Они сидели за «пятичасовым» чаем в кабинете трансфигурации. Эти чаепития незаметно стали традицией – следствием их необычного статуса студентов-преподавателей. Для Особого Курса не существовало учебных планов, это был курс-импровизация, для которого материал порой приходилось готовить на ходу. Наверно, вопрос «чему именно учит Особый Курс» поставил бы всех в большое затруднение, разве что Луна могла бы ответить в своем стиле: «Да всему, пожалуй», или: «Да чему угодно!»
Однажды Скриджмер, заявившись с неожиданной инспекцией, так и спросил – по счастью, у МакГонагалл. Не растерявшись, директор объяснила, что это курс боевой магии, заменивший курс Защиты от Темных Сил, «…поскольку, — сказала она, должность преподавателя на том курсе была проклята Волдемортом и нет стопроцентной гарантии, что с его смертью проклятие развеялось. Так что мы создали новый предмет, который учит тому же самому». Министра объяснение удовлетворило, и Особый Курс утвердили.
В качестве студентов они особо загружены не были, поскольку год назад, до Битвы, семестр проучились – кроме Гарри, Рона и Гермионы, ушедших на поиски хоркруксов. Но Гермионе хватило и месяца, чтобы нагнать однокурсников, а Гарри с ее помощью собирался сделать это месяца за два. Рон определенных обещаний не давал, но в библиотеку зачастил, и их с Луной часто можно было увидеть рядом за столом, уткнувшихся в одну книгу. Рон за книгами – это было необычное зрелище. Гермионе не верилось, и она порой устраивала ему короткие экзамены – тот хихикал и отвечал на отлично. Как-то, когда они, как в прежние времена, гуляли втроем у озера, она не выдержала и со смехом спросила:
— Рон, открой тайну – как это Луне удалось то, что столько лет не удавалось мне? Только не говори, что все из-за любви – ты тогда любил меня не меньше, а заставить тебя что-то выучить было…
Рон тоже посмеялся, потом спросил:
— А не обидишься?
Гермиона шутливо поклялась бородой Мерлина, что не обидится, и он сказал:
— Понимаешь ли, дело в том, что ты объясняешь точно, а Луна – оригинально. Так куда интересней.
Гермиона надолго задумалась, потом грустно заметила:
— Да… Так я не умею.
— Мне она очень хорошо объясняет, — возразил Гарри, обидевшись за подругу.
— Ты — другое дело. Вам сам материал интересен, а мне важно, чтобы и рассказано было интересно, иначе тупить начинаю. Откуда, по-твоему, у меня знания по магловской технике? Думаешь, я ихние технические книги читаю? Да они во сто раз скучнее наших! А вот когда папа мне популярные книжки раздобыл – тогда и пошло! Они такие писать умеют, не хуже романа какого-нибудь!
Гермиона уставилась на него широко раскрытыми глазами:
— Вот это идея!!!
…Так что времени для организации Особого Курса им хватало. Они регулярно приходили в кабинет к МакГонагалл, чтобы обсудить и уточнить программу обучения – а лучше всего это шло за чаем.
Сначала они собирались в директорском кабинете. Но их было шестеро, с МакГонагалл и призраком Дамблдора – уже восемь, а когда присоединялись Грюм, Люпин и Тонкс, да еще Джеральд с Эльзой, кабинет начинал трещать по швам. Каким бы он ни был просторным, но предназначался все же только для директора. А после того как Тонкс умудрилась разбить китайскую вазу, когда-то полученную Дамблдором в дар на Двенадцати Небесах и опрокинула несколько его любимых магических приборов, МакГонагалл перенесла чаепития в кабинет трансфигурации, благо в нужное время он пустовал.
— Так чего они опять затеяли?
— Помните их речь на вечеринке в честь Гермионы?
— Еще бы! – рассмеялся Гарри.
Такое вряд ли забудешь!
…Фред, Джордж и сестры Патил торжественно вышли из той самой неприметной двери возле учительского стола, откуда две недели назад появилась Габриель. Только-только стихли аплодисменты в честь Гермионы (и остальных, конечно), студенты уже несколько подустали скандировать «Гер-ми-о-на, Гер-ми-о-на!..», и до них дошло, что имениннице все же стоит дать поужинать. Появления близнецов с близняшками никто, видимо, не ждал. Друзья, конечно, были только рады наступившей тишине, и они по-быстрому устроились за гриффиндорским столом. Луна на этот раз села с ними.
