"Туз, два короля, валет и шестёрка"

С серого неба над Лондоном начал медленно падать снег, и крупные белые “перья” запорхали в воздухе, будто последствия небесной драки подушками, покрывая всё вокруг, делая лондонские улицы мягче и уютнее.

Аппарировав, Струпьяр и Гермиона Грейнджер оказываются на одной из таких улиц перед незнакомым егерю домом. Затем девушка произносит что-то шёпотом, и его взору открывается вход в родовое поместье семейства Блэков. Гермиона резво взбегает по истёртым ступенькам небольшой лестницы к двери. Струпьяр, засунув руки в узкие карманы своих неизменных клетчатых брюк, вальяжно следует за ней. Тем не менее, от его внимания не укрываются — даёт о себе знать долгая жизнь в лесу — многочисленные следы на земле перед входом в дом, указывающие на приличное количество народа, наведавшегося сюда за последний час.

“Впрочем, это вполне мог быть и один человек, решивший пошнырять туда-сюда”, — усмехается он.

Грейнджер, тем временем, опасливо взглянув на него через плечо, стучит в дверь.

— Скажите-ка, мисс, — Струпьяр всегда славился умением выбирать самый неподходящий момент, чтобы неожиданно заговорить. — Это местечко и есть ваша знаменитая штаб-квартира? Слухи верны?

— Что значит — “и есть”? Да, это место действительно являлось нашей штаб-квартирой в военное время, но теперь уже нет. По понятным причинам, — быстро, почти скороговоркой проговорила Гермиона.

— Брось, солнышко, признайся, — с намёком на доверительную интонацию шепнул егерь, придвинувшись к ней чуть ближе, чем положено правилами приличия. — Вы все по-прежнему дружно собираетесь здесь и вспоминаете дела давно минувших дней, не так ли?

— Да, собираемся. Нет, не все. И — нет, не вспоминаем, — гордо отстранившись, всё также быстро протараторила та.

Затем она добавляет уже своим обычным тоном голоса:

— Гарри не любит вспоминать войну. И вам, кстати, придётся это запомнить.

— Это лишено всякого смысла. Он будет вспоминать её всякий раз, как меня увидит, — озвучивает очевидное Струпьяр и в тот же миг по ту сторону двери скрипит засов, за ним — другой, и ещё один, и ещё.

Наконец, дверь распахивается, и на пороге возникает Северус Снейп. Мгновение он пристально разглядывает Гермиону, ещё пару мгновений — егеря, а затем, удовлетворённо кивнув, посторонился, пропуская их внутрь.

Оказавшись в доме, Струпьяр осматривается.

“И здесь обитает герой магического мира?” — проносится у него в сознании, пока они идут по длинному узкому коридору с явно новыми, но излишне мрачными обоями на стенах, на коих, в свою очередь, небрежно висят картины с унылыми пейзажами.

Лестница, ведущая на верхние этажи, интерьера не улучшает. То же самое Струпьяр думает и о гостиной, расположенной на втором этаже. Нет, конечно, он может с некоторой натяжкой сказать, что обстановка этой самой гостиной вполне достойная для удобного отдыха в ней такой знаменитости, как Гарри Поттер, и даже может назвать её уютной, но... Чего-то словно не хватает. Не видно, что каждая вещь подобрана по вкусу хозяина дома. Егерь, разумеется, не имеет никакого понятия о вкусах победителя Тёмного Лорда, но почему-то ему кажется, что совсем не в таких тёмных тонах должно быть оформлено жилище выходца из Гриффиндора. Тёмные оттенки присутствуют во всём: в цвете стен, пола, гобеленов, мебели, тяжёлых на вид портьер, ковров и даже картин. Опять же, всё определённо новое, сияет чистотой и свидетельствует о постоянном уходе за домом, однако подобный интерьер внушает подозрительному в мелочах Струпьяру некоторые опасения, помимо того, что из-за него всё его представление о представителях факультета Гриффиндор рассыпалось, как карточный домик.

Сам же Гарри Поттер восседает в единственном на всю гостиную кресле и меланхолично протирает свои очки.

— Он здесь, Поттер, — сообщает ему Снейп и, скрестив руки на груди, с равнодушным видом усаживается на диван, словно снимая с себя всю ответственность за всё то, что бы дальше ни произошло.

Поттер, между тем, не спешит заканчивать с полировкой очков. Спустя секунд двадцать Грейнджер, стоящая чуть впереди Струпьяра, осторожно кашлянула. Это возымело действие и Гарри, очень аккуратно водрузив очки на нос, наконец, соизволил поднять голову и взглянуть на вошедших — мельком на Гермиону, и не слишком дружелюбно на егеря. Затем Поттер вздыхает и возвращается к представлению “Очень-очень занят” — на сей раз со всей внимательностью разглядывая изысканные узоры на ковре под своими ногами.

Струпьяр, недолго думая, решает, что пора бы заявить о себе.

— Добрый вечер, мистер Поттер! — жизнерадостно восклицает он по-идиотски громким голосом.

Фраза рикошетом отскакивает от дальней стенки.

— Мне очень жаль, — егерь издевательски скорбно качает головой. — Наверное, сейчас не самое удобное время. У меня, вы не поверите, то же самое. Поэтому, может, моя секретарша договорится с вашей на другой вечер? А может, они и пообедают где-нибудь вместе? В самом деле, почему бы и нет? Ну, а я, пожалуй, пойду, мистер.

Скрежетнув зубами, Гарри впивается в него тем, что ему, очевидно, кажется пронизывающим взглядом. Струпьяр наблюдает за этой манипуляцией с искренним интересом.

— Вы хоть понимаете, где находитесь? — в конце концов, заговаривает Гарри, бросив бессмысленные попытки казаться старше, чем он есть.

— Разумеется, — заулыбался егерь, испытывая что-то вроде любопытства учёного в деле под названием “Выведи из себя победителя Тёмного Лорда”. — Я нахожусь в доме номер двенадцать на Гриммуальд-плейс.

— Вы в моём доме! — рявкает Поттер, потеряв терпение.

— Хм... тоже неплохо, — кивает тот. — А сесть тут есть где?

Вновь опалив его взглядом, Гарри дёргает головой в сторону одного из двух диванов, на котором уже сидит Гермиона. Струпьяр не двигается с места.

— Присаживайтесь, — со вздохом предлагает Поттер.

— Спасибо, я постою, — ухмыляется егерь.

Вот теперь — после такого нахальства в его доме — Гарри Поттер окончательно стал выглядеть на свой возраст.

“Двадцатидвухлетний мальчишка”, — хмыкает в мыслях Струпьяр.

Вид сбитого с толку Поттера, похоже, веселит и Снейпа, судя по дёрнувшемуся уголку его рта. Струпьяр же лишь снова ухмыляется. В своё время он не раз проделывал этот фокус с одним из шавок Грейнбека. И ровно через три месяца тот покинул их банду, став отшельником где-то в предместьях Гринвича.

Поттер, однако, стряхнув с себя растерянность, не дал сбить себя с намеченного им курса разговора.

— Скажите, вы хорошо осознаёте цель своего визита сюда? — спрашивает он немного напряжённо. — Что вообще вы знаете о браке?

— О каком именно? — вопросом на вопрос.

Гарри хмурится.

— Что значит — “о каком именно”?

— Ну, мистер, это же так просто, — пожурил его Струпьяр. — Браки бывают маггловские и магические. Это ежели не учитывать различные подкатегории.

Поттер раздражённо вздыхает.

— Брак, о котором я говорю — магический. Естественно, магический, — произносит он тем особым тоном саркастического педантизма, на который рано или поздно скатывается каждый англичанин, занимающий руководящую должность в каком-либо учреждении.

— Ах, магический! — покивал егерь. — Ну, конечно же.

Гарри стрельнул взглядом в Снейпа, затем — в Грейнджер. Но поддержки ни от кого из них не получил. Тогда он опять уставился на Струпьяра.

— Я ещё раз вас спрашиваю: что вы знаете о браке? — повторяет Поттер свой вопрос.

— Он у нас с вами будет магический, — вконец развеселился егерь. — Эта информация вам как-то поможет?

На этот раз Гарри решает применить другую тактику. Он делает глубокий вдох и очень медленно выдыхает, что означает следующее: под его внешностью мальчишки скрывается хорошо смазанная машина для убийств, так что ещё одно слово егеря в том же тоне — и он одним прыжком преодолеет разделяющее их расстояние и вышибет из него весь дух.

— Я задал вам серьёзный вопрос, — проговаривает Гарри с расстановкой. — И советую вам — настоятельно советую! — дать мне такой же серьёзный ответ.

— Мистер, отвечать на всякие дурацкие вопросы я не соглашался, — быстро произносит Струпьяр, даже не дождавшись окончания его последней фразы. — Так что, если вы не поторопитесь перейти к сути, я...

— Вы никуда не уйдёте, — отчеканил вдруг Северус Снейп, не удостоив его и взглядом.

— Проверим? — Струпьяр разворачивается и шагает к выходу из гостиной.

Он уже поворачивает дверную ручку, когда Поттер снова заговаривает:

— Имейте в виду, я сделаю так, чтобы вас арестовали в ту же секунду, как вы покинете мой дом.

Струпьяр оборачивается.

— За что, интересно?

Ему внезапно перестаёт всё это нравиться. И прежде всего потому, что выражение лица знаменитого гриффиндорца стало спокойным и расслабленным.

— Мне перечислить? — ненавязчиво интересуется Поттер.

Струпьяр припоминает все свои действия в военное время. Но на то ведь оно и военное...

— Не утруждайтесь, мистер, — бросает в его сторону он.

— Не буду, — соглашается Гарри. — Скажу одно: вас спас от правосудия Драко Малфой. А самого Драко Малфоя спас от правосудия я. Но, знаете, что? Ещё не поздно всё переиграть.

— Гарри... — начинает было Гермиона.

Поттер не обращает на её тихий оклик внимания, неотрывно глядя егерю в глаза.

— Поэтому извольте сесть на этот чёртов диван, мистер как-вас-там, и вместе со всеми нами приступить к обсуждению того вопроса, из-за которого вы здесь и находитесь!

После этих его слов в гостиной становится необычайно тихо. А затем, как только Струпьяр с вымученным вздохом исполняет сказанное Поттером, Северус Снейп и Гермиона Грейнджер берут, наконец, ход беседы в свои руки, заговорив почти одновременно, чуть ли не перебивая друг друга. И от того, что егерь от них слышит, его бросает сначала в жар, потом в холод.

