Забывая о ненависти, вспоминая о любви

Он первый раз предал,

Когда родился,

Второй – когда

Натужно закричал,

Он стал предателем,

Когда на свет явился.

Он не хотел, но видит бог,

Предал…

Анатолий Голиков

Миллиарды звёзд высыпали на небо; месяц ярким оком смотрел на мир. В лесу то тут, то там вспыхивали мягкие огоньки светлячков.

Эту ночь нельзя было назвать бесшумной. Жизнь всё ещё кипела меж ветвей лесных деревьев, но, несмотря на это, ни один из множества шорохов и отсветов не доносился до людей, собравшихся на поляне возле бора. Магический кокон, окружавший это место, надёжно скрывал пятнадцать тёмных фигур от случайных любопытных глаз.

Казалась, даже воздух за завесой был другим: более тяжёлым, затхлым, более мёртвым. Но вряд ли люди, закутанные в плотные чёрные мантии и спрятавшие свои лица за серебряными масками, замечали это, ведь сейчас они были поглощены словами своего оратора – худого безволосого мужчины с глазами цвета крови и тонкими овальными отверстиями вместо носа. Кожа его была сухой и неестественно белой, а руки — длинными и тонкими.

Но, не смотря на внешнюю хрупкость, от этого человека веяло чудовищной, ни с чем не сравнимой силой. Силой, способной убивать по любой прихоти её владельца. Сейчас же оратор, усмирив свою мощь, решив приберечь её для других дел, вещал перед каменным постаментом и одновременно следил за реакцией своих слушателей.

У его ног, свернувшись, лежала большая, в несколько метров длиной, змея. Юркий язычок, время от времени показывающийся наружу, пробовал на вкус воздух, улавливая его малейшее движение. Змее нравилось ощущать напряжение, разлившееся вокруг, и она прекрасно знала, что вскоре к нему примешается сначала страх, а потом ни с чем несравнимый аромат крови.

— Пришло время для решительных действий, – шелестел тихий, но твёрдый голос её хозяина. – План уже готов, и я хочу избежать неожиданностей, – глаза оратора сузились, превратившись в щели. — Только те из вас, кто истинно предан мне, смогут последовать дальше по пути, усеянному телами наших врагов, к великой цели. Сейчас я даю вам последний шанс отказаться и уйти.

Змее не нужно было поворачивать голову, чтобы понять: никто из собравшихся не выберет лёгкую смерть. А судя по страху, внезапно затопившему воздух, кому-то это сделать всё-таки стоило.

Гибкое тело чуть сдвинулось в направлении людей, застывших в ожидании. Отсюда будет легче сделать рывок к шее любого из них.

Оратор щёлкнул пальцами, и перед ним на постаменте появилась чаша с заранее заготовленным напитком, который являлся последним образцом зелья истины, существующим в мире. И главное достоинство плескающегося в чаще варева состояло в том, что его нельзя было обмануть — в отличие от обыкновенной сыворотки правды.

Маг вытянул руку над сосудом и быстрым движением серебряного кинжала, зажатого в другой руке, сделал небольшой надрез на кисти. Красные капли упали вниз. Жидкость вскипела, взбурлила, а потом вдруг замерла, застыла чёрной густой массой.

— К столу! – провозгласил оратор, отходя чуть в сторону, наблюдая за людьми, окружившими постамент.

* * *

Хозяин, как и я, пытался почувствовать своих слуг, понять, кто из них умрёт сегодня, поймать отголоски неуверенности, страха. Но мой владыка был лишь человеком, и поэтому он ничего не заметил.

Каждый из четырнадцати людей сделал по два глотка, как и было приказано. Никто не задал ни единого вопроса. И вскоре все вновь заняли свои места.

Некоторые из слуг лорда не надели маски. От одного из таких людей волнами расходился терпкий аромат страха. Если он так боится, от чего же тогда не спрячет лицо за железной преградой? Даже змеи способны удивляться глупости. Ведь сейчас хозяин посмотрит на него и всё поймёт. Но нет... владыка лишь скользнул по нему взглядом, как и по всем остальным. Ошибка? Или время его смерти ещё не пришло? Ведь не может быть, чтобы он сумел спрятать тот животный ужас, который испытывает…

— Все ли вы верны мне? Кто вам господин, а кто враг? – вещал тем временем Лорд. На его безносом лице блуждала улыбка предвкушения. – Я хочу услышать подтверждение из уст каждого из вас. Сегодня вы не сможете соврать!

Маг повернулся к первому слуге.

— Отвечай!

— Вы — мой Лорд! Я верен вам! – воскликнул тот, вызвав на лице хозяина усмешку.

— Я верю тебе, – ответил он слуге и перевёл взгляд на следующего.

— Вы — мой Лорд. Я верен вам. – повторил тот слова соседа. Хозяин кивнул ему, принимая этот ответ.

Так повторилось ещё пять раз. Шестой же слуга, не успев договорить и первой фразы, вдруг схватился за горло, захрипел, задёргался, упал. Это был не тот человек, чью смерть я ожидала, очередь того ещё не пришла.

Кто-то ахнул. Люди отступили от упавшего, как от прокажённого. Женщина, пахнущая безумием, захихикала, навела узкий палец с длинным, неровно обгрызенным ногтем на бьющееся в конвульсиях тело, и хрипло закричала:" Предатель!" В конце слова голос её сорвался на визг, и она снова залилась смехом, запрокинув голову.

Теперь в страхе можно было купаться, он стал почти осязаем.

— Он соврал! Он предал наше дело! Он предал меня и вас! Он лгал раньше, солгал и сейчас. И он умрёт, как лжец! – торжественно вещал тем временем Лорд. — Следующие пять часов он проведёт здесь, у нас в ногах, где ему и место! Корчась от боли, он будет переживать худшие свои кошмары! Пять часов пытки! А потом он придёт в себя, и настанет ваша очередь. Смерть предателя не должна стать лёгкой, пусть Дамблдор и все остальные узнают, что ожидает тех, кого он под личиной друзей посылает к нам. Это станет уроком для глупцов, решивших, что они умнее Волдеморта!

Люди взвыли:

– Наш Лорд! Предатели умрут!

Вновь обступив тело и опуская на корчившегося в грязи человека тяжёлые сапоги, они скандировали эти слова снова и снова.

— Стойте! Мы опросим всех! Чтобы быть уверенными, что среди нас не затесался ещё один будущий мертвец.

Лорд продолжил опрос, я же вновь попробовала воздух на вкус. Язык затрепетал. Ужас. Напряжение. Отчаяние. Как странно, теперь эти чувства испытывал вовсе не тот, кого я чувствовала ранее.

В это мгновение один из слуг, тот самый, от которого сейчас веяло страхом наиболее сильно, рванулся из круга и бросился прочь в попытке добраться до границы завесы и аппарировать. ...У него не было шансов.

— Круцио!

Глупец упал, забился, как мышь, как птица, как лань. Все едины в предсмертной судороге. Это заклинание очень похоже на действие моего яда: боль выворачивающая наизнанку и понимание неизбежной смерти.

За Круцио последовала Петрификус Тоталус. Видимо, хозяин решил оставить расправу на потом, не желая отвлекаться сейчас.

— Следующий! – почти рявкнул он.

Следующим был тот самый мужчина без маски, смерть которого я ожидала ранее. Высокий, худой, с крючковатым носом на бледном лице. Глаза его были непроницаемо черны – он отлично умел контролировать свои эмоции, от былого страха не осталось и следа.

— Вы — мой лорд. Я верен вам, – проговорил он глубоким ровным голосом, чуть склонившись в поклоне. Лорд остался удовлетворён и перевёл взгляд на следующего слугу.

Все остальные также смогли произнести несложные фразы, после чего хозяин отпустил слуг праздновать скорую смерть двух предателей. Он великодушно пожаловал одного из них сумасшедшей женщине, от чего та пришла в неописуемый восторг. Теперь я точно знала, что крики несчастного будут сопровождать меня весь вечер, напоминая о задушенных жертвах и их предсмертных хрипах.

Второй предатель всё ещё корчился на земле. Я с предвкушением ожидала окончания его наказания и последующей смерти от рук верных слуг, а может, и от моих зубов. Кровь зациркулировала быстрее, вызывая дрожь. Люди называют это чувство предвкушением.

Бледнолицый мужчина, тот самый, которому не нужна была маска, чтобы прятать эмоции, отделился от общей группы и подошел к владыке.

— Мой Лорд, простите меня, но Дамблдор и так что-то подозревает. Я не смогу остаться здесь без вреда для своего прикрытия.

— Иди, сегодня ты доказал свою верность... Жаль, что ты покидаешь нас так скоро, я хотел вознаградить тебя, отдав в твои руки этого предателя, Яксли, — маг почти выплюнул последнее слово.

— Мне очень жаль, мой Лорд. Мне не нужна награда за то, что я говорил и повторю не раз.

— Что ж, к сожалению, действие заклятия уже закончилось. Ты свободен в своих словах, но всё же, я надеюсь на честные ответы в будущем, – Лорд поймал взгляд слуги, но, поняв, что ничего нового в спокойных глазах мужчины не найдёт, отпустил его взмахом руки.

— Иди. Прикрытие важнее, – сухо проговорил он, приоткрывая магическую завесу.

— Благодарю Вас, мой Лорд, – поклонился мужчина и с громким хлопком аппарировал.

Я вновь лизнула воздух, по которому наконец-то разлился запах крови. Я была сыта и довольна. Свернув кольца тела поуже, я положила на них голову и вскоре задремала…

А в это время в школе магии и волшебства Хогвартс, в одной из четырёх башен, с вскриком проснулся растрёпанный зеленоглазый мальчишка....

Убью в себе свои желания,

Предотвращу, и откажусь.

Я обуздаю Мироздание,

Увеселю слепую грусть.

Эрик Булатов

Я не прощу тебя — созданье

За то что ты меня предал.

Ты не достоин покаянья,

Ты душу демону продал.

Мэри Эго

В классе, в котором должен был вот-вот начаться урок по защите от тёмных искусств, стоял галдёж. Преподаватель ещё не подошёл, и учащиеся с радостью пользовались представившейся им возможностью поболтать и обсудить планы на следующие недели. И даже обычно молчаливые слизеринцы сегодня сделались на редкость говорливы, хотя перекричать Гриффиндор им всё равно не удалось.

— Гарри, ты наконец решил, где будешь отдыхать на рождественских каникулах? – в очередной раз допытывался у меня Рон.

— Я ещё не говорил об этом с директором, – отбивался я.

— Но Гарри, тебе же скоро семнадцать! Неужели ты сам не вправе решать, где тебе провести праздники?!

— Рон! – одёрнула друга Гермиона, сердито встряхнув кудряшками, – Ты же знаешь, в каком мы все положении. А Гарри – особенно. Ему просто опасно находиться где-либо, кроме Хогвартса!

— Герми, не будь занудой, даже Сама-знаешь-кому нужно время от времени отдыхать от своих злодейств, – понизив голос, поведал рыжеволосый парень. – Он наверняка поедет навещать каких-нибудь своих дальних родственников, уж боюсь их даже представить. Гарри, как думаешь, кого они больше напоминают? Циклопов или троллей?

— Рон Уизли! Это совсем не смешно!...

Пока Рон и Гермиона шутливо пререкались, не забывая перемешивать свои фразы с влюблёнными взглядами, я неотрывно смотрел на дверь в ожидании преподавателя.

В груди бушевала буря наинеприятнейших чувств, и если бы Дамблдор соизволил находиться в школе, то был бы немедленно посвящён в причину моего столь скверного расположения духа.

А вот, наконец, появилась и причина. Преподаватель по защите от тёмных искусств, бывший учитель зельеварения и по совместительству – предатель, обманщик и трус, имя которому Северус Снейп. Впрочем, этот ублюдок и внешне не напоминал приятного человека. Худой, прямой как жердь, бледный. Тонкие губы, вечно искривлённые в гримасе презрения, усмешки или в лучшем случае – безразличия. Сальные волосы, елозящие по плечам, крючковатый нос, чёрные глаза-тоннели. Широкая чёрная мантия, развевающаяся при каждом движении, дополняла общую картину.

Как только преподаватель появился в дверях, класс затих. Гриффиндорцы спрятали носы в книгах, притворяясь, что повторяют материал. Слизеринцы, в большинстве своём, просто расслабленно откинулись на стульях.

Снейп стремительной походкой подошёл к учительскому столу и махнул палочкой в сторону мела, который тут же стал выводить на доске номера страниц и упражнений. По классу прошёл нестройный огорчённый гул. Теория — самое скучное, что может быть.

Уловив всеобщее настроение, бывший зельевар раздражённо пояснил:

— Сегодня я даю вам шанс подготовиться к следующему практическому занятию, но если кто-то из вас считает, что может продемонстрировать владение Астралус Протэгио уже сейчас – то прошу, – Снейп выдержал выразительную паузу. – Если нет, то приступайте к заданию, которое состоит в том, чтобы провести анализ между Диффиндо, Протего и изучаемым заклинанием. Выявить общие черты и отличия и…

Во время объяснения я, вместо того чтобы слушать, сверлил преподавателя взглядом. В голове стучало только одно: “Ублюдок. Ублюдок. Ублюдок”. И ведь наверняка вчера вернулся обратно к своему хозяину, когда обнаружил, придя со своим лживым докладом, что директора нет в школе. И точно, вот – даже глаза немного красные от полопавшихся сосудов. Не все последствия бессонной ночи можно спрятать, выпив укрепляющее зелье.

От злости затряслись руки.

Уж лучше бы Снейп сдох! Быть мёртвым героем – достойнее, чем живым предателем! Хоть раз моя способность видеть глазами этой Воландемортовой змеюки принесла какую-то пользу. И как Дамблдор мог верить ему? Прихвостню убийцы. Сальноволосому ублюдку. Как я мог верить ему?!

Вдруг чёрные глаза встретились с моими, и я вспомнил, как ещё вчера был готов отдать всё, что угодно, чтобы... они мне улыбнулись.... посмотрели на меня по-особенному. Чёрт! Чёрт! Чёрт!!!

— Мистер Поттер, – неприязненно протянул глубокий голос, – что именно в задании, которое в состоянии осознать даже Лонгботтом, вам не понятно?

— Мне всё понятно, – проскрежетал я сквозь зубы.

— Мне всё понятно, СЭР.

— Мне всё понятно, сэ-э-эр.

— Тогда приступайте, Поттер, и хватит на меня пялиться, а то я сочту, что Вы в меня влюбились.

Со стороны слизерина послышалось хихиканье, и я, залившись непрошеной краской, наконец, сумел отвести глаза от ненавистного профессора.

Сжав кулаки, я невидяще уставился в учебник. Мысли бродили вокруг одного и того же. Сосредоточиться не получалось.

— Чёрт-те что… — тихо выругался я сквозь сцепленные зубы.

— Двадцать баллов с гриффиндора, за несдержанность и неподобающее поведение на моём уроке, – ровным голосом произнёс Снейп, хотя был практически в другом конце класса. — Мистер Поттер, оставляйте свои проблемы за пределами этого кабинета, вам всё ясно?

Я молчал, боясь, что голос выдаст мою ненависть. А Снейп стоял, вперив в меня свой колючий взгляд, и ждал ответа.

— ...

— ... Наша звезда молчит?... Я что-то не так сделал? – в голосе Снейпа звучало ничем не прикрытое презрение, — Ах, точно! Я не стал нарезать круги вокруг мальчика-который-выжил-ничего-при-этом-не-сделав, не начал заглядывать ему в рот в попытках угадать причины скверного расположения духа. Ну извините, сейчас исправлюсь…

Вскочив из-за стола, я заорал:

— Не у всех была такая же прекрасная ночка, как у …

— Как у? – перебил меня Снейп. Его лицо приняло скучающее выражение, взгляд переместился за меня, на сидящих позади Рона и Гермиону. – Так вот, в чём дело, – протянул мужчина, — не нужно завидовать своим друзьям. Во-первых, это некрасиво, мистер Поттер. А во вторых, мисс Грейнджер стоит наоборот, только сочувствовать. На её примере следует объяснять значение выражения “Любовь зла”.

Теперь слизеринцы ржали разве что не во весь голос. Снейп ухмылялся, а я сжимал и разжимал кулаки, пытаясь не сорваться. Не сорваться! И не высказать этому ублюдочному предателю всё, что я о нём думаю.

— Гарри, всё в порядке, – безжизненно прошептала Гермиона.

— Пять баллов с гриффиндора за разговоры, – немедленно отреагировал Снейп, – и сядьте, Поттер, Вы загораживаете обзор тем, кто, в отличие от Вас, желает чему-нибудь научиться.

Не сорваться. Не сорваться. Не сорваться.

Мантра помогла. Я сел. Щёки всё ещё пылали, к горлу начала копьями подкатывать тошнота. Тошнота от обиды за друзей, от преданной веры в людей, от оскорблений, унижений и злости и невозможности высказаться.

Нет! Этот ублюдок не стоит потерянных баллов. Когда Дамблдор узнает правду, то сам с ним разберётся. И тогда у меня ещё появится возможность сказать ему в лицо всё, что я о нём думаю. Надо будет только поинтересоваться часами приёма в Азкабане. Там-то он вряд ли сможет снять с меня баллы.

Так, смирившись и сумев наконец проглотить вставший в горле ком, я склонился над учебником и стал старательно вчитываться в расплывающиеся перед глазами строчки.

Насколько бы легче стала моя жизнь,

Если бы меня перестало тянуть к тебе.

Неизвестный автор

— Вот ведь гад! – негодовал Рон, – как ему только в голову пришла такая чушь! Я имею в виду про то, что ты нам завидуешь, ну и про всё остальное. И почему он сказал, что Гермионе можно посочувствовать... Хотя, конечно, в другом я даже надеюсь, что он прав. Эээ... ну, я про ту часть, где про любовь, а не про продолжение, – запинаясь, объяснил он. – Но Гарри! Ты же так не думаешь!? Ну, в смысле, про то, что Герми не повезло? Скажи мне, только честно. Он же не прав?

Я посмотрел на расстроенного друга. В его глазах боролись надежда и беспокойство, ему действительно было важно моё мнение.

— Нет, Рон, он не прав, – вздохнул я, ободряюще положив руку на плечо парня. — Просто его-то никто никогда не любил, иначе он не стал бы такой сволочью. Снейп просто завидует нашей дружбе, вашей любви. Это просто зависть.

Рон кивал на каждое моё слово, а на лице его расплывалась широкая улыбка.

— И ты правда думаешь, что она меня любит? Ну... в смысле, она не часто это говорит, и я иногда сомневаюсь... — Рон заёрзал, пытаясь устроиться поудобнее на диване.

Уроки уже кончились, и если сравнивать с утром, то остальной день прошёл просто чудесно. Герми опять закопалась в библиотеке. Мы с Роном как раз вернулись с тренировки по квиддичу и отдыхали, развалившись на диване в Гриффиндорской гостиной. Я ещё не успел рассказать друзьям о своём ночном видении и, если честно, то и не собирался пока этого делать. Просто не был уверен, что Рон сумеет держать себя в руках и не выдаст какой-нибудь неосторожной фразой то, что знает. А если Снейп поймёт, что раскрыт – то тут же смоется, и хорошо ещё, если не угробит перед этим полшколы…

О, чёрт! Он же может взять детей в заложники. Например, первокурсников, или… В голову лезли мысли одна хуже другой. Я уже ни в чём не был уверен. Сначала нужно дождаться Дамблдора – это было бы самым правильным решением на данный момент. Ждать и не провоцировать Снейпа.

— Ну так что? – вернул меня к своему вопросу друг.

— А ты часто говоришь ей о своих чувствах?

— Эээ… нет, наверное… нет.

— Так, может, и она в тебе не уверена так же, как и ты в ней. Я думаю, что если ты пойдёшь и скажешь, что … ну, что любишь её, то она ответит тебе то же самое.

— Да! Отлично! Так и сделаю! – воодушевился Рон, и вдруг снова сник, — только … а если она мне не ответит? ... Ну … эээ ... что мне тогда делать?

По правде говоря, мне все эти бесконечные разговоры ни о чём, ведущиеся с самого начала года, уже порядком осточертели. Мне не хотелось обижать друга, но и слушать его влюблённый лепет я тоже больше не мог.

— Не будь тряпкой, Рон! Иди и скажи ей то, что хочешь сказать! — взорвался я.

Друг сначала испуганно замер, а затем подскочил с дивана и побежал к выходу, на пути сообщая, как он мне благодарен и как ему важно мое мнение и мои советы. Интересно, что бы он сказал, узнай, по кому я сох предыдущие полгода.

Не знаю, когда это началось. С поцелуя ли Чжоу Чанг, который так и остался у меня в памяти, как прикосновение к чему-то излишне мягкому, неприятно пахнущему, слюнявому, вызывающему скорее тошноту, чем желание. Или, быть может, ещё раньше, когда мой взгляд стал всё чаще притягиваться к обнажённому торсу Симуса, оголяющемуся по ночам, из-за короткой пижамы.

Я понимал, что это ненормально, но и поделать с собой ничего не мог. Сражался с собственными желаниями, копался в себе, переживал, бился головой об стену, сокрушаясь о своей нелёгкой судьбе... Я и сейчас всё ещё надеюсь, что эти мои странности лишь пережитки переходного возраста, но … уже сам в это не верю.

Глупо притворяться и лгать самому себе. Я – гей… Гей, которому нравится... упс, то есть нравился Северус Снейп. Умом-то я понимал, что в этом человеке меня должно отталкивать всё. Кроме того, он ведь ненавидит меня...

...

Умом… Да... но сны с его участием продолжали преследовать. Часто в них не было ничего пошлого. Иногда мне снилась его улыбка, руки с тонкими пальцами, глаза – тёплые, живые, тихий смех. Это было похоже на наваждение, проклятие… чью-то дурную шутку, в конце концов. Улыбка, теплота, радость …Снейп… и я. Невозможно, противоестественно, чуждо. Порой, просыпаясь, я сам удивлялся бескрайности своей фантазии. Но иногда… иногда… я сам не знаю, как сказать такую глупость… в общем… порою, мне было до боли обидно, да-да! Именно так – до боли обидно! От того, что мои сны не являются реальностью. Смешно, правда? Вот и мне…

Я смирился, решил не обращать на это внимания. Я пытался, очень пытался не смешивать свои сны с жизнью. Но оказалось, что это невозможно. Что-то в высокой фигуре привлекало меня, и я бы отдал всё, чтобы узнать, что именно. Раньше ... но не теперь. Ненависть к этому человеку, к убийце, – поправился я, вспоминая содрогающиеся в судорогах тела обнаруженных шпионов, – стала чем-то личным.

Преданное доверие разбитыми осколками впивалось в самую душу.

Я чувствовал себя совсем не так, как должен ощущать себя человек, узнавший, что его худшие подозрения насчёт кого-либо подтвердились. Да, мне нравился снейп... Но симпатия — беспочвенная, однобокая, ничем не заслуженная – это совсем не привязанность, не говоря уже о чём-либо большем.

