижний этаж. И это был самый неинтересный расклад из всех возможных, потому что, во-первых, без магии на кухне было ужасно тяжело убираться, во-вторых, с магией убираться в комнатах было как нефиг делать, в-третьих, гостиную, холл и кухню Джеймс уже видел, а вот в комнатах пошариться бы не отказался.

Опять же: полезно знать, чем живёт враг и всё такое.

Правда, судя по первому этажу враг предпочитал жить ничем. Или никак. Или, если отбросить всё сказанное для красного словца, просто ходил тут, ничем особо не пользуясь, оставляя протоптанные дорожки от стола к холодильнику и от выхода к шкафу. Джеймс даже не ожидал, что в этом доме всё будет настолько запущено. Глядя на Люпина, такое вообще было сложно представить. Казалось, что его жилище должно быть чистым, аккуратным, с рационально расставленной мебелью, с высокими шкафами, полными ценных книг…

Впрочем, книги как раз таки обнаружились. И к ним – в самый угол гостиной, — даже вела натоптанная тропа.

Джеймс потратил несколько минут на то, чтобы рассмотреть стоявшие за мутными стеклянными дверцами фолианты.

— Ничего интересного, — пробормотал он. Какие-то заклинания, какие-то зелья, какие-то жизнеописания. Парочка энциклопедий, несколько справочников, несколько книг, со стёршимися названиями, такие же, как сегодняшняя, та, что была у Теда в руках за завтраком. – Стоп.

Аккуратно открыв дверцы, Джеймс вытащил ближайшую к нему книгу. Букв было не разобрать ни на корешке, ни на обложке, ни даже внутри – судя по всему, она была написана по-французски. Французского Джейми не знал, а Люпина, видимо, этому языку научила Мари-Виктуар, с которой они когда-то встречались.

Перелистывая страницы, испещрённые знакомыми буквами, складывавшимися в незнакомые слова, Джеймс задумался о Виктории. Его кузина и Тед были влюблены друг в друга с детства, и все их дразнили. На дразнилки эти влюблённые, правда, никакого внимания не обращали и казались вполне довольными жизнью, собой и друг другом…

До тех пор, пока Люпин не выпустился из Хогвартса. Что там у них произошло, Джеймс не знал – никто не знал, но ему было особенно наплевать, потому что в двенадцать лет есть тысяча вещей поважнее. А сейчас, в шестнадцать, его такие глупости и подавно не волновали.

Гораздо более интересным, к примеру, был выскользнувший из книги листок. Взмахнув оборванными краями, он устремился к полу, и Джеймс не успел поймать его прежде, чем тот упадёт. Впрочем, это не было проблемой. Подобрав бумажку и стряхнув с неё уже успевшую налипнуть пыль – противные серые клочья, он попытался разобрать мелкий почерк.

«Кость отца, отданная без согласия, возроди своего сына. Плоть слуги, отданная добровольно, оживи своего хозяина. Кровь врага, взятая насильно, воскреси своего врага».

— И что это за хрень? – спросил у самого себя Джеймс.

— Где? – неожиданно объявившись на пороге гостиной, откликнулся Люпин.

* * *

Быстро спрятав бумажку в карман, Джеймс обернулся.

Ему совсем не понравилось то, что он прочитал, и обсуждать прочитанное он сейчас не хотел бы. Кроме того, на вопрос Тедди у него всегда был готов универсальный ответ.

— Да везде, — он развёл руками, словно иллюстрируя свои слова.

— Это не хрень. – Люпин привалился плечом к косяку. – Это мой дом.

— Ох, ну надо же. Ты не поверишь, но я вообще-то заметил.

— Я рад.

Пропустив мимо ушей эту реплику, Джейми продолжил:

— Хотя здесь довольно сложно было хоть что-то заметить, такую грязь ты развёл.

— Мы, кажется, это уже обсудили.

— И не только обсудили. – Поймав непонимающий взгляд, он пояснил: — И убрали.

— Неужели ты закончил? – в голосе Теда была издёвка. Он оглядел гостиную и покачал головой: — А ведь не похоже…

Джеймс легко согласился с ним:

— Конечно же, не похоже. Я тебе не домовой эльф, чтобы на раз-два-три справляться с такими завалами. Впрочем, не уверен, что тут и домовой эльф справился бы.

Предполагалось, что Тедди это заденет. Но тот лишь, улыбнувшись уголками губ, шагнул в комнату – навстречу Джеймсу и вроде бы готовый продолжать диалог конструктивно.

Что ж, тем для него хуже.

В притворной задумчивости Джейми закусил губу.

— Дай подумать, — он замолчал на секунду. – Первым делом, тебе нужно выкинуть отсюда весь тот хлам, что здесь есть. А потом завести себе девушку, у них лучше получается поддерживать в доме порядок. Да и готовят они всяко лучше, чем ты. — И без перехода: — Кстати, а почему вы расстались с Мари-Виктуар?