— Проще говоря, во мне исчезает магия, — вставляет Гарри, прерывая растянувшиеся объяснения Мастера Зелий, пытавшегося донести суть дела до слегка обалдевшего Струпьяра.

— Спасибо за это пояснение, мистер Поттер, но — как мне кажется — нашего сэра Оборотня волнует вовсе не ваше здоровье, — комментирует Снейп саркастически. — И я его не виню.

Поттер хмыкает. Гермиона укоризненно косится на него.

Зельевар, между тем, продолжает, обращаясь непосредственно к егерю:

— Да, вы всё правильно расслышали. Для зелья, которое я и ещё один Мастер Зелий приготовили для мистера Поттера, необходима кровь оборотня. Много крови. Это основной компонент зелья. К слову, важный нюанс: кровь должна быть пожертвована оборотнем добровольно.

— Да уж, иначе бы мы тут не разговоры вели, а резню устроили, — снова вмешивается Гарри, чья мрачность уже просто зашкаливает.

— Гарри! — очередной неодобрительный возглас Гермионы чуть сбавляет общее напряжение.

— Действительно, мистер Поттер, увольте всех нас от ваших остроумных комментариев. Будьте так любезны, — едко выдаёт Снейп, едва взглянув в сторону нахохлившегося от недовольства Поттера.

Струпьяр же, тем временем, медленно вник в ситуацию, попутно осознавая, каково это, когда нормальный ход вещей вдруг сбивается, и силясь хоть что-то сказать по этому поводу. Однако сделать это, оказывается, не так-то просто. При обычном у человека состоянии духа слова направляются к языку, и где-то на полпути человек улучает мгновение, дабы убедиться: именно эти слова он и заказывал, в аккуратненькой обёртке с красивым бантиком. И лишь тогда человек разрешает словам двигаться дальше, к кончику языка, а уже оттуда — вперёд, на волю. Но когда нормальный ход вещей действительно сбивается, проверяющая часть может завалить всё дело.

Северус Снейп произнёс пять реально важных егерю слов: “Необходима кровь оборотня. Много крови”.

Для Струпьяра было бы правильнее с недоверием воскликнуть: “Крови?! Моей крови?!” Наверное, очень небольшая группа магов с явными психическими отклонениями заинтересовалась бы словами “кровь оборотня”. Но из этих пяти слов два он не должен был выбирать ни под каким видом — слова “много крови”. Это же прямое доказательство страха!

Конечно, заведи они разговор по новой, он сделал бы всё иначе. Но этого не случилось.

— Много крови?! — не веря, восклицает егерь, и слов назад уже никак не вернёшь.

Поттер посмотрел на него. Грейнджер тоже посмотрела, но тут же отвела взгляд. Снейп посмотрел на него, прищурившись.

А Струпьяр уже вовсю орудует вербальным веником, помогая себе вербальным же совком:

— Что за бред вы тут городите?! Вам, что, больше заняться нечем? И зачем нужен магический — тьфу! — брак? Решили завести себе домашнего оборотня? Так знайте: не на того напали! Поищите другого добровольца.

Плохо соображая, что несёт, он всё равно просто позволяет словам вылетать из горла. Его самый главный инстинкт — инстинкт самосохранения — вопит внутри него душераздирающим криком банши о том, что надо немедленно “рвать когти” из этого места.

“И плевать на все преимущества брака с пресловутым победителем Тёмного Лорда! Плевать. Эта идея с самого начала дурно пахла. Как я только мог купиться? Повёлся на красивые глазки мисс “Пенни Кристалл”, не иначе. Да она же меня словно на поводке сюда привела, поманив шансом на жизнь без особых забот”, — кипятится он, ругая как обстоятельства, так и самого себя.

— Сядьте, — убийственно спокойно произносит Снейп.

Струпьяр хмурится — когда это он успел вскочить на ноги? — и садится обратно на диван. Почему-то он не рискует перечить этому человеку. Егерь много слышал о нём от Драко. Пожалуй, даже слишком много. Даже больше, чем о Поттере, которого Малфой честит при каждом удобном и неудобном случае. Так что, этот Мастер Зелий был у Драко наиболее упоминаемым персонажем. Наиболее упоминаемым настолько, что, в конце концов, он стал казаться Струпьяру личностью чуть ли не легендарной. Что до самого Малфоя, то тот вообще относится к нему с каким-то воистину поразительным благоговением.

— Всё будет не так ужасно, как вам наверняка примерещилось, — невозмутимо продолжает Снейп. — Да, для зелья потребуется много вашей крови, и брать мы её у вас будем не один раз, и не два. Но можете не сомневаться — полностью обескровливать вас мы не собираемся. И уж тем более никто не планирует делать из вас домашнюю зверушку, хотя было бы забавно... Не ухмыляйтесь так, мистер Поттер. Я пытаюсь вести конструктивную беседу, на которую вы оказались не способны.

— Вопрос, — выдавливает из себя Струпьяр с довольно кислым выражением на лице. — Сколько времени это займёт?

— Мисс Грейнджер, вы провели все необходимые расчёты, как я вас просил? — обращается к девушке зельевар.

— Да, профессор, — кивает та и, достав свой ежедневник, принимается шуршать страницами. — Правда, подсчёт вышел приблизительный... Но вроде как всё сводится к тому, что Гарри должен будет пить зелье каждую неделю в течение... в течение примерно шести-семи месяцев.

— Слышали? — Снейп снова поворачивается к егерю. — Шесть-семь месяцев — и вы будете избавлены от угрозы вашему здоровью по нашей вине.

— Ага! — ухватился за прозвучавшую фразу тот. — Значит, угроза всё-таки есть, мистер?

— Она минимальна, — уклончиво отвечает Мастер Зелий. — Вы будете чувствовать сильную слабость при процедуре, лёгкий упадок сил после неё и всё в таком духе, но без ухода с нашей стороны не останетесь. Отдых, пара восстанавливающих зелий и шоколад вернут вас в нормальное состояние после каждой потери крови. Из постоянных побочных эффектов могу назвать только сонливость.

Струпьяр помолчал, обмозговывая всё услышанное.

— Так, какая же необходимость в браке? — интересуется он в итоге.

Снейп хмыкает.

— А как иначе я объясню общественности проживание в моём доме сомнительной личности с довольно тёмным прошлым? — высказывается Гарри, ни к кому конкретно не обращаясь. — Я известен. Мне часто приходится выходить в свет и принимать чуть ли не весь этот свет в своём доме.

— Не перегибайте палку, Поттер, — одёргивает его зельевар. — Как я вам уже ранее и неоднократно говорил, есть и другие спосо...

— А я вам уже говорил, сэр, что остановил свой выбор на браке, — цедит сквозь зубы Поттер, настороженно взглянув на егеря.

Тот отвечает ему искренним изумлением.

— Это просто нелепо, — вздыхает Снейп, качая головой.

— Гарри, подумай ещё, взвесь все “за” и “против”, — добавляет Гермиона. — Это того не стоит.

— Позволь мне самому об этом судить, — твёрдо проговорил Гарри. — Я так решил и, собственно, всё уже готово. Брачный контракт составлен, отговорка для магического сообщества... хм, придумана. Пара росчерков пера — и мы с этим субъектом будем женаты. И потом... Пусть это и не самый лучший способ завуалировать его присутствие в моей жизни и одновременно скрыть мои проблемы с магией, но зато это самый простой способ создать между ним и мной магическую “привязь”. Не так ли, профессор?

— Так, — неохотно соглашается Снейп.

— “Привязь”? — переспрашивает Струпьяр, ничего не понимая. — Что ещё за “привязь”?

Всю последнюю минуту он хмурился, следя за явно не первым спором этих троих на данную тему. И что-то ему ощутимо не понравилось, только вот он никак не может определить, что же именно.

— Одного зелья недостаточно. Чтобы оно подействовало, между вами должна быть установлена, так называемая, магическая “привязь”, — разъясняет зельевар. — Это обязательное условие. Установить её можно несколькими путями, однако не все они безопасны. Я не буду перечислять их, скажу только, что мистер Поттер прав — из всех возможных вариантов брак действительно осуществить проще всего. И нужно торопиться, пока в мистере Поттере окончательно не иссякла магия.

— Что-то вы не договариваете, господа, — протянул Струпьяр после паузы.

Гарри и Гермиона переглянулись. Снейп сделал вид, что оглох на оба уха.

— Хн. Ладно. Я всё понял. У меня осталось только два вопроса, — утвердительно кивнув всем собравшимся на слове “понял”, егерь решает разобраться в некоторых неясностях просто для проформы, так как уже не сомневается, что согласится на всю эту затею. — Отговорка для магического сообщества. В чём она заключается? Ну, и самое животрепещущее: когда мы с вами, мистер, вступим в брак, узы которого так важны для вас?

Рыкнув из-за явной издёвки в голосе егеря, Гарри заставляет себя перенять его интонации и с ухмылкой мстительно сообщает:

— Брачный контракт подпишем завтра с утра. И завтра же устроим приём по этому случаю, ибо все, а в особенности пресса, должны убедиться в нашей страстной любви друг к другу. О, ужас, верно?

И он даже прикрывает глаза в ожидании реакции своего жениха. Реакции, которая не заставляет себя ждать — со стороны егеря слышится отборная английская брань.

Поттер сладко улыбается. Северус Снейп морщится. Гермиона лишь вздыхает.

— Минутку, мистер! Всего одну долбаную минутку! — уже более цивилизованно возмущается Струпьяр. — К чему такая глупейшая отмазка? Да вы!.. Да я!.. Да никто в это не поверит!

Он предпочёл не заметить, сколь неуклюжей получилась его маленькая речь.

— И, прежде всего, не поверит Драко Малфой, — продолжает егерь. — Ибо мы только сегодня...

Струпьяр заткнулся.

Гарри непринуждённо откидывается на спинку своего кресла. Лицо его словно окаменело.

— Это не ваша забота. Всю ответственность я беру на себя. И уж я сделаю так, чтобы общественность поверила. Вам нужно будет лишь подыграть мне, — произносит он убеждённо.

После чего ждёт ответа егеря. Но поскольку тому явно ничего подходящего в голову не лезет, он позволяет себе продолжить.

