Крёстные

Кто измерит путь, и куда он лёг —

На полюсах.

— Солнышко, ну что ты так переживаешь? Неужели надеялась на другой ответ? — Джеймс изо всех сил старался говорить спокойно.

— Она моя сестра!

— Она завистливая дура! — не выдержал Поттер.

— Откуда ты можешь это знать, если видел её два раза в жизни?!

Вопреки всему, Джеймс любовался невестой. Волосы взлетают пламенем костра, из глаз того и гляди зелёные молнии брызнут — валькирия! Ну как на такую сердиться? Даже если она говорит глупости.

— Я знаю достаточно, чтобы...

Сириуса, появившегося в самый разгар перепалки, очередная стычка влюблённых только позабавила. Он напрочь не верил, что они способны поссориться всерьёз, но на всякий случай поинтересовался:

— Ребята, в чём проблема-то?

— Её сестрица, видите ли, отказалась приезжать на свадьбу!

— Не смей говорить о ней в таком тоне!

— Дети мои, спокойно! Надо — значит приедет!

Лили тотчас перенесла гнев с жениха на будущего шафера:

— Если ты собрался применять к моей сестре...

— Стоп-стоп-стоп! — Сириус в притворном ужасе вскинул руки. — Никакой магии, клянусь! Сама приедет, по собственному желанию!

Лили чуть сбавила тон, но смотрела по-прежнему подозрительно:

— Слушай, я твои штучки знаю! Если ты собираешься задурить ей голову...

Сириус вздохнул — с видом оскорблённого достоинства:

— Мисс Эванс, это когда я кому-то дурил голову?

— Розмерте, — охотно подсказал Джеймс. — Помнишь, когда мы решили...

— Ну, это не считается! Я к ней просто подлизывался, она прекрасно всё поняла!

— А той дамочке в отделе магического транспорта?

— Да она сама мне на шею вешалась, я только... — Сириус покосился на Лили, густо покраснел и сменил тему: — Короче, на честь и достоинство твоей сестры я обязуюсь не покушаться — ни вербально, ни магически. Давай адрес!

Лили скептически хмыкнула — её сомнения развеяла бы только магически закреплённая клятва по всей форме, с подробным перечислением неподобающих действий.

— Ты забыл про «физически», — буркнула она. Но адрес дала.

* * *

— Леди, вы не могли бы мне помочь?

Петунья вздрогнула. И зачем она только ходит через эти дворы? Ну и что, что район приличный и так короче! Вот пристанет кто-нибудь — даже на помощь позвать некого.

Впрочем, обратившийся к ней молодой мужчина с первого взгляда не производил впечатления грабителя или насильника. Обычный парень. Со второго взгляда выяснилось, что не совсем обычный. Красивый. Потрясающе красивый. Просто Роджер Мур и Ален Делон в одном флаконе!

Это Петунью насторожило. Она не доверяла необычному, а встретить подобного мужчину на улице было в высшей степени необычно. Таким место на экране, в жизни их не бывает. И уж точно такие не должны просить о помощи. У них просто не может быть проблем. По крайней мере проблем, которые может помочь разрешить двадцатилетняя секретарша захудалой фирмочки.

Мужчина терпеливо ждал. Умнее всего было бы вообще пройти мимо и сделать вид, что ничего не слышала... но это надо было делать сразу, а не пялиться на него бог знает сколько времени!

— Чем именно?

Он улыбнулся — без тени веселья:

— Понимаете, мне надо срочно изменить внешность. За мной могут следить одни очень нехорошие люди. Вы не могли бы зайти в спортивный магазин — тут, через два дома — и купить мне мотоциклетный шлем и очки?

Петунья была так изумлена, что даже не возмутилась. Только глупо спросила:

— А мотоцикл?

— Мотоцикл у меня есть, вон, видите? Они о нём не знают, на это и рассчитано. Мне бы только лицо прикрыть.

— Слушайте, почему бы вам не обратиться в полицию?

— А толку? — Он забавно развёл руками. — Пока меня не убили — у полиции нет оснований вмешиваться. Ну так как, поможете? Вот деньги.

Парень был из кино, и ситуация была из кино, и Петунья, к собственному огромному удивлению, поступила совершенно по-киношному — взяла деньги и отправилась в магазин. Хотя уже на третьем шаге поняла, что ничего глупее невозможно было даже придумать. Ну, разве что возвращаться обратно и совать ему деньги назад... в общем, купить этот несчастный шлем показалось ей меньшим злом. А потом... вдруг ему и правда грозит смерть? Да нет, ерунда, так не бывает! Но почему-то же он к ней обратился?

В мотоциклетных аксессуарах Петунья не разбиралась, поэтому просто попросила «шлем и очки для мужчины на эту вот сумму» и постаралась поскорее покинуть магазин — ей казалось, что на неё там все начали коситься не то подозрительно, не то пренебрежительно. И обратно едва ли не бежала — отделаться поскорее от этого странного поручения!

Свернув во двор, она в первый момент не увидела ни мужчины, ни его мотоцикла и в недоумении уставилась на пакет в своих руках — что с ним теперь делать-то? Но решить ничего не успела — когда подняла глаза, он уже стоял рядом. Словно из воздуха вынырнул вместе с мотоциклом.

— Вот! — Петунья сунула ему в руки пакет. — Сдача там.

— Благодарю, мисс Эванс.

— Что?! — Петунья ошалело уставилась на него. — Откуда вы...

— Я видел вас на Кингс-Кросс. Давно. Вы были совсем юной и ссорились с сестрой.

— Врёте! — вырвалось у неё. — Даже если вы меня видели — откуда знаете, как меня зовут?

— Я учился вместе с вашей сестрой. Вы такая же, как она — смелая и добрая. Только не надо завидовать. И на свадьбу к Лили ехать тоже не надо.

— Что?! — Петунья аж задохнулась от возмущения. Кто завидует, она?

— Правда, не надо. Сейчас в волшебном мире такое творится — лучше держаться подальше. Лили поймёт. А от меня — спасибо.

И он исчез — вместе с мотоциклом. Словно в воздухе растворился.

Петунья возмущённо уставилась на то место, где он только что стоял. Вот, значит, как? Шлем ему требовался? Наглый лгун! Храброй её назвал и тут же — «не ездите, опасно...» А вот поедет! Не хватало ещё, чтобы сестрица её опять трусихой посчитала, как с той крысой. И вовсе она не испугалась тогда, просто противно же!

Всё ещё кипя гневом, Петунья вскочила в кстати подошедший автобус и принялась рыться в сумке. Ага, не потеряла. Отвечая на приглашение сестры, она совсем забыла отослать обратно присланный с ним билет на поезд в эту, как её... Ага, и адрес тоже сохранился. Сунула в сумочку, чтобы потом выбросить, но не успела. Вот и прекрасно. Нечего этим уродам нос задирать. Подумаешь, храбрые нашлись!

И этому наглому мальчишке она всё выскажет. Что, если волшебник, так можно любую чушь нести? Думал, она от дурацких комплиментов растает и разум потеряет?

Вот ещё!

* * *

Сириус любил выглядеть самоуверенным, но на самом деле границы своих возможностей осознавал неплохо. Способность понимать женщин в них категорически не умещалась, поэтому шансы на успех своей эскапады он считал крайне сомнительными. И был искренне изумлён, увидев Петунью входящей в незапертую по случаю предсвадебной суеты калитку.

— Мэм, вам сюда. Мистер Поттер, мистер Поттер, к вам гости! — соседский мальчишка, видимо, проводивший Петунью от станции, счёл свою миссию оконченной и ужом проскользнул в распахнутою Джеймсом дверь. Скорее всего на кухню, где его мать в компании ещё одной соседки хлопотала над свадебным угощением.

— Туни, приехала, вот молодец! — радостная Лили, вынырнула из-за спины жениха, на ходу заматывая свежевымытую голову полотенцем.

— Ну я же говорил, что приедет!

Это была стратегическая ошибка. Глаза Петуньи угрожающе сузились:

— Вот, значит, как? Сговорились? — фыркнула она и сунула в руки подбежавшей сестре подарочный пакет. — Держи и удачного тебе брака! Не зря говорят, что два сапога — пара!

С этими словами Петунья развернулась и решительно захлопнула за собой калитку.

— Туни, подожди! — Лили растерянно дёрнулась следом за сестрой, стараясь одной рукой удержать полы коротенького домашнего халатика. Как назло, улица была отнюдь не пустынна. — Джей, останови её!

Джеймс с готовностью вскинул палочку.

— Не смей!

— Ты же сама просила!

— Ну не так же!

— Давайте, я её догоню, — предложил Сириус. Лучше бы он молчал.

— Болтун безответственный!

— А я обещал только, что она приедет. А не то, что останется.

Произнося это, Сириус смотрел вслед старшей сестре, тактично отведя взгляд от голых коленок младшей. Иначе наверняка успел бы увернуться.

Наверное, Лили тоже была в этом уверена, а то не стала бы целиться в голову. Хотя, скорее всего, никуда и не целилась.

Но попала.

Переждать семейную ссору в обмороке Сириусу не удалось, будущие супруги прекрасно владели заклинанием Энервейт. Лечебные чары они применяли по очереди, во время реплик оппонента: Джеймс обиделся за такое обращение с лучшим другом, а Лили, в глубине души понимавшая, что переусердствовала, упирала на то, что «сам виноват». Хорошо хоть свидетелей всего этого безобразия не оказалось — Лонгботтомы и Доркас в саду заканчивали подготовку к обряду, Питер напросился помогать на кухне, а Рем отправился к местному священнику согласовывать какие-то детали: Лили хотела, чтобы их брак был скреплён не только магически, но и по маггловским законам, что вызвало некоторые сложности.

К счастью, оба будущих супруга были людьми отходчивыми. Уже через десять минут Сириус отправился отмывать залеченную, но всё ещё основательно гудевшую голову, Лили — одеваться, а Джеймс — пристраивать на камин в гостинной восстановленную с помощью Репаро вазу. Подарок Петуньи пострадал сильнее, чем голова Сириуса, а вот пакет, как ни странно, уцелел, избавив их от необходимости собирать осколки по всему двору.

Догонять сестру Лили не стала, по опыту зная, что ничего хорошего из этого не получится. Сириус, может, и стал бы, но бежать следом было поздно, а аппарировать с разбитой головой — опасно.

«И когда ты, придурок, научишься сперва думать, а потом языком молоть? — риторически вопрошал себя Сириус, пытаясь с помощью контрастного душа уничтожить остатки головокружения. — Помог, называется! Правильно мне Лили по мозгам настучала, зря Джей возмущался. А всё же любопытно: все невесты перед свадьбой такие нервные?».

Лёгкий на помине Джеймс ждал его возле душа с дымящейся кружкой:

— На вот, пей, дипломат доморощенный! Да приляг пока, до обряда ещё больше двух часов. А то выглядишь как загонщик-неумеха после матча.

Сириус усмехнулся:

— Да уж, рука у твоей невесты тяжёлая. Смотри, есть ещё время передумать!

Джеймс изобразил глубокую задумчивость:

— И то верно. Может, не рисковать?

— Ну, иди думай, два часа у тебя есть...

— Ладно, если что — будешь прикрывать отступление!

«Раздумает он, как же!» — фыркнул про себя Сириус, забираясь под одеяло. Мог бы — раздумал бы раньше. На пятом курсе, когда окончательно решив, что без этой рыжей вредины ему не жизнь, принялся вовсю перед ней выпендриваться, получая в награду в лучшем случае насмешливое фырканье, а в худшем — подробное мнение о «самоуверенных придурках». Или на шестом, когда пытался изменить честно заработанную репутацию, одновременно засыпая неприступную красавицу всевозможными букетами — от сортовых роз до особо редкой разновидности чертополоха. Или на седьмом, когда добился-таки права сперва на воскресные, а потом и на ежевечерние прогулки, что крайне затруднило Мародерам «подлунные», да и прочие развлечения.

К пасхальным каникулам дело дошло до знакомства с родителями. Джеймс собрал все свои запасы тактичности и вежливости и умудрился произвести хорошее впечатление. В последний день перед возвращением он осмелился официально попросить её руки — Лили потом утверждала, слегка греша против истины, что первый раз в жизни видела Джеймса смущённым. Согласие он получил и по возвращению в Хогвартс сиял как весеннее солнышко. Невеста вела себя сдержаннее, но тоже выглядела вполне довольной. Свадьбу планировали сыграть в конце июля.

Не сыграли. Накануне последнего экзамена Лили внезапно вызвали к Макгонагалл. Вернулась она вся в слезах и тут же кинулась собирать вещи, молча сунув перепугавшемуся Джеймсу исписанный незнакомым почерком листок. Письмо, где сообщалось о гибели мистера и миссис Эванс в автомобильной катастрофе. Пьяный водитель, взорвавшийся бензобак...

Джеймс отдал письмо Сириусу и тоже стал собираться.

Свадьбу, естественно, отложили. Осенью в их жизнь вошёл Орден, и на некоторое время им всем стало не до романтики. А в феврале умерли родители Джеймса. Умерли в один день, точнее — в одну ночь. Пожилой Целитель, много лет пользовавший жителей Годриковой Лощины, только вздохнул невесело:

— Сочувствую, молодой человек, но не удивлён. Возраст... у вашего отца было больное сердце, я не думал, что он протянет даже до лета. Видимо, миссис Поттер не захотела оставаться вдовой.

Джеймсу, волшебнику в Мерлин знает каком поколении, не требовалось объяснять преимущества и недостатки полного магического брака. Одним из которых была возможность — в некоторых случаях — разделить с супругом остаток жизни. В буквальном смысле слова «разделить».

И что особенно важно — спрашивать на это его согласия не требовалось.

После похорон Лили окончательно переехала к Джеймсу. Официально они ничего тогда не оформляли, просто стали жить вместе — и все восприняли это как нечто само собой разумеющееся. Но «правильная» натура Лили требовала законности, а постепенно оклемавшийся Джеймс жаждал праздника. Впрочем, не только он. Праздника хотелось всем — уж больно суровы и неприглядны становились будни.

И вот теперь он, шафер и почти что родственник, из-за своей дурости чуть не испортил ребятам праздник! Хорошо ещё, Лили заранее настроилась, что сестра не приедет. «Надо будет извиниться. Перед обеими», — решил Сириус и с чистой совестью провалился в сон. Правда, он не был уверен, что Петунья захочет его хотя бы выслушать... ну да ничего. Что-нибудь он да придумает...

— Мисс Эванс, два слова!

Девушка только ускорила шаг.

— Да послушайте же!

