Дай Руку Мне

Заявка:

АУ — происшествие в Визжащей Хижине закончилось плачевно: Рем заразил Снейпа. После этого Люпин ссорится с друзьями и становится «волком-одиночкой».

ООС Ремуса, пожалуйста, сделайте его жестким и уверенным, пусть он отобьется от рук, начнет прогуливать, посеет свой значок старосты, начнет травку курить или что-нибудь такое. Никакого нюни и зануды, пожалуйста! Ну и вот, приручение Снейпа, которому теперь потребуется поддержка и волк-наставник, дружба, дальше — больше. Взаимный комфортинг до и после полнолуния, разговоры по душам хорошо бы, горячая нца на десерт =)

* * *

Лишь утратив все до конца, мы обретаем свободу (с)

Северус понимал, что отныне и навсегда он будет ненавидеть свет луны.

Тот самый свет, что сейчас бил в его глаза, проливаясь сквозь окна больничного крыла в котором он был заперт уже несколько дней. Он был ему противен, Северус как никогда раньше мечтал оказаться в слизеринских подземельях. Но вернувшись в них, он не станет прежним. Он с ненавистью смотрел на стареющую луну, отчитывая дни до того, как он окончательно перейдет черту между человеческой жизнью и жалким существованием. До следующего полнолуния оставалось тридцать суток, пять из которых он провел в больничном крыле без сознания. Подумать только, ему оставалось лишь двадцать пять дней, перед тем, как он навсегда потеряет шанс на нормальную жизнь, а он тратит их так бездарно в обществе мадам Помфри и… книг. И то, и другое приносило ему сейчас одни лишь разочарования. От сочувствующих взглядов, которые школьный колдомедик бросала на уродливую рваную рану, тянущуюся по его плечу, и ее жалостливых причитаний ему хотелось выть. Выть по-волчьи, забыв о том, что звериная натура еще не вступила в свои права. А книги… с раннего детства он привык, что тяжелые красочные переплеты заменяют ему друзей, открывая двери в неведомые миры и подсказывая ответы на все вопросы. Но в этот раз они оказались бессильны. Сухие страницы безжалостно поведали ему о том, что от его проклятия нет средства.

Проклят. Обречен. Какими счастливыми теперь казались ему воспоминания о прошлой жизни, полной боли и унижений, но лишенной этого проклятия. Кто бы мог подумать, что бесконечные ссоры и побои будет казаться ему желанными по сравнению с пугающим будущим? Проклиная свое одиночество, жестокого отца и слабую мать, он забывал о том, что обладал чудом — и имя этому чудо было свобода. Свобода и шанс вырваться из порочного круга. То, что случилось пять дней назад, забрало у него эту надежду навсегда. Теперь он станет рабом равнодушного, холодного света далекой луны из-за чужой, жестокой выходки. Лишь сейчас он с горькой иронией начал ценить то, что утратил.

Сука Блек! Сквозь стены глухого отчаянья в его сознание начали пробиваться искры ненависти. Мерзкий, самовлюбленный позер! Искры ненависти разгорались в нем при мысли о том, как он, наверное, горд от того, с какой легкостью заманил его в ловушку. Быть может, сейчас он с самодовольной гадкой улыбочкой рассказывает друзьям о том, что сделал с Нюниусом.

Как бы Северус не старался, он не мог отогнать от себя воспоминания о том, как Блек сыграл с ним эту мерзкую шутку. Эванс. Ах, как же он мог забыть о ней.

Холод в глазах бывшей подруги и её равнодушные слова не выходили у него из головы. Он видел, что его слова больно ранили Лили, сделав её чужой, далекой и неприступной. И то, что она отвергла его мольбы о прощении, лишь распаляло в нем ненависть к мародерами. Только они могли сделать её такой, только они с радостью бы бросились настраивать её против него. Черт возьми, да он бы никогда не сказал ей ничего подобного, если бы не унижение перед всеми учениками Хогвартса. Наглый, заносчивый выскочка Поттер выставил его посмешищем на глазах всей школы лишь от скуки, чтобы повеселить своего любимого дружка Блека, и вот к чему это привело. С той самой ночи, когда Лили оборвала их многолетнюю дружбу, злость и жажда мести заполнили собой все его мысли.

Он стал одержим мародерами. Вся его жизнь свелась лишь к дикому, отчаянному желанию мести. Он стал их бесплотной тенью, следуя за ними повсюду, прячась под множеством заклятий. С каждым днем он узнавал их все больше и все больше ненавидел.

Ненавидел их за беспечный смех, за беззаботность и искреннюю дружбу, которой он был теперь лишен. Хотя, цинично напоминал он сам себе, разве это можно было назвать дружбой? Питер Петигрю был лишь восторженным прилипалой, даже не слышавшим о том, что такое собственное мнение, способным лишь поддакивать. Северуса всякий раз передергивало от его заискивающей улыбочки и восторженного взгляда обращенного на товарищей. Блек и Поттер мало отличались друг от друга в своей самовлюбленности и заносчивости. Нахальные сынки чистокровных родителей, способные лишь на идиотские проделки. Единственным, кто хотя бы иногда не вызывал у Северуса отвращения, был Ремус Люпин. Изредка, он даже задумывался, что держит его рядом с мародерами, когда Люпин с укором качал головой и кривился из-за их резких высказываний.

Кто бы мог подумать, что именно этот человек сломает ему жизнь в пятнадцать лет. Хотя нет. Не Люпин разрушил его будущее. А Блек. Именно он с ехидной улыбочкой разрушил его маленькое укрытие среди кустов запретного леса, когда Северус, в очередной раз, шпионя за мародерами, увидел, как под Гремучей Ивой открывается туннель, в который незамедлительно вошел Ремус Люпин. Именно он мимоходом сбросил ему фразу о том, что достаточно лишь ткнуть в одну из шишек, и он легко узнает тайну Ремуса. Следовало почуять подвох, но Северуса уже не первый год мучило любопытство из-за странных отлучек Люпина, происходящих каждый месяц. Не в силах с ним совладать, Северус тот час воспользовался неожиданным советом.

Он шел по темному туннелю, радостный от предвкушения того, что сейчас увидит, не замечая странных глубоких царапин покрывающих деревянные стены. Но зрелище, открывшееся ему, заставило пожалеть о своем любопытстве. Первым, что он увидел, были горящие, дикие звериные глаза, налитые кровью. Лишь потом он заметил вытянутое, покрытое скатавшейся шерстью тело, острые могучие когти и блестящие длинные клыки, еще не зная, что скоро они вопьются в его плоть.

Он стоял, замерев от этого жуткого зрелища, не в силах сделать шаг, пока существо не издало дикий рык, выведший его из оцепенения. Он бросился бежать прочь от оборотня, уже готовившегося сделать прыжок. Он взмахнул палочкой, бросив в зверя заклятье. Разъяренное существо отступило назад, дав ему шанс кинуться прочь, к выходу. Он бежал, что есть мочи, слыша за своей спиной тяжелое дыхание и цоканье когтей. Дыхание сбилось, а силы почти покинули его тело, когда Северус услышал доносящиеся издалека взволнованные знакомые голоса. Неужели это Поттер? И Блек?