— А поверит ли в этот фарс Драко Малфой — в сущности, не имеет значения. Прессе он своё мнение по этому поводу высказывать не станет, так как в долгу передо мной. Можете назвать ещё кого-то?

Струпьяру вспоминается Блез Забини. Однако назло Поттеру он решает о нём умолчать.

— Ух, Мерлиновы кальсоны... Честно, я в таком восторге от нашей милой беседы, что, боюсь, как бы у меня кровь носом не пошла, — усмехается он, успокоившись. — Но не кажется ли вам, господа, что вы забыли один офигенно важный нюанс? Я о том, последует ли развод, когда к мистеру-уже-почти-сквибу вернётся его магическая мощь?

Поттер окидывает его невозмутимым взглядом, словно плохой фокусник, собирающийся извлечь кролика из шляпы.

— Об этом ещё рано говорить, — сказал он. — Обсудим, когда придёт время. А пока... Гермиона, проводи его, пожалуйста, в бывшую спальню Регулуса. Думаю, на сегодня хватит со всех нас обсуждений.

— Эй, подождите-ка! — в голосе егеря вновь прорезается возмущение. — Я бы предпочёл вернуться к себе, мистер. Я и так сделал вам одолжение, позволив вашей подружке притащить меня сюда, в такое, мягко выражаясь, позднее время суток.

— Притащить? — переспрашивает вдруг Снейп и поворачивается к Гермионе. — Мисс Грейнджер, вы, что, тащили сюда нашего бесценного оборотня?

При всей мрачности своего внешнего вида Мастер Зелий в данный момент выражает веселье. Зрелище, как отмечает про себя Струпьяр, пугающее. Даже Поттер, похоже, ужасается не меньше него, поскольку, открыв было рот для ответа, мигом его захлопывает, да так, что клацают зубы.

Гермиона же, посчитав вопрос риторическим, поднимается с дивана и в ожидании обращает взгляд на егеря. Тот её проигнорировал.

— Потрудитесь последовать за ней, — бросает в его сторону Снейп беспрекословным тоном. — У вас — как изящно намекнул мистер Поттер несколькими минутами ранее — нет выбора. Его у вас нет с того момента, как вы перешагнули порог этого дома. Мы вас не выпустим, пока брачный контракт не будет заключён.

Струпьяру кажется, что его желудок сжимается до размеров и плотности мячика для игры в крикет. Капля пота медленно сползает вниз по его спине, словно начинающий альпинист-любитель.

— Мерлин свидетель, моя жизнь в вашем доме угасает на глазах, — тяжело вздохнув, жалуется егерь всем присутствующим.

В конечном итоге он всё-таки отправляется вслед за Грейнджер в свою новую опочивальню, предварительно лишившись своей волшебной палочки. А ведь он только-только собрался завести басню о том, что та безвозвратно утеряна в недрах его комнаты у Лютного Переулка, как Поттер, воспользовавшись “Accio!”, ловко извлёк её из заднего кармана его клетчатых брюк.

...После ухода егеря Гарри Поттер так и остаётся почти неподвижно сидеть в кресле. Гермиона, проводив Струпьяра до бывшей спальни Регулуса Блэка, уходит за кофе для Гарри и Снейпа, плюс — ромашковым чаем для себя.

Земной шар в недостаточно ярко освещённой гостиной вращается уже не столь стремительно.

— Смените это угрюмое выражение лица на какое-нибудь другое, Поттер, — устало советует зельевар, мельком взглянув на своего бывшего студента. — В конце концов, вы сами во всём виноваты.

— Виноват? — отзывается тот с не меньшей усталостью. — Разве я виноват, что магия покидает меня, сэр?

— В этом — нет. А вот во всём остальном — да, — поясняет Снейп. — Чем, скажите на милость, вас Люпин не устроил?

Гарри фыркает.

— Вы прекрасно знаете, чем. Он и так много для меня сделал. Втягивать его в мои очередные проблемы... Нет, не хочу я этого. Он счастливо женат на Тонкс, пусть наслаждается семейным покоем. Римус заслужил именно это, а не вечную возню со мной.

— И что же? Ему вы тоже будете втирать про любовную страсть к этому типу? — интересуется Мастер Зелий с усмешкой.

— Придумаю что-нибудь, — вяло отвечает Гарри. — Сэр, не говорите ему, пожалуйста. Поймите, я не хочу напрягать его.

— О? А меня, значит, можете? — подловил его Снейп.

— Простите, профессор, — Поттер несмело улыбается. — Вас я тоже предпочёл бы не тревожить. Однако я давно уже понял, что от вас мне ничего не скрыть. Согласитесь, сэр, не стоило бы и пытаться, верно?

— Всё с вами ясно, Поттер, — отмахивается зельевар.

В этот момент в гостиную возвращается Гермиона, левитируя в воздухе три чашки с ароматным кофе и чаем.

— Гарри, тебе нужно что-то сделать с кухонной утварью, как и с кухней вообще, — на ходу проворчала она. — Я не нашла даже обыкновенного подноса. Сама не верю, что говорю это, но почему бы тебе не позвать из Хогвартса Кикимера? Я понимаю, ты хотел, как лучше, отправив его туда, но...

— Что, Поттер, уже окончательно решили жить, как маггл? — не удерживается от сарказма Снейп, глотнув предложенный Гермионой кофе. — Мерлина ради, не устраивайте трагедии. Ваша “проблема” решаема. Мы уже даже нашли выход.

— И всё же есть вероятность того, что ни зелье, ни магическая “привязь” с оборотнем не помогут. Вы сами так сказали, профессор, когда в последний раз проводили надо мной колдодиагностику, — напоминает Гарри.

— Профессор Снейп прав, Гарри, — вклинивается Гермиона. — Мы ещё даже не начали, а ты уже склонен к отчаянию. Зачем тогда всё это? Зачем эта безумная идея с браком, за которую ты чуть ли не маниакально цепляешься? Ты же просто обрекаешь себя на жизнь с человеком, к которому испытываешь неприязнь и...

— Гермиона, — перебивает её Поттер. — Мы это уже обсуждали. Поверь, ничего нового я тебе не отвечу.

— Оставьте его, мисс Грейнджер, — добавляет к словам обоих Снейп. — Упрямство всегда было одной из главных черт мистера Поттера. Уж мне ли не знать.

...Ослепительный снегопад заслоняет собой небесный свод, усеивает холодную землю белоснежными сугробами и, кажется, словно рушится весь мир. Следом всё замирает в зимнем совершенстве, смыкается тьма, как будто ознаменовав собой рухнувшую действительность.

Струпьяр изредка отводит взгляд от тёмного балдахина кровати, в которой пытается заснуть, и, глядя в окно, следит как сияющие в свете фонарей снежинки оседают на ветках деревьев. Когда же снегопад заканчивается и уступает место ночной темноте, егерь, наконец, принимает решение. Что бы там ни болтали его “тюремщики”, есть у него выбор или нет — он всегда решает сам. И сейчас, хорошенько всё обдумав, он прекращает предаваться утомительным размышлениям о том, ввязаться ему в навязанную авантюру или же нет. В конце концов, он приходит к выводу, что обеспеченное будущее того стоит. А даже если всё пойдёт не так, как ожидается, он особо не расстроится. Просто примет к сведению допущенную ошибку и больше её не повторит.

Подобным образом он всегда поступает, и будучи оборотнем в глухом незнакомом лесу. Являясь зверем, Струпьяр не знает, что ждёт его впереди и какую пищу он отыщет. Обнаружив же что-то съедобное, он утоляет свой голод.

Точно так же Струпьяр воспринимает и свою человеческую жизнь. Её нельзя заключить в жёсткую схему и потреблять по своему усмотрению. Поэтому он научился двигаться по жизни столь же профессионально, как охотник по дремучему лесу, и усваивать то, что ему предоставляет окружающий мир.

Тем не менее, он вовсе не собирается полностью полагаться на слова и обещания других людей. Особенно, если обещания эти раздаются с внушающей сомнения лёгкостью. Нет, уж что-что, а строить планы на будущее, зависящее от выполнения чужих заверений, егерь не станет. Постепенно он обязательно позаботится о том, чтобы у него появился запасной вариант на случай, если его подведут.

“При таком раскладе я точно не окажусь в “подвешенном состоянии”, — кивает он самому себе, засыпая.

Эта мысль не оставляет его и утром, когда, проспав несколько часов, Струпьяр как-то резко просыпается, после чего долго не может понять, который час и почему в доме Поттера так тихо.

Несмотря на то, что в камине ярко пылает огонь, в спальне егерь ощущает сырость и промозглость. Картина за окном тоже не улучшает это утро — на Гриммуальд-плейс вовсю сгущается туман, намекая, что не стоит и мечтать о безоблачном дне.

Одевшись, Струпьяр поворачивается к висящему над камином зеркалу. Оттуда на него взглянула его копия — такая же заспанная и взъерошенная. Егерь пробует пригладить свои волосы, но они упрямо продолжают топорщиться в разные стороны, ложась на его плечи спутанными прядями. Бросив это безнадёжное занятие, он выходит из спальни с твёрдым намерением отыскать в этом доме ванную комнату.

Добравшись же до ванной и, наконец, приведя себя в порядок, Струпьяр прогулочным шагом спускается по лестнице на второй этаж и решительно толкает дверь, ведущую в гостиную. Там он обнаруживает одну лишь Гермиону Грейнджер, сидящую на диване перед кофейным столиком, на котором уместился простой английский завтрак. На коленях у неё лежит раскрытая книга, и она читает её столь внимательно, что даже не замечает появления в комнате егеря, пока тот не усаживается напротив неё на второй диван.

— Доброе утро, — произносит она, вспомнив о правилах хорошего тона, хотя, как и вчера, чувствуя себя в его обществе не слишком уютно. — Вы как раз вовремя. Завтракайте скорее. С минуту на минуту прибудет профессор Снейп с окончательным вариантом контракта.

— Судя по вашему виду, мисс, добрым вы это утро не считаете, — усмехается Струпьяр, откинувшись на спинку дивана с чашкой чая в руках. — Хн, контракта, говорите? Вот интересно, мне будет дозволено хоть один пункт от себя добавить?

— Послушайте, — Гермиона вздыхает, закрывает книгу и берёт в руки свою чашку чая. — Вам не о чем беспокоиться. Мы выполним все условия. Вы сможете делить с Гарри этот дом на правах второго хозяина, сможете распоряжаться его наследством и вообще всеми финансами, станете известным, в конце концов. Вас будут принимать в обществе, для супруга победителя Волан-де-Морта нет закрытых дверей. И... просто попробуйте ужиться с ним.