Я не чувствовал удовлетворения от того, что предсказывал случившееся заранее. Зато внутри плескалось упоение, наполненность, понимание, что именно так и должно все быть.

Я купался в своей ненависти, жил ею. Ненавидел всей душой. Злился и радовался одновременно, так, как будто только такие сильные, полные чувства я и должен, обязан, испытывать к этому человеку. Только так – правильно.

Мне хотелось сдавить руками бледную шею, сжать до самого хруста, посмотреть в расширенные зрачки, по цвету почти не отличимые от радужки, чёрные, бездонные. Только у него такие глаза. Я бы не увидел в них страха, нет, только ожидание, и … желание… Чёрт! Откуда эти мысли?...

А ещё, я от чего-то точно знаю, что сделал бы дальше. Я склонил бы голову и прикоснулся к чуть подрагивающим горячим сухим губам …

Кажется, я схожу с ума...

Волдеморт бы порадовался. Интересно, его карьера тоже начиналась с таких вот фантазий?

Часы пробили полвосьмого, и я, вспомнив про завтрашние зелья, решил немного повторить материал. Это должно было помочь мне отвлечься. Тем более, что последнее время мне даже стал нравиться этот предмет, а всё благодаря новому учителю и... как ни странно — учебнику, прошлым владельцем которого был некий “Принц-полукровка”.

Весь учебник был заполнен всевозможными исправлениями и дополнениями, следуя которым можно было добиться невероятных результатов. Кроме того, кое-где на полях я заметил описание заклинаний, упоминаний о которых я не нашёл ни в одной школьной книге.

Вот и сейчас, вместо того, чтобы читать изначальный текст, я повернул учебник на девяносто градусов и водил пальцем по полям, вчитываясь в острый каллиграфический почерк прежнего владельца.

Я растворюсь в ночных тревогах,

Забыв на время о борьбе.

Но днём — ты знай — я буду снова

Пытаться жизнь сломать тебе.

Мэри Эго

Тело – длинное, гибкое… Пол холодит брюхо… Двигаюсь бесшумно… Юркий язычок ощупывает, пробует воздух…

Спускаюсь вниз, туда, откуда слышится шёпот собратьев. Мрамор подо мной сменяется землёй, вокруг пахнет кореньями и камнями – запахами, которые люди предпочитают не замечать.

Впереди слышится гул – шёпот сотен, тысяч змей. Музыка ночных охотников.

Их тела в беспрерывном движении. Мышцы сокращаются и вновь расслабляются под чешуйчатой кожей. Змей так много, что это похоже на море – живое, переливчатое, шипящее море. И я вливаюсь в него, переплетаюсь с телами своих собратьев, становлюсь их частью.

Тело извивается, из раскрытой пасти вырывается шипение. Звук вплетается в общую песню, но одновременно с этим сохраняет свою индивидуальность.

Я обращаюсь к своим собратьям... Они внимают мне. Я зову их, зову за собой… И они отвечают… Отвечают…

Их ответ — …

Я резко вскакиваю, прижимаю руку к ноющему шраму. В голове стучат сотни молоточков. Тянусь за обезболивающим, на всякий случай, оно всегда рядом. Одним глотком выпиваю спасительное зелье, откидываюсь на подушки. Думать об увиденном не хочется, а хочется спать, но проходит ещё немало времени, прежде чем мне удаётся провалиться в спасительную темноту.

* * *

— Итак, сегодня мы варили сложное зелье, пришло время проверить результаты и начислить баллы, – с улыбкой возвестил учеников Гораций Слизнорт. Наступала его любимая часть урока.

— Так-так, мисс Браун, что у нас тут… Мне кажется, или Ваше зелье несколько не того цвета? Согласитесь, синий — это не зелёный. Вспомните, что Вы сделали не так. Как не знаете? Постарайтесь! … Ну ладно, не буду вас мучить – я думаю, Вы сами поймёте, где оступились, если ещё раз прочитаете о свойствах листьев Карронты. Подготовьте к следующему занятию доклад на эту тему. И не надо так горестно вздыхать, трёх листов будет вполне достаточно…

— Мисс Грейнджер, как всегда, выше всяких похвал, – плюс пять баллов Гриффиндору! Но … В следующий раз всё же попробуйте толочь семена пихты не столь старательно. Ну, хотя бы не до пыли…

— Мистер Уизли, – здесь я даже говорить ничего не буду, Вы и так сами знаете свои ошибки, – мисс Грейнджер пол-урока Вас за них отчитывала. Предупреждала же она Вас быть аккуратнее с кровью гидры! На следующий урок с Вас доклад о свойствах крови волшебных животных – не менее пяти страниц!

— Гарри! Великолепно! Давно я не видел столько качественного зелья! Я попрошу вас сделать один глоточек, чтобы продемонстрировать достигнутый вами эффект! Да ... Да! Аккуратнее – совсем маленький глоточек! Вот! Посмотрите! Исчез не только сам мистер Поттер, но и одежда, которая была на нём! Чего не произошло бы, выпей он зелье мисс Грейнджер. Также, мы можем убедиться, что не слышно шагов, дыхания и других проявлений жизни человека, находящегося под этим зельем. Оно заставляет скрыться не только от зрения, но и от слуха, обоняния и даже от тактильного чувства. И пока выпивший зелье сам этого не захочет, вы никогда его не услышите и не увидите, в то время как он может гладить вас по голове. Могу вас уверить, что многие охранные заклинания также не почувствуют мистера Поттера и спокойно пропустят его мимо себя. Одного глотка, такого, как сделал ваш сокурсник, хватит на 15 минут. Эх, эх… Говорил же ему глотнуть совсем чуть-чуть.

— Как обычно, наиболее отличившийся ученик может взять себе пузырёк своего зелья. И, Гарри, я надеюсь на ваше благоразумие! Пообещайте мне, что не будете использовать свою награду для какой-нибудь шалости! Обещайте! … Вот и отлично! Правильно мыслите – сохраните его, как память об этом уроке и об очередной победе разума над невежеством! Всего доброго, всем удачного дня, и не забудьте прочитать двадцать пятую главу перед следующим занятием!

* * *

Всё ещё оставаясь невидимым, я отдал учебники и пузырёк с зельем Рону.

— Занеси в башню, мне нужно зайти к Дамблдору.

— Эээ… хорошо, – растерянно пробормотал друг, явно не зная, куда деть глаза.

— Гарри! У тебя талант! Пообещай, что объяснишь мне, как ты добился такого! – в голосе Гермионы звучит любопытство и, чего нельзя было не заметить, несколько уязвлённая гордость лучшей ученицы школы.

— Позже! – крикнул я ей на бегу, вызвав испуганные вскрики Хаффлпаффцев, стоящих неподалёку и не ожидавших, что воздух рядом с ними вдруг заговорит голосом Гарри Поттера.

Не обращая ни на кого внимания, я бежал по лестницам к кабинету директора. Отчего-то мне хотелось появиться там всё ещё будучи невидимым. По моим подсчётам у меня ещё оставалось 7-9 минут.

— Директор ещё не появился, – удивлённо ответила женщина из картины рядом с дверью в кабинет Дамблдора. – И что это ещё за шуточки, – заворчала она, с прищуром оглядывая пространство коридора.

— Куда же он запропастился! – сокрушался я, уходя прочь от кабинета, когда вдруг заметил чёрную фигуру, идущую мне на встречу. — Снейп! Что он здесь забыл!?

С некоторых пор его личность вызывала во мне слишком бурные эмоции. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Спокойнее…

Я замер в ожидании язвительных замечаний, но бывший зельевар прошёл мимо, не заметив меня.

Точно! Невидимость! – стукнул я себя по лбу, тут же приободрившись, и, не раздумывая, спрятался в ближайшую нишу. Чуть выглянул. Прислушался…

— Директор на месте? – устало и как-то не по-Снейповски, спросил мужчина у картины.

— Да нет ещё вашего директора, а жаль! Распустили совсем учеников, а те стыд-то совсем и потеряли! Шастают здесь…

Я напрягся, но Снейп либо не слушал жалобы возмущённой женщины, либо не придал её словам значения. Развернувшись на каблуках, он уже шагал в сторону подземелий.

Пронесло! – подумал я, глядя в спину удаляющемуся профессору. Плечи мужчины были чуть сгорблены – как странно. Внутри ёкнуло, но я в зародыше подавил зарождающиеся чувства и попытался вновь сосредоточиться на предыдущей мысли.

— Повезло, – вслух пробормотал я и тут же одёрнул себя, – Да нет же! Это ему повезло! Повезло, что Дамблдора всё ещё нет, иначе он бы уже обживал камеру в Азкабане! — и тут меня прошиб пот. – Да, он отправится в тюрьму, но это только в том случае, если Дамблдор мне поверит… Ведь, как я слышал, сны и видения нельзя посмотреть в думосбросе, а иных доказательств, кроме них, у меня нет. А если директор ещё и сообщит о моих смешных и беспочвенных, по его мнению, обвинениях Снейпу, то вся школа может оказаться в опасности.

План действий созрел мгновенно. Нет доказательств – добудь их. Тем более, это даже и шалостью назвать нельзя, я вспомнил обещание, данное Слизнорту, ведь сделанное мною зелье играло в задуманном отнюдь не последнюю роль...

И кровью, и болью я стену воздвиг —

Хотел оградить своё сердце и душу.

Но ты не нарочно, нечаянно разрушил

Всё то — что скрывал я и что ты постиг.

Спасибо — я сломлен. Я гол в темноте.

Я крики свои, как проклятие слышу,

Спасибо. Ты — черт, я тебя ненавижу!

Хочу ненавидеть… но тягостно мне.

Неизвестный автор

Я решил начать действовать на следующий же день, и первым пунктом моего плана значилось: пережить урок ублюдка и не сорваться.

* * *

Урок защиты от тёмных искусств стоял в расписании последним. В отличие от понедельника, это не было спаренное занятие, и я не ожидал никаких проблем.

В классе я всё же старался не смотреть на Снейпа, но мой взгляд так и норовил приклеиться к исхудавшему лицу с крючковатым носом. Казалось, этот предатель решил облегчить мне задачу и сам себя угробить. Под его воспалёнными глазами пролегли тёмные круги, щёки впали, а кожа по цвету практически сравнялась с мелом.

"Он вообще что-нибудь ест?" – раздражался я. Мне не хотелось лишиться шанса обличить его собственноручно… Но если он будет продолжать в том же духе, то до появления Дамблдора может просто не дожить.

Моя злость за прошедшие четыре дня несколько поутихла, на её место пришла решимость. Предстоящая вылазка за уликами грела душу. Но какой в них будет смысл, если этот ублюдок УГРОБИТ СЕБЯ РАНЬШЕ ВРЕМЕНИ?! — ярился я, не желая сознаться себе в том, что беспокоюсь за Снейпа. Нет! Я не беспокоюсь! Вот ещё! Конечно, нет!

— Мистер Поттер, повторите, что я только что сказал?

— Эээээ…

— Десять баллов с Гриффиндора. Надеюсь, вам не требуется объяснять, за что?

ВОТ ЧЁРТ! КАК Я МОГУ ЗА НЕГО БЕСПОКОИТЬСЯ, ЕСЛИ Я ЕГО НЕНАВИЖУ?!

— А теперь, кто хочет продемонстрировать владение защитным заклинанием “Астралус Дефените”? Мисс Грейнджер, я вижу вашу руку, не стоит пытаться устроить ураган у себя над головой, даже если Вы будете махать ладонью в три раза яростнее, у Вас всё равно ничего не выйдет.

Гермиона позади меня перестала посылать потоки воздуха мне в шею.

Снейп оглядел класс.

— Может быть, мистер Лонгботтом желает попробовать свои силы?

Испуганный Невилл отчаянно затряс головой.

— Хмм… Вообще-то это был не тот вопрос, на который можно ответить отказом … Хотя, нет, сидите, я всё-таки хочу, чтобы у Хогвартса осталась крыша, я здесь живу, в конце концов… Ну что ж, давайте, выходите, мисс Грейнджер, продемонстрируйте, чему Вы научились, сидя в библиотеке.

Гермиона уверенно поднялась из-за стола, вышла, заняла позицию напротив Снейпа и, вскинув палочку, приготовилась отражать проклятие.

— Вы так самоуверенны, мисс Грейнджер, – скривил губы профессор в своей фирменной ухмылке, – считаете, что раз таскаетесь везде за Поттером, пытаясь приобщиться к его популярности, то можете считать себя выше других? Могу вас расстроить, вы как были назойливой несносной девчонкой, так ею и остались.

Я задохнулся от бессильной ярости, сжал кулаки под партой. Гермиона же покраснела, чуть опустила палочку, и в то же мгновение Снейп крикнул, — Приготовься! Петрификус Тоталус!

Гермиона мешком повалилась на пол. Её палочка откатилась прямо под ноги мерзко ухмыляющемуся Снейпу.

— Десять баллов с Гриффиндора за несобранность. Фините Инкантатем. Надеюсь, это отучит вас от излишней самоуверенности, мисс Грейнджер.

Меня колотило. Гнев вырывался наружу, желая раскромсать, уничтожить. От недавнего приступа ни к месту проснувшегося беспокойства не осталось и следа.

"Поскорей бы этот урод загнулся, наверняка его так выматывают ежедневные посиделки со своими друзьями – Пожирателями. Вряд ли частое применение непростительных хорошо сказывается на здоровье, посмотреть на того же Волдеморта!

Но, даже не смотря на всё это, как может он так поступать с нами, что мы ему сделали!? Ладно я, он может отыгрываться на мне за моего отца, но Гермиона! Она же учила, старалась… " — всё это проносилось у меня в голове, пока я смотрел, как, чуть прихрамывая и еле сдерживая слёзы, девушка плетётся на своё место. В этот момент я был готов на всё что угодно, на любую безрассудность.

— Можно попробовать мне? – произнёс чей-то чужой голос, а когда некоторые однокурсники развернулись ко мне, я внезапно понял, что эти слова сказал я.

— СЭР, Вы забыли добавить "СЭР".

— Сэр, можно попробовать мне, – ровно повторил я.

— Конечно, можно, желание Поттера — закон. Выходите.

Я вышел из-за парты и встал напротив профессора, совсем как Гермиона недавно, – эта мысль подлила масла в котёл и без того бушующих эмоций.

Не успел я даже поднять палочку, как Снейп уже крикнул: "Эверто статум!" И я почувствовал, как сорвавшись с палочки профессора, ко мне рванулся поток магии... и понял, что меня сейчас отбросит назад, прямо в стену. Боль растечётся по позвоночнику жидким воском, и я наверняка вскрикну, вызвав на бледном лице предателя очередную усмешку.

Нет! Я не хочу этого! Я не позволю!...

Я закричал. Закричал, вкладывая в голос всю свою злость, боль, обиду, разочарование и ненависть.

И только потом, когда проклятие вдруг разлетелось на осколки, и я поднял глаза на изумлённое лицо профессора, то понял, что словом, сорвавшимся с моих губ, было всего лишь “Стой!”.

Я перевёл взгляд с непонимающе застывшего Снейпа на класс. Лишь некоторые гриффиндорцы удивились произошедшему, остальные же, казалось, и вовсе ничего не заметили.

— Сядь на место, Поттер, – сквозь сжатые зубы проскрежетал уже пришедший в себя Снейп.

Слова долетали до меня, как через пелену, ноги стали ватными. От эмоций, разрывавших меня всего пару секунд назад, не осталось и следа – внутри царила пустота, как будто кто-то высосал их из меня, как сок из стакана, и осталась лишь пустая оболочка.

Когда смысл слов “сядь на место” наконец пробился ко мне через слой ваты, забивший уши, и я, сделав шаг, оступился, чьи-то руки подхватили меня, а тихий голос прошипел мне в самое ухо:

— Не стройте из себя жертву, Поттер, – и, уже громко, – мистер Уизли, помогите своему другу дойти до парты, кажется, у него отнялись ноги от страха.

Руки, поддерживающие меня, были сильными, а ладони горячими. В этот момент до меня наконец дошло, кем именно является человек рядом со мной. Я вспыхнул и попытался вырваться. Сил не хватило. Внезапно накатившая усталость буквально сделала из меня бесхребетную куклу, и, если бы Рон не подоспел так скоро, то я бы просто повис на руках ненавистного мне профессора.

Оказавшись за своим столом, я обессилено уронил голову на руки и попытался перевести дух.

Снейп что-то негромко говорил, наверное, объяснял, что опять этот пустоголовый Поттер сделал не так. Но, как бы там ни было, выразительный глубокий голос успокаивал. Вновь вспомнились горячие ладони. Я ничего не мог поделать со своими мыслями, они всплывали в сознании независимо от моего желания. "Этот ублюдок обидел Гермиону, он предатель и трус, я ненавижу его… Так почему я продолжаю думать о его ладонях?" – устало размышлял я.

Всё это было неправильно, бесконечно неправильно… Я чувствовал себя просто ужасно и из-за своих непрошенных мыслей, и из-за навалившегося недомогания, о причинах которого я думать не мог, да и не хотел. Сейчас передо мной стояла другая, более важная задача – не уснуть… Не знаю, что тогда Снейп сделает со мной.

Напрягшись, я поднял голову и тут же наткнулся на чёрные глаза, наблюдавшие за мной, и на миг мне показалось, что в них мелькнуло беспокойство. Но нет, этого не могло быть просто потому что этого быть не могло. С чего бы предателю волноваться за меня, пусть даже у этого предателя чертовски сексуальный голос… Я сказал сексуальный?! Чёрт! Он точно "Эверто статум" в меня кинул? …

* * *

Я вновь приподнял тяжёлую, словно мешок с картошкой, голову и замер. Класс был пуст, только Снейп сидел за учительским столом и скрипел пером, выводя красными чернилами язвительные комментарии на чьей-то очередной бездарной, по его мнению, работе.

Вот чёрт! Как могло такое случиться?

Ругаться со Снейпом, чёртовым ублюдком, совершенно не хотелось. Весь запал, приобретённый на уроке, куда-то испарился, и теперь хотелось только побыстрее оказаться в гриффиндорской гостиной в кругу друзей.

— Ээээ … Я, кажется, заснул… Извините, – тихо проговорил я, не придумав ничего умнее, и приготовился терпеть очередные оскорбления, на этот раз заслуженные.

— Выпейте зелье, стоящее на соседней парте, и выметайтесь. И не удивляйтесь, не досчитавшись баллов в гриффиндорской копилке, надеюсь, я не должен объяснять, за что они были сняты?

Пропустив мимо ушей последнюю фразу, я поискал глазами пузырёк. Тот действительно стоял на соседнем столе. Взяв его ещё нетвёрдой рукой и откупорив, я принюхался, пытаясь определить содержимое бутылочки.

— Не доверяете, Поттер? – презрительно хмыкнул Снейп, подняв глаза от пергамента, – и правильно делаете. Однако, поверьте, если бы я хотел вам навредить, то сделал бы это, пока Вы сладко спали без малого пару часов, будучи здесь со мной один на один.

Почувствовав себя последним идиотом, я запрокинул бутылочку и залпом выпил содержимое. На вкус оказалось не так уж и противно.

— А вот сейчас, Поттер, Вы сделали очередную глупость, поверив словам человека, которому абсолютно не доверяете, и которого, осмелюсь предположить, ненавидите.

— Н-но … Вы же сами сказали, – растерянно пробормотал я.

— А если бы это был яд замедленного действия? Вы непроходимый идиот, Поттер, я повторял это, повторю и буду повторять пока Вы наконец чему-нибудь не научитесь. На ваше счастье, это было лишь укрепляющее зелье, – Снейп опять склонился над пергаментами, – А теперь покиньте помещение.

Немного удивлённый, я подхватил учебники и стремглав выбежал из класса.

Мне страшно. Страшно, что ты еще раз коснешься меня,

И страшно, что ты никогда не сделаешь этого снова.

Неизвестный автор.

"Снейп, подхвативший меня, чтобы я не упал. Снейп, оставивший меня спать у себя в классе. Снейп, напоивший меня укрепляющим зельем, совсем не сочетался со Снейпом – язвительным ублюдком, трусом, предателем и убийцей. Снейпом, оскорбляющим моих друзей и снимающим баллы с Гриффиндора просто за нашивки не того цвета", – думая так, я плёлся к Гриффиндорской башне. Чувствовал я себя намного лучше, но всё же бодрым меня нельзя было назвать даже с натяжкой.

Рон кинулся ко мне с порога, за его спиной, скрестив руки, стояла Гермиона.

— Что он с тобой сделал? – набросились они на меня, как только я перешагнул порог гриффиндорской гостиной.

— Разрезал на кусочки, поварил в своих зельях, а затем склеил обратно, – невесело пошутил я.

Друзья насупились почти синхронно, зато я смог спокойно добрести до дивана.

— Да ничего! Даже отработку не назначил, – смилостивился я.

— Тогда что ты там делал целых три часа!? – закричал Рон, – мы за тебя так волновались! Что вообще произошло? Чем он в тебя швырнул? Мы можем пожаловаться Дамблдору!

— А он уже здесь? – мгновенно заинтересовался я.

— Да… Нет… Не знаю! – взорвался Рон. – Ну почему ты так себя ведёшь?! Мы себе места не находили! И я…

— Рон! Прекрати орать, – зашипела Гермиона, – Гарри ещё и так не отошёл от шока, и ты задаёшь слишком много вопросов, он просто не знает, на что отвечать.

— Ребята, я сейчас всё расскажу. Я просто всё ещё чувствую себя не очень хорошо. И на самом деле, мне тоже интересно узнать, что произошло, потому как я сам всего не понял.

— Ну, ты вышел, даже палочку не успел поднять… — начала Гермиона, видимо, решив поскорее рассказать то, как всё выглядело со стороны, и наконец-то услышать мою историю.

— А этот урод уже проорал Эверто статум! – вклинился Рон, – и ты вдруг как зыркнул на него и прошептал что-то…. Вроде “Стой”. И всё. А Снейп замер, глазами хлопает, а ты вдруг качаться начал. Он подскочил и тебя поймал, а то бы точно затылок разбил, и мне орёт, типа: “Забери его, усади за парту”. Я тебя усадил, ты голову на руки и глаза закрыл. А Снейп ведёт урок, как будто и вовсе тебя в классе нет. Задание дал, всех отпустил и нам говорит: ”Идите, Поттер останется для воспитательной беседы”. А ты как спал, так и спишь, ухом не ведёшь. Ну, мы с Герми вышли и где-то с час под дверью караулили. Ну а потом нас Филч поймал и в башню отправил. Так что произошло!?

Рон и Гермиона уставились на меня в ожидании ответа. Обоих снедало любопытство.

— Да собственно… Ничего… Это просто так не по-снейповски… — пробормотал я, пытаясь морально подготовить друзей и параллельно перерабатывая скудную информацию.