Он не знал, почему спросил именно это. Ему было неинтересно. Действительно неинтересно. Правда неинтересно. Настолько неинтересно, что даже История Магии в исполнении профессора Бинса становилась не самой неинтересной вещью на свете. Но всё же почему-то в голове всплыла именно Мари-Виктуар.

Наверное, он просто интуитивно догадался, как можно уколоть побольнее.

В конце концов, он здорово в этом натренировался – на одноклассниках и родных.

Люпин вздрогнул.

— Это не твоё дело. – Он шагнул вперёд, и Джеймс шагнул ему навстречу. Смотреть на то, как кто-то психует из-за тебя, всегда интересней вблизи.

Ну, если ты, конечно, точно знаешь, что тебя не ударят. С другой стороны, драки он ничуть не боялся. Никогда не боялся – и сейчас ни собирался ни капельки. Тед, конечно, был выше, а ко всему прочему был ещё и аврором, но… безвыходных ситуаций не бывает, разве не так? Равно как и непобедимых противников.

— Я знаю, что не моё, — приглушив голос, ответил он. Когда ты говоришь тише, собеседнику волей неволей приходится к тебе прислушиваться, и в этом тоже есть некая власть. – В противном случае я не стал бы и спрашивать.

Люпин, как выяснилось, бил чертовски стремительно.

И ужасно больно.

* * *

Болела разбитая губа, противно ныли ссадины на костяшках, рёбра стискивали грудную клетку, не давая дышать. Драка для него вышла провальной – и потому очень быстрой. Видимо, Теду не очень-то нравилось бить тех, кто слабее его.

Нет, нельзя было сказать, что Джеймс действительно оказался намного слабее. Он просто не ожидал удара, до последнего не верил в то, что «спокойного и уравновешенного» можно вывести из себя всего лишь парой вопросов. А потом, когда тяжёлый кулак уже врезался в челюсть, острый локоть смачно заехал под рёбра, а собственные, отчаянные и злые, удары не дали ожидаемого результата, Джеймс просто расслабился.

Это был один из самых забавных приёмов, которые он когда-либо использовал в драках – обмякнуть и перестать сопротивляться. Если с тобой дерётся не конченный отморозок, он перестанет тебя колошматить.

Люпин конченным отморозком, конечно же, не был.

Очень быстро он понял, что происходит, и очень быстро отстал. Отшатнулся, взглянул шальными глазами и, развернувшись, съебался в закат. Ну, то есть куда-то наверх, видимо, в свою комнату, местоположение которой для Джеймса всё ещё было загадкой.

Чем сложнее загадка, тем сильнее хочется её разгадать.

* * *

У Джеймса не получалось заснуть – и не только потому, что всё тело болело, но и потому, что болела вся голова. Он думал. Думал, думал, думал, но всё никак не мог понять, с чего Люпин так разозлился и что с этим делать дальше. Пытался понять, что значила эта бумажка, спрятанная между страницами книги, и значила ли? Они там в Аврорате, что, воскрешают кого-то? Каждый четверг, например, или каждую пятницу. И вообще, как это возможно — и нафига?

Отыскать ответы на эти вопросы не получилось, и потому, смежив веки, Джеймс принялся считать.

Он досчитал до тысячи и пошёл в обратную сторону, чувствуя, как реальность понемногу начинает расступаться вокруг. Это было странное, но забавное ощущение, знакомое каждому: когда мысли начинаются путаться и перескакивать с одной на другую, но только не быстро, а напротив – расслабленно. И каждая из них выглядит такой невозможной и одновременно реальной, что…

Додумать он уже не успел.

Потому что заснул.

* * *

Несмотря на то, что спать в незнакомых местах всегда было некомфортно, кошмары снились Джеймсу очень и очень редко. Почти никогда.

Сегодняшний кошмар начался как самый обычный сон, ничего плохого не предвещавший: яркое солнце, голубое небо, острые шпили маггловских многоэтажек и снующие между ними почтовые совы. Не совсем нормально, но и не особенно странно. Джеймс очень удивился, когда шпили зашатались, а совы с истошным угуканьем бросились в разные стороны. По каменным стенам разбежались глубокие трещины, по небу расплескались белёсые молнии, солнце спряталось за тучами и покинуло поле боя.

Серьёзно, быстро, безумно быстро оно укатилось за горизонт.

Потемнело.

Джейми бросился вперёд, не разбирая дороги. Что-то изнутри подсказывало, что из этого места нужно убраться как можно скорее, вот он и убирался. Бежал, бежал, бесконечно долго бежал, пока мостовая под ногами не сменилась мягким ковром из травинок и хвои. Только не так-то всё просто: то тут, то там из-под зелёного ковра проступали торчащие корни… Он петлял, запинался о них, падал и вставал – раз за разом.

