Метры до земли

[0]

Лет в четырнадцать Дафна думала, что, когда повзрослеет, у неё будет любящий муж, очаровательный ребёнок и огромное поместье. В поместье обязательно будут высокие потолки, мраморные барельефы и много картин, а перед ним — фонтаны и боскет.

И никак иначе.

Сейчас Дафне двадцать пять, и она снимает маленькую квартирку в Тауэр-Хамлетсе. Одна. А муж, ребёнок и огромное поместье с барельефами сделали Дафне ручкой и ушли к сестре, которую даже стыдно пригласить на чай.

Дафна за бортом, пытается сосчитать метры, оставшиеся до земли.

А может быть, Дафна просто так и не повзрослела?

[1]

Дафна живёт в Индийском квартале. Иногда смотрит в своё маленькое окно на кухне, и ей кажется, что она живёт вовсе не в Индийском квартале, а в самой Индии. Если бы Дафна надела сари и прошлась по этой части Ист-Энда, никто бы не удивился.

За окном в её маленькой кухне девушки с нескончаемым количеством браслетов, звенящих при каждом движении, незнакомые слова на чужом языке, больше похожим на птичий щебет, и мужчины, приставляющие ладонь козырьком ко лбу при взгляде в сторону порта. За окном Дафны люди, на кожу которых солнце расплескало слишком много зноя. В их жизни слишком мало обязательств и слишком много свободы.

В жизни Дафны слишком много ничего. Дафна считает метры до земли и старается смотреть на это с оптимизмом.

Когда она жила с родителями, ничего в её жизни было ещё больше.

[2]

Дафна не любит возвращаться в поместье, к отцу и маме. Когда отец видит её, он всё начинает делать как-то неуклюже. Словно смущаясь. Например, оттого, что их встречи проходят не на уровне, как с сестрицей и её мужем. Потому что и сама Дафна не очень-то на уровне.

Мать Дафны при этих редких встречах морщит нос. Но не так – вроде забавно – отчего все вокруг должны умиляться. О, нет. Она словно думает: «Что за растрёпанные волосы, как у магглы!». Или: «Столько лет прививать хороший вкус, чтобы на него потом плюнули?» И вот, коронное: «Это моя дочь?!»

И лицо само по себе приобретает недовольную гримасу. Дафна даже не винит её.

— Скоро ты совсем потеряешь вид, разучишься держаться в приличном обществе, и тогда мы точно не сможем выдать тебя замуж, — вздыхает мама и поджимает губы.

Дафна уходит, оглядывается на поместье, и ей кажется, что оно шепчет: «Прочь, прочь, прочь». Листья на деревьях шелестят, а до неё доносится: «Прочь, прочь, прочь». Когда Дафна уходит, ветер всегда дует ей в спину. Наверное, однажды замок и вовсе исчезнет, чтобы она больше не приходила.

Почти год прошел с тех пор, как отец оставил попытки уговорить Дафну вернуться домой.

[3]

Нарцисса Малфой тоже морщится при виде Дафны. Хотя нет, здесь подойдёт немного другое слово. Нарцисса Малфой кривится, выражая всё своё презрение к тем, кто живет среди магглов. Нарцисса Малфой сравнивает таких с грязью из-под ногтей.

Хотя ох, простите, нет, конечно же, нет. Для Нарциссы не существует такого понятия — «грязь под ногтями». Она примерная аристократка.

Дафна знает, какими становятся лица этих примерных аристократов, стоит ей, Дафне, отвернуться.

Она уверена: глядя на неё, Нарцисса Малфой думает, что сделала правильный выбор для своего сына. Хотя нет, вернее будет — за своего сына.

Астория же правильная.

Идеальная.

И-де-аль-на-я, мать её.

Иногда Дафна проговаривает это слово про себя, пробуя его на вкус, примеряя, как чужое платье. Не получается. Платье мало, слишком сдавливает грудь, и думать о чём-то кроме как об этой чёртовой сдавленной груди у Дафны не выходит.

Она закрывает глаза и видит идеальную Асторию с её идеальным домом и идеальной семьей. С её идеальными волосами, собранными в идеальную прическу, идеальными платьями в пол и идеальными серьгами в ушах. И плевать, что они слишком тяжелые и просто неприлично оттягивают мочки.

Идеальная Астория всегда улыбается сестре своей идеальной кукольной улыбкой, а когда та уходит — идеально кривится. А миссис Малфой кивает своей невестке в знак одобрения.

Однажды Дафну попросили присмотреть за маленьким сыном Астории и Драко — Скорпиусом. Дафна готова поспорить на сотню галлеонов, что он скривился, увидев свою тётю.

А ведь ему всего-то три.

Идеально, на взгляд Нарциссы Малфой.