Струпьяр хмыкает.

— Постель-то с ним делить хоть необязательно?

Гермиона захлебнулась чаем и полминуты тратит на то, чтобы откашляться. Егерь снисходительно подождал.

— Нет, необязательно! — вспыхнув, заверяет его она. — Брак фиктивный! О чём, Мерлина ради, вы только думаете?

— О, поверьте, мысль на эту тему была первой и последней, — успокаивает её Струпьяр. — Мне, знаете ли, блондины нравятся. Ваш драгоценный друг — совершенно не мой тип.

К тому времени, как прибывают Снейп и Поттер, Струпьяр и Гермиона сидят, уютно воткнутые каждый в свой диван, а дождь с мокрым снегом стучит в стёкла окон. Затем в дом заявляется Гораций Слагхорн. Его принимают со всем радушием и предлагают присесть. Тот отказывается и принимается измерять шагами гостиную.

Беседа не клеится. Суета и беготня Слагхорна придаёт дому густонаселённый вид. Струпьяр вызывается смотаться в ближайшую лавку за пирожными. Но вот Снейп демонстрирует один из своих самых свирепейших взглядов из серии “на моих плечах судьба этой затеи” — и все мигом притихают, а егерь и Гермиона дружно начинают изучать свои руки.

Через некоторое время, пошептавшись о чём-то со Снейпом, Слагхорн возобновляет свои расхаживания взад-вперёд по гостиной, а остальные то и дело вздыхают. Струпьяр смекнул: все явно чего-то ждут — чего-то, чего в доме пока нет, и что, вероятнее всего, должно появиться из-за входной двери.

Ухмыльнувшись, Струпьяр демонстративно поднимается с дивана и направляется к выходу из комнаты, сославшись на потребности своего организма. А когда, спустившись по лестнице на первый этаж, он замечает открывающуюся входную дверь, то тут же спешит к ней. Изредка в жизни случаются и не такие совпадения.

— Ты кто? — вопрошает вошедший Рональд Уизли, увидев егеря.

— А ты кто? — отвечает ему той же бесцеремонностью Струпьяр.

— Ты — тот самый оборотень? Да ты же... Точно, узнаю тебя! — в голосе Рона отчётливо звучит неблагожелательность.

“Да уж, у такого солонку за столом не попросишь”, — фыркает егерь.

— Да ты золото! — расплывается он в улыбке. — А с кем имею честь?..

— Где Гарри, Мерлин тебя раздери? — рявкает тот, потеряв терпение. — Позови его.

Струпьяр оборачивается. Поттер уже спешит к ним с хмурым лицом.

— А вот и хрен тебе, — говорит егерь и выталкивает Уизли обратно за дверь.

Возникает небольшая заминка, но потом все словно с цепи срываются. Прибегает Гермиона и тащит Струпьяра назад в гостиную — не то что бы грубо, но и не слишком-то вежливо. Поттер выволакивает со ступенек дома возмущённого Рона Уизли, который не преминул проорать вслед Струпьяру нечто нелестное.

Снова оказавшись в гостиной, егерь словил очередной недобрый взгляд Снейпа персонально для него, а Слагхорн с ещё большей энергичностью забегал по комнате. Зато Струпьяру, наконец, стало нравиться это утро. В самом деле, в этом что-то есть — когда его ненавидит столько народу сразу, да ещё в доме, который вот-вот будет принадлежать ему.

И вот — в общей сложности, спустя два часа всё кончено. После оглашения всех пунктов брачного контракта, разъяснений смысла этих самых пунктов Северусом Снейпом и, наконец, подписей главных действующих лиц, а также их свидетелей — брак узаконен. Струпьяр довольно меланхолично пронаблюдал, как небольшой свиток с их росчерками пера обвивают золотые нити магии и он, вспыхнув золотистым сиянием, исчезает в воздухе.

“Надо думать, прямиком в Министерство... Ух, что сейчас начнётся!” — мысль о предстоящем шоу перед газетчиками егеря веселит.

Гермиона Грейнджер, тем временем, чуть ли не слёзно просит Снейпа — уже собравшегося было откланяться — остаться. Струпьяр с любопытством следит за степенью возрастания её уговоров, которые, как о скалу, разбиваются о броню невозмутимости Мастера Зелий. В конце концов, она применяет последний аргумент из своего арсенала, заявив: “Профессор, только вы сможете спасти ситуацию, если эти двое не справятся с игрой на публику”. И Снейп, благосклонно скривившись, соглашается. Струпьяру даже кажется, что соглашается тот ещё и потому, что идея остаться на традиционном приёме в честь заключения брака представляется ему хладнокровной и дерзкой, так как само его присутствие на подобном мероприятии внесёт оттенок таинственности. А хладнокровие и дерзость — как раз те эпитеты, которые Снейп, на взгляд егеря, надеется однажды увидеть на первой странице “Ежедневного Пророка” рядом со своим именем. Угрюмая колдография и заголовок: “Северус Снейп — дерзкий и хладнокровный”.

“Или что-то в этом роде”, — вовсю забавляется Струпьяр посреди масштабных приготовлений к приёму.

Правда, Снейпу о ходе своих размышлений он решает не сообщать. Так что, они — единственные, не занятые во всеобщей суматохе — слоняются по дому и периодически поглядывают в окна на предмет обнаружения первых гостей.

Наконец, те прибывают. Появление на Гриммуальд-плейс нескольких представителей “Пророка” словно запускает какой-то механизм, и события начинают развиваться в темпе сходящей с гор лавины.

После “Ежедневного Пророка” заявляются и остальные газетчики, даже те, чья тематика никоим образом магические бракосочетания не затрагивает. Затем прибывает добрая часть министерских чиновников, ну и само собой — целая орава друзей и знакомых Гарри Поттера во главе с полным составом семейства Уизли, за исключением, разумеется, младшего сына, который уже давно в доме, и одного из близнецов, погибшего на войне.

В целом, известие о бракосочетании победителя Волан-де-Морта облетает весь магический мир за каких-то сорок с лишним минут. Однако большинство гостей, заявившихся на приём, настолько ошарашено произошедшим, что даже не решается обсуждать это друг с другом. Выразив скупые поздравления виновникам торжества, они просто ходят туда-сюда по увеличенному заклятием Незримого Расширения дому, осторожно наблюдают за Струпьяром, хмурят брови и не отпускают от себя своих деток.

Друзья же Гарри Поттера, не сговариваясь, делятся на небольшие группки и в обнимку с огневиски расстроено перешёптываются. То ли переживают за потерю самого завидного жениха в магическом Лондоне, то ли искренне беспокоятся за своего друга, который выбрал себе в мужья “непонятно кого” — Струпьяру, да и самому Поттеру сложно об этом судить, оба лишь точно знают, что беспокоиться кому бы то ни было абсолютно незачем.

К сумеркам в дом набивается уже столько народа, сколько ни один из бывших членов Ордена Феникса на Гриммуальд-плейс никогда не видел. Никто из гостей словно не хочет пропустить какой-нибудь домысел, слух или даже малейший обрывок информации о “жутком” событии.

В первую очередь, во всём негласно обвиняют Струпьяра. Впрочем, версия продержалась не больше часа — до тех пор, пока одни умники не убедили других умников, что ни у кого нет такой власти над Гарри Поттером, чтобы он позволил принудить себя к чему-либо или пойти у кого-либо на поводу.

Потом возникает версия, что Гарри Поттер таким вот оригинальным способом желает показать свою толерантность по отношению к слизеринцам, которым в некоторых местах магической Британии по-прежнему приходится несладко, как и в самые первые послевоенные месяцы. А то, что Струпьяр когда-то учился именно на факультете Слизерин ни у кого сомнений почему-то не вызывает. В общем, версия хоть и астрономически малой степени вероятности, но, тем не менее, имеет место быть. Однако какой бы дикой эта теория ни кажется, но она привлекает значительное число сторонников — в основном, из-за того, что в ней отсутствует злой умысел. А злой умысел — это то, что магическое сообщество просто не желает видеть рядом с именем Гарри Поттера снова.

Какое-то время обе гипотезы существуют параллельно, породив в итоге поистине причудливый гибрид. “Точно, во всём виноват этот тип, который захотел самоутвердиться сам и заодно облагодетельствовать всех слизеринцев”, — решает общественное мнение.

А затем наступает затишье. И объясняется оно просто: не удовлетворившись циркулирующими по дому версиями, гости ринулись “преклонить колени” перед официальным заявлением, которое вовсю начинают подтверждать Гарри и Струпьяр, демонстрируя на удивление феноменальные способности актёрской игры. Естественно, они ещё утром отрепетировали то, что — как им кажется — было вполне сносным сценарием, и множество раз исполняют представление перед всеми поражёнными присутствующими. В самом деле, “история о внезапно вспыхнувшем чувстве”, как окрестили её гости, никого не оставляет равнодушным, кроме, конечно, тех, кто в курсе реального положения дел.

Не последнюю роль также играет и Гермиона, с возникшим неизвестно откуда энтузиазмом распространявшая среди гостей небылицы собственного изготовления о подробностях взаимоотношений её лучшего друга и его новоявленного супруга.

Этим всё и завершается.

Утром, спустя неделю после бракосочетания, распахнув тяжёлые портьеры в своей спальне, первое, что отмечает Струпьяр: на Гриммуальд-плейс жуткий мороз. Такой сухой и серый морозец из разряда “не забывай, что ты в Англии, малыш”.

Предстоящий морозный день немного беспокоит егеря. Главным образом потому, что на сегодня запланировано мероприятие, из-за которого он в этом доме, собственно, и находится — у него возьмут кровь для зелья. И это только начало. Подобная операция будет повторяться ещё много раз в течение ближайшего полугодия, что отнюдь не прибавляет Струпьяру силы духа. Последнему также немало способствует полный провал — как Гарри Поттера, так и егеря — в освоении совместной жизни, которая оказалась совсем нелёгкой наукой и требует усилий с обеих сторон.

Определённо, на данный момент обстановка в доме оставляет желать лучшего: мешают привычки, сталкиваются характеры, дерутся темпераменты, вступают в конфликт убеждения и взгляды на жизнь... И вот уже никому нет покоя под этой крышей — идёт война. Война ожесточённая, непримиримая. Что у Гарри, что у Струпьяра имеются свои представления о совместной жизни с кем-либо и своя к ней дорога. Реальность покажет, у кого она короче и прямее, и кого куда заведёт...