Хвоя во сне была такой странной. Мягкой, уютной, приветливой, так и манящей с каждым падением остаться лежать, но вместе с тем отдельные иголки так и норовились впиться ему в кожу, жёсткие, острые. А ещё хвоя была влажной, как будто клочковатый туман, появившийся ниоткуда, надышал на неё мокрым паром. Этот туман полз по земле – тёмно-серый, весь рваный, потрёпанный. Неприятный.

Маггловские многоэтажки сменились силуэтами деревьев. Корявые, причудливо изогнутые они теснились вокруг, страшно замирали по сторонам, тянули к нему изломанные лапы-ветки, будто хотели ударить. Джеймс уворачивался и уворачивался, но одна из выставленных лап всё-таки ударила его лицу – обидно и хлёстко.

По подбородку прокатилось горячее, липкое. Кровь.

А потом он снова запнулся. И на этот раз под ногами были не корни. Сначала показалось – валежина, а потом стало понятно – что-то живое, горячее. Наклонившись, Джейми увидел.

У его ног лежал Тедди Люпин.

Бледный, замученный, почти восковой – заострившийся нос, острые скулы. Красные волосы, дрожащие ресницы… Он дышал, а значит, был жив, но выглядел всё равно словно мёртвый. И нужно было убегать, скорее убегать – об этом кричала каждая клеточка тела, каждый древний инстинкт, но бросить его здесь Джеймс не мог.

— Вставай, — попытался он растолкать его. – Вставай.

Тедди не реагировал. Только ресницы продолжали трепетать, даря обманчивую надежду на то, что глаза вот-вот откроются и Люпин очнётся. Но нет, он не собирался этого делать.

Он продолжал лежать, а над ними со свистом хлестали ветви деревьев и с грохотом сталкивались тяжёлые тучи. Молнии расчерчивали тёмный небосвод на страшные клеточки, и Джеймс совершенно точно знал, что если не убраться отсюда в ближайшее время, то рано или поздно одна из молний попадёт в них.

Что он только не пытался придумать. Бил, тормошил, уговаривал, размахивал палочкой, напрочь забыв сразу все заклинания, но ничего, вообще ничего не помогало. Никакого эффекта.

А потом Джейми вспомнил про сказки. Про глупые-глупые сказки, в которых спящего – будь то принц или принцесса – разбудить можно было только лишь поцелуем.

Зажмурившись, он прижался губами к безжизненно бледным губам.

— Вставай, ну же, вставай, — прошептал он, уже ни на что не надеясь.

* * *

— Вставай, — раздалось где-то рядом.

Джеймс с трудом разлепил глаза, чувствуя себя абсолютно разбитым. Дурацкий сон отнюдь не поднял ему настроения, дурацкий сон был откровенно дурацким.

В дверях его комнаты стоял Тед, и выглядел Тед недовольно.

— Зачем?

— Я ухожу на работу, — ответил он таким тоном, как будто это всё объясняло.

— А я тут причём?

Кое-как приподнявшись на постели, Джеймс угрюмо уставился на незваного гостя. Ну, то есть, конечно, Люпин был здесь хозяином, но конкретно в этой комнате – гостем, так что…

— Вчера я не успел показать тебе, где и что. Если не хочешь провести весь день, как дурак, не зная, где достать еды и во что налить себе кофе, вставай и пошли.

Джеймсу отнюдь не хотелось провести день «как дурак». Но и вставать не хотелось. С большим удовольствием он провалялся бы под одеялом ещё пару часов, а потом, медленно и неспешно, начал бы исследовать дом на предмет слабых мест, грязных тайн и вообще хоть чего-нибудь интересного.

В то, что у Тедди действительно могут быть грязные тайны, ему ни на мгновенье не верилось.

Что до странной бумажки… Ну, у авроров дома, наверное, и не такое можно найти, хотя отец никогда ничего с работы не приносил. Но, возможно, всё дело было в маме, которая просто голову бы ему оторвала за что-то подобное, а у Люпина не наблюдалось никого, кто бы мог запретить.

— Ладно, как знаешь. – Теду, похоже, надоело его дожидаться.

С неохотой Джеймс выбрался из постели.

— Подожди, я иду.

* * *

В общем-то, он с самого начала знал, что это дурная идея. Надо было остаться под одеялом, как и хотелось – тогда ничего бы не произошло.

Хотя, конечно, могло произойти и что-то похуже, чем взаимный обмен парочкой заклинаний. Тем более, что друг в друга они не попали. Правда, Джеймс больно ударился плечом об стол, когда уворачивался, а Люпин… А Люпину в щёку воткнулся осколок от взорвавшейся кружки.

Кровищи было – аж жуть.

И Джеймс даже ощутил себя виноватым. Но ненадолго.