[4]

Самый отвратительный кофе в Лондоне варит Дафна Гринграсс. Драко говорит, что её кофе получается даже хуже, чем растворимый, что, с точки зрения Малфоя, вообще хуже некуда.

Дафна не хочет просить у родителей деньги, поэтому работает у него секретарем. Забавно, учитывая, кем он там ей приходится. Но работает — это громко сказано, потому что Дафна лишь сидит в приёмной и улыбается посетителям. Бессмысленные несколько часов в день.

У Драко свой журнал, у него светлый кабинет, костюм-тройка в светлых тонах. И кофе он варит сам. Дафне кажется, что со школы он сильно изменился.

Он никогда не кривится, глядя на неё.

Дафна красит ногти фиолетовым лаком, купленным по дороге на работу, разглядывает дверь, разделяющую её и Малфоя, и думает о том, что метров осталось совсем немного. Скоро совсем нечего будет считать.

Скоро земля.

[5]

Бывают дни, когда Дафна уверена, что в Лондоне существует только одно время года. Осень. Всё остальное же — какой-то жалкий прозрачный намёк. Бесконечная осень-осень-осень-осень, потом перерыв на три дня и опять осень-осень-осень…

Осень льёт дождями, осень дышит в спину промозглым ветром, осень распахивает створки её маленького окна на кухне и перелистывает страницы журнала, неосмотрительно оставленного на столе. Она постоянно рядом. Постоянно. Крупные капли бьют по железному карнизу, ритмично выстукивая: «Я здесь».

Самый отвратительный месяц осени — октябрь. В октябре непрекращающиеся ливни и холодные капли, стекающие за шиворот пальто, постоянно промокшие сапоги и перебои с отоплением. В этом месяце Дафне почему-то особенно тоскливо. Осень забирается к Дафне вовнутрь, уютно устраиваясь в сердце и разливается холодом в легких. Сердце качает ледяную кровь. В октябре Дафна всегда простывает.

К мыслям в голове будто пристаёт какая-то липкая паутина, их невозможно различить. Болезнь давит на виски, отчего хочется забиться в какое-нибудь тихое, уютное место и выпасть из реальности на несколько дней. Хочется исчезнуть.

Хочется просто не быть.

«Я пришлю тебе зелье, — пишет Драко. — Выздоравливай!»

В октябре он и Астория летят на какие-то острова, где у них идеальный отдых. Где их утро будет начинаться со свежевыжатого сока, где до обеда они будут лежать под солнцем, подставляя свою бледную кожу его лучам, а после — в тени, чтобы грёбаная бледная кожа не обгорела. А вечером Астория наденет белое платье, и они пойдут в дорогой ресторан — ужинать при свечах.

Идеально же, ну.

«Желаю приятного отдыха», — вычленяет Дафна из липкой паутины в своей голове.

«Шутишь? Твоя сестра даже умрёт по расписанию!» — приходит в ответ.

Дафна пьёт зелье, и всё внутри наполняется теплом, создавая иллюзию, что вот они — долгожданные три дня передышки от осени. Лёгкие с непривычки горят, а сердце с силой стучит, ударяясь о грудную клетку. «Уходи, ты чужая», — отбивает оно в ответ осени, в ответ тем каплям за окном.

Дафне снится океан, солёные капельки на коже, впитывающие солнечные лучи, крупинки горячего песка, прилипающие к ступням.

Дафне снится Драко.

[6]

Родители утверждают, что Дафна изменилась.

Дафна разглядывает себя в зеркало, пытаясь найти хоть что-то, что отличило бы её от той, прежней Дафны, жившей в поместье Гринграссов. У неё всё такие же глаза и волосы, такая же улыбка, такие же тонкие запястья и выпирающие ключицы. Дафне кажется, что вовсе она не изменилась, только вот выражение лица матери и неловкость отца говорят об обратном.

А может быть, они и не знали её никогда?

В шкафу Дафны всего два приличных платья, как говорит мама. Дафна надевает тёмно-синее, длинное, со шлейфом, натягивает перчатки по локоть и закалывает непослушные волосы. Каждый год Нарцисса устраивает бал на Рождество.

Дафна выплескивает шампанское из бокала в лицо какому-то перебравшему огневиски послу. Нарцисса Малфой рассыпается в извинениях, мама обреченно вздыхает, а Астория недовольно закатывает глаза.

— Я знал, что ты озаришь этот унылый онанизм какой-нибудь охуенно прекрасной выходкой, — улыбается Драко.

Дафна смотрит на сладкие липкие капли, стекающие по ошарашенному лицу посла, и ей хочется истерически хохотать.

Кажется, следующее Рождество она проведет в своей маленькой квартирке в Тауэр-Хамлетсе.

