Забывая о любви, вспоминая о ненависти

Всю жизнь он шёл, стирая ноги и оставляя красный след.

Я следом шёл по той дороге, мы вместе встретили рассвет.

Ты обречён был быть со мною, а я влюбиться и влюбить,

Сломать преграды, сжечь заслоны, тебя поймать и покорить.

Мэри Эго

*17 и 18 главы предыдущей части от имени Гарри*

Завтрак для студентов – это время зевков и ленивых потягиваний. Время писем, подарков и шуток. Время сплетен, обсуждений и смеха. Время флирта и время угроз. Тем более всё это касается завтраков на последней неделе перед каникулами. Но сегодня вся эта утренняя суета не имела ко мне никакого отношения. Сегодня мои мысли, моё сердце, мой взгляд – всё – было приковано только к одному человеку.

Вчера я был слепцом, сегодня же проснулся зрячим. Ведь ночью я всё вспомнил, и это перевернуло весь мой мир. Жизнь разделилась на три периода: я помнил, я забыл, я вспомнил. И теперь вот не знаю, что делать с этим новым поворотом в своей судьбе.

Все эмоции были какими-то притуплёнными, неяркими. Даже злиться нормально не получалось. Все что я мог — так это смотреть на НЕГО, впитывать ЕГО, дышать ИМ.

— Гарри.

Боже, какой же он бледный, напряжённый. Почему ничего не ест?

— Гарри.

Ну же, съешь хоть что-нибудь! Ты же, того и гляди, в обморок упадёшь!

— Гарри!

— Да что?! – закричал я на оторопевшего Рона.

— Ээээ... Я просто хотел спросить, будешь ли ты есть своё яблоко? А то я бы тогда его взял, — испуганно забормотал Рон.

— Гарри, что случилось? – участливо поинтересовалась Гермиона.

— Ничего! – чересчур резко ответил я, и тут же, спохватившись, добавил:

– Ничего страшного, просто... просто мне директор сказал, что на время каникул я останусь в Хогвартсе, вот я и…

— Но как же так! – всплеснул руками Рон. – Почему он не поинтересовался, чего хочешь ты?

— Рон, Гарри, Дамблдор лучше знает, что делает. Если он считает, что так будет лучше, то значит, так оно и есть.

Невпопад кивая друзьям, не особо вдаваясь в смысл их слов, я вновь стрельнул глазами по преподавательским столам и… встретился с ним взглядом.

На миг мне показалось, что Снейп растерялся, хотя я и не уверен в этом, ведь спустя мгновение зельевар уже отвёл взгляд, после чего встал, что-то сказал Макгонагалл, и быстрым шагом направился к выходу.

Сбежал.

Ему так неприятно видеть меня?

— Гермиона, что вчера произошло? – обратился я к подруге. – Ну, после того, как мы зашли к директору.

— Ты что, не помнишь? – удивлённо вскинула брови девушка, а потом, хитро улыбнувшись, добавила:

– Ааа… всё-таки вы протащили на бал что-то покрепче сливочного пива! Почему я узнаю об этом последняя?

— Эй-эй! С этого места поподробнее, – вклинился Рон. – Я тоже ни про что такое не слышал.

— Да… То есть нет. О,блин! Мерлинова борода! Не в этом дело! Гермиона, просто скажи, что было после того, как мы пошли в кабинет к Дамблдору.

Рон насупился, а девушка сразу посерьёзнела, она знала, что я просто так истерик не устраиваю. Нуу, обычно не устраиваю.

— Мы рассказали, что подозреваем, что Снейп играет не на нашей стороне. Дамблдор уверил, что это не так, но всё же был готов выслушать доказательства в пользу нашей версии, которых у нас, естественно, не нашлось.

“А если вы ничем не обосновываете ваши обвинения, как сами можете быть в них уверены?” – спросил директор и, не дождавшись ответа, попросил нас не выдумывать глупости. А потом, ещё раз поздравив с праздником, попрощался.

Покинув кабинет, мы направились в башню, где какое-то время обсуждали, как нам добыть доказательства. Ни к какому решению не пришли и договорись просто подождать удобного случая. А после отправились спать, так как было уже поздно, – закончила Гермиона, вперила в меня свой излишне внимательный взгляд и через мгновение задумчиво пробормотала:

– И у меня вовсе не создалось впечатление, что ты что-то пил. То есть я хочу сказать, что ты был трезв, как стёклышко... Разве что ты после... но...

— Гермиона, – я умоляюще посмотрел на подругу, – мне надо подумать. Я потом вам всё объясню, правда.

Кивнув, девушка отвернулась. Фух. Ну хоть на время отстала.

“Но какой же всё-таки Дамблдор гад”, – со злостью подумал я. В голове всплыли слова, которые он говорил Северусу:

— “Ты же хочешь счастья для Гарри?”

Интересно, как много знает этот престарелый манипулятор? Что, по его мнению, нежелательно для меня? Общение? Дружба? Любовь? Зачем он сделал это, зачем заставил ЕГО сделать это? А может… может… Северус сам этого хотел? Может, я ему надоел? Но тогда отчего столько боли было вчера в его голосе?.. Из-за приближающегося приступа? Да, ему, наверное, просто было плохо…

Я подавился, горло сжалось от болезненных спазмов ужаса. Догадка слишком неожиданно пришла мне в голову. Я вспомнил своё видение: зелье, слова верности, смех Беллатрис. Раскрытые шпионы кричали, катаясь по земле, впиваясь ногтями в собственную плоть. Точно так же, как и Северус — тогда ночью, когда я забрался к нему.

О, Мерлин! Какой же я придурок, тупоголовый идиот! Как можно было бросить его, уйти? А если бы он не выдержал боли, если бы он сдался, если бы он...

Тошнота сдавила желудок, слёзы предательски подкатили к глазам. Я зажмурился, пытаясь подавить рвотные позывы и рвущуюся наружу истерику. Нужно было срочно успокоиться, иначе друзья силой потащат меня к директору, вон, как настороженно смотрят, перешёптываются, а мне это совсем не надо.

— Всё, наелся, — провозгласил я, отодвинув от себя тарелку с практически нетронутой едой. Встал и со словами "Встретимся у кабинета" направился к выходу из зала, надеясь перехватить Северуса в одном из коридоров до начала занятий.

Да, я отлично понимал, что обижаю друзей, что так нельзя. Но что я мог поделать, если моё сердце жалобно скулило от тоски и страха. Давно я не ощущал внутри такую боль… впервые после смерти Сириуса.

Сириус… Что бы он сказал, увидев меня, почти вприпрыжку бегущего по тёмным слизеринским коридорам, сгорающего от волнения за здоровье Снейпа, а потом останавливающегося в неуверенности перед его комнатами, переминающегося с ноги на ногу? Но Сириуса здесь нет, зато есть я – только что осознавший, какой Гарри Поттер идиот. Северус даже слушать меня не станет — просто снова сотрёт память. Ведь вполне возможно, я ему не нужен. Для него я — надоедливый, заносчивый гриффиндорец. Он не раз говорил, что устал от меня. А эти приступы... Наверняка, они нечастые, да и я вряд ли сумел бы ему помочь избавиться от них… В любом случае, надо действовать по-другому: выждать, понаблюдать, сделать выводы…

Решив так, я отправился к классу, у которого уже наверняка в ожидании меня стояли Рон с Гермионой.

* * *

День прошёл тягостно. Он тянулся, как жвачка, длился и длился, и, казалось, не будет ему конца. Но вот – наступил вечер, пришло время подведения итогов дня.

На защите от тёмных искусств я, как можно незаметнее, следил за Северусом, подмечая все его жесты, случайные взгляды, интонацию речи, мимику. И мои наблюдения отнюдь не наполнили меня спокойствием.

Голос Северуса стал более хриплым, из него пропали выразительные нотки и глубина. Так мог бы говорить смертельно больной человек, давно смирившийся со своей участью. Лицо – гипсовая маска, и лишь губы: то безразличные, то искривлённые ухмылкой – напоминали о том, что это всё ещё лицо человека. Иногда я замечал, что он чуть морщил лоб, как от головной боли, а пару раз даже потирал виски чуть дрожащими пальцами. Худоба, бледность, усталый взгляд… Моя слабая душонка сжалась в комок и спряталась в самом тёмном углу, не желая видеть всё это.

Естественно, мне было не до материала урока. И когда дошло до практики, я вдруг осознал, что всё прослушал. Пытаясь повторять за Гермионой, я неуклюже махал палочкой в воздухе и произносил непонятные слова, даже не представляя, какой результат от меня требуется.

Профессор стойко игнорировал все мои неудачи, зато неплохо прошёлся по остальным гриффиндорцам. И, не смотря на его состояние, это всё равно было просто отвратительно с его стороны. Казалось, он специально говорил и делал то, что могло бы задеть меня наиболее сильно. Пренебрежение ко мне и оскорбление моих друзей. Что ж, он добился своей цели – я разозлился. И теперь у меня появился ещё один повод выяснить с ним отношения немедленно.

Я, кажется, что-то говорил про "выждать"? К чёрту! Я и так проявляю недюжинную выдержку, всё ещё продолжая неподвижно лежать на кровати. Вместо того, чтобы рвануть в подземелья.

Нет уж, пусть сначала уснёт покрепче, – думал я, – чтобы у меня появился хоть какой-то шанс забрать у него палочку до разговора.

Я очень надеялся, что Северус не поменял пароль, который стоял у него до того, как он стёр мне память. В любом случае, я собирался проверить это сегодня ночью. А пока нужно ещё немного подождать.

* * *

Крадучись пробираюсь по тёмным подземельям, вздрагиваю от каждого шороха и даже дышать стараюсь тише обычного. Ночь уже давно вступила в свои права, и, отдавая ей должное, я вжимаюсь в холодные стены в попытках слиться с тенями. И вот я наконец-то стою перед заветной дверью. Тихо шепчу пароль, молясь, чтобы сработало. Дуракам везёт, так, кажется, говорят... Что ж, тогда я рад им быть.

Дверь тихо приоткрывается.

Внутри царит полумрак, но даже в нём можно различить прежнюю аскетическую обстановку. Шкафы, книги, диван, бардак на столике. Ничего не изменилось с прошлого моего визита.

Как можно аккуратнее ступая по ковру, добираюсь до спальни. Заглядываю внутрь.

Передо мной открывается жуткая картина.

Северус, белый как полотно, с кровавыми разводами на лице, шее, груди, бьётся в судорогах на середине кровати. Рот беззвучно открывается и закрывается, а руки тисками сжимают собственное горло, впиваются ногтями в посиневшую от кровоподтёков кожу. Глаза открыты, но что они сейчас видят, можно лишь догадываться. Белков глаз практически не видно за яркой краснотой полопавшихся сосудов. Зрачки то сужаются, то расширяются в безумном, невозможно быстром ритме.

Я уже рядом. Хватаю тонкие запястья, развожу в стороны. Держу, не позволяя вредить себе. Теперь, рядом с ним, заклятие бесшумности не действует, и я могу слышать сипящий неразборчивый шёпот, хриплые стоны и редкие вскрики, сопровождающиеся рывком всего тела.

Нервы лязгают, как наточенные ножи, звенят в ушах. Я не в силах вынести всё это…

Северус выгибается, дышит рвано, тянет кисти к лицу, ко рту, так, как будто хочет откусить себе пальцы. Вновь развожу руки в стороны. Боже, как я хочу, чтобы этот кошмар закончился.

— Северус. – тихо шепчу я. — О, Боже, Северус, пожалуйста…

Мне кажется, я чувствую всё, что чувствует он. Внутри такая боль, как будто кто-то перепутал моё сердце с игольницей и вогнал в него несколько тонких стальных шипов, прошив мышцы насквозь.

— Северус, — как заворожённый повторяю я, – Северус, – это всё, на что я сейчас способен: шептать его имя как мантру, способную оградить меня от кошмара. Я уже давно перестал сдерживать рвущиеся наружу беспомощные слёзы.

Обнимаю наконец притихшего мужчину.

— Поттер, – голос – скрипучий шорох, чужой, незнакомый, но я бы не променял его ни на что на свете.

— Гарри, – исправляю его я, сам не зная, зачем. Наверное, просто потому, что мне нужно что-то сказать, что-то, чтобы он поверил, что я не очередная иллюзия, не продолжение кошмара.

Северус, чуть качнув головой в знак того, что я услышан, закрывает глаза и вскоре забывается сном, больше похожим на обморок. Я лишь через несколько часов решаюсь отойти от него, чтобы поискать лекарства и заживляющие мази. Я понимаю, что утром предстоит тяжёлый разговор. Придётся приложить все силы, чтобы суметь переубедить этого упрямца, но я готов. Я буду стоять на своём и никакие попытки оскорбить меня, обидеть, чтобы в итоге выгнать меня из своей жизни, не помогут. Северусу от меня не отделаться. Впервые я хочу что-то для себя. Хочу его. Он обречён стать моим, а я за это подарю ему себя…

Ты думаешь, что выбор мне даёшь?

Что душу от беды мою спасаешь?

Ну неужели, правда, ты считаешь,

Что так мою свободу сбережёшь?

Так знай! Ты опоздал! Я полон весь тобою!

Лишь рядом находясь, я быть могу собою!

И помни, я всегда тебя прикрою

Обняв, прижав, закрыв своей спиною…

Мэри Эго

*спустя неделю*

Солнечный зайчик прыгает по пологу кровати, забирается под занавес, скользит по взъерошенным тёмно-каштановым волосам, трогает пушистой лапкой чуть подрагивающие ресницы, играет с ними, а потом, когда веки человека дёргаются и глаза открываются, зайчик сбегает за одеяло, а после — прячется среди лучиков, играющих на белой раме окна, впрочем, не забывая время от времени хитро поглядывать на проснувшегося юношу.

* * *

Это было одно из самых прекрасных пробуждений в моей жизни. Несмотря на то, что на дворе был самый разгар зимы, через окно в спальню лился тёплый свет утреннего солнца.

Первый день каникул в Хогвартсе – никуда не надо было торопиться, бежать. Рон с Гермионой не донимали своими дурацкими вопросами о самочувствии, завтрак можно было пропустить, а главное – я мог прямо сейчас пойти к Северусу.

Пойти — не перебираясь из угла в угол, не таясь под мантией-невидимкой – а просто, спокойно, неспешно пройти по коридору, толкнуть знакомую дверь, подойти сзади к пишущему очередную статью зельевару, обнять его за плечи, зарыться носом в пахнущие травами волосы, спуститься руками ниже… Ох, чёрт… Кажется, мне всё же придётся поспешить – хотя бы в душ, к примеру, иначе я рискую перебудить всех своими стонами…

Так, стоп. Я же здесь один, – вспоминаю я и, расслабившись, неспешно провожу рукой вдоль затвердевшей плоти.

Ласкаю себя, представляя, что это твои, а не мои руки сейчас сжимают мой член. Дыхание учащается, выгибаюсь дугой, ловлю ртом воздух, сквозь стон шепчу:

— Северус...

Вверх-вниз.

Кончаю себе в руку.

Раскрасневшийся и запыхавшийся, лежу на хлопковых простынях без сил и желания вставать и куда-то идти. Только тебя здесь не хватает.

Интересно, Северус сейчас сильно занят? Что он делает? Наверняка, опять ничего не поел.

Была бы моя воля – я бы не на миг от него не отходил, но зельевар был слишком зациклен на своём: “Это всё неправильно” и продолжал держать дистанцию. И хотя я каждую ночь на последней неделе проводил в его комнатах, чтобы не допустить повторения пытки, вызванной зельем, он всё равно выгонял меня в гриффиндорскую спальню, как только острая необходимость в моём присутствия отпадала.

"Ну ладно, тогда было учебное время. Теперь же он от меня не отвертится", – злорадно подумал я.

Закончив с утренними процедурами, я оделся и хотел уже выйти, как вдруг мой взгляд зацепился за баночки, рядком стоящие на прикроватной тумбочке.

"Ну да, Гермиона же оставила мне зелье отрешения, чтобы хватило на всё время каникул, – вспомнил я. — Теперь-то они вряд ли понадобятся".

Убрав склянки в стол, я вышел из комнаты и направился в подземелья.

Неспешно прошёлся по коридору. Толкнул дверь. Заглянул в рабочий кабинет, нашёл глазами тёмную фигуру зельевара, сидящего за рабочим столом. Подошёл, обнял закутанные в чёрную мантию плечи.

— Поттер, вам что, заняться с утра нечем?

А вот эта фраза в моих мечтах отсутствовала.

Я насупился:

— Вот обязательно было это говорить?

— Я сейчас занят, иди, займись чем-нибудь полезным.

— Чем? Сейчас каникулы!

— Я в курсе, — ухмыльнулся Снейп. — Иди, помоги Хагдриду, например, у него снова некому убирать помёт за его любимцами.

Вот гад!

— Может, я мог бы чем-нибудь помочь тебе? – предлагаю я, не слишком надеясь на положительный ответ. Зельевар разворачивается и смотрит на меня как на полоумного.

— Поттер, если бы целью моей работы было разрушение подземелий до основания, то я, несомненно, привлёк бы такого специалиста как вы, — тянет он и снова отворачивается.

Нет, я, конечно, знаю, что не гений, но ведь и не такой же придурок! Да и он же прекрасно понимает, что я просто хочу побыть рядом с ним.

Я уже готовлюсь выдать гневную тираду, когда Северус вдруг добавляет:

— Хотя, если тебе совсем уж нечем заполнить свой досуг, то можешь помочь мне разобрать списки ингредиентов. Они сзади тебя на второй полке. Вычеркни испорченные. Сроки хранения, которые ты, несомненно, помнишь из курса обучения, можешь посмотреть в книге, что лежит рядом. Приступай.

Я так и застыл на месте. Он не выгнал меня! Дал задание! Он тоже хочет, чтобы я остался!

Я снова обхватил зельевара за плечи, сжал, что было сил, наклонился, и, не обращая на яростные попытки мужчины увернуться, чмокнул в щёку.

— Поттер, если немедленно не отпустишь меня, то я пожалею о своём решении, – как можно более грозно прошипел Северус. Но я-то прекрасно слышал в его голосе совсем противоположные чувства.

— Я тоже люблю тебя, – шепнул я ему в самое ухо, заслужив ещё один грозно-удивлённый взгляд.

— Что мне с тобой делать, Поттер? – обречённо поинтересовался зельевар.

— Любить, – выдохнул я и притянул к себе несопротивляющегося мужчину, прижавшись губами к его горячим губам. Скользнул языком внутрь приоткрытого рта. Северус обвил меня руками, подтянул, усаживая меня к себе на бёдра, лицом к себе. Я почти застонал ему в рот, почувствовав упирающуюся в живот эрекцию. Ну всё! Теперь ты от меня точно не отделаешься.

Опустил руку на доказательство чужого желания, потёр сквозь одежду, чуть сдавил, с удовлетворением отмечая, как сбилось дыхание Снейпа. О, да. Он хотел меня, так же сильно, как и я его.

Вдруг Северус с тихим рыком подхватил меня и усадил на стол.

— Ты сейчас доиграешься, – хрипло предупредил он, облизнув опухшие губы. Я смотрел на него во все глаза.

Спутанные волосы, красные пятна на скулах, влажный рот, тяжёлое дыхание. Ох, чёрт. Желание стало почти болезненным. Я попытался расстегнуть штаны, чтобы освободить ноющий член, но моя рука была перехвачена на полпути, а губы вновь пойманы сладкими тисками. Чужая ладонь скользнула к застёжке, ослабив давление на вставшую плоть.

Проникнув под трусы, пальцы обхватили кольцом головку и двинулись вниз. Всхлипнув, я подался бёдрами вперёд.

Губы сминались в жёстком поцелуе, чужой язык исследовал мой рот, горячая ладонь, пробравшись под мантию, ласкала ставшие вдруг до безумия чувствительными соски, а член всё ещё оставался в обхвате умелых пальцев.

Эрекция Северуса упиралась мне в бедро, и я вдруг понял, что хочу большего. Хочу его – всего, в себе, сейчас.

Ногами обхватил мужчину за бёдра, запустил руки под мантию. Пуговицы, пуговицы. Мне казалось, я умру, если, наконец, не почувствую ладонями его кожу. Ладно. В другой раз, – сдался я. Мои пальцы полезли в штаны зельевара, сжали пульсирующий член. Двинулись по бархатной коже.

Я кончил первым, откинулся назад, содрогнувшись всем телом. Вскоре и Северус подошёл к финалу. Я с бесконечным обожанием вглядывался в лицо мужчины, пытаясь навсегда запечатлеть его в памяти. Влажные, блестящие агатовые глаза, опухшие ярко-красные губы, нет обычных угрюмых складочек у глаз, и весь он — расслабленный, удовлетворённый… Мой.

— Давай в следующий раз по-настоящему, – прошептал я… и тут же очарование момента исчезло. Снова эта маска вместо лица, но даже она была не способна скрыть сожаление и стыд.

— Мы не должны были… Я не должен был допускать… Ты студент. Так нельзя. Это неправильно.

Попытался прервать эти глупости поцелуем. Как же! Вывернулся, почти отскочил, проговорил хрипло, с отчаянием:

— Вам всё же лучше помочь Хагриду, Поттер.

— Зачем ты снова! – кричу я, не в силах справиться со злостью. – Ведь всё было хорошо!

— Уйдите, Поттер, – голос бесчувственный.

— А вот и уйду! – ору я и вылетаю в коридор, хлопнув дверью.

Как он может? После того, что только что было! Надоело! Сколько ещё он будет нести эту чушь про профессора и студента? Удавил бы того, кто вбил ему эти мысли! Неизвестно даже, переживу ли я этот год! Переживёт ли он его! У нас может и не быть никакого "потом"!

Пока шагаю к Хагриду, гнев понемногу отпускает. Мне уже не кажется, что я правильно поступил, сорвавшись и оставив Северуса одного. Уж очень он близко к сердцу принимает эти свои: “Я не должен был”. Сидит, небось, сейчас, самобичеванием занимается …

Ну а мне что прикажете делать? Как переубедить его?...

Чего он боится? Привязаться? Привязать? Так уже поздно! Я полон им, он везде, в каждой клеточке, оккупировал моё сердце, захватил мой разум. Никогда раньше не чувствовал такого. Это как болезнь – греющая и разъедающая одновременно, и от неё нет лекарства, когда он наконец-то поймёт это?

Он согласен просто находиться рядом, не переступая границ, но мне этого уже мало. Каждый день я бьюсь о ледяные скалы, которыми он себя окружает, рву кожу об острые пики его слов. Северус как будто проверяет меня на прочность, ждёт, когда я сдамся. Не дождётся! Я знаю, как нужен ему. Он погибнет, оставшись один. Кто будет заваривать ему чай, ждать с собраний, спорить? Кто будет греть его дыханием, плавить ледяные горы, снова и снова срывая гипсовую маску с его лица? Я никому не отдам эту привилегию. И он не обманет меня, я чувствую, как стены становятся тоньше с каждым днём, и с каждым днём он позволяет мне всё больше.

Я не сдамся!

Ловить снежинки на язык,

Закинув голову, смеяться.

К такому, знаю, – не привык,

Но ты обязан постараться.

Мэри Эго

— Так, а теперь сосредоточь своё внимание на единственной цели, сфокусируй на своём желании все силы, приоткрой внутренний блок... выпусти магию… заставь уже, наконец, этот чёртов снег расплавиться!

Я, как мог, последовательно выполнял все инструкции. Щурил глаза от напряжения, с силой выдыхал морозный воздух, пытаясь вытолкнуть магию, но снег так и оставался снегом.

Уже битый час Северус пытался научить меня направленно колдовать без применения палочки. На этот раз занятие проходило за стенами Хогвартса. Укутанный по самые уши, я сидел на скамейке и пытался превратить в лужицу небольшой круглый снежок, лежавший в метре от меня. Северус недовольно цокал, и в десятый раз демонстрировал, как это нужно делать, попутно комментируя свои действия.

— Ну не получается у меня! Давай попробуем что-нибудь другое!

— Поттер, общение с Хагридом плохо на тебе сказывается, иных объяснений происходящему у меня нет. Разве что, на предыдущих занятиях вместо тебя ко мне приходил Малфой под оборотным зельем, — язвил Снейп, – Давай, попробуй ещё раз. Возненавидь этот снежок, испытай ненависть всей душой, возжелай превратить его в ничто!

Я снова послушно упёр взгляд в белый комочек снега, неизменно лежавший на своём месте. Возненавидеть его никак не получалось…

Грустно перевёл взгляд на Снейпа. Губы у него чуть потрескались от мороза и казались сухими, холодными. Замёрз, наверное, без шапки… Но он же у нас Снейп, имидж держит, а у самого, небось, зуб на зуб не попадает. Согревающие чары не удержишь при применении беспалочковой магии. Если бы он только позволил…

— Поттер, что ты делаешь?

— Ничего…

— Немедленно прекрати! – взвился Северус, – У меня сейчас волосы загорятся, ты должен не меня плавить, а снежок!

Упс.

Я поспешно отвёл взгляд и уставился в землю.

— Эээ… Извини… — промямлил я.

Проворчав что-то себе под нос, Северус махнул на меня рукой:

— Ладно уж, от такой бани, которую ты мне сейчас устроил, этот несчастный снежок уж точно бы растаял, так что задание ты выполнил…

Я замер.

— То есть, на сегодня урок закончен, ты меня отпускаешь, – не веря услышанному, проговорил я.

— Да, да отпускаю, – небрежно подтвердил мужчина, усаживаясь на скамейку рядом со мной и запрокидывая голову, – Иди, отдыхай.

Зельевар выглядел уставшим. Естественно, за неделю невозможно восстановить силы, которые терял на протяжении нескольких месяцев.

Не сводя взгляда с закрывшего глаза мужчины, я встал, взял снежок в руки, а потом замахнулся и залепил его прямо Северусу в лоб.

Ну, ей-богу! Не знаю, что на меня нашло. Северус, видимо, тоже не знал.

— Что это только что было? – зашипел он, но я только засмеялся, до того комично он в этот момент выглядел.

Волосы и часть лица в снегу, и только глаза грозно сверкают.

— Ты же сказал отдыхать, вот я и отдыхаю! – весело выкрикнул я, нагибаясь за очередным снарядом, и через секунду был сбит самым настоящим снежным комом.

— Эй, это нечестно! – возмутился я, выбравшись из-под снега. Северус уже стоял с палочкой наготове, и на меня посыпалась очередная лавина снежков.

Уворачиваясь и посылая ответные удары, я подобрался к мужчине поближе и, прыгнув на него, повалил в сугроб.

Снег залепил глаза, уши и даже немного забился в нос. Я фыркал и мотал головой, пытаясь избавиться от ледяной каши, упавшей за воротник. Северус, наконец, перестал ёрзать, ему теперь явно было не до этого. Поборовшись с собой пару мгновений, он не выдержал и засмеялся.

О, Мерлин! Как я успел соскучиться по этому хриплому низкому смеху. Не могу поверить, что мог позволить себе забыть его.

Щёки у зельевара раскраснелись, волосы влажно блестели, в обычно непроницаемых глазах играли смешинки. Я навалился на него сверху, уткнулся носом в шею. Мой. Он мой. Поцеловал острую скулу, худую щёку, нос. Улыбнулся до ушей, услышав знакомое ворчание. И тут же прижался губами к приоткрытому рту, предупреждая поток язвительных слов. Зельевар оказался не против. Языки сплелись в бешеном танце, всё на миг потеряло значение. В штанах стало тесно, я застонал в чужие губы, и был тут же наказан мягким укусом.

— Северус, – прошептал я, – Северус.

— Гарри, – услышал я в ответ тихий бархатный голос.

Мы лежали замёрзшие, растрёпанные, запыхавшиеся, мокрые, облепленные снегом с ног до головы, со стоящими членами в штанах, с горящими от желания глазами. Мы были едины и были счастливы.

— Всё, Поттер, вставай, не такой уж ты и лёгкий.

Я послушно перекатился на бок и сел, отряхивая с волос комья снега.

— Возвращаемся немедленно, мне совсем не хочется возиться с перечным зельем, если ты заболеешь, – сказал вставший, наконец, на обе ноги зельевар и подал мне руку.

Я с радостью ухватился за предоставленную возможность коснуться его, сжал протянутую мне ладонь и так и не отпускал до самого Хогвартса. И хоть Северус и поворчал немного для вида, я видел, что он был доволен.

Хочу держать тебя за плечи,

И звать по имени во сне,

И от-того порой калечат

Слова, что ты кидаешь мне.

Мэри Эго

“… Так что у меня всё хорошо, не переживайте. Скоро увидимся. Гарри.“

Привязав письмо к лапке совы, важно расхаживающей по подоконнику в ожидании моего послания, и шепнув птице: “В Нору”, я отправился на завтрак.

Кроме меня в Хогвартсе на каникулах осталось ещё пара ребят с младших курсов. Два мальчика и одна девочка со светлыми волосами, заплетёнными в две косички. Сегодня мы с ними должны были помогать Помоне Спраут в посадке какого-то особо вредного зимнего растения, и нам оставалось только догадываться, в чём будет состоять наша помощь.

Я глянул на Снейпа, сидящего за учительским столом и ковыряющего кончиком ложки ни в чём неповинную кашу. Будто почувствовав мой взгляд, он поднял лицо от тарелки и, увидев мою хмурую физиономию, всем своим видом говорящую: “А ну-ка быстро съел!”, вздохнул и отправил немного овсянки себе в рот. Дамблдор, наблюдавший за нами, лукаво улыбнулся себе в бороду, но меня он не обманет своим добродушием, с ним надо быть настороже! Почему Северус не может понять этого?!

Невольно вспомнился наш вчерашний спор.

* * *

— Но он же использует тебя! Почему ты продолжаешь ему верить?!

— Не говори о том, чего не можешь знать! Он очень помог мне, кроме того, он заботится в первую очередь о тебе!

— Да не нужна мне такая забота! Этот чокнутый старый…

— Немедленно закрой свой рот, – рявкает Снейп, – Если ты не ценишь свою жизнь, это не значит, что её никто не ценит! Не пройдёт и года, как ты поймёшь, что он был прав!

— Прав, стерев мне память? Прав, не оставив мне выбора?! – я уже кричу в полный голос, – Прав, раз за разом рискуя твоей жизнью?! Да как он смеет решать за других?!

— Прав, пытаясь оградить тебя от проблем! Прав в желании не коверкать твою жизнь!

— Да! Только он забыл спросить меня!

— Ты ещё такой ребёнок, Поттер, тебе не понять, – после небольшой паузы устало отвечает Северус. В его интонациях больше нет злости, лишь грусть. – Пока не понять. Сейчас тебе хочется риска, хочется… всего этого. Но скоро тебе надоест, и тогда…

— Что тогда? – с ужасом спрашиваю я, – Что тогда?! – ору я, срывая связки. – Думаешь, я пожалею? Сотрёшь мне память?! Так вот знай – мне никогда не надоест!

Рядом что-то взрывается, осколки, разлетаясь, впиваются в кожу. Жгут.

— Иди… Иди успокойся, Поттер. Отдохни, ты сейчас опасен даже для себя, — говорит Северус, стирая тыльной стороной ладони кровь со своей щеки. – И помни: пока у тебя ещё есть возможность одуматься и перестать заниматься глупостями… Потом… потом я тебя уже не отпущу, — тихо добавляет он, скрываясь в лаборатории и закрывая за собою дверь.

* * *

Северус, а за ним и остальные преподаватели, покидают обеденный зал. Я с первокурсниками направляюсь в сад, но мне туда совсем не хочется. Мне хочется к нему... Времени осталось так мало, прошла уже почти неделя!

— Ой, я кое-что забыл сделать. Скажите, что я подойду позже, – говорю я хмурому мальчику в квадратных очках.

"Ничего, подождёт посадка, никуда не денется", — думаю я, пока бегу к подземельям. Вот, осталось только завернуть за угол и…

— …омнишь о моём совете, мой мальчик?

— Конечно, Альбус, я делаю все, что в моих силах.

Я замираю на повороте, вслушиваясь в голоса, доносящиеся из коридора. Как это знакомо… Что этот маразматик опять хочет от Северуса?

— Мне кажется, Гарри снова начинает привязываться к тебе. Это недопустимо, мало того, это просто опасно. Как для тебя, так и для него.

— Не знаю, о чём вы говорите. По мне, так Поттер ненавидит меня даже сильнее, чем раньше. Вы ведь дали мне полное право не сдерживаться с ним. Поверьте, за последние две недели он и его прихлебатели узнали о себе много нового, – ровно отвечает Снейп.

— Хорошо, если так, – тихо говорит Дамблдор.

Я не вижу его, но отчего-то знаю, что в эту секунду он смотрит Северусу в глаза и улыбается своей фирменной гнусной улыбочкой “Тебе станет легче, если ты мне всё расскажешь”. Но, видимо, не дождавшись никаких результатов, тяжело вздохнув, продолжает:

— Просто помни: это для его же блага. Гарри должен ненавидеть искренне, в иное Волдеморт не поверит. На мальчика будет смотреть слишком много глаз, и, хоть он и научился ставить блок в сознании, никто не знает, как долго он сможет удерживать защиту.

— У Поттера хорошие задатки окклюмента. При правильном подходе он мог бы стать одним из лучших в этом искусстве.

Ох, ты, блин! Меня похвалили!

— Но ты же понимаешь, что это невозможно. Вспомни, чем закончились ваши занятия в прошлый раз. Это небезопасно для наших планов, а я не могу сам заниматься с ним.

На несколько секунд в коридоре повисает тишина.

— Вы хотели что-то ещё, Альбус?

— Как продвигается освоение беспалочковой магии?

— Всё так же. Поттер показывает хорошие результаты, только когда особенно сильно злится. На других эмоциях, как понимаете, мне было не проверить, – хмыкает Снейп.

— Этого вполне достаточно.

— Могу я вернуться к своим делам?

— Конечно. Ты же сейчас занимаешься разработкой зелья для ритуала? Я надеюсь, ты добьешься успеха.

— Я всегда добиваюсь успеха.

— Несомненно, несомненно… – задумчиво говорит Дамблдор. – Что ж, до вечера.

— До вечера, Альбус, – кивает Северус и скрывается в своих комнатах.

Как только шаги директора затихают, я, не тратя ни мгновения, подлетаю к двери и дёргаю за ручку… Закрыто… Впервые за время каникул.

— Корень мандрагоры, — говорю я пароль. Но ничего не происходит.

Гнев перекрывает паника, я стучу по двери, что есть силы, наваливаюсь на непослушную деревяшку, не желающую пустить меня внутрь.

— Поттер? – раздаётся удивлённый голос откуда-то сверху, и в следующую секунду я, не удержав равновесие, буквально падаю на растерявшегося зельевара, обхватываю его за талию.

— Что ты здесь делаешь? – мгновенно придя в себя, шипит он, втягивая меня внутрь и параллельно пытаясь отцепить от себя мои руки.

"Тёплый. Живой. Мой", – вот все мои мысли. На какой-то миг я подумал, что он и вправду решил внять словам директора и вновь оттолкнуть меня, замкнуться на нелепом “Так будет лучше”. И ведь понимаю, что только раздражаю его своим нытьём, но всё равно… всё равно!

— Гарри, что случилось?

Говорит мягко, завораживающе.

Сказать о том, что я слышал? Ведь опять упрётся как баран и будет стоять на своём до последнего, выгораживая чёртового манипулятора. А я снова как дурак слюной забрызгаю ему весь ковёр, после чего буду выпровожен вон.

Гнев на директора заставляет кулаки сжиматься, так и хочется ударить по самодовольной морщинистой физиономии.

— Я всё слышал, – выпаливаю я куда-то в район подмышки и тут же чувствую, как напрягается спина под моими руками. — Если так надо… Если по другому никак, то давай покажем … — на языке крутятся хлёсткие эпитеты, – директору то, что он хочет видеть.

Не шевелюсь. Жду приговора. С Северусом ни в чём нельзя быть уверенным наверняка.

Вдруг, чувствую горячие руки, обхватившие мои плечи, и тихое с улыбкой:

— Поттер, если это и было причиной, по которой ты чуть не выломал мне дверь, то ты самый психованный гриффиндорец, которого я знаю.

Казнь отложена. Помилование выдано.

Я не в силах сдержать улыбку, кулаками пробивающую дорогу к моему лицу.

Какой же всё-таки малости надо, чтобы сделать меня счастливым…

Хватаюсь руками за острые скалы,

Пытаясь спасти своё тело и душу.

Но крепко вцепились ночные шакалы,

Не давая мне выбраться снова на сушу.

Мэри Эго

Профессор Спраут всё-таки великая женщина. Каждый год она сажает, ухаживает, собирает десятки кричащих, плюющихся, колющихся и даже прыгающих растений и всё ещё остаётся в своём уме! Я бы так не смог, однозначно!

Вот, например, сегодня нам пришлось полдня гоняться за сумасшедшим кустом, похожим на магловскую крапиву, с тем лишь отличием, что он улепетывал от нас на ластоподобных корнях, издавая при этом высокие хрюкающие звуки, и назывался не крапивой, а “Вереньеткой строгой”, что, впрочем, не помешало свободолюбивому растению несколько раз чувствительно ущипнуть меня за руки.

А всё для чего? Чтобы потом, весной, собрать с упрямого куста маленькие жёлтые плоды, которые применяются в зельях, мазях и где-то там ещё, я, если честно, эту часть прослушал, а после вновь отпустить несчастное растение на волю, чтобы потом, зимой, вновь за ним гоняться! Бррр!

После того, как наш человеческий ум, наконец, победил сопротивляющуюся сине-зелёную фауну местных грядок, я решил немного расслабиться и полетать.

Морозный ветер приятно холодил щёки, заклинание, показанное мне вчера Северусом, не давало снегу залепить глаза, и я, расслабившись и поддавшись воле воздушного потока, скользил по небу и оглядывал окрестности, совсем потеряв счёт времени. А потом, когда опомнился, понял, что опоздал.

Я рванул назад со всей возможной скоростью, бросил метлу у ворот, помчался в подземелья, перепрыгивая по три ступеньки. Уткнулся в дверь, рванул. Она оказалась открыта – слава Мерлину! Ввалился в комнаты, метнулся к спальне. Северус лежал на кровати с открытыми глазами. Зрачки расширялись и сужались, но взгляд пока ещё оставался осмысленным.

— Гарри, – выдохнул он.

Я уже был рядом. Сжал дрожащие руки мужчины, прижался к ним губами, зашептал, выливая в слова весь свой страх и сожаление:

— Извини меня, Северус. Извини. Мне так жаль. Я опоздал. Ты простишь меня? О, Мерлин, как я мог забыться, как я мог! Извини меня, Северус!

— Всё, Поттер! Хватит! – грубо перебил меня пришедший в себя зельевар. Приступ отпускал довольно быстро, стоило мне коснуться его кожи. – Замолчи. От твоих соплей здесь скоро ходить будет скользко. Я не желаю слышать этот неясный лепет, тем более, что я пережил несколько месяцев подобных приступов. Ничего бы со мной не случилось только из-за того, что один надоедливый гриффиндорец забыл о своём обещании. В конце концов пунктуальность никогда не была твоей сильной стороной.

Холодный тон мужчины несколько остудил мой пыл. Я опустил глаза. Мне было стыдно…

— О, Боже, за что мне такое несчастье! Иди сюда.

Я подался вперёд в надежде на крепкие объятия, но получил лишь щелбан по лбу.

— Да не сюда. Стой, ты всё что угодно способен испортить. Дай руку.

Я послушно протянул вперёд правую ладонь.

— Потерпи, – попросил зельевар и нажал на палец чем-то, напоминающим шип дикобраза. Появившиеся бусинки крови зельевар быстро сцедил в стоящую неподалёку колбу. Заранее он приготовился что ли?

В баночке что-то заискрилось, забурлило и, наконец, затихло. Жидкость приобрела тёмно красный оттенок.

— Дай палочку.

— Что?

— Палочку, — терпеливо повторяет мужчина.

Я уже вообще ничего не понимаю, но, несмотря на это, послушно протягиваю то, что просят.

Северус тем временем вынимает из кармана зелёную плоскую бутылочку в форме змеи с привязанной на конце верёвкой, переливает туда тёмно-красную жидкость и дотрагивается до получившейся смеси моей палочкой, после чего откладывает её в сторону. Чуть встряхнув змейку, Снейп накидывает шнур себе на шею, пряча баночку под одежду.

— Всё! – торжественно провозглашает он. – Теперь можешь отойти, Поттер.

Я не двинулся, всё так же продолжая сидеть в максимальной близости от зельевара.

— Поттер! Подними свой зад и покинь моё биополе, – зашипел Снейп, в своей привычной манере, а потом, когда чуть-чуть отодвинулся в сторону, снова перешёл на самодовольный тон. – То, что ты сейчас видел, было соединением основы зелья, сохранения магической печати и крови носителя необходимой магической печати.

— И что это значит? – непонимающе спросил я, всё ещё побаиваясь отсесть подальше.

— Это значит, Поттер, что больше нет необходимости в твоём присутствие во время приступов! Их просто не будет пока у меня на шее висит флакон с зельем!

Должен ли я был обрадоваться этой новости? Несомненно. Так почему на душе скребут кошки?

— Ты случайно не решил избавиться от меня теперь, когда я тебе не нужен? – спрашиваю я шутливым тоном, за которым прячу страх. Чёрт! Я как баба! Плевать…

Ну же! Что ты молчишь!?

— Разве что на сегодняшний вечер. У меня скопилось слишком много дел.

— В два часа ночи?

— Поттер! Иди, перечитай учебник! Большинство зелий для лечения ран, так необходимых в медпалате, готовится именно в ночное время. Я сегодня выспался и готов этим заняться. Так что иди к себе. Дай мне побыть хотя бы одну ночь в тишине и покое.

* * *

Бреду по коридору. Внутри пусто. Почему мне кажется, что от меня просто избавились? Выкинули за дверь, как ненужную вещь.

Мигрень отдаётся болью в висках, сжимает лоб невидимыми тисками. Как больно. Не хочется сопротивляться. Шаг, снова шаг. Ноги несут меня к выходу, я не противлюсь, бреду как во сне, подчиняюсь неведомой силе.

Кто-то зовёт меня. Я слышу женский голос, мамин голос…

Холодный ветер бьёт в лицо, забирается под мантию, кусает за кожу.

"Завтра появятся синяки", – лениво думаю я, ни на миг не отступая от намеченной цели.

Ноги тонут в сугробах, утопают по самые колени. Метель поднимает ледяное крошево, бросает его в меня, словно рой пчёл.

— Гарри! Гарри, иди сюда. Гарри…

— Мы ждём тебя. Ну же, иди сюда, Гарри…

— Гарри, пожалуйста, поторопись. Ты рискуешь пропустить всё веселье… Гарри…

Игнорирую холод. Иду на голос. Он гипнотизирует, зовёт, умоляет. Иногда кажется, что это мама подзывает меня к себе, иногда, что это отец. Я уже вижу их. Вот, стоят, прильнув друг к другу, машут руками, улыбаются.

На маме — смешная вязаная шапка, которая явно ей велика, волосы, торчащие из-под неё, чуть припорошены снегом. Отец время от времени протирает запотевшие от холода очки.

Бегу. Снег шуршит под ногами, скрипит лёд, и в следующее мгновение я проваливаюсь куда-то вниз.

Ноги, а затем и тело обжигает. Мантия, быстро намокая, тянет вниз, руки соскальзывают, и я с головой погружаюсь в воду.

Паника.

Наваждение отпускает, но уже слишком поздно. Я подо льдом, в холоде и тьме. Одежда стесняет движения, делает все попытки нащупать пробоину неуклюжими, бесполезными. И мгла, мгла везде. Она осязаема, она пахнет болотной тиной, а на вкус похожа на морскую капусту. Я пропускаю её меж пальцев: холодная, чуть жирная, она касается моей кожи, проникает в глаза и в уши, растворяет в себе.

Страх.

Я не могу понять, где верх, а где низ. Лёгкие горят. Задыхаюсь. Боль в голове и в груди становится невыносимой настолько, что, кажется, вот-вот вдохну, вот-вот впущу в себя ледяную воду, умру…

Неизбежность.

Голова ударяется обо что-то твёрдое. Лёд. Начинаю биться об него. Колотить кулаками, но в руках нет силы. Не за что уцепиться, не от чего оттолкнуться. Весь мир растворился в студёной озёрной воде. Не осталось ничего, кроме холода.

Да и он уже не кажется смертельным, холод почти убаюкивает. “Вот и всё”, – подумал я. На сей раз, с этой мыслью пришёл гнев, и, собрав в единый ком эту ярость и боль, я вновь заставил двигаться мускулы, которые были готовы не двигаться никогда.

Отчаяние.

Упёрся рукой в лёд, пытаясь нащупать рваные края пробоины, скреб твёрдую поверхность, сдирая об неё ногти. И вдруг почувствовал, как мою руку хватает другая рука и тянет…

Надежда.

Голова ударилась об лёд, а потом вынырнула на поверхность. Дышать… Я только и мог, что дышать, давая чёрной воде выливаться из носа и изо рта, да моргать глазами, ослеплёнными светом, горящим на кончике чужой палочки.

Меня всё ещё тянули, вытаскивая из воды. Я извивался как тюлень, пытаясь поскорее выбраться из холодных вязких объятий.

Наконец, полностью выбравшись, кашляя, ёжась, я замер на холодном снегу, не находя в себе силы сдвинуться с места. Кожу жгло, несмотря на то что мой спаситель уже успел быстрым движением палочки высушить мою одежду и наложить согревающие чары.

— Оставьте меня, – попытался сказать я. – Со мной всё в порядке.

Слова вышли невнятно, всё в мире замедляло свой бег, замирало.

Мне нужно лишь немного отдохнуть, а потом я встану и снова пойду.

Рывок. Меня подняли. Я почувствовал крепкие руки, бережно обнимающие меня за плечи, услышал стук чужого сердца у себя под щекой, чьё-то дыхание рядом с макушкой, и даже уловил чуть слышный запах корицы и лимона идущий от чёрной мантии, в которую меня уже успели укутать.

— Я сейчас, сейчас, – зачем-то пролепетал я, обращаясь то ли к спасителю, то ли к самому себе. – Всё в порядке.

Услышал что-то в ответ. Голос был глубокий, обеспокоенный… сердитый немного. Но как я ни старался, слов разобрать так и не смог. Темнота и тепло обволакивали. Я провалился в забытье.

Ты счастлив и весел, и жизнь удалась?

Ушли в неизвестность пустые печали?

Слепец! Ты узнаешь — так беды встречают

Тех, от кого судьба отреклась!

Мэри Эго

Под веками играют тени. Не хочу открывать их и разрушать свою сказку. Ведь мне снится, что я лежу у Северуса на кровати, и он – тоже здесь, рядом — перебирает мои волосы, дует в ухо, и шепчет:

— Доброе утро, Гарри.

— Доброе, — улыбаюсь я сладкому видению, тяну руки вверх, в надежде ухватить уползающую утреннюю дрёму, и натыкаюсь кончиками пальцев на шёлк волос. Прихватываю пальцами мягкие прядки, тяну на себя. В нос ударяет запах корицы, губы накрывает тепло. Чересчур аккуратный поцелуй заставляет меня открыть глаза — фантазии так не целуют, просто не умеют, а значит…

— Ну что? Проснулся?

— Вроде, – неуверенно подтверждаю я.

Только сейчас понимаю, что лежу под одеялом голый, но мне совсем не стыдно, наоборот, я даже рад… Интересно, Северус возбудился, когда раздевал меня? Почему-то этот вопрос волнует меня намного больше недавних событий. Ночное происшествие кажется всего лишь страшным, не слишком реальным сном, но взгляд, которым прожигает меня Северус, не позволяет мне всё списать на больное воображение.

— Что ты помнишь? – спрашивает он, вставая с кровати и складывая руки на груди.

— Ммм… всё, вроде...

— Всё? Хм, тогда, может быть, ты помнишь, почему решил оставить у меня палочку?

— Забыл просто.

— Забыл? Просто? — Голос Северуса буквально сочится сарказмом, — скажи мне на милость, как можно ПРОСТО ЗАБЫТЬ палочку?

— Я... я не знаю…

— Может быть, ты ещё и не знаешь, что палочка аккумулирует магию, и поэтому, когда она рядом с тобой, Тёмному Лорду тяжелее завладеть твоими мыслями? Решил облегчить ему задачу, или это ПРОСТО ещё одно проявление гриффиндорского идиотизма?!

Вопрос явно не нуждается в ответе. Вжимаю голову в плечи, пытаясь стать незаметнее, но мне это, конечно же, не удаётся. Интересно, что бы он сказал, если бы я ему поведал, что вообще ни разу не вспомнил о палочке с того момента, как покинул его комнату?

— Ты ПРОСТО ЗАБЫЛ! А в результате чуть не пошёл на корм рыбам! Если бы ещё полминуты! Если бы я не успел! Поттер! – кричит Северус, его почти трясёт от злости.

Мне становится плохо, желудок совершает кульбит, но не от того, что я вдруг осознал, что стоял на пороге смерти, а от того, какую боль я читаю на лице столь сильного человека. Боль и страх… и что-то ещё, не поддающееся описанию, что-то, что заставляет Северуса отвернуться, пряча свои чувства.

Мне очень стыдно, но одновременно с этим и очень тепло, как и от любых проявлений заботы с его стороны.

— Прости меня, — искренне говорю я. На какое-то время в комнате повисает напряжённое молчание. — Как ты нашёл меня? — шёпотом спрашиваю я через какое-то время пытаясь хоть как-нибудь разрядить обстановку.

Северус отвечает не сразу, а когда наконец говорит, голос его звучит устало и глухо:

— Ты забыл палочку, я пошёл тебя искать. Портреты сказали, что видели как ты выходил из замка, а дальше — по интуиции. Считай — повезло.

Я не верю ему, сам не знаю почему, но спорить сейчас бесполезно. Если не захочет, всё равно не расскажет.

— Ты проспал почти сутки, — вдруг добавляет зельевар и снова замолкает, пока я обдумываю новость. Она не кажется мне хоть сколько-нибудь важной, но мне жаль, что я так бездарно потратил день каникул.

Пытаясь хоть как-то заполнить звенящую тишину, я тихо спрашиваю напряжённую, закутанную в чёрное спину:

— Так значит сейчас снова вечер?

— Да, – коротко подтверждает мужчина, а потом резко разворачивается ко мне и, взяв меня на прицел своих дул-зрачков, негромко произносит:

— Пообещай больше никогда не подвергать свою жизнь опасности… так глупо.

Не знаю, на что он надеется, взяв такое обещание в разгар войны с ребёнка, которому судьбою предначертано сразиться с сильнейшим магом века, но по его серьёзному взгляду ясно, как важно ему получить ответ.

— Обещаю, — не отводя глаз, киваю я.

Северус чуть выдыхает, подходит к кровати, садится на пол рядом с ней. Наши глаза теперь на одном уровне, мы смотрим друг на друга, не отрываясь.

— Обещаю, — зачем-то повторяю я одними губами, которые тут же накрывают горячим поцелуем, совсем не похожим на предыдущий – аккуратный. Меня почти трахают языком в рот, заявляя на него свои права. Член стремительно твердеет.

— Северус, я знаю, что ты здесь. Северус! – раздаётся голос директора из гостиной. О, чёрт! Я испуганно накрываюсь с головой одеялом. Зельевар сначала замирает, а потом с неохотой начинает подниматься с пола.

— Не волнуйся, Альбус не любит заходить ко мне, это просто каминная связь, — бормочет он.

Как только дверь за ним закрывается, я подскакиваю, натягиваю лежащие рядом на полке штаны и прислоняюсь ухом к пахнущему клёном дереву, из которого сделана дверь.

— … мне нужно с ним поговорить

— Не уверен, что стоит рассказывать об этом Поттеру, у него слишком длинный нос, и он обязательно попытается его сунуть туда, куда не надо.

— Ты не прав, Северус. Гарри это касается в первую очередь. Он имеет право знать. Ещё раз прошу, отправь его ко мне, если увидишь. Нигде не могу его найти.

— Конечно, Альбус, конечно.

— О чём он хочет поговорить со мной? О чём-то важном? – набрасываюсь я на Северуса с вопросами, как только он появляется в зоне видимости.

— Подслушивал? От тебя другого и не ожидалось, — кривится мужчина, — Сходи – узнаешь.

— Да ты хоть раз можешь ответить нормально?!

— Если тебе что-то не нравится, тебя здесь никто не держит.

Видно, что он не хочет говорить на эту тему, мало того — злится. Куда только делся мужчина, минуту назад чуть не заставивший меня кончить от одного поцелуя? Исчез, растворился… и теперь вместо него незнакомец с недовольной рожей.

— Ах, так! – задыхаюсь я от возмущения. — Тогда я ухожу!

— Скатертью дорожка, — бубнит себе под нос Снейп, разворачиваясь и исчезая в ванной.

Быстро одеваюсь, хватаю со стола палочку и стремглав вылетаю из комнат Северуса. Злость ядом растекается по крови. Происходящее бесит безумно! Чувствую, как вокруг электризуется воздух: магия выходит из-под контроля.

Направляюсь к директорскому кабинету, по пути пытаясь восстановить спокойствие. Ни черта не выходит. Мысли о предстоящем разговоре никак не способствуют обретению покоя. Ладно, наплевать.

Стучусь, вхожу.

Директор сидит за столом, улыбается. Ждал меня, сразу видно. Что ж, примем игру – улыбаюсь в ответ.

— Вы искали меня, сэр?

— Да, Гарри. У меня есть очень важная новость для тебя. Присаживайся.

Сажусь в кресло, приготовившись отражать очередную психологическую атаку.

— Это касается твоего крёстного.

— Сириуса?! – я так и подпрыгиваю.

— Да, именно. Мы нашли способ вытащить его. Это очень древний ритуал, для выполнения которого требуется очень большое мастерство и опыт. Кроме того, непозволительно ничьё вмешательство, поэтому ты не сможешь присутствовать при нём. К тому же, ещё неизвестно, будет ли он удачным, но шансы очень велики. Я посчитал, что ты должен знать, тем более что дата проведения назначена на сегодняшнюю ночь.