Выждав драматическую паузу и глотнув побольше воздуха, я выпалил:

– Я проснулся, он дал мне укрепляющее зелье и сказал, чтобы я выметался. И всё!

— …Хм, действительно странно, – подала голос Гермиона. – Ну а на уроке, что там произошло?

Я задумался, пытаясь вспомнить подробности.

— Я помню, что очень разозлился, когда он над тобой перед всем классом так поиздевался, – Рон понимающе кивнул, и я продолжил, – я разозлился и, сам не знаю, как так получилось, вызвался попробовать. И когда он кинул заклятием… Я не знаю, как объяснить, но я как представил, что сейчас произойдёт. Что я отлечу в стену, и как он будет ухмыляться. Я в этот момент так Снейпа возненавидел, что решил, что ни за что не допущу, чтобы получилось так, как он хочет. И закричал: “Стой”.

— Но ты не кричал… Ты еле губами-то шевелил, – возразила девушка. – Ну, и что дальше? — спохватилась она.

— И в этот момент заклинание Снейпа разбилось, – пожал я плечами. – Я глаза на Снейпа поднял, а тот стоит изумлённый. Никогда у него такого лица не видел. А потом всё как в тумане… Я стал падать, он меня подхватил, больше ничего не помню.

— Гарри, а почему ты именно это слово закричал, ну, то есть прошептал?

— Не знаю. Я сам понял, что сказал, только после того, как осознал, что на месте остался стоять, а не в стенку впечатался.

— Гарри… Но ведь это что получается, – задумчиво произнесла Гермиона. В её глазах разгорался знакомый огонёк азарта, – это ведь беспалочковая магия! Ты владеешь беспалочковой магией!

— Но ведь раньше ничего такого за мной не наблюдалось…

— Раньше — это раньше, – отмахнулась от моих слов девушка. – Твоя магия развивается и растёт вместе с тобой. Я знаю только ещё одного человека, который, как говорят, способен на это.

— И кто же?

— Альбус Дамблдор! Гарри! Ты потенциально равен по силе директору Хогвартса!

— Ээээ… — мне не хотелось огорчать подругу, – Боюсь, что это всё-таки просто случайность, – вздохнул я, – не уверен, что мне удастся повторить это снова.

— Да нет же! – Гермиона была неумолима, – таких случайностей не бывает. Я завтра же поищу в библиотеке похожие случаи!

* * *

Несмотря ни на что, восторг Гермионы я не разделял, ведь если после каждого использования этой самой беспалочковой магии я буду валиться в обморок, то какой тогда в ней смысл? – думал я, лёжа на своей кровати в спальне.

И ещё это странное поведение Снейпа. Он же должен хотеть, чтобы я умер, желать этого, и, как минимум, не предотвращать мои падения… Хотя… Может, ему не нужны несчастные случаи на его уроках. Всё-таки прикрытие может пострадать… Но чёрт! От чего тогда мне так хочется, чтобы его волнение за меня было искренним!? Когда я уже наконец научусь контролировать свои эмоции!? Вот у Снейпа, например, отлично получается. Никогда не знаешь, о чём он думает…

Стоп! Опять Снейп! Да что это такое!? Так, надо срочно переключиться! Например на… На Рона с Гермионой хотя бы. Друзья, а теперь влюблённые, и никаких бы не было проблем, если бы не друг, который может подвести их под плаху. По уму, эта дружба со мной может навредить им. Волдеморту не грозят угрызения совести. Ему ничего не стоит использовать дорогих мне людей для шантажа. Хорошо хоть я ни в кого не влюблён… Нет… Я не думаю о Снейпе. К какому лешему здесь Снейп вообще! С чего бы … Его руки вовсе не были горячими и сильными, его голос вовсе не тягучий и завораживающий…

Я встряхнул головой, вырывая себя из цепких лап подступающего сна. А то мало ли что может приснится с такими мыслями на ночь. Кошмары о Волдеморте ненамного хуже.

Первое – он мужчина

Второе – я тоже!

Третье – и самое существенное – он – Снейп! – предатель … Хотя, может, это всё-таки не так… Он же зельевар в конце концов… Может, у него был выработан иммунитет к этой дряни, или он как-нибудь по-другому её обезвредил… Может быть такое?

...Всё! Больше откладывать нельзя! Устрою вылазку завтра же!

Кстати…

Я высунулся из кровати и негромко позвал:

— Рон! Рон, ты спишь? Ро-он!

Со стороны кровати друга послышалось недовольное ворчание.

— Рон! Ро-о-о-он!

— Ну чего тебе, ты же не отстанешь, да?

— Рон, а Снейп баллы снял?

— Какие ещё баллы в час ночи? За что? Ты о чём? – бубнил Рон, явно не желая просыпаться.

— Ну, за то, что я заснул? Он снял? Ну, скажи! – не отставал я.

Рон ненадолго притих, и когда я, было, решил, что он снова заснул, вдруг ответил:

— Нет, не снял. Спи!

Моё сознание придушенно сипело что-то. Кажется, напоминало о злобности, язвительности, нелюдимости и тому подобных характеристиках профессора, но всё это вовсе не мешало моему шальному сердцу заходиться в безудержной непонятной беспричинной радости. Какой я дурак всё-таки…

Настанет ночь, и снимут маски

С людей покровы темноты.

Во сне они увидят в краске

Свои надежды и мечты…

Мэри Эго

Горячие руки. Они повсюду. Шарят, ласкают, елозят по одежде. Я пытаюсь поймать их, почувствовать в ладонях узкие чуткие пальцы с чуть загрубевшими подушечками, с ровно обстриженными короткими полукружиями ногтей. Я стараюсь на ощупь найти сеточку незаметных глазу шрамов возле запястья, обвести их языком, втянуть в себя чуть горьковатую от полыни кожу.

Я поднимаю глаза, пытаясь поймать чёрные омуты зрачков и замираю, увидев вместо любимых глаз лишь провалы глазниц.

Вскрикиваю, отталкиваю чужие руки, вырываюсь из железных объятий, которые неожиданно легко расцепляются, отпуская меня. Я откатываюсь, отползаю как можно дальше, пока не утыкаюсь в стену, и только тогда решаюсь повернуться.

Около глубокого, обитого зелёным бархатом, кресла стоит Снейп. Лицо его похоже на застывшую посмертную маску. Без красок, без эмоций, без жизни. Глаза закрыты, губы плотно сомкнуты. Он не шевелится, кажется, даже не дышит… Полы его мантии плывут, слоятся, рассыпаются, и он весь, вместе с ней. В прах. В прах и в землю. И только вдруг ожившие губы шепчут тихо и хрипло: “Так будет лучше. Так надо”.

— Нет, — отвечаю я, и тянусь к любимому телу.

— Нет! — кричу я, хватая руками горячую пыль.

И просыпаюсь.

Простыни сбились, подушка по бокам мокрая от слёз. Я провожу ладонями по влажным щекам. Мне становится стыдно за себя, скулы заливает краска. Слава богу, ещё ночь и никто не видит, как я поспешно стираю с лица следы своего кошмара. Кошмара? … не знаю…

Так и не разобравшись в себе, я вновь засыпаю, благо, до утра осталось ещё не меньше трёх часов. На этот раз мне ничего не снится.

* * *

Утром, проснувшись, я не мог понять своей ночной реакции на сон. Ну, рассыпался Снейп, и что? С чего вдруг слёзы? Вот от-того, что было до его развоплощения в пору разрыдаться. Как бы он меня не привлекал, какие бы противоречивые эмоции не вызывал, я всё же был человеком зрячим, и глаза мои не были подёрнуты никакой злополучной фиолетовой дымкой или ещё чем-либо. Чёрт побери! Он мне даже не нравился. Ни как человек, ни как кто-то ещё. Просто моё сознание решило в очередной раз надо мной посмеяться. Театр абсурда – вот что такое моя жизнь. А режиссёр в нём — псих из палаты Мунго.

Моя невидимая борьба с собственным неконтролируемым воображением привлекла внимание Рона.

— Гарри, давай поднимайся, а то ведь завтрак пропустишь. Утреннее питание – самая важная трапеза, – увещевал он, выставив вверх указательный палец и интонацией пародируя Гермиону, — как день начнёшь, так его и проведёшь. Не зря ещё в древнем Риме именно завтраку уделяли такое повышенное внимание.

Я прыснул. В устах Рона такие наставительные речи звучали слишком уморительно

— Общение с Гермионой тебя до добра не доведёт, – скорбно качая головой, предостерёг я.

— Ты думаешь? Однако, если ты сейчас же не вытащишь свой тощий зад из кровати, позже тебе придётся прослушать речь намного длиннее, – улыбнулся Рон. — Да, кстати, про Рим я придумал на ходу, и, если честно, дальше по плану намечалась такая чушь, что ты бы меня вмиг раскусил. Так что — вовремя среагировал. А теперь, давай, одевайся и пойдём!

Я решил последовать совету. А то ведь и вправду Гермиону придётся слушать. Она иногда бывает редкостной занудой.

На завтраке всё было как всегда. Галдёж, сплетни, Малфой с его подначками.

Мой взгляд сразу же метнулся к столам с преподавателями и безошибочно нашёл Снейпа, сидящего на своём привычном месте.

Кивая Гермионе, рассказывающей об удивительных свойствах какого-то растения, которое мы будем сегодня изучать на гербологии, я не прекращал следить за участником своих ночных грёз, подмечая все странности его внешнего вида и поведения.

Вот он безучастно смотрит в почти пустую тарелку и, кажется, вовсе не замечает Макгонагалл, озабоченно говорящую ему что-то. Хотя, нет, замечает и тихо шипит ей что-то в ответ, а потом резким движением отодвигает от себя посудину с салатом и картошкой, так и не съев из неё ни крошки. Отводит взгляд, будто даже смотреть на еду не может. А между тем, щёки его ввалились ещё больше… хотя, недавно казалось, что это просто невозможно. Теперь он весь состоит из острых углов. Острые скулы, обтянутые бледной кожей, заострившийся от вечного недоедания подбородок, изломанная линия рта… Спина прямая, напряжённая. Кажется, что ему стоит неимоверных усилий удерживать её в таком положении.

Вдруг он поднимает взгляд и, так же, как недавно я, безошибочно находит меня за столом Гриффиндора. Я вздрагиваю и опускаю глаза, щёки горят. От чего!? Я злюсь на себя.

— Что случилось, – участливо спрашивает Гермиона. И тут же находит удобный ответ, мне даже выдумывать ничего не надо, — съел что-то острое?

Я киваю.

— Вот я как-то тоже … — хватается Рон за предоставленную тему. Ему явно надоело слушать рассказы о мире ботаники.

В этот момент двери распахиваются, и в обеденный зал входит Дамблдор. Он, как луч света, со своей белой бородой и прячущейся за ней лукавой улыбкой.

В зале повисает тишина, а затем раздаются дружные овации. Больше всех, конечно, шумит наш стол. Кто-то даже встаёт со своего места. Директор останавливает дружный приветственный хор плавным движением руки. Он не спеша доходит до своего места, поправляет полы мантии, обводит зал близоруко прищуренными глазами, чуть кивая мне, улыбаясь Гермионе. Раздаривая налево и направо тёплые взгляды.

На душе становится легко, все беспокойства отступают на задний план. "Уж теперь-то всё будет хорошо", – думаю я, купаясь в ласковой ауре человека, заменившего мне отца, слушая его приветственную речь. Он рад нас видеть, рад вновь приступить к делам. Журит шутников, подбадривает отстающих.

Снейп, кажется, тоже поддался обаянию директора Хогвартса. Его плечи немного расслабляются, движения становятся не таким нервными, как вначале завтрака. Бесчувственная маска на миг даёт трещину, и я с удивлением замечаю проблеснувшую улыбку. Мимолётную, таящую в себе надежду. Надежду на что? … Мне, наверное, показалось, – решаю я. Встряхиваюсь, пытаясь сбросить наваждение. И … и зачем я вообще опять на него посмотрел!? Даже присутствие Дамблдора не в силах справиться с поднимающимся во мне раздражением.

Завтрак наконец-то кончается, и я покорно бреду за друзьями на урок трансфигурации. Они не замечают моего скорбного вида. Воркуют между собой, улыбаются друг другу. Раздражение поднимается с новой силой, волной внутри меня смывает все разумные доводы. Меня бесит всё. Я даже на какое-то время забываю про директора, к которому необходимо зайти как можно скорее.

На уроке у меня всё валится из рук, я везде перебарщиваю. И вместо того, чтобы перекрасить Рону только волосы, перекрашиваю его всего и пол класса в придачу. Розовый Симус сверлит меня недобрым розовым взглядом, пока Макгонагалл перекрашивает его обратно. И я вспоминаю, как он как-то говорил, что ненавидит этот цвет, но вместо того, чтобы извиниться, я злюсь ещё больше. Цежу сквозь зубы: “Что-то голова разболелась” и, не дожидаясь разрешения, собираю вещи и покидаю класс. Меня никто не останавливает, лишь провожают сочувствующими вздохами. Верят? Не верят? Мне всё равно.

Бредя по коридорам я наконец немного успокаиваюсь. Пытаюсь проанализировать свои реакции. Снейп улыбнулся… не мне. Тьфу! Ну, естественно, не мне! А, может, и не улыбнулся вовсе! … Потом мне не понравились собственные мило воркующие друзья…

— Это всё гормоны. Переходный возраст, – успокаиваю я себя, не желая проводить параллели и делать выводы. Чувствую, что они мне не понравятся, поэтому решаю заняться делами насущными и отправиться к директору.

Горгульи у дверей Дамблдора послушно меня пропускают, и я поднимаюсь в кабинет.

— С возвращением, директор, – вежливо приветствую я Дамблдора и только тут замечаю чёрную фигуру вездесущего зельевара в одном из кресел.

— Добрый день, Гарри. Почему ты не на уроке?

— Уроки не для него, Альбус. Он же и без того у нас легенда. Зачем ему добиваться чего-то собственным умом, достаточно сказать своё имя, и все падут пред ним ниц.

— Прекрати, Северус, – сердито говорит Дамблдор, а затем вновь ласково и даже как-то чересчур приторно смотрит на меня, – так что случилось, Гарри?

— У меня заболела голова и я…

Снейп фыркает, встаёт, резким жестом прерывая мою сбивчивую ложь.

— Альбус, я вам всё уже рассказал. А на счёт вашего последнего вопроса, — я, как и прежде, не намерен отказываться от своих слов. Сейчас все чем-то рискуют, – он выразительно смотрит на меня, – ну или почти все. Так что, откланяюсь, – заканчивает он и направляется к двери.

— Северус, это невежливо так прерывать ученика, ты подаёшь плохой пример.

— Альбус, умоляю, не заставляй меня принимать участие в этом фарсе.

— Но раньше ты не был против.

Снейп замирает, оборачивается, кидая на меня обеспокоенный взгляд:

— Вы обещали мне не поднимать эту тему, – жёстко отрезает он, – я надеюсь, вы не забыли своих слов.

— Конечно, нет, – улыбается Дамблдор. – Иди, мой мальчик.

Снейп кривится, так, будто лимон проглотил, быстро кивает и скрывается за дверью.

— Так о чём ты хотел поговорить со мной, Гарри? – обращается ко мне директор, сразу, как только бывший зельевар исщезает за дверью.

— Я …эээ… Что вы имели в виду, когда говорили сейчас с профессором Снейпом?

Я не надеялся, что мне ответят, но попробовать стоило.

— Если тебе так интересно, то можешь спросить у него сам, – подмигивает мне директор. — Лимонные дольки?

— Нет, спасибо, – отказываюсь я... и задумываюсь... Говорить о своём видении Дамблдору я сейчас не собирался … но тогда, что я здесь делаю?

— Гарри, профессор Снейп рассказал мне о том, что произошло на уроке, – подаёт голос директор, так и не дождавшись от меня дальнейших вопросов.

Я напрягаюсь.

— У тебя когда-нибудь раньше случались направленные выбросы магии?

— Что-что случались?

— Направленные выбросы магии – начальное проявление беспалочковой магии. Развить её до хотя бы среднего уровня – тяжело. Для этого требуется много времени, сил и желания. К тому же, сложно найти учителей, способных научить направлять разрозненную магию, а при самостоятельной тренировке велик риск погибнуть.

— Погибнуть? – переспрашиваю я, не понимая, к чему ведёт директор.

— Да, часто юные, потенциально могущественные волшебники переоценивают свои силы, действуют на эмоциях и потому зачастую вкладывают в заклинание не только магическую, но и жизненную силу. И без оказания срочной помощи – погибают.

— Эээ… но я ещё не овладел в должной мере даже обыкновенным колдовством. Не думаю, что мне стоит…

— Я знаю, как тебе тяжело, Гарри. Но на тебе лежит ответственность. Великий груз, печать судьбы, если хочешь. И что бы ты не делал — тебе не уйти от своего предназначения. А нам, тем, кто рядом, остаётся лишь готовить тебя, помогать тебе, защищать по мере сил. И по ходу твоего взросления давать тебе необходимые для победы знания. И поэтому со следующей недели ты будешь по вечерам обучаться контролировать потоки своей магии, учиться направлять её без проводника, коим является палочка.

— И с кем я буду заниматься? – обречённо спрашиваю я, предчувствуя худшее.

— К сожалению, сейчас в мире слишком мало волшебников владеющих этим искусством. В нашей школе, помимо меня, лишь один человек сумел освоить этот вид магии.

— Профессор Снейп? – тихо говорю я, безумно надеясь на отрицательный ответ.

Но директор, как и всегда, когда дело касалось профессора зельеваренья, меня разочаровывает, утвердительно кивая:

— Да, это именно он.

— Но почему вы не можете заниматься со мной? Вы разве не знаете, что я не верю ему!? Он предатель! Он ненавидит меня! Вы же помните, что произошло на занятиях окклюменции в прошлом году! Зачем вы снова навязываете меня к нему в ученики!?

Пока я кричу, профессор лишь молча слушает мои обвинения, давая мне выговориться а потом тихо говорит, глядя мне в глаза:

— Ты не прав, Гарри. Профессор Снейп не ненавидит тебя. А то, что произошло в прошлом году, было … и твоей виной тоже.

Я замер. Никогда до этого директор не говорил мне про МОЮ ВИНУ.

— Я сейчас очень занят, меня часто не будет в Хогвартсе. Я очень надеюсь, что ты попытаешься довериться своему учителю и усвоить то, что он будет давать тебе.

— А Снейп…профессор Снейп, он согласится?

— Ну конечно! Кто отказывается от своих же предложений, – взгляд директора снова становится лукавым, – Северус растёт, он закрывает глаза на прошлые обиды.

Кажется, ещё чуть-чуть и директор прослезится. Я чуть заметно кривлюсь – растёт, это надо же так сказать — и спешу задать свой следующий вопрос:

— А почему тогда, раз он такой сильный маг, то сам не попытается убить Волдеморта?

Глаза Дамблдора немедленно высыхают. Теперь в них светится осуждение. Но мне было и вправду интересно. Для себя я объяснил всё давным-давно. Потому что он предатель. Но мне было любопытно, что ответит директор.

— Гарри… обладатели метки не могут нанести никакого магического вреда своему Лорду.

Нда.… До такого я не додумался. Хотя… может Снейп всё это специально придумал. Соврал. Кто же его проверит. Шпиона надо беречь. Вот с ним все и носятся… Но я лишь проговорил:

— Ясно.

Я встал. Говорить было больше не о чем.

— Ну, я пойду. Мне надо ещё заглянуть к мадам Помфри.

Дамблдор окликнул меня уже в самых дверях:

— Гарри, я абсолютно полностью доверяю профессору Снейпу, но я беспокоюсь о нём. Боюсь, что он слишком перенапрягается, заваливает себя лишней работой. Поэтому прошу тебя, если ты заметишь что-нибудь странное в его поведении, немедленно сообщи мне. Да, и чуть не забыл сказать, твоё первое занятие уже сегодня, в шесть в классе защиты от тёмных искусств. Не опаздывай.

— Конечно, директор, – сдержанно киваю я, пытаясь сдержать ликование, и выхожу из кабинета.

"Вот оно! Вот! Директор тоже не до конца доверяет этому ублюдку! – радуюсь я – что это было, если только не завуалированная просьба пошпионить за подозрительным профессором? Шпион для шпиона… Звучит!"

Теперь, когда у меня есть практически прямое указание к действию, ничто меня не остановит. И даже вопрос о том, как пробраться в подземелье, – улажен. Осталось дождаться первого занятия и тогда…

Впервые за долгое время, у меня было действительно приподнятое настроение. Недавнее раздражение ушло в небытие, и я, весело шагая и разве что не подпрыгивая от нетерпения, направился к кабинету зельеварения.

Следующий урок был у профессора Слизнорта.

….Чужие дневники читая,

Непроизвольно отстраняюсь…

Но, тайн чужих не нарушая,

Я чувствую, что растворяюсь

Судьба чужая… Пусть похожи,

До слёз знакомые сюжеты,

В чужой судьбе — я лишь прохожий,

Не знающий простых ответов :

Игорь Антонов

Уроки наконец-то закончились. Копилка Гриффиндора пополнилась очередной дюжиной баллов, и я, довольный своими успехами, в частности, в зельеварении, двигался в сторону библиотеки.

Рон и Гермиона, обеспокоенно заглядывавшие мне в глаза после Трансфигурации, вскоре, убедившись, что со мной всё в порядке, оставили меня в покое. А сейчас и вовсе, нацепив шапки, вышли погулять на морозный воздух. Держание за руки, красные щёчки. Я понимал их желание разнообразить свою жизнь и, как бонус, побыть вместе. Сейчас всё это не вызывало никакой неприязни или раздражения, которым я поддался утром. Наоборот, я был даже рад, что они дают мне время побыть одному и подумать. И … разобраться со своей находкой.

Сегодня, на зельях, сверяясь с рецептом по своему учебнику, я заметил исправления в пропорциях ингредиентов. По опыту зная, что эти пометки более правильные, чем то, что рекомендует автор, я попытался разобрать нечёткие цифры. Но как бы я ни щурился и ни вертел книгу, всё же не смог точно сказать, что там было написано. И тогда я припомнил заклинание, которое мне как-то показывала Гермиона. Заклинание, помогающее показать текст на бумаге более чётко или что-то в этом роде. Я тогда, как обычно, пропустил все объяснения принципа действия мимо ушей, зато запомнил самое главное — само заклинание.

— Эпфиро Видорос, – прошептал я, взмахнув палочкой над страницей. И как только слова были произнесены, по полям зазмеились буквы. Буквы сливались в слова, слова складывались в предложения. Надо ли говорить, что на уроке и в течение дня у меня так и не появилось возможности как следует вникнуть в содержание неожиданно обнаруженного текста? Друзья вечно копошились где-то рядом, а я не хотел посвящать их в тайну моих неожиданных успехов в столь ненавистных ранее зельях. И сейчас, избавившись наконец от пристального надзора, я просто изнывал от любопытства.

