Хроники Особого отдела

— Этому делу необходимо присвоить самый высокий уровень секретности, — командует Робардс, и Драко отмечает, что его начальник прав. Двойное убийство — редкость для магического мира, а совершенное с подобной жестокостью, даже садизмом, явно заранее спланированное — это вообще нечто из ряда вон выходящее. И на стадии предварительного следствия предать это дело огласке, значит, вызвать не только панику среди населения, но и множество ненужных сплетен. А еще — спугнуть преступников. Драко почти уверен, что одному сотворить подобное было просто не под силу.

Погибшие — Уильям Хаггинс и Эдвард Марш, маги, оба пятидесяти двух лет отроду, были убиты вчера ночью в доме Марша. Вскрытие показало, что смерть наступила между тремя и четырьмя часами ночи от кровотечения, вызванного многочисленными ранами магического происхождения. Проще говоря, этих двоих пытали.

К удивлению Драко, на Хаггинса и Марша в архиве Аврората нашлось весьма обширное досье. Менее года назад они освободились из Азкабана, где отбывали пятнадцатилетний срок за разбой и убийство. Четыре тома по сто пятьдесят страниц — и Робардс при этом говорит:

— Надо составить портрет о личности этих двоих, изучить биографию, возможно, в тюрьме им кто-то угрожал…Словом, ты знаешь, что делать. Поскольку мне пришлось взять это дело на личный контроль, то пока можешь оставить все остальные дела, которыми занимался. Часть возьмет Сьюзен, остальные раскидаем по свободным следователям.

— Я возьму папки домой и там изучу. Иначе мне придется спать в кабинете, — Драко не спрашивает, а ставит в известность.

— Бери, — Робардс качает головой. — Только вам и разрешаю. Ты же знаешь, что ни одну бумажку из кабинета выносить нельзя.

— Знаю, конечно.

— Давай поиграем, — Драко поднимает глаза от характеристики Хаггинса, написанной директором Азкабана, и встречается взглядом с Крисом. На выходных они ходили гулять на Косую аллею и в магазине игрушек купили чудесную железную дорогу. Она была такой огромной, что в собранном состоянии должна была занять половину комнаты мальчика, и тогда Драко пообещал, что они соберут дорогу вместе, но попозже. Сегодня среда и малыш, видимо, больше не хочет ждать. Малфой бросает взгляд на кипу документов, которые еще предстоит разобрать, представляет, что скажет, когда завтра Робардс вызовет его на ковер…

Когда Северус через час возвращается домой, Драко и Крис увлеченно кричат ему со второго этажа:

— Поезда совсем как настоящие!

— Подозреваю, Робардс не разделит ваше увлечение железнодорожным делом, — хмыкает Снейп, когда позже Крис уже уложен спать.

— Так я ему и сказал, — Малфой смеется. — Если я буду читать все четыре тома, то такими темпами мы никого не найдем. Но я все просмотрел! Бегло.

— Да?

— Да. Значит, шестнадцать лет назад некие Уильям Хаггинс, Эдвард Марш и Ричард Корноран залезли в дом четы Тознер, рассчитывая, что хозяева в отъезде. К несчастью, Тознеры вернулись намного раньше, чем планировали грабители, и уже мирно спали в своей кровати. Позже Хаггинс и Марш написали чистосердечное признание. Согласно их показаниям, Корноран, бывший главарем, сначала отобрал у Тознеров палочки, связал миссис Тознер, а хозяина дома угрозами заставил принести все имеющиеся ценности, коих в доме было немало. Затем они связали Тознера, пытали его самого и его жену, потом убили. Вернее, Корноран убил миссис Тознер, а когда очередь дошла до мужчины, он заставил подельников выпустить из своих палочек Авады одновременно с ним, поэтому не удалось установить, чье конкретно заклятие привело к смертельному исходу . Через два дня их задержали. Награбленное нашли в тайнике в сарае у Корнорана. Поскольку его подельники вину признали на первом же допросе, раскаялись и активно содействовали следствию, им дали по пятнадцать лет. Корнорана, который свою вину отрицал и все валил на тех двоих, приговорили к смертной казни. Правда, тогда Визенгамот признал, что преступление не настолько тяжкое, чтобы приговор приводился в исполнение через поцелуй дементора. Поэтому пригласили палача, — Драко задумался. Да, все случилось именно так, потому что в то время Министром Магии еще был Фадж, а значит, некому было ввести запрет на смертную казнь. Сейчас, при Скримджере, высшую меру заменили на пожизненное заключение.

— Вот, собственно, и все. Около года назад Хаггинс и Марш освободились, полностью отбыв свой срок. Согласно характеристикам, никаких конфликтов ни с кем из заключенных у них не было. Нареканий от администрации тоже. Так что единственная ниточка, которую надо попробовать раскрутить, это враги на воле, которые ждали их освобождения, или же новые недруги, которые появились после.

— Что там у тебя? — спрашивает Драко. Сквозь приоткрытую дверь в соседний кабинет видно Сьюзен, закопавшуюся в бумаги. Она хмурится и покусывает перо, значит, бьется над делом, где ни черта непонятно. Правда, у самого Малфоя положение не лучше.

— Убийство, — видно, что Сьюзен смертельно устала. — С особой жестокостью.

— Выкладывай, — Малфой откидывается на спинку стула. — У меня все по нулям, может, в твоем удастся с чем-то разобраться.

— Да что тут выкладывать-то. Бенджамин Урис, тридцать один год, маг, был найден мертвым в роще неподалеку от дома, где проживал с женой. Жена показала, что муж обычно ходил в рощу гулять с собакой. Собачий труп со вспоротым брюхом нашли недалеко от тропинки. Это было обычное Режущее, правда очень мощное. Уриса нашли привязанным к дереву магическими веревками. Как показала экспертиза, его оглушили, затем обездвижили, наложили Силенцио. А потом, очевидно, дождавшись, когда он очухается, потому что, по словам колдомедика, на момент смерти Урис был в сознании, преступник…

Тут Сьюзен замолкает, смотрит на Драко и нервно жует губу.

— Ну что там такое? — спрашивает Малфой. — Что произошло-то?

— Он отрезал ему гениталии, Драко.

Всю последующую неделю Малфой пытался установить контакты убитых Хаггинса и Марша. Здесь его ждало разочарование. После выхода из Азкабана они перебивались случайными заработками, но при этом общались, как выяснилось, в основном друг с другом. Никаких новых знакомств, если не считать случайные контакты во время работы. Никаких женщин, никаких сомнительных компаний и жалоб от соседей в Аврорат. Складывалось впечатление, что эти двое старались вести себя, как можно незаметнее и не обращать внимания на окружающий мир. Возможно, пятнадцать лет в камере не прошли даром. После такого практически невозможно вернуться к нормальной жизни.

Так что мотив вновь нажитых врагов отпадал. В отчете Робардсу Драко так и написал: «Установить не удалось». Возможно, они и были, конечно, эта версия еще будет прорабатываться, но надо копать в другом направлении. Только вот в каком?

Сьюзен тоже не сидела без дела. Необходимая рутина — поговорить с безутешной вдовой, на прощание заверив, что преступника обязательно найдут и будут судить; побывать на работе Уриса и узнать от начальства, что тот характеризовался с исключительно положительной стороны; отослать запрос в Гринготтс и получить в ответ, что в ближайшее время никаких крупных сделок мистер Урис не проводил и финансовых задолженностей не имел. Словом, никаких следов, подозрений, а, следовательно, никаких версий. В то время казалось, что оба этих дела — безнадежный «глухарь».

Возможно, так бы и было, если бы через неделю не произошло еще одно преступление.

Генри Хэнском был найден мертвым в собственном доме. По характеру деяния, по почерку преступников, по способу нанесения ран стало понятно, что это убийство напрямую связано с убийствами Хаггинса и Марша. Когда Драко начинает раскручивать родных и знакомых Хэнскома, то безмерно удивлен, что тот является братом Джорджа Хэнскома. Братом палача, приведшим в исполнение смертный приговор Ричарду Корнорану.

— Мистер Робардс, единственное общее звено во всех трех случаях — это палач Джордж Хэнском, — говорит Малфой. — Это человек, который так или иначе связан со всеми убитыми. С первыми двумя он, правда, связан косвенно. Больше ничего общего у Хаггинса, Марша и Генри Хэнскома нет. Хэнском вообще репетиторствовал, никогда не соприкасался с нашими правоохранительными или судебными органами. И убийства — серия, я могу утверждать это, потому что слишком многое указывает на то, что преступники — одни и те же люди.

— Ты все-таки считаешь, что их несколько?

— Я не знаю, — Драко разводит руками.— По оставленным следам затруднительно определить число лиц, да и этих самых следов практически нет. Но тут два варианта. Либо их было двое и более, что логичнее предположить. Либо это был один человек, но наделенный не только необычайной магической силой, а еще силой и ловкостью. Не забывайте, в первом случае ему бы пришлось справиться сразу с двумя взрослыми мужчинами. Кроме того, следов взлома не обнаружено. Значит, жертвы пустили преступников или преступника в дом сами. Очевидно, что он должен был внушить им доверие. Или каким-то образом заставил открыть дверь. Еще хуже, если это кто-то из знакомых, потому что мы проверили весь круг общения. К тому же, у Хэнскома не было общих знакомых с Хаггинсом и Маршем.

— И что ты намерен делать? — спрашивает глава Аврората.

— У меня только один выход. Встретиться с Джорджем Хэнскомом.

— Ричард Корноран? — Хэнском хмыкает. — Помню такого. Я вообще помню всех своих клиентов. — Он ухмыляется, а Драко чувствует дурноту. — Но я уже давно не работаю, с тех самых пор, как сменилось правительство.

Он намекает на то, что из-за таких, как Драко, лишился работы? Или как еще это толковать?

— И что вы можете рассказать о Корноране?

— Да ничего, мистер Малфой! Ничем не отличался от других. Думаете, мы с ним общались? Я получил приказ, и выполнил его. Это была моя работа. Этот Корноран, конечно, кричал, что он невиновен, что его подставили подельники, да только они все так кричат. Они думают, что люди моей профессии — это судьи или сам Министр Магии, и если они заплачут и скажут: «Это не я», то их тут же отпустят на все четыре стороны. Потом все было, как десятки раз до того. Корноран сказал, что отомстит, что достанет тех, кто засадил его в Азкабан и отнял жизнь, даже после смерти. А после все было кончено.

— А о смерти вашего брата вам что-нибудь известно?

— Нет, — Хэнском качает головой. — Только то, что мне рассказали следователи. Генри был всегда очень тихим, спокойным. Репетиторствовал с детишками. А что, мой брат и Корноран как-то связаны?

— Нет, — Драко чувствует какую-то брезгливость к этому человеку, хоть и понимает, что работа палача ничем не отличается от любой другой. Не Хэнском, так кто-то еще. — Это информация для служебного пользования, но могу вас заверить, дело вашего брата не имеет ничего общего ни с Ричардом Корнораном, ни с кем бы то ни было еще. Это два совершенно разных дела.

Хлопает дверь, и на веранду, где сидят Хэнском и Малфой, выходит молодой парень, почти еще мальчик.

— Это мой сын Стэнли. Летом закончил Хогвартс, — говорит Хэнском.

— Значит, ничего?

— Ничего, — Драко сидит в постели, положив голову Северусу на плечо. Лампа — единственный источник света, и она наполняет комнату каким-то золотистым сиянием. — Я хочу найти человека, который занимается изучением духов и душ умерших, — рука Снейпа в это время ласково зарывается в волосы Драко. — Это мне Сьюзен посоветовала. Перед смертью Корноран угрожал всех достать с того света. Если уж никаких версий все равно нет, то и лишним подобное не будет. Мало ли, вдруг Корноран действительно, умирая, проклял врагов. У Хаггинса с Маршем все равно нет зацепок, даже таких.