— Ээээ… — я был в ступоре, перед глазами невольно заплясали картинки из прошлого. Улыбающийся, длинноволосый, беззаботный, с серыми добрыми глазами, в которых всегда можно было разглядеть искрящиеся смешинки. Сириус. Как же я хотел увидеть его снова!

— Почему же тогда раньше мне сказали, что он умер? Что из-за арки никто не возвращается?!

— Ритуал очень старый, кое-что в нём частично утеряно. Я не был уверен, что мне удастся восстановить полную информацию о нём. В частности, был утерян рецепт зелья. Профессору Слизнорту пришлось восстанавливать его практически с нуля. Я до последнего не мог с уверенность сказать, что у него получится.

— … Слизнорту? – переспросил я. В голове вертелась какая-то мысль, которую никак не удавалось поймать за хвост.

— Да, Гораций очень любезно предложил свою помощь. Профессор Снейп тоже помогал сбалансировать формулу, хотя и не знал точно, для чего нужно данное зелье.

"Врёт ведь. Врёт", – шептало моё сознание, но я отмахнулся от его шепотков – сейчас не это было важно! Сириус! Я смогу снова увидеть Сириуса. Я даже и не смел мечтать о таком.

Я снова посмотрел на директора, в моём взгляде больше не было презрения, только благодарность. Он же, правда, всё это делает ради меня, просто у него такие средства… Да, они непонятны мне, оскорбительны, но он же желает мне лишь добра.

Сириус!

Я не мог поверить, боялся поверить. Надежда… Я так долго не мог себе её позволить, а теперь…

— Спасибо, – одними губами говорю, улыбаясь директору, впервые за долгое время – искренне. Он заслужил эту улыбку. И вдруг спохватываюсь:

— О, вы сказали, что это будет опасно? Вы можете пострадать?

— Всё может случиться, Гарри, – улыбается директор. – Но я буду очень осторожен. Кроме того, мне будут помогать некоторые учителя, которых я посвятил в курс происходящего. Так что риск сведётся к минимуму. Это командная акция спасения, я не буду один.

Так значит, опасность всё-таки остаётся. Минимизирована, но есть… Не знаю, подло это или нет, но я считал, что ради Сириуса можно и рискнуть. Если бы это могло хоть как-то помочь, то я бы, не раздумывая, бросился в эту самую арку, лишь бы увеличить шансы Сириуса на возвращение.

— А когда точно… — я замялся, – будут известны… результаты?

— Сейчас я направлюсь в министерство и буду заниматься подготовкой, а сам ритуал начнётся ровно в полночь. И конечно, ты будешь первым, кому я сообщу об успехе или…

— Да-да – всё ясно, – киваю я как китайский болванчик. В голове радужная свалка, а на самом её верху – сидит Сириус в форме собаки и приветственно махает хвостом.

— И я прошу тебя, Гарри, не с кем не говорить про происходящее. Ни сегодня, ни когда-либо ещё. Ритуал, который мы будем проводить, нельзя причислить к тем, которые одобряет министерство. Конечно, оно пошло нам на некоторые уступки, но лишнее разглашение будет только во вред. Если всё пройдёт удачно, то Сириусу придётся пока остаться в Хогвартсе под другим именем и под чужой личиной. Я представлю его, как приглашённого специалиста по квиддичу.

Услышав это, я снова расплылся в улыбке. Как это, наверное, будет классно. Не прячась, общаться с ним, летать на мётлах, разговаривать вечерами… Вот только может возникнуть проблема, если он узнает про меня и... Ерунда, сейчас не об этом надо думать. Хоть бы… хоть бы всё получилось!

— Вижу, ты рад новостям, но ещё раз повторяю, ты не должен никому говорить ни слова.

— А Гермионе? Рону?

— Им можно, — разрешил директор. — Они будут держать эту тайну при себе. А теперь иди, жди сегодняшней ночи и надейся. Иногда наша надежда важна ничуть не меньше, чем прямые действия.

Окрылённый, я буквально выпорхнул из директорского кабинета. Хотелось кричать о свой радости. Сириус. СИРИУС!

* * *

Красные лучи срываются с выставленной вперёд палочки Беллатрис. Сириус уворачивается, посылает ответные заклятия и вдруг спотыкается, пропуская очередную вспышку. Рубиновая молния ударяет мародёра в грудь и он, не удержав равновесия, падает за занавес.

Рвусь к нему, кричу его имя. Отчаяние – в голосе, в душе. В голове бьется горькая обжигающая правда – моя вина, моя.

Спасти. Я должен ЕГО СПАСТИ! Я НЕ МОГУ ПОТЕРЯТЬ ЕГО!

Но меня держат, у меня нет шансов…

Проходит совсем немного времени, когда я понимаю: всё. У меня больше никого не осталось…

* * *

Сам не знаю, как, но вдруг понимаю, что нахожусь в подземельях. Злость на Северуса давно прошла, её перекрыло совсем другое чувство. Хочется поделиться своей радостью… но нельзя. Кроме того, мне не хотелось бы увидеть на лице Северуса гримасу отвращения. Вряд ли он притворится, будто счастлив услышать, что его школьный враг, возможно, вернётся в скором времени из мира иного.

Интересно, Северус правда ничего не знает? Глупо… Конечно знает! Просто Дамблдор не хочет давать ни единого шанса нашим со Снейпом отношениям перейти из разряда "минус" в разряд "плюс".

Стою перед его дверью, наконец, решаюсь постучаться. Ничего.

Называю пароль, не особо надеясь, что зельевар его не поменял – но нет, дверь открывается. Прохожу внутрь.

В комнатах, определённо, никого нет. Зажигаю свечи, осматриваюсь. В тишине мои шаги звучат набатом. Неужели я всегда так громко хожу? Заглядываю в лабораторию: там как всегда царит стопроцентный порядок… Книги, склянки, свитки, и тут замечаю, что сундук, тот самый, который я не смог взломать, когда пытался искать мнимые доказательства предательства, — открыт.

И что мне было делать? Уйти? Пройти мимо, оставив чужие тайны в покое?

Воровато оглянувшись по сторонам, я направился к кладезю секретов.

Опустился на колени и сунул внутрь свой любопытный нос.

Сверху лежали развёрнутые свитки, исписанные мелким колючим почерком Снейпа. Чуть глубже — несколько книг в чёрных кожаных переплётах, которые заколыхались, словно живые, когда я дотронулся до них, чтобы отодвинуть в сторону. Пара янтарных баночек и… картины. Одна, вторая. Я доставал их со дна, бережно баюкая в руках маленькие чужие миры.

Мифические животные, грустные осенние пейзажи, объятое штормом море… Зачем Северус хранит их здесь? Это какие-то семейные реликвии?

Свитки мешали нормально рассмотреть холсты, пришлось вытащить сначала их. Взгляд случайно скользнул по ровным строчкам. Стоп… Оставив картины в покое, я взял в руки бумагу.

“… арка поглощает энергию… чтобы суметь проникнуть за завесу… вернувшихся ждёт долгий период реабилитации, для которого… ”

Я так и знал! Северус был в курсе! И сейчас наверняка помогает готовиться Дамблдору к ритуалу. Мне было безумно интересно, как он будет проходить, и действительно ли моё присутствие нежелательно, или директор в очередной раз просто решил оградить меня от проблем, взвалив всё на свои плечи.

Устроившись по-турецки у сундука, я положил на колени свитки и стал вчитываться в убористый почерк, но чем дольше я читал, тем сильнее портилось моё настроение.

“… вопрошающий выпивает собственноручно сваренное зелье познания, стоя в чёрном кругу перед аркой бытия. Вопрошающий должен иметь искреннее желание и сильную волю, чтобы суметь направить чакру жизни в сознание перед тем, как искусством немногих проникнуть за черту мира.

У вопрошающего будут ровно сутки, чтобы вернуться. По истечении этого времени тело потеряет связь с его духом и погибнет. Душа же, потеряв путь в мир живых, распадётся на серое безумие и чёрное отчаяние, смешается с сумраком безвременья, станет его частью без шансов на покой”.

“… за это время вопрошающему необходимо отыскать живой дух и уговорить его вернуться… Важно, чтобы маг, решившийся на погружение в арку, не потерял дорогу назад, важно, чтобы он сам хотел вернуться. Сумрак будет всячески соблазнять его, подкупать, а после – угрожать, запугивать, гнать…”

“… важно помнить, что пришествие за границу мира маг совершает один… ”

“… известны лишь три случая возвращения человека из-за завесы, в одном из которых вопрошающий успел перевести душу через предел, а сам остался по ту сторону…”

“… ритуал проводился очень редко ещё и потому, что условия требуют, чтобы маг не только лично варил зелье, требующее высшего мастерства и высокого уровня владения беспалочковой магии и совершенного владения легименцией, с помощью которой он проникает за завесу, но и сам искренне желал возвращения искомой души…”

“… в настоящее время рецепт зелья необходимого для отделения души от тела, применяемый в ритуале, утерян… ”

…о нет…

Зелье. Легименция. Высокий уровень магии…

Мозаика складывалась, но не желала укладываться в голове. Внутри что-то рвалось, ломалось, с треском и навсегда. Сердце, казалось, пыталось разбиться о рёбра… в мясо, в кровь. На лбу выступил пот, скатился солёной капелькой к виску, скользнул по щеке, к уголку губ.

Еще несколько минут назад я думал, что могу вновь обрести что-то потерянное, нужное. А сейчас узнал, что могу потерять всё. Могу ЕГО потерять.

Вскочил, бросился. Куда, зачем? Лишь бы быстрей, лишь бы не сидеть, сложа руки, действовать, броситься в ноги, остановить. Пусть лучше наложит обливиэйт, только не рискует, не так, не сейчас… Зачем? Зачем он делает это?

Быстрее, метла, улица, небо, министерство, Снейп. Скорей, СКОРЕЙ! Только бы успеть...

Ничто не волнует меня в этот миг,

Прошлое скрыто тенями.

Беспамятства я наконец-то достиг,

Укутанный смерти сетями.

Мэри Эго

В министерстве царит запустение. Мои шаги эхом отдаются в звенящей тишине.

Коридор, поворот, коридор. Дамблдор… Стоит возле массивных железных дверей, смотрит на меня. Наверное, услышал шаги и вышел навстречу незваному гостю.

Он явно удивлён. Не ожидал меня здесь увидеть. Его губы на мгновение приоткрываются в недоумении, и я почти слышу, как крутятся шестерёнки в его полоумной башке. Редкое зрелище и… гадкое. Он вообще весь противен мне. Я почти ненавижу его.

Сдёргиваю мантию невидимку, всё равно перед директором она бесполезна, и решительно иду к дверям, ведущим в зал.

С неожиданной для такого старого человека прыткостью директор хватает меня за плечи, шепчет заклинание, и я мешком валюсь на пол.

Ожидал ли я этого? Нет. Почему? Сам не знаю. Привычка верить в чужое благородство, честность – вот что меня подвело. Злость застилает разум. Сейчас не время, совсем не время разлёживаться! Мне необходимо туда, к нему… Я пуст и одновременно наполнен – горечью, болью и отчаянием. Все эти чувства горячей смолой стекают к солнечному сплетению. Чёрная вязкая масса шевелится в груди, пульсирует, дышит… Это рождается монстр. Он поднимает свою морду, разлепляет горящие огнём глаза, скалит желтоватые зубы. Никакие путы не удержат его.

Заклинание спадает…

— Гарри, ты должен понять, так нужно. Ты сейчас ему ничем не поможешь. Ритуал нельзя прервать. Будь разумным, – директор говорит таким тоном, будто я дикое животное. Спокойным, ровным. Держит руки на виду. А у меня в голове набатом – “Опоздал”.

Магия бушует, клубится, бьётся в ограничивающих её свободу оковах моего разума. Ещё немного, и монстр вырвется из-под моего контроля, кинется к Дамблдору, обовьётся своими щупальцами-лапами вокруг его шеи. Директор тоже это чувствует, отступает. Боится…

Я смотрю на него своими новыми звериными глазами. Чую пульсацию жизни, ток крови в венах, вижу чёрную паутину, оплетающую потоки энергии, и яркие узлы чакр. Мне всё равно, что это — не важно. Всё сейчас не важно. Бесполезно злиться, это лишь трата времени. Драгоценного времени, которого у меня нет.

Не теряя больше ни секунды, толкаю массивные двери, ведущие в зал, и сразу нахожу глазами Северуса. Растянувшись, он лежит внутри белого круга, начерченного перед аркой. Его руки раскинуты по сторонам, волосы разметались, на лице спокойствие и... пустота. В этом теле его самого больше нет, и лишь тонкая серебристая ниточка, тянущаяся от груди зельевара в арку, говорит о том, что у него всё ещё остаётся шанс вернуться. И он вернётся! – рычу я. Храбрюсь, культивирую обиду… но сам – боюсь.

Сердце дико колотится, аккомпанирует дерганой, лихорадочной пляске мыслей, с каждым ударом добавляет и добавляет страха в кровь. Монстр внутри ревёт и воет, клацает зубами в попытке испугать меня, заставить потерять контроль. И да… я на грани. Беги мой зверь, беги и помоги ему, я умоляю. Ты ведь часть меня, ты тоже любишь его, не так ли?

Чёрное нечто беснуется — его больше не держат цепи — вгрызается в грудину, с боем вырывая свою свободу. Вытекает, выпрыскивается, выкатывается наружу и с рыком врывается в серую трясину арки.

На самом краю сознания я понимаю, что падаю, но сейчас мне всё равно, что с моим телом, сейчас я вместе со своим личным демоном падаю в неизвестность.

Зверь нападает на след, плывёт, утопая в липкой тягучей массе чужих снов, желаний и кошмаров. Я вижу вокруг призрачные лица, жадные руки. Каждый хочет урвать себе немного тепла. Но моя магия слишком сильна для них, она прожигает насквозь тонкие колышущиеся пальцы. Тени шипят от боли и отчаяния, и я готов вторить им…

Плач раздаётся со всех сторон, сливаясь в единый гул. Я вижу детей и взрослых. Я вижу себя. Растрёпанный бесцветный мальчик в нелепых круглых очках и заношенной футболке тянет ко мне руки, в его глазах мольба. Я тянусь к нему в ответ. Но зверь не столь сентиментален, он не забывает о нашей цели, и призрачные фигуры очень скоро остаются позади…

Вечность летит мимо нас на своих огромных сизых крыльях. Мне кажется, я слышу её дыхание, чувствую её запах. Приторно-сладкий запах безысходности – именно им пахнет вечность. Мой монстр скулит, даже ему не совладать с огромной, безразличной ко всему птицей с глазами цвета ночного неба.

Мысли в голове слипаются в липкую кашу, из которой невозможно вычленить что-либо…

— Гарри, — слышу я знакомый голос.

"Гарри… Точно, это же моё имя", — вспоминаю я. Оборачиваюсь. Сириус стоит передо мной такой, каким я его запомнил, только глаза стали более холодными.

Я не удивлён, я больше не умею удивляться… Здесь, в этом странном месте, всё воспринимается как должное.

— Пойдём, пойдём же, – настойчиво твердит кто-то рядом.

И только тогда замечаю черноволосого мальчишку, тянущего Сириуса за рукав. Он не обращает на меня никакого внимания, продолжая шаг за шагом сдвигать явно не желающего куда-либо идти Сириуса.

— Гарри, – вновь повторяет Бродяга до ужаса безразличным голосом. — Что мне делать?

Я отрываю взгляд от насупленного ребенка с тонкими, немного неправильными чертами лица и неопрятными, немытыми волосами и поднимаю глаза на крёстного.

Мой зверь больше никакой не зверь, а я сам. Я сам стою посреди грязно-серого марева. Быть может, с самого начала и не было никакого зверя. Злость, горечь, обида – всё ушло, осталась только усталость.

— Иди с ним, – отвечаю я, глядя в пустые глаза крёстного. – Я буду ждать тебя на той стороне. Поторопись.

— Ну же! – нетерпеливо говорит мальчик. – Не стой истуканом!

И Сириус делает шаг, подчиняясь настойчивым просьбам.

Черноволосый мальчишка всё время закрывает глаза, жмурится, идёт, выставив вперёд одну руку, другой продолжая удерживать Сириуса.

— Зачем ты закрываешь глаза? – с любопытством спрашиваю я.

Он молчит. Может, и вовсе не слышит меня.

А потом мир вокруг нас вдруг меняется, туман закручивается, рисуя очертания комнаты и человеческих фигур.

Я осматриваюсь, с удивлением узнавая в ребёнке, сжавшемся в комочек в самом углу, копию нашего мальчишки-проводника. Рядом обозначаются двое взрослых. Пьяный мужчина кричит на испуганную женщину, та, закрывая лицо руками, пятится к стене, но это не спасает её от удара. Охнув, женщина падает, но мужская рука не даёт ей осесть на землю, хватая за волосы и рывком поднимая на ноги. Следующий удар приходится женщине в район скулы, глухой хруст тонет в громком детском плаче.

Сириус смотрит на происходящее с бесконечной скукой, ему всё нипочём.

— Не смотри, – шипит на него наш проводник. – Не смей смотреть! – лицо ребёнка кривится, как от зубной боли, брови хмурятся. Он стискивает зубы так, что желваки начинают играть на острых мальчишеских скулах.

Я замечаю, что чем меньше во мне остаётся эмоций, тем медленнее я двигаюсь. Мне просто не хочется. Зачем? Всё бесполезно. Я бесполезен, так не легче ли остановиться, лечь и не вставать никогда больше, это так просто...

Я уже не помню, что это за место, зачем я здесь. Я ходячий вакуум, банка из-под сиропа. Кто его только успел выпить?

— Не смей сдаваться! – кричит на меня рассерженный мальчишка. Оказывается, он меня всё-таки видит… — Я не смогу вытянуть вас обоих.

Безразлично смотрю на насупленное бледное личико. Чувствую, как мальчик берёт меня за ладонь и тащит теперь нас двоих. Не сопротивляюсь. Шаг, шаг, шаг. Куда? Зачем? Не пойму. Вокруг мелькают какие-то картинки, летят мимо мои и чужие сны. Всё, что я успеваю заметить – это обречённость, сквозящую в них.

Светящийся проём я замечаю, только когда мы подходим к нему совсем близко. Мальчик толкает в него растерявшегося Сириуса, а затем делает попытку толкнуть и меня. Но у него не выходит, кто-то перехватывает его руку. Это мужчина – тот самый, который был тогда в той комнате, в самом первом видении сумрака. Его лицо — красное от выпивки, разбита бровь, губы кривятся в злой усмешке.

— Ты же не думал, что сможешь сбежать от меня, Северус? – хрипло спрашивает он у испуганно таращащегося на него мальчика.

— Ты же не хотел бросить меня здесь? – угрожающе шипит мужчина, дёргая ребёнка к себе.

Я стою возле арки и смотрю вслед удаляющимся фигурам… и пытаюсь понять, от чего с каждой секундой мне становится всё хуже и хуже... Как будто из меня вытягиваю жилы, обнажают нервы, теребят их в шершавых грубых пальцах, наслаждаясь игрой боли на моём лице.

Мальчик бредёт вслед за своим отцом, время от времени оглядываясь на меня, а потом вдруг злобно, отчаянно громко кричит:

— Зайди в арку! Не будь идиотом!

Меня прошибает. Я ещё ничего не могу понять, только знаю, что хочу обнять этого ребёнка. Срываюсь с места, в несколько секунд настигаю мужчину, вырываю из его захвата тонкую мальчишескую руку. Только вот маленький Северус не желает идти со мной, он брыкается, хватается за отца.

— Я нужен здесь! – кричит он. – Здесь, а не там!

— Нет! НЕТ! Ты нужен мне! Нужен!

— У тебя теперь есть Сириус – иди к нему. С ним не будет скучно. А я останусь, – в детском голосе вдруг появляются так хорошо знакомые мне упрямые нотки.

Отец Снейпа скалится в пьяной ухмылке, чуя свою победу. С каждым аргументом мальчишки он становится сильнее, прозрачность пропадает, в заплывших глазах появляется живой блеск. А вот Северус… Северус бледнеет, он всё больше похож на тень. И каждое следующее его слово лишь усугубляет ситуацию.

— Никто не расстроится! – краски уходят, чёрный становится серым.

— Так всем будет лучше! – глаза – прозрачные линзы.

— Мне будет лучше! – руки – неясные тени.

— Тебе будет луч…

— НЕТ! – ору я, – НЕТ! – хватаю на руки бесплотное тельце, – Нет, — шепчу в выцветшие волосы, прыжками преодолевая расстояние до арки.

– Ты мне нужен, безумно нужен, понимаешь? – тихо произношу я, глядя в глаза притихшему мальчику, перед тем, как шагнуть в светящийся полукруглый проход.

Толи влево шагнуть, толи вправо,

Толи болен я, толи здоров,

Не найти на себя мне управы,

Не избавить себя от оков...

Толи верно я думаю мысли,

Толи лживые нынче они,

Надо мною сомненьем повисли,

И как вороны кружат вдали...

Виктор Шутка

Предпоследний день каникул. Школа постепенно наполняется привычным для неё шумом — смехом, разговорами. Рон с Гермионой появятся только завтра, отдохнувшие и готовые к новому учебному семестру. Я же... а что я? Кукла с оторванной головой и выпотрошенным нутром – вот кто я. Уже несколько часов сижу, завернувшись в мантию-невидимку в медицинской палате и не отрывая взгляда от острого профиля.

Мадам Помфри держит Северуса под действием лечебного сна. Завтра, в день своего рождения, он проснётся – выздоровевший и полный сил.

О дне рождения я узнал всего сутки назад, когда нашёл свиток родословной Северуса в том злополучном сундуке. Смешно, но я действительно парюсь из-за того, что понятия не имею, что ему подарить. Хотя… нужен ли ему мой подарок?… Нужен ли я ему вообще?

В чём дело, спросите вы? А дело в том, что кроме всего прочего из свитка я узнал, что отец Северуса – Тобиас Снейп – магл, а мать зельевара носила фамилию Принц. К тому же, среди множества картин, спрятанных на дне сундука, я нашёл и ту, на которой был изображён скользящий по морской глади изумрудный дракон.

Два плюс два сложить оказалось очень просто. Принц-полукровка – это Северус и есть. Поняв это, я бросился перечитывать записи в дневнике зелий.

“... Пытаюсь не смотреть в твою сторону, но проходит минута, и я понимаю, что вновь выискиваю тебя в толпе. Ничего не могу с этим поделать...”

“…Ты смотрел на картину, чуть приоткрыв рот от восхищения. Твои глаза следили за переливающимся сильным телом морского дракона, легко скользящего по морской глади…”

“…Ненавижу почти так же сильно, как и люблю. Почти так же сильно… почти…”

Затем снова заглянул в свитки с описание обряда:

“… ритуал проводился очень редко ещё и потому, что условия требуют, чтобы маг не только лично варил зелье, требующее высшего мастерства и высокого уровня владения беспалочковой магии и в совершенстве владел легименцией, с помощью которой он проникает за завесу, но и сам искренне желал возвращения искомой души…”

И вот я уже два дня избегаю Сириуса. Сегодня он несколько раз заглядывал в палату – искал меня. Но у него-то, в отличие от Дамблдора, нет волшебных очков, поэтому он уходил ни с чем.

Бродяга несильно изменился после пребывания за аркой, но совсем без последствий не обошлось. Порой я замечал, что он разговаривает с призраками, как с живыми людьми… как будто не отличает, кто умер, а кто жив. А иногда вдруг беспричинно начинает плакать, после чего впадает в прострацию и вообще перестаёт замечать что-либо.

Понимаю – так нельзя. Нельзя избегать его. Он ни в чём не виноват. И всё равно, это так сложно — смотреть ему в глаза и оставаться спокойным.

Ревность червем вгрызлась в сердце, сверлит там ходы, откладывает личинки, и... так муторно на душе.

Я действительно безумно рад, что Бродяга вернулся, что он рядом, но… но…

— Гарри, мне нужно поговорить с тобой, — десятый раз за последние несколько дней обращается ко мне заглянувший в палату директор. Он больше не пытается влезть мне в душу, или, того хуже, стереть память — понял, что ему оборвали ниточки управления мной. Но сейчас война, и мы обязаны объединиться против общего противника.

Судорожно вздыхаю, встаю. Всё тело затекло от многочасового сидения на месте. Иду за директором в его кабинет, осознавая необходимость вести чёртову беседу с человеком, которого презираю.

Сейчас мне нет дела до реальности, намного больше меня волнуют мои мысли, они, словно слизни — склизкие, мерзкие – копошатся, сбиваясь в кучи... наверное, невозможно вернуться из-за завесы без последствий...

— Гарри, мальчик мой, мы должны серьёзно побеседовать. Я должен убедиться, что ты отдаёшь отчёт в своих действиях, понимаешь, к чему они могут привести.

Вскидываю голову — оказывается, я уже в кабинете Дамблдора, хотя совсем не помню, как шёл сюда. У меня сейчас что-то спросили... или нет? Хотя... если подумать, то совсем не сложно догадаться, чего может хотеть от меня этот манипулятор.

— Что, стереть память не вышло, решили подавить на другие рычаги? Ничего у вас не выйдет, – шиплю я, почти пародируя Снейпа, складываю руки на груди в защитном жесте – тоже его движение. У меня сегодня на редкость отвратительное настроение.

— Мне правда жаль, что так получилось. Я лишь пытался защитить тебя и Северуса от опасности. Именно опасностью грозит ваша связь. Ты должен простить старого дурака, я признаю, что обязан был учитывать и ваши чувства. Но раз теперь всё вышло так, как вышло, то нам всем стоит немедленно заняться разработкой нового плана.

— Ну да, – хмыкаю я, ни на йоту не поверив старому интригану. Хрен он откажется от своих затей из-за пары неудач…

— Гарри, послушай меня внимательно и попытайся осознать то, что я тебе скажу, – чуть наклонившись вперёд, серьёзно произносит Дамблдор. – От исхода этой войны зависит будущее магического мира. Тысячи жизней стоят на кону, и ты в этой игре отнюдь не пешка, Гарри. Твоя роль намного важнее, чем у любого из нас. Тебе предстоит сделать решающий ход, который свергнет Тома Ридла с им же самим возведённого пьедестала. Но пока ты не готов к этому. Волдеморту достаточно заглянуть тебе в голову, и все наши планы пойдут прахом. Поэтому, если ты действительно желаешь самостоятельно принимать решения, то должен понять необходимость усиления защиты сознания и развития беспалочковой магии. Кроме того, твое недостаточное владение окклюменцией приведёт к тому, что прежде всего Северус подвергнется смертельной опасности.

— Я согласен возобновить занятия с профессором Снейпом по защите разума, если вы об этом, – вклиниваюсь я в монолог.

— Боюсь, что тебе придётся заниматься со мной, – грустно качает головой Дамблдор, – Северус ещё недостаточно восстановился для столь тяжёлых нагрузок на психику. Кроме того, занятия беспалочковой магией и так заберут все его силы.

— Хорошо, – обречённо соглашаюсь я, — пусть так.

— Ну вот и отлично. Теперь я вижу, как ты вырос, Гарри. Мне жаль, что я не заметил этого раньше, – заулыбался директор так, как будто всерьёз думал, что я могу отказаться. Он не оставил мне выбора в тот момент, когда упомянул опасность для Северуса, перед таким аргументом я бессилен, пусть даже это всего лишь уловка.

Я встал в надежде побыстрее покинуть кабинет.

— И, Гарри, прежде чем ты выйдешь, я хочу тебе напомнить, что отношения между профессором и учеником в школе всё ещё запрещены... будьте аккуратнее.

— Спасибо, директор, – сдержанно поблагодарил я, сделал два шага к двери и остановился. Вертевшийся в течение всего разговора вопрос почти непроизвольно слетел с моих губ:

— Это вы его заставили?

Стоя спиной к директору я не видел выражения лица Дамблдора, но мне не стоило труда его представить. Глаза наполняются грустью, голова чуть наклоняется, так, что подбородок почти касается сложенных на столе рук, скорбно поджимаются губы.

— Гарри, это была лишь просьба поискать способы вызволения упавших в арку. Всё остальное — инициатива Северуса.

Просьба значит...

— До свидания ... — так и не обернувшись проговорил я и вышел за дверь.

Стоило мне только оказаться за пределами кабинета, как я тут же наткнулся на Сириуса. Караулил он меня, что ли?

— Гарри! Вот ты где! А я повсюду тебя ищу! – радуется крёстный, сжимая меня в объятиях. Преодолевая себя, обнимаю его в ответ.

— Извини, столько дел навалилось.

Сириус отступает от меня на шаг и подозрительно переспрашивает, вскидывая брови:

— Дел? — на его новом лице это выражение выглядит до ужаса комично.

Дамблдор, как и обещал, обеспечил моего крёстного оборотным зельем длительного действия, один пузырёк действует 5 часов, двух порций хватает на целый учебный день. Длинные чёрные волосы сменились русой короткой стрижкой, лицо стало несколько шире, а сам он – плотнее и ниже, что, впрочем, не убавило оптимизма Бродяги.

— Ну, да… Уроки на первый учебный день, — начал выкручиваться я.

— Ты мог сказать мне, я бы тебе помог.

— Эээ.. я как-то не подумал…

— В следующий раз обязательно обращайся! – подмигивает мне Сириус. – А сейчас как насчёт того, чтобы покататься на мётлах? Мне нужно составить учебный план, а я совсем не знаю, чем вы владеете, а чем нет.

Упоминание о полётах, как не странно, придало мне сил. Я вдруг понял, как сильно мне хочется подняться в небо. Слишком многое нужно обдумать …

“А заодно можно невзначай пораспрашивать крёстного о Северусе”, – шепнул в голове чей-то тоненький голосок.

Люди, как птицы,

Летают и ищут.

А им бы согреться,

Остановиться,

Вокруг посмотреть,

Увидеть,

Услышать:

"Мы не одни, нас много,

Мы птицы!"

Мэри Эго

Ветер играет с мантией, вздувает, треплет и тянет её в разные стороны, будто и сам не знает, чего хочет — сорвать кусок ткани с парящего на метле человека или, наоборот, закутать его посильнее.

В это время года сумерки наступают довольно рано, да и низкие температуры не способствуют долгим полётам. Спустя час, конечности заледенели, а пальцы почти не слушались, несмотря на перчатки и утеплённую одежду. Палочку, держась за древко метлы, достать довольно проблематично. Можно было бы, конечно, воспользоваться вновь приобретёнными навыками колдовства без проводника… но делать это было несколько боязно. Вполне возможно, что вместо того, чтобы лишь согреться, я вспыхну как факел.

Сириус сдался ещё десять минут назад и теперь, обратившись в пса, прыгал по сугробам, пытаясь догнать меня. Время от времени я пролетал совсем низко, дразня анимага близкой победой, а потом вновь поднимался в небо, смеясь — впервые за эту неделю. Чёрный пёс радостно гавкал и вновь принимался преследовать меня, ожидая следующей возможности стащить мою тушу на землю и всласть отыграться.

Только сейчас, счастливо улыбаясь бьющему в лицо морозному воздуху, пикируя и вновь набирая высоту, сопровождаемый звонким лаем, я осознал, какой же я всё-таки идиот.

Эта вылазка Северуса была опасна и впервые я понял, что он имеет в виду, говоря о гриффиндорском безрассудстве... но ведь всё закончилось хорошо! Мало ли почему Северус желал возвращения Сириуса… может быть, даже из-за меня! К тому же, он не имел возможности мне всё нормально рассказать — я же спал больше суток! Я, конечно, ещё не раз с ним поругаюсь по этому поводу, но главное, что он в порядке, а теперь рядом со мной ещё и Сириус, увидеть которого при жизни я и не мечтал.

Сириус!... Сириус жив… — я смаковал эту мысль, как терпкое вино. Ревность, сжигающая всё моё нутро ещё днём, казалась мне теперь глупым ребячеством. В конце концов, это было больше пятнадцати лет назад! Да и Сириус натурал, я… ммм… почти уверен в этом.

Снизив скорость, я полетел совсем низко и позволил анимагу свалить меня в снег. Обнял чёрную собачью голову, застыл, вслушиваясь в ровное дыхание пса. Как же мне его не хватало… Как мог я позволить себе избегать его, ревновать к нему, основываясь лишь на своих догадках?

Завтра проснётся Северус, рядом будет Сириус, вернутся Гермиона с Роном — завтра я буду самым счастливым человеком на этой Земле!

Замёрзший, с дрожащими от холода руками, я лежал на январском снегу под тёмно-синим ночным небом, прижимая к себе чёрную собаку с серыми добрыми глазами. Любовь и благодарность к этому миру затопили меня, эйфория накрыла с головой, не оставив и следа от моих сомнений… вот только маленький червячок подозрений, незаметно от меня, всё так же продолжал вгрызаться в стенки трепещущего сердца.

Чувство — "Любовь" стучится в окно:

Тук-тук

— Это кто?

А в ответ тишина...

Только знаю я — это она...

Открыть раму? Впустить в домик свет?

Но от любви столько бед...

Рискнуть и поддаться судьбе?

Решать только и только тебе...

Мэри Эго

— Гарри, дружище! – с широкой улыбкой приветствует меня Рон. – Снейп тебя ещё не расщепил? — и с надеждой, – А ты его?

— Гарри! Мы так скучали! У тебя здесь всё в порядке? – выспрашивает Гермиона, отцепившись, наконец, от моей шеи. – Ты писал, что хочешь что-то нам рассказать.

— Да, обещал,– заговорщицки подмигиваю я. – И вы даже не представляете, какие у меня для вас новости, но говорить об этом нужно не здесь и шёпотом.

Друзья разве что не подпрыгивают от любопытства, мой счастливый вид не даёт им повода подозревать что-то плохое.

— Вот блин, я же теперь ни о чём больше думать не смогу, – шутливо хнычет Рон. – Скажи, я же угадал сначала, да? Ты расщепил Снейпа?

Гермиона тоже заинтересована, настолько, что даже забывает грозно зыркнуть на друга.

— Давайте через час встретимся в Выручай-комнате, – предлагает она. – Нам с Роном ещё нужно разложить вещи.

— Отлично! – сразу же соглашаюсь я. — Только, может, лучше через полтора? Мне нужно ещё кое-что сделать.

— Ну… давайте через полтора, – легко соглашается девушка. — Хотя, за здоровье Рона я бы поостереглась. Вряд ли он столько выдержит, — с улыбкой тянет она, глазами показывая на изображающего удушение рыжего парня.

Попрощавшись, я вышел из Гриффиндорской гостиной и тут же нос к носу столкнулся с Джинни.

— Гарри, могу я с тобой поговорить?

— Ээээ… может, не сейчас? – бубню я, лишь силой воли заставляя себя стоять на месте. А так хочется оттеснить неожиданное препятствие в сторону и со всей возможной скоростью нестись к больничному крылу.

— Ты ни разу не написал мне за время каникул… что-то случилось? — обеспокоенно выспрашивает Джинни.

— Нет, ничего.... Слушай, я правда сейчас никак не могу здесь стоять, у меня дела.

— Какие? – подозрительно спрашивает девушка. – Если у тебя кто-то появился, то зачем ты мучаешь меня, – вдруг начинает кричать она, на её глазах выступают слёзы. – Оставляешь меня, как запасной вариант! Я тебе не игрушка! Я же люблю тебя! Мне больно, когда ты так поступаешь!

Видно, что Джинни много думала о сложившейся ситуации, а сейчас её просто прорвало. Чувствую себя последней свиньёй, но это не мешает мне молча отодвинуть девушку в сторону и продолжить продвижение в сторону больничного крыла. Сегодня должен проснуться Северус, именно там я должен быть. Но с самого утра мне все мешают, будто специально.

Не выдержав, я срываюсь на бег, игнорируя удивленные взгляды студентов, со скоростью потопа наполняющих прежде пустые коридоры Хогвартса.

* * *

— О, Гарри, – приветствует меня мадам Помфри. — Что-то случилось?

— Нет. Я… зашёл проведать профессора Снейпа. Он уже проснулся?

— Проснулся-проснулся, – ворчит Помфри. – И сразу ушёл, не дав мне даже диагностику провести — упрямец.

— Эээ… то есть... он уже вернулся в подземелья? – скис я.

— Да-да, я же говорю, сразу ушёл. Выглядел вполне нормально, так что у меня не нашлось поводов его задержать, но когда-нибудь он дождётся, пожалуюсь я директору, и останется он в медицинском крыле на неделю для полного обследования. А ты, Гарри — молодец, пришёл проведать своего преподавателя, очень похвально, жаль только, что опоздал.

— Даа… ну, я тогда пойду.

— Иди, конечно, друзья тебя, наверное, заждались.

— До свидания, – лепечу я и исчезаю за дверью. Что ж, неуловимый мистер Снейп, – ворчу я про себя, спускаясь в подземелья, — я иду к вам!

На самом деле, я и сам не знаю, что буду ему говорить, но ещё одного дня не выдержу... как не переживу, если вдруг окажется, что он всё ещё любит Сириуса… Такое же возможно? Надеюсь, что нет…

А вообще мне просто хочется убедиться, что с ним действительно всё хорошо. Попросить больше не ввязываться ни в какие авантюры… Смешно, но обычно это то, что слышу я от него. Как представлю, что могло случиться, что он мог не вернуться, так всё тело начинает сотрясать холодной, нервной, болезненной дрожью.

— О, Поттер, ещё год не начался, а ты уже спешишь на отработку.

Ну естественно, разве можно было не встретить этого хорька!

— Заткнись, Малфой, и иди, куда шёл, — огрызаюсь я и пытаюсь пройти мимо загородивших проход слизеринцев.

— А ты бы не был таким смелым. Что-то я не вижу твоих прихлебателей у тебя за спиной.

— Зато твои телохранители, как всегда, рядом, – парирую я, насмешливо глядя на Крэбба с Гойлом, с тупыми лицами стоящих рядом. – Они и в туалет с тобой ходят? Подштанники поддерживают?

— Заткнись Поттер, следи за своим грязным ртом, – тут же взрывается Малфой. – А не то…

— Что здесь происходит? – гремит над ухом голос Снейпа. Он, как всегда, вовремя. Разворачиваюсь, смотрю на хмурого мужчину, царапаюсь об острый взгляд. Он явно не рад, что я шляюсь по слизиринским коридорам в самый разгар дня.

— Поттер оскорбляет меня! – выкрикивает Малфой. Чёртов уродец!

— Десять баллов с Гриффиндора, – тут же отзывается Снейп.– Мистер Поттер, вы опаздываете на отработку, следуйте за мной.

Беспрекословно иду за профессором, всем своим видом стараясь продемонстрировать своё неудовольствие.

— Удачно почистить котлы! – кричит вдогонку Малфой.

Зельевар пропускает меня внутрь своих комнат, заходит следом, закрывает дверь и… я не выдерживаю. Я же тоже человек! Нервы, переживания последних дней, ожидание — крыша просто слетела. Северус ещё не успел обернуться, а я уже прижал его к двери, уткнулся носом меж острых лопаток, вдыхая запах больничных лекарств. Сердце колотится громко-громко, его стук отдаётся в барабанных перепонках, электрическими разрядами убегает в кончики пальцев.

— Гарри… — Северус пытается говорить мягко, но я слышу напряжение, сквозящее в его голосе. Чуть расслабляю хватку, давая ему обернуться, поймать глазами мой тревожный взгляд.

Никому не дам забрать его у меня.

— Северус, — после некоторого молчания говорю я. Он вздрагивает, будто всё ещё не привык слышать от меня своё имя. – Северус, – снова повторяю я более уверенно. — Ты можешь ответить мне на один единственный вопрос… только честно, я приму… любую правду приму.

Голос дрожит, выдавая меня с головой. Какое к чёрту “приму”? Возненавижу, уничтожу, разрушу его, чужую и свою жизни, не позволю, не допущу никаких препятствий на нашем пути. Я одержим, я болен, это въелось глубоко внутрь меня, не выковыряешь, не вырежешь. Я не из тех, кто отойдёт в сторонку со словами: “Лишь бы ты был счастлив, всё равно с кем”. Коль имел наглость спереть мою душу, то неси ответственность за последствия.

Лицо зельевара застывает, прячется за показным безразличием:

— Спрашивай, а я решу ответить или нет.

Сглатываю комок, вставший в горле. Слова, как воробьи: разлетелись — не поймаешь. Мы всё также стоим прямо возле двери, это напрягает, хоть я и знаю, что на неё наложены всевозможные заклятия, благодаря которым никто не сможет подслушать происходящее здесь.

Тяну зельевара в гостиную, усаживаюсь на диван. Снейп остаётся стоять, всё такой же непроницаемый, бесстрастный, ждёт, пока я, наконец, задам свой вопрос.

— Скажи… — начинаю я и тут же запинаюсь, глубоко вздыхаю, пытаясь собрать свои мысли в кучку. – Скажи, зачем ты спас Сириуса? – наконец выпаливаю я. Это не совсем то, что вертелось на языке, но тоже близко. Внимательно и несколько опасливо вглядываюсь в застывшего мужчину.

— Что значит — зачем? – непонимающе хмурится он. – Разве ты не рад? Я думал, ты будешь прыгать от счастья.

— Ответь на вопрос, – шиплю я.

— Меня попросил Дамблдор.

— Я знаю это! Почему ты ХОТЕЛ его спасти? Почему ради него ты полез туда?! Какого чёрта ты вообще так рисковал? И ничего не сказал мне! Тебе что, совсем на меня наплевать?! О чём ты думал?! Его жизнь для тебя важнее моей? Он важнее меня?! — меня прорывает, я хочу, что бы он ответил на все мои вопросы, а не только на один. Я не верю, будто он не понимает, что я умер бы в тот же миг, как его не стало. Но нет, он всё равно попёрся участвовать в этом долбанном ритуале, и я уверен, что Дамблдор не мог его заставить! Он сам, сам захотел! Придурок! Шляпа определённо ошиблась, определив его в Слизерин, ведь хитрости в этом обалдуе не больше, чем во мне! Если бы я мог, то запер бы его за семью замками и десятью печатями, чтобы он больше никогда и ничем не рисковал, но… Вдруг… вдруг он всё ещё любит Сириуса? И именно поэтому ему было наплевать на меня, на себя… В этом случае я бы смог понять его… понять, но не простить…

— Стоп, речь шла об одном вопросе: “Зачем ты спас?” – кажется, так он звучал? Я на твой вопрос ответил, — спокойно, явно издеваясь, говорит Северус.

— Я хочу знать, зачем ты полез туда за ним?! – вскакивая, ору я. — Я знаю условия ритуала и поэтому ещё раз спрашиваю, почему ты сам ХОТЕЛ спасти его!

Ухмыляется, складывает руки на груди, так и хочется ударить по этой самодовольной физиономии:

— Ревнуешь?

Чувствую, как в груди начинает просыпаться знакомое жжение. Ещё немного, и всё вокруг закрутят неконтролируемые потоки магии. Из последних сил сдерживаю рвущееся наружу раздражение.

— Просто ответь, — выдавливаю я сквозь зубы.

— Иначе что?

— ПРОСТО ОТВЕТЬ НА МОЙ ДОЛБАННЫЙ ВОПРОС! – вскакивая, кричу я ему в лицо, хватаюсь негнущимися пальцами высокий воротник его сюртука.

Книги валятся с полок, диван опрокидывается, треск бьющегося стекла оглушает, а этот ублюдок стоит, как ни в чём не бывало, и скалится во все 32 зуба.

— Пытаетесь меня запугать, Поттер?

Какая же он всё-таки сука…

Обессилено опускаю руки, оседаю на пол, беспомощность вырывается наружу постыдными, жалкими слезами. Обхватываю себя руками. В этот момент я сам себе противен… но… это, оказывается, так больно — слышать такое от человека, которого любишь. Хочется провалиться под землю, лишь бы ОН не видел этого… не видел, как я от него зависим…

Чувствую мягкие объятия и тут же обхватываю Северуса в ответ. Он сидит передо мною на корточках, такой сложный и непонятный, и вечно сердитый и замкнутый, но всё равно что-то не даёт ему уйти и бросить меня одного.

Он притягивает меня к себе, подхватывает под коленями, поднимает, несёт, как ребёнка, укладывает на кровать, садится рядом. Долго смотрит в одну точку, а потом тихо говорит то, что я и не надеялся сегодня услышать – ответ на мой вопрос:

— Сейчас война, Гарри… шансов выжить у меня почти нет... — его голос похож на шелест листьев, — я… пытался, всеми силами пытался, чтобы ты не привязался ко мне, знал, как опасна эта связь… После войны ты рисковал остаться совсем один. Единственный твой родственник – Сириус — сгинул в арке. Вот только….

Такое чувство, что Северус не может подобрать слов, и от того только больше веришь его словам.

— Гарри, я вернул его для тебя. Но ты, как всегда, чуть всё не испортил! – вдруг рявкает он. – Зачем ты полез туда? Если бы не ты, мне бы хватило сил справиться! Ты – идиот! Ты чуть не угробил нас об...

Закрываю его рот поцелуем, прижимаюсь, хватаюсь за прямую, словно доска, спину. Тяну на себя. Северус, кажется, и сам еле держится. Он продолжает орать на меня, только теперь его слова заменяет язык – поцелуй выходит грубым, жадным, обвиняющим и прощающим одновременно. Мы оба изголодались друг по другу, и теперь всеми силами навёрстывали упущенное время. Языки сталкиваются, сражаясь за право быть главным. Жар бьет в голову, дыхание сбивается. Еложу руками по горячей спине – одежда, одежда – нетерпеливо тяну её – выдыхаю:

– Сними, сними.

Северус шепчет что-то невнятное, и одежда пропадает. Вся. На миг мужчина замирает, кажется, он и сам не ожидал такого эффекта от беспалочкового заклинания. Но как там... Беспроводниковая магия выполняет наши желания, ведь так? Усмехаюсь, вновь вовлекая зельевара в поцелуй.

Он уже почти лежит на мне – горячий, дрожащий от желания. Сильные руки спускаются по спине к ягодицам, сжимают их. Выгибаюсь навстречу, член пульсирует, требуя к себе внимания. Стон, вырвавшийся из моего рта, получается каким-то жалобным, немного отчаянным, просящим.

Хочу его, хочу внутри…

Язык Северуса гуляет по моему телу, всюду оставляя свои влажные метки, волосы щекочут чувствительные соски. Мои руки, дорвавшись наконец до желаемого, нетерпеливо изучают попавшее в их плен тело — несколько худощавое, но удивительно сильное, гибкое, без единого грамма лишнего жира. Пальцы пробегают по бугристым линиям старых и новых шрамов, обводят рельеф мышц, спускаются ниже.

— Возьми меня, — выдыхаю я, не в силах сдержаться. – Хочу тебя в себе…

— Гарри…

Чувствую, что внутри становится скользко, ощущаю палец, скользнувший внутрь, а за ним второй. Они растягивают меня, подготавливая. Как он вообще держится? Я бы не смог… Я и сейчас… и сейчас не могу…

— Давай, быстрее… Я не выдержу, – шепчу я в ухо мужчине, а затем обвожу ушную раковину языком, целую шею. Не удивлюсь, если завтра там обнаружатся засосы. Вторая рука зельевара сжимается вокруг моего члена, мягко скользит по чувствительной коже. Толкаюсь в кулак, пытаясь нарастить темп.

— Расслабься, – просит Северус, и я чувствую головку его пениса, мягко надавливающего на колечко мышц.

Слишком медленно.

Подаюсь к нему, насаживаясь на член. Судорожно выдыхаю через сжатые зубы. Это оказалось несколько больнее, чем я предполагал. Внутри всё горит, но, в то же время, я счастлив чувствовать его внутри себя. Мы едины – это дарит мне уверенность.

Северус начинает двигаться. Сначала медленно, но с каждым толчком он теряет контроль. Не в силах сдержать стон, я выгибаюсь, когда он касается чувствительной точки внутри меня, и даже несмотря на жжение, мне кажется что это высшее удовольствие в мире.

Мой чуть опавший член вновь твёрже камня — Северус нашёл нужный угол, и теперь каждый его толчок отправляет меня на вершину блаженства. Воздух обжигает, стоны смешались, и уже не разберёшь, где мой, а где его.

Магия пульсирует, кружит вокруг, я ощущаю её циркуляцию, вижу её потоки, даже закрыв глаза. Моя магия смешивается с магией Северуса, навсегда связывая нас незримой нитью.

Оргазм ощущается вспышкой – такой яркой, что на несколько долгих мгновений я слепну, будто мне выжгло сетчатку. Бьюсь, не в силах справиться с нахлынувшим удовольствием. Мой стон тонет в поцелуе – сладком, как мёд, пряном, как корица и горьком, как полынь.

Изможденные, мы лежим на кровати, тесно прижавшись друг к другу, пытаясь отдышаться — воздуха катастрофически не хватает.

Наконец, придя в себя, Северус откатывается в сторону, а я, приподнявшись на локте, склоняюсь над ним для ленивого поцелуя. Чувствую, что член снова подаёт признаки жизни.

— Люблю тебя, – шепчу одними губами. — Боже, я так люблю тебя…

Мне хочется сказать намного больше. Например, что я никому не позволю причинить тебе вред, выгрызу глотку любому, закрою собой, и поэтому ты должен немедленно выкинуть из головы эти глупости про “мало шансов выжить”. О том, как я благодарен тебе за спасение Сириуса, но и зол, что ты так рисковал собой, что никогда бы не позволил тебе участвовать в этом ритуале. Кому угодно, но не тебе… Однако я продолжаю шептать лишь одно слово: “Люблю”. Так, как будто оно способно выразить всё это одним лишь своим звучанием… В это мгновение я вспоминаю кое-что и, слегка краснея, добавляю:

— С днём рождения.

Северус смотрит на меня настороженно, чувствую, как он мягко стучится в моё сознание, убираю все завесы, открываю ему всего себя – смотри, я ничего не скрываю. Мгновение спустя лицо его смягчается, в глубине чёрных глаз загораются нежные искры. Он притягивает меня к себе и замирает. Его молчание длится несколько минут, прежде чем он говорит – хрипло, но твёрдо, безумно серьёзно, вполне в его стиле:

— Я тоже люблю тебя, и это самая большая глупость, совершаемая мной в этой жизни... И… спасибо за поздравление.

Улыбаюсь, как ненормальный, так, что мышцы на лице сводит – тихо смеюсь счастливым смехом. На душе так светло и радостно, и я знаю, что никогда уже не будет по-другому.

Вероятно, мне стоит пересмотреть мои узколобые представления.

Вероятно, я никогда не был тем, кого ты хотел.

Неизвестный автор

Естественно, на встречу в Выручай-комнате я опоздал, за что заработал сердитое бурчание Гермионы о том, что я — ещё одно доказательство в пользу того, что россказни о вечно опаздывающих девушках – это миф. Я лишь посмеялся над этим. Потом посмеялся над Роном, обратившим внимание на мои распухшие губы и предположившим, что это от мороза, затем я улыбался, глядя на реакцию друзей, увидевших Сириуса в образе собаки. После, глупо хихикал, наблюдая их бурные восторги и выслушивая поздравления, в общем, вёл себя максимально неадекватно. Хорошо, что Рон с Гермионой списали моё веселье на обстоятельства.

Теперь я понял, что имеют в виду, когда говорят о чувстве полёта, розовых очках и тому подобных симптомах, которые проявляют счастливые влюблённые. В моих зрачках словно включили мощные прожектора, всё вокруг казалось мне более ярким, радужным, и даже Малфой не вызывал привычного раздражения.

В глубине души я понимал, что веду себя глупо, даже немного по девчачьи, но мне было всё равно. Жизнь казалась мне прекрасной, и все и всё вокруг подтверждали это.

Следующей ночью мне снились, что вполне объяснимо, сцены предыдущего дня, и проснулся я от того, что кончил, заляпав простыню. Слава Мэрлину, кошмары приучили меня накладывать заклятие неслышимости, а магия легко справилась со следами моей ночной фантазии.

На завтраке Дамблдор представил нового преподавателя – Селиросто Делора – приглашённого профессионала, который временно заменит ушедшую в отпуск Мадам Хуч. Раздался дружный приветственный гул аплодисментов, после чего все приступили к завтраку.

Первый день занятий прошёл без происшествий. Если, конечно, нельзя назвать происшествием некоторое количество потерянных по моей вине баллов. Уж слишком тяжело бывало собраться, когда все мысли были заняты совсем другим.

Рон с Гермионой относили моё странное состояние на возвращение Сириуса, поэтому никак не мешали мне пребывать в своих мечтах.

* * *

Следующие пару недель я жил как в сказке, и даже вечерние занятия с Дамблдором, по отношению к которому я не испытывал ничего, кроме презрения, не вызывали должного отвращения. Как ни странно, в отличие от Северуса, он был более корректен и даже позволил мне слить в думосбор воспоминания, которые я хотел бы скрыть. Несложно догадаться, что я с благодарностью принял этот жест.

Тренировки по беспалочковой магии, проходящие через день, каждый раз, иногда даже не начавшись, приводили к одному и тому же. Часто мы даже не успевали добраться до спальни, что, впрочем, ни меня, ни Северуса не огорчало. Зельевар, конечно, ворчал что-то про субординацию и профессиональную этику, но я его, понятное дело, не слушал, заглушая все протесты своим излюбленным способом.

Тяжелее приходилось на уроках. Северус не желал делать мне никаких поблажек и хоть теперь его сарказм, по большей части, обходил стороной моих друзей, слышать от него едкие замечания на подобии “Наша знаменитость снова облажалась”, было несколько обидно. Не говоря уже о том, что он начисто игнорировал все мои “говорящие” взгляды, а в один из вечеров даже устроил мне выволочку на тему “Я всё ещё шпион, за мной следят, не заставляй меня пожалеть о своём решении”.

После этого я стал осторожнее, не хотелось бы случайно подставить его. Кроме того, Гермиона последние дни стала задавать слишком много наводящих вопросов. Надо было быть аккуратнее…

Отдельным пунктом в списке моих ежедневных радостей, несомненно, являлся Сириус. И хоть я этого и не ожидал, но он оказался прекрасным педагогом. Хотя, если сказать по правде, было заметно, что к слизиринцам он относится всё же несколько хуже, чем к другим факультетам, особенно доставалось Малфою, что меня, естественно, только веселило.