Да, это были они. Их далекие силуэты были последним, что он увидел, прежде чем клыки оборотня вонзились в его тело. Он закричал от нестерпимой боли — зверь легко раздирал его плечо, вгрызаясь все глубже и глубже, царапая клыками его кости. Боль колотила его, почти лишая сознания, но самым жутким был расплывающийся вид волчьей морды с выставленными клыками, по которым стекала его, Северуса, кровь, и горящие глаза, в которых не было ничего от прежнего Ремуса Люпина, в которых плескалась одна лишь животная жажда. Он рвал его как обычное мясо, как добычу, желая лишь насытить пасть.

Внезапно оборотень отлетел прочь сбитый каким-то другим зверем. С трудом повернув голову, Северус увидел огромного пса и оленя. Он удивился тому, откуда здесь эти животные, прежде чем окончательно потерять сознание.

Ощущение боли вернулось к нему раньше всех остальных чувств. Первым, что он увидел, была фигура Альбуса Дамблдора, глядящего на него с ласковым укором. Но перед этим он успел сдержать крик боли, которая пришла, едва он попытался повернуть голову. Он осторожно прикоснулся к шее, почувствовав пропитанную кровью повязку, тянувшуюся от шеи к плечу, которые, как он догадался, были разорваны в клочья.

— Что ж, мой мальчик, — мягко сказал директор, — теперь ты видишь, к чему приводит любопытство.

Северус попытался кивнуть, вновь едва не завыв.

— Что, — сглотнув, наконец, решился спросить он, — произошло?

— Мой мальчик, должен заметить, что благодаря вмешательству Джеймса и Сириуса, ты получил не так много ран. Мадам Помфри обещала, что через пару дней ты сможешь вернуться к занятиям.

— Ран? — тупо переспросил Северус, хотя уже знал ответ на свой вопрос, — что это значит?..

— Боюсь, теперь тебе придется привыкать к некоторым изменениям, мой мальчик.

— Каким еще изменениям? — закричал Северус, не желая признавать очевидное.

— Мне жаль, но прежде чем они успели тебя вытащить, Ремус ранил тебя, заразив своей болезнью.

— Я теперь оборотень?

— Боюсь, что да. Твои раны оказались слишком серьезны, чтобы не оказать на тебя воздействия.

— Но ведь, — голос Северуса срывался, — это излечимо? Ведь можно этого избежать?

Директор покачал головой:

— Мне неприятно сообщать тебе об этом, но, увы, средство от ликантропии пока не найдено. Увы, мой мальчик, но тебе нужно набраться мужества, чтобы свыкнуться со своей новой натурой.

— Но как? — Северус завыл, как раненый зверь, в которого ему еще только предстояло превратиться, — как?

На губах директора заиграла мягкая улыбка, показавшаяся Северусу сейчас верхом цинизма:

— Быть может, ты спросишь об этом у Ремуса Люпина.

Северуса захлестнула волна жгучей ярости.

— Да как вы смеете? Я из-за них… стал таким! Стал уродом! На всю жизнь! — мысли путались, а колючие слова обиды сами срывались с его губ.

Глаза Дамблдора за стеклами очков-половинок, мгновенно посуровели:

— Разумеется, причина твоего пребывания в лазарете неизвестна больше никому. Это происшествие слишком серьезно, чтобы снимать за него балы, подобно мелким проступкам. Однако позволю вам напомнить, вас никто не заставлял идти в этот туннель. И вы обязаны Поттеру и Блеку своей жизнью.

— Жизнью? Да этот поддонок рассказал мне о тайном ходе! Он хотел убить меня, и наверняка жалеет, что ему это не удалость.

— Вы не справедливы, мой мальчик. Сириус искренне сожалеет о случившемся. И я уверен, ему бесконечно жаль, что они не успели вовремя.

— Жаль? — Северус рассмеялся злобным смехом, похожим на рычание, — это не жизнь! Это существование!

— Я понимаю, что вы чувствуете, Северус. Я оставлю вас ненадолго, но все же, я настоятельно советую подумать над моими словами.

И он ушел, оставив Северуса наедине с тоской и обреченностью, захватившими все его мысли и чувства, разбившими все надежды и мечты. Но иногда в его мысли врывалась темная, неконтролируемая ненависть. Блек! Мразь. Избалованный наследник Блеков, мгновенно получавший все, чего только бы не пожелал. Да если бы он знал хоть что-то о жизни Северуса! О том, каково бояться идти домой, зная, что наткнешься лишь на удары собственного отца, которому алкоголь как обычно затмил разум. Каково ежедневно терпеть подколы из-за ветхих учебников и старой одежды с чужого плеча, когда ты попросту не можешь купить себе ничего нового. Каково быть изгоем даже среди своих. Сука, он не знал этих проблем. У него было все, о чем только можно мечтать, а он лицемерно жаловался на свою ужасно семейку. Да что он мог знать об этом? Но нет, эта тварь не собиралась останавливаться. Ему показалось, что насмешек и травли мало. Он пожелал уничтожить его или на худой конец разрушить ему жизнь. Браво, Блек, тварь, тебе это удалось.

Ненависть была совершенно бессмысленна, но необходима, как воздух. Ненависть заглушала здравый смысл, предательски напоминавший о том, что это необратимо. Пути назад нет. Ничего уже не исправить. Но принять это — означало сдаться. А Северус, даже не понимая этого, вопреки всему хотел жить. Он цеплялся за мысли о мести, понимая, что должен ненавидеть, чтобы выжить.

Отомстить ему? Как? Хуже судьбы, которая предстояла ему, не было ничего. Каждый месяц терять над собой контроль, превращаясь в злобное существо, которому было чуждо все человеческое… он хорошо представлял, как от него отвернуться немногие, кто еще был добр к нему. Он явственно видел ужас в глазах матери. И Лили. Как понимал, что места в мире волшебников он уже никогда не сумеет найти. Блестящая карьера зельевара, о которой он так грезил, больше не для него. Ненависть стихла, уступив место привычной апатии. Он хотел жизни, но то, что ожидало его, жизнью назвать было нельзя.

Пересилив себя, Северус взглянул в окно, рассматривая астрономическую башню. Усмехнувшись, он вспомнил множество легенд об учениках, решивших коротким полетом окончить свой жизненный путь. Перед его глазами замелькали мрачные картины собственных похорон: торжественный зал, мрачно украшенный черными шторами, заплаканная Лили и, конечно же, мародеры, которых за такую шутку непременно отчислят из Хорвартса. Разве все это не стоит его маленькой, жалкой, искалеченной жизни? Но голос разума легко рассеял все эти странные мечтания. Он напомнил ему о том, что никто не узнает об истинной причине его самоубийства. А Дамблдор, позаботится о том, чтобы замести все следы. Вряд ли мародеров ожидает нечто большее, чем строгий выговор. Он даже не снимет любимому факультету баллы. Нет, такая месть — это полная чушь. И как он мог только об этом подумать? Не иначе лекарства затуманили его мозг.