В ответ — возмущённый взгляд и высоко вздёрнутый носик. Весьма, кстати, симпатичный носик, если в профиль смотреть. Да и походка...

Сириус решил, что полюбоваться девичьей походкой ещё успеет и аппарировал на десять метров вперёд.

— Мисс Эванс, ну не сердитесь! Клянусь, я уже достаточно наказан. Хотите, шрам покажу?

Петунья ещё выше вздёрнула нос, одарила его холодным взглядом — то есть это ей казалось, что холодным — и обошла по дуге. Как нечто неодушевлённое.

Обижаться на дурочку Сириус не собирался. Бегать за ней — тоже. Бегать за девушками он вообще почитал глупым. За исключением некоторых особых случаев, но таких в его биографии пока не встречалось.

Поэтому сейчас он предпочёл снова аппарировать. Выбрав на этот раз стратегическую позицию в довольно узкой арке.

— Пропустите немедленно, я из-за вас на работу опоздаю!

— Тогда позвольте мне вас проводить.

— Вам же некогда. За вами злобные враги гоняются.

Ого, оказывается она умеет ехидничать! Приятный сюрприз.

— Я от них оторвался.

— Врун!

— Не-а. — Он сделал шаг в сторону и всё же пошёл с ней рядом. Устраивать скандал на довольно людной улице Петунья не стала, ограничилась тем, что демонстративно уставилась в другую сторону. — У меня — у нас — действительно есть враги и если я с ними встречусь в одиночку... мало не покажется. Мне.

— У кого это «у нас»? — не выдержала Петунья. А ведь явно собиралась с ним не разговаривать. Впрочем, Сириуса это не удивило. Из всех качеств непостижимой женской души по его мнению полагаться стоило только на любопытство.

— У нас. В том числе — у вашей сестры. Думаете, я зря вас предупреждал?

— Лгун! — презрительно бросила она. — Я же слышала, вы сами признались! Что вы это всё специально — чтобы я приехала!

— Специально, — Сириус вообще не любил врать. А особенно когда это было бессмысленно. — Но сказал я вам правду. Война сейчас в магическом мире, понимаете?

— И кто же с кем воюет? Темные силы со светлыми?

От её ироничного тона Сириуса передёрнуло. Вот дура, ничего же не знает, а болтает! Он едва не вспылил... и вовремя сообразил, что она действительно ничего не знает. Вряд ли Лили рассказывала дома то, о чём уже тогда слышала — зачем пугать родных? Им самим в то время ещё вряд ли что грозило. Точнее — не больше, чем любым другим магглам, коих миллионы. А сейчас, интересно, грозит? Может, умнее было бы промолчать? Она всё равно ничего поделать не сможет. Да нет, нечестно так.

— О таких вещах не стоит болтать на улице, — серьёзно сказал Сириус. — Я к вам как-нибудь зайду и обо всём расскажу, ладно?

— Ещё чего!

— Вот и договорились!

Петунья возмущённо развернулась, но он уже исчез. Не аппарировал, конечно — ещё не хватало нарваться на разбирательство в Минмагии по поводу колдовства в присутствии магглов! Просто нырнул в открытую дверь какого-то магазинчика. Книжного, как оказалось. Вот удача! Рем как раз просил поискать при случае одну книжку по маггловской истории.

Сириус проводил взглядом сквозь витрину быстро затерявшуюся среди прохожих девичью фигурку и направился к полкам.

* * *

Продолжить разговор Сириус собирался на следующий вечер, но человек, как известно, предполагает. А располагают — высшие силы, роль которых на этот раз взял на себя Грюм, негласно задействовавший часть Ордена в какой-то сложной и длительной операции Аврората. Операция получилась успешной — вопреки обыкновению удалось и намеченные Пожирателями жертвы уберечь, и почти всех нападавших взять. Но зато целую неделю пришлось выполнять разные малопонятные поручения, а в остальное время безвылазно сидеть дома в ожидании вызова. И то, и другое Сириусу не нравилось: он любил понимать, что делает и самостоятельно планировать своё время, но дисциплина есть дисциплина, особенно если с пользой.

Он и сам не смог бы объяснить, почему так рвётся просвещать юную магглу, которой, судя по всему, без его просветительства куда спокойнее. В конце концов, не его же сестра! Да и толку ей от того, что будет знать истинное положение вещей? Но раз уж решил...

И в первый же свободный вечер Сириус уселся на крылечке коттеджа Эвансов, наложив на себя лёгкие маскирующие чары, чтобы не вызывать вопросов у соседей. Ожидание было вполне приятным: ласковое солнышко, тёплый ветерок, аромат цветов на клумбах по обе стороны крыльца... кружевные занавески на окнах. Просто идиллия, и когда только мисс Эванс успевает со всем этим возиться? От скуки Сириус успел заглянуть в окошко и рассмотреть идеально чистую кухню. Ну, положим, Лили тоже поддерживала в доме уют и порядок, но ей Джеймс помогал, хотя бы теоретически. А Петунья в одиночку справляется, в свободное от работы время, и без всякой магии!

Сириус вспомнил собственное довольно-таки захламлённое обиталище и почувствовал смутные угрызения совести. Надо будет генеральную уборку устроить, что ли...

В день их первой встречи Петунья уехала в Лондон на автобусе, и теперь Сириус невольно удивился, увидев её выбирающейся из автомобиля. Да ещё в компании какого-то блондинистого толстяка. Её спутник Сириусу сразу не понравился: наверняка упрям, как бык и туп, как пробка, да ещё и без чувства юмора. Хотя ему-то какое, в сущности, дело?

Тем не менее, скрываться дальше было бы невежливо. Подождав, пока блондин отвернётся к машине, Сириус снял с себя чары.

— Добрый вечер.

Петунья одарила его взглядом, которому бы позавидовал иной василиск. Но Сириус и не такое видал и встретил её потуги вполне безмятежно. Хотя и ощутил мимолётное желание проверить, не дымится ли где одежда.

— Вы кто такой?

«Ещё и хам», — мысленно отметил Сириус. Хотя... откуда он знает, вдруг у толстяка есть права задавать вопросы? На всякий случай стоило оставаться вежливым. Пока.

— Я родственник мисс Эванс, — сообщил он светским тоном. — Дальний.

— Тогда, быть может, мисс Эванс представит нас друг другу?

Ага, кажется, с правами тут пока не очень. Вот и прекрасно.

— Мистер Дурсль, — без всякой охоты произнесла Петунья. — А это мистер...

Сириус сообразил, что даже не удосужился представиться даме. Джентльмен, нечего сказать!

— Блэк, — закончила Петунья к его несказанному удивлению. Интере-е-есные дела! Откуда она знает-то?

Мужчины с одинаковой холодностью пожали друг другу руки. Если у блондина и были прежде какие-то планы на вечер в обществе дамы, то он предпочёл их пересмотреть:

— До свидания, мисс Эванс. Увидимся в понедельник в офисе.

— Конечно. До свидания.

Стоило машине скрыться за углом, как с Петуньи мгновенно слетело спокойствие:

— Вы! Вы что себе позволяете!

— А что такого? — невинно поинтересовался Сириус. — Я правду сказал. Мы с Джеймсом родственники, правда дальние, но кто считает?

— Что вы тут вообще делаете?

— Вас жду, а что? Мы же договаривались.

— Это вы договаривались, а не я!

Сириус вздохнул. Ну что она так раскипятилась-то? На свидание с этим типом рассчитывала, что ли? Тоже мне, повод расстраиваться! Ей что, никого получше не найти? Хотя... вот такой, как сейчас, так точно не найти. Не идёт ей злиться. Надо же, сёстры — а такие разные!

— Мисс Эванс, давайте поговорим спокойно. А то увидит вас кто в таком виде...

— Что?! А ну, пустите!

Сириус распахнул перед ней дверь, рассудив, что если Петунья сделает это сама, то тут же за собой её и захлопнет. А когда у тебя перед носом захлопывают дверь, ломиться в неё просто невежливо. Вот войти следом за дамой — совсем другое дело.

Именно так он и поступил.

Петунья мрачно рассматривала себя в висевшее в прихожей зеркало. Обнаружив за спиной настырного гостя, она резко обернулась:

— А вы что тут делаете?

— Вы повторяетесь, — вздохнул Сириус.

— А вы наглеете. Что вы такое говорили про мой вид?

— Вам не идёт, когда вы сердитесь. Мне-то всё равно, — почти честно добавил он, — а вот ваш ухажёр может остаться недоволен.

— Какое вам до него дело?

— До него — никакого. Наоборот, я только обрадуюсь, если он вас бросит.

— Что?! Это ещё почему?

— Потому что иначе вы выйдете за него замуж, — Сириус чувствовал, что разговор сворачивает куда-то не туда, но нельзя же не ответить, если девушка спрашивает.

— И что? — Петунья так удивилась, что даже сердиться перестала.

— А то, что он вас убьёт.

— Он?!

— Да нет, вы не поняли. Не зарежет, конечно. Просто если вы за него выйдете, то к тридцати станете высушенной, как вобла, скучной, как урок истории магии, и нудной, как привидение Проповедника. И у вас будет целая куча детей — таких же скучных, только ещё и капризных. И толстых! И одна мечта: постричь лужайку ровнее, чем соседи. И что самое страшное — всё это будет вам нравиться!

Её глаза опасно сузились:

— А что же такого ужасного в том, чтобы жить так, как нравится?

— То, что из болота, которое кажется уютным, никогда не выберешься!

— Болото?! — взвилась она. — А ну, мотай отсюда, пророк чёртов!

— Мисс Эванс, да погодите же, я только...

— Вон из моего дома! Немедленно!

Сириус пожал плечами и аппарировал. Дурацкий какой-то разговор получился. Принесли же черти этого типа! А он сам тоже хорош — надо было пророчествами развлекаться! Хотя вообще-то он сказал, что думал. Ну и на кой? В результате ни разговора, ни пользы. Надо будет ещё раз попробовать поговорить. Потом. Когда она остынет.

* * *

Петунья ещё целую минуту глазела ему вслед. Хотя какое там «вслед». Исчез и всё. Маг, прах его побери. Шальной мальчишка. Принц киношный. Пророк хренов. Ну с чего он вообще взял, что мистер Дурсль за ней ухаживает? Просто офис его фирмы на том же этаже, где она работает. И они пару раз встречались за ланчем. А сегодня он предложил подвезти, потому что ехал на уик-энд к сестре и ему было по пути. А хоть бы и ухажёр — этому-то какое дело?! И что он такое говорил про то, что ей сердиться не идёт? Врал небось.

А может и не врал.

Месяц спустя она с удивлением осознала, что Вернон Дурсль за ней действительно ухаживает. Они постоянно встречались за ланчем, он ещё дважды подвозил её. А потом внезапно пригласил пообедать в субботу в ресторане. В настоящем ресторане, где она не была уже бог знает сколько времени. Последний раз — ещё с родителями. Отец сказал тогда, что в свой день рождения не хочет утруждать жену и дочь готовкой.

Разумеется, Петунья согласилась.

Вернон обещал за ней заехать, поэтому когда раздался звонок в дверь, Петунью удивило только одно: почему так рано? Она едва-едва волосы уложить успела! Из-за фена даже шума машины не слышала.

На пороге стоял Блэк.

— Какого чёрта!

Петунья произнесла это вслух — и не пожалела. Будет она ещё с этим типом вежливость изображать!

— Я не вовремя?

— Какая удивительная проницательность!

Он ничуть не обиделся — или не показал этого.

— Может, я помогу?

— Чем, интересно? — Петунья сделала шаг назад, рассудив, что впустить его в прихожую будет всё же лучше, чем препираться на виду у соседей.

— Ну-у-у, мало ли. Например, вам совершенно не идёт эта причёска. Надо вот так...

Петунья не успела ничего сказать — Блэк взмахнул неведомо откуда появившейся в руке палочкой, и она окаменела от омерзения и ужаса. Применять магию — к ней?!

Она сама не знала, что ожидала ощутить — но не ощутила практически ничего. Словно лёгкий ветерок взъерошил ей волосы и тут же исчез.

— Ну вот, так гораздо лучше. Ещё бы платье немного другое...

К Петунье резко вернулся голос:

— Вон отсюда! Немедленно!

— Мерлин, что опять не так? — он казался искренне удивлённым.

— Вы! Да как вы… Убирайтесь немедленно!

— Желание дамы...

* * *

Только вернувшись к себе, Сириус сообразил, что устроил. Нет, ну вот кто он после этого? Просто идиот. Или не просто, а выдающийся? Знал же, что Петунья магии не любит! И кто его, спрашивается, за руку тянул?

Никто. Просто он вдруг увидел, как оно должно быть. Что нужно сделать, чтобы превратить Золушку в принцессу. Ну или хотя бы серую мышку — в роскошную кобылицу.

И что интересно — получилось ведь!

— Кончится война — пойду в парикмахеры! — сообщил Сириус висевшей на стене фотографии. Фотография не отреагировала — она была маггловской, неподвижной. После свадьбы он специально попросил Лили отпечатать несколько штук, и Джеймс нашёл это замечательной идеей. Всё же у маггловских фотографий было важное преимущество перед магическими: они действительно останавливали мгновение. На этой Джеймс одной рукой обнял жену за талию и явно не знал, куда деть другую, а Лили, с целой охапкой цветов в руках, склонила голову ему на плечо. И оба совершенно счастливые.

Сириус вздохнул. Похоже, у сестёр Эванс на него семейная аллергия. Лили вечно ворчит, а с Петуньей и вовсе не удаётся нормально поговорить. Хотя на этот раз сам виноват. Напугал человека... сам-то небось, направь на тебя кто палочку, первым делом блок бы поставил, если не что похлеще. А ей что было делать?

Сириус вздохнул ещё раз и отправился ставить чайник.

Новый звонок в дверь помешал Петунье рассмотреть, что именно с ней этот Блэк сотворил. Да и не хотелось ей этого видеть — исправлять уже всё равно некогда. Поэтому она поторопилась натянуть пальто, схватила сумочку и выскочила из прихожей, благо тёплая для осени погода позволяла довольно естественно обойтись без шляпки.

Взгляд, которым окинул её Вернон, был... странным, пожалуй. Петунья запаниковала: что же там такое? Ведьминский колтун? Стараясь скрыть смущение, она всю дорогу болтала без умолку, а в ресторане, едва отдав пальто гардеробщику, поторопилась к зеркалу.

И не узнала себя.

Она всегда завидовала рыжим кудрям Лили. Её собственные волосы родители тактично называли «русыми». Она сама — про себя — называла их «серыми патлами» и давно бы перекрасила, если бы не боялась, что от пергидроля они совсем повылезут.