А потом Драко приподнялся, обхватил руками лицо Снейпа. Одеяло сползло на пол. Тяжелое дыхание, капельки пота на лбу, губы и руки, и хочется прижаться крепче, еще крепче, чтобы стать единым целым, и сожаление, что невозможно стать ближе, чем сейчас. И не отпускать. А потом тишина и тепло родного тела рядом.

— У меня тоже серия, — Сьюзен удрученно смотрит на напарника. — Самое худщее, что может случиться, это серийные убийства. Это почти на сто процентов маньяк. Да еще и на сексуальной почве, — и поясняет, увидев вопросительный взгляд Малфоя: — Сегодня было найдено тело Майкла Денбро. У него были отрезаны половые органы. Точно так же, как у Бенджамина Уриса. Их убил один и тот же человек.

— Это не маньяк, — говорит Робардс на послеобеденном совещании. — Это месть. Поверьте моему опыту, когда убивают таким характерным способом, значит, за что-то мстят. Если бы это был настоящий маньяк, он бы или изнасиловал свою жертву, или надругался над телом. Но если он просто отрезал яйца, больше ничего не тронув, не взяв ценностей и прочее, то человек явно знал, что делает. Поэтому, Сьюзен, давай-ка, поднимай все про этих молодчиков, кто, где и что. Совершенно точно в их биографии должны быть темные пятна, хоть и тщательно замаскированные. Ищи то, что их объединяет.

Драко потратил на поиски этого человека пять дней. Пять дней расспросов, наведения справок, выслушивания отзывов от каких-то третьих лиц через знакомых и коллег, и вот он — Виктор Хокстеттер.

— Один человек перед смертью пообещал отомстить людям, погубившим его. Этого человека казнили. В Лондоне произошли три убийства, и у меня предположение, что эти обстоятельства могут быть как-то связаны между собой. Но доказательств нет, поэтому через знакомых я вышел на вас. Мне говорили, вы достаточно компетентны в подобной области, — Малфой смотрит на молодого, своего ровесника, человека с открытым спокойным лицом и внимательными светло-карими глазами.

— Постараюсь вам помочь, — кивает Хокстеттер, — но мне надо бы посмотреть место, где были убиты те, кому угрожали. Место преступления, правильно? Кажется, так у вас это называется?

— Да, правильно, — отвечает Драко, а сам думает о том, что это было правильно — рассказать обо всем Робардсу. Потому что без соответствующего разрешения он никогда бы не смог провести постороннего сквозь Охранные чары, запечатавшие дом Марша.

— Вы слышали когда-нибудь о диббуках? — спрашивает Хокстеттер четыре часа спустя.

— Нет, — Малфой пожимает плечами. Он действительно не слышал о подобном, но ведь невозможно знать все на свете. — А что это такое?

— Помните, вы говорили, что перед смертью Ричард Корноран обещал отомстить тем, кого он считал виновным в своей ситуации? Так вот, диббук — это слово иудейское, и я использую именно его, злой дух, точнее, душа умершего, которая не ушла туда, куда ей положено. Чаще всего это происходит из-за каких-то сильных эмоций, или же потому, что на земле у человека остались незавершенные, очень важные дела. В случае Корнорана, как я понимаю, это месть. Как правило, диббук вселяется в человека, поскольку для нормального функционирования ему нужно нормальное тело. Человек, ставший вместилищем, вполне может продолжать вести обычную жизнь, за исключением тех моментов, когда дух овладевает его разумом. В такие минуты человек теряет свою личность, теряет себя, полностью находясь в чужой власти. А еще диббук обладает нечеловеческой силой, поэтому вы и решили, что преступников было двое.

— А как…

— От диббука остается характерный энергетический след, — Хокстеттер словно мысли читает. Или у него, Драко, правда, все на лбу написано? — Ваши люди никак не могли это заметить, поскольку для выявления такого рода энергий необходимы узконаправленные обряды. Грубо говоря, надо четко знать, что ищешь.

«Узконаправленные обряды» — это, наверное, когда Виктор зажег в доме Марша множество свечей, а потом долго читал что-то на незнакомом языке. Молитвы? Кажется, так это называется. И оделся он в какие-то странные длинные одежды, даже не напоминающие мантию.

— И что теперь? — спросил Драко скорее у себя самого. И тут же ответил: — Если все так, как вы говорите, мистер Хокстеттер, то думаю, мне лучше отправиться к Джорджу Хэнскому. У Корнорана был зуб на Хаггинса и Марша из-за того, что им дали по пятнадцать лет, тогда как ему повезло гораздо меньше. Кроме того, подельники свидетельствовали против него. А вот Генри Хэнском…Он был братом палача, и если Корноран убил его, значит, хотел отомстить по-крупному. Уничтожить, возможно, не только своего убийцу, но и его родственников. Или хотел запугать. Но сути это не меняет, у Джорджа Хэнскома есть сын…Надо его предупредить и, если потребуется, я попрошу у нашего начальника пару ребят для охраны.

— Давайте я поеду с вами, — мягко предлагает Виктор.

— Отца нет дома, — Стэнли Хэнском выглядит отнюдь не дружелюбно. Но не враждебно, нет. Настороженно.

— А когда он будет? Мы подождем, — Драко замечает, что это предложение явно не нравится юноше, с которым он, кстати, едва знаком.

Стэнли вместо ответа вопросительно смотрит на Виктора Хокстеттера, и Малфой поясняет:

— Это мистер Хокстеттер, работник моего отдела, — незачем говорить мальчишке правду.

А потом все происходит так быстро, что после всего Драко даже не может толком рассказать о случившемся Робардсу. Просто Виктор вдруг отталкивает Малфоя, вскидывает свою палочку и со стороны кажется, что он хочет напасть на Стэнли. А из уст Хокстеттера льются непонятные фразы, и Стэнли Хэнском вдруг начинает меняться. Как будто кто-то изнутри рвется наружу, знает, где выход, как делал сотни раз до этого, но дверь закрыта. И Драко видит, что этот кто-то не просто зол. Это чистая, незамутненная, кристальная ярость. А Хокстеттер сосредоточен, не более, как будто для него подобное в порядке вещей. Но когда он заговаривает, в ровном голосе слышится приказ:

— Назови свое имя.

Хэнском корчится, как от невыносимой боли, и шипит, словно он готов разорвать незваных гостей. Но палочка Виктора, направленная на него, мешает это осуществить.

— Ричард Корноран, — он почти шепчет, а вниз по губе ползет слюна.

— Уходи, и оставь мальчика в покое. Отправляйся туда, где тебе следует находиться.

Пальцы на руках Хэнскома-младшего скрючены, как в судороге, и Драко в этот момент искренне рад, что тот не может воспользоваться палочкой, иначе им с Виктором пришлось бы туго. А потом раздается нечеловеческий вопль, будто человеку ломают все кости или заливают в горло расплавленный металл, крик, в котором смешивается боль, отчаяние и ненависть. Малфой зажмуривается, и когда все стихает, и он решается посмотреть, то Стэнли Хэнском лежит на земле скорчившись, в позе зародыша. Лица не видно — он уткнулся в согнутые колени, и все тело дрожит, как в лихорадке.

— Ему бы в Мунго, — поворачивается Хокстеттер к Малфою

— Да, конечно. Но сначала я сообщу в Аврорат. Потом он поедет в Мунго. Под конвоем.

Робардс продержал Драко у себя два часа, сказав на прощанье:

-Завтра пойдем к Скримджеру, расскажешь ему все еще раз. Боюсь, мне он не поверит. Если честно, я сам с трудом верю.

— Хорошо, — от усталости плохо удается скрывать раздражение. — Завтра я пойду куда угодно, а сегодня я отправлюсь домой и лягу спать. Устал, как собака.

Но судьба, очевидно, не собиралась быть к нему благосклонной. В приемной главы Аврората обнаруживается ожидающая его Сьюзен, и вид у нее такой, словно возродился Волдеморт.

— В чем дело? — спрашивает Малфой.

— Сегодня ко мне пришел человек по имени Патрик Бирлингейм и сделал чистосердечное признание.

Видимо, придется опять возвращаться в кабинет к Робардсу.

— Шесть лет назад Урис, Денбро и Бирлингейм изнасиловали девушку. Они пригрозили, что если она расскажет кому-нибудь, то они ее убьют. Девушка, которую звали Рут, рассказала обо всем старшему брату, с которым проживала, но он не смог привлечь насильников к ответственности из-за влиятельных родственников последних, — у Сьюзен такой вид, будто лично она виновата в случившемся. — Потом Рут покончила с собой. А брат решил отомстить, и выжидал удобный случай, усыпляя бдительность тех троих. Когда они решили, что выиграли, он добрался до насильников сестры. Двоих убил, а третий, Бирлингейм, поняв, откуда ветер дует, решил прийти с повинной в Аврорат. Он решил, что здесь проживет дольше, чем на свободе.

— И как зовут нашего мстителя, — спрашивает Робардс, а у Драко вдруг подкатывает противный комок к горлу.

Сьюзен мнется, а потом говорит:

— Его зовут Виктор Хокстеттер.

— Я чувствую себя паршиво, — Драко сидел за столом напротив Северуса. Ужин давно остыл. — Так, как будто я сам палач, и сегодня осудил невиновного на казнь.

— Драко, ты просто делал свою работу, — Снейп встал из-за стола, подошел к Малфою и обнял, прижав светловолосую голову к груди. — Я знаю, это трудно, но ты выполняешь то, что предписывает закон. Это не всегда приятно, но это правильно.

— Но Виктор, он… он мстил за сестру.

— И он совершил убийство, и не одно. Какие бы мотивы им не двигали, он пошел на преступление, и мы оба это знаем.

— И я не могу его обвинять, — прошептал Драко, представив на месте Рут Северуса. Или Криса.

А Снейп просто прижал его крепче. Возможно, он тоже думал именно так.

— На черном рынке появилось это, — Скримджер ставит на стол небольшой флакон c зельем. — Сильнейший галлюциногенный препарат. Как показал анализ, это модификация снотворного зелья, сильнодействующего, да, но безопасного, если зелье выписано колдомедиком по назначению. В результате модификации осталась только основа, были добавлены новые компоненты, часть из которых запрещена к продаже, производству и употреблению почти во всех европейских магических государствах, и мы имеем препарат, в небольших дозах вызывающий галлюцинации, эйфорию и почти мгновенное привыкание, а при передозировке — летальный исход. Вы понимаете, что это означает?

Драко, конечно, понимает. И уверен, что Робардс, сидящий рядом, понимает тоже, потому что напряжение волнами исходит от главы Аврората.

— Это означает, что в магическую Британию хлынуло смертельно опасное вещество, — тем временем продолжает Скримджер. — Это пока первая ласточка, но я не сомневаюсь, что через пару недель мы будем иметь огромные партии этой дряни, изъять которые будет весьма проблематично. А это людские жизни, — Министр прищуривается, а плотно сжатые губы говорят о решительности и готовности к борьбе.

Но Драко знает, что глава магического мира не сказал еще об одном обстоятельстве, не менее важном. Не за горами выборы на пост Министра Магии. И на данный момент самые высокие шансы на выигрыш именно у Скримджера, который вновь решил выдвигать свою кандидатуру. Уже сейчас понятно, что в честной борьбе он оставит противников далеко позади. Собственно, ему и бороться не надо, потому что симпатии населения слишком явные. И подточить это может только одно — неожиданное, громкое и грязное дело, если народ увидит, что Министр не справляется со своими обязанностями и не выполняет обещаний. Тогда рейтинг Скримджера поползет вниз, и останется слишком мало времени, чтобы все исправить. Зато начнут подниматься шансы оппонентов. «Наших оппонентов», — думает Драко. Он всегда был и остается человеком Скримджера, что бы ни случилось.

Через два дня Малфой и Робардс вновь сидят с утра в кабинете Скримджера, только настроение у всех троих стало еще мрачнее.

— Мы выяснили насчет поставок, — наконец начинает глава Аврората. — В смысле, поставок сырья для препарата. Наши эксперты показали, что часть компонентов приходит в Британию из других государств, скорее всего — стран Арабского региона. Но само зелье производится уже у нас.