Бесшабашность и хорошее чувство юмора быстро расположили к Сириусу многих студентов, а в один из вечеров гриффиндорка с пятого курса, краснея и заикаясь, передала недоумевающему анимагу конверт, от которого за километр разило цветочными духами. Профессору Селиросто пришлось провести с девушкой серьёзный разговор. Незадачливая обожательница согласилась подождать до своего совершеннолетия, а затем снова совершить попытку.

Я же, со своей стороны, ещё несколько дней после этого подкалывал Сириуса при каждом удобном случае… хотя, надо признать, с моей-то ситуацией мог бы и помалкивать…

Пару раз я предпринимал попытки поговорить с Сириусом о Снейпе, но тот лишь отмахивался, явно не желая развивать эту тему. Вид его в такие моменты становился непривычно замкнутым, и я спешил перевести тему.

Параллельно с этим в школе происходило что-то непонятное. Кэти Белл, светловолосая девушка из Гриффиндора, попала в больницу, подвергнувшись действию наложенного на ожерелье проклятия, и только чудом осталась жива. Это событие несколько поубавило эйфорию, в которой я находился в течение этих полутора недель, но сильно на моё состояние не повлияло. В конце концов, фокус моего внимания теперь не мог сосредоточиться ни на чём, кроме одной-единственной фигуры.

Но всё же случившееся нельзя было просто забыть, и после уроков я, Рон и Гермиона собрались за одним столом, чтобы обсудить создавшееся положение.

— Говорят, это был империус… — шепчет Рон, оглядываясь по сторонам, хотя, непонятно, кто нас может услышать в абсолютно пустой библиотеке, тем более под заглушающими чарами, которыми я, благодаря Северусу, научился владеть в совершенстве.

— Да, а заданием было отнести украшение Дамблдору, — кивает Гермиона. — Такое мощное заклятие… Кому оно могло быть под силу?

— Пожирателю смерти, вот кому!

— Да, Рон… думаю, в этот раз ты прав… Гарри, а ты что думаешь по этому поводу?

— Это был Малфой, — категорично заявляю я.

— Не уверена… у него могло просто не хватить силы для империуса… а вот у профессора Снейпа…

— Не думаю, что это он, — обрываю я подругу. Внутри зарождается раздражение.

— Ты какой-то сам не свой в последнее время… — качает головой Рон. — После каникул тебя как будто подменили… Я, конечно, понимаю, возвращение Сириуса и всё такое, но вот почему ты к Снейпу стал лучше относиться, не пойму.

— Да причём здесь Снейп? – шиплю я. — Если бы он хотел убить Дамблдора, то сделал бы это сам, а не с помощью студентов.

— Я говорю не про это! Ты вообще последнее время на себя не похож! И ты бы себя видел! Всё время смотришь в сторону этого ублюдка так, как будто… как будто тебя амортенцией напоили!

— Что за чушь ты несёшь, Рон! Гермиона! Что ты молчишь? Неужели ты с ним согласна?

— Прости, Гарри… но с тобой и в правду происходит что-то странное… Кроме того, ты ничего нам не рассказываешь, не делишься. Что нам остаётся, кроме как не самим находить объяснения?

— Всё! Не желаю больше это обсуждать! – рычу я. — Я тоже имею право на частную жизнь!

— А Джинни? Почему она должна страдать из-за твоей чёртовой “частной жизни”? – вскакивая, озлобленно орёт Рон. — На неё тебе совсем наплевать?

— Не лезь в это, мы сами разберёмся. Твоя сестра уже давно не маленькая! – шиплю я и тут же получаю кулаком по лицу. Лечу на пол вместе со стулом. Гермиона вскрикивает, кидается ко мне, помогает встать.

— Рон! Ты такой... такой... — возмущённо начинает она.

— Какой?! — оборвав её, орёт Рон. — Ну, продолжай!

— Ты ведёшь себя, как животное! Всё можно решить словами!

— Нет, не всё! Как же вы меня достали! Не знаю, что с тобой происходит, Гарри, но пока ты не придёшь в себя, я тебе другом не буду.

— Рон! – восклицает Гермиона, вставая на ноги. Парень лишь отмахивается и, развернувшись, уверенным шагом направляется к выходу из библиотеки. Бросив на меня виноватый взгляд, девушка устремляется за ним.

"Ну и отлично!" — зло думаю я, оставшись в библиотеке один. Воспоминания о словах Рона действуют на меня как на быка красная тряпка. Я не желаю ничего ему объяснять — знаю, он не поймёт моих чувств. И мне вдруг приходит в голову, что наша ссора не худшее, что могло случиться. — "Они всё равно последнее время только раздражали меня своим навязчивым вниманием! Ничего не случится, если недельку мы походим порознь, в конце концов, теперь у меня есть Сириус и кое-кто ещё. Именно к нему сейчас хочется прижаться, выговориться, пожаловаться. И я знаю, он внимательно выслушает меня и, возможно, даже даст пару дельных советов. Осталось только немного подождать, и я смогу осуществить своё неприхотливое желание…"

* * *

Вечером, наложив на кровать чары иллюзии, чтобы все желающие могли наслаждаться моей торчащей из-под одеяла макушкой, я, закутавшись в мантию невидимку, отправляюсь в подземелья.

Дверь приветственно открылась передо мной — я скользнул внутрь и… увидев крёстного, вальяжно раскинувшегося на диване, замер на пороге.

— Ты ни капельки не изменился, Снейп.

— Зато ты изменился, жаль, не в лучшую сторону, – доносится голос Северуса из кабинета.

— Ну вот, я же говорил. Да, кстати, моей целью не было тебя обидеть, скорее, наоборот.

— Чего ты хочешь, Блек, — устало. – Говори и выметайся… а лучше просто выметайся.

— Ну зачем ты так, — смеётся Сириус. – Я к тебе со всей душой, а ты… Просто знаешь… я ведь всё помню…

— О чём ты? – напряжённо.

— Там, в арке... тебя помню, и Гарри, и сцены те…

— И?

— Ну, знаешь, мне просто захотелось поблагодарить те…

— Вот только не надо этого, умоляю тебя. Нет ничего хуже, чем выслушивать твои благодарности.

— Поблагодарить и извиниться, – повышает голос Сириус, игнорируя раздражение зельевара. – Мне правда жаль, что мы так с тобой поступали… Мы были такими идиотами…

Северус наконец-то выходит из кабинета. Сложив руки на груди, он недоверчиво смотрит на понурившего голову бывшего мародёра.

– Ха-ха-ха — , подняв бровь, раздельно произносит он, — очень смешно. Я посмеялся, ты посмеялся. Все довольны. А теперь, прошу тебя, оставь меня в покое.

— Да чёрт подери, Снейп! Побудь хоть раз человеком! Ты… ты не знаешь, что я пережил, пока был там… я раз за разом наблюдал картины своего прошлого, у меня было время подумать… И я правда сожалею, и… я прошу у тебя прощения. Это вовсе не значит, что я напрашиваюсь к тебе в друзья, или что-то такое. Но я просто хочу, что бы ты знал, как я отношусь к тому, что мы делали раньше…

Северус молчит, сверлит глазами-дулами сгорбившегося на диване анимага. Губы сжаты в тонкую линию, и вся поза его выражает безразличие и нежелание слушать слова раскаяния сидящего перед ним человека.

— Знаешь, Блек, – наконец говорит он, – но что бы ты там не думал, прощение порой бывает заслужить очень трудно — одних слов здесь недостаточно. Только не для меня. Это было бы слишком просто. Мало того, я искренне надеюсь, что ты будешь мучиться виной до конца своей собачьей жизни, Блек. Твои извинения нужны лишь тебе самому. Решил снять камень с души, так вот – не выйдет. Поднимай свою задницу и убирайся отсюда, я не хочу, чтобы мой диван пропах псиной.

Медленно, мучительно медленно Сириус поднимается с дивана, но вместо того, чтобы идти к выходу делает несколько шагов к застывшему в напряжении зельевару. Теперь он стоит так близко к нему, что почти касается его носа своим, затем анимаг склоняется к уху Северуса и что-то шепчет, после чего отстраняется и быстро идёт к выходу. Дверь хлопает, и мы остаёмся с Северусом одни.

Я во все глаза смотрю на склонившего голову мужчину. Волосы свисают вдоль лица, не давая рассмотреть его выражение. Усмешка? Грусть? Что он чувствует сейчас? Во мне снова просыпается абсурдная, ничем не обоснованная ревность. Как и всегда в такие моменты, магия начинает выходить из-под контроля. Боясь быть замеченным, я тихо (насколько это возможно) приоткрываю дверь и выхожу в коридор.

Моя мечта — тебя лишить свободы,

В надёжный кокон плотно закатать,

Чтоб обошли тебя по кругу все невзгоды,

Чтобы не смог никто другой тебя забрать.

Мэри Эго

* * *

— Северус, когда ты прекратишь этот фарс? Право, мне жалко Гарри. Да, без него моё возвращение было не организовать — Дамблдору нужна была причина, чтобы взяться за уговоры министерства, но ведь теперь-то, когда дело сделано…

— Потерпи ещё немного, Сириус. Дай мне чуть-чуть поиграться, заодно преподам мальчишке пару уроков хорошего траха. Ему будет полезно.

— Ахахаха, ты ни капельки не изменился.

— Зато ты изменился – стал ещё более сексуальным.

— Пойдем, проверим это...

* * *

— Северус, я так ждал, когда ты вернёшь меня. И мне надоело изображать заботливого крёстного, сколько ещё я должен закрывать глаза на твои измены?

— Успокойся, ещё пару раз и дырка Поттера растянется настолько, что больше станет похожа на колодец. Тогда я и вспомню про свою честь преподавателя, а пока не мешай и играй свою роль. И ради Мерлина! Не ревнуй! Это же всего лишь глупый подросток с членом вместо мозгов – Поттер, одним словом.

* * *

— Северус, зачем ты так нянчишься с Гарри, он уже не ребёнок, должен видеть, что вы друг другу абсолютно не подходите. Он такой хиленький, маленький, да ещё и смертник. Другое дело, я — любовь твоего детства, тот, ради кого ты, рискуя своей жизнью, сунулся в арку. Поговори с ним, наконец.

— Слушай... а может, ты? Не хочется видеть его лишний раз.

— Неужели он тебе настолько надоел?

— Шутишь? Да меня тошнить начинает от одного его вида!

* * *

Всю ночь мне снятся кошмары. Я ворочаюсь с боку на бок, просыпаюсь каждые полчаса, а потом долго лежу, бездумно глядя в потолок, пока сон снова не наползает на меня. Как и следовало ожидать, утром я встал не выспавшийся, злой и … несчастный. Краски потухли, розовые очки спали. Депрессия взяла бразды правления в свои руки. А сегодня вечером на повестке дня стояло занятие с Дамблдором. Если он увидит в каком я настроении – вовек не отстанет. Будет кормить меня лимонными дольками и поить чаем, пока я либо не захлебнусь в собственной кружке, либо не расскажу ему, в чём дело.

Занятия, занятия… Я впервые рад, что сегодня нет Защиты от тёмных искусств. Не хочу, чтобы Северус волновался за меня… Ведь он не виноват в моём состоянии, да и Сириус не виноват… Просто эти сны, состоящие из коротких диалогов и ярких иллюстраций чужих чувств и наполненные отвращением ко мне самому, несколько выбили меня из колеи.

На завтраке я впервые сидел отдельно от своих друзей, наверняка они приписали моё подавленное состояние нашей недавней ссоре – ну и пусть. Я же пытался, как мог незаметно, следить за Северусом. Ведь всё-таки до этого я неизменно приходил к нему каждую ночь и, если честно, немного надеялся, что он перехватит меня в коридоре и спросит, что случилось. Но нет… этого не произошло…

Сразу после уроков я засел в библиотеке, желая скоротать время до занятия с директором в одиночестве. Мне было необходимо привести мысли в порядок, но моим желаниям не суждено было сбыться.

— Привет, Сириус, — устало улыбнулся я подошедшему анимагу, пытаясь на корню подавить зарождающееся желание вцепиться ему в глотку. Пришлось напомнить себе, что никаких оснований для такой реакции нет, если не считать мою паранойю, конечно.

— Гарри, что случилось? — обеспокоенно спросил крёстный. Сейчас он был под действием оборотного зелья, в отличие от вчерашнего вечера. Кроме того, его явно кто-то (наверняка Гермиона) проинформировал о моём убитом состоянии. Почему они не могут просто оставить меня в покое?

— Ничего, — ровно говорю я, глядя в глаза Бродяге. Сириус со вздохом садится на свободный стул рядом со мной:

— Я очень люблю тебя, Гарри, и мне больно видеть, как ты страдаешь. Если ты захочешь поделиться со мной, я всегда тебя выслушаю и, в любом случае, поддержу, что бы ни случилось. Я всегда буду на твоей стороне, понимаешь?

Я неуверенно киваю.

— Если ты не хочешь мне что-то рассказывать, это твоё право, — продолжает, тем временем, анимаг. — Ты уже взрослый, и у тебя могут быть секреты. Просто я хочу, чтобы ты знал: я всегда готов помочь тебе и делом и советом, не держи меня в изоляции от своих чувств.

Я снова кивнул, обдумывая его слова. Нет, я не собирался открываться перед своим крёстным, тем более что он был одной из причин моего отвратительного настроения, а вот использовать сложившуюся ситуацию, чтобы выведать у него что-нибудь про Северуса, было можно.

— Сириус… ты можешь рассказать мне о Снейпе?

— О Снейпе? – явно удивившись моему вопросу, переспрашивает Сириус. — Ээээ… ну, да, конечно. А что именно?

— Как вы с ним сейчас общаетесь?

— О чём ты говоришь, Гарри? – смеётся Сириус. – Мы с ним НИКАК не общаемся. Он же ненавидит меня! И есть за что. А я, в свою очередь, не доверяю ему. Он же всё-таки пожиратель смерти, как-никак.

— Бывший, — автоматически исправляю я.

— Бывших пожирателей не бывает, — тут же хмурится Сириус. — Так, почему ты спросил о нём? Я слышал, что он плохо с вами обращается, но думал, это часть его шпионского прикрытия. Гарри, если он переходит границы…

— Нет-нет, ничего подобного, — заверил я крёстного чересчур рьяно, чем заставил его насторожиться ещё больше. — Просто я думал, вы поубиваете друг друга, особенно при вашем предыдущем общении, но прошло две недели, а вы оба всё ещё живы. Вот мне и стало интересно, не стали ли ваши отношения… несколько теплее…

— Нет, это вряд ли… Хотя я пару раз пытался извиниться, но ты же понимаешь, что этот слизиринский гад и слушать меня не хочет.

— Ага, — непроизвольно улыбаюсь я. – Понимаю, — и тут же одергиваю себя, но слишком поздно. Сириус замечает мою реакцию, хмурится:

— Гарри… расскажи мне, что происходит. Ты ведёшь себя очень странно, теперь я вижу, о чём говорили твои друзья, и Снейп явно имеет к этому отношение.

Я молчу, что здесь можно сказать? Сириус, я ревную тебя к Северусу, пожалуйста, не разговаривай с ним больше, а лучше — вообще не подходи? Представляю, как бы он отреагировал… Хотя, нет, чтобы такое представить, нужна поистине безграничная фантазия.

Анимаг пытливо вглядывается в меня, пытаясь понять, о чём я думаю, но вряд ли у него что-нибудь получится. Длительное общение с таким замкнутым человеком, как Северус, накладывает свои отпечатки. Теперь у меня есть своя собственная маска, за которой я прячу свои эмоции. Потребность высказаться, попросить совета — велика, но вряд ли Сириус подходит на роль моего слушателя.

— Гарри, — вдруг неожиданно задумчиво говорит Бродяга, — Скажи, тебе нравятся девочки?

Вскидываю голову, смотрю на него удивлённо и немного испуганно. Неужели по мне так заметны мои... нестандартные предпочтения?

— О чём ты говоришь?! Конечно, нравятся!

— Гарри, я знаю, что это не так. Постой, не перебивай меня! Я не испытываю никаких предубеждений по этому поводу, меня и самого нельзя назвать образчиком морали в этом смысле.

— То есть? Ты гей?

— Нет, не совсем, — смеётся Сириус, и я облегчённо выдыхаю, но следующие его слова заставляют меня напрячься вновь. — Просто я не делаю никаких различий между мужским и женским полом, для меня все привлекательны одинаково.

— Так бывает? – напряжённо спрашиваю я.

— Конечно! Я тому доказательство! Я рассказал это тебе, чтобы ты не думал, что ты какой-то не такой, понимаешь. Я наблюдаю за тобой всё время – ты совсем не обращаешь внимания на девчонок, что, несомненно, странно в твоём возрасте, и при этом всё время пялишься на Снейпа… Я просто боюсь за тебя, понимаешь. Боюсь, что на своих занятиях он заморочит тебя, опоит чем-нибудь, если уже не опоил, и воспользуется твоим любопытством, и я…

— Замолчи! – шиплю я. — Просто заткнись, Сириус.

— Вот об этом я и говорю! Ты всё время защищаешь его! С чего бы?

— Не указывай, что мне делать!

— Ты ведёшь себя неадекватно!

— Ты такой же, как и они, такой же, как все! Ты меня никогда не поймёшь! А может… а может ты просто хочешь избавиться от конкуренции, а? Хочешь забрать его себе?

— Что? – ошарашено переспрашивает Сириус, явно не ожидавший такого поворота событий.

— А то! Что ты забыл у него вчера, а? Пришёл, разлёгся на диване! Заигрывал, и шепоток этот на ушко! Решил вернуть себе то, что тебе никогда не было нужно, но всегда было твоим?

— О чём ты, Гарри? И… как ты мог видеть вчера… Ты что, приходил к нему ночью?

— Я задал тебе вопрос! Ты хотел, чтобы я попросил у тебя совета? Помощи? А сам просто лицемеришь, пытаешься забрать его! Я тебе не позволю! — почти рычу я, стискивая кулаки и чуть приподнимаясь на стуле.

— Гарри… о, Мерлин. Гарри… Это нельзя так просто оставлять! Ты же явно под действием амортенции. Я немедленно иду к директору!

Смех рождается где-то в районе солнечного сплетения, неудержимым потоком вырывается наружу — хриплым, пугающим карканьем звучит в абсолютной тишине библиотечного зала. Голова запрокидывается, на глазах выступают слёзы. Руки трясутся, магия жжёт, беснуется, рвётся наружу. Я схожу с ума и сейчас ощущаю это так ясно, как никогда. Всё вокруг плывёт, прыгает в неуклюжем танце. Хочется влиться в этот водоворот, но нельзя. Чувствую, как меня трясут за плечи. Сбрасываю чужие руки, встаю. Мир наконец-то прекращает кружиться, всё возвращается на свои места, я снова беру под контроль свои эмоции.

— Директор в курсе, — говорю я ровным бесчувственным голосом и добавляю, – и Сириус, я тебя очень попрошу, как своего друга и крёстного, больше никогда не разговаривай с Северусом, а лучше — вообще к нему не подходи.

Не желая ждать, пока анимаг придёт в себя от шока, явно читающегося в его расширившихся глазах, разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и иду к выходу. Я почти опоздал на занятия к Дамблдору, нужно поторопиться.

Всё что я делаю, я делаю для того, чтобы защитить тебя.

Если бы я знал какую боль принесу тебе, то умер бы в то же мгновение, лишь бы вновь оказаться в неведении.

Бегу по лестницам по направлению к кабинету директора, опаздывать не хочется, пусть даже я и не испытываю и следа от былого уважения к человеку, ожидающему меня.

Занимаясь с ним, я всё время думаю о том, что моё умение защитить сознание в один прекрасный день может спасти Северуса. Может быть, именно поэтому всего за две недели я достиг поистине невероятных результатов. Хотя, надо признать, Дамблдор преподаёт окклюменцию совсем по другой, незнакомой мне методике — более мягкой, чем та, что использовал Северус.

— Здравствуй, Гарри, — приветствует меня директор, когда я открываю дверь в кабинет. Я здороваюсь в ответ, привычно подхожу к думосбросу и, достав палочку, сбрасываю туда кое-какие из моих воспоминаний, после чего сажусь в кресло.

— Гарри, с этого дня наши занятия будут проходить только раз в неделю.

— Вы считаете, этого будет достаточно?

— Я уверен в этом. Ты многого достиг, и твоих навыков с лихвой хватит для того, чтобы противостоять Волдеморту. Кроме того, сегодня мы наконец-то закончим то, что начали. Но прежде скажи мне, что случилось?

— Вы о чём? – мгновенно напрягаюсь я. Недавний разговор с крёстным всё ещё крутится в голове наждачной бумагой проходясь по оголённым нервам, но Дамблдор — это последний человек которого я бы стал посвящать в свои проблемы.

— Ты подавлен, расстроен… Ты поссорился с Северусом? Это из-за того, что сегодня собрание? Не беспокойся, он вполне…

— Что? Собрание? — не веря своим ушам, перебиваю я директора. – Я не знал…

Чёрт! Я правда не знал!

Директор тут же поджимает губы, виновато сморит на меня из-за стёкол очков.

— …Если Северус решил держать это в тайне, тогда, наверное, и я зря сказал тебе. В конце концов, он взрослый человек, и сам может решать, о чём сообщать, а о чём нет. Мне жаль, что я проговорился... Ты же не выдашь старика?

Ага, проговорился, как же. С тех пор, как раскрылась правда, директор, казалось, смирился с нашими отношениями. Смирился — да, но делать вид, что ничего не происходит, явно отказывался. Мало того, при каждом удобном случае он всячески напоминал, что в курсе происходящего. Случайные фразы, иногда – вот такие вопросы… Смешно! Как будто он и впрямь беспокоился за наши отношения. Не верю! Просто директор, наверняка, понимает, что не может позволить себе потерять ни шпиона, ни тем более меня, и что меньшее из зол — это разрешить нам общаться так, как мы того хотим. Однако иногда я всё же замечаю с его стороны аккуратные попытки вновь взять ситуацию в свои руки.

— Не выдам, – бурчу я. Настроение, и до этого не слишком радужное, после столь неприятной новости упало ниже ниже слизиринеких подземелий. Ссора с Сириусом мгновенно отошла на второй план. Депрессия стремительными темпами набирала обороты. Но не смотря на холод сковавший нутро на моём лице не отразилось ни одной эмоции. Не хотелось, чтобы директор думал будто имеет власть над моими чувствами.

— Ну и отлично! Лимонные дольки?

— Нет, спасибо.

— Тогда приготовься, Гарри.

— Я готов, — мрачно заверяю я.

Сразу после моих слов Дамблдор начинает стучаться в моё сознание. Я пропускаю его на самые границы, туда, где нашими совместными усилиями возведена стена из жёлтого блестящего камня. Сегодня мы будем укладывать последнюю линию обороны, которая сделает преграду неприступной.

Сосредотачиваюсь, убираю лишние мысли и чувства, представляю перед собой золотую глыбу. После столь неожиданных новостей, сделать это особенно сложно. Камень распадается на куски, трескается.

Чёрт! Надо взять себя в руки! Закрываю глаза, выравниваю дыхание, очищаю сознание и вновь формирую перед внутренним взором крупный осколок жёлтого, чуть светящегося камня. Отделяю от него небольшую часть, придаю ему квадратную, равностороннюю форму, после чего вкладываю в стену.

Дамблдор направляет мою внутреннюю магию, оплетая ею получающуюся конструкцию, подпитывает её своей духовной силой.

Это совсем не просто — держать в голове пятиметровую стену, ни на секунду не теряя представление о её цвете, плотности, тяжести и даже запахе и при этом формировать всё новые и новые кубики из безупречно цельного минерала. На первых занятиях я не сумел заложить и двух камней, сегодня же я вполне уверенно, один за другим выкладываю на верхней границе стены все 210 золотых кирпичей.

После возвращения из собственной головы я, как обычно, долго не могу прийти в себя. Наконец, когда зубы перестают клацать от нервной дрожи, а жар отпускает, я вытираю рукавом мокрый от пота лоб и поднимаю взгляд на директора. Видно, что ему эти занятия тоже не даются легко. Лицо раскрасневшееся, взгляд немного расфокусирован, а дыхание неровное, но, несмотря на это, он улыбается мне – работа сделана.

— Ну что, теперь проверим нашу постройку на прочность, — отдышавшись, сообщает он. Я киваю, не в силах выдавить ни слова. Усталость придавила к креслу получше булыжника.

— Раз, два, три – Легилименс! – чётко выговаривает директор, наставив на меня кончик палочки.

Я замираю, готовясь дать отпор... и вдруг понимаю, что ничегошеньки не чувствую, так, как будто заклинание профессора улетело в пустоту. На всех предыдущих занятиях мне приходилось применять хоть какие-то усилия, чтобы не пустить чужое сознание внутрь, а сейчас…

— Эээ… Я ничего не чувствую… — недоумённо мямлю я.

— Покалывание? Боль в шраме?

— Нет, ничего.

Дамблдор снова направляет на меня палочку, обеспокоенно водит ею сверху вниз, а потом облегчённо вздыхает и откидывается на своём стуле. На его лице играет радостная улыбка.

— Ну что ж, Гарри, я могу нас поздравить. Теперь можно не опасаться Волдеморта ни днём, ни ночью. Мало того, никакие ложные видения не проникнут за построенную стену.

— То есть теперь, если я вдруг что-то увижу…

— Да, это будет правда от и до.

— Но… я думаю… это теперь не так уж и важно. Мне уже несколько недель не снится никаких снов, связанных с Волдемортом… Наверное, он как-то сумел оборвать связывающую нас нить.

— Нет, мой мальчик, — хитро улыбается директор. — Это не он, это ты обрубил установившуюся связь. Это такой вид защиты подсознания — ты боялся этих видений, не знал, чему можно верить, а чему нет. Опасался, что тебе в голову залезут и будут смотреть на мир твоими глазами, подобно тому, как ты видел окружающее глазами Нагини. Но теперь, когда твои воспоминания вне опасности, эта связь восстановится, если ты захочешь. И я надеюсь, что, если это произойдёт, ты не забудешь сообщить мне о том, что видел.

— Да, конечно, — тут же соглашаюсь я, ведь вполне возможно, что если мои сведения будут ценны, то с Северуса снимут обязанности шпиона.

Про Нагини директор узнал на одном из наших первых занятий, когда после некоторой борьбы, сумел проломить мои щиты и ворваться вглубь моего сознания. Не то чтобы я хотел спрятать эти сведения, но всё-таки надеялся, что сумею не пустить к ним, если постараюсь. Не вышло…

Потягиваюсь, встаю. Всё тело ломит. Почему я так выматываюсь, всего лишь выстраивая какую-то дурацкую стену? И почему Северус не предлагал мне такого вида обучения? ... Надеюсь собрание уже закончилось... Надеюсь всё в порядке... Он не подошёл ко мне сегодня... – не хотел беспокоить? Не доверяет? ...

Мысли крутились в моей голове, но ни одна не задерживался там надолго. Я был вымотан, и всё, что мне было сейчас нужно, – это поскорее оказаться в своей кровати... а лучше всего в его кровати ...

— До свидания, сэр, – выговорил я заплетающимся языком.

— Добби проводит тебя.

— Да, хорошо, — киваю я, хотя не совсем понимаю, о чём идёт речь. Звуки долетают до меня с задержкой, слишком долго складываются в слова, а смысл предложений ускользает. Кто-то обнимает меня за колени, и через мгновение я оказываюсь в гриффиндорской спальне.

Ну я и вымотался… Раньше я, конечно, тоже уставал… но не так же…

Под спиной – одеяло, Добби стягивает с меня ботинки. Не сопротивляюсь, но и не помогаю. Лежу на кровати, слушая тихое бормотание эльфа. А в голове, даже не смотря на утомление, беспокойство. Я очень надеюсь, что с Северусом всё хорошо… если бы я только мог удержать его от этих вылазок…

Чувствую, как сверху меня накрывают одеялом, подтыкают углы. Сознание проваливается в яму снов, только сегодня есть одно отличие – я не боюсь проникновения к себе в голову, не опасаюсь ложных видений, зато хочу, очень хочу удостовериться, что с Северусом всё в порядке.

Вихрь змеиных эмоций и ощущений закручивает меня, унося в глубины чужого сознания…

Все несправедливо в этом мире,

Обижаем самых близких и родных,

Под прицелом как в стрелковом тире,

Мое сердце бьется средь чужих.

Елена Стругова

... я чую её запах, слышу маленькое сердечко, гоняющее кровь по пернатому тельцу. Глупая пичужка беззаботно вылавливает жучков в старой коре, не задумываясь о том, что для кого-то и она не более чем букашка, закуска на ужин.

Тело-пружина, смертоносное оружие, зубы смыкаются, ломая кости, пробивая череп. Тёплая влага струится в желудок, рубиновыми каплями срывается с покалеченного тельца. Крылья дёргаются в последний раз и замирают — на этот раз навсегда. Медленно, не торопясь, заглатываю свою жертву. Её вкус не сравнится с человечиной, но сегодня я и не надеюсь получить от своего хозяина такого подарка.

Лорд зовёт меня…

Расправившись с добычей, ползу на зов. Он слышится мне сладкой песней, ласкающей слух. Травы, деревья – всё вокруг подхватывает шелестящие ноты, подпевает, разнося тихий шёпот змеиной музыки на сотни миль вокруг.

А вот и он, мой лорд, мой хозяин, возвышается над склонившимися в преклонении людьми. Пробую воздух на вкус и почти не чувствую в нём страха, а значит добавки к ужину можно не ждать.

Сворачиваюсь кольцами возле ног лорда, внимательно вслушиваюсь в его властный голос.

— Я знаю, что все вы умираете от бездействия, но ожидание того стоит. План, который я готовлю, превзойдет ваши самые смелые ожидания. Пока я не стану посвящать вас в его детали, дабы не испортить удовольствие от сюрприза. Каждому из вас на прошлом собрании было дано задание, я хочу выслушать отчёты об их успешном выполнении. Мальсибер, как прошло нападение на магловский Лондон?

— Прекрасно, мой Лорд, – сипит мужчина из-под своей маски. — Люди запуганы, министерство в панике, с нашей стороны жертв нет. Белла захватила необходимый для экспериментов живой материал, наверное, сейчас с ним развлекается.

— Очень хорошо, — тянет Лорд и переводит взгляд на следующего слугу.

— Северус, подойди ко мне.

Мужчина в чёрном плаще плавно встаёт с колена и делает три шага к Лорду. Этого человека я никогда не забуду, его запах нельзя спутать ни с чьим другим. Он пахнет полем, лесом и смертью… Даа… от него прямо-таки за версту ею разит, он насквозь пропитан её горьковато-сладким дурманом. Змеи умеют чувствовать такое.

— Что насчёт твоего задания?

— Всё проходит по плану, мой Лорд.

— Когда будет готово зелье?

— В ближайшее время, я почти достал недостающие компоненты.

— Я очень надеюсь, что так и будет. Ты слишком долго тянешь… — шипит хозяин.

Звук его голоса усыпляет, всё вокруг подергивается желтоватой пеленой.

— Кроме того, ты провалил свою последнюю операцию, подвергнув опасности весь мой план. Хорошо, что Дамблдор слишком доверяет тебе, и ты остался вне подозрений. Будь аккуратней в следующий раз, Северус. Второй ошибки я не потерплю. Да, и что касается Поттера, я надеюсь, он всё ещё...

Голос Лорда затихает, это сон оплетает меня своими мягкими путами, уносит вскачь по тёмным просторам чувств. Змеям не снятся сны в обычном их понимании. Змеям снятся запахи, вкусы, звуки...

Течение жизни утягивает мой разум в свои глубины, плыву, покачиваясь на волнах собственных ощущений… тишина заполняет всё вокруг… я засыпаю…

* * *

Следующие дни закрутили круговоротом дел.

Выяснение отношений с Северусом закончилось бурным скандалом, который перерос в не менее бурное примирение. В конце концов я осознал свою вину, хотя, возможно, Северус просто в очередной раз отработал на мне свои навыки убеждения. Но... ведь это именно я избегал его целый день — как он мог, даже если бы захотел, рассказать мне о вызове?

О своём видении я промолчал — знал, что мне немедленно и в строжайшей форме будет запрещено даже это абсолютно безопасное "подглядывание". Да и какой смысл был бы от моих слов? Всё равно упрямый и скрытный по своей натуре Северус не ответил бы ни на один из моих вопросов. ...А мне, если подумать, это было и не нужно. Я верил ему... просто знал, что всё происходящее — правильно, что так и должно быть, а вмешиваться — себе дороже...

Эх, вот если бы он перестал являться на эти вызовы...

Без поддержки Гермионы моя успеваемость стала похожа на подбитую цаплю – падала так же быстро и неотвратимо.

Кроме того, Северус изъял у меня свой учебник, что, понятное дело, привело к тому, что оценки по зельеварению спустились на прежний уровень. Профессор Слизнорт причитал, Макгонагалл плакала над потерянными баллами, а Северус торжествовал, восклицая: “Я же говорил! Ты в зельях ноль!” Но глядя на моё расстроенное лицо, в итоге, предложил позаниматься со мной дополнительно. Я, конечно же, согласился, но, ясное дело, не от любви к зельям. Сегодня вечером должно было состояться наше первое занятие.

А сейчас я стоял перед кабинетом трансфигурации и мрачно наблюдал из-за упавшей на глаза чёлки за своими “друзьями”, мило воркующими недалеко от меня.

Со дня нашей ссоры Рон меня демонстративно не замечал, а Гермиона пыталась подойти и поговорить пару раз, но я замыкался и молчал, в рот воды набравши. Девушка злилась, уговаривала, угрожала, и, в итоге, отстала, видимо, решив, что мне это самому не надо. И вот уже два дня как грустные лица бывших друзей вновь повеселели, и я, смотря на них, неожиданно понял, как мне не хватает их шутливых перепалок. Хотелось подойти и, как ни в чём не бывало, вступить в беседу, посмеяться вместе с ними, обсудить новости… но…

А вот и профессор Макгонагалл подошла. Прохожу в класс, занимаю своё место…

— Гарри, у тебя свободно? – тихо спрашивает Невилл и, после моего кивка, садится рядом.

* * *

Урок проходил скучно, у меня всё получалось… но как-то слишком. Ложка обратилась в клыкастую ярко синюю мышь, которая тут же вцепилась в руку визжащему от страха Невиллу. Змейка, трансфигурированная из заколки, спустя мгновение, стала гоняться за мышью, хотя та была её больше раза в четыре, а лягушка, которую я превратил в резную коробочку, рассыпалась от одного прикосновения, так как оказалась ну чересчур тонкой работы…

— Гарри, сосредоточься! Ты должен научиться управлять созданными предметами и существами,– восклицала профессор, явно не желая снимать баллы с собственного факультета. Но когда синюшное создание вцепилось профессору в ногу, Гриффиндор-таки не досчитался пяти баллов. А я, впервые в жизни, порадовался, что трансфигурацию нам ведёт не Северус. С ним бы я так просто не отделался, и никакие умоляющие взгляды бы не помогли.

Сразу после занятий, ещё не выйдя из класса, я услышал голос Сириуса за дверью. Крёстный спрашивал у одноклассников, где я. Я же стал озираться по сторонам в поисках укрытия, но, наткнувшись на сердитый взгляд своего декана, понял, что сегодня избежать встречи с Сириусом не выйдет.

Подхватив портфель, я выскочил из класса и тут же помчался прочь.

— Мистер Поттер, подождите, — закричал анимаг мне вслед. Ну да, лицо держит. Он же профессор, как-никак.

— Извините профессор Делор, я опаздываю на следующее занятие.

— Это было последнее! Поттер! Постой! Гарри!

Не отстаёт. Увеличиваю темп, почти бегу. Что за смехота: Поттер, улепётывающий от своего преподавателя по квиддичу.

Вдруг что-то резко дёргает меня назад. Не удерживаю равновесие и с возгласом удивления падаю пятой точкой прямо на пол. Оборачиваюсь, встречаюсь взглядом с грустными влажными глазами чёрного пса. О чём он думает? Совсем сдурел?! Оглядываюсь по сторонам – слава Мерлину, никого.

— Ты что? Обалдел?! Быстро превращайся обратно! Тебя же заметят! – шиплю я.

Тяжело вздохнув, видимо, тоже понимая свою глупость, Сириус оборачивается обратно в светловолосого плотного мужчину.

— Ты идиот? Чего ты бегаешь за мной в таком виде? – зло рявкаю я, вставая с пола и отряхивая мантию. – Чего тебе надо?

Говорю грубо, надеясь обидеть. Не хочу с ним разговаривать. Может быть, когда-нибудь потом, но не сейчас. И здесь дело даже не в том, что я в обиде на крёстного, нет, совсем нет. Просто я… боюсь нашей беседы… Не знаю, что сказать ему, как объяснить, чтобы он понял. Боже! Ну почему я не держал свой длинный язык за зубами? Напридумывал себе невесть чего! А теперь вот разгребай…

— Гарри, пожалуйста, давай поговорим…

— Не о чем здесь разговаривать, — огрызаюсь я.

— Слушай… ну… ну, я извиняюсь, я слишком бурно среагировал, да и сейчас не совсем понимаю, что происходит… Но я прошу тебя, не отгораживайся от меня! Ты меня-то пойми! Мне же тяжело так — одному! С кем мне общаться? Здесь почти никто не знает, кто я на самом деле… — под конец голос Сириуса переходит на шёпот, в глазах стоит влага, а я вдруг чувствую себя таким уродом.

Заморочился на своих проблемах, чувствах, ничего вокруг не замечаю. Друзей оттолкнул, человека, который является для меня последним родственником, который только-только вернулся из-за арки – бросил. Там, за завесой, он же был совсем один, общался с неживыми тенями… Какой же я всё-таки эгоистичный придурок…

В два шага преодолеваю разделяющее нас расстояние, порывисто обнимаю понурившего плечи крёстного, чувствую, как вздрагивает грудная клетка Сириуса от сдерживаемых рыданий. Всё-таки завеса изменила его очень сильно, он стал... слабее...

— Если хочешь, — шелестит Сириус, — можешь не рассказывать мне о… о Снейпе… просто... не бросай меня больше…

Я содрогаюсь от боли. Куда делся тот беззаботный, весёлый, никогда не унывающий человек? Кто сейчас передо мной? Куда делся я настоящий? Почему стал так трусить? Откуда вся эта ревность?

Если всё это не остановить, то я всех вокруг отравлю своей любовью. Надо что-то менять, немедленно! Сейчас!

— Сириус, скоро будет поездка в Хогсмид, давай пойдём вместе? Мне столько нужно тебе рассказать... А сейчас я собирался делать уроки на понедельник – ты не мог бы помочь мне? – сбивчиво говорю я, делая первые, неуклюжие шаги навстречу.

Анимаг чуть отодвигается от меня, заглядывает в глаза, будто не веря услышанному, а потом вдруг улыбается во весь рот и говорит, вытирая слёзы тыльной стороной ладони.

— Добро пожаловать домой, Гарри.

Кружат ветра в безумном танце,

И смех несётся над землёй.

Вот только жаль, что это счастье

Исчезнет с утренней зарёй.

Мэри Эго

— Смотри внимательно, ничего не перепутай. Шерсть куницы смачиваешь в рыбьей желчи, потом смешиваешь с мелко нарезанными листьями капровки и добавляешь в котёл. Так, давай добавляй, второй рукой помешивай, только чуть более размеренно, вот так, видишь?

Северус стоит позади меня, постоянно направляя мои действия. Положил свою руку поверх моей, показывая, как нужно правильно двигать кистью, а я… а что я? Разве и так не ясно? Я, когда он стоит так близко, да ещё время от времени касается меня своими тонкими пальцами, о зельях думать не могу.

— Поттер! Ты меня вообще слушаешь? – сердится зельевар. — Пока зелье не сваришь, не будет тебе никакого секса.

— А если я его до завтра не сварю? – жалобно спрашиваю я.

— Значит и завтра у тебя будет день воздержания, – непреклонно отрезает мужчина, а потом добавляет. — Ну-ка, развернись.

— Послушно поворачиваюсь передом и тут же настораживаюсь, уж слишком вид у Северуса торжествующий. В следующую секунду он наводит палочку на мой пах и произносит:

— Халопропус дераз.

И… эрекция начинает опадать…

— Что ты сделал? – испуганно кричу я, отскакивая в сторону, попутно задевая котёл, который летит на пол, заливая всё вокруг рыжевато-бурой жижей.

— Нда… значит, придётся варить заново, — наигранно грустно вздыхает мой мучитель. — А это, Поттер, было очень полезное заклинание, советую его тебе выучить. Избавляет организм от всех лишних желаний на два часа, как раз хватит на то, чтобы успеть сварить зелье и позаниматься теорией.

— Изверг, – бурчу я, поднимая котёл с пола и заклинанием убирая дурно пахнущую массу. – Ну ладно, что уж делать... давай, сварим твоё чёртово зелье…

Усмехаясь, зельевар вновь встаёт позади меня. На этот раз у меня даже получается сосредоточиться, хотя прикосновения всё равно отвлекают — теперь я ими просто наслаждаюсь, не испытывая при этом дикого желания загнуть обладателя юрких пальцев через стол и...

За практикой, как и обещано, наступает теория. И я уже начинаю подозревать, что находился под действием империуса, когда соглашался на эти занятия. Их окончание вызывает у меня поистине бурную радость.

В ответ на это Северус лишь морщится и достаёт из бара бутылку без этикетки себе и сливочное пиво мне.

Тяну янтарную жидкость, поглядывая на Северуса. Тот, чуть щурясь от удовольствия, потягивает из рюмки карамельный напиток. Неужели это вкусно?

— Дай попробовать, — прошу я.

— Тебе рано.

— Значит, трахаться мне не рано, а нормальное спиртное – нельзя? Здесь нет логики, – язвительно говорю, а сам понимаю – зря.

Северус отставляет бокал, задумчиво смотрит на меня своим излюбленным взглядом “Сейчас прожгу насквозь”, а потом протягивает мне рюмку.

— Ну что ж, Поттер, давай, покажи какой ты взрослый, – издевательски тянет он.

Смело беру предоставленную ёмкость, опрокидываю в себя пахнущую спиртом жидкость и тут же закашливаюсь и сиплю.

— Что это?

— Скотч, – усмехается Северус,

— На вкус – просто дрянь, – честно говорю я и упрямо добавляю, протягивая зельевару пустую рюмку:

– Ещё!

После третьей начинаю замечать, как плывут вокруг очертания предметов. Хочется хихикать, размахивать руками и вообще, всячески веселиться.

Северус наблюдает за мной с усмешкой на губах… И эта его усмешка... так соблазнительна…

Сползаю с дивана, на коленях подползаю к мужчине в кресле. Прикасаюсь ладонями к его ногам, скрытыми под плотными чёрными штанами, поднимаюсь выше, по бёдрам к животу, груди. Подтягиваюсь на подлокотниках, тянусь к лицу.

— Гарри, ты пьян, – мягко говорит Северус, его голос – глубокий, бархатный – завораживает меня, действует, словно команда “Фас”.

Опираюсь руками о колени мужчины, припадаю ртом к губам, врываюсь внутрь, ласкаю, впитываю, сжигаю – целую, заявляя свои права.

Северус сдавленно стонет мне в рот, когда я накрываю рукой его пах, массирую пальцами спрятанную под тканью плоть.

Вновь опускаюсь на колени, расстегиваю пуговицы на чёрных штанах, тяну вниз трусы. Северус не сопротивляется, он тоже пьян. Откидывается на кресле, выгибается, подавая бёдра вперёд. Совсем не стесняется. Это безумно заводит меня… но ещё больше меня заводит налившийся кровью член с бордовой головкой и каплей смазки на её вершине.

Провожу языком по всей длине члена, вырывая нетерпеливый стон у закинувшего назад голову мужчины. Играю с уздечкой, сжимаю мошонку в ладони, перекатывая в руке яйца. Обхватываю головку губами, проникаю в дырочку языком, а потом заглатываю член, скользя кольцом губ вниз.

Северус рычит, подаётся бёдрами вперёд, пытаясь нарастить темп. Но мне нравится его мучить, и в конце концов он хватает меня за волосы и сам начинает насаживать на свой член. Я не против, я только за. Переплетаю пальцы вокруг основания пениса, помогаю себе рукой.

Вдруг зельевар отталкивает меня, встаёт и тут же подхватывает подмышки, перегибает через внезапно ставший выше стол, буквально сдирает с меня штаны и нижнее бельё. Врывается в меня пальцами.

Внутри становится скользко — заклинание смазки. Северус тратит на подготовку лишь пару десятков секунд, а потом проталкивается в меня своим членом. Замирает на мгновение и начинает двигаться всё быстрее и быстрее, шлёпаясь яйцами о мой зад.

Подаюсь навстречу. Перед глазами вспыхивают искры удовольствия каждый раз когда мужчина касается чувствительной точки внутри меня. Дыхание, хриплое, частое — вырывается из моего горла помимо воли. Магия закипает внутри словно лава, выплёскивается наружу, сплетаясь с магией Северуса, дополняя её, электризуя воздух, опаляя кожу.

Второй рукой Северус обхватывает мой пульсирующий от желания член, рвано дрочит, склоняется, дышит мне в шею. Внутри становится невыносимо горячо от его дыхания, кровь буквально закипает от переполняющих меня эмоций. Хочется кричать о своих чувствах, но воздуха хватает лишь на сдавленное, неразборчивое:

— Чёртподерисеверус.

Мужчина надо мной содрогается всем телом, прикусывает кожу на спине, стонет. Через мгновение жаркая волна удовольствия накрывает меня с головой.

— Ох, нам надо... пить почаще, – хриплю я. Чёрт, неужели сорвал голос?

— Ага, – невнятно бубнит Северус, восстанавливая дыхание. – Это было очень… неплохо.

Выскальзывает из меня, помогает подняться. Я разворачиваюсь лицом и мой взгляд упирается в его искусанные губы. ""Неплохо" значит?" — ухмыляюсь я про себя и, недолго думая, провожу по ним подушечкой пальца, а затем целую в уголок рта, улыбаюсь.

— Я люблю тебя, ты же знаешь?

— Незачем постоянно повторять это, – ворчит вдруг покрасневший зельевар, выкручиваясь из моих объятий.

— Ты такой милый, – смеюсь я, снова пытаясь поцеловать мужчину в губы, но вместо этого попадаю в щёку. Колючую щёку! Отодвигаюсь — и вправду щетина.

Хихикаю как последний дурак, расслабленно повисая на сильных руках, которые вдруг подхватывают меня и несут в спальню, после чего не слишком-то нежно бросают на кровать. Я же не прекращаю смеяться. Северус машет палочкой, и с меня пропадает вся одежда, что смешит меня только больше.

— Сейчас же не успокоишься — отправлю тебя спать на диван! – предупреждает Северус, пристраиваясь рядом.

Мне снова смешно, смешны все мои страхи, подозрения, навеянные ночными видениями, ревность. Всё это так глупо, так неважно, пока Северус обнимает меня, а я обнимаю его в ответ.

…Засыпаю, слушая ровное дыхание.

И мне снится, что я лечу…

* * *

— Круцио! – шипит Лорд сквозь зубы, и человек с длинными платиновыми волосами со стоном падает на пол, бьётся в судорогах, выгибая спину. Именно его крики разбудили меня…

Приподнимаю голову. Щурю глаза от яркого жёлтого света, пробую воздух. Солёный запах страха и металлический — гнева пропитали его насквозь.

Расплетаю кольца, двигаюсь чуть вправо, чтобы насладиться полной картиной происходящего.

Хозяин поместья скребёт руками гладкий каменный пол, ломая наманикюренные ногти.

— Как ты мог упустить их! – шипит Лорд, чуть приподнимаясь в кресле.

— Их не… было… не было… я не виноват, – хрипит мужчина.

— Круцио!

По залу вновь разносятся крики.

— Я не прощаю ошибок! И не терплю оправданий! Мне нужны результаты, а не твои жалкие причины провала.

Глупый, глупый человечек, зачем так злить моего хозяина?

— Тебе будет лучше, если ты выполнил мою вторую просьбу, — холодно произносит Лорд, отводя палочку в сторону. — Ты узнал то, что я просил?

— Д-да, я… я узнал, — каркающее отвечает мужчина, подтягивая дрожащие руки к лицу в попытке приподнять его от пола. Гладкие прежде волосы теперь похожи на свалявшуюся серую шерсть.

— И? – нетерпеливо требует ответа мой повелитель.

— Всё правда… Се… Северус, к-как в-вы и… и п-приказали, сблизился с м-мальчишкой, — заикаясь сипит хозяин поместья. Ему наконец-то удалось оторвать свою напудренную физиономию от земли и принять коленопреклонённое положение. Полагаю, что у него просто не хватило бы сил встать.

Мягко скольжу к своему повелителю, оплетаю его ноги, чувствую, как он, опустив руку, проводит холодными сухими пальцами по гладкой чешуе.

— Поттер до-доверяет ему безоговорочно. Мальчишка даже поссорился со своими друзьями. Б-без их поддержки он ещё более уязвим… Когда защита, предоставленная ему матерью, иссякнет… его можно будет брать без боя… если только раньше Северус не перетянет его на нашу сторону, — мужчина на мгновение замолкает, переводя дыхание. Кажется, он почти восстановил способность нормально говорить. — Попытка убить Дамблдора провалилась из-за… непредвиденного обстоятельства, ви-виновнице подчистили память, она никого не выдаст.

— Северус подготовил новый план?

— Да, мой сын будет помогать ему. Ближе к концу года всё будет готово для того, чтобы притворить его в жизнь.

— Он придумал, как провести пожирателей в школу?

— Да.

— Очень хорошо, — задумчиво тянет Лорд, мягко проводя рукой по моему телу, обводя пальцами зеленоватый узор. – Ты можешь быть свободен, Люциус.

Мужчина пытается встать, но у него ничего не выходит. Три Круциатоса подряд ни для кого не проходят бесследно. Очередная попытка чуть не заканчивается неловким падением, но в последний момент женщина, всё это время незаметно стоявшая у дверей, подхватывает хозяина дома под руки. Мне нравится запах исходящий от неё, импонирует её холодность и отстранённость. Я чувствую, как чуть вздрагивают пальцы Лорда на моей чешуе – признак того, что он тоже приглядывается к этой женщине.

Поклонившись, Нарцисса помогает своему мужу встать и выходит с ним за пределы комнаты.

Пристраиваю голову на колено своему хозяину, закрываю глаза. Лёгкие касания холодных рук успокаивают, расслабляют… почти убаюкивают…

Засыпаю…

Водою смываются в пропасть надежды,

О скалы и камни — вдребезги чувства.

И меня вслед за ними, стараясь быть нежным,

Отпускает рука, прощаясь с безумцем.

Нет рифмы в словах, здесь театр абсурда,

Танцуют на стенах безумные тени.

Летит в неизвестность безногая кукла,

Ей больше нет места на этой арене.

Мэри Эго

Просыпаюсь резко, рывком выдёргиваю себя из цепких объятий сна. Сердце колотится как бешеное, бьётся о решётку рёбер.

Нет! Это не может быть правдой! НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ПРАВДОЙ!!!

Голова гудит от выпитого накануне, видимо, алкоголь ещё не до конца покинул мою кровь. Струнами натянулись нервы — лишь коснись, и, кажется, порвутся с противным, предсмертным визгом. И я касаюсь... безжалостно тереблю их, тяну в разные стороны, желая, чтобы они, наконец, прекратили пытать меня своим лязгающим звоном.

Дрожащими пальцами отцепляю от себя руки Северуса, отворачиваюсь, отодвигаюсь на край кровати, замираю, вслушиваюсь в мерное дыхание так и не проснувшегося мужчины. Мне казалось, что всё это время мы с ним строили прочный каменный дом на века. Фундамент — чувства. Стены — честность. Крыша — общая цель. А теперь... теперь вполне возможно, что это был всего лишь карточный домик, сотканный из иллюзий глупого влюблённого подростка.

Никто не смог бы так играть… так притворяться… Или всё-таки…

Оборачиваюсь, вглядываюсь в размытое в темноте лицо зельевара. Чёрные как смоль волосы в беспорядке разметались по подушке, нос наполовину скрыт под одеялом. Рука так и тянется провести по скуле, губам, по шее и ниже... Хочется прижаться, обнять. Собственное тело, безумная нужда и хор голосов внутри — всё подталкивает меня сделать это, но вместо этого я отшатываюсь. Видение не могло быть ложным, а значит…

Мерлин, как же страшно... горло сжимают спазмы, испарина на затылке, и холодный пот стекает вдоль позвоночника. Меня трясёт как в лихорадке…

В голове стучит только одно — "надо уходить". Уходить — пока стук моего сердца не разбудил его, пока я ещё способен здраво мыслить, пока могу ещё найти в себе силы для того, чтобы подняться и сделать шаг в сторону двери.

Охапкой беру аккуратно сложенные на полке вещи, спасибо магии. Кое-как натягиваю мантию, вываливаюсь из спальни. Мысли мечутся из угла в угол.

Неужели покушение на Дамблдора его рук дело? Невольно вспоминается последний разговор с друзьями.

"Нет... не верю, он не мог. Здесь есть какое-то объяснение", – твержу я себе, автоматически переставляя ноги.

Я не помню, когда успел покинуть комнаты Северуса… Не знаю, алкоголь виноват в этом или шок, но путь до Гриффиндорской башни тоже выпал из моей памяти.

— Кто это здесь так поздно? – заворчала полная дама.

— Гриффиндор навсегда, — автоматически выдал пароль мой язык.

— Нехорошо разгуливать ночью, молодой человек. В следующий раз не пущу, – хмурит брови женщина на картине, после чего всё-таки открывает дверь.

Не заботясь ни о чём, прохожу в спальню. Падаю на кровать, закрываю руками лицо. Слёзы непонимания, страха — душат.

Я уже ничего не соображаю... Я верю Северусу, но боюсь быть обманутым. Боюсь, что вижу и замечаю лишь то, что выгодно мне… и моему сердцу…

Зелье истины… оно ведь имело такие страшные последствия именно потому, что Северус, будучи под его влиянием, сказал неправду… Да и про Сириуса Волдеморт явно не знает… и к тому же, разве стал бы зельевар спасать меня, вытаскивая из озера, если бы он и впрямь был предателем?