Близнецы и их подруги уже раскланялись с преподавателями и выстроились позади кафедры — мальчики в центре, девушки по обе стороны от них — и теперь стояли, явно выдерживая эффектную паузу и почему-то преувеличенно сурово осматривая зал. Гарри слышал перешептывания младшекурсников – не все знали Джорджа и Фреда. Ребята постарше, слышавшие о подвигах близнецов либо побывавшие в их лавке, снисходительным шепотом просвещали несведущих. А Гарри пытался понять, что в близнецах изменилось; наконец до него дошло, и он хмыкнул. Джордж и Фред были не так уж абсолютно похожи – люди, хорошо знающие их, порой могли распознать кто есть кто, если те сидели не рядом. Но сейчас они приняли меры – оба явно прибегли к гриму. То же самое сделали и близняшки Патил, которых в жизни путали реже. Но сейчас обе — в оранжевых сари, одинаковых украшениях и ярком восточном гриме — были совершенно неотличимы. Отличались они только драгоценными камнями во лбу, в том месте, где индийские женщины традиционно рисуют красную точку – у одной из них между бровей сверкал красный рубин, у второй – синий сапфир. Ну ясно, подумал Гарри, красный – цвет Гриффиндора, синий – Когтеврана. Вроде ясно, кто Парвати, а кто Падме…
Но стоило об этом подумать, как оба камня ярко вспыхнули и… поменяли цвет. Сапфир стал рубином, рубин – сапфиром. А по всем надетым на них украшениям (которых хватало на небольшую ювелирную выставку) побежали разноцветные огоньки. Иллюминация впечатляла.
— Итак, — сказал один из близнецов.
— Как вы знаете… — подхватил второй.
— …если, конечно, знаете…
— …потому что, мало ли, вдруг вы не знаете…
— …и если вы все-таки не знаете…
— …то знайте!
— Сегодня мы отмечаем целых два замечательных события…
— …если даже не три.
— Да, поскольку нас двое…
— …то на каждого из нас приходится по событию…
— …кроме, конечно, того события, которое приходится на долю нашей именинницы…
— …и о котором, конечно, уж все знают! Сегодня…
— …День рождения Гермионы Грейнджер! – закричали вразнобой студенты, которых эта словесная акробатика уже начала доставать.
Оба Уизли подняли руки, призывая к тишине. Потом, переглянувшись, поменялись местами. Сестры Патил сделали то же самое.
— Правильно! – провозгласил один из них. – Это ее первый день рождения! Потому что…
— …потому что есть еще и второй! Правда, он по календарю раньше первого…
— Так, может, сегодня второй?
— Да не все ли равно? Друзья! Сегодня мы отмечаем и тот день, когда девятнадцать лет назад Гермиона появилась на свет…
— …и еще день, когда она воскресла из мертвых, родившись таким образом повторно!
— Как вы сами понимаете, мы не могли обойти этот факт своим вниманием.
— Сначала мы посвятили ей поэму.
— Потом мы сделали ей полезный подарок.
— Но все это казалось нам недостаточным.
— И в конце концов решили – надо наградить ее титулом, достойным ее подвига.
— Ведь, что ни говори, она утерла нос самой Смерти!
— Поэтому, Гермиона, мы в этот трижды…
— …четырежды…
— Тем более! В этот четырежды праздничный день… мы дарим тебе этот титул! Отныне ты – Гермиона Эльза Джейн Грейнджер, Дважды Рожденная! (это они произнесли хором). Аплодисменты!
Аплодисменты, конечно, не замедлили последовать. Близнецы раскланивались налево и направо. Гермиона явно была очень тронута.
Постепенно в зале воцарилась тишина и, как всем казалось, Фред с Джорджем вроде собирались покинуть трибуну. Но не тут-то было – оба подняли руки, требуя тишины.
Затем, чередуясь в той же манере, они объявили о своих помолвках, дождались своей порции оваций и выкриков: «Поздравляем», «Любви и счастья» и прочее в том же духе. Потом, когда все снова начало стихать, кто-то в относительной тишине крикнул:
— А кто на ком женится?