— Значит, — Министр вертит в руках перо, — действия такие. Гавейн, надо проверить все таможенные посты, благо, их не так много. Скорее всего, ингредиенты провозятся вперемешку с каким-то другим грузом так, что по накладным все чисто. Так же необходимо усиление контроля на границе, на тот случай, если поставщики действуют в обход и нашли вариант, как доставить товар, минуя кордоны.

— У нас международной торговлей занимается, если не ошибаюсь, Пол Дипно. Я лично дам ему соответствующие распоряжения, — говорит Робардс. — Это в его компетенции.

— И, пожалуйста, поторопись, — судя по виду главного аврора, Скримджер мог бы этого и не говорить. — Времени совсем нет.

— Я знаю, шеф, знаю.

— И результаты сразу ко мне на стол. В любое время дня и ночи.

Еще через неделю, когда вот-вот должна начаться предвыборная кампания, приходят очень неутешительные новости. Пограничный режим ужесточили на следующий же день после поручения Министра, ввели временные меры на новые правила досмотра прибывающих товаров и лиц. «Мышь не проскочит», — передал Робардс слова Дипно, который, в свою очередь, обязался лично курировать выполнение инструкций. Казалось, все стоят на страже, и действительно, стало так тихо и спокойно, что Драко и вправду поверил, что они отделались малой кровью и теперь смогут наконец-то вплотную заниматься предвыборной агитацией. Единственным осиным гнездом был черный рынок, потому что зелье неожиданно, в один момент, пропало из продажи, и то, что осталось из старых партий, стало стоить просто астрономических денег. В результате нескольких одновременных облав удалось накрыть притоны, где продавали эту дрянь, но, к разочарованию Скримджера и Робардса, все их хозяева были не более чем посредниками, мелкими сошками, и не знали, кто является изготовителем. Кроме того, не удалось даже выяснить, кто поставщик смертельной отравы, через которого можно было бы выйти на зельеваров. Передача препарата проходила через десятки лиц, через хитроумные каналы, полностью исключающие контакты с той, второй, стороной.

Но это магический мир как-нибудь пережил бы, тем более, что Робардс намеревался продолжить зачистки, если бы спустя семь дней зелье вновь не появилось на рынке. Случилось то, чего никто не предполагал. Это было тот же яд, просто компоненты, ввозимые из Арабского мира, были заменены на производимые явно в Британии, аналогичные по свойствам. Зелье стало даже более смертоносным, потому что вместо ингредиентов растительного происхождения стали использоваться составы, произведенные искусственным путем.

— В этом деле замешан Пол Дипно, зуб даю, — Робардс сразу берет инициативу.

— Неужели? — спрашивает Скримджер. — Ну-ка, давай, изложи свою версию. Нам интересно.

— А чего тут излагать, шеф? Сами посудите. Кто у нас контролирует поставки из-за границы? Дипно. Когда мы прикрыли кормушку, ясное дело, этот жук понял, что дело больше не выгорит, слишком легко попасться. Почему никто не попался на контрабанде? Как будто этих уродов предупредили, что соваться нельзя. А кто мог предупредить в такие короткие сроки? Только тот, кто сидит наверху. А кто это у нас? Пол Дипно.

Робардс удовлетворенно откидывается на спинку стула, а Драко думает, что глава Аврората, пожалуй, прав. По крайней мере, в его теории все гладко и связно.

— А мотив? — Скримджер потирает переносицу. — Допустим, ты прав. Но зачем это Дипно? Заработать? Разбогатеть можно и другими, более легкими, хоть и уголовно наказуемыми, способами. И главное — почему именно сейчас?

Робардс молчит, явно подбирая ответ, но Драко опережает его:

— Возможно, Пол Дипно работает не один. И не самостоятельно, а по поручению.

Министр едва заметно улыбается:

— Соображаешь.

Они круглосуточно следили за Дипно, но результатов не было. Он вел обычную жизнь вечно занятого, высокопоставленного чиновника. Прослушивающие чары Аврорат установил везде — на работе, дома, даже в ванной комнате Пола Дипно.

Поначалу возникла мысль вызвать чиновника на допрос, и Драко это даже поддержал, потому что доверял Робардсу, который говорил, что у него профессиональное чутье, и он точно знает, что Дипно замешан в этом деле. Но Скримджер им строго-настрого запретил: «Мы ничего не добьемся, только спугнем по-настоящему крупную рыбу. И они уйдут, а через какое-то время зелье всплывет в другом месте, возможно, вообще в другой стране. И тогда придется начинать все заново. Сначала надо понаблюдать за этим Дипно, что он из себя представляет, чем живет. Потом будем брать, но не раньше, чем вы добудете железные доказательства».

Летальных исходов среди населения, особенно молодежи, стало больше, а аврорские облавы давали с каждым разом все меньший результат. Зелье шло нескончаемым потоком. «Надо искать подпольную лабораторию, хорошо оснащенную», — сказал Скримджер Драко, а тот только развел руками. Где ее искать? По всей Британии? Она наверняка под кучей Охранных чар.

Так бы, наверное, и продолжалось, если бы в один из вечеров молодой человек по имени Билл Леффертс, племянник Дипно, не отправился на очень странную встречу. Билл работал в секретариате своего дяди, и естественно, что он проводил много времени с чиновником. Как правило, их общение касалось или каких-то исключительно рабочих моментов, или сугубо внутрисемейных вопросов — словом, ничего подозрительного. Но прослушку никто снимать не собирался, даже если она и не давала результатов, и, наконец, аврорам повезло.

Однажды вечером, по просьбе дяди, который, увы, конкретных поручений, кроме «обговорить сроки», племяннику не дал, Билл Леффертс отправился на встречу с человеком, которого в разговоре назвали мистером Стейнером. Они встретились на берегу реки, долго гуляли вдоль воды, но для Аврората это оказалось очередным впустую потраченным временем. Прослушивающих чар на Леффертсе не было, и пришлось полагаться только на визуальное наблюдение. Робардс не скрывал намерений арестовать Леффертса и Стейнера, если будет происходить передача подозрительных веществ, но ничего не было. Они о чем-то беседовали, а затем разошлись. Настоящее разочарование.

— Мы решили установить слежку за Стейнером, — говорит Робардс, в очередной раз сидя в кабинете Министра. — Что удалось установить. Норман Стейнер, сорока восьми лет, разведен, официально нигде не работает. При этом содержит весьма неплохую квартиру в центре Лондона и ведет образ жизни, малоподходящий для безработного. Так что, шеф, мы взяли этого красавца в оборот.

— И что удалось выяснить? — у Скримджера вид, как у старой, опытной гончей, почуявшей долгожданную добычу.

— Значит, с того раза с Биллом Леффертсом Стейнер больше не встречался, и вообще никаких ниточек от него к окружению Дипно не идет. Но! Дальше начинается самое интересное. Через несколько дней Стейнер назначил встречу некоему Роберту Синделлу. Мы, конечно, подняли все на этого парня. Синделл пару лет назад ходил в учениках у одного зельевара, но обучение не закончил в силу материального положения, хотя и подавал большие надежды. Наши люди встретились с бывшим учителем Синделла, и тот пояснил, что ученик был крайне способный, все схватывал на лету и, более того, был склонен к экспериментам.

— Интересно, — хмыкает Министр. — И что дальше?

— А дальше на встрече Синделла и Стейнера, которая, кстати, прошла на вокзале, то есть, в достаточно людном месте, не было ничего подозрительного. Как и в случае с Леффертсом, они просто поговорили и разошлись. Но вчера нам стало известно, что Стейнер назначил через два дня еще одну встречу Синделлу, но на этот раз — у парня дома. Да, кстати, живет этот зельевар в пригороде Лондона, в небогатом районе, но зато в просторном доме. В очень просторном, это если учесть, что он живет один. Поэтому там вполне есть место для лаборатории. Так вот, мы приняли решение, если будут какие-то улики, малейшие, то надо брать. Иначе второго шанса не будет.

А Драко не верит своим ушам. Неужели все-таки они нашли то, что искали? Неужели повезло?

И им действительно везет. Норманна Стейнера и Роберта Синделла взяли с поличным при передаче партии зелья. Большая часть дома Синделла была отведена под лабораторию. Зелье, несмотря на свой эффект, было не настолько сложным в приготовлении, чтобы с этим не мог справиться один специалист. Увы, Роберт Синделл оказался специалистом, даже не имея диплома на руках. Позже на допросе он пояснил, что когда сидел без работы и средств к существованию, на него вышел Норманн Стейнер и предложил хорошие деньги. Когда долгое время живешь впроголодь, перестаешь задумываться о моральной стороне жизни.

Стейнер поначалу отпирался и говорил, что ничего не знает, а его самого подставили, да и зелье это он впервые в жизни взял в руки. Раскололся он позже, уже после признательных показаний зельевара-недоучки, когда Визенгамот выдал разрешение на арест и Билла Леффертса, и Пола Дипно.

И Драко думал, что на этом все и закончится. Но на самом деле, все только начиналось. Потому что Пол Дипно дал показания против Ральфа Макговерна, основного противника Скримджера на предстоящих выборах.

— Он хотел подсидеть нашего Министра, — говорит Драко Северусу, сидя вечером перед камином и празднуя победу вновь избранного Министра Магии Руфуса Скримджера. Да, именно так — «нашего». — Макговерн твердо понимал, что шансов у него нет, кроме как занять второе место. Тогда он взял в оборот Дипно, с которым был дружен, и решил играть грязно. Наводнить британский черный рынок этим дерьмом, как следствие — высокая смертность среди населения, особенно среди молодых людей, и можно объявить, что Скримджер не справляется с угрозой, а если выберут его, Макговерна, он точно знает, как остановить распространение этой дряни. Он хотел убить сразу двух зайцев — убрать конкурента и показать народу, что умеет держать ситуацию под контролем. Но Макговерн не рассчитал одного…

— Что у Скримджера есть Гавейн Робардс и Особый отдел, — заключает Снейп.

— Лорел Энтрегьян? — в голосе Сьюзен слышится изумление. — Не может быть! Та самая писательница?

— Да, та самая, — Драко поднимает покрасневшие от усталости глаза на напарницу. — А ты что, читаешь ее книги? Насколько я понимаю, это обычные любовные романы, ничего интересного. Такими завалены все прилавки.

— Нет, не обычные, — девушка уже просматривает результаты вскрытия. — Ты не понимаешь. Это нечто восхитительное, такая любовь, — неопределенный жест рукой, вероятно, обозначающий нечто, недоступное восприятию Малфоя, — настоящая. Как это произошло? — Сьюзен прищуривается, как всегда делает, если случилась какая-то неприятность.

— Авада, — Драко пожимает плечами. — Следов взлома не обнаружено. Скорее всего, Лорел Энтрегьян знала своего убийцу и сама впустила его в дом. Уже опрошен отец погибшей, который показал, что из дома исчезли драгоценности дочери. Поэтому главная версия сейчас — убийство с целью ограбления.

— Я тоже подключаюсь к этому делу, — безапелляционно заявляет девушка. — И не возражай.

— «Моя зеленоглазая колдунья», — Робардс указывает на лежащую перед собой книгу. — Пока вы бездельничали, я изучил на досуге, приобщился к прекрасному. Или вот еще — «Страсть под солнцем», — на лице главы Аврората появляется выражение, близкое к брезгливому. Драко ухмыляется, а Сьюзен недовольно сопит. — Дамочка была на редкость плодовитой — работы выходили ежегодно. Обычные…

Робардс запинается, и Малфой готов поклясться, что начальник хотел сказать «сопли», но решил проявить уважение к Сьюзен.

— …любовные романы, — дипломатично заканчивает главный аврор. — Однако, по показаниям редактора мисс Энтрегьян, перед смертью она написала произведение в совершенно новом для себя жанре — детективном, — и на этих словах Драко представляет себе, какой кошмар должен был бы получиться. — Но, по результатам обыска, рукопись не была найдена. Редактор пояснил, что Лорел Энтрегьян не обсуждала с ним сюжет, ничего толком не рассказывала, говорила только, что книга станет бестселлером и эта работа очень важна лично для нее. Неделю назад женщина заявила, что роман закончен. Она хотела еще раз просмотреть рукопись и отослать редактору. После убийства работа исчезла вместе с драгоценностями.