Несколько минут Люпин, как зачарованный, ощупывал свою щёку, а потом, коротко выругавшись, вытащил осколок и бросился прочь – наверное, в ванную, обрабатывать. Осколок он, кстати, просто кинул на стол, и тот, расплескав хвост красных пятен, упал рядом со своими «собратьями».

Джеймс подошёл ближе.

Кровь на деревянном столе была почти незаметной. Просто тёмные капельки, немного блестящие, чуть маслянистые, выпуклые, но совсем небольшие. Он осторожно протянул левую руку – правая всё ещё сжимала палочку, — и прикоснулся к ним пальцами. Ничего необычного. Почти как вода.

Что по-настоящему завораживало – так это тот самый осколок. Белый когда-то и наполовину окрашенный алым теперь. Острый, опасный. Джеймс никогда бы не подумал, что бывшая кружка может выглядеть так.

Он нервно хихикнул, и тут же самого себя устыдился. Как бы то ни было, а это всё уже чересчур. Пожалуй, за свою неосторожность следует извиниться… Прикрыв глаза, Джеймс попытался представить себе эту сцену: разъярённый Тед возвращается на кухню, чтобы спустить с него три шкуры, а он просто говорит «Извини» и проводит ладонью по бледной щеке, на которой от глубокой царапины остался только гладкий розовый шрам.

Ну, в домашней аптечке молодого аврора должен же быть рябиновый отвар или там ещё что-нибудь?

О том, что гладить Тедди по щеке вообще-то достаточно странно, Джеймс задумался только тогда, когда услышал звук закрывающейся двери.

Люпин ушёл на работу, не попрощавшись.

* * *

Когда осознание того, что он наконец-то остался в этом доме один, пришло к Джеймсу, то мысли о щеках и прикосновениях были мгновенно забыты. Азарт захватил его с головой и, сломя голову, Джейми бросился на второй этаж. Первый не представлял для него никакого интереса – его он уже видел вчера, а вот второй…

Начинать он решил не со своего коридора. Распахивая двери одну за другой, Джеймс заглядывал в каждую комнату, и каждая комната оборачивалась для него разочарованным вздохом. Пустые помещения с голыми стенами, с обнажёнными окнами, смотревшимися ужасно жалко без занавесок. А ведь до вчерашнего дня все они наверняка были ужасно грязными, и, если бы он не свалял дурака, практически предложив Теду уборку, такими бы и оставались.

— Да уж, — после четвёртой пустой комнаты Джейми поёжился. – Раньше здесь хотя бы пыль была, а теперь совсем ничего…

Он не мог представить себе, куда и зачем подевалась вся мебель. Вряд ли таким был этот этаж при тёте Андромеде, вряд ли при ней таким был этот дом. Маленький Джеймс никогда не бывал здесь в гостях, но он помнил саму миссис Тонкс, и она всегда производила впечатление хорошей хозяйки. Здесь хорошей хозяйкой даже не пахло. И хорошим хозяином тоже.

Пахло сплошной пустотой.

Единственная комната, с которой всё обстояло чуть-чуть по-другому, оказалась рядом со спальней самого Джейми. Он уже отчаялся что-то найти и почти не поверил в такую удачу, но, кажется, Тед действительно поселил его как можно ближе к себе.

Потому что родители наказали за ним постоянно присматривать? Или потому что Люпину было, что скрывать от него?

Или, может быть, потому что Люпину было приятно его общество?

Ха. Строго говоря, и второй, и третий вариант были глупыми, шутливыми и никак всерьёз не рассматривались. Джеймс прокрутил их в голове только для того, чтобы развеселиться. Это было необходимо – потому что предполагаемая комната Теда вогнала его почти что в отчаяние.

Потому что была заперта.

Воровато оглядевшись по сторонам, Джеймс вытащил волшебную палочку.

— Алохомора!

Ничего не произошло.

— Алохомора!

Конечно, глупо было пробовать ещё раз. Ничего не произошло.

Пинать дверь тоже было глупо, но он не смог удержаться. Дверь предсказуемо не поддалась.

— Чёрт, — пробормотал Джеймс. Никаких других отпирающих заклинаний он не знал, а взрывать или выбивать дверь явно не стоило. Иначе Тед его выгонит, а единственный оставшийся дома родитель, не дай Мерлин, упечёт куда-нибудь боггарту на кулички.

Всё ещё не желая сдаваться, Джеймс снова схватился за дверную ручкой рукой – левой, потому что правая всё ещё сжимала волшебную палочку.

Золотистый металл чуть зашипел, кончики пальцев как будто бы укололо, и дверь распахнулось.

Он даже не сразу понял, что именно произошло.

Кровь Тедди на его пальцах.

* * *

В комнате Люпина всего было мало. Мало мебели – только кровать, письменный стол и массивный стул рядом с ним. Мало света – тяжёлые шторы плотно занавешивали окно. Мало порядка – повсюду валялись свитки и книги.