То, что она сейчас видела в зеркале, язык не повернулся бы назвать «серым». Пепельная волна плавно стекала к затылку и там неожиданно взмывала вверх, увенчанная ажурным до полупрозрачности костяным гребнем — птица, парус? И черты лица, ничуть не изменившиеся, но словно захваченные этим неподвижным ритмом, тоже стали летящими, стремительными, акварельно-прозрачными... волшебными. И да, платье — зря она его ос... что?! Это действительно она так думает? Или подлец Блэк изменил не только её причёску, но и мысли?

Петунья резко отвернулась от зеркала. Это просто неприлично — так на себя пялиться! А изменить мысли наверняка невозможно. Должны же у этой их магии быть границы!

И вот интересно всё же — почему Вернон на неё так смотрит? Наконец Петунья не выдержала:

— Что-нибудь не так?

Он кисло улыбнулся:

— Да нет, почему же? Но я не думал, что вы пользуетесь услугами такого дорогого парикмахера.

— Что? — Петунья только сейчас сообразила, что сотворить подобное чудо обычными средствами было бы, наверное, непросто. — А что в этом плохого?

— Это... неуместно. Вы же не актриса или модель какая-нибудь.

Петунья почувствовала себя задетой.

— Не было никакого парикмахера, — довольно холодно сообщила она. — Причёску делал знакомый. Друг моего деверя. Хобби у него такое.

— У вас, оказывается, есть замужняя сестра? И кто её муж?

Петунья сообразила, что понятия не имеет, чем именно занимается муженёк Лили. А если уж на то пошло — так и сама сестрица тоже. Не скажешь же «он волшебник»! Да и не профессия это. А профессии у них есть — продавцы, учителя, банкиры ещё вроде...

— Я толком не знаю... — неуверенно проговорила она, пытаясь что-то изобрести на ходу. — Вроде бы он учится.

— Это очень неосмотрительно с вашей стороны — принимать в семью невесть кого.

Вообще-то Петунья считала точно также, и выбор Лили её вовсе не радовал — неужели нельзя было нормального человека присмотреть? Но услышать свои мысли от Вернона оказалось неожиданно неприятно. Это её семья в конце-то концов, такие заявления от постороннего человека просто бестактны!

Возражать она не стала — да и что тут возразишь? — но неприятный осадок остался, и окончание обеда вышло довольно натянутым. Так что Петунья испытала истинное облегчение, закрыв за собой дверь дома. Остановилась перед зеркалом. Осторожно вытащила гребень — волосы упали мягкой волной, невесомо коснулись плеч, непривычно длинные без завивки. И вот что теперь?

К утру гребень исчез. А Петунья, сама себе удивляясь, пошла в магазин и купила пару модных заколок в виде фиалок. Подколола с двух сторон распущенные волосы, слегка приподняв их над ушами — получилось непривычно, но вроде бы неплохо и даже, кажется, модно. Вот так, мистер Блэк, обойдёмся без вашей магии, век бы её не видать!

И всё-таки исчезнувшего гребня было немного жаль.

Через пару дней Дерек Блант, студент, подрабатывающий в их фирме курьером, подошёл к ней в кафе и пригласил вечером в кино. Петунья решительно отказалась — развязный Блант ей совсем не нравился. И очень удивилась, когда подошедший пару минут спустя Вернон заявил:

— Вам не следовало кокетничать с этим типом.

Петунья обиделась — она и не думала кокетничать с Дереком! — и вместо того, чтобы разъяснить ситуацию, неожиданно для себя ляпнула:

— А вам-то что?

Дурсль нахмурился:

— Я достаточно ясно дал понять, что со временем намерен просить вашей руки, так что ваше поведение...

— Однако ещё не просили, — отрезала Петунья.

— Тем не менее, вам не следовало бы... ну хорошо, я готов придать нашим отношениям более официальный статус. О свадьбе, конечно, говорить пока рано, мы ещё слишком недавно знакомы, но мы можем провести официальную помолвку. Разумеется, после этого вы оставите работу...

— Нет!

— Вы не хотите уходить с работы?

— Я не хочу выходить за вас замуж.

Петунья была ошеломлена собственным ответом едва ли не больше, чем он. Боже, что я делаю?! Полунищая секретарша, которой родительского наследства едва хватает на содержание дома, да и то только потому, что сестра свою долю не потребовала, а о собственной зарплате и говорить смешно, отказывает директору фирмы, человеку серьёзному, обеспеченному, уважаемому? Который её, наверное, даже любит? Господи, почему?

Неужели потому, что какой-то бешеный мальчишка сказал «он вас убьёт»?!

Дурсль её заявление не то чтобы совсем проигнорировал — отнёсся как к глупому, но в общем простительному кокетству. И теперь Петунья не знала, что делать. Это ведь действительно было глупостью! А кокетством — не было. И вообще — почему он решает, что именно для неё лучше? Хотя — и правда ведь лучше. Но он даже не предполагал, что она может отказаться! И правильно не предполагал, это ведь просто безумие — отказываться, ни одна нормальная девушка на её месте так не поступила бы. Или... поступила? А если поступила — можно ли её назвать нормальной? Но вот так, не спрашивая, решать, что ей делать... что она должна бросить работу... А на фига ей сдалась эта работа? Она с удовольствием бы сидела дома, там дел всегда хватает. Но... но если она согласится на предложение Вернона, то сидеть дома ей придётся не потому, что она так хочет, и даже не потому, что имеет такую возможность, — а потому, что так положено. И сына родить — потому что у мужчины должен быть наследник, а не потому, что ей или даже ему ребёнка хочется. Хотя ей ведь и правда хочется...

За следующие несколько дней Петунья совершенно запуталась в этих странных полупротиворечиях и окончательно перестала понимать, чего ей хочется, а чего — нет, и что с этим делать. В пятницу, отказавшись от предложения Вернона подвезти и возвращаясь домой на автобусе, она всю дорогу мысленно ругала проклятого колдуна. Свалился на её голову, пророк хренов, мало ей было сестрицы!

И накликала.

На этот раз он ждал её не на крыльце, а прямо на кухне. В компании с початой бутылкой какого-то дорогущего на вид пойла.

Петунья онемела от возмущения — в который уже раз. Блэк посмотрел на неё сквозь бокал — её бокал! — и без всякого раскаяния произнёс:

— Простите, я тут у вас похозяйничал.

— Убирайтесь отсюда! Немедленно! Я... я полицию вызову!

Он только хмыкнул иронично, и Петунья осеклась — и впрямь, что ему полиция? Но тут же продолжила:

— Это частный дом! Вы не имеете права…

— Никуда я не уйду, — с ледяным спокойствием в голосе сообщил он. — Никуда — пока не скажу всё, что собирался. А собирался сказать, что тебе надо помириться с сестрой.

— Вам что за дело?! Не собираюсь я мириться с этой...

— Дура! — внезапно взъярился мужчина. Петунья отскочила и едва удержалась, чтобы вовсе не сбежать. Кто другой и с пистолетом в руках не выглядел бы вполовину таким опасным. А он не кричал даже — шипел:

— Вы же — вдвоём, больше никого! Ты должна, не она! И не смей завидовать, нечему тут, ты хоть понимаешь, что такое — чужой быть? Когда охота на тебя! Когда всякая сволочь... и трупы каждую неделю! И взгляды косые, и не знаешь, кто... — он медленно опустился обратно на табурет и закончил уже не яростно, а с какой-то усталой болью: — Ты же старшая, идиотка. Если что — ты же себе не простишь.

Продолжи Блэк ругаться, Петунья или сбежала бы или ответила тем же. Но этот тон... она даже «идиотку» пропустила мимо ушей, так была поражена внезапно, словно со стороны, пришедшей мыслью: «Он же хочет меня от чего-то уберечь. От того, что самому на голову свалилось».

— У вас что-то случилось? — робко спросила она. Он криво усмехнулся:

— Случилось. Брат погиб. Младший. И родители уверены, что это моя вина.

Петунья вспомнила его слова про войну, про врагов — всё то, что тогда посчитала очередной ложью. Уловкой.

А теперь — поверила.

* * *

О брате Сириусу рассказала Андромеда — она иногда общалась со своей матерью. По её словам, никто не знал, что случилось с Регулусом — он просто исчез, и за него даже не слишком волновались — парень, мол, молодой, да и дела могли быть... а через несколько дней на фамильном гобелене появилась дата смерти. И родные посчитали, что он убит при задержании. Тэд спрашивал у знакомых в аврорате, но там тоже ничего не знали. Так что оставался только один вариант...

— Так это точно — что Рег в это болото вляпался? — только и спросил Сириус. Как будто теперь это имело какое-то значение...

— Да, — Андромеда не стала уточнять, от кого именно из родственников её мать это узнала. Выбор, к сожалению, был велик. — Сириус, ты... ну, я слышала, у вас что-то такое, вроде организации...

— Я бы знал, — голос прозвучал странно хрипло. Он прокашлялся, повторил: — Знал бы.

«Дамблдор мог и промолчать — из лучших, как водится, побуждений» — мелькнула коварная мыслишка. К Дамблдору он не пошёл, разыскал Грюма. Тот если уж ответит — так прямо, крутить и туману напускать не станет.

Грюм поклялся, что ни в Ордене, ни в аврорате о Регулусе ничего не знают.

— Напиши родителям, — попросила Андромеда. — Ты же понимаешь...

Понимания Сириусу хватило на короткое и, надо признать, довольно сухое письмо. А выдержки — на то, чтобы незамедлительно пришедший ответ просто изорвать, а не спалить синим пламенем вместе с половиной дома.

Потом он пошёл в ближайший маггловский супермаркет — от всего магического его в этот момент тошнило — и купил бутылку самого дорогого пойла, которое там обнаружилось. Хорошо ещё, что нашлись деньги расплатиться.

Возвращаться домой не хотелось, и он принялся отхлёбывать коньяк прямо из горлышка, не особо чувствуя вкус. А отпив примерно треть, внезапно вспомнил про сестёр Эванс. То есть уже частично Эванс, а частично Поттер, но всё равно... Нашёл безлюдный тупик на задворках какого-то склада и аппарировал, что после употребления алкоголя делать категорически не рекомендовалось. Но на Сириуса спиртное всегда действовало единственным образом: отбивало напрочь инстинкт самосохранения, по общему мнению и так не особо ему свойственный. Именно поэтому пил он редко, ибо с некоторых пор предпочитал делать только хорошо просчитанные глупости.

Ожидая Петунью, он успел понизить уровень жидкости в бутылке ещё как минимум на полпинты. В сумме получилось вполне достаточно для того, чтобы забыть о джентльменстве и наплевать на нежелание хозяйки дома с ним общаться. Он должен в конце концов всё ей объяснить! И помирить этих двух дурочек. Даже если для этого её придётся на верёвке к сестре подтаскивать!

А вот пугать её он не собирался. Как и рассказывать историю своей семьи. И уж точно — сообщать о родительских закидонах. Само как-то вырвалось.

— А почему они так думают? — растерянно спросила Петунья, и Сириус почувствовал невыразимую благодарность за то, что она обошлась без соболезнований. В данной ситуации они прозвучали бы предельно бессмысленно.

— Война у нас, я же вам говорил, — ответил он и неохотно добавил: — И мы с братцем оказались по разные стороны баррикад. А теперь родители уверены, что это наши его. Только на самом деле скорее всего — свои.

— Как это — свои? — на её лице отразился такой ужас, что Сириусу стало стыдно. Но останавливаться было поздно. Да и незачем — он же хотел ей всё рассказать, нет?

Что он и сделал. Возможно, более эмоционально, чем стоило бы, но потребляемый без закуски коньяк дипломатических способностей не прибавлял. Хотя... как сказать. На этот раз она его хотя бы выслушала до конца, который как раз совпал с концом содержимого бутылки.

— Ну вот так оно всё, и выпутаться из этого можно только если этого мерзавца со всей его сворой прихлопнуть, а как это сделать — пока неясно, — заключил он и неоригинально добавил: — А теперь я пойду, пожалуй.

— Куда это вы пойдёте?! — словно очнувшись, возмутилась Петунья. — Ещё не хватало — увидит кто, как от меня среди ночи пьяный мужик выползает!

— Не увидит, я себя заколдую, — не слишком уверенно предложил он.

— Ещё чего! Вы спьяну такого наколдуете! И вообще, мне только ещё колдовства в своём доме не хватало! Ступайте немедленно в гостевую спальню. И учтите, я дверь снаружи запру!

— Да пожалуйста!

Как ни странно, заснул он почти мгновенно.

То ли Петунья не стала выполнять свою угрозу, то ли к утру подобрела, но когда он проснулся и по возможности привёл себя в порядок, дверь спальни оказалась не заперта, а с кухни доносился дразнящий запах хорошо сваренного кофе. Петунья, неожиданно уютная в домашнем платьице и фартуке с оборками, поджаривала тосты.

— Я думала, вы до обеда проспите, — недовольно сообщила она, причём Сириус с похмелья не смог понять, к чему именно её недовольство относилось.

— А у вас что, большой опыт? — неосмотрительно ляпнул он и тут же подумал, что сердить хозяйку не стоило бы — это сильно сокращало шансы на получение чашечки кофе, которая представлялась сейчас жизненно необходимой. Однако Петунья была настроена неожиданно мирно.

— Я читала. Есть будете?

— Ох, нет! — вот уж чего ему сейчас точно не хотелось. — А вот за чашку кофе готов отдать год жизни. Тем более, что иначе рискую потерять её целиком.

Петунья хмыкнула, то ли иронично, то ли недоверчиво и кивнула на буфет:

— Чашка там, кофе в кофейнике.

Сириус не заставил себя упрашивать. Кофе она сварила отменный — у него такой в жизни бы не получился, и он не стал скрывать этот факт от хозяйки. Так что завтрак прошёл в достаточно тёплой обстановке.

— Ну вот, теперь я вполне могу покинуть ваш дом незаметно, никого не компрометируя, — сообщил он, допивая вторую чашку. Наглость, конечно, с его стороны, хозяйке почти ничего не осталось... — И простите, что выхлебал у вас весь кофе.

— Ничего, ещё сварю. Вы не знаете, как поезда в эту вашу Годрикову Лощину ходят?

Сириус ошеломлённо уставился на неё:

— Вы что, хотите поехать туда?

— Вы же сами от меня этого требовали!

— Я был пьян, — сухо возразил он. — Не надо вам туда соваться, и вообще — держитесь от нас подальше. Неужели не поняли, что это смертельно опасно?