— Возможно, — говорит Драко, — убийца взял драгоценности, а потом увидел рукопись. Решил взглянуть, а когда понял, что это, унес с собой в надежде перепродать, например.

— Скорее всего, — кивает Робардс. — Редактор пояснил, что о новом романе Энтрегьян не распространялась, знали только они двое и, скорее всего, любовник Лорел, Ральф Эмес. Энтрегьян говорила в интервью, что ее книга будет отличаться ото всех предыдущих, но круг лиц, посвященных в подробности, был узок. Так что не исключено, что рукопись может где-то всплыть. Дело осложняется тем, что мы не знаем содержания, и я не удивлюсь, если кто-то попытается выдать работу Энтрегьян за свою собственную.

— Значит, ничего хорошего, — подытоживает Сьюзен.

— Ну, не совсем, — говорит глава Аврората. — У Лорел Энтрегьян обнаружена банковская ячейка. То есть, у нее и так был счет в Гринготтсе, но мы сделали запрос, и оказалось, что за два дня до смерти она открыла еще один, и теперь мы можем потребовать открытия ячейки и осмотра содержащегося в ней имущества.

— Визенгамот не подпишет запрос, — Драко мрачен. — Надо дожидаться, когда наследники Энтрегьян примут наследство и вступят в права.

— Не надо, — Робардс улыбается. — Лорел Энтрегьян составила заявление в Гринготтсе, где говорится, что в случае ее смерти, она завещает содержимое магической Британии. Так что Визенгамот подпишет запрос.

Ральфа Эмеса на следующий день вызвали повесткой на допрос, а еще через два часа заключили под стражу. На Драко Эмес произвел пренеприятнейшее впечатление. Игрок, не скрывавший долгов и того, что последние годы жил за счет своей любовницы Лорел Энтрегьян, которая была почти на десять лет старше. Сам Эмес нигде не работал, просиживая деньги Энтрегьян в карточном клубе. На момент смерти любовницы алиби у него не было.

— Мы поссорились, — убеждал он на допросе. — Она сказала, что устала от наших отношений.

«Странно, что она не сказала этого раньше», — подумал Малфой, но вслух спросил:

— До этого между вами были ссоры?

— Были, — Эмес выглядит подавленным. — Но мы всегда мирились. Лорел любила меня, — он поднимает взгляд на Драко. — У нас все было хорошо, и я уверен, что мы и в этот раз помирились бы. Я решил уйти на квартиру, оставшуюся мне от родителей, и переждать там пару дней, чтобы Лорел успокоилась. Так уже бывало, и часто она первая приходила мириться. О том, что Лорел мертва, я узнал от ваших людей. Я ни в чем не виноват, — поспешно добавляет Эмес. Слишком поспешно, и Драко знает, что так говорят, когда есть что скрывать. И у него есть подтверждения этому.

— Мистер Эмес, — Малфой нарочито медленно достает документ из папки, — в вашей квартире был проведен обыск. Авроры нашли драгоценности, те самые, которые отец Лорел Энтрегьян опознал, как пропавшие с места преступления. — А потом смотрит в лицо Эмесу и жестко говорит: — Вы убили и обокрали вашу любовницу. Так ведь было?

— Нет! — Эмес, кажется, готов броситься на особиста. — Я ничего не крал! Эти вещи Лорел дала мне сама, чтобы я расплатился с долгами. Клянусь вам, это правда!

— Которую никто, кроме вас, не может подтвердить.

Сейф Лорел Энтрегьян вскрыли действительно без проблем. Внутри обнаружился только небольшой футляр для свитков. Ни писем, ни документов, ни ценностей — ничего. Футляр изъяли и доставили лично Робардсу, и когда Драко со Сьюзен пришли по вызову в кабинет главы Аврората, то застали начальника, внимательно изучающим какую-то рукопись.

— Кажется, мы его нашли. Последний роман Лорел Энтрегьян, — и Малфой думает, что это звучит слишком пафосно. — По крайней мере, здесь стоит дата, как раз за неделю до преступления, и по содержанию очень похоже. Что-то про убийство.

— Как же так получилось? — у Сьюзен недоумение смешивается с неверием.

— А это я у вас должен спрашивать, а не наоборот. Забирайте и все выясните, потом доложите.

— Ну, если редактор уверен, что рукопись была в доме и пропала после убийства, и если за два дня до гибели Энтрегьян открыла сейф, то варианта два. Первый — она опасалась, что с романом может что-то случиться, особенно если в тот момент рассорилась с любовником. Например, что Эмес выкрадет рукопись и начнет ее шантажировать, — говорит Драко. — Тогда Лорел сделала на всякий случай копию, которую положила в банковскую ячейку.

— Логично, — кивает Робардс. — А второй вариант?

— Второй — никакой кражи не было. Писательница сама отнесла подлинник в сейф, намереваясь забрать его, когда пойдет к редактору. Единственный вопрос — почему она составила заявление, чтобы роман перешел государству? У Лорел Энтрегьян есть отец, которому и так сейчас перейдут все права на работы дочери. Почему она сделала исключение именно для этой книги?

— А вот с этим, друзья мои, вам и предстоит разобраться, — говорит Робардс.

— Я прочитала, — говорит Сьюзен четыре дня спустя.

Драко сидит мрачнее тучи — на Ральфа Эмеса нет других улик, кроме найденных драгоценностей. Ни следов, ни отпечатков на месте преступления. Алиби у него, правда, тоже нет, но это не показатель. Зато действительно есть долги, и немалые, которые его покойная любовница регулярно выплачивала. Про рукопись Эмеса уже допросили, и он как заведенный твердил, что да, Лорел писала роман, говорила, что это нечто совершенно новое, называла откровением, но он, Ральф, совсем ничего не понимает в литературе, потому особенно и не интересовался. Он клялся, что ничего не знал о втором сейфе, а на вопрос были ли у Энтрегьян недоброжелатели, пояснил, что Лорел вела замкнутый образ жизни и почти ни с кем не общалась.

С одной стороны, картина складывалась не в пользу Эмеса, с другой — предъявить ему действительно было нечего. Судя по тому, что женщина редко виделась с родным отцом, и это подтверждали все, кто знал ее, в том числе, и сам родитель, можно было предположить, что мисс Энтрегьян действительно отдала украшения любовнику, а отец об этом элементарно не знал. И Малфой был уверен, что адвокат Эмеса в судебном заседании скажет примерно то же самое. А вот стороне обвинения возразить на это будет нечего. Уже сейчас Аврорат с трудом добился продления срока содержания под стражей.

— И что интересного пишет?

А Сьюзен вместо ответа говорит:

— Сначала я хочу еще раз поднять биографию Энтрегьян. Надо кое-что проверить. Я потом обязательно все расскажу, хорошо?

Драко только пожимает плечами. Вот бы на его фронте было все так просто.

— Она описала настоящее преступление, — заявляет Сьюзен.

Малфой и Робардс могут только удивленно таращиться на нее.

— Я внимательно изучила всю биографию Лорел Энтрегьян, дала запрос в архивы. Выяснилось, что когда Лорел было девять лет, ее мать умерла при очень странных обстоятельствах. Она упала с лестницы. Это признали несчастным случаем, поскольку муж и дочь, находившиеся в этот момент дома, показали, что миссис Энтрегьян спускалась вниз в новом, длинном платье и на самом краю лестничной площадки наступила на подол. Теперь, — Сьюзен смешно морщится, — я прочитала ее последнюю книгу. Это действительно детектив, причем он сразу показался мне даже не продуманным, а каким-то реалистичным. Такие книги не пишут после любовных романов, совершенно другой уровень. А речь там идет о семье, где отец убил мать, после того, как она хотела развестись с мужем и уйти с дочкой, забрав свое приданое, что составляло львиную долю их состояния. Он столкнул ее с лестницы, а дочери пригрозил, велев молчать.

— И что в конце? — спрашивает после паузы Робардс.

— Ничего, — говорит Боунс. — Открытый финал.

— И что вы мне можете предъявить, кроме романа моей дочери? — на лице мистера Энтрегьяна ясно написано, что он считает авроров, по меньшей мере, идиотами. — Это художественный вымысел, вы знаете это? Это роман! Там можно понаписать, что хочешь, можно даже взять за основу реальных людей, многие так и делают, но от этого книга не становится документальной.

— Мы проверили все ваши финансовые дела, мистер Энтрегьян, — говорит Драко. Почему-то теперь он совершенно точно уверен в их правоте. — Вы недавно женились во второй раз, спустя столько лет холостяцкой жизни, не так ли?

— Да, и мы с женой хотим родить ребенка, — с вызовом говорит Энтрегьян.

— Не сомневаюсь, иначе, зачем нужна молодая жена? Чтобы произвести на свет наследника. Но вот какая штука. Вы оформили документы таким образом, и по запросу Визенгамота юридическая контора официально подтвердила это, что в случае рождения во втором браке ребенка половина состояния вашей семьи отходит этому ребенку. Половина, на которую у вашей старшей дочери тоже, в общем-то, было право. А если родится к тому же мальчик, то Лорел достанутся сущие копейки. И она не солгала — часть капитала изначально была принесена вашей первой женой, матерью Лорел, в качестве приданого. Именно эти деньги вы потом вложили в дело.

Энтрегьян долго смотрит на Малфоя, и он кажется Драко огромной глыбой льда, черной пустотой, внутри которой ничего нет. А потом что-то неуловимо меняется. Не зря Скримджер когда-то сказал, что Драко умеет убеждать.

— Да, это сделал я, господин следователь, — Энтрегьян щерится. — Она начала говорить, что если я не дам ей и ее альфонсу якобы законную долю, то о моих делах узнает весь свет. Мол, кто-то обязательно догадается. Только два убийства вам на меня повесить не удастся.

Да, не удастся, думает Драко. Срок давности по первому преступлению уже давно истек.

— Вот все и закончилось, — говорит Малфой Снейпу. Они прогуливаются вдоль берега и смотрят, как Крис кормит уток.

— Жаль, что этот роман так и не увидит свет, — и Северус прав, потому что рукопись, после того, как пройдет доказательством по уголовному делу, ляжет в архив.

— Но Сьюзен его все-таки прочитала.

— Вот здесь все и произошло, — аврор показывает Малфою на обгоревшее строение, когда-то бывшее сараем. Ветер, как назло, дует в их сторону, и при каждом вздохе Драко ощущает тошнотворный запах паленого мяса. Мимо колдомедики проносят в мешке то, что, согласно рапорту, было Джорджем Дивоуром.

— Сгорел заживо, бедняга, — в голосе аврора слышится любопытство, и Драко поворачивается и идет по направлению к дому. Ну что может быть в этом интересного? Эти молодчики еще не насмотрелись на чужие смерти?

— Сара Дивоур, правильно? — перед Малфоем не старая еще женщина, ровесница его собственной матери, но при этом уже почти совсем седая.

— Правильно, сэр, — так отвечают люди, привыкшие во всем и со всеми соглашаться на протяжении многих лет, и даже не допускающие мысли о том, что их голос тоже имеет какой-то вес. Драко достаточно насмотрелся на таких женщин, и уже заранее знает ответы на многие свои вопросы. Но спросить все равно необходимо.

— Какие отношения были у вас с покойным?

— Он мой муж, — женщина поднимает на особиста удивленный взгляд.

— Это я знаю, — Драко решает быть терпеливым. — Я имею в виду обстановку в доме. Ссоры бывали? Вы ладили с мужем?

— У нас дома была нормальная обстановка. Все, как у всех. Мы с Джорджем прожили вместе двадцать пять лет.

«Именно поэтому вы выглядите, как старуха», — думает Малфой.