Да. В комнате Люпина всего было мало, но только не книг. Их здесь было больше, чем Джеймс прочитал за всю свою жизнь – тонкие и толстые, в твёрдых обложках и в мягких, огромные, чуть ли не в полстола, и совсем крохотные, что уместились бы на ладони.

Заглядывать в них Джеймс пока что не стал – решил сперва развернуть несколько свитков. Решение ни к чему не привело, потому что ровным счётом ничего понятного в этих свитках не обнаружилось. Какие-то схемы, какие-то чертежи и рисунки – непонятные символы, непонятные записи.

Если бы Джеймс был чуть более внимательным на уроках, возможно, что-нибудь он бы и разобрал, а так… Отложив в сторону пергаменты, он взялся за книги, но и там не нашёл ничего интересного. Точнее, интересного там было много – и почти сплошь тёмная магия, но тёмная магия его не интересовала. С её помощью можно совершать большие злодейства, но вряд ли сумеешь провернуть хоть какую-нибудь мелкую шалость.

А шалости были, понятное дело, прикольнее.

Так что в конечном итоге Джеймс увлёкся сказками Барда Биддля, лежавшими возле кровати. Какого лысого мерлина они вообще сдались Теду, было совсем непонятно, но в книге даже закладка была – там, где начиналась история о трёх братьях.

Эту историю любой дурак знал наизусть:

«Однажды трое братьев решили попутешествовать. Шли они в сумерках, и встретили на своём пути реку, которая была настолько быстра, что её не переплыть, и настолько глубока, что её не перейти вброд. Но братья были сведущи в волшебных искусствах: взмахнув волшебными палочками, они провели мост через реку.

Дойдя до середины реки, братья увидели нечто, укутанное в плащ. Это была Смерть, и Смерть была возмущена тем, что не заполучила новых жертв, утонувших в реке, но своё возмущение скрыла хитростью. Смерть восхитилась мастерством братьев и в знак своего восхищения предложила братьям принять её дары.

Старший брат был воинственным. Он попросил самую могущественную на свете волшебную палочку, такую, что её хозяин мог бы победить в поединке любого соперника. Смерть отломила ветку растущей неподалёку бузины, сделала из неё волшебную палочку и дала её старшему брату.

Средний брат был гордым. Чтобы ещё больше унизить Смерть, он потребовал силу воскрешать мёртвых. Смерть подняла камень, лежавший на берегу, дала его второму брату и сказала, что он может возвращать мёртвых.

Младший брат был самым мудрым из всех братьев. Поэтому он попросил у Смерти такой дар, чтоб надев его, Смерть не смогла найти его. Смерти ничего не оставалось, и она отрезала часть своей мантии-невидимки, и дала её младшему из братьев.

После этого каждый из братьев пошёл своей дорогой. Старший брат забрёл в одну деревню и победил в поединке волшебника, с которым был в ссоре. Затем он зашёл на постоялый двор и стал хвастаться своей волшебной палочкой. В ту же ночь к нему пробрался вор, перерезал ему горло и украл волшебную палочку. Так Смерть получила первого брата.

Средний брат вернулся домой и воспользовался воскрешающим камнем. Три раза повернул он камень и увидел, что перед ним стоит девушка, на которой он хотел жениться. Но она умерла незадолго до свадьбы. Девушка была холодна и печальна. В конце концов брат не смог вынести тоски, сошёл с ума и повесился, чтобы навсегда остаться со своей любимой. Так Смерть забрала среднего брата.

Третьего брата Смерть искала очень долго, но так и не смогла найти. В конце концов младший брат состарился и отдал мантию-невидимку своему сыну, а сам вышел навстречу Смерти. И они, как равные, ушли из этого мира».

Да, об этой истории знали все. Но Джеймс знал о ней немного больше, чем все остальные. Однажды отец рассказал ему…

— Ну, и как ты сюда попал? – грубый голос от двери нарушил его размышления.

Снова.

Джеймс замер. Спрятать здоровенную книгу в карман у него бы явно не получилось.

— А ты что здесь делаешь? Рабочий день ещё не…

— Взял выходной.

Тедди смотрел на него холодно, испытующе. Он снова стоял, оперевшись плечом о косяк, схватившись рукою за дверь, и единственным желанием Джейми было сейчас поднырнуть под локтём и спрятаться у себя в комнате.

Вряд ли этому желанию суждено было сбыться.

Короче, они опять подрались.

* * *

А ночью Джеймсу опять приснился тот сон. Только на этот раз всё было намного ярче и намного ужаснее. Деревья уже не просто стояли, причудливо изогнувшись, у него на дороге, не просто тянули к нему свои ветвистые лапы – на этот раз они и правда хватали. Хватали цепко, больно, впиваясь в руки до крови. Гром грохотал над головой – а казалось, что внутри головы, и молнии били совсем рядом с ним.

Было страшно.

