Однажды полвека спустя

Спокойной ночи, старики, спокойной ночи,

Пусть не тревожат вас давнишние бои,

Пусть журавли вам расставанья не пророчат,

И от бессонницы излечат соловьи.

Логические задачки интереснее всего было решать ночью. И удобнее всего — когда никто не бегает вокруг, не отвлекает вопросами, не смотрит с ожиданием...

Альбус Дамблдор медленно шел по коридору, еще издалека видя стену, на которой кровью были выведены зловещие слова: "Трепещите, враги наследника". Знал ли он, кто за этим стоит? И кто стоял тогда, пятьдесят лет назад? Может быть... но это было слишком невероятным, чтобы казаться правдой. И, пожалуй, в этот момент Дамблдор предпочел бы неведение, которое было куда лучше возможной истины.

Проведя по шершавой штукатурке длинными пальцами, он краем глаза заметил на ближайшем подоконнике кошку, застывшую в словно срисованной с египетских папирусов позе. Ее силуэт казался едва ли не черным на фоне залитого лунным светом окна; она смотрела в темноту и будто бы думала о чем-то своем, далеком от этого коридора...

— Этого следовало ожидать, — негромко произнес он, не оборачиваясь. — Но между прочим, Минерва, одну кошку это место уже довело до оцепенения.

Ответом ему послужил лишь шорох: разумеется, кошка исчезла — на ее месте он увидел профессора МакГонагалл, спешно встающую на ноги и одергивающую полы длинного халата из темной шотландки. “Ну конечно, — усмехнулся Альбус. — Настоящая леди никогда не позволит себе сидеть на подоконнике. Это разрешено лишь кошкам”.

— Я видела, что вы идете, — невозмутимо сообщила Минерва.

— А что вас привело в этот коридор посреди ночи? Я думал, вы должны праздновать победу своего факультета?

— Яркая победа! — фыркнула Минерва. — Хотела бы я знать, кто научил профессора Локонса так обращаться с переломами...

— У него свои методы, — мягко ответил Дамблдор. — И все-таки, Минерва, вы мне не ответили.

— Я думала... — Минерва запнулась. — Я просто вдруг вспомнила... ведь тогда, когда Энни Миртл... это ведь случилось здесь же.

Дамблдор, вздрогнув, внимательно посмотрел на нее. Довольно сложно было заставить себя вспомнить о том, что профессор МакГонагалл — образец интеллигентности, благородства и дисциплины, в самый нужный момент заменившая его на посту преподавателя трансфигурации и декана Гриффиндора, — была когда-то юной девочкой с горящими глазами. Девочкой, чья однокурсница погибла пятьдесят лет назад в этом же самом месте...

— Вам тоже пришло это в голову? — невольно охнул он.

Минерва лишь кивнула.

Дамблдор еще раз провел пальцами по высохшей кровавой надписи, а затем вытащил из складок халата палочку и, коснувшись роковых букв, тихо произнес:

— Эванеско!

Ничего не изменилось.

— Эскуро!

— Бесполезно, — отозвалась наблюдавшая за ним Минерва. — Я уже пробовала... Еще тогда, в первый вечер.

В ответ на это Дамблдор обернулся:

— Темная магия. И никто не знает, как от этого избавиться...

Он покачал головой и легонько обхватил коллегу за плечи.

— Идемте Минерва... Здесь мы больше ничего не узнаем.

В ночном коридоре они никого больше не встретили — на стенах причудливыми тенями играли отсветы редких свеч, слышалось перешептывание портретов и шорох их собственных подолов. И почему-то именно сейчас — наверное, из-за недавнего происшествия — замок казался особенно таинственным.

— Дети пугаются... — вздохнула Минерва, и Дамблдор понял: она все еще думает о зловещих кровавых буквах. — Стенку ведь не спрячешь.

Что ответить на это, Дамблдор не знал, потому просто промолчал. Что и говорить, мрачные послания на стенах — это не те секреты Хогвартса, которые стоило бы узнать восторженным первокурсникам. Но чего только школа не скрывает...

Всех тайн Хогвартса не знал никто — ни он сам, ни даже призраки, ни, тем более, студенты. Никто, кроме тех, четверых, оставивших после себя имена факультетов и несчетное количество навеки запертых замков. И сейчас, вновь и вновь вспоминая о несчастной кошке завхоза и думая о словах другой — почти кошки, что шла сейчас рядом с ним, — он мог лишь не оставлять надежды, что ни сейчас, ни тогда, пятьдесят лет назад, никто не сумел открыть древних дверей. Особенно тот мальчик с простым именем и странным взглядом...

Вспоминала ли Минерва о своем однокурснике, сопоставляла ли его имя и происшествия в этом коридоре, он не знал. Она шла, чуть касаясь его плечом, притихшая и взволнованная — каждый из них был с головой погружен в собственные невеселые мысли.