Хорошие аргументы – правильные, вот только боль никак не желает униматься, скребётся, как голодная кошка, высасывает все чувства.

Апатия наваливается внезапно, давит бесконечно тяжёлой, студенистой массой, вытаскивает наружу сомнения последних дней. Маленький червячок сомнений, когда-то грызший моё сердце, вырос, отложил личинки, и теперь передо мной предстаёт шевелящийся склизкий комок отвратительных бледно-розовых тварей. Ненасытные вредители облепили несчастный, тупо ноющий орган со всех сторон, как бы говоря: "Здесь не осталось места ничему, кроме нас".

События последних дней проносятся перед моим взором, я препарирую их, расчленяю, пытаясь добраться до самой сути. И везде лишь одно — сомнения.

Странности. Недомолвки. Ложь. Избегание. Везде, всюду — чёртовы черви. Воняют гнилью и грязным бельём... я весь пропах ими. Я сам, как один большой червь. Розовый, с зелёными глазами, грызу сам себя, за неимением другого.

Размазываю по лицу жалкие слёзы, скольжу затуманенным взглядом по пологу кровати.

Взгляд непроизвольно приковывается к стоящей рядом тумбочке, и в следующую секунду я уже держу в руках пузырёк со сваренным Гермионой зельем.

Сейчас это кажется единственно верным решением: посмотреть на происходящее со стороны, без лишних эмоций. Это же всего на один-два дня... Северус поймёт... если вообще когда-нибудь узнает про это...

Страх, сомнения, ноющая боль и алкоголь растворённый в крови — и вот, я откупориваю флакон и одним глотком выпиваю содержимое.

Всё. Теперь нужно подождать…

Даже не потрудившись снять мантию, закутываюсь в одеяло, прячась от своих сомнений, от колючих страхов.

Мерлин, как холодно. Дышу на руки в попытке согреть враз озябшие пальцы. Не помню, так ли было в прошлый раз…

Сон накатывает волнами. Сопротивляюсь ему, но, кажется, это ещё один пост-эффект от выпитого зелья…

С этой мыслью я засыпаю…

Веселая Свобода -

Надежда и забава,

Плывешь, не зная брода,

Ведь ты умеешь плавать

Над Жизнью и над Смертью,

И даже над Любовью,

Не попадая в сети,

Не промокая кровью...

Неизвестный автор

Представьте, что у вас всю жизнь болела голова. Нет, не раскалывалась, а лишь слегка ныла, но зато постоянно, без продуху. Вы уже настолько привыкли к этому, что почти не замечали тисков, круглосуточно сжимающих ваш лоб. Спали, ели, учились, отдыхали, везде и всюду преследуемые непрекращающейся мигренью.

И вот, в один прекрасный день вы проснулись… и поняли, что боли больше нет...

Примерно так чувствовал себя я. Тонкий стальной провод опоясывающий мою голову спал в одно мгновение, а вместе с ним пропало напряжение и нервозность. Соседи по спальне, свечи, призраки, еда на завтраке – всё предстало предо мной в новом свете.

Сейчас, сидя за гриффиндорским столом и тщательно пережёвывая яичницу, которая буквально таяла на языке, я не мог удержаться от того, чтобы не крутить головой, с каким-то радостным удивлением оглядывая окружающий меня мир. Светлый, добрый, с одним единственным чёрным пятном-кляксой, на которое я, как мог, старался не обращать внимания. Хотелось насладиться ощущением свободы, но я знал, что не смогу долго прятаться в радужную раковину от главной из моих проблем.

Я чувствовал себя точно также, как если бы меня освободили на день от вечных тисков мигрени, но пообещали вернуть их на следующее утро.

Не думать! Не вспоминать о треклятой головной боли! Ведь одна только мысль о ней душит всё светлое, что есть внутри, обжигает, словно горячий уголь.

Рон с Гермионой сидели неподалёку, тихо перешёптываясь, и явно старались не смотреть в мою сторону. Наблюдая за ними, я вдруг явственно ощутил, что больше не сержусь на них, мало того, с трудом могу припомнить, из-за чего вообще произошла ссора… Кажется, Рон разозлился на меня из-за моего странного поведения… и из-за Джинни…

Подумать только! Снейп почти поссорил меня с друзьями! Ведь мы поругались именно из-за того, как я отзывался о нём… В голове не укладывается! Как мог я променять Рона и Гермиону на этого… этого…

Сейчас, смотря на произошедшее трезвым взглядом, я не мог объяснить себе своего поведения, своей слепой веры в невиновность зельевара, в то время как всё буквально кричало о том, что Снейп лишь играет очередную роль.

Он вечно отмахивался от моего навязчивого внимания, пользовался любым предлогом, чтобы побыть одному. И из озера вытащил только потому, что Волдеморт желает лично свести со мной счёты. И вся эта пародия на отношения – тоже приказ безносого урода. Он, должно быть, неплохо повеселился, слушая отчёты своего верного слуги. Ну, ещё бы! Мальчик-который-выжил стал мальчиком-которого-трахают… Мерлин! Я спал со Снейпом… как это возможно?!

Сознание услужливо воспроизвело некоторые из особенно жарких воспоминаний, доказывая, – да, возможно.

Ау! Равнодушие! Ты где? Почему так мерзко на душе?

Да, и ещё Сириус… — школьная любовь Снейпа… он вытащил его для себя, или это ещё один приказ? Или, возможно, Дамблдор надавил, заставил… хотя здесь мне жаловаться не на что, хоть и неясно, как получилось так, что я оказался убеждён, будто бы это ради меня…

А случай с ожерельем? Правильно Рон говорил — Империус слишком сложен для Малфоя, а вот для Снейпа – в самый раз. Да и мои сны подтверждают эту догадку…

Подумав о зельеваре, я непроизвольно потянулся к нему взглядом. Прямой, замкнутый, бледный. Всё как всегда, только внутри вместо столь привычной теплоты рождается раздражение, более того — злость. О чувствах, ещё вчера сжигающих всё моё нутро, остались только воспоминания – неприятные, с привкусом горечи, они вызывали один лишь стыд и недоверие к собственной памяти.

Я передёрнулся от гадкого чувства. Мне казалась, что я весь замарался в какой-то грязи. Хотелось встряхнуться, скинуть с себя чёрную липкую жижу.

Аппетит пропал, к горлу подкатил ком. Пытаясь справиться с тошнотой, я схватил стоящий передо мной стакан, залпом выпил тыквенный сок и … тут же пожалел об этом. На вкус напиток больше напоминал скисший кефир, такой же густой, кислый и отвратительно пахнущий. Я закашлялся и сидящий рядом Невилл заботливо ударил меня пару раз по спине.

— Лучше? – спросил он, когда я, наконец, перестал задыхаться и сумел-таки протолкнуть вниз по пищеводу чёртов напиток.

— Да, спасибо, — просипел я, отодвигая от себя пустую кружку. – Что сегодня за сок такой?

— Тыквенный, как всегда, — пожал плечами Невилл, спокойно отпивая из своей кружки. – А что?

— Да нет, ничего. Наверное, кто-то просто пошутил неудачно, — буркнул я в ответ, оглядываясь по сторонам.

Утрення эйфория улетучилась, будто её и не было. А ведь казалось, только Снейп может испоганить мне настроение! Ан, нет, дурацкий, явно испорченный тыквенный сок тоже на это способен!

“Или не сок”, – подумал я мрачно, натыкаясь взглядом на мерзкую улыбочку Малфоя младшего. Если к вечеру у меня не отрастут ослиные уши, то я очень удивлюсь.

За спиной раздалось покашливание. Обернувшись, я увидел Гермиону.

— Можно? – тихо спросила она, подбородком указывая на свободное место возле меня. Я немного помедлил, а потом медленно кивнул, после чего поискал глазами Рона — его нигде не было видно.

Усевшись рядом, девушка какое-то время молчала, а потом тихо проговорила:

— Гарри,.. Я… я была не права, я не должна была игнорировать…

— Герми! Прекрати! – прервал я подругу. – Ты ни в чём не виновата, это я слишком заигрался в секреты.

— То есть, всё может стать как раньше? – с надеждой спросила Гермиона, подняв на меня взгляд в котором плескалось столько вины, что я не выдержал и обнял девушку за плечи. В этот момент мне ещё больше не верилось в причину нашей ссоры. Нет! Ну это же просто идиотизм — променять друзей на… на предателя! Может, всё-таки имела место амортенция? Не мог же я сам в него… в него… Чёрт! Да это даже про себя сказать стыдно!

— О чём ты говоришь, глупая? Вы с Роном мои лучшие друзья, и этого не изменит какая-то дурацкая ссора.

— Нет, не дурацкая… мы так виноваты. Я не должна была поддерживать Рона, не разобравшись в происходящем. Он, конечно, волнуется за свою сестру, его можно понять, но… Гарри, он тоже сожалеет. Просто ты же его знаешь, Рон такой импульсивный, и ему тяжело подойти и извиниться, но он сегодня же сделает это!

— Не стоит, я тоже виноват не меньше него! Тем более причина такая ерундовая… я даже не знаю, что на меня нашло.

Отстранившись, Гермиона посмотрела на меня очень внимательно и тихо спросила:

— Ну а теперь? Теперь всё в порядке?

— В каком смысле? – тут же напрягся я.

— Нуу… — девушка сделала красноречивое движение бровями в сторону преподавательского стола. Я нахмурился, отвернулся, снова уперев взгляд в тарелку. В конце концов, на нас уже многие поглядывали и стоило вести себя посдержаннее, да и к тому же… К тому же я не знал, что мне ей ответить. С одной стороны, никаких добрых чувств я к Снейпу не испытывал, более того, не верил, не понимал, как ещё вчера мог так убиваться из-за него. Ревновать! И кого ревновать! Сириуса к Снейпу!… БРЕД! Но… я же всё-таки выпил зелье безразличия и… как это ни ужасно… но… вполне возможно, что когда его действие закончится, я… О, Мерлин, даже думать о таком страшно… но я могу … могу… снова полюбить… О, чёрт!!! Нет! Нет! Нет! Это полный бред!

Подруга обеспокоено следила за мной. Надо было что-то ей ответить, и в итоге я пробурчал:

— Да, всё в порядке. Давай не будем обсуждать это здесь.

— Хорошо… Согласна, не лучшее место. Но потом мы обязательно всё обсудим, — также тихо проговорила Гермиона, сделав упор на последнем слове, и добавила, как-то особенно жалобно, как будто оправдываясь:

— Гарри, пойми, мы только хотим помочь тебе…

— Да, я знаю, — рассеянно пробормотал я и попытался перевести тему. – У нас первая трансфигурация?

— Да, будут рассказывать о методе “Синхронной трансфигурации Салазара”. Ты сделал конспекты?

— Эээ… да…

— Гарри! Неужели не сделал? Но это же так важно! Как ты собираешься сдавать экзамены?!

Взяв под уздцы своего любимого конька, Гермиона и думать забыла о неприятной для меня теме, по крайней мере, сделала вид, что забыла… но я в любом случае был ей благодарен.

После Трансфигурации ко мне подошёл Рон. Ужасно напряжённый, он мялся, никак не находя слов, чтобы сделать первый шаг к примирению, и я решил облегчить другу задачу. Легко стукнул его кулаком в плечо и с улыбкой сказал:

— Теперь мы квиты.

Несколько мгновений Рон непонимающе таращился на меня, пытаясь понять, как реагировать на мои слова, но, спустя секунду он — расплылся в широкой улыбке.

Теперь всё станет как раньше, я почти не сомневался в этом… почти…

Закрыл глаза, зажмурил веки,

И ниткой накрепко пришил.

Чтобы не видеть лжи и скверны,

На век ослепнуть я решил.

Тьма исполинской чёрной птицей

Закрыла правду от меня,

Теперь "лжецом" я нарекаю

Любого с кем сведёт судьба.

Мэри Эго

Вечер наступил слишком быстро, и передо мной встала очередная дилемма. На шесть у меня было назначено занятие по беспалочковой магии, и я, понятное дело, идти к Снейпу боялся.

Подумать только — боялся! Трусил как самый последний заяц. Но Гриффиндор имеет определённую репутацию, и сегодня я в очередной раз решил оправдать своё распределение на факультет храбрецов.

Бежать от своего страха? – Чушь! Надо смотреть ему в глаза. Особенно тогда, когда это глаза предателя и убийцы, который пока не знает, что жертва скинула с себя паутину и теперь тоже может кусаться.

Друзья, узнав с кем я занимаюсь развитием беспалочковой магии, очень долго возмущались недальновидностью директора. Гермона даже настаивала сказаться заболевшим и пропустить занятие, но я отмёл это предложение. Уж очень хотелось посмотреть в глаза этому ублюдку.

Пожелав мне удачи, друзья проводили меня в путь по коридорам задумчивыми взглядами.

Ровно в шесть я стоял возле столь знакомой двери.

Назвал пароль, зашёл. Зельевар сидел в гостиной в своём любимом кресле и читал книгу.

— Эээ… — протянул я, разом потеряв всю уверенность. От человека, сидящего передо мной, хотелось бежать. Но он вдруг поднял глаза и улыбнулся самым краешком губ:

— Ты сегодня поздно? Что-то случилось?

Я вспомнил, что, действительно, последний месяц так торопился поскорее... увидеть его, что приходил много раньше назначенного времени. Отведя взгляд я промямлил:

— Нет, ничего. Я просто делал уроки.

— Перед выходными? – поднял бровь Снейп и тут же добавил, будто его не интересовало, что я отвечу. Будто он уже знал, что я соврал. — Садись, три минуты тебе на очищение сознания.

Я разозлился… сам не знаю, почему… необъяснимо…

Плюхнулся на диван и закрыл глаза, пытаясь делать то, что мне сказали, и вдруг ощутил, как по волосам прошлись горячие пальцы, перебирая прядки. Я дёрнулся от неожиданности. Упал боком на диван, испуганно смотря на стоящего рядом мужчину.

— Да что с тобой сегодня? – ворчливо проговорил Снейп, отходя к своему креслу. – Ты уверен, что стоит заниматься?

— Да! – выпалил я. Мне не хотелось сдаваться так рано.

— Тогда сосредоточься, сегодня будем трансфигурировать. Для начала твоя задача — превратить вот эту чернильницу во что-нибудь.

— Чернильницу?.. Во что-нибудь? – недоверчиво спросил я.

Сложив руки на груди, Снейп посмотрел на меня презрительным холодным взглядом. Вот только его слова совсем не сочетались с этим его грозным видом:

— Что именно тебе не понятно, Гарри?

Он что, издевается? Ему нравится, что я чувствую себя в такие моменты ещё большим идиотом?

Я прекрасно понимал, что ещё совсем недавно просто умер бы от умиления, увидев картину: “Мрачный Снейп и нежное “Гарри””. Но тогда я на всё смотрел через розовую призму. Теперь же эта неумелая ширма меня не обманет.

Волной накатило раздражение, ненависть плескалась внутри горячей смолой. И откуда её столько взялось?

— Мне всё понятно, — проговорил я сквозь стиснутые зубы.

— Тогда вперёд, — махнул Снейп в сторону стола, на котором сиротливо стояла маленькая серебряная чернильница.

Я перевёл взгляд на стол. К этому моменту меня разве что не трясло от злости, и в следующее мгновение комнату осветил столб искр.

Резкий свет больно резанул глаза. Вскрикнув, я закрыл лицо руками, которые тут же обдало волной жара.

Снейп подхватил меня подмышки, стащил с дивана, крепко прижав к себе так, что я уткнулся носом ему в ключицу. Травы, лимон... корица.

Секунда, и я начал рваться, отталкивая от себя ненавистного мне человека. Хватка ослабла, и мне, наконец, удалось вывернуться из захвата.

Тяжело дыша, я откатился в сторону, вскинул голову, с ненавистью глядя на застывшего около дивана зельевара.

Вокруг – бедлам. В воздухе запах горелой древесины. Стол чёрный от копоти, обуглившийся, кривобокий. Дымящийся ковёр, полусожжённое кресло, и только диван остался более-менее в порядке.

— Поттер! Ты решил испепелить нас обоих или просто плохо расслышал задание? Если второе, то напомню, нужно было трансфигурировать чернильницу во что-нибудь, а не устраивать оригинальное самоубийство! – голос Снейпа сочится ядом, руки сложены на груди, волосы чуть взлохмачены.

Ещё пару дней назад я бы воспринял его слова как заботу и, не раздумывая, бросился бы этому ублюдку на шею… Но сейчас, сейчас ничто не заставит меня услышать в них что-либо, кроме указания на мою непроходимую тупоголовость. Зачем он схватил меня? Прикрыл от огня? ... Ну да, к чему Волдеморту покалеченный мальчик, да и самому Снейпу будет не слишком удобно трахать обгорелую жопу.

Ненависть забурлила во мне с новой силой. Внутри разверзлись врата в ад.

— Никогда больше не трогай меня, — поднимаясь с пола, прошипел я, почти сдерживаясь, чтобы не перейти на серпентарго.

Снейп замирает. Сначала его брови ползут вверх, но в следующую секунду лицо становится маской, и только тогда я понимаю, что уже несколько месяцев он не прятался за ней так, как сделал это сейчас. Сейчас он снова стал похож на того самого Снейпа, которого я знал все эти годы. Нелюдимый, замкнутый одиночка, продающий тех, кто ему верит.

— Вы слишком быстро меняете своё мнение, Поттер, – мужчина неприятно осклабился, — вы должны определиться, так как людям может надоесть бегать за вами, прислушиваясь к изменениям вашего настроения.

Вот он – Снейп. Нормальный, настоящий Снейп, не скрывающий своего истинного отношения за глупым маскарадом.

Глубоко вдохнув и выдохнув, я собрался с силами. Предатель, убийца, прихвостень Волдеморта – он стоял передо мной такой надменный, такой гордый. Как будто это он победитель. Но это не так. Я больше никогда не позволю насмехаться надо мной.

— А мне надоело, — нагло заявляю я, не без труда выдерживая колючий взгляд Снейпа. – Я решил, что не стоит затягивать всё... всё это.

— Ты решил? – щурится Снейп. В его голосе явственно слышна угроза. И когда он делает шаг вперёд, мне стоит неимоверных усилий заставить себя стоять на месте.

— Всё обдумал? – Ещё шаг. Я нервно сглатываю. — Ты уверен, что не приползёшь ко мне в слезах через несколько дней моля простить тебя?

Я возмущён. Я хочу возразить. Открываю рот, и в ту же секунду Снейп преодолевает разделяющее нас расстояние и впивается в мои губы, проталкивая язык.

Внутри что-то рвётся. С треском и навсегда.

Ненависть ударяет в голову, брызгает из глаз солёными слезами.

Я дёргаюсь, ударяясь всем телом о стоящий в коридоре шкаф. Отскакиваю в сторону двери, готовясь к борьбе. Но никто меня не держит, и я стремглав вылетаю в слизеринский коридор, успев, впрочем, увидеть напоследок застывшее, ничего не выражающее лицо мастера зелий.

Имя — новому, чуждому, лишнему,

Что боль зарождает в сердцах,

Окаянному, живучему, низкому

Ненавистному чувству — "Страх".

Мэри Эго

Вы знаете, что такое страх? Трепещущий, животный, засевший внутри, словно клещ — не вытащишь, не избавишься. Беспомощность перед ним рождает стыд. Стыд, словно по цепочке, передаёт импульс злости, и так до бесконечности, пока всё самое чёрное, самое жуткое, что есть внутри, не окажется снаружи с единственной задачей: скрыть истину. Скрыть страх.

Так вот — я боялся. И мне некуда было деться от этого чувства, наполняющего меня всего: от макушки и до кончиков пальцев. Казалось, все и каждый видит мою нелепую попытку спрятаться за беззаботной улыбкой и громким смехом, за лёгким флиртом с Джинни и стопками тетрадей. Да вот только самого себя не обманешь... и страх никуда не девался, а только разрастался с каждой минутой всё больше и больше, захватывая всё новые территории, утверждая права на старых.

Что так пугало меня, спросите вы? Всё очень просто — я до одури боялся окончания действия зелья. Страшился одной мысли о том, что все, что я чувствовал раньше, вернётся. Что я снова стану слюнявым идиотом в розовых очках, неразумной собачонкой бегающей за Снейпом и внимающей каждому его выдоху и вдоху.

Я помнил, как ещё два дня назад с лёгкостью отбрасывал в сторону любые разумные доводы рассудка, с радостным щенячьим визгом бросаясь на мрачного мужчину, заваливая его на диван, с безумным восторгом предоставлял ему своё тело для разрядки. Как выгибался под ним, прося больше, тянулся за ласками, бился в экстазе отдавая себя без остатка… А Снейп… Снейп только играл роль, задача которой — сблизиться с Поттером. Интересно, он сам придумал способ, или на это также были даны прямые указания?

Слова и действия Дамблдора больше не казались подлыми. Непонятно только, как вообще директор мог допустить, чтобы… хотя… если вспомнить… то он ведь и в правду делал всё от него зависящее... Это просто я, ослеплённый, не желал его слушать. Интересно, знает ли директор, кому на самом деле служит слизеринский ублюдок?

Ублюдок! Только так его и стоит называть!

Все эти мысли круговоротом кружили в голове, отравляя каждую минуту моей жизни.

Я плёлся из больничного крыла, где провёл последний час, используя якобы плохое самочувствие как предлог, чтобы не прийти на ЕГО урок. Не видеть ЕГО глаз. Не слышать ЕГО голоса. Как бы я хотел никогда не натыкаться на тот чёрный флакон…

Возле кабинета истории магии никого не было, видимо, защита от тёмных искусств ещё не закончилась, а значит, можно расслабиться: ведь объясняться с вновь обретёнными друзьями придётся не сейчас, а чуть позже.

Привалившись спиной к стене, я перевёл дух. Но спокойствие продлилось недолго, так как буквально через минуту пустующие до этого коридоры наполнились вопящими, смеющимися и куда-то бегущими учениками.

— Гарри, как ты себя чувствуешь? — раздался рядом тихий голосок Джинни. Наверное, только что вышла из класса напротив. Что у них сейчас было? Трансфигурация?

Я повернулся к ней. Маленькая, хрупкая, она стояла передо мной, глядя с беспокойством и нежностью. Даже страшно поверить в то, что она стала ещё одной жертвой моего безумства.

Тепло улыбнувшись, я обнял её за плечи и мягко ответил, пытаясь своими словами, самим своим голосом загладить разъедающую меня изнутри вину:

— Не беспокойся, я просто не выспался, вот голова немного и гудит.

Девушка обняла меня в ответ, аккуратно притянула к себе, будто не веря, что всё по-старому, положила подбородок на плечо. Хорошо, что она не могла в этот миг видеть моих глаз, в которых и без всякой лигименции можно было прочитать жестокую правду: “Теперь уже ничто и никогда не будет по-старому”.

Объятия Джинни будили во мне нежность, желание защитить, но и только. Эти чувства ничем не отличались от тех, что я испытывал по отношению к Гермионе, но здесь и удивляться не приходилось. С некоторых пор я понял, что мне нравятся парни, и это случилось задолго до того, как я вляпался во всё это дерьмо под названием “Снейп”.

Не знаю, зачем я решил возобновить наши отношения. Зачем вчера, после занятий, нашёл её. Зачем нёс всю эту чушь про мнимые чувства, про то, как она нравится мне.

Сказать, что Джинни была счастлива, значит ничего не сказать, она буквально засветилась от переполнивших её эмоций. Она любила меня, вот только я не мог ей дать ничего, кроме притворства, но всё же притянул её в примиряющие объятия, поцеловал в мягкие, податливые губы… Чем я лучше Снейпа?

В этот момент Джинни отстранилась. Покрасневшая, она отводила взгляд, прятала улыбку за кокетливо прикушенной губкой. Ну, неужели… неужели она не видит, что не нужна мне?

"Не видит", — понял я, заглянув в полные обожания глаза. И вдруг меня словно током прошибло — я почувствовал ЕГО. Всем своим существом ощутил пронизывающий взгляд чёрных глаз-провалов. И в следующую секунду, не отдавая себе отчёта в своих действиях, всем телом придвинулся к девушке, приник губами к её губам в глубоком поцелуе, не обращая внимания на улюлюканье, раздающееся со всех сторон.

Джинни, сначала удивлённо охнувшая, через мгновение прижалась ко мне сильнее. Ей явно нравилось, что я не собираюсь скрывать от окружающих нашу связь. Но мне, понятное дело, на её мысли в этот момент было глубоко наплевать. Я весь почти дрожал от охватившего меня страха приближающейся бури. Даже закрыв глаза, я чувствовал на себе холодный пронзающий насквозь взгляд и почти ждал, что его обладатель сейчас подойдёт и, схватив меня за шкирку, отшвырнёт от Джинни, впечатывая лицом в стену. Ведь именно так он и должен был поступить, если его слова о любви хоть на пятую долю соответствовали истине. Но шла секунда, за ней другая. И я вдруг понял, что ощущение липкого страха покинуло меня.

Отстранив от себя девушку, я глянул поверх голов в сторону, где минутой ранее заметил слизеринского Декана. Там было пусто…

Я потерял контроль,

Сорвался со всех цепей.

Чёртов всеобщий герой,

Стал жертвой любовных страстей.

Сломил, подчинил и взял,

Надеясь душу забрать.

С груди кожу ногтями снял,

Чтобы сердце твое сожрать.

Мэри Эго

Это должно было скоро случиться. Не сегодня, так завтра, не завтра, так послезавтра. Я скрывался, избегал любых встреч с ним, но так не могло продолжаться вечно. Прошло всего четыре дня. Четыре расчудесных дня, в которых не было места Северусу Снейпу. Но в третий раз его урок под предлогом болезни пропустить не получилось, нервозность унять не удалось, и как результат – отработка. Вечером. У Снейпа.

Лучше умереть…

Спускаясь вниз по коридорам, я ломал голову над тем, что мне делать в том или ином случае… Например, если он вдруг положит руку мне на плечо, обнимет… или если прижмёт к стене и поцелует… Что… что мне тогда делать? Хотя… он же видел нас с Джинни, а значит… значит не должен приставать, не так ли?

Теперь Снейп не вызывал во мне ничего, кроме отвращения. Я как будто отмотал плёнку жизни назад. Я снова ненавидел его. Все эти потерянные и вновь найденные воспоминания, чувства, эмоции, дни, проведённые рядом, как может всё это быть правдой? Он же… он же отвратителен. Уродливый, бледный, сухой и такой мрачный. Любит Сириуса, пытается навредить Дамблдору, соблазнил меня по приказу Лорда... предатель…

Но к кому мне обратиться? К директору? Чтобы он посмеялся надо мной? Нет… я должен сделать что-то сам, сам суметь справиться… кроме того, я не знаю, что случится, когда действие зелья отрешения закончится. Осталось всего два флакона, и каждый раз, как говорила Гермиона, время действия будет сокращаться…

Когда я думаю об этом, мне становится страшно, но больше всего я боюсь того, что произойдёт через пару мгновений, ведь дверь, чёртова дверь уже так близко.

Я замер перед покоями зельевара, не решаясь постучаться. Мной овладели противоречивые чувства. Я помнил о том, что любил этого человека, но одновременно с этим не испытывал ничего, кроме жгучей ненависти с примесью страха. В голове стучало: “Он обманул меня. Воспользовался”, но перед мысленным взором тут же вставали картины прошлого, в которых я сам с постоянным упорством вешался Снейпу на шею.

В такие моменты кровь всегда приливала к щекам, вызывая лихорадочный румянец, стыд накрывал жаркой волной, заставляя ёжиться в попытке стать незаметнее, а сердце пропускало удар, после чего вновь бешено пускалось вскачь, пытаясь скрыться от позора, но каждый раз лишь утыкалось в рёбра. А я… а я тоже пытался сбежать, но вместо рёбер на моём пути всегда вырастала высокая, прямая фигура мужчины в чёрной мантии.

Вот и сейчас дверь отворилась, и на меня в упор уставились два дула-зрачка.

— Что случилось, Поттер? Почему стоите на моём пороге, словно столб?

— Ничего не случил…

— Так заходите! – оборвал меня ледяной голос.

Я несмело перешагнул порог и прошёл в комнату, знакомую до боли. Обойдя меня, зельевар двинулся к дивану. Поправил подушку и уселся, закинув ногу на ногу и взяв в руки стопку пергаментов.

— Видите книги? – кивнув на стол, спросил он. – Выпишите оттуда всё, что касается магической защиты от наваждений. Приступайте.

Не говоря ни слова, я послушно принялся за работу, время от времени кидая мрачные взгляды на напряжённо застывшую на диване фигуру Снейпа. Глаза, пустые, как два вакуума, скользили по строчкам, рука с пером вычёркивала предложения и слова, выставляя оценки. Лицо застыло восковой маской, совсем как раньше. И никаких поцелуев и объятий, как, впрочем, и обвинений…

Снейп вёл себя так, будто ничего не случилось, будто между нами никогда ничего и не было, и только тот факт, что отработка проходила в личных покоях зельевара, а не в кабинете, как у других студентов, доказывала, что мои воспоминания не являются ложными...

А жаль…

И всё-таки, разве нельзя было отправить меня вылизывать коридоры с Филчем? Разбирать пергаменты у Макгонагалл? Зачем заставлять меня сидеть здесь – напротив него… Чего он хочет? Показать, что ему безразлично, где я и с кем? Поиздеваться? В очередной раз унизить мальчика-который-подставлял-зад?

Меня затрясло. Просто электрическим разрядом пробило, совсем как пару дней назад – там, в коридоре. Захотелось схватить за воротник это ничтожество и ударить головой о стену, чтобы до крови, до криков. Чтобы не сидел сейчас, как ни в чём не бывало, будто это он жертва, будто его обманули, будто…

— Поттер, прекратите прожигать меня взглядом. Это всего лишь отработка, ничего больше. В конце концов, мы оба знали, что это рано или поздно случится… что тебе… что вам надоест, мистер Поттер, вся эта игра в чувства. Не стройте из произошедшего трагедию.

Его голос звучит сухо, безжизненно… мёртвый голос, такой же, как и его взгляд, и он сам. Но это отчего-то бесит меня ещё больше. Кажется, что там, за своей маской, он смеётся над моей доверчивостью, моими словами и действиями. Он думал, что привязал меня к себе, и я вечно буду бегать за ним, как неразумная шавка?

Я вскочил и зашипел, почти пародируя змею:

— Трагедия? Не смеши меня! Ничего не было с самого начала. Ты использовал меня, я использовал тебя, и не более. Ты же не думал, что я могу что-то чувствовать к такому… к такому, как ты!

Я буквально выплюнул окончание фразы. Хотелось сделать сидящему напротив мужчине как можно больнее, чтобы треснула гипсовая корка, являя миру настоящую его мерзкую личность. Безумно злили мысли о том, что он верил, будто я люблю его, верил, что сумел-таки обвести глупого недоразвитого гриффиндорца вокруг пальца! Влюбить! Привязать к себе зелёной шёлковой лентой, на проверку оказавшейся прочнее стали.

Но зря я надеялся на какую-то реакцию. Мои слова отлетали от Снейпа, словно резиновые мячики от стены – рикошетом, и в меня обратно.

— А никто и не сомневался, Поттер, в вашем умении брать от жизни всё. Я рад, что послужил хорошим развлечением для золотого мальчика, быть может, он посвятит мне строчку в своих мемуарах, – сквозь зубы цедит зельевар, подняв на меня свои чёрные бездонные глазищи. – Так вот, не стоит тратить на меня даже этой строчки, Поттер. Не снижайте заранее тираж великой книги историй ваших завоеваний на личном и военном фронтах. А сейчас убирайтесь отсюда, считайте – я отменил отработку.

Ублюдок! Предатель! Урод! Сидит, как ни в чём не бывало, кривит свои отвратительно тонкие губы в мерзкой ухмылке, так и хочется уколоть побольнее, стирая надменность с худого лица.

Злоба щупальцами обвивает мой разум, оплетает лёгкие, сердце, я почти задыхаюсь в её жарких объятиях. Магия покалывает в кончиках пальцев, меня буквально трясёт от ненависти и переполняющей до краёв, рвущейся наружу силы.

Мир заволакивает желтоватой поволокой.

Во мне рождается ощущение, что сейчас я могу сделать всё что угодно, любая моя прихоть будет исполнена. Замечаю, что Снейп смотрит на меня с каким-то странно-отрешённым интересом. А ведь сейчас, если бы я захотел, то мог бы переломить ему шею, как прутик. Мог бы разнести всю эту комнату, не оставив камня на камне.

Жизнь и смерть Северуса Снейпа лежали на моей ладони, и только мне было решать, помиловать его или сжать в кулак хрупкую душу, так, чтобы хрустнула, раскрошилась, словно песочное печенье. Видит Мерлин, в этот миг я мог превратить в горстку крошек его скотскую, никому не нужную жизнь, но вместо этого я лишь плюнул ему в лицо правдой:

— Предатель! Ты предатель! Я знаю это! И все скоро будут это знать! – я ожидал у слышать в ответ, что угодно … что угодно, кроме того, что услышал…

— Ну и? Дальше что, Поттер? Убьешь меня? — равнодушный, холодный тон. Искусственная расслабленность в теле.

Даже не опровергает! Насмехается! Конечно! Как он может относиться ко мне, как к серьёзному сопернику, если помнит, как брал меня на этом самом полу, и на столе, и на диване. Один мой вид напоминает ему об этом. Всё в этих комнатах было свидетелем моему позору.

Хотелось рычать от невыносимой, жгучей, чёрной ненависти, полыхающей в крови. И в этот миг я увидел, как уголок его губ приподнимается в омерзительной усмешке – это стало последней каплей.

Всё поплыло как в тумане. Багрово-жёлтом, густом, влажном тумане, в одно мгновение застелившем мой разум, отравившем меня.

Я уже рядом с ним, мои руки хватают чёрные волосы, рывком дёргают вниз, на пол. Магия разрывает мантию мерзавца. Снейп дёргается, пытается оттолкнуть меня, шипит что-то сквозь стиснутые зубы. Чувствую, как вьётся вокруг его магия, силясь выкинуть меня за пределы комнаты, вцепляется в мои плечи разъярёнными коршунами.

Сильный, зараза, но я сильнее, бью по лицу – наотмашь, не сдерживая злость, не жалея сил. Впиваюсь губами в разбитые ударом губы, но гад смыкает зубы, не пропуская меня внутрь. В предплечья впиваются тонкие пальцы — зельевар силится оторвать меня от себя, до боли сжимая мои руки.

Затылком об пол – раз, другой – хватка ослабла, а зубы разомкнуты – врываюсь языком в приоткрывшийся рот, сминаю, подавляю сопротивление. Что? Не нравится? Зато мне, мне – очень.

Низ живота сладко тянет, власть пьянит.

Подминаю обмякшего зельевара под себя, раздвигаю коленом ноги. Отодвигая в сторону изорванные лоскуты штанов и белья, опускаю руку, пальцами натыкаясь на мягкий, совсем не возбуждённый член Снейпа. Боль не заводит? Ну и ладно...

Освобождаю свой пенис от одежды, рывком развожу острые колени Снейпа в стороны. С силой сжимаю тонкие запястья над головой мужчины, так, чтобы синяки ещё долго алели на белой коже. Пристраиваюсь членом к заднему проходу. Мерлин, как же узко! Так просто и не войдёшь.

Магия беснуется, крушит всё вкруг, ветром треплет волосы.

Снейп больше не сопротивляется, глаза закатились, из носа течёт струйка крови. Но от следующей же попытки проникнуть в узкий проход он приходит в себя, начинает брыкаться. Снова приходится бить.

С трудом преодолевая сопротивление напряжённых мышц, вламываюсь внутрь, растягивая неподатливый проход. Вскоре двигаться становится легче. Не сдерживаюсь — вколачиваясь во всю длину.

— Теперь я понимаю, что ты в этом находил, Снейп, – рычу я, глядя в расширенные глаза зельевара. — Мерлин! Как же классно. Просто крышесносно! Такой узкий, – наклонившись, выдыхаю я ему в самое ухо. Облизываю изящную ушную раковину, вдыхаю воздух рядом с шеей Снейпа, губами ловлю рваный ритм голубой венки, пульсирующей под кожей.

Снейп уже сдался — обмяк. С каждым мгновением он всё сильнее становится похож на тряпичную куклу. Глаза – чёрные стеклянные пуговки, лицо – неумело нарисованные на бледной ткани линии, и только искусанные мной же в кровь губы не вписываются в общую картину.

Теряю последний контроль, вбиваясь в распростёртое подо мной тело по самые яйца. Ещё и ещё. Даааа…

Магия обволакивает меня и моего невольного партнёра — пронизывает, переплетается с магией Снейпа, вяжет узлы, сгибает неподатливую чужую силу, подчиняет её своей воле.

Кончаю, со стоном падая на грудь мужчины. В голове – тысяча искр, фонтан жизни, фейерверк эмоций.

Откатываюсь в сторону, пытаясь отдышаться.

Эйфория медленно покидает меня, оставляя пустоту, которая быстро, слишком быстро наполняется осознанием всего ужаса произошедшего.

О Боже… БОЖЕ, БОЖЕ, БОЖЕЕЕ!

Бёдра зельевара измазаны кровью и моей спермой. От носа к подбородку тянутся бордовые дорожки. Одежда изорвана, то тут, то там оголяя белую с багровыми отметинами кожу. И сам он – изломанный, замерший — рвано дышит, бездумно глядя в потолок и даже не пытаясь прикрыться.

Что я наделал?! ... И … и что мне делать теперь?...

Опираясь на диван, встаю на ноги, непослушными пальцами натягиваю штаны, оглядываю творящийся вокруг бедлам. Стол, шкафы, кресло — всё перевёрнуто, страницы от книг и белые листы пергаментов устилают пол. В воздухе витает запах крови и спермы и… и ещё… я вдруг улавливаю тоненький, еле ощутимый аромат корицы…

Меня трясёт...

Первая реакция – убежать. Убраться отсюда как можно скорее и не нести никакой ответственности. Но я подавляю это желание.

Призываю палочку, накладываю очищающие заклинания.

Все мои движения – неловкие, смазанные. Я весь словно мумия: такой же сухой, негнущийся, заторможенный. Меня мутит от произошедшего. Ужас осязаемый, почти живой, бьётся вторым сердцем в районе солнечного сплетения, разгоняя адреналин по крови. Пальцы мелко дрожат, зубы клацают, как от холода.

Надо как-то помочь… исправить…, нельзя просто уйти, просто сбежать… бросить… его...

На негнущихся ногах подхожу к зельевару скрючившемуся на заляпанном кровью и спермой полу. Хочу подхватить его под плечи, чтобы поднять на диван, но он вдруг приходит в себя, вырывает у меня руки, отталкивает. В его расширенных полных красных прожилок глазах мелькает страх.

Что ж, ты добился, чего хотел. Теперь Снейп уж точно жалеет, что связался с тобой. Ты доволен, Поттер?

Мне нечего ответить на этот вопрос, заданный мне моей совестью. Внутри разверзлась пропасть. Я понимаю, что по-прежнему ничего не испытываю к мужчине передо мной... ничего, кроме ненависти… и в подобной ситуации это абсурдно… А ещё… ещё, я ненавижу и себя тоже.

Зельевару, между тем, наконец-то удаётся встать на ноги.

Неправильным, дисгармоничным гипсовым изваянием он замер, уперев руки в спинку дивана и опустив голову, пряча лицо за чёрными, слипшимися от влаги, прядями. Мантия висит на нём рваными лоскутами, еле-еле прикрывая бледные ноги со сбегающими вниз дорожками засохшей крови.

— Уходите, Поттер, – тихо произносит Снейп надтреснувшим голосом.

— Я хочу помочь, – беспомощно лепечу я, чувствуя себя последним кретином.

— Вы уже достаточно помогли, – еле слышно говорит мужчина, ещё ниже наклоняя голову, и добавляет уже громче, — уйдите.

— Но я…

— Вон!

— Я только…

— ВОН!

Пячусь к двери, не отрывая взгляд от мокрых, слипшихся прядями, волос зельевара. Пытаюсь извиниться, но всё, что я говорю, звучит до безумия жалко, неискренне. Невербальная магия Северуса буквально выталкивает меня за порог, а дверь с глухим стуком захлопывается перед моим носом. И только в этот момент я понимаю, что волосы у Снейпа могли быть мокрыми только от крови…

Ты сходишь с ума,

И не знаешь как жить,

Ты в кокон от совести голову спрятал.

Остался лишь миг чтобы всё изменить,

Но ты не шевелишься страхом объятый.

Мэри Эго

Всю ночь я метался в бреду. Тело заливал холодный пот, бельё липло к разгорячённой коже. Под веками плясали ярко-жёлтые искры, раз за разом складываясь в угрюмое тонкогубое лицо с пустыми глазницами и мокрыми волосами, с которых то и дело срывались рубиновые капли крови.

Человек в моём сне поднимал к груди руки, обхватывал указательный палец своей правой кисти ладонью и, ухмыляясь, начинал медленно выкручивать его из сустава.

Сначала трещали хрящи, потом хрустели кости – пальцы, один за одним, теряли свою силу, безжизненно повисали – изуродованные, сломанные.

Ухмылка на бледном лице превращалась в звериный оскал. Клацали зубы, искривлялись в сумасшедшей улыбке бескровные губы, а меж них проскальзывал тонкий змеиный язык и… и вдруг оказывалось, что я стою к этому чудовищу слишком близко. Так близко, что холодный раздвоенный язык проникает ко мне в рот, сплетаясь с моим языком, а потом скользит дальше, в горло и по пищеводу вниз, в желудок…

А я стою и не могу двинуться с места.

Разум мечется как пойманная мышь.

Я почти умираю от страха – дёргаюсь, кричу, но в то же время — остаюсь стоять на месте, не сумев даже закрыть широко распахнутый рот, и смотрю, не отрываясь, в чёрные провалы пустых глазниц.

Несколько раз я просыпался от чувства желчи во рту, после чего меня рвало. Желудок скручивался в тугой жгут, болезненные спазмы сотрясали тело, как будто пытаясь заставить исторгнуть из себя все внутренности.

Дрожащими от слабости губами я произносил очищающие и освежающие заклинания, валился головой на измятую подушку, в который раз благодарил судьбу, что не забыл поставить заглушающее заклинание, после чего снова почти сразу проваливался в липкие объятия очередного кошмара.

Утром я проснулся совершенно разбитым. В висках пульсировала боль, на языке всё ещё оставался кисло-горький привкус желудочного сока. Вчерашние события немилосердно напомнили о себе, и я почти застонал от невозможности всё исправить.

“Никуда не пойду”, — трусливо решил я, повыше натягивая одеяло. Мысль о том, что придётся посмотреть ЕМУ в глаза, да что там! – просто увидеть ЕГО чёрную фигуру – приводила в ужас точно так же, как и возможность обнаружить, что профессора нет на завтраке.

В спальне уже начался галдеж. Симус во весь голос смеялся над пошлой шуткой Дина, Невилл что-то бурчал себе под нос, явно не желая расставаться с тёплой кроватью, а Рон, как и следовало ожидать, кричал у меня над самым ухом:

— Гарри! Вставай, на завтрак опоздаешь!

— Я не пойду, – прохрипел я, закутываясь ещё плотнее. Мерлин! Кто открыл окно? Холодно же.

— Ну, смотри… как хочешь… Может, тебе что-нибудь принести?

— Нет, ничего не надо, — буркнул я из-под одеяла. – Закрой окно. Холодно.

Рон ответил не сразу, а когда ответил, голос его был немного обеспокоенным:

— Окно и так закрыто… Гарри, с тобой всё в порядке? Заболел?... Если просто не хочешь идти на защиту, то тебе стоит заглянуть в больничное крыло за справкой…

— Не беспокойся, я просто плохо спал… — проговорил я из своего импровизированного кокона. – Иди, прихвати мне пару тостов.

— Н-ну, ладно… — с сомнением протянул Рон и наконец отошёл от моей кровати, оставив меня одного.

Через несколько минут после того как спальня опустела, я вылез из-под одеяла, прекрасно понимая, что отсидеться в комнате весь день не получится. Окно действительно было закрыто, но дрожь от этого никуда не делась. Зубы немилосердно стучали от сотрясающего тело озноба. В голову пришла мысль, что это вполне может быть каким-нибудь проклятьем – презентом от Снейпа. Я бы не удивился… я бы даже сказал, что это… справедливо… что это…

Одевшись, я вновь завалился на кровать. Несмотря на натянутый под мантию тёплый свитер, дрожь никуда не делась. “Надо добраться до больничного крыла”, — лениво подумал я. Апатия навалилась снежной кучей – такая же холодная и усыпляющая одновременно… Думать не хотелось, но мысли то и дело перескакивали на вчерашний эпизод, и отогнать их от нежелательной темы никак не получалось.

Как такое могло произойти?.. Безумие, не иначе… Снейп… Предатель, убийца, Пожиратель смерти, как мог я коснуться его? Поцеловать? О, Мерлин! Я целовал его… он сопротивлялся, а я …

Какие здесь могут быть оправдания? Был болен? Не контролировал себя? Не контролировал настолько, что… что изна… изнасиловал, о, Боже, да – изнасиловал того, кого любил ещё неделю назад, того, кого теперь, прозрев, наконец, возненавидел с новой, по истине страшной силой, и эта сила, эта ненависть… толкнула меня на такое!

Сожалеть о том, что сделал?.. Извиняться? – Никогда! Он делал это со мной чёртову уйму раз, а потом насмехался… Да, я сам просил его, но я потерял себя, был одурманен, опоен. И Снейп пользовался этим, пользовался моим телом и моей чёртовой любовью. Ненавижу!

Но как мог я сам захотеть прикоснуться к нему? Ненавидеть, мстить, доказать вину — да Но не целовать! Не чувствовать колкое разочарование, обнаружив, что лишь я один получаю удовольствие… удовольствие... О, чёрт!

Я накинул на лицо одеяло, пытаясь спрятаться от самого себя, закрыться от мира, забыть всё произошедшее как кошмар, как страшный сон, который исчезает по утру и не возвращается больше никогда.

Всё это было невыносимо…

И ведь если подумать, сейчас ничего, кроме отвращения, этот ублюдок во мне не вызывает. Он пользовался мной, потешаясь над моей глупой влюблённостью… влюблённостью, вполне возможно, вызванной каким-нибудь зельем… Использовал меня, врал. Он пытался убить Дамблдора, в конце концов! И, тем не менее, я хотел его.

Да… вчера… вчера я хотел его до обморока, до дрожи в коленях. Так хочет окунуться в воду выброшенная на берег рыба. Так желает воздуха утопленник… безумие…

Я – безумец…

Может, виноват Волдеморт, может, это он на меня так повлиял? Или, может, это эффект от зелья… Ведь оно же должно убирать все эмоции, а не наоборот… Ведь, что бы я ни обнаруживал, я, по идее, должен оставаться беспристрастным! Так почему же в душе поднимается такая гамма противоречивых, но, несомненно, наихудших, пусть и заслуженных, чувств по отношению к Снейпу, стоит мне только подумать о нём?!

Перевернувшись на бок, я достал из прикроватного столика два последних оставшихся пузырька с зельем отрешения. Поперекатывал меж пальцами тонкостенные бутылочки. Что могло произойти? Могло ли… могло ли зелье… испортиться?

В этот момент дверь в спальню распахнулась, и в комнату горгульей влетела Гермиона:

— Гарри Поттер! Как это понимать?! Ты решил завалить экзамены по ЗОТС? Ты же прекрасно знаешь, что Снейп не терпит… – её грозная речь оборвалась на половине. Сердитое выражение лица вдруг стало растерянным.

— Гарри… как ты себя чувствуешь? – уже много тише спросила девушка, подходя ко мне. Её прохладная ладонь легла мне на лоб.

— Всё в порядке, — произнёс я как можно более бодрым голосом. Не могу сказать, что у меня это хорошо получилось.

Нахмурившись, Гермиона приподняла мне чёлку и стала внимательно вглядываться в шрам, а потом тихо проговорила:

— Это он, да? Он... приходил к тебе ночью?

Я испугался. На какое-то мгновение мне показалось, что она говорит о Снейпе, но через секунду я выдохнул с облегчением:

— Нет, это был не Волдеморт.

— Гарри, если ты не хочешь говорить об этом, я…

— Да нет, правда, я просто простудился, — оборвал я девушку на полуслове. – Сейчас схожу к мадам Помфри, она выдаст мне перечного, и всё.

Гермиона смотрела недоверчиво. Она явно хотела сама отвести меня к врачу и выяснить всё на месте, но в этот момент в комнату просунулась рыжая голова Рона.

— Гарри, я оставил тосты в гостиной, Снейпу скажем, что ты заболел, – быстро, почти скороговоркой проговорил он и добавил уже громче:

— Герми! Мы сейчас опоздаем!

— Да, иду, — откликнулась подруга и вдруг увидела в моих руках бутылочки.

— Гарри... только не говори, что ты пил их на этой неделе, – испуганно пролепетала девушка. На её лице при этом был написан такой страх, что я и сам испугался и, одновременно с этим, немного... успокоился. Ведь если зелье было всё-таки испорченным, то тогда... тогда, возможно, моему поступку есть оправдание.

— А что? – как можно безразличнее спросил я.

— Боже, Гарри! Просто ответь! – Гермиона была на грани истерики.

— Да, пил, с ним что-то не так?

— О, Мерлин… — выдохнула девушка, садясь рядом со мной на кровать.

Из-за двери снова появилась макушка Рона:

— Мы сейчас опоздаем! Я ещё молод и не хочу умирать! Поторопись!

Тяжело поднявшись, подруга окинула меня несчастным взглядом. В её глазах стояли слёзы.

— Гарри, пожалуйста, сходи к Помфри и… и дождись нас там, мне надо тебе кое-что рассказать… — тихо проговорила она и, опустив взгляд, поспешила к дверям.

Всё это странно...

Надеюсь, в произошедшем всё-таки виновато зелье...

В течение всего диалога у меня на языке крутился вопрос, который я так и не решился задать… Мне казалось, что стоит произнести его слух, как всё сразу станет слишком явным, слишком… прозрачным… И я сдержался.

Придётся спросить кого-нибудь другого, был ли Снейп на завтраке…

Мы находим себе оправдания

Чтобы с совестью ум примерить,

Только тщетны наши старания

Ведь из сердца вину не изжить.

Боль вернётся с удвоенной силой,

Жизнь сорвётся с привычных основ.

Будь готов бороться с трясиной,

Злых, коварных, смеющихся снов .

Мэри Эго

— Гарри, где же ты подхватил простуду? Почему тебя никто не проводил? Ты же весь горишь! Ложись, ложись скорее!

Помфри хлопочет надо мной, как курица над яйцом, а мне, точно также как и ещё не вылупившемуся птенцу, совершенно всё равно. Безвольно раскинувшись на больничных простынях, я апатично рассматриваю белый потолок, пытаясь отвлечься от боли, плескающейся в моей голове.

— Вот, выпей. Тебе станет легче.

Чуть приподнявшись, я покорно глотаю поднесённое к губам зелье, после чего спасительное забытье уносит меня в царство Морфея.

* * *

Просыпаюсь рывком, дёргаюсь всем телом, чуть не слетая с кровати, и в первую секунду мне кажется, что черноволосый мужчина, склонившийся надо мной, никто иной, как ухмыляющийся ублюдок Снейп.

Вот он тянет ко мне свою тонкую, покалеченную руку с уродливо искривлёнными пальцами, кладёт горячую ладонь мне на лоб. Я чувствую, как его кисть зарывается мне в волосы. Обломанные ногти царапают кожу.

Я кричу, вот только звук, вырывающийся из моего горла, больше напоминает мышиный писк и даже на сотую часть не отражает всего того ужаса, который я испытываю.

— Гарри, тише, тише. Успокойся. Тебе приснился кошмар, — шепчет мужчина, бережно обхватывая меня за плечи. Его голос чуть хрипловат, и в нём нет глубоких, бархатных ноток. Это не голос Снейпа, а значит паника и вправду навеяна кошмаром. Жутким видением, пришедшим из сна.

— Сириус, — всхлипываю я, хватаясь за крёстного.

— Ну, всё в порядке. Я с тобой. Ты в Хогвартсе, помнишь? Здесь ничего плохого случиться не может.

Его слова смешат меня. Сейчас в любом другом месте я чувствовал бы себя много спокойнее, чем здесь.

Наконец, я отцепляю свои судорожно сжатые пальцы от спины Сириуса, чуть отодвигаюсь, заглядываю ему в глаза. Усталые и чуть влажные, они неестественно блестят, отражая падающий из окна свет луны. Только тут я замечаю, как темно вокруг.

— Который час? – спохватываюсь я.

— Поздно, — подтверждает Сириус мои опасения и тут же добавляет: — Помфри запретила будить тебя, сказала, есть вероятность обострения. Мы все волновались… Ой, ты, наверное, всё ещё себя плохо чувствуешь, а я к тебе с разговорами. И, да, – крёстный ударяет себя по лбу. — Гермиона хотела поговорить с тобой. Сказала, это очень важно. Я ждал, пока ты проснёшься, сейчас схожу за ней.

Сириус поднимается на ноги, как-то особенно грустно улыбается мне, а потом протягивает сложенный надвое листок.

— К тебе ещё кое-кто заходил. Попросил передать. У тебя очень хорошие друзья, Гарри. Джеймс бы их одобрил и… ты очень на него похож…

Улыбаюсь в ответ. Но искренности в этой улыбке ни на грош. Аккуратно, самыми кончиками пальцев беру у Сириуса шершавый листочек. Мне страшно. Почему-то кажется, что это послание от Снейпа. Предупреждение, разоблачение или, быть может, угроза. Не знаю…

Когда Сириус выходит, я немедленно раскрываю записку. Буквы плывут, даже почерк не разобрать. Без очков совсем ничего не понятно.

Шарю по прикроватному столику и вскоре нахожу то, что искал.