Он бежал, задыхаясь. Бежал, не разбираясь дороги. Его ноги заплетались, его дыхание, сбившись, вырывалось из горла с таким хрипом, что даже гром порой казался по сравнению тихим. Его глаза отказывались видеть тропинку.

Впрочем, скорее всего, тропинки и не было.

Он просто бежал. Нужно было скорее скрыться, чего-то не допустить.

Нужно было увести Теда. Или унести – потому что вставать тот опять не желал, но поднять его с земли у Джейми не получалось. Белые безжизненные руки Люпина соскальзывали с его плеч, плетьми падая на подстилку из хвои, голова устало откидывалась назад. Он не реагировал ни на тычки, ни на окрики, ни на просьбы. Если бы в него ударила молния, он бы и тогда не очнулся.

Абсолютно отчаявшись, Джеймс снова пытался его поцеловать – злой, яростный поцелуй, смешанный с грязью и кровью. Живые, горячие губы против восковых, полумёртвых, попытка уйти против желания остаться навеки.

…На этот раз Джеймс проснулся не от того, что Тед его разбудил.

На этот раз Джеймс проснулся от того, что ему понравилось так целоваться.

* * *

Этот сон повторялся каждую ночь, и смотреть на Люпина по утрам после него было стыдно.

Джеймс быстро привык к этому ощущению, быстро научился отводить глаза и не нарываться на грубость. Не нарываться на грубость – потому что, когда ругаетесь, сложно не смотреть друг на друга, а, глядя на Теда, невозможно не вспоминать то, что приснилось.

И, раз он прекратил нарываться, между ними восстановилось относительное равновесие. Джеймс не хотел здесь находиться, Тедди не хотел, чтобы Джеймс здесь находился, — их желания совпадали и делить было нечего.

Наверное, Джеймс должен был думать, что это прекрасно, но ему казалось совсем по-другому. Ему было скучно. Впервые в жизни он хотел, чтобы лето поскорее закончилось. Оно было бесполезным, по-настоящему бесполезным. Ну, разве что одно осознание вошло в его жизнь – осознание того, что он никогда не станет аврором. Потому что у него нет никакого желания закапываться в эти дурацкие темномагические книжки, как Тед. И постоянно репетировать какие-то ужасные заклинания. Как Тед. И постоянно варить какие-то странные зелья.

От них порой так жутко воняло на кухне.

Иногда Джеймсу казалось, что все его сны — последствия этой вот жуткой вони. Ну правда.

Люпин ничего не объяснял, но Джеймс и не спрашивал. Они почти не разговаривали.

До тех пор, пока Тед не пришёл домой пьяным.

В тот день за окном лил дождь, и погода, кажется, решила прорепетировать осень. Уходя утром, Тедди не наложил на дом никаких заклинаний, и к вечеру Джеймс замёрз как собака. Он тысячу раз пожалел о том, что, собираясь, выложил из чемодана свитер, но брать тёплые вещи у Люпина не стал. Не хотелось лишний раз сталкиваться.

Как всегда, к его возвращению Джеймс был у себя в комнате. Если Тед был дома, он вообще старался не выходить. Слишком живо вспоминались сумасшедшие сны, слишком часто вертелось в голове воспоминание о желании провести рукой по бледной щеке. Слишком слишком.

Лёжа на кровати и считая трещины в потолке, Джейми слушал шаги. Шаги были шумными и неровными, шаги громко стучали по коридору, всё приближаясь и приближаясь. Шаги были… шагов было на пять больше, чем обычно требовалось Люпину, чтобы дойти до своей комнаты.

А значит…

— Привет, — он нарисовался в дверях.

Джеймс только вздохнул. Смотреть на то, как Тедди обнимается с дверными косяками, уже стало привычным. Как и гадать, какого цвета будут его волосы на этот раз.

Красными, кстати.

— Привет, — в его голосе больше не было ни желания задеть, ни протеста. Он стал бесцветным.

Кто угодно стал бы бесцветным посреди этого дома, посреди этой скуки, посреди этого лета.

— Не возражаешь, если я зайду?

А язык у него почти и не заплетался.

Джеймс пожал плечами. Хочет заходить – пусть заходит. Это в его комнате он незваный гость, но в остальном-то доме – хозяин. Джеймсу было плевать. Равнодушие накрывало его, заставляя тонуть. Равнодушие было повсюду.

Когда Люпин сел на его кровать, равнодушие испарилось.

Наверное, запах огневиски его перебил.

* * *

Так долго они ещё ни разу в жизни не разговаривали.

Джеймсу вроде как дали возможность подобрать отгадки к загадкам, и он ни за что на свете не стал бы такую возможность опускать, но, если честно, дело было даже не в этом.

Просто... Пьяный Люпин определённо был словоохотливей трезвого. И обаятельней. И симпатичней. И смотреть на него, чувствуя сильное желание поцеловать, почему-то было не стыдно.

Одна проблема: пьяному Люпину было тепло.