— Вы же сами требовали, чтобы я помирилась с Лили! — она явно была обижена. Чёрт, что ж он вчера наговорил-то? Кажется, про поездку не было ни слова... или было?

— Я имел в виду — напишите ей. Этого вполне достаточно.

— Какого чёрта она вообще влезла в эту кашу? Жила бы как нормальные люди, так нет. Волшебства захотелось!

Сириус покачал головой:

— Если бы всё было так просто! Магия — не электричество, не выключишь. Хочешь или нет, а если магом родился — магом тебе и жить, необученному только хуже. Если пытаться подавить, то будут неконтролируемые всплески, чаще всего — опасные. Так что никакого выбора у Лили не было.

— Вот я же всегда говорила — уродство!

Спорить с ней Сириусу не хотелось. Пусть думает как хочет, потом, может, сама поймёт.

— Ну, а хоть бы и так. Вот и пожалейте сестру.

— Нужна ей моя жалость! — фыркнула Петунья. — А письма у вас эти дурацкие совы носят, откуда я их возьму?

— Годрикова Лощина — смешанное поселение, там есть обычная почта. И, если хотите — я могу письмо отнести.

Она поморщилась, но потом махнула рукой:

— А, ладно, коли вы не торопитесь, так сейчас и напишу. Только пусть Лили тогда нормально отвечает, не хочу, чтобы тут опять эти птицы шастали!

На этот раз расстались они вполне мирно. Вот и пойми этих женщин! Когда как порядочный человек поговорить пытался — прогоняла, а тут пьяным в дом ввалился — и такой успех!

Загадка...

Сириус подозревал, что письмо Петуньи было не намного теплее его собственного к родителям, но Лили привередничать не стала. Джеймс, втайне обрадовавшийся, что визит свояченицы ему не грозит, тем не менее обозвал друга параноиком. Однако появившийся как всегда ко времени Ремус поддержал мысль, что привлекать лишнее внимание кого ни попадя к беззащитным родственникам не стоит. Особенно после последней операции, когда им в компании с Лонгботтомами и Доркас удалось прищемить хвост самому Волдеморту. Джеймс самокритично заметил, что «прищемить хвост» — это преувеличение, еле ноги унесли. Хотя планы врагам всё же порушили, да и Волдеморт был не один, так что... Лили прервала плавный переход от самокритики к самовосхвалению простым соображением: Петунье приезжать сюда не к чему, а вот ей ничто не мешает заскочить при случае в родной дом. На том и порешили.

Свою задачу Сириус посчитал выполненной — сестёр вроде помирил, дальше пусть сами разбираются — и с лёгким сердцем выкинул Петунью из головы. Точнее, собирался выкинуть — вместе с купленным ею шлемом, который вообще-то считал совершенно ненужным. Зато защитные очки оказались штукой полезной. Вот только постепенно выяснилось, что они идут в комплекте с мыслями о покупательнице: как она там? Всё же одинокая девушка, а у магглов физическая сила значит куда больше, чем в магическом мире. Лили как-то обмолвилась, что подумывала окружить дом сестры защитными чарами, но не стала: это могло привлечь ненужное внимание, а вне дома Петунья всё равно оставалась без защиты. А маггловская полиция, на которую так уповала мисс Эванс, судя по детективам, только и умеет, что ловить преступников после того, как преступление уже совершено. Да и то не всегда.

Магическая, впрочем, чаще всего тоже опаздывает...

Да ещё этот мерзкий тип... ну ладно, не мерзкий, но уж точно неприятный. Загубит ведь девушку! Хотя она вроде бы не такая уж беззащитная, умеет за себя постоять... если захочет. Но девчонки ведь такие дурочки — навешаешь им лапши на уши, они и растают. Одна надежда — что этот тип не из тех, кто умеет лапшу вешать, так что глядишь ещё и обойдётся.

И вообще — какое ему-то дело?

После очередной лихой стычки у Алисы Лонгботтом едва не случился ранний выкидыш. Хорошо ещё что Лили, успевшая, как оказалось, проштудировать несколько книг, сообразила, что происходит, а вовремя доставленная целительница оказалась достаточно опытной. Джеймс тут же заинтересовался: с какой это радости его жена занялась изучением акушерства? Ответ: «Да так, на всякий случай» в сочетании с густым румянцем и стыдливо опущенными глазами никого не ввёл в заблуждение. Так что обе будущие мамочки были немедленно отстранены от оперативной работы: Алису по согласованию с руководством Аврората отправили в архив, а Лили занялась приготовлением зелий для нужд Ордена и лечением травм, недостаточно серьёзных, чтобы обращаться в Мунго, рискуя нарваться на ненужные вопросы.

Дамы, конечно, поворчали, но больше для порядка: всё равно начиная с пятого месяца беременности нежелательным считалось даже использование каминной сети, не говоря уже об аппарации или порталах. Какие уж тут боевые операции!

И без того небольшая боевая группа Ордена сократилась на двух человек, а Пожиратели отнюдь не собирались снижать активность, так что у остальных дел, соответственно, прибавилось. И у Сириуса просто не осталось времени на то, чтобы думать о возможных проблемах посторонней в общем-то девушки. Тут бы с текущими делами разобраться.

Однако совсем не думать почему-то не получалось.

Лили и Алиса словно сговорились: дети родились с разницей в полсуток. Поэтому из Ордена на крестинах наследника Поттеров оказалась только Доркас Медоуз: с ней и Лонгботтомами Поттеры дружили «официально». Близкое знакомство с остальными сверхбдительный Грюм категорически запрещал демонстрировать, так что те ограничились поздравительными письмами. Кроме Доркас присутствовали две школьных подружки Лили и несколько соседей, с которыми Джеймс сохранял дружеские отношения, родившиеся задолго до него и давно ставшие традиционными. Ну и разумеется Мародёры в полном составе — даже Ремус, всё чаще исчезавший по каким-то неизвестным остальным «делам Ордена».

И Петунья.

Лили снова потребовала, чтобы помимо принятого у магов обряда был проведён и маггловский. Джеймс не возражал, тем более, что это давало возможность получить для ребёнка официальные маггловские документы, а Лили хотела, чтобы их сын «для расширения кругозора» до Хогвартса ходил в обычную школу. Проблема была в том, что выбранный крёстным Сириус к христианской церкви не принадлежал и принадлежать не собирался. Лили быстро нашла выход: Сириус будет «магическим» крёстным, по-старому имяхранителем, а при церковном обряде крёстной станет Петунья. Та, в свою очередь, категорически отказалась даже присутствовать при обряде Имянаречения хотя ничего волшебного в нём не было. Обычный ритуал, дань традиции. Впрочем, в книгах встречались весьма достоверные сведения о случаях, когда то, что считалось «данью традиции» или вовсе «пустым суеверием», оказывалось даже более действенным, чем привычное, всеми признанное волшебство. Но в обряде Имянаречения никаких «подводных камней» вроде бы не было: обычай скрывать «истинное имя» давным-давно ушёл в прошлое вместе с убеждением, что его знание может дать какую-то власть над человеком.

Хотя кое-кто утверждал, что сейчас просто разучились определять истинные имена...

Как бы то ни было, уговаривать сестру Лили не стала, удовлетворившись её согласием участвовать в церковной церемонии. А Сириуса заставила поклясться, что в церкви он будет тихонько стоять в сторонке и не вздумает «устраивать дурацкие шуточки». Чего он, собственно, делать и не собирался. Он вообще относился к будущему крестнику слишком трепетно, чтобы применять в связанных с ним ситуациях своё специфическое чувство юмора.

Прежде Сириусу не случалось близко общаться с младенцами — с братом у них была слишком маленькая разница, чтобы помнить его таким. И теперь крохотный, но совершенно настоящий человечек вызывал у него странное чувство: смесь изумления, робости и восторга. Даже ощущение собственной неуклюжести, когда впервые взял на руки доверчиво моргающий свёрточек, было приятным, тёплым, необидным.

Джеймс по секрету признался, что чувствует то же самое и со священным ужасом наблюдает, как Лили моет и пеленает это невероятно хрупкое на вид существо. Даже скандальность младенца, чуть ли не с первых дней взявшегося закатывать ночные концерты, была не в состоянии умерить их восторга. Благо заглушающие заклинания позволяли свободному от вахты родителю всё же высыпаться, а опытные соседки вкупе с умными книжками предсказывали, что максимум через месяц малыш разберётся со временем суток и станет заметно спокойнее. До первого зуба.

В общем, пользоваться крестинами как поводом для шуток Сириус не собирался. Зато собирался воспользоваться одним связанным с ними обычаем. Не без труда застав Лили в одиночестве, он небрежно спросил: в курсе ли она, что если крёстных двое и они не муж и жена, им положено обменяться подарками на память? Лили, конечно, была не в курсе и расстроилась. Сириус, который сам узнал об этом три дня назад и случайно, состроил снисходительную мину:

— Не переживай, я сам обо всём позаботился. Вот, отдай сестре.

— Сказал бы раньше, она бы сама... — начала Лили, но он отмахнулся:

— Ну и купила бы что-нибудь напрочь ненужное, вроде заколки к галстуку. А краги новые мне всё равно нужны, старые ещё на прошлой неделе какая-то тварь пожирательская дожгла.

Несколько месяцев назад он случайно обнаружил, что дешёвые мотоциклетные перчатки из искусственной кожи способны защитить от некоторых заклинаний. Правда, ценой быстрой и необратимой порчи оных, но, как верно заметил Гидеон Прюэтт, лучше лишиться перчатки, чем руки. К сожалению, быстро выяснилось, что такими свойствами обладают далеко не все краги, а точнее — только одна модель, которую Сириус смог найти только в одном магазине. Чем её материал отличался от всех прочих и от всех ли, наскоро выяснить не удалось, так что пришлось просто ограничиться покупкой всего имеющегося в магазине запаса в количестве девяти пар. Всё же перчатки как способ защиты были не настолько удобны, чтобы тратить много сил и времени на эксперименты. Но и пренебречь дополнительной подстраховкой было бы глупо.

— Ладно, только деньги мы тебе вернём, а то какой же это будет подарок, — сдалась Лили. — А ты что подаришь?

Сириус загадочно усмехнулся:

— Увидишь.

Он чувствовал себя виноватым за наколдованный гребень. Вряд ли чуравшаяся магии Петунья знала законы трансфигурации — а значит, могла посчитать исчезновение подарка глупой шуткой, если не намеренным издевательством. Стоило бы всё объяснить и извиниться, но в их последнюю встречу было как-то не до того. А вот теперь случай представлялся вполне подходящий: вместо дурацких запоздалых извинений подарить настоящий гребень. Тот, что он видел в ювелирной лавке, когда помогал Джеймсу выбрать подарок невесте. Конечно, ему могло и не повезти, глоточная кость малого морского дракона — штука редкостная и не только ювелирами ценимая.

Гребень в лавке оказался и даже тот самый, хотя обычно такие вещи по году не залёживаются. Не иначе как обстановка в стране сказывалась. Но Сириус решил считать это знаком судьбы, что не помешало ему долго и увлечённо торговаться — запрашиваемая сумма пробила бы в его бюджете весьма заметную брешь. К счастью, то ли дела в лавке вообще шли неважно, то ли продавец пошёл ему навстречу, надеясь в будущем заполучить в лице наследника Блэков серьёзного клиента, но заплатил Сириус в результате даже меньше, чем рассчитывал.

Устраивать ажиотаж он не хотел, поэтому попросил упаковать гребень в самую скромную коробочку из нашедшихся в лавке и понадеялся, что Петунья сразу смотреть не полезет. Так и случилось, а вот робкая надежда на занятость Лили не оправдалась. К счастью, настоящую цену такому украшению она то ли не знала, то ли не стала озвучивать, по крайней мере сразу. Но вполне хватило и восторженного изумления. Сириус поторопился сбежать, однако вечно в саду болтаться не будешь, а дом Поттеров — не дворец, где можно неделями с человеком не сталкиваться.

Вот и столкнулся — прямо на крыльце.

— Послушайте, мистер Блэк, это просто неприлично! Такой дорогой подарок...

Сириус мысленно обозвал себя идиотом. Надо было заранее поговорить с Лили, а не интриги разводить, пусть бы Петунья считала гребень просто красивой безделушкой. И когда он, интересно, научится всё просчитывать? Если бы в боях так себя вёл — давно бы покойником был. А в жизни вот не получается.

Пришлось прятаться за фамильным высокомерием:

— Деньги нужны для того, чтобы о них не думать. А вещица вам к лицу, была возможность убедиться.

Петунья фыркнула, но как-то нерешительно.

— Небось ещё и магия в нём какая-нибудь...

— Только обычные чары — чтобы не потерялся и не украли. Жаль было бы, вещица довольно редкая.

— А правда, что он не руками сделан, а вот такой формы и растёт? И что двух одинаковых не бывает?

Сириус пожал плечами:

— Не знаю, не сравнивал. Но в книгах так написано. Ну признайте, что вам идёт! Небось даже этот ваш, как его там, оценил.

Вот этого добавлять не следовало. Петунья мигом ощетинилась:

— Никакой он не «мой»!

— Ну и отлично.

— Да вам-то какое дело?! — в её голосе послышались откровенно истерические нотки.

— Никакого. — Ну что он опять сделал не так? — За вас порадовался.

— Да-а-а? А я уж было подумала, что на вакантное место метите!

— Да вы что, нет!

— Ну конечно, куда уж нам, бесталанным!

— Да погодите, я совсем не то... — Сириус обнаружил, что обращается к захлопнувшейся двери. Чёрт, ну почему с ней у него вечно не выходит нормально поговорить? С другими вроде получается...

Он присел на ступеньку, прислушался. В доме царила тишина: гости уже разошлись, даже Рем с Питером. Лили, наверное, малыша кормит, Петунья, скорее всего, ушла к себе и злится... а Джей, интересно, где?

Как всегда лёгкий на помине Джеймс спрыгнул из окна гостинной — Сириус и не заметил, что оно приоткрыто. Уселся рядом, предусмотрительно пробормотав заглушающее заклинание.

— Зря ты это, Бродяга. Она, конечно, не подарок, но если бы Лили услышала...

— Дурак ты, Сохатый, — хмыкнул Сириус. — Она прелесть на самом-то деле. Только это же не случайная подружка, поиграли-разбежались. Она-то уж точно о настоящем мечтает — чтобы дом, дети, мужа с работы ждать, пирог по воскресеньям... только блудного мага ей для счастья и не хватало! Да и лишний раз волдемортову свору наводить... И вообще, я твоей жене обещал на её сестру не покушаться!