Добежав наконец до библиотеки, я устроился в самом дальнем её углу и с замиранием сердца открыл книгу на расколдованной странице.

“… глупо было думать, что у меня что-нибудь получится. Я устал сражаться со своими демонами.”

Начала предложения не было. Я замер, не став читать дальше. Замер от безумной догадки. Торопливо открыл первую страницу и произнёс заклинание и над ней.

Точно. Не только одна страница скрывала в себе тайны прежнего владельца. Но и каждая другая. Это был…дневник. И я сейчас собирался прочитать чьи-то чужие тайные мысли. А именно, ученика под прозвищем Принц-полукровка.

Не могу сказать, чтобы я долго сражался со своей порядочностью. Мгновение, и здоровая любознательность…ну ладно, будем честными, – любопытство, отмело все доводы совести. Чуть сгорбившись над учебником, я погрузился в чтение.

“…смешно, и грустно. Внутри колотится сердце. Интересно, ОН считает, что у меня его нету? Пусть лучше так, чем услышит, как оно рвётся наружу, когда он находится рядом. Как сжимается в попытке уберечься, когда кидает на меня презрительные взгляды. Он никогда не узнает о моей постыдной тайне. И никто никогда не узнает…”

— Так-так. А писатель-то наш явно своим полом интересуется, – хмыкнул я. По крайней мере, у нас с ним есть одна общая черта.

“… с каждым днём я чувствую, как погружаюсь во тьму. Она засасывает меня, тащит, ухватив когтистыми лапами. “Ты никому не нужен. Ты всем мешаешь”, – шепчет она. И каждый раз её голос, звенящий в окружающей меня пустоте, пробирается всё глубже. Я не знаю, сколько ещё смогу сопротивляться...”

Кусочки текста никак не были связаны между собой. Это было странно. Как будто мысли записывались от безысходности, в момент наивысшего накала внутри автора. От невозможности выплеснуть, высказать наболевшее кому-то другому. Другу, родственнику.

Как я его понимаю! Не всё можно рассказать тем, кто рядом. Страшно натолкнуться на непонимание, жалость, презрение.

“Ты смотрел на картину, чуть приоткрыв рот от восхищения. Твои глаза следили за переливающимся сильным телом морского дракона, легко скользящего по морской глади. Анонимная выставка юных художников Хогвартса. Несколько номинаций, из которых, моё творение выиграло целых две. Жаль, что судьям придётся отдать эти награды кому-то другому, ведь теперь я ни за что не признаюсь в своём авторстве. Уж слишком не хочется видеть, как изумление на твоём лице сменится на гримасу брезгливости...”

Странно. А почему сейчас не проводится подобных мероприятий. И куда, интересно, делась эта картина, если её создатель так и не объявился? Хотелось бы на неё взглянуть.

Посмотрев на часы, я отложил книгу. Удовольствие нужно растягивать, кроме того, скоро начнётся урок у Снейпа. Не думаю, что стоит опаздывать.

Я ещё раз проверил карманы. Палочка и флакон с зельем невидимости были на месте. Мантию я запрятал поглубже в сумку.

Несколько раз вдохнув и выдохнув в попытке настроить себя на нужный лад, я направился на занятия по развитию беспалочковой магии.

Что ты скрываешь от меня,

Глаза поспешно прикрывая,

Стеною слов отодвигая

Меня подальше от себя

Что прячешь ты за чёрной дверью,

Ведущей в храм твоей души?

Кто там стоит на постаменте?

Кому ты молишься в тиши?

Мэри Эго

Ровно в шесть я постучался в дверь. Та тихо отворилась, пропуская меня внутрь. Я проскользнул в кабинет, где сразу же был встречен приветственной репликой в стиле “А-ля Снейп”.

— Мистер Поттер, если вы вовремя, значит стоит ждать худшего. Невероятные вещи, случающиеся в самые обычные дни, меня всегда настораживали.

— Вам тоже доброго вечера, сэр, – улыбнулся я, решив придерживаться иной, чем обычно, тактики поведения.

Снейп скривился:

— Вот об этом я и говорю, – и добавил, – Проходите. Садитесь сюда.

Он указал на парту недалеко от себя, а сам встал перед учительским столом, облокотившись на него спиной. Как будто ему было тяжело стоять.

— Что вы знаете о беспалочковой магии, Поттер? – спросил у меня Снейп, как только я занял своё место.

— Эээ… Нуу, это когда я использую заклинания без помощи палочки?

Мой ответ под конец приобрёл интонацию вопроса. Снейп лишь чуть нахмурился, но никак не прокомментировал мою “пустоголовость”. Это было на него не похоже.

— Отчасти вы правы. Но лишь отчасти. При беспалочковом волшебстве, проводником для магии служит воля и эмоции. Сила заклинания зависит от концентрации мага на выбранной цели, а разновидность используемой энергии от настроя и намерения. К примеру, если вы хотите помочь человеку. Допустим, вылечить его рану, — вам потребуется сконцентрироваться на ней. Захотеть её вылечить. Искренне желая при этом добра вашему пациенту. А потом выпустить магию через руки или через взгляд. Мощно. Толчком. И сразу закрыться. Никакое произнесение названий заклинаний вам не поможет в данном случае. Если вам будет интересно, почему, в чём я сомневаюсь, то в книге, которую я дам вам на изучение, написано об этом достаточно подробно.

Минус этого вида колдовства в том, что большое количество энергии растрачивается впустую. Рассеивается, не достигнув цели. Эмоциональные и магические затраты слишком велики. Конечные заклинания чересчур непредсказуемы. Достаточно одной единственной мысли-сомнения, и ваша магия из созидающей превратится в разрушающую. Именно поэтому ни в Хогвартсе, ни где-либо ещё не обучают этому виду волшебства. Достаточно могущественный маг при некоторой доле сумасшествия смог бы стереть полмира одним своим желанием.

Вам, мистер Поттер, решили сделать исключение в связи со всем известными обстоятельствами. Умение в нужный момент выплеснуть из себя смертоносную силу вам может в дальнейшем очень пригодится. Именно поэтому меня попросили позаниматься с вами.

Странно. Дамблдор сказал, что предложение исходило от самого мастера зелий…Наверняка Снейп предложил эти занятия, чтобы было сподручнее следить за мной и докладывать обо всём Волдеморту!

Снейп тем временем повернулся к доске, и вдруг оживший мел подскочил и стал выводить на гладкой зелёной поверхности схематические рисунки и формулы. Снейп чуть повёл палочкой, и передо мной появлялась следующая зарисовка. Что-то про энергетические точки. Про устройство палочки. Я же больше смотрел не на доску, а на профессора, оправдывая себя просьбой директора следить за этим человеком, подмечая все его странности.

Интересно, высокий, до самого подбородка, ворот сюртука можно считать странностью? Вон как в кожу врезается и натирает, наверняка. Но ему хоть бы хны. Не замечает. Или терпит. Видимо то, что он скрывает, того стоит… Что можно прятать на шее? Шрамы? Ещё какие-нибудь метки? … Засосы?

Кровь прилила к щекам. Какие к чёрту засосы?! … Хотя… Наверняка, там, на своих собраниях, они не только речи умные ведут, да зелья пьют.

В голову пришло слово “Оргия”. А потом пришла картинка, в которой это слово было совмещено со вторым коротким словом. Словом “Снейп”.

Мне стало плохо.

— Мистер Поттер, что с вами?

Я поднял глаза и тут же наткнулся на глубокий взгляд мастера зелий, нависшего надо мной. И когда только подойти успел?

— Шрам болит?

И прежде чем я сумел ответить, длинные пальцы плавным жестом откинули чёлку с моего лба и легко тронули зигзаг, пробежались по нему чуть прохладными касаниями, так, как будто делали это сотни раз до этого.

От неожиданности я отшатнулся, схватившись за лоб.

Снейп тут же отпрянул, по-видимому, тоже обескураженный собственным порывом.

— Нет, не шрам, – сухо сказал он, глядя на меня, – Тогда что?

В его голосе сквозило наигранное безразличие. Лицо вновь стало непроницаемой маской с глазами-дырами. Беспокойство, проскользнувшее в них, как мне показалось, всего мгновение назад, сменила пустота. Двери закрылись, щёлкнули замки. Передо мной вновь стояла лишь ширма. Кто прячется за ней? Предатель или друг? Узнаю ли я когда-нибудь?

А потом меня вдруг как обухом ударило.

— Откуда вы узнали? – хрипло спросил я, пытаясь справиться с волнением.

— Узнал что? – настороженно спросил уже успевший отступить к столу Снейп.

— Откуда вы узнали, что у меня не болит шрам? – добавил я, чтобы профессор уже никак не мог отвертеться, – Сэр.

В какой-то момент мне почудилось, что Снейп растерялся. Да, точно, так оно и было. Его зрачки вдруг чуть расширились, а руки спрятались за спину, сцепившись в замок. Хотя… не знаю точно. Он же часто так ходит по классу с руками за спиной. Когда дело касается Снейпа — ни в чём нельзя быть уверенным до конца.

— На что вы намекаете, Поттер? – зашипел профессор. Ну совсем как змея.

— Ни на что, – я попытался сделать голос спокойнее, безразличнее. В конце концов, у меня есть, у кого учиться. – Мне просто стало интересно. Когда я лежу у мадам Помфи, она всегда меня спрашивает. А сама определить не может… И директор – тоже. Вот мне и стало интересно, как определили вы.

— А вы никогда не думали, что они спрашивают из вежливости к вам? – чуть промолчав, ответил Снейп, – Никто не хочет уличать золотого мальчика во лжи, когда тот под привычным предлогом прогуливает занятия. Ведь тогда он, несчастный, заваленный отработками, не сможет делать даже те уроки, которые он всё-таки соизволяет благословить своим присутствием.

Внутри заклокотало. Я упёр взгляд в парту, чтобы не видеть мерзкой усмешки победителя, игравшей на лице профессора. Парировать было нечем. Я действительно иногда пользовался этим предлогом, чтобы пропускать некоторые занятия.

Немного подождав, видимо, возникшей паузой показывая мне своё превосходство, Снейп наконец вернулся к записям на доске.

Я честно пытался слушать, надеясь, что это хоть как-то отвлечёт меня от раздражения на чёртового зельевара. И действительно, вскоре сдавливающее мне глотку чувство ушло, и я наконец смог сосредоточиться на материале. Не то чтобы я считал, что мне это действительно нужно, но за последние годы слишком привык к страху, что мне чего-то не хватит в решающий момент. Знаний, умений, опыта, решимости… А в итоге оплачивать мои ошибки будут те, кто мне дорог.

Наконец Снейп замолчал и, предупреждая мой вопрос, бросил передо мной две книги в старых, потрёпанных временем, переплётах:

— Нет, практики сегодня не будет, как не будет её и завтра и послезавтра и до тех пор, пока вы не прочитаете и не осознаете теоретический материал. Полностью книги штудировать не надо. Только то, что относится к теме. И хотя я не надеюсь даже, что вы, мистер Поттер, слушали то, что я вам сегодня пытался впихнуть в вашу не слишком туго забитую голову, всё же надеюсь, что вы не забудете выполнять упражнения очищения сознания и удержания образа перед сном.

Я кивнул, проигнорировав оскорбление, собираясь с силами. Подходило время узнать правду, навестив покои Снейпа.

— Следующее занятие послезавтра, в это же время.

Снова кивнул. Памятуя о Легилименсии, опустил глаза в пол, быстро собрал сумку и, не проронив не слова, покинул класс, чувствуя буравящий мою спину взгляд. Пусть думает обо мне, что хочет. Невоспитанный? Неблагодарный? Ему не придумать ничего умнее, зато я не выдал своим голосом и мыслями своих ближайших планов...

И вновь я в тупике, и вновь мечусь.

Сбивая руки в кровь, о стены бьюсь.

И ненавижу, проклиная, и молюсь.

Хочу к тебе прижаться, но держусь…

Пока держусь…

Мэри Эго

Спрятав в одной из ниш сумку с книгами, легкомысленно решив, что до утра никуда они оттуда не денутся, я закутался в мантию и, зажав в руке бутылочку с зельем невидимости (у Снейпа всегда был хороший слух, не стоит попадаться на пустяках), принялся ждать.

Вскоре появился и сам профессор. Глотнув зелье, я двинулся за ним.

Больше всего я боялся, что охранные заклинания на дверях, ведущих в комнаты Снейпа, опознают меня, как чужого. Но ничего подобного не случилось, и я с лёгкостью проскользнул вслед за зельеваром в святая святых и источник многих хогвартских страшилок — покои Снейпа.

Я буду первым, кто узнает ЕГО ГРЯЗНЫЕ ТАЙНЫ. Эта мысль будоражила кровь. Я был полон предвкушения, приключения и триумфа и уже видел, как предоставляю доказательства предательства Снейпа директору, и как он сокрушается, что не верил мне раньше. Итак, настало время претворить свои мечты в жизнь!

Я был разочарован и удивлён одновременно. Никаких скелетов, черепов, склянок с заспиртованными младенцами, готовской атрибутики и прочей ерунды здесь не оказалось. Как, впрочем, не обнаружилось и зелёных слизеринских обоев со змеями.

Стены были выкрашены в чуть отдающий золотом коричневый оттенок, пол устлан тёмно-бордовым ковром. В небольшой гостиной – диван цвета шоколада, множество шкафов, аккуратно заставленных книгами. Несколько магических картин, явно дорогих, судя по качеству картинки и живости движения. Если бы не мифологические сюжеты, я бы мог даже решить, что это колдографии. Сервант с прозрачными стенками, за которыми виднеются всевозможные колбы, пробирки и ещё какие-то бутылки, содержимое которых я бы определить не рискнул. Отключённый камин. Стол, заваленный пузырьками и грязными, запачканными разлитым зельем, бумагами. Этот небольшой бардак не вписывался в общую эстетическую обстановку и одновременно с этим придавал комнате обжитый уютный вид.

В гостиной были ещё две двери. "Спальня и мастерская зельевара", – сообразил я вскоре, наблюдая за профессором, устало курсирующим по своим апартаментам. Он заглядывал в шкафы, брал какие-то склянки, пузырьки. Переставлял их, некоторые уносил в спальню, выставляя в ряд на прикроватной тумбочке. И при этом Снейп всё время смотрел на часы. Стрелка как раз подбиралась к двенадцати.

Наконец он прекратил свои хождения, чем немало меня успокоил. Зашёл в спальню, сел на простыни, к слову, оказавшиеся обычными – бежевыми, стянул с себя мантию и сюртук, оголяя шею. Закатал рукава чёрной, чуть затёршейся на локтях, рубашки.

Я же, убедившись, что меня никто не замечает, не в силах сдержать любопытство, уже успел перебраться из гостиной в спальню и теперь не мог отвести глаз от открывшейся мне картины.

Шея и руки зельевара были исполосованы свежими ранами. Неглубокими, но очень частыми и длинными. Создавалось такое впечатление, что кто-то задался целью разодрать всю его кожу ногтями, не оставив на ней ни одного живого места.

"Но он же — зельевар, чёрт побери! Какого Мерлина, не залечит!" — негодовал я. Впрочем, если бы вы попросили меня объяснить причину моего гнева, я не сумел бы этого сделать. Просто в то мгновение, когда я увидел красные воспалённые борозды, уходящие за воротник, мне нестерпимо захотелось уничтожить того, кто нанёс Северусу эти раны ... Северусу? … Вот чёрт! Чёрт! Снова! Гарри! Не забывай, зачем ты сюда пришёл!

Пока я увещевал сам себя, Снейп методично уничтожал принесённые зелья. Одно, второе … пятое. Всё это напомнило мне истории про магловских самоубийц, глотающих лекарства пачками. Подобных статей было полно в новостных газетах, время от времени забытых на кухонном столе. Я поспешно откинул эти мысли, чуть сдвинулся в сторону, пытаясь рассмотреть лицо профессора, скрытое за спадающими на лицо волосами.

Скрипнула половица. Вдруг действие зелья уже кончилось? Я замер. Сердце подскочило, забилось в груди, как пойманная птица. Но шла секунда, другая, а меня никто не спешил обнаруживать.

Снейп всё так же сидел на краю кровати, уперев локти в колени и свесив голову. Какое-то время он не шевелился, а потом резко поднял лицо, откинув жирные патлы назад.

Я уже не был уверен, что передо мною действительно Снейп.

Его глаза – как пустые ямы, без жизни, без блеска, смотрели пред собой мёртво, бессмысленно. Руки ходили ходуном, когда он пытался откинуть ими чёрные пряди с мокрого от пота лба. Лицо напоминало застывшую восковую маску. Все движения – как у сломанной куклы – резкие, неточные, неправильные.

Лёг, упёр безжизненный взгляд в потолок. Замер. Глаза открыты. Дышит тяжело-тяжело. Как будто через силу. А, может, через боль.

Вдруг вздулись мышцы на руках. Сжались зубы. В кулаки спрятались тонкие пальцы. Мгновение – расслабился и в ту же секунду снова напрягся. Спина выгнулась, ногти заскребли по простыням, из носа потекли струйки крови: по щекам — к мочкам ушей и на бежевые простыни. И всё это в полной тишине.

Мне страшно. Не знаю, что делать. Это определённо не то, что я хотел увидеть. Я рвусь на части. Помочь, спасти. Но как? Воспользоваться ситуацией? Обшарить шкафы, столы? Не знаю. Чёртово гриффиндорское благородство!

Как завороженный, подхожу ближе к кровати. К мечущемуся на простынях телу. В какой-то момент начинаю различать звуки. Чем ближе, тем отчетливее слышны сдавленные стоны, тяжёлое дыхание. Наверное, Снейп применил какой-то вид заглушающего заклинания.

Больше всего меня пугают распахнутые, налившиеся кровью глаза с расширенными зрачками.

И вдруг, в какой-то момент, всё заканчивается. Зубы зельевара разжимаются, расслабляются мышцы. Я уже так близко. Ничего не могу с собой поделать. Тяну руку. Всё как во сне. Конечно! Это сон! Ведь в реальности я никогда бы не прикоснулся к Снейпу, тем более, в его личных комнатах. Тем более, не провёл бы чуть подрагивающей ладонью от кисти к плечу по вздувшимся буграм мышц. И уж точно никогда бы не услышал в ответ на своё касание облегчённый вздох и чуть слышное: “Гарри”, – на выдохе и еле заметную улыбку на десерт.

А вот это было уже чересчур. Я отпрыгнул. Склянки с прикроватной тумбочки полетели на пол, разбились. А я уже стремглав вылетел в гостиной, чуть не поперхнувшись, влил в себя половину оставшегося зелья, застыл невидимой статуей, ожидая неизбежного разоблачения. Но нет. Опять ничего. Тишина.

Адреналин не желает покидать кровь. Меня колотит изнутри. Что это было только что? Со мной? Со Снейпом? Я не понимаю. Не хочу понимать.

Твёрдым шагом прохожу мимо спальни. "Теперь, когда действует зелье – бояться нечего", — уверяю я себя. Захожу в мастерскую. Котлы, банки, книги. Ничего лишнего. Методично роюсь в шкафах, ящиках, сундуках, по крайней мере, в тех, которые могу открыть. Зелье помогает обойти некоторые виды защиты. Некоторые, но не все. Один из замков так и не удаётся взломать. Пробую все пришедшие на ум заклинания отпирания. Ничего не срабатывает.

Обидно за себя. "Неужели я мог подумать, что умнее Снейпа?" – горько думаю я. Что я надеялся здесь найти? Наверняка все улики спрятаны именно там, куда я не могу добраться никакими способами.

Всё это время параллельно думаю об увиденной чуть ранее сцене. Мозг тщетно ищет решение. Позвать мадам Помфри? Дамблдора? Обнаружить себя? Потерять возможность шпионить? Как объяснить своё нахождение здесь посреди ночи? Камин не будет подчиняться, да и выпустят ли двери – надо ещё проверить. А завтра? Молчать? Сказать? Спросить самого зельевара?

Пробираюсь мимо спальни, к выходу. Из комнаты не издаётся ни звука.

— Значит, с ним всё в порядке, – успокаиваю я себя.

А потом, уже у самой двери, вспоминаю про заглушающее заклятие, и, кляня себя за волнение, спешу в спальню Снейпа. Зачем? Я уже не ищу ответ, просто некогда. Я слишком беспокоюсь. Беспокоюсь? Почему-то я даже не удивлён… надо наконец признать, я сошёл с ума…

В дверях комнаты застываю. Снова. В десятый раз за эту чёртову ночь. На этот раз от ужаса.

Снейп корчится на окровавленных простынях, впивается ногтями себе в шею, в грудь. Как будто хочет вырвать себе сердце, разорвать горло. Остановить боль. Рубашка в клочья. Слюни, смешанные с кровью, вытекают из раскрытого в судороге рта. Я уверен, он кричит сейчас. И да, я слышу. Хрип. Булькающий кашель, надрывный, задыхающийся. Я слышу, потому что я уже рядом. Схватил его за руку. За плечи. Пытаюсь развернуть голову на бок, не дать ему захлебнуться кровью. Не дать умереть так глупо.

— Я не позволю, – шепчу сквозь зубы. И Снейп успокаивается, как и тогда, в прошлый раз. Всхлипывает, трясётся. Но не так, как до этого. И вот, всё сходит на убыль. Мышцы расслабляются. Обломанные ногти прекращают попытки разорвать грудину.

Не знаю, сколько пробыл с ним, не в силах бросить зельевара одного. Час, два? Но только вдруг ладонь в моих руках пошевелилась. Я вздрогнул, очнулся. Обнаружил себя сидящим на коленях возле кровати. Щёки странно щипало. "Не может быть, чтобы я плакал", – ужаснулся я. И только после этого вспомнил, что заставило меня прийти в себя.

Глотнул зелья, поправил мантию, встал, пытаясь не паниковать. Вряд ли Снейп меня заметит после таких судорог. Это болезнь какая-то? Или что?

Профессор тем временем, явно приходил в себя. Глаза с каймой тёмных, слипшихся от влаги, ресниц, ожили. Веки закрылись и открылись несколько раз. Руки подтянулись к лицу и неловким движением стёрли со щёк и губ часть крови.

Тяжело садится, преодолевая силу притяжения, опускает ноги с кровати, замирает. Затем делает попытку встать. Несмотря на мои сомнения, это ему удаётся. Держась за стены, продвигается в смежную со спальней комнату, не замеченную мною ранее. Ванную.

Спешу за ним. Страх за Снейпа заставляет забыть об осторожности.

Глупо, да? Прийти к человеку за доказательствами его предательства, а потом беспокоиться, как бы он не расшиб себе голову, поскользнувшись на залитом водой кафеле.

Профессор стоит над раковиной, смывая с себя запёкшуюся кровь. Пальцы дрожат так сильно, что я понимаю, почему он не воспользовался палочкой.