А трезвый Джеймс замерзал.

Хотя, наверное, если бы они сидели чуть ближе, эта проблема проблемой бы не была. Закусив губу, Джеймс пододвинулся. Тед не протестовал. Он не мог протестовать – был занят какими-то своими, нетрезвыми размышлениями и разговорами. Стыдно, наверное, но Джейми не слушал.

Он просто смотрел – на тонкий прямой нос, на удлинённое лицо с упрямым подбородком, на красивую линию челюсти, на высокий лоб, на взъерошенные – как со сна – волосы. Смотрел на синюю жилку на шее, смотрел серьги-колечки в ушах… Просто смотрел.

Хотя хотелось, наверное, большего. Попробовать то, что приснилось, ведь когда кто-то каждую грёбаную ночь приходит тебе в каждом грёбаном сне и вся история вновь и вновь завершается грёбаным поцелуем, поневоле начинаешь думать об этом в реальности.

Хотелось ходить по краю, потому что всегда это нравилось, но совсем не хотелось перегибать палку, потому что последствия могли быть… непредсказуемыми.

Только он не знал, где край, а где палка.

— Ты про Виктуар спрашивал, — вдруг пьяно протянул Тед.

— Знаю, — ответил Джеймс осторожно. Меньше всего на свете он сейчас хотел слушать разговоры о бывших.

Бывших. Слово неприятно резануло, вонзившись в мысли, как будто тогдашний осколок. Тед старше его на пять лет, между прочим.

— Я могу рассказать.

Против воли Джейми согласился:

— Рассказывай.

— Она меня бросила. – Тед возвёл глаза к потолку.

— Я догадался.

— И почему?

— Что почему?

— Почему она меня бросила, ты тоже догадался?

— Нет, — Джеймс покачал головой. И пожал плечами. Потому что когда он пожимал плечами, то на миг касался Тедди локтём. – Можешь рассказывать.

— Я целовался со Скамандером на выпускном. — Пауза. — Мне понравилось.

Земля выскользнула у Джеймса из-под ног и, извернувшись, ударила в солнечное сплетение. Ну, фигурально, конечно. На самом деле у него просто голова закружилась и дыхание перехватило.

Скамандеров он знал только двоих, и оба были парнями. Близнецы. Сыновья маминой однокурсницы.

Нунихренасебе.

Понравилось, значит.

— Ого, — только и смог выдавить он.

— Думаешь, это плохо? – тут же вскинулся Тед со всей обидой, на которую только может быть способен человек с алкоголем в крови.

«Лучше тебе не знать, что я об этом думаю. И как часто».

Джеймс снова пожал плечами. Казалось, чего уж проще – скажи, что не плохо, а очень даже заманчиво, и потянись губами, авось не откажет. Во сне, во всяком случае, не отказывал. Лежал, правда, безжизненной куклой, но это был сон, и всегда можно было проснуться. А если Люпин откажет в реальности…

Лучше тему сменить.

— Ты чего так напился? – не особенно ловко, но всё же.

— Я не напился.

— Тебе виднее.

— Я устал.

Джеймс хмыкнул:

— Я бы тоже устал. Быть аврором, похоже, офигеть как утомительно.

Люпин удивлённо посмотрел на него.

— С чего ты взял? Я не устаю в Аврорате.

— Да, но занимаешься сутками. Книги твои, заклинания, зелья… Кстати, воняют просто ужасно.

— Это не для работы. Это другое.

Несколько секунд Джеймс осмысливал то, что услышал.

Не для работы?

Тёмная магия – не для работы? То есть, не для того, чтобы выслеживать тёмных волшебников? Но для чего тогда? Для чего тогда эти зелья, которые даже выглядели ужасно, для чего заклинания, от которых за стеной всё дрожало, звенело и дребезжало? Для того, чтобы ему снились по ночам эти дурацкие сны, а комната Тедда была заперта кровью?

Вопросы танцевали на языке, но открыть рот Джейми никак не решался. Он не был уверен, что хочет услышать ответы.

— Я… — в конце концов сказал сам Люпин, устав от молчания. – Я работаю кое над чем, — в его голосе пьяная горечь смешалась с тоской.

Тоска, кажется, была трезвей не придумаешь.

Тут уж не отвертеться, пришлось уточнять.

— Над чем?

— Я хочу вернуть маму и папу. Ох, подожди, — с этими словами Тедди поднялся с кровати и, едва не врезавшись в шкаф, бросился прочь из комнаты.

А Джеймс остался офигевать.

* * *

Когда Люпин вернулся, Джеймс уже немного пришёл в себя. Все странности становились теперь абсолютно понятными, но не переставали, впрочем, быть от этого странными. Глупое, дурацкое желание, разве воскрешение хоть когда-нибудь к чему-нибудь хорошему приводило?

