У входа в этот кабинет ее всегда охватывало упоительное, ни с чем не сравнимое волнение — чувство, странное еще и потому, что оно не вполне отвечало обозначающему его слову: Минерве всегда казалось, что волнение нравиться попросту не может, что всегда уверенную в себе и всегда спокойную Совесть Факультета, как прозвали ее мальчишки, оно может только раздражать — до того не сочеталось оно с привычным образом. Она думала именно так — ровно до того момента, как ощутила истинно магическую силу другого волнения, больше похожего на предвкушение. Желанного и, пожалуй, немного мучительного.
Остановившись в двух шагах от порога, она вытаскивает из кармана крошечное зеркальце и придирчиво оглядывает себя. Подкручивает пальцами темные завитки, сбегающие от туго затянутых висков, стараясь придать строгой прическе более игривый вид, и сосредоточенно покусывает губы, чтобы они порозовели. Затем, осторожно постучав, приоткрывает дверь.
— Минерва?
От этого "Минерва?", всегда произносимого с ноткой удивления и лукавства, с необъяснимой искоркой, мелькающей в ярко-синих глазах, ей всегда хочется радостно, но чуть скованно улыбаться, потому что в душе начинают звенеть хрустальные колокольчики. И очень хочется не замечать, что ровно с той же интонацией звучат и все остальные имена гриффиндорок с ее курса.
Альбус Дамблдор мгновенно поднимается из-за стола, делая шаг ей навстречу. И этот давно знакомый его принцип — никогда не сидеть, если девушка, пусть и студентка, стоит — заставляет ее трепетать еще сильнее.
— Да, профессор... Я хотела... на консультацию по поводу выбора профессии...
— Вот как? — в голосе Альбуса Дамблора звучит едва ли не изумление — будто это не он составлял график, кому из пятикурсников когда надлежит явиться в его кабинет, будто он вообще никогда не слышал о консультациях перед СОВ. Или не подозревал, что идеальной студентке мисс МакГонагалл тоже может понадобиться что-то обсудить.
— Да, — кивает она, понимая, что, наверное, это выглядит глупо. Впрочем, это чувство преследует ее постоянно, когда профессор оказывается рядом. Под мудрым и чуть озорным взглядом его синих глаз что-то меняется, и она, хотя в такие моменты кажется себе совсем взрослой в свои шестнадцать лет, одновременно испытывает детский восторг и нерешительность, больше всего на свете боясь, что он подумает о ней что-то не то.
— Что ж, тогда садитесь, — он придвигает к ней массивное кресло. — Чаю выпьете?
— Нет, спасибо, — качает она головой.
— Выпейте, — мягко, но настойчиво повторяет Дамблдор. — Чай полезен для работы мысли, особенно сейчас, перед вашими экзаменами... Я вам заварю. Только с лимоном, и обязательно с сахаром. От чая с молоком толку совсем никакого.
Минерва опять кивает, наблюдая, как он с хозяйственностью — такой странной для волшебника в темно-голубой вычурной мантии! — одним взмахом палочки заставляет чайник, чашки и нарезанные кусочки лимона засуетиться на столике.
— Так вот, — начинает Дамблдор, когда перед Минервой оказывается тонкая фарфоровая чашка с дымящимся чаем непривычного золотистого цвета, — что вы думаете насчет своей будущей профессии? Какие предметы собираетесь готовить к ЖАБА?
— Я хочу заниматься трансфигурацией, профессор, — Минерва старается, чтобы эти слова прозвучали максимально уверенно и весомо. Ей уже поднадоело, что все однокурсники и преподаватели наигранно вытаращивают глаза, когда слышат это, и непременно восклицают что-то вроде: "Трансфигурация?! Зачем? Ты же можешь достичь чего угодно в любой области, зачем загоняешь себя в эти бесконечные формулы?!" Она выбрала это. И, конечно, вовсе не потому, что преподаватель трансфигурации — синеглазый Дамблдор, в которого она, разумеется, ни капельки не влюблена...