Северус уже почти отвел взгляд от астрономической башни, когда его взгляд зацепился на неожиданную деталь. Не понимая, каким образом он видит через такое расстояние, он наблюдал четыре знакомые фигуры, расположившиеся на смотровой площадке. Силуэты не оставляли сомнений в том, что это проклятые мародеры. Внезапно он догадался, чем могло быть вызвано такое резкое улучшение зрения.

Встав с кровати, он осторожно, стараясь не издавать ни единого звука, крался по коридорам Хогвартса. Он не понимал, что заставило его покинуть больничное крыло и вопреки всем правилам притаиться на ступенях астрономической башни. Но когда он подошел ближе то, то, что он услышал, повергло его в шок. Он не ожидал услышать в той дружной компании крики и споры. Это куда больше походило на межфакультетскую грызню, чем на привычную хулиганскую вылазку.

— Блек, — прорычал Люпин, в руках у которого он заметил огневиски и сигареты, — отбъ*бись.

У Северуса отвисла челюсть от удивления, когда он понял, что сам является предметом спора. Затаив дыхание, он спрятался, стараясь ничем не выдать своего присутствия. С каждым новым словом, он понимал все меньше и меньше.

— Я стал, — злобно шипел Блек, — анимагом ради тебя, идиот!

Анимаг? Так вот что это были за звери тогда, в туннеле. Но не это было главным. Люпин… защищал его? Он полез в драку с лучшим другом ради него, извечного объекта для насмешек? Как такое может быть.

Растерянный и сбитый с толку, он наблюдал за ними, пока остальные не оставили Ремуса одного. Он замерз, не понимая, что ему делать дальше, пока Люпин не откликнул его.

- Что ж ты прячешься? — спросил он, — давай, выходи.

Ремус безразлично рассматривал сизый дым магловской дури, надеясь наконец расслабиться, когда в очередной раз его уединение нарушил Сириус. Юный оборотень злобно усмехнулся. Назойливость бывшего лучшего друга уже порядком начинала его раздражать. А то, что тот решил привести с собой толпу в качестве группы поддержки и подавно.

— Что, Блек? — он и сам удивился злой насмешке, неожиданно прозвучавшей в его голосе, — пришел почитать мне лекции о вреде прогулов?

Сириус на секунду оказался смущен таким напором, но Ремус прекрасно знал, что тот так просто не отступит. Тем более на помощь ему пришел Джеймс.

— Ремус, — осторожно начал тот, — ты не появляешься на парах уже пять дней

Но Ремус оборвал его.

— Вот только не говори мне о том, что ты не знаешь, что было этому причиной.

— Ремус, — начал Блек, но тот снова перебил друга.

— Или вам напомнить о чудесных воспоминаниях того дня? — в его голосе звучал непривычный яд, — Хотя полагаю, что мне это будет несколько сложно сделать. Сами понимаете, слегка измененное луной состояние сознания.

Последнее, что он помнил, прежде чем привычно отправить в Воющую хижину была радостная улыбка Сириуса и его хвастливые речи о том, что придумал идеальный способ отомстить Нюниусу, который он, вопреки всем традициям их компании, желал сохранить в секрете.

А дальнейшие воспоминания были лишь обрывками наваждения, рождаемого ликантропией. Он охотно списал бы смутные обрывки снов, где он рвет беспомощного Северуса Снейпа на клочки, на игру воображения и детские страхи. Однако отсутствие его на занятиях и сбивчивые, неуверенные фразы друзей, лишали его такой надежды. Долгое время он не мог поверить в то, что с трудом выяснил через бесконечные отговорки друзей. А после решил навеки порвать с ними связь. Не то, что бы ему было настолько жаль Снейпа, хоть он, безусловно, никогда бы не пожелал ему такой судьбы. Но то, что его верные друзья попросту использовали его как ручную зверушку, наплевав на его чувства и принципы, не укладывалось у него в голове.

Итогом было то, что он уже который вечер сидел в полном одиночестве с бутылкой огневиски в руке и магловской травкой, надеясь, наконец, отвлечься от этого глупого мира. Тщетно. Ремус с сожалением констатировал, что толи из-за сущности оборотня, то ли по другим причинам все эти испытанные средства не действовали на него, к нему не проходило долгожданное забвение. А одна лишь злость. На друзей, припершихся так некстати.

— Измененное состояние сознания говоришь, — Блек покосился на сигарету, наполненную отнюдь не табаком, — что-то сейчас вовсе не луна меняет твое сознание.

Ремус злобно рассмеялся ему в ответ:

— Что ж можешь поздравить Снейпа с тем, что наркотики на него не действуют.

— Не от него ли ты случайно заразился этой странной язвительностью?

Ремус злобно усмехнулся:

— Вы, кажется, забыли, что это не он покусал меня, — произнес он с горечью.

— Ремус, — Поттер вновь встрял в разговор.

— Что Ремус? — злобно поинтересовался тот, — вы полагаете, что эта новость не обрадует его?

— Да что ты вспоминаешь об этом придурке? — завелся наконец Блек.

Ремус отхлебнул еще один глоток огневиски, не предлагая его мародерам, и пристально посмотрел в глаза Сириуса:

— А ты, кажется, не хочешь вспоминать о том, как искалечил жизнь другому человеку.

Губы Сириуса предательски задергались. Ремус с отвращением гнал от себя воспоминания о том, как надеялся, что этот человек станет для него чем-то большим, чем просто друг. Как восхищался им, так, что готов был терпеть его глупые выходки и молчать, слыша его резкие высказывания. Но сейчас, глядя на Сириуса, он испытывал одно лишь чувство разочарования.

— Ремус, да что с тобой? Какая муха тебя укусила? — пропищал Петтигрю.

Какой абсурд. Это заставило Ремуса искренне рассмеяться в лицо сбитым с толку мародерам.

— Муха? О, вы, кажется, прекрасно знаете о том, что меня укусило. И вы, — его голос невольно сорвался, — прекрасно знали о том, как я боялся укусить кого-то другого! И что я вижу? Вы радостно наплевали на это, приведя ко мне Снейпа на растерзание. Вы, не задумываясь, осуществили мой главный страх. И теперь вы спрашиваете меня, что случилось? — его слова растворились в горьком смехе.

- Как ты смеешь? — закричал Сириус, — как ты смеешь обвинять нас? Он заслужил все это! Вспомни, как подставлял нас! Как стучал на нас преподавателям! Как шпионил за нами.

— О, как это мило, ты решил стать благородным рыцарем и убить чудовище, мешающее принцу пройти к принцессе?

Джеймс густо покраснел, а Сириус горячо продолжил перепалку.

— Ты готов поссориться с нами из-за какого-то неудачника в обносках?

— О Сириус — ответил с горькой иронией Ремус, — а ты не подумал о том, что это писание идеально подходит и мне.

Казалось, что Сириус на мгновение задохнулся, не в силах найти оправдание, а потом яростно выпалил:

— Ты готов предать нас ради него? Ради Нюниуса.

Люпин покачал головой. И это они упрекали его в предательстве?

— Блек, — фыркнул он, выпуская в лицо бывшему другу струйку сладковатого дыма, — отбъ*бись.