Ну, не то, что бы Джеймс был таким специалистом по воскрешениям, но даже он знал, что со всей этой хренотенью лучше не связываться. Себе дороже.

Интересно, каких успехов добился Люпин и каким он способом действовал?

— Вот. – Замерев перед Джейми, он протянул ему круглый камешек на раскрытой ладони. Камешек на первый взгляд казался самым обычным. – Это Воскрешающий камень.

Джеймс закашлялся, задохнувшись.

Три брата? Сказки Биддля? Воскрешающий камень?

Он бы удивился, если бы не слышал от отца эту историю.

— Что?

— Воскрешающий камень, — подтвердил Тедди.

— Не может быть.

— Но вот же он, перед тобой.

— Не может быть, — упрямо повторил Джеймс, старясь не думать ни о мягкой ладони прямо перед глазами, ни о близости Люпина. – Где ты его взял?

— Нашёл. В Запретном Лесу. Я… Я сбежал тогда с выпускного, — рассказывая, Люпин даже будто бы протрезвел. – Был пьяный ужасно, и расстроенный, и Виктория меня бросила, и я сбежал. Сам не знал, куда иду. Петлял между деревьями, страшно было ужасно, они меня словно останавливали, хватали…

— Хватали? – Джеймс поёжился, вспоминая свой сон.

— Угу. Мне там до крови лицо расхлестало. А потом я упал. И очнулся с этим камнем в руках. Сохранил его… зачем-то.

— С чего ты взял, что он Воскрешающий?

Люпин наконец-то сел. Очень близко, почти соприкасаясь коленкой с ногой самого Джеймса.

— Мне потом твой отец рассказал. Это же его камень был, ты не знал?

— И что он тебе рассказал?

«Если бы всё, ты вряд ли бы был так уверен».

— Что выбросил его в Запретном Лесу. Он выбросил, а я нашёл. Забавно, да? – иллюзия трезвости ушла, как будто и не было. Тедди хихикнул. – Я… я кучу книг перерыл, а у меня всё не получается и не получается.

«И не получится».

Это нужно было переварить. Пережить. Передумать. Или – лучше было не думать вообще.

Джеймс знал, как этого добиться.

— Тедди, — тихо протянул он.

— Что?

— Поцелуй меня?

Ладно-ладно, может быть и не знал. Может быть, это вовсе не способ. Но ему безумно этого хотелось, и сейчас, кажется, было самое подходящее время.

Если повезёт, Тедди этого завтра даже не вспомнит.

В конце концов, он же уже целовался со Скамандером. И ему даже понравилось. И он даже чуть не полез в драку, когда решил, что Джеймс этого не одобряет. Джеймс, может быть, когда-то и не одобрял, точнее — ему всегда было пофигу, но вот теперь никакого "пофигу" не существовало.

Джеймс потянулся вперёд, и уже секунду спустя единственной связной мыслью стало то, что волосы у Люпина сегодня – как во сне – красные, а вот губы в реальности совсем не холодные.

И целуется он обалденно.

* * *

Под утро всё казалось до ужаса глупым. Ну, в смысле боязнь собственных снов и нежелание смотреть Теду в глаза. А остальное казалось странным, но у Джеймса откуда-то было достаточно сил, чтобы проснуться по утру рядом с Люпином и этого не стыдиться.

Подумаешь.

Ему, кстати, было больше не холодно.

Только одно по-прежнему не давало покоя.

— Мне страшно, — Джеймс даже не сразу понял, что сказал это вслух.

— Чего тебе страшно?

— Страшно даже думать, кто хуже, ты или я.

Тедди посмотрел на него, вопросительно приподняв брови – тонкие, тёмные, изящно изогнутые, и Джеймс на секунду потерялся с ответом. И потом, сказать правду он всё равно не сумел бы.

— Ну, с тобой всё понятно, — Тед улыбнулся, осторожно коснувшись носом его щеки. – А я почему плохой? Потому что пытаюсь воскресить своих маму и папу?

— Ага, — Джеймс натянуто улыбнулся и протянул руку, чтобы взять с тумбочки камень.

Фигня. Полная фигня. И полное дерьмо. Обычная твёрдая хренотень, горная порода или что это там, по десять штук на квадратный метр в каждом лесу. Ну, может быть, не по десять, по пять. Да даже если и по одному – толку всё равно никакого.

Самый обычный камень.

Тедди, конечно, был плохим, потому что использовал тёмную магию. Но Джеймс был плохим вовсе не потому, что доводил до белого каления всех окружающих.

Джеймс был плохим, потому что настоящий Воскрешающий камень лежал у него в чемодане – искорёженный, не желающий открываться снитч, найденный в прошлом году, во время лесной прогулки на спор. Он узнал его сразу же. Потому что, в отличие от Теда, слышал от папы историю полностью.

И он совершенно определённо не собирался об этом рассказывать Люпину.

Конкретно сейчас он собирался с Люпином целоваться.

Fin~