Вот теперь видно гораздо лучше, и сразу становится ясно, что послание, слава Мерлину, от Джинни. Девушка пишет о том, как беспокоится обо мне. В записке она смешно рассказывает про ворчание Помфри, недовольную тем, что Джинни несколько часов сидела в одной позе возле спящего Гарри, и причитаниях Рона, заглянувшего в палату в конце дня. Сожалеет, что не сможет сама всё это рассказать мне, когда я проснусь. Ведь снова её пропустят в больничное крыло лишь завтра, а я, наверняка, покину его раньше. Обещает сделать мне целебный массаж, которому научила её мама, и в конце послания вместо подписи она добавляет: ”Я люблю тебя”… И я, в который раз за последние несколько недель, чувствую себя последним подонком.

Вдруг тихо скрипит входная дверь, и в палату прокрадывается Гермиона.

— Гарри, — тихо шепчет она, — ты не спишь?

— Нет, — в тон ей отвечаю я, пряча записку под подушку. Мне любопытно, о чём же таком хочет поведать мне подруга, и почему это не может подождать да утра. – Что случилось?

Девушка садится на край кровати и пристально смотрит на меня. В её взгляде, как вино в бокале, плещется вина. Глубоко вздыхая, она, наконец, спрашивает:

— Как ты себя чувствуешь?

Её вопрос немного раздражает, но я подавляю зарождающееся чувство:

— Всё хорошо, — спокойно отвечаю я и снова пытаюсь подтолкнуть девушку к цели её визита. — Так что случилось?

Гермиона молчит, переводит взгляд на пол. Я терпеливо жду, хоть это даётся мне не так уж и легко.

— Гарри, — начинает подруга и вновь замолкает, как будто не решаясь продолжить.

— Да чёрт подери! Герми! Ты расскажешь, наконец, что случилось или нет!?

Девушка испуганно подпрыгивает, вскакивая с кровати. Озирается. Прикладывает палец к губам, шипит на меня.

Ну да, сейчас же ночь. Помфри, наверняка, спит в соседней комнате.

К счастью, на мой полный возмущения возглас никто не прибегает, и подруга вновь занимает место возле меня.

— Гарри, — в который раз начинает она, пряча глаза. На этот раз за моим именем следует продолжение. – Понимаешь... ты очень странно себя вёл, и мы с Роном подумали, что в этом может быть виновато зелье… Ты слишком часто был рядом со Снейпом и с какого-то момента вдруг стал к нему уж слишком хорошо относиться и… это было странно… неадекватно... А мы ведь знаем, что он, возможно, вовсе не так уж и предан Дамблдору… И я решила подстраховаться…

Девушка вновь замолкает. Я не тороплю её, слишком боюсь, что она может передумать и просто уйти, бросив меня в одиночестве гадать о произошедшем.

Моё ожидание оправдывается. Ещё ниже опустив голову, Гермиона продолжает:

— Я сварила зелье и подлила его в твой тыквенный сок на завтраке. Рон ничего не знал… Это только я! Я! Понимаешь?

Голос девушки срывается. Она порывается вскочить и, вероятно, покинуть комнату. Но я не могу ей этого позволить.

Перехватываю её руку, удерживаю на месте. Второй – обнимаю за шею, шепчу в ухо:

— Всё хорошо, Герми. Ты хотела как лучше. Всё в порядке, я не обижаюсь.

Девушка всхлипывает, закрывает лицо руками, глухо произносит в свои мокрые от слёз ладони:

— Нет, не в порядке. Это было зелье, обратное амортенции. Оно заставляет разлюбить… но… но его нельзя смешивать, ни в коем случае нельзя смешивать с некоторыми ингредиентами того зелья, которое я варила тебе раньше. Ах, Гарри, если бы я знала. Если бы я хоть на секундочку задумалась…

Я в ступоре. Мозаика в моей голове медленно складывается в единую картинку. Острое чувство непонимания своего поведения уходит, а его место занимает облегчение.

Ведь слова Гермионы обозначают, что я просто не мог контролировать себя из-за зелий. Что это именно они заставили меня сделать то, что я сделал. Заставили меня хотеть Снейпа!

Я почти счастлив, что Гермиона подлила мне эту дрянь в сок. Всему нашлось объяснение. Снейп – предатель и ублюдок – это показало мне зелье истины. Он мне совсем не интересен, — я набросился на него из-за зелья, которое так странно подействовало на мой организм. Более того — чем бы ни была моя любовь, настоящими чувствами или результатом действия напитка, её больше нет! А значит, нет и проблем! Только трезвый ум!

— Гарри, ты имеешь право злиться на меня, но пойми, мы так беспокоились, и я…

— Всё в порядке.

— И я… Что? – непонимающе шепчет девушка.

— Всё в порядке, — твёрдо повторяю я. – Просто расскажи мне, какие побочные эффекты вызывает смешение компонентов.

— Я-я… я не уверена, я ещё не достаточно изучила этот вопрос, но что точно будет — это головная боль, кошмары, агрессия... ненависть к человеку, против которого направлено зелье… может быть, что-то ещё.

– И сколько это будет длиться?

— Если не выпить антидот к зельям, то около недели, может, больше… Но я приготовлю! И уже завтра…

— Нет, не надо.

— Что? – удивлённо переспрашивает подруга, немного отодвигаясь от меня. – Почему?

— Герми! Ты всё сделала правильно! – запальчиво объясняю я. – Мне кажется, Снейп и вправду меня чем-то опоил! И если действие зелья пройдёт, то я вновь окажусь под его влиянием! Я лучше немного перетерплю, до сегодняшнего дня я вообще ничего не чувствовал. И сейчас тоже всё нормально, даже голова не болит, — вру я. – И я перестану принимать зелье безразличия, если это поможет, и…

— Гарри, стоп! – перебивает меня девушка, вновь становясь старой доброй Гермионой. – Так нельзя. Это очень опасно. Сочетание некоторых ингредиентов неприемлемо. Более того – не изучено! Неизвестно, какой результат они дадут! К тому же, срок хранения зелья безразличия — всего три недели. Я думала, ты использовал все ампулы на каникулах, мне даже и в голову не пришло, что у тебя может что-то остаться. Так что это не обсуждается! Я приготовлю тебе антидот, и ты его выпьешь! Тем более, если тебя и вправду опоили, чувства не вернутся. Разве что появится опасность повторения ситуации...

— А если... если чувства настоящие? – тихо, на грани слышимости, спрашиваю я, глядя Гермионе в глаза.

— Тогда… через несколько часов, когда зелье полностью впитается в кровь… они вернутся… — безжизненным шёпотом возвещает подруга и замолкает.

Через какое-то время в палату заглядывает Сириус. Чтобы проводить Гермиону до башни, он принял оборотное зелье.

Поднявшись с кровати и так и не проронив ни слова, девушка выходит.

Сняв очки, я снова откидываюсь на простыни.

Я сомневаюсь, что смогу заснуть этой ночью.

Мне есть о чём подумать до утра...

Жил в душе удивительный мир,

Но я ядом его осквернил,

Закатил королевский пир,

Свою кровь по бокалам разлил.

Зверей ада к столу пригласил,

Угостил их, вином напоил,

На руинах погибшей страны

Город чокнутых я возводил.

_________________________

Смех несётся над бурной рекой,

Хриплый смех, невесёлый, глухой.

Жёлтый город его породил,

Переполненный чёрной тоской.

Мэри Эго

Скольжу по гладкому каменному полу. Лениво стягиваю мышцы, чтобы очередной раз оттолкнуться от гранитной плиты и продвинуться вперёд. У меня новости для моего хозяина, и я ползу на его запах. Язык трепещет, улавливая разлитый по воздуху дурман страха, но сегодня к нему, как приправа к пресному салату, примешиваются терпкие нотки страсти.

Предвкушая прелестное зрелище и, возможно, плотный ужин, следую в направлении возбуждающего нервные окончания аромата.

Стены расходятся в стороны, открывая великолепный в своей необъятности трапезный зал. Мраморные горельефы чистокровного семейства Малфоев любого привели бы в бурный восторг. Любого, кто умеет чувствовать хоть что-то. Для меня же они лишь грубо обтёсанные камни. И зачем кому-то было столь бессмысленно тратить своё время?

Посередине тускло освещённого помещения разместился длинный стол из красного дерева и серебряных стяжек. Цвет древесины символичен. Бордовый оттенок скрывает неровные пятна давно впитавшейся крови. Поистине — трапезная. Здесь нашли свой покой немало предателей, некоторых из них отдали мне лично.

Сейчас же в зале находятся лишь двое. Мой Лорд и жена хозяина поместья с красивым змеиным именем Нарцисса-а.

Женщина лежит спиной на столе, на ней лишь корсет, не скрывающий ничего, и наполовину стянутые чулки. Вся остальная одежда ворохом свалена возле ступней хозяина, расположившегося меж бёдер женщины.

Ноги Нарциссы обнимают мужчину за талию, максимально увеличивая контакт тел.

Мой Лорд полностью одет, и только штаны спущены до колен, а мантия задрана до пояса так, чтобы не мешать соитию.

Не сдерживаясь, маг вколачивается в лоно распростёртой перед ним женщины.

Нарцисса дышит глубоко и часто, чуть заметно двигая бёдрами. Её пальцы напряжённо впиваются в твёрдую поверхность стола, рот чуть приоткрывается в такт толчкам, а губы шепчут, сбивчиво и хрипло:

— Мой Лорд…

Хозяин склоняется над женщиной, ведёт руками по её бёдрам, по корсету. Кладёт ладони на грудь, сжимает, крутит, щиплет соски, обхватывает один из них губами, прикусывает.

Женщина кричит, бьётся. Со стороны может показаться, что от боли, но я-то чувствую разливающийся по воздуху аромат женского наслаждения.

Нарцисса выгибается навстречу жёсткой ласке, стонет в голос от внезапно накатившего оргазма.

Самодовольная ухмылка скользит по бескровным губам моего господина. Он подаётся бёдрами назад и снова входит на всю длину.

Вскоре его движения становятся хаотичными, на бледной коже выступают капельки пота и… наступает кульминация.

Хозяин замирает, лишь чуть заметно содрогаясь. Его дыхание сбивается, повышается сердцебиение. Я слышу, как оно бьётся в его впалой груди. Тук-Тук-Тук…

Аромат спермы наполняет помещение, я наслаждаюсь её вкусом, буквально ловя воздух на свой тонкий язык.

Мужчина приподнимается над женщиной, отодвигается, оправляет мантию. Нарцисса не реагирует, продолжая бездумно глядеть в потолок. По её ногам стекает прозрачное семя моего Лорда.

— Поздравляю, — шиплю я, и меня наконец-то замечают.

Хозяин делает мне жест рукой в сторону соседней комнаты, и я устремляюсь туда, не забывая, впрочем, время от времени ощупывать воздух, пытаясь подольше сохранить на языке ощущение горьковатой спермы моего Лорда…

* * *

Буквально вываливаюсь из объятий видения, меня трясёт. Член стоит колом, и мне почти больно от охватившего меня возбуждения.

Чёртов Волдеморт! Не смог добраться до моих мыслей, решил свести меня с ума таким образом? Нет! Я не поддамся! Это же ... извращение! Полное и стопроцентное! Как такое могло возбудить? Как? Я отказываюсь верить в это!

Но моё тело имеет своё собственное мнение. Я держусь из последних сил, но, в конце концов, запускаю руку под резинку пижамных штанов, смыкая пальцы на жаждущем внимания члене.

Пытаюсь представить Джинни, но, вместо этого, передо мной появляется Снейп. Безвольный, с разорванной мантией — такой, каким я видел его всего день назад. Мой и только мой.

Задыхаюсь, кончаю. Бессильные слёзы стыда подступают к глазам. Ненавижу его... Ненавижу себя! И весь этот чокнутый мир — ненавижу!

Разве можно заснуть после такого?

Ответ отрицательный.

Натягиваю мантию прямо поверх пижамы. Жаль, мантия невидимка осталась в башне. Лучше бы я поступил так, как хотел с самого начала — не засыпал, обдумал бы всё…

Чёрт! Чёрт! Чёрт!

"Это только зелье", — напоминаю я себе. Может быть, и моё возбуждение — тоже его вина. Ведь накинулся же я на сальноволосого предателя с поцелуями, почему бы мне не возбудиться и от такой… такой, по всем меркам неприятной сцены?

"Надо остудиться", — решаю я и, выйдя из палаты, направляюсь в сторону Астрономической башни.

Я совсем не думаю о том, что могу кого-то повстречать, мне даже в голову не приходит такая логичная мысль. Видимо, ещё один эффект от зелья — отсутствие здравого смысла. И поэтому, когда я вдруг вижу впереди чёрную фигуру слизеринского декана, в панике замираю.

Но Снейп, кажется, ничего не замечает. Бредёт, словно лунатик, в ту же сторону, в которую до этого двигался я — к Астрономической башне. И я, будто завороженный, двигаюсь за ним.

Всё происходящее знакомо до безумия. Замерший Снейп, притаившийся Гарри. Холодный ветер и снежинки, путающиеся в чёрных растрёпанных волосах зельевара.

Снейп похудел и довольно сильно. Выглядит так, будто его снова трясёт ночами. Смотрит вниз. Прячет ладони под мышки, горбится.

Как ни стараюсь, не могу понять, что я чувствую. Ненависть — возможно. Жалось — тоже может быть. Любовь — точно нет, только не её.

Хочу ли я, чтобы он сбросился? Это в одно мгновение решило бы все мои проблемы. Не знаю… наверное, хочу… или нет … Видимо, совесть это зелье всё же не убивает. В идеале, должен быть суд, а после — голые стены Азкабана…

Делаю шаг назад.

— Если вы, Поттер, считаете, будто вам уже не нужна мантия невидимка, чтобы оставаться незамеченным — вы ошибаетесь, — вдруг глухо произносит Снейп, разворачиваясь. — Впрочем, и она вам не особо помогала.

Мужчина передо мной преображается в одно мгновение. Спина распрямляется, руки складываются на груди в защитном жесте, взгляд наполняется презрением и насмешкой. — Что? Захотелось повторить недавнее? Девчонка Уизли блюдёт невинность до свадьбы? Тогда милости прошу. Поверьте, я не против, как сверху, так и снизу. Где вы предпочитаете сегодня? Вот минета, простите, не будет. Губы ещё не зажили, ведь у вас довольно-таки острые зубки, Поттер.

— Замолчите, — выдавливаю я сквозь зубы, отступая на шаг. Паника волной поднимается от солнечного сплетения.

— Отчего же? — притворно удивляется Снейп. — Я не кончил в прошлый раз, за вами должок.

— Заткнитесь! — истерично кричу я. Закрываю уши руками и зажмуриваю глаза, пытаясь тем самым отогнать непрошеные картины совместной страсти.

Я больше не хозяин сам себе. Не могу управлять своим телом, своим разумом, своими желаниями. Магия рвёт мне сердце, разрывает сосуды, треплет волосы. Чёртово желание перехватывает горло, тяжелеет пах. Я понимаю, что единственный выход — бежать отсюда.

Разворачиваюсь и быстро, так быстро, насколько это только возможно, иду прочь, почти срываясь на бег. А в спину мне летит хриплый, искренне злой, разрывающий нервы смех.

Я не живу, я только наблюдаю

И не пытаюсь изменить свою судьбу.

Осознаю, что тихо погибаю,

Но больше не способен на борьбу.

Мэри Эго

Я вернулся в палату и всю ночь пролежал, не смыкая глаз. Мысли водоворотом крутились вокруг недавней встречи, вызывая в груди неясную ноющую боль. Мигрень накатила с новой силой, придавила к кровати, прокатилась по телу колючими мурашками.

"Не думать, не думать", — твердил я, как заведённый, снова и снова нарушая собственное наставление.

Понурые плечи, замедленный шаг, усталость и опустошённость в каждом движении – неужели всё это было лишь игрой, призванной посмеяться надо мной? Проучить?

Или игра была потом? Прямая спина, холодный, презрительный взгляд. Твёрдость и уверенность в позе, интонациях. Злые, издевательские, и что хуже всего, заслуженные слова...

Так... где игра? Где ложь? Почему мне кажется таким важным найти ответ на этот вопрос?

Несмотря на то, что утро уже почти наступило, в палате не стало светлее. Дни зимой серые, да и солнце встаёт позже, однако я чувствую: рассвет скоро. Стоит попытаться заснуть. Ночь без сна — не то, что я могу себе позволить.

Пробую закрыть глаза – и вот, снова. Снова чувствую ЭТО. В который раз за последние два дня.

Что-то стучится ко мне в разум. Мягко надавливает на возведённую стену. Надавливает, отступает и через несколько мгновений вновь возобновляет попытку.

Происходящее совсем не похоже на вторжение Волдеморта. Его атаки всегда агрессивны и неожиданны. Сила налетает потоком, зверем вгрызается в прочные каменные стены и в следующее мгновение разлетается во все стороны фонтаном обжигающих брызг.

Да и с видениями всё по-другому. Я не управляю их возникновением и не знаю, как они проходят сквозь защиту, должно быть, включается какой-то иной принцип действия...

Здесь же совсем другое. Как будто кто-то или что-то просится войти, спрашивает разрешение, но я... я не могу впустить. У меня просто не получается... В стене ведь нет дверей...

Что странно, стоит мне подумать о Снейпе, как давление усиливается. Становится ощутимее, острее. Сквозь каменную кладку до меня долетают отголоски чувств незваного посетителя. И эти... отголоски мне совсем не нравится. Я даже немного рад, что стена не позволяет моему любопытству выйти навстречу непонятному гостю.

Тоска...

Лишь эхо, но даже по нему понятно, насколько велика боль, наполняющая просителя...

Нет, как же всё-таки хорошо, что Дамблдор помог мне с этой стеной!

* * *

Я заснул. Сам не заметил, как это получилось, просто в одно мгновение вдруг почувствовал, что меня трясут за плечо, и, распахнув глаза, понял, что не помню, когда успел их закрыть.

Надо мной навис Рон.

— Ну всё, приятель! Хватит спать! Пропустишь завтрак и снова будешь питаться тостами? Так не пойдёт. Я не хочу, чтобы меня обвинили в твоей смерти, а тебе до неё недолго осталось, такими-то темпами. Вон, уже на привидение похож. Чуть-чуть макияжа, и сможешь вместе с Пивзом пугать первокурсников в коридорах.

Вот под это многообещающее утреннее приветствие я выбираюсь из-под одеяла.

— Мистер Уизли, покиньте, пожалуйста, помещение, – раздаётся справа немного сердитый голос мадам Помфри, — Гарри ещё нужно принять лекарства и провериться на эффективность лечения. И только после получения удовлетворяющих результатов я его отпущу, и не минутой раньше.

— Н-но... – пробует возразить Рон, но строго нахмуренные брови медсестры убеждают его в том, что спорить бесполезно. Вздохнув, он выходит из палаты, кинув мне напоследок:

— Давай, поторопись. Джинни уже вся извелась, да и Гермиона как на иголках. Я скоро ревновать начну.

Проводив взглядом исчезающего за дверьми Рона, Помфри поворачивается ко мне. На её лице снова свойственное ей выражение обеспокоенности. И видно, что, будь её воля, она бы заперла меня здесь навечно, чтобы просто лишний раз уберечь от возможной царапины.

— Как ты себя чувствуешь? Голова болит? – приступает к опросу Помфри. – Полежи смирно, я проведу диагностику... Так, всё в порядке. Выпей вот это зелье и можешь идти на завтрак. Покушай сегодня получше – тебе стоит больше питаться, в этом я согласна с твоим другом. Не хотелось бы, чтобы следующее твоё посещение больничного крыла было связано с обмороком от истощения. Следи за своим здоровьем, Гарри...

После моих самых искренних заверений в том, что всё будет в порядке и я ни за что не допущу каких-либо обмороков, меня, наконец, отпускают.

* * *

Завтрак проходит в гнетущей атмосфере. Перед каждым учеником, находящимся в зале, лежит развёрнутая газета. “Новые нападения Пожирателей смерти”, – гласит заголовок. На колдографии обугленный дом с провалившейся крышей.

Пропуская слова, взгляд выхватывает из текста числа. Пострадавшие, раненые, очевидцы... Масштабы бедствия поражают: дотла выжжен целый магловский район. Кого там искали? Что стало причиной такого бесчинства? Именно эти вопросы задаёт репортёр, вещающий с места событий.

Как же жестоко... жестоко...

Малфой сидит, низко наклонив голову, но тонкие белые прядки совсем не помогают ему скрыть выражение лица, на котором явственно читается испуг. Лонгботтом справа от меня так сильно сжимает зубы, что можно заметить, как желваки играют на его скулах. Гермиона встревожено косится в мою сторону, но заговорить не решается. Слишком людное место для обсуждений. Рон из-под чёлки наблюдает за преподавательским столом, а точнее, за одним единственным человеком, на которого я пытаюсь не смотреть с той самой минуты, как вошёл в обеденный зал.

Я отчего-то знаю: Снейп был там вчера. И не просто был, активно участвовал: поджигал, мучил, убивал и смеялся в лицо своим жертвам безумным, хриплым смехом, точно таким же, какой всё ещё звенит в моих ушах, стоит мне только закрыть глаза.

Ненависть плескается внутри раскалённой желчью, но теперь, когда я знаю, что она вызвана зельем, у меня получается смотреть сквозь неё.

Хочется снова стать самим собой, таким, каким я был раньше. Не задумываться о любви, о ненависти. Не срываться, не беситься из-за каждой мелочи. В какой-то степени, стерев память, Дамблдор оказал мне большую услугу, вот только... вот только я слишком поздно понял это... Наверное, стоит поговорить с ним, извиниться... Он понимал... да и сейчас понимает больше моего... Он знал, как мне будет лучше, а я ... А я – дурак.

До конца завтрака я так и не поднял глаз на преподавательский стол.

Трус? Да, я трус. Но сейчас больше всего я боюсь самого себя. Наверное, Гермиона права, и стоит поскорее выпить чёртово противоядие.

Если любовь вернётся... О, Мерлин, не дай Бог! Но если это всё же произойдёт, я думаю... я надеюсь, с ней будет проще справиться, чем с тем, что бушует во мне сейчас. Ненависть и... желание. Чёртово желание! И боль... Да... голова всё ещё болит, и это просто невыносимо...

Поскорей бы это прекратилось...

* * *

— Гарри, это так ужасно! – восклицает Джинни, обнимая меня за шею. — Надо остановить его, пока не пострадал ещё кто-нибудь! Зачем учеников продолжают учить всей этой ерунде, когда все силы стоит бросить на то, чтобы подготовить нас к встречи с… с врагом!

Слова девушки звучат правильно. Все находящиеся в Выручай комнате — Сириус, Рон и Гермиона — согласно кивают в такт её словам. Вот только на самом деле они совсем не понимают, каково это, когда тебя растят с единственной целью – воевать. Защита сознания, беспалочковая магия, боевые навыки. Чувства – недопустимая роскошь. Друзья – в вечной опасности. Враги видятся в каждом встречном. Но, тем не менее, я тоже киваю, делая вид, будто поддерживаю такое рвение… однако я давно знаю, что это только моя битва. Моя… и никого больше. Именно меня готовили по схеме, обрисованной Джинни.

Не нравится ходить на уроки – лежи, отдыхай, директор тебя прикроет. Нет желания подчиняться уставу школы – пожалуйста, захотелось переспать со своим учителем – сколько угодно, только не забудь о своей миссии. Не забудь об убийстве, что ждёт тебя в конце пути.

Муки совести? Терзания? Что за глупости! Я давно свыкся с этими мыслями, я давно готов. Больше того: хочу, чтобы поскорее уже наступила наша финальная схватка. Мне надоело ходить над пропастью, я хочу сделать шаг вперёд.

Да — неизвестно, взлечу я в небо или упаду вниз, но балансировать на краю, терзаясь неизвестностью – много хуже…

— Гарри, как ты себя чувствуешь? – отозвав меня в сторону, тихо спрашивает Гермиона.

— Нормально, — говорю я почти правду. Правду, потому как каждое движение головой больше не вызывает горячие волны мигрени, почти – ломота в висках никуда не делась.

— Зелье скоро будет готово, — шепчет девушка, — и попробуй только не выпить.

Я с сомнением киваю. Гермиона, заметив это, хмурится и строго предупреждает:

— Я прослежу.

Снова киваю, перевожу взгляд, чтобы не дать возможность подруге заподозрить меня в неуверенности, невольно обращаю внимание на смеющихся Сириуса и Джинни.

Как же давно я не видел такую широкую улыбку на лице крёстного. Да и Джинни выглядит такой расслабленной и... счастливой. И это несмотря на утренние новости!

Наверное... я должен испытывать ревность, но внутри пустота, а в голове в противовес искреннему проявлению радости друзей звучит хриплый, злой и немного сумасшедший смех Снейпа.

Нервы вновь натягиваются гитарными струнами, перехватывает горло.

Меня трясёт… от ненависти... и... от чего-то ещё, чему я не рискую дать название.

Мерлин… как же я боюсь пить это чёртово контрзелье…

Чем больше нового мне открывается,

Чем чаще потайные двери передо мной распахиваются,

Тем явственнее я понимаю,

Что слишком много не знаю о тех, кто рядом со мной...

Мэри эго

— Как хорошо, что ты зашёл, Гарри, — улыбается Дамблдор, — присаживайся, рассказывай, что привело тебя ко мне?

Прохожу вглубь кабинета, устраиваюсь в уже ставшее родным кресло, пытаюсь вести себя уверенно, но правда в том, что я сам не знаю, о чём собираюсь говорить.

* * *

Стоило нам с друзьями покинуть Выручай комнату, как у всех нашлись неотложные дела: Гермиона уединилась в туалете Миртл, намереваясь сварить зелье, Рон пошёл кататься с Симусом на мётлах, а Сириус, как оказалось, не сдал учебные планы, чем и отправился заниматься. Я же решил зайти к директору. Убедиться, что с ним всё в порядке, и... поговорить... высказаться, рассказать ему о своих подозрениях, посоветоваться. Я больше не мог носить всё в себе. Мои собственные мысли давно превратились в кислоту, разъедающую душу, расстраивающую нервы. А тут ещё эта нервозность, сопровождающая каждое моё действие. Я запирал её внутри, держа желчь раздражения при себе, но...

Джинни было, словно хвостик, увязалась за мной, но неожиданно вспомнила, что забыла написать маме, которая наверняка беспокоится о ней.

— "Она же не знает, что поход в Хогсмид отменили из-за утренних новостей. А тут ещё и от нас никакой весточки! Что она может подумать?"

Джинни извинялась, оправдывалась, не замечая облегчение, которое я испытывал. Мне вовсе не нужны были сопровождающие.

* * *

И вот я здесь. Директор разместился напротив. Белая борода покоится на полированной поверхности стола, в руке – миниатюрная чашечка с чаем, на лице – добрая улыбка всепонимающего дедушки, и только умный, цепкий взгляд не вписывается в эту идеалистическую картину.

Когда-то один только вид этого человека вызывал во мне острую необходимость немедленно открыть душу, теперь же хотелось лишь ёжиться.

Язык будто приклеился к нёбу, зубы сомкнулись в твёрдом решении не выпустить наружу ни единого звука. Я оказался не готов к исповеди...

Но молчать нельзя, иначе маска уверенности слетит, словно сгнивший лист, и я, не без труда преодолевая внутренние барьеры, задаю единственный вопрос, который приходит мне в голову:

— То, что написано в сегодняшних газетах, правда?

Дамблдор отставляет чашку в сторону и, пряча левую руку под мантию, скорбно вздыхает:

— Да, к сожалению, правда…

— Н-но… почему никто ничего не предпринял?

— Ох, Гарри... Том коварен и непредсказуем, и мы до сих пор не можем понять, что он искал в том городишке.

— Ну а шпионы? Они почему не предупредили? – пытливо выспрашиваю я.

Несколько мгновений директор не отвечает, а потом, чуть морща свой, и без того испещрённый морщинами, лоб, грустно спрашивает:

— Мальчик мой, ты что, поссорился с Северусом?

...Он держит меня за идиота? Или просто всё ещё воспринимает меня, как недоразвитого мальчишку, который верит каждому слову доброго мудрого наставника? Ни за что не поверю, будто он не знал о наших с Севеусом... разногласиях раньше!

Всё-таки зря я пришёл...

Стараясь выглядеть невозмутимо, я отвечаю, аккуратно подбирая слова:

— Да, есть немного. Я просто не до конца уверен, что он на нашей стороне, и наше… близкое общение только усугубило мои подозрения…

— Гарри, я уже много раз говорил тебе, что в этом плане ты можешь быть спокоен. Я полностью доверяю Северусу, и он моё доверие оправдывает.

Молчу. Мне нечего сказать. В самом деле, глупо было предполагать…

— Но видения! – хватаюсь я за последнюю соломинку. — Во сне я много раз видел подтверждение того, что он вас обманывает! Это он хотел убить вас и…

— Хватит, Гарри! – строго обрывает меня Дамблдор. – Если вы с Северусом поругались, это ещё не повод обвинять его во всём. Он шпион, и поэтому вынужден лгать. Не всё то, что он говорит на собраниях, правда. Это лишь слова. Они не подтверждены делом. И я не желаю больше слышать об этом!

— Но я уверен, он участвовал во вчерашнем нападении! Вы не можете оставить это вот так!

Дамблдор непреклонен. Нахмурил свои седые брови, и хоть лбом о стену. Зачем он просил следить за Снейпом, если всё равно не слушает меня? Не верит мне? Да он даже просто выслушать меня не хочет!

— Лучше расскажи, как там Сириус? – меняет тему Дамблдор, подливая чай в свою расписную чашку. — Помфри передавала мне, что он тяжело приходит в себя, ему сложно адаптироваться.

— Разве? – подавляя раздражение, спрашиваю я. – Да нет, вроде всё в порядке…

— Ну и хорошо. Если ты так говоришь – я спокоен. Лимонную дольку?

— Нет, спасибо.

— А я, пожалуй, съем, — зачем-то оповещает меня директор, после чего отправляет в рот очередную покрытую сахаром жёлтую корочку.

На какое-то время в кабинете повисает молчание, во время которого я пытаюсь справиться с вновь накатившей головной болью, а Дамблдор жуёт своё приторно сладкое лакомство.

— Ну... Я, пожалуй, пойду… — неуверенно говорю я, поднимаясь из кресла.

— Гарри, подожди, не уходи. Нам нужно ещё кое-что сделать.

Удивлённо смотрю на директора, но не могу ничего понять по его лицу. Неуверенно киваю и делаю два шага к столу. Дамблдор поднимается навстречу.

— Пойдём, мне нужно тебе кое-что показать, — без выражения произносит он, и я понимаю, что сейчас произойдёт что-то важное.

Директор тем временем подходит к высокому шкафу, разместившемуся позади его рабочего места, постукивая пальцами, проводит правой рукой по корешкам книг. Вдруг раздаётся негромкий щелчок, и шкаф с тихим скрипом отъезжает в сторону. Директор делает приглашающий жест рукой, и я прохожу вперёд.

За шкафом – ещё одна комната – совсем маленькая, квадратная, тёмная и, на первый взгляд, совершенно пустая. Сзади зажигается люмос, и стены тайника озаряет неяркий магический свет.

На миг закрыв глаза, я погружаюсь в магические потоки. Оказывается, на помещение наложено множество защитных и скрывающих заклинаний. Настолько сложного сочетания магии я не встречал никогда в жизни.

Дамблдор бормочет длинные фразы на незнакомом языке, выводя при этом замысловатые узоры кончиком своей палочки, и покровы защиты, один за другим, начинают спадать.

Я, словно заворожённый, наблюдаю за тем, как расступаются в стороны стены и из них выплывают шкафы с пыльными книгами, выступают из каменного пола сундуки. Потолок в одно мгновение взлетает вверх, а освободившееся пространство заполняют свечи, будто сотканные из света.

— Вау, — восхищённо выдыхаю я. Жизнь среди магов так и не заставила меня привыкнуть к таким вот штукам.

Но Дамблдор явно не разделяет моего восхищения, его лицо и голос серьёзны как никогда.

— Гарри, то, что сейчас произойдёт – очень важно. Ты должен сосредоточиться, собраться. От результата нашего эксперимента зависит очень многое.

Я проникаюсь. Я верю, что Дамблдор не стал бы говорить всё это просто так. Киваю, показывая: да, я готов. Всегда готов и почти ко всему.

Директор несколько секунд внимательно смотрит мне в глаза, будто что-то ищет в моём взгляде, а потом сдержанно кивает и поворачивается лицом к чёрному, обитому железом, сундуку, появившемуся у стены рядом с входом. Палочка мага снова начинает порхать в воздухе.

Подчиняясь воле человека, крышка сундука мягко отбрасывается назад, открывая своё неестественно чёрное нутро. Мелко дрожа, из хранилища в воздух поднимается золотое кольцо с большим ромбовидным коричневым камнем.

На миг зависнув в воздухе, кольцо начинает медленно лететь ко мне.

— Коснись, — говорит Дамблдор. В интонациях его голоса явственно звучит приказ, но я и сам хочу дотронуться до предмета, висящего передо мной. Рука, почти не подчиняясь моей воле, сама тянется вперёд. Мир расплывается, подёргиваясь желтоватой дымкой, и всё, что я могу видеть сейчас, – кольцо.

Кажется, прошла целая вечность, прежде чем мои пальцы, наконец, сомкнулись на тонком золотом ободке, и в это мгновение... свет померк.

Тьма вспышкой полоснула по глазам – воздух вспыхнул, опаляя кожу.

Я закричал.

Боль вгрызлась в мою голову жёлтыми, полусгнившими зубами, забралась под черепную коробку через глаза и уши. Я потерял все ориентиры: ослеп, оглох, и только желание вырваться из огненного кокона рычащим зверем удерживало меня на краю пропасти.

Руки, которой я коснулся злосчастного кольца, больше не было. От неё осталась лишь обугленная чёрная кость. Шрам пульсировал, отзываясь колющими ударами в сердце. Казалось, ещё секунда, и не смогу сделать даже вдоха без того, чтобы не спалить горло, так сильно раскалился воздух.

И вдруг, в одно мгновение, этот ад прекратился...

Розовый, мягкий, почти осязаемый свет окутал мою голову, мою горящую огнём руку, неся покой.

Боль исчезла, будто её и не было...

Тьма рассеялась.

Я снова стоял (как только на ногах удержался?) в той самой маленькой, плохо освещённой, квадратной комнате, которая и была здесь изначально. Дамблдор, укрытый голубоватым защитным куполом, неподвижно застыл у противоположной стены, прислонившись спиной к её шершавой поверхности, и с потерянным выражением лица смотрел на пол возле моих ног.

Я опустил взгляд. Рядом с моим ботинком лежал камень.

Матовый камень ромбовидной формы.

Камень был белым...

* * *

— Ч-что это было?.. — прохрипел я, когда, наконец, снова обрёл способность говорить.

Директор продолжал хранить молчание. Защитный купол вокруг него погас, и я заметил, что у него дрожат губы.

— Да что случилось?! – не выдержав, закричал я, но старый маг даже не посмотрел в мою сторону, только оторвал пустой взгляд от пола и вышел из комнаты.

Что мне было делать? Я последовал за ним.

Тяжело ступая, директор добрался до своего стола. Придерживаясь за него, опустился на стул. Выдохнул глухо:

— Гарри...

Такого Дамблдора я не видел никогда. Это пугало и злило. В конце концов, это у меня сейчас чуть не выжгло глаза огнём, а не у него, а он даже объяснить ничего не хочет!

— Гарри, пожалуйста… давай поговорим завтра. Сейчас мне надо подумать, и... нет... ничего. Иди.

По позвоночнику побежала холодная дрожь раздражения.

— Может быть, вы всё-таки объясните…

— Нет, не сейчас... Мне нужно подумать. Ступай... мы поговорим позже.

Потоптавшись ещё с минуту и поняв, что никаких объяснений от ушедшего в себя директора не дождусь, я покинул кабинет.

Не верьте мне, ведь я и сам себе не верю,

Сомненьями утыкана душа.

Свою любовь я отдал в лапы зверю,

Чтобы забыть о ней на долгие века.

Но мир жесток, и вот он — миг расплаты,

Истерзанную плоть держу в руках.

Растоптанные чувства, боль утраты

И ненависть в агатовых глазах.

Мэри Эго

После посещения Дамблдора я не сразу вернулся в Гриффиндорскую башню — слишком хорошо знал, что ждёт меня, стоит только переступить порог золотой гостиной: Гермиона, зелье... возможно, расспросы, но это как раз не самое страшное. Последнее время я слишком хорошо выучился лгать своим друзьям.

"Как ты себя чувствуешь, Гарри?"

— "Прекрасно".

"Что случилось, Гарри?"

— "Ничего".

"Ты точно от нас ничего не скрываешь, Гарри?"

— "Точно".

Идеальный лжец.

Несмотря на выходной, в школе затишье. И чем больше коридоров Хогвартса я прохожу, тем больше удивляюсь отсутствию студентов. Нет, я понимаю — Гриффиндор, Пуффендуй и Когтевран — отходят после утренних новостей, но Слизерин-то должен праздновать вовсю. Они же ненавидят маглов! Для большинства из них сегодняшний день — праздник, разве нет?

Видимо, нет... или они что-то затевают... Напряжение в воздухе кажется почти осязаемым.

Хотя, возможно, это всё — лишь моя больная фантазия. Просто уже поздно, все разбрелись по своим комнатам, да и мне тоже пора заканчивать эту бессмысленную прогулку. А то так не долго и на Филча нарваться, или, чего доброго, на Снейпа...

Вздрагиваю.

С некоторого времени я не могу даже подумать об этом человеке без того, чтобы не содрогнуться...

Начинаю продвигаться в сторону Гриффиндорской башни. Каждый шаг высасывает из меня эмоции, опустошая, убивая всякое желание жить.

Мне плохо. Внутри всё сжимается от вполне понятного страха. Я знаю, чего боюсь, но от этого не становится легче, нет. ...Уж лучше бы я не знал...

Мерлин, как хочется с кем-нибудь разделить свои опасения, облегчить свою ношу. Камень переживаний давит на плечи, выбивает дыхание из сжавшихся в тугие комки лёгких.

Чёртово кольцо, чёртов Дамблдор, чёртов Снейп, чёртовы, грёбаные чувства!

"Выбора нет", — повторяю я себе, и только это заставляет меня передвигать ноги.

"Выбора нет", — говорю я вслух и делаю очередной шаг.

Выбора нет...

Вхожу в Гриффиндорскую башню...

* * *

Солнце давно скрылось за горизонтом, в окна стучатся непоседливые, ажурные снежинки, небо укрыто толстым покровом туч. Но в Гриффиндорской гостиной совсем не чувствуется уличный холод. Камины и утепляющие заклинания преотлично справляются со своей задачей.

Устало прикрыв глаза, я сижу, откинувшись на спинку дивана. Надо мной коршуном нависла Гермиона. Она ждёт, но я медлю. Серебряная густая масса неподвижно застыла в гранёном стакане, который она держит в руке.

Я медлю...

Почти все студенты львиного факультета уже разбрелись по своим спальням. В помещении кроме нас остались только Дин с Симусом, тихо обсуждающие что-то в противоположном конце комнаты.

— Пей, — шепчет девушка, но я не тороплюсь выполнять её указание. Часовая стрелка уже переместилась за отметку "10", но я всё медлю.

Мне хочется оттянуть неизбежность и поэтому я медлю...

Медлю, медлю, медлю…

Как, наверное, странно мы смотримся со стороны: испуганный взъерошенный парень в круглых очках и такая же взъерошенная девушка, нависшая над ним. И если бы не выражения лиц, то можно было бы подумать, что мы просто влюблённая парочка, не стесняющаяся флиртовать у всех на виду.

Ужасная ночь, неспокойное утро, пугающий вечер — отвратительный день. Апатия оплела меня своими невидимыми сетями... мне ничего не хочется, вообще ничего.

Но разве у меня есть выбор? С притворной твёрдостью беру стакан из рук подруги и в два глотка опустошаю стакан. Зелье проскальзывает в пищевод на удивление легко. На языке остаётся чуть заметный привкус лимона.

Гермиона хлопает меня по плечу:

— Вот и молодец. Видишь, всё оказалось не так уж и страшно, — её голос звучит излишне воодушевлённо. Кажется, она хочет подбодрить меня, но у неё, конечно, ничего не выходит. Впрочем, я не собираюсь её расстраивать. Ещё, чего доброго, решит караулить меня всю ночь во избежание эксцессов.

— Да, ты права — действительно ничего страшного. И на вкус довольно сносно, — улыбаюсь я. Не знаю, насколько хорошо у меня выходит эта почти-не-ложь, но я очень стараюсь. Так сильно стараюсь, что лицевые мышцы начинают ныть от усилий. Неужели улыбаться — это так сложно?..

Судя по реакции Гермионы, я — прирождённый актёр, или... или ей просто хочется мне верить. Продолжая улыбаться, она выпрямляется, оправляет мантию. И я ловлю себя на мысли, что такая неестественная радость ей совсем не идёт.

— Всё хорошо, — зачем-то говорю я. Не знаю, кого сейчас пытаюсь обмануть, себя или её…

Девушка молчит, мельком смотрит на часы и снова переводит взгляд на меня. Гермиона винит себя за случившееся и очень переживает — это сразу видно. Её выдают чуть сведённые брови, бегающий взгляд и теребящие край мантии пальцы. Но ей повезло, она считает, что головная боль и повышенная раздражительность – это единственные серьёзные последствия, которые мне пришлось пережить. Мало того, Гермиона думает, будто избавила меня от влияния наведённой любви. Она почти полностью в этом уверена, и мои страхи кажутся ей смешными, не стоящими внимания.

Мне снова приходится сделать вид, что я согласен с ней.

Действительно. Всё это не стоит беспокойства. Ведь не мог же я, ха-ха-ха, влюбиться в Снейпа. Сам. Влюбиться. Я!

Здесь не из-за чего волноваться.

Правда ведь, Гарри?

Ты ведь вовсе не беспокоишься о такой ерунде, как любовь к Снейпу?

Правда?

— Ну, раз всё в порядке, тогда я спать, — объявляю я.

Скрыться с глаз, спрятаться под одеялом. Мерлин, как же тяжело улыбаться…

— Да, спать, — кивает Гермиона. — Спокойной ночи, Гарри.

— Спокойной ночи.

* * *

Мы расходимся по своим спальням.

Волноваться не из-за чего.

Произошедшее в кабинете Дамблдора – вот что стоит внимания. Так почему мои мысли заняты такой ерундой как Снейп?

Действительно, почему?

Укрываюсь с головой, закрываю глаза, и только тогда позволяю себе расслабить ноющие лицевые мышцы. Нервная дрожь поднимается знакомой волной от солнечного сплетения. Пришло время признаться — мне страшно. Чертовски страшно. В который раз за этот месяц. Худший месяц в моей жизни.

У меня вспотели виски. Капельки пота выступили над верхней губой. Холод спускается вниз, вдоль позвоночника.

В сознании кто-то голосом Снейпа отсчитывает время: 3:45:50, 3:45:48, 3:45:46, 3:45:44…

Через четыре часа я узнаю правду. Стоит приготовиться к худшему.

Я уверен, что не смогу уснуть сегодня, потому что… Потому что это невозможно, ведь…

Так и не успев додумать эту мысль, я отключаюсь.

Из пропасти смотрит на мир чёрный жнец.

Он иглы из тьмы в наши души вонзает.

Сквозь них он весь свет из нас выпивает,

Чтобы нашли мы во мгле свой конец.

Мэри Эго

Непроглядная жёлто-серая пелена со всех сторон. Влажная, густая, она обволакивает моё тело, словно вода.

Делаю шаг в сторону и тут же натыкаюсь на шершавую твёрдую поверхность. Шарю по ней руками, иду по кругу. Судя по ощущениям, я в колодце. Колодце, до краёв наполненном липким туманом.

Приближаю глаза к стене и сквозь пелену различаю, что она выложена жёлтыми, искристыми кирпичами, точно такими же, из каких состоит защита в моём сознании... а это значит, что... Но прежде чем додумать эту мысль, я отвлекаюсь на звук, послышавшийся мне с другой стороны преграды.

Прислушиваюсь, и через несколько мгновений звук повторяется снова, на этот раз громче, и теперь я могу сказать точно: это голос. Встревоженный, зовущий кого-то голос...

Зовущий... меня...

— Гарри! — слышится из-за стены. — Мальчик мой, ты здесь?

— Директор? — шепчу я, скорее задавая вопрос самому себе, чем кому-то ещё, но человек с той стороны откликается.

— Да, да! — в интонации явственно слышится облегчение. — Это я. Мне нужна твоя помощь!

— Помощь? — глупо переспрашиваю я, не понимая уже ничего. Что это за место? Что здесь делает директор?..

— Да, Гарри, — помощь. Ты должен сейчас же проснуться! Проснуться и бежать на Астрономическую башню! Ты должен успеть!

— Ч-что успеть? — лепечу я, прислонившись ухом к чуть тёплому камню. — Что?

Голос Дамблдора становится всё тише, и я едва успеваю разобрать его последние слова:

— Ты был прав, прав во всём, Гарри. Прошу тебя, будь осторож... а сей..с просн.. и н.. не дай...

Вокруг снова повисает тишина...

* * *

Рывком вырываю себя из вязких объятий жёлто-серого видения, сажусь на кровати. Туманный колодец всплывает в сознании так ясно, будто странный разговор произошёл наяву.

Мерлин! Ну почему именно сегодня? Сейчас?

С ноткой паники смотрю на часы, но в комнате слишком темно, ничего не разобрать. Однако, если судить по ощущениям, контрзелье либо ещё не подействовало, либо все мои страхи были напрасными, и никакой любви никогда и не существовало. Я позволяю себе надеяться на это... Мерлин! Никогда в жизни ничего не желал так сильно!

Тихо сползаю с кровати, натягиваю рубашку, штаны, ботинки, нахожу очки, палочку. Стараясь не шуметь, достаю из нижнего ящика мантию-невидимку. На носочках продвигаюсь к выходу.

Как только Гриффиндорская гостиная остаётся позади, срываюсь на бег. Сердце колотится как ненормальное, гулко отдаваясь в ушах.

— Кто здесь? — скрипит голос Филча, вынырнувшего из смежного коридора, но я, даже не делая попытки сбавить темп, проскакиваю мимо ошалевшего от такой наглости смотрителя. Мантия-невидимка надёжно прячет меня от чужих глаз, но гулкое эхо от торопливых шагов она скрыть не может.

Ну и ладно. Всё после, после...

В голову вдруг приходит мысль, что... а если Дамблдор мне лишь приснился. И сейчас я тороплюсь совершенно напрасно. Как глупо, должно быть, будут выглядеть мои объяснения в случае, если меня поймают. Но, тем не менее, я не останавливаюсь. Я должен убедиться… я никогда себе не прощу, если с директором что-то случится. Каким бы манипулятором Дамблдор ни был, он значит для меня слишком много. Все эти годы директор поддерживал меня, помогал, заботился, как мог. Он стал для меня семьёй, настоящей, а не той, что представляли из себя Дурсли.

Перепрыгивая через три ступеньки, поднимаюсь вверх по винтовой лестнице. В голове сумбур. Воспалённое воображение подкидывает одну картину страшнее другой. Что... что могло случиться?! Это как-то связано с кольцом? С Волдемортом? Мерлин всемогущий, пусть всё окажется всего лишь глупым сном!

И когда я, наконец, добираюсь до верхней площадки Астрономической башни и распахиваю дверь, до моих ушей вдруг долетает резкое, громкое:

— Экспеллиармус!

И за секунду до того, как заклинание поражает меня, я успеваю встретиться взглядом с чёрными, глубокими, горящими ненавистью глазами, смотрящими прямо на меня. Сердце колотится так, что, кажется, сейчас проломит грудину, в душе просыпается что-то... что-то...

Меня скручивает...

Тело каменеет, заваливается набок, прислоняясь плечом к колонне возле входа. Мантия-невидимка чуть сползает, приоткрывая часть лица.

И всё, что мне остаётся — безуспешно пытаться высвободиться и беспомощно вращать глазами в попытке разобраться в происходящем.

На Астрономической башне застыли трое:

Альбус, вскинувший руки в примирительном жесте, стоит, вжавшись спиной в парапет. Его взгляд на миг перемещается на меня, и на дне его голубых водянистых глаз я явственно читаю разочарование.

Он надеялся на меня, просил о помощи, а я подвёл его... в который раз — подвёл...

Напротив директора замерли в дуэльных стойках Снейп и Малфой.

Уголок рта блондина дёргается, зрачки расширены, и сам он весь какой-то дрожащий, неуверенный.

Вдруг Снейп, наклонившись к хорьку, что-то шепчет ему на ухо, а потом дёргает за пуговицу на его мантии. Малфой пытается протестовать, но его возглас тонет в гулком хлопке активизировавшегося портключа.

Теперь на башне кроме меня остались лишь двое. Мужчина с перекошенным от ненависти лицом и безоружный старик, жмущийся к парапету.

— Северус, остановись, подумай, что ты делаешь? — хрипло произносит Дамблдор. Ночной ветер рвёт его седые волосы, развивает мантию. Растаявшие снежинки стекают со лба холодными каплями.

— Я знаю, что делаю. Впервые — знаю.

— Это не то, что ты хочешь на самом деле. Вспомни, ради чего ты жил все эти годы.

— И ради чего же? — отвечает вопросом на вопрос Снейп. Кажется, его совсем не волнует невольный свидетель их с директором спора. Я же, тем временем, рвусь из цепких пут заклятия. Пытаюсь сконцентрировать магию, бьющуюся в моей груди нетерпеливой, жаждущей свободы, птицей. Но всё напрасно... У меня ничего не выходит...

— Северус! Как это ради чего?! Как можешь ты спрашивать такое?.. Когда ты так изменился?.. Почему я не заметил?..

— Так ради чего?! — зло обрывает директора Снейп, перекрикивая вдруг усилившийся ветер. Его волосы вздымаются под дикими воздушными порывами. — Ради чего?! Ради того, чтобы жить по вашей указке, чтобы по вашей указке убивать?! Чтобы умереть тогда, когда вам это понадобиться?!

— Северус... зачем ты всё сводишь к... такому. Ты не прав... — пытается протестовать директор. Его голос звучит успокаивающе, уверенно, но я ловлю себя на том, что не верю... О, чёрт! Не верю его словам!

Холодный зимний ветер завывает в ушах, забирается под мантию, кусает обнажённую кожу. Но я не обращаю на это внимания, мой взгляд снова перескакивает на чёрную фигуру Снейпа.

Мокрые от влажного снега пряди прилипли к впалым щекам, нос кажется даже больше, чем обычно. И весь вид его напоминает раненого, но всё ещё смертельно опасного зверя.

Такого Снейпа я не видел ни разу. Искренне открытого в своих эмоциях, в своём всепоглощающем бешенстве, он вызывал смутное желание потянуться вперёд, обхватить замёрзшую, покрытую бисеринками воды, кисть своими руками, мягко потереть, подышать на неё, согревая и...

Я не сразу осознаю свои мысли, они просто бесконтрольно пролетают у меня в голове. Но осознание не заставляет себя долго ждать, и парой мгновений позже на меня накатывает ужас... пронизывающий, сдавливающий горло ужас понимания...

Нет! Нет! Только не сейчас!

Мне нужно вырваться! Помочь Дамблдору! Прекратить всё это!

Я снова начинаю биться в магических путах. Не думать, не смотреть, вырваться! Сердце захлёбывается собственным ритмом.

— Зато вы всегда правы! — шипит зельевар, в его интонациях проступает боль. — Вот только свою правду храните ото всех как зеницу ока! Ему! — жест в мою сторону, — Ему вы тоже рассказали "всю правду"? Нет? Так радуйтесь, всё идёт по плану!

— Одумайся, ещё не поздно всё переиграть. Доверься мне… — директор говорит торопливо, как будто боится не успеть найти тот аргумент, который подействует на стоящего напротив него человека, но все его слова добиваются прямо противоположного эффекта, наполняя Снейпа злобой и решительностью.

— Довериться вам, Альбус? – щерится зельевар, его глаза в этот момент напоминают бездонные чёрные дыры. — И снова блуждать в темноте, словно дворняга с выколотыми глазами? Ни в этой жизни!

— Северус, ты ведь для меня как сын! Я прошу тебя, остановись! — в голосе директора звучит мольба. Он весь сжимается, будто защищаясь, и теперь талые снежинки, скользящие по старческим щекам, больше напоминают горькие слёзы. — Обстоятельства изменились...

— Нет... — выдыхает Снейп. — Нет! — кричит мужчина срывающимся от напряжения и ярости голосом. — Они изменились только для вас! Для вас одного! Это был ваш план! Авада Кедавра!

Струя зеленого пламени вырывается из волшебной палочки Снейпа и ударяет Дамблдора прямо в середину груди. Я воплю от ужаса, но вопль этот с моих губ так и не слетает. Онемевший и неподвижный, я вынужден смотреть, как Дамблдора подбрасывает в воздух. На долю секунды старый волшебник зависает в воздухе под необъятным чёрным небом, а потом, как тряпичная кукла, медленно переваливается спиной через стену башни и исчезает в темноте.

И мне кажется, что это я сейчас лечу вниз, нелепо кувыркаясь в воздухе.

В этот момент жёлтая стена в моём сознании лопается...

Метёт, по-чёрному, взбесившаяся мгла,

Беснуется метель, срываясь с места.

Безжалостно слетают с уст твоих слова,

И пиками врываются мне в сердце.

Мэри Эго

Магия Дамблдора расплетается, покидая моё сознание, а вместе с ней рушится стена.

Золотые осколки ранят, занозами застревая в душе, и я кричу, сжимая виски руками, не в силах справиться с накатившими эмоциями.

Любовь... Чёртова ненавистная любовь. Я чувствую её каждой клеточкой своего тела. Болезнь, вирус, просочившийся под кожу, накрепко вросший в сердце.

Моя собственная магия бушует, ревёт безумным зверем, на её пути больше нет преград — нет стены, которая сдерживала её.

Сквозь смеженные веки вижу, как поворачивается в мою сторону Снейп. На его лице гуляет горькая ухмылка.

— Ну что, Поттер? Дежавю? – бесцветно говорит ублюдок, и я не понимаю, что он имеет в виду. Я просто не в силах понять. Всё моё существо скручивает тоска. И бесконечное, всеобъемлющее одиночество… пожирающее, затягивающее. Откуда оно?