Фред и Джордж торжествующе улыбнулись и хором ответили:
— А вот это вы никогда не узнаете!
Зал притих.
— Да, конечно, — сочувственным тоном сказал один из близнецов, — я понимаю – кто-то из вас сочтет это жестоким…
— …жутким…
— …кошмарным! Но!
— Но вы должны нас понять!
— Мы считали…
— …мечтали…
— …грезили!
— Что мы будем первыми студентами Хогвартса, женившимися после Великой Битвы!
— Доказавшими таким образом, что жизнь продолжается!
— Что любовь не умерла!
— И вдруг…
— Вдруг мы узнаем!
— Узнаем, что кто-то посмел сделать это до нас!
— Кто-то украл наш приоритет во всем!
— И эти люди – они здесь! В этом зале!
— И это – наши друзья!
— Вот они – Ли Джордан!
— И Анджелина Джонсон!
— Фред, да ты что?! – ошеломленно крикнул со своего места Ли.
— Мы же не знали, — поддержала его Анджелина (и, не удержавшись, хихикнула).
— Во-первых, я не Фред…
— Погоди, это я не Фред…
— Ладно, меняемся местами, а то кто-нибудь запомнит. А во-вторых, вы должны были знать! И поэтому!
— Да, поэтому!
— Нас обуревает жажда мести!
— Точно! Даже я не сказал бы лучше.
— Мы отомстим всему волшебному сообществу!
— Мы никогда…
— …никому…
— …не откроем эту великую и страшную тайну!
— Тайну нашего брака!
— Вы никогда не узнаете, кто из близнецов Уизли на ком из близняшек Патил женат!
— Над этим будут ломать головы лучшие умы волшебного сообщества Англии!
— И других стран тоже.
— Да, конечно.
— Об этом будут писать книги.
— Будут строить предположения…
— …гипотезы…
— …и теории!
— И мы войдем в историю!
— Погоди. Что значит «войдем»? Мы уже вошли.
— А, ну да, точно. Мы вошли в историю! Аплодисменты!!!
— Так вот, — сказала МакГонагалл, — недавно они удостоили меня своим визитом и начали интересоваться, как идет работа над «Новейшей историей Хогвартса». И прозрачно намекнули, что были бы очень рады, если бы я включила в нее рассказ о вечеринке.
Рон поперхнулся чаем и Луна озабоченно постучала ему по спине. Откашлявшись, он вздохнул:
— Ну, иногда они такое выкинут, что не знаешь, то ли плакать, то ли смеяться!..
— Лично я посмеялась. – И боюсь, несколько испортила им настроение, когда сообщила, кто на ком женат, для чего мне достаточно было попросту отправить запрос в Отдел гражданского состояния в Министерстве…
— Да я тоже знаю, — хихикнул Рон. – Проболтались они.
— И я, — вмешалась Джинни. – Маме с папой они ведь сказали!
— И я, — сообщила Луна.
— А ты откуда?
— Так я же вижу, кто Фред, а кто Джордж, никогда их не путала. И кто с кем ушел – тоже помню.
— Ну да, — улыбнулась Гермиона, — Фред женится на Парвати…
— Джордж на Падме, — почти одновременно с ней добавил Гарри.
— Ты-то откуда знаешь?! – поразилась Гермиона.
— А ты?
— Ну, просто знаю… — растерянно ответила она.
— Вот и все, — Гарри многозначительно поднял брови. – Что знает один, то знают все. Мы же Круг!
— Плакала их загадка, — подытожил Невилл.
— Про вечеринку я напишу, — с улыбкой сказала МакГонагалл, — но все же боюсь, что с этим рассказом в историю войдут не они, а юная мадемуазель Делакур.
— Понравилась песенка? – засмеялась Луна.
— И она тоже, — сдержанно ответила директор, — и весь концерт, и то, что они догадались пригласить мистера Уайтстима и мистера Блэкфьюмса…
Песенка, о которой шла речь, была посвящена ей, и дети ее спели сразу после песни о Гермионе. Вот что в ней говорилось:
«Тёмная шотландка, серебряная брошка, шляпа с острым верхом, мантия и трость,
Кто же вы такая? Женщина и кошка? Право, расскажите… Я – случайный гость…
Чай нальём мы в чашки тонкого фарфора, сидя у камина вечером, вдвоём…
…Ваше сердце – птица цвета Гриффиндора. Что она скрывает в пламени своём?