— Вот как? — профессор вскидывает брови. — Неожиданно, Минерва, неожиданно...
— Почему? — как бы она ни старалась скрыть это, голос обиженно звенит. Неужели не видно, как она старается на уроках, как изучает горы дополнительной литературы, как отрабатывает все упражнения? Неужели ему кажется, что она не способна на уровень ЖАБА?
— Видите ли, Минерва... — он сосредоточенно хмурится, и рука его на мгновение взлетает, поправляя очки-половинки. — Я много занимался наукой, я беседовал с разными учеными... Поверьте мне, все величины трансфигурации, те, кто выбрал эту стезю, они, как правило, немного не от мира сего. Ну, вы можете это видеть на моем примере, — усмехается профессор.
Минерва мотает головой, сжав тонкие губы и яростно сверкнув кошачьими глазами, словно желает оспорить этот довод.
— Это не для вас, Минерва, — мягко продолжает он. — У вас совсем не та натура, чтобы корпеть над формулами. Вам нужно что-то ярче, живее... Вы не думали о чарах?
Минерва с трудом сдерживается, чтобы не закатить глаза. Чары, чары, чары... Все твердят ей про чары! Да, заклинания — это интересно и полезно; да, у нее это хорошо получается; да, ее хвалит преподаватель... Но ей-то больше нравится трансфигурация!
— Думала, — коротко и даже чуть дерзко отвечает она. — Я знаю, что по чарам у меня высокие баллы, да... Но трансфигурацией мне интереснее заниматься. Я хочу учить ее на высшем уровне...
— Минерва... — в его глазах вновь мелькает тот самый завораживающе лукавый огонек, и Минерва может поклясться, что профессор подмигнул ей. — Я польщен, в самом деле, что вы так относитесь к моему предмету. Но вы уверены, что правильно выбрали?
"Это не из-за него, — упорно повторяет себе Минерва. — Не из-за того, что я хочу чаще видеть его эти два года. Вернее, из-за него тоже, но главное — я действительно хочу учить трансфигурацию, а не чары. Мне это интересно. Я смогу добиться большего"
И ведь она ни капельки не влюблена в него, правда? Просто ей нравится, как он преподает...
— Уверена, — кивает она. — Я много думала об этом, профессор. Я хочу попасть в ваш класс.
— Ну, если так... — Дамблдор разводит руками, словно бы признавая поражение. И хотя Минерва давно догадывается, что этот жест — лишь элемент протокольной вежливости, как и прочие его манеры, в ней что-то трепещет, когда она видит его таким, едва ли не уязвленным. — Если так, то я не вижу смысла с вами спорить. Вы так тверды в своем решении... Мне остается только надеяться, что вы хорошо это обдумали, а не выбрали сгоряча, опираясь всего лишь на случайные эмоции. А так — я с удовольствием продолжу вас учить.
Минерва кивает и радостно улыбается: почему-то на его слова всегда получается реагировать только так — искренне и весело, не оставляя времени для хандры.
— Ну, тогда... — произносит она, просто не зная, что еще можно сказать, чтобы молчание не затягивалось. Чтобы не превращалось в те самые многозначительные паузы, которые, конечно, совершенно недопустимы между преподавателем и студенткой. Хотя на самом деле ей хочется говорить еще — и рассказывать ему обо всем, что происходит вокруг и что ее беспокоит. И о последней контрольной по зельеварению, и о закрытии паба в Хогсмиде, и о слухах, что темный волшебник Гриндевальд вновь набирает силы...
— Наверное, можно считать, что наша консультация выполнила свою задачу. Простите... — доброжелательно и едва ли не смущенно произносит он, указывая глазами на часы.
— Конечно, — она понимающе кивает, глядя ему прямо в глаза — так, чтобы казаться мудрой и чуткой: да, мол, конечно, я понимаю, что вам нужно звать следующего. Хотя в голову все же закрадывается обидная мысль: как-то очень быстро он ее выгоняет, неужели на одного студента и вправду полагается всего пара минут?..