Не в силах больше сдерживаться, Блек ударил Ремуса по лицу. Удар пришелся на челюсть. Люпин слизал с разбитой губы кровь. Знакомый вкус. Вот только он не затмит вкуса крови Северуса Снейпа. Недолго думая, он со злостью ответил, саданув Сириуса по груди. Тот не остался в долгу, попытавшись заломить Ремусу руки. Драка набирала обороты, но Джеймс решил вмешаться, попытавшись разнять друзей, точнее оттащить их друг от друга.

— Сириус не надо! — закричал Джеймс, с трудом сдерживая его.

— Не надо? — казалось, что Сириус задыхается от злости, звеневшей в его голосе, — это он начал. Из-за этого сальноволосого ублюдка!

— А ты, — неожиданно прорычал Люпин, — хоть на секунду подумал о нем?

— О нем? Какого черта я должен думать о нем?

— Верно, Блек! Ты думаешь только о себе!

— Я стал, — прошипел Сириус, — анимагом ради тебя, идиот!

— А потом радостно использовал меня ради шутки!

— Шутки? Так ему и надо! Зачем я вообще пошел помогать тебе Джеймс? Надо было бросить его там! Таким как он….

— Ты хотел убить его! Да ты ничем не отличаешься от своей сумасшедшей мамаши!

Только Джемс сдержал задетого за живое Сириуса от нового выпада.

— Пойдем, — проговорил он, оттаскивая разъяренного друга, — поговорим с ним потом, ты же видишь, он не в себе, пойдем.

С трудом, Джеймс все же уговорил Сириуса уйти. Ремус равнодушно смотрел им вслед через сизый дым, когда вдруг почувствовал новый запах, совсем не похожий на запах травки или виски.

— Что ж ты прячешься? — спросил он, — давай, выходи.

Осторожно, будто боясь сделать неверное движение, Северус вышел из тени и сел рядом с Люпином, старательно отводя глаза. Сегодня он будто увидел его в первый раз. Он не узнавал в этом дерзком подростке примерного ученика, за которым следил столько времени. Спокойный и мягкий, он часто сдерживал своих безбашенных друзей, когда те рисковали окончательно перейти грань.

Вот только в тот раз не успел, горько отметил про себя Северус.

Но за все время, которое Северус провел, наблюдая за компанией, он, ни разу не заметил, что Люпин осадил кого-то из них или просто повысил голос. А он сейчас попросту послал Блека. И как! Северус украдкой оглядел его. Он казался взъерошенным, диким, будто зверь полнолуния не отпустил его до конца.

— Хочешь? — предложил Люпин, указывая на травку

— Что это? — недоверчиво поинтересовался Северус.

— Да так, одна магловская забава именуемая дурью. Пробовал?

Северус покачал головой, осторожно протягивая к сигарете руку.

— Сразу предупреждаю, вряд ли она на тебя подействует. Я уже который раз пытаюсь расслабиться, но не берет.

Северус догадался о причине этого и злобно фыркнул:

— Ну, хоть какая-то от вас польза.

— От вас? — прорычал Люпин, — а я тебя наверно умолял идти за мной в туннель?

— А я, — ехидно протянул Северус, — я просто жить не мог без ваших оригинальных шуточек.

— Верно, — Люпин сразу сник, — кто ж знал, что так получиться.

— Какая милая отмазка, на все случаи жизни.

— Что-то не нравиться? — в голосе Люпина снова начали появляться незнакомые нотки, но Северус уже не мог остановиться

— Ну что ты? Я в восторге! Я просто счастлив, я теперь могу целыми днями курить травку. Что с того, что теперь я стану изгоем на всю оставшуюся жизнь? Разве это не отличная цена на такую прекрасную возможность?

— Что ты, — прошипел по слогам Люпин, яростно вглядываясь в глаза Северуса, — знаешь о том, что такое быть изгоем?

— А что ты об этом знаешь, — Северус с трудом выдержал этот странный, пугающий взгляд, — ты, спускавший им все шуточки?

Люпин фыркнул:

— Я и сам стал их жертвой.

— Что ты имеешь в виду?

— С какого момента ты слышал наш разговор?

— Когда ты послал Блека, — Северус невольно улыбнулся.

— А ты понял, из-за чего?

Северус усмехнулся:

— Разве не из-за моей прекрасной задницы?

Ремус улыбнулся в ответ:

— Скажем так. Не только. Ты ведь помнишь гремучую иву?

— Ты что, издеваешься?

— Так вот, — продолжил Люпин, — Знаешь, когда ее здесь посадили?

Северус покачал головой.

— В год моего прибытия в Хогвартс.

Северус удивленно приподнял бровь.

— Да, верно, она была призвана отгонять любопытных от моего убежища. Правда, как видишь, это не на всех действует.

Северус почувствовал себя уязвленным:

— Да как тебя вообще взяли в Хогвартс?

— О, прекрасный вопрос, — нагло ответил Ремус, — Дамблдор. Он решил дать мне шанс, вопреки тому, что все посчитали его сумасшедшим.

— Все ясно мне с ним и его советами.

— Это какими такими советами?

— Привыкать, — прошипел Северус, умолчав о том, с чьей помощью.

— Ну а что теперь остается? — пожал плечами Ремус.

Что теперь? Темный огонь внутри требовал мести, но разум вторил этому грустному совету. Любая жизнь лучше этого проклятия. Убить? Смерть слишком милосердна. Забыть. Глупо. А что еще остается?

Они сидели в одиночестве, докуривая бесполезную травку и допивая огневиски. Северус отгонял собственные недоумение и растерянность прочь, пытаясь угадать, о чем сейчас думает Люпин. Наконец он поднялся:

— Мне пора. Скоро мадам Помфри поднимет панику.

— Да, пожалуй. Удачи тебе.

Смятый конец странного разговора. Отгоняя от себя чувство неловкости, Северус поплелся прочь, чувствуя на себя внимательный взгляд в спину.

— Спасибо, — прошептал он, спустившись вниз.

— Северус? можно с тобой поговорить? — Северусу хотелось провалиться от внимательного взгляда беспокойных темно-зеленых глаз.

— О чем, Лили? — равнодушно переспросил он, с трудом сдерживая волнение.

Студенты, стоявшие в коридоре в ожидании урока зельеварения, удивленно перешептывались и, не стесняясь, рассматривали парочку. Северуса порядком нервировало это пристальное внимание, преследующее его с самого момента возвращения из лазарета. Куда бы он не пошел, всюду его сопровождали любопытные взгляды, обращенные на марлевую повязку, прикрытую шарфиком, которую они явно желали сорвать. Он терялся в догадках о том, что мешало им сделать это. Его ехидная, злобная улыбочка или же какие-то неведомые наставления Дамблдора?

— Пойдем, — прошептала Лили, смущенно потупив глаза, и неожиданно схватила его за руку, ведя к одному из многочисленных пустовавших кабинетов. Северус окончательно перестал понимать что-либо, с каждой секундой погружаясь в туман собственных беспокойных мыслей, сквозь который он слышал удивленные возгласы и едкие смешки.