— Хорошо. Тогда расскажите, как все произошло.

— Джордж много времени проводил в сарае, — голос миссис Дивоур звучит тускло и буднично. — Сами видите, дом у нас небольшой, а мужчинам всегда нужно личное пространство, где их никто бы не тревожил, понимаете…Тем более, у нас больной ребенок, — теперь женщина смотрит на Драко с вызовом, — а это тяжело — когда он все время перед глазами. А сарай Джордж привел в порядок, починил, утеплил, повесил гамак. И летом, вот как сейчас, он проводил там сутки напролет. Я туда даже не заходила, он сам убирался и прочее.

— А сегодня что произошло?

— Не знаю, мистер Малфой. Нас с Майком разбудил Ройс, это наш домовый эльф…

— У вас есть эльф? — перебивает Драко. Откуда взяться домовику в практически нищем доме?

— Есть. Этот эльф — единственное, что досталось мне в наследство от родителей. Ройс принадлежал еще моей прабабке.

И Малфой думает о том, что когда-то давно он уже слышал подобную историю, которая, правда, была куда более плачевна. Ведь домовый эльф должен означать определенный уровень достатка, и уж точно — не этот старый тесный дом. Правда, той, другой волшебнице, повезло еще меньше, ибо она вышла замуж за магла, но если бы дожила до возраста миссис Дивоур, и если бы Драко имел возможность увидеть ее, то, он не сомневается, выглядела бы такой же изможденной.

— Итак, вас разбудил домовик. Что было дальше?

— Ничего, — женщина разводит руками. — Я выбежала на улицу, сарай вовсю горел. Пламя было слишком велико, и я не сразу сумела его потушить. А поскольку сарай стоял позади дома, то момент возгорания заметить было невозможно, в такое-то время. Соседей поблизости нет.

— А крики? — спрашивает Драко. — Криков о помощи вы не слышали?

— Нет, — миссис Дивоур качает головой. — Я думаю, Джордж уже спал. Летом, когда тепло, он частенько оставался ночевать в своем гамаке. Он использовал свечи для освещения, и я не раз говорила, что это может быть опасно и надо купить хотя бы лампу, но муж не захотел тратиться лишний раз.

Авроры, прибывшие на место происшествия раньше Малфоя, говорили ему то же самое — отравление угарным газом. Может, бедняга и не понял, как сгорел. Поэтому и не смог выбежать на улицу или аппарировать, на худой конец. Остается узнать одно…

— Палочку ваш муж держал при себе?

— Да, всегда.

«Это ничего не значит, — сказал прибывший по вызову колдомедик полчаса назад. — Если погибший успел надышаться угарным газом, то, скорее всего, потерял ориентацию в пространстве, и просто не сумел в такой обстановке применить палочку. Тем более, спросонья. Точнее станет известно после вскрытия».

— Дверь сарая была заперта, скорее всего, изнутри, — Драко не спрашивает, а утверждает.

— Джордж всегда запирался на засов. Иногда и чары накладывал. Он не любил, когда его тревожили, — ответ, призванный полностью удовлетворить господина из Особого отдела. И он удовлетворяет. По крайней мере, до результатов вскрытия.

Из задней комнаты доносится нечленораздельное мычание, и Малфой вопросительно смотрит на хозяйку.

— Это Майк, наш сын.

— Я могу посмотреть? — Драко уже идет в заднюю комнату — Особый отдел не нуждается в приглашениях.

Майк оказывается подростком лет шестнадцати-семнадцати, сидящим на полу и катающим какие-то катушки под присмотром старого, сгорбленного домовика. Малоосмысленный взгляд скользит, не останавливаясь, по Драко, по матери, а затем опять возвращается к катушкам.

— Это родовая травма, — губы миссис Дивоур сжимается в тонкую полоску, и становятся еще более заметны горькие складки у рта. — Майк у нас поздний ребенок.

— Понимаю, — говорит Малфой. — Понимаю.

— Мистер Малфой, а я уж заждался! — штатный патологоанатом Аврората Джон Тидуэлл был балагуром и весельчаком, и любил шокировать новых знакомых, сообщая о роде занятий, что «потрошит тела». — Ваш клиент оказался крайне интересен и далеко не так прост, как кажется.

— Правда? — Драко садится на стул напротив Тидуэлла. — Расскажете?

— Конечно. Может, желаете взглянуть?

— Нет, нет, — смеется Малфой, — лучше послушаю вас.

— Ну, как хотите, — Тидуэлл лукаво улыбается. — Итак, самое первое и важное — на момент, когда должно было произойти отравление продуктами горения, и тем более, на момент, когда произошло возгорание непосредственно тела, Джордж Дивоур был уже мертв. Если еще проще, то он был мертв изначально, то есть, когда загорелось помещение, Дивоур уже не дышал. Поэтому, а я ознакомился с рапортом ваших людей и показаниями жены погибшего, могу сказать, что дама, если не врет, то, как минимум чего-то недоговаривает.

— А причину смерти установить удалось? — спрашивает Драко, и внутренне замирает, понимая, что Тидуэлл, конечно, высококлассный специалист, но труп слишком обгорел…

— Причина смерти — удар головой о твердую тупую поверхность. Кроме того, в момент удара телу было придано ускорение.

Малфой знает, что означает формулировка «с ускорением». Это означает, как правило, толчок, в результате которого удар получается гораздо сильнее… и надежнее. А еще это означает, что Дивоура не били прямо, а раскроил себе череп он в результате неких действий. И в свете последних событий это может быть как убийством, так и убийством по неосторожности. Это абсолютно разные вещи. А он, Драко, еще надеялся, что все будет просто.

— Что, опять вырисовывается долгое дело? — спрашивает Тидуэлл, словно читая мысли.

— Боюсь, что да.

Миссис Дивоур встречает Драко на пороге дома явно без особого энтузиазма. В глазах читается явное: «Зачем вы пришли? Что вам еще нужно?», но произносит она другое:

— Чем обязана, мистер Малфой?

За ее спиной маячит Майк, а Драко думает, как сказать этой измученной женщине, что у него в кармане лежит подписанный ордер на обыск.

— Миссис Дивоур, где мы можем спокойно поговорить? — и поясняет в ответ на настороженный взгляд:

— В ходе вскрытия обнаружились новые обстоятельства по делу.

— Вот как?

— Да, — Драко смотрит на стену позади женщины, потому что представитель Аврората должен быть беспристрастным, верно? Но это невозможно, если смотреть в глаза. Что бы ни говорили про Малфоя в свое время в школе, а чувствовать он тоже может. — Видите ли, эксперт настаивает на том, что ваш муж умер не в результате отравления угарным газом, а от удара головой. А подожгли уже труп. Когда загорелся сарай, ваш муж был мертв, миссис Дивоур. Я прав? — вот теперь можно посмотреть прямо в лицо, потому что представитель Аврората всегда должен быть уверен в своих словах. И никому не надо знать, что эта уверенность шита белыми нитками.

— Неужели? — она, кажется, удивлена. — Это очень странно, правда. Я не знаю, — женщина беспомощно разводит руками, и Драко очень хочется ей поверить.

— Миссис Дивоур, — он лезет во внутренний карман пиджака, — у меня есть постановление на обыск в вашем доме. Сразу хочу предупредить, что если вам есть, что рассказать мне, либо вы скрываете запрещенные зелья, артефакты и тому подобное, то будет лучше, если я узнаю об этом сейчас. Сотрудничество пойдет на пользу, прежде всего вам, поверьте.

— Проверяйте, мне нечего скрывать, — она просто не знает, что у особистов подразумевается под словом «обыск».

— Вашу палочку, пожалуйста, — говорит Малфой.

На несколько секунд воцаряется тишина, и Драко слышит стук собственного сердца, и как в дальней комнате мычит Майк. А потом миссис Дивоур будто стряхивает с себя оцепенение и произносит:

— Что, простите?

— Вашу палочку. Видите ли, полномочия Особого отдела несколько расширены по сравнению с полномочиями штатных авроров, поэтому мы начинаем обыск с проверки палочки. Это не личный досмотр, не беспокойтесь. Но в наш устав внесен пункт, по которому Особый отдел обязан, — Драко особенно подчеркивает последнее слово, — сначала проверить палочку, а затем уже приступить к осмотру жилища. Инициатива Министерства, понимаете.

И это правда. Год назад Скримджер, наконец, утвердил закон об использовании Особым отделом или любым другим отделом Аврората по личному приказу Министра Магии усовершенствованного Приори Инкантатем, которое позволяло выявлять до сотни использованных заклинаний. Он бы утвердил данный акт еще раньше, если бы какой-то умник из Пленума Визенгамота не поднял вопрос о том, что использование подобной модификации Приори Инкантатем нарушает личные права и свободы.

Сара Дивоур протягивает Малфою палочку, и он замечает, как дрожат ее руки, какая сухая кожа, какие выступающие вены… А перед тем, как применить заклинание, думает, что, наверное, тяжело целыми днями сидеть в компании старого эльфа и слушать, как мычит и катает катушки твой больной сын.

Сначала ничего необычного — различные бытовые и медицинские заклинания, вторых явно больше, оно и понятно. Но чутье, выработавшееся с годами работы, подсказывает Драко, что все еще впереди. И когда появляется Инсендио Максима, он понимает, что сегодняшний день явно будет трудным и очень долгим.

— Инсендио Максима? Зачем, можете объяснить? Таким пламенем можно быка изжарить. Или обуглить сарай, например…

Малфой ждет, что скажет миссис Дивоур. Обычно в таких случаях начинаются оправдания, уверения, что человек ни при чем, будто это в порядке вещей — где-то оставить свою палочку без присмотра, и вообще это заговор завистливых родственников, или авроры подставляют, только вот непонятно — зачем? А потом проклятия, как из рога изобилия, и Драко иногда думает, что если бы сбылась хоть сотая доля из них, то в геенну огненную давно провалились бы и он, и Сьюзен, и все Министерство разом. И теперь он ждет, что скажет Сара Дивоур, которая, если не лгут документы, а они не лгут, родилась в когда-то знатной, но с годами вконец обедневшей семье, и двадцать пять лет назад, очевидно, отчаявшись найти подходящего жениха, после скоропостижной смерти обоих родителей, вышла замуж за Джорджа Дивоура, просто потому, что больше никого не нашлось. И все двадцать пять лет Джордж Дивоур сначала работал на низкооплачиваемых работах, а потом и вовсе перебивался случайными заработками, и имел карточку в Мунго, куда его однажды доставили после отравления дешевым огневиски. И за двадцать пять лет брака Сара Дивоур превратилась в старуху.

— Да, это я сделала, — говорит женщина, и Драко не верит, что все может быть так просто. Если у человека хватило сил убить, то должно хватить сил и защищаться до последнего. Должна же она понимать, что все, назад дороги не будет, и это ее единственный шанс?

— С какой целью? — главное, не давить, раз уж она решила начать говорить.

— В тот вечер Джордж начал ругаться, потому что Майку не спалось, он нервничал, а муж этого очень не любил. Майк раздражал его тем, что не говорит, — и на лице женщины боль, слишком много боли. — Он замахнулся на сына, и тогда мне пришлось ударить Джорджа, иначе он покалечил бы моего мальчика. Он оступился от моей пощечины и ударился об стену головой. Я не ожидала, что так будет. Потом оттащила тело в сарай и подожгла, — женщина говорит так, словно каждый день занимается подобными вещами. Ни горечи, ни раскаяния, ни сожаления о муже, только при имени сына интонации теплеют.

— Сами оттащили?

Дивоур думает, прежде чем ответить.

— Ройс помог. Это мой домовик, и он обязан слушаться.

В такие минуты Малфой начинает жалеть, что домовики не имеют практически никаких прав, в том числе, давать показания в суде.