Процедура “выцеживания” из егеря необходимого для зелья количества крови занимает — по ощущениям Струпьяра — час с лишним. Впрочем, он не особо следил за временем. Не до того ему было. Когда же всё уже позади, он утомлённо откидывается на спинку стула, на который его усадили ранее, и, задыхаясь от навалившегося бессилия, пытается вернуть хоть немного жизни в затёкшее от долгого сидения на одном месте тело. Затем медленно выпрямляется, осторожно ставит ноги в удобное положение и встаёт.

Не вопит он лишь из-за многообразия боли. Она идёт сразу из стольких мест, говорит сразу на стольких языках, одета в такой ослепительный гардероб экзотических нарядов, что секунд пятнадцать егерь просто не может двинуться с места, отвесив челюсть от изумления. Вцепившись в спинку стула, Струпьяр зажмуривается и не открывает глаза до тех пор, пока оглушительный рёв в его голове не превращается в ворчливое бормотание. После чего окружающий его мир меркнет.

Сознание возвращается к нему вместе с недовольным голосом Гермионы Грейнджер где-то над ним:

— Мерлина ради, разве профессор Снейп не сказал вам сидеть на месте, пока он не даст вам Восстанавливающее зелье? Ну? Пришли в себя? Как самочувствие?

Этот вопрос обязательно зададут тому, кто лежит лицом вверх на постели, но лично Струпьяру ужасно не хотелось его услышать. Мозги его взболтаны сейчас до той консистенции, когда обычно подзывают официанта и требуют деньги назад. А потому было бы гораздо логичнее, если б это он спросил Грейнджер, как он себя чувствует. Но она в данный момент занимается тем, что вливает в него одно зелье за другим, так что егерь решает полюбить её на какое-то время.

С громадным усилием он разлепляет свои губы и хрипит:

— Нормально.

— Это хорошо, — вздыхает та. — Профессор сейчас подойдёт и проверит ваше состояние.

Ободряюще похлопав его по плечу, она выходит из спальни.

Какое-то время Струпьяр лежит с закрытыми глазами. А когда открывает их, за окном уже беспроглядная ночь. Прямо над ним же стоит чёрная мантия, и, несмотря на то, что человек внутри этой мантии вполне может сойти за кого угодно, егерь всё же предполагает, что это Снейп — так уж получилось, что поднять взгляд до уровня его лица Струпьяр никак не может.

Северус Снейп, между тем, отпускает кисть его руки — егерь и не заметил, что он её держал — и быстрым размашистым почерком записывает что-то на одном из листов пухлой тетради в твёрдом переплёте.

— Как вы себя чувствуете? — спрашивает он, наконец.

— Нормально, — отвечает ему Струпьяр то же, что ответил и Грейнджер.

Зельевар продолжает что-то записывать.

— А не должны бы, — сухо комментирует он. — Вы потеряли довольно много крови. Как и предполагалось, в сущности. Вот только ваш обморок, ставший следствием вашего же безрассудного поведения, в наши планы не входил. Хотя, в целом, это не страшно. Лежите, восстанавливайте силы. Скоро домовик принесёт вам ужин.

В его устах это прозвучало так, словно вся история произошла исключительно по глупости егеря. Что, в общем-то, отчасти является правдой.

— А что там Поттер? — интересуется Струпьяр, вяло ворочая языком. — Выпил зелье с моей чудодейственной кровушкой?

— Выпил. И если вас это утешит, ему сейчас ничуть не лучше, чем вам, — и с этими словами Снейп выходит из комнаты.

...Ровно четыре приёма пищи проторчал Струпьяр в своей спальне — сколько это по времени он определить затрудняется. Занимался егерь преимущественно тем, что спал, глазел в окно, глотал вязкие на вкус зелья, читал “Ежедневный Пророк” и терзал себя бесчисленными вопросами.

Для начала: как отреагировал на известие о его браке Драко? Причём, не просто о браке, а браке с Гарри Поттером. Почему-то Струпьяр чувствует себя неуютно, размышляя об этом, хотя ни о чём не жалеет. Да, он ещё до бракосочетания с Поттером предал Малфоя, грубо говоря, променяв его на галлеоны Блеза Забини, но... такая уж у Струпьяра жизнь. Он всегда гибко приспосабливается к происходящим переменам, “направлению ветра”, так сказать, обращая эти перемены и изменения в обстоятельствах себе на пользу. Нужно просто отбросить в сторону всё незначительное и второстепенное. А Драко и был этим второстепенным в его жизни. Всего на всего любовник, с которым порой можно было поболтать о ерунде до или после секса — вот, собственно, и всё, что Струпьяр может сказать об их отношениях.

Тем не менее, он, разумеется, понимает, что рано или поздно встретится с Малфоем. И встреча эта, вероятней всего, начнётся и закончится швырянием друг в друга заклинаний. Однако отсюда косвенно вытекает ещё один мучающий Струпьяра вопрос: когда ему уже, наконец, позволят выбраться из этого дома хотя бы на элементарную прогулку? Или он так и останется узником бывшего поместья Блэков? Удовлетворить этот животрепещущий вопрос может лишь Гарри Поттер. А потому — как только егерь решает, что достаточно восстановил силы, чтобы сползти с кровати и немного пошаркать по дому, он отправляется на поиски своего дражайшего супруга.

Не обнаружив Поттера в гостиной, Струпьяр с вымученным вздохом ковыляет на кухню. За неделю жизни с этим гриффиндорцем, он успел усвоить, что кухня и гостиная — явные фавориты у Поттера.

До места назначения егерь добирается довольно быстро, однако к концу пути его истомила жуткая головная боль и не менее жуткая жажда. Определённо, он переоценил свои силы.

Гарри сидит за длинным кухонным столом, вокруг него мельтешит Кикимер, а сам он что-то усердно строчит пером по небольшому листу пергамента, то и дело обращая свой взгляд к раскрытому перед ним фолианту. И когда Струпьяр заходит в помещение, тот, оторвавшись на миг от своего занятия, ничего ему не говорит и снова возвращается к своей писанине.

Сев напротив него за стол, егерь залпом осушает поднесённый домовым эльфом стакан с водой, после чего так и сидит, высасывая стакан за стаканом, пока Гарри не откладывает перо в сторону. Перечитав написанное, он снимает очки, устало потирает глаза и в немом ожидании обращает свой взор на Струпьяра.

Однако тот вовсе не собирается заводить разговор первым — пусть у Поттера кончится терпение, и он сам поинтересуется. Вот тогда Струпьяр всё ему выскажет, всё. За неделю их совместной жизни это стало своеобразной игрой. По крайней мере, в понимании егеря. Что на этот счёт думает Поттер ему неизвестно, да он и не стремится это узнать. Ему просто нравится играть у того на нервах.

Так что, дав Гарри время как следует “покипятиться”, Струпьяр продолжает глотать свою воду, лениво скользя взглядом по кухне.

“Что ни говори, а Поттер неприлично запустил эту часть своего дома...” — проносится у него в мыслях.

Действительно, в отличие от прочих комнат поместья, в кухне нет ни одной новой вещи. Мебель в этом помещении представляет собой невообразимую смесь реликтов викторианской эпохи и, кроме того, ужасно скрипит, как бы жалуясь друг другу. А если кто-то слишком стремительно проходит мимо, от этой мебели с громким, как мушкетный выстрел, треском отлетают щепки, взметая облачка пыли. В первый же вечер забега Струпьяра на кухню у длинного стола отломилась ножка, и вся еда посыпалась на пол. Несколько дней спустя егерь едва присел на массивный, крепкий с виду стул, как от него тут же отвалилась спинка и исчезла в тучах едкой пыли. Ещё через день он полез в кухонный шкаф высотой чуть ли не с него самого, стал открывать его, но дверца осталась у него в руках.

“Хорошо хоть, он внял уговорам красотки Грейнджер и позвал сюда домовика, не то совсем бы худо пришлось”, — вздыхает Струпьяр, допив очередной стакан с водой.

Наконец, терпение Гарри, как и предполагал егерь, иссякает.

— Тебе что-то нужно, не так ли? — мрачно интересуется гриффиндорец.

— В точку, — кивает Струпьяр, оскалившись. — Я хочу выйти отсюда, из этого проклятого дома. Дыхнуть свежего воздуха, в конце концов! Доступно объясняю?

— Не держу, — цедит Гарри сквозь зубы. — Насильно удерживать в клетке зверя не нанимался. Катись.

Струпьяр расплывается в милейшей улыбке.

— Рад, что мы пришли к взаимопониманию, — почти пропел он, вставая из-за стола и направляясь к выходу из кухни.

— Но не забывай, — настигает его уже у двери.

— Чего?

— Не забывай о восьмом пункте контракта, — напоминает ему Гарри, возвращаясь взглядом к уже исписанным им пергаментам и перелистывая пару страниц фолианта.

— А! — реагирует тот. — Всенепременно.

И Струпьяр стремглав выкатывается из поместья, пока не заявился Снейп, который совершенно точно был бы против его самовольных гуляний после глубокого обморока. Не то чтобы, зельевар беспокоится за него. Отнюдь. Скорее, егерь чувствует себя рядом с ним чрезвычайно ценным ингредиентом, который желательно закупорить в склянку и поставить на полку для сохранности.

Простившись с Гриммуальд-плейс до вечера, Струпьяр углубляется в лабиринт узких, длинных улочек, составляющих один из кварталов магического Лондона. Это очаровательное место — мощённые булыжником переулки с множеством лавчонок, заваленных кипами ярких тканей, горами блестящих леденцов, разной утварью из чеканного серебра, фруктами и овощами. Улицы же, в самом деле, настолько узкие, что егерю приходится всякий раз прижиматься к стенкам домов и давать дорогу навьюченным товарами повозкам, запряжёнными фестралами. Но, несмотря на это, Струпьяра привлекает эта красочная часть магического Лондона — шумная и суетливая, где постоянно слышатся голоса торгующихся магов, кудахтанье кур, лай собак и протяжные крики булочников, леветирующих впереди себя огромные подносы с горячим, только что испечённым хлебом. Шум и гам не умолкают на этих улицах даже лютой зимой. И как раз в самом центре этого района, на верхнем этаже высокого ветхого здания, уныло маячившего над прочими домами, обитает давний приятель Струпьяра — Альберт Ранкорн. К нему-то егерь и направляется, ибо на данное время во всём мире больше нет никого, с кем бы он мог пообщаться без угрозы для жизни.