Отстраненно он наблюдал, как заперев дверь, Лили взволнованно теребит в руках гриффиндорский галстук, никак не решаясь нарушить возникшую тишину.

Лили была его другой раной, не оставлявшей следов на теле, но раскрывавшейся от небрежно брошенных слов. Но сейчас эта рана раскрывалась не от холода, а от ее внезапного участия и нежности, настораживающей Северуса куда сильнее, чем отчуждение. Ведь она ни разу не заговорила с ним после того, как отвергла извинения. Что же заставило ее вернуться? Вот и сейчас, гадая, чего она хочет, Северус разглядывал ее профиль, пытаясь поймать взгляд ее беспокойных глаз.

Наконец, будто собравшись с духом, она тихо произнесла:

— Северус… мне так жаль.

Северус чувствовал, что нарастающая тревога тисками сжимает ему горло, а сердце уносится куда-то вниз.

— Жаль чего? – произнес он ледяным тоном, пристально гладя ей в глаза.

Лили замялась:

— Мне жаль, что мы так расстались.

— Ах, это? Пустяки, я давно согласился с тобой, ты и вправду не должна меня прощать.

— Северус, нет, — горячо возразила она, — как ты можешь так говорить?

— А что здесь такого? Я и правда не должен был говорить тебе этого, Джеймс, — он постарался унять предательскую дрожь в голосе, — совершенно был прав, — Северус и сам не понимал, зачем упомянул это имя, сейчас, когда Лили была как никогда добра к нему. Зачем разрушает момент, о котором так долго мечтал, когда в очередной раз не мог уснуть, пытаясь занять себя слежкой, лишь бы не видеть перед глазами любимый образ.

Однако это возымело эффект. Лили вздрогнула:

— Джеймс… Джеймс мне все рассказал.

— Что рассказал? – медленно переспросил Северус.

— Все о тебе.

— Что все?

— Ты, — неуверенно произнесла Лили, — теперь оборотень.

На секунду Северус почувствовал, что задыхается, а вихри мыслей разрывают его сознание на куски.

— Ах, вот значит как. Как мило, он уже рассказал всей школе о своем подвиге.

— Нет же! Северус, он очень жалеет о том, что не успел тебя спасти.

Северус ухмыльнулся, вспоминая недавний разговор на астрономической башне.

— Скорее, он жалеет о том, что слишком поторопился.

— Не говори так! Никто не думал, что все кончится так!

Впервые за все годы их дружбы, он почувствовал злость на Лили. Как она смеет защищать Поттера, после того, что этот чокнутый оборотень сотворил с ним? Он чувствовал, какая-то тонкая грань в его душе рвется, выпуская наружу все его затаенные обиды, нанесенные ее мимолетными словами, вся затаенная злость на ее упрямство, вся тайная боль от небрежных взглядов, все то, что он годами скрывал от самого себя, запрещая себе даже думать об этом. Чувствуя, как кровь бешено пульсирует в висках, а руки сами сжимаются в кулаки, раздирая кожу до крови, он понимал, что впервые за долгое время слепое восхищение подругой, а позже ноющее чувство вины, уступают место его собственным страданиям, так долго таившимся в самых дальни уголках сознания. Впервые находясь рядом с Лили, он думал не о ней.

Сейчас, он с удивлением понимал, что почти готов возненавидеть ее за все то, что так любил в ней. За ее открытость и честность, не позволявшую ей простить его. За ее смех и улыбку, которую она готова была дарить каждому, обращая на Северуса лишь полный холода взгляд. За доброту, которой не хватило, чтобы принять его, измученного и жалкого, назад. Каждая ее черта, так долго любимая, стала вдруг ненавистна. В его голове мелькали мысли о том, что это из-за нее он стал таким, из-за ее проклятого упрямства, с которым она сейчас так яростно оправдывает мародеров. Ему хотелось сорвать с ее шеи багровый галстук, роднивший ее с ними, быть может, оставив на ее бледной коже пару уродливых царапин. Что они успели ей наплести? Кем она успела стать для Поттера, пока он лежал в одиночестве, наслаждаясь ноющей болью в плече и ненавистным светом луны?

Затаенная, неведомая ему боль и злость, сейчас нахлынули на него, заставляя сердце в груди биться подобно дикому зверю, желавшему распороть ему грудь, если он не обратит свой гнев на другого.

— Ты все сказала? – медленно произнес Северус, направляясь к двери, с трудом сдерживая рвущееся наружу рычание.

— Нет, Северус, — пронзительно закричала она, — я ведь хотела совсем не этого! Я хотела, чтобы мы помирились.

— Что ж, ты выбрала неудачный способ.

Не говоря больше не слова, Лили порывисто притянула его к себе, впиваясь в его губы с неожиданной горячностью, так не похожей на все прежние робки ласки. Как он мечтал об этом долгие годы, но сейчас долгожданный момент вызывал у него лишь раздражение.

— Лили! – Северус резко, почти грубо отстранил ее от себя.

— Северус, — он увидел, что в ее обиженных глазах заблестели слезы, — за что?

Наваждение мгновенно спало. Неожиданная ярость уступила место привычной горечи, будто разъяренная тварь в его груди превратилась в раненого зверька. Он ужасался своим недавним мыслям, не понимая, как они вообще могли закрасться в его голову. Быть может это кровь оборотня заставляет его собственную кипеть, а разум наполняет жестокими видениями, отражающими мир в кривом зеркале необузданной злобы.

— Лили, — Северус мягко обнял ее, нежно гладя рукой по волосам, — ты же знаешь, я мечтаю, чтобы мы снова были вместе. Это мое самое сокровенное желание, но пойми – я опасен. Даже сейчас я мог навредить тебе, сам того не желая. Лили, я больше никогда не смогу быть с кем-то вместе. Я угроза для всего живого.

— Но я не боюсь. Вдруг это можно исправить?

— Этого нельзя исправить, пойми. Я никогда не прощу себе, если с тобой что-то случиться. Никогда.

Он попытался снова поцеловать ее, но девушка оттолкнула его руку и пулей вылетела в коридор. Северус так и смотрел ей вслед, не понимая, что произошло.

В таком смятении и нашел его Люпин.

— Ты правильно сделал, — мягко произнес он, присаживаясь на парту рядом с Северусом,— нам нельзя иметь близких, не опасаясь за их безопасность. Думаю, — тихо добавил он, — лучше вообще их не иметь.

Северус поднял на него исполненные злобой глаза:

— А тебе-то вообще, какое дело? И какого черта ты за мной шпионишь?

— Я не шпионил, — покачал головой Люпин, — я просто пришел на запах. Ты тоже скоро это заметишь.

— Какая прелесть, — Северус картинной взмахнул рукой, — у меня появится новая способность, взамен нормальной жизни.

— У тебя все равно с ней, — с непонятной горечью отметил Люпин, — никогда бы не было нормальной жизни.

— А тебе-то, откуда знать?

— Ты не один знаешь, что такое предательство друзей.

Северус машинально кивнул в такт его спокойному, убаюкивающему голосу, но тут же одернул себя.