Джеймс глянул слегка подозрительно, но развивать тему не стал:

— Ладно, честный ты наш, пошли кастрюли драить. А то Лили сейчас спустится — не за грубость, так за леность навтыкает.

— Пошли, — с облегчением согласился Сириус. Признаваться в собственной внезапной дурости — а как ещё это можно назвать? — ему не очень хотелось, хотя скрывать что-то от Джеймса было столь же странным, как скрывать что-то от самого себя. Непривычным. Уж больно они срослись за все эти годы — а может, просто родились с половинками одной души и, встретившись, наконец-то почувствовали себя целым.

Хотя... всякий человек хоть раз в жизни пытается что-то скрыть от самого себя. Некоторые даже успешно.

Ещё при старших Поттерах в доме было заведено не захламлять шкафы лишней посудой. Для многолюдных праздников фарфор и столовые приборы трансфигурировали из подручного материала, который потом можно было просто выкинуть: исписанных пергаментов, опавших листьев, а сегодня — из маггловских бумажных салфеток, несколько пачек которых Ремус купил за гроши, случайно попав на какую-то распродажу. Но то, что годилось для тарелок, категорически не подходило для кастрюль и сковородок — огонь при прямом контакте сбивал чары трансфигурации, вызывая самые непредсказуемые эффекты. Так что мытья кухонной посуды избежать не удавалось, хорошо ещё, что магия в этом деле тоже была неплохим помощником.

— И как, интересно, магглы со всем этим справляются? Небось кучу времени и сил тратят, — вздохнул Сириус, убирая в шкаф последнюю до блеска отмытую сковородку.

— Ещё какую! — Лили придирчивым взглядом обвела кухню, одобрительно кивнула и устало присела к столу. — Сейчас-то ещё что, а вот раньше, когда даже мыла не было... Джей, сделаешь чаю?

— Конечно! — Джеймс поставил на огонь чайник, достал молоко. — Устала?

— Ужасно! И малыша еле убаюкала, тоже умучился и перевозбудился, бедняга. Не надо было всё в один день.

— Да ладно, не подряд же! — возразил Сириус. — Дали ему и поесть, и поспать, что ещё надо? А вот ты считай что и не присела. Нельзя так. Молоко пропадёт.

— Ну ты знато-о-ок! — благодарности в голосе Лили было всё же больше, чем иронии.

— Я читал. Кормящим мамам нельзя переутомляться и нервничать.

— И где ты таких мам видел? Чтобы не переутомлялись, а тем более не нервничали? — фыркнул Джеймс, заваривая чай. — По-моему, это для молодых мам нормальное состояние.

— Ну ты знат-о-о-ок!

Лили рассмеялась и едва не пролила молоко.

— Не смешите меня, дайте поесть спокойно! А где Туни?

— Кажется, к себе пошла...

— Кажется? — Лили с подозрением перевела взгляд с мужа на приятеля. — Вы что, опять поругались?

— Нет. — Сириус как раз полез за сахарницей, а по спине, как он надеялся, Лили читать не умела. — А вот тебе бы стоило.

— Что-о-о?

— Притвориться. Мы же вроде как уже это обсуждали, нет? Что с тех пор изменилось?

— Если и изменилось, то в худшую сторону, — подхватил Джеймс. — Ну, в том смысле, что мы успели больше Пожирателям насолить. Дамблдор на днях намекал, что наши усилия, по некоторым сведениям, кое-кем оценены по достоинству. Так что не помешало бы и на свой дом охранных чар добавить.

— А ещё лучше — взяла бы ты сына и сестру, да уехала куда подальше, — добавил Сириус. Без особой надежды — Джеймс нечто подобное предложил, как только узнал о беременности жены, и получил категорическое «нет».

— И не думайте! — оправдала его опасения Лили. — Никуда я не поеду. В конце концов, эта война меня больше вас всех касается.

Мужчины переглянулись и промолчали. Спорить с Лили, когда она что-то для себя уже решила, было делом бесполезным.

Даже у самых идеальных жён есть свои недостатки...

Кто о чём мечтал, кто кому кумир –

На вираже.

Петунья проснулась от детского вопля. Первой мыслью было: кто это так рано таскает ребёнка по улице и почему не утихомирит? Малыш замолчал ненадолго, но тут же завопил снова, требовательно и обиженно. Петунья проснулась окончательно и осознала, что ребёнок плачет где-то совсем рядом, чуть ли не под окном. Странно...

Накинув халат, она спустилась вниз, выглянула на улицу и обомлела. Прямо у её ног, на крыльце, на расстеленной кожаной куртке лежал годовалый ребёнок. Он умудрился почти выпутаться из одеяльца, в которое был завёрнут, и теперь, наверное, основательно мёрз — ноябрь как-никак. Не лето красное.

Оставить всё как есть было решительно невозможно. Петунья осторожно подцепила нежданного гостя вместе с курткой и потащила в ванную — не требовалось особо чуткое обоняние, чтобы понять, что недовольство малыша было вызвано не только холодом. Оказавшись в воздухе, юный скандалист замолчал и уставился на хозяйку любопытными зелёными глазищами. Странно знакомыми глазищами...

Петунья пригляделась — и чуть не разжала руки. Перед ней был не просто какой-то подкидыш, а её собственный родной племянник, фотографию которого Лили прислала всего месяц назад. Да и без фотографии узнать его было нетрудно: физиономией Гарри просто фантастически походил на отца, а глазами — на мать. Интересное кино! Какого чёрта он делает на тётином крыльце, да ещё в одиночестве и в шесть часов утра?

Решив сначала заняться самым неотложным, Петунья брезгливо выпутала малыша из перепачканной пижамы, поставила в ванну и включила душ. Гарри не возражал. Тёплая вода ему определённо понравилась: он прекратил похныкивать, а потом и вовсе заулыбался и звонко заявил:

— Мама!

— Какая я тебе мама! — возмутилась Петунья, но тут же решила, что племянник, небось, других слов просто ещё не выучил. — Вот уж разберусь я с твоей мамой! Что за фокусы, в самом-то деле! А я тебе тётя, понял? Тётя! Ну-ка повтори: тё-тя.

— Тя! — покладисто согласился малыш, уселся на дно ванны и принялся ловить клочья мыльной пены. Петунья вздохнула и отправилась доставать чистое полотенце.

Вытираться ребёнку понравилось гораздо меньше, чем принимать душ: он вертелся и снова начал похныкивать. Петунья, плохо представлявшая, как следует обращаться с такими маленькими детьми, сердито велела ему не крутиться. Угрожающий тон подействовал: Гарри затих, покорно позволив завернуть себя в полотенце. Обтирая ему личико, Петунья обнаружила не замеченную раньше ранку на лбу — странной зигзагообразной формы, уже не кровоточащую, но свежую, покрытую размокшей от воды корочкой. Интересно, на что это он умудрился так налететь? И что вообще стряслось? Чёрт бы побрал этих волшебников с их идиотскими традициями. У приличных людей телефоны есть!

Усадив племянника на табуретку, Петунья встряхнула мокрое одеяльце, раздумывая, выкинуть его вместе с пододеяльником и простынкой или всё же постирать? Оттуда выпал конверт. Ну наконец-то хоть какое-то объяснение! Петунья подобрала письмо и изумилась ещё больше, узнав почерк, который видела только однажды, но запомнила на всю жизнь. Нет, ну что всё это значит-то?

Она вынула слегка желтоватый листок, покрытый ровными, аккуратными строками, прочитала первую фразу — и замерла, бессильно уронив руки. Директор Хогвартса — почему он? — в присущем ему старинном, несколько тяжеловесном стиле сообщал «мисс Эванс» о том, что её сестра и деверь накануне погибли «от руки преступника».

Петунья почувствовала дикую злость. Вот ведь, значит, добрались эти твари до сестрицы! Мерзость какая! Ну есть же в их мире какое-то правительство, чем оно, скажите на милость, занимается?! Неужели всё, что тогда рассказал ей Блэк, — совсем-совсем правда?

Петунья поняла, что плачет, только когда наткнулась на взгляд Гарри. Малыш смотрел испуганно и тоже готовился зареветь.

«Ты же старшая...»

Петунья решительно вытерла глаза, подхватила малыша на руки и отправилась на кухню.

Она понятия не имела, должен ли ребёнок такого возраста уметь сам есть, поэтому не стала экспериментировать. Малыш, решивший в незнакомой обстановке не капризничать, — а, может, просто проголодавшийся, — послушно позволил накормить себя кашей и напоить молоком. После чего Петунья обрядила его в свою футболку, усадила на диван в гостинной и выдала в качестве игрушки подвернувшийся под руку цветастый журнал. А сама занялась письмом.

Дочитав, она снова кипела от злости. Нет, то, что ей предлагалось взять к себе племянника — это ладно, хотя и создавало кучу сложностей. Если уж это и правда вопрос его безопасности... Но стиль изложения! За приторно-вежливыми формулировками скрывался пренебрежительный приказ, подкреплённый неопределёнными угрозами. За кого этот их «великий и могучий» её принимает?! За рабыню?

Петунья швырнула письмо на пол, случайно взглянула на часы, ахнула и кинулась звонить шефу, пока тот не ушёл из дома. А то потом скажет, что не предупредила...

Парсонс, хоть и с откровенным недовольством, но вынужден был признать, что гибель единственной родственницы — всё же достаточно серьёзное основание. Так что ограничился хмурым: «Не больше недели и в счёт отпуска». К концу разговора Петунья снова хлюпала носом — говорить вслух о гибели сестры оказалось неожиданно больно. Она сердито бросила трубку и отправилась в ванную.

Умывшись, Петунья всё же взялась разбираться с кучей тряпок на полу. Для начала, простирнула и повесила на батарею пижамку — другой одежды пока нет, пусть хоть эта будет. Замочила в тазу одеяльце и простынку. Подняла и рассмотрела куртку: сшита из какой-то блестящей кожи, судя по размеру — мужская. Как ни странно — сухая и чистая, хотя и валялась на земле... ну ладно, на крыльце, но всё же.

Из кармана куртки что-то торчало. Петунья потянула за краешек и ахнула: это были мотоциклетные очки. Те самые, что она два года назад собственными руками покупала в спортивном магазине. Или по крайней мере ужасно похожие.

Петунья начала лихорадочно рыться в карманах куртки. Несколько монет, носовой платок, которым вытирали, скорее всего, сапоги... записка!

«Мисс Эванс, приглядите за Гарри пару дней, я приду — всё решим. Питер или предатель, или в большой беде, я должен сам разобраться. Если не приду — напишите Дамблдору, вы знаете, как. С. Блэк»

В гостиной что-то с грохотом упало. Петунья кинулась туда. К счастью, ничего особо страшного не случилось: Гарри всего лишь сполз с дивана, умудрился по дороге уронить стул и теперь увлечённо ползал по усыпанному обрывками журнала полу, разыскивая наиболее приглянувшиеся кусочки.

Петунья вздохнула и отправилась к телефону. У миссис Блант, бывшей маминой подруги, внук, кажется, такого же возраста. Может, хоть подскажет что-то? А то и одеждой на первое время поделится.

Блэк не появился — ни в этот день, ни к утру. Конечно, это ровно ничего не означало, но Петунья не находила себе места. Да и неизвестность... в конце концов, она даже не знала, что там с похоронами! Как бы там ни было — это её родная сестра, не кто-нибудь.

Почему посторонние люди должны решать всё за неё?

* * *

Похороны подходили к концу. Отзвучали речи, отгремел салют, официальные лица покидали кладбище и, едва выйдя за ограду, аппарировали, на ходу меняя скорбное выражение физиономии на деловое. Остальные — праздные зеваки или искренне скорбящие — тоже постепенно расходились. Возле усыпанной цветами могилы остались только самые близкие. Несколько соседей и те, кто уцелел, из Ордена — в многолюдной толпе они могли появиться не скрываясь. Пришла даже Алиса, оставившая сына с бабушкой, и Ремус, только-только вернувшийся с последнего задания и едва успевший к началу церемонии. Не хватало только Грюма, всё ещё остававшегося в Мунго.

Дамблдор со вздохом подумал, что прожив на свете столько лет, сколько довелось ему, начинаешь привыкать к похоронам. Хотя всё равно неестественно, когда старики хоронят молодых. Но по крайней мере есть надежда, что эта могила станет последней в нынешней войне. «Или первой в будущей», — сказал кто-то циничный, давно и уютно устроившийся в тёмном уголке его мозга. Дамблдор мысленно поморщился. Не стоит об этом сейчас — даже с самим собой. Не сейчас.

Его внимание привлекла тоненькая фигурка, быстро идущая против общего потока — не от могилы, а к ней. Минуту спустя он с изумлением узнал в приблизившейся женщине Петунью Эванс. Сердце сдавило от дурного предчувствия.

— Где Гарри?

— В клинике, — тон девушки, вопреки смыслу сказанного, его слегка успокоил. Скандальный был тон, но не встревоженный.

— Простите, мисс Эванс, вы не могли бы пояснить? В какой клинике и зачем?

— В обычной. Частной. Там за ним присмотрят и обследуют. Он мог простудиться. Это ж надо было додуматься — бросить малыша на крыльце в ноябре!

— Ему ничего не грозило, драконья кожа не пропускает влаги, а одеяло я заговорил.

— Да он из этого одеяла вашего заговоренного, как проснулся, так за пять минут выпутался, а то и раньше! — фыркнула Петунья. — Это надо ж совсем детей не знать, чтобы не понять! И вообще — что вы себе думаете?! Что можно единственную сестру даже на похороны не позвать? Я случайно узнала! Подсунули ребёнка голого, что хочешь с ним, то и делай, а я, между прочим, работаю! Блэк этот ваш написал, что зайдёт и всё решит, а от самого ни слуху, ни духу!

Дамблдор осознал, что она на грани истерики. Он собрался было сказать что-то успокоительное, что-нибудь на счёт «прискорбного недоразумения», в силу которого её не пригласили на похороны, но тут до него дошёл смысл последней фразы. Это ещё что за новости?

— Блэк вам писал?!

— А то вы не знаете? Записка в кармане куртки лежала!

— Верно, писал он что-то, — горестно пробормотал Хагрид, придвигаясь поближе. Петунья, умудрившаяся только сейчас обратить на него внимание, слегка отшатнулась. — Как я сказал, что велено малыша к тётке отвезти, так он призвал из дома бумагу и перо, да и нацарапал что-то, передать велел. А я в карман куртки и сунул, он куртку-то отдал, сказал, чтобы малыша в неё завернул, холодно, мол, лететь...

— Что же ты мне ничего не сказал?