Ранкорн, по прикидкам Струпьяра, где-то на три дюйма выше него, фунтов на шестьдесят тяжелее и, по меньшей мере, на восемь — хотя егерь не имеет никакого понятия, чем меряют свирепость — единиц его свирепее. Особую свирепость Альберта чаще всего выдаёт лицо с ухабистым берегом лба. И что это за лоб! Кирпичи, ножи, бутылки и прочие убедительные аргументы в своё время, похоже, не раз отскакивали от этой массивной фронтальной плоскости, не причиняя ей никакого вреда, за исключением, разве что, различных заклятий. И вдобавок ко всему, поверх любой повседневной одежды на Ранкорне всегда надет кожаный плащ — дань его прошлой деятельности в Отделе Выявления Магглорождённых Волшебников, которую, как помнит Струпьяр, Альберт нежно любил. При Пие Толстоватом работников этого Отдела, а также подведомственных ему, обязывали носить такие плащи с непременным значком принадлежности Отделу. Значок Ранкорн после войны, разумеется, снял, но вот плащ оставил. И каждый раз, видя его, егеря мысленно уносит в те славные деньки, когда он и сам работал на Министерство Магии, и одновременно несколько отталкивает, так как Альберт в этом плаще имеет поистине грозный вид. Впрочем, даже закутайся Ранкорн с ног до головы в струящиеся шелка и заткни он за каждое ухо по орхидее, любой прохожий без разговоров всё равно вручит ему всю свою наличность, даже не задумавшись, а должен ли он ему.

Так уж получилось, что Струпьяр-то ему ничего не должен точно. Альберт Ранкорн принадлежит к тому узкому кругу людей, которым егерь не должен вообще ничего, и будь отношения между ними плохими, он посоветовал бы ему и его немногочисленным собратьям обзавестись особыми заколками для шейных платков — в знак почётного членства. Однако отношения их плохими не назовёшь, они даже почти дружеские — в огонь и в воду друг за другом, конечно, не пойдут, но мало-мальски ненапряжную услугу оказать смогут, хотя преимущественно они просто вместе выпивают, не более.

Получается так и сегодня. Стоит Струпьяру замутиться к Ранкорну в берлогу, как тот тут же предлагает сходить куда-нибудь и угоститься крепким, живительным огневиски.

На часах ещё только половина одиннадцатого утра, но трактиры и прочие питейные заведения уже вовсю стонут от нашествия магов в деловых мантиях с их нелепой болтовнёй о том, куда катится мир. Струпьяру и Ранкорну удаётся отыскать свободный столик в пабе под вывеской “Двухголовый Дракон”, где Альберт устраивает настоящий спектакль расточительности, роясь по карманам в поисках мелочи. Егерь рекомендует ему списать выпивку на служебные издержки, на что тот сразу предлагает Струпьяру запустить лапу в наследство Гарри Поттера. Они бросают монетку, и егерь проигрывает.

— Безмерно благодарен, — кивает Ранкорн с ухмылкой, которая, как и всегда до этого, получается у него настолько угрожающей, что заподозрить в ней просто лёгкую иронию не рискнул бы никто.

— На здоровье, приятель, — ухмыляется в ответ Струпьяр.

Они одновременно присасываются к своим бокалам и пару минут пьют огневиски в молчании.

Первым установившуюся было тишину нарушает Ранкорн:

— Струпьяр.

— Альберт?

— Я на днях сменил квалификацию.

— Да ты что? — изумляется егерь. — И кто же ты теперь, старина?

— Телохранитель Драко Малфоя, — убийственно серьёзно сообщает Ранкорн.

— Ой... — невольно вырывается у Струпьяра, пока он пытается вобрать в себя смысл услышанного.

— Без обид, Струпьяр, — вдруг сказал Альберт тем же тоном.

— То есть? — осторожно выдавливает тот.

Он ждёт, что Ранкорн тут же разъяснит ситуацию, но тому, похоже, больше нравится просто сидеть и слушать, как шумная компания министерских чиновников за соседним столиком обсуждает расщепление своего коллеги при аппарации. Альберт умудряется сделать так, что егерь чувствует, будто идея вместе выпить целиком и полностью принадлежит ему, Струпьяру.

Само собой, такой поворот Струпьяра совсем не устраивает.

— Это ведь не просто дружеские посиделки, а? — прямо интересуется он.

— Дружеские посиделки? — переспрашивает Ранкорн совершенно без эмоций.

— Скажи-ка, Малфой, случаем, не велел тебе, как только я заявлюсь, вывести меня куда-нибудь, по-приятельски похлопать по спине, выпить вместе, выяснить, не сплю ли я с Поттером? — саркастически перечисляет Струпьяр.

Ранкорн морщится — его всегда раздражает упоминание имени Гарри Поттера по причинам, известным каждому, кто брал на себя труд углубиться в подробности вылазки этого мальчишки в Министерство Магии при “правлении” Пия Толстоватого.

— Он велел мне находиться рядом с тобой какое-то время, а затем привести к нему, — буркнул он, наконец. — И я подумал, что будет веселее, если мы сначала где-нибудь посидим и выпьем.

“Видимо, он решил, что ответил на мой вопрос”, — мысленно фыркает Струпьяр.

— Что происходит, Альберт? — продолжает он допрос.

— А что происходит? — “не понимает” Ранкорн.

— Послушай, если ты и дальше собираешься сидеть, таращить глаза и повторять за мной, как попугай, то денёк у нас получится скучноватым, — раздражённо указывает егерь.

Пауза.

— Скучноватым?

— Мерлиновы кальсоны, сколько же нужно терпения?! — чуть ли не взвыл Струпьяр. — Ты же меня знаешь, Альберт!

— Имею честь.

— Меня можно назвать кем угодно, но только не верным волком — извиняй за каламбур — кого бы то ни было, а в особенности Блеза Забини и Гарри Поттера. Так Малфою и передай, сделай милость, — колко проговаривает егерь, фактически перегнувшись через столик поближе к собеседнику. — Да, я кинул Драко с его эфемерной “наградой”, польстившись на галлеоны Забини, но Малфою следовало от меня этого ожидать, если он меня хоть чуточку знает. Что до Поттера, то и с ним я не собираюсь упускать шанс обогатиться. Так что, пусть Драко не волнуется. У нас с Поттером...

И снизив свой голос до шёпота:

— У нас с Поттером брак фиктивный. Я намереваюсь получить от него своё и свалить. Точка. Поэтому Малфою бы лучше не выдумывать чёрте что, и не пытаться мне отомстить. И за самого Поттера пусть не переживает. А то ведь я уже давно просёк, что он к нему неровно дышит.

Почувствовав, что выдохся, Струпьяр глотнул огневиски.

Да, он действительно уже давно заметил, что Драко неравнодушен к Гарри Поттеру. Он постоянно упоминал его в разговорах, правда, чаще всего выругивая по поводу и без повода, но лично для егеря — это знак того, что Малфой просто сам себя обманывает, не желая признать то, что ему признавать неприятно.

“Осознать себя влюблённым в Гарри Поттера — да он наверняка страшится этого, как чёрт ладана”, — хмыкает Струпьяр, прекрасно понимая, что защита посредством самообмана — иллюзорная защита.

И, разумеется, для него яснее ясного, откуда тут ноги растут, как стало бы ясно любому, знакомому с историей вражды этих мальчишек. Находясь в плену предубеждений относительно Поттера, Драко потерял способность рассуждать о нём здраво. Навесив на него ярлык, он видит лишь его, и уже не задумывается над тем, что же в действительности скрывается под этим ярлыком. А ведь ярлыки действуют, как поющие сирены, заставляя забывать о более тонких различиях, которые в другом случае были бы замечены. По мнению Струпьяра, если бы Драко понял это, то не только Гарри Поттер, но и многое другое предстало бы перед Малфоем в совершенно ином свете. А сейчас он как бы просто теряет время, затрачивая много сил для получения того, что, в конечном итоге, вовсе не сделает его счастливым.

— Из моего опыта, Струпьяр, я знаю, что никого нельзя назвать верным волком кого бы то ни было. Нельзя до тех пор, пока он им не станет, — с по-прежнему серьёзной миной выдаёт Ранкорн, возвращая Струпьяра к реальности.

Пару секунд егерь смотрит ему в глаза.

— Я сейчас очень сильно ругнусь, Альберт.

— Как тебе будет угодно, — меланхолично роняет тот.

Как и зарекался, Струпьяр со вкусом выругался.

— И что ты только хочешь всем этим сказать, старина? — вопрошает он после того, как отдышался для нового рывка в их милой беседе.

Маги за соседним столиком переключаются на тему женских прелестей — этот неисчерпаемый источник веселья. Их гогот заставляет Струпьяра ощутить себя столетним стариком. Ведь когда-то и он не задумывался ни о чём серьёзном, перебиваясь случайными заработками и не тяготея к особым излишествам. Но жизнь идёт, и запросов становится больше...

— Знаешь, как у гадючников? — заново начинает Ранкорн, отпив сразу полбокала огневиски. — “Что вы, моя змейка совсем не кусается” — вечно твердят они. Твердят до тех пор, пока вдруг не приходится признать: “Сам не пойму, никогда с ней раньше такого не было”.

Струпьяр хмурится.

— Я хочу сказать, — продолжает Альберт. — Хочу сказать, что по-настоящему никто ни про кого ничего не знает. Ни про человека, ни про змею. По-настоящему — никто.

Струпьяр со стуком опускает бокал с огневиски на стол.

— Никто ни про кого ничего не знает? Надо же, — он даже присвистывает. — То есть, ты хочешь сказать, что, несмотря на те месяцы во время войны, когда мы с тобой были не разлей вода, ты до сих пор не в курсе, могу я сделаться преданным волком кого-либо или нет? Пф! Друг мой, да у меня натура такая, что быть, скажем так, союзником кого-то на постоянной основе я не способен в принципе.

— Хм, — только и говорит Ранкорн.

Затем отворачивается к окну, похоже, всерьёз увлекаясь созерцанием того, как колышутся ветви деревьев, сбрасывая с себя выпавший за ночь снег.