Что же там таится, за спокойным взглядом, строгим, беспристрастным, страстным и живым?
Может, небо в звёздах, шорох листопада, что двоих внезапно вихрем закружил?
Толстых книг шеренги в старых переплётах, плед шотландский в кресле, и камин, и снег…
Ваших лет десятки минули в заботах – школьники, уроки – дней привычный бег…
…Вы — всегда корректны, честны, справедливы, леди, несомненно, до кончика туфли,
…Что же в ЭТОЙ жизни сделать не смогли вы? А любить? Любили? Думаю, могли…
Что скрывает память — с многолетней болью? Что осталось в прошлом? Чья была вина?
Что тогда случилось с вашею любовью? … Мы нальём в бокалы красного вина…
Вы остались в школе – одинокой, гордой. Вы – декан, и время не вернуть назад,
Вы сражались в битвах – и держались твёрдо, грудью закрывая гриффиндорских львят…
…След бессонной ночи будет незаметен. Вздрагивает пламя восковой свечи.
Вы декан. И значит, вы за всех в ответе. Прошлое? Об этом просто помолчим…
* * *
…Чай допит. Молчанье… Догорают свечи. Что ещё могли вы молча рассказать?
Женщина и кошка расправляет плечи… И сияют юностью серые глаза».
(с)Рыжая Элен
Пела одна Габриель, остальные только играли. Кто-то из сидящих поблизости от учительского стола утверждал, что в глазах МакГонагалл были слезы. Так ли это – Гарри не знал, слишком далеко сидел и видел только ее улыбку и что аплодировала она громче всех преподавателей. А дети не унимались. Выступив вперед, Габриель крикнула:
— Еще у нас сьегодня особыйе гости!
Она указала на дальний край учительского стола, за которым сидели гости. Только сейчас все обратили внимание на двух явно растерянных немолодых волшебников в потрепанных черных мантиях с красными лацканами и манжетами, напоминающих старинные униформы кучеров. Оба встали и скованно поклонились, явно чувствуя себя не в своей тарелке.
— Вы знайете, кто это? – весело крикнула Габриель.
Студенты, да и большинство преподавателей, в недоумении переглядывались.
— Тогда пусть из прьедтсавит Деньис, который их и пригласил. Деньис, дава-ай! – она подтолкнула мальчика вперед.
— Ну… — Денис замялся, потом взял себя в руки и заговорил громко и уверенно, — я сам познакомился с ними в этом сентябре. Раньше я тоже не знал их, хотя каждую осень и каждое лето они с нами, а не будь их, как бы мы добирались до Хогвартса и домой? Это мистер Уайтстим и мистер Блэкфьюмс! И про них мы тоже хотим спеть! Думаю, из нашей песни вы догадаетесь, кто они!
Похоже, тетрадь Луны они проштудировали основательно!
Вперед выступил Забини с гитарой, заиграл короткими, в странно знакомом ритме аккордами, Юан Аберкромби присоединился со своим барабанчиком — короткие звонкие стуки: та… та-та, та… та-та… — звуки банджо Дениса и скрипки Айрис, которую она держала вертикально и перебирала пальцами струны, вплетались в ритм, превращаясь в перестук вагонных колес. Забини запел, и дети подхватили:
Один и тот же сон мне повторяться стал:
Мне снится, будто я от поезда отстал.
Один, в пути, зимой, на станцию ушел,
А скорый поезд мой пошел, пошел, пошел,
И я хочу бежать за ним — и не могу,
И чувствую сквозь сон, что все-таки бегу,
И в замкнутом кругу сплетающихся трасс
Вращение Земли перемещает нас -
Вращение Земли, вращение полей,
Вращение вдали берез и тополей,
Столбов и проводов, разъездов и мостов,
Попутных поездов и встречных поездов.
Но в том еще беда, и, видно, неспроста,
Что не годятся мне другие поезда.
Мне нужен только тот, что мною был обжит.
Там мой настольный свет от скорости дрожит.
Там любят лечь — так лечь, а рубят — так сплеча.
Там речь гудит, как печь, красна и горяча.
Мне нужен только он, азарт его и пыл.