— Да забыл я, разве ж думал, что важно! Это ж горе такое, а тут... — повесил голову великан. Дамблдор вздохнул.

— Мисс Эванс, вы не могли бы вспомнить, что именно было в той записке?

— Что тут вспоминать? Чтобы я за Гарри приглядела, пока он будет за Питером гоняться, который то ли предателем оказался, то ли в беду попал... да вот эта бумажка, читайте!

Она порылась в сумке и сунула в руки Дамблдора мятый листок, содержание которого только что пересказала почти дословно. По крайней мере, главное было сказано. И понято.

— Так это что же, Хранителем Питер был? — ошеломлённо пробормотала Алиса.

— Но не сам же он себя... — растерянно возразила Эммелина.

— Ну, если сразу после взрыва применить дезиллюминационные чары... — задумчиво начал Фрэнк.

Дамблдор хотел было сказать, что нельзя делать такие решительные выводы из пары строк, которые... но осёкся, встретившись взглядом с Ремусом. В глазах Люпина таяло изумление, сменяясь бесконечной, отчаянной виноватостью. Ни капли обвинения в них не было, только боль и осознание собственной вины — за что? За то, что поверил?

Дамблдор наткнулся на этот взгляд — как на нож.

Сразу после суда Сириус сбежал. Он был не в состоянии общаться с кем-то из своих, вполне хватило разговора с Дамблдором. Мудрое раскаяние директора было, наверное, совершенно искренним, но чудилось насквозь фальшивым, и оттого Сириус в придачу ко всему ощущал себя невыносимым циником. А Рем… на него просто не было сил. Только и хватило сказать: «Ты не при чём. Не вини себя. Потом поговорим, ладно?» Рему тоже тяжело — но у них обоих сейчас нечего отдать, а посему лучше разойтись и не мучить друг друга напрасными попытками утешения.

И ещё — Лонгботтомы...

Наверное, даже лучше, что он узнал о них — вот так. Когда в душе ничего, кроме пустоты и холода. Когда нечему болеть.

Хотя какое уж там «лучше»...

Ему рассказал чиновник, который вёл предварительный допрос. Как оказалось, отправить человека в Азкабан без суда — можно, а вот выпустить оттуда — никак. Впрочем. Сириус был не в обиде, точнее ему было всё равно. Личный ад с изощрённо ковырявшимися в свежих ранах дементорами был в какой-то степени даже... правильным, наверное так. Создавал иллюзию искупления. Хотя какое там... искупить что-то болью нельзя. Можно — частично — только делами.

Чем Сириус и собирался по мере сил заняться. В конце концов, у него есть обязанности.

Перед тем, как отправится в дом Эвансов, он постарался привести себя в порядок. Душ, конечно, одеться нормально, благо до его дома следователи не добрались — ввиду отсутствия следствия как такового. Похвалив себя за предусмотрительность, Сириус вытащил из тайника деньги — магические и маггловские — и купленную на чёрном рынке палочку. Не очень качественную и не слишком подходящую, но соваться сейчас на Диагон-аллею, где на каждом углу обсуждали свежие новости... лучше пока так. Подумав, аппарировал в проверенный тупичок на задворках одного лондонского паба — там если кто и увидит возникшего из воздуха человека, то примет за порождение алкогольных паров. На соседней улице обнаружилась недорогая парикмахерская. Последнее время он носил довольно длинные волосы, но теперь показалось проще обкорнать свалявшиеся космы, чем пытаться отмыть и расчесать их. Получилось, конечно, криво. А он и так выглядит достаточно погано, чтобы пугать Петунью ещё и причёской.

Наверное, он просто тянул время. Потому что совершенно не мог придумать, что ей сказать. Каяться? Глупо. Держаться строго, по-деловому? Не выйдет.

И что ей предложить, Сириус тоже не знал. Объяснение Дамблдора выглядело слишком убедительным, чтобы пытаться с налёту что-то менять. А оставить всё как есть... Конечно, деньги для Гарри он даст, на первое время хватит дядиного наследства, а там и работа найдётся — хоть какая-то, он на всё согласен. Но у Петуньи своя жизнь, планы... А появление Гарри всё нарушило.

В результате он позвонил в дверь коттеджа Эвансов, когда было уже совсем темно. Даже хотел было малодушно отложить визит на завтра, но что бы это изменило?

— Вы?

Падавшего из прихожей света вполне хватило Петунье, чтобы его рассмотреть. А ему — чтобы увидеть выражение её глаз. Не отвращение даже — ужас. Чёрт, как плохо-то! Значит, с Гарри встречаться нельзя. Не хватало ещё напугать ребёнка.

— Заходите.

— Нет, не стоит. Гарри... я бы не хотел сейчас ему показываться.

— Он уже спит. Днём сегодня так и не уснул, так я пораньше уложила. Заходите же наконец, холодно!

Сириус шагнул в прихожую, на ходу расстёгивая куртку — тонкую, летнюю, но другой дома не нашлось.

— Да он уже месяца два днём почти не спит, Джеймс предлагал и не мучаться, а Лили сомневалась. Она же любит, чтобы всё — по правилам.

Говорить о ребятах оказалось неожиданно легко. Только губы трескались как от мороза. До крови.

— Да уж — по правилам... — поморщилась Петунья и, словно испугавшись, что сказала лишнее, прижала ладошку к губам. — Ладно, пойдёмте, я только что чай заварила.

Сириус не возражал. Чай так чай.

На кухне он присел на табурет и некоторое время молча смотрел, как хозяйка методично накрывает на стол. Что-то очень похожее было у них с Лили: та же экономность движений, та же аккуратность, когда всё оказывается точно на своих, привычных и отработанных местах... Он вдруг подумал, что будь Петунья волшебницей — наверное, так же, как Лили, была бы среди первых в Зельеварении. И, пожалуй, в Чарах — там тоже требуется точность движений и интонаций. А вот для трансфигурации важнее воображение, умение чётко представить желаемый результат — интересно, как с этим у Петуньи?

Мысли ползли вялые, замороженные — словно сознание старалось хоть чем-то заполнить пустоту, цеплялось за привычное, обычное, традиционное... Сириус тряхнул головой, заговорил о нужном:

— Я вам денег принёс. Вы не думайте, обычных, не магических, у меня есть. Вам же нужно для Гарри. Я потом ещё принесу, только поменять надо. Или лучше на счёт переведу, гоблины это могут, по курсу.

Петунья нахмурилась:

— Подождите, какие деньги, почему?

— Для Гарри, — Сириус даже капельку удивился. Что тут непонятного? — Я же его крёстный.

— Я тоже, если вы забыли.

— Но он же у вас живёт. И должен жить, пока, во всяком случае. Это... ну, это пока никак не обойти, понимаете?

Она пожала плечами:

— Мне объяснили. Дамблдор ваш объяснил.

— Ну вот, а вы же не можете — и работу, и ребёнка. Вон уже выглядите будто месяц не спавши.

Петунья опустила глаза. Призналась тихо:

— Знаете, я правда не высыпаюсь. Днём, пока работаю, с малышом соседка сидит, подруга мамина. Он с её внуком играет, она говорит — послушный, умненький... А ночью... Нет, он сперва засыпает. А потом плакать начинает, маму звать. И я не знаю, как успокоить. Не выходит. Долго, час или больше. Потом накричится — засыпает, а я не могу, всё жду, что снова... и потом снится, будто я там была, хотя я не знаю, конечно, как на самом деле было, но всё равно снится...

Сириус понял, что сжимает чашку, только когда та лопнула у него в руке. Горячий чай плеснул на колени, следом закапала кровь. Петунья вскрикнула, кинулась за тряпкой, бросила, метнулась к аптечке. Сириус вяло махнул рукой:

— Оставьте, не страшно. Я сейчас всё уберу. Только поколдую немножко, ладно?

— Да у вас же рука чуть не до кости…

— Ничего, я умею. Это же не проклятьем. Это несложно, вы только не сердитесь.

— Конечно, я... Да сделайте же что-нибудь!

Колдовать левой рукой, да ещё «неродной» палочкой было сложно, но он справился — не в первый раз. Наскоро затянул порезы — потом зарастёт, а пока и так сойдёт, облегчённо переложил палочку в правую руку и принялся ликвидировать учинённое безобразие. Петунья всё же отвернулась и только после его: «Ну вот, только чай придётся заново...» решилась взглянуть на результат. Спросила подозрительно:

— А чашка правда целая или это, как его, иллюзия?

— Правда, зачем бы я...

— А ваша рука? Она тоже целая?

— Почти. Через час совсем заживёт. Вы простите, сами видите, не надо было мне... Я пойду сейчас, деньги только... ах да, они в куртке…

— Куда это вы пойдёте?

— Домой, куда ещё. Вы не беспокойтесь, всё нормально.

— Не похоже. Ну, дело ваше. Но хоть чаю-то выпейте.

— Ну, чаю...

Он не успел договорить — сверху раздался детский крик, и Сириус осознал себя уже на лестнице, и думать забыв, что не хотел встречаться сейчас с Гарри, что может напугать ребёнка, да вообще обо всём. Он бы просто аппарировал, если бы знал куда.

Крик сменился плачем — жалобным, обиженным, несчастным. Сириус рывком распахнул дверь. Гарри сидел на кровати — обычной, «взрослой», роль сетки выполняли два придвинутых спинками вперёд стула, — и горько ревел, как умеют только маленькие дети, не закрывая лица. Сириус подхватил его на руки и тут только понял, что в какой-то момент успел вытащить палочку и зажечь Люмос. Наверное, ещё на лестнице, в комнате и так было не темно, точнее, не совсем темно — возле кровати горел ночник.

Не прекращая реветь, Гарри сердито упёрся кулачками в грудь Сириуса, то ли требуя отпустить его, то ли просто желая рассмотреть, у кого в руках очутился. Сириус дёрнулся было отвернуться — испугается ведь сейчас ещё хуже! — но не успел. Малыш перестал плакать, состроил серьёзную рожицу и объявил:

— Сий!

Сказано это было тоном герболога, обнаружившего в лесу редкий, но в общем ожидаемый вид мандрагоры. Обнародовав своё открытие, Гарри уткнулся зарёванной мордашкой в ключицу крёстного и удовлетворённо затих. А спустя ещё минуту расслабленно сполз ниже, тихонько посапывая «нарёванным» носом. Сириус так и стоял столбом — поудобнее перехватить отяжелевшее тельце мешала зажатая в руке палочка, а уронить её на пол он боялся: вдруг стук разбудит малыша.

Петунья на цыпочках подошла к кровати, отодвинула стул, дав Сириусу возможность присесть. Теперь ему удалось хотя бы отложить мешающую палочку. Попытка осторожно переложить малыша на кровать была тут же пресечена: Гарри, обнаруживший наконец-то в этом чужом мире старого знакомого, вовсе не намерен был рисковать. Не просыпаясь, он обеими ручонками вцепился в джемпер Сириуса и ещё плотнее прижался к груди крёстного. И ничего не осталось, как ногу об ногу содрать ботинки и осторожно прилечь вместе с ребёнком. Благо кровать была не слишком узкая.

Сириус кинул на хозяйку виноватый взгляд. Та тихонько вздохнула и слегка развела руками — мол, всё понимаю, что сделаешь-то? Подняла упавшее на пол детское одеяльце и тихонько вышла, а через пару минут вернулась уже с другим одеялом, большим. Которым и укрыла обоих, не забыв недовольно поджать губы: кто же укладывается в постель в джинсах и уличном джемпере? Но надежда на спокойную ночь явно стоила того, чтобы примириться даже с таким вопиющим нарушением приличий. А Сириусу и подавно было всё равно.

Он так и не заметил, как сам уснул — по-настоящему, впервые с той ночи. Только успел подумать, что раньше Гарри никогда не звал его по имени. Да и вообще, кроме «мама» и «папа», произносил от силы три-четыре более-менее внятных слова.

Наверное, в другое время он почувствовал бы себя польщённым.

Проснувшись, Сириус почти привычно ощутил, что по нему увлечённо ползают и так же привычно, не открывая глаз, перекинулся в собаку. Тут же вспомнил, где находится, и устыдился. Судя по тому, что вопль раздался только один и восторженный, Петунья в комнате отсутствовала, но нарываться всё же не стоило. Сириус перекинулся обратно, и вовремя: во-первых, Гарри вскочил на ноги и чуть не свалился с кровати, пришлось ловить, а во-вторых за дверью уже слышались шаги. Петунья заглянула в комнату, увидела вполне мирную картину и удовлетворённо кивнула:

— Проснулись? Хорошо, а то мне уже уходить скоро. Мистер Блэк, вы его умоете?

— Гарри, как меня зовут? — требовательно вопросил Сириус. Малыш, не забывший за ночь собственные лингвистические достижения, охотно сообщил:

— Сий!

— Вот так, — удовлетворённо согласился Сириус. Момент был явно подходящий. — И никаких «мистеров Блэков», ладно? Терпеть не могу. Тем более что этот маленький обормот походя решил задачку, над которой другие, включая его отца, двадцать лет бились.

— Это какую?

— Придумать моему имени человеческое сокращение.

— А что, вас так все полным именем и звали? Даже родители? — недоверчиво прищурилась Петунья. Сириус хмыкнул:

— Родители — это отдельная песнь. Там и до «мистера Блэка-младшего» доходило. Когда маман или папА соизволяли выказать недовольство.

— А друзья?

— Они удовлетворились прозвищем. Хотя это было скорее удлинение, чем сокращение.

Петунья хмыкнула:

— Ну ладно, договорились, переходим на ты. Так умоешь его?

— Конечно!

Сириус был доволен. Он чувствовал себя сейчас — как будто в ледяной пустыне взял в руки чашку с горячим питьём. Внутри всё так же холодно, но совсем рядом — немножко тепла и есть надежда согреться. А ему очень нужно было согреться, иначе что отдавать Гарри?

Когда они появились на кухне, на столе уже стояли две тарелки с кашей.

— Слушай, а он сам есть вообще умеет? А то я всё с ложечки кормлю, а, может, уже и не надо?

Сириус задумчиво тряхнул чёлкой:

— Ну, сложный вопрос. Поесть — поест, но результат тебе не понравится. А с другой стороны — надо же ему учиться, правда, оленёнок?

— Вот, значит, и займётесь этим без меня, — с довольным видом постановила Петунья. — А то мне уже на работу пора. А почему «оленёнок»?

— Это тоже сложный вопрос...

Настаивать она не стала.