В дальней комнате что-то разбивается, слышится бурчание эльфа и будто Майк силится что-то сказать. Сара Дивоур бросается туда, Драко следом, а в голове крутится, что, возможно, все начиналось именно так в тот вечер. Мальчишка сидит на полу, вокруг валяются не интересующие его катушки, зато внимание приковано к вазе, которая некогда стояла на столе или шкафу, а сейчас то, что от нее осталось, осколками рассыпано по полу. И пока женщина суетится, чтобы сын не поранился, и ругается на домовика, у Малфоя появляется один-единственный вопрос:

— Ваш сын, что, владеет беспалочковой магией?

Раньше он думал, что миссис Дивоур похожа на старуху. Когда она оборачивается, Драко понимает, что ошибался, потому что теперь она выглядит, как будто провела последние двадцать пять лет в Азкабане, когда там еще были дементоры.

— Это стихийная магия, — так, наверное, говорят перед казнью в свою последнюю минуту.

Ну конечно! Куски мозаики складываются в цельное полотно. Стихийная магия, выбросы которой были уже у Криса, и глупо думать, что у практически взрослого человека, пусть и больного, их не будет. Когда-то Тидуэлл сказал ему, Малфою, что бывает так, что у психически неполноценных людей выбросы могут происходить сильнее и чаще, чем у здоровых, а поскольку магию они контролировать не в состоянии, то подобное происходит на протяжении всей их жизни.

— Это он сделал? Майк?

Сара Дивоур трясет головой и шепчет: «Прекратите», но Драко не останавливается:

— Когда отец замахнулся на него, у Майка случился очередной выброс стихийной магии. И мальчик, сам того не понимая, убил отца…

— Прекратите! — она кричит так, что Малфой отшатывается. — Да, так, — уже спокойнее. — Все было так, кроме того, что в тот вечер мы с Джорджем еще и поскандалили, а сын вообще плохо переносит шум и крики, а от наших ссор у него всегда начиналась паника. Выбросом магии Джорджа отбросило в другой конец комнаты, и приложило так, что я сразу поняла — он не жилец. Единственное, о чем я молила, чтобы он умер сразу, потому что два инвалида — это слишком много для нас с Ройсом. Джордж умер мгновенно. Кто-то свыше был милосердным. А дальше я вам рассказала. Но это вы слышали от меня в первый и последний раз. Следователю и на суде буду говорить, что это я убила, свидетелей-то все равно нет, — и в глазах Сары Дивоур вспыхивает почти фанатичный огонь.

— Это невозможно, — качает головой Драко.

— Если я не сделаю этого, мой сын отправится в закрытую больницу. И там его будут держать до конца дней, потому что такая травма, как у него, не лечится, но и отпустить его не смогут, потому что для вас он преступник. Посмотрите на него, он живет в своем мире. Он не сможет жить вне этих стен. Только мы с Ройсом знаем, как заботиться о Майке. Я уверена, Ройс присмотрит за моим мальчиком, пока меня не будет. Он обещал, — слезы катятся по лицу женщины, и Малфой отворачивается.

… Завершился судебный процесс, на котором Саре Дивоур, учитывая чистосердечное признание и сотрудничество со следствием, сына-инвалида, находящегося на иждивении и первую судимость, а также возраст, дали два года. Два года тюремного заключения. Драко очень надеялся, что Майк дождется свою мать. А потом его вызвал к себе Скримджер и сказал: «Я распоряжусь, чтобы Гавейн дал тебе отгул на неделю. У Северуса ведь конференция в Берлине, так? Вот и поезжайте вместе». Еще вчера они с Северусом сожалели, что не смогут показать сыну красоты столицы Германии вместе, а теперь…

— Я пришел! — кричит Драко, захлопывая входную дверь, но этого не требуется — Крис увидел его еще из окна и теперь стрелой бежит навстречу и повисает на шее. Следом в прихожей появляется Снейп, и Малфой выпаливает:

— Я еду с вами в Берлин!— а губы сами собой расплываются в улыбке. И Северус отвечает тем же.

— Зайди ко мне, — голова Скримджера появляется во вспыхнувшем пламени камина в тот самый момент, когда Драко уже собирается запереть дверь и идти обедать. — Немедленно, — добавляет Министр, давая тем самым понять, что все остальные дела Малфою следует отложить.

И по дороге молодому человеку в голову успевает прийти множество мыслей. Скримджер вызывает к себе крайне редко, годовой отчет нужно предоставить только через месяц, а еженедельная планерка у Робардса была позавчера, где не было сказано чего-то хоть сколько-нибудь значительного. Все одно и то же. В последнее время в магическом мире было так тихо и спокойно, что Драко иногда задумывался над тем, что если так и дальше пойдет, то через несколько лет Аврорат вообще расформируют, а Особый отдел упразднят за ненадобностью. Впрочем, было бы неплохо. Но сейчас явно случилось что-то неприятное, и Малфой никак не мог избавиться от внутренней тревоги, усиливавшейся с каждым шагом, и мысленно перебирал, не мог ли он где-нибудь серьезно напортачить.

— Сядь, — кивает Скримджер на кресло напротив себя. Он вертит в руках какой-то пергамент и внимательно смотрит на Драко, словно хочет что-то прочитать на его лице, а потом вздыхает и говорит:

— Ты слышал когда-нибудь о Ричарде Эммете?

Малфой отрицательно мотает головой. Кто это еще такой? Наверняка одно из двух: или на действия Аврората поступила жалоба, или родственник кого-нибудь высокопоставленного вляпался в историю, и теперь требуется тихое и деликатное расследование. И почему такие вещи всегда поручают их отделу?

— Этот Эммет, — говорит Скримджер, и на его лице появляется выражение, граничащее с брезгливостью, — является биологическим отцом Криса.

— Неужели? — кажется, прошлая целая вечность, пока Драко смог сказать хоть что-то. Под ложечкой противно засосало, и первой мыслью было: «Крис наш, и я его никому не отдам, даже если придется поднять все связи».

— Да, — на памяти Малфоя в голосе Министра магии впервые слышатся неуверенные нотки. — Но это не важно, родители отказались от Криса совершенно официально…Словом, Ричард Эммет умер вчера ночью.

Скримджер смотрит прямо в глаза, и особист рад, что Руфус не стал в свое время изучать легиллименцию, потому что ему, Драко, давно уже удается сохранить практически в любых ситуациях бесстрастное выражение лица, и если бы кто-то проник сейчас в его сознание, то не увидел бы ничего, кроме безумного облегчения. Никогда еще ничья смерть так не радовала его. Еще минуту назад вокруг был мрак, а сейчас как будто зажгли тысячу свечей.

— И какое это к нам имеет отношение? Этот человек для Криса совершенно чужой.

— Видишь ли, Драко, я не могу назвать смерть Эммета естественной.

Лицо Министра спокойно и голос ровен, но внутри у Малфоя начинает закипать гнев.

— Вы что, следили за ним? Откуда такая оперативность? Насколько я знаю, Министру магии сообщают только о чрезвычайных преступлениях.

— А ты как думал? — в одно мгновение Скримджер преображается. — Конечно, когда вы с Северусом взяли Криса, я навел справки. Та информация, которую запрещено разглашать вам и кому-либо еще, не является тайной для главы магического мира. И да, я следил за ним. Потому что мне не нужно, чтобы папаша моего крестника, а он им является, пусть только биологически, начал неожиданно выкидывать финты. Или тебе не приходило в голову, что Эммет мог в один день воспылать отцовскими чувствами и отправиться на поиски сына? Если так, я пресек бы эти попытки на корню. Эммет, конечно, все равно ничего бы не добился, но зачем рисковать?

И Драко становится стыдно, а весь гнев моментально улетучивается. Ведь Скримджер, наверняка, испугался не меньше, и разве после всего, что он сделал, Драко имеет хоть какое-то право в чем-то обвинять Руфуса? Малфой знает, что вряд ли у него хватит духу когда-нибудь сказать это вслух, но знает так же, что Скримджер обладает удивительной способностью понимать своих самых близких людей без слов. Но так ведь и надо, разве нет?

— Итак? — спрашивает Драко. — Смерть Эммета не была естественной, правильно?

— Правильно. Ричард Эммет умер ночью в Мунго от кровопотери, вызванной рваными ранами и ожогами. Его кто-то ужасно покалечил.

— Что значит «кто-то»? Он не пришел в сознание перед смертью?

— Он был в сознании, Драко. Он был в сознании все полчаса после того, как его доставили. Но он не сказал ни слова, — Скримджер на секунду запнулся. — Кто-то… или что-то изъяло перед этим его душу.

— Простите? — Малфою кажется, что он ослышался, настолько невероятно сказанное. Единственное существо, способное забрать душу, — дементор, но эти твари исчезли из магического мира почти сразу после прихода к власти нового Министра.

— Ну, — Руфус по-прежнему вертит в руках пергамент, — выглядит это так, словно Эммета сначала пытали. На теле были обнаружены множественные рваные раны, глубокие, и колдомедики пояснили, — он протягивает пергамент Драко, — что следы похожи на следы зубов собаки, но, в то же время, они слишком огромны для этого. Они не могут принадлежать ни одной, даже самой крупной породе. К тому же, на теле обнаружены ожоги. Собирался консилиум, под клятву о неразглашении, естественно. Так вот, они определили ожоги, как от источника открытого огня. То есть, это не раскаленный прут, не какое-либо другое орудие. Это чистое пламя.

— Возможно, факел? — Драко чувствует, что ступает на зыбкую почву домыслов.

— Один из колдомедиков тоже сначала это предположил, — Скримджер трет переносицу, и Малфой внезапно замечает, сколько седых волос прибавилось за последний год в каштаново-рыжей гриве, и сколько новых морщин появилось на этом умном, энергичном лице. — Но это вряд ли. Слишком обширные ожоги. По всему телу. Представляешь, как надо было жечь? Опять же, никаких следов магии, вот в чем дело. Никаких заклятий, даже остаточных следов. И вообще никаких следов, ни животного, ни человека. Такое впечатление, что Эммет был один, а потом взял и загорелся. В ранах не обнаружено ничего, хотя, вообще-то, как минимум, там должна быть звериная слюна.

Драко чувствует, как его начинает подташнивать.

— Что там с душой? — и он не узнает свой сиплый голос.

— Ничего. Ее просто не было. Во всяком случае, не было, когда Эммета привезли в Мунго. Но это не дементор. Дементоры никогда не калечат своих жертв. Они просто не способны нанести подобные увечья.

— Значит, — Малфой чувствует, что надо как-то подытожить услышанное, — некто сначала покалечил Эммета, а потом выпил душу?

— Да, — и Скримджер почти шепчет, — да.

— Свидетелей, конечно, нет?

— Нет. Он жил один, и неизвестно, когда бы его хватились, если бы не мои чары. Я их лично наложил в свое время, потому что зачем впутывать посторонних? Чары надежнее людей… Просто ночью пришел сигнал об угрозе жизни. Дали знать дежурным из ближайшего отделения Аврората. Они прибыли, дверь заперта, ворота заперты, окна закрыты. Пришлось взламывать. Зашли в дом, а там этот… Глаза пустые. Его привезли в Мунго, он жил еще полчаса и все это время кричал, не переставая. А потом умер.

— Мне нужны его адрес и все данные, какие есть, — говорит Драко. — Я сам займусь этим делом.

Мелинду Эммет, ныне вновь живущую под девичьей фамилией Дункан, Драко находит под Эдинбургом. «Далековато забралась», — думает Малфой.

Аврорат умеет искать быстро. Еще вчера днем он сидел в кабинете Скримджера, потом дома они не спали с Северусом почти до самого утра, обсуждая, что можно предпринять в данной ситуации. А сейчас на часах полдень, и он, Драко, нашел все-таки женщину, которая является биологической матерью их Криса, которая выносила этого ребенка, родила, а потом отдала в приют, сама развелась с мужем и, как гласили справки, уехала в Шотландию и поселилась в доме, доставшемся после смерти бабки. «Шалава», — про себя называет Мелинду Малфой. Она не заслужила никакого другого слова, и он еще мягок. Сейчас он постучит в дом и узнает все, что нужно. Аврорат умеет спрашивать.