— И это всё? Просто “хм”? — спрашивает Струпьяр, раздражаясь всё больше и больше. — То есть, твой отчёт Малфою будет состоять из одного “хм”? В кожаном переплёте, с золотым тиснением и резолюциями всех собравшихся в этом пабе?

Ранкорн молчит, продолжая таращиться на ветки.

— И если уж на то пошло, то какой ты, к горгулье, телохранитель?! — шипит егерь, твёрдо решив добиться от собеседника чего-то более вразумительного, чем “хм”. — Я имею в виду: как может телохранитель охранять тело, которое даже не находится в одном с ним здании? Ментально? Это, что, какой-то новый вид “телохранительства”?

— Для мистера Малфоя представляет угрозу лишь мистер Забини, — чопорно отвечает Альберт. — Поэтому я приступаю к своим обязанностям только тогда, когда они находятся в непосредственной близости друг от друга, что обычно происходит по вечерам и в выходные. Сам понимаешь, как и Малфой, этот Забини — маг занятой и другого времени для своих... хм, “попыток” он не находит.

— Шикарно, — заключает Струпьяр. — Значит, Малфой сейчас на работе, верно?

Ранкорн выудил из внутреннего кармана своего плаща часы на цепочке.

— В настоящий момент он защищает в зале суда очередного беднягу, а затем отправится на обед, — отрапортовал он. — И если у него хватит здравого смысла, то он закажет говядину по-веллингтонски, а не рыбу, из-за которой позавчера чувствовал себя довольно плохо.

— Я впечатлён, — “восхищается” егерь с долей сарказма. — Ты работаешь на него пока сколько? Несколько дней, как я понимаю. И уже в курсе чуть ли не всех деталей его жизни. Да ты, я смотрю, нашёл своё призвание, мой друг.

— Детали — мой конёк, Струпьяр, — невозмутимо заявляет Ранкорн. — Работёнка, может, и паршивая, но это вовсе не означает, что делать её нужно так же паршиво.

Они дружно отхлебнули из своих бокалов, после чего, расслабившись и помолчав, заказывают себе по второй пинте. Когда же заказ приносят, Струпьяра вдруг осеняет.

— Слушай, если я правильно тебя понял, ты хочешь дождаться обеденного перерыва и препроводить меня к Малфою, так? — интересуется он, уже зная ответ, и, дождавшись кивка Ранкорна, продолжает. — Спешу тебя обрадовать, старик: у меня созрел иной план действий. Сделаем так. Ты остаёшься здесь, обедаешь в своё удовольствие за мой счёт, а я, тем временем, сам отправляюсь к Малфою. Ну? Что скажешь? Соблаговолишь оказать мне такую любезность по старой дружбе, а?

— Хм, — выдаёт Альберт задумчиво. — Что, покаяться к нему пойдёшь?

— Ещё чего, — фыркает Струпьяр. — Скажу ему лишь то, что хочу сказать. И постараюсь завершить на этом наше знакомство, которое и началось-то по чистой случайности давным-давно.

У Ранкорна после минутного раздумья не находится возражений. Или же просто он их не озвучивает, так как действительно желает спокойно пообедать за чужой счёт.

Струпьяр же, кивнув ему на прощание, закрывает за собой дверь паба и, не медля, аппарирует к Министерству Магии.

Драко Малфой выходит из вышеозначенного здания ровно в половину первого. Кивнув вышедшему вслед за ним коллеге, он окунается в студёный лондонский туман. В его правой руке Струпьяр замечает дипломат, что, само по себе, немного странно: из Министерства Магии обычно не выносят ничего, что было бы важнее пары обрывков туалетной бумаги.

“Хн, Драко... Либо ты что-то замышляешь, либо ты просто один из тех чудаков, что таскают дипломаты лишь для солидности”, — ухмыляется егерь.

После чего даёт Малфою несколько сотен ярдов форы и только тогда направляется следом. Ему требуется немало усилий, чтобы сдерживать шаг, поскольку Драко идёт необычайно медленно. Кажется, будто он наслаждается погодой. Вот только повода к подобному наслаждению Струпьяр не видит — утренняя стужа превратилась в стужу дневную, и стало понятно, что зима окончательно вступает в свои права.

Лишь когда Малфой прошмыгнул в “Дырявый Котёл”, затем выбрался на Диагон Аллею и зашагал по ней той же неторопливой походкой, до Струпьяра, наконец, доходит, что Драко просто прогуливается. Эдакий светский тигр, рыщущий в поисках добычи — хозяин над всем, что попадает в поле его зрения, посвящённый в страшные тайны Министерства Магии, каждая из которых сразит наповал любого обывателя, узнай он её.

Почему-то Струпьяр ожидал, что Малфой пройдёт до самого конца Диагон Аллеи, однако тот сворачивает в Лютный Переулок, в ту его часть, где звонкое щебетание театралов уступает дорогу басовой пульсации пабов и кабаре.

Пару раз Драко вильнул — сначала вправо, потом влево — и, наконец, остановился у неприметной двери. Вывеска над дверью гласит: “Павильон Роз”. Малфой уверенно шагает внутрь.

Струпьяр же доходит до конца Переулка, минуту для вида слоняется без дела, затем поворачивает назад — полюбоваться интригующим фасадом “Павильона Роз”. А там — магически пришпиленные к стенкам заведения в случайном беспорядке, красуются обветшалые таблички с надписями “Танцы”, “Эротика”, “Колдошоу”, “Секс”, точно приглашая составить из них предложение.

Усмехнувшись, егерь добирается до входа, за которым исчез Малфой, и толкает дверь. Внутри ему приходится выложить пятнадцать галлеонов и заполнить членскую карточку. После чего он, следуя указателям, спускается в подвал, сгорая от нетерпения увидеть собственными глазами, что же за колдошоу, танцы, эротику и секс обещает этот самый “Павильон Роз”.

Проведя детальный осмотр на месте действия, Струпьяр приходит к заключению, что сие развлекательное заведение не блещет особой оригинальностью. Совсем. Всё довольно заурядно: штук двадцать столиков теснятся вокруг маленькой сцены, на которой под звуки пианино и виолончели изгибаются две девицы и один парень с абсолютно стеклянным выражением глаз. Поразительно, особенно если учесть, что все трое облачены в яркие сценические наряды, которые при ближайшем рассмотрении и нарядами-то не назовёшь — так, какие-то детальки. Тем не менее, танец их выражает профессионализм и вполне красив.

Малфоя егерь замечает за столиком у самой сцены. И тут же у него мелькает мысль, что тот, по-видимому, положил глаз на кого-то из танцующих, хотя на его собственный вкус им явно не помешал бы большой стейк, пирог с почками и часов десять крепкого сна. Стеклянные взгляды танцоров то и дело приклеиваются к стенкам.

— Что будете пить? — интересуется бармен, когда Струпьяр усаживается за стойку.

— Огневиски, — отвечает он и поворачивается к сцене.

Просидев у бара минут десять, егерь делает вывод: Малфой пришёл сюда полюбоваться танцорами, ни для чего больше. Он не смотрит ни на часы, ни на дверь, просто потягивает свой напиток с такой развязной неспешностью, что у Струпьяра не остаётся никаких сомнений: Драко всего лишь отдыхает.

Прикончив выпивку, егерь с улыбкой подсаживается за его столик.

— Можно я сам догадаюсь? — начинает Струпьяр. — Ты здесь только для того, чтобы оценить уровень современных танцев в магическом сообществе. Или нет! Ты защищаешь в суде какого-то бедолагу, который умудрился сболтнуть служебную тайну одной из этих цыпочек.

Малфой потрясённо на него уставился.

— Бонжур, — кивает ему егерь, устраиваясь на стуле с мягкой обивкой поудобнее.

— Что ты здесь делаешь? — раздражённо спрашивает Драко, но Струпьяр знает его достаточно хорошо, чтобы понять — Малфой определённо чувствует себя немного неловко.

Только вот — от чего? От того, что его застигли врасплох? Или есть что-то ещё?

— Минутку, — егерь картинно морщит лоб. — Всё как раз наоборот. Это ты должен сказать “бонжур”, а я — спросить “что ты здесь делаешь?” Да, кажется, так.

— Мерлин тебя раздери, Струпьяр, — со сдерживаемой злостью выпалил Драко. — Ну, и сволочь же ты! Таких дел натворил, что мне даже перечислять тошно. Глаза бы мои тебя не видели! С Забини ты меня разыграл, как по нотам, нечего сказать. Но не успел я подумать, что ты в охапку с мешком галлеонов забрался в какую-нибудь берлогу, как... как беру в руки газету, а там — такая новость! “Победитель Сами-Знаете-Кого, наконец-то, сделал свой выбор!” И твоя наглая физиономия на всю страницу.

— Ох, и правда, чего я только не натворил! — “расчувствовался” тот. — Но ты же знаешь, “я просто лепесток, гонимый ветром зимой ненастной”. Разве этого нет в моём деле? Или ты решил не браться за меня всерьёз? Чёрт, надо было выведать у Ранкорна.

— Ты шпионил за мной, — убеждённо произносит Малфой.

— Ф-фу. “Шпионил” — такое гадкое слово, mon cher, — притворно возмущается Струпьяр. — Мне больше по душе “шантаж”.

— Что? — Драко хмурится.

— Хотя нет, ты прав, оно означает нечто совершенно другое, — с той же наигранностью покивал егерь. — Ладно, пусть будет “шпионил”.

Малфой нервно зыркнул по сторонам, словно выглядывая кого-то.

А прекратив озираться, наклонился к Струпьяру и зашипел:

— У тебя очень — очень! — серьёзные неприятности, идиот. И, по чести, я должен тебя об этом предупредить, пока мой оте... кхм.

— Да, наверное, ты и в этом прав, — хмыкает егерь, не обратив внимания на его заминку. — И одна из неприятностей — сие вычурное заведение. Да ещё в компании министерского правозащитника высокого ранга, который, как я понимаю, хотел бы оставаться инкогнито, по меньшей мере, часок-другой.

Драко откидывается на спинку стула, лицо его приобретает ехидное выражение. Брови взметаются вверх, губы растягиваются в улыбке.

— О, Мерлин... — протянул он со смешком. — Ты и вправду пытаешься меня шантажировать. Как это трогательно.

— Да что ты? — Струпьяр прищуривается.