Смотрю на ссутуленную, избитую фигуру смертельно измученного несчастного человека. Внутри поднимается волна жалости и никакие напоминания разума о сальноволосом ублюдке и, вероятно, предателе, не способны справиться с возникающими порывами помочь. Стою на месте только за счёт силы воли. Ну и… не хочу пугать его. Ээээ… Я больше не пытаюсь анализировать свои чувства. Пока… Сейчас это бесполезно. Бессмысленно. С этим невозможно бороться. В голову опять лезут мысли о проклятии. Можно ли заставить человека переживать за кого-либо помимо его воли? Чёрт! Мне действительно стоит чаще бывать на уроках.

Качаясь, Снейп, наконец, выходит из ванной, так и не решившись принять душ. Я тоже не уверен, что ему стоило это делать. Не в таком состоянии.

Не обращая внимания на мои яростные мысленные приказы немедленно идти в постель, направляется в гостиную. Я вздрагиваю всякий раз, когда он спотыкается, но профессор всё же умудряется устоять на ногах.

Открывает сервант, откупоривает бутылку. Узнаю по запаху – огневиски. Запрокидывает голову и жадно глотает горячую жидкость. Вместе с полупустой бутылкой плюхается на диван и снова прикладывается к горлышку. Его руки всё ещё ходят ходуном, поэтому часть напитка льётся мимо рта, стекает по подбородку, по израненной шее. В чёрных, лихорадочно блестящих глазах плещется безумие.

Зачем я смотрю на всё это? У каждого человека своя драма. Что бы он сделал, узнав, что я наблюдаю за ним в этот миг. Что сделал бы я на его месте? Возненавидел – это точно. "Невелика потеря, – усмехаюсь я – чуть больше ненависти, чуть меньше – какая разница…" Верю ли в эти слова? Очень хочу, чтобы так и было.

От моих мыслей меня отвлекает звон. Снейп смотрит на выпавшую из рук бутылку, как на предательницу. Алкоголь вытекает из расколотого горлышка, впитывается в бордовый ковёр. Взгляд его перемещается к столу, останавливается на одном из пузырьков. Чёрном, удлинённом. От чего-то мне кажется, что именно в такие бутылочки запечатывают смерть. Тонкая подрагивающая рука тянется к столу. И вот, флакон уже у Снейпа. Он смотрит на него, как будто решаясь на что-то. Меня же снова трясёт. Он же не трус! Он не может так поступить с… директором, который верит ему и с … учениками… О, чёрт!

Теперь уже я совсем не уверен в предательстве зельевара. Даже больше – я просто знаю, никакого предательства не было. Красные глаза – последствия приступов, подобных сегодняшнему. Воротник скрывает следы ногтей. А то видение… здесь тоже наверняка есть объяснение…Знал. Выпил противоядие. Это же очевидно, что так и было!

На лбу выступила испарина.

Не пей! Положи! Не смей!

Снейп смотрит на чёрное стекло с нежностью. Уголки искусанных губ ползут вверх. Затуманенный алкоголем взгляд скользит по гладкой поверхности пузырька. И вдруг, словно наконец услышав мои крики, рука с ядом свешивается с дивана, пальцы разжимаются, и пузырёк мягко скатывается прямо к разбитой бутылке огневиски.

Лицо зельевара замыкается, ладони обхватывают затылок. Он словно пытается сжаться, исчезнуть. Спина сгорблена. Плечи, лицо, руки, грудь – прячутся от реальности в импровизированном коконе. Вся его поза, кажется, кричит этому миру: "Я самый несчастный человек, оставьте меня в покое".

И я решаю внять его безмолвной просьбе. Заглотив остатки зелья, подхожу к мокрому пятну на полу. Аккуратно поднимаю чёрную бутылочку, прячу в рукав и отхожу в сторону двери, оставляя мастера зелий наедине с собой.

Дверь, не смотря на мои опасения, легко выпускает меня, и я, предварительно забрав сумку, возвращаюсь в гриффиндорскую спальню.

На душе скребут кошки…

Я снова сам собою проклят,

Своими мыслями-мечтами.

Мне не разбить своё заклятье,

Ведь я дышу своими снами.

Мэри Эго

…Ты мягко отталкиваешь меня, что-то шепчешь в самое ухо. Так привычно посмеиваешься над моим нежеланием отпустить тебя.

“Я никуда не денусь, только дай мне смыть бальзам с волос, а то сам же будешь жаловаться”, – ворчишь ты, но в твоих интонациях нет уверенности. Ты и сам не знаешь, сможешь ли уйти, если я окажусь более настойчивым. А мне сейчас уже всё равно, смоешь ты свой дурацкий защитный гель с головы или нет. Я, конечно, люблю пропускать сквозь пальцы чёрные, как смоль, волосы, но больше мне всё же хочется добраться до твоей кожи. Бледной из-за вечного сидения в подземельях и всегда пахнущей травами. Полынь, корица, лимон, мускус… Мне всё в тебе нравится. Даже язвительность. Без неё это был бы уже не ты…

Я просыпаюсь. Не вскакиваю, резко вырывая душу из лап сна — нет. Мягко, лениво просыпаюсь. Лежу с блаженной улыбкой на лице ровно до тех пор, пока до меня, наконец, не доходит, что именно мне приснилось. А точнее, кто именно!

Негодование быстро сменяется усталостью. Я больше не могу бороться со своим телом, со своими снами. Порою мне даже кажется, что проще было бы принять свои чувства. Дать им название, но разум не хочет мириться. Слишком сильна обида и злость за оскорбления, насмешки, колющие слова и унижения, пережитые на уроках, индивидуальных занятиях и случайных встречах. Порою кажется, что Снейп делает это специально, чтобы я ненавидел его как можно больше. Ему это удаётся… Но мои фантазии от этого не теряют своей жизнеспособности. Ночь от ночи взбудораженное воображение подкидывает новые истории нашей с ним совместной жизни. Нет! Вы только вдумайтесь! ... Я уже даже не пытаюсь себе лгать. Однако, Снейп из моих снов и Снейп из реальности – два абсолютно разных человека. Хотя, порою мне кажется, что у них всё же есть схожие черты…

С той памятной ночи, когда я, движимый азартом, проник в комнаты профессора, прошла неделя. Я решил ничего никому не говорить. Зельевар сам в состоянии решить свою проблему. Он же взрослый человек. Наверняка такие приступы случаются не так уж часто, просто мне не повезло присутствовать при одном из них. Я даже просмотрел несколько книг на эту тему и пришёл к выводу, что это один из видов эпилепсии, и только чёрный флакон, хранящийся у меня в прикроватном столике под маскирующими чарами, давал почву сомнениям… Вполне возможно, что всё гораздо серьёзнее…

Уроки по беспалочковой магии проходили на редкость уныло. Возможно, в этом была и моя вина, ведь большую часть времени на занятии, вместо того, чтобы вникать в материал, я с тревогой всматривался в бледное лицо профессора, подмечая теперь уже ставшую болезненной худобу, лишние морщинки, углубившуюся складку между бровей.

Странно, но когда я не видел Снейпа, мне было легче отрешиться от своих чувств. Забыть про них, отдаться ненависти. Но рядом с ним… рядом с ним всё возвращалось. Беспокойство, сомнения, влечение, в конце концов. Эти уроки были для меня пыткой.

На прошлом занятии мы, наконец, приступили к практике. И у меня даже получилось поджечь плакат, объясняющий основные принципы работы защитных заклинаний, и опалить пол стены в придачу. И это можно было бы считать успехом, если бы поставленной задачей не было расплавить стоящую на столе свечку.

Снейп язвил нещадно, шипел, как сердитый кот. Но я почему-то всё равно понял, что он доволен.

Мельком глянув за окно, и убедившись, что утро ещё только занимается, я перевернулся на бок и вновь закрыл глаза.

… Мне всё в тебе нравится. Даже язвительность. Без неё это был бы уже не ты.

И вдруг… все мгновенно меняется. Ты резко встаёшь, хватаешься за руку, пытаешься сдержать стон за стиснутыми до боли зубами. Твоё лицо каменеет, с него сходят все эмоции. Бросаешь на меня пустой взгляд, лишь отдалённо напоминающий тебя самого. В такие моменты ты снова становишься таким, каким был до того, как я разбудил в тебе жизнь. Не хотел бы я повторить это вновь… Ты отталкивал меня раз за разом. Язвил, угрожал, оскорблял, а потом снова, снова и снова приходил на помощь, оказывался рядом тогда, когда мне это было действительно необходимо. А потом вновь отталкивал.

— Ненавижу… — процедил я, с ненавистью глядя, как ты трансфигурируешь чёртову маску, накидываешь плащ. – Я его ненавижу, – повторяю я. И Дамблдора тоже, за то, что он заставляет тебя этим заниматься, подвергать свою жизнь опасности. Я ведь никогда не знаю…

— Прекрати, – бесцветным голосом прерываешь ты меня, – Я не намерен обсуждать это по новой, тем более сейчас. Возвращайся в башню.

Я встаю на ноги и выхожу в коридор. Буравлю взглядом твою удаляющуюся фигуру и шепчу, надеясь, что ты услышишь и не услышишь одновременно: “Не уходи, не уходи, вернись”. Ты, конечно же, ничего не слышишь или просто делаешь вид, предпочитая не замечать мольбы в моём голосе… А, может, я и впрямь говорю слишком тихо…

Открываю глаза. Сажусь на кровати … Обречённо вздыхаю, затем, чуть помедлив, достаю флакон из прикроватной тумбочки. Оглядываю сеточку трещин, провожу пальцами по чуть влажной поверхности. Мысль о том, что меня чем-то опоили, заколдовали, чтобы вызвать всё ЭТО, уже не кажется такой уж невозможной.

Эти сны, пугающие в своей реалистичности, начались именно тогда, когда я подобрал эту чёртову бутылку. Раньше было проще. Неясные образы. Фантазии… И уж точно не каждую ночь!

Идея выкинуть пузырёк даже не пришла мне в голову. Гриффиндорцы не идут лёгкими путями. В конце концов, если сталкиваешься с чем-то странным, всегда можно обратиться к тому, кто по определению умнее тебя...

Придет и тот день, в котором ты поймешь,

Что больше не должен убегать от самого себя.

Но увы — я не знаю, когда он наступит...

В библиотеке было как всегда малолюдно и несколько пыльно. Огромные шкафы, заставленные толстыми фолиантами, навевали скорее благоговейный ужас, чем желание окунуться в знания. Однако, были и те, кто чувствовал себя средь всех этих книг, как дома.

Девушка в задумчивости вертела в руках гладкую бутылочку из чёрного стекла. Я сидел напротив и, скрестив пальцы, надеялся, что это её состояние под названием “Что-то здесь не так” вызвано не тем, что она не поверила в мою версию того, как флакон оказался у меня.

Отработка у Снейпа. Он отошёл. Нашёл флакон у него в столе. Случайно уронил – отсюда трещины. Подозреваю, что этим зельем зельевар хотел меня опоить, чтобы я стал ему предан, и он мог легко отвести меня к своему хозяину.

— А что именно ты видишь во сне? – подала девушка голос.

Я замялся:

— Нуу… жизнь… будущее, как я ему предан. Выполняю его приказы, во всём пытаюсь ему помогать… и мне это нравится.

От стараний не проговориться и ничем не выдать себя я даже вспотел. Но ведь, если честно, я не так много и изменил!

Герми подозрительно сощурилась. Она явно подозревала, что я что-то недоговариваю.

— Гаааррии, – протянула она, – я не смогу тебе помочь, если не буду знать все подробности, ты же это понимаешь?

Поплотнее закрыв рот, я энергично закивал.

Посверлив меня взглядом ещё немного и поняв, что больше от меня ничего не добьется, девушка тяжело вздохнула и вновь вернулась к изучению подозрительного пузырька.

Гладкий. Чёрный. Тогда я подумал, что Снейп собирается отравиться… сейчас же в моей голове, не без помощи Гермионы, сложилась несколько другая картина происходящего.

Снейп – предатель. Должен дождаться удобного момента и привести меня к Волдеморту. Для этого надо, чтобы я доверял ему. Может, даже… любил, закрывая глаза на все несоответствия. Например, не смотря на все факты, верил, что он на нашей стороне.

Снейп, наверное, давно приступил к выполнению своего плана, распыляя (Герми объяснила, что некоторые составы не обязательно принимать внутрь, чтобы они подействовали) это странное зелье по немного прямо у меня перед носом. Не зря же случались все эти странные приступы беспокойства и … желания. А эта болезнь…. Наверняка Волдеморт обещал его вылечить после выполнения задания, вот он и смотрел с такой блаженной улыбкой на свой драгоценный флакон. А уронил его из-за слабости. А я – дурак, притащил его к себе, и каждый день последнюю неделю был под влиянием чёртового зелья. Вот, даже оправдал ублюдка в своих глазах. Невиновен. Сварил противоядие – как же!

… Стоп! Так это же получается, что я нашёл искомое доказательство! Осталось отдать его Дамблдору и всё! Я избавлюсь от наваждения. Орден Феникса раскроет предателя. А студенты Хогвартса наконец вздохнут полной грудью.

Жаль только, что директор уехал… как не вовремя!

Гермиона наложила на флакон какое-то заклятие.

— Оно загерметизирует ёмкость, не позволяя содержимому попадать в воздух, – пояснила она. Ты давно должен был сделать это … Можно я пока оставлю зелье у себя?

— Да, только не потеряй, всё-таки это доказательство…

Оскорблённо посмотрев на меня, девушка отвернулась, поджав губы.

— Когда это я что-либо теряла, – обиженно проговорила она, – Если ты мне не доверяешь…

Мне стало стыдно. Ну почему девушки всё вечно понимают шиворот-на-выворот!

— Гермиона, я тебе доверяю, я просто волнуюсь, – твёрдо сказал я.

— Да ладно, я знаю, что ты не специально. Не обращай на меня внимания… Я просто думаю сейчас всё время о другом...

— О чём?

— Давай сейчас не будем обо мне, – отмахнулась подруга, – Ты лучше скажи, что будешь делать, если снова почувствуешь влияние зелья?

— Ээээ… Скажу тебе.

— Нет! Так не годиться! – рассердилась девушка, – Если ты себя так странно чувствуешь лишь от нескольких просочившихся наружу капелек, что будет, если Снейп увеличит дозу.

— А что же тогда делать?

— У меня есть одна идейка… Существует такое зелье – оно должно помочь, зелье Отрешения.

— Чего-чего? Мне не нравится название, – запротестовал я.

— Тсс! Послушай сначала! Это зелье, помогающее отрешиться от своих эмоций к какому-либо человеку. Оно имеет достаточно большое время действия. Первая принятая порция может действовать неделю. Вторая – дней пять-шесть. Максимум, сколько ты сможешь его принимать – это пять раз. Потом выработается иммунитет. Но я думаю, тебе и этого времени хватит. Всего-то и надо, что дождаться директора, и не упасть до этого времени зельевару в ноги в приступе бесконечной любви. Тем более скоро каникулы. Дамблдор скорее всего оставит тебя в школе. Эти навязанные эмоции могут стать просто опасными!

Какая всё-таки Гермиона молодец! Как мне повезло иметь такую подругу! Но всё же…

— А где мы возьмём это чудо-зелье?

— Ты забыл, что в этом году у нас другой учитель зельеварения? Я хожу к нему на дополнительные занятия, и профессор Слизнорт очень меня ценит! Он даже хочет взять меня в ассистентки для разработки нового перцового зелья! – девушка явно гордилась своими достижениями, – Так что, предоставь всё мне! Скоро тебя не будет волновать никакой Снейп!

— Я надеюсь, надеюсь…

Чернеет дыра на белой коже,

Глаза на угли больше похожи.

Одену рубашку, веки прикрою,

Никто не поймёт, что со мною такое.

На приветствие – губы растяну в улыбке.

Мышцы заноют от непривычной нагрузки.

Зубы обнажу в бездумной попытке

Оскалом выпустить чувства на волю.

Мэри Эго

Записи на полях учебника Принца-полукровки:

“… Твой смех принадлежит другой, твоя дружба – непозволительная роскошь… Я достоин лишь презрения… Обидно, до боли. Я ведь ни на что не претендую. Ненормальный.… Урод, и внутри и снаружи. Мы никогда не смогли бы стать даже приятелями. Я защищаюсь, колю в ответ злыми словами. Ненавижу почти так же сильно, как и люблю. Почти так же сильно… почти…”

“… Я жалок. Я должен измениться. Стать сильнее, уничтожить ненужные чувства. … Больше не выдержу насмешек… и унижений. О! Как же ты повеселился сегодня за мой счёт. Я чуть не умер от стыда. И ещё хуже было то, что мне помогла девчонка. Если бы не боязнь сделать тебе больно, я бы справился и сам... Сварю зелье, забуду, убью свою душу. Мне никто не нужен. ”

“... Пытаюсь не смотреть в твою сторону, но проходит минута, и я понимаю, что вновь выискиваю тебя в толпе. Ничего не могу с этим поделать... Слава Мерлину, ты не заметил, как вчера на уроке я подсыпал нужный ингредиент тебе в котёл, ещё бы минута — и пол-класса взлетела бы на воздух. Я успел. Ты не заметил. Это всё, что мне нужно... Точнее, всё, на что я могу рассчитывать...”

“... Сегодня я чуть не умер. Ты так ненавидишь меня, что решил не ждать, пока я сам наложу на себя руки. Очень мило с твоей стороны... Но итог другой — я жив. Дышу. Передвигаюсь. Слышу. А внутри — кладбище. На нём я закопал своё сердце, придавил гранитной плитой, замуровал в каменном гробу. Если пройти чуть дальше, то можно найти сгнившие остатки моей надежды. Здесь же, в мусорной куче, лежит моя любовь. Боли больше нет. Нет чувств... Я пуст... Ты счастлив?”

“… Они смеются, тыкают пальцем. Я делаю вид, что мне всё равно. Прохожу мимо, прекрасно осознавая, как выгляжу со стороны. Прямой, как жердь. Холодный, как лёд. Безжизненный, нелюдимый … и жалкий. Я не могу дать им повод для насмешек. Я стану сильнее, умнее их. Чтобы их взгляды обломились об мои зубы.”

Ты верил другу, лгал врагам,

И в правде ты искал прозренья.

Не доверял чужим словам,

И бился за своё спасенье.

Ты отвергал ночные сны,

В них видя чью-то шутку злую.

Но в этом нет твоей вины,

Ведь ты не знал судьбу иную.

Мэри Эго

В начале этого года Дамблдор объявил, что за неделю до каникул будет устроен праздничный танцевальный вечер. Конечно, не такой грандиозный, как два года назад, но от этого не менее многообещающий.

Рождественский бал – так окрестили это празднество студенты. Сотни свечей, переливающиеся платья, чёрные костюмы, нарядные мантии, кружащиеся под нежную музыку пары.

Лица счастливых Рона и Гермиона – как бальзам на сердце. Глядя на них, сам начинаешь непроизвольно улыбаться, изнутри поднимается тепло.

Под руку с Джинни, вслед за друзьями, вхожу под своды большого зала. Обилие красок поражает. Даже строгая Макгонагалл сегодня одета в красную праздничную мантию.

Джинни переливчато смеётся, прижимаясь ко мне всем телом, тянет меня в самый центр зала. И вот, мы уже кружим в танце. Девушка опускает мне на плечо свой остренький подбородочек, волоски, выбившиеся из сложно уложенной витиеватой причёски, щекочут нос.

Мне хорошо, Джинни приятно пахнет – цветами и карамелью. Она кажется совсем невесомой в своём бежевом с золотой росписью платье. Никакие лишние чувства не мешают моему сознанию сосредоточиться на танце и девушке в моих руках, но, не смотря на это, я продолжаю искать глазами тёмную фигуру.

Зачем? Я просто хочу убедиться, что зелье, которое мне вчера передала Гермиона, работает. И что мне не защемит сердце, когда я встречусь с чёрными глазами.

Не защемило. Внутри пусто. С интересом первооткрывателя смотрю на неестественно прямую чёрную спину. Зелье убрало не только ненужную любовь, но и неприязнь. И я заново, без прежних предрассудков, рассматриваю своего преподавателя.

Бледный. Худой – щёки впали. Под глазами круги. Нос – да, большой, но вовсе не такой уж и крючковатый. Он скорее… ммм… благородный, аристократический. Движения все – плавные, но точные. Пальцы тонкие, ловкие. Волосы сейчас отчего-то не кажутся сальными. Просто очень гладкие, блестящие. Но если проявить некоторую фантазию, то можно решить, что они засалены. Вон, как распадаются на пряди.

Поднял взгляд, позволяя рассмотреть глаза. Чёрные, бездонные, усталые. Глянул на меня. Что это? Весь сжался, как от боли. Никто не видит этого, он и не пытается скрыть. Его имидж безразличного ублюдка защищает его получше любых стен. Отвернулся, кинул взгляд на часы…

— Гарри, где ты витаешь? – тихо спрашивает Джинни.

— Я просто задумался, извини. Как тебе бал?

— Мне нравится, – отвечает девушка, но в голосе всё ещё слышна сдерживаемая обида. Она заметила, как я высматривал кого-то в толпе. Ревнует.

— Пойдём, возьмём сливочного пива – пытаюсь я отлечь её от ненужных мыслей. В этот момент справа раздаётся излишне громкий голос Лаванды.

— О, Гарри, как приятно видеть тебя! Джинни! Прекрасно выглядишь! Чем ты укрепляла волосы, расскажи секрет.

— Лаванда, спасибо. Ты тоже сегодня прекрасна, очень красивые серёжки, я тоже пыталась найти такие, весь Хогсмид обошла, но нигде подобного не видела. Камни везде такие блёклые, а это совсем не то, что хочется одеть на такой праздник.

— Как я тебя понимаю! Я бы тебе рассказала сколько магазинов мне пришлось...

Поняв что девушки, кажется, зацепились языками и не расцепятся ещё долго, и, не желая выслушивать всю эту девчачью билеберду, я вызвался принести сливочное пиво ещё и Лаванде, оставив девушек, направился к столу с напитками.

Неожиданно, свечи вокруг погасли, погружая танцующих в темноту, музыка взяла низкие торжественные ноты, и когда свет вновь озарил зал, все увидели, что место директора за учительским столом больше не пустовало. Старый волшебник светился улыбкой.

— Волшебники и волшебницы, я надеюсь, что сегодня…

Рождественская речь директора, как всегда, изобиловала красочными эпитетами и комплиментами всем и вся. Напыщенная и многословная, она была, тем не менее принята громкими аплодисментами. Я же, не теряя не мгновения пробирался к учительскому столу, параллельно пытаясь отыскать глазами Гермиону.

Вскоре, мы уже стояли рядом с директором. Мою просьбу о скорейшем разговоре, тот воспринял серьёзно, и, ещё раз поздравив учителей, вышел с нами из зала.

И только оказавшись в директорском кабинете, я позволил себе расслабиться, слушая, как Гермиона пересказывает наши домыслы старому магу.