Открывают Малфою спустя несколько минут, и он отмечает про себя, что не больно-то Дункан торопится, если может лениво прошаркать, спросить недовольно: «Кто?», и после ответа так же нехотя отворить.

— Я не вызывала авроров, — первое, что слышит Драко, когда в дверное проеме показывается молодая женщина, и удовлетворенно констатирует, что Крис почти ничего, кроме цвета волос и глаз, не взял от родителей. Ему было бы противно наблюдать любимые черты у этой женщины. — И вы не больно-то похожи на аврора, — добавляет женщина.

— Неужели? Тем не менее, я им являюсь, — Малфой показывает удостоверение и проходит в дом. — Вы знаете Ричарда Эммета?

— Это мой бывший муж, но мы развелись несколько лет назад, и никаких дел с этим человеком я не имею, — она смотрит подозрительно и скрещивает руки на груди. — Так что вы пришли не по адресу.

— Он умер позавчера, — и Драко замечает, как Мелинда вздрагивает.

— Я не знала, — вызова в ее голосе теперь значительно меньше.

— Да, и обстоятельства его смерти заставляют следствие предположить, что имело место убийство.

— А я здесь при чем? Я не видела Ричарда много лет!

— Сядьте, — кивает Драко в сторону дивана, — сядьте, нам предстоит долгий разговор. Итак, — он щелкает замком портфеля и достает увесистую папку, — Ричард Эммет… Скажите, мэм, какова была причина вашего развода?

— А это имеет отношение к делу? — Дункан раздраженно передергивает плечами, и Малфой чувствует, что тоже начинает заводиться, как бывает всякий раз, когда кто-то начинает отвечать вопросом на вопрос и сомневаться в компетенции Аврората. — Мы не сошлись характерами и решили, что разумнее будет разойтись, чем портить друг другу жизнь.

— Очень хорошо. Дети у вас в браке есть?

Женщина прищуривается, а потом горько усмехается:

— Зачем вы спрашиваете, если и так все знаете? — она кивает на папку в руках Малфоя: — Там, наверное, у вас все написано. Что вам нужно? Я услышала о смерти Ричарда только от вас, и если бы вы не пришли, не услышала бы, возможно, вообще никогда. А ребенок… да, у нас родился ребенок, и мы отказались от него. Мы имели законное право отдать его на попечение государства, разве не так? — Мелинда вскидывается.

— Все так. Имели, конечно, — Драко с каким-то злорадством отмечает про себя, что эта женщина сама не знает, от какого счастья добровольно отказалась. И не узнает никогда. — А что вам известно о семье бывшего мужа? О его родителях, например?

— Они уже умерли, когда мы познакомились, — от женщины буквально веет холодом.

— Да, действительно. Причем в возрасте примерно сорока лет. Маловато для волшебников. Особенно для волшебников, не страдающих никакими заболеваниями и не ведущими асоциальный образ жизни.

— С мистером Эмметом, отцом Ричарда, произошел несчастный случай, так что это не считается.

«Плюс балл за сообразительность», — думает Драко, а вслух говорит:

— Насколько нам известно, Гидеон Эммет пропал за две недели до Рождества, — теперь он смотрит Мелинде прямо в глаза. — Его искали всей деревней, но безуспешно. Нашли весной в лесу.

Гидеон Эммет вмерз в снег и всю зиму пролежал укрытый толстым белым покровом, словно одеялом, а когда снег сошел, то охотники, проходившие случайно теми тропами, наткнулись на нечто, напоминающее кисель.

— Да, все так, — говорит Мелинда. — Ричард рассказывал, что та зима выдалась на редкость холодной. Скорее всего, его отец просто уснул… знаете, как это бывает. Возможно, пропустил перед этим стаканчик-другой, а потом его начало клонить в сон, — она разводит руками. — Свекровь умерла через год, потому что очень любила мужа, но такое тоже бывает. Мне жаль, что я их не знала.

Драко отлично видит, что женщина не испытывает ничего, похожего на жалость. Уж скорее она была, по крайней мере, сначала, рада, что не имеет лишней головной боли в лице свекров.

— Мы подняли сведения о родне вашего мужа, миссис Дункан. И знаете, что интересно? Начиная с Фредерика Эммета, отца Гидеона Эммета, мужчины в этом роду не доживали и до сорока лет. И чем дальше, тем в более молодом возрасте они уходили в мир иной. Фредерик умер ровно в сорок лет. Гидеон дожил до тридцати семи. Вашему мужу было тридцать два. И заметьте любопытную закономерность — умирают только мужчины. Женщины, кроме вашей свекрови, прожили довольно долгую жизнь. И еще одно. Во всех случаях у пары рождался только один ребенок, и всегда мужского пола. Любопытно, да?

— Чего вы добиваетесь?! — Мелинда даже не кричит, а просто визжит, да так, что у Драко на несколько секунд закладывает уши.

— Правды, — и добавляет: — Я усыновил ребенка, от которого вы отказались. И мне очень не нравится тот факт, что он единственный оставшийся представитель мужского пола среди Эмметов. Пусть формально у него давно совершенно другая фамилия, но кровь никуда не денешь.

Мелинда Дункан ошарашено смотрит на Драко, хватая ртом воздух, как рыба, а потом произносит так тихо, что Малфой скорее не слышит, а прочитывает по губам:

— Нет…

— Это так, миссис Дункан. И вы мне поможете.

Это не просьба, это приказ. И она тоже понимает это.

— Хорошо. Я помогу вам, — наконец говорит женщина, а Драко зло думает: «А куда ты денешься?».

— В свое время Фредерик Эммет имел связь с волшебницей, совсем молодой девушкой, — начинает Мелинда. — Жениться он на ней, видимо, не собирался, а просто хотел приятно провести время. Естественно, я знаю всю историю только со слов Ричарда. Так вот, когда та девушка забеременела, Фредерик отказался жениться на ней. К тому же, у него уже была невеста, Изабелла, из более состоятельной семьи. Эммет женился на Изабелле, которая позже стала матерью его единственного сына Гидеона. Та девушка, которую он обманул, не захотела избавляться от плода, но умерла родами от кровотечения. Младенца так же не удалось спасти, и тогда ее мать, оставшаяся в одночасье и без дочери, и без новорожденного внука, прокляла Эммета и весь его род...

Драко чувствует, как дрожат у него руки. Когда-то он думал, что самые страшные мгновения в своей жизни он пережил давно, стоя на Астрономической башне, а сейчас понимает, что отдал бы все на свете, чтобы только не слышать того, что ему говорит миссис Дункан. Хочется закрыть глаза, а потом открыть, и чтобы рядом были Северус и Крис, и не было бы в их жизни этого ужаса.

— Дело в том, что Фредерик Эммет был маглорожденным, к тому же некрещеным. Ричарду было мало что известно, только то, что ведьма, проклявшая его деда, увязала свое проклятие как раз на этих двух фактах. Также она пожелала, чтобы Фредерик сгинул под землю… не знаю, что это означает… и чтобы у него отняли самое дорогое. Ну а самое дорогое для любого мужчины — это сын, наследник. После Фредерик с женой и ребенком уехали из тех мест. А спустя несколько лет его загрызли волки. То есть, однажды ночью он сказал жене, что пойдет покурить, потому что никак не может уснуть. У Изабеллы были слабые легкие, и он курил всегда на улице. Жена уснула, не дождавшись Эммета, а рано утром сельчане нашли искромсанное тело. Дом Эмметов стоял на отшибе… Никто ничего не видел и не слышал, кроме воя, похожего на собачий или волчий, а поскольку недалеко был лес, то резонно было предположить, что на Эммета напали изголодавшиеся волки — стояла поздняя осень. Но, конечно, те, кто слышал вой, предпочел не выходить на улицу посреди ночи. Возможно, были и крики, возможно, даже Изабелла не спала так крепко, как говорила, но… Кто захочет связываться? Изабелла потом прожила действительно долгую жизнь, она пережила не только мужа, но и сына, и так больше и не вышла второй раз замуж, хотя ей и предлагали. Вот, собственно, и все, что я знаю.

— А Кристиан? — Драко чувствует себя так, словно весь день таскал мешки с камнями. — Зачем вы его отдали в приют?

— Потому что хотела спасти.

«И все? Так просто?» — думает Малфой.

— Я узнала обо всем, когда была уже на седьмом месяце. И я поняла, что если оставить малыша, то его участь незавидна. В этой-то семье. Но, возможно, если отказаться… отсечь… то есть шанс, — Мелинда плачет. Драко не выносит женских слез.

— Дело в том, миссис Дункан, что у Ричарда Эммета забрали душу перед смертью. Что-то похожее на то, что происходит после поцелуя дементора. Но вместе с тем были обнаружены многочисленные рваные раны и ожоги по всему телу, и полное отсутствие каких-либо посторонних следов. Фредерик Эммет…

Мелинда не дает договорить:

— Я не знаю. Раны были. А выпитая душа… Ричард рассказывал, что и расследования-то не было, и так всем все было понятно. Человек неосмотрительно вышел ночью из дома и поплатился за это.

Позже Малфой медленно бредет по садовой дорожке к своему собственному дому. В окнах горит свет, и Крис ждет Драко ужинать. А Драко не знает, что сказать, когда переступит порог…

— Кажется, мы поняли, в чем дело, — Скримджер и Снейп смотрят на Драко, и они выглядят так решительно, что у Малфоя не остается сомнений в том, что они сделают все так, как надо.

— Итак, что мы имеем, — Министр откидывается на спинку кресла, алые отблески закатного неба играют на лице, и сейчас он похож на древнее диковинное божество. — Факты — упрямая вещь. И зачастую самая надежная. К счастью, их у нас достаточно. У двух жертв из трех были обнаружены раны, похожие на те, что оставила бы собака, будь в природе собаки подобного размера. Смерть наступала ночью или поздно вечером. Это точно, поскольку я выяснил через архивы, что Гидеон Эммет ушел из дому около семи вечера. Зимой темнеет рано, но, возможно, Гидеон был еще какое-то время жив и мы не знаем, во сколько точно наступила смерть. С ним все сложнее, поскольку, пролежав всю зиму под снегом и еще какое-то время после того, как все вокруг растаяло, труп, естественно, стал малопригодным для опознания. К тому же, им могли полакомиться и другие лесные звери и птицы. Так что были там интересующие нас укусы или нет — неизвестно, но я рискну предположить, что были. С Фредериком и Ричардом все известно. Значит, мы ищем существо, по строению напоминающее собаку или волка, но гораздо больших размеров. Мы ищем нечто, исполняющее проклятие, которое направлено на то, чтобы извести весь род. Кроме того, со слов миссис Дункан, ведьма пожелала Фредерику сгинуть под землю, это маглорожденному, но не крещеному. А по многим поверьям под землей находится ад. Мы ищем нечто, минимум один раз забравшее душу, потому что в первых двух случаях нет возможности установить точную картину. И под это описание подходит только одно существо. Адская гончая.

— Что? — Драко чувствует подступающую дурноту. — Что это такое?

— Это пес ада, — Северус подходит и кладет руку на плечо Драко. — Он охотится за людьми, которых прокляли или которые добровольно согласились отдать душу в обмен на что-то. Гончая появляется крайне редко и, как правило, ее жертвы — некрещеные. По крайней мере, их легче всего достать.

— И что мы будем теперь делать? — Малфой чувствует, как покрывается холодным липким потом, а волоски на загривке встают дыбом. — Ее можно как-то прогнать?

— Есть одно средство, — Скримджер поднимается, — в Отделе Тайн. Копье и щит Мерлина. И через час они будут у нас.

— Какое еще копье? — Драко впервые об этом слышит, и нет ничего глупее, чем выходить против исчадья ада с копьем.