— Кстати, Минерва, а вы не знаете, куда мы, собственно, идем? — осведомился он, когда они вышли на лестницу, еле освещенную несколькими факелами; видно было, как парой этажей выше серебрятся двое призраков.

— А вы разве?.. — недоуменно выдохнула она.

— Понятия не имею, — отозвался Дамблдор, внимательно глядя на спутницу. — Моей задачей было увести вас из того коридора, уж больно нехорошо вы там сидели... А теперь я хотел бы продолжить нашу беседу. Так что вопрос лишь в том, в вашем кабинете или в моем.

— Мой ближе, — ее голос звучал нарочито равнодушно, но он расслышал за этими словами плохо скрываемое раздражение: как, мол, можно разгуливать ночью по школе, не зная, куда идешь! Даже если ты директор.

— Вот и замечательно! — Дамблдор невозмутимо кивнул и зашагал вниз по лестнице, подсвечивая дорогу палочкой: еще не хватало споткнуться в темноте! Он услышал, как Минерва за его спиной прошептала что-то недовольное, а затем тоже произнесла: “Люмос!” и последовала за ним. Дамблдор усмехнулся: совершать безрассудные поступки и нарушать собственные правила еще никому не вредило, даже самому строгому декану...

Минерва явно так не считала: всю дорогу она не проронила ни слова, а как только открылась дверь, быстро и решительно зажгла свечи на стенах. Затем осмотрелась и, прищурившись, нацелила палочку на один из стульев...

“Старается показать мне, что это ее территория и ее законы, — усмехнувшись, отметил Дамблдор, неспешно прохаживаясь между рядами. — Помнит ведь, что когда-то я был тут преподавателем, хотя уже столько лет прошло... А Минерва не изменилась”.

И, опережая тот момент, когда хозяйка кабинета трансфигурировала бы ученический стул в мягкое кресло, он спокойно уселся на одну из парт во втором ряду.

— Никогда не понимал, почему ученикам запрещается сидеть на столах, — произнес он словно бы про себя, ни секунды не сомневаясь: Минерва его услышала.

Судя по тому, как взлетели вверх ее тонкие брови, профессор трансфигурации как раз прекрасно знала, почему на столах сидеть нельзя. Однако она промолчала и, покачав головой, выдвинула соседний стул и так же молча села, неотрывно глядя на директора.

— А ведь это была ваша парта, — заметил он.

Минерва вздрогнула, явно поражаясь его памяти и — тут Дамблдор был почти уверен — своему подсознательному выбору. Вряд ли она специально искала это место... что ж, ему это только на руку: немного ностальгии по школьным годам поможет развитию того разговора, который Дамблдор планировал.

— Скучаете по предмету? — неожиданно спросила она.

Теперь пришел его черед удивленно смотреть на собеседницу; Дамблдор заметил, как хитро Минерва прищурилась, и понял: она блестяще отбила его удар и принимает игру. Они почти никогда не вспоминали о тех временах, когда трансфигурацию в этом кабинете преподавал он...

— Не успеваю, — усмехнулся он. — Не успеваю скучать, и без того забот хватает. К тому же, я слишком давно не заходил сюда... Практически с тех пор, как уступил место вам. Когда это было, сорок лет назад?

— Тридцать шесть.

— Да уж, сколько времени прошло, а кабинет всё тот же... — вздохнул Дамблдор. — Нет, Минерва, это я не к тому, что вы постарели! — вовремя добавил он.

Однако по тому, как стремительно образовалась у нее на лбу “сердитая” складка, давно пугавшая студентов, он понял, что этот удар попал в цель. И ровно так, как нужно.

— А вот вам, должна сказать, идет седина, — Минерва в долгу не осталась.

— Благодарю вас, — учтиво кивнул Дамблдор. — Однако не будем уплывать в воспоминания... — действительно, хватит. Он эту игру начал, он ее и заканчивает. Счет два-два. Пора уже поговорить о тревожных вещах. — Для нас ведь важнее сегодняшний день, а не прошлое, верно?

— Конечно, — нервно отозвалась Минерва, и ему послышалось, что голос ее дрогнул: в этот момент она словно была и прилежной ученицей, отвечающей требовательному преподавателю, и примерной девочкой, выговаривающей хулигану. Но, пожалуй, их отношения всегда балансировали на этой грани.

— Тем более, что это прошлое и без того всеми силами вторгается в наше настоящее... — закончил Дамблдор.

Он видел, как ее брови вновь негодующе взлетели вверх, как она уже открыла было рот, дабы сказать ему что-то резкое: надо полагать, о том, что словесные игры затянулись, — и ему это нравилось. Нравилось дразнить ее — так, как нравится самому бесшабашному мальчишке в классе раззадоривать своим поведением самую чинную девочку. Просто ради того, чтобы посмотреть на реакцию.