— И где же это зелье? – чуть смеясь, поднял брови директор.

— В спальне, в шкафу.

— Я не могу ничего сказать вам, пока собственными глазами его не увижу.

— Я сейчас за ним схожу, – тут же с готовностью ответила Герми, и, получив кивок в ответ, отправилась за пузырьком.

— Гарри, – обратился ко мне Дамблдор. – Можешь поподробнее рассказать мне, что ты чувствовал по отношению к профессору Снейпу, до того, как случайно, как я надеюсь, взял из любопытства у него, этот пузырёк.

Я задумался. Врать не хотелось, но, к сожалению, оказалось, что действие зелья отрешения распространяется и на прошлые эмоции, испытываемые к человеку, чьи волосы использовались в зелье.

Что же я испытывал? Испытывал ли что-нибудь?

— Ээээ… кажется ничего... – промямлил я, не в силах вспомнить собственные чувства.

Директор внимательно посмотрел на меня, а потом кивнул. Поманил пальцем Фоукса – феникс с самого начала нашего разговора, казалось, ждал распоряжения директора — и что-то тихо прошептал ей, после чего птица с тихим свистом растворилась в воздухе.

— Эээ… что это вы сделали? – недоумённо спросил я.

— Послал за профессором Снейпом.

Я вскочил:

— Нет. Вы что! А если он и правда предатель! Он же…

— Гарри, успокойся, неужели ты думаешь, что я не сумею защитить и вас и себя. Не волнуйся.

Это меня убедило, тем более, что я услышал шаги Гермионы, принёсшей зелье.

Вскоре флакон был уже в руках Директора, и тот, покрутив его в руках, чуть откупорил, понюхал, закрыл, и постав на стол, грустно посмотрел на наши застывшие в ожидании лица.

— Гарри, Гермиона, мне очень жаль, но… — Обливиэйт, – чётко выговорил он, ткнув, вдруг оказавшейся в его руках палочкой, в Гермиону. Девушка, тихо ойкнув, мягко завалилась на пол.

Что? Почему? Не было времени искать ответы. Всё происходило, как в замедленной съёмке. Директорская палочка уже смотрела на меня и сухие старческие губы произносили заклинание, когда я дёрнулся к столу, и когда слово было произнесено, уже держал чёрный флакон в руке. Падая, я услышал звон стекла, почувствовал щекой острые осколки, впивающиеся в кожу, увидел огорчённое лицо директора склоняющегося надо мной и вновь наводящего палочку:

— Прости меня Гарри, но так надо, – грустно проговорил Дамблдор, – Обливиэйт.

Все равно, что мы делаем. И идем куда — неважно.

Если забыть мы не сможем о том,

Что было между нами когда-то.

неизвестный автор

В разуме, в душе, в сердце – тьма. Но это вовсе не значит, что там ничего нет – просто, ни я, никто другой ничего не смогут там рассмотреть. Я тычусь, как слепой котёнок, зову тех, кого здесь нет. Я что-то помню, но слишком смутно. Вспышку и ненавистные слова и жуткое горькое чувство дежавю. А ещё злость и решимость. Не позволю так поступить со мной. Гнев поднимается из самых глубин. Ярким светом, огнём, адским пламенем – гнев, и злость, и решимость, они разбирают тьму, сжигают завесу.

Чувствую лимонный запах, мягкую обивку кресла, на котором я лежу, покалывание в левой щеке. Чуть приоткрываю глаза и понимаю, что всё ещё нахожусь в директорском кабинете. Память никуда не делась. Я всё ещё помню бал, Дамблдора, наши с Гермионой подозрения, флакон, палочку, направленную в лоб, заклинание.

А ещё… я больше не ощущаю пустоты внутри. Как я мог не замечать её раньше, жить с ней? Только теперь, когда дыра заполнилась, я осознал, насколько она была огромной – просто бездна.

И всё-таки… почему я не потерял память? Может быть, зелье вступило в реакцию и не дало мне забыть, или это было ещё одно проявление беспалочковой магии … Но зачем директору было делать это? Мы ведь предоставили ему доказательства вины Снейпа … Снейп… — пульс учащается... Ладони потеют – ничего не могу понять … Ладно, позже…

Дамблдор… Зачем он… Может, он и так знал о предательстве? Может, у него был приготовлен какой-то план, а наше знание о зельеваре могло помешать… но это всё равно чертовски нечестно.

В этот момент я услышал голоса.

— Не думал, что так получится, — блёклый голос Снейпа.

— Я верил в твою благоразумность, мой мальчик. И что в итоге, — Дамблдор.

Чуть повернув голову, чтобы удобнее было наблюдать за происходящим через щёлочку чуть приоткрытых глаз, я приготовился слушать.

— Я сделал, как вы требовали.

— Не до конца. Зачем ты сохранил эти воспоминания?

— Я … я не знаю… когда война закончилась бы, может быть…

— Северус, – Дамблдор положил руки на сгорбленные плечи зельевара, сидящего на резном стуле, – ты же прекрасно знаешь, что мальчику так будет лучше в любом случае — что сейчас, что после войны. Я не виню тебя, я сам должен был понимать, как тебе должно было быть тяжело сделать то, что ты сделал. Я должен был сам наложить на него тогда заклинание. Ведь сейчас мне всё равно пришлось заново стирать то, что ты так ненадёжно спрятал.

— Не знаю, как флакон мог попасть к Гарри, – хрипло выдохнул Снейп.

Я вздрогнул. Гарри? Он назвал меня ГАРРИ?

— Не важно. Сейчас, больше нет никакой возможности вернуться к прошлому – ты должен понимать это.

Снейп чуть видно кивнул, закрыл лицо ладонями, всхлипнул.

Всхлипнул? О боже! Он что, плачет? Эй-эй! Почему зелье отрешения не действует!? Почему внутри всё сжимается от тоски? От чего так хочется схватить зельевара за плечи, прижать к себе, убаюкать сжавшегося в комок мужчину, слабого и сильного одновременно? И откуда взялось это презрение к длиннобородому волшебнику, напевающему свои лживые песни?

— Так будет лучше. Ты же хочешь счастья для Гарри. Какого ему будет помнить о тебе, если ты умрёшь? – шептал волшебник. Но я услышал, как он споткнулся на слове "если", так, будто хотел произнести “когда”.

— Очень скоро ты отдашь свой долг, но до этого времени должен жить – ради общего дела. Тебе больно, что не осталось даже надежды – я понимаю – но когда к тебе в голову будут закрадываться сомнения – подумай о Гарри, что было бы лучше для него.

— Я понимаю… я всегда понимал – тихо отвечает зельевар. Я вижу, как его начинает трясти, — Время, – хрипит он.

— Ты выпил зелья? – быстро спрашивает директор уже совсем другим тоном.

— Нет. Обездвижьте меня, – выдавливает Снейп через сдавленные судорогой лёгкие. Оседает на пол, хватаясь за горло, впиваясь ногтями в ворот сюртука.

— Петрификус Тоталус.

Зельевар валится на бок, замирает.

Я держался на месте из последних сил, из глаз текли слёзы. Сердце ломало рёбра, билось в грудине раненой птицей. Ничего не важно, ничего не нужно, только к нему. Сейчас. Скорее. Помочь. Быть рядом, схватить в охапку, прижать к себе и бежать отсюда. Но нет. Лежу, застыл, словно труп. Нельзя допустить, чтобы Дамблдор заметил, понял, что я всё слышал, что я всё помню. Замечаю осколки на полу. Эта маленькая баночка хранила внутри мою любовь, прятала её от меня самого. Это единственное объяснение происходящему. Директор сказал – там были ещё и воспоминания, но пока ничего вспомнить не могу. И вообще не могу ни о чём думать, кроме мужчины, лежащего на полу сломанной куклой.

Пытаюсь открыть глаза, но у меня ничего не выходит. Сил нет. Вспоминаю, как в прошлый раз использовал безпалочковую магию – удивительно, что я вообще хоть сколько-нибудь продержался в сознании. Сразу после этой мысли наступает тьма.

Я был счастлив — не скрою

Быть рядом с тобою,

Но предали покою нашу любовь.

Я боролся с судьбою,

И с чёрной тоскою,

Чтоб стать снова собою и встретиться вновь.

Что достиг я страдая,

Руки в кровь разбивая,

Губы, локти кусая и взывая к тебе.

Лишь того, что безумцем меня называя,

Тихо память стирали

О тебе, обо мне....

Мэри Эго

— Что это за место? — настороженно спрашиваю я, оглядываясь по сторонам.

— Мои комнаты. Давайте, Поттер, не стойте на пороге, проходите.

— Зачем?

— Потому что мы будем здесь заниматься Окклюменцией.

— Почему здесь?

— Потому что для занятий требуется спокойная обстановка, — раздражённо объясняет Снейп, — а ещё потому, что я трачу на вас своё свободное время, а следовательно имею право сам выбирать, где будут проходить тренировки.

— То есть, что думаю я по этому поводу — неважно?

— Совершенно верно, Поттер. Иногда у вас в голове всё-таки рождаются умные мысли, жаль, что это "иногда" не приходится на мои уроки.

Сжимаю кулаки:

— Я здесь только по просьбе директора! Если бы я мог выбирать, то предпочёл бы видеть своим учителем кого угодно другого!

— Аналогично, Поттер. Любой другой ученик был бы лучше, чем вы. А раз у нас теперь есть что-то общее, то значит не всё так плохо, — ухмыляется Снейп. У себя в комнатах он ведёт себя немного не так, как в классе. Он более расслаблен, менее скован. Не придирается к отсутствию "сэр" в каждой фразе, чем я беззастенчиво пользуюсь.

— Подождите меня здесь, — указывает он на диван, — и ничего не трогайте. Эту простейшую просьбу вы способны выполнить?

Пока Снейп чем-то шуршит в соседней комнате, я изучаю обстановку. Странно, что я не могу найти ничего зелёного. Разве бордовый — это не цвет Гриффиндора? Да и эти развешанные по стенам картины... Никогда не замечал за Снейпом стремления к прекрасному.

— Занятие начнётся через пять минут, начинайте пока очищать своё сознание, — говорит вернувшийся зельевар. В руках у него дымится чашка чая, по комнате разносится сладковатый запах корицы. Рот моментально наполняется слюной, пропущенный завтрак напоминает о себе спазмом в районе желудка. Я с завистью смотрю на профессора, который садится в только что наколдованное кресло с высокими подлокотниками и отпивает горячий напиток.

Дурея от собственной наглости, говорю:

— Я бы тоже не отказался от чашечки чая, — в ответ получаю недовольный взгляд.

— Вы меня с кем-то попутали, Поттер, — хмурится Снейп. — Я не один из ваших дружков и не домовой эльф, идите и сами себе приготовьте.

— Что? — ошарашенно переспрашиваю я.

— Поттер, я думал у вас проблемы только со зрением. Что в фразе "Идите и сами себе приготовьте" вам не ясно?

— Н-но... ладно, — что я, трус? Уверенно направляюсь в соседнюю комнату, которая оказывается мастерской. В глубине виднеются котлы, банки с ингредиентами, а недалеко от входа расположился деревянный столик, на котором стоит самоподогревающийся магический чайник, а рядом — грязная чашка, заварка, сахарница, пол-лимона и приправы.

Очищаю кружку заклинанием, наливаю воду, заварку, добавляю три с половиной ложки сахара, кидаю кусочек лимона и возвращаюсь обратно к Снейпу.

— Всё оказалось не так трудно, правда? — спрашивает он, чуть изогнув бровь. На его губах гуляет саркастическая усмешка.

Я не поддаюсь на явную провокацию, только не после того, как он спокойно впустил меня в свою мастерскую. Делаю маленький глоток, горячая жидкость течёт по пищеводу, согревает. Невольно прикрываю глаза. Блаженство... Если бы только не одно НО.

Тихонько наблюдаю за зельеваром из-под опущенных ресниц.

Снейп не смотрит на меня, спокойно пьёт чай, одной рукой придерживая раскрытую на коленях книгу, когда только успел её взять, водит глазами по тексту.

Делаю последний глоток, очищаю чашку заклинанием, отношу на место. Когда возвращаюсь, Снейп уже ждёт меня, стоя посередине комнаты и сложив руки на груди.

— Вставайте напротив, Поттер. Приготовьтесь. Один, два. Легилименс!

* * *

Опустошённый, сижу на полу, облокотившись спиной на диван. Ноги подтянуты к подбородку, глаза зажмурены — не хочу их открывать, ведь теперь Снейп всё про меня знает... Знает… какой я извращенец. Чёрт! И не просто знает, а видел, видел своими собственными глазами, как я кончал с именем Симуса на губах, сжимая замусоленную колдографию в дрожащей руке. Как ему должно быть противно! Насмешки, где вы? Я жду вас, я почти желаю вас услышать, лишь бы побыстрее пережить это унижение...

— Ну всё, Поттер. Хватит себя жалеть. Не вы первый, не вы последний, не стоит делать из этого трагедию.

Открываю глаза, непонимающе смотрю на озабоченное лицо профессора. Что всё это значит?

— И вы не используете такую замечательную возможность поиздеваться надо мной? — со злобой спрашиваю я. Горечь раскрытой тайны наполняет разум и сердце, заставляя огрызаться, злиться в попытке защитить своё достоинство.

— Что за глупости вы говорите, Поттер? С чего бы мне делать это? Меня интересует только то, что касается непосредственно моих уроков, ваши предпочтения к этому не относятся, в отличие от вашего упрямства, лени и нежелания думать.

Облегчение никак не приходит. Я ищу подвох и не нахожу его. Если только...

— Неужели... вы тоже?

— Что тоже? – сощурившись, спрашивает Снейп.

— Ну, тоже...

— Гей?

— Ну, да...

— Не скажу.

— Ладно.

— Так легко сдались? Это на вас не похоже, Поттер.

— Вы же всё равно не скажете.

— Нет. Но если вы приложите хоть какие-нибудь старания на наших занятиях, то и так узнаете ответ. Ведь при особо удачно поставленном блоке, вы сами проникнете в моё сознание.

— Но как я могу его поставить, если вы не объясняете, как это сделать!?

— Видите книгу на столе? Возьмите её, почитайте перед квидичем, может, у вас что-нибудь отложится. На сегодня занятие закончено, не желаю вас здесь больше видеть.

— И вам до свидания, профессор.

* * *

— Легилименс!

Чувствую попытки Снейпа проникнуть в мои мысли. Представляю зеркальную стену. Держу его на границе своего сознания, а потом с силой отталкиваю и ... проваливаюсь в чужие мысли и вижу... вижу много всего. Образы из прошлого — Джеймс, Лили... Фрагменты из настоящего — некоторые сцены из жизни шпиона, из личной жизни, обрывки чувств. И среди всего этого я нахожу ответ на свой вопрос, и в ту же секунду меня с силой выталкивают из водоворота цветных картинок.

Тяжело дышу, а на лицо наползает улыбка, и только в самую последнюю секунду я напоминаю себе, что улыбаться нельзя, и кривлю губы.

Снейп тоже восстанавливает дыхание, капельки пота стекают по бледному лбу.

— Молодец, — вдруг выдыхает он, и повторяет, — молодец.

Я больше не сдерживаюсь.

Улыбаюсь.

И мне почти улыбаются в ответ...

* * *

Шрам болит просто безумно. Стираю зубы в крошку, пытаясь сдержать стон. Никак не получается сосредоточиться и поставить блок, стеклянная стена рушится снова и снова. Я понимаю, что если что-то не сделать, я просто сойду с ума от этой боли.

Встаю, нашариваю мантию-невидимку, держась за стены бреду по коридорам Хогвартса. Директора снова нет не месте, и у меня не остаётся выхода — я спускаюсь в подземелья.

Дверь открывается почти сразу.

— Какого чёрта, Поттер?! — шипит Снейп. На нём — засаленная серая ночная рубашка, я явно его разбудил, но мне сейчас не до терзаний совести. К этому моменту я еле стою на ногах, бусинки пота стекают по щекам, к губам. Кажется, я падаю. Иначе, как ещё объяснить то, что пол стал так стремительно приближаться?

Кто-то подхватывает меня под мышки. Точно, я же пришёл к Снейпу. Значит, это он. Измученное беспрерывной борьбой с Волдемортом сознание норовит отключиться в любую секунду. Меня, тем временем, укладывают на диван, суют под нос что-то резкое, вонючее. Распахиваю заслезившиеся глаза.

— Сосредоточься, Поттер! Я помогу тебе, — тёплая рука ложиться на лоб, накрывая опухший шрам, — Оклюлегилименс!

Боль отступает и в сознании, наконец, вырастает зеркальная крепость. Только теперь в ней можно различить вкрапления какого-то чёрного, матового камня. Я ощущаю, как бьётся Волдеморт об неожиданно выросшую пред ним преграду. Каждый удар забирает у него силы, и вскоре он прекращает свои попытки и отпускает меня.

Я перевожу дыхание. Всё закончилось.

Открываю глаза, испытывая странное сожаление от того, что на моём лбу больше не лежит горячая мужская ладонь.

— Всё закончилось, — говорю я уже вслух, и добавляю, — спасибо.

— Не за что, Поттер, — неожиданно серьёзно отвечает Снейп, а потом вдруг встаёт и уходит.

Мне становится страшно. Я не хочу оставаться один. Но зельевар возвращается совсем скоро, держа в руках железную баночку. Он садится рядом со мной, отбрасывает волосы с моего лба и лёгкими движениями наносит немного мази на шрам. Все его прикосновения мягкие, почти невесомые, и тем страннее мурашки, бегущие от них по лопаткам, и жар, нарастающий где-то снизу.

Сглатываю вставший в горле ком. Это же Снейп! Вглядываюсь в резкие черты лица, надеясь, что реальность утихомирит неожиданные реакции тела, но становится только хуже. Чёрные глаза затягивают, плавные движения завораживают, и я почти счастлив, когда Снейп наконец-то отрывается от моего лба и встаёт. Почти...

— Сегодня останетесь здесь. Директору я потом всё объясню… Будете чай?

Я не удивлён — нет, это просто не совсем то слово, которым можно выразить то, что я испытывал в этот момент. Ошеломлён... да, так сказать будет правильнее.

— Да, — выдавливаю я.

— Сколько сахара?

— Три с половиной ложки.

Снейп насмешливо вскидывает брови:

— Как скажете, Поттер, — отвечает он и скрывается в соседней комнате.

"Ндааа... ну и ночка", — обречённо думаю я.

* * *

Стучусь, дверь открывается.

— Поттер, ещё раз вы ко мне придёте в такое время, и я за себя не ручаюсь, – ворчит профессор, вглядываясь в пустое пространство перед своей дверью, потом со вздохом отходит в сторону, пропуская меня внутрь.

Как только дверь закрывается – сбрасываю с себя мантию отца.

— Извините, я не хотел вас беспокоить, можно я у вас побуду, я не уверен... я правда извиняюсь, просто...

— Поттер, хватит мямлить — это совсем вам не идёт. Лучше заварите мне чай, хоть какой-то толк от вас будет.

* * *

Лежу в полудрёме, с обратной стороны век гуляют тени. Приятная нега наполняет всё тело. На гране сна и яви чувствую, как кто-то перебирает мне волосы, мягко обводит контуры лица, прикасается подушечкой пальцев к губам.

Я улыбаюсь. Такие сны преследуют меня уже несколько недель.

— Северус, — выдыхаю я имя главного персонажа моих фантазий.

Вдруг прикосновения прекращаются, я выбрасываю вперёд руку в попытке удержать ускользающий сон. Распахиваю глаза и понимаю, что лежу на диване в комнатах Снейпа, и ... держу его за руку. Успеваю заметить испуг на лице зельевара, до того, как он нацепляет свою привычную непроницаемую маску.

Не отдавая себе отчёта в своих действиях, резким рывком притягиваю Снейпа к себе, обхватываю второй рукой напряжённую спину, шепчу в самое ухо оторопевшему мужчине:

— Северус, — целую в скулу, — Северус, — перекатываю имя на языке, как шоколадную бусину. Снейп тем временем приходит в себя, вырывается, отскакивает, шипит прямо в мою довольную рожу:

— Вы совсем с ума сошли, Поттер? Что за шутки?

Я пожимаю плечами продолжая улыбаться. Его это бесит, и я немедленно оказываюсь буквально вытолкнут за дверь.

Но, не смотря на это, у меня сохраняется хорошее настроение. Я принял решение. А если гриффиндорец ставит себе цель, то никто его уже не остановит.

* * *

— А вот и сальноволосая слизеринская мышь идёт, – усмехается Рон, – В тот день, когда его голова будет помыта, — я умру, а так как этого никогда не случится – значит, я буду жить вечно.

— Не смешно, Рон, – хмурится Гермиона.

— А по-моему, очень даже смешно. Готов поспорить, Снейп даже не знает, для чего нужен шампунь.

— Рон, прекрати!

— Гарри! И ты туда же! Вы что, сговорились? Или вас опоили любовным зельем, и вы теперь все поголовно влюблены в этого ублюдка?!

— Замолчи, Рон, или мне придётся тебя заткнуть! – рычу я, еле сдерживая ярость. И сам умом понимаю, что глупо себя веду. Что друзья не поймут, что они не виноваты, и всё равно не могу сдержаться.

— … А вот это точно не смешно… Ты случаем головой не ударился? Снейп – сальноволосый, страшный, с огромным носом – это догма, и нет ничего зазорного в том, чтобы иногда высказать это в слух. … Ау-у! Ты чего толкаешься!

— Заткнись! Я просто не хочу ничего слышать и вообще не хочу с тобой разговаривать! Ты меня бесишь! Ничего дальше собственного носа не видишь! – ору я прямо в лицо ошарашенному другу. Отворачиваюсь и тут же натыкаюсь на удивлённый взгляд подошедшего зельевара. И только тогда замечаю, что все вокруг молчат.

— Ээээ… Извините, сэр, – выдавливаю я, заливаясь краской.

— Минус десять баллов с гриффиндора, мистер Поттер, за разговоры после начала урока. Займите своё место и постарайтесь чему-нибудь научиться.

Рон победно ухмыляется, всем своим видом говоря: “Я же говорил, что он ублюдок, и был прав”.

Не глядя ни на кого, сажусь на своё место.

…И всё-таки, он был удивлён, не ожидал, что я за него заступлюсь – глупая радость теплом разливается по сердцу. Поднимаю глаза, смотрю на Северуса. Слушаю Северуса. Его голос проникает мне под кожу. О чёрт! Высидеть бы до конца урока!

* * *

— Профессор…

— Что?

— Эээ… нет, ничего.

— Поттер? ну давайте, спрашивайте, мне в комнатах не нужен труп.

— Труп?

— Ну, я же вижу, вы сейчас умрёте от любопытства, так что спрашивайте, вдруг я отвечу.

— Нуу… я хотел спросить: ваши волосы – они сейчас чистые, но на уроках, они… ну, более жирные.