Я знаю тот вагон, я номер не забыл.
Он снегом занесен, он в угле и в дыму,
И я приговорен пожизненно к нему.
Мне нужен этот снег. Мне сладок этот дым,
Встающий высоко над всем пережитым!
И я хочу бежать за ним — и не могу,
И чувствую сквозь сон, что все-таки бегу,
И в замкнутом кругу сплетающихся трасс
Вращение Земли перемещает нас.
(с)Ю. Левитанский
Песня закончилась, Денис, опережая первые хлопки аплодисментов, снова шагнул вперед и крикнул:
— Каждую осень нас привозит сюда «Хогвартс-Экспресс»! Каждое лето он увозит нас домой! И я решил пригласить на наш праздник машиниста и кочегара «Хогвартс-Экспресса» — мистера Уайтстима и мистер Блэкфьюмса! Гермиона, ты ведь не возражаешь?
— Нисколько! – Гермиона вскочила со своего места, зааплодировала. – Я очень рада! Спасибо, спасибо, что пришли!
Ее аплодисменты подхватил весь зал. Старики встали и снова стали раскланиваться, сияющие и смущенные – наверное, никогда в жизни им не доводилось быть в центре такого сияния. Потом один из них поставил на стол железную коробочку. Зал затих и Уайтстим, слегка запинаясь, произнес:
— Дорогая мисс Грейнджер! Мы долго не могли решить, что подарить вам на этот замечательный день рождения, и в конце концов решили преподнести вам частицу того, что дает жизнь нашему поезду – немного Негаснущего Угля. Будьте осторожны с ним и не открывайте без необходимости – коробка заколдована от жара, а жар там ого-го! Но в самую морозную зиму он вас согреет и даже в проливной дождь зажжет костер из сырых дров! Одним словом, штука полезная!
Студенты и преподаватели снова разразились аплодисментами, а покрасневшая и сияющая Гермиона подошла к ним, чтобы получить свой подарок.
Потом по их просьбе Габриель сыграла «Американский экспресс», а потом была еще музыка — и танцы, танцы, танцы!
— Да, — с мечтательной улыбкой согласилась Луна, — Габриель заслужила. Она принесла музыку в Хогвартс.
Это было очень даже мягко сказано. После этого концерта весь Хогвартс прямо заболел музыкой. Хотя – почему «заболел»? МакГонагалл однажды сама сказала: «Такого Хогвартсу тысячу лет не хватало. Сами основатели до этого не додумались…» Студенты выстраивались в очередь к совятнику, школьные и личные совы разлетались с письмами и возвращались, надрываясь под тяжестью музыкальных инструментов. Хорошо, что никто не додумался рояль заказать – хотя рояль в Большом зале стоял, до последних времен закрытый и пыльный – Филч и то редко удостаивал его вниманием. Теперь он блестел, и к нему в очередь выстраивались девчонки, преимущественно из Слизерина. То и дело где-то за углом коридора или из какого-нибудь секретного перехода раздавался гитарный перезвон, мягкое пение рожка или голос губной гармошки. Или просто кто-нибудь напевал. Младшекурсники на переменах бежали во двор и затевали игры и считалки с песнями. Даже сейчас, хоть и погода пасмурная, и мелкий дождик то и дело начинал моросить, со двора доносилось «RingaringaRose» — первокурсницы водили хоровод. «Оркестр Габриель» были нарасхват.
«Спойте нам!» «Извини, Когтевран уже пригласил... а пошли с нами!»
«Денис, а почему у банджо только пять струн? А отдельная для чего?» «Для аккомпанемента».
«Айрис, как правильно смычок держать?» «Вот, смотри…»
«Габриель, как ты такую тяжесть таскаешь?» «Да аккордеон не тяжьелый, а я крепкайя!»
«Юан, а на твоем барабане брэк кидать можно?» «Если заклинание знаешь».