Однако Минерва быстро взяла себя в руки, и следующий ее вопрос прозвучал вполне мирно:

— Вы действительно думаете, что это опять то же самое? И Комната действительно...

— Пока что мы можем лишь предполагать... — начал Дамблдор, однако она не дала ему договорить.

— Что будем делать со студентами? — вырвалось у нее. — Отправим всех на каникулы, как... как в прошлый раз?..

Он не мог не улыбнуться, заметив, как вспыхнуло в ней желание защитить учеников — естественное качество для кошки... Прекрасное качество для будущего директора школы. “Вы смените меня, Минерва, — кивнул он, глядя в ее решительные глаза. — И вы будете лучшим директором, потому что студенты всегда будут для вас на первом месте... Но не раньше, чем я закончу все, что запланировал”.

— Минерва, я очень надеюсь, что наши предположения так и не подтвердятся фактами. Однако чем дольше я думаю об этом деле, тем сильнее укрепляюсь в уверенности, что все нити сводятся к одному человеку.

— К одному? — невольно охнула Минерва, и Дамблдор понял: она прекрасно поняла, о ком идет речь. Уж кому-кому, а Минерве МакГонагалл просто-таки полагалось это знать. — Альбус, вы думаете, что это... он? И тогда был он?

— У нас практически нет доказательств.

— Но если вы... если вы знали... знали правду, — от нахлынувших эмоций Минерва начала путаться в словах. — Если вы действительно знали это тогда, Альбус, то почему же молчали?! Почему позволили исключить Хагрида?

— Минерва, мы оба понимаем, что Хагрид невиновен.

— Но почему же вы тогда...

— Факты, дорогая моя, факты, — Дамблдор чуть покачал головой, искоса глядя, как в стеклах ее очков причудливо играет отражающееся пламя ближайшей свечи. — Их у меня не было тогда. И сейчас, откровенно говоря, тоже нет.

— Но неужели отсутствие фактов стоило того, чтобы исключить честного парня и чуть не подвести его под Азкабан?!

— Минерва... — он сумел поймать ее взгляд и, наткнувшись на пламенную ярость, горящую в серых глазах, тихо произнес. — Ваша беда всегда была в вашей тяге к справедливости.

Для него не было секретом, как часто Минерва обращается в кошку, почуявшую угрозу для своих котят и готовую защищать их до последнего. А уж кого именно она считала этими котятами, было известно ей одной. Но Хагрид, по всей видимости, принадлежал этой категории.

Видимо, это понимание отразилось на лице директора, потому что Минерва смягчилась, спросила спокойнее:

— Тогда действительно нельзя было ничего сделать?

— Ничего, Минерва. Ничего. Я не смог противостоять Попечительскому совету и профессору Диппету, однако я сумел отвоевать Хагрида. Можно сказать, что я спас его от Азкабана. Буду отстаивать его и сейчас, если потребуется. И нам остается лишь надеяться, что на этот раз невиновные не пострадают.

Он увидел, как Минерва вздрогнула от этих слов.

— Вы думаете, что он и сейчас где-то здесь? Но... как?

— Тут мы можем лишь предполагать. И поверьте мне, Минерва, я бы многое отдал за то, чтобы мои предположения оказались ошибкой.

— Вы что-то подозреваете?

Она снова закипала, и Дамблдор прекрасно понимал, отчего: Минерва страсть как не любила моменты, когда он отвечал на ее вопросы непрямо. Вернее, ей это переставало нравиться — он замечал перемены на протяжении десятков лет и мог с уверенностью сказать, что когда-то ее восхищала подобная манера... Но, к сожалению, иногда у него бывали более чем веские причины говорить загадками. И никому, в том числе заместителю директора, знать о них не стоило.

Не время еще...

— Не будем о грустном, — Дамблдор резко поднялся со стула и поправил колпак на голове. — Вы не хотите выпить горячего шоколада? Он замечательно поднимает настроение.

— Предпочту чай, — вежливо произнесла Минерва, однако от Дамблдора не укрылось, что она не слишком довольна таким завершением беседы. — И он есть у меня в кабинете.

— Но шоколада, я боюсь, у вас не найдется, — усмехнулся Дамблдор. — Так что я спущусь на кухню и чай вам тоже принесу. Вам две ложки сахара?

— Ни одной, — с улыбкой поправила она.

— Ах, да. Конечно, — кивнул он, выходя из кабинета.

“У каждого свои мелкие грешки, — с усмешкой думал Альбус, заворачивая за угол. — Вот я, например, за столько лет так и не сумел запомнить, что Минерва не переносит сладкий чай. А зря, очень зря...”

— -Fin — -