Профессор какое-то время сверлит меня своим фирменным взглядом “Поттер, вы идиот”, потом вдруг откидывается в кресле, и, улыбаясь каким-то своим мыслям, произносит:

— Всё дело в защитном геле. Я наношу его на волосы перед работой с зельями. В ином случае у меня бы сейчас вовсе бы не было волос.

— Но тогда, почему студенты про это не знают! – с запалом воскликиваю я, – Вы знаете, что они говорят…

Снейп разом замыкается.

— Мне абсолютно всё равно, что говорят обо мне нежелающие видеть дальше собственного носа студенты, – сухо говорит он, – Кроме того, вовсе не нужно каких-то особых причин, чтобы оскорблять человека, который тебе не нравится. Не волосы, так что-нибудь другое. Кроме того, они и в правду жирные, даже когда чистые, – зло заканчивает он, складывая руки на груди в защитном жесте.

Но меня он не напугает. Подойдя ближе, я беру в руку несколько шелковистых гладких прядей.

Снейп сердито вскидывает голову, явно собираясь сказать, что он думает о глупых гриффиндорцах. Но я не даю ему этого сделать, легко обняв за шею и прошептав в самое ухо:

— И вовсе они не жирные. Мягкие. И пахнут травами.

Пауза длиться несколько секунд. Похоже, Снейп просто не знает, как реагировать на подобную наглость.

— Поттер, что вы себя позволяете.

Я отстраняюсь.

* * *

Воспоминания кружат, словно листья, текут, бегут вперёд.

* * *

Поднимаюсь на астрономическую башню. Я знаю, что он там. Стоит и смотрит вниз, я всегда за него волнуюсь в такие моменты. Вот и сейчас, подхожу к его напрягшейся фигуре – услышал. Ну хоть палочку не наставляет, как в прошлые два раза. Подхожу и обхватываю его за плечи. Он дрожит — замёрз, но не признается. И губы, небось, посинели. Как ребёнок.

Я жду, когда он начнёт выворачиваться и ругаться на чём свет стоит. Когда вновь превратится в знакомого всем Снейпа – грозу подземелий. Но ничего не происходит… Неужели в этот раз так всё плохо, что нету сил даже меня поставить на место?

Смотрю на его шею. Она манит. Прижимаюсь к ней губами. Травы. Мускус. Корица, с которой он всегда пьёт чай.

Ага, зашевелился, шипит, как кот.

— Что вы себе позволяете, Поттер?

Нет. Не отпущу. Хоть что делай.

Поворачивается ко мне лицом. Зрачки сужены. А губы… губы синие, как я и думал, приоткрываются для очередной шипящей фразы.

Приподнимаюсь на носочки, впиваюсь в них поцелуем, проталкиваю язык внутрь.

Вырывается, отталкивает, сердится, ругается, как заправский матрос.

Зато губы у него больше не синие. Красные, чуть опухшие – живые. Хочу их. Хочу его. Хочу всего. Он мой. Он и сам это понимает, просто не смирился. Пока.

* * *

В столовой, на уроках, в коридорах – везде ищу его взгляда, а он безжалостно игнорирует мои неумелые извинения, отмахивается от меня, как от назойливой мухи. Вечером вновь прихожу к его дверям, скребусь, скулю, словно пёс. А в ответ — тишина. Как он не может понять – я не могу без него. Я задыхаюсь, погибаю. Моя задача – выжить любой ценой.

Иду к Дамблдору.

— Шрам болит. Видения. Не могу удержать защиту, – несколько слов, и Северусу уже не отвертеться от возбновления занятий со мной. Директору не так легко устроить бойкот, как мне.

* * *

— Легилименс!

Чувствую давление. Держу стену. А потом аккуратно выбиваю кирпичик, пропуская Северуса в свои мысли, фантазии, чувства, сны… Держу его в них. А потом начинаю прорыв. Вталкиваюсь в его голову. Глубже, ещё, я хочу заглянуть в самое сердце! Мгновение, и я нахожу то, что искал. Подтверждение. Он тоже хочет мои губы, моё тело, меня самого — всего. Я счастлив. На миг теряю концентрацию, Северус вырывается, выбрасывая меня из своего сознания. Дышит тяжело, с присвистом. Сипит:

— Поттер, это абсолютно невозможно и обсуждению не подлежит.

Значит так. Решил сразу закрыть все двери.

— Как скажете, сэр, – легко соглашаюсь я, за что получаю полный недоверия взгляд.

— Я надеюсь на ваше благоразумие, – тянет Северус, вставая и отряхивая мантию, он явно не верит мне, и правильно делает.

— Я не сделаю ничего, что может навредить вам, сэр, – мягко отвечаю я.

Зельевару не нравятся мои слова, он чувствует в них подвох, тем не менее, он решает поставить точку в нашем разговоре.

— На сегодня хватит, следующее занятие в пятницу.

— А можно мне к вам зайти сегодня? – потупившись, спрашиваю я.

— Зачем?

— Попить чаю.

— Общество Уизли вас уже не удовлетворяет, – хмыкает мужчина, – Ладно, но только на полчаса и только попить чаю.

Я киваю и поспешно ретируюсь, а то вдруг он изменит своё решение, ведь попить чай можно и за 5 минут.

* * *

— Зачем вы это принесли, Поттер?

— Это абрикосовое желе, сэр.

— Я не спрашивал, что это, а спросил – зачем? Извольте отвечать на вопрос.

— К чаю.

— Вы что, в серьёз считаете, что я похож на человека, который будет есть абрикосовое желе?

— Да.

— С чего вы взяли?

— Я видел, как вы всегда коситесь на него во время обеда, но никогда не берёте, вот и решил, что вы, наверное, просто не хотите портить свой имидж.

— Какой абсурд, большего бреда я в жизни не слышал.

— Нуу… извините, я просто подумал..., но если вы не хотите…

— Поттер, вы опять начинаете!?

— Начинаю что?

— Мямлить! Ладно… давайте сюда ваше желе, я пока разрежу, а вы идите и приготовьте чай. И не переборщите с сахаром, ради Мерлина!

* * *

Ночь. Бреду вдоль аппарационного барьера Хогвартса. Снег колко бьёт по раскрасневшимся щекам, налипает на очки, забивается за воротник, под шарф. Видимость очень плохая, Люмос не сильно помогает.

Вглядываюсь в отпечатки на снегу. Красные пятна перемежаются со следами от ног. Иду по ним, как ищейка. И вот уже различаю впереди тёмный силуэт прислонившегося к дереву мужчины.

Бегу, что есть сил, кричу, что есть духу, но не мне сражаться с метелью.

— Поттер, – одними губами произносит мужчина перед тем, как потерять сознание.

Подхватываю. Северус оказывается вовсе не таким легким, каким кажется на первый взгляд. Сквозь одежду чувствую, что он не так уж и худ. Мышцы ощущаются даже через зимнюю мантию.

Прижимаю к себе ослабшего зельевара. Несу свою драгоценную ношу к замку, в подземелья, пароль к которым ты сказал мне неделю назад, когда тебе надоело слушать каждый день мой скулёж под дверью.

Укладываю безвольное тело на кровать, разрезаю промокшую от крови ткань, нахожу рану. Рваный порез на плече. Очищаю, накладываю мазь, бинтую. Ты оценишь. Не зря же я проштудировал столько медицинской литературы – не хотел быть бесполезным в такую минуту. Руки трясутся от волнения, нервная дрожь волной прокатывается по всему телу.

Ты спишь, иногда вздрагивая во сне. Я глажу твои волосы, обвожу пальцами острые линии скул, подбородка, шеи, ключиц. Прижимаюсь к тебе, обнимаю. Забери моё тепло, мою душу. Только не ходи больше туда… Но разве ты станешь меня слушать?

Прильнув к тебе всем своим телом, засыпаю.

* * *

— Поттер, я думаю, вам стоит сократить время пребывания в моих комнатах. Это может вызвать лишние вопросы. Я вообще не понимаю, как вы объясняете своё отсутствие вечерами своим друзьям. К тому же, мне тоже надо иногда отдыхать, я не нанимался вам нянькой.

Всё это Северус говорит, сложив руки на груди. Губы упрямо сжаты, брови чуть сходятся к переносице, образуя сердитую складочку.

Я стою в дверях, по горло скрытый под мантией невидимкой. Со стороны это, должно быть, выглядит жутко: голова Поттера, висящая в воздухе. Наверное, именно такие кошмары наблюдает Волдеморт по ночам.

— Идите спать, уже поздно, я даже, так и быть, не буду снимать с вас баллы за ваши несвоевременные прогулки по подземельям. Всего доброго, – заканчивает мужчина и закрывает дверь, но я успеваю поставить ногу в проём. Пытаюсь протиснуться в щель, прижимаюсь к Северусу невидимым боком, давлю. Пытаясь избежать столь тесного контакта, он отступает, а я проскальзываю внутрь.

— Поттер, что за выходки! Немедленно убирайтесь отсюда, дайте мне хоть один вечер провести в тишине и покое.

Не обращая внимание на его ворчание, направляюсь в кабинет.

— Вам две ложки, как всегда?

— Что?

— Сахара — две ложки? И щепотку корицы?

Хмурится, что-то решает про себя. Но я уже вижу, что выиграл эту маленькую битву.

— Так и быть, Поттер, делайте свой чай. И только попробуйте не догреть чайник, холодный чай я пить решительно отказываюсь!

Скрываюсь в кабинете. На лице играет счастливая улыбка. Если увидит — взбесится ещё больше, знаю это, но ничего не могу с собой поделать. На секундочку оборачиваюсь и с удивлением обнаруживаю, что уголки губ Северуса чуть приподняты. Почти, почти настоящая улыбка. Для меня. Внутри становится тепло.

* * *

— Сэр? Профессор Снейп?

Никакого ответа. Тихо захожу в его комнаты.

Он сидит на диване в гостиной, в рубашке с закатанными по локоть рукавами, так, что полностью открывается уродливая метка на левой руке. Голова запрокинута, глаза закрыты – спит. Рядом, на столике, — початая бутылка огневиски.

На цыпочках, аккуратно-аккуратно, пытаясь даже не дышать, подхожу к нему. Не в силах удержаться, протягиваю руку, еле касаясь, обвожу изящные контуры тонких губ, провожу подушечкой пальцев по белой шее и ниже, расстегиваю пуговку, другую, пьянея от собственной смелости.

Моему взору открывается бледная грудь с редкими чёрными волосками, переплетение всевозможных шрамов, упругие мышцы. К низу живота приливает жар. Хочется прижаться губами к незнающей загара коже, попробовать её на вкус, вдохнуть её запах.

Вдруг зельевар начинает шевелиться, открывает глаза, встряхивает волосами, пытаясь прогнать сон. Убираю руки, замираю. Мантия-невидимка всё ещё на мне.

Северус тем временем с тихим вздохом встаёт, так по-домашнему зевает, тянется – зря. Я не выдерживаю. Мужчина сейчас расслаблен, чуть пьян и никак не ожидает подвоха. Ничто не мешает мне прижать его спиной к стене, обхватить руками мгновенно напрягшееся тело.

— Поттер, – тут же догадывается он, но вырываться не спешит, – немедленно прекратите!

Не желая терять момент, впиваюсь в губы, обвожу языком их упрямый контур, уговаривая приоткрыться.

Северус не отвечает. Выжидает. И только чуть участившееся дыхание говорит о том, что ему не всё равно.

Спускаюсь к шее, исполняя своё давнее желание. Запускаю руку в волосы, прижимаюсь к бедру мужчины пахом. Он, несомненно, чувствует мою эрекцию, но никак не показывает этого.

Опускаю руку ему на штаны и тут же лечу на пол. Поздно, я уже успел найти там подтверждение своим догадкам. Капюшон мантии сваливается, и только тогда я понимаю, что всё это время был невидим.

Северус пытается восстановить сбившееся дыхание, пригладить волосы. Но ему ничего не сделать с красными пятнами, выступившими на острых скулах и с внушительной выпуклостью на чёрных штанах.

— Я же говорил: это невозможно, – шипит он.

Не верю, не верю, НЕ ВЕРЮ ЕМУ! Хочу его.

Вскакиваю на ноги, кидаюсь к нему и вновь прижимаюсь к горячему телу своим телом, губами — к часто бьющейся жилке на длинной шее, выдыхаю мужчине в самое ухо:

— Возможно.

Подавляю сопротивление, ловлю запястья, завожу их за голову недовольного мужчины.

Если бы он в серьёз не хотел того, что сейчас происходит, он бы вырывался настойчивее. Он сильнее меня. Но правда в том, что он хочет. А значит – всё возможно. Эти мысли придают мне смелости и… наглости. Я снова атакую упрямые губы своего пленника.

Баррикады сломлены — сопротивление подавлено, а противник сдаётся на милость победителя – губы, дрогнув, будто в нерешительности, приоткрываются, впуская в себя мой язык.

Я кусаюсь, рычу, пытаясь добиться отклика, шепчу о своих желаниях прямо в приоткрытые уста.

— Хочу, желаю, жажду, умираю. Позволь, ответь!

И вот, чудо происходит, Северус отвечает мне. Сначала нерешительно, потом всё более и более агрессивно, и вскоре сам перехватывает инициативу буквально трахая мой рот языком.

Теперь уже я прижат к стене, чувствую колено, раздвигающее мне ноги. Я поддаюсь. Я только за. Трусь членом о жёсткое бедро. Мне мало, хочу большего контакта, хотя совсем недавно я не мог мечтать и об этом.

Расстёгиваю Северусу штаны, которые тут же падают, обнажая бёдра. Стаскиваю трусы. Второй рукой удерживаю зельевара за пояс, на тот случай, если тот снова решит меня оттолкнуть. Так и происходит, но пары движений вдоль гладкого ствола оказывается достаточно, чтобы он сменил свои намерения на диаметрально противоположные.

Он обхватывает меня за талию, опускает руки ниже, сжимает ягодицы, пробирается рукой под школьную мантию. Нетерпеливо сдёргивает мешающую одежду, обхватывает сочащийся смазкой член.

Задыхаюсь, из горла вырывается стон. Кончаю, содрогаясь всем телом, почти крича о своём наслаждении. Двигаю рукой – вверх-вниз, и чувствую, как дрожит в экстазе обнимающий меня мужчина. Даже он не в силах сдержать стон в такой момент.

Пытаюсь посмотреть в лицо зельевара, поймать его выражение. Но он уткнулся носом мне в плечо, пряча взгляд. И я понимаю, как тяжело мне будет пробиться через стены, которые он возведёт вокруг себя буквально через мгновение.

— Северус, – хрипло выговариваю я, – Северус, – повторяю, не зная, что сказать, как заставить его расслабиться.

Мужчина отодвигается, разлепляя объятия. На лице бесчувственная маска. Достаёт палочку, накладывает очищающие заклинания, застёгивается, отходит.

— Я надеюсь, вы удовлетворили своё любопытство, мистер Поттер? – ровно спрашивает он, стоя спиной ко мне. Каждое его слово ранит, режет по-живому. К глазам подступают слёзы.

— Я думаю, вам стоит забыть об этом неудачном эксперименте, и я с радостью помогу вам в этом вопросе.

— Нет! – шиплю я, – Я не позволю тебе стереть мне память! И не смей закрываться от меня!

Подскакиваю, обнимаю, целую в шею.

— Я никогда, слышишь, никогда не удовлетворю своё любопытство! Это эксперимент длиною в жизнь. И ты не спрячешься от меня за своей ледяною бронёй. Я же упрямый гриффиндорец, ты забыл? От меня так легко не избавишься!

Вырывается, отталкивает, злится.

Ну, хоть какая-то реакция! Всё, что угодно, лишь бы не эта никчёмная пародия на человека.

— Вы — студент, Поттер. Всё это невозможно хотя бы по этому!

— Мне уже шестнадцать, и я, возможно, скоро умру. Я могу не успеть, я боюсь не успеть. Поэтому я не хочу терять времени. Вы же всегда говорили, что правила для меня не писаны. Так вот, вы были правы.

— Это глупо! Я не хочу становиться жертвой ваших разыгравшихся гормонов. Отпустите меня уже наконец!

Я отступаю. Один шаг назад, второй. Всё это — не разрывая контакта с чёрными глазами, смотрящими подозрительно и… испуганно. Он не верит мне.

— Дайте мне шанс, – шепчу я, – Позвольте просто видится с вами, сидеть рядом, прикасаться, хоть иногда, ничего больше… пока вы сами… ты сам, не будешь готов принять это.

— Принять что? – тихо спрашивает Северус, чуть щуря глаза.

— Принять то… что я не могу жить без тебя…

Зельевар отвечает не сразу. Он растерян, он не знает, что сказать. Вглядывается в меня. Верит или нет? Колеблется.

— Пожалуйста. Мне очень плохо одному! Мне спокойно только здесь. Не лишай меня этого, я прошу тебя…

— Мне нужно подумать, – устало произносит мужчина, – Приходи завтра.

— Это значит – да? – с надеждой спрашиваю я.

— Это значит лишь то, что я сказал. Приходи завтра.

Я киваю. Подбираю мантию с пола, иду к двери. А потом разворачиваюсь, быстрым шагом подхожу к Северусу и, поднявшись на носочки, легко целую его в губы, и... он целует меня в ответ. Затем отстраняется и тихо произносит:

— Иди. До завтра.

И я ухожу, накидывая мантию, пряча под ней своё неприлично счастливое лицо. Ведь я знаю, что все-таки это значило – да.

* * *

— Не собираюсь это даже обсуждать. Я делаю это не для тебя, не для ордена и даже не для всей магической Британии. Я делаю это для себя!

— Хочешь сказать, что тебе нравится подвергать свою жизнь опасности? Рисковать раз за разом? Какого чёрта ты тогда делаешь в слизерине, Северус?!

— Прекрати орать и обращайся ко мне уважительно, иначе вылетишь отсюда, как пробка! Я всё ещё твой профессор! А тебе, Поттер, видимо, до сих пор не известны такие понятия, как обязанность, долг и совесть.

— Да ты уже свихнулся на этом своём грёбаном долге! Подумай обо мне! Что я чувствую каждый раз, когда ты идёшь туда!

— Если тебе что-то не нравится — никто тебя здесь не держит. Я не заставляю тебя приходить сюда каждый день и протирать задницей мой диван. Я даже последнее время рад частым вызовам, по крайней мере, среди пожирателей нет надоедливых гриффиндорцев!

Задыхаюсь от возмущения, глотаю воздух, словно выброшенная на берег рыба. Какой же всё-таки он идиот. Я же вижу, что Северус и сам уже пожалел о своих словах, но ведь не извинится ни за что на свете, и если перестану приходить — сам никогда не подойдет.

— Так что, мистер Поттер, я советую вам как можно быстрее прекратить этот фарс. Дверь позади вас, – говорит, а у самого страх в глазах. Не знаю, как объяснить, но чувствую, вижу, что он боится. Боится, что я и впрямь сейчас развернусь и уйду. Он тогда, без сомнения, напьётся, а завтра отыграется на ничего не подозревающих студентах, а вечером снова напьётся. А потом будет собрание, а там… что будет с ним, если у него не станет того, к кому нужно возвращаться?

Я боюсь этого. Ужас судорогой сводит рёбра, вызывая ноющую боль. Гордость, обида – всё уходит на задний план. А на переднем – он. Нахохлившийся, сердитый, упрямый, любимый.

— Я люблю тебя.

— Что?

Растерялся. Не ожидал.

— Я люблю тебя, – подхожу ближе, заглядываю в обсидиановые глаза, тянусь губами к приоткрытому от удивления рту.

Не шевелится, принимает мой примирительный поцелуй, обнимает в ответ.

— Какой же ты всё-таки идиот, Поттер.

— Гарри.

— Гарри, – послушно повторяет мужчина, и от того, как он произносит моё имя, у меня бегут мурашки по спине и ногам.

Вжимаюсь в него, обнимаю крепко-крепко. Никому, никому не отдам! Ни свихнувшемуся безносому уроду, ни старому магу-маразматику, ни кому-либо другому. Никто не посмеет отобрать его у меня. Никто…

* * *

— Северус, что случилось?

Не отвечает.

Мы стоим в его комнатах. Он сегодня весь вечер замкнутый и мрачный, как никогда. В глазах такая боль и отчаяние, что кажется — весь мир рухнул.

Пытаюсь добиться ответа, но он молчит, как рыба. Как будто если скажет хоть слово, то у него лицо треснет, обнажая нервы и чувства, и я увижу правду.

— Северус!

Как же с ним сложно.

— Ну не молчи!

Отворачивается, крутит в руке палочку, смотрит куда-то в сторону. Слежу за его взглядом, упираюсь в чёрный удлинённый откупоренный наполовину заполненный флакон.

— Прости меня, Гарри.

Ничего не понимаю… За что он извиняется? Это на него совсем не похоже.

Северус тем временем поворачивается ко мне и, резко взмахнув палочкой, произносит:

— Обливиэйт.

Нет. Нет! НЕТ! … Мне кажется, что даже смерть была бы лучше...

* * *

Распахиваю глаза и понимаю: я всё помню…

POV Северуса.

Слезами ослепших умоет он руки,

Зубами немых украсит свой мир,

Пройдёт по костям недавно умерших,

И вступит на Землю, в мир для пустых.

Найдёт среди них души живые,

Отнимет их силы, надежды, мечты,

Отрежет их крылья, заставит их спрыгнуть,

С крыши— навстречу концу их судьбы.

Мэри Эго

С трудом разлепляю слипшиеся от ночных слёз глаза. Не без усилий сажусь, оглядываясь в поисках антипохмельного зелья.

Огневиски – вот мой релаксант на каждую ночь.

Тело ломит, но я не обращаю на это внимание. Разве это боль?

Тонизирующее, маскирующее, энергетическое зелья – и мертвец в зеркале становится похож на живого человека. Смертельно больного, угрюмого, но пока ещё живого – ухмыляюсь сам себе.

Моя задача на сегодня – избежать суицида. Всё остальное отходит на задний план.

Осматриваю царапины – ничего нового. Бесполезно их лечить. Не хочется даже заморачиваться…

Застёгиваю пуговицы под самое горло, смазываю лицо заживляющей мазью – нечего пугать студентов. Они не виноваты. По крайней мере, не все.

Подташнивает – это нормально, после такой-то ночки. Утренний бонус к отличному настроению.

Иду на завтрак. Выбора здесь нет.

Все уже в сборе; пробираюсь на своё место.

А сейчас – ежедневный ребус – как ничего не съесть, но сделать так, чтобы дорогие коллеги уверились в обратном? В ином случае — придётся выслушивать озабоченные причитания Минервы, дельные советы Флитфика и выговор от Помоны. Нет уж, увольте.

Оглядываю блюда, натыкаюсь взглядом на ополовиненное желе. Абрикосовое. К горлу подкатывает ком. Внутри, как никогда до этого ясно, ощущается пустота. Вакуум — вместо сердца. Тьма — вместо жизни. Я — вместо человека.