Дамблдор поднимается — снова его неизменная тяга к истинно английской вежливости! — и Минерве ничего не остается, кроме как встать вслед за ним. Они четко, едва ли не по протоколу, кивают друг другу, — но Минерва сразу же замечает на лице Дамблдора теплую улыбку, и декан озорно подмигивает ей.
— До свидания, — Минерва необычайно строга и не позволяет себе счастливо просиять, поэтому быстро выскальзывает из кабинета. Не забыв, впрочем, позаботиться о том, чтобы это выглядело достаточно изящно.
И только за дверью ее настигает вопрос: а что, собственно, Дамблдор имел в виду, когда говорил о случайных эмоциях?..
* * *
Впрочем, эмоции после общения с деканом у нее всегда оставались одинаковые: умиротворение, спокойная радость, но в то же время — легкая эйфория. Ей нравилось находиться рядом с Дамблдором и разговаривать о чем угодно: хоть о конфетах "Берти Боттс", хоть о средневековой инквизиции.
Она смущенно хихикнула, вспомнив, как Августа спросила ее — они как раз отчего-то заговорили о трансфигурации: "Скажи, а он тебе нравится... как профессор или как мужчина?". Тогда она, разумеется, поспешила со смехом ответить подруге: как профессор, конечно, как профессор, какие вообще могут быть варианты... ему же за полвека перевалило, какое уж тут — "как мужчина"!
Ей понадобилось около года, чтобы понять: когда речь идет об Альбусе Дамблдоре, эти понятия нельзя отделять друг от друга.
Впрочем, вряд ли ее отношение к Дамблдору стоило называть именно влюбленностью — во всяком случае, Минерва никогда не замечала за собой ничего, что так подробно описывалось в романах. Ей не хотелось рыдать ночами из-за того, что объект чувств не обращает на нее внимания, и, что самое главное, чувственно он никогда ее не волновал. Когда декан находился рядом, у Минервы даже не возникало мысли: а если бы обнял, поцеловал?.. Пожалуй, она и сама не знала, как бы тогда отреагировала — она попросту не представляла себя в его объятиях. Главным было другое: в присутствии своего декана она трепетала — от его объяснений на лекциях, от его улыбки и лукавого взгляда возмутительно синих глаз, от разговоров, которые он охотно вел с учениками на переменах — не важно, об истории магии ли или о коллекциях карточек шоколадных лягушек! — от его глубокой эрудиции и абсолютного, казалось бы, понимания...
Может быть, виной такому восприятию была хорошо понимаемая невозможность этих отношений: и из-за разницы в возрасте, и из-за огромной пропасти между ними, ведь — какая пошлость: преподаватель и студентка! — через которую Дамблдор никогда бы не перешагнул. Потому все это принималось как данность, не заставляя ни унывать, ни страдать. И Минерве даже казалось, что того, что содержится в словах "любимая ученица" и "любимый преподаватель", ей вполне хватает.
А называлось ли это влюбленностью?.. По крайней мере, одно Минерва могла сказать точно: Дамблдор был единственным мужчиной в ее окружении, который действительно нравился ей и заставлял сердце биться чаще. И он был тем, по кому она отныне мерила всех остальных.
Да, романтически ее куда больше волновали ровесники. Но у этих мальчиков имелся один общий и очень большой недостаток — никто из них не был Альбусом Дамблдором. И даже кем-то, хоть отдаленно на него похожим. Вот такой замкнутый круг.
* * *
Из аудитории Минерва, вопреки недавней уверенности в собственной непоколебимости, выходит на подрагивающих ногах — да еще так, что ее временами пошатывает из стороны в сторону, и однокурсники вынуждены придержать старосту в дверях, иначе бы она стукнулась о косяк. Добредя до подоконника, она распахивает окно и несколько раз глубоко вдыхает, невидяще и бездумно глядя на солнечный летний пейзаж.