Словно во сне я наблюдаю за тем, как сухие, словно пергамент, губы Снейпа раскрываются, произнося столь знакомое: "Обливиэйт".

Белая вспышка ослепляет. Тонкий луч света впивается мне в лоб, пытаясь выкорчевать последний час моей жизни.

Нет, не позволю. Не снова…

Моя магия схлёстывается с чужой силой. Моя воля против его, кто победит? Но Снейп не ждёт, пока подействует заклинание. Грубо оттолкнув меня от двери, он выходит на лестницу. Я слышу его гулкие шаги, эхом разносящиеся по башне.

Он хочет сбежать, скрыться. Не дам...

Тысячи игл в моём сердце — оно рвано стучит, раз за разом теряя свой ритм. На глаза так не вовремя наворачиваются слёзы. Но это всё ерунда – главное, мне удалось отбить заклятие.

Встаю. Мантия-невидимка соскальзывая с плеч, комом оседает на полу. Я даже не делаю попытки её поднять.

С трудом переставляю онемевшие ноги, меня качает, но жгучая ненависть придаёт сил, буквально толкая в спину.

Сжимая в руках палочку, спускаюсь по лестнице вниз. Коридоры, коридоры… Я словно ищейка, идущая по следу. Убийца! Не позволю уйти…

Почему-то я знаю, Снейп движется к выходу. Он понял, что я отбил его заклятие, и теперь бежит, спасая свою шкуру... словно крыса...

Предатель! Чёртов ненавистный предатель! Я так и знал! Слёзы застилают глаза, из-за них я ничего не вижу… я двигаюсь почти наугад.

Вдруг передо мной вырастает сгорбленная фигура Филча. На его плохо выбритом лице выражение злодейского триумфа. Но я не даю ему произнести даже слова, буквально рявкая в его вмиг перекосившуюся морду:

— C дороги!

Проскакиваю мимо, бегу по коридорам, время от времени замечая влажные следы на каменном полу.

И вот – выход, и я на улице, под ночным небом, и наконец-то вижу Снейпа: он уже почти добрался до сторожки Хагрида, за которой до леса рукой подать. Но сугробы, завалившие поляну, мешают ему идти быстро.

— Ступефай! – ору я, и ярко-белая молния несётся в чёрную спину.

Снейп успевает развернуться и отбить моё заклинание, поэтому я снова кричу во всю глотку, не сбавляя при этом темпа ни на шаг:

— Кру...

Но Снейп вновь взмахивает палочкой, отбрасывая поток магии в сторону, я же, подкошенный его невербальным, валюсь лицом в снег.

Мне хватает пары секунд, чтобы вновь подняться на ноги. Руки трясутся от холода и бессильной ярости. Сплёвывая снег, ору во всю глотку:

— Сражайся! Сражайся, трусливый...

— Ты назвал меня трусом, Поттер? – кричит Снейп, перекрикивая рёв зимнего ночного ветра. – Единственный трус здесь ты!

— Тогда сражайся! Импедимента!

— Опять отбито, и будет отбиваться снова и снова, пока ты не научишься держать себя в руках и не подчиняться первому же инстинкту, заговорившему в тебе.

Меня словно подбрасывает. Внутри всё скручивается в тугой узел, когда до меня доходит, о чём именно он говорит.

— Ты первый меня предал! Всех предал! – воплю я, хрипя от холодного воздуха, зудящего в горле, от боли, впивающейся в моё сердце. – Ты лишь использовал...

Ноги вновь подкашиваются, и с глухим “Ох” я валюсь на спину, а через мгновение надо мной нависает Снейп. Чёрные, как смоль, волосы падают ему на лицо, когда он наклоняет голову, чтобы поймать мой застывший под заклинанием взгляд. Гримаса мрачного веселья кривит его худое, белое, словно пергамент, лицо.

— Да, Поттер. Ты прав. Конечно, ты прав. Упивайся несчастной судьбой обиженного мальчика. Тебе ведь очень нравится роль жертвы, не так ли? – скалится мужчина. – Жаль, конечно, что эта псина — твой крёстный — вернулся с поехавшей крышей, а не то я бы подкинул тебе ещё пару поводов для праведного гнева.

— Ублюдок, — шепчу я онемевшими губами, и в следующую секунду Снейпа отбрасывает в сторону потоком магии, вырвавшимся из меня. Путы спадают, невербальная магия прошивает землю и устремляется в небо, рассыпаясь средь туч огненными искрами, и на миг, когда снег отражает освященное магией небо, кажется, словно вокруг нас бушует кровавое море.

– Ты лжёшь! – восклицаю я, вновь вставая на ноги. — А как же зелье Истины? Приступы?

Не знаю, чего я пытаюсь добиться, доказывая Снейпу, что он любил меня, но не могу замолчать. Просто... не могу.

— О, тебе понравилось, не правда ли? – щерится Снейп. Он уже на ногах. Стоит, скрестив руки на груди, как ни в чём не бывало, будто это не его только что отбросило в сторону без всякой палочки, будто... он совсем не воспринимает меня всерьёз.... Ветер подхватил его мантию и теперь развевает у него за спиной, делая её похожей на чёрные крылья. Лицо видится мне размытой белой кляксой из-за налипшего на стёкла очков снега, который я тут же смахиваю.

— Это была идея Тёмного лорда, пришлось, конечно, немного помучиться, но гриффиндорская привычка лезть не в свои дела выполнила свою задачу, а похоть, которую всеми любимый золотой мальчик так и не научился элементарно сдерживать, его завершила. Да, в конечном итоге мне пришлось оставить этот план, чтобы переключиться на другое, более интересное задание. Но, в конце концов, я не понимаю, почему ты так злишься, Поттер? "Ты использовал меня, я использовал тебя", – процитировал Снейп мои собственные слова и тихо рассмеялся — обидно, колко, мрачно, и лицо его сделалось в этот момент по настоящему страшным... серым, пустым. И каждая секунда его хриплого смеха отдавалась в моей голове вспышкой мрака, в котором тонули мои глупые надежды.

— Я тебе не верю! – зло ору я, обрывая его веселье, захлёбываясь сдерживаемыми слезами. – Я не верю тебе!

— Не веришь? А кому веришь? Дамблдору?

— Не смей произносить его имя! – воплю я, вновь вскидывая руку и готовясь нанести удар.

— Импедимента.

— Протего.

— Сектум...

Меня вновь отбрасывает. Палочка откатывается в сторону, теряясь в снегу.

— Ты посмел использовать против меня моё же заклинание, Поттер? — шипит зельевар. Он уже стоит надо мной, и мне некуда спрятаться от его чёрных глаз-провалов. — Ты, маленький сукин сын, недоразвитый имбицил. Ты такой же, как твой отец, — слишком много о себе думаешь, хотя ничего не стоишь. Ни ему, ни тебе лучше было бы не рождаться. Всем было бы меньше проблем.

— Так убей меня! – задыхаясь, кричу я, не ощущая никакого страха. И мне почти хочется, чтобы он это сделал, ведь кажется, ещё секунда, и я сам умру, не выдержав рвущей моё сердце боли.

Злость, одиночество, тоска, ярость, ненависть – всё перемешалось в один бушующий коктейль, и я не уверен, что все эти чувства мои. Ведь столько пустоты во мне не было никогда.

— Поттер, это ТЫ — трус. Ты, не я, – через несколько секунд безразлично произносит Снейп, и в его бездонных глазах я не вижу ни капли сожаления, когда он, направляя на меня палочку, шепчет на пределе слышимости:

— Сектумсемпра.

Сотни птиц голосят над чёрной рекой,

Поют они песни о смерти чужой,

О разуме, пойманном в стали тиски,

И о людях, что жизнь свою губят с тоски.

Мэри Эго

Тьма бывает разная:

Бывает обволакивающая, укачивающая…

Бывает беспокойная, терпкая…

Бывает жалящая, давящая… засасывающая…

Я болтаюсь в ней, словно мотылёк в паутине, барахтаюсь, увязая всё сильнее. Неуклюжая ватная кукла с выколотыми глазами и оторванными пальцами. Пытаюсь кричать, но у кукол нет горла, чтобы выплёскивать наружу звуки, нет лёгких, чтобы дышать, нет сердца, чтобы жить...

Куклами можно лишь играть, на то они и куклы...

* * *

Вы знаете, как отличить фантазию от реальности? Как понять кошмар тебе привиделся, или всё произошло на самом деле? Я, например, не знаю, но, тем не менее, открыв глаза и увидев над собой белый, не раз изученный в деталях, потолок больничной палаты Хогвартса, сразу понял – всё правда.

И я до сих пор здесь — лежу с широко распахнутыми, абсолютно сухими глазами. Где-то справа копошится мадам Помфри, слева, в двух шагах от кушетки, стоит Макгонагалл. Женщины переговариваются в полный голос так, будто меня здесь вовсе нет… может, в чём-то они и правы… потому что большая часть меня находится вовсе не тут...

Меньшая половина — ошарашенная, испуганная – застыла на парапете Астрономической башни…

Большая — скрюченная, необратимо покалеченная — осталась лежать на поляне в снегу…

Ко рту прижимается горлышко пузырька, мягкая рука медсестры помогает поднять голову. Я глотаю на по привычке, просто потому, что когда что-то жидкое попадает на язык – нужно глотать. Закрываю глаза и вновь погружаюсь во тьму.

Какофония чувств оглушает. Неловким движением затыкаю уши, в попытке отгородиться от тоски, навалившейся на меня. И когда мне кажется, что ещё мгновение, и я захлебнусь в этом безумном море душевной боли, она вдруг отступает – зелье наконец-то начинает действовать.

Я отключаюсь…

* * *

— Гарри, ты уверен, что это всё, что ты можешь вспомнить? Подумай, может, ты узнал голос или походку? – в который раз спрашивает меня сидящая напротив кушетки профессор Макгонагалл, а я, в который раз вздыхая, отвечаю ей одно и то же:

— На этом человеке была маска… Не представляю, кто бы это мог быть…

Я лежу на кровати и по десятому кругу пересказываю своему декану события прошлой ночи и почти ничего не скрываю, кроме нескольких… нюансов. Вкратце моё повествование сводится к следующему:

Во сне Дамблдор попросил у меня помощи. Я побежал на Астрономическую башню, но, стоило мне открыть дверь, меня обездвижили. После этого человек в чёрной мантии и серебряной маске выкрикнул непростительное, и директор… директор умер… Я смог справиться со связывающим заклинанием и погнался за убийцей. Находился в состоянии аффекта, поэтому никого не позвал. Уже на улице неизвестный кинул в меня чем-то, и я потерял сознание. Проснулся здесь.

— Каким заклятием он в тебя кинул? Этот человек произнёс его вслух?

— Нет… не помню… — вру я, не поднимая взгляда от одеяла.

— Всё это странно, Гарри… — устало качает головой профессор. Она старается держаться, но у неё плохо выходит, и я замечаю, как углубились морщины возле её глаз.

Говорят, что горе старит людей. Если бы это было правдой в полной мере, то сегодня утром я бы проснулся дряхлым стариком, стоящим одной ногой в могиле.

— Судя по твоим словам, к тому моменту, как тебя нашли, ты пролежал на снегу не меньше двух часов, но при этом мадам Помфри не обнаружила никаких следов обморожения или иных повреждений, кроме эмоционального истощения… — бормочет мой декан. – Как могло так получиться?

Что я могу на это ответить? Я и сам не понимаю, как такое возможно. Слишком ярко отпечатались в моём сознании последнее слово, сорвавшееся с губ Снейпа… и боль, наступившая после…

— Я рассказал вам всё, что помню, что вы ещё от меня хотите? – огрызаюсь я, мне совсем не хочется разговаривать.

Профессор какое-то время молчит, а потом тихо произносит, успокаивающе накрывая мою ладонь своей:

— Гарри... То, что случилось... Это тяжело для всех нас, но мы должны наказать убийцу. Ты единственный свидетель, и я хочу попытаться во всём разобраться до того, как сюда нагрянут дознаватели из Министерства. Я хочу помочь тебе справиться с утратой…

В этот момент кто-то стучится в дверь.

— Если хочешь, можешь отлежаться здесь, — говорит профессор, вставая. – Все уроки сегодня отменены, так что ты ничего не пропустишь. Ужин будет проходить в большом зале, надеюсь тебя на нём увидеть.

После этого женщина выходит, и в палату буквально врываются мои друзья…

* * *

Первым делом Гермиона выясняет, не связано ли моё пребывание в больничном крыле с контрзельем, после отрицательного ответа облегчённо вздыхает и только потом интересуется причиной моей очередной госпитализации.

Оказывается, в школе ещё никто не знает о том, что произошло этой ночью. Но, несмотря на то, что учителя продолжают хранить молчание, их подавленное состояние выдаёт их. Случилось что-то непоправимое, все это чувствуют, но только немногие знают, что именно…

— А ведь Снейпа сегодня не было на завтраке! – рычит Рон. — Наверняка это был он! У него же на роже написано, что ему ничего не стоит сделать подобное. Ах, да! Ещё хорёк! Он тоже отсутствует! Отличный тандем!

— Гарри… как такое могло случиться? Дамблдор ведь сильный волшебник, более того, он владеет беспалочковой магией! Как могло… такое произойти? Почему он ничего не предпринял?

Друзья смотрят на меня в надежде найти ответы, но я молчу. Я не сообщу им больше того, что уже сказал.

Почему я скрываю личность убийцы? Почему молчу? Из-за того же, из-за чего судорожно сжимается моё сердце, из-за чего ком стоит в горле, а слёзы пытаются прорваться наружу, чтобы затопить всё вокруг солёной, жидкой тоской…

Из-за боли, переполняющей меня до краёв.

Из-за ненависти, плескающейся в сердце жидкой лавой.

Из-за любви, диктующей мне свои собственные правила… и нет никаких сил сопротивляться им...

Не могу понять, что со мной творится. Внутри как будто фоном ощущается одиночество и чёрная горечь. Теперь я точно знаю: это не мои, это чужие чувства, только не могу понять, откуда они берутся. Может быть, это из-за разрушенной стены в сознании?

Не знаю... Я ничего уже не знаю...

Не хочу думать и знать ничего не хочу… И любить… любить не хочу тоже.

В душе – дыра. И её не перетянешь нитками слов, не залатаешь оправданиями.

Вся прошлая неделя — как в тумане. Я всё помню, но очень смутно, без подробностей. Создаётся впечатление, что мой разум таким образом пытается защитить себя... Но... правды не укрыть... Я — мразь… насильник… Ненавижу себя, но его… его ненавижу ещё больше…

Я хотя бы не убийца…

Мерлин… что я несу! Я просто жалок…

Но самое ужасное не это. Вовсе не это! Самое жуткое то, что теперь во мне живёт два человека — два Гарри... И один из этих Гарри всё ещё лелеет надежду, хрупкую, словно росток, глупую, бессмысленную надежду… Надежду на то, что большая часть слов, что Снейп кричал мне вчера – ложь, цель которой — ударить посильнее, ранить, спрятав правду за потоком сбивающей с толку злости… Ведь в итоге — на мне ни одной царапины… В чём же смысл?

Это говорит один Гарри, а другой ему отвечает, презрительно скривив губы:

“Ты несёшь бред! Убийца недостоин оправданий. Он убил! Убил! Убил! Убил! А значит, о каких чувствах может идти речь? Есть они или нет их — больше не важно. Он ненавидит тебя, он убил того, кто был дорог тебе, он служит Волдеморту, и даже если есть вероятность, что он всё ещё чувствует к тебе что-то – больше это не имеет никакого значения. Главное – он предатель, шпион, убийца! Забудь о нём. Ты должен мстить!”

Ха-ха! Какие доводы! И всё ведь в точку, в цель! Но самое смешное в том, что я больше волнуюсь не о мотивах, толкнувших Снейпа на предательство, а о том, что он ко мне чувствует на самом деле...

Любит ли он меня?

А если да, то простит ли?

Прощу ли я его?

Но ответ на всё один: "Никогда".

* * *

Друзья ушли на обед, и теперь никто не мешал мне лежать, размышляя о произошедшем.

В голове сумбур. Разум не в силах справиться со столь громадным стрессом. Меня кидает из крайности в крайность, и нет даже шанса зацепиться за берег здравого смысла. Я уверен — именно так сходят с ума. И я был бы рад, ей-богу. Это стало бы лучшим для меня наказанием и одновременно спасением. Ведь как бы я ни пытался отгородиться от неутешительных мыслей, собственная вина оставалась неоспорима. Она рябила перед глазами, орала в уши, жужжала в голове осиным роем.

Я первый засомневался, выпил зелье, разорвал с таким трудом выстроенные отношения… А вдруг всё, что было нужно – это поговорить. Есть ли вероятность, что тогда события потекли бы по совсем другому руслу?

Я первый предал… И не просто предал – плюнул в лицо, оскорбил… унизил… Герой магического мира оказался насильником.

Потерял контроль? Не понимал, что делаю? Чушь! Ерунда! Я знал, что слишком нервно реагирую на любой раздражитель, но всё равно пошёл на отработку. Я начал ссору, слетел с катушек. Мерлин, я чуть не убил его... Я ведь даже думал об этом!

…Вдруг перед глазами, словно всё произошло только вчера, встаёт сцена, на которой ополоумевший подросток прижимает своим телом к полу взрослого темноволосого мужчину. А когда тот дёргается в попытке освободиться, растрёпанный парень хватает свою жертву за волосы у висков и с силой дёргает вниз, а потом снова… и снова, до той поры, пока из носа мужчины не брызгают рубиновые капли, а глаза не закатываются, оголяя воспалённые, все в красных прожилках белки.

Меня трясёт. Уже не важно, что сделал ОН. Важно лишь то, что сделал я. Я – чудовище… Чудовище, маскирующееся под человека.

Как я мог сделать ему больно?! После всех моих слов, признаний, после того, как он, наконец, мне поверил!

А в голове жирными жужжащими мухами мечутся безжалостные образы:

Запах пота, податливое, безвольное тело и обволакивающая член теплота, и наслаждение, и экстаз…

Лиловые пятна набухающих синяков, бордовые с белым дорожки на бёдрах, влажные от крови, слипшиеся прядями волосы и надтреснутое: “Вон!”.

Сжаться в комок, зажмуриться, зарыться под одеяло с головой, уткнуться зубами в собственную коленку и закричать беззвучно и… оглушающе — так, чтобы захлебнуться пониманием своей ничтожности, своего уродства. Сжать зубы плотнее и кричать, кричать целую вечность, зная, что боль в груди не утихнет, кошмар не станет сном, и я не проснусь, никогда не проснусь от этой жизни, которую сам уничтожил.

Задыхаюсь, кашляю, давясь собственной кровью, и слёзы стекают по щекам, по губам, по подбородку...

Только сейчас ко мне пришло осознание. Только сейчас я вспомнил всё так явственно, так отвратительно подробно. И моя мерзкая душонка забилась в угол, дрожа от страха перед своими поступками.

Какие у меня были причины? Подозрения? Сомнения?

Я жалок…

С трудом разлепляя веки, словно в трансе выбираюсь из-под одеяла. Натягиваю мантию, не замечая стекающих по лодыжке струек крови, и выхожу из палаты.

Бреду по коридорам, не обращая внимания ни на кого. Тыкают ли пальцем или просто проходят мимо – не имеет значения, и никогда больше не будет иметь. Поднимаюсь наверх, шаг за шагом приближая себя к выходу, к пробуждению… к трусливому побегу.

Астрономическая башня, всё так знакомо. Здесь я впервые увидел тебя другого. Одинокого, заблудившегося – полтора года назад. Обозлённого и такого же одинокого – вчера. Не верю… не верю, что ты предатель. А вот я – да.

Упираюсь руками в парапет, наклоняюсь. Страшно. Я трус. Но мне не сбежать от себя. И всё, что я хочу, — это проснуться от жизни.

Сейчас же.

Проснуться!

Ты найдёшь крупицы так необходимой тебе правды,

Лишь тогда, когда весь будешь заляпан ложью, как грязью...

…Упираюсь руками на парапет, наклоняюсь…

Я трус, знаю это… и мне не сбежать от себя. Всё что я хочу — проснуться от жизни…

Ещё чуть-чуть, и я полечу, ещё немного… и всё закончится…

Смотрю вниз. Я уже готов, и страха внутри больше нет…

И в это мгновение моя голова взрывается болью.

...Оседаю, обхватываю лоб ладонями. Стон против воли прорывается сквозь сомкнутые зубы. Шрам пульсирует, а я безуспешно пытаюсь возвести в сознании стену, так необходимую мне стену, но она рушится снова и снова под яростными ударами моего врага.

Заваливаюсь на бок, под щекой — покрытый снегом камень. Ногтями впиваюсь в кожу у висков. Все мои недавние переживания отступают перед внезапной опасностью. Опасностью, с которой я не в силах справиться. Жёлтая стена слишком меня расслабила, я потерял навык, забыл всё то, что в меня так долго вдалбливали, и теперь, — вот он я, обнажён, раскрыт, как книга.

“Наш маленький мальчик ни на что не способен без своего учителя, не так ли?” — звучит в голове насмешливый голос Волдеморта. Он копается в моих воспоминаниях, словно в старом хламе. Брезгливо отбрасывает в сторону ненужное, с интересом разглядывает диковинное.

Мир кружится перед глазами, небо темнеет, и я проваливаюсь в прошлое...

...Ночь, я скован невидимыми цепями. Ветер кидает в лицо снег, очки чуть съехали набок. Внутри — ненависть, направленная на черноволосого мужчину, стоящего в трёх шагах от меня. Палочка в его руках указывает на седого старика, жмущегося к парапету… и в следующее мгновение…

“Вот только Дамблдор, ах, как жаль, бросил тебя одного”, — насмешливо замечает Волдеморт, вызывая новую вспышку колкой боли, а перед глазами тем временем появляется новая сцена:

...Утопая, я лежу в снегу. Онемевшие от холода руки не слушаются, глаза слезятся, в ушах шумит кровь, но это не мешает мне видеть застывшего надо мной Снейпа, слышать хриплое, безразличное, разрывающее душу:

“Секту...”

Кричу от вновь переживаемой боли. Это похоже на Круциатус, наложенный прямо на обнажённое сердце.

“Я вижу, мой преданный слуга потрудился на славу”, — самодовольно усмехается маг. Волдеморту нравится ненависть, которой пропитаны мои недавние воспоминания. Он упивается ею, наслаждается осознанием своего могущества. Ведь даже знаменитый Мальчик-который-выжил — Гарри Поттер, так жалок перед ним.

Злость вспыхивает, словно пламя, в одно мгновение очищая ум от паники, от иллюзорной боли, от лишних чувств. Давно забытые навыки всплывают в памяти. Перед внутренним взором вырастает зеркальная стена с чёрными вкраплениями…

“…сильные руки подхватывают меня подмышки… укладывают на диван…

— Сосредоточься, Поттер! Я помогу тебе, — тёплая ладонь ложится на лоб, накрывая опухший шрам. — Оклюлегилименс!

Боль отступает, и в сознании, наконец, вырастает зеркальная крепость. Только теперь в ней можно различить вкрапления чёрного, матового камня…”*

Волдеморт злится, шипит, словно тысяча змей, снова и снова налетая на неприступные стены, снова и снова разбиваясь на тысячи бесцветных осколков. Он теряет силы, ещё чуть-чуть — и ему придётся уйти, сбежать в свою нору, затаиться, зализывая раны.

“Пусть сейчас я уйду, но я вернусь, и тогда ничто тебе не поможет”, — сипит он перед тем, как окончательно покинуть моё сознание…

* * *

Шрам воспалён, на подбородке — тёмно-красные смазанные пятна крови. Щека онемела от холода, и мне с трудом удаётся сесть. Перевожу дыхание, подтягиваю колени, утыкаясь в них мокрым от испарины лбом. В сознании — зеркальная преграда, которую не сумеет преодолеть никто в целом мире, ведь в ней не только посеребрённое стекло, но и что-то намного более прочное. Что-то, что не сумеет пробить даже такой псих как Волдеморт…

Вдруг кто-то касается моего плеча, и я вздрагиваю от неожиданности, дёргаюсь в сторону. Но сил не хватает, и я снова валюсь на бок.

— Гарри, о, Мерлин, что случилось? — это Сириус, он садится возле меня на корточки, обеспокоено оглядывает.

Я прячу лицо в ладонях, не желая показывать кровавые разводы. Но крёстный и так видит всё, что нужно, и в следующую секунду подаётся вперёд, упирается коленями в пол и обнимает меня за плечи, прижимая к себе, словно ребёнка. А мне, словно я и вправду всего лишь маленький мальчик, не удаётся сдержать слёз, хлынувших из глаз.

Дамбы пали, я выжат и больше ни на что не способен. Окоченевшими руками обхватываю крёстного в ответ, прижимаюсь носом к его плечу и реву, как последний раз в жизни… а может, и вправду последний…

Вся боль, всё напряжение последних часов, дней, недель, — плавится, превращаясь в воду, и вытекает из моих глаз.

Щёки щипет от соли, губы намокают от стекающих к ним слёз, а я никак не могу успокоиться, пока не выплакиваю всё, что скопилось во мне. Пока всё внутри не заполняется звенящей пустотой…

Когда я, наконец, перестаю хлюпать носом и затихаю, Сириус подхватывает меня под колени и встаёт. Я не сопротивляюсь, — понимаю, что всё равно не смог бы уйти отсюда сам. Слышу, как анимаг шепчет заклинания, скрывая меня от чужих глаз.

— Только не в больничное крыло, — шепчу я, не узнавая собственного голоса. Хриплый, надтреснутый… Это голос очень старого человека, которому осталось недолго топтать землю. Может, не такая уж и неправда — эта присказка про горе…

— Не беспокойся. Тебе сейчас совсем не это нужно, — шёпотом отвечает мне Сириус, и я благодарен ему за понимание.

— Ужин уже прошёл? — спрашиваю я, лишь бы сохранить так необходимую мне иллюзию теплоты и... семьи.

— Да, только что закончился. Макгонагл назначена временным директором…

— А про… про Дамблдора объявили?

— Да… Но тебя никто не упоминал. Так что повышенного внимания не бойся.

— И какая реакция последовала за… новостями?

— Разная: шок, паника…

— Удовлетворение?

— У некоторых слизеринцев — да… Наверное, и так можно сказать. Всё, мы дошли, — добавляет Сириус, входя в Выручай-комнату и опуская меня на разместившийся возле входа диван.

— Не уходи, — с ноткой паники шепчу я, непроизвольно обхватывая себя руками.

Сириус накрывает меня трансфигурированным из шарфа пледом и садится рядом, показывая тем самым, что он рядом и не бросит меня.

Моя голова покоится на груди крёстного так, что я могу слышать стук его сердца. Это успокаивает, позволяет отвлечься.

Тук-тук, тук-тук, тук-тук… — музыка жизни. Кто бы мог подумать, что Сириус вернётся ко мне? Эта авантюра с проникновением за завесу была по-настоящему рискованной, но всё же… всё же Снейп ввязался в неё… а Дамблдор позволил… Хотя это грозило большими неприятностями… Но тогда зачем? Зная директора — делать что-то по доброте душевной вовсе не в его стиле… И почему эти мысли приходят ко мне только сейчас?

Нехотя поднимаю голову, чуть отодвигаюсь, усаживаясь напротив крёстного так, чтобы видеть его. К Сириусу уже вернулся его настоящий облик: чёрные волосы, серые, обеспокоено глядящие глаза.

— Сириус… расскажи мне всё, — тихо прошу я, не разрывая зрительного контакта. Я ожидаю непонимания, возможно, возмущения, но точно не тяжёлого вздоха и грустной улыбки.

— Ты так вырос, Гарри… К чему Альбус строил эти шаткие башни из нагромождения тайн и недомолвок?... Но теперь… теперь нет смысла что-то скрывать, и, — Сирус делает паузу, после чего продолжает, чуть понизив голос, — Гарри... Я бы очень хотел, чтобы и ты доверился мне. Я знаю, как тяжело без поддержки, и я хочу стать тем, кто тебе эту поддержку обеспечит.

— Ты не сможешь меня понять, — шепчу я на пределе слышимости, — это не то, что можно понять…

— А ты попробуй! Как ты можешь говорить такое, если ни разу не пробовал! Я не чужой тебе человек, ты можешь на меня положиться. Я хоть раз предавал тебя, лгал? Тебе станет легче, поверь! И мне… мне тоже станет легче, когда я пойму, что с тобой, понимаешь?

Я киваю. Меня не так уж сложно уговорить. Я хочу… Нет! Мне необходимо с кем-то поделиться! А Сириусу я верю… Наверное, он единственный, кому я пока ещё верю.

— Хорошо… но сначала ты, — твёрдо говорю я, беря себя, наконец, в руки, — расскажи мне то, что я не знаю.

Сириус вздыхает, откидывается на спинку дивана, закладывая руки за голову:

— Ну… на самом деле всё не так уж и сложно. Это касается защиты, которую оставила тебе Лили. Так вот, буквально через пару недель после моего возвращения из арки, Дамблдор провёл обряд усиления этой защиты, который был невозможен без мага-родственника.

— Но… ты же не родственник по крови…

— Магия, связывающая ребёнка с крёстным не менее сильна, чем связь крови.

— И что это значит? — не понимаю я. — Защита стала сильнее?

— Да. Стала сильнее и продлилась ещё на два года, это даёт нам некоторое преимущество перед Волдемортом. Если, конечно, данный факт — всё ещё секрет для него... Кроме того, пока я рядом, защита накапливает энергию и в решающий момент сможет отразить довольно мощные заклятия. Не знаю на счёт непростительных, но всё остальное...

— То есть… именно поэтому Дамблдор предоставил тебе должность в школе? Чтобы каждый день усиливать мою защиту?

— Подозреваю, что так.

— А кто ещё знал об этом?

— Я, директор и Снейп, — он тоже участвовал в ритуале.

— Снейп… — шепчу я, еле двигая губами. — А какие именно заклинания отводит защита?

— Я не уверен… но директор говорил, что она укроет тебя от любого смертельно опасного заклятия.

— Дамблдор сообщил это только тебе? Кто ещё знал? — взволнованно спрашиваю я.

Крёстный пожимает плечами:

— Я же говорю, в курсе были только трое.

— То есть для Снейпа тоже не секрет, что опасные заклинания не причинят мне вреда?

Сириус отвечает не сразу. Сначала он внимательно смотрит мне в глаза и лишь потом начинает говорить, и я невольно вздрагиваю от его слов:

— Твоё состояние всё-таки связано со Снейпом, я прав?

Замыкаюсь, опускаю голову, пряча взгляд.

— Гарри! Расскажи мне! Я не слова не выскажу против, я пойму! Пойму, веришь?

— Я… я… — и опять в горле ком. — Я расскажу...

И я рассказываю… Я честно пытаюсь быть откровенным, но в итоге пропускаю целые куски событий. Говорю лишь, что влюбился, но долго не верил чувствам и захотел их проверить зельем… А после, не понимая, что делаю, поссорился со Снейпом. А теперь не знаю… не знаю, что делать, когда чувства вернулись…

Сириус попытался было вытянуть из меня подробности, но я замкнулся. Нет, ничего больше не скажу, и так слишком много.

Но, даже несмотря на мою не самую большую откровенность, мне полегчало... на душе установилось временное затишье.

Сириус молчит, боясь спугнуть меня. Я сам не знаю, что делал бы на его месте.

— А как же Джинни? — глухо спрашивает анимаг, отводя взгляд. Я лишь пожимаю плечами. Так уж получилось, что она — последнее, о чём я беспокоюсь. Между тем, я обдумываю новые сведения. Что-то не даёт мне покоя, что-то тревожит... Ах да, кольцо. Чёртово кольцо с белым камнем. Возможно, Сириус сможет пролить свет на то, что тогда произошло.

По мере того, как я рассказываю о моей последней встрече с директором, — я всё больше убеждаюсь: крёстный что-то знает — он бледнеет буквально на глазах.

— Гарри, а в той комнате было что-то ещё? — взволнованно шепчет он.

— Сундуки, шкафы... Много разного.

И тогда Сириус рассказывает мне о том, что Волдеморт разделил свою душу на части, запечатав их в разных предметах, создав хоркусы, и что Дамблдор последний год занимался тем, что их собирал. Но, к сожалению, ему не удалось найти способ, котором можно было хоркусы уничтожить. Однако, если всё случилось так, как говорит Сириус, то получается, что усиленная защита достаточна крепка для того, чтобы распознать запечатанную душу убийцы его матери в предметах и уничтожить их. Дамблдор хранил свои находки где-то в замке, ну а теперь, можно сказать точно, — в потайной комнате своего кабинета.

— Почему я не знал обо всём этом раньше? — закричал я, впервые за последние два часа разговора повысив голос. — Это касается в первую очередь меня! Почему он скрывал?!

— Гарри, у него были причины...

— Какие такие причины? Как он мог... Я ничегошеньки не знал! И даже когда он давал мне это кольцо, лишь обмолвился, что это эксперимент! А потом и вовсе выпроводил из кабинета, будто я какая-то собачонка! Кукла!

— Успокойся! — гаркнул Сириус, встряхивая меня за плечи. — Как ты можешь такое говорить! Он же умер!

— И что? Если умер, то его поступки нужно воспринимать как дар небес? И слава Богу, что он умер!

Сириус застывает, ужаснувшись моих слов, открывая и закрывая рот, словно рыба, выброшенная на берег. Он ждёт, наверное, что я возьму свои слова назад, но я не оправдаю его надежды.

Встаю, отряхивая с мантии несуществующую пыль, разворачиваюсь и иду к выходу.

Сегодня я чуть не сделал очередную глупость, поддавшись детскому порыву, на миг забыл, зачем я здесь, для чего меня растили, вскармливая ложью, словно материнским молоком. Я — воплощение надежды, герой, чёрт подери! Что станет со всеми, если я умру, даже не попытавшись уничтожить того, кто отравляет жизни тысячи людей. Того, из-за кого ОН рискует каждый день... каждый час.

Я не могу объяснить, я просто знаю — Снейп на нашей стороне... на моей стороне, несмотря ни на что. И я не могу предать его... предать его снова...

___________________________________________

* — отрывок из главы16 первой части фика

Красные губы,

Кровь запеклась,

Лишь отражение,

Но ты чувствуешь страх.

Бежишь от него,

Глаза закрываешь,

Но правду не скрыть,

И ты это знаешь.

Мэри Эго

За окнами давным-давно властвует царица-ночь. Зажав поводья в своих полупрозрачных туманных руках, она умело правит угрюмыми чёрными скакунами.

Луна, почти полная, безразлично смотрит на происходящее внизу: на вечную скачку дня и ночи, на весёлые игры ветров и на ничтожные проблемы маленьких созданий, заполонивших Землю, и теперь, видимо, от нечего делать выясняющих отношения друг с другом. Ну и ладно, пусть резвятся, какое Луне до этого дело?

Я вот уже который час ворочаюсь на кровати, не в силах найти удобное положение. Голова ноет, шея затекла, а мышцы напряжены так, словно в любой момент готовы выложиться по полной, будто не желают понять, что время битвы ещё не наступило.

Сегодня, когда после разговора с крёстным я пришёл в Гриффиндорскую башню, Рон с Гермионой не растащили меня по кусочкам только потому, что Сириус как-то умудрился проинформировать их о моём местонахождении. Если бы он не сделал этого, то даже не знаю, что бы друзья со мной сотворили.

И... я, наверное, могу гордиться собой, ведь у меня получилось продержаться целый час... Целый бесконечный час, наполненный сожалениями, участием, “поддержкой” и проведением параллелей между смертью директора и исчезновением Снейпа с Малфоем... Мерлин, я правда не знаю, как сумел не совершить смертоубийства... Вы знаете, ведь даже молчание в такой ситуации дорогого стоит – а я только это и мог – молчать. На большее просто не хватало сил. Но моим друзьям и этого оказалось достаточно.

Им, вероятно, кажется, будто они понимают меня, знают, что творится у их звёздного друга в душе. Им не нужны подтверждения, они ведь и так видят, как Поттер расстроен, как тяжело Поттер переживает горе, не стоит терзать его лишний раз, но надо, обязательно надо вселить в него надежду, знание, что преступник будет пойман. Непременно пойман! Ох... Бедный, бедный Поттер...

Но, наконец, прозвучал сигнал отбоя, и я, сказавшись усталым, отказался от любых дальнейших разговоров с кем-либо, хотя Джинни и порывалась утешить меня в своём стиле. Нет, нет, нет и ещё раз нет! Как сказал Сириус: “Мне сейчас не это надо”.

А что? Что тогда надо? Я ещё и сам не понял. Только теперь всё то, что делало меня ещё утром таким слабым, отчаявшимся – закаменело, превращаясь в гранитный стержень, сращивая надорванные нервы, оборачивая их в нержавеющую сталь.

Я стал причиной многих бед, я причинил столько боли тому, кто заслужил её меньше всего. Тому, кому клялся в любви, умоляя поверить мне. Я же и должен всё исправить. Не время убиваться и биться головой об стену, время повзрослеть и взять ответственность, прекратить жалеть себя и заняться делом.

Завтра же необходимо разобраться с хоркусами. Они, вероятно, хранятся в кабинете Дамблдора... “Бывшем кабинете Дамблдора”, – поправил я себя, и эта мысль не вызвала во мне ни единой эмоции, так, будто погибший директор был мне никем. Будто... я и не знал его вовсе... Возможно, так оно и было... Не знаю... наверное, это бесчеловечно, эгоистично, в конце концов, всё сваливать на одного человека. Но, вспоминая прошлую ситуацию, я склонен полагать, что Дамблдора мне есть в чём винить. На этот раз он не сумеет скрыть от меня правду... Кроме того, с некоторых пор у меня есть кое-какие подозрения, касающиеся жёлтой стены в моём сознании...

И, наверное, стоит проверить их прямо сейчас.

Закрываю глаза, делаю десять глубоких вдохов и выдохов, освобождая ум от лишних мыслей, погружаясь внутрь себя. Мою голову оплетают искристые потоки психической и жизненной энергии, формируя перед мысленным взором понятные моему сознанию образы:

Ровная, бескрайняя равнина, мутное небо цвета аквамарина и невероятно высокая, зубчатая зеркальная стена с чёрными вкраплениями. Она, словно неприступный бастион, окружает меня по широкой дуге и тянется вдаль, не мешая току моей внутренней энергии. А чуть в стороне виднеется фундамент узкой круглой башни, в которую я был заточён всё это время.

Подхожу к остаткам строения, защищавшего мой разум последние несколько месяцев. Теперь, вблизи, я вижу, какими толстыми были стены. Неудивительно, что до меня не доходили даже отзвуки попыток Волдеморта проникнуть в мою голову. Нагибаюсь, беря в руки осколок золотого камня, и... вздрагиваю. Со стороны скола на меня глядит моё собственное отражение... Только вот...

Тёмно-красные губы уродливо кривятся в хмурой усмешке, расширенные, болотного цвета глаза навыкате вращаются по кругу, независимо друг от друга, будто стекляшки, будто...

Мне становится жутко. На миг мне в голову приходит мысль, что я и впрямь так выгляжу.

С долей паники кидаюсь к стене, спасшей меня сегодня днём. Серебряная, гладкая, она отражает меня таким, какой я и есть – уставший, взъерошенный... настоящий.

Что это значит? И значит ли что-нибудь?..

Перевожу взгляд на небольшие плоские матовые камни, вкраплённые в ровную поверхность моей защиты. Я помню... Они появились в прошлом году, когда Северус помог мне справиться с вторжением, и они, в отличие от остальной поверхности преграды, не отражают совсем ничего. Они, скорее, наоборот – поглощают, затягивают... “Как и его глаза”, – думаю я и тянусь вперёд рукой, чтобы коснуться их.

Но я забыл, где нахожусь. Пальцы проходят насквозь, концентрация теряется, и, спустя мгновение, я вновь ощущаю себя лежащим на белых Хогвартских простынях в Гриффиндорской спальне...

Без тени страха наблюдаю, как растворяется потревоженная защита. Я знаю, что могу вызвать её в любой момент. И буквально через секунду мне приходится сделать это...

Ведь я снова чувствую... их — чужие чувства...

Одиночество — бескрайнее... невозможное. Такого одиночества просто не существует, потому что... Потому что никто не смог бы выжить с такой дырой внутри. Но всё же это невозможное чувство наваливается на меня всей своей тяжестью, тащит за собой на самое дно бушующего солёного моря, наполненного слезами тысяч забытых душ, и, чтобы не захлебнуться, чтобы выжить, мне приходится снова вызывать в сознании стену... И только тогда получается выдернуть свой разум из холодных объятий жадного до новых утопленников моря.

Не знаю, что случилось бы, не вырвись я раньше, чем эти чуждые мне чувства поглотили меня...

Это становится опасно... Нельзя оставлять всё, как есть. Но я понимаю, что разбираться со странным явлением придётся завтра.

Да, завтра... А сейчас нужно заснуть и дать, наконец, моему разуму такой необходимый отдых...

Поворочавшись ещё немного, я, наконец, отправлюсь в царство ночных теней.

В эту ночь сновидения не беспокоят меня...

* * *

Уроки...

Не поверите, но я совсем забыл про них... Забыл, что я всё ещё в школе и всё ещё должен учиться...

Фарс. Это просто фарс, другого слова не подобрать. Кому это нужно в разгар войны? Зачем образование потенциальным трупам?

Но правила общие для всех, и мне пришлось сидеть сначала на трансфигурации, потом на зельях, а после и на истории магии.

Всё происходящее служило лишь фоном для моих мыслей, ничего не значащей действительностью. Учителя меня особо не дёргали, не знаю, что сказала им Макгонагалл, но это действовало. Однако не от всего можно отвлечься, и иногда реальность буквально хватает тебя за плечи, как ни выкручивайся.

— Гарри, я тебя повсюду ищу, — задыхаясь, говорит Джинни. Она только что нагнала меня в коридоре и теперь стоит, уперев руки в колени, пытаясь восстановить дыхание. — Мне нужно с тобой поговорить.

— Да? — поднимаю я брови, изображая предельное внимание, но если честно, мне совсем неинтересно, что хочет поведать стоящая передо мной девушка. Лучше бы подсказала, где можно отыскать крёстного, а то он будто сквозь землю провалился...

— Давай... давай отойдём. Не при всех, — шепчет девушка, стреляя глазами по сторонам. Затем берёт меня за руку и тянет в сторону пустого коридора.

— Ну, так о чём ты хотела поговорить? — спрашиваю я, когда мы, наконец, оказываемся вне досягаемости чужих ушей.

— Гарри... Скажи... Что ты ко мне чувствуешь?

Я застываю. Такого вопроса я не ожидал, это точно.

— Что ты имеешь в виду? – мямлю я, подыскивая ответ. Всё моё существо кричит: “Используй свой шанс! Объяснись!” Но, как это и бывает в такие моменты, слова застревают в горле, а наружу неопрятным комом вываливаются бессмысленные, ничего не значащие фразы.

Джинни закусывает губу, сжимает кулаки покрепче, и мне кажется, я почти ощущаю исходящее от неё волнение:

— Я нравлюсь тебе?

— Д-да...

— Как кто? Кто?!

— Эээ... Ты о чём?

— Чёрт подери! Гарри! – чуть ли не кричит девушка и вдруг подаётся вперёд, прижимая меня к холодной стене коридора, обжигая мой подбородок дыханием, свистяще шепчет:

— Как девушка? Как девушка я тебе нравлюсь?

— Ч-что? – снова глупо переспрашиваю я, не в силах оторвать взгляд от пухлых, покрытых блеском губок, даже через мантию слишком отчётливо ощущая как вздымается упругая девичья грудь, прижатая к моей груди. Паника нарастает ужасающими темпами. Как же неловко, как до безумия неуместно происходящее. Не желаю с этим сейчас разбираться, не хочу обижать Джинни, не настроен выяснять отношения с Роном. Я надеялся, что после того, что произошло всего день назад, Джинни подождёт какое-то время, и этого времени мне хватит, чтобы…

— Скажи, что ты чувствуешь ко мне? Ты любишь меня? – тем временем допытывается девушка, но получает в ответ лишь молчание и отступает на шаг, а потом ещё на один, опускает голову, так, что рыжие прядки падают ей на лицо, и безжизненно шепчет:

— Это значит – нет, не так ли?

— Джинни... Я... Извини меня, я...

— Ты, наверно, думаешь, что я дура? Бегаю за тобой, ничего не замечаю. Нет... Ты всё-таки в этом прав: я — дура. Ведь я с самого начала видела, что тебе на меня наплевать. Но я думала, у меня получится изменить...

— Джинни... — беспомощно шепчу я, подходя к ней, но тут девушка зло толкает меня двумя руками, так, что мне приходится отступить на два шага, чтобы сохранить равновесие.

— Молчи! Я не желаю слушать твою ложь! Хватит, Гарри! Будь уже, наконец, мужчиной! Скажи мне прямо: "Ты не нужна мне, и никогда не была нужна, Джинни". Ну же! Скажи!

Гриффиндорка тяжело дышит. Её щёки раскраснелись, и в глазах стоят слёзы. Она сдерживается, из последних сил сдерживается, чтобы не заплакать.

— Извини... Извини меня, — глухо произношу я. — Ты не дура. Это просто я... Я...

— Конечно, ты! Ты — кретин! Я тебя ненавижу, — шепчет Джинни сквозь зубы и, резко разворачиваясь, идёт прочь твёрдым, гулким шагом. А я остаюсь стоять в коридоре один, чувствуя, как предательское облегчение затапливает мне душу, и смутно понимая, что на следующий урок я уже опоздал.

А боль внутри меня росла,

И взрыв я ожидал смиренно,

Но вместо этого пришла,

Столь долгожданная надежда.

Мэри Эго

Сириуса я обнаруживаю в кабинете защиты от тёмных искусств. Он роется в учительском столе, зло откидывая в сторону лишнее, и по состоянию кабинета видно, что крёстный здесь находится уже не так уж и мало времени: столы перевёрнуты, пол местами разворочен, а бумаги вперемешку с осколками пузырьков неравномерным ковром устилают пол.

Вдруг Сириус застывает, чуть морщит нос и резко оборачивается на меня. Сейчас он под оборотным зельем, но чужая оболочка не мешает мне разглядеть за ней свойственные только Бродяге жесты. Вот он виновато улыбается, опуская руку с зажатым в ней листом, серые глаза чуть щурятся, и сиплый голос так знакомо произносит:

— Гарри...

Но я не намерен давать поблажек. Сложив руки на груди, я сухо спрашиваю:

— Что ты здесь ищешь?

— Гарри... — вновь начинает Бродяга и вновь замолкает, растерянно оглядывая наведённый им бардак.

— В его комнатах ты тоже уже всё перерыл?

— Нет, там заклятия… Так легко не проникнешь...

— Зачем вообще это понадобилось? Это значит — так ты мне веришь? – повышаю я голос, подаваясь вперёд. Впрочем, Сириус тоже не остаётся в долгу. На скулах отчётливо проявляются желваки, а чуть припухлые веснушчатые щёки покрываются алыми пятнами. Стискивая кулаки, он зло рычит, почти пародируя рассерженную собаку:

— Если я верю тебе, это не значит, что я верю ему! Здесь должно быть какое-то объяснение! Не может не быть!

— Да нет никакого объяснения! Ты ничегошеньки не найдёшь, даже если перевернёшь весь мир!

— Ты не можешь знать! Под чарами человек не отвечает за себя!

— Зря я тебе рассказал... — шиплю я сквозь зубы, едва сдерживая бушующее в груди негодование.

— Гарри, ну подумай. Подумай сам! Как ты мог влюбиться в него?

— Ты ничего не знаешь! Ты ЕГО не знаешь!

— Я отказываюсь в это верить! Такое просто невозможно!

— Возможно!

— Нет!

— Да! Да! Да! Я люблю его, чёрт подери! И не смей лезть в это. Ты только всё испортишь! Всё окончательно испортишь! Ты же... Ты же меня, прежде всего, разрушаешь своим неверием! Меня!

Воздуха не хватает, голос почти срывается на позорный тонкий визг. Ногти до боли впиваются в ладонь, а магия наэлектрилизовала воздух так, что если послать получившийся ток по проводам, то можно обеспечить светом полквартала Центрального района Лондона на пару часов.

Сириус стоит напротив — злой, как тысяча чертей. Сейчас он впервые за долгое время наконец-то походит на себя, вот только я этому почему-то совсем не рад. Мерлин, ну кто тянул меня за язык, зачем мне понадобилось всё ему рассказывать? С самого начала же было ясно, что это провальная идея!

— Гарри, — снова зовёт меня Сириус, в его голосе больше беспокойства, чем злости. — Ты пойми меня правильно, я же не утверждаю, что ты врёшь. Может... Может быть, это всё и правда, но мне тяжело в такое поверить...

— Принять... Тебе тяжело принять это. Будь честным.

— И это тоже, — обречённо кивает головой крёстный. Затем оглядывается, находя взглядом деревянный стул, стоящий в полуметре от него. Призывает его палочкой и устало опускается на сиденье. Я слежу за всем этим, не расслабляясь ни на секунду, готовый в любой момент продолжить словесную баталию.

— Знаешь, Гарри, я был бы плохим крёстным, если бы не попытался что-то сделать. Как-то проверить... Ведь согласись, тяжело... поверить в подобное...

— Но тебе придётся, — твёрдо говорю я, — рано или поздно, придётся поверить. У тебя просто нет выхода.

Сириус глубоко вздыхает, теряя последний настрой ругаться со мной. Он прячет палочку в рукав, закрывает лицо руками, а потом вдруг начинает яростно тереть переносицу ребром ладони, невнятно шепча:

— Ладно... Я... Я...

— Сириус, давай не будем сейчас обо всём этом спорить, — устало выдыхаю я. — Мы всё равно ни к чему не придём... Я искал тебя по другому вопросу. Более важному, нежели... Нежели то, что мы обсуждаем...

Анимаг поднимает на меня взгляд. Он не понимает, что я имею ввиду. Что может быть важнее?

— Нам нужно навестить кабинет директора, — объясняю я. — Мне не справиться одному...

— О... Ты хочешь разобраться с этим сегодня? Может, стоит поставить Макгонаглл в известность?

— Профессор сейчас ведёт занятия у младших курсов, так что, думаю, время самое подходящее. И, нет, я не думаю, что стоит ставить кого-то в известность. Это ни к чему... Так ты... Поможешь мне?

— Можешь положиться на меня, Гарри, — серьёзно кивает Сириус, решив, наконец, последовать моему совету и отложить свои переживания, касающиеся Снейпа, на более позднее время...

* * *

В бывший кабинет Дамблдора мы проникли без каких-либо проблем. Оказывается, директор дал Сириусу универсальный пароль, чтобы тот всегда мог попасть к нему в любое время дня и ночи. Открыть потайную комнату тоже не составило труда. Я помнил, как директор перебирал корешки книг на полке, а с помощью анимагической формы крёстного нам не слишком-то сложно было найти, какие именно тома задействовал старый интриган. А вот дальше начались проблемы...

Комнатка, как и в прошлый раз, была маленькая, тёмная и... абсолютно пустая.

— Эээ... И что дальше? — спрашивает Сириус, обойдя помещение по периметру в третий раз и не найдя ничего, что стоило бы внимания.

— Директор произносил какое-то заклинание... Но я совсем не помню, какое именно... — растерянно отвечаю я. Чёрт! Ну почему я не подумал об этом раньше!

— Нуу... Может, тогда стоит поискать в кабинете. Может, там есть какая-нибудь зацепка... — вполне здраво предлагает Сириус, и мы с ним возвращаемся в кабинет.

У нас есть всего час до того, как у младшекурсников закончатся занятия. Конечно, возможно, Макгонаглл и не пойдёт сюда сразу, но всё-таки не хочется рисковать. Объяснять происходящее ещё и ей... Нет, такого я не выдержу.

Я решил начать осмотр со шкафов. Мой взгляд заскользил по названиям книг. "Тысяча и один способ сварить чай из листьев крапивы", "Птица Феникс — миф или легенда", "Отпугивание насекомых на природе и дома" — боже, что за чушь!

— Замри, — прошептал Сириус, вдруг оказавшийся за спиной. Я послушно последовал приказу, а крёстный в это время взмахнул палочкой и произнёс какое-то незнакомое заклинание, после чего буквы на корешках задрожали, поплыли, чтобы через секунду вновь сложиться, но только совсем в другие слова. "Направленные потоки магии во временных пузырях", "Забытые заклинания кентавров", "Магические связи и нити. Защита сознания".

— Спасибо, — поблагодарил я крёстного, который, довольно хмыкнув, вернулся к изучению содержимого столов, а я протянул руку к одной из книг — к той, что про магическую связь.

Может быть, в ней найдутся ответы на некоторые из моих вопросов? Например, про стены? Или про эти странные эмоции... Стоит посмотреть её на досуге.

Недолго думая, я уменьшил том до размеров блокнота и сунул в карман мантии, после чего сдвинул книги на полке так, чтобы пропажа не была заметна невооружённым взглядом. Оглянувшись и удостоверившись, что Сириус, слишком погружённый в молчаливые поиски, не заметил моей махинации, я вернулся к исследованию директорской библиотеки.

Час прошёл довольно быстро, но и этого времени хватило, чтобы понять, что никакой информации про то, как разблокировать странную комнату, здесь мы не найдём.

— Гарри, я сегодня загляну в запретную секцию — поищу там. Если что — попробуем ещё раз, завтра.

— Не думаю, что ты отыщешь там что-нибудь стоящее, — сокрушённо ответил я, разглядывая неподвижный портрет Дамблдора. — А через сколько после смерти оживают портреты?

— Не уверен, но, вроде, через сорок дней.

— Долго... — подавленно прошептал я, переводя взгляд на портреты других директоров. — Может быть, кто-нибудь из вас может помочь? — обратился я к ним с надеждой в голосе. Нарисованные люди зашептались, а потом один из них, тряхнув коротенькой серой бородкой, сказал:

— Мы не уверены, что можем выдать эту информацию. Она конфиденциальна и предназначается только для директора. Но ввиду столь необычных обстоятельств, возможно, после более подробного изучения вашего запроса, мистер Поттер, мы примем положительное решение.