День они с Гарри провели приятно и, можно сказать, весело. Последствия завтрака Сириус, пользуясь отсутствием хозяйки, устранил с помощью магии. Через некоторое время зашла та самая соседка, о которой говорила Петунья. Её внук, Стэн, был на пару месяцев старше Гарри, малыши уже успели подружиться. Стэн был славным парнишкой, и Сириус пожалел, что при его бабушке не может поиграть с мальчиками в анимаформе. Гарри это всегда ужасно нравилось, даже больше, чем папа в оленьей шкуре. Видимо потому, что олень был для него слишком большим и величественным, а с лохматым псом можно было играть: ездить верхом, бросать мячик, кувыркаться на полу... Став постарше, он, наверное, предпочёл бы оленя... не предпочтёт.

Сириус запретил себе думать об этом. И не думал. Наверное.

Готовя обед, миссис Блант успела обрушить на его голову целый водопад информации: каких вещей не хватает Гарри, где и как это лучше купить, как вообще надо воспитывать детей... После обеда она ушла укладывать Стэна, пообещав ещё заглянуть. У Гарри сна не было ни в одном глазу, а в ответ на уговоры поспать он обиделся и принялся звать маму. Сириус махнул рукой на правила и постарался сделать так, чтобы скучать по родителям малышу стало просто некогда. От доброго нагоняя их спас острый собачий слух: услышав шаги Петуньи на крыльце, Сириус успел не только перекинуться, но и в первом приближении навести порядок в гостиной.

Весь вечер Гарри проявлял чудеса послушания: даже нелюбимую капусту съел без возражений. Но стоило Сириусу начать прощаться — поднял отчаянный рёв и вцепился в него руками и ногами. Можно было попробовать проявить суровость, но даже Петунья поняла, что это не просто капризы, и сама, хоть и с недовольной миной, велела:

— Ты бы уложил его, что ли...

Сириус облегчённо потащил всхлипывающего крестника умываться. Малыш даже во сне продолжал цепляться за руку крёстного, только через полчаса тому удалось осторожно высвободиться и спустится на кухню.

Петунья развешивала постиранное бельё. Сириус подумал, что магией это можно было бы высушить за минуту, вздохнул и отобрал у неё таз. Всё же он был выше почти на голову, и ему хотя бы не приходилось прыгать по табуреткам.

— И что теперь? — спросила Петунья, присаживаясь. Сириус пожал плечами. Ответ — с учётом всех условий задачи — у него был, но ей этот вариант вряд ли понравится. А другого, похоже, нет. Так пусть это хотя бы будет её собственное решение.

— Если он ночью опять проснётся...

Сириус снова промолчал. Вопрос явно не был даже риторическим.

— В общем, придётся тебе хотя бы немного тут пожить.

Тон Петуньи ясно говорил: «Попробуй только отказаться!» Сириус мысленно усмехнулся. Ведь прекрасно понимает, что он и не собирается отказываться! Ну да ладно, коли девушке придётся неопределённое время терпеть в доме аж двух мужиков, да ещё и магов — она имеет право покуражиться.

— Придётся, — согласился он. — Я только домой на часок сгоняю, ладно? Бельё там, зубную щётку... Ты не будешь против, если я аппарацией?

— А если буду — ты в Лондон на автобусе поедешь? — фыркнула Петунья.— Так обратно уже не успеешь, придётся на такси тратиться.

— Почему в Лондон?

— Ну, не знаю... — Петунья слегка растерялась. — Мне почему-то казалось, что ты там живёшь.

— Жил, — Сириус постарался тоном показать, что не намерен обсуждать эту тему. — Нет, мой дом гораздо дальше. Так что на такси только к утру бы обернулся.

— Ну так тем более... возьми там, что надо, поспишь пока с ним вместе, а потом что-нибудь придумаем, нельзя же приучать.

— А что тут придумывать, надо его кроватку сюда забрать, она, наверное, не пострадала.

— Через пол-Англии тащить?

— А что такого? — Сириус сообразил, что для неё это совсем не очевидно, и пояснил:

— Можно временно уменьшить и хоть в кармане принести. Я вообще не понимаю, почему никто тебе не предложил, когда ты туда ездила. Вот хоть Рем бы мог... да и вообще, странно, что он не вызвался помогать.

— Да он подходил, предлагал. А я сказала, что мне помощь от всяких уродов не нужна. Он и отстал, обрадовался, небось, что можно не беспокоиться...

Не стой Сириус в этот момент на цыпочках с детскими штанами в руках — он бы залепил ей пощёчину. Или как минимум сказал бы что-нибудь особо пакостное. А так успел сообразить, что она не в курсе. И всё равно...

Наверное, выражение лица у него было соответствующее, потому что Петунья откровенно испугалась.

— Да я же это вообще про магов, понимаешь? Ну, злая была на всех, что за меня всё решили, даже на похороны не позвали, будто Лили мне и не сестра. А он сразу отошёл, даже ни капельки не настаивал. Так ты думаешь, обиделся?

Сириус постарался взять себя в руки. Чёрт, Петунью можно понять, окажись он сам в такой ситуации — ещё и не так бы ругался, а то и поломал что... или кого. И конкретно Рема она обидеть не хотела, так уж вышло...

— Он не обиделся. Он просто принял это — как должное.

— Да почему? Он вроде нормальный, руки-ноги на месте и вообще... симпатичный даже. С чего ему на свой счёт-то принимать?

А стоит ли ей рассказывать? Может ещё хуже выйти, магглы, вроде как, тоже к оборотням относятся хуже некуда. Но с другой стороны — если звать Рема в дом, так не рассказывать нечестно, а не звать...

— Да уж лучше бы руки-ноги, — осторожно начал он. — Проблем бы меньше было, наверное. А ликантропия — поди, объясняй каждому, что это не опасно! Точнее, иногда опасно, но это же от человека зависит. Рем в жизни никому плохого не сделал, а многие смотрят на него всё равно как на монстра какого. Вот он и считает, что когда от него шарахаются — это норма жизни. А ты говоришь — настаивать!

— Погоди, я не понимаю. Ликантра… это что?

— Ликантропия. Болезнь такая. Передаётся через укус. Про оборотней слышала?

По её лицу было ясно, что слышала, и отнюдь не научные трактаты.

— Но это же!.. Они же правда опасные! Они же людоеды! Они же...

— Совершенно безопасны триста сорок дней в году! — жёстко оборвал её Сириус. Надо сразу всё объяснить, пока она себе ужасов не навоображала. — Даже если он в человеческом облике тебя на кой-то чёрт укусит — ничего не будет! Опасны оборотни только в полнолуние, три дня максимум, когда превращаются в волков, в остальное время — обычные люди, нормальные. То есть всякие есть, но большинство оборотней, и Рем тоже, в полнолуния всякие меры принимают, чтобы с людьми не встречаться. Им это на фиг не нужно, понимаешь?

— Да, не нужно... его же кто-то укусил, разве нет? Значит, правда кусают! И убить могут.

Сириус вздохнул, подумал мельком — вот ведь умная она, сообразила. Значит, можно всё объяснить — они-то поняли, чем она хуже?

— Среди обычных людей тоже убийцы есть, что с того? И Рема не «кто-то», а Грейбек, есть такая мразь, никак поймать не могут. Он помешан на том, чтобы побольше людей в оборотней превратить. Специально подгадывает, чтобы когда обернётся — рядом ребёнок был. Иногда заранее крадёт... Отец Рема ему как-то помешать попытался, вот он потом Рема и цапнул, нашёл момент. Рем совсем маленький был, четыре года или пять. Родители делали, что могли, только эта дрянь не лечится. Вот представь: пятилетнего малыша в клетку запирали, и он там сам себя царапал да грыз. А ещё оборачиваться само по себе дико больно, особенно в первые годы, Рем как-то проговорился. Любой бы озверел, а он — нет, он добрый, как не знаю кто!

Сириус понял, что выбрал правильную тактику — какое женское сердце не дрогнет от такой картинки? Петунья явно сдала позиции, но не до конца:

— А если они такие безобидные, почему тогда ваши от них шарахаются?

— А почему у вас от негров шарахаются?

— Так не все же! — возмутилась Петунья. — Даже уже мало кто! Это же... ну, предрассудки просто.

— Вот и у нас — предрассудки. Плюс такие, как Грейбек — их мало, но и одной такой мрази хватает, чтобы эти предрассудки подпитывать. А страдают хорошие люди, вон Рему работы не найти, хотя он на курсе в числе первых был.

Что Люпин был вообще единственным оборотнем, после обращения закончившим Хогвартс, Сириус сообщать не стал. Разве в этом дело?

— Ну, я же не знала... — смутилась Петунья. — Я подумала, что он только из вежливости, а на самом деле и не хотел помогать. Думаешь, не так?

— Нет, конечно! Он с радостью поможет, чем сможет, только не деньгами, ему самому жить не на что. Я думаю, если что — можно будет Гарри днём с ним оставлять, не всегда же твою соседку просить.

Спорить Петунья не стала.

Сборы заняли минут десять: умывальные принадлежности, бельё, носки, пара рубашек, старые джинсы в качестве домашней одежды... что ещё? Ах да, пижама. Всё же чужой дом, и вообще...

Сириус спал без пижамы лет с десяти — с тех пор, как эта мысль пришла ему в голову. Тот шёлковый пафос с гербами, что маман заказывала, не спрашивая мнения сына, ежевечерне отправлялся комком под кровать — если Сириус просто не брал пижаму со стула, то Кричер тотчас доносил родителям. По приезде в Хогвартс все пижамы немедленно полетели в мусорную корзину, откуда были извлечены домовиками, не представлявшими, что можно выкинуть совершенно новую одежду, зато хорошо знавшими способность учеников к разбрасыванию вещей. Нормальный человек запихал бы их в чемодан и забыл — упрямый Блэк отправился жечь в камине. От акта вандализма его удержала припозднившаяся четверокурсница. Выяснилось, что с помощью пары несложных (ломать — не строить) заклинаний вышивка превращается в моточек серебряной нити, а всё остальное — в кучу разнокалиберных, но вполне пригодных для рукоделия лоскутов. За пять лет чуть не все гриффиндорцы наплели себе шёлковых закладок, Слагхорн получил пару самодельных коробочек для сладостей, а мадам Пиннс — лично от Сириуса — футляр для своего любимого манускрипта «Каталог возможно полный истинно магических трактатов, лично автору известных, либо из надёжных уст о коих он слышал». Последнее оказалось стратегически удачным ходом: растаяв от такого внимания, она позволяла Мародёрам невозбранно рыться на всех полках и даже листать — правда, не вынося из библиотеки — книги из Запретной секции.

Оказавшись после пятого курса в доме Поттеров, Сириус послушно надевал одолженные хозяином пижамы — те, что носил Джеймс, были в то лето коротки даже самому Джеймсу, как раз начавшему резко расти. В августе, покупая новые пижамы сыну, миссис Поттер купила одну и Сириусу — однотонную, под цвет глаз, с чуть более тёмной отделкой.

— Я знаю, что ты не любишь, — с улыбкой сказала она. — Но всё же возьми, вдруг пригодится.

И вот теперь — пригодилась...

Сириус обнаружил, что уже минут пять стоит неподвижно над раскрытым ящиком. Чтобы разжать руки, понадобилось ощутимое усилие. Проклятье, нужно что-то с собой делать! Нельзя так. Решено: он завтра же свяжется с Ремом. И работу начнёт искать, пока не извёл себя до полной потери способности к разумной деятельности. Им с Петуньей ещё Гарри воспитывать. А у него и помимо этого дело имеется. Мерзкое дело, к которому пока непонятно даже, как подступиться. Ну да ничего, вдвоём с Ремом они что-нибудь придумают...

«Завтра же» не вышло: совы у него не было, а сотворить Патронуса не получилось — слишком уж все его счастливые воспоминания сплетались со свежей болью. Дома он Люпина не застал, а дожидаться, не зная, когда тот вернётся, было некогда, пришлось ограничиться запиской с адресом и просьбой зайти. Ремус явился на следующий же день, бледный, осунувшийся и виноватый. Последнее Сириусу совсем не понравилось — ему своих тараканов хватало. Так что он с порога грубовато велел «не разводить сопли, а заняться делом», что Ремуса, кажется, только обрадовало. Хотя с ним вечно не поймёшь, что его устраивает, а с чем он соглашается, не считая себя вправе спорить. Неудивительно, что Петунья ошиблась. Вспомнив о Петунье, Сириус первым делом пересказал их вчерашний разговор — естественно, с купюрами. Ремус вздохнул:

— Да я и не думал на неё обижаться, чего ты переживаешь?

— Если бы ты обижался — не переживал бы! — отрезал Сириус. — В любом случае, она в курсе, всё поняла, и чтобы без комплексов, понял?

— Да понял, успокойся. Как ты думаешь, Гарри меня узнает? Я у них всё же давно не был.

Гарри его узнал, обрадовался и не стал скандалить, когда Сириус, клятвенно пообещав вскоре вернуться, выскользнул из комнаты.

Для начала он решил заглянуть к Тонксам — оказывается, Андромеда была на суде и потом его искала. Интересно, почему письмо не прислала? Наверное, решила, что раз он сбежал, значит, не хочет, чтобы беспокоили, захочет — сам придёт. Меди всегда отличалась тактичностью. От всех остальных родственников.

Тонксы оказались дома в полном составе. У Тэда был выходной после ночного дежурства, которое выдалось на удивление тихим: удалось даже вздремнуть. Подтверждая репутацию самой тактичной из Блэков, Андромеда словом не обмолвилась о прошедшем, сразу перейдя к настоящему и планам на будущее. Сириус обрисовал нынешнее положение, слегка сместив акценты: Дамблдор намекнул, что о кровной защите лучше особо не распространяться, так что основным мотивом выбора стало то, что «малышу нужны женские руки». С этим Андромеда, как женщина и мать, полностью согласилась. И тут же предложила заняться перевозкой вещей Гарри из дома Поттеров — она, мол, лучше разберётся, что малышу понадобится, а что можно оставить. Сириус сделал вид, что поверил — ну не лезть же с благодарностями! — и согласился.

— А с работой ты уже что-то думал? — сменил тему Тэд.

Думать-то Сириус думал, но пока ничего умного не придумал. Когда-то они с Джеймсом подумывали об Аврорате, но сделали выбор в пользу Ордена, где обучение совмещалось с практической деятельностью. А соваться туда сейчас... ну, может, ему за боевые навыки и скостят годик учёбы, но ещё два всё равно останутся. К тому же Сириус подозревал, что не все в Аврорате будут рады его видеть, особенно в своих рядах.