И даже: «Эй, Забини, покажи-ка, как флажолет делать?» «Гр-р-р…»
Забини, кстати, оказался прав – вейле отказать почти невозможно. Гарри и остальным, правда, удавалось, и бедная девочка ушла ни с чем, зато уговорила самого Забини и тот лично пришел просить, чтобы юную компанию все-таки приняли в Особый Курс! Мотивируя тем, что уже согласился преподавать и в курсе они будут под его защитой. Гарри оказался в весьма сложном положении и даже рассмеяться не мог, чтобы не обидеть чопорного слизеринца. Забини был им очень нужен, но Габриель и компания – слишком уж маленькие для боевого курса... Для мальчиков еще можно было сделать исключение, благо Колин записался в курс и мог присмотреть за братом – но они рвались туда все! И тут Джеральд, взявшийся создать в Особом Курсе отряд боевой авиации, вдруг сказал:
— Знаешь, Гарри, прими их. Есть одна интересная идея. Ручаюсь, у меня они будут в полной безопасности.
— У меня, а не у вас! – тут же вскинулся Забини. – Я взял их под свою защиту!
— Так… — Джеральд внимательно посмотрел на него. – А ты хорошо летаешь?
Забини аж онемел от возмущения, но тут его поддержал Гарри:
— Не хуже, чем я. А кое в чем и лучше.
— Почему бы тогда не создать два отряда? Я буду командиром своего и инструктором обоих, вместе с мадам Трюк. Мы тогда сможем проводить учебные бои. Подумай, Блейз. И название придумай.
— Какое название?
— Для своего отряда, конечно. Наш называется «Мистраль».
Забини подумал коротко сказал:
— «Трамонтана».
— О, отлично!
— А что это значит? – загорелась любопытством Джинни.
— Это ветер такой в Италии. Северный, — объяснил Забини. – Порой хуже урагана, до ста миль в час. Обрушится – радости мало. Хорошо, но что музыкантам делать в воздушном отряде? Кем они там будут?
— Дирижерами боя, — ответил Джеральд.
— Кем-кем?
— Потом объясню.
Утверждая Особый Курс, Скриджмер потребовал, чтобы обучение основам Защиты от Темных сил было обязательно для всех студентов. Требование было резонным и никто не стал возражать. У Гарри уже был опыт в обучении Отряда Дамблдора, и они с Гермионой быстро свели его в простой учебный план. Так что занятия уже шли. Для общих уроков директор предоставила прежний кабинет, а собственно Особый Курс должен был заниматься в Выручай-Комнате и на квиддичном поле.
Пока что в Комнате тренировались одни, и Гарри там досталось от Джинни – она до сих пор виновато посматривала на него.
Дело было так.
Почему-то способность Гарри замедлять время (или самому ускоряться?) через Круг остальным не передавалась. Более того – у него возникло подозрение, что друзья об этом и не догадываются, судя по их бурному восхищению его скорости реакции. Когда эта способность включалась, он и правда с легкостью одолевал всех, даже в бою один против пятерых. Никаких затруднений – раз противники двигаются, как в замедленном кино. Но почему же у них не получалось?
Ему бы рассказать им, или Гермионе хотя бы, но вот – взыграло прежнее самолюбие, и Гарри решил, что сам разберется. Когда способность сработает, когда нет – это он чувствовал. Тогда он проводил учебный бой, надеясь, что до остальных дойдет и они тоже почувствуют или осознают. Однажды он предложил Джинни выпустить в него стрелу, заверив ее, что поймает ее рукой. Джинни категорично отказалась. Подумав, Гарри предложил:
— Хорошо, тогда я встану боком чуть в сторону перед мишенью, а ты выпусти стрелу так, чтобы она пролетела мимо меня. Я ее поймаю перед собой.
— Это же невозможно, — не поверила Джинни.
— А вот и возможно. Давай.
Джинни в конце концов согласилась. Гарри встал в трех футах от мишени боком к Джинни, которая отошла в дальний конец комнаты, подняла лук, тщательно прицелилась и выстрелила. Остальные четверо стояли позади нее. Время послушно замедлилась. Когда стрела поравнялась с ним, Гарри просто протянул руку, взял ее и повернулся к друзьям, подняв стрелу над головой. Все зааплодировали.
— Еще раз! – крикнул Гарри.
Джинни выпустила вторую стрелу. Снова, как и первая, стрела плыла будто нехотя, медленно вращаясь и издавая низкий гул – замедленное время снижало звук до шмелиного жужжания, рассекаемый наконечником воздух уходил в стороны дрожащими волнами. Подождав, пока она проплывет у него перед грудью, Гарри наклонился и схватил ее зубами.