— Что?! Вы знали, но молчали! — воскликнул я, не в силах сдержать негодование. — Вы должны немедленно нам помочь! Вы что, не понимаете, как это важно?!

— Только после подробного изучения, — сердито повторил пожилой мужчина, сделав акцент на последних словах, после чего скрылся с портрета.

* * *

— Вот чёрт! И как это называется?! — возмущался я про себя, нарезая круги по Гриффиндорской гостиной. Сириусу я уже высказал своё мнение об этой идиотской ситуации, когда мы с ним спешно покидали директорский кабинет. Ну, хорошо хоть придурошные нарисованные дедки обещали озвучить свой ответ уже завтра, а то с них сталось бы затянуть совещание на неделю. Не дай бог результатом их переговоров станет отказ. Я их там же на клочки порву! Гррр... Как же бесит!

Сейчас ещё с урока вернутся Гермиона с Роном, и им что-то придётся объяснять про то, где я был. Да ещё эта встреча с Джинни. С одной стороны хорошо, что всё разъяснилось, а вот с другой...

— Гарри! Почему тебя не было на уроке? Что опять случилось?

"Ага, вот и друзья, легки на помине..." — меланхолично думаю я, поворачиваясь к спешащей ко мне Гермионе:

— Да что-то голова разболелась...

— Ты был у Помфри?

— Нет, я ...

— Это снова из-за... из-за него, из-за Того-кого-нельзя-называть? — шепчет девушка, с беспокойством оглядывая меня. Рону, кажется, и вовсе неинтересно, что со мной в очередной раз стряслось. Плюхнувшись на диван, он достаёт из-за пазухи свежий журнал про квидич и с чуть заметной улыбкой начинает читать какую-то статью.

— Рон! Не будь таким безразличным! — сердится Гермиона, встряхивая кудряшками. — Тебе что, наплевать?

Рыжий парень недовольно отрывается от чтения:

— Мне не наплевать, просто бесит. Гарри то, Гарри это. Что случилось, Гарри? Тебе плохо, Гарри? Тебя поцеловать в попу, Гарри? Надоело.

Кажется, Гермиона сейчас подметёт подбородком пол в гостиной... В принципе, я Рона понимаю... А вот Гермиона явно нет.

— Что ты такое говоришь! Гарри наш друг, ты не смеешь...

— Я пойду полежу, — пищу я и, под яростные возгласы девушки, даже не дождавшись подтверждения того, что меня кто-то услышал, ретируюсь в спальню.

Там пока что пусто, время сна ещё не пришло, и я вздыхаю полной грудью.

Стягиваю мантию и прямо в штанах забираюсь под одеяло. Зажигаю люмос и увеличиваю взятую из директорского кабинета книгу.

Так-так, посмотрим, что у нас здесь...

Открываю, скольжу пальцем по оглавлению. В книге очень удобный поиск — по симптомам, и довольно скоро я нахожу нужные мне страницы.

"Магическая связь — единение душ", — так гласит заголовок, и я начинаю читать...

"”Permotionem connexio corda” — из самых редких и малоизученных видов магической связи. Впервые был открыт в..."

Так, это пропустим...

"...Условиями её появления и поддержания являются: безусловная любовь партнёров друг к другу и сильнейший магический потенциал обоих участников связи и, что самое главное, эти два условия должны иметь место быть уже при первых двух половых контактах партнёров, иначе магия просящих о связи не сумеет закрепить своё влияние в магических потоках друг друга..."

"Известны случаи непроизвольного возникновения данного вида связи..."

"Если у одного из партнёров пропадают чувства ко второму участнику связи, “Permotionem connexio corda” разрушается без каких либо последствий для психики магов..."

"Возможности связи напрямую связаны с величиной магического потенциала магов..."

"Основная функция связи — транслирование эмоций партнёра..."

"Из некоторых непроверенных источников известно, что при достаточном уровне активной магии и при условии её симбиоза с волевым усилием, маг может отправить свою духовную оболочку к партнёру, которую тот, при условии, что маг не накрыт ментальным щитом, увидит. Если же щит имеет место быть, то связь получится не обоюдной, что, возможно, принесёт глубокие душевные страдания посылающему импульс..."

"Поступление информации о душевном состоянии партнёра легко блокируется внешним ментальным щитом. А для того, чтобы запечатать свои эмоции от просмотра, требуется щит внутренний, таким образом, связь не принуждает к беспрерывному обмену душевной энергией, а лишь даёт возможность открыть свой внутренний мир партнёру. Впрочем, исключения составляют случаи, когда эмоциональная волна так сильна, что сносит внутреннею защиту, давая сигнал второму партнёру о необходимости помощи..."

"Известны случаи, когда один из участников магического сплетения, закрытый лишь внешним ментальным щитом (т.е. этот человек не воспринимал эмоции второго участника “Permotionem connexio corda”), не догадывался о вступлении в связь, в то время, как его партнёр, читая все эмоции любимого, как открытую книгу, держал этот факт от него в секрете. Придание не поведало, чем закончилась эта история, но я посмею предположить, что, так как для поддержки связи необходима любовь в чистом её виде, можно сделать вывод, что даже такое одностороннее использование магического сплетения не наносит никакого вреда, так как полученные знания использовались хитрым магом для укрепления отношений..."

"Я прошу вас помнить, что длительное использование внутреннего щита возможно лишь при отсутствии психической нагрузки. В ином случае излишняя затрата нервных ресурсов может привести к нарушению восприятия, депрессии, срыву или даже эмоциональной коме, так как подобная защита блокирует круговорот отрицательных эмоций и не позволяет им покинуть пределы вашей психики. Подробнее о видах внутренней защиты читайте на странице 344..."

"Просим вас помнить, что возможности “Permotionem connexio corda” изучены не до конца, и убедительно просим Вас, если Вы обнаружили, что подобная связь установилась, получить консультацию у проверенного специалиста".

Ты спрятал глаза за маской убийцы,

Бессмертную душу цепями сковал,

Когда то ты в небе парил словно птица,

Но сердце вспороли — ты камнем упал.

Во тьме и грязи, средь озлобленных тварей,

Чтоб выжить ты сущность свою изменил.

Ты — чёрная кобра, ты зубы вонзаешь,

В тех, кто страданья тебе причинил.

Мэри Эго

Пружинки в моей голове натужно скрипели, ролики с противным хрустом проворачивались, а винтики дрожали от напряжения. Казалось, ещё чуть-чуть — и туго натянутые нервы взвизгнут, завоют протяжно, тягуче. А спустя мгновение, затихнут,.. навсегда затихнут, не выдержав чудовищной нагрузки, которую возложила на них действительность.

…

"...Основная функция связи — транслирование эмоций партнёра... ...Известны случаи непроизвольного возникновения данного вида связи..."

…

Глухой звук упавшей на пол книги вывел меня из оцепенения. Перевернувшись на спину и стянув с головы одеяло, я ещё какое-то время рассматривал потолок, осознавая прочитанное. Потом встал, поднял с пола увесистый том и, уменьшив его, спрятал в прикроватной тумбочке.

Замер, в попытке понять, от чего так режет горло. Ах, да, точно – дышать, нужно же дышать…

…

"...Поступление информации о душевном состоянии партнёра легко блокируется внешним ментальным щитом..."

...

Я судорожно глотнул воздуха – в легкие наконец-то поступил кислород, и мышцы шеи немного расслабились, но зато начали болеть скулы. Медленным движением я поднял руку, аккуратно ощупал щёки, губы, с каким-то отстранённым удивлением понимая, что на лице застыла улыбка. Безумная широкая улыбка, от которой теперь и ноют лицевые мышцы.

…

“... Условиями появления и поддержания связи являются: безусловная любовь партнёров друг к другу...”

“... безусловная любовь партнёров друг к другу...”

“... любовь...”

…

Мерлин...

Что же это такое!?

О, чёрт... Чёрт... Чёрт!

Сердце трепыхается, дёргается в груди, словно не зная, в какую сторону бежать, куда прятаться от непривычно яркого света, который родился в солнечном сплетении и теперь с каждой секундой захватывает всё больше пространства, скользя по венам золотыми искорками, оплетая мои лёгкие, смешиваясь с моим дыханием.

Я счастлив... Так счастлив, что если сейчас кто-то зайдёт и скажет, что всё это шутка, я умру...

Сжал кулаки, разжал и сжал снова, резким движением спрятал лицо в ладонях. Мерлин, кажется, я обезумел. Обезумел от счастья... От любви, от... От...

В сердце росла и ширилась надежда, превращаясь в твёрдую уверенность, в знание, знание преобразовывалось в чувства, а чувства, в свою очередь, распадались на ярко-красные огненные лепестки, которые жгли нестерпимо, и не было сил стоять на месте.

“Он любит, любит, любит!!!” — повторял я, как заведённый. У меня ещё есть шанс! Шанс, что он простит меня. Пусть не сразу, пусть постепенно, но я сумею, я добьюсь, я всё исправлю!

В этот момент дверь в спальню стала открываться и я, недолго думая, запрыгнул в кровать, наспех накрываясь одеялом, затаился, словно вор.

— Гарри, ты спишь? – шёпотом спросила Гермиона. Я не ответил, лишь сильнее прижал подбородок к груди, скрывая своё пылающее лицо меж складок пододеяльника и удивляясь про себя, что подруга не слышит оглушающе громкой барабанной дроби моего сердца. – Тебя искала профессор Макгонагалл, я сказала, что тебе нездоровится, и... Гарри... — Гермиона подошла к моей кровати и замолчала. Я слышал, как она глубоко вздохнула, а потом вдруг ощутил, как её тёплая ладонь опустилась на мою макушку, приглаживая непослушные пряди:

— Гарри... Будь осторожен... Мы все за тебя очень волнуемся, — тихо проговорила она, едва заметно перебирая мои волосы, затем девушка заботливо поправила сбившееся одеяло, снова вздохнула и направилась к выходу. Вскоре дверь негромко хлопнула, и я остался в спальне один.

Сейчас я всё ещё продолжаю лежать, свернувшись калачиком и уперев нос в коленки. Кажется, уже время ужина, но мне всё равно... И я очень надеюсь, что друзья не будут меня беспокоить из-за того, что я не появился в большом зале. В конце концов, что стоит один пропущенный приём пищи против нескольких голодных дней. Нет-нет, это абсолютно не важно, да и вообще всё неважно, кроме того, что происходит в моём разуме.

Я стою напротив серебряной стены и готовлюсь растворить её, чтобы прочитать эмоции человека, которого люблю. Ослабляя контроль, капля за каплей, я осторожно убираю преграду на пути серо-голубых сгустков. Да... Теперь я их отчётливо вижу – это мой разум услужливо формирует для меня визуальный образ. Они похожи на дымчатые шары с хвостами, этакие призрачные кометы. Почувствовав, что защита снята, они устремляются ко мне. Я готов, я весь открыт, чтобы принять их, впитать их в себя...

Боль ударяет внезапно, снежной лавиной сносит горящие ярким огнём костры ничем незамутнённого, неразумного счастья, тушит их безжалостно, непоколебимо, давит горячие угли, погребая под грязно-серыми сугробами, а вместе с мокрым снегом на меня наваливаются такие знакомые и, при этом, до бесконечности чужие чувства: одиночество, горечь и пустота...

Как же хочется закрыться, отгородиться от раздирающего нутро холода. Но если я не могу выдержать даже этого никчёмного подобия на настоящие чувства, то что тогда испытывает Северус? Как у него получается открывать глаза каждое утро? Чем он руководствуется, заставляя себя дышать? Заставляя себя жить...

Как же я хочу увидеть его...

Обнять...

Помочь...

Защитить...

Магия, разбуженная внезапной эмоциональной атакой, клубится вокруг, застилая обзор, отрывая от земли. Я не чувствую опоры под ногами, но я знаю: так должно быть, это правильно.

Монстр в груди скулит, скребётся, клацает острыми, словно бритва, зубами. Как же давно он не поднимал своей головы, как же давно я не слышал его протяжного, пробирающего душу воя. И вот время пришло, и теперь он рвётся наружу, раз за разом налетая на решётку из рёбер. Существо чует запах: кровь, полынь и корица, видит путь – багровые следы на снегу, видит цель – чёрную прямую спину. И вот, в одно мгновение всё меняется, и уже я держусь за загривок своего личного монстра, а он несёт меня вперёд через пространство по магическим потокам, несёт меня к нему... Несёт меня к Северусу...

* * *

Вокруг – темнота...

Именно такая темнота царила в мире, пока Бог не создал Солнце. Темнота, без единого намёка на лучик, на проблеск. Темнота без надежды, даже без мыслей о ней. Как можно мечтать о том, чего не существует, о том, что даже не представить, не вообразить? А потом резко, в один миг, свет возвращается, бьёт по глазам ярко-зелёной вспышкой, и громкий злой крик врывается в моё сознание:

— Авада Кедавра!

Я рефлекторно отшатываюсь и падаю на что-то мягкое, чуть холодноватое. Вокруг раздаются свист, взрывы, крики, но глаза всё ещё болят от слишком яркого света, и я ничего не вижу, кроме неясных чёрных теней. Зажмуриваясь и закрывая голову руками, откатываюсь в сторону. Что-то взрывается всего в полуметре от меня, и я чувствую, как на спину падают холодные комья земли.

Где я? Что со мной? Нужно немедленно разобраться в ситуации. Щурясь, я приоткрываю слезящиеся глаза и столбенею от представшей передо мной картины:

Вокруг – утопающие в снегу и вечернем сумраке деревянные дома, огороженные заборами, укрытые серыми тентами стеклянные парники, утоптанные тропинки, покрытые инеем широколапые ели... Вокруг – десятки озлобленных людей, половина из которых в чёрных плащах и серебряных масках. Вокруг – кровавый снег и обугленные деревья. Вокруг кипит бой, смертельный бой между аврорами и Упивающимися смертью.

Голубые, жёлтые, розовые, зелёные – полный спектр цветов, и это было бы похоже на праздничный фейерверк, если бы каждое попадание такой цветной вспышки не сопровождалось бы криком боли и фонтаном кровавых брызг.

Осматриваясь вокруг, я рассеял внимание и пропустил момент, когда и в мою сторону помчался такой вот смертельный луч. Я смотрел на жёлтую молнию как завороженный... Смотрел, как она несётся ко мне, смотрел, как прошивает насквозь... Смотрел, как летит дальше, отскакивая от щита, выставленного Упивающимся смертью.

С ноткой паники всматриваюсь в лица окружающих меня людей и вскоре понимаю: “Никто из них не замечает меня...”. Кроме того... Я совсем не чувствую холода, несмотря на то, что на мне лишь школьные штаны да тонкая рубашка... И заклятия пролетают насквозь, будто я приведение...

“... Известно, что при достаточном уровне активной магии и при условии её симбиоза с волевым усилием маг может отправить свою духовную оболочку к партнёру, которую тот, при условии, что маг не накрыт ментальным щитом, увидит...”

Неужели именно это сейчас и произошло? Я захотел — и перенёсся к Северусу... Но это значит, что он сейчас здесь, дерётся, отражая и посылая смертельные проклятия... Не сложно догадаться, среди кого его надо искать...

Зелёная молния вгрызлась в снег возле меня, но мне было всё равно, я искал — искал, подключая к этому процессу зрение, обоняние, интуицию — всего себя. Ошибиться было невозможно, всё внутри меня стремилось к этому человеку, и поэтому спустя мгновение я, наконец, нашёл его...

Чёрный плащ, накинутый на голову капюшон и серебряная маска, с щёлочками для глаз и вертикальными щелями для рта. Он ничем не отличался от остальных Упивающихся, и понимание этого больно резануло меня по сердцу. В человеке, сражающемся с аврорами в десяти шагах от меня, не было ничего от Северуса, которого я знал, но всё же это был он. Высокий, прямой, напряжённый... опасный...

С ним дралось одновременно трое, но он с лёгкостью ускользал из-под направленных на него ударов, мгновенно отвечая на них заклятиями.

Вот молодой рыжеволосый веснушчатый аврор объединяется со взрослым бородатым мужчиной, они посылают оглушающее и режущее, с другой стороны грузный пожилой маг выкрикивает разрывающее. Нападающие уверены в своей победе.

Я бегу, не обращая внимания на вспышки, перепрыгивая через стонущих на земле людей, утопая в алом подтаявшем снегу, кричу, что есть мочи:

— Уходи, уходи оттуда!

Безумная, отчаянная попытка сделать хоть что-то, но вовсе не она помогает Северусу избежать летящих в него заклятий. Он словно превращается в смертоносный смерч, кружась между нападающими, ускользая от смертельно опасных молний с грацией кошки.

Молодой рыжий парень падает, хватаясь за вспоротое горло, хрипит, захлёбываясь красными сгустками. Лицо его стремительно бледнеет, губы теряют свой цвет, и вот он уже неподвижен... Мёртв…

Седой маг стискивает руку, из неё хлещет кровь, он выставляет щит, в попытке отгородиться от серых шипящих лучей, но они с лёгкостью пробивают прозрачную преграду и вгрызаются в грузное тело, подобно бешеным собакам.

Бородатый мужчина опутывает себя защитным коконом, но он не помогает ему, когда Северус вдруг оказывается рядом и точным ударом кулака в лицо сбивают нападающего с ног...

Северус сыплет заклинаниями, перемешивая их с невербальными импульсами. Он опасен и жесток, и авроры отступают, боясь ввязываться с ним в бой. Любой, кто направляет на него палочку, падает, как подкошенный, словно сам Господь карает богохульника мгновенной смертью за то, что тот посмел даже подумать о том, чтобы причинить вред лучшему из его творений.

Я не вижу лица Северуса, но знаю, — на нём безразличие, а в глубине глаз нельзя рассмотреть ничего, кроме бездонной ямы, наполненной мраком. Идеальная машина для убийства.

— Прикрой, — хрипит один из Упивающихся Снейпу, и мужчина без единого вопроса перемещается за спину обратившегося к нему соратника. Вскидывает палочку, шепчет что-то неслышно, и авроры ставят мощнейшие щиты, ограждаясь от сорвавшихся с кончика чёрной палочки сиреневых брызг.

В отдалении вспыхивает дом, освещая место битвы, словно гигантский факел, и я слышу детский плач, который несётся от горящий избы.

— Через пять минут уходим, — шепчет один из пожирателей Северусу, и тот сдержанно кивает в ответ, направляя своё смертоносное оружие на очередного бедолагу.

Я стою близко, так близко, что не выдерживаю и решаюсь на риск: протягиваю руку и кладу её мужчине на плечо...

Чего я пытаюсь этим добиться? Сам не знаю... Может быть, хочу вытащить его из той тёмной норы, в которую он спрятал большую часть себя, напомнить, что люди, с которыми он дерётся, ни в чём не виноваты. А может, мне просто необходимо до него дотронуться... Осознать, что вот он, здесь, сейчас, живой, а значит, ещё ничего не потеряно...

Может быть, это и глупо, после всего, что я знаю, что вижу прямо сейчас, но я верю: он не предавал меня, а это главное.

Мои ладони проходят насквозь... По телу бегут неприятные колкие мурашки... Я здесь лишь наблюдатель — и только...

Вдруг воздух наполняется хлопками аппараций, авроров становится больше — прибывает подкрепление. Упивающиеся смертью начинают отступать. Я бросаюсь за Северусом, который слишком стремительно отдаляется, кричу его имя, прося его подождать, хоть и знаю, что это бесполезно.

Я не успеваю... Мужчина аппарирует...

Ломает, крутит,

Рвёт любовь.

По венам сердце

Гонит кровь.

Стекло и камни

Вместо глаз,

Но я живу,

Я жив для вас!

...

Но я не скрою — это край,

Я спрыгну вниз, ты так и знай.

Ещё немного и шагну,

Быть может там найду свой Рай.

(Мэри Эго)

Я видел, как Северус исчезает в магическом потоке, хлопок аппарации набатом прозвучал в голове, и сразу после этого... Время замерло.

Окружающие меня люди застыли, словно нелепые восковые куклы; кто в беге, кто, отброшенный заклятием, в воздухе. Снежинки зависли меж небом и землёй, будто решая, куда им падать. А ещё... Ещё стало слишком тихо. Безмолвие почти оглушало, давило, и хотелось, до безумия хотелось закричать, чтобы разбить это вязкое молчание, заполнившее весь мир. Но я не смог произнести ни звука, язык стал неповоротливым, тяжёлым, и всё, что я делал — молча смотрел, как стремительно бледнеет и отдаляется от меня охваченная огнём деревушка.

Через несколько мгновений я уже лежал в кровати в Гриффиндорской спальне — растерянный, испуганный и... Немного счастливый...

Да-да! Именно счастливый, ведь теперь у меня появилась возможность увидеть Северуса в любой момент! Я согласен, всё сложно, неясно... И черви вновь зашевелились в сердце... Слишком жесток, безжалостен был этот бой. Так много крови, так много боли... Но я больше никогда не поверю первому впечатлению, ведь если любишь, то не сомневаешься...

Свет в комнате был погашен, в окно беззастенчиво заглядывала полнолицая луна. Мерно посапывали гриффиндорцы, понятия не имея о моих метаниях.

Эмоции Северуса — горечь, безнадёжность — плескались где-то глубоко в сознании, но как-то приглушённо, тихо — не так, как раньше. Да, и теперь я вспомнил, что не ощущал его чувств, когда находился рядом. Видимо, либо одно, либо другое...

Мне хотелось немедленно отправиться по нитям связи к тому, рядом с кем жаждало находиться всё моё существо, но магия отказывалась подчиняться ослабевшему от недоедания и недосыпания мальчишке. Пришлось сдаться, тем более на прикроватной тумбочке я заметил два бутерброда, заботливо оставленных мне Гермионой. Чёрт, как же я иногда рад, что она всё ещё считает меня своим другом... Ведь, по правде говоря, пару последних месяцев я вёл себя, как откровенная скотина.

Угрюмо урчащий желудок с благодарностью принял пищу. Дожевав последний ломтик сыра, я откинулся на кровати. Перегруженная нервная система требовала немедленного отдыха, и я решил ей его дать, всё равно ведь не отстанет. Тихонько прошептав заклинание будильника, которое мы изучили ещё на втором курсе, я закрыл глаза, готовясь упасть в тёмное царство ночных снов.

* * *

Ровно через четыре часа мой некрепкий сон был прерван тоненьким препротивным дребезжанием, раздающимся в моих ушах — сработал будильник. Я проснулся мгновенно, но ещё какое-то время лежал, прислушиваясь к себе, убеждаясь, что силы немного восстановились, и магия снова подчиняется мне.

На настенных часах мерно тикала секундная стрелка, перескакивая с места на место. Получалось, что до подъёма ещё целых четыре с половиной часа. Значит, ровно через это время мне необходимо будет вернуться, чтобы не вызывать лишних подозрений.

Решив так, я снова закрыл глаза, нащупывая невидимые нити. Желание увидеть Северуса жило своей собственной жизнью, оно ощущалось мной, как отдельное живое существо, — как ласковый пушистый комочек под сердцем…

В этот раз перемещение произошло по-другому, может быть, потому, что оно случилось не спонтанно, ведь я намеренно привлёк к нему установившуюся связь. Всего через несколько секунд тьма перед глазами рассеялась, и оказалось, что я нахожусь в фамильном доме Малфоев, прямо рядом с длинным столом из красного дерева, вокруг которого собралось множество Упивающихся Смертью…

Что здесь творилось…

Центр стола был освобождён от тарелок и полупустых бутылок. Пьяно смеясь, Упивающиеся с интересом наблюдали за Уолденом Макнейром, возвышающимся на столе.

Штаны Макнейра были спущены к голеням, мантия валялась тут же, рядом, на мясном, ароматно пахнущем блюде, а перед ним на коленях сидела тёмноволосая девушка… Нет, девочка… Ей можно было дать от силы лет пятнадцать. Одежда на ней свисала лохмотьями, ничего не скрывая от любопытных взглядов окружающих её монстров, по нелепой случайности принявших облик людей. Воспаленные от слёз глаза были расширены от ужаса. Взгляд неподвижно упёрся в худые волосатые ноги Макнейра. На лице алели свежие кровоподтёки — неровными уродливыми пятнами они спускались на шею, на мгновение прятались за бурым от грязи и крови воротничком, а затем снова выглядывали наружу из рваных дыр.

— Ну же, не мнись, тебе ведь хочется взять его в рот, не так ли? – елейно приговаривал Макнейр, водя своим набухшим членом перед глазами своей безвольной жертвы. Девочка молчала и не шевелилась, она явно находилась под действием какого-то заклятия, и только глаза выдавали весь испытываемый ею ужас.

— Ну же, не ломайся! – весело выкрикнул кто-то, и над столом пронёсся весёлый смех.

Я всё это время стоял не двигаясь, не дыша… Сердце колотилось так быстро, что в итоге все удары смешались в один оглушающий гул. Ярость просыпалась внутри, стремительно расцветала, раскидывая колючие ветки, на которых зрели ядовитые янтарно-рыжие плоды.

Твари, уроды! Как они могут! Кто им позволил! Почему это происходит?!

Палочка всё ещё была при мне. Недолго думая, я выхватил её из кармана брюк и, наставив её на Макнейра, закричал: "Сектусемпра"!

Ничего не произошло… Мой возглас, неслышимый, бесполезный, жалкий, растворился в очередной вспышке лающего, пробирающего до костей смеха…

Северус сидел, чуть склонив голову, и изредка исподлобья кидал короткие взгляды на пленницу, которая, к этому времени, уже привстала на коленях и, обхватив кривоватый член Макнейра рукой, медленно оттягивала крайнюю плоть.

Я нашёл мужчину сразу, как только оказался здесь. Это было не сложно, ведь он занимал стул возле пустого резного кресла цвета слоновой кости, стоящего во главе стола. Не стоило труда догадаться, для кого оно предназначалось…

На столе перед Северусом лежала опустошённая бутылка из-под огневиски… Рядом стояла ещё одна такая же, но почти целая. Впрочем, судя по тому, как часто Северус к ней прикладывался – это ненадолго.

Весь вид мужчины, поза, взгляд – всё выдавало безмерную, бесконечную усталость… Чёрные круги под глазами, острые скулы, лихорадочно блестящие глаза. Сейчас он больше походил на тяжелобольного пациента из палаты Мунго, чем на здорового человека.

Прямая спина, плотно сжатые губы, показное безразличие ко всему происходящему. Наверное, все здесь привыкли к его отстраненному виду, потому как никто не выражал ни удивления, ни раздражения этим фактом.

Вдруг у резного костяного кресла с глухим щелчком материализовался Волдеморт. Упивающиеся на мгновение притихли, но вот безносый урод махнул рукой, и праздник продолжился, зал снова наполнился смехом и пьяной болтовнёй.

По левую руку от Волдеморта уселась Беллатрикс, она что-то прошептала Волдеморту, а потом, наставив палочку на полуголую девочку, застывшую в центре стола с членом Макнейра во рту, ухмыльнулась и прошептала: "Круцио".

Девочка закричала, Макнейр завизжал, а все остальные заржали, словно ничего смешнее не сыщешь на всём белом свете…

На негнущихся ногах, под крики извивающейся на столе девушки, под смех безумной Беллатрикс, я подошёл к замершему, словно каменная статуя, Северусу, встал за его спиной, уставившись в тёмную макушку, прошептал с отчаянием, с мольбой:

— Северус, я здесь... Теперь я рядом, мы справимся. Вместе мы справимся...

Как лживо, как глупо прозвучали эти слова. Никогда в жизни я не чувствовал себя настолько беспомощным… Настолько жалким. Меня трясло, и дрожь эта проникала в самую душу, выворачивая наизнанку рвано бьющееся сердце.

Меня тошнило. Сердце рвалось наружу, подступало к горлу, и казалось, ещё чуть-чуть, и оно вырвется, упадёт на пыльный мраморный пол бесполезным куском остывающего мяса, и кто-то непременно наступит на него, после чего кровавые, неприятно пахнущие ошмётки разлетятся во все стороны. И все засмеются, весь мир засмеётся… И смех этот будет длиться и длиться, ведь на свете нет ничего смешнее, чем сердце Гарри Поттера, раздавленное грязным ботинком…

Внезапно Волдеморт повёл ладонью, приказывая Беллатрикс остановиться. Та с сожалением опустила палочку, и в зале повисла тишина. Все взгляды обратились к безносому уроду, сидящему во главе стола.

— Северус, мой дорогой друг, ты отдаёшь всего себя нашему общему делу, позволь себе расслабиться, — просипел этот монстр, убийца моих родителей, обращаясь к сидящему по правую руку мужчине, моему мужчине...

— Это честь для меня, — ровным, без единой эмоции, голосом сказал Северус. Его ответ прозвучал так отшлифовано, что создалось впечатление, будто он ждал этого вопроса. Мужчина резко поднял палочку, которая вдруг оказалась в его руке, и чётко выговорил: Авада Кедавра.

Зелёная вспышка рассекла воздух. Девушка снова дёрнулась, в самый последний раз, и затихла. Над столом пронёсся разочарованный гул.

— Повелитель хотел ещё немного развлечься с этой грязнокровкой! Ты испортил ему веселье! — зарычала Беллатрикс, вставая.

— Угомонись, Белла, Северус у нас радикал, я совсем об этом запамятовал, — Волдеморт расплылся в не предвещающей ничего хорошего улыбке. — К тому же, он устал, не так ли? — прищурился безносый маг, с его лица в мгновение ока сошла вся напускная весёлость.

— Прошу прощения за мою оплошность, мой Лорд, видимо, я неправильно понял ваше желание, и да, я действительно чувствую себя не слишком здоровым.

— Сейчас ты пойдёшь и отдохнёшь, выспишься, ведь я забочусь о своих слугах, — просипел Волдеморт, отворачиваясь. — А ты, Белла, приведи следующую пленницу, веселье продолжается.

— Вы так милостивы, мой Лорд! Даже к тем, кто недостоин этого! — взвизгнула безумная женщина, радостно соскакивая со своего места и вприпрыжку направляясь к угловой двери.

Получив разрешение удалиться, Северус поднялся из-за стола. Я заметил опасливые взгляды, которые кидали на него другие Упивающиеся, взгляды, в которых явственно читался страх... Но Северус не обращал на это никакого внимания. Держа спину невыносимо ровно, чеканя каждый шаг, он вышел из зала. Я, словно тень, следовал за ним.

Мы шли по плохо освещённому, узкому коридору, иногда спускались по лестницам и, наконец, добрались до обитой железом деревянной двери со стёртой от времени резьбой. Северус отпёр её заклинанием и зашёл внутрь, я прошмыгнул следом.

Комната, в которую я попал, оказалась гостиной — довольно большой и, на первый взгляд, абсолютно нежилой. Шкафы по периметру, два широких дивана, два кресла, деревянный круглый стол, заставленный алкоголем — всё это казалось безликим, чуждым. Потолок был слишком высоким, а пол — слишком пыльным, книги — однообразными, в скучных чёрных переплётах, без названий, а на бутылках с алкоголем не было этикеток.

Северус скинул с себя мантию, тут же подхватил бутылку со стола и, сделав большой глоток, начал расстёгивать сюртук. Снова сделал внушительный глоток, скинул сюртук, принялся через голову сдирать с себя рубашку. Уже голый по пояс, он снова приложился к бутылке... на груди у него болтался небольшой флакон в форме змеи...

Он до сих пор носит его?

Значит… Опасность приступов всё ещё присутствует…

Всю снятую одежду мужчина оставлял, где придётся. Что-то повисло на кресле, что-то осталось валяться на каменном полу, а сам он скрылся в прилегающей к гостиной комнате.

Дверь он оставил открытой, и я без труда проник внутрь, хотя, думается мне, при желании сумел бы пройти и сквозь неё, но проверять без надобности я не собирался.

Сгорбив плечи, Северус стоял рядом с заполненной водой длинной ванной (наверное, уже успел произнести заклинание). Острые лопатки выпирали, позвоночник чуть выдавался наружу и был хорошо заметен. Мужчина был истощён до предела.

К глазам подступили бесполезные злые слёзы. Я виноват. Я стал первопричиной. Кто знает, как всё случилось бы, если...

Но Северус не стал дожидаться, пока я закончу предаваться самобичеванию. Он стянул с себя остальную одежду и, перешагнув через бортик, залез в ванну. А потом лёг на спину так, что из воды выглядывало только лицо, и закрыл глаза.

Вы думаете, во мне проснулась похоть? Вы ошибаетесь. Да — мне безумно хотелось прикоснуться к Северусу, но не для того, чтобы угомонить свои гормоны, а для того, чтобы обнять худые плечи, согреть истощённое страданием и битвами тело, сказать с верой, с уверенностью: “Ты не один. Я рядом”. Но руки проходили насквозь, голос отскакивал от невидимых преград. Я не в силах был как-то помочь, но при этом мне не хватало мужества уйти, заняться тем, что может принести пользу.

Нет... Я был не в силах. Я столько времени не видел его, и теперь, когда он передо мной — я просто не могу... Не могу...

Северус, похоже, задремал, хотя сложно судить... Просто он вдруг стал сползать под воду, и вскоре полностью скрылся под ней. Его лицо размылось, волосы окружили голову чёрным ореолом. Сердце у меня сжалось, я вновь повторил свою попытку, вновь протянул руки. Но Северус не почувствовал моего прикосновения, зато я, даже с учётом моей нечувствительности, вдруг понял, в насколько холодной воде он сейчас лежит.

Идиот! Немедленно вылезай! Придурок! Не смей! Не смей!

Я уже залез в воду с ногами, но моя одежда всё ещё оставалась сухой, а мои отчаянные выкрики улетали в пустоту. Северус не выныривал.

Я видел, как судорожно дёргается кадык на его горле, как ходят ходуном рёбра. Он похудел безумно, до безобразия, как будто намеренно... Намеренно...

Вдруг вода колыхнулась, Северус дернулся, хватая ртом воду, заглатывая воду, вдыхая воду! И тогда я закричал. Толстая ржавая игла, сотканная из страха и бесконечного отчаяния, прошила мне сердце. Я чувствовал, как душа заливается кровью, как растворяюсь в рубиновой боли я сам. Магия оплела мои руки, и я схватил Северуса за плечи, пальцы сомкнулись на холодной, влажной коже. Я рванул его наверх, к воздуху.

Северус не реагировал. Голова его безвольно откинулась назад, руки чуть подрагивали. Не теряя ни мгновения, я подхватил его подмышки и буквально выдернул из ванны. Я чувствовал, что магия расплетает узлы, что времени осталось мало. Нужно успеть! Но я не успел… Северус всё ещё лежал на полу, не подавая признаков жизни, а мои руки — они снова стали фантомными, бесчувственными.

Меня трясло, я захлёбывался бесконечным, тягучим отчаянием, я умирал, пронизываемый болезненной судорогой. Я сидел на коленях сейчас прямо здесь, перед Северусом, и ничего не мог поделать! Ничем не мог помочь!

Вдруг мужчина на полу дёрнулся, закашлялся, затрясся. Перевернулся на живот, подтянул голые ноги к груди. Его рвало водой, смешанной с алкоголем и желчью. Жёлтая, водянистая лужа расплывалась по мраморному полу ванной.

Наконец мужчина пришёл в себя. Некоторое время он лежал на холодном каменном полу, бездумно глядя в стену. Взгляд его при этом был пуст, а лицо ничего не выражало. А потом мужчина стал подниматься.

Сумев, наконец, встать на ноги и наложив невербальное очищающее, он неловко натянул тёмно-синий халат... И, будто ничего не произошло... Будто то, что сейчас случилось — в порядке вещей, вернулся в гостиную.

Нетвёрдо держась на ногах, он добрался до кресла и буквально рухнул в него, вжался глубже, замер, будто желая срастись с зелёной бархатной обивкой. С его волос стекали капельки воды, сползали по острым скулам, по впалым щекам, скатывались на шею и терялись в воротнике халата.

Я стоял напротив, растерянный, испуганный. Я боялся за него, я не знал, что он может сделать, если я уйду, если оставлю его…

Что сейчас было в ванной? Случайность? Чем бы закончилась эта “случайность”, если бы меня здесь не оказалось? Если бы магия не пришла мне на помощь? Что бы тогда было?!

Меня снова затрясло. Стеклянное крошево заскребло в горле, потекло по венам, смешиваясь с кровью, добралось до сердца… И в следующую секунду я поднял палочку и направил её на Северуса, сам не понимая, как смогу простить себя после…

“Я не сумею помочь ему, если не узнаю, в чём дело”, — сказал я себе и произнёс, четко, уверенно, абсолютно забыв, что в таком моём состоянии магия мне не подвластна:

— Легилеменс!

Не знаю почему, но заклинание сработало. С кончика моей палочки сорвалась голубая переливчатая молния и, достигнув лба мужчины, без труда проникла в его голову, увлекая меня за собой.

Не прощай. Ничего. Никому. Никогда.

Потому что тебя никогда не прощали.

Пусть они говорят: «Наша жизнь есть игра».

Только мне и тебе в ней призов не вручали.

...

Ничего, никогда, никому не прощай.

Пусть на улице дождь, одиночество душит.

Если сердце откроешь им – вставят кинжал,

Уничтожат на утро иссохшую душу.

(Екатерина Крупская)

— Что мне с тобой делать, Поттер? — устало.

— Любить...

— Я нужен здесь! – кричит мальчик, не желая покидать арку. – Здесь, а не там!

— Ты мне нужен, безумно нужен, понимаешь? — тихо, искренне...

— Я хочу знать, зачем ты полез туда за ним?! — с нажимом.

— Ревнуешь? — насмешливо.

— Возьми меня, — на выдохе. – Хочу тебя в себе…

— Гарри… — хрипло.

— Люблю тебя, – шёпотом, одними губами. — Боже, я так люблю тебя… — С днём рождения...

— Что это? — с интересом.

— Скотч, – с усмешкой.

— На вкус – просто дрянь. Ещё!

— Я люблю тебя, ты же знаешь? — тихо на ухо.

— Незачем постоянно повторять это, — ворчливо.

— Никогда больше не трогай меня, — почти шипение

— Вы слишком быстро меняете своё мнение, Поттер, — с ухмылкой.

— Ты использовал меня, я использовал тебя, и не более. Ты же не думал, что я могу что-то чувствовать к такому… к такому, как ты! — возмущённо.

— А никто и не сомневался, Поттер, в вашем умении брать от жизни всё, — с презрением.

— Предатель! Ты предатель! Я знаю это! И все скоро будут это знать! – со злостью.

— Ну и? Дальше что, Поттер? Убьешь меня? — равнодушно.

— Я хочу помочь... — неуверенно.

— Вон, — с бессилием.

Ночь. Резкие порывы зимнего, колючего ветра дёргают, рвут чёрные, как смоль, волосы, кидают их в лицо и снова тянут в стороны. Северус, чуть сгорбив плечи, стоит на Астрономической башне. Его взгляд неподвижен и устремлён вниз, руки спрятаны подмышки, губы сжаты в тонкую, прямую линию. Сегодня, как и всегда, мужчина пришёл сюда, чтобы заглушить свои горькие мысли, свою боль… заморозить воспоминания, утопить на время пропитанную кровью и грязью действительность в ночной мгле.

Вдруг сзади раздаётся шорох. Мужчина еле заметно вздрагивает, напрягается, выпрямляет спину, руки складываются на груди в извечном защитном жесте. Действительность никуда не делась, вот она — зависла над головой безжалостным лезвием – напоминает о себе, касаясь острой гранью оголённой шеи, и снова начинается борьба. На этот раз – борьба за честь, за право сохранить остатки своей никчёмной гордости…

— Если вы, Поттер, считаете, будто вам уже не нужна мантия невидимка, чтобы оставаться незамеченным – вы ошибаетесь, – глухо произносит мужчина и разворачивается, безошибочно выхватывая взглядом того, кто день назад буквально тряс гильотину двумя руками. Остро наточенное лезвие чуть не сорвалось, чуть не вскрыло сонную артерию, чуть не выпустило наружу грязно-бурую от растворённой в ней грязи кровь… Никто не знает, почему же оно всё-таки удержалось...

— Впрочем, и она вам не особо помогала… — презрительно говорит темноволосый мужчина, пристально глядя на испуганного студента. — Что? Захотелось повторить недавнее? Девчонка Джинни блюдёт невинность до свадьбы? Тогда милости прошу. Поверьте, я не против: как сверху, так и снизу. Как вы предпочитаете сегодня? Вот минета, простите, не будет. Губы ещё не зажили, ведь у вас довольно-таки острые зубки, Поттер…

Нутро завёрнутого в чёрную мантию человека корчится от боли, от унижения, от бессилия… но снаружи... снаружи – непробиваемая броня, сплетённая из пренебрежения, презрения, ожесточения…

— Замолчите, — сквозь зубы сипит растрёпанный парень и отступает на шаг.

— Отчего же? – притворно удивляется Северус. — Я не кончил в прошлый раз, за вами должок.

— Заткнитесь! – испуганно кричит подросток. Нервным движением он закрывает уши ладонями, зажмуривает глаза, повторяет как заведённый. – Заткнитесь! Заткнитесь! Заткнитесь!

Что-то внутри Северуса ломается в этот момент – хруст отдаётся ему в уши, дрожью пробегает от шеи к кончикам пальцев, колючим, режущим плоть криком застревает в горле. Душа воет, как подстреленный зверь, сердце, словно игольница, принимает в себя ещё несколько изъеденных ржавчиной игл. Теперь оно – словно ёж, топорщит колючки в разные стороны. Никого не подпустит… вот только поздно заботиться об этом.

Глупо. Как было глупо надеяться на что-то, о чём-то мечтать… Крик в горле превращается в хрип, а хрип вырывается наружу злым, лающим смехом. Вот они – мечты, все здесь, в этом смехе и в этом убегающем, испуганном подростке, и в пощёчинах, на которые так щедр ветер, и в темноте, в которой растворяется горькое веселье безумца...

Подумаешь – сердце, можно прожить и без него… А разума Северус лишился уже давно, в тот самый момент, когда поверил… что он, возможно, кому-то нужен…

* * *

Алкоголь не заглушает стоны изодранного в клочья нутра, метка, горящая огнём, болит много меньше, чем игольница-сердце. “Может быть, сегодняшний вызов станет последним”, – безразлично думает Северус, надевая на лицо безликую серебряную маску. У мужчины почти не осталось причин для жизни…

* * *

— Авада кедавра! — кричит ошалевший от страха аврор, но Упивающийся смертью мгновенно реагирует на опасность, и изумрудная молния летит мимо…

Маска Северуса ничем не отличается от масок других упивающихся, но авроры всегда безошибочно определяют его среди остальных, завёрнутых в чёрное, фигур. Министерские умники даже придумали ему какую-то звучную кличку и пообещали внушительную премию тому, кто станет его убийцей. Но сражаться с тем, кто владеет беспалочковой магией, обладает способностью к глубочайшей концентрации и никогда не колеблется — это просто один из способов самоубийства. Будто доказывая это утверждение, ещё один защитник падает, пронзённый рыже-золотой молнией.

Сегодня Северус выбит из колеи, опустошён, истощён, раздавлен. Левый рукав его мантии пропитался кровью, и мужчина не чувствуют плеча.

— Северус, ты ранен? – раздаётся сзади обеспокоенный голос.

— Не твоё дело, — огрызается мужчина, продолжая сражаться. Сегодня его атаки более смертоносны, чем обычно, но и подставляется он тоже часто. Недопустимо часто для мага его уровня.

— Да что с тобой! – шипит его напарник, хватая Северуса за руку. – Если ты продолжишь в том же духе, то кто-нибудь из этих министерских крыс на днях получит кругленькую сумму.

— Как ты, однако, дорожишь моей жизнью, — язвит мужчины и делает попытку вырвать свой локоть из цепких пальцев Роули. – Позаботься лучше о себе.

Но от Роули, если он что-то решил, так легко не отцепишься. Особенно теперь, когда он учуял запах виски, который ещё не успел выветриться после недавней попойки.

Ещё крепче ухватив Северуса за локоть, Роули аппарирует, уводя своего раненого напарника с места битвы.

* * *

Небольшая заснеженная поляна возле бора. Затянутое тучами небо, и только магический свет освещает худые лица мужчин, стоящих возле неподвижных деревьев на границе леса.

— Ты совсем сдурел?! О чём ты думал?! Ты ведь и меня мог подставить! Я ведь рассчитывал на то, что ты меня прикроешь! – кричит Роули, грозно потрясая кулаком, гневно сверкая голубыми глазами. Он всегда такой – слишком возбуждённый, слишком импульсивный… совсем как…

— Хватит орать! – рявкает Северус. – Ничто не угрожало твоей драгоценной заднице! Прекрати разводить панику на ровном месте! И отцепись уже, наконец.

Блондин покорно отпускает локоть Северуса, опускает взгляд и… смотрит на свои, заляпанные алым, ладони:

— Кровь… — тихо говорит Роули.

— Открытие века, — бурчит темноволосый мужчина, одёргивая мантию.

— Тебе нужна помощь…

— Я — зельевар, и сам способен о себе позаботиться.

— Н-но.

— Роули, иди, занимайся своими делами. Оставь меня в покое, — устало произносит Северус. Ему не хочется ссориться со своим сегодняшним напарником, ведь Торфинн Роули один из немногих, с кем мужчина общается в тесном дружеском кругу приверженцев Тёмного Лорда. Когда-то, ещё до войны, они были близки, но всё это в прошлом… всё в прошлом. Сейчас не то время, когда можно позволить себе делать ошибки… снова… Для Северуса уже всё решено, но остальной магический мир нуждается в шпионе. Дамблдор нуждается в нём…

Но блондин, кажется, не слышит слов Северуса — он стоит без движения, словно статуя, уперев взгляд в раненую руку темноволосого мужчины, потом поднимает взгляд выше, к плечу, подбородку, скулам и, наконец, смотрит в глаза. Тихо говорит:

— Что случилось?

Но Северус не желает отвечать на этот вопрос – чуть ведёт плечами, отворачивается.

— Знаешь… ведь мы могли бы…

— Нет.

— Северус…

— Роули… просто… просто оставь меня.

На какое-то время на поляне повисает тишина, а потом блондин делает два шага в сторону своего напарника, подходя почти вплотную. Отводит пальцами волосы с шеи Северуса, наклоняет голову и мягко целует бледную кожу.

— Нет, — напряжённо повторяет Северус. – Перестань.

И Роули отступает. Несколько секунд он смотрит на прямую чёрную спину, будто надеясь прочитать на ней ответы на свои вопросы, а потом делает шаг назад и с громким хлопком аппарирует.

Северус остаётся на поляне один.

* * *

На следующий день пророк подробно освещает ночные новости в утреннем выпуске. Погибшие, раненые, взятые в плен. Северусу не нужно читать газету, чтобы знать всё это, рука до сих пор ноет, напоминая о вчерашней битве.

“Тебе нужно быть осторожнее, мой мальчик”, – сказал ему Дамблдор после того, как получил подробный отчёт. – “Ведь если бы не твои своевременные сообщения, погибло бы гораздо, ГОРАЗДО больше людей… Ты спрашиваешь, почему из деревни не были эвакуированы все жители, но ты должен понимать, как важна для всех нас твоя работа. Я не хочу навлечь на тебя подозрения. Я защищаю тебя. Ты приближен к Тому и слишком часто один из первых узнаёшь о его планах, я не хотел бы, чтобы это изменилось. И помни: ты нужен магическому миру. Очень прошу тебя, не делай глупостей… И да, мне жаль, что вы с Гарри поссорились…”.

Отвратительно. Так мерзко внутри, так липко. Поднимая вилку, Северус кладёт в рот кусочек картошки, глотает, не чувствуя вкуса. Глаза почти непроизвольно поднимаются, находя за Гриффиндорским столом чёрную макушку…

Это было так глупо — снова кому-то поверить. Всё, что произошло, в итоге являлось лишь следствием этой глупости… этой… слабости…

Поттер — сын Джеймса. Чёртового Джеймса Поттера… как можно было быть таким идиотом? Как он, Северус, не увидел, не понял раньше, к чему всё катится? Допустил так близко... позволил себе обмануться...

Месть? Злость? – не к месту… не вовремя… Поттеру не нужно его прощение, а он и не собирается прощать. Он умрёт с этой режущей, кричащей ненавистью в сердце, но кого это волнует? Ведь, в конце концов, несмотря ни на что, Северус понимает, что сделает всё, что от него зависит, чтобы у этого растрёпанного мальчишки был шанс на будущее.

А ему, Северусу, будущее ни к чему.

* * *

Тот же день. Поздний вечер. Кабинет Дамблдора.

— Северус, мальчик мой, у меня только что был Гарри, — говорит Дамблдор сидящему напротив него мужчине. Но тот никак не показывает, что ему интересна данная тема — его взгляд неподвижен и устремлён на рыжее пламя, тихо треплющееся в камине, а старый маг продолжает:

— Я проверил защиту, и она отлично работает. Гарри было достаточно лишь просто взять в руку крестраж, чтобы тот рассыпался в пыль.

— Вы позволили мальчишке прикоснуться к крестражу? Не слишком ли это рискованно? — подаёт голос мужчина, поднимая глаза.

— Нет, ни в коей мере, мой мальчик. Тем более, я дал ему тот предмет, в котором уже не содержалось проклятия — кольцо Марволо Мракса, — директор Хогвартса сделал выразительную паузу. — Душа Тома в предмете погибла, а вместе с ним исчезло… проклятие с моей руки! — торжественно закончил Дамблдор и в знак доказательства закатал рукав, показывая Северусу чистую, без единого чёрного пятна, руку.

Черноволосый маг встал, подошёл к столу и провёл ладонями над кистью директора, прошептав:

— Удивительно... Но это же значит, что...

— Да, моя смерть не обязательна, ведь проклятья больше нет. Но если бы не твои зелья, Северус, я бы не дотянул до сегодняшнего дня... И да, также это значит, что Гарри сможет уничтожить крестражи, и... я не хотел говорить тебе этого раньше, но Гарри и сам являлся вместилищем души Тома. Но теперь опасность миновала, чужая энергия, благодаря защите, рассосалась. Хорошо, что это случилось, иначе, я боюсь, нам пришлось бы пойти на крайние меры.

Мгновение, темноволосый маг молчит, осмысливая озвученное, а потом с нажимом спрашивает:

— И когда вы собирались рассказать мне об этом?

— Северус, я не хотел беспокоить тебя, кроме того, я знал, что это не понадобится. Ты слишком привязался к мальчишке...

На эти слова зельевар лишь хмыкнул.

— Но теперь, когда ты, наконец, понял, что ваша связь была глупой ошибкой, я могу открыть тебе некоторые свои планы, связанные с Гарри. И… тут мне понадобится твоя помощь.

— В чём именно?

Дамблдор чуть наклонил голову, сверкнув глазами из-под очков. Потом протянул вперёд руку и положил перед Северусом обезвреженное кольцо с ромбовидным белым камнем. Кольцо Марволо Мракса.

— Ты знаешь, что это?

— Уничтоженный крестраж, как я понимаю, — пожал плечами Северус. — Правда, камень, как мне помнится, был другого цвета.

— Да, ты абсолютно прав, мой мальчик. Но это не просто камень, это Воскрешающий камень, один из трёх Даров смерти. Его сила – это загадка и страшное искушение. И, как ты понимаешь, я не могу пройти мимо такой реликвии, особенно теперь, когда проклятия больше нет.

— Воскрешающий камень? – саркастически поднимает бровь Северус. – Я не верю в эти сказки. Но, в любом случае, для чего вам могу понадобиться я? Вот оно кольцо – перед вами. Берите, да воскрешайте хоть Мерлина.

Дамблдор неодобрительно смотрит на стоящего рядом со столом мужчину, качает головой, выражая своё отношение к скептицизму черноволосого мага:

— Мне понятно твоё неверие, Северус. Но мы живём в магическом мире, здесь происходят чудеса, и нельзя отказываться от подобных возможностей. Но ты прав – кольцо – вот оно, если бы не одна сложность. Когда Гарри коснулся кольца, он, я не знаю, почему так получилось, впитал в себя его силу, и теперь она где-то внутри него. Я даже не представляю, к каким последствиям это может привести. Необходимо снова заточить силу камня в кольцо, а для этого требуется провести ритуал, и чем скорее, тем лучше.

— Какой именно ритуал? – спрашивает Северус – нервы его в этот момент натягиваются до предела.

— Еxtrahendis essentia, — безмятежно говорит старый маг, не замечая жёстких ноток, появившихся в голосе своего собеседника.

— Но разве… это не затронет магию мальчишки?

— Конечно, нет, прошло ещё слишком мало времени, чтобы сила кольца успела сплестись с магическим стержнем Гарри.

Дамблдор говорит уверенно, чуть улыбаясь самыми уголками губ, вот только Северус знает – старый маг врёт — нагло и с улыбкой, будучи уверен, что Северус не слишком хорошо осведомлён о подобных ритуалах. Но на этот раз директор ошибся, в Малфой-меноре потрясающая библиотека, и, так уж получилось, что Северус ознакомился с некоторыми её сокровищами…

— Мне кажется, вы что-то недоговариваете… — ровно говорит Северус, глядя Дамблдору в глаза, и тот, наконец, замечает: что-то пошло не по плану.

— Мальчик мой, конечно, я не собираюсь проводить ритуал сегодня или даже завтра. У нас ещё есть в запасе время. Сначала я тщательно изучу этот вопрос, и если окажется, что это может иметь какие-то последствия для Гарри, то мы придумаем что-то другое, — улыбается он. Но Северус снова чует ложь. Ложь, ложь, ложь. Мужчина уже почти задыхается — так много её витает вокруг него.

“Я не убью их” – ложь.

“Ты нужен мне” – ложь.

“Я люблю тебя” – ложь.

“Всё будет хорошо” – ложь… и вот — снова, как удар под дых. Но на лице мужчины – маска, скелетоподобная маска Упивающегося смертью — никакие эмоции не просочатся сквозь неё…

— Как скажете. Но я надеюсь, что вы сообщите мне, когда соберётесь проводить ритуал.

— Непременно, — тепло и до безумия лживо улыбается старый маг.

— Могу я уйти?

— Конечно, Северус. Спокойной ночи.

— Спокойной…

Душа моя давно сгорела,

И пеплом на сердце осела,

Мне жизнь моя осточертела,

Я рад бы был в могиле гнить.