[7]

Иногда Дафна думает о том, как бы повернулась её жизнь, окажись она на месте сестры.

Она представляет себе приемы, представляет Драко, с которым под руку не Астория, а она, представляет, как чинно приветствует гостей, а Нарцисса Малфой одобрительно ей кивает. Картинка получается размытой и недостоверной, как фото в журнале, на которой случайно пролили стакан воды.

Драко в своем кабинете разговаривает с Асторией, и для Дафны их голоса сливаются в монотонный гул. У Астории, должно быть, и правда есть расписание, в котором отмечено, когда нужно зайти к мужу на работу, когда — отчитать домового эльфа, когда — метнуть в Дафну презрительный взгляд.

Если бы Дафна была на месте сестры, то приходила бы к Драко каждый день, и они шли бы обедать во французскую кофейню за углом. Они бы всегда садились у окна, Дафна болтала бы ногой, а их сын улыбался, глядя на прохожих, спешащих по своим делам.

И никаких презрительных взглядов.

Идеальная Астория уходит, распространяя вокруг ореол своей идеальности.

Драко провожает жену до двери, а потом подходит к столу Дафны и опирается на него, прижимаясь своим лбом к её. Глаза Драко становятся близко-близко, и Дафна может разглядеть тонкие чёрные ниточки в глубине серой радужки.

— Знаешь, иногда это пиздец как сложно — быть с твоей сестрой, — на выдохе говорит он.

И глаза у него какие-то потухшие, безразличные.

[8]

У Дафны есть свой мир.

Мир, где её не пытаются выдать замуж, где нет идеальной сестры и где можно ходить в цветастых шароварах или обрезанных шортах, футболках с яркими принтами и с пучком на голове.

Каждую пятницу Драко сбегает к ней, в её неидеальный мир. Он небрежно кидает пиджак на тумбочку в прихожей, закатывает рукава рубашки и расстегивает верхнюю пуговицу. Здесь так можно.

Они сидят прямо на полу, вытянув ноги и опираясь спинами о потертый диван, едят палочками китайскую еду и пьют вино — красное, полусладкое — прямо из бутылки. А за открытым окном девушки звенят браслетами, мужчины ругаются незнакомыми словами и прикладывают ко лбу козырьком ладонь, глядя в сторону порта.

Дафна догадывается, что ему невыносимо жить в своём мире. Дафна не знает, как объяснить Драко, что для него по-другому никак.

— Если бы мы были вместе, я бы не повел тебя в ресторан, — как-то говорит Драко. — Я бы аппарировал нас на Елисейские поля. Мы сидели бы на траве, ели сандвичи и махали парижанам.

— Да, — подхватывает Дафна. — Я бы надела берет и сарафан, а ещё у меня была бы сумка через плечо. И я обязательно прошлась бы по мосту Сен-Мишель. Ты держал бы меня за руку, чтобы я не упала.

— А потом мы бы прошлись по тем улочкам, недалеко от площади Сен-Сюльпис, и накупили бы там дурацких безразмерных платков. А ты бы тут же нацепила один из них.

— А потом мы пили бы латте, сидя где-нибудь на открытой террасе.

— И ты обязательно опрокинула бы на себя целую чашку, и нам пришлось бы возвращаться.

— Я бы зашла домой и захлопнула дверь прямо перед твоим носом, чтобы проучить тебя за то, что ты смеялся бы надо мной…

— Тогда я залез бы к тебе в окно…

— А я бы закричала и перебудила весь дом…

— Я бы не дал тебе сделать этого. Я бы поцеловал тебя, и мы бы упали прямо на этот ковер…

Как же ты ошибаешься, Драко. Чтобы почувствовать себя свободным, нужно бежать как можно дальше отсюда. Для тебя невыносимо жить в своём мире, но по-другому никак.

Ковер у Дафны из Джайпура.

Дафне больше нечего считать.

[…]

Когда Дафна была маленькой, она никогда ничего не брала у младшей сестры. Все было наоборот. Астория просто приходила в комнату Дафны и говорила: «Дай!». Ей нельзя было отказать, потому что голубые глаза Астории сразу же наполнялись слезами, а губы начинали дрожать.

В комнате маленькой Асти фарфоровые куклы сидели за игрушечным столом на игрушечных стульях и пили чай. Стол у кукол был идеально сервирован, платья идеально сидели на их ненастоящих фарфоровых телах, а на головах красовались идеальные прически.

А ведь Астории было всего-то лет пять.

В соседней комнате Дафна упрямо спорила с мамой, пытающейся надеть на неё ненавистное платье с кружевным воротничком и заплести косу. Все куклы Дафны давно переехали к сестре.

Дафне двадцать пять.

Ничего не изменилось.