— Она меня не предавала!

— Да неужели? Что стоила ваша дружба, коли ее разрушило одно лишь слово?

— Да как ты смеешь так говорить? – Северус с привычной тоской кинулся на защиту бывшей подруги, — ведь она же пришла ко мне! Сейчас сама, а я, как дурак, все испортил.

— Да, — кивнул Люпин, — пришла. Но сама ли?

— Что ты…

Черт возьми, откуда он знал, что вопреки всему он сомневался в искренности поступка Лили?

— Откуда ты знаешь?

— Я знаю, что ты чувствуешь. Кроме того, в оборотнях есть что-то от природных сил. Некое чутье.

Северус был поражен настолько, что даже не почувствовал злости.

— Что-то раньше я не замечал, чтобы тебе нравилось быть оборотнем.

Ремус улыбнулся:

— Верно. Я ненавидел себя за это проклятье, чувствуя себя проклятым, недостойным других людей. Ты знаешь о боггартах?

Северус кивнул.

— Моим было – это. Но теперь мой самый жуткий страх воплотился в жизнь. Мне нечего больше бояться. Лишь потеряв все, мы обретаем свободу.

— Что это за свобода такая? Это клетка, тюрьма собственного разума, собственного тела!

— Я тоже считал себя тварью, пока не увидел, какими чудовищами бывают люди.

— Кого ты называешь чудовищем?

— Догадайся. Наших старых друзей.

— Твои друзья, — прошипел Северус, — твои друзья недостойны, называться людьми, но Лили не сделала мне ничего плохого.

— Всего лишь не простив тебя, простила твоего заклятого врага.

— Заткнись! – завыл Северус, — Не смей так говорить о ней! Кто дал тебе право лезть в мою жизнь? Черт возьми, это все твоя гребанная кровь. Она сводит меня с ума!

По лицу Люпина прошел желвак, но тот быстро взял себя в руки:

— Нет, Северус, это не кровь сводит тебя с ума. Она лишь заставляет тебя по-другому посмотреть на мир. Просто пробуждает твои скрытые желания.

— Нет у меня желания растерзать ее!

— Возможно, — не стал спорить Люпин, глядя мимо Северуса.

— Что ты знаешь, — отчаянно зашептал вдруг Северус, умоляюще глядя в глаза Ремуса, — о ней? О них, — слова с трудом срывались с его губ

— Она не такая, какой была с тобой — осторожно произнес Ремус, — а может, она просто не такая, какой ты ее помнишь. Весь мир не такой, каким нам кажется.

— Что за изысканные выражения?

Северус с трудом выдерживал внимательный взгляд теплых карих глаз Ремуса, в которых не было сейчас ничего по-звериному дикого, но, все же, плескалось какое-то безумие.

— Потеряв все, я стал видеть мир по-другому. Пора и тебе раскрыть глаза и принять себя.

— Боже, каково это слышать от человека, всю жизнь прячущего свою натуру? Люпин, — неожиданно весело произнес Северус, — ты что обкурился?

— Если бы, — грустно улыбнулся тот, — я просто хочу помочь тебе увидеть все в другом свете.

— Помочь? – хмыкнул Северус, — звучит многообещающе.

— Ты идешь?

— Куда?

— Урок давно закончился. Жаждешь, как примерный ученик пойти на другие?

— С каких это пор наш доблестный староста так вопиюще нарушает школьные правила?

— С тех самых. Идешь?

— В другой раз.

— Как скажешь, — спокойно ответил Люпин, исчезая в проходе

— Эй! – Северус сам не ожидая этого, окликнул его, — на кой черт тебе оно все надо?

Ремус обернулся:

— Не тебе одному знакомо чувство вины.

Отводившись от мира пологом, которого ему так не хватало в лазарете, Северус листал и отбрасывал одну книгу за другой. Увы, он понял, что они способны уводить в иные миры, но бессильны в том, чтобы найти проход в собственную растерзанную душу. А душа Северуса сейчас казалась ему запретным лесом, где в каждой сумеречной тени пряталось по зверю. Хоть он и избегал Люпина, но почему-то последовал его примеру, доставая травку. И сейчас перед его глазами вился туман леса собственных мыслей. Иногда в нем мелькала тень забитого волчонка, сокрушающегося о своей судьбе и желающего оборвать ее нить. Порой выскакивала злобная тварь с обнаженными клыками и голодным блеском в глазах, желавшая растерзать все, что встанет на ее пути. Например: кровавой мести Блеку. А иногда, вопреки воле Северуса, и сам Люпин возникал в его грезах. Только его образ был совсем не похож на тот, что запомнился ему в воющей хижине, вместе суженных зрачков ему виделись внимательные карие глаза.

Проклятый Люпин! Что он нес! Ни одна книга не рассказывала ни о вспышках ярости, ни о чутье, которое он с таким странным увлечением советовал принять. Но он верил, вопреки логике, возможно ведомый еще одним неведомым обортническим законом. Ведь книги написаны людьми. Глядя на прежнего Люпина, он никогда не подумал бы, что ликантропия может дать нечто иное, кроме страха и ярости. Разве тот тихий послушный мальчишка мог хранить в себе какие-то тайны, кроме болезненных воспоминаний? Но сейчас он был другим. Северус не видел в нем злобы. Скорее безразличие. Свободу?

Но что это за неведомая свобода? От желаний. Да, все мечты Северуса были разбиты в дребезги. Мечты о Лили. Теперь мысль о том, чтобы принять метку казалась логичной, но больше не манила его. Северус был наслышан о том, что оборотни были для Темного Лорда не более чем дрессированным зверьками, готовыми лишь по велению его руки разорвать неугодных на ошметки. Но злобная часть Северуса рычала при этой мысли, не готовая к новым унижениям.

Слишком много вопросов, на которые он не мог найти ответа. И кто же мог ему их дать? Черт возьми. Вновь злясь и не понимая самого себя, Северус осторожно покинул подземелья. Лунный свет, мерзкий и холодный, бил ему в лицо. А ведь скоро он останется беззащитным перед его сиянием. Луна растет. Он двинулся дальше.

Люпин, все так же сидящий с травкой в руке, казалось совсем не был удивлен появлением растерянного, не понимающего, зачем пришел, Северуса.

— В другой раз?

— В другой раз.

— Что, Ремус, — насмешливо начал Сириус, — нашел себе нового дружка.

— Отвали, Блек, — улыбнулся Люпин.

— Нашел с кем можно повыть на луну, да, Ремус?

— Можно и так сказать.

Блек бросил презрительный взгляд на слизеринский стол. Северус не слышал его слов, но видел на его лице нехорошую усмешку.

— Как же это романтично, — продолжал Блек, — созерцание луны под траву и огневиски. Кстати. Что за дрянь ты опять пьешь? – Сириус легким движением достал из-за пазухи Ремуса яркую, бросающуюся в глаза фляжку.

— Это можно пить нормальным людям? Или только для избранных?

— Рискни.

Северус сосредоточенно наблюдал за тем, как Сириус делает большой глоток.

— Тьфу ты. На вкус как ослиная моча.

— Тебе виднее.