Снейп резко разворачивает его к себе и встряхивает:

— Драко, слушай и запоминай, это может понадобиться. Гончая может появляться только в определенное время, когда открываются врата из, — Северус запинается, — другого мира. Это все рассчитывается по лунному календарю. Мы с Руфусом вычислили, что сейчас как раз идет благоприятная неделя, когда адские гончие могут свободно перемещаться по земле, выискивая жертв. Через неделю проход закроется, и очень надолго. Будет большой перерыв в несколько лет. Поэтому логично предположить, что гончая решит завершить свою работу сейчас, коль скоро Крис остался последним в списке. Сегодня полнолуние — и шансов, что гончая придет сегодня, больше, чем в любой другой день. Сейчас Руфус отправится в Отдел Тайн и принесет все, что нужно. Ты понял?

Драко может только кивать.

— Копье и щит Мерлина — это древнейшие артефакты, которые когда-то действительно принадлежали самому Мерлину. Считается, что щитом он прикрывался от демонов, а копьем побеждал их и загонял обратно, туда, откуда они пришли. В любом случае, за века эти вещи накопили колоссальную магическую энергию. Никаких заклятий против адских гончих не существует, но оружие Мерлина должно помочь.

— Мы можем отправить Криса к Робардсу на ночь? — спрашивает Малфой, и больше всего ему хочется броситься наверх, схватить мальчика и аппарировать на край света с ним и Северусом.

— Нет, потому что гончая найдет свою жертву, где бы та не была, — говорит Скримджер. — Гавейн погибнет просто так и Кристиана не защитит. Поэтому мы все останемся здесь, и будем ждать.

Когда Руфус уходит через камин «на полчаса», как он сам выразился, Драко берет Снейпа за руку:

— А почему гончая не убила сразу Фредерика и Гидеона? Или Гидеона и Ричарда?

— Потому что подобные проклятия часто накладывают на три поколения или на семь. В этом все зверство — не просто убить, а дать твоим детям и внукам вырасти, обзавестись своим потомством, чтобы потом добраться и до их детей тоже… То есть, извести род постепенно, и чтобы каждый родившийся в такой семье жил с мыслью, что уже обречен. После Фредерика Крис идет третьим по счету. Больше никого не осталось.

— Мы его никому не отдадим, — говорит Драко, и никогда еще он не был так уверен в своих словах.

— Нет. Нет, конечно.

Они сидят и ждут, и в доме так тихо, что Драко слышит их дыхание и стук собственного сердца. Наверху сладко спит Крис. А Малфой думает, что, наверное, много лет назад Скримджер точно так же сидел в опустевшем Министерстве и ждал, когда его придут убивать. Только тогда он успел первым. И Драко надеется, что успеет Министр и теперь.

Гончая появляется страшно и внезапно. Драко думал, что она придет с шумом, воем или ревом, но ничего этого нет. Она появляется с тишиной. Она огромная, черная, и сквозь черную шерсть проскальзывают языки пламени. Значит, так выглядят смерть? Черная, быстрая. Молчаливая и неумолимая.

А потом гончая делает прыжок, прямо на Скримджера, стоящего впереди, и Драко боится, что сейчас Министр не выдержит напора, гончая опрокинет его, окажется сильнее, могущественнее, и тогда все, это конец. И стоящий рядом Северус будет бессилен перед этим воплощением мрака. Но Скримджер выдерживает. Он весь похож на туго натянутую струну, и он немного прогибается, совсем чуть-чуть, но рука, такая сильная и жилистая, спасшая столько жизней, крепко держит щит. И гончая издает рев, какой не может издать ни одно живое существо, и от пламени становится горячо, и Драко кажется, что она растет на глазах, но копье в руках Министра оказывается быстрее, пусть на секунду, на долю секунды, но Руфус Скримджер все-таки оказывается быстрее.

Яркая вспышка, — и все пропало. И Драко не верит, что все закончилось. Если бы он мог сейчас себе позволить, то заплакал бы.

— О чем вы думали, когда увидели гончую? — спустя несколько месяцев Малфой может, наконец, говорить об этом спокойно. — Я боялся, что она будет сильнее вас… нас всех.

— Не о чем, а о ком, — Скримджер едва заметно улыбается. — Когда мне бывает трудно, я всегда вспоминаю одного и того же человека. Амелия Боунс была лучшим, что со мной случилось в жизни, и если бы не она, я никогда бы не смог победить.

— Драко, я ухожу из Особого отдела, — говорит Сьюзен, и хоть в голосе и звучат извиняющиеся нотки, но взгляд уверенный, так что Малфой сразу понимает, что решение на этот раз окончательное. Сьюзен почти не говорила об этом, но Драко не был слепым и все прекрасно понимал — его подруга просто выросла из их отдела, да и из Аврората вообще. В ее характере было гораздо больше от тетки, нежели от родителей, и, в сущности, не было ничего удивительного в том, что полгода назад Сьюзен впервые обмолвилась, что хочет сдать квалификационный экзамен на должность судьи Визенгамота. Это действительного никого не удивило, что до Драко, то он видел, как Сьюзен начинает тяготиться работой, которую выполняла изо дня в день много лет. Это он, Малфой, кажется, нашел свое место, раз и навсегда, а ей надо расти дальше. И все-таки, сейчас к словам «я ухожу» он готов не был, да и не был бы готов в полной мере никогда.

— Отлично. Ты просто умница. У тебя все получится, — и обнимает молодую женщину.

Им обоим по тридцать четыре года — подумать только! Сколько же всего произошло за это время, и ведь теперь Сьюзен ему, Драко, дороже, чем сестра, если бы таковая имелась. Боунс горячо сопит Малфою куда-то в щеку и шепчет: «Спасибо».

Когда на следующий день особист приходит на работу, он замечает, как стало тихо. Раньше они с напарницей частенько говорили о том, что Скримджер мог бы выделить им кабинет и попросторнее. Сейчас, глядя на второй письменный стол, абсолютно пустой и идеально чистый, Драко думает, что теперь в его кабинете, пожалуй, даже слишком много места.

А через месяц карманное переговорное зеркальце Драко нагрелось, и Сьюзен сказала: «Надо срочно встретиться и поговорить».

— Мне дали дело Миллисенты Кромвелл, в девичестве Булстроуд. Ее обвиняют в убийстве супруга из корыстных побуждений. Она не признает своей вины, и судить ее будет суд присяжных.

— Это не она, — мгновенно говорит Малфой. Кто угодно, только не Милли, которую он знал с детства, веселую девочку с пышными русыми волосами, бывшую верным товарищем в играх. Потом она выросла, превратилась в девушку, но легкий нрав и задор никуда не делись, и когда они с Драко заканчивали Хогвартс, то обещали не терять друг друга из виду. Но потом письма, поначалу ежемесячные, стали приходить все реже и реже, а потом перестали приходить совсем, и Малфой был уже так занят, что находил время только на то, чтобы раз в год поздравить подругу с днем рождения.

— Послушай, Драко, обвинение очень серьезное, — Сьюзен внимательно смотрит на него. — Ей грозит приличный срок. И вообще, — она на минуту умолкает. — То, что я сейчас делаю, недопустимо. Я никакого права не имею никому разглашать подобную информацию. Но я знаю, что вы дружили в школе, поэтому решила, что ты должен знать. Только, пожалуйста, не наделай глупостей, иначе пострадаем мы все.

— Почему ее судит суд присяжных? — у Драко в голове не укладывается, что какие-то чужие люди будут выносить решение, от которого зависит вся жизнь Миллисенты. Разве они знают ее настоящую, разве они знают, какой открытой и щедрой она может быть? Раньше Малфой всегда приветствовал суды присяжных, считая введение Скримджера даже полезным для магического общества, которое станет теперь более вдумчивым и ответственным и научится не принимать скоропалительных решений. И правосознание граждан постепенно двигалось в нужном направлении, правда медленно, иногда даже слишком медленно, но все-таки это была еще одна победа и еще один шаг от тоталитарного строя к демократическому.

И все было прекрасно до сегодняшнего дня, когда выяснилось, что вот такой суд присяжных будет судить Милли, и вопрос этот коснется напрямую его, Драко, и в голове станет биться мысль, а вдруг именно этот состав присяжных окажется предвзятым, необъективным или просто недостаточно усердным, чтобы разбираться во всех тонкостях дела.

— Потому что это было ее желание, — голос Сьюзен возвращает к действительности. — Миллисента Кромвелл сама выбрала суд присяжных, а не квалифицированного судью. Возможно, потому, что присяжные могут оказаться более снисходительными, особенно к молодой женщине.

— Снисходительными?

— Да, Драко. К сожалению, улики таковы, что играют против твоей подруги.

— Мне нужно посмотреть ее дело, — быстро говорит Малфой, и добавляет, увидев, что Сьюзен хочет что-то возразить. — Я знаю, что нельзя. Но мне действительно очень нужно. Клянусь тебе, никто ни о чем не узнает. Просто поверь мне.

Через два часа Драко и сам понимает, что дело действительно дрянь. Он, конечно, знал, что несколько лет назад Милли вышла замуж за вроде бы весьма обеспеченного человека, потому что к тому времени финансовое положение Булстроудов оставляло желать лучшего. Но разве можно винить молодую девушку за то, что всего лишь хотела облегчить жизнь родителям? Драко знал, что брак по расчету — обычное дело в магическом мире, но чем больше читал материалы дела, тем больше понимал, как Миллисенте не повезло.

Согласно версии обвинения, Миллисента Кромвелл собиралась разводиться со своим супругом Рэймондом, который был на сорок лет старше своей жены, уже третьей по счету. Предыдущие два брака закончились для мистера Кромвелла разводом, и Милли недалеко ушла от своих предшественниц. И не было бы ничего ужасного, если бы девушка не подписала перед свадьбой брачный контракт. Вот он лежит перед Драко — оригинал на плотной бумаге, с печатью и двумя подписями, официально заверенный. Согласно этому документу, Миллисента, как законная супруга, сможет претендовать на свою долю состояния Кромвелла только в случае естественной смерти супруга. Если же произойдет развод, и неважно, по чьей инициативе, или насильственная смерть, то девушка уйдет ровно с тем, с чем и пришла в дом мужа.

— У нее нет мотива! — восклицает Драко. — Ей просто не было смысла убивать — она все равно ничего не получит! Чтобы Милли смогла что-то получить, ей сначала надо было дождаться смерти старого мудака. Который, как я понимаю по его медицинской карте, помирать не собирался еще очень и очень долго. Того гляди, нашел бы себе четвертую жену.

— Мотива, может, и нет, — неохотно говорит Сьюзен, — но ты читай дальше. Там есть другие доказательства и свидетельские показания.

Да, показания имеются. И совсем не в пользу Миллисенты. Она съехала от мужа в съемный дом, не желая жить с родителями, а старый Кромвелл остался жить с племянницей, сорокапятилетней незамужней и бездетной особой, по имени Маргарет. «Хорошо, наверное, жить в доме дядюшки и за его счет», — зло думает Драко.

И вот эта самая племянница, проходившая главной свидетельницей по делу, утверждала, что у ее дяди должна была быть встреча в доме с почти бывшей женой, поэтому она, Маргарет, ушла на прогулку. Вообще-то, она гуляла так каждый день, в одно и то же время. Итак, когда она уходила, ее родственник был жив и полон сил. Когда она возвращалась обратно спустя два часа, уже смеркалось, и издали она заметила женскую фигуру, выходящую из дома. Фигура быстро дошла до антиаппарационного барьера и исчезла. Маргарет решила, что это Миллисента, затем зашла в дом и позвала дядю. Никто не отозвался. Тогда женщина поднялась наверх, и в кабинете обнаружила мертвого Кромвелла.

Милли задержали той же ночью. И первым и главным доказательством являлись показания Маргарет. Да, племянница не разглядела, кто конкретно выходил из дома — сложно распознать лицо в сумерках и с большого расстояния. Однако она с уверенностью говорила, что это точно была женщина, с длинными волосами и в длинном пальто. У Миллисенты Кромвелл при обыске в шкафу было обнаружено длинное осеннее пальто. А еще она носила длинные, чаще всего распущенные, волосы.

Драко устало трет лицо. Дальше начинается самое интересное. И если показания Маргарет при желании можно опровергнуть, то дальнейшие находки говорят явно не в пользу