— Да вот, хотел на днях этим заняться — объявления в «Пророке» почитать, на Диагон-аллею заглянуть, поспрашивать, — честно, но не очень определённо ответил он. — А что, есть мысли?

— Есть вакансия. У нас опять санитаров не хватает. Впрочем, как всегда.

— Если «как всегда», так чего ты раньше Рему не предложил? — проворчал Сириус, обдумывая вариант. Что-то в этом было, конечно... как минимум, зарплата. А там можно, если не понравится, ещё чего-нибудь не торопясь поискать.

— Я-то предлагал...

— Что, неужели у Целителей тоже есть предрассудки?

— У Целителей есть начальство. Которому по две смены не дежурить.

— Вот сволочизм! Ладно, я согласен, когда и куда являться?

— А давай прямо сейчас? Начальство на месте, оформим тебя сразу, чего тянуть? Поработаешь, осмотришься, а захочешь — можно будет параллельно первичную стажировку пройти, с перспективой на будущее.

— Да из меня Целитель...

— Не зарекайся, там видно будет.

— Правильно, отправляйтесь прямо сейчас, — поддержала Андромеда. — А я пока самое необходимое для малыша соберу и к вам. Эванс же где-то в пригороде Лондона живёт?

Сириус кивнул.

— Ну и отлично, значит встречаемся в Мунго. Дора, остаёшься одна. Имей в виду...

— Мама!

— Ну, знаю, знаю, большая, всё помнишь. Будут свои дети — поймёшь

Дора фыркнула и в знак возмущения перекрасила шевелюру в тёмно-бордовый.

Вернувшуюся с работы Петунью ждал сюрприз: выделенная Гарри комната полностью преобразилась. Уже слегка выцветшие обои в цветочек сменила панорама весеннего леса, появилась детская кроватка, ковёр, ящик с игрушками и недостроенный замок из кубиков. Лес был подарком Андромеды: она недавно прочитала в журнале «Домашняя магия» про панорамные обои и решила, что это будет удачной идеей. В оригинале деревья качались под ветром, птицы перелетали с ветки на ветку, а на полянку временами выбегал заяц. Но Сириус подозревал, что столь откровенно магического оформления Петунья не потерпит, а заклинание, делавшее картинку неподвижной, входило в комплект.

Впрочем, избежать гнева хозяйки им всё равно не удалось.

— А меня вы спросили?! Или это уже не мой дом?

Сириус внезапно пересмотрел поставленный когда-то диагноз. Оказывается, Петунья не всегда дурнела от гнева. Вот, скажем, сейчас: глаза прищурены, взгляд — того и гляди дырку прожжёт... Кошка. Серая. Сириус однажды видел таких — кажется, они называются сфинксы. Сперва он посчитал странных бесшёрстых созданий чуть ли не уродами, а потом был очарован их скрытой, не напоказ, грацией.

— Не сердитесь, — примирительно сказал Люпин. — Мы бы спросили, но вас не было, а хотелось всё сразу сделать, чтобы ещё раз мебель не двигать. Но если вам не нравится — завтра обратно поменяем. Хотите?

Ответ Петуньи потонул в грохоте рассыпавшихся кубиков — Гарри попытался пристроить крышу на самую высокую башню и развалил всё сооружение. Впрочем, он остался доволен: теперь можно было начинать строительство заново. Процесс его интересовал, кажется, существенно больше результата.

— Зато я на работу устроился! — воспользовавшись паузой, похвастался Сириус. — А ещё мы обед приготовили.

Готовил, собственно, Ремус — сам Блэк готовить умел, но не любил. Каждый день возиться с кастрюлями? Скука! Вот под настроение что-нибудь эдакое сочинить и друзей угостить — совсем другое дело. Обычно же он, если не обедал у Поттеров, старался зазвать к себе Люпина «на паритетных началах»: с него продукты, с Ремуса готовка. Тот ворчал, что так нечестно, но обычно соглашался — спасти друга от гастрита ему казалось важнее, чем продемонстрировать гордость и самостоятельность.

Услышав про обед, уставшая и голодная Петунья махнула рукой и отправилась переодеваться.

— Похоже, не только к сердцу мужчины путь лежит через желудок, — усмехнулся Люпин. Сириус оставил комментарий без ответа и пошёл накрывать на стол.

За обедом Сириус вернулся к теме работы.

— Я договорился, чтобы сначала без ночных смен, будем надеяться, что Гарри постепенно привыкнет и успокоится, если что — можно ему иногда снотворное давать. Платят, конечно, скромно, но всё же. Можно будет из Гринготтса на крупные покупки брать, если понадобится, а на жизнь хватит. Ну и буду искать что-то поденежнее, а если быстро не найду — начну стажироваться, как Тэд предлагал. По крайней мере в проклятьях и механических травмах у меня какой-никакой опыт есть, уже проще. Как бы ещё так исхитриться, чтобы на обмене поменьше потерять — платить-то мне будут в галлеонах.

— А у тебя в банке какой вклад? — спросила Петунья.

Мужчины переглянулись.

— А что, они разные бывают? — осторожно поинтересовался Сириус.

— Конечно. Я вот подумала: может, выгоднее сразу деньги в нормальный банк перевести? Ты говорил, что можно. Надо только узнать, где процент больше. У меня счет в Барклайз, но можно и другие банки посмотреть. К Рождеству часто акции объявляют, праздничные вклады с повышенными процентами. Правда, только срочные, но если какую-то сумму на экстренные расходы оставить, то можно и на срочный положить.

— Однако, — пробормотал Люпин. Сириус хмыкнул:

— Всегда считал, что женщины практичнее нас. Ох, не хотелось на Диагон-аллее появляться, но деваться некуда. На работу мне послезавтра, значит, завтра схожу и всё узнаю. Заодно и палочку куплю, а то эта только на Люмос годна.

Петунья поджала губы, но промолчала.

Рождество они встречали вчетвером, пригласили Люпина. Сириус внезапно обнаружил недостатки ведения общего хозяйства: купить Петунье дорогой подарок было совершенно невозможно. Деньги-то фактически общие! Для другой девушки Сириус бы что-нибудь наколдовал, но Петунья ведь только разозлится. Ну не чулки же ей дарить! Пришлось ограничиться сладостями от Фортескью — ничего откровенно магического в них не было, даже упаковку Сириус купил в маггловском магазине.

После Рождества ему пришлось работать уже по общему графику, с ночными сменами. Но к этому времени Гарри стал спать спокойнее — он по-прежнему просыпался с плачем почти каждую ночь, но быстро успокаивался, даже когда рядом оказывалась Петунья, а не Сириус. Наверное, потому что она уже стала для него «своей»... да и он для неё тоже.

Работа Сириусу постепенно начала не то, чтобы очень уж нравиться, но доставлять определённое удовольствие. И это было очень кстати — хандры он теперь просто не мог себе позволить. Гарри, которого первое время радовало уже само присутствие крёстного, быстро научился чувствовать его настроение. Взрослых — даже Рема иногда — можно было обмануть улыбкой или задумчивым видом. Гарри — нет. Рядом с ним приходилось быть по-настоящему весёлым или хотя бы по-настоящему спокойным.

Впрочем, рядом с ним это давалось гораздо легче.

Сириус даже почти научил себя не видеть кошмаров. Почти. Бывало всё же — просыпался от собственного крика. К счастью, одно из заглушающих заклинаний держалось несколько часов, а слышать внешние звуки не мешало.

Изредка на него всё же накатывало днём — и тогда он старался сбежать от знакомых, куда-нибудь в людное место, где можно было раствориться в толпе, скрывавшей не хуже мантии-невидимки. В толпе людей, которым не было до него дела. Которые не знали, какая опасность могла бы им грозить... и теперь уже не узнают. А значит — хотя бы не зря...

Это помогало.

И ещё были полнолуния.

Раз в месяц Сириус правдами и неправдами высвобождал себе пару дней, и они с Ремом забирались в давно облюбованное ущелье — слишком малодоступное для магглов и абсолютно не нужное магам. Вот там можно было дать себе волю: хоть когти грызть, хоть выть на луну, выплёскивая дикую смесь тоски и вины, которую в остальное время приходилось загонять в самые дальние уголки сознания. Он так и говорил коллегам, договариваясь об обмене дежурствами: «Хочу повыть на луну». Чем, как позже выяснилось, на корню пресёк зародившиеся кое у кого подозрения: кто же в таком признается, если это правда?

Воистину, правда — лучшая политика...

Весной Ремусу неожиданно нашлась работа. Петунья случайно узнала, что одной из соседних фирмочек нужен курьер для разноски рекламной информации. Неофициально. Официально на этой должности числился сын одного из менеджеров: парню для каких-то бонусов по учёбе требовалась справка о работе, а работать реально он то ли не хотел, то ли не успевал. Платили за разноску сдельно, а возвращённый Хагридом мотоцикл и — когда получалось — аппарация сильно ускоряли дело, так что на жизнь Ремусу хватало.

Некоторое время Сириус пытался подыскать себе другую работу, но ничего более интересного или хотя бы дающего существенный выигрыш в зарплате, не нашлось. Поэтому он тут же согласился, когда Тэд снова заговорил о стажировке. Правда, это означало дополнительную занятость, но миссис Блант охотно согласилась брать на день Гарри, утверждая, что присматривать за двумя малышами гораздо проще, чем развлекать одного, а сварить три порции супа вместо двух и вовсе не проблема. Сам Сириус после ночной смены заменял сон зельем, благо здоровье пока позволяло, а со своей частью домашней работы справлялся с помощью магии, что было много проще и быстрее. Петунья делала вид, что ни о чём не догадывается. При ней он старался без крайней необходимости не колдовать. Но иногда терял бдительность.

А попробуй не потерять, если выпало четыре ночных смены подряд, у Гарри режутся очередные зубы, а Стэн болен, и к Блантам малыша не подкинешь? Медицинские чары к маленьким применять себе дороже: стихийная магия запросто может воспринять это как угрозу, и что получится в результате — ни один пророк не скажет. А любимое «заклинание»: «Ты же мужчина!» плохо помогает, когда «мужчине» ещё нет двух лет, а челюсть у него с обеих сторон который день ноет и колется.

Только и остаётся — развлекать всячески. Всё лучше, чем постоянное хныканье слушать. Радостный визг гораздо приятнее.

Хотя щёлканье ключа и шаги заглушает куда как лучше...

В результате Петунья появилась в гостиной как раз вовремя, чтобы попасть под ливень разноцветных мячиков. И предсказуемо возмутилась:

— Вот так и приучаешь, что ему всё с неба падает!

Будь Сириус пободрее — придумал бы более-менее остроумный ответ. А так только проворчал:

— Уж лучше с неба, чем по первому хныку с магазинной витрины.

Сказано было тихо, но Петунья услышала.

— Подумаешь, лишнюю игрушку купила! Сам его вечно балуешь!

Сириус праведно возмутился:

— Кто бы говорил! Три пирожных вместо ужина — это как?

— Не каждый же день! А сломанная дверь, за которую ты ему слова не сказал — это как?

— И не скажу. Это стихийная магия, я же тебе объяснял!

— Ага, а скатерть со стола — тоже стихийная магия?

— Я же всё разбитое починил, чего ты ругаешься? Сама побежала ему другой свитер покупать, когда он капризничать начал!

— Да, а если тот и правда колется? А ты ему разрешаешь вообще босиком бегать!

— Ну и что? Парень он или нет? Пусть закаляется.

— Он ещё маленький! И это неприлично!

— Если маленький — так почему неприлично?

— Знаете, ребята, — раздался от двери голос Ремуса, — по-моему, у вас единственный шанс не избаловать Гарри вконец: родить ему братика. Или сестрёнку.

— Рем, тебе кто-нибудь говорил, что ты гений? — Сириус мгновенно забыл об усталости. Реплика была как нельзя более кстати.

Некоторое время назад он заинтересовался личной жизнью Петуньи и с лёгким удивлением обнаружил, что в данное время таковая отсутствует. А обнаружив — начал думать, как бы это потактичнее намекнуть, что жить в одном доме гораздо удобнее и приятнее с мужем, чем с посторонним мужчиной, а среди «этих уродов» — в смысле магов — тоже попадаются приличные люди. Или хотя бы приличные мужья. Смущало в основном то, что её представление о приличных мужьях могло сильно отличаться от его собственного.

Но раз уж представился такой шикарный случай...

— Но ты не прав: не «или», а «и». Для гарантии.

Петунья, и без того сердитая, рассвирепела окончательно:

— А моё мнение, значит, в этом доме уже никого не интересует!

— Интересует. — Сириус церемонно опустился на одно колено. Надо бы ещё букет роз, но не бежать же покупать! А наколдовать — только хуже будет. — Мисс Эванс, прошу вашей руки. А желательно — также и сердца.

Петунья молчала так долго, что у него защемило в груди. Самоуверенный болван! Ну с чего он взял, что она согласится? Привык, идиот, что девчонки на шею вешаются. А она, может, тебя здесь только ради Гарри и терпит...

— Туни, ну пожалуйста! Я ведь тебя люблю, честное слово, я даже слушаться буду, хочешь? Почти всегда!

— Врёшь небось, — фыркнула Петунья. — Про «слушаться». Ладно, только венчаться будем нормально, в церкви. И никакой вашей магии, ясно?

— Совсем-совсем никакой?

— Никакой! — отрезала Петунья. Подумала и внезапно выпалила: — Только причёску, как тогда, ладно?

Никогда в жизни Сириус не чувствовал себя столь польщённым.

Эпилог (много-много лет спустя).

— Солнышко, ну зачем тебе на свадьбе эта унылая физиономия?

— Он мой брат!

— Это не делает его физиономию менее унылой. И ума не прибавляет.

— Не смей так говорить о Верноне!

Джеймс Поттер любовался невестой. Какая же она хорошенькая! А когда сердится — даже ещё лучше. Щёчки раскраснелись, глаза блестят. И даже в гневе такая вся мягкая, уютная, аппетитная — так бы и откусил кусочек! А что маггла — так сейчас это даже модно. А полукровки вообще самые талантливые, тому тьма примеров, так что кому неймётся — может считать, что он заботится о своих будущих наследниках.

— Мэри, милая, да я разве против? Он сам не хочет!

— А хотите — захочет?

Джеймс подозрительно покосился на троюродную сестру. Мэри ещё более подозрительно нахмурилась:

— Если ты собираешься применить к моему брату какие-нибудь ваши штучки...

Роза только фыркнула в ответ:

— Вот ещё! Просто поговорю, и всё. Не таких уламывала.

Роза Блэк была очень самоуверенной девушкой...

Если шарик маленький тесным стал,

Уже без нас.