Люди бывают разные. Они как конфеты, завернутые в разноцветные фантики, и никогда не поймешь, что там, внутри. Каково на вкус наполнение душ, наверное, могут узнать только дементоры. Сладкие ли они, или там одна только горечь — а может, что еще хуже, тошнотворная кислятина. Бывают люди, при одном взгляде на которых хочется улыбаться, настолько все в них нравится именно тебе, это не значит, что они совершенны, просто какие-то высшие силы играются с твоим восприятием. А некоторые, напротив, вызывают желание сделать что-нибудь плохое, злое, бывает, что их внешняя красота несет в себе огромную разрушительную силу, да, ты же понял, о ком я говорю? Люди бывают яркими, как картинки в детских книжках, или серыми, как асфальт, по которому ходят изо дня в день, но совсем не обращают на него внимания. Еще одна Уизли, очередная гриффиндорка, n-ная обожательница великого Гарри Поттера. Вот это — я.
Впрочем, все это ты уже слышал ни раз и не два — все мои глупые рассуждения или прикрытую философской мишурой демагогию. Ты был единственным, кто слушал меня, по-настоящему, маленькую потерянную и одинокую девчонку, которую никто не воспринимал всерьез.
Конечно, из безумного вороха пустых мыслей и мусора моей повседневной жизни ты выбирал только то, что было нужно непосредственно тебе. Я была для тебя всего лишь марионеткой... которая и сама не прочь поиграть в кукольный театр. Мне нравилось думать, что мы — это две половинки одной души, запертые по разные стороны дневника. И, отдавая себя по кусочкам, по капелькам чернил, темно-синих, как твои глаза, я просто воссоединяю осколки разбитой кем-то целой части. Я сама пошла на это.
Но все сложилось иначе.
И я плакала, горько и отчаянно, от того, что все напрасно. Мир, который я привыкла видеть искаженным, испещренным строчками твоих обращений, и больше не существующий отдельно от тебя, вдруг перевернулся и встал на место. Круг завершен. Я пришла к исходной точке.
Тебя больше нет. Нет даже воспоминания о тебе, существовавшем когда-то. Ни малейшей зацепки, знака, призрачной надежды, ни-че-го. Ведь, говоря по сути, тебя и не было.
А Гарри, живой и теплый Гарри, смотрел на меня и видел жертву твоего коварства. Он ненавидел тебя за то, что вы похожи, за то, что в тебе есть что-то, что ему не дано понять, хотя он предпочитал думать как раз наоборот, и еще за очень-очень многое, но он не хотел осознавать, что ты — это не тот безносый страшный колдун. И никогда им не станешь.
Ты никогда не повзрослеешь.
Я была уверена, что это конец. Однако, черт его знает, почему, ты начал мне сниться. В ночь после того кошмара в Тайной Комнате, ты вернулся. Теперь — навсегда. Никто ведь не будет протыкать клыком василиска мою голову. Смешно... Скорее всего, я настолько незначительна, что, во имя победы над тобой, герой магического мира смог бы сделать даже это.
Ты шепчешь мне, что все будет хорошо, что я ни в чем не виновата. Что нужно успокоиться и жить дальше, а ты никогда-никогда меня не оставишь. Что бы ни случилось. Какой бы я ни была. Мне было всего одиннадцать, и я верила тебе, верила в собственноручно придуманную иллюзию.
Три с половиной года.
Ложь. Я привыкла к ней, привыкла, что никому не могу рассказать о тебе — меня сочли бы сумасшедшей. Я не могла говорить обо всем и с тобой, ведь ты ненавидишь все наши идиотские принципы и ни на чем не основанную убежденность в своей правоте. Ты не принял бы и нашей борьбы, ведь с кем мы боролись? С тем, что стало из тебя. Я видела его в Отделе Тайн тогда, но не смогла провести параллель между этим существом и... Томми, это убивает меня — видеть то, что он сделал с тобой.
Зачем ты вернулся? Чтобы мучить меня? Сдается, что у тебя просто не было выбора. Крестраж уничтожен, но я... я пустила тебя в свою душу. Это единственное место, где обломок какой-то твоей части все еще продолжает существовать. И, уверена, в мире моих грез тебе куда лучше, чем в том кошмарном нигде, в котором ты томился долгие годы.
Тенистые аллеи каких-то таинственных садов, среди деревьев, ветви которых сплетаются в замысловатые черные в полумраке кружева, полуразрушенные замки, пронесшие сквозь время свою величественную роскошь, золотисто-зеленые сады, мост, нависший над рекой, в которой отражаются блики ласкового солнца и плавают разноцветные листья — вестники осени. Где мы только не были. Вдвоем. Никого больше.
Я жила на автомате. Ходила, ела, разговаривала, смеялась. Даже любила как-то запрограммировано, как машина, которой заложили определенную модель поведения. У меня есть друзья, в том числе и Гарри, и, да — они дороги мне. Совсем иначе, нежели ты. Я как будто поделилась на две части, днем — светлая и жизнелюбивая, настоящая представительница львиного факультета, но едва солнце заходило за горизонт, и голова моя касалась подушки, все катастрофически менялось. С тобой я становлюсь другой.
Тебе совсем не нравится мои действия за пределами снов. Жажда власти, мечта отомстить никак не может покинуть тебя, но все это отступает перед самым всепоглощающим желанием — жить. Хоть так. Только бы совсем не исчезнуть.
Кто я для тебя? Что я для тебя? Для меня это уже совсем не играет роли. Когда я вижу твое лицо, такое знакомое, до последней самой маленькой черточки, я чувствую, что вернулась домой. Где бы мы ни были, ведь место — это всего лишь окружение. Главное — то, что в моем сердце, а оно не может без тебя.