Нельзя сказать, что она не знала ответов на какие-то вопросы. Напротив, экзамен не вызвал никаких затруднений, но сама атмосфера — временной регламент, нервничающие однокурсники вокруг, незнакомые экзаменаторы...
"Но я-то все правильно написала, — с легким торжеством повторяет себе Минерва. — Все правильно. Еще не хватало, чтобы я в трансфигурации сомневалась..."
— Минерва?
Она вздрагивает, едва не стукнувшись лбом о стекло, потому что никак не ожидала...
— Минерва, простите... Ну, право, не стоит так нервно реагировать! — в голосе Дамблдора слышится едва уловимая смешинка; он стоит, опершись руками о подоконник, и смотрит будто бы не на нее, а в окно. — Вы такая бледная... Ну, как ваша работа?
— Да нормально, — осторожно пожимает она плечами, не зная, что еще сказать. — В общем-то, я все написала...
— Без сложностей?
— Да, конечно, всё...
Ей хочется рассказать ему гораздо больше: как удачно она сообразила с формулировкой ответа на десятый вопрос, а пятнадцатый, на ее взгляд, был сформулирован некорректно... о том, как ей повезло с темой для развернутого ответа, ведь она писала реферат по превращениям животных на третьем курсе...
Однако Дамблдор явно не нацелен вести с ней долгие беседы. Вежливо кивнув, он будто бы хочет добавить что-то еще — но тут их разговор прерывают.
— Профессор!
Обернувшись, Минерва видит спешащего к ним уверенным шагом — вернее, не к ним, к Дамблдору! — слизеринского старосту Тома Реддла.
— Том? — Дамблдор вежливо поворачивается к нему, привычным движением поправляя очки на переносице. — Как справились с работой?
— Все хорошо, профессор, — важно и спокойно рапортует Реддл. — Знаете, я хотел с вами обсудить пятнадцатый вопрос, в котором затрагивались проблемы трансфигурации посуды... Мне показалось, что задание сформулировано немного неверно, ведь всем известно...
— Да-да? — профессор явно заинтересовался: вежливо улыбнувшись Минерве, он отступает на пару шагов назад, дабы спокойно обсудить минувшую работу с лучшим студентом курса.
"Вот так всегда! — обиженно негодует Минерва, искоса поглядывая на беседующих. — Мужчины, одно слово! Им явно лучше друг с другом! Ну в самом деле — я ведь хотела сказать ему то же самое, только Реддл подошел и спокойно вклинился, а я мялась и улыбалась, как влюбленная дура..."
Вот именно. Так и есть. Влюбленная дура.
Сейчас Минерва понимает это как никогда ясно. Трансфигурация, харизма, лекции... чего уж играть в прятки с самой собой? Она просто влюблена в Дамблдора.
Но так же ясно она понимает и то, что доброжелательность Дамблдора и его постоянное внимание — вещи сугубо формальные. Он одинаково подмигивает и ей, и Августе, и Тому Реддлу. С последним ему даже, пожалуй, интереснее — он не краснеет и не кусает губы, глупо улыбаясь. С ним, должно быть, Дамблдору действительно нравится разговаривать о трансфигурации. Ну конечно, блестящий и преподаватель и такой же блестящий студент — отчего бы им должно быть плохо друг с другом? И она, Минерва, в этой идиллии явно лишняя. С ней достаточно ограничиться брошенным полусловом и улыбкой.
"Я все равно буду заниматься трансфигурацией, — твердо решает Минерва, с досадой глядя на оживленно беседующих Дамблдора и Реддла. — Пусть даже ему все равно. Я когда-нибудь буду разбираться в этих премудростях великолепно, даже лучше него. И еще вернусь в Хогвартс. И тогда посмотрим, стоило ли..."
И, чуть опустив сияющие целеустремленностью серые глаза, Минерва улыбается украдкой. Теперь ей не дает покоя лишь одна мысль...
Неужели он так и не догадался, что она уже год как незарегистрированный анимаг?..
Vova