— Ого, — фыркнул Сириус, — у Снейпа научился?

— А ты повторяешься.

— О, я смотрю, ты многому у него научился. Целые ночи проводите вместе.

— А тебе видимо заняться больше нечем, кроме как проводить их в обнимку с картой мародеров? – язвительно ответил подошедший к столу Северус.

— Ты рассказал ему? – глаза Блека презрительно сузились, — ты продал ему наш секрет!

— Твои секреты, бродяга, не много стоят!

— Да как ты мог? – Сириус задыхался от ярости? – А твоего мнения, паршивый ублюдок, вообще никто не спрашивал! – Блек резко развернулся и бросил в Северуса заклятьем.

Северус легко увернулся, заклятье лишь разбило несколько тарелок на соседнем столе. Но прежде чем он успел сделать новый выпад, он чуть не оглох от громких визгов, разносившихся со всех концов зала. Девушки кричали, а юноши показывали на него пальцами. Блек не мог понять, почему это происшествие вызвало такую реакцию, пока не увидел собственную вытянутую руку. На его упругой бледной коже, на глазах отвисавшей и покрывающейся морщинами, открывались уродливые рубцы, будто оставленные ожогами, а все тело нестерпимо болело и ныли.

— Что ты со мной сделал, сука? – взвыл он, расчесывая вновь и вновь появляющиеся язвы.

— Всего лишь старящее зелье с небольшой добавкой желчи. Надеюсь, тебе оно пришлось по вкусу, ибо пройдет нескоро, — картинно объяснил Северус.

Хотя Ремус и не разбирался в зельях, но все же дал добро на эту почти безобидную шутку.

— Ах, ты! – Блек готов был бросится на Снейпа с кулаками, но заметил краем глаза улыбающегося Ремуса.

— Предатель! – закричал он, ударив по челюсти бывшего мародера.

Люпин оттолкнул его, и Блек упав, сбил гриффиндорский стол.

— Что здесь происходит? – взволнованно закричала запыхавшаяся МакГонагол. Она ошарашено оглядела разгромленный стол, посреди которого лежал состарившийся Блек с седыми волосами и уродливо обожженной кожей.

— Кто это сделал? – ахнула она.

Сириус, оскалившись, махнул рукой в сторону Северуса и Ремуса.

— Мистер Снейп! Как вы могли опуститься до такой низости? Мистер Люпин! Я очень разочарована вами в последнее время! Вы не соблюдаете дисциплину! Вы совсем забыли о ваших обязанностях старосты!

— Да ну их к черту! – радостно воскликнул Ремус, и, отстегнув свой значок на глазах всего зала, бросил его на пол. Значок откатился с радостным звоном к ногам Макгоналол.

— Какая наглость! Минус 50, нет 100 очков с каждого! И немедленно пройдите в кабинет директора.

— Ага, — засмеялся Ремус, — конечно.

— Что простите? – изумленно переспросила Макгонагол, на мгновение, потеряв дар речи.

— Пойдем Северус, нечего здесь делать, — продолжал Ремус, не обращая на учительницу никакого внимания, — дай мне руку.

И Северус положил свою руку в его протянутую ладонь под свист, смех и улюлюканье пораженной толпы, перед тем, как покинуть зал.

Разглядывая глубокие царапины, рассекающие деревянные стены через дым, Северус удивлялся тому, что вернулся по собственной воле в воющую хижину, да еще и с тем существом, которое едва не разорвало его на клочки. Но он видел перед собой не безумную тварь дышащую ненавистью, а расслабленно улыбающегося Ремуса, радостно вспоминающего свою выходку. Сам Северус чувствовал себя слишком растерянно для того, чтобы сопротивляться, да и не хотел он этого. Радость Ремуса передавалась ему, не смотря на место, навевавшее столько тягостные воспоминания.

— Тебе не тяжело здесь находиться? – спросил он Ремуса.

Тот вздохнул:

— Меня слишком долго сдерживали собственные мысли. Теперь я не чувствую себя в тюрьме. Теперь это мое убежище.

— Вот как? – удивился Северус, — разве ты не боишься пережить это снова?

— Я не хочу этого. Я ненавижу это. Это отвратительно и болезненно. Но я не боюсь больше. И тебе не нужно.

— Ты что издеваешься? Я ведь не смогу себя контролировать, я превращусь в чудовище. Господи, да что я тебе объясняю, ты же и так знаешь!

— Верно. Но когда рядом есть живые существа, не люди, становится намного проще.

Северус почему-то вмиг почувствовал грусть.

— Ты про мародеров?

Ремус кивнул:

— Верно.

— Ты скучаешь по ним?

— Не знаю, — покачал головой Ремус, отводя взгляд, — не так-то просто забыть все, что меня с ними связывало. Впрочем. Ты наверно не хочешь это слушать.

— Нет же, продолжай, — неожиданно попросил Северус.

— А что тут говорить? Они были моими первыми друзьями. Первыми кто принял меня, когда я так мечтал о нормальной жизни, о человеческом общении. Всю свою жизнь я мечтал об этом, но был лишен всего из страха и своего уродства. Они были для меня всем. Быть может даже семьей…

— Что с твоей семьей? – осторожно спросил Северус, — они… из-за того, что с тобой случилось?

— Я не знаю. Возможно.

— Как это произошло?

— Моему отцу была оказана великая честь вступить в ряды упивающихся, от которой он посмел отказаться. В наказание Темный Лорд приказал одному из своих верных слуг – Фенриру Грейбеку, быть может, ты о нем слышал, заразить их ребенка. – Ремус невидящим взглядом смотрел сквозь Северуса, — что ж, он с точностью исполнил приказание. Мне было семь лет. Я даже не понял, что со мной произошло. Я видел лишь желтые огни в темноте, а после что-то, сбив меня с ног, придавило к земле. Потом была вспышка невероятной боли, от которой я потерял сознание.

Северус слушал его, затаив дыхание.

— А потом… родители долго не могли мне сказать. Я видел лишь заплаканное лицо матери, видел ее жалость и тревогу отца, они будто избегали разговоров со мной, боялись встречаться со мной взглядом. Я знаю, они любили меня, но до конца жизни я замечал в них что-то, похоже на страх. Страх, смешанный с жалостью. Потом они, наконец, сказали мне, в кого я превратился.

— А ты?

— Я не понимал. До первого полнолуния.

Северус поежился.

— Не бойся. Ты сможешь это вынести.

— Почему ты так думаешь?

— Я на многое посмотрел по-другому. И, — улыбнулся Ремус, — на тебя тоже.

— А я ведь собирался стать упивающимся. Ты знал?

Ремус покачал головой:

— Ходили слухи, но я не придавал этому значения.

— Почему же?

— Не знаю. Просто иногда я замечал что-то в тебе. Но только я слишком обожал своих друзей, чтобы воспрепятствовать им.

Северус промолчал, только кивнув.

— И извини за то, что я наговорил про Эванс. Она неплохая. Просто…

— Просто не моя, да верно.

— Вы давно знали друг друга?