Ругаю себя, кляну, но всё равно тянусь взглядом к столу гриффиндора, к взлохмаченной макушке, к зелёным глазам, спрятавшимся за круглыми стёклами очков.

Гарри смотрит на меня.

Вот чёрт. Сердце бухает так громко, что, кажется, барабанные перепонки не выдержат и взорвутся. И я вместе с ними. Что за бред… Не зря говорят, что глупость заразна …и, пора уже перестать называть его по имени, я потерял это право.

Тоска паутиной оплетаёт внутренности, превращает печень, почки, лёгкие в коконы, как паук, вытягивает из них все соки.

Встаю из-за стола. Уйти. Сбежать. И всё равно, что потом придётся выслушивать чужие нотации.

— Северус, – нравоучительным тоном начинает Минерва, – Ты не съел ни крошки.

— И тебе бы тоже не стоило, – шиплю я, снизу-вверх проходясь по фигуре женщины. Надеюсь, она хотя бы после этого заткнётся.

Срабатывает. Минерва краснеет, поджимает губы и упирает взгляд в стол. Обиделась. Ну и ладно.

Пробираюсь вдоль стульев к выходу из зала. Мне кажется, что я задыхаюсь здесь. Наконец-то выхожу в коридор. Дышать сразу становится легче.

Но он смотрел на меня…

Душу надежду на корню. Забиваю её камнями за неверность. Живучая, зараза, но я справляюсь. Иду в класс, уроки никто не отменял.

Весь день вбиваю в головы студентов нежелающие туда лезть знания. Язвлю, иногда унижаю. У всех случаются срывы. Каждые три часа пью зелья концентрации, без них трясутся руки. Каждые сто двадцать минут – обезболивающее – я подсел на них, без дозы, кажется, больно даже моргать.

Поттера игнорирую — он моё уязвимое место. Он моё единственное уязвимое место. Ненавижу себя за это. А зеленоглазое чудовище, как будто специально, меня провоцирует. Всё путает, забывает. Я понимаю, пытается отомстить за оскорбления, ненавидит…

Внутри – досада, безысходность. Хочется заорать, схватившись за голову, спрятать лицо меж ладоней, упасть, забиться в угол и замереть, жалея самого себя. Хочется схватить Его, прижать, впиться губами … Невозможно.

Одно слово.

Невозможно.

Он должен ненавидеть меня.

Только так.

Я определённо добился в этом успеха.

Внутри – липкая тина.

Снаружи – язвительность, возведённая в квадрат, ухмылка, намертво приклеенная к губам, безразличная ко всему маска – лицо. Играть свою роль до конца.

— Опять вызубрили весь учебник и теперь выдаёте чужие умные мысли за свои? От вас другого и не ожидалось, мисс Грейнджер.

— Если вашу палочку, мистер Лонгботтом, отдать флоббер-червю — ничего не изменится, только разрушений станет меньше.

— Мистер Уизли, сходите в больничное крыло, пусть вам просканируют голову. Как зачем? Мне кажется, у вас там пусто. Если мои подозрения подтвердятся — вам облегчат учебную программу.

Весь день живу на автопилоте в режиме "Ублюдок". Это чертовски удобно! Ни у кого не возникает абсурдной мысли залезть мне в душу.

* * *

Вечер. Вваливаюсь в комнаты. На ужине сумел проглотить пару картофелин и вот теперь расплачиваюсь ноющими спазмами.

Страшно.

Я боюсь ночи.

И это не тот страх, который можно развеять, включив свет.

В голову опять закрадываются предательские шепотки:

— Зачем ты терпишь это? Ради чего? Это никогда не прекратиться. Закончи всё сейчас!

Прижав пальцы к вискам, вызываю в голове образ лохматого парня в старомодных круглых очках на дешёвых железных дужках. Это несложно – представить его, просто больно. Как нажать на занозу, про которую на время забыл.

Зато теперь я снова помню, зачем всё это. Ради него.

Пусть он не узнает, но я всё равно не жилец – будем реалистами. Пусть моя смерть хоть кому-нибудь принесёт пользу, раз уж жизнь прошла настолько бездарно.

Я готов уйти в любой момент.

Я смирился.

Я просто жду.

Но это не значит, что я готов к тому, что ждёт меня ночью.

К такому нельзя подготовиться.

Проверяю работы, варю элементарные зелья – для сна и от боли – самые простые из существующих, на большее я не способен. Руки ходят ходуном.

Смотрю на время. Пора.

Мне страшно…

Открываю шкаф.

Страшно…

"Ради Гарри", – повторяю я себе.

Глупые слова. Лживые. Иногда я в них даже верю, как верил пару часов назад, а иногда вспоминаю правду.

Я делаю это не ради кого-то, а потому, что должен. Потому, что это война… Каждый чем-то жертвует…

Один флакон, второй, третий … шестой. Обезболивающее. Подавляющее сознание. Замедляющее моторику и нервную деятельность. Снова обезболивающее. Вместе все эти зелья – медленно действующий яд, но для меня они – единственная возможность пережить очередную ночь и не сойти с ума.

Снимаю верхнюю одежду, заваливаюсь на кровать, мысленно отсчитываю от нуля до ста и обратно, ожидая приближения боли. А вот и она, накидывается, словно свора диких собак, от неё нет спасения.

Обезболивающее почти не помогает, но без него было бы ещё хуже. Выгибаюсь, бьюсь в судороге, кричу. Эту боль не удержать внутри, она ломает, крутит, разрывает тело на части, но не она играет здесь главную роль. Она лишь декорация к настоящей пытке.

Клыки добираются до горла, рвут кожу, жилы, нервы. Всё наружу. Вижу горящие красным огнём глаза, вздыбленную шерсть на загривке, алую кровь на когтях – мою кровь. Оборотень кидается вперёд, из его пасти на меня смотрит сама преисподняя, и только на самом краю сознания я понимаю, что всё это не взаправду. Пытаюсь выровнять дыхание, но у меня ни черта не выходит – иллюзия слишком сильна, зелья почти не помогают контролировать это безумие. Я задыхаюсь, захлёбываюсь кровью, хриплю. Тьма наступает. Забери меня. ЗАБЕРИ! Я хочу умереть. Не видеть, не чувствовать, не слышать сопения сотен адских тварей, рвущих меня на куски. Я не знаю, сколько длится эта пытка. Два часа? Три? Только вдруг боль отпускает.

Передышка. Пик действия зелий, наконец-то полностью впитавшихся в стенки желудка. Каждый раз время действия настоек сокращается и в тот день, когда мой организм выработает к ним полный иммунитет – исполнится моё желание – я не проснусь. Я надеюсь на это…

Антракт заканчивается. Открывается занавес… И всё начинается снова…

Свет. Со всех сторон – свет …

Тьма, повсюду – непроглядная тьма.

Сцепить зубы. Терпеть.

Я вижу Поттера, он разговаривает с Рыжей девчонкой Уизли. "Джинни Уизли", – вспоминаю я. Они весело болтают, сидя на большом зелёном диване. Поттер пододвигается к девушке, оплетает её руками и целует в приветственно приоткрытые губы, забирается рукой под блузку, вторую руку запускает под юбочку.

— Ну что? Это же лучше, чем якшаться со старым носатым уродом? – ухмыляется девушка.

— Не смей говорить об этом сальном ублюдке в такой момент, – грозит Поттер, — А то будешь сама отстирывать свою кофточку от содержимого моего желудка.

— Неужели всё было так плохо?

— Ты шутишь? Это было ужасно! Но это стоило того. В конце концов, мы обсуждали это несколько вечеров. Гриффиндор неплохо повеселился тогда. Не понимаю, он что, действительно поверил, что может кому-то понравиться?

Девушка смеётся высоким грудным смехом, теснее прижимаясь к молодому человеку.

Вдруг декорации сменяются, и я оказываюсь перед Тёмным Лордом. Он улыбается – жуткое зрелище.

— Молодец, Северус, благодаря тебе мы наконец поймали этого несносного мальчишку, — только тут я обращаю внимание на человека, сжавшегося в комок недалеко от нас.

— Наслаждайся, – приказывает лорд и взмахивает палочкой, – Поттер начинает корчиться, кричать, умолять о пощаде.

Голову стискивают тиски отчаяния, перед внутренним взором мелькают лица погибших мо моей вине людей:

Поттеры, Рон Уизли, девчонка Грейнджер, Дамблдор, Люпин, Сириус, Макгонагалл.

Окровавленные тела, скрюченные конечности, закатившиеся глаза, торчащие кости. Мертвы… все они мертвы. Я иду по полю трупов. Утопаю в чужой крови. Это только в сказках мертвецы молчаливы и неподвижны – здесь же, в реальности, всё по-другому.

Искривлённые судорогой рты шепчут мне о своей ненависти, о моём предательстве, о том, что они ждут меня, чтобы покарать за совершённые преступления. Сотни глаз прожигают во мне дыры, сотни чёрных полуразложившихся языков кричат мне в след:

— Почувствуй, на что ты обрёк нас. Посмотри, что ты сделал.

И я смотрю. И я чувствую. Я так виноват перед ними. Я согласен, на всё, что угодно. На любое наказание, любую муку.

Боль вновь вгрызается в моё тело, но на этот раз я принимаю её, как должное. Конечности выкручиваются из суставов, лёгкие горят от недостатка кислорода, по венам бежит лава – но этого мало, мало, МАЛО! Я никогда не искуплю свои грехи перед теми, кого предал. И Гарри… он тоже там, тоже мёртв и страдает… что мне сделать?

Мне так плохо, так жутко и пусто. Замуруйте меня в стену, отдайте на съедение крысам, червям – этого всё равно будет недостаточно. Я разрываю свою кожу, выцарапываю глаза в попытке сделать себе больнее и вдруг… всё исчезает… куда, зачем? Мне необходима эта боль, я нуждаюсь в ней. Тяну руки ко рту в попытке откусить себе пальцы, но что-то удерживает мои конечности. Кричу, вырываюсь. Кто мешает мне?

— Северус, – испуганный голос во тьме.

— Кто здесь?

— Северус, о боже, Северус…

Наваждение отпускает, открываю глаза и медленно, мучительно медленно, вспоминаю: я в Хогвартсе, Гарри жив, все живы… Я жив…

Рядом слышится тихое всхлипывание. Перевожу взгляд и … о нет, неужели пытка ещё не кончилась, и сейчас эта иллюзия поднимет лицо, полное трупных пятен, и …

Нет. Никаких пятен нет. Поттер прижимается ко мне, обнимает, хнычет. Я чувствую его рваное дыхание, быстрый стук сердца.

— Поттер, – хриплю я.

— Гарри, – тихо шепчет он, ещё сильнее стискивая меня в своих объятиях.

Я киваю, не в силах выдавить больше ни слова. Держусь в сознании только усилием воли, но силы кончаются, а я проваливаюсь в бездну.

POV Северуса

Для меня снег — предатель — он оставляет следы,

Он поможет найти меня тем, кто не должен увидеть.

Тяжело утаить что-то там, где встречаешься ты,

Хотя знаешь, уже не надеюсь что-либо предвидеть.

Бурдюг Максим

Запахи: корица, кофе и малина.

Тепло. Нет привычного неприятного жжения на шее, лице, руках.

Что-то легко, словно пёрышко, проходится по лбу, скуле, носу, прикасается к губам. Это что-то имеет вкус мяты и чёрного чая. Тянусь за лаской, жажду её, но тут же одёргиваю себя, сбрасываю дрёму, распахиваю глаза, одновременно надеясь и боясь того, что утренняя сказка развеется, как дым.

— Доброе утро, Северус, – грустно улыбаясь, говорит Гарри. Он стоит на коленях возле моей кровати, в его глазах беспокойство и страх. Он шарит взглядом по моему лицу в попытке угадать мои следующие действия. Бесполезно. Я и сам не знаю, что сделаю через секунду.

Все мысли вылетели из головы, яркая зелень на миг затопила моё сознание. Я только и мог, что пялиться в ответ.

Кто-то в голове услужливо зашептал бархатным уговаривающим голосом:

“Это сон, только сон. Поддайся. Притяни, обними, поцелуй.” Но я слишком хорошо научился разделять реальность и вымысел и не мог позволить себе обманываться. Но всё же ... Что он здесь делает? Как он попал сюда? Не мог же он... Нет, Альбус всё стёр, это невозможно. НЕВОЗМОЖНО.

— Что вы здесь делаете, мистер Поттер? – цежу я сквозь зубы, решив, что лучшая защита — это нападение. И, может, так бы оно и было, если бы голос хрипел чуть меньше после очередной ночи кошмаров. Кажется, я снова сорвал связки своими истошными криками.

Парень весь сжался, будто от пощёчины, порывисто вскочил, засуетился, остановился в дверях, уперев в меня отчаянный взгляд камикадзе, и вдруг, абсолютно невпопад выкрикнул, пряча руки за спину:

— И палочку я тебе не отдам, пока ты не пообещаешь ... нет, пока не поклянёшься, что больше никогда, слышишь, никогда...

Я попытался сесть.

Оборвав свою речь на середине, Гарри бросился ко мне. Навалился всем своим весом, оплёл руками, уткнулся носом в грудь. Его плечи затряслись от сдавленных рыданий, рубашка начала намокать.

Что мне было делать? Я обнял его в ответ. Несмело, несильно. Совсем не так, как хотелось.

Внутри, в душе, что-то маленькое, светлое, колючее скреблось и скулило. Надежда. А чёрное и вязкое НЕВОЗМОЖНО погибало под напором происходящего.

Отпустил себя, прижал к себе этот утренний подарок, зарылся носом в волосы, втянул в себя родной любимый запах.

Как бы я хотел навсегда остаться в этом мгновении, не вспоминая о серой жестокой действительности.

Как бы я хотел...

Чёрное, склизкое, вязкое вновь зашевелилось в душе...

Невозможно.

Этого не могло произойти. Но произошло. Как так получилось? Что он помнит? ... Я должен заново наложить на него заклятие... Нет, не должен... Не хочу... Надо! Ради него. Ему не будет больно, он забудет... Эти отношения опасны. Не говоря уже о том, кто я. Учитель с безумно сложным характером... Все, кто сходятся со мной, в конечном счёте заканчивают плохо. Я испоганю ему жизнь, наполню её сарказмом, депрессией… грязью. Он молод, привлекателен, безрассуден. Я стар, уродлив, замкнут.

Маленькое, светлое, колючее, всхлипнув, растворилось в чёрной вязкой массе.

Расцепив руки, я попытался отодвинуть от себя наконец затихшего подростка.

— Пообещай мне, что ты больше никогда не сделаешь этого, – прошелестел Гарри, чуть отстраняясь.

— Не сделаю чего?

— Не притворяйся! Я знаю, что это был приказ Дамблдора, но сейчас его здесь нет! Пообещай мне никогда больше не стирать мне память, что бы не случилось — я должен помнить! – заорал Гарри мне в лицо. У него начался очередной приступ истерики.

Сжав зубы, я грубо оттолкнул от себя Поттера. На лице застыла привычная безразличная ко всему маска, удерживать которую было тяжело, как никогда раньше.

— А с чего вы взяли, мистер Поттер, что я сделал это только из-за приказа директора? Вы слишком зазнались, если считаете, что не надоели мне за эти безумно долгие полгода. Поручение Альбуса было как никогда кстати.

Все слова приходится силой выдирать из горла. Сорванный голос противится, не подчиняется, отказывается озвучивать такую ересь.

— Я не верю тебе, – шепчет юноша. – Ты лжёшь.

— От чего же? Разве я когда-нибудь признавался Вам в большой любви, давал обещания? Разве я врал Вам когда-нибудь?

Вот так, ударом под дых, выбить весь воздух из мальчишеских лёгких, скривиться в ухмылке, проглотив вставший в горле ком.

Ты нужен мне. Нужен… нужен… нужен.

Я не нужен тебе. Ты поймёшь…

Здесь только один живой человек, и это не я. Сглотну, поправлю на мгновение съехавшую маску, окину безразличным взглядом застывшего взъерошенного парня с заплаканными глазами. Подавлю боль, поднимающуюся волнами от самого сердца. Чёртов орган не желает меня слушаться. Как сквозь сон, слышу собственный голос, наполненный отвращением к самому себе:

— Вы всё ещё здесь? Я же, кажется, ясно дал вам понять, что мне неприятно ваше общество. Вы раздражительны, несдержанны, глупы, невоспитанны и подвержены истерикам. Согласен, вначале это было интересно. Но теперь у меня слишком много дел, чтобы заниматься подобными глупостями. Если вы так просите, то я не стану накладывать на вас заклинание забвения, хоть это и избавило бы меня от множества проблем, так что, оставьте мою палочку и убирайтесь отсюда.

Поттер не шевелится. Стоит, как истукан, смотрит себе под ноги. Руки сжаты в кулаки, нижняя губа прикушена. Злится? Обижается? Что ему не ясно? "Ну же, Поттер, уходи", – в отчаяние думаю я. Хорошо, что сегодня выходной, и никто не будет требовать моего присутствия на завтраке, но вот головная боль начинает приносить беспокойства. Нужно срочно выпить обезболивающее, иначе я рискую упасть в обморок, что было уже несколько раз, когда я игнорировал вопящие о помощи нервные клетки.

— Зачем ты говоришь это, Северус? – вдруг глухо произносит парень.

— Что? – переспрашиваю я, надеясь, что ослышался.

— Ты всерьёз думаешь, что я поверю в это? В то, что ты не хочешь видеть меня, что желаешь остаться один?

Встряхивая чёлкой, Гарри поднимает на меня глаза:

— Это всё из-за того, что Дамблдор тебе наговорил! Это всё из-за него. Поэтому ты прогоняешь меня?! Ты думаешь, так мне будет лучше?!

Я поражаюсь тому, сколько злости в его голосе. Воздух буквально звенит от магии, концентрирующейся вокруг подростка.

— Он пожалеет, что влез в то, что его не касалось! – рычит Гарри. — Он заплатит, если еще, хотя бы раз, заикнётся об этом чёртовом долге! Я никогда не прощу его за то, что он заставил тебя сделать! За его слова! Как он может оставлять тебя одного со своими кошмарами каждую ночь?! Как может заставлять каждый день после этого вести занятия, а после -отвечать на вызовы чокнутого лысого урода!? Как он может поступать так с тобой!? О! Как я его ненавижу… Лживый манипулятор! Чёртов маразматик! Если ещё раз…

Сзади с хлопком разбиваются стеклянные флаконы; пол трещит; шкафы, кровать – всё ходит ходуном. Нужно срочно что-то делать. И мне не приходит в голову ничего более умного, чем поддаться порыву: подойти и притянуть к себе разошедшегося парня.

Голова к этому моменту просто разрывается, но я забываю об этом, как только в мои руки обхватывают взмокшую от пота напряжённую спину.

— Тише, тише… Успокойся, – шепчу ему в волосы.

Гарри поднимает ко мне несчастное лицо, смотрит в глаза, и потом, тянется губами к моим губам. Я не отстраняюсь… ведь, я тоже хочу этого ... до безумия.

Приоткрываю рот, сплетаю наши языки. Этот бой проигран ещё до его начала. Я сдаюсь, и, как только признаюсь себе в этом, всё становится на свои места. Что-то рвётся внутри, звенящая пустота стремительно заполняется светом. Гриффиндор снова выиграл и празднует свою победу. Не хочется думать о последствиях.

Головная боль снова даёт о себе знать. Мигрень и долгожданный поцелуй, что за чудесный коктейль, тем не менее, я выпью его до дна.

Гарри целуется отчаянно, самозабвенно, почти борясь со мной языком, кусаясь, втягивает в себя мои губы, задыхается от недостатка воздуха. Ещё теснее прижимается ко мне, и я чувствую его растущую эрекцию. Я же вновь пытаюсь обрести контроль над собственным телом.

Нужно найти обезболивающее, не хватало ещё потерять сознание и повиснуть на руках Поттера. Гордость — это единственное, что у меня ещё осталось. Разрываю поцелуй, пытаюсь вырваться из цепких объятий, но не тут-то было. Руки Гарри, словно железные тиски.

— Отпусти, – мягко прошу я. По крайней мере, пытаюсь попросить, выходит только хриплое карканье, – мне нужно найти обезболивающее.

Меня недовольно выпускают из объятий. Всё время, пока ищу в шкафу уцелевшую бутылочку с лекарством, чувствую, как спину сверлит недоверчивый взгляд.

Залпом выпиваю долгожданное зелье. Падаю на кровать в ожидании, пока оно подействует. Желудок болезненно сжимается, и я понимаю, что впервые за долгое время мысли о еде не вызывают рвотные рефлексы.

Гарри пристраивается рядом, я не против. Двигаюсь, освобождая ему больше места.

— Это из-за того зелья, которое ты пил на собрании пожирателей?

Вздрагиваю. Напрягаюсь. Какого чёрта!?

— Я видел это глазами Нагайны, то, как вы пили сыворотку правды, – продолжает он, – а потом, клялись в верности. Тогда я ещё ничего не помнил. Я думал, ты предатель. Но теперь я знаю, что это не так. То, что с тобой происходит — это эффект от зелья, да? Ты смог как-то отодвинуть действие этой дряни и теперь вынужден переживать это каждую ночь?

В голосе Гарри вновь послышался металл, и я поторопился прервать его.

— Разве этого можно было избежать? Нет, поэтому никто не...

— Да! Можно было! И Дамблдор знал это!

— О чём ты говоришь? Альбус сделал всё, что мог...

— Нет! Ты мог бы вообще не мучиться, если бы я был рядом! Достаточно прикоснуться к тебе, чтобы нейтрализовать действие проклятия!

Неужели...

— Извини меня за то, что бросил тебя, – прошептал Гарри мне в самое ухо, – я должен был бороться, должен был догадаться, что это случится. Я как представлю, что ты испытывал каждую ночь, тогда, когда я так самозабвенно ненавидел... Северус, мне так жаль, прости меня.

Он что, серьёзно? Ну да, это же Поттер, во всём винит себя.

Обезболивающее подействовало, и я, наконец, могу связно мыслить.

— Всё, хватит истерик, Поттер, – как можно более грозно говорю я, садясь на постели. – Вы ни в чём не виноваты, кроме того, что из-за вас я пропустил завтрак и теперь умираю от голода. Так что, марш в мастерскую, приготовь что-нибудь достойное внимания.

Гарри испуганно смотрит на меня своими безумно зелёными глазищами, неуверенная робкая улыбка появляется на его искусанных, опухших от поцелуев, губах. Он вскакивает.

— Да, конечно. О! Какой я дурак. Сейчас всё будут готово! – скороговоркой выговаривает он и кидается из спальни.

— Только никуда не уходи, – доносится до меня из соседней комнаты.

— Да куда я от тебя денусь, – ворчу я себе под нос, поднимаясь с кровати и подходя к камину, чтобы вызвать домовика с завтраком.

Из кабинета тянется пряный аромат чёрного чая, лимона и корицы.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.