Он тут же немного пожалел – инерция-то стрелы никуда не делась, и ощущение было, как от удара в челюсть. «Ничего!, — с усмешкой подумал он и повернулся, сжимая древко в зубах.
Поворачиваясь, он услышал деревянный стук. Сначала удивился, что Джинни нет, а на полу перед остальными валяется лук, потом увидел ее – она неслась к нему с белым и перекошенным от ужаса лицом.
— Фы што? – прошепелявил он сквозь зубы и древко стрелы, и тут же вскрикнул: — Ай!
Джинни врезала ему под дых так, что он согнулся, ловя ртом воздух. Стрела упала на пол.
— Никогда больше так не делай!!! – завопила Джинни и расплакалась.
— Да что с тобой? – простонал Гарри, выпрямляясь и пытаясь отдышаться.
Джинни обняла его, он погладил, успокаивая, остальные тоже подбежали, окружили их.
— Прости…. – всхлипывала она у него на груди, — Я чуть от страха не умерла… Потом так разозлилась… Никогда больше так не делай!
— Да что тут такого страшного?
— Что-что! – сердито ответила она, отрываясь от него и беря носовой платок из руки Гермионы. – А если бы ты нагнулся чуть раньше?! Гарри, я такой стрелой дюймовую доску насквозь пробиваю! Она бы тебе голову прошила и дальше полетела!
— Так я же видел, где она.
— Не ври! Это невозможно!
— Для меня возможно…
— Стоп! – сказала вдруг Гермиона. – Джинни, успокойся. А ты, Гарри, выкладывай. Я уже уловила, что в тебе проявляется что-то необычное, и это не от Круга. Давайте сядем.
Вот так он в конце концов и выложил все насчет замедленного времени. А Гермиона спрашивала и спрашивала. И насчет поединков «один на пять», и насчет отбитой в Косом Переулка «Авады». Потом надолго задумалась и требовательно спросила:
— Скажи честно – у тебя есть какой-нибудь магический артефакт, о котором мы не знаем?
— Да разве я стал бы скрывать от вас такое? – возмутился Гарри. – Конечно, нет.
— Конечно, есть, — вмешалась Луна.
Все повернулись к ней. А она спокойно добавила:
— У тебя Экскалибур.
— Не сходится, — возразил Гарри. – Были случаи, когда он был при мне, а замедления не происходило. Вот когда мы показывали фехтование в «Норе» — как ни пытался, а время шло по-прежнему.
— Все правильно. Потому что ты не хотел по-настоящему, тебе хотелось поединка на равных. Это же был не настоящий бой и не тренировка, а так – выступление для зрителей.
— Может все же просто есть какие-то индивидуальные особенности, которые через Круг не передаются? Смотри – Невилл чарам вейл не поддается, а на нас с Роном они действуют. Или твое зрение – оно же у тебя вообще что-то невероятное, но никому из нас недоступно…
— Невилл просто так устроен, — задумчиво сказала Луна, — я тоже… У меня глаза такие, потому что я потомок Лунных Мастеров. Это другая магия, мне самой не объяснить. Если бы папа женился на другой женщине, у меня зрение было бы как у всех, но мама тоже была их потомком. Как и дядя Оливандер. А Экскалибур, Гарри, выковал мой далекий предок, Калибурн Авалонский, так что я кое-что о нем знаю. Это от него, уверяю тебя. Меч-учитель.
— Это как?
— Ну просто так. Учитель, и все.
«Опять она за свое!» Но тут Гермиона сказала:
— Так! То есть, эта способность заложена в нем, и он ее дает Гарри до тех пор, пока тот сам не научится?
— Да, примерно так! – просияла Луна. – Какая ты умница!
— Ладно тебе… Но тогда все в порядке! Гарри научится, и мы тоже. Будем ждать.
— Поверю тебе на слово, — вздохнул Гарри, обращаясь и к Луне, и к Гермионе. — Хотя странно все это.
— Не странно, а необычно, — поправила Луна. – Сам же говорил: «Случаются порой чудеса, которые и волшебников удивляют».
— Расскажешь нам про Лунную Магию? – попросила Джинни.
— Как-нибудь — обязательно.
10.05.2012
1240 Прочтений • [Гарри Поттер и Светлый круг, часть 2 ] [17.10.2012] [Комментариев: 0]