Ты говоришь, что я красивая. Что напоминаю огонь, а ведь тебе было так холодно все эти годы. Ты любишь распускать мои волосы, зарываться в них лицом, вдыхать их аромат. Когда ты прикасаешься ко мне, у меня начинает бешено стучать сердце и кровь приливает к щекам. Ты улыбаешься и целуешь меня — все, что существует, или делает вид, что существует, летит в такие моменты ко всем чертям, и нет больше ничего, кроме тебя. Я прижимаюсь к тебе, пытаясь слиться, раствориться в этом единении тел и душ.
Прохладный ночной ветер раздувал шторы, слегка трепал наши волосы, гладил лица. Луна заглядывала сквозь открытое окно в комнату, наблюдая за тем, как ты ласкаешь меня на шелковых простынях. Ты спрашиваешь, боюсь ли я? Конечно же, нет, ведь это мой сон, а во сне не бывает больно. Хоть все и кажется таким настоящим, а кожа под твоими руками буквально горит. Я люблю тебя, Том. Я доверяю тебе.
Ты гладишь мое лицо, покрываешь поцелуями шею, твои руки скользят по моей груди, талии, опускаются ниже... Голова кружится, и все вокруг будто превращается в нечто туманное, далекое, неважное. Секундная боль, и я окунаюсь в водоворот новых, совершенно невероятных ощущений, даже не успев толком удивиться. Ты со мной, ты рядом, я чувствую тебя каждой клеточкой своего тела. Я — это ты, а ты — это я. Мы — одно целое.
А потом я просыпаюсь в старом доме Блэков, за задернутым пологом. И мне так плохо, так жутко от того, что все это — ненастоящее. Но вскоре я замечаю кровь на покрывале и собственной ночной рубашке, и окончательно запутываюсь. Ты существуешь? Или у меня уже начались галлюцинации? Нужно в конце-концов признать, что меня угораздило влюбиться в тень, призрака, несуществующий отголосок прошлого, который медленно, но неотвратимо сводит меня с ума.
Дни, недели, месяцы. Считаю минуты, пока можно будет снова окунуться в тот мир, где я могу быть целой. Гарри, моя детская влюбленность, постепенно отходит на второй план, я больше не чувствую себя незаметной мышкой рядом с ним, да и он сам перестает казаться таким уж совершенным. Зря он боится быть похожим на тебя, у вас нет ничего общего. Он — твоя бледная копия, Томми. Неудачная копия.
Я — уже не та маленькая Джинни. Она была бы безмерно рада, видя, как меняются обращенные на нее взгляды Мальчика-Который-Опоздал. Я же теперь лишь посмеиваюсь про себя, зная, что никто не в состоянии заменить мне той эйфории, которую я ощущаю рядом с тобой. Но счастья, абсолютного и ничем не разбавленного, не существует. Мне приходится жить еще и этой, земной жизнью, полной противоречий и сомнений во всем, что казалось таким незыблемым. Не знаю, зачем, но я соглашаюсь встречаться с Майклом, хотя нет человека, настоящего, материального, способного дать мне хоть крошечный кусочек того, что я чувствую к тебе.
И эта ужасная битва в этом кошмарном министерстве, где самым страшным были не атаки Пожирателей, не внутреннее напряжение, и даже не угроза смерти, нет! Незаметная в пылу сражения, я увидела его. Красные глаза, нечеловечески искаженное тело — это после твоего аристократически прекрасного лица, твоей пусть и немного пугающей, но такой близкой и знакомой идеальности! Даже сломанная нога и весь творящийся вокруг хаос не сравнятся с тем леденящим кровь ужасом, который я испытала.
Я рыдала на твоем плече, а ты молчал. Не утешал, не шептал успокаивающих фраз. Просто прижимал меня к себе, будто кроме меня у тебя ничего не осталось. Может, так оно и есть?
Нам нет места в этом мире. Нам нигде нет места.
Все мои близкие, друзья, знакомые — они совсем не знают меня. И, что самое главное, не хотят знать, довольствуясь внешней картинкой. От меня ожидают того, что я вырасту, выйду замуж, заведу детей, буду делать карьеру. Но как, объясните мне, как могу я расти, если ты навсегда останешься шестнадцатилетним? Меня пугает даже возможность сравняться с тобой, а уж будущее... Нет у меня никакого будущего. Я просто не смогу жить так.
Я решила. Наша общая душа не сможет существовать здесь, это ясно как божий день. Но мы можем улететь. Улететь вместе, туда, где нас уже ничто не сможет разлучить.
Конечно, мне жаль их. Маму, папу, братьев... и Гарри тоже. Они не поймут. Мальчик-Которого-Вечно-Терзают-Угрызения-Совести взвалит всю вину на себя, и будет страдать, думая, что причиной моего ухода стала неразделенная любовь. Я, наверное, напишу им, не упоминая, естественно, о тебе.
Я не хочу делать этого Непростительным — пусть хотя бы память обо мне останется чистой. Надеваю белоснежное платье, как символ моего перехода в новую жизнь. Твоя бессмертная невеста.
На веки вечные.
А за окном идет дождь, настоящий ливень, будто стена, отгораживая меня от всего, существующего за пределами этой комнаты. Его шум успокаивает меня. Я ложусь на кровать и закрываю глаза. Яд подействует буквально через несколько минут.
Последнее, что я слышу — это твой голос. Ты говоришь, что все плохое кончится, что теперь мы оба обретем свободу.
Vova