— С самого детства. Она всегда была необычной. Слишком яркой, слишком волшебной, — глаза Северуса подернулись дымкой, — я чувствовал в ней побуждающуюся магию, а она мне не верила. А потом нам пришли письма из Хогвартса.

— Вы наверно надеялись, что попадете на один факультет.

— Верно. Мама всегда говорила мне, что я должен был учиться на Слизерине.

— Твоя семья чистокровная, да?

Северус покачал головой, слегка передернувшись:

— Только мать. Отец был магглом.

От Ремуса не укрылся его жест:

— Тебе неприятно о нем вспоминать?

— Он часто срывал злость на мне, как на куске мяса. Да и на матери. Что тут приятного.

— Прости.

— Да ничего. Я просто ждал того дня, когда мы с Лили наконец окажемся в Хогвартсе, но увы, — он презрительно скривился, — еще в поезде все пошло не так. А ты? Как ты вообще поступил в школу?

— Дамблдор. Он убедил остальных учителей в том, что я не причиню никому вреда, хотя они были в ужасе этой затеи. Ты знал, что гремучую иву посадили в год нашего поступления в Хогвартс? Впрочем, это не важно. Я не оправдал его доверие. И кто бы мог подумать из-за кого? Из-за моих дорогих друзей.

Повинуясь какому-то неясному порыву, Северус взял его за руку.

— Я не ожидал, что они так легко забудут обо всем, что я им говорил. Ведь они же знали мой секрет. Они даже пытались облегчить мне его бремя.

— Анимагия?

— Да. Верно. Когда мы только подружились, я так боялся, что они отвернуться от меня узнав о том, кто я. Я пытался скрыть от них это, придумывал нелепые отговорки, но они узнали. Я ждал, что уйдут, но нет, они хотели помочь мне, разделить со мной мое одиночество, — Ремус закатил глаза, — это и вправду было иначе. Присутствие животных меня успокаивало, я не был столь дик и безумен. Но все же, я боялся ранить одного из них, а получилось, что ранил совсем невиновного человека.

Северус прижался к нему:

— Ты не виноват. Ты же не знал.

— Я рад, что увидел их настоящими. Но это не стоило твоей жизни.

— Блек нашел бы другой способ, я уверен. Он никогда бы не оставил меня.

— Да, — вздохнул Ремус, обнимая Северуса в ответ, — теперь я это понимаю.

Северус почувствовал непривычное умиротворение, но все же одна мысль предательски билась в его голове, мешая полностью раствориться в этом моменте.

— У тебя было что-то с Блеком?

— Я думал, что будет. Я всегда восхищался им, обожая за то, что он дружит со мной. Но теперь я вижу, что все не так.

— Не так? – эхом повторил Северус.

— Не так, как с тобой, — ответил Ремус и властно впился в его губы, а Северус охотно ответил ему. Он не задумывался о странности происходящего, просто погружался в необычное ощущение спокойствия и уверенности исходящих от Ремуса. Все его сознание сейчас сжалось до размеров воющей хижины, за пределами которой был весь остальной мир – Блек с его жестокостью, Поттер с позерской надменностью, Эванс с упрямством и неожиданными ласками, любопытные однокурсники и мысли о собственной сломанной судьбе, — существовал и был ему совершенно безразличен.

— А как, — прохрипел Северус, с трудом отрываясь от губ Ремуса, — будет со мной?

Ремус вновь привлек его к себе:

— Как хочешь.

— Я хочу до конца.

Ремус властно повалил его на пол и, лаская и царапая его тело, почти яростно срывал с Северуса одежду. Северус чувствовал, как напряжение внизу живота нарастает с каждым новым прикосновением. Протянув руку, он боролся с ремнем на брюках Ремуса, ставших ему тесными – Северус чувствовал, насколько тот возбужден. Ремус последовал его примеру, и Северус глухо застонал, чувствуя как, освободив его от брюк, Ремус водит рукой по его члену. Он притянул его к себе, впиваясь ему губами в шею, почти яростно, почти прокусывая кожу, вспоминая, как клыки оборотня разрывали его тело. Но сейчас даже это казалось ему возбуждающим. Извиваясь от прикосновений, он прикрыл глаза, а открыв их, встретился с взглядом Люпина, устремленным на его шрамы.

— зЗбудь об этом! Продолжай.

Ремус осторожно прикоснулся к зажившей ране языком, а после раздвинул ему ноги, вводя в него пальцы. Северус сжался от непривычного ощущения, но взглядом умолял его не останавливаться.

— Ты… — прохрипел Ремус, все сильнее разводя его плоть, — делал это когда-то раньше?

— Нет, — выдохнул Северус, — а ты?

— Никогда

— Не важно, — застонал Северус, чувствуя, что уже не может этого больше выносить – ему хотелось пройти все до конца.

Когда Люпин вошел в него, он забился на полу, чувствуя, как почти теряет сознание от странной смеси боли и наслаждения. Отчаянно царапая спину Ремуса, он с трудом сдерживал стоны, не понимая, что рождает их болезненное жжение или же волны тепла, разливающиеся по всему телу от его ритмичных толчков. Весь мир плыл перед его глазами, захлестывая его волнами этой странной дикой смеси, страдания и удовольствия, сводя его с ума, заставляя тяжело дышать и выгибаться ей навстречу. Он сам не знал, чего он хочет – чтобы это, наконец, закончилось или, чтобы, никогда, не прекращалось.

Выжатый, опустошенный вихрем своих сумасшедших чувств, он еще долго лежал, не в силах подняться и стереть с бедер сперму, глядя через уплывающий мир в теплые глаза Ремуса, в которых сверкали желтые огоньки.

И снова Северус чувствовал, как его заливает холодный, далекий свет стареющей луны. Только сейчас, лежа на траве запретного леса, он смело смотрел в небо, не пряча взгляд и не мечтая о темных коридорах без окон. Потому что сейчас этот свет отражался в глазах лежащего рядом с ним Люпина.

— Мы пережили это, верно?

— Да, — кивнул Ремус, — и во многом благодаря тебе.

— Да перестань, — произнес Северус, тем не менее, расплываясь в странной улыбке.

Прошедшая ночь запечатлелась в его памяти обрывками смутных снов, где не было ни разума, ни памяти, ни мыслей, лишь только чувства и желания, звериные, дикие. Полнолуние заставило его войти в темный лес собственных кошмаров, оживив его, выпустив из тумана собственных мыслей. Боль превращения, невыносимая боль во всем теле, разрывающая плоть, сдирающая кожу, ломающая кости пробуждала в нем злобную тварь, безумную в своем желании рвать и разрушать. Но другой образ, в котором он узнал Ремуса из собственных фантазий, иссушил эту жажду крови. Ничто человеческое не вернулось к ним, но их захлестывало другое желание – желание свободы, которая не доступна людям и открывалась им в ту ночь, когда луна заставляла их терять контроль и забирала в свою пугающую власть.

И все же не было для Северуса больше радости, чем вернувшись к человеческому разуму, увидеть тело Ремуса, на котором не было ни крови, ни ран, которые когда-то Ремус оставил ему. Но Северус не мог винить его за это. Ведь лишь потеряв все, мы обретаем свободу.