...

Я труп живой, с поганой меткой,

На коже шрамов белых сетка,

И словно зверь я бьюсь о клетку,

В надежде боль свою забыть.

Мэри Эго

— ... Почему так внезапно? Я не уверен... Что, если у меня не получится? — лепетал бегущий за темноволосым мужчиной подросток. Полчаса назад его выдернул из постели ментальный зов — крёстный требовал немедленно встретиться с ним. И вот теперь он сообщал ему, что день для выполнения задания, возможно, уже настал...

— Я думал... Сначала мы организуем для Тёмного Лорда проход в школу. Я ведь почти настроил те шкафы...

— Возможно, всё так и будет, — резко отвечает Северус, не сбавляя шага. Чёрная мантия развивается за его спиной, слабый люмос освещает худое лицо мужчины нечёткими светлыми пятнами. — Но если мои подозрения подтвердятся, то тебе придётся сделать то, что требуется, уже этой ночью.

— Но почему? — с отчаянием спрашивает Драко. Его щёки раскраснелись от быстрой ходьбы, руки чуть дрожат. Ему страшно, ему вовсе не хочется делать то, что от него требуют.

— Дамблдор собирается исчезнуть, иного случая может просто не представится. Он схоронится и будет управлять всем происходящим из-за кулис... Информация не проверена, но ты должен быть готов, ты и так слишком долго тянул. Тёмный Лорд зол на тебя, ты знаешь, что будет, если ты не пройдёшь проверку, — тихо, ровно, без единой эмоции в голосе объясняет крёстный. — Я не хочу говорить этого, Драко, но альтернативы посвящение тебе понравятся ещё меньше.

— Да... Да, я знаю, — безжизненно кивает подросток.

— Ты будешь ждать меня здесь и поднимешься наверх только в том случае, если я тебя позову, — говорит Северус, останавливаясь у лестницы, ведущей на верхнюю площадку Астрономической башни. — Я выясню подробности, и если мои опасения подтвердятся, я позову тебя. В ином случае — мы вернёмся к первоначальному плану действий. Тебе всё ясно?

— То есть, это ещё не точно, да? — шепчет блондин поднимая молящий взгляд на стоящего перед ним человека, но Северус не даёт ему надежды, отвечая жёстко и коротко:

— Ты должен быть готов убить, Драко.

После этих слов Северус разворачивается и поднимается наверх, в башню...

* * *

Перед тем, как открыть дверь, Северус шепчет что-то себе под нос. Его тело оплетают тонкие серебряные нити, сплетаясь они вяжутся в узлы, концентрируясь на глазах, кистях и груди. У мужчины жёсткое, острогранное лицо, бледная сухая кожа, тонкие, чётко очерченные губы. Он весь напряжён, словно сжатая до предела пружина. Он толкает дверь и вступает на верхнюю площадку Астрономической башни.

Уже поздняя ночь, но несмотря на это, выйдя на площадку, Северус оказывается объят светом.

Его источник — старый белобородый маг — стоит возле парапета и смотрит на небо. Он активно жестикулирует и плавно кружит руками, в одной из которых зажата волшебная палочка, повторяя и повторяя слова заклинания. Узловатые пальцы директора вяжут магическую пряжу, закручивают её в жгуты, в верёвки, пускают вокруг башни, подготавливая её к проведению ритуала.

Темноволосый мужчина шевелит губами, чуть дёргает кистью, и палочка, вырываясь из рук Дамблдора, ложится Северусу на ладонь. Старый маг оборачивается, резкий порыв ветра подхватывает полы его белой мантии, развевая её у него за спиной, голубые глаза непонимающе смотрят на застывшего перед ним человека. Сейчас Дамблдор как никогда раньше похож на светлого ангела, несущего людям любовь и счастье, а Северус больше напоминает злого демона, приготовившегося к прыжку.

— Северус, что ты здесь делаешь? — непонимающе улыбается Дамблдор.

— То же самое я хотел спросить у вас, Альбус, — отзывается темноволосый маг. — Кажется, вы обещали сообщить мне, когда соберётесь проводить ритуал извлечения.

— Мальчик мой, о чём ты говоришь? Неужели ты подумал... Нет-нет, то, что я сейчас делал, никоим образом не относится к тому, о чём мы беседовали с тобой сегодня, — объясняет директор, чуть качая головой, как бы говоря: "Ты ошибся, ошибся снова, Северус. Ты стал слишком часто ошибаться в последнее время, но это ничего — я тебя прощаю". — Это так не похоже на тебя, Северус. Ты ведь должен понимать, что я бы никогда не стал подвергать опасности жизнь Гарри.

Но мужчину не так-то легко сбить с толку, его голос звучит жёстко, резко:

— Это заклинание: "Duplici tegmine", его использование — одно из необходимых условий ритуала. Сейчас третья фаза луны, ночь, возвышенность. Вы считаете, здесь могут оставаться сомнения?

Дамблдор чуть разводит руками, грустно улыбается:

— Северус, естественно, мне нужно добыть сведений о кое-каких нюансах перед тем, как мы решимся провести полноценный ритуал. Естественно, что я, дабы не допустить ошибок в будущем, пробую сейчас некоторые элементы "извлечения". И нет ничего удивительного в том, что мой выбор пал на наиболее подходящее для этого место — площадку Астрономической башни. Я ни в коем случае не стал бы проводить ритуал без твоей помощи, мой мальчик.

Дамблдор снова качает головой, отечески глядя в глаза стоящему напротив человеку. Свет вокруг старого мага меркнет, становится прозрачнее — незакреплённое заклинание теряет свою силу.

Слова директора звучат разумно, логично, убедительно. Грустная улыбка располагает к себе, мягкий взгляд из-под половинок-очков уговаривает признать свою ошибку.

— Хватит морочить мне голову, — рычит мужчина, вскидывая палочку. — На этот раз вы просчитались, Альбус. Я прекрасно знаю, что выполнить заклинание двойного кокона два раза в течение полугода невозможно даже для вас, а это значит только одно: вы решили провести ритуал сегодня.

Альбус продолжает улыбаться — в его лице ничего не меняется, только в следующую секунду Северуса с силой отбрасывает назад. Удар выбивает воздух из лёгких мужчины, затылок с глухим стуком припечатывается к стене. Дамблдор пытается призвать свою палочку, но Северус не даёт ей выскользнуть из своих пальцев. Старый маг поднимает руки, вздёргивая Северуса вверх, невербально связывая его, лишая возможности пошевелиться.

— Мальчик мой, ты запутался, — ненатурально улыбается директор, глядя в чёрные глаза зельевара. — Перестал понимать, что необходимо сохранить, а чем можно пожертвовать. Сила, которую хранит в себе Гарри — уникальна, и у нас появился шанс завладеть ей. Только представь, что может дать возможность возвращать мёртвых в мир живых! Да, воскрешающий камень ещё не изучен, и остаётся вероятность, что его сила — лишь сказка, но мы не можем проигнорировать шанс, который нам подарила сама судьба! Гарри слишком импульсивен, на него охотится Том. Страшно подумать, что случится, если наш общий враг узнает, что скрывает в себе мальчишка.

Северус молчит, магия не позволяет ему произнести ни звука. Колкий ветер развевает его волосы, треплет мантию, забирается под воротник, кусает кожу. Снежинки запутались в волосах, зависли на ресницах. Некоторые из них оседают на коже и через мгновение стекают меленькими капельками к подбородку.

— Вы ведь с Гарри поссорились, я знаю. Он поступил нехорошо, ещё раз доказал, что он лишь ребёнок. Так будет только лучше, к тому же — это ведь не навсегда. Не говоря уже о том, что потеря магии — не смерть... Северус, я не хочу терять твоё доверие, ты нужен магическому миру, но в любом случае: с тобой или без тебя, но я доведу начатое до конца, — твёрдо говорит Дамблдор, делая несколько шагов вперёд, протягивая руку к зажатой между пальцами Северуса палочке.

Раздаётся треск, серебряные узлы на кистях темноволосого мужчины начинают светиться. Дамблдор замирает, его зрачки стремительно расширяются, затапливая собой радужку, он дёргается, пытаясь оторвать пальцы от руки Северуса. Бесполезно — у старого мага не получается даже вздрогнуть, а на его замершем лице застыла улыбка — лживая улыбка манипулятора.

Серебряные нити скользят по руке зельевара, перетекая на кисть старого мага. Вскоре все переливчатые змейки оказываются на теле Дамблдора. Они вновь сплетаются в узелки, концентрируясь на ладонях, глазах и груди, и в следующее мгновение Северус падает вниз, а к Дамблдору, наконец, возвращается способность двигаться.

Он стремительно отскакивает в сторону, поднимает руки, пытаясь наложить на зельевара ещё одно заклинание — но магия отказывается ему подчиняться.

В это мгновение дверь, ведущая на лестницу, распахивается, и воздух рассекает громкое, пронзительное:

— Экспеллиармус!

Дамблдора отбрасывает к парапету. Драко тяжело дышит, испуганно смотрит то на поднимающегося с пола Северуса, то на Дамблдора, цепляющегося за парапет в попытке встать на ноги.

— Умно, и... неожиданно. Очень неожиданно, — ошарашено шепчет директор, разглядывая святящиеся узелки на своих руках. — Я не знал, что ты способен на... Что у тебя хватит умения освоить подобное заклинание...

— Так же как и я никогда бы не подумал, что вы готовы жертвовать чужими жизнями ради того, что в итоге может оказаться пустышкой.

— Я же сказал тебе, ему ничего не...

— Хватит! — рявкает Северус. — Без ментального щита, который невозможно поддерживать без магии, ему не продержаться и дня. И вы знаете это!

— Ради победы...

— Нет!

— Не знал, что всё зайдёт так далеко... Я подозревал, что ты привязался, но...

— Замолчите, — цедит Северус, бросая быстрый взгляд на побелевшего словно полотно Драко. Подростка трясёт. Всем здесь ясно, что он не сумеет выполнить своё задание.

Вдруг до ушей тех, кто находится на башне, долетают гулкие шаги бегущего по лестнице человека.

— Идиот, — шепчет Северус себе под нос и оборачивается к двери, чтобы в следующее мгновение сбить с ног ворвавшегося на площадку Гарри...

* * *

Гарри делает усилие и перескакивает через момент убийства Дамблдора и побега Северуса. Он не хочет ещё раз смотреть на это...

* * *

Ночь. Малфой-мэнор, Волдеморт восседает в кресле, а перед ним, склонив головы, застыли две фигуры.

— Круцио! — шипит Волдеморт, и один из людей — светловолосый подросток — падает на пол, корчится, стараясь сдержать рвущийся наружу крик, скребёт ногтями по гладкому мраморному полу. Пытка, против обыкновения, длится недолго, ведь безносый маг находится в поистине прекрасном расположении духа.

Буквально мгновение назад он видел, собственными глазами видел, что произошло — Дамблдор мёртв. Это подтверждает и память младшего Малфоя, и воспоминания Поттера, и тот факт, что жёлтая стена больше не защищает сознание чёртового мальчишки. Да, конечно, тот сумел-таки поставить блок, но это дорого ему стоило.

Дамблдор мёртв! Нет новости лучше!

— Драко, ты не сумел выполнить своё задание, твой крёстный выполнил его за тебя. Но ты внёс свой вклад. Будем считать, что ты прошёл, хотя я буду приглядывать за тобой, — тянет Волдеморт. Говоря это, он даже не глядит на мальчишку, взгляд его кроваво красных глаз прикован к совсем другому человеку, а потом он снова произносит:

— Круцио!

На этот раз под прицел попадает Северус. Он оседает на пол, стискивает зубы, закрывает глаза, отвлекаясь от физической боли, концентрируясь на боли душевной.

— Я не знал о том, что Дамблдор собирается схорониться, когда ты хотел сообщить мне об этом? Ты наложил на Поттера опасное заклинание, которое могло убить его, хотя он — только моя добыча! Ты заслужил мою похвалу, убрав с дороги старого идиота, путавшего все мои планы, но ты также достоин и наказания. Круцио!

Вторая порция заклятия, наложенного поверх первого, свалила темноволосого мужчину на пол, согнула его пополам, вырвала хрип из пересохшего горла.

Волдеморт не сводил взгляда со своего слуги, на его безносом лице красовалось нечто, напоминающее улыбку.

— Круцио! Круцио! — закричал маг с какой-то весёлостью, будто именно так он только и мог выразить свою радость... — Круцио! ...

* * *

Еxtrahendis essentia — ритуал, применяющийся для освобождения мага-дарителя от его внутренней силы и всех дополнительных вплетений, которые были сформированы в течение жизни. После проведения ритуала маг-даритель, чтобы вновь использовать магию, должен для начала восполнить её запасы, на что потребуется, по разным источникам, от пяти до двадцати пяти лет. До этого времени маг переходит в разряд сквибов...

Сила мага-дарителя в процессе ритуала перейдёт магу-получателю, и последний сможет использовать подаренную магию так, как посчитает нужным...

Для проведения ритуала Еxtrahendis essentia требуется добровольное согласие мага-дарителя по форме: Ego assentior teneri Еxtrahendis essentia stando ante me. Важно! Маг-даритель должен произнести данную форму без боязни, с уверенностью и с желанием, подтверждая тем самым своё доверие к магу-получателю. Понимание сути ритуала необязательно...

Ритуал проводится ночью, в третью или четвёртую фазу убывающей Луны на возвышенности... Соответствующее всем требованиям место перед началом проведения ритуала должно быть очищено от второстепенных магических потоков и оплетено такой специфической защитной сетью как duplici tegmine (двойной кокон)...

Желательно подготовить организм мага-дарителя к изъятию магических ресурсов. Подготовка осуществляется с помощью таких зелий как: ...

Проведение ритуала без предварительной подготовки мага-дарителя может привести к разрывам внутренней ауры, истощению запасов жизненной энергии, магической коме и даже смерти. Настоятельно рекомендуем не пренебрегать предварительной подготовкой.

Бог совершил смертельный грех,

Глаза зашив мне белой ниткой,

Вложив мне в горло беса смех,

Благословив своей улыбкой.

...

Я жил не видя правды лик,

Я шёл по грязи как по злату,

Но Бог ошибся — близок миг,

Когда придёт его расплата.

Мэри Эго

Обтянутый тонкой синеватой кожей череп, чёрные провалы носа, кроваво-красные, прищуренные глаза, безгубый рот, уродливо приоткрытый для очередного выкрика...

— Гарри...

Светлые волосы, сбившиеся в неряшливые локоны, затопившие голубую радужку зрачки, засохшая струйка крови у чуть покрасневшего носа, скрюченные от боли пальцы, сбитые ногти...

-Гарри, проснись!

Чёрный плащ, накинутый на острые плечи, ввалившиеся щёки на бледном осунувшемся лице, плотно сжатые зубы, желваки, отчётливо проступившие на скулах...

— Гарри, проснись! Гарри! ... Гарри!

...

Слова вспыхивали в моей голове яркими белыми пятнами, я пытался отгородиться от них, ведь каждое следующее, бьющее по нервам "Гарри" вырывало меня из сознания Северуса, тянуло назад по нитям связи — а я не желал уходить. Но силы были на исходе, тонкие паутинки, соединяющие меня с фамильным домом Малфоев, рвались с пугающей скоростью, и вот, настал момент, когда я понял, что вновь лежу в кровати, в Гриффиндорскй спальне, и кто-то неугомонно трясёт меня за плечо и испуганно зовёт:

— Гарри! Гарри...

Я распахнул глаза, резко вдохнул и тут же зажмурился, закрыл лицо руками. Слишком ярко, слишком светло было в комнате после пугающих своей чернотой воспоминаний. Гермиона, нависшая надо мной, беспокойно осматривала меня, трогала лоб, и мне пришлось перевернуться на бок, ещё сильнее сворачиваясь калачиком, чтобы хоть немного скрыться от её назойливого внимания.

— Гарри... Что с тобой?! Гарри! Всё в порядке? — взволнованно спрашивала подруга, всё ещё продолжая тормошить меня. — Мы не смогли добудиться тебя днём, но решили, что ты просто очень устал... Но сейчас уже час дня, и я вдруг подумала, что... Я вдруг решила...

— Со мной всё в порядке, — глухо откликнулся, дёргая плечами, чтобы избавиться от лежащих на них рук. — Оставь меня в покое...

— Но Гарри, я же...

— Оставь. Меня. В покое!

— ... Ладно... если ты так хочешь... Но если вдруг что-то понадобится, то я всегда... — промямлила девушка, распрямляясь. Я ничего ей не ответил. Ещё немного потоптавшись возле моей кровати, Гермиона озабоченно вздохнула и как-то уж слишком медленно направилась к выходу, будто надеясь, что я окликну её... но я хранил молчание, и, в конце концов, ей пришлось просто выйти из спальни.

Я перевёл дух... Уж слишком тяжело в последнее время мне даётся общение с друзьями... Да и друзьями ли? Так много всего изменилось с предыдущего года... Я изменился. Они никогда не сумеют понять того, что я чувствую... а я не собираюсь им ничего объяснять... Мне просто некогда это делать, времени и так катастрофически не хватает. Ведь каждая следующая минута, секунда может стать для Северуса последней.

То, что я увидел в его воспоминаниях — поражало и... угнетало... Дамблдор хотел изъять из меня силу, которую мне передал воскрешающий камень, и был готов провести ритуал без подготовки, а Северус... Северус остановил его... Остановил, не смотря на все мои слова и ... и действия... И не просто остановил — убил. Убил, хотя и был привязан к директору, и не раз в прошлом обрывал поток моих обвинений в его сторону, не желая их даже слушать, находя оправдания всем его поступкам... А Сектумсемпру Северус наложил наверняка на тот случай, если Волдеморт сумеет пробиться в мои воспоминания... Так в конце концов и случилось...

Чувство вины, которое я испытывал и раньше, теперь вышло за все возможные рамки — пропитало меня, словно губку. Рыжей, плавящей всё на своём пути кислотой, оно текло по моим венам, прожигало сердце, проникало в каждую клеточку, каждый нерв, и некуда было от него деться...

Я предал его, но он даже после этого продолжал прикрывать мне спину, защищать меня. Меня — плюнувшего ему в лицо, унизившего его достоинство, растоптавшего его сердце и распинавшего кровавые ошмётки по пыльному Хогвартскому коридору.

Я предпочёл верить Дамблдору, Гермионе, видениям — кому угодно, только не ему. Я бросил его... все его бросили... А ведь Северус не раз говорил, что так и случится, что мне надоест... И выходит, что он именно так и думает — что я просто наигрался, охладел. Я знаю — ему теперь наплевать на свою жизнь, я чувствовал это, будучи внутри его сознания... Возможно, он даже считает, что уже мёртв, и продолжает существовать просто по инерции, а виной всему я! Я!

Как же всё это глупо, обидно, больно, но все мои чувства — ничто, по сравнению с тем, что пришлось пережить ему. Я должен был помогать, защищать его по мере своих сил, но я только усугублял ситуацию. Сам, своими руками копал себе яму, а в итоге толкнул в неё Северуса. И он всё ещё там, внизу, на дне этой ямы-бездны — застывший, холодный, одинокий — с нетерпением ждёт своего конца.

Слёзы пришли внезапно. Они просто полились из глаз нескончаемым потоком, и ничто не в силах было их остановить. Мерлин, как бы я хотел оказаться сейчас рядом с ним, обвить руками его напряжённую шею, прижаться губами к его холодной коже, согреть её своим дыханием и сказать, как мне жаль, что я был таким идиотом, как стыдно мне, что я не ценил то, что имел, и как я до безумия, до полного сумасшествия, до крика, до хрипа, до боли люблю его... Люблю...

Но я всё исправлю — всё ещё можно изменить, переиграть — и на пути к моей цели только одно препятствие — Волдеморт.

Теперь я точно знаю свою цель — первую цель на длинном пути, в конце которого грозно возвышается тёмная фигура того, без кого я не в силах представить свою жизнь. Я должен попытаться, должен суметь! И я готов действовать прямо сейчас!

И в то же мгновение, как я принял решение, мир, словно отвечая на мой вызов, ворвался в комнату испуганным Невиллом, залепетал, едва не теряя голос от страха:

— Гарри, там... в Большом зале... там... Иди скорее, Гарри...

* * *

Я ещё только подбегал к дверям, ведущим в зал, а уже услышал громкий шипящий голос. Отражаясь от высоких сводов, он разносился над столами, пробирал до дрожи сжавшихся на скамейках детей. Это был голос монстра, голос убийцы моих родителей, голос того, кого я собирался убить — голос Волдеморта.

— Вы выдадите мне мальчишку, или погибните все! Это будет ваш выбор! — раздавалось в воздухе. — Подумайте хорошенько, прежде чем дать мне ответ.

— Это не обсуждается! — резко отвечала Макгонагалл невидимому собеседнику. — Все дети для нас ценны, и все они находятся под защитой Хогвартса.

— Своими словами ты обрекаешь на мучительную смерть всех, кто находится здесь! Вы все ещё не раз пожалеете о том, что не согласись на мои условия. И случится это очень скоро...

Я смотрел на происходящее в зале, прижавшись щекой к двери и заглядывая в тонкую вертикальную щёлку между створками. Я видел, как испуганно сжались ученики при последних словах Волдеморта, как заозирались остальные учителя, как беспокойно закружились в воздухе привидения. Макгонагалл же лишь сильнее поджала губы и три раза стукнула по столу палочкой, требуя внимания:

— Мы никому не позволим угрожать нам, — громко сказала она, когда все, наконец, замолкли. — Наша школа — это наш дом, наша крепость, и все те, кто находятся здесь — связаны крепкими узами. Мы семья! И мы не позволим кому бы то ни было ставить нам условия. Ведь...

И в этот момент пол затрясся, по коридорам прокатился гул, и в следующее мгновение что-то оглушающе громко бухнуло, перекрывая ровный голос временного директора.

— Они напали! Он выполнил свою угрозу! Надо было выдать ему Поттера! — заголосили со всех сторон ученики. Кто-то вскочил, кто-то кинулся к дверям — Макгонагалл что-то кричала, безуспешно пытаясь всех утихомирить.

Вдруг кто-то дотронулся до моего плеча — я вздрогнул от неожиданности, отшатнулся от двери, а потом резко развернулся, выхватывая палочку. Несколько долгих мгновений я не понимал, кто передо мной, но тихий голос с такими знакомыми интонациями вывел меня из оцепенения — это оказался всего лишь Сириус под оборотным зельем.

— Гарри, уходим, — тихо сказал он мне, кидая опасливые взгляды на проём, откуда неслись крики. И не медля больше ни секунды мы с ним пошли прочь от зала.

— Куда мы? — шепнул я.

— К кабинету директора, портреты готовы нам помочь...

* * *

Неужели Волдеморт решился на нападение? ... Или этот взрыв, лишь акт устрашения, способ показать, что все угрозы имеют под собой основание?

Он требует выдать Поттера. Что ж, я не против. Я сам жду этой встречи, столько лет жду, ну а теперь, у меня есть ещё и глубоко личные причины покончить с этой войной. Вот только для начала придётся отрезать чёртовому уроду пути для отступления.

Если честно, вся эта история с хоркруксами совсем вылетела из моей головы. Не знаю, когда бы я вообще вспомнил про них, если бы не Сириус.

До кабинета мы добрались довольно быстро, коридоры до сих пор пустовали. Старый код, который дал Сириусу чёртов Дамблдор, слава Мерлину, всё ещё работал, и мы без труда попали внутрь.

Как только мы оказались в кабинете, стариковские лица на портретах обратились в нашу сторону. Один из них, тот самый, с которым мы разговаривали в прошлый раз, чопорно поздоровался и без предисловий сразу перешёл к делу:

— Мистер Поттер, после долгого совещания мы пришли к выводу, что вы сможете рассчитывать на нашу помощь. Том Марволо Реддл угрожает не только вашим интересам, но и интересам школы, за которую мы, даже после своей смерти, несём ответственность. Открывайте пока комнату и спускайтесь вниз — всё остальное сделаем мы сами.

— Если бы не нападение, вы бы ещё вечность тянули, да? — пробормотал я себе под нос, но презрительный взгляд нарисованных глаз заставил меня заткнуться и сделать, как было велено.

Найдя нужные книги и открыв потайную дверь, мы спустились вниз. Сириус снова, как и в прошлый раз, обратился в собаку и стал обнюхивать углы. Я тоже, как мог, осматривал стены, но сколько бы я их ни ощупывал, они не выдавали мне своих секретов.

Вскоре сверху донеслось невнятное бормотание. Сириус обернулся обратно, приблизился ко мне, как бы желая закрыть своим телом от любой опасности.

Бормотание портретов стало громче, некоторые из умерших директоров и вовсе запели на латыни, повторяя и повторяя слова древней магической песни.

Вдруг стены комнатки задрожали и в следующее мгновение с пугающей скоростью раздались в стороны, потолок с глухим звуком взлетел вверх, а всё освободившееся пространство заняли покрытые столетней пылью шкафы и толстостенные, окованные металлом сундуки. Замки на железных засовах задёргались, щёлкнули и с протяжным скрипом раскрылись. Как только крышки откинулись назад, содержимое сундуков поднялось в воздух.

Сириус стал оттеснять меня к лестнице, шепча:

— Осторожнее Гарри, осторожнее. Всё это опасно...

Но мне сейчас было не до переживаний за собственную жизнь. Кроме того, я верил, что всё получится. Поэтому я мягко высвободился из кольца рук своего крёстного и, решительно взмахнув палочкой, призвал все предметы к себе.

Необдуманно? Опасно? — Может быть. Но мне хотелось поскорее со всем этим покончить. Сириус просто не успел ничего сделать, как я уже вытянул руки, уверенно кладя ладони на зависшие передо мной предметы: диадему, медальон и золотую чашу...

... Мир вспыхнул. Жар прокатился по телу нестерпимой волной, вгрызся в горло, вломился в глаза, протёк через уши в голову. Я ослеп, оглох, потерял все ориентиры. Руки — обугленные кости — зависли вытянутыми вперёд чёрными головешками. Я чувствовал, как они осыпаются пеплом на пол, серой пылью оседают на старинных книгах.

Я кричал, но не слышал крика, я разрывал себе грудину, но оставался неподвижно стоять. В голове билась только одна мысль — мысль, что ему было хуже, больнее, невыносимее... Понимание этого сделало меня сильным в этот наполненный болью и страхом миг. Миг, который длился целую вечность...

Всё закончилось так же, как и в прошлый раз. Просто в один момент боль исчезла, жар отступил, а пустышки-предметы с глухим звоном попадали вниз. Комната вновь стала сужаться, стены поползли вперёд, образуя вокруг нас каменную клетку. Куда-то исчезли предметы, сундуки, шкафы — вновь стало темно.

Сириус стоял от меня в двух шагах — и на нём не было больше чар, будто огонь, сжигавший меня, слизнул и с него чужую маску. Крёстный дышал тяжело и часто, словно ему было больно, глаза невидяще смотрели перед собой.

Я хотел было подойти к нему, но ноги не держали, и с глухим "Ох" я осел на холодные камни.

Тело отказывалось мне подчиняться, волны усталости накрывали с головой, и только благодаря неимоверному напряжению воли я всё ещё оставался в сознании.

В это мгновение сверху раздался какой-то шум. Сквозь туман, забившийся в уши, я различил звук шагов, а потом маленькая квадратная комнатка озарилась неярким светом Люмоса.

— Что ты здесь делаешь? — непонимающе и немного удивлённо спросила профессор Макгонагалл, и в следующую секунду мой мозг отключился.

Кровавые слёзы слепят глаза,

У горла ножи, а под сердцем стрела.

Я жив, но и сам не пойму почему,

Ведь не в силах никто пережить столько зла.

(Мэри Эго)

...Запах отчаяния  сотен людей пропитывает воздух, страх и злость добавляют особые терпкие нотки в этот изысканный коктейль... На небе огненным клеймом алеет метка моего повелителя — мне не нужно смотреть вверх, чтобы знать это, ведь её очертания отражаются в широко распахнутых глазах мертвецов, то и дело попадающихся на моём пути...

...Терпкий дурман выпущенной на свободу крови пьянит, бордовые пятна на белом снегу почти ослепляют, клыки истекают ядом: до того велика необходимость впиться в податливую хрупкую плоть...

...Меня не замечают — люди никогда не смотрят себе под ноги и платят за эту неосторожность своими жизнями.

Движение справа — и вот тело пружинит, отталкиваясь от земли — зубы протыкают кожу, пробивают трахею. Ребёнок хрипит, падает, заваливаясь на бок, беспорядочно дёргается, молотит руками по снегу, пытаясь достать меня, ответить болью на боль. Но это лишь бравада — ведь мы оба знаем, что он никогда уже не отомстит мне...

Зубы легко выскальзывают из кровоточащих отверстий — пробую воздух — горсть страха, щепотка надежды и много литров пота, стекающего по спинам — битва в самом разгаре, и нет сомнений в том, кто победит.

... Я снова двигаюсь вперёд, снег неприятно холодит кожу, застревая между чешуйками. Зима не самое подходящее время для змей, лишь магия хозяина помогает мне поддерживать нужную температуру тела, и сейчас мой Лорд зовёт меня, и я откликаюсь...

... Я уже чую его, слышу... он говорит с одним из своих слуг, и он недоволен, он зло шипит, оголив желтоватые зубы:

 — Палочка не слушается меня! Старый маразматик даже из своей могилы умудряется вставлять мне палки в колёса!

 — Я думаю, всё дело в способе наследования... — отвечал ему коротко стриженный темноволосый мужчина. — Возможно, сила палочки подвластна лишь тому, кто победил прежнего владельца.

 — Северусу? Позови его! Пусть придёт ко мне немедля! — нетерпеливо говорит мой хозяин.

 — Слушаюсь, мой Лорд...

Слуга разворачивается и уходит, и я скольжу к своему хозяину, спрашиваю, сворачиваясь возле его ног:

 — Что случилось?

 — Непредвиденная, но, скорее всего, легко устранимая неприятность, — почти ласково отвечает мне хозяин на серпентанге. — Я знаю, ты должна будешь обрадоваться своему следующему заданию. Тебе ведь никогда не нравился Северус.

Я лишь стягиваю кольца, укладывая поверх них голову, и вновь пробую воздух. Бесполезно объяснять человеку, пусть даже и хозяину, что у змей нет таких человеческих понятий, как симпатия. Для змей любое убийство — лишь шаг к достижению цели, и неважно, кто жертва — крыса, пичужка или человек...

* * *

Тьма не желала расступаться, тьма давила на меня со всех сторон. Я не мог шевельнуться, не мог вздохнуть — парализованный и безгласый, я замер в нелепой, неясной позе, словно незадачливая муха, закаменевшая в янтарной смоле.

Понимание пришло внезапно: вот я лишь лениво трепыхался, не совсем даже понимая, кто я есть, а вот — забился, задёргался, стал выворачиваться из цепкий лап сна. Паника вырвалась из горла безумным криком, страх потёк с кончиков пальцев кровавыми ручьями, отчаяние захлестало из ушей ярко-красным фонтаном, и вот — столетний янтарь пошёл трещинами и раскололся на две половины...

Я открыл глаза...

Я находился в незнакомой, довольно ярко обставленной комнате. На стенах красовалось множество картин, по сервантам были аккуратно расставлены чайные сервизы, а в углу я заметил насест для Фоукса. 

"Значит, это личные покои Даблдора, а теперь, вероятно, и Макгонагалл", — догадался я. Интересно... а где Сириус?.. И сколько я проспал? И ... и ... Только в это мгновение я вспомнил своё видение: битва, Волдеморт, палочка директора... Я резко сел, закрыл глаза, мгновенно сосредотачиваясь на ментальной защите, которую устанавливал теперь почти автоматически, немного приподнимая серебристую завесу... 

Эмоции Северуса просочились в моё сознание через образованную брешь. Они, как и прежде, ощущались очень остро. Среди них я отчётливо различил опустошённость, усталость и чувство неизбежности... Он знал, чёрт подери, — он знал, что умрёт! Пока ещё не случилось непоправимого, но он не будет бороться — это сразу ясно, он уже ждёт, когда случится то, что случится! Я не позволю! Чёрт подери — не допущу!

Я вскочил с кровати и, схватив палочку с прикроватной тумбочки, бросился к двери. Она оказалась закрыта — требовался пароль. Но у меня не было времени, совсем не было времени! И я просто направил вперёд поток чистой магии, которая буквально бурлила внутри, срывая преграду с петель.

Сбивая ноги, я побежал по лестницам и длинным пустым и неестественно тихим коридорам. И чем ниже я спускался, тем явственнее понимал всю величину настигшего школу бедствия. Мне то и дело приходилось перешагивать через проломы в полу, стены были местами разворочены, и довольно часто мой взгляд выхватывал засохшие бурые пятна крови на сером камне. Волдеморт всё же напал, и сейчас у стен Хогвартса идёт битва... 

Ступив на первый этаж, я словно перешёл невидимую глазу границу: сотни звуков наполнили воздух, в нос ударил терпкий запах лечебных зелий, восстанавливающих мазей и горелой плоти. А в следующем же зале я обнаружил импровизированный госпиталь. Дети сидели на полу, на столах и наскоро транфигурированных кушетках. У многих из них на лице алели ожоги, у кое-кого отсутствовали части тел. Несколько преподавателей ходили меж рядами, присаживаясь то у одного ученика, то у другого, тихо утешая, объясняя, как накладывать лекарства, поправляя бинты, выслушивая тонкоголосые жалобы.

Растерянный, я стоял у входа и смотрел по сторонам, то и дело натыкаясь взглядом на знакомые лица:

Вот, в двух шагах от входа, на матрасе, постеленном прямо на полу, лежит Луна. Её лицо немного раздулось, как от ожога, глаза чуть выкатились наружу, руки безвольно лежат вдоль тела — она не шевелится, и я даже не уверен, что дышит... 

Вот, недалеко от неё, свесив ноги с кушетки и чуть раскачиваясь, сидит Симус. На глазах у него повязка с двумя круглыми красными пятнами, немного деформирована челюсть, нос скошен вправо. Но ему, кажется, наплевать на всё это — он чуть шевелит губами, негромко напевая школьный гимн...

Кэти Белл с забинтованной головой, Роджер Дэвис с обугленной левой рукой, Терри Бут с почерневшим лицом, скрюченный Деннис Криви, дрожащий Блейз Забини и многие, многие другие, имён которых я не знаю. Все они здесь — раненые, покалеченные — ожидают помощи, надеются на неё... А все остальные? Гермиона? Рон? Они где? Где все учителя? Неужели... неужели...

Чтобы выйти на улицу, мне нужно было пройти через зал — и я быстрым шагом двинулся вперёд. Ко мне обернулись, чужие взгляды наполненные злостью, а некоторые и ненавистью, упёрлись в меня, словно остро наточенные пики.

...Никто не сказал ни слова, никто не встал на моём пути, а учителя просто не успели вовремя среагировать, а когда опомнились — я уже стоял у выхода и в следующую секунду скользнул наружу...

* * *

Ветер, словно взбесившийся скакун, метался по снегу, поднимая в воздух столпы снежинок; на тёмно-сером, затянутом тучами, небе алел уродливый, обвитый змеёй, череп; со стороны леса отчётливо слышался ни на миг не прекращающейся шум битвы.

Я бежал вперёд, перескакивая через сугробы, игнорируя удивлённые, а иногда сердитые выкрики встречающихся мне на пути людей. Я то и дело натыкался на авроров, стоящих на подходах к школе. Видимо, именно благодаря их прибытию дети всё-таки смогли укрыться за стенами Хогвартса... Некоторые из них пытались оглушить меня, наверное, чтобы потом доставить в безопасное место, но каждый раз я успевал поставить защиту — и бежал дальше. Авроры же оставались на месте — им нельзя было покидать свои посты...

 — Гарри, что ты здесь делаешь? — закричал вдруг кто-то сзади. Я обернулся. — Как ты вышел?.. Неважно! Немедленно возвращайся в школу! — громко сказала профессор Макгонагалл, стоящая в десяти шагах от меня. На профессоре не было столь привычной её образу шляпы, волосы свисали сзади скомканной серой мочалкой, а на руках она держала какого-то мальчика, судя по галстуку — слизеринца. Он тяжело дышал и чуть трясся, ему была необходима помощь...

 — Что случилось? — сглотнув, спросил я, глядя на ребёнка.

 — Гарри! Мы поговорим позже! Немедленно возвращайся в...

 — А Гермиона? Рон? Где они?

 — Помогают в медицинском отсеке — там находятся тяжело пострадавшие: дети, но в основном, учителя, прикрывавшие отход. Гарри, ты тоже должен вернуться туда, тебя не должны заметить!

 — Мне нужно ещё кое-что сделать, — откликнулся я и, отступая на шаг, попросил: — Не волнуйтесь за меня! — и сорвался на бег, даже не обернувшись на бессильное, громкое "Гарри!", брошенное профессором мне вслед.

* * *

Нити связи вели меня вперёд, обходя место битвы по дуге, тянулись за деревья. Я полностью сконцентрировался на них, не желая отвлекаться, боясь потерять их след. Именно поэтому ударившее мне в спину заклинание стало для меня неожиданностью.

Меня отбросило, перевернуло лицом в снег, рука неловко подвернулась, плечо прострелило болью.

 — Неужели я поймала нашего птенчика-попрыгунчика? — противно захихикал человек в черепоподобной маске, подходя сзади, и я сразу узнал этот высокий голос — голос Беллатрикс... Нервным движением она сорвала с себя маску, откинула её в сторону, будто желая лишить меня последних сомнений. Из своего положения мне было не разглядеть её лица, тем более очки съехали к кончику носа... 

 — Что такое, птенчик? Почему ты молчишь? — продолжала тем временем хихикать Беллатрикс. — Неужели стесняешься? Ну, это ничего, мы тебя мигом отучим: Круцио!

Тело скрутило, желудок дёрнулся к горлу, сердце захлебнулось собственным надрывным стуком. Кожу будто сдирали заживо, мышцы протыкали тупые иглы — но это была лишь боль, просто боль тела, а меня больше не было в нём. Я нырнул внутрь себя, схоронился, омываемый магическими потоками, накапливая, концентрирую силу, готовясь нанести удар.

Тянущая тревога за Северуса сконцентрировалась в солнечном сплетении. Безумное беспокойство, боязнь не успеть, желание увидеть, обнять, объяснить, защитить! И боль, играющая на нервах, истощающая резервы организма, скручивающая тело в тугой жгут из мяса и обломков костей...

Беллатрикс стояла на моём пути, она задерживала меня, отнимала время, лишала надежды, вынуждала валяться здесь, вместо того чтобы бежать, лететь, нестись вперёд! Из-за неё я мог опоздать...

Чёрный масленый ком в груди зашевелился, затрепетал, ожил... задышал. Монстр, выросший из моего страха, из моей любви, топорщил чёрные иглы на холке, встал на дыбы, взревел и прыгнул вперёд, проламывая грудную клетку, вырываясь наружу...

Заклинание, связывающее меня, рассыпалось...

Магия неистовой чёрной зверюгой метнулась к всё ещё смеющейся Беллатрикс, почти ласково обняла её за шею, вырывая удивлённый хрип...

Женщина дёрнулась назад, разрывая расстояние. Магия зашипела, взвилась, отпуская свою жертву и возвращаясь ко мне, словно преданная псина. 

 — А ты не так прост, птенчик, — презрительно вздёрнув подбородок, вновь заулыбалась женщина. — Но это не поможет тебе. Тёмный Лорд пообещал, что даст всё что угодно тому, кто приведёт к нему тебя, и я намерена сорвать этот куш. Ты же поможешь мне в этом, правда? Локомотор Виббли!

 — Протего!

 — Инкарцеро! Круцио!

 — Рефле́кто! Протего!

Беллатрикс крутилась как ненормальная, нападая снова и снова, вновь и вновь уворачиваясь от моих невербальных атак. Магия во мне бурлила, буквально вырываясь наружу, но умения не хватало, сконцентрировать силу не получалось, и я вынужден был защищаться, вместо того чтобы остановить эту дикую пляску смерти и идти туда, где я нужен.

С палочки Белатрикс сорвалась огненная струя, в ответ на которую я вновь выставил щит. Но в это мгновение что-то ударило меня сзади. В голове зазвенело, и я почувствовал, как просыпается защита, которую мне дал крёстный, как она поглощает, впитывает в себя чужую опасную для моей жизни магию. 

 — Инкарцеро!

Я отвлёкся и пропустил связывающее заклинание — от него у меня не было защиты. А чтобы его снять, требовалось время, чёртово время! Магия сконцентрировалась, заклятие стало распадаться...

Удар в живот стал неожиданностью... в лицо — нет, его я уже ждал...

 — Ты ответишь за то, что сделал! — рявкнула Беллатрикс, вновь занося ногу. — Убить я тебя не могу, хотя мне и хочется. Оцени моё терпение, цыплёночек, — зашипела она, погружая мне в живот свой сапог...

Желудок сжался, желчь подступила к горлу, а потом вместе с кровью хлынула наружу. Нос не дышал — кажется, Беллатрикс мне его сломала, — воздух не желал поступать внутрь, я задыхался, сгибаясь под очередными ударами... 

Но в это мгновение у меня наконец-то получилось скинуть связывающее заклятие и увернуться от следующего удара. Беллатрикс засмеялась ещё громче, а в следующее мгновение — завизжала, оступилась, упала, схватившись за стопу из которой торчала деревянная рукоятка моей волшебной палочки. А я, не тратя больше времени, вновь накинул магическую петлю ей на шею, дёрнул, стягивая до хруста, так, чтобы наверняка, чтобы навсегда, чтобы до хрипа, до кровавой пены. А потом, когда всё закончилось — встал на нетвёрдые ноги, призвал к себе палочку и снова двинулся вперёд, спотыкаясь на каждом шагу. Надеясь, молясь, чтобы было ещё не поздно... 

Мерлин, хоть бы я не опоздал...

Горячая горькая боль

Из горла, из глаз и из рук.

Сердце даёт сбой,

Замыкая порочный круг.

(Мэри Эго)

Я пробирался вперёд, по колено увязая в сугробах, прикрывая лицо от колко жалящих кожу снежинок. Казалось, природа решила превратить земной шар в один огромный снежный ком, так бесконечно много намело за сегодняшний до безумия долгий день...

Я настиг Северуса на поляне возле леса; до визжащей хижины, где его ожидал Волдеморт, оставалось всего десять минут ходьбы. Несмотря на моё преимущество, он заметил меня раньше и тут же, не раздумывая, атаковал, рассчитывая покончить с преследователем за один удар. Но на этот раз я не растерялся и успел поставить защиту, в которой потонуло невербальное заклинание.

— Северус! – громко, отчаянно позвал я, перекрикивая неожиданно налетевший ветер. — Северус, пожалуйста, не ходи туда, я тебя умоляю... не ходи, Волдеморт убьёт тебя! Послушай...

Мужчина чуть вздрогнул, замер, всматриваясь в меня, узнавая... а потом скривился, как от пощёчины, криво усмехнулся:

— Ну естественно, кто бы это ещё мог быть! С чего же такая забота, Поттер? Или ты хочешь лично свести со мной счёты? Тогда вперёд. Это будет даже забавно.

— Нет, я... я... — мой язык вдруг в один миг стал неповоротливым, тяжелым, все мысли вылетели из головы. Неясное лепетание — все, что у меня получалось выдавить под прямым холодным прицелом чёрных глаз-провалов.

Вот – это случилось – я наконец-то видел Северуса, а он видел меня, и мы разговаривали, и я слышал его столь знакомый, родной... и столь чужой сейчас голос. И всё это происходит по настоящему, и это не сон, не видение, не односторонняя встреча… Вот только… вряд ли сейчас самый хороший момент для счастливого воссоединения. Если бы у меня было время всё объяснить… Если бы он согласился выслушать меня…

— Прости меня... — наконец сказал я, будто эти слова могли что-то изменить, будто всё ещё могло стать таким, как прежде...

— Вы сошли с ума, Поттер? Или, быть может, вам стоит протереть очки? Вы не видите, кто перед вами? Забыли недавние события? Мне очень жаль, но придётся вам напомнить...

— Прости меня! — с отчаянием повторил я, делая шаг навстречу, уже понимая, что все мои слова потонут в пустоте. — Прости... Я позже всё объясню — позже, но сейчас ты должен поверить мне. Я прошу тебя...

— Я ничего тебе не должен, Поттер, — глухо, до безумия равнодушно откликнулся Северус. Его высокая чёрная фигура казалась лишней на фоне заснеженных широкопалых елей, поднятый в воздух снег смазывал её очертания, делая всё происходящее ещё более иррациональным…

— Умоляю, выслушай меня… Это всё был не я… это зелье… так получилось… — глупо, до безумия жалко объяснял я. — Я не мог себя контролировать... Знаю, ты не веришь мне, но я всё объясню! Ведь я не могу без тебя, а если ты пойдёшь туда, то погибнешь!

На лице Северуса не дрогнул ни один мускул. И я уже не знал, человек передо мной или лишь пустая оболочка от человека: настолько безразличным и спокойным он казался.

Внутри меня же всё корёжилось, корчилось от бессилия, сердце стучало как сумасшедшее, сотнями молоточков забивая гвозди мне в виски. Не зная, что предпринять, я сделал ещё один шаг вперёд, но Северус тут же отступил, поднимая палочку, показывая, что не позволит приблизиться к себе.

— Я люблю тебя... — наконец, проговорил я, разорвав повисшее молчание. Наверное, в тот момент мне показалось, что это хороший аргумент в мою пользу, но я ошибся, как и всегда...

— Твоя любовь ничего не стоит, Поттер, — ровно ответил Северус, не сводя с меня своего невыносимо пустого взгляда. — Оставь её себе или выкинь в ближайшую мусорную кучу — там ей самое место.

— Я прошу тебя, загляни в мои мысли! Ты поймёшь, ты поверишь...

— Прекращай этот фарс, не желаю больше выслушивать твои жалкие потуги донести до меня то, что ни мне, ни тебе не нужно. Просто убирайся отсюда, Поттер. Убирайся, или мне придётся помочь тебе.

У меня подкашивались колени, сердце трещало по швам, рвалось, крошилось, словно сухое, забытое на столе печенье. К глазам подступили безнадёжные, пустые слёзы. На что я рассчитывал? Я просто смешон... Что теперь делать? Попытаться оглушить его? Но Северус гениальный дуэлянт, лучший в своём роде. Я чуть не проиграл Беллатрикс, так какие шансы у меня могут быть тут? Но как тогда объяснить... Как заставить проигнорировать приказ безумного безносого монстра?

— Уходи, – повторил Северус, и я почувствовал жёсткие нотки в его голосе. А в следующее мгновение мне пришлось дёрнуться в строну, чтобы убраться с пути несущегося на меня магического луча...

Молния заклинания пролетела совсем близко, мазнула колкими искорками по заледеневшей от мороза коже щеки. Я неловко попятился, почти падая, и только это непреднамеренное движение помогло мне увернуться от следующей атаки.

Снег забивался в глаза, паника металась по груди обезумевшим шакалом, выла жалобно, пронзительно. И звук этот пробирал до самых костей, заставляя теряться, оступаться и ошибаться…

Я успел отбить очередное заклинание и установить круговой щит. Я действовал на пределе возможной в этот момент концентрации, но всё равно не сумел уйти от очередного магического луча.

Конечности налились тяжестью, мышцы заледенели. Я упал, уткнувшись лицом в снег, неловко раскинув руки, но, не желая сдаваться, тут же принялся стягивать магию, пытаясь расплести сдерживающие меня магические нити...

— Даже не пытайся освободиться, — отчуждённо сказал Северус. Оказалось, он уже успел приблизиться ко мне – его голос звучал совсем близко.

— У тебя ничего не выйдет. У Альбуса же не вышло, — вдруг как-то особенно горько ухмыльнулся он. — Это моё собственное изобретение, нравится? Немного не то, которое мне пришлось использовать всего пару дней назад, но тоже очень даже неплохое – к тому же, позволяет на время слиться с окружающей средой. Так что никто не заметит тебя, пока заклинание не спадёт. А это случится очень нескоро...

Я лежал, уткнувшись носом в мокрый снег, и не мог понять, зачем Северус раз за разом напоминает мне о том, что случилось на Астрономической башне, снова и снова подчёркивает своё участие во всём произошедшем? Пытается вновь заставить разозлиться? Желает увидеть в моих глазах ненависть? Невозможно! Даже если бы я не знал всей правды, то всё равно бы не сумел перестать любить его.

Это как болезнь, как вирус, как неизлечимая инфекция, проникшая в кровь, заразившая каждую клетку моего организма. И я никогда бы не подумал, что какое-то зелье сумеет изменить это, но… Оказалось, что и любовь не всесильна…

Северус ещё какое-то время стоял рядом, а потом пошёл прочь. И всё, что мне оставалось делать — это беззвучно кричать под аккомпанемент хрустящего под ногами уходящего мужчины снега.

* * *

Я почти сдался. Боль неминуемой потери сжигала меня изнутри и не оставляла никакого шанса собраться с мыслями и подумать о том, почему совсем не ощущается холод, отчего снег не залепляет дыхательные пути…

Я бился в упругих магических путах, раз за разом ударяя по сложным сплетениям всей своей силой, но невидимые цепи, казалось, от этого только крепли, впитывая в себя вложенную в атаку энергию. В отчаянии я потянулся к нитям связи. Ток эмоций Северуса потянул меня за собой, в чёрную бездну боли, и я подчинился ему, отпуская свою душу на свободу.

Перед глазами всё потемнело, разум на мгновение провалился в беспросветную пучину скорби, а потом мир вновь обрёл краски…

Тонкий скрип половиц был почти не слышен из-за свиста ветра, пробирающегося через узкие щели возле окон. Кривая, несуразная мебель, казалось, вот-вот обвалится на пол грудой деревянного мусора. Пыль покрывала каждый метр маленькой, необжитой комнаты, в которой я находился…

Я стоял посередине Визжащей хижины в двух шагах от Северуса, в шаге от Волдеморта… и в нескольких секундах от неминуемо приближающейся драмы…

Нагайна зависла над землёй в своём защитном шаре. Волдеморт замер с зажатой в тонкой руке волшебной палочкой. Северус, бледный, измученный и невероятно усталый, застыл напротив безносого урода, готовый принять всё, что бы сейчас ни произошло…

... Вот Волдеморт взмахивает палочкой, и прозрачный шар летит прямо к остолбеневшему Северусу.

Я задыхаюсь...

... Вот шар с хлюпающим звуком захватывает в себя голову мужчины.

Я истекаю болью...

... Северус страшно кричит, кровь брызгает из разодранного горла.

Я умираю...

Волдеморт что-то говорит, чуть ухмыляясь, а из меня фонтаном бьёт боль, затапливая помещение, заливая всё вокруг. Сердце подпрыгивает к горлу, и я кашляю, выхаркивая его наружу. Безобразные кровавые куски свежего мяса падают на холодный дощатый пол…

А в следующее мгновение я оказываюсь рядом со сползающим по стене Северусом. Хватаю за голову змею, всё ещё сжимающую свой поганый рот на шее мужчины, стискиваю пальцы, проламывая хрупкий череп, после чего отбрасываю безвольно повисшую в руке рептилию в сторону и разворачиваюсь к Волдеморту.

Тот смотрит на меня почти растерянно, а потом в его уродливых красных глазах вспыхивает понимание, и он начинает поднимать палочку, но так и не успевает закончить свой манёвр — я бросаюсь к нему…

Зверь в моей груди воет, скребёт когтями по заледеневшему сердцу, вгрызается зубами в душу. Магия струится из рук, выплёскивается из глаз солёными слезами. Я рычу, кричу, вою – я сам этот зверь – обезумевший, неспособный остановиться — обхватываю лысую голову своими руками-лапами, надавливая большими пальцами на глазные яблоки. Смеюсь, скалюсь, рычу, рыдаю – не хочу, не желаю терять его!

Волдеморт повисает в моих руках безвольной тряпкой. Расплетаю магические плети, скрутившиеся жгутами вокруг тонкой синеватой шеи. Отбрасываю в сторону мёртвого мага — грозу и ужас всего магического мира, а теперь лишь прохудившийся от времени мешок из костей и высохшей плоти...

Я вновь оказываюсь рядом с лежащим на полу Северусом. Падаю на колени, пытаясь зажать руками рваную рану.

Боже, сколько крови, и она, словно назло мне, толчками всё ещё продолжает выплёскиваться из разодранной шеи. Мужчина ещё жив, но, кажется, не видит меня – его взгляд блуждает по стенам, по скосившимся шкафам, по несуразной, покрытой пылью мебели – по чему угодно, но только не по мне. А я же – кричащий, рыдающий, наскоро, сквозь слёзы шепчущий лечащие заклинания – ему безразличен…

Кровь почти остановлена, рана больше не выглядит несовместимой с жизнью, вот только яд никуда не делся, он проникает всё дальше, с каждой следующей секундой отбирая у меня душу, забирая мою и его жизни… и всё рвётся, всё кровоточит внутри моего существа…

Я готов в этот момент заплатить любую цену, отдать всё, что имею, добыть всё, что угодно, лишь бы он жил, лишь бы всё не закончилось ТАК. Я приникаю к его ледяным губам, осторожно прижимаясь к ним своими губами, молясь, чтобы случилось чудо, чтобы он не умер. Но и сам уже понимаю, что поздно, слишком поздно для подобных просьб… ведь Северус уже не дышит… Его глаза вот уже минуту как застыли неживыми стекляшками, руки – безвольные тряпки, неподвижно лежат в кровавой луже, а сердце-Иуда больше не толкает отравленную кровь по венам. Оно тоже предало Северуса — предало так же, как и все… как и я его предал…

Я не верю, не желаю открыть до боли зажмуренные глаза, и лишь сильнее прижимаюсь губами к холодным губам, лишь отчаяннее шепчу про себя невыполнимые просьбы, и только слёзы, стекающие по щекам, говорят о том, что я всё же знаю… знаю правду…

Обожемой-божемой-БОЖЕМОЙ…

Вернись-вернись-вернись-ВЕРНИСЬ, НЕ УМИРАЙ… Господи, ну почему так, почему!

— Гарри …