— Вот что. У меня здесь назначена встреча, — заявляет Малфой, глотнув из своего бокала джин со льдом. — И не я выбирал место для рандеву. Так что, я буду тебе невероятно признателен, если ты свалишь куда-нибудь в другое место.

— Ну, даже не знаю, — Струпьяр принимает задумчивый вид. — Мне, в общем-то, и тут неплохо.

— Моё терпение не безгранично, нахальный ты мерзавец, — ровным тоном голоса говорит Драко. — И в данный момент оно со сверхзвуковой скоростью приближается к нулевой отметке. Я достаточно ясно выразился?

— Поттера — вот кого ты мне сейчас напоминаешь, — поведал егерь, всматриваясь в своего собеседника с научным интересом.

— Так, я в последний раз...

Малфой осёкся — по его колену скользнула рука Струпьяра, сжимающая волшебную палочку.

— Помнится, однажды ты мне сказал, что не часто пользуешься волшебной палочкой, — произносит Драко после долгой паузы.

— О, я всего лишь жертва моды, — сообщает егерь с гадкой усмешкой. — Кто-то шепнул, что пользоваться волшебной палочкой по каждому чиху — последний писк, вот я и поддался веянию.

Танцоры изгибаются уже в нескольких футах от них, по-прежнему гипнотизируя взглядами стены.

— Ты не станешь бросаться в меня заклинаниями здесь, — намеренно спокойно проговаривает Малфой. — Ты же не безумец.

— Зря так думаешь, — не соглашается тот. — Ещё какой безумец.

— Заканчивай с этой комедией, иначе я...

Бокал Драко взрывается. Осколки разлетаются по столу, сыплются на пол.

“Всё-таки чувство ритма — великая вещь. Или оно у тебя есть, или его у тебя нет”, — наслаждается произведённым на Малфоя эффектом Струпьяр.

Егерь пальнул в бокал заклинанием под один из особо громких аккордов пианино и шуму произвёл не больше, чем если бы вскрыл запечатанный конверт.

— Ещё порцию, Драко? — учтиво интересуется он, подзывая официанта. — Я угощаю.

Музыка внезапно стихла, и троица танцоров ускакала со сцены, освободив место парочке смазливых парней, чей номер, как оказалось, построен исключительно на хлыстах. Обратив к ним свой взор, Струпьяр даже залюбовался. Хлыст в руках одного из парней всего фута три длиной, но орудует он им так, словно в хлысте имеются все тридцать три фута, упоённо настёгивая своего партнёра под завывания виолончели.

Малфой, между тем, сдержанно потягивает вторую порцию джина со льдом.

— Итак, сероглазый мой, — продолжает Струпьяр, вновь переводя взгляд на Драко и выверяя позицию своей волшебной палочки на его колене. — От тебя мне нужна всего одна вещь, и только.

— Иди ты к дьяволу! — рыкнул Малфой.

— Непременно пойду, причём обязательно проверю, чтобы и тебе там местечко приготовили, — благодушно заверяет егерь. — Но сейчас я не сдвинусь с этого стула, пока ты не пообещаешь, что окажешь мне на днях кое-какую услугу.

Драко воззрился на него озадаченно.

— Как? Тебе, оказывается, нужно ещё что-то, помимо того, что ты уже получил? Мне даже неинтересно, как так получилось, что вы с Поттером сочетались браком, но, по-моему, теперь ты должен жить припеваючи! — сарказма и раздражения в его голосе хватит и на десятерых.

— Скажем так, не всё спокойно в датском королевстве, — меланхолично произносит Струпьяр, постукивая палочкой по его колену.

— Чего?

— Подробностей даже не спрашивай, всё равно не скажу, но мне нужно, чтобы Поттер нарушил один из пунктов нашего с ним брачного контракта. Как именно ты этого добьёшься мне, в сущности, без разницы, — предельно лаконично извещает его егерь.

Мгновение Драко смотрел на него с непередаваемым изумлением, после чего не сдержался и рассмеялся.

— Прямо мелодрама какая-то! — высказывается он в ответ на услышанное. — Хн, зная тебя... Полагаю, ты желаешь хоть какого-то контроля над ним? Что, неважный из Поттера супруг, да? Ну, что ж, действительно — если один из вас нарушит любой из пунктов контракта, то он будет обязан исполнить всё, чего захочет другой. “И не будет покоя нарушившему священные узы, пока не выполнит он волю спутника своего”. Как-то так, верно? Ха, забавная штука эти брачные контракты по древним обычаям, не находишь?

— Жаль прерывать твоё веселье, но дело не терпит отлагательств, — возвращает его к сути разговора Струпьяр. — Не хотелось бы, знаешь ли, прожить всю жизнь личной болонкой Победителя Тёмного Лорда.

— Ну, ещё бы, — соглашается Малфой, покивав. — Но какой мне резон тебе помогать? Не думаешь же ты, что запугал меня этой деревяшкой? В принципе-то, мне не сложно напакостить Поттеру. И я даже готов закрыть глаза на то, как сильно ты подвёл меня с Забини, но... что взамен?

Струпьяр прикинул расклад.

“Н-да, по всему выходит, что моя затея изначально была проигрышной. Придётся уступить”, — проносятся в его голове мысли.

— И? Твоё условие? — кисло интересуется он, убрав свою волшебную палочку с колена Драко.

— Учитывая ряд смягчающих обстоятельств, почему бы тебе просто не расплатиться со мной натурой? — выдвигает предложение Малфой, улыбаясь краешком губ.

— Натурой? — переспрашивает Струпьяр, чуть было не расхохотавшись. — Пф! Сладкий, только не говори, что у тебя после меня никого не было. Спорю, у тебя даже при мне был кто-то ещё.

— Ответ “да” на всё, что ты сейчас сказал, — заявляет Драко, ничуть не смутившись.

— О как, — хмыкает егерь.

Малфой пожимает плечами.

— Заводить новых любовников мне сейчас активно мешает Забини, — поясняет он. — Ты себе не представляешь, что он творит. Как будто, отбив всех своих конкурентов, он заставит меня броситься ему на шею, дать ему ещё один шанс и вдруг воспылать к нему чувствами, ха! Но... но тебя Блез не заподозрит, так как лично списал со счетов. Ты как бы... пройденный этап для него.

— Значит, мне можно не опасаться его кары? — ухмыляется Струпьяр, в восторге от мысли, что он — вот так вот играючи — облапошит ещё и Забини, помимо Поттера.

Однако как только имя последнего всплывает в его сознании, он мрачнеет.

— Вот ведь... — разочарованно протянул он. — Хн, Драко. Боюсь, твоё условие — не вариант.

— Что, прости? — голос Малфоя приобретает агрессивные нотки, затем на его лице вдруг проступает озарение, и он усмехается. — А! Понимаю. Этим ты сам нарушишь один из пунктов контракта, я прав? Что, Поттер печётся о твоей верности ему?

Фыркнув, он презрительно кривится и осушает свой бокал.

— Хм, — выдаёт Струпьяр, вспомнив хмыканья Ранкорна, когда тот явно не желал отвечать однозначно.

Егерь не уточняет сказанное Драко. Вернее, он мог бы добавить к его словам всего один нюанс: Гарри Поттер ввёл в брачный контракт очень конкретный пункт — впредь Струпьяру воспрещается вступать в интимные отношения с Драко Малфоем. Как ни посмотри, очень конкретно.

Прочитав контракт непосредственно перед его подписанием, егерь едва удержался, чтобы не прокомментировать его со всем возможным ехидством. Ведь чем ещё может объясняться подобный пункт в его контракте с Поттером, как не личной заинтересованностью гриффиндорца в Драко Малфое? Он определённо решил таким образом уберечь его от посягательств Струпьяра. По крайней мере, иной причины егерь не видит.

— Эй, Струпьяр, — окликает его Драко, возвращая к действительности. — Может, всё-таки согласишься на моё условие? Ну, знаешь... ради меня.

— И нарушить пункт контракта, тем самым дав Поттеру лишний шанс надо мной издевнуться? — предсказывает Струпьяр дальнейший ход событий. — И всё это ради тебя?

— А что, я того не стою? — Малфой одаривает его странным взглядом, который егерь, как ни старается, не может расшифровать. — И какая, по сути, разница — нарушишь ты сейчас этот пресловутый пункт или нет? Поттер узнает об этом лишь в конце недели. Магия брачного контракта срабатывает, конечно, моментально, но вот наше Министерство работает отнюдь не так быстро. Поэтому извещение придёт на адрес Поттера в конце недели или даже позже, гарантирую. Кроме того, вскоре он и сам станет нарушителем, можешь не сомневаться. Я всё устрою.

— И что толку? Это просто поставит нас обоих в равное положение, — ворчит Струпьяр.

— Дурень, — с усмешкой бросает Драко. — Святому Поттеру совесть не позволит выдвинуть какое-нибудь особо гнусное желание. К тому же, он, скорее всего, поспешит побыстрее с этим покончить, тогда как ты можешь тянуть с изъявлением своей воли месяцами. Крайний срок — год.

— Серьёзно? — не может поверить егерь, впитывая в себя информацию, как губка.

— Забыл, с кем разговариваешь? Я законы знаю наизусть, — ухмыляется Малфой. — Ну, так... что скажешь?

— Хн, скажу что... перспективы радуют, — Струпьяр по-настоящему воодушевляется.

“Держать Поттера в напряжении месяцами! Ха, вполне достойная плата за то, что он гробит моё здоровье. Ещё и в лес при полнолунии, гад, не отпускает... Ну, уж нет — волком на привязи я не буду”, — договаривается сам с собой он.

Однако то, чего добивается от него сейчас Драко... рискованно. Мало ли как отреагирует впоследствии Гарри Поттер. С другой стороны, к тому, чтобы переспать с Малфоем, Струпьяра подстёгивает собственная гордость. Он хочет Драко — этот красавец-блондин давно научился вызывать в нём желание одним своим взглядом — и отказываться от близости с ним из-за несогласия какого-то там третьего лица егерь считает ниже своего достоинства.

Тем не менее, он прекрасно осознаёт, что всё это — хитрая провокация Драко, что это Драко направил его мысли по такому руслу, втягивая в невыгодную авантюру. И обычно Струпьяр не позволяет себя провоцировать. Обычно он не идёт на поводу у эмоций. Обычно он вступает лишь в те битвы, которые ему действительно необходимы, и делает это в наиболее удобный для себя момент, заранее подготовив план сражения. Обычно.