Языки

Небольшое AU относительно некоторых мелочей. Алкоголь, курение, нецензурная лексика, секс — все вкупе. Последнее в более поздних главах.

_______

Сейчас, захлопнув дверь и скатившись по ней вниз, она сидела, глядя в пустоту, согнув ногу, а вторую вытянув вперед. Она стукнула затылком дверь, которая отделяла ее от Поттера. Тело пронзила легкая дрожь сладкой боли, заставившая мысли проясниться.

Ага, Лили слышала слова Макгонагалл. Что-то типа: «Джеймс Поттер — один из главных нарушителей порядка, — бла-бла-бла, — возможно, должность Старосты разбудит в нем совесть».

Как же. Лили не знала, смеяться ей или плакать. То, что она теперь Староста Девочек, совершенно неудивительно. Лучшая ученица своего факультета, не нарушающая правил и все такое.

Это ее не удивило.

Хоть ей и не улыбалось проводить большую часть времени, выполняя задания профессоров и патрулируя коридоры до ночи. Но Поттер в качестве ее «сотрудника» — полнейший абсурд. Перед Макгонагалл Лили лишь вскинула бровь в ответ на ее слова, стоя рядом с Поттером, который любовался своим значком Старосты и улыбался во весь рот. Да. Для него это была отличная возможность поглумиться над младшими и сдернуть баллы со Слизерина.

И поиздеваться над ней самой.

Вряд ли Макгонагалл имела в виду, что именно ответственность старосты его исправит. Нет, конечно нет. Она надеялась, что Лили собственной персоной промоет ему мозги, заставляя составлять расписания дежурств, обдумывать планы грядущих мероприятий и вытаскивая на патрулирование каждый чертов вечер. Как же. Этот придурок и часу усидеть не сможет, не устроив какую-нибудь пакость. Хотя расписание они уже составили…

Лили вздохнула. Поттер. Самовлюбленный навязчивый кретин.

Вообще-то, навязывался он только ей, и это бесило еще больше. Его постоянное внимание выводило из себя, Лили еле сдерживалась, чтобы не запустить в него какое-нибудь заклинание, когда он снова и снова пожирал ее глазами, изучал каждую клеточку тела. Это ощущалось физически, она чувствовала, как Поттер будто проникает внутрь, выворачивая ее наизнанку. Хотелось исчезнуть, провалиться сквозь землю, ощущая спиной его взгляд — так, будто ножи врезаются в тело.

И, боже, она не хотела, чтобы он доводил ее до такого состояния. Она не хотела бороться с желанием вырвать и растоптать его наглые зенки, которые всегда были устремлены в ее сторону, стоило только оказаться в его поле зрения — будь то кабинет трансфигурации или берег пришкольного озера.

А теперь все стало еще хуже. Когда им приходилось работать вместе в одной комнате, в одном помещении, он изучал ее, изредка поглядывая на пергаменты. Лили не видела — она чувствовала всем телом. Спиной, рукой, губами — чем бы то ни было. Чаще всего он смотрел на губы, а все из-за ее дурацкой привычки прикусывать нижнюю губу, когда приходилось думать.

Но Лили терпела. Она не могла позволить себе сорваться, не могла позволить ему победить в этой дурацкой игре.

Игра — да-да. Поттер пытался привлечь ее внимание, словно поймать квоффл на квиддиче. Квиддич. Да, без сомнений, в этом он тоже считает себя лучшим. Еще одна причина его зазнайства — охотник со второго курса. Самый лучший игрок своего поколения. Наплевать.

Но еще больше раздражало то, что все девчонки вешались ему на шею. Не только ему, конечно: еще и Блэку, Люпину, Петтигрю. Ну, Петтигрю в меньшей степени. Можно сказать, что к нему они вообще не подходили. Или подходили — только для того, чтобы узнать, где его друзья.

Это тоже было игрой. Кто кого раньше трахнет.

— Джеймс, спорим, я завалю эту суку первым? — вопил Блэк, тыкая пальцем в обворожительную скромную блондиночку (брюнеточку, шатеночку), а Поттер согласно кивал.

Противно было наблюдать. Не за этими ублюдками, а за тем, как эти шлюхи безотказно проводили с ними незабываемые ночи.

Лили поежилась.

Она старалась обходить их всех стороной. Поттера, Блэка, Люпина и Петтигрю.

А теперь все разрушилось. Лили придется спать с одним из них через стену, делить, блин, ванную комнату.

Она его ненавидела. Ненавидела этого непревзойденно-блестящего Поттера.

Особенно когда они каким-то чудом оставались одни, например, в гостиной Гриффиндора. Поттер подсаживался к ней, делал недвусмысленные намеки, касался ее рук, плеч, ног. У Лили живот скручивало от отвращения. Она огревала его по лохматой башке, поднималась и уходила.

Но это в прошлом. Теперь все стало еще хуже. Гораздо, мать его, ужаснее и отвратительнее.

Раздался напористый стук в дверь. Он отдался вибрацией по двери, а потом по голове и телу, возвращая от мыслей к реальности.

— Эй, Эванс!

Лили встала. Ноги успели затечь, поэтому это далось ей нелегко. Но она протянула руку к дверной ручке, повернула ее и распахнула дверь.

Перед ней возвысилась фигура Поттера, который прислонился к дверному косяку. Он, как и всегда, взъерошил волосы, чтобы выглядеть эффектнее, но от этого стал еще больше похож на петуха.

Лили переступила с ноги на ногу и положила руку на бедро. Он даже не смотрел на нее, будто и не заметил, что дверь открыта настежь. Она подождала еще несколько мгновений и, не дождавшись ответа, сказала:

— Ну, говори уже, Поттер.

Он поднял взгляд, до этого устремленный в пол. Вскинул брови, будто не знал, где он и кто она, блин, такая. До чего же он тупой. Раскрыл рот, постоял так, а потом начал:

— Там к тебе… — он показал рукой назад, — к тебе пришли, — он вздохнул. — Кажется, это был Нюнчик.

Лили удивленно подняла брови, но тут же вернулась к своему прежнему обреченному виду.

— Отлично, — пробормотала она. — Это все?

Он потянулся. Это был оправданный жест, ведь сейчас было, кажется, заполночь.

— Нет, еще кое-что, — выдохнул он. — Я больше не буду ходить сюда с поручениями, особенно ночью.

Лили почти закатила глаза, но решила воздержаться.

— Уйди с дороги, петух.

Он стоял прямо посреди дверного проема, не давая прохода, снова потягиваясь.

— А, да, — промямлил он, прервав зевок, и отошел в сторону.

Лили прошла мимо него в гостиную, Поттер вышел за ней, захлопнув дверь.

Здесь было теплее, чем в комнате. На столе около дивана лежал какой-то учебник, пергамент и перо с чернилами. Поттер уселся на диван, закинув на него ноги.

Ага, теперь ясно, почему Поттер до сих пор не спит. Болван не может с домашкой справиться, что там говорить об обязанностях старосты? Хотя он был не так туп, как наговаривала на него Лили. Гребаный отличник.

А она? Она-то почему не спит?

Интересно, она, задумавшись, застыла посреди комнаты или успела обдумать всю эту чепуху по пути?

Как бы то ни было, Лили подошла к портрету.

Что ему нужно? Они, вроде как, давно все решили — у них разные дороги, все такое. Она встряхнулась и приоткрыла портрет, выглянув в коридор.

Он стоял, прислонившись к стене и сложив руки на груди. Ничего не изменилось. Он был все тот же забитый Северус. Волосы такие же сальные и длинные, почти до плеча. Он все еще сутулился, нос все такой же крючковатый, складка между бровей никуда не делась, лоб стал еще морщинистей, чем прежде…

Распахнув портрет до конца, она вышла в коридор, тяжело вздохнула и выпрямилась, закрыв портрет и прислонившись к нему спиной. Рыцарь, изображенный на нем, что-то пробормотал, но Лили проигнорировала его негодование.

Северус поднял на нее взгляд. Если и он будет тормозить, то она, в конце концов, свихнется.

Она только сейчас поняла, что хочет спать. Побыстрее избавиться от него и лечь в теплую кровать. Как невовремя.

Он выпрямился, откашлялся и раскрыл рот. И он, представьте себе, тоже постоял с раскрытым ртом и только потом заговорил:

— Привет.

— Привет.

Лили вздохнула и выжидающе посмотрела на собеседника.

— Рада новой должности?

Она не знала, что ответить. Прошло два месяца с момента назначения ее старостой. И к тому же он пришел слишком поздно. И, как старосте, ей надо бы прогнать его, сняв баллы с факультета за то, что он ночью шляется по школе.

— Обязательно обсуждать это прямо сейчас?

Северус промолчал и снова опустил глаза. Лили фыркнула и склонила голову набок. Он переступил с ноги на ногу и сглотнул.

— Вообще я хотел сказать, что… — он замялся, а потом посмотрел ей в глаза, — что я рад за тебя, — он помолчал, перебирая слова в голове. — И за Поттера.

Теперь ей всерьез захотелось прогнать его. И снять баллов сто. Пятьдесят за то, что он не в постели, и еще пятьдесят — за то, что он здесь и сейчас отнимает ее время, плавно переходя к теме о том, как сильно он ненавидит Поттера. Они оба.

— Это все? — сказала она. — Знаешь, можно было сказать завтра на перемене, за завтраком, обедом, ужином или, на худой конец, во время урока. А еще со Слизерина придется снять баллов пятьдесят за то, что ты гуляешь по ночам, и еще пятьдесят за то, что я хочу спать, а ты собираешься отнять кучу времени ради…

— Нет, это не все, — настойчиво перебил Северус.

Лили удивленно распахнула глаза, поморгала и уставилась на него.

— Ты не ответила.

— На что?

Он раздраженно выдохнул.

— Ты рада новой должности?

— Да! Я просто счастлива возможности проводить сутки в компании Поттера, — ответила Лили с жутким сарказмом. — Ты в своем уме? Конечно нет. Мы года два назад обсуждали мое желание стать старостой, если ты не забыл.

— Я забыл? — возмутился он со слабым отголоском отчаяния.

Он подошел к ней почти вплотную. Каким бы его ни называли хлюпиком и нюнчиком, он был на голову выше Лили.

Она почувствовала, как пробежал холодок внутри. В груди, в животе, в горле — везде. Она его не ненавидела — нет. Она охладела к нему. Ей было противно находиться рядом с ним. Северус — типичный слизеринец, помешанный на чистоте крови, равнодушный ко всему, хладнокровный. Она убедилась в этом. Но, блин, он был ее другом. Когда-то. Они целые дни проводили вместе, смеялись, поддерживали друг друга, были лучшими друзьями. Поэтому она не могла его ненавидеть. И у нее скрутило желудок, когда он навис над ней.

Лили откашлялась и выпрямила спину, почувствовав себя капельку увереннее. Только капельку. Она почти задела макушкой его крючковатый нос, но вовремя отошла в сторону.

— Как ты можешь так говорить? — тихо сказал Северус, прислонившись лбом к портрету, к которому мгновение назад прислонялась она.

Лили вздохнула.

— Северус, давай не сегодня…

— Будто потом ты меня выслушаешь, — усмехнулся он. — Ты успешно избегала меня весь прошлый год, в этом году будет еще проще, правда?

Угрызения совести настойчиво заскребли где-то в желудке. Но разве она виновата в том, что он был таким… таким… слизеринцем? Она поморщилась, вспомнив, что он водится с Эйвери и Мальсибером. Отвязными подонками, размахивающими палочками налево и направо в попытках продемонстрировать свои познания в Темной магии. Она вспомнила бедную Мэри, которая больше месяца пролежала в больничном крыле.

Внутри снова пробежал холодок. Хоть Северус ни к чему этому и не был причастен, но он водился с этими ублюдками. До сих пор.

— Я хочу спать, Северус. Уйди с дороги.

Он резко обернулся, встретившись с ней взглядом. В его глазах был гнев. Отчаянный гнев. А чего он хотел? Считал, что она простит его? Если думал, что ее злость и обида улягутся за один гребаный учебный год, то он явно ошибался.

Она подошла к портрету, но Северус не двинулся с места, преграждая ей путь.

— Отойди, — тихо попросила Лили, посмотрев в его несчастные глаза. Да, она подобрала слово. Несчастные. Несчастный Северус. Ей до сих пор было жаль его. Но уже не так. Не осталось сочувствия. Была только жалость.

Он сверлил Лили взглядом, будто врываясь внутрь. Казалось, что он видел ее насквозь, читал мысли. Если и так, то он ничего не мог разобрать, потому что мысли запутались, запрыгали в разных направлениях так, что он не мог ухватиться за одну единственную. В ней вскипели ярость, жалость и смущение. Кажется, она даже покраснела. Он, в самом деле, был у нее в легких, в животе. Даже скрутило желудок, и дыхание участилось. Казалось, он смотрел не в глаза, а внутрь глаз, гораздо глубже.

Его глаза. Блин. Его глаза были такими сосредоточенными. Но за ними не было ничего, она не могла увидеть в них ничегошеньки, кроме пустоты.

Смущение, обида, ярость — и в итоге Лили нахмурилась и опустила голову, чтобы не позволять глазам смотреть в его сторону вообще.

Северус разочарованно вздохнул. Он был прямо перед ней, точнее, она была прямо перед ним. Это ее смутило, и Лили сделала шаг назад, все еще не поднимая взгляд на Северуса. Он сделал шаг в сторону, освобождая дорогу к портрету.

Кажется, он только что назвал ее по имени, и она вскинула голову, встретившись с ним взглядом. Снова. Кажется, он уже не надеялся на разговор. Он выглядел устало, ведь он тоже, наверняка, хотел спать.

Поэтому Лили сделала шаг к портрету, потом еще один и еще. Когда она успела отойти так далеко? Лили буркнула пароль, портрет распахнулся, и она зашла внутрь гостиной старост.

Тепло охватило ее тело, и она расслабленно выдохнула. Оказывается, в коридоре было очень холодно, по сравнению с теплой гостиной, где все еще приятно потрескивал камин.

Она кинула взгляд на столик. Поттер уснул прямо там, сложившись на пергаменте, наверняка размазав чернила. Каким-то чудом он не задел локтем чернильницу, хотя, без сомнений, он сделает это во сне, и вся его работа насмарку.

Лили стало странно жаль его, но она тут же выбросила эти мысли из головы и стремительно направилась к двери в свою комнату. Поттер сонно замычал, и Лили услышала, как чернильница свалилась на бок, а чернила полились на стол. Она обернулась. Тот даже ухом не повел и продолжал спать, но уже в более удобном положении: вытянув руку вперед и положив на нее голову.

Лили усмехнулась. Она не собиралась его будить. Пускай проспит, впопыхах не посмотрит в зеркало и прибежит в класс в таком виде. Вот смеху-то будет. Мысленно кивнув, она зашла в комнату, закрыв дверь и наложив на нее заклинание: нелишняя защита от Поттера.

Кажется, она захлопнула дверь слишком громко, потому что услышала ругательства Поттера за стеной. Видимо, он заметил, что пролил чернила на пергамент. Ему предстоит узнать, что все его лицо тоже измазано, как руки и рубашка.

Лили засмеялась бы, но ограничилась лишь довольной улыбкой, услышав, как он несется в ванную, разделявшую их комнаты. Лили подошла к двери в ванную и прислонилась ухом. Она усмехнулась. Поттер, увидев свое ненаглядное личико, испачканное чернилами, матерился во весь голос, ей даже не стоило подходить к двери, чтобы слышать, но она все еще стояла, прислонив ухо. Лили слышала, как он омывает лицо водой снова и снова…

…пока не стих.

Лили нахмурилась и прижалась к двери всем телом, пытаясь расслышать хоть какое-нибудь движение, но слышала только воду, которая все еще текла из крана в раковину. Он не мог вытираться, потому что для того, чтобы взять полотенце, надо пересечь комнату, но шагов она точно не слышала. Она еще сильнее нахмурилась, когда прошло уже, по меньшей мере, пять минут, а вода все еще текла, и Поттер, кажется, умер.

Забавно.

Но почему-то Лили не было смешно. Ее охватили волнение и что-то вроде совести. Что, если с ним что-то случилось? Ведь виновата, в итоге, окажется она: именно она не убрала чернила и не разбудила его, прежде чем он сам не толкнул чернильницу рукой. Мало ли что с ним случилось. Да что вообще может случиться в ванной? Ей никак не приходило в голову.

Не проще ли самой сходить и проверить? Глубоко вздохнув, она потянулась к ручке.

Второй раз за день она открывает дверь, чтобы увидеть Поттера.

Повернув ручку, Лили приоткрыла дверь и заглянула в комнату. Она облегченно выдохнула. Забавное зрелище: Поттер, опершись о раковину, стоял с закрытыми глазами, грудь равномерно вздымалась и опускалась. Он уснул. Хотя это было совершенно очевидно.

Не зная точно, что делать, она медленно подошла к нему. Что она собирается сделать? У нее была возможность разглядеть его, за что она, собственно, и принялась. Встав рядом с ним, она посмотрела на его лицо: чернила почти смылись, но осталась пара влажных пятен на подбородке и лбу. Вода капала в раковину с мокрых кончиков волос, и он иногда тихо пошмыгивал, и Лили снова улыбнулась. Очки набок и непонятно как держались на кончике носа. Она опустила взгляд на руки. Хоть ладоней и не было видно, потому что он оперся о раковину, но она видела, что синяя вода стекает из-под его пальцев на дно раковины. Тыльные стороны ладоней все еще были грязными, а оба рукава синие до локтей.

Лили закрыла кран.

Не зная, что делать дальше, она легонько ткнула его пальцем в бок. Он покачнулся, но невозмутимо продолжал спать. Лили фыркнула и ткнула его сильнее, но он снова покачнулся, никак не отреагировав. Она вскинула голову к потолку, издав непонятный удрученный стон, и, снова опустив голову, выкрикнула:

— Поттер!

Он вздрогнул и слегка подпрыгнул, широко распахнув глаза. Лили усмехнулась, когда он испуганно повернулся к ней. Она никогда не видела его испуганным.

— Эванс, твою мать!

Она невозмутимо посмотрела ему в глаза. Он тяжело дышал, чуть приоткрыв рот. Она почти усмехнулась.

— Чего?

— Нечего меня будить!

— Нечего спать в ванной.

Он оглянулся и, кажется, только сейчас понял, что находится в ванной. Он будто забыл о том, что Лили застала его врасплох и, почесав затылок и зевнув, он пересек комнату, взял полотенце и стал вытираться, тем самым еще больше размазав еле заметные пятна по лицу.

— Поттер, ты размазня.

— Чего? — возмутился он, повесив полотенце, ставшее вместо белого — белым с синим пятном посередине.

— Лучше вымой лицо еще раз, — сказала Лили и направилась к выходу.

— Эванс!

Лили обернулась на пятках и выжидающе взглянула на него. Он с пару секунд помолчал, а потом сказал:

— Не смей так больше делать.

— Как так?

— Как? — он всплеснул руками. — Так, как ты только что сделала.

— Напугала бедного Потти?

— И не называй меня так.

— А ты мне не указывай.

— А ты не забывайся.

— Это ты не забывайся.

Он втянул воздух сквозь стиснутые зубы и прищурился.

— Мы оба старосты, Поттер, — сказала Лили, руки в боки и взгляд сверлил Поттера. — У нас одинаковые права. И обязанности, кстати.

— Это ты к чему?

— К тому, что нужно дежурить с сегодняшнего дня, а ты…

— Ты тоже, Эванс.

— Что я тоже?

— Ты тоже забыла про дежурство.

Лили опустила глаза в пол. Она действительно забыла про дежурство, но откуда ему знать, что она не дежурила? Он ведь шлялся где-то со своими дружками почти до полуночи. Хотя плевать. Она снова посмотрела на размазню — теперь это его новое прозвище.

— Я к тому, чтобы завтра ты не забыл, — вывернулась. Это звучало почти жалко и слишком похоже на оправдание.

— Я-то не забуду, а вот ты, Эванс. Это тебе стоит напоминать, потому что, я чую, Нюнчик будет таскаться сюда каждый вечер.

— Не называй его так.

Она не хотела этого говорить. Ведь это было неправильно. По идее они с Северусом не общаются уже больше года и ненавидят друг друга.

— Отлично, — сказал Поттер, подойдя к двери в свою комнату и открыв ее. — Там, у стены успели помириться? — он смотрел на нее почти равнодушно, только дышал он чуть-чуть тяжелее обычного.

— Какое тебе дело? — кажется, она снова покраснела. Не от смущения, конечно, а от злости.

Он пожал плечами и скрылся за дверью. Лили простонала в потолок и закрыла за собой дверь.

* * *

Захлопнув дверь и закрыв на замок, Джеймс скатился по ней вниз, стукнувшись затылком. Он закрыл глаза, пытаясь унять прерывистое дыхание и бешеный стук сердца, но у него ничего не получалось, поэтому он поднялся и сел на кровать.

Ему нравилось быть старостой — были свои привилегии. Отдельная комната, ванная комната, возможность сдирать баллы с ненавистного Слизерина.

Поэтому с каждым днем количество изумрудов в нижней половине огромных песочных часов уменьшалось, а рубинов, наоборот, увеличивалось. Он с упоением смотрел, как сверкающие зеленые камни поднимаются, принижая Северуса Снейпа и возвышая над ним его самого — Джеймса Поттера.

Но была еще одна радость в должности старосты: теперь он будет гораздо чаще — да почти всегда — видеться с Лили. Разделенные одной только ванной комнатой, а не целой лестницей, как это было в башне Гриффиндора.

По правде сказать, Джеймс был удивлен, когда к нему прилетела сова с письмом и значком старосты в конверте. Он кинул взгляд на мантию, к которой был прикреплен этот самый значок. Как же Сириус был рад. Особенно он радовался тому, что теперь они могут не беспокоиться о том, что Слизерин получит кубок школы. Джеймс усмехнулся в ответ, но сам думал лишь о том, что в письме было написано имя Старосты Девочек — Лили Эванс.

Теперь упрямой дуре от него не спрятаться, теперь он точно до нее доберется. Разве можно… разве можно столько лет отвергать его?

Джеймс уже не помнил, сколько времени просто сохнет по ней, чахнет от невозможности коснуться ее. Хотя бы раз, хотя бы один гребаный раз затащить ее в постель, как затаскивает через день долбанутых поклонниц.

Ему даже не надо прилагать усилий: ненавязчивое «пойдем ко мне», и любая шлюха сама понесется в комнату, нетерпеливо стянет с себя одежду и ляжет — нет — запрыгнет в кровать. И это было мерзко.

С другой стороны, Джеймс всегда мог воспользоваться этим, чтобы унять свое возбуждение при виде рыжей башки Лили. И это ему нравилось.

Но все равно это было не то.

Ему не нравилось, когда они выкрикивали его имя не ее голосом, ему не нравилось видеть под собой брюнетку или блондинку вместо рыжей кудрявой сучки.

Она заставляла лезть на стену, блин, он не мог отвести от нее взгляд. Ее дурацкая привычка прикусывать нижнюю губу заставляла сглатывать слюну. Грязную слюну, текшую при виде блестяще-непорочной Эванс.

Даже Сириус его не понимал. Болтал что-то типа: «Да она же долбанутая». За это хотелось ему врезать. И Джеймс понимал, что однажды не выдержит и даст ему в челюсть, чтобы из его хренова рта больше не смогли вылетать гнусные слова. Касающиеся Эванс, конечно же.

А сегодня? Только что? Неужели они со Снейпом помирились? Он сжал руки в кулаки. Вряд ли они успели. Хотя Джеймс отрубился минуты через две после того, как она ушла, мог и не услышать диких стонов.

Почти смешно. Джеймс сплюнул, подумав о том, что Нюнчик силен в этих делах. Да и вряд ли он вообще мог к ней прикоснуться. Будто Джеймс сам не видел, что Эванс игнорировала Снейпа весь шестой курс, как бы этот сопляк ни пытался с ней заговорить.

Джеймсу стало капельку легче, когда он осознал это.

Раньше его мучил вопрос: почему Снейп, а не он?

Но сейчас, еще с прошлого года, Джеймса мучает один, простой: почему никто? Почему бы не он? Почему, черт возьми, она его отвергает? Кажется, это уже три вопроса. Но от осознания этого ответов не прибавилось. Если бы у нее был кто-то другой, Джеймс все равно ничего не мог бы поделать, он бы не смог причинить ей боль. Он ведь не… не прикасался к Снейпу. Разве что глумился, но это ведь не кровавая бойня на кулаках, которой он так жаждал. Он съехал с катушек, стал слишком мягким, он вообще рехнулся, помешался на этой рыжей суке, которая без устали продолжает его ненавидеть.

Хоть ты лезь на стену, она не отдастся, а заставлять ее Джеймс не мог. Он навязывался, долгое время совращал ее всеми способами. Весь шестой курс. Но, твою мать, он ведь не выдержит.

С каждым днем, особенно теперь, Джеймс все больше хотел просто взять Эванс за шиворот и кинуть в постель, зажав рот, не давая сказать ни слова в ответ, ни одного мерзкого, колкого, режущего, словно нож, слова, которое могло бы его остановить. Не давая двигаться, чтобы она не смогла уйти, взмахнув своими ярко-рыжими волосами, которые так же сводили с ума, как и гневные красные щеки, и глаза, мечущие молнии каждый раз, когда они ловили его пожирающий взгляд.

Ни одна девица не могла сравниться с ней.

Джеймс хотел выкинуть ее из головы, но проще было бы вырвать себе глаза, чтобы они больше не смотрели на нее.

Но даже от этого она не исчезнет, не испарится. Ее образ всегда будет в мозгу, во снах, в его самых извращенных фантазиях.

Он подошел к стене и ударил. Казалось, вся кровь прилила к кулаку, и его пронзила боль. От кончиков пальцев до запястья.

Сладкая боль — единственная штука, которая могла выбросить из головы ее образ.

Но боль была слишком слабой.

И он ударил еще раз. Костяшки заныли.

Еще раз. Другой рукой, другим кулаком. Новая волна боли. Представляя вместо стены ее прекрасное лицо, губы, улыбающиеся не ему, глаза, смотрящие не в его сторону.

Разорвать, разбить, изувечить, изуродовать, лишь бы перестала сводить его с ума. Прекратила это безумие, которое продолжается уже… с давних пор.

Кулаков было мало, хотелось биться головой, чтобы выкинуть ее оттуда, разломать ее образ. Прямо посередине, на две части. А потом разбить на мелкие осколки, чтобы они разлетелись в разные стороны, пронзая его тело новой болью.

Джеймс скатился вниз по стене, разжав кулаки.

Он был выжат, как лимон. Хотелось спать, веки налились свинцом. Костяшки болели, но он не придавал этому значения — пройдет. Он опустил голову и закрыл глаза, не в силах подняться и лечь в постель.

Откуда-то издалека послышался стук о дерево, но Джеймс не двинулся с места.

Звук становился все настойчивее и громче. Не без усилий он приоткрыл глаза и прислушался. Через мгновение понял, что это стук в дверь, а еще через пару секунд вспомнил, что закрыл ее на замок.

Он тяжело втянул воздух через нос.

— У тебя есть… — он прервался, удивившись своему хриплому голосу. Откашлялся и повторил: — У тебя есть палочка, Эванс, — да, так уже лучше.

Он не собирался открывать для нее дверь. Не собирался вставать.

Кажется, прошли какие-то две минуты, прежде чем щелкнула затворка, и дверь со слабым скрипом приоткрылась.

Джеймс медленно повернул голову в сторону двери. Из-за нее выглянула рыжая башка Эванс. У нее на лице было что-то вроде беспокойства, хотя он не мог сказать точно — очки он кинул на прикроватную тумбочку, и перед глазами все плыло.

Рыжая башка откашлялась.

— Что ты тут… — Эванс тоже охрипла. Она снова прочистила горло и повторила: — Что ты тут вытворяешь?

Он снисходительно хмыкнул и посмотрел на свои руки. Костяшки были ободраны, из ранок сочилась кровь. Старые ссадины не зажили, а он добавил еще.

Кажется, Эванс тоже посмотрела на его руки. А потом на стену, на которой, наверно, остались кровавые пятна.

— И зачем ты это сделал?

Ему хотелось, чтобы она ушла. Не мучила его своим присутствием, особенно когда он уже был близок к тому, чтобы уснуть. Но нет, ей надо было появиться прямо сейчас.

Он устало вздохнул.

— Уйди.

— Что, прости?

Джеймс не смотрел на нее, но представил, как она чуть-чуть склонила голову набок и вскинула брови. Да, именно так она возмущалась. Он знал это лучше, чем кто-либо на этой долбаной планете.

— Съеби отсюда, Эванс.

Он поднял на нее тяжелый, усталый взгляд. Эванс раскрыла рот, закрыла и уставилась на него. Подождала пару мгновений, не двигаясь, а потом резко развернулась и ушла, захлопнув дверь. Злобно и возмущенно.

Джеймс облегченно вздохнул и поднялся на ноги.

Стянул с себя рубашку, дальним уголком разума заметив, что рукава грязные ровно так же, как и его руки. Эванс сказала ему, чтобы он умылся еще раз, значит, лицо тоже было грязным. Но откинув мысли в сторону (особенно мысли об Эванс), он свалился, наконец, в кровать.

____

Фик начат 24.10.11

Глава состоит из небольших огрызков. Автор просит прощения, потому что не смог их синхронизировать.

____________

Джеймс открыл глаза. Ну, попытался это сделать. Верхние ресницы слиплись с нижними, и Джеймс удрученно уронил вытянутые перед собой руки обратно на кровать. Он потер глаза, но все бестолку. Тогда он стал отскабливать гной ногтями.

Джеймс полагал, что именно из-за гноя у него испортилось зрение, потому что когда с отскабливанием было покончено, картинка перед глазами расплывалась еще хуже, чем это обычно бывает без очков. Тогда Джеймс потянулся за очками, но рука обнаружила подушку. Теперь он приподнялся на локтях, посмотрел вокруг себя и снова удрученно свалился на кровать. Он так и спал всю ночь поперек кровати, в том же положении, в каком свалился ночью. А потом он вспомнил, что не стянул с себя брюки, а потом даже не удивился тому, что ноги жутко затекли в согнутом положении.

Джеймс простонал в потолок и посмотрел на него. Несмотря на то, что картинка расплывалась, он мог точно определить, что потолок все еще идеально белый. Как и каждую бессонную ночь или похмельное утро. И сейчас он задался вопросом: который час? Хотя это не так важно, ведь суббота на дворе. По идее.

Джеймс смачно зевнул и, не без усилий и жуткого покалывания в мышцах, встал на ноги. Он еле стоял на ногах и держал равновесие, но ему нужны были очки, лежащие на прикроватной тумбочке. В такие моменты Джеймс чувствовал себя сорокалетним мужиком, вспомнившим молодость, кем-то вроде своего отца.

На кой черт он вставал, если можно было перекатиться на кровати? Но дело было сделано, и Джеймсу оставалось только взять очки.

И он взял очки, надел их и кинул взгляд на часы. Картинка все еще расплывалась, но он старательно сфокусировал взгляд на стрелках. И тут же облегченно выдохнул. Только полдень. От осознания этого даже ноги болеть перестали.

Первая трезвая мысль, пришедшая в голову, — надо помыться. Руки, лицо и шея все еще должны были быть грязными, а завтрак он уже проспал, значит, попросит домовых эльфов притащить хотя бы фруктов.

В шкафу он откопал чистую рубашку (и отметил, что надо бы ее погладить) и полотенце и подошел к двери в ванную, потянул ее, но она не поддалась.

— Какого…

Эванс. Наверняка Эванс. Только ничего не слышно, она, видимо, наложила заглушающее заклинание. Тогда он пнул дверь и, уже через другую, вышел из своей комнаты в гостиную.

Когда Эванс вышла из ванной, Джеймс уже грыз яблоко, сидя на любимом большом диване. Он чуть не поперхнулся, увидев, что она в одном только полотенце, обернутом вокруг тела, и еще одно полотенце у нее на голове.

Лили замерла на какое-то мгновение. Джеймс не заметил в ней и капли стыда, что он ожидал увидеть на ее лице. Она даже не покраснела. Ну, как сказать, она все еще была покрыта румянцем после горячей ванны, но она не побагровела, как обычно бывает, когда она злится.

— Доброе утро.

Джеймс выгнул бровь. Он откашлялся и принял прежнее положение: левая рука закинута на спинку дивана, а правая рука держит яблоко около губ. Но он не наградил ее ответом.

Эванс подошла к дивану.

— Это ты пнул дверь, да? — она села рядом и потянулась за вторым яблоком. Джеймс обратил внимание на то, что капли воды все еще стекают по ее тоненькой шее, и невольно облизнулся. — Тогда ванна свободна.

Джеймс снова выгнул бровь и оглядел ее с ног до головы. Она, видимо, не имеет привычки вытираться после душа, потому что ее ноги все еще были покрыты капельками воды, как и плечи, руки… блин. Он положил яблоко на столик и, схватив полотенце и рубашку, все еще не сводя с Эванс взгляда, салютовал и подошел к двери в ванную.

— Кстати, Эванс, — она подняла на него томный взгляд, — погладь мою рубашку, — и он метко кинул свою рубашку прямо в лицо Лили.

— Пошел к черту! — она кинула рубашку обратно, но та врезалась в закрытую дверь, за которой скрылся Джеймс.

— В чем ты обычно спишь? — спросил Джеймс, разжевывая виноград.

Оба сидели и пялились на камин и жевали зеленый виноград. Джеймс уже успел выяснить, что он у Эванс любимый.

Она нахмурилась.

— В пижаме.

Джеймс почти рассмеялся, но воздержался, закинув три виноградины в рот. Он еле отводил взгляд от обнаженной кожи ее плеч.

— Что это ты такая разговорчивая?

— Тебя это не устраивает?

— Это не ответ.

Эванс снова нахмурилась и откинулась на спинку дивана. Она все еще сидела в полотенце, обернутом вокруг тела. Джеймс не переставал сглатывать слюну. С одной стороны он был рад, что она не стыдится ходить при нем в таком виде, но с другой стороны — это было странно. Эванс ведь такая правильная. Когда она посмотрела на портрет из гостиной, он понял, что ответа не дождется.

— Зачем ты долбил стену? — она обернулась и посмотрела прямо в глаза. Эти глаза… черт. Нахмурилась и ждала ответа.

Джеймс ожидал этого вопроса, но не готов был отвечать. Потому что он и сам не знал. Хотелось сказать, что это из-за нее, но он упрямо глотал эти слова обратно. Потому что это не то. Не из-за нее. В любом случае не только из-за нее. Что-то еще. Наверно, необъяснимое возбуждение при ее виде. Хотя тогда… этой ночью… он был так зол. Необъяснимо зол. На Снейпа. И на нее. На них.

И Джеймс пожал плечами.

— Скажи!

Она требовала ответа, а Джеймс не мог ответить. У него не было слов. Не мог же он ответить всем тем, что вертится в его голове. «Я схожу с ума». Да, это, наверно, было самым точным объяснением. Но он не мог сказать об этом, потому что все еще хотел от этого избавиться. Он еще не смирился.

— Я был пьян.

Вранье. Хотя она должна была поверить, потому что он не один раз за эти два месяца являлся в гостиную, еле стоя на ногах. Шумел, орал во всю глотку и крушил все, что попадалось на пути. А Эванс… он не помнил, что она делала. Наверно, тупо стояла в стороне и закатывала свои зеленые зенки. Иногда он даже боялся по пьяни взболтнуть лишнего, но пока что все обходилось. Во всяком случае, она не подавала вида, что он сказал что-то не то. У него скрутило желудок.

Эванс задумалась. Она снова стала покусывать нижнюю губу, и Джеймс плотоядно сглотнул. Ему становилось все противнее от этого.

— Ладно, — Эванс кивнула.

Джеймс чуть не вздохнул с облегчением, но снова заткнул свой рот виноградом.

— Но я знаю, что это неправда.

Джеймс нахмурился. Наверно, она помнила, что он ровно стоял на ногах, и от него не несло перегаром. Он не мог упрекнуть ее за недоверие.

— Ты… — она закрыла рот, подумала и снова открыла: — ты объяснишь потом?

Какой наивный вопрос. Джеймс уставился на нее и проглотил виноградину.

— Почему ты спрашиваешь? — наконец выдавил он.

Лили удрученно пожала плечами и потянулась к винограду.

— И все же? — еще раз спросил он.

Она проглотила виноградину и сказала:

— Наверно потому, что ты меня разбудил. Должен же ты объяснить свое необъяснимое поведение. — Она моргнула. — И извиниться, кстати.

Этого Джеймс не ожидал, но где-то, в самом уголке сознания, он понимал, что виноват, хоть и самую малость. Он должен был извиниться.

— Да, извини.

Лили кивнула.

Джеймсу не нравилась напряженная атмосфера. Его это почти выводило из себя. Только почти, потому что это редкость — вот так болтать с Эванс. Он был благодарен хотя бы за это. За возможность чуть-чуть пооткровенничать, выкачать из нее хоть какую-нибудь информацию кроме той, что он уже выучил наизусть: «Я ненавижу тебя, Поттер». Но вот такие посиделки пробуждали в нем надежду на обратное. Или, если не на обратное, то на что-нибудь между, что-то нейтральное. Но Лили была какой-то подавленной, будто ей всю ночь снились кошмары. Наверно, только из-за подавленности она с ним и разговаривала. Ей больше не с кем. Какой печальный факт, у Эванс действительно почти не осталось друзей. После их ссоры с Нюнчиком.

Джеймс фыркнул.

Хотя бы поэтому он имел право ненавидеть Снейпа.

А был ли сам Джеймс ее другом? В такие моменты он надеялся на это. На что-то кроме ненависти, на что-то теплое и хотя бы дружеское. Но это глупо. Конечно нет, он не был ее другом. В любом случае, она этого никогда не признает. Неужели он ее даже не привлекает? Внешне? Физически? Ему никогда не понять, в чем разница между Эванс и его поклонницами. Но что-то же было, было какое-то отличие, из-за которого она не увивается за ним. Это сводило с ума. «Ты сводишь меня с ума».

Она потягивалась, вскинув руки над головой и выгнув спину, выставляя вперед свою грудь. Ненамеренно, конечно. Хотя черт ее знает. После того, что она сидит рядом с ним в одном только полотенце, Джеймс уже ничему не удивится. Он провел языком по нижней губе, и у него в глазах помутнело. Это было слишком животно — вот так запросто сходить с ума, видя, как она всего лишь выгибает спину. Она была такой маленькой, миниатюрной… Ничего не стоит взять и прижать ее к себе. Сжать лицо в ладонях и заставлять смотреть на него, не отводя взгляда.

Он обнял ее за плечи. Лили этого не ожидала и удивленно выпучила глаза, так и не подняв взгляд на Джеймса. Она застыла, а Джеймс прижался к ее макушке, закрыв глаза. Вдыхая запах ее чистых волос, скорее, ее шампуня, но… закружилась голова. Он зарылся в ее волосах, сильнее прижимая к себе.

— Поттер, что ты…

Джеймс коснулся ее обнаженного, молочно-белого плеча. Легонько, пальцами… он мог бы… так хотелось… Он почти не соображал, что делал, когда прижался губами к ее плечу, проведя по нему щекой, еще раз коснувшись пальцами. Руки почти дрожали, так…

— Поттер… — ее голос дрожал от… — Ты что себе позволяешь?! — …от возмущения. И гнева. Еще ярости и, пожалуй, ненависти.

Джеймс нехотя выдохнул ее запах, отпрянув от ее плеча. Теперь он не обнимал Эванс за плечи, рука упала на спинку дивана, когда возмущенная Лили пролетела мимо него, прямо перед носом, направляясь к двери.

— Скажи мне одну вещь, — начал Джеймс, отчего Лили замерла в проходе.

Она вся пылала, грудь вздымалась и опускалась, лицо налилось кровью так, как обычно. Именно то, что он ожидал увидеть, когда она зашла в комнату в одном полотенце. А полотенце медленно сползало вниз, но грудь поддерживала его. И Джеймс почти забыл, что хотел сказать.

— Ты девственница?

И дверь захлопнулась, покачнувшись в дверном косяке.

Эванс безупречна в гневе.

* * *

Лили мучилась уже, кажется, целую вечность, но день только-только подходил к обеду.

А она не пойдет. Ни за что после такого оскорбления. Будто это так просто — взять и… когда она почти в отчаянии. Почти, черт возьми! Потому что, несмотря на то, что у нее не осталось друзей, у Лили все еще была должность старосты. Она хваталась за нее, словно за соломинку, утопая в бездне тоски и одиночества.

Бессмысленные вопросы, не имеющие ответа, снова закрутились в рыжей тупой башке.

Зачем Поттеру надо было так ее унижать? Когда они сидели, разговаривали или… боже, да она уже не помнит, что они там делали, но размазне все равно удалось все испортить! Поттер-катастрофа. Все было нормально. Ну, если сравнивать с их обычными «Поттер-я-тебя-ненавижу» и «я-тебя-тоже-лохматая-сука», то это просто комильфо! Она даже… она чуть было… не позволила ему… Господи!

Дурацкие вопросы почти умиляли.

«Это твой любимый виноград, да?»

«В чем ты обычно спишь?»

Блин!

Лили схватила подушку и кинула ее в стену, и та медленно сползла на пол, смявшись прямо посередине.

Злости на него не хватало. За то, что иногда ему все-таки удается расположить ее к милому разговору. Как бы не взболтнула чего лишнего.

Лили поежилась и стала прокручивать весь разговор в голове. Что она там говорила? Виноград, пижама… Пижама! Она не сказала, что это за пижама? Какой на ней рисунок, сколько ей лет? Кажется, нет. Но она не была уверена. Ладно, а еще что? Вроде… вроде ничего.

Тогда Лили вздохнула и зарылась во вторую подушку. Хотя ей очень хотелось бы разорвать ее в клочья, чтобы перья летели во все стороны и накрыли пол мягкой пеленой, но она лишь впилась ногтями в наволочку, сильнее уткнувшись в ткань.

«Ты девственница?»

И Лили завыла в подушку, всем сердцем желая выбежать из комнаты и выплюнуть ему в лицо все то, что кипело у нее внутри, выблевать все, что она думает, ему в ноги, чтобы он подавился тем, что ей не безразлично. Чтобы знал о ее неравнодушии к происходящему.

«Эванс, ты бесчувственная». Он всегда так говорил. Как она может быть бесчувственной, если из-за такой фигни, которую нагородил Поттер, у нее слезы на глаза наворачиваются?

Да она себе-то боялась признаться в том, что… а размазне тем более!

Почему этот вопрос так вывел ее из себя? Ну почему она так пылает от гнева? Спроси кто другой, она бы фыркнула и сказала что-то о правилах хорошего тона. Хотя она сама-то этих правил не особо придерживалась. Но это ничего не меняло, все равно упрямые слезы взяли свое.

Лили села и подняла глаза к потолку. Перед глазами все плыло, и она смахнула слезинки с глаз.

«Поттер, я тебя ненавижу. Я так тебя ненавижу…»

* * *

Джеймс шел впереди всех, оглядываясь в поисках хорошего укрытия.

Ночные школьные коридоры должны внушать ужас, но Мародеры уже привыкли благодаря своим почти еженочным вылазкам, начавшимся с пятого курса.

— Ну что ты как сопля! — злобно шикнул Сириус Питеру, который нехило отставал от компании.

Джеймс закатил глаза, но вернулся к прежнему занятию. Наконец ему на глаза попались две стоящие рядом огромные горгульи. Джеймс прикинул, что по двое за каждой смогут укрыться, переглянулся с Ремусом, тот кивнул, и Джеймс решил, что лучше уже не придумать. А если и придумать, то не сейчас, потому что у них оставались какие-то три-четыре минуты.

— В смысле? — спросил запыхавшийся Хвост, нагнав наконец остальных.

— Еле тащишься! — снова шикнул Бродяга, отвесив толстяку подзатыльник.

— Заткнитесь! — вполголоса рявкнул Джеймс, отчего два идиота покорно обернулись. — Спрячемся за этими горгульями, — он указал в сторону каменных статуй, стоящих совсем недалеко от них.

— Там мало места, — огрызнулся Сириус, поправляя съехавший в сторону галстук. Он даже не посмотрел в ту сторону, где стояли горгульи.

Джеймс снова закатил глаза, схватил Бродягу с Хвостом за шивороты и пихнул в сторону ближайшей глыбы.

— Нет времени обдумывать.

Сириус согласно кивнул и шмыгнул за горгулью, потащив за собой Питера.

Ремус и Джеймс спрятались за соседней, которая была ближе к повороту, откуда должен появиться тот, кого они ждут.

— Как вы собираетесь ее забрать? — спросил Ремус, выглядывая из-за спины Джеймса. — И как вы отвлечете старика?

— Сейчас узнаешь, — загадочно усмехнулся староста.

Да уж, порядочный староста, вылезающий в коридоры посреди ночи, намереваясь ограбить завхоза, да еще и привлекающий к этому других учеников.

Джеймс перестал корить себя за это еще в конце сентября, несмотря на негодование Ремуса, который больше всех удивился решению сделать Старостой Мальчиков Джеймса.

— Ты? Староста? — Ремус долго не мог унять хохот. — Да из тебя староста, как ловец из Хвоста!

Зато Ремус — единственный из приятелей, который одобрял его симпатию к Лили. Симпатию? Ну и слово. Скорее надобность, необходимость.

Сириус и Питер не переставали огрызаться, но Джеймс старательно не обращал на это внимания, высматривая в темноте Филча.

И наконец он разглядел его еле заметный силуэт в конце коридора. Его догадки подтвердило мяуканье бессмертной (что им удалось не единожды проверить) Миссис Норрис.

— Идет, — шепнул Джеймс Ремусу, после чего тот вполголоса попытался привлечь внимание двоих подопечных, но потерпел фиаско.

Тогда Джеймс снова закатил глаза и отпихнул Ремуса в сторону. Сириус держал Питера за шиворот, готовясь нанести удар.

— Идет! — прикрикнул Джеймс. — Хорош херней заниматься! Хвост, твой выход, — Джеймс ткнул пальцем в сторону Питера.

Сириус отпустил галстук потенциальной жертвы и опустил кулак, позволяя Питеру выйти из укрытия, но он медлил, встав, как гребаный член.

— Если он нас заметит, — грозно сказал Джеймс, понизив голос до угрожающего шепота, — если он нас заметит, то будет еще хуже, ты, идиот!

Тогда Питер кивнул и, сглотнув, вышел из убежища и направился навстречу Филчу.

— Что он делает? — нахмурился Ремус.

А Джеймс наоборот повеселел.

Он оглянулся на Сириуса, который еле сдерживал смех в предвкушении предстоящего зрелища, тогда Джеймс заулыбался во весь рот и посмотрел на Петтигрю.

Он оглядывался по сторонам, старательно избегая взглядов в сторону приближающегося Филча, неуклюже перекатываясь из стороны в сторону и устремляя взгляды то на спящие портреты, то на факелы, которые ничем не отличались от факелов в других коридорах. Джеймс невольно сравнил Хвоста с пингвином. Пьяным пингвином.

Теперь он устремил взгляд на Филча, который застыл на месте в попытке разглядеть нарушителя, а потом как завопил:

— Ученик не в постели!!! — и Джеймс не смог подавить смех, и прикрыл рот ладонями, согнувшись пополам, не позволяя себе рассмеяться в голос.

Питер аж подпрыгнул от неожиданности и резко (насколько это возможно для пьяного пингвина) обернулся, побежав в противоположном направлении.

Тогда Джеймс повернулся к Сириусу, который тоже еле контролировал смех. Внутри Джеймса все кричало о том, чтобы позволить смеху вырваться изнутри, но он упрямо глотал смешки обратно.

Даже тихоня-Ремус весь засиял, но потом его лицо сменилось, и тогда Джеймс понял, что пора вжиматься в стену.

И он вжался в стену, пока Питер пробегал мимо горгулий, а Филч бежал, точнее, плелся вслед за ним.

Сегодня нельзя было попадаться, иначе Филч не отойдет от своего жалкого кабинета, и больше не будет возможности ее забрать. Забрать, а не украсть. Потому что она целиком и полностью принадлежит им.

Шаги стихли. И Джеймс собирался выглянуть из-за горгульи, но Сириус опередил его.

— Пора, — сказал Сириус и вылез из убежища.

Джеймс пошел за ним, но все еще оглядывался — мало ли что.

— Забей, Сохатый, — убеждал его Сириус, — его не поймают, в крайнем случае спрячется за углом и сделается крысой.

Этот факт действительно успокаивал. Уж что-что, а выпутываться из дебильных ситуаций Хвост умел лучше всех.

Они направились вперед по коридору к кабинету Филча.

«Алохомора», — и все трое уже прочесывают каждый угол в поисках вожделенного пергамента.

— Нашел! — воскликнул Сириус, подняв над головой сжатую в руке Карту Мародеров.

* * *

Лили возвращалась с патрулирования. Она потерла виски, проклиная Макгонагалл за параноидальность, а Поттера — за безответственность. Ну просила же помочь, так бы не пришлось мотаться по всем коридорам, можно было бы разделиться.

Лили схватилась за голову. Она ужасно устала и зевала всю дорогу до коридора, где находился портрет в гостиную старост.

Не успела она подойти к портрету, как увидела напротив него мрачную фигуру Северуса.

Она невольно закатила глаза, всплеснув руками:

— Ну чего тебе? — снисходительно спросила она.

— Прости меня.

Лили выгнула бровь.

— Что, прости?

— Прости меня, — повторил Северус, подойдя к ней.

Лили попятилась назад, вжавшись в стену.

— Ч-что? О чем ты? — она заикалась, заворожено наблюдая за тем, как он медленно, шаг за шагом, приближался к ней. Ей стало страшно. Она пыталась схватиться за стену пальцами, но ногти всего лишь скоблили холодный камень.

— Ты знаешь, о чем я, — он повысил голос, нависнув над ней и стукнув рукой стену у ее уха.

Лили невольно вздрогнула и зажмурилась. Ей не хотелось, чтобы он кричал. Ей не хотелось, чтобы он вообще к ней приближался, особенно так… близко. Опасно близко.

Его крючковатый нос был совсем близко к ее лбу, почти касался его.

— Что ты, твою мать, вытворяешь? — выдавила из себя Лили, осмелившись поднять на него взгляд.

Северус был зол, ее это даже не удивило. Ведь было за что злиться, хоть это и было нечестно.

— Прости меня, — процедил сквозь зубы Северус, щурясь.

— За что? — повторила Лили.

Конечно, она знала за что. Пускай он скажет, ей есть чем ответить. В ней столько злости, которую хотелось выплюнуть ему в лицо.

— За то, что… — казалось, что он глотал эти слова, всем своим сердцем желая не повторять их снова, — что я… — он снова замялся, но Лили была довольна, что он признавал свою вину, — что я назвал тебя… грязнокровкой. — Последнее слово он сказал совсем тихо, почти прошептал, повернув голову в сторону и опустив ладонь, которая до этого все еще была прижата к стене рядом с ухом Лили.

Лили выдохнула. Неприятные, тошнотворные воспоминания полезли в голову. Она всем сердцем желала забыть о них, забыть о том, кто он такой. Она пыталась не обращать на это внимания, но выхода не было. Ничего не оставалось, кроме того как сказать правду. Всю колющую глаз правду, разрывающую голову на куски, разъедающую мозг и сжимающую сердце колючей проволокой.

— Я не могу, Северус, — он разочарованно выдохнул, отстранившись от нее и прижавшись к другой стене, а Лили наоборот отошла от стены и подошла ближе к Северусу. Всего на два-три шага, которые могли бы показать ее решительность. — Ты злой, противный и упрямый мальчишка, который живет мечтами. Я не имею ничего против мечтаний, но пора вырасти, Северус. Я не прощу тебя, как бы ты ни старался. Я не хочу причинять тебе боль, но если иначе никак, то другого выхода нет. — Она набрала побольше воздуха, и слова сами посыпались изо рта. — Посмотри на себя, Северус. Во что ты превратился? Какого хрена с тобой случилось? Кто ввязал тебя в это? Кто заставил тебя? Я не верю, что ты сам выбрал темную сторону, ты не мог, или я тебя совсем не знаю. Я полагаю, что ты многое от меня скрывал, в общем-то, так оно и было, не зря же ты связался с Эйвери и Мальсибером. Какого хрена, Северус? Почему ты никогда не говорил мне, куда вы постоянно уходите? Где вы шлялись ночами, зачем вы ходили в Запретный лес, зачем крали книги из запретной секции? Я не хочу знать, — сказала она, когда Северус было открыл рот, чтобы объяснить. — Слишком поздно, раньше надо было объяснять. — Лили втянула воздух через нос. — В конце концов, ты — Пожиратель Смерти. Ты даже не отрицаешь! Дежавю, да? Все это уже было, Северус! Я повторяла тебе сотню раз, что я тебя не прощу хотя бы потому, что ты — Пожиратель Смерти! Ты прислуживаешь убийце, чьи взгляды и идеалы отличаются своей бесчеловечностью и кровожадностью! Волдеморт не человек! Чем ты, мать твою, думал, когда принимал Метку? — Северус вскинул до этого устремленный в пол взгляд на Лили. Он выпучил глаза, но Лили уже не могла остановиться: — Я тебя ненавижу! Ты — само зло! И я жалею, что вообще с тобой связалась, что я с тобой дружила! Ты этого не заслуживаешь! Я готова прямо сейчас пойти к Дамблдору и сообщить о том, что ты прислуживаешь Волдеморту! Но я не могу, потому что мне жаль тебя, Северус. Потому что во мне еще есть человечность, а в тебе больше нет.

Лили задыхалась. Это была лишь малая часть того, что она хотела сказать, и она это понимала. Могла сказать больше, но ей было жаль его. Она не хотела причинять больше боли и делать больше зла. Потому что она не такая, она не Северус, она не могла… не могла выплюнуть все, что думала, как бы ей этого ни хотелось.

Северус сделал шаг ближе, но Лили молниеносно достала палочку из кармана и направила на него.

— Еще хоть один гребаный шаг…

Но ей не пришлось утруждаться.

Из-за угла появилась фигура Поттера. Даже в тени было видно, что он пылал от ярости. Грудь неравномерно поднималась и опускалась, брови нахмурены, кулаки сжаты. Лили полагала, что костяшки пальцев побелели.

Волоски на шее Лили встали дыбом.

Палочка выскользнула из руки и упала на холодный пол. Звук стукнувшегося о камень дерева прервал ужасающую тишину, наполнившую темный коридор.

Поттер сделал шаг вперед, выходя из тени. Его лицо теперь было освещено светом, исходящим от факела — единственного источника света в каменном коридорчике. Вид Джеймса пугал: скулы напряжены, глаза мечут молнии, а взгляд устремлен на Лили.

Она чуть не охнула, когда заметила это. Она часто заморгала, приходя в себя. И тут она поняла, что не дышит, и сделала протяжный выдох.

Теперь он знал. Поттер знал, что Северус — Пожиратель Смерти, а это ничего хорошего не предвещало. Лили не знала, что делать дальше, поэтому наклонилась за палочкой, подкатившейся чуть ближе к Северусу. Дрожащей рукой она схватила палочку, поспешно встала и прижалась к стене, противоположной той, у которой стоял Пожиратель Смерти.

Теперь не надо было скрывать, не стоило даже прогонять эту мысль из головы, ведь в скором времени об этом узнает вся школа, потом Дамблдор. А что потом? Неужели его отправят в Азкабан? Ему есть семнадцать, так что это вполне реально.

Лили поежилась. Азкабан. Какая ему достанется участь? Поцелуй дементора или пожизненное заключение?

Она не могла уложить в голове мысль о заключении Северуса в Азкабан. Она вообще не могла помыслить о наказании. Это просто немыслимо.

Тогда Лили посмотрела на Северуса. Он застыл и смотрел на Поттера в упор, но его лицо не выражало ничего. Абсолютно. Оно было каменным и бледным, будто он только что увидел… Поттера. Да, именно при Потере его лицо каменело и переставало выражать всякие эмоции. Наверно, в нем таилась ни с чем не смешанная ненависть, чистейшая, блестящая, которая с каждым днем блистала все больше.

Также и Поттер. Он тоже ненавидел Северуса, только вся его ненависть была написана у него на лице.

И он все еще продолжал смотреть на Лили. Ей хотелось провалиться сквозь каменный пол, лишь бы он не смотрел на нее. Что она сделала? Почему он смотрит именно на нее, а не на Северуса? А тот все еще продолжал смотреть на Поттера. Какое-то безумие.

Откуда он только взялся? Что он опять вытворял со своими дружками посреди ночи?

Поттер сделал шаг вперед и протянул руку Лили. Лили выпучила глаза и посмотрела на его руку. Она не была вспотевшей и даже не дрожала, хотя все лицо Поттера выражало ненависть и злость, которые должны были бы заставить его дрожать, но он был почти спокоен, если бы не его покрасневшие щеки, прищуренные глаза и слегка прерывистое дыхание.

— Пошли, Эванс, — спокойно сказал он.

Лили непонимающе нахмурилась.

— Куда? — не менее спокойно спросила она.

— К Дамблдору, конечно, — он закатил глаза, будто она была совершенной идиоткой.

Рука все еще протянута в ее сторону.

Сердце Лили упало. Вот так сразу? Даже не рассказав своим друзьям, не похваставшись тем, что узнал об этом первым во всей гребаной школе?

— Нет, — ответила Лили и отвернулась.

Северус все еще стоял там. Куда он смотрел, Лили не знала, потому что отвернулась от него и от Поттера.

— Не будь дурой, Эванс, — он схватил ее за плечо и повернул к себе, — хоть раз в жизни поступи правильно и послушай меня.

— Наверно, ты хотел сказать послушайся.

— Да причем здесь это? — он уже выходил из себя, а Лили не смотрела ему в лицо, а немного левее, пытаясь увидеть, куда смотрит Северус, но башка Поттера мешала.

— А зачем идти к Дамблдору?

— Ну я даже не знаю! — он демонстративно всплеснул руками. — Может быть для того, чтобы сообщить о Пожирателе Смерти, поселившемся в нашей школе?

Лили молчала и смотрела на Северуса, который почему-то все еще стоял у стены, хотя мог бы давным-давно уйти.

Какое-то безумие.

— Смотри на меня! — Поттер встряхнул Лили за плечи.

— Да какого хрена ты вытворяешь? — Лили все больше хотелось, чтобы он не приходил, не появлялся в этом коридоре. — Что ты такого услышал?

Лили стало интересно, сколько он услышал. От начала до конца или только от слов «ты — Пожиратель Смерти»?

— Достаточно, чтобы сделать выводы, — ответил Поттер, понизив голос, но он все еще злился. Он был опасно близко, он приблизил лицо к лицу Лили.

— О, и какие же такие выводы ты сделал?

— Да какая нахрен разница, Эванс? Этот ублюдок — Пожиратель Смерти, а ты молчала! Ты прикрывала его, идиотка! Да ты только подумай, что он может натворить, что он может сделать с тобой!..

Поттер покачнулся в сторону.

Звук ударившейся о щеку ладони раздался эхом по всему темному коридору, где теперь остались только Лили и Джеймс.

Лили даже не знала, что может так сильно ударить человека, но она потерла ладонь, выдохнула и теперь посмотрела в лицо Поттера, который ошарашено держался за щеку.

— Заткнись, — с невероятным спокойствием произнесла она. — Я не буду в этом участвовать, делай что хочешь.

Поттер все еще стоял в недоумении и нахмурил брови.

— Какого хрена… — он недоумевал, — ты его защищаешь?

Лили растерялась, но не подала виду.

— Не говори глупости, — ответила она, проверив палочку в кармане, — я просто не подставляю людей.

— Что? — он вскинул брови. — Не подставляешь? Я что-то пропустил? Все время, сколько я тебя знаю, ты ябедничала учителям о том, как мы тебя доставали, а тут ты не хочешь рассказать о гребаном Пожирателе Смерти?

— Да.

Поттер клацнул языком.

— Ясно.

И скрылся за портретом, оставив Лили наедине с собой.

* * *

Портрет захлопнулся за спиной, и Джеймс застыл на месте.

Он смотрел на камин, который почему-то не горел, на столик, стоящий около дивана, на книжные шкафы, закрывающие почти каждый сантиметр стены, на две висевшие над негорящим камином картины, изображавшие какого-то седого волшебника, презрительно оглядывавшего пустующую комнату, а на втором — единорог и девушка (или женщина) довольно симпатичная на вид. И все это лишь бы не думать.

Не допускать мысли о том, что Эванс защищает Снейпа. Джеймс даже встряхнул головой, о чем пожалел, покачнувшись в сторону. Ноги не слушались, щека все еще горела, но недомогание не могло сравниться с его непониманием и удивлением.

Джеймс рухнул на диван и достал Карту Мародеров, которая в этот раз досталась ему.

— Торжественно клянусь, что замышляю только шалость.

На смятом пергаменте стали проявляться чернила, образовывая надпись «Карта Мародеров».

Джеймс устроился поудобнее, положив голову на подушку и закинув ноги на подлокотник, и раскрыл Карту. Появились силуэты коридоров, а потом и следы с именами. Их было бесчисленное количество, и среди них Джеймс стал искать коридор, где только что произошла стычка с Эванс и Снейпом.

Он глубоко вздохнул и забегал глазами по коридорам, ища нужный. И когда коридор наконец нашелся, Эванс там не оказалось. Джеймс удивленно вскинул брови, поджал губы и забегал глазами по карте, отыскивая следы под именем «Лили Эванс», но не нашел.

Наверно, он и не особенно старался, ведь на кой черт ему это надо? Он быстро нашел гостиную Гриффиндора, убедился, что остальные Мародеры у себя и никуда без него не свалили, и кинул карту в сторону.

«Я тебя ненавижу! Ты — само зло!»

Джеймс готов был ликовать. Эванс даже ему самому таких слов никогда не говорила.

«Я тебя не прощу хотя бы потому, что ты — Пожиратель Смерти!»

Она его не простит. Никогда не простит. Джеймс весь сиял, несмотря на все еще горящую щеку. А он волновался насчет того, что между ними что-то до сих пор есть. Что-то кроме ненависти и отвращения. Ему даже стало наплевать на то, что Нюнчик мог выкинуть. Что бы он ни сделал, теперь это не коснется Эванс.

Но Джеймса до сих пор смущало то, что Снейп навязывался к ней. Это бесило. Ахренеть как выводило из себя. Она ведь посылает его, что тут неясного? Она не простит его. Никогда.

Если с Джеймсом она разговаривает коротко и ясно, то со Снейпом она говорит чересчур очевидно, что невозможно не понять ее отношение к нему. Даже такой тупица, как Нюнчик, должен понять, что у него нет шансов. Ни одного.

Теперь Джеймс был уверен, что никто и ничто больше ему не помешает. Даже не пришлось прилагать усилий для устранения помехи. Помеха сама нарвалась, сама убралась и больше не появится на пути.

* * *

Лили сидела в библиотеке, скрывшись за стопкой книг и открыв «Древние руны», и делала вид, что читала, хотя на самом деле даже не начинала.

Поттер все знает. До последнего.

Но Лили не теряла рассудка. Конечно, он не слышал самого начала ее монолога. Ей казалось, что услышь он все с начала до конца, он бы непременно вклинился в разговор, вылез бы из-за угла раньше, и она не успела бы закончить.

А она сказала почти все. Очень многое. Не все, конечно. Лили так хотелось окрыть Северуса матами. Всеми самыми жестокими, мерзкими и обидными, чтобы он отвалил к чертям и не появлялся на пути.

Внутри вдруг всплыла такая злость. Если где-то глубоко внутри еще оставалось сожаление, то теперь его нет. Он ее вымучил. Она докатилась до того, что стала срываться. Это ненормально. Даже Поттер не выводил ее из себя. Даже Поттеру она не говорила все, что думала. Почти все.

Лили запустила пальцы в волосы и впилась в кожу ногтями. Было больно. В голове был такой хаос, такая невыносимая боль, злость, обида и страх. Страх, что Поттер проболтается. Что он сдаст Северуса. Что тот попадет в Азкабан. Что это все из-за нее. Потому что она проболталась. Потому что она не умеет себя контролировать.

А ведь все потому, что Северус — глупый баран. Настырный. Заслужил. Так и надо. Осточертел.

Лили захлопнула книгу, расставила всю стопку по полкам и отправилась в гостиную старост, забыв попрощаться с библиотекаршей.

Буркнула пароль, и портрет открылся.

Втянула воздух через нос и ступила за порог.

Лили простонала в потолок.

Джеймс ходил по комнате, качаясь, и держал в руках бутылку. Лили не было интересно, что было в этой бутылке, но не было сомнений, что это что-то алкогольное.

И он что-то напевал. Наверно, какую-нибудь дурацкую песню про квиддич или очередную пошлую выдумку компании собутыльников и его самого. Она слышала только странные отрывки про любовь, дружбу и бухло.

Поттер отшатнулся к стене, все еще стоя спиной к Лили, а сама Лили прислонилась к косяку и стала наблюдать. Или, скорее, ждать пока он свалится на пол, и она сможет пройти в свою комнату, не опасаясь огромной пьяной туши, шатающейся туда-сюда по гостиной.

— О, Лили! — Поттер обернулся в ее сторону и заметил, что она там. — А я не заметил, как ты зашла.

Лили удивлялась, как в таком еле стоячем состоянии его голос оставался ровным, а язык не заплетался. Только говорил он слишком громко и откровенный бред.

Джеймс стал приближаться к ней, исполняя странные повороты и зигзаговые вывороты ногами. Лили рассмеялась бы, если бы ее не пугало то, что он мог сделать. А он мог сделать все, что угодно. Сейчас он поет, а через пару секунд он может раздолбать столик, стоящий около дивана, и кинуть обломки в горящий камин, а потом дьявольски рассмеяться, будто он совершил охренительное злодейство.

От него несло алкоголем за версту. Вот почему она не поверила его словам о том, что он был пьян прошлой ночью. Вот сегодня ночью Джеймс был пьян как никогда. Сегодня она поверила бы в это без слов.

А Поттер, зигзаг за зигзагом, приближался. Лили хотелось отойти, но мало ли что он выкинет. Не то чтобы она боялась, просто ей было противно. Жутко противно, что такой распущенный мудак стал старостой. О чем думали преподаватели? А он все неутомимо приближался. Вот он уже прошел мимо столика (теперь Лили не боялась, что он его раздолбает), и вот он почти отошел от камина, а Лили это уже наскучило.

И, наконец, он подошел к ней. Постарался встать как можно ровнее, выпрямил спину, поставил ноги так, чтобы перестать качаться, — скрестил их.

Джеймс был на расстоянии одного метра от нее и протянул дрожащую руку.

Лили вскинула бровь. Второй раз за эту ночь Поттер протягивает ей руку. Но ладно, тогда он сказал зачем, а сейчас его рука дрожала и была вспотевшей, что Лили даже не хотелось спрашивать, к чему это он.

Но спрашивать не пришлось.

Джеймс откашлялся и произнес:

— Потанцуем?

Лили застопорилась. А потом взорвалась смехом.

Джеймс непонятливо покосился, но не опускал руки.

Лили не могла остановиться, но взяла себя в руки, глубоко вдохнула и протяжно выдохнула.

— Ты это серьезно? — она издала последний смешок. — Ты, малолетний алкаш.

— Нихрена не малолетний, мне уже семнадцать.

— Ладно, взрослый алкаш.

А рука Джеймса все не опускалась.

Лили ждала.

Джеймс уже еле стоял, еще хуже, чем до этого, ноги дрожали, но он упорно не опускал руку, которая тоже дрожала все сильнее.

— Ну так?

— Нет, Поттер. Даже не мечтай.

— Ну пожалуйста.

«Пожалуйста» он мог сказать только по пьяни, так что Лили всерьез эти слова не воспринимала.

— Прошу тебя. Всего один раз.

— Иди к черту.

Он сделал шаг вперед.

— Ты мне отвратителен, Поттер. И я уже сказала: нет! — Лили отмахнулась.

Джеймс пробормотал что-то невнятное и резко приблизился к ней.

— Какого хрена, Поттер? — от него жутко воняло.

Джеймс навис над ней и кончиками пальцев коснулся ее ладони. Лили вздрогнула.

— Что ты…

— Всего один танец, Эванс.

Его пальцы оказались между ее, и он резко притянул Лили к себе. Еще ближе.

Лили нахмурилась.

Джеймс закинул ее руку себе на плечо, а свою руку положил ей на талию.

Она посмотрела ему в глаза.

Он был пьян. Отвратительно пьян. Почему она не оттолкнет его? И тогда она пихнула его в грудь, но он только сильнее обхватил ее.

— Пусти меня, идиот.

Джеймс усмехнулся.

— Убери от меня свои грязные лапы.

Лили стала биться с ним. Пинать, ударять ничтожно маленькими кулачками в грудь, а Джеймс усмехался и прижимал ее к себе, пытаясь кружиться по комнате, приподнимая Лили над полом, но он был слишком пьян и еле стоял на ногах, поэтому ничего у него не получалось.

А Лили теперь было страшно, что он свалится и задавит ее, но он, кажется, старался изо всех сил.

Что за кретин.

— Да пусти меня! Ты еле стоишь на ногах, какие нафиг танцы?

— Неа, не пущу.

Лили фыркнула, а Джеймс встал на месте, все еще держа ее мертвой хваткой.

— От тебя несет за версту. Ты отвратителен.

— Если только самую малость. В остальном я — совершенство.

Лили промолчала. Что спорить с идиотом. Пускай считает, что она согласна, все равно утром уже ничего не вспомнит.

— Ты так не считаешь? — спросил Джеймс, опустив голову и выдохнув прямо ей в лицо.

Лили поморщилась. Какой же он мерзкий. И все равно она не удостоила его ответом. «Когда же ты вырубишься?»

— Ну?

— Нет, не считаю, — она снова попыталась оттолкнуть его, но тот снова усилил хватку.

Лили сдалась и спросила:

— Что тебе нужно? Мы уже потанцевали, — она могла бы рассмеяться от своих слов, — что дальше?

Джеймс пожал плечами.

— Побудь со мной.

И он обнял ее, положив голову на плечо и обхватив спину крепкими объятиями.

Лили замерла.

— Пожалуйста, — сказал Джеймс и запустил пальцы в копну нечесаных рыжих волос.

— Ты ведешь себя по-свински, — тихо сказала Лили и отпрянула.

Его руки на удивление легко разомкнулись и выпустили ее из объятий.

Лицо Джеймса было красным и отекшим. Он устал, он слишком много выпил. Утром у него будет жутко болеть голова. И Лили знала, что он вот-вот вырубится, но он смотрел на нее, не отрывая взгляда.

— Ну что еще?

Джеймс шагнул вперед и навис над Лили. Его лицо было совсем близко. От него все еще отвратительно воняло, но при такой близости Лили даже начало тошнить от этого запаха. И еще он выдохнул ей в лицо. Лили поморщилась и сглотнула, чтоб ее не вырвало прямо на и без того омерзительного Поттера.

И он неожиданно прижался к ее губам. Сначала мимо, а потом прямо в яблочко. Мимолетное соприкосновение губ, попытка пихнуть язык в рот Лили, и Джеймс Поттер свалился на пол.

Лили облегченно выдохнула. Облизнула губы и сплюнула противный привкус чего-то алкогольного.

Джеймс свалился набок и громко захрапел.

Лили клацнула языком и перешагнула через пьяную свинью, направляясь в свою комнату.

Но она увидела какой-то клок пергамента на диване. Оглянувшись, она убедилась, что Поттер забылся непробудным сном до вечера завтрашнего дня, и подошла к дивану.

Оказалось, что это совсем не клок, а полноценный пергамент, сложенный несколько раз. Лили взяла его в руки и прочитала надпись: «Карта Мародеров». Она вздохнула и раскрыла очередное бесполезное или вредоносное изобретение Мародеров.

Лили с любопытством стала рассматривать множество непонятных линий и надписей, а потом поняла, что это карта Хогвартса. Затем она обратила внимание на движущиеся надписи, где указывались имена учеников. Ее взгляд пал на кабинет директора. Дамблдор расхаживал в своем кабинете. И надписи двигались. То есть по этой карте можно было определить место расположения и траекторию движения любого ученика, который находится в Хогвартсе.

Лили ахнула и тут же закрыла рот, снова оглянувшись на Поттера, который перевалился на спину, издавая при этом непонятные стоны.

Так вот откуда он узнал, что она не дежурила в тот вечер. Так вот откуда он… вот ублюдок!

Лили сложила карту, положила в карман мантии и отправилась в свою комнату, захлопнув дверь и закрыв ее на замок.

— Мудак, где Карта?!

Кто-то от души пнул Джеймса в бок, и он хрипло охнул. Захотел было выругаться, но кто-то взял его за шиворот и начал трясти, отчего Джеймс больно ударялся затылком о каменный пол.

— Ты, блядь, что вытворяешь… — просипел Джеймс, приоткрыв глаза.

Сквозь щелки он расфокусированно увидел чью-то взъерошенную голову.

— Какая нахрен карта… — Джеймса отпустили, и он снова ударился затылком. — Бля…

Джеймс попытался вспомнить, какого хрена он делает на полу, но помнил вчерашний (вчерашний же?) день только до тех пор, пока у него в руках не оказалась бутылка.

— Вот сволочь… — пробормотал себе под нос Джеймс, стараясь отыскать очки.

— Держи, размазня. Разбиты.

Кто-то пихнул очки в руку Джеймсу, и один из осколков порезал ему палец, но Джеймс не издал ни звука, бросив очки на пол.

Ему хотелось пить, болела голова, саднило затылок, еще этот ублюдок, кем бы он, блять, ни был, стучит своими ногами по полу.

Джеймс охнул и взялся за голову.

— Где Карта?! — Джеймс понял, что это Сириус, когда тот топнул ногой в очень Блэковской манере.

— Да сдалась тебе эта карта. Лучше принеси мне воды. Или хоть встать помоги. — Джеймс распластался по полу.

— Ее здесь НЕТ, понимаешь, придурок?! — Сириус орал во всю глотку, а Джеймс беспомощно брался за голову.

Сириус снова схватил Джеймса за шиворот, тот собрался взяться за голову, но вдруг поднялся и встал на ноги.

— Стоять можешь? — спросил Сириус и отпустил Джеймса.

Он закачался и чуть не упал, но друг подхватил его за локоть.

— У-у, брат, — Сириус закинул руку друга на плечо и довел до дивана. — Щас воды принесу.

Джеймс свалился не диван, и зазвенело в ушах, а глаза устлала тьма.

— Ты мне лучше антипохмельное принеси! — хрипло крикнул он и закашлялся.

— А где оно у тебя?

Джеймс постарался вспомнить, куда в последний убирал пузырек.

— В ванной на полке.

Сириус скрылся за дверью, и Джеймс закрыл глаза.

— Але! — крикнул Сириус прямо в ухо. — Задолбал спать! Как ни зайду в гости — ты спишь.

— В гости? — просипел Джеймс, старательно расклеивая нижние и верхние ресницы.

— Ну, это ж не только твои… э-э… владения, — Сириус почесал затылок. — Слышь, я не нашел. Там разные тюбики с маггловскими кремами, наверно, Эвансовы. — Бродяга сделал паузу и выдал: — Эй, Сохатый, да вы как семейная пара! — рассмеялся и пихнул Джеймса в бок.

— Заткнись и найди антипохмельное. Лучше меня знаешь, как мне хреново, — Джеймс снова прикрыл глаза, чтобы не видеть прыгающих белых пятен на лице Сириуса.

— Нет уж, вот вернусь из гостиной Гриффиндора, так ты должен бодрствовать. — Сириус поводил пальцем перед носом Джеймса, тот отмахнулся.

— Легко сказать, кретин.

Сириус ушел, и Джеймс уже не мог задремать. Он пытался вспомнить, что было после появления в его руке бутылки огневиски. Блэк снова его напоил. Джеймсу страшно хотелось ему врезать, но в таком состоянии он не мог даже пихнуть его в грудь.

— На, — Сириус вернулся и кинул ему два пузырька антипохмельного.

Джеймс моментально проглотил содержимое и ощутил холодок, наполняющий изнутри, и ему стало гораздо легче: в ушах прекратился звон, на голову перестал давить невидимый камень, а во рту снова образовалась слюна, и Джеймс лучезарно посмотрел на друга, несмотря на не исчезнувшие носящиеся туда-сюда пятнышки на его лице.

— Так зачем ты там меня напоил? — спросил он, оглядывая комнату. Одна бутылка валялась рядом с диваном, а вторая, полунаполненная, лежала на столе, и капельки горького напитка все еще медленно и размеренно падали на стол, издавая смешные булькающие звуки.

— Ну, — Сириус почесал затылок, — ты сказал, что Нюнчик больше не препятствует продвижению твоих отношений с Лили, и я решил обмыть это событие.

— А меня ты спросить не забыл?

— Не забыл! — Сириус многозначительно поднял палец. — Прежде всего я спросил тебя, следуя не только своим побуждениям.

— Ага, только почему я ничего этого не помню? — Джеймс скептически покосился на довольного собой Бродягу.

— Потому что я пришел, а ты уже был с бутылкой в руках, — он закинул руки на спинку дивана, а ноги на журнальный столик, явно не обращая внимания на замешательство друга.

Джеймс задумался и постарался что-нибудь вспомнить, но все бестолку — он помнил лишь тот момент, когда сделал первый глоток, тогда он развалился на диване и напевал какую-то песенку, придуманную командой по Квиддичу, неимоверно счастливый и довольный собой. А потом темнота. Неужели его разнесло от одного лишь глотка? Он фыркнул и оглянулся на Сириуса.

— Я нихрена не помню, — Джеймс поднял брови от удивления, — помню только, как достал бутылку и глотнул из нее. Я не помню даже вкуса, — он облизал сухие губы, удивившись, что антипохмельное не спасло его от жажды.

— А оно тебе надо? — хмыкнул Сириус. — Мало ли что ты там натворил, потом до конца дней стыдно будет, — он пихнул Джеймса в бок.

Теперь на Джеймса напало волнение. Не пришла ли Эванс? «Конечно, пришла. Тогда ж вечер был, а она позже полуночи не приходит», — подумал Джеймс и взялся за голову.

— Блин!

Сириус покосился на потрепанного собеседника.

— Блэк, я сто лет так не нажирался! — воскликнул он. — Когда ты ушел?

Сириус потер подбородок.

— Ну, тебя совсем разнесло, и я решил свалить, пока ты меня не убил. Нет, не подумай, я не просто так тебя бросил! — стал оправдываться он, когда Джеймс осуждающе посмотрел ему в глаза. — Просто я обещал встретиться с одной из Пуффендуя, — он блаженно улыбнулся. Явно не жалел о прошедшей ночи, а Джеймса теперь мучила тревога: мало ли что он там натворил.

— Так где Карта, Джеймс? — вдруг вспомнил Сириус, обеспокоено оглядывая гостиную. — Я обрыл все в твоей комнате и не нашел ее.

— Так она здесь, у дивана лежала… — Джеймс посмотрел на пол, где оставил Карту, но ее там не оказалось.

— Блэк, — Джеймс замер.

— Чего? — Сириус тоже застыл.

— Сегодня ведь воскресенье?

— Через полчаса уже понедельник.

Джеймс облегченно выдохнул.

— Поможешь мне патрулировать? — попросил Джеймс, поднимаясь с дивана.

* * *

Оставалось полчаса до конца патрулирования, и Лили негодующе ходила туда-сюда по коридору пятого этажа. Она разогнала парочку третьекурсников с Гриффиндора и одного Пуффендуйца с первого, который потерялся среди коридоров, и ей пришлось отводить его до гостиной.

Сегодня Лили очень устала: во-первых, ей снова приходилось патрулировать одной, а во-вторых, она не выспалась из-за стонов Поттера за дверью. Ему явно снились кошмары, а спросонья она не догадалась применить заглушающие чары и поэтому весь выходной умирала от недосыпа. Она молилась о том, чтобы Поттер уже очнулся и Лили выспалась до завтрашнего дня.

Первую половину ночи она потратила на выбор безопасного места для карты Хогвартса (язык у нее не поворачивался сказать «Карта Мародеров»), где любопытный нос Поттера ее не достанет. Так она его и не нашла и решила, что будет таскать ее с собой во внутреннем кармане мантии, куда Поттер точно не полезет.

Лили прошла еще несколько пустых наводящих ужас коридоров и решила отправиться спать. Ее шаги повторялись гулким эхом, чем были страшно возмущены спящие портреты, и Лили неуклюже извинялась перед каждым из них и желала спокойной ночи, пряча недовольную гримасу.

Подходя к коридору, где находилась Комната Старост, Лили услышала голоса, чьи обладатели даже не старались говорить тише. Она устало вздохнула, поправила мантию, выпрямилась и зашла за поворот, где шли нарушители порядка, не обращая внимания на ворчание портретов.

Лили видела только их спины и сделала вывод, что это шести— или семикурсники. Тогда она закатила глаза и ускорила шаг.

— Какого хрена вы шляетесь по коридорам? — она схватила того, что самую малость повыше, за плечо и отшатнулась в сторону, узнав в нем Сириуса Блэка.

— О, а мы за тобой… — Джеймс пихнул Сириуса в бок, и Лили нахмурилась, — короче… эм… — он замялся и скривил губы в непонятной полуулыбке.

— Я отправлял Сириуса в гостиную Гриффиндора, — сказал Джеймс и схватил Сириуса под локоть.

Сириус непонятливо нахмурился, но тут же исправился, сказав:

— Ага, я стоял во-он у того окна, — он ткнул пальцем в сторону ближнего окна, которое давным-давно заросло паутиной, и никто к нему даже близко не подходил; в этом коридоре вообще редко люди появляются.

Лили посмотрела на Блэка, чуть-чуть наклонив голову и выгнув бровь, потом клацнула языком и обошла их стороной, не желая продолжать разговор.

— Эванс! — окликнул ее Джеймс, и Лили повернулась на каблуках в сторону нерадивого Старосты. — Не запирайся в комнате, надо поговорить, — сильнее схватил Блэка за локоть и повел вверх по коридору, отчего Сириус недовольно ворчал.

Лили отмахнулась и отправилась в противоположную сторону.

* * *

— Ты уверен, что она не запрется в комнате? — шепотом спросил Сириус.

— Нет, не уверен, — с досадой ответил Джеймс, — но, зная ее любопытство, такая возможность есть.

Пройдя еще пять-шесть метров, Джеймс отпустил Сириуса, оглянулся и сказал, чтобы он валил в гостиную Гриффиндора и не светился. Сириус пожал плечами.

— Держи, я починил, — он вытащил очки Джеймса из кармана своей мантии.

Джеймс надел очки, и Сириус ушел.

По пути Джеймс думал, с чего начать разговор. Поначалу он придерживался тактики «лучшая защита — нападение», но тогда они ничего этим разговором не добьются, а только снова разведут кучу бессмысленных ругательств, даже, может быть, не обмолвившись и словом о Карте. Еще полдороги Джеймс ругал себя за неосмотрительность и глупость, из-за которых Карта оказалась (он не сомневался) в руках Лили. Зачем ей Карта? Чтобы рассказать Макгонагалл? Или Дамблдору? Ему будет слишком жаль потерять одно из лучших изобретений, которое не раз спасало их от лап Филча.

Джеймс подошел к портрету, так ничего и не придумав, буркнул пароль и как можно более тихо вошел в гостиную. Он даже не позаботился о беспорядке, который устроил, и Лили пришлось убираться самой, взмахивая палочкой то туда, то сюда, и все вещи плавно возвращались на свои места. Джеймс с благоговением наблюдал за ее движениями и за тем, насколько она спокойна, когда думает, что его самого нет поблизости, и он прислонился к косяку портрета, сложив руки на груди.

И вот она повернулась в сторону входа в гостиную, и все ее спокойствие как рукой сняло, Джеймс даже подумал, что ему привиделось, и Эванс никогда не пребывает в покое, пока он существует в этом мире, ее глаза стали холодными и не выражали ничего, кроме неприязни.

Она раскрыла рот, и Джеймс морально подготовился к водопаду оскорблений.

— Блэк в гостиной?

Джеймс приподнял брови и кивнул, все еще прислоняясь к косяку. Лили тоже кивнула и убрала палочку в карман мантии.

— Ты что-то хотел мне сказать, — она не спрашивала, а утверждала.

Джеймс снова кивнул, отошел от портрета и сделал несколько шагов ближе к Эванс. Решив импровизировать, он откашлялся и положил руки в карманы мантии.

— Вчера вечером я был пьян. Я уверен, что натворил кучу вещей, за которые мне будет стыдно всю жизнь, так что лучше не рассказывай, что я делал, — Лили кивнула, и Джеймс продолжил: — У дивана, вон там, — он указал на подножие дивана, где больше не валялась пустая бутылка, — лежал сложенный пергамент, и я на все сто процентов уверен, что ты присвоила его себе, — в глазах Лили что-то промелькнуло, но Джеймс не успел разобрать, что именно, — этот пергамент мой. Будь добра, верни его, — он протянул руку, надеясь на порядочность Лили, но она лишь заулыбалась.

— Если бы я не знала, что это за пергамент, я бы не раздумывая вернула его тебе, но, — она подняла руку, останавливая Джеймса, который раскрыл рот для возражений, — я еще не знаю, нарушает ли эта Карта Мародеров (она сказала эти два слова с великим отвращением) правила школы, и я не верну ее, пока не буду убеждена в ее легальности.

Джеймс возвел глаза к потолку и взялся за голову.

— Эванс, ты — помешанная, — он сказал это очень отчетливо, но ни одна мышца на ее лице не дрогнула. — Я твердо убежден, что ты никогда и ни за что не вернешь Карту. Мне интересно, нахера тебе это нужно? Ты будешь меня шантажировать? Ты будешь угрожать мне, что сожжешь ее? Тогда мне придется разочаровать тебя — эта карта не может сгореть, — улыбка Лили слегка потускнела, и Джеймс почти заликовал, — и чернила с нее не сотрешь, ее не порвать и не смять, даже Филч не смог ее уничтожить! Сложить ее можно только по изгибам, которые мы сделали специально, чтобы она была компактнее и помещалась в карман. — Джеймс был уверен, что еще пожалеет об этих словах, но он не мог налюбоваться на радость, которая все тускнела в глазах Лили, как глаза снова наполняли ненависть и злость, но отчаяние не накрыло ее полностью, потому что она снисходительно хмыкнула и прикусила нижнюю губу.

— Тысяча любезностей, Поттер, но неужели ты считаешь, что благодаря этим пламенным речам я верну тебе этот клочок неуничтожаемого пергамента?

Джеймсу было все равно, потому что он найдет Карту. Это не так трудно, хоть пергамент и нельзя призвать заклинанием Акцио. Потому что Джеймс знал, что она может спрятать его либо в своей комнате, либо таскать его всюду с собой. Ведь кто подойдет к ней? Кто полезет в карманы ее мантии? Кто зайдет в ее комнату? Кто станет рыться в ее вещах? Он был сведущ в заклинаниях, которые ей даже не снились. Он может снять любое заклинание невидимости, которое она, несомненно, использовала на Карте. Она слишком предсказуема, поэтому он сделал шаг вперед.

— Ты такая предсказуемая, — он лукаво улыбнулся и мягко притянул Лили к себе, невесомо взявшись за ее талию. Она стала сопротивляться, пихая его в грудь, но Джеймс взял ее лицо в свои ладони и заставил Эванс смотреть на него. В ее зеленых глазах было чистейшее недоумение, которое ему не приходилось видеть. А еще, где-то глубоко-глубоко, в этих глазах затаился гнев, и губы Джеймса скривились в ухмылке. — Даже слишком, — и он коснулся ее губ своими губами, наблюдая, как ее глаза сначала распахиваются до предела, а потом медленно закрываются, и ее губы позволяют его языку проникнуть внутрь рта, обжечь ее язык своей влагой и теплом. Не отрываясь от нее, Джеймс опустил руки и взялся за ее талию, старясь не закрыть глаза и не сойти с ума от теплоты ее губ и языка, который неловко переплетался с его языком. Ее руки неожиданно потянулись к его шее, притягивая Джеймса ближе, и его глаза закрылись на короткий миг, но он взял себя в руки и коснулся верхней пуговицы ее мантии. Он почувствовал, как ее охватила неуверенность, когда ее язык на мгновение застыл, но он взял инициативу в свои руки, начиная двигать языком и губами так, что она уже наверняка забыла об осторожности, и он отметил про себя, что эта игра не только принесет ему выгоду, но и удовольствие. Но он старательно выбросил эту мысль из головы и расстегнул вторую пуговицу ее мантии, и Эванс тихонько всхлипнула, отчего Джеймс улыбнулся, не отрываясь от ее рта. Она пыталась что-то сказать, но Джеймс схватился за ее талию и прижал к себе. «Заткнись-дай-мне-закончить». И полез под ее мантию, ища внутренний карман. Лили забрыкалась, изо всех сил пытаясь выбраться из его объятий, но он уже схватился за краешек пергамента, вынул его из кармана и убрал в свой. Эванс оторвалась от его рта, презрительно глядя на него. Он счастливо заулыбался и прижался к ее губам еще раз, напоследок, так крепко, что закружилась голова, но ее рот больше не раскрылся, и Эванс ударила его по лицу, и Джеймсу пришлось отпустить ее.

Этот удар оказался гораздо слабее предыдущего. Наверно, обмякла от удовольствия, подумал Джеймс и поводил пергаментом перед ее лицом, но Лили не шевельнулась.

— Ты… — Лили задыхалась, и ее грудь прекрасно вздымалась и опускалась под расстегнутой мантией. Она заметила его взгляд на свою грудь, которая была так некстати закрыта белоснежной рубашкой, и взялась застегивать две несчастные пуговицы. Это давалось ей нелегко, потому что руки дрожали и пальцы не слушались, а Джеймс был страшно доволен тем, что довел ее до такого состояния.

Она глубоко вздохнула, часто поморгала и улыбнулась.

— Не думай, что я такая глупая.

Джеймс сдвинул брови.

— Я в этом уверен, глупышка, — наигранно нежно сказал он. — Честно говоря, не думал, что это будет так легко, — он посмотрел на пергамент и заметил, что в нем что-то не так.

Он развернул его и обнаружил, что это обычный лист пергамента, который даже вполовину не такого размера, какого Карта Мародеров.

— Сучка, — выдохнул он, смяв пергамент и бросив его в сторону.

Лили все еще лукаво улыбалась. Теперь Джеймс понял, что лукаво.

— Где Карта? — черты его лица обострились: брови нахмурены, а губы сжаты до почти незаметной тонкой линии.

— Думаешь, все так просто? — она была так довольна собой, что Джеймс начинал злиться.

Он обратил внимание, что она не отошла ни на шаг, и они все еще были слишком близко друг к другу — так, что он мог бы схватить ее за шею, впиться в нее пальцами и поднять над полом.

— Где Карта? — не отступал он.

— Спрятана, — невозмутимо ответила она, сдув надоедливый локон волос с лица.

Он в самом деле боролся с желанием придушить ее. Нет, не придушить. Пригрозить, схватив ее за шею и сжав пальцы так, чтобы она еле дышала. Мерзкая хитрая сучка.

— Где? — он медленно вдохнул воздух через нос, чтобы не сорваться на крик.

— В надежном месте.

Он сжал кулаки до боли в пальцах. Чего она хочет?

— Что тебе нужно? — выдавил Джеймс из себя, стараясь не отводить взгляд от ее глаз.

Лили рассмеялась, подняв голову к потолку. Джеймс был в недоумении, и это его только больше злило. Он поморщился от своей же беспомощности и безысходности.

— Мне, Поттер? — она вздохнула так протяжно, словно только что пробежала милю. — Я лишь хочу убедиться в легальности Карты. Будь уверен, я перечитаю весь свод правил школы, и если Карта нарушает хоть одно из них, — она подняла указательный палец и поднесла его к носу Джеймса, и ему захотелось сломать его, услышать, как жалобно хрустят ее тоненькие косточки, — то я понесусь к Дамблдору со всех ног.

— Ты хочешь, чтобы меня выгнали из школы? — усмехнулся он. — Или чтобы меня отстранили от должности Старосты? Знаешь, ты могла бы давным-давно настучать на то, что я напиваюсь в дерьмо каждый месяц, или, например, на то, что я вылезаю почти каждую ночь в коридоры. А? Зачем же тебе мучиться, перечитывать все правила, если ты можешь прямо сейчас выдумать что-нибудь такое, чего я даже не делал, — он сказал это с завидным спокойствием и сдержанностью, чем был удивлен даже сам.

— Это было бы слишком просто, — ответила она и опустила руку.

Вот так легко. Ей это доставляет удовольствие. Играть с ним, шантажировать, издеваться, а он не может ничего сделать. Он не может даже убить ее, потому что прогадал. Она не так проста. Может быть, Карты нет даже в ее комнате. Может быть, она нашла в школе какой-нибудь ход, о котором никто не знает, и спрятала ее там. И Джеймс поник.

— Делай что хочешь, — отмахнулся он и свалился на диван.

Лили подняла брови.

— Ты так легко сдаешься? — она сложила руки на груди и повернулась к дивану. Джеймс обратил внимание, что из-за огня, горящего в камине, ее волосы кажутся еще рыжее обычного.

Он поджал губы.

— Да, Эванс. Только не вынуждай меня подняться и задушить тебя.

Лили усмехнулась и развернулась, чтобы уйти в свою комнату, но тут Джеймс решил спросить:

— Скажи, Эванс, тебе понравилось?

Лили развернулась на каблуках.

— Что понравилось?

— Как я тебя целовал.

Лили снова усмехнулась.

— Я думаю, это тебе должно было понравиться.

Джеймс нахмурился. Слишком часто он это делает в последнее время.

— В каком смысле? — он поднялся с дивана и, блять, снова, сделал шаг ближе к Лили.

— Ты думал, что разыграл меня? — она говорила почти шепотом.

Он наклонил голову на бок в манере Эванс.

— Думал, я так легко могла бы отдаться в твои объятия?

— Разве нет? — он улыбнулся.

Лили покачала головой и протянула обе руки к его лицу, отчего Джеймс дернулся, но она всего лишь поправила его очки, скатившиеся набок.

— Никогда так не думай, — она сказала эти слова прямо в его губы. Джеймс почувствовал ее теплое дыхание, и его рассудок помутнел. Он чуть-чуть наклонился вперед, легко коснувшись ее губ. Они были влажными и опухшими, но тогда он заставил себя отпрянуть от нее и сделать шаг назад.

И на ватных ногах он подошел к двери в свою комнату.

* * *

Джеймс точно знал, что не уснет.

Он стянул с себя мантию и бросил ее в сторону.

Ему становилось все тяжелее. Он не думал, что ее губы сведут его с ума. Настолько. Если бы он коснулся их сейчас, там, у двери в ее комнату, он бы не смог остановиться. Он бы схватил ее за волосы и потянул назад, прижимаясь все сильнее, вонзился бы зубами в одну из ее покрасневших губ и всасывал бы ее в рот, пока совсем не сойдет с ума, пробуя ее язык на вкус, запоминая каждую секунду, каждое мгновение этого бесконечного момента…

Мыслей было слишком мало. Джеймсу хотелось прийти в ее комнату и проверить все это на практике. Стоит ли она его усилий, нервов, бесконечных мыслей и мечтаний, сводивших его с ума с каждым днем все сильнее и крепче. Было сложнее отвлечься от этих бестолковых мыслей.

Особенно теперь, когда он был так близок к тому, чтобы воплотить эти мысли в жизнь. Он проклинал и благодарил Карту за этот момент. Благодарил за то, что он был, проклинал за то, что он прекратился слишком быстро. Он не успел, ему не удалось запомнить вкус ее губ, влагу языка, движения, неловкость короткого мига.

Джеймс даже не сосредоточился, не успел толком осознать, что вообще целует ее. Его разум был заполнен тем, что надо стащить Карту, но все зря. Карты там не оказалось, а момент был напрасно истрачен. А Эванс не подпустит его к себе за километр.

Джеймс взялся за голову. Он бы снова задолбил стену, но слишком устал, обмяк, а все Эванс. Хитрая стерва.

Где Карта? Джеймс не мог сфокусировать мысли на самом необходимом на данный момент. Сириус его убьет, Ремус скажет «я-же-говорил», а Питер почешет затылок, пробормочет что-то бесполезное и свалит куда-нибудь подальше от эпицентра разборок пса и оленя.

Джеймс правильно выбрал свой анимагический образ. Он олень, самый что ни на есть олень. Тупой безмозглый рогатый дебил.

Он отправил патронус в спальню мальчиков Гриффиндора с вестью: «Карта упущена, собираемся в три».

Джеймсу не хотелось вылезать из спальни, но лучше разобраться со всем и сразу. Особенно с Сириусом, который будет в бешенстве и изобьет его до полусмерти, а потом потребует объяснений.

Что скажет Джеймс? Что он сошел с ума. Совсем рехнулся. Отдал Карту самой опасной дамочке в школе, которая «понесется со всех ног к Дамблдору» с компроматом на них всех.

Ведь на Карте так и написано — «Карта Мародеров».

Джеймс хлопнул себя по лбу и взвыл от своей дебильности. Это ведь была его идея. Чтобы никто ее себе не присвоил.

В окно влетел серебристый пес и встал напротив рассевшегося на полу Джеймса.

— Ты еблан, — вполголоса произнес патронус и растворился.

Джеймс закатил глаза и развел руками.

— Спасибо, Бродяга, — пробормотал он себе под нос и поднялся с пола.

— Сириус рассказал нам, что ты напился, Эванс этим воспользовалась и забрала Карту. Давай не будем вдаваться в подробности этого события, а сразу приступим к поиску решения, — монотонно пробормотал Ремус, листая какую-то книгу, сидя на диване.

Джеймс фыркнул. Будто он мог вспомнить эти самые подробности. Впрочем, он и не собирался в них вдаваться — сейчас его волновал подбитый Сириусом глаз и то, что вскоре под ним появится яркий болезненный синяк.

Питер вешал на доску объявлений пергамент с надписью «Сто восемьдесят шестое собрание совета Мародеров», а потом стал любоваться своим творением.

Джеймс снова фыркнул.

— Хвост, сядь уже на задницу, — рявкнул Сириус, и Питер покорно забрался в кресло с ногами.

Джеймс не злился на Сириуса за удар, просто он был слишком неожиданным. Сам Джеймс прекрасно понимал, что без этого не обошлось бы, но не сразу же, когда он только-только переступил порог гостиной!

Пауза затянулась. Ремус, видимо, придумывал решение, Сириус безучастно глядел в потолок, а Питер ерзал в кресле, ожидая начала. Как и всегда. Что касается Джеймса, то он держался за глаз, потому что он неприятно пульсировал.

— Ты вообще пытался отобрать Карту? — спросил Ремус, перелистывая очередную страницу.

— Да.

И тихо усмехнулся. Его попытка была настолько жалкой.

— Значит не старался, — сказал Сириус и развалился на диване.

Джеймс понятия не имел, что делать или говорить, поэтому молча бездействовал.

— Пригрози ей. Что ты, не знаешь, что ли, чем ее запугать? — снова заговорил Сириус, не отрывая глаз от потолка.

Джеймс промолчал и на этот раз. Ему почему-то казалось, что Сириус говорит не с ним, а с кем-то другим. С чем-то неодушевленным, с чем-то, что и не должно отвечать на его реплики. С потолком, к примеру.

Джеймс не хотел скидывать груз раздумий на друзей, но ему было нечего сказать, нечего придумать. Он заранее мысленно отвергал все их пути решения небольшой трудности. Впервые на «Собрании совета Мародеров» Джеймс ничего не говорил.

— Ты ведь знаешь о ней что-нибудь, что может испортить ее репутацию пай-девочки, — опять бормочет Сириус.

Он не считал эту проблему нерешаемой. Для него все так легко и просто. Конечно, Джеймс знал «что-то такое», но ему не хотелось идти этим путем. Путем угроз и шантажа. Не так, как сделала сама Эванс.

Это не задевало его самолюбие или что-то вроде того. Он даже не знал, в чем дело. Ему хотелось, чтобы она просто взяла и отдала ему Карту. Без разговоров.

Подошла, может быть, извинилась бы, протянула Карту, виновато глядя ему в глаза. Оставалось бы только взять.

Не ее. Карту, конечно.

Что она там говорила? Проверит и все. Может быть, так и будет. Может быть, Карта и вправду не нарушает никаких школьных правил.

Может быть да кабы.

— Правда ведь? — спрашивает Сириус у потолка.

Джеймс кивает, понимая, что Сириус, или Ремус, или даже Питер не увидят.

Все так легко. Так просто. Ради Карты Джеймсу придется побороть потребность в Лили.

Эта мысль угнетала его, но от этого никуда не деться.

— Делай что хочешь, Сохатый, но Карту ты обязан вернуть.

Сириус будет в бешенстве.

_____

Да, это вся глава.

Лили шла по коридору, оглядываясь по сторонам.

Было раннее утро, когда библиотека только-только должна открыться. В огромные окна светили бледные лучи солнца, освещая пыльный коридор своим тусклым светом. Лили казалось, что она могла бы сосчитать каждую пылинку.

Вообще-то она никогда не обращала внимания на погоду. Для нее она не значила ровным счетом ничего: гораздо больше ей говорили числа календаря. Например, сегодня двадцать третье ноября, значит оставался месяц до Рождественских каникул.

Подойдя к массивным дверям библиотеки, Лили сперва постучалась: может быть, библиотека еще не открылась, ведь сейчас едва перевалило за шесть часов утра.

С чего бы Лили так рано вставать? Она и не спала совсем. Ни капельки. Ни в одном глазу.

Слишком уж ее голова была забита мыслями о Поттере и злополучной Карте.

За всю ночь Лили так и не разобралась, зачем ей сдался этот кусок пергамента. Ладно, предмет довольно любопытный, но она совсем не собиралась прочесывать весь свод школьных правил, чтобы настучать на Поттера и его дружков.

Слишком много усилий. Оно того не стоило. Но она вылезла из своей комнаты в шесть утра, чтобы прийти в библиотеку и хоть немножко да прочесать этот самый свод правил, чтобы не оказалось потом, что она соврала.

Двери со скрипом раскрылись — это происходит всегда, когда библиотека начинает свою работу, и Лили скользнула в помещение, где сонная библиотекарша с улыбкой встретила ее словами:

— И не лень тебе в такую рань приходить. — Зевнула и добавила: — Какая книга тебе нужна?

— Я не знаю, книга ли это, и не уверена вообще, что такое есть в библиотеке, но мне нужен свод правил школы, — на одном дыхании выговорила Лили.

Библиотекарша слегка приподняла брови, но потом снова улыбнулась:

— Сейчас принесу.

Ее глаза светились от удовольствия и радости. Лили считала, что лучше мадам Пинс для работы в библиотеке не найти. Она исчезла среди стеллажей, а Лили села за стол.

Карта была у Лили во внутреннем кармане. Она до сих пор гордилась своей предусмотрительностью: тем, что подложила в карман обычный пергамент, но все еще понятия не имела, зачем ей это нужно. К чему все эти игры? Наверно, ее слишком злила мысль о том, что Поттер следил за ней, но сейчас это беспокоило все меньше.

Мадам Пинс появилась со свернутыми пергаментами, запылившимися и пожелтевшими от старости.

— Ты с ними поаккуратнее, — добавила она и ушла в конец библиотеки.

Лили удивилась тому, насколько стары эти пергаменты. Наверно, они были написаны во времена создания Хогвартса. Мурашки пробежали по телу, когда она коснулась их. Она будто бы дотронулась до самой истории, будто бы эти пергаменты содержали великие тайны. Но в них были написаны всего лишь занудные бесчисленные правила и, наверное, меры наказаний за их нарушение, о которых так любил рассказывать Филч. Наверняка эти пергаменты могли доказать то, что учеников никогда не подвешивали за большие пальцы и не били плетями.

Лили посчитала их — девять листов, исписанных мелким аккуратным почерком с обоих сторон. Их не потрудились напечатать, как учебники. Наверное, директора заботились о том, чтобы каждое правило оставалось неизменным.

Она стала просматривать их все и обнаружила, что пять листов из девяти предназначены для директора, учителей, завхоза, эльфов и остальных рабочих Хогвартса, и лишь четыре исписаны правилами для учеников.

Ей стало страшно интересно, какие же правила не должен нарушать Филч.

Завхозу запрещено:

портить имущество школы, в том числе швабры, мочалки, мыло и прочие средства для уборки;

Лили прыснула: какие забавные мелочи учтены.

устанавливать наказания для учеников, ровно как и приводить их в действие;

Фактически Филч не устанавливал наказание, а лишь преувеличивал провинность ученика, когда отправлялся настучать на него. Впрочем, он и не наказывал их, а только отводил на место наказания.

Дальше были написаны его обязанности и права. Она огорченно вздохнула, узнав, что никаких правил Филч не нарушает, разве что моральные.

Она заинтересованно прочитала правила для эльфов, которые могли бы выполнять их, даже не читая свод своих прав и обязанностей, благодаря своим врожденным принципам.

Мельком посмотрела директорские и учительские, затем библиотекаря и лесничего и отложила пять из девяти пергаментов, приступая к оставшимся четырем.

Сначала были написаны запреты:

Ученикам запрещается:

приносить, передавать, использовать спиртные напитки и табачные изделия;

применять физическую силу для выяснения отношений и вымогательства;

брать без разрешения чужие вещи;

выражать свое отношение к окружающим нецензурными выражениями, оскорблять человеческое достоинство;

портить имущество школы.

Лили не нашла ни одного пункта, который не нарушали бы Поттер и компания.

Тут ее взгляд пал на «брать без разрешения чужие вещи».

Она нахмурилась. Считается ли это нарушением для нее? Она ведь староста, может быть, где-нибудь написаны права старост.

Она мигом стала перебирать листы в поисках пункта, который касался привилегий старост, наконец, она нашла его одним из последних:

Староста имеет право:

взимать баллы с того или иного факультета за нарушение одного или нескольких правил;

устанавливать наказание за нарушение (после чего должен сообщить об этом декану своего факультета или факультета наказуемого);

конфисковать предметы учеников, нарушающие школьные правила или подозреваемые в их нарушении, вплоть до выяснения легальности или нелегальности предмета;

Лили облегченно выдохнула. Она не нарушила никакого правила и даже воспользовалась своим правом.

У нее отпало всякое желание проверять легальность Карты, потому что теперь она запросто сможет оправдать себя тем, что всего лишь подстраховалась и сможет даже ткнуть Поттера носом в свод своих прав и обязанностей.

Посмотрев на огромные настенные часы, Лили охнула: без четверти девять.

Она быстро сложила пергаменты, отдала их мадам Пинс, поблагодарила и отправилась в Большой зал, где совсем скоро начнется завтрак.

* * *

— Ты можешь рассказать мне сейчас, — тихо пробормотал Сириус, опустив голову к тарелке. — Они заняты. — Он чуть заметно указал подбородком в сторону Ремуса и Питера, которые о чем-то спорили.

Джеймс нахмурился.

— О чем ты? — спросил он, ломая вилкой яичницу.

— Что ты знаешь об Эванс. — Сириус вскинул брови, будто Джеймс был абсолютным идиотом. — Надо же с кем-то это обсудить, а?

— Ты считаешь, об этом нельзя говорить при них? — Джеймс, как и Сириус, указал в их сторону подбородком. — Если бы я хотел… обсудить эту тему, я бы сделал это на «Сто восемьдесят шестом собрании совета Мародеров». — Он усмехнулся и покачал головой.

— Шутишь, что ли? — Сириус издал смешок и пихнул друга в бок. — Колись давай, что ты там о ней знаешь.

Джеймс снова покачал головой.

— Окей, поговорим наедине, — Бродяга пожал плечами и запихнул в рот всю яичницу разом.

— Да я вообще не хочу на эту тему! — рявкнул Джеймс, стукнув вилкой по столу. — Завали, ладно?

Все сидящие рядом обернулись на неожиданный шум.

— Чего уставились? Жрите, пока не остыло, — огрызнулся Сириус, и все покорно вернулись к своим делам.

— Вы чего, ребят… — застенчиво спросил Питер.

— Ничего, Хвост, — спокойно ответил Джеймс, — мы уже закончили. — Он многозначительно посмотрел на Сириуса, тот кивнул.

Дверь неожиданно распахнулась, и в Большой зал вошла Лили, глядя перед собой и не смотря по сторонам.

Джеймс резко встал, бросил приборы на тарелку и отправился к выходу.

* * *

— Ну да, ты прав. — Джеймс развалился на своем любимом диване в гостиной старост. — Наверно, мне просто стремно было говорить на людях.

— Выпьем?

— Да пошел ты, — усмехнулся Джеймс и уставился в потолок. — Я завязываю.

Сириус аж пополам сложился от смеха.

— Я серьезно, — очень серьезным тоном сказал Джеймс, Сириус нахмурился. — У меня новая жизнь.

Обычно он не воспринимал такие реплики всерьез, но тут ему показалось, что Джеймс говорит взаправду. Без всяких шуток и скрытых подтекстов.

— Ты чего? У тебя температура? Утром бладжером башку сшибло? — наигранно заботливо вопрошал Сириус, приложив свою ладонь ко лбу Джеймса.

— Да убери лапы! — рассмеялся Джеймс, ударив Сириуса по ладони.

— А скоро ведь игра. — Сириус упал на кресло, стоящее рядом с диваном.

— Да, с Пуффендуем нетрудно будет, — отмахнулся Джеймс, — сегодняшняя тренировка была лишней.

Джеймс задумался, а Сириус спокойно смотрел на него.

— А вообще дерьмовое время для этих игр, — сказал Джеймс, перевернувшись на бок лицом к Сириусу.

— Почему?

— Ну, Волдеморт этот, вся эта дребедень… — Джеймс хрустнул костяшками пальцев, и у Сириуса побежали мурашки от этого противного звука. Джеймс заметил: — Извини.

— Как раз самое время. Надо отвлечься. Не сегодня-завтра сдохнем, а? — Сириус усмехнулся и уселся на край дивана, где валялся Джеймс.

— Я тебя и на том свете достану.

Сириус улыбнулся.

— Мы вообще не это собрались обсуждать.

Джеймс закатил глаза:

— Нет, давай уж лучше об этом побазарим.

Сириус сжал кулак и поднес его к лицу друга:

— Видишь?

— Ну.

— Чем пахнет?

— Дерьмом, Сириус, дерьмом несет!

Сириус рассмеялся и провел костяшками по его щеке.

— Ты такой придурок, Джим.

Джеймс закатил глаза. Он ненавидел, когда его так называют, а Сириус делал это очень часто.

Он прижался лбом ко лбу Джеймса. Джеймс не отводил от него глаз, и Сириус улыбнулся.

— Че, смазливый слишком, да? — Он провел пальцами по своим чернющим волосам, прилизывая их.

— Чего-о? — Джеймс нахмурился и оперся на локти.

— Глаз с меня не сводишь, — лукаво подмигнул Сириус.

— Иди нахуй, Белоснежка! — Джеймс столкнул его с дивана, и тот упал на пол, хорошенько ударившись копчиком.

Джеймс заржал как конь, Сириус потащил его на пол за ногу, и Джим взвизгнул, как девка.

— Я всегда знал, что ты педик! — усмехнулся Сириус, когда Джеймс свалился на пол рядом с ним.

— Я-то педик? — рявкнул Джеймс и навалился на Сириуса, обхватив его за талию, чтобы не смог увернуться.

Но ему стало щекотно, и Сириус стал выворачиваться, крича во всю глотку, но Джеймс ловил от этого кайф, начиная щекотать всерьез.

— Блин! — Среди его истеричных вскриков можно было разобрать слова. Во всяком случае, он так думал. — Прекра… прекрати! Тв-вою м-мать!

— Да заткнись, я ничего не делаю. — Джеймс не прекращал смеяться.

— С-сука… мой копчик… тварь ты бездушная. — Сириус скорчился, попытавшись встать.

А его друг катался по полу.

Он обожал его в такие минуты.

Он осторожно сел в кресло, стараясь как можно меньше задевать копчик.

— Джеймс, что с тобой?

Джеймс перестал смеяться и сделался серьезным.

— О чем ты?

— Ты сам не свой. Что там наколдовала твоя вожделенная Эванс?

— Она поцеловала меня, — тихо сказал Джеймс, вытянув ноги перед собой.

Брови Сириуса стали медленно ползти вверх.

Джеймс выдохнул.

— Ладно, это я ее поцеловал.

Сириус оставил одну бровь наверху, а другую опустил.

— Я серьезно, Блэк!

— Нахрена? — Сириус все не мог поверить, что он сделал это и, скорее всего, не продолжил.

— Я пытался отобрать Карту.

— Так что ж не отобрал? — фыркнул Сириус.

— Она водила меня за нос, — Джеймс почесал затылок, приподнявшись на локтях.

— Кто бы мог подумать! — он всплеснул руками, и его копчик неприятно потерся о кресло, и Сириус нахмурился.

— Да хрен с этой Картой, Сириус.

— Чего?! — вскрикнул Сириус. — Ты это серьезно? Джим, что с тобой не так? Мы эту Карту месяцами делали! Годами! Ты что, забыл? Тебе не обидно оставить ее этой гадине?

— Обидно… — Джеймс поджал губы.

Сириус вскочил с кресла и даже не заметил, как подошел к Джеймсу и схватил его за воротник.

— Верни нам Карту! Нашу Карту! Эгоист ты хренов! — Его кулак встретился с носом Джеймса. Да так крепко, что хрустнули костяшки пальцев.

Джеймс отлетел назад, не издав ни звука. Он свалился на пол и взялся за нос, все еще молча.

Сириус увидел струйку крови, текущую из его ноздри, но не придал этому должного внимания.

— Позаботься о том, чтобы Карта была возвращена до Рождества.

Джеймс кивнул и ушел в ванную.

Сириус кивнул самому себе и вышел из гостиной, отметив про себя, что они так и не поговорили о том, как же завести рыжую суку в заблуждение. Или запугать ее.

— В общем, я знаю кое-что о Нюнчике. — Сириусу удалось вытащить Джеймса на улицу и разговорить его. Спустя неделю. За это время он мог сотню раз забрать Карту, а Сириус все не понимал, в чем проблема.

— И? Они же вроде как поцапались.

Джеймс кивнул.

— И-и? Как это нам поможет? — Его все это определенно задолбало.

— Он Пожиратель.

Сириус замер. Он догадывался, что с этим пареньком что-то нечисто.

— Какого хрена ты молчал?! — заорал Сириус.

Шел снег, около озера почти никого не было, только маленькая кучка младшекурсников, которые обернулись на шум, а потом, видимо, признав всем известных сорвиголов, разбежались в разные стороны.

— Ты еще сразу понесись его убивать, — спокойно пробормотал Джеймс.

— Ты… ты это серьезно? Взаправду? — Сириус почти что потерял дар речи.

Джеймс кивнул.

Сириусу вдруг захотелось его придушить. Как он может быть так спокоен? Как он до сих пор не убил этого уебка?

— Что с тобой, Джим… я не понимаю… — Сириус покачал головой.

Джеймс опустил глаза.

— Я тоже.

Шел снег.

Берег озера пустовал.

И Сириусу не хотелось продолжать разговор.

Он наконец-то понял, что дело плохо.

* * *

Лили была в гостиной старост и зубрила арифмантику.

Как гром среди ясного неба посреди комнаты появился Поттер.

Он стащил свою излюбленную мантию с головы и кинул ее в сторону.

— Эванс.

Лили отложила учебник и уставилась на него.

— Верни мне Карту.

Она, не мешкая, вытащила ее из кармана мантии и протянула Поттеру.

Он удивился, но взял, пользуясь моментом.

Лили на это и рассчитывала.

— Что, не нарушает никаких правил? — спросил он.

Лили покачала головой и взяла учебник, снова уткнувшись в него.

— Тогда какого хрена Филч забрал ее у нас? — спросил он и уселся рядом с ней.

— У него есть такая обязанность, — на автомате пробормотала Лили.

— О, так ты что, правда прочесала все правила школы? — он заинтересованно уставился на нее.

Она кивнула, не отрываясь от учебника. Хотя она ни слова не понимала, думая о чем-то другом. Ну, не о чем-то. О ком-то.

— И что у него за обязанность такая?

— Взимать подозрительные предметы.

— А там не было написано, что он должен их возвращать?

Лили пожала плечами. Она и вправду не помнила. Она запомнила только права и обязанности старост.

— А ты умница. Ну, знаешь, что не обманула меня.

Лили вздрогнула и уставилась на него.

— Умница? — процедила она сквозь зубы. — Да ты знаешь, в какую рань я встала? Сколько я не спала из-за вашей этой Карты?! — Лили вдруг сорвалась на крик. Она даже сама этому удивилась.

— Эй, эй! Успокойся, умница! Ты слишком на этом зациклена, тебе надо…

— Отдохнуть, да? — она стала говорить чуть тише. Только чуть. — Да нам ЖАБА сдавать! Ты, разгильдяй хренов! А тут еще этот Волдеморт, эта гребаная война, о которой боятся говорить вслух. Я из-за тебя… из-за вас… столько нервов… столько…

Из ее глаз потекли слезы.

Так неожиданно.

Ей бы хотелось никогда-никогда не плакать. Она слишком устала, слишком вымоталась. А еще этот Поттер со своей невыносимой довольной рожей. Со своими руками, губами…

Его руки были такими теплыми, но по коже ее шеи побежали мурашки. Пальцы коснулись ее лица и смахнули слезу.

А слезы все еще текли. Наверно, Джеймс почувствовал их на своих губах.

— Джеймс… — выдохнула она, когда он взял ее на руки и поднял с дивана.

Перед глазами все плыло, слезы не прекращались. Их было так много. Столько просто не бывает.

Он осторожно уложил ее в постель и поцеловал в лоб.

Щелкнул дверной замок, и Лили уснула.

Лили проснулась.

Не от будильника, как это всегда бывало, а сама.

И, блин, вот тут она поняла, что проспала все на свете.

— Вашу мать… — просипела она, стягивая с себя одеяло.

— Ай-ай-ай, ты знаешь такие слова? — голос Поттера раздался ниоткуда.

Она встряхнула головой, увидев его, сидящего у ее кровати на стуле.

— Ты-то что тут делаешь?

— Я был здесь всю ночь.

— Как? — Лили наверняка покраснела и, оттого что поняла это, покраснела еще больше. — Ты же… я слышала, как ты запер дверь.

Джеймс рассмеялся.

— Дурочка, я закрыл ее изнутри, а ты так и уснула. Блин, ты так мило сопишь во сне.

— Заткни свою пасть! — Лили кинула в него подушку. — Зачем? Ну нахрена ты здесь?

Джеймс положил подушку себе на колени, и Лили осталась с одной единственной подушкой, на которую тут же и свалилась.

— Я… в общем, сегодня ты никуда не идешь, — он почесал затылок.

— Что… да как ты… сколько времени? Я еще успею на несколько занятий, — Лили вскочила с кровати и обнаружила, что ей и собираться-то не надо: она спала в школьной форме. Потом она зашарила по карманам в поисках палочки. Ее не было.

— Поттер, отдай мне палочку.

— Нет.

— С ней или без нее — я все равно уйду.

— Ага, — усмехнулся Джеймс.

Лили подергала за дверную ручку и простонала в потолок.

— Ты ублюдок.

— Как скажешь, но сегодня никаких занятий. Ты совсем себя измучила.

— Ты мне не мамочка! — воскликнула Лили, топнув ногой.

— И слава богу.

Лили уселась на кровать, сложив руки на груди.

— Ты будешь торчать здесь весь день?

— Посмотрим на твое поведение.

Лили фыркнула.

Они бы просидели так, наверное, и вправду весь день, если бы не послышался шум в гостиной, а потом стук в дверь Джеймса.

Он нахмурился.

Лили уже поняла, что это его дружки. Она даже не удивилась, что они знали пароль.

— Джеймс, открой! — вопил Ремус, и Джеймс запаниковал.

Он вытащил палочку (свою или ее, Лили не разобрала) и открыл дверь.

— Что такое?

— Ты… — Питер потерял дар речи, увидев, что Джеймс вышел из комнаты Лили.

— Что случилось, Ремус? — вздохнул Джеймс.

— Там… — он еле дышал, как, впрочем, и Питер, — Сириус… и Снейп… на улице, — он мог бы свалиться на пол, но не свалился.

Сердце Джеймса екнуло.

Слишком быстро.

— Нет, Эванс, ты остаешься здесь!

— Как я… я не могу! Там же…

— Что там? Снейп? Сириус? Сиди здесь!

— НЕТ! — взвизгнула Лили. — Я староста! Я должна…

— Да нихрена ты не должна, — Джеймс затолкнул ее обратно в комнату и запер дверной замок заклинанием.

— Выпусти меня! — визжала Лили, барабаня дверь кулаками. — Ублюдок ты фигов! Ремус, Питер, хоть вы! — голос Лили срывался, и Джеймс решил, что она сейчас разрыдается, поэтому быстрее побежал к выходу.

— Где? — спросил он, доставая свою палочку и убирая эвансову во внутренний карман.

— У озера, — хором сказали Ремус и Питер, выбегая в коридор вслед за Джеймсом, оставляя вопли Эванс позади.

У озера.

Джеймс не думал, что все произойдет так быстро. Он надеялся, что это вообще не случится. Но Сириус ведь не из тех, кто ждет, не из тех, кто прощает.

Как он мог оставить Сириуса в таком состоянии? Ненависти, ярости, злобы. Он же знал, что тот захочет отомстить. Может быть, Джеймсу и не хотелось его останавливать…

Что они успели сделать? Поубивали друг друга и теперь истекают кровью на снегу?

Джеймс бежал, не чувствуя под собой ног, не думая, куда направляется.

Питер и Ремус что-то говорили, а Джеймс не слышал. В ушах звенело. Он ожидал самого худшего: Сириус лежит на окровавленном снегу, Снейп валяется рядом, и самое ужасное — Сириус истекает кровью, а Снейпа и след простыл.

Джеймс хотел бы не думать и не представлять все эти ужасные, отвратительные вещи.

Вчера Сириус был зол. Он был в ярости, он ненавидел Джеймса. С ним что-то происходило.

Он не сказал о Снейпе.

Ему насрать на Квиддич.

Ему насрать на Карту.

Он поцеловал Эванс.

В ушах звенело. В глазах все плыло: очки запотели. Он снял их и небрежно запихнул в карман, где была палочка Эванс.

Питер и Ремус все еще говорили. Может быть, кричали. Может быть, Сириус уже сдох, и они пытаются об этом сказать, а он не слышит. Не хочет слышать.

Коридор за коридором, шаг за шагом. Пробегая мимо школьников, учителей, которые, наверно, орали о том, что нельзя так носиться по школе. Может быть, сейчас урок. Может быть, они орут еще и поэтому. Джеймсу было плевать.

Сириус.

«Я тебя и на том свете достану».

Ему казалось, что сейчас разревется. Как последняя плаксивая, слабая девчонка. Сириус дал бы ему по морде. Еще ведь ничего неизвестно. Может быть, это Снейп там умирает, а Сириус ржет во всю глотку. Радуется. Плачет от радости.

Джеймс побежал еще быстрее.

Если он… если этот сукин сын убил Сириуса, он же и его прикончит. Разорвет глотку, выколет глаза, отрежет язык, переломает все конечности и станет наслаждаться хрустом его слабеньких податливых костей.

Даже если не убил.

Даже если ранил.

Даже если пригрозил.

Джеймс слишком сильно любил Сириуса. Вряд ли любить можно сильнее.

* * *

Лили ходила туда-сюда по комнате, в конце концов сложилась на кровати в позу эмбриона и беззвучно заплакала.

Ей не хотелось видеть и знать, что там происходит, что уже произошло, как они будут бить друг другу морды, вопить во всю глотку, пугать учеников, изрыгать оскорбления и ругательства, которые ничего им не дадут, кроме еще большей ненависти и злости.

А потом их исключат.

Вот чего Лили не хотелось. Их не должны исключить.

Ей было плевать, что там между ними случилось, что Блэк вдруг напал на Северуса. Или, может быть, это Северус на него напал?

Лили зарыдала в голос. Не то чтобы без причины. Казалось, будто сейчас самое время рыдать. Пока никто не видит, не слышит. Никто не сумеет ее упрекнуть и дать пощечину за то, что она слабая и трусливая. Совсем не такая, какой должна быть староста.

* * *

Джеймс распахнул ворота и побежал к озеру. Ветер ударил по лицу, сырой снег заляпал щеки и глаза, и он ничего перед собой не видел. Но это было не важно. Важен Сириус, который устроил дуэль утром. Гребаным утром! А может, это была инициатива Снейпа? Невозможно, точно Сириус.

Джеймс бежал изо всех сил, утопая в мерзком липком снегу. Мантия промокла насквозь.

«Джим, ты идиот», — подумал Джеймс.

Он слышал сквозь порывы ветра обрывки фраз.

— …остаться… прости…

Джеймс помотал головой.

— Трудно не присоединиться к блядскому мордобою. Вы не могли остаться.

Он очень надеялся, что сказал это вслух, а если сказал — надеялся, что они услышали. Больше он этого не повторит.

* * *

Лили поднялась с кровати на подкашивающихся ногах. Невидящими глазами она посмотрела в окно.

Все потемнело, и Лили свалилась на пол, не успев удержаться за край кровати.

Ударилась головой — в ушах зазвенело. Она всхлипнула и попыталась подняться, но голова тянула ее вниз, и Лили беспомощно опустилась на пол.

Идеально белый потолок. Только темные пятнышки носились туда-сюда перед глазами, раздражая Лили.

«Джеймс, ты такой придурок. Я тебя ненавижу, я не могу понять, как ты доводишь меня до такого состояния. Это бессмысленно. С одной стороны я всем сердцем желаю, чтобы ты там сдох, а с другой — чтобы тебе не досталось. Чтобы ты не убегал туда ради своего Сириуса, а остался бы здесь и раздражал меня дальше своим существованием на этой планете».

Лили снова сложилась в комочек и беззвучно заплакала.

* * *

Их не было. Ни одного: Бродяга и Снейп просто испарились. Остались только следы на снегу, которые никуда не вели. Только назад, откуда прибежали Джеймс, Ремус и Питер.

Джеймс свалился на колени.

Какой же он олень.

* * *

Сириус бросил сырую мантию и рубашку в сторону, стянул с себя брюки и свалился на кровать. Взял с тумбочки пачку сигарет, спички и закурил.

Он знал, что Джеймс вот-вот залетит в комнату, весь мокрый, недовольный и злой. Просто он был слишком предсказуем, а Сириус — нет.

Он затянулся до упора, ощущая легкими тепло и горечь табака, и постепенно успокаивался, выравнивая дыхание.

— Зачем ты меня позвал?

Сириус ухмыльнулся.

— Я всегда знал, что с тобой что-то нечисто.

Нюниус нахмурился, явно не догоняя, что Сириус имел в виду. Сириус поднял палочку.

Они стояли метрах в двух друг от друга. Снейп боялся сделать шаг ближе, а Сириус просто не хотел. Он мог бы быть еще дальше от него, чтобы борьба была труднее и занятнее, но тогда бы Нюнчик подумал, что он струсил, а этого допустить никак нельзя.

— Я не хочу драки.

Сириус снова ухмыльнулся, все еще не опуская палочку.

— Поэтому ты согласился прийти?

— Я не знал, что ты вызываешь меня на дуэль, — он говорил громко, чтобы Сириус мог услышать сквозь порывы ветра. Сириус не мог разобрать, боится он или нет.

— Надо было прислать тебе перчатку? Прости, я не подумал.

Снейп неуверенно вытащил палочку из кармана.

Пошел мерзкий сырой снег.

Фильтр обжег пальцы. Сириус бросил окурок в сторону.

Сейчас все на уроках, в спальне было пусто. Место Джеймса теперь занимал какой-то ботаник, чьего имени он даже не знал. По словам Ремуса, он — их однокурсник, но Сириусу было плевать. Он закурил еще одну сигарету.

Он вздохнул и посмотрел на свое тело. Вся грудь была в шрамах и ссадинах, которые неприятно покалывали. Но могло быть хуже.

Сириус снова затянулся.

— Ты — сраный Пожиратель, — процедил сквозь зубы Сириус.

Злоба переполняла его, она кипела и обжигала изнутри, заставляя прерывисто и тяжело дышать через нос.

Нюнчик замер на мгновение. Кажется, в его глазах что-то промелькнуло. Сириус не разобрал, что именно, но это было что-то ему незнакомое.

— Боишься, Снейп?

Он ухмыльнулся и направил палочку прямо в грудь Сириусу.

— Еще чего.

Сириус не запомнил то блядское заклинание, которым Нюнчик воспользовался, но оно оставило множество мелких ран на его груди и животе.

Единственное, что Сириус понял, — это то, что заклинание не возымело нужного эффекта. Лицо Снейпа исказилось в страхе и недоумении. Сириус воспользовался моментом и бросил в него «Ступерфай».

— Импедимента, — добавил Сириус, прежде чем Нюнчик успел очнуться и двинуться с места.

Он пытался что-то сказать, но нельзя было разобрать ни слова, потому что он лежал мордой в землю.

Сириус поправил сырую мантию, которая противно хлюпала, откашлялся и подошел к Нюнчику. Тот упорно пытался что-то сказать. Сириус пихнул его ногой и перевернул на спину. Его лицо было в грязи и крови, мантия — тоже. Сириус наслаждался этим зрелищем. Снейп держал в руке палочку. Сириус ухмыльнулся и ступил на сжатый кулак, слушая бессвязное мычание Снейпа и хруст его несчастных косточек.

Он мог бы убить его на месте. Так хотелось. Но это было бы слишком просто. Да и, чего доброго, в Азкабан ему загреметь не хотелось.

Палочка Снейпа сломалась. Развалилась на два бесполезных кусочка, которые больше никогда не смогут изрыгать заклинания, придуманные хозяином.

— Чтоб ты сдох.

Сириус плюнул ему в лицо.

Сириус ухмыльнулся и бросил окурок на пол.

Внизу были слышны шаги.

* * *

Он не был уверен, что идет в правильном направлении, до тех пор, пока не почувствовал запах табака, поднимаясь в спальню его друзей. Джеймс откашлялся. Говнюк этот Сириус.

— Привет, Джим.

Джеймс стиснул зубы и сжал кулаки. Сириус сидел на кровати, держа во рту сигарету. На полу валялись окурки. Много окурков. И когда он только успел?

— Прекрати это дерьмо, Блэк, — Джеймс резко подошел и выдернул сигарету из зубов невозмутимого друга, потом растоптал ее и посмотрел на него сверху вниз. Джеймс тяжело дышал, а Сириус, кажется, совсем прекратил.

Сириус поднялся с кровати, и теперь их лица были на одном уровне. Он выдохнул весь сигаретный дым, который остался в легких, Джеймсу в лицо. Тот закашлялся и стал размахивать руками, чтобы развеять едкий дым, потом его кулак ударил Сириуса по лицу. По носу, кажется.

Сириус слегка шатнулся в сторону, но не упал. Джеймс пожалел, что не размахнулся сильнее. Он откашлялся и поправил сырую мантию. Под его ногами уже образовалась небольшая лужица из растаявшего снега.

Сириус выпрямился и шмыгнул. Все-таки по носу. Над ноздрей образовалась ссадина, которая чуть-чуть кровоточила. Только чуть-чуть.

Джеймс почувствовал, как сильно его зубы стукнулись друг о друга, как больно двинулась нижняя челюсть и как он падает назад.

— Это тебе за Карту, — выплевывает Сириус, потирая костяшки правого кулака.

Джеймс потер подбородок и подвигал челюстью, дабы убедиться, что все в порядке и бешеный дружок ничего ему не сломал.

— Подавись ты своей Картой.

Джеймс вытащил Карту из внутреннего кармана мантии и бросил ее в руки Сириусу. Он удивленно уставился на Карту, а потом на Джеймса.

— Ты это… как? Отлизал ей, что ли?

Джеймс неодобрительно покосился на друга. Сириус нервно усмехнулся.

— Ну да, это вряд ли.

Он положил Карту на подоконник, чтобы обсохла.

— Палочкой не судьба? — фыркнул Джеймс.

— Лучше поболтаем, — Сириус плюхнулся на диван.

— Брюки напяль сначала.

Сириус оглянулся на друга.

— А что такое?

Джеймс опять закатил глаза.

— Просто надень брюки! — он поднял их с пола и кинул Сириусу в рожу.

— Ладно, пусть я простужусь и сдохну, — фыркнул Сириус, расправил брюки и стал натягивать их на себя. Очень медленно, раздражающе медленно.

— Как там Эванс поживает? — между делом спросил Сириус.

Джеймс не знал, что ответить. Вообще-то — знал, но понятия не имел, стоит ли говорить. Он сел рядом с Сириусом.

— Отдала мне Карту и развела истерику на пустом месте, потом разревелась, я потащил ее в комнату в полусонном состоянии и просидел рядом всю ночь, как дебил, — монотонно пробормотал Джеймс.

У Сириуса отвисла челюсть. Он не отводил от Джеймса глаз.

— Что?

— Ты ее трахнул?

— Да отъебись ты! — рыкнул Джеймс и свалился на кровать, зарывшись лицом в подушку.

— Что я такого сказал?

До чего же он искренне недоумевал, этот Сириус. Ему никогда не понять, что переполняет Джеймса. Какие-то эмоции. Да он и сам не понимал.

— Ты же ее хочешь.

«Да. И что? Тут что-то не так, Сириус. Со мной что-то не то».

— Эта Эванс. Она какая-то несчастная, Сириус, — Джеймс поднялся с подушки и сел, опершись локтями назад.

Сириус вдруг стал серьезным. Джеймс решил, что надо продолжить. Ну и продолжил.

— У нее ведь друзей нет. Ну совсем нет, Сириус. Ты можешь представить свою жизнь без друзей? Без Ремуса, Питера, без меня? А еще этот Нюнчик. Он ведь ее предал, Сириус. Мне ее жаль. Правда.

Джеймса передернуло от последних слов.

— Я чувствую себя ублюдком.

Почему? За что? Что он сделал? Именно — ничего. Джеймсу хотелось помочь ей. Сейчас. Больше всего хотелось. Ему казалось, что он готов был сдохнуть ради этой Эванс. Что она сейчас делает? Он, мудак, оставил ее взаперти. Она даже в туалет сходить не сможет, не говоря уж о том, чтобы пойти завтракать.

Полдень. А столько всякой хуйни произошло.

— Сегодня полнолуние, Джим. Помнишь?

Джеймс кивнул. Конечно помнил.

— Что у вас там со Снейпом?

Сириус фыркнул.

— Ничего с ним не случилось. Я только его палочку сломал.

— Еблан.

Сириус обернулся и посмотрел на Джеймса, сощурившись и поджав губы. Джеймс издал смешок, который разлился общим хохотом. Из-за этого мудилы, который смеялся во всю глотку, Джеймс чуть не разревелся полчаса назад.

* * *

Ремус и Питер сидели внизу в гостиной, Джеймс кивнул им, убеждая, что все хорошо. Они облегченно выдохнули. Особенно Ремус, он волновался больше всех.

— Рем, все нормально. Он только палочку его сломал.

Ремус кивнул и поднялся с дивана. А Питер остался сидеть, поджав ноги и съежившись. Джеймс фыркнул.

— Пит, иди к ним.

Питер удивленно поднял глаза. Джеймс еще раз кивнул.

— Ладно… — тихо сказал он, шустро поднялся и побежал вверх по лестнице.

Джеймс мог бы расслабиться, но есть еще одна проблема, помимо Карты и Эванс.

Снейпа можно было понять и простить, но все внутри сжималось от злости и негодования. Как бы сильно он ни ненавидел их, Мародеров, это не могло оправдать его решение ступить на темную сторону.

Но сейчас — Эванс. Нужно что-нибудь сделать.

Поднимаясь на этаж, где была их общая гостиная, Джеймс перебирал в голове всевозможные оправдания. Их, вообще-то, не было, но он пытался что-нибудь придумать, чтобы Эванс в бешенстве не налетела на него с кулаками и воплями.

Вот что она там делает? Колотит дверь? А может, она ее выбила вообще?

Джеймс не знал, чего от нее ожидать, а не зная, чего ожидать, нельзя предугадать, как отреагировать. Молчать или бросаться громкими словами?

Джеймс, кажется, уже целую вечность не думал о том, как сильно он хочет эту рыжую… Эванс. Невообразимо сильно, не передать словами. И у него была одна проблема. Глобальная, нерешаемая проблема. Каждый раз, когда она заходит в комнату, он думает о ее языке. У себя во рту. Джеймс все больше жалел, что не использовал возможность тогда, когда пытался забрать Карту. В тот самый момент, когда она водила его за нос, а Джеймс повелся, как… олень.

А сейчас зайти в комнату придется ему самому. Интересно, о чем она думает, когда Джеймс заходит в комнату? О том, какой он безмозглый мудак. Наверняка. Или, например, о том, как сильно она его ненавидит. Как ей страшно хочется разорвать ему грудь, переломать ребра и вырвать сердце.

Скоро Рождество. Какой подарок его ждет?

Слишком много вопросов.

Войдя в гостиную, он не услышал ни криков, ни плача, ни кулаков, бьющих деревянную дверь, ни злобного топота — ничего. Звенящая тишина.

Ушла? Нет. Быть того не может. Джеймс проверил, была ли во внутреннем кармане ее палочка. Была. И его палочка — тоже.

Джеймс давно забыл о том, что его мантия промокла насквозь. Сейчас эта мысль промелькнула в голове, но также быстро испарилась без следа.

Он устал. Жутко устал. Он не спал всю ночь, наблюдая за Эванс. Не из сочувствия или чего-то другого — ему просто не хотелось спать. Разве можно уснуть, когда перед тобой лежит беззащитная Эванс? Умиротворенная, тихая, спокойная, не думающая о том, что рядом этот ненавистный Поттер. Этот петух, этот бесчувственный мудак. Нельзя сказать, что она была не права, но было обидно, что так и есть, что у него нет чувств, помимо неутолимой жажды ее тела.

Почему Джеймс не может, как Сириус, взять и трахнуть? Со шлюхами это всегда прокатывало без запинок. Именно — шлюхи. Эванс не такая. Но все равно — какого хера? Почему он не мог прошептать ей на ухо о том, с каким огромным удовольствием он бы засунул руку ей в трусы и залез пальцами туда, внутрь. Он бы раздвинул ее ноги, а потом с жадностью наблюдал за телом Эванс, за ней, извивающейся под ним от невообразимого удовольствия.

Это имело смысл. Но… не с Эванс. Казалось бы, вот он — способ избавиться от этих извращенных, соблазняющих мыслей. Но все, что легко, — плохо. Наверно, это его и останавливало. То, что Джеймс не мог поступить с Эванс плохо. Даже если он ее соблазнит, совратит, а она согласится, может, станет умолять, Джеймс не сможет себе этого простить.

А еще этот Сириус. Гребаная истеричка.

Он тихо подошел к двери в комнату, прижался к ней, но ничего не услышал. Опять — звенящая тишина.

Щелкнула затворка, Джеймс открыл дверь и вошел в комнату.

Эванс была там. Конечно была! Он думал, что она, может, лежала на кровати, спала или читала книжку, в конце концов. Ну или стояла у двери с каким-нибудь толстенным справочником наизготовку, чтобы огреть Джеймса по башке, на этот случай в углу ее комнаты стоял шкаф с кучей справочников, учебников, энциклопедий и прочей херни, которую можно почитать для общего развития. Короче — он ожидал чего угодно, но не Эванс, стоящую у стены со сложенными на груди руками и смотрящую куда-то мимо Джеймса. То есть смотрящую не на него, а рядом с ним, немного правее, будто он и не входил вовсе.

Его очки все еще были в кармане, Джеймс подумал было надеть их, чтобы разглядеть лицо Эванс, но передумал в то самое мгновение, когда услышал всхлип. В очках не было нужды.

Эванс плакала все это время. Мантия валялась на кровати в скомканном виде, будто все это время она мяла ее, сжимая в своих маленьких слабых кулачках, а потом бросила это занятие. Жаль, он не мог видеть ее лица так, как хотелось бы. Джеймс старательно выбирал слова, но не придумал ничего лучшего, чем:

— Почему ты плачешь?

Это прозвучало жалко, потому что, в общем-то, надежды на ответ не было.

Лили переместила взгляд сначала на него, а потом в пол. Ее руки все также были сложены на груди. Джеймс сделал несмелый шаг ближе.

— Ответь.

Надо было что-то говорить, хоть что-нибудь, пусть даже последнюю несусветицу, только не молчать. Джеймс не хотел больше слушать тишину.

— Слушай, Лил, я…

— Заткнись.

Он хотел сбежать отсюда, не смотреть на такую Эванс. Разбитую, какую-то потерянную, нуждающуюся в поддержке кого угодно, но только не его. Но ноги несли ближе. Он ощущал ступнями каждый шаг, будто тысячи ножей врезались в кожу, пронзая насквозь, но он шел. Не отступал. Потому что знал — так нужно. Неважно, откуда, главное — знал.

Возможно, каждый шаг он делал очень медленно, а, возможно, молниеносно оказался напротив Эванс. Совсем рядом. Одурманивающая близость. В нескольких сантиметрах друг от друга. Он мог видеть ее лицо, красное, отекшее, щеки блестели от слез, а глаза смотрели вниз, на его ботинки. Джеймс точно знал, именно на его ботинки.

Одно движение, и Джеймс поднял ее подбородок, безмолвно прося посмотреть на него, прямо в глаза. Попытаться исправить ситуацию. Хотя бы самую малость. Джеймс уже точно знал, что надо делать.

Эванс была напряжена, Джеймс почти чувствовал вибрацию, исходящую от ее тела. Ненависть ли, усталость ли мотиватор такого состояния — все равно.

Лили смотрела на его пальцы, ладонь, запястье — куда угодно, только не в глаза.

Безнадежно. Это сводило с ума. Сейчас Джеймсу хотелось встряхнуть ее, поставить эвансовы колоссальные мозги на место.

«Ты не Эванс. Та Эванс плакать не умеет, она борется с трудностями, она меня ненавидит, она бы сейчас дала мне по яйцам и забрала свою палочку, чтобы пульнуть «Ступерфай» или еще чего получше. А эта Эванс — размазня».

Ее подбородок был влажным от слез. Большим пальцем он провел по нижней губе. Медленно, как можно мягче. Эванс выдохнула через нос, и Джеймс почувствовал тепло ее дыхания. Она старалась успокоиться, прекратить внутреннюю борьбу, но все бесполезно.

«Прекрати, Эванс, прекрати».

Джеймс не мог выдавить ни слова.

— Что с Северусом? — спросила Эванс, все еще не глядя Джеймсу в глаза.

Его передернуло от этого имени, произнесенного ее губами. Но делать было нечего, пришлось отвечать.

— Все с ним нормально. Ему только немного влетело.

Джеймсу нечего было удивляться. Не о Сириусе же ей спрашивать. Но было мерзко говорить о том, что со Снейпом все в порядке. Будто в рот насыпали песка и заставили жевать.

— Каким образом? — ее голос твердел и, кажется, она пыталась поднять взгляд.

Джеймс ухмыльнулся. Ее подбородок все еще был в его руке. Она не пыталась уйти, не пыталась упрекнуть. Вот что было странно.

— От его палочки остались только щепки.

Эванс не отреагировала. Наверно, ее охватило облегчение, потому что Снейпа не сложили пополам, не переломали все кости и не вправили нос. О чем Джеймс теперь жалел.

Она снова напряглась. Скорее всего, ее волновало что-то еще. Но Джеймсу было все равно. Почти. Так или иначе, теперь он знал, что нужно делать.

Она хлюпала носом, стараясь делать это как можно тише.

Зачем она это делает?

Неважно.

Джеймс наклонился, приближаясь к ее лицу.

Их глаза встретились. У нее они мокрые, опухшие, красные. Краснющие.

Он все еще не понимал, почему она плакала, что так сильно ее задело. Но понимал, что так надо. Но еще больше нужно это прекратить. Ей нужно было расслабиться.

Джеймс взял ее лицо в ладони.

— Я хочу кое-что сделать.

Она вскинула одну бровь в недоумении, но все должно было проясниться, когда Джеймс подхватил ее за талию, и ее ноги больше не касались пола. Эванс парила над ним, а потом упала на кровать.

— Что… — произнесла Эванс, когда Джеймс придвинул ее к краю и по-хозяйски свесил ее ноги. Он сел на корточки. — Какого черта ты вытворяешь?

Джеймс держал ее за икры. Его руки были теплыми, а кожа Эванс такой холодной. Он гладил ноги, поднимаясь выше, и, коснувшись колен, остановился.

Лили охватывала паника. Постепенно, поднимаясь от пяток до колен, на которых лежали горячие ладони Поттера, и все сильнее, когда он пропихнул между ними руки и стал раздвигать.

— Нет! — взвизгнула Лили, резко сдвинув колени и сжав кулаки, крепко схватившие одеяло. От удивления ее глаза распахнулись до боли. — Не смей! — она попыталась отпихнуть его, но все бесполезно. Поттер перехватил ее запястья и повалил на кровать, нависнув над ней. Поразительно быстро, в одно мгновение.

Он тяжело дышал, Лили чувствовала его горячее дыхание на своих мокрых от слез щеках. Как же стыдно быть увиденной в слезах. А еще стыднее оказаться под ним самым ужасным образом. На своей же кровати, стоящей у стены. Чуть-чуть ближе, и голова упрется в нее.

— Рано или поздно это должно случиться, — выдохнул Поттер.

Было непривычно видеть его без очков, но без них он выглядел не так глупо, как обычно.

— Что — это? — процедила сквозь зубы Лили, попытавшись вырваться. Не очень старательно, но лучше, чем ничего.

Джеймс не ответил. Но если то, что он сделал, считается ответом, то он ответил поцелуем.

Лили замерла на одно мгновение, пока до нее доходило, что произошло, но потом забрыкалась и стиснула губы, пока поганый язык поганого Поттера не залез ей в рот.

Слишком упрямая. Джеймсу пришлось припечатать ее руки к стене и перехватить запястья одной рукой. Ему не хотелось так делать, но пришлось. Она извивалась и мотала головой, не давая Джеймсу сделать что-нибудь.

— Совсем долбанулся! Пусти меня!

Джеймс рыкнул и схватил ее лицо свободной рукой. Эванс больше не могла мотать головой, пытаться укусить его или еще чего. Ей оставалось только смотреть ему в глаза. Близко-близко.

— Я не собираюсь тебя насиловать, дура!

— Да ну? — промычала Лили, неспособная говорить нормально под натиском его руки.

Джеймс слегка ослабил хватку, убедившись, что она будет его слушать.

— Я не буду лишать ваше высочество девственности раньше, чем вы сами не попросите.

Лили вспыхнула, в ее глазах загорелся недобрый огонек.

— Пошел ты. Отвали. Отпусти меня! — взвизгнула Лили, но Джеймс снова наклонился и поцеловал ее.

Слишком неожиданно. Зубы стукнулись друг о друга, языки столкнулись, и Лили ощутила это — тепло, влагу, настойчивость его языка. «Поттер-нет-пусть-он-меня-отпустит-пожалуйста-отвали». Она чувствовала, что теряет голову, не думая о том, что горячие руки Поттера отпускают ее лицо и руки, больно прижатые к стене. Головокружение, эйфория, а потом…

Джеймс не мог поверить. Хотел остановить этот момент навсегда. Пока Эванс притягивает его к себе, неважно — желая того или нет. «Мне-плевать-только-не-останавливайся». Ее тепло, ее тело — под ним. И так с-ума-сойти близко. Опускаясь ниже, пропуская эту белоснежную рубашку, чтобы не порвать тонкую нить самоконтроля. Ее юбка. Не было колготок и ничего другого, что могло бы помешать залезть рукой в эти самые эвансовы трусы…

Лили вздрогнула, когда Поттер поднял ее юбку, и замерла.

Он тяжело дышал. Снова. Точнее — все еще. Лили все еще ощущала его дыхание на себе.

— Пожалуйста.

Он что-то сказал?

— Ты ведь понимаешь.

Нет, Поттер. Я ничегошеньки не понимаю.

— Что? — промямлила Лили, пытаясь выровнять дыхание. Она все еще держала его рубашку.

— Я… Мне нужно это сделать, — он сглотнул, не отводя глаз от Лили.

— Что именно? — она ничего не понимала.

Это была очень глупая ситуация. Поттер, как идиот, держал подол ее юбки как можно выше, а Лили держалась за его рубашку, притягивая ближе. Боясь отпустить. Боясь того, что он собирался сделать.

Не было никакой паузы, неловкого молчания и нерешительности. Поттер убрал ее руки от своей рубашки, поцеловал и слез с нее. Поначалу Лили охватило недоумение и чувство незаконченности, а потом все стало ясно.

Джеймс снова сел на корточки у кровати. Лили села с краю, глядя на него сверху вниз. Это было неправильно. Аморально и, блин, соблазнительно. К черту все.

Джеймсу нужно было одобрение. Явное и бесповоротное, чтобы потом не убиваться из-за того, что он сделал. Такое очевидное, что можно было бы потрогать.

— Раздвинь ноги.

Эванс раскрыла рот, а потом снова закрыла. Она смотрела на него в недоумении, а он ждал. Ведь было совершенно очевидно, что она все понимает. Ну, может, не все, но основное — точно. То, что он хотел сделать.

Она отвела взгляд в сторону и положила руки на колени. Лили было жутко стыдно. Ей не хотелось этого делать, но было бы еще стыднее сдаться его рукам. Так было бы проще, верно? Если бы он все сделал сам. Но ведь у нее тоже есть какая-то доля уверенности. Своя собственная воля. Хоть Лили ничего и не понимала, но ее ноги раздвинулись. Прямо у Поттера на глазах. Стыд и неуверенность поглотили ее целиком.

Джеймс коснулся руками ее ног. Облегчение нахлынуло волной, гора с плеч, камень с шеи и все тому подобное. Он мог с упоением вдыхать запах ее белой кожи, гладить ее ноги, считать пальцами каждый сантиметр ее тела, поднимаясь выше.

Лили держала юбку. Свою собственную, блин, юбку, чтобы этому паршивцу было удобнее. Но она уже сделала свой выбор. Она выбрала сходить с ума от прикосновений. От того, как его руки скользят вдоль ног, как его губы оставляют невидимые следы на бледной холодной коже.

Лили дернуло от неожиданности, когда Джеймс высунул язык и провел влажную дорожку от ее бедра до...

Джеймс не хотел медлить. Он слишком долго ждал. А сейчас, будучи между ее ног, он не мог понять, как вообще мог ждать. Отпихнув трусы в сторону, Джеймс припал губами к заветной точке.

Лили громко застонала. Так, будто ждала этого целую вечность. Будто с того самого момента, как Джеймс зашел в ее комнату, она только и думала о том, чтобы он коснулся ее. Чтобы целовал ее губы, пихал руки ей в трусы, заставляя ее стонать и извиваться от удовольствия.

Лили упала на спину. Она чувствовала влажный жар его твердого языка. Джеймс крепко сжал ее бедра снизу и поднял, чтобы прижаться сильнее, чтобы засунуть свой язык глубже и… он нашел какой-то невероятный ритм. Чудесно-потрясающий. Лили не заметила, когда схватилась за волосы Джеймса и стала притягивать его к себе, удерживать между своих ног.

Джеймс не мог остановиться. Он боялся сделать ей больно, но не останавливался. Стараясь контролироваться себя. Он отпустил одно бедро Лили и схватился за простыню и сжал ее в кулак до боли в пальцах, до хруста костей, только бы не причинить ей боль, лишь бы… о, боже.

Эванс. Эвансэванс-бля-эванс. Лили. Опять Лили. Джеймс мог попробовать ее, вылизать дочиста всю ее смазку, запечатлеть этот вкус в своей памяти.

Лили стонала. Издавала какие-то невероятно пошлые звуки и почти — почти — попросила Джеймса не останавливаться. Дыхания не хватало, и она произнесла что-то вроде: «О боже нет не. Пожалуйста», — делая паузы на каждом слоге. А он будто понимал.

Лили раскинула руки в стороны и сжала простынь в кулаки. Его язык, блин, горячий, влажный, может вытворять такие потрясающие вещи. Может заставить ее сходить с ума. Заставляет выгибаться ему навстречу.

Джеймс не верил. Не понимал. Неужели… неужели это Эванс? Неужели это он делает с ней все эти похабные вещи? И, блин, боже, это было неповторимо. Просто охуительно. Слышать ее стоны, касаться ее тела, лизать, сосать, почти въедаться в нее.

По телу пробежала дрожь. Лили опять взяла Джеймса за волосы и прижала к себе. Совсем близко. И слишком быстро.

Джеймс хотел бы, чтобы этот момент никогда не кончался, но когда Эванс выгнула спину, он посмотрел на нее, не останавливая движения языка. Она восхитительно-блядь-неповторимо-прекрасно застонала, а потом обессилено рухнула на кровать.

Слишком быстро.

У Джеймса стоял.

Сейчас было бы как никогда просто и легко взять ее, использовать возможность, но он же сказал.

Пока она сама не попросит.

Нечеловеческими усилиями заставив себя отойти от этой проклятой кровати. От проклятой Эванс. Он развернулся и открыл дверь.

Заставив себя не оглядываться.

Лили беспомощно валялась на кровати. Все в той же позе — поперек кровати, будто ее перестало смущать это неудобное положение.

Она не знала, что только что произошло. Не могла объяснить, почему согласилась, и не знала, почему сейчас об этом не жалеет, почему ей не противно то, что этот ублюдок лишил ее всякого самолюбия и самоуважения.

Лили в жизни не получала такого бурного оргазма. Такого, что искры из глаз, дрожь по телу — от пяток и до самой макушки. И было стыдно. Она не могла себя контролировать. Бесстыдно стонала, извивалась. И это был Джеймс Поттер. Тот самый Джеймс, мать его, Поттер, который выворачивал ее наизнанку одним своим видом, а теперь он буквально вторгся в нее. Теперь он знал о Лили все. Хотя, судя по тому, что он делал так, как ей нравилось, все было известно уже давно. Или у него был настолько невероятно огромный опыт, что по одному выражению лица он мог определить, как повернуть язык так, чтобы девчонка кончала до потери сознания.

Лили его ненавидела. За все это. За то, что он с ней вытворял, какие вещи заставлял вытворять самой. Он знал вообще, что делает? Он управляет ею. Сознательно или нет — все равно.

Потому что ее голову должны забивать не эти мысли. Не такие безобразные, пошлые, из ряда вон выходящие. Потому что она — староста. Потому что они — старосты. Может быть, префекты и прикрывают их, а может, наоборот ничего не делают и радуются тому, что нет никаких занудных собраний, кои им обещали в письме, пришедшем летом. Второе предположение было наиболее вероятным.

Они, Джеймс и Лили, должны отвечать за происходящее. Видимо, в это Рождество не будет никакого праздника, потому что два отвечающих за это придурка ничего не предпринимают. Занимаются своими делами, балуются, совращают друг друга. Разве такими должны быть старосты? Главные старосты.

Отвратительно.

Лили тошнило от самой себя. Не то чтобы ей хотелось быть ответственной старостой, которую можно было бы ставить в пример малолеткам — еще чего. Просто… Лили привыкла выполнять обещанное. Она обещала Макгонагалл и Дамблдору, что будет добросовестно относиться к возложенным на нее обязанностям (Поттер, кстати, — тоже), но что-то по ней не видно. Сколько раз Лили была на дежурстве? Два? Три? Прошло гребаных три с половиной месяца, а она дежурила только несколько раз! Про Поттера можно даже не вспоминать.

Лили не винила его. Не будь она глупой и наивной, то была бы вполне себе сносной старостой. А может, она создана не для этого? Не ради этой обязанности Лили уродилась такой добросовестной и умной. Может, на ее плечи возложена какая-то другая миссия? Ага, обжиматься с Поттером — самое то для добросовестной и умной.

Она закатила глаза от собственных мыслей. Что толку? Самобичеванием ничего не добьешься, нужно действовать. Или хотя бы попытаться что-то сделать. Надо поговорить с ним. Перебороть свою гордость и поговорить.

Только… надо в ванную.

Лили была свежа, чиста и довольна. Последнее — отчасти. Она была готова поговорить, попытаться восстановить свое… положение и свою репутацию пай-девочки, выполняющей указания учителей. Той самой Лили, какой она была раньше. Заучка Эванс. Ее вполне устраивало старое положение вещей, а новое было неправильным, потому что было простым. Ведь легче всего — ничего не делать, ждать манны небесной. Это было не в ее характере. Лили не сможет работать одна, поэтому разговор был просто необходим.

Стуча в дверь, она была полностью уверена в том, что делает. Не нужно было ждать, лучше сразу, потому что потом желание делать что-то пройдет. Нужно ловить момент.

Только так.

* * *

— Джеймс… Можно войти?

— С каких пор эта чокнутая зовет тебя по имени? — усмехнулась какая-то шестикурсница и, будто ничего не произошло, прижалась к груди Джеймса и обвела языком его губы.

— Отвали, — Джеймс отпихнул ее в сторону, по-быстрому натянул джинсы и отпер дверь.

За ней стояла Эванс. Самая типичная Эванс. Просто до невозможности, Джеймс мог бы блевануть от этого повседневного вида. Ее почти ничего не выдавало. Почти — потому что она была вся пунцовая. То ли от стыда, то ли от усталости, то ли от невероятного оргазма, который получила примерно полчаса назад. Какое насыщенное утро, блядь. И все бы хорошо, если бы не та шлюха, прямо сейчас лежащая на его кровати.

— Что? — невозмутимо спросил Джеймс. Если бы она только знала, насколько ему хотелось, чтобы она сейчас же убиралась отсюда.

— Кажется, я не вовремя, — пробормотала Эванс, заглянув в комнату через плечо Джеймса.

— Блестящая дедукция, — Джеймс всплеснул руками. — Нет уж, говори теперь, что хотела.

Эванс облизнула губы. Член шевельнулся, но Джеймс старательно не обращал на это внимания.

— Вообще-то, ничего настолько важного, чтобы отвлекать тебя от столь продуктивного времяпрепровождения.

Джеймс скрипнул зубами и взялся за дверной косяк.

— Не зли меня. Лучше скажи, что ты хотела.

— Ничего, забудь, — Эванс развернулась, чтобы уйти, но Джеймс схватил ее за руку.

Сердце бешено колотилось, вот прямо сейчас выскочит изо рта и будет биться у нее под ногами. Эванс буравила его своими зеленющими глазами. Уже который раз ему хотелось вырвать их и растоптать.

— Что? — равнодушно бросила она.

Его большой палец был прямо на той точке, где бился пульс. И он был таким быстрым. Беспрерывное «туктуктук». Джеймс притянул Эванс ближе, больно изогнув ее руку в локте. Она тихонько ойкнула, и ей пришлось подойти.

— Почему ты так волнуешься? — тихо спросил он. Не то чтобы этот вопрос требовал ответа, просто ему очень нравилась ее реакция: глаза сузились в узкие щелочки, ноздри раздулись, губы поджались. В этом вся Эванс. Вся эта неповторимая рыжая заноза в заднице. — Тебя смущает мое тело? — его рот скривился в ухмылке.

Джеймс притянул ее руку к своей груди. Холодные пальцы коснулись горячей кожи. Вдоль позвоночника пробежали мурашки, и Эванс закрыла глаза. На полсекунды дольше, чтобы выдать это за моргание.

— Чувствуешь, да?

Эванс убрала ладонь и сделала шаг назад. Джеймс не отпускал ее руки. Хуй знает, почему.

— Отпусти, — мямлила Эванс, цепляясь за его руку, вонзая свои ноготки в кожу, чтобы причинить боль, чтобы отпустил, чтобы разомкнул пальцы, но нет, нет, Эванс, не уходи, зачем ты пришла, не для того же, чтобы уйти, верно? Останься, не оставляй меня, я рехнусь, с ума сойду, буду рушить стены, останови это, останови меня. Не уходи.

Но его пальцы разомкнулись. Эванс постояла секунду, бросила уничтожающий взгляд в его сторону и убежала в свою комнату, а Джеймс стоял в дверном проеме. Разбитый, уничтоженный. Зачем она приходила?

«Сука, ты все разрушила».

— Джейми, мы продолжим?.. — пропищал кто-то с кровати.

— Ты еще здесь? — разочарованно вздохнул Джеймс, не поворачиваясь к ней лицом.

— А куда я, по-твоему, должна была деться?

— Исчезнуть, — буркнул Джеймс. — Уйди.

— Я думала…

— Ты ошибалась, — он наконец развернулся и всплеснул руками. Поднял с пола майку и кинул на кровать. — Уходи.

Она разочарованно фыркнула, натянула майку, подняла с пола юбку и встала с кровати. Джеймс безучастно стоял у распахнутой двери.

— Ты уверен?

— Да, — ответил Джеймс. Хотя его стояк был категорически против.

Шестикурсница оценивающе оглядывала его тело. То, что ниже пояса.

— Зато твой член — нет, — она подошла к нему вплотную, закрыла дверь и приложила руку к его горящему паху. Джеймс издал бесстыдный стон. Когда она опустилась на колени, он сдался.

* * *

Все куда-то провалилось. Лили сама провалилась. Вникуда. Черта с два, Джеймс Поттер сводил ее с ума!

Теперь.

Лили поспешно заперла дверь и наложила на нее все заклинания, которые могли спасти от его общества.

Она не могла стоять рядом с ним. Не сможет устоять на ногах. И как она только не рухнула, когда дверь распахнулась?

Весь стыд, все смущение снова снедали ее. Вы серьезно? Разговаривать? После того, что было? Она даже смотреть на него не сможет. На его губы, скрывающие за собой язык, который вытворял такие вещи…

Когда он притянул ее к себе, к своей груди, Лили чувствовала его жар, его тепло, а коснувшись рукой, она чуть было не потеряла рассудок, потому что это… это было… прекрасно.

Блинблинблин.

Она сгорала от стыда. Хотелось провалиться под землю, закопаться самой.

И кто-то лежал в его постели. Разумеется, это была одна из тех шлюх, что «на один раз».

Почему это вообще должно иметь какое-то значение?

Лили закусила нижнюю губу.

Она сама пошла к нему в комнату, чтобы поговорить. О чем? О том, какой он безответственный ублюдок? Сейчас, когда всего полчаса назад Поттер буквально изнасиловал ее.

Лили схватилась за волосы. Изнасиловал? Чушь! Да она сама раздвинула ноги! Упростила задачу! Ему оставалось только придвинуться, высунуть свой гадкий язык и… язык, блин, его язык.

Лили трясло. Некуда прятаться. Что она натворила? Как исправить? Оправдываться? Ну да. Ах, Поттер, я тут ноги перед тобой раздвинула, но это ты всерьез не воспринимай. Чего я так громко стонала? Так это я всегда так, брось!

Глупости. Теперь ему прекрасно было известно, что она ослепительно-блин-невинная девственница. Лили даже не отрицала, когда он говорил это… как там? «Я не буду лишать ваше высочество девственности.

Раньше, чем вы сами не попросите».

Лили вспыхнула.

Какого черта?

* * *

Джеймс считал это просто необходимым. Хоть иногда кончать в рот девчонке. Сжимая ее волосы в кулак, толкаясь концом в горло.

Лежа на кровати, он с наслаждение перематывал в голове эти моменты.

Только благодаря этой шестикурснице ему удалось избежать позорной дрочки. Он был почти благодарен. Не совсем, потому что зашла Эванс а эта шлюха была здесь и Эванс увидела и он предстал не в лучшем свете и о-чем-он-вообще-думает.

Ему стыдно?

Это чувство было ему не знакомо. До сих пор.

А все Эванс. Все эта ебаная Эванс, она что-то с ним делала. Дура. Зачем ей понадобилось заходить в самый неподходящий момент? Добавки попросить?

А может… правда?

Джеймс фыркнул.

Глупости.

Эванс? Потрахаться? Да сто пудов приперлась со своим мозгоебством о том, какой он моральный урод и ублюдок и все, что только можно. Он виновен во всех смертных грехах.

В чревоугодии — точно.

И в этот момент — легка на помине — в комнату влетела Эванс. Вот так беспардонно, в стиле Джеймса или даже Сириуса, но никак не нашей Эванс.

Он лежал в наполовину натянутых джинсах, раскинув ноги в стороны, а член — блять — едва прикрыт трусами. Чтоб ее, эту шестикурсницу.

Джеймс быстро застегнул джинсы и снова как ни в чем не бывало развалился на кровати и приподнял голову, чтобы видеть Золотую Старосту.

— Что-то забыла? — спросил Джеймс, зевнув и тем самым подтвердив свою позицию похуиста.

Та замерла в недоумении. Наверно, ошиблась дверью.

— Ванная дальше, — бросил Джеймс и начал разглядывать свои ногти. Ему было слишком зашибись, чтобы тратить свои нервы и портить чудесное настроение разборками с Эванс.

А она стояла. Прямо в дверном проеме и пялилась на него. Впрочем, Джеймсу-то плевать, он увлечен своими ногтями.

— Сегодня мы идем дежурить.

«Серьезно, Эванс? Ты так старалась только ради этого? В таком случае, я разочарован».

Но сказал он другое:

— Обломись, сегодня никак. Одна подежуришь.

— Что значит «сегодня никак»? Нам каждый будний день дежурить надо! — Эванс смешно жестикулировала, будто это могло улучшить ее положение и придать словам больше значимости. В любом случае, сегодня его не заставил бы дежурить и сам Дамблдор. Потому что сегодня полнолуние.

— И ты вспомнила об этом только сейчас? — Джеймс даже отвлекся от своих безупречных ногтей.

— Какая разница, — отмахнулась Эванс. — Надо… в общем, — она рыкнула и сощурила глаза. — Нужно же с чего-то начинать?

Джеймс начинал злиться. Все-таки настырности у нее не отнимешь.

— Слушай, Эванс, отвали. Я бы на твоем месте сейчас валялся на кровати, — Джеймс оглянулся, вспомнив, что и сам лежит. — Последуй моему примеру, — поспешно добавил он.

— Ленивая ты задница, — пробормотала Эванс, но достаточно громко, чтобы он слышал.

Джеймс клацнул языком:

— Бинго. А ты — заморачиваешься из-за всякой хуйни.

Кажется, тут ей нечего было добавить.

И правильно — ведь по ней было видно, что ничего из этого ей не нужно. Ни эта должность, ни все эти обязанности. Ей просто невыносимо быть в этой коморке, именуемой гостиной старост. Но больше всего — больше всего — Эванс ненавидела быть в постоянном обществе Джеймса. Вынужденном. Может, она пережила бы все это, не будь его на горизонте. Все это вкупе — страшнее адских мук.

— Тебе это не нужно.

— О чем ты?

— О дежурстве. О нас. Обо всем этом, — Джеймс развел руками и поднялся с кровати.

В ее глазах было ослепительно чистое недоумение, такое искреннее, что он бы расплакался на ее месте.

Она смотрела на него в упор и, кажется, даже не заметила, как он оказался в шаге от нее.

Смотрел на нее сверху вниз, она была готова слушать, смотрела на него с непониманием и интересом. Эти наивность, доверчивость сводили с ума. Джеймс никогда не смог бы обмануть ее или причинить боль.

— Иди отдохни, Лил.

— Объясни, что ты имел в виду.

— Потом.

— Не обращайся со мной, как с ребенком, — огрызнулась Лили.

Джеймс ухмыльнулся.

— Заткнись и пиздуй. Так лучше?

Лили злобно сощурилась, а Джеймс осклабился. Но она не двинулась с места.

— Хочешь объяснений? Тогда сначала скажи, зачем ты так не вовремя пошла ко мне.

— Ты про сейчас или про до этого?

— И то и другое, — недолго думая, ответил Джеймс.

— Тогда — насчет дежурства, а сейчас… — она закусила губу.

Джеймс закатил глаза.

— Знаешь, лучше подумать, прежде чем что-то делать.

— Я думала! — голос Лили срывался.

— Ты это… что?.. Оправдываешься?

— Что? Нет! Даже не мечтай, я просто… — Эванс аж покраснела.

Джеймс вскинул бровь.

— Я не понимаю, к чему все это… то, что в комнате, ты… — кажется, сейчас разревется. Этого Джеймс не хотел.

— Ты правда не понимаешь? — вклинился он. — То есть все это зря?

— Что — зря? О чем ты? О том, что ты надругался надо мной?

— Надругался? — Джеймс не сдержал усмешку. — Да я тебе помог!

— Ты так думаешь? — в ее голосе слышались истерические нотки, ему хотелось заткнуть ее рот, только слов было слишком много. — Да что ты вообще можешь знать! Ты возомнил, что сможешь мне помочь? Ты знаешь о моих проблемах? Что ты вообще обо мне знаешь, что ни с того ни с сего решил, что сможешь мне помочь! Ты ничегошеньки обо мне не знаешь! И ты… ты сделал только хуже! Ну почему? Почему ты делаешь все еще хуже, чем было? Ты воспользовался моментом! Когда я была чуть ли не в обморочном состоянии. Ты использовал меня, а потом доказал это, приведя какую-то шлюху… Я бы ни за что не зашла в твою комнату, если бы знала, что ты… что там…

Нет, Эванс, все не так, прекрати, я не выдержу. Ты не права. Слышишь? Ты не права, ты никогда еще так не ошибалась.

Ее трясло, его трясло. А слова не прекращались, они бились непрерывным потоком. Он прислушался и услышал…

— …ты не представляешь, насколько ты ошибаешься, Эванс. И я готов прямо сейчас задушить тебя, но не могу, не могу, и хуй его знает, почему, но не могу. Потому что это будет равносильно тому, что я себя задушу. Вот почему. И тебе этого не понять, потому что ты не поняла даже того, что было чертовски очевидно, а ты переиграла это в своей башке так, как тебе больше всего хотелось. А все не так, блин, Эванс, ты сводишь меня с ума, у меня уже мозги плавятся от того, какая ты дура, — он уже схватил ее лицо двумя руками и смотрел прямо в эти зеленющие глаза. — Все не так, пойми. Я… я бы ни за что не причинил тебе боль.

Слез не было, была злость, была чистая ненависть.

Джеймс опустил руки.

— Ты все усложняешь. В тебе это природой заложено — все усложнять.

— Да пошел ты, — Эванс развернулась, но Джеймс опять схватил ее за руку. Скоро это войдет в привычку.

Снова этот презрительный взгляд.

— Не думай, что больно только тебе.

И он обнял ее. Все, что Джеймс мог сделать, — это обнять ее.

— Не смей прикасаться ко мне, — сказала Эванс, оттолкнула его и ушла.

Теперь это невозможно, Эванс.

Теперь это было невозможно.

* * *

— Что значит «я не приду»? — Сириус поперхнулся. Определенно, обед не самое лучшее время для заявлений. — Ни один из нас ни разу не пропускал этот… день.

— Ты хотел сказать ночь, — поправил Луни.

— А ты что молчишь, Рем?

— Кажется, только что я что-то сказал… нет? — он наигранно удивленно оглянулся на Джеймса и Пита.

— Ты лучше скажи, Джим, что за хуйня с тобой творится? Что эта Эванс там мутит?

— Я знаю, что я мудак, что я нарушаю клятву и все такое…

— Вот именно! Чувак, тебе надо к Помфри, — буркнул Сириус.

— Или в Мунго… — тихо добавил Рем.

— Ты всерьез собираешься дежурить?

Джеймс кивнул.

— Не пизди. Это все Эванс, — злобно ворчал Сириус.

— Да что ты заладил с этой Эванс! — Джеймс старался говорить тише, но ничего не выходило.

— Да потому что кто еще на этой планете может заставить тебя кинуть своих друзей! — Сириус закипал. Сейчас пар из ушей повалится. — Я по твоей роже вижу, что у вас что-то было.

— И что, если было? — не унимался Джеймс.

— А то, что ты мне ничего не рассказываешь, Джим! Тебя будто не существует. Закрылся там в своей гостиной и не вылезаешь. Ты случайно не стал импотентом?

Джеймс закатил глаза.

— А, ну да, стань ты импотентом, тебе бы ни к чему было связываться с Эванс.

Джеймс сжал вилку так сильно, что костяшки побелели.

— Видишь, — тихо, будто бы с жалостью сказал Сириус. — Это все она. Этого не должно происходить. Ты всегда наслаждался той жизнью. Распутной, бессвязной. А сейчас тебя хуй куда-нибудь вытащишь. Ты только вдумайся, — Сириус склонился над его ухом, — ты собираешься пропустить полнолуние. Ты собираешься бросить Рема ради бабы. — Джеймс повернулся к нему лицом, Сириус двинул бровью. — Если ты не придешь, можешь больше никогда не подходить ко мне. И к Рему. И к Питу. Ты не будешь одним из нас, ублюдок ты несчастный.

Джеймс хрустнул костяшками пальцев, но ничего не сделал. Даже не ответил.

Ремус бросил вилку и поднялся из-за стола.

— Рем, — Джеймс встал с места и взял друга за плечо, — Рем, я приду.

— Не делай одолжений, ладно? Лучше разберись, кто тебе нужнее и дороже.

Джеймс не смог бы пропустить вылазку. Ни разу не пропускал, ни при каких обстоятельствах. А сегодня, вот сейчас, ему хотелось сбежать отсюда. Сбежать от этой луны, от звезд, от ночи — туда, в замок, где сейчас расхаживала Эванс.

Вне всяких сомнений — расхаживала.

Было мерзко. Потому что эта Эванс, она заставляла думать не о том, о чем следовало бы. О друзьях, о Ремусе. Он не мог понять, что происходит. Он чуть было не оставил Рема, чуть было не потерял дружбу, которой дорожил больше всего на свете.

Он предпочел бы, если бы ее не существовало. Никогда. И как было бы просто: он не хотел бы касаться ее, прижимать к себе, не представлял бы ее на месте других.

Но, честно говоря, без Эванс не было бы смысла. Ведь все, чего он добился, было ради нее — чтобы расположить ее к себе, чтобы она полюбила, восхищалась им, как те, с которыми он трахался ради удовольствия и поддержания тонуса.

Нельзя было приравнивать ее к шлюхам. Джеймс это понимал и корил себя за свои мысли. Это неправильно, потому что Эванс не такая, и сколько-раз-блин он себе это повторял, бил и пинал стены, старался не представлять ее, когда дрочил, когда трахался. Никакая шлюха с кукольным личиком и блестящей фигурой не сравнится с ней. И никакая девственница или застенчивая извращенка.

Потому что Эванс — вот она, и не надо никого искать. Она ближе всех и дальше всех одновременно. Это ломало его мозги, Джеймс не мог понять, что в ней такого, что притягивает его так сильно. И олений образ не помогал с этим разобраться.

* * *

— Эванс, — послышался голос за спиной. Тот самый голос, из-за которого вдоль позвоночника бежали мурашки.

Лили развернулась на каблуках в сторону, откуда шел звук. Сгорбленная фигура Снейпа была в нескольких шагах от нее.

— Что тебе нужно? — как можно более уверенно спросила Лили.

— Это ты их натравила, да? — игнорируя вопрос, бросил Снейп.

— Что? — Лили понимала, о чем он, но не знала, с чего он решил, что это все она. — Нет, постой, с чего ты взял?

— Я поразмыслил и понял одну закономерность, — монотонно бормотал Снейп, будто это совсем не имело значения, — пару недель назад, когда ты решила излить всю свою ненависть, за углом стоял Поттер. Что-то мне подсказывает, что он был там не случайно. Не ты ли его натравила?

— Чушь собачья, — злобно ответила Лили.

Ее затрясло от возмущения: как он мог подумать такое?..

— А может, я ошибался в тебе, а, Эванс? — он подходил все ближе и ближе.

— Ты рехнулся, — тихо, с опаской прошипела Лили.

— Я теперь ни в чем не уверен.

Лили закатила глаза.

— Я понимаю, ты обижен за то, что я тебя не прощаю, но и ты пойми: ты причинил мне боль, ты меня предал…

— Заткнись, грязнокровка, — рявкнул Снейп, сердце Лили встало поперек горла, — речь не о том.

Ей было наплевать на Северуса. Искренне. Но мысли перемешались, сердце билось так сильно, что было тяжело дышать. Сейчас Снейп был вне всяких сомнений опасен.

И он был все ближе и ближе, шаги не были слышны, он будто парил над землей, словно призрак.

— Чего ты хочешь? — скрепя сердце, спросила Лили.

— А через несколько дней прилетает сова от Блэка, — игнорируя вопрос, продолжает Снейп. — Не думаю, что если бы Поттер узнал такую новость, он не рассказал бы об этом сразу всей школе. Но ведь не рассказал.

— К чему ты клонишь?

Лили не заметила, когда оказалась прижатой спиной к стене, а Снейп нависал над ней, не касаясь, хотя они были на расстоянии всего пары сантиметров, и Лили чувствовала его дыхание на своем лице.

У него был свой талант — талант угнетать людей.

— К тому, Эванс, что это все ты. Ты подговорила их. Сказала Поттеру, чтобы он никому ничего не рассказывал, а потом шепнула об этом Блэку, который не столь терпелив.

— Ты сошел с ума, Сев…

— Не называй меня по имени.

— Чего ты хочешь? — вкрадчиво переспросила Лили.

— Узнать, когда и чья очередь.

— Прекрати говорить глупости, мне и в голову прийти не могло… кого-то там подговаривать, натравливать. Это чушь, Снейп, и ты это прекрасно понимаешь. Это не в моем характере — я предпочитаю сидеть в стороне и никого не трогать, как и ты, — тихо и медленно выговорила Лили, выдержав долгий холодный взгляд Северуса.

— Я тебе не верю, — шепнул он и взял Лили за подбородок.

Лили замахнулась для удара, но он перехватил ее руку и отвел в сторону. Она начинала паниковать.

— Я совершил ошибку, когда полюбил тебя. Ты была такой доброй, такой чистой и невинной, а эти ублюдки испортили тебя. Клянусь, я бы перегрыз им глотки.

— Им? — Лили совладала со своим голос, несмотря на руку, все еще державшую ее подбородок. Его ледяные пальцы держались крепко. — Ты ошибаешься. Если кого и винить, то не их, а Поттера.

Снейп склонил голову и сузил глаза.

— Он что-то с тобой сделал?

— О да, — ухмыльнулась Лили. Она не знала, что делала, но считала это правильным. Выбить его из колеи, разозлить. — Он сделал гораздо больше, чем ты мог бы себе представить. Он изменил меня. Я не знаю, в лучшую или в худшую сторону, — это тебе решать. Но это так, да, Северус, ничего уже не вернуть, как бы ты ни старался.

Его ноздри раздулись, грудь порывисто дышала, он закипал, он был зол, а Лили была только рада. Она не любила причинять людям боль, злить их, но этот случай доставлял ей огромное, неестественное удовольствие.

— А то, что ты себе навыдумывал, — натянуто за уши. Я не знаю, что это было, но, честно говоря, я в тебе разочарована, — она отпихнула его руку и толкнула в грудь, освобождая себе дорогу.

Все было кончено, казалось бы. Но произошло что-то невероятное.

Снейп взял Лили за локоть и притянул к себе. Она врезалась спиной ему в грудь. Резко и шумно. Тихо прикрикнув, и замерла, когда его дыхание коснулось ее уха.

— Пусти, — прошипела Лили, попытавшись пихнуть его локтем в живот, но хватка была слишком, слишком сильной.

В коридоре было очень темно, хоть глаз выколи. Единственным источником света была луна, светящая в окно. Сейчас Лили понимала только одно — безысходность. Чертова беспомощность, Лили боялась даже закричать, потому что Снейп был опасен, черт возьми.

Его волшебная палочка уперлась ей в поясницу, и Лили вздрогнула.

— Хоть один звук, — шептал он ей в ухо, — и тебе конец. Ясно?

Лили сглотнула, боясь отвечать.

— Кивни, если поняла.

И она кивнула. Сдалась, сломалась от испуга, беспомощности, своей же слабости. Потому что Снейп — темный маг, и он мог сделать все, что угодно. Лили не было стыдно за свой страх, он был оправдан. Она боялась, не зная, что он задумал.

Резкий разворот, и Лили припечатана грудью к стене. Дыхание перехватило, воздуха стало не хватать.

Тяжелое прерывистое дыхание над ее ухом вовсе не успокаивало, только больше пугало и заставляло паниковать. Палочки у поясницы больше не было, ее заменила ладонь, скользящая вдоль талии и оказавшаяся на животе. Одно движение, Лили оказалась под ним в согнутом положении. Вторая рука давила между лопаток, наклоняя ее ниже.

«Нет-господи-пожалуйста-только-не-это».

На глаза наворачивались слезы. Лили было страшно, больно. Ладони упирались в стену, пока Снейп по-хозяйски закидывал ее мантию на спину и поднимал юбку, бормоча что-то себе под нос. Его рука все еще давила между лопаток, не давая выпрямиться. Лили боялась шелохнуться, несмотря на то что у него больше не было палочки. Ее словно парализовало. Она стояла и молча глотала слезы.

— Почему ты плачешь, Лили? — едко спрашивал Снейп. — Я не сделаю тебе больно.

Кажется, он и вправду не понимал, что ей больно, когда он давит между лопаток. Но Лили не смела сказать хоть что-нибудь. Потому что было чертовски страшно, отвратительно и, черт возьми, она могла бы дать ему ногой по яйцам, но боялась.

Слезы стекали с кончика носа. Неужели все произойдет именно так? В темном холодном коридоре у каменной стены и… с ним?

Снейп остановился. Сердце Лили заколотилось в надежде, что ничего не будет, что он передумал, что она избежит этого позора. Он убрал руку с ее спины.

Лили неуверенно вздохнула и стала выпрямляться, но:

— Не так быстро.

Рука снова вернулась на спину, и Лили снова нагнулась. Слезы душили. Обида, горесть и отчаяние. Пока его руки лезли под рубашку, нашаривая расстежку лифчика, ее трясло, руки затекли.

«Поттер, спаси меня».

Не было никаких шансов, что он пройдет по этому коридору. Она была в самой заднице школы. Она и сама не до конца понимала, что привело ее сюда. Еще интереснее — что привело его сюда?

Он следил за ней. Все то время, что она дежурила. Если бы Поттер пошел с ней, возможно, ничего бы не произошло. Если бы.

Но было только сейчас. И никуда не деться. От этих ледяных рук и тяжелого дыхания над ухом.

Луна скрылась, осталась беспроглядная удушающая тьма, слезы и чужие пальцы, расстегнувшие лифчик.

Рука переместилась на живот, заскользила выше. Соски затвердели от холода. Вдоль позвоночника пробежали мурашки, когда Снейп замял левую грудь.

Беспомощный всхлип. Это было не просто неприятно, это было отвратительно. Все было отвратительно.

«Прошу, Поттер, появись, разыщи меня…»

В голове Лили эти слова сопровождались нескончаемыми всхлипами, которые не могли по-настоящему сорваться с губ.

Дыхание Снейпа учащалось, становилось каким-то прерывистым.

Лили хотела бы отвлечься от реальности, подумать о другом, но в голову не приходило ничего, кроме мыслей о спасении. О Поттере, который сейчас смертельно занят со своими дружками.

Неожиданно Снейп отпустил ее грудь и приложил ладонь к ее рту.

Лили выпучила глаза и замычала, стараясь кусить его за палец, но все зря, все бестолку, все кончено, сейчас все это прекратится, и он трахнет ее. И только потом поймет, что совершил ошибку, только потом, когда будет поздно.

Она сама виновата, она его спровоцировала своими же словами, которые не содержали ничего, кроме зла и лжи. Потому что Поттер ничего с ней не сделал, он не изменил ее, он просто вмешался в ее жизнь, перевернул все с ног на голову, но ее он не изменил. Она сама изменилась, по собственному желанию и тем самым разозлила Снейпа. Свела его с ума.

Это все она, она сама виновата. Некого винить, только саму себя. И было бы эгоистично звать кого-то на помощь, тем более Поттера. Потому что больше некого.

— Что за… Люмос.

Снейп замер, Лили замычала, а потом поняла — это ее шанс.

Она резко подняла ногу, но Снейп резко свел ноги, зажав ее щиколотку.

Лили не знала, кто это был, но была благодарна ему, как никому прежде за всю свою жизнь. Несмотря на то, что он ничего не делает, он был здесь. Он остановил это безумие.

Руки и спина ныли от боли.

Но это было не важно.

— Ах ты ебаный ублюдок.

Лили замерла, сердце пропустило удар. Это был Джеймс. Джеймс Поттер.

Она не видела, что происходило за ее спиной. Но Снейп больше не наваливался на нее сверху. Тогда Лили выпрямилась и развернулась.

Поттер не раздумывая ударил Снейпа по челюсти, так, что даже она смогла услышать, как его зубы стукнулись друг о друга. Она вскрикнула, когда Снейп рухнул на пол и заорал от боли.

Он не успел подняться, как Поттер сразу же стал пинать его в грудь, живот, ноги и да-кто-там-смотрит, и он вопил от боли, а Джеймс был в ярости, не жалея сил и злости, он наверняка раскрошит ему все ребра, наверняка Снейп останется гребаным инвалидом.

Лили рыдала, ревела от страха, глядя на обезумевшего Поттера, на обезумевшего Снейпа, не зная, что делать, у нее не было сил бежать, и она села на пол, поджала колени и спрятала лицо между ними, не глядя на происходящее рыдая во весь голос.

«Прекратите-это-безумие, мать вашу, я не хочу, чтобы это происходило, просто оставьте друг друга в покое, пожалуйста-прошу-умоляю».

Она заткнула уши, не слушая слова, сопровождающие дикие удары, крики боли и злости. Все заполонила тишина. И только гребаные мысли о гребаном спасении, которое так и не пришло.

Опять чьи-то руки — не такие, как у Снейпа, они были теплыми и сильными. Они поставили ее на ноги и притянули к себе.

— Все нормально, Лил, теперь все хорошо.

Она не переставала всхлипывать, слезы не кончались, она все рыдала и рыдала, прижавшись к груди Джеймса. Взявшись за края его мантии и сжав их до боли в пальцах.

Он гладил ее волосы, успокаивающе похлопывал по спине.

— Мне страшно… — сипела Лили ему в грудь. Он наверняка не расслышал, не понял. Было тепло, было хорошо, но казалось, что весь этот ужас еще не закончился.

Она боялась посмотреть на тело Снейпа. Избитое, изувеченное. Потому что, мать вашу, именно так оно и было. Это то, чего Поттер так сильно хотел. Он сумасшедший. Весь этот мир с ума сошел, с ног на голову перевернулся.

— Не бойся. Все нормально. Я здесь.

Лили отпустила мантию и обняла его, потихоньку успокаиваясь.

Все кончено. Все нормально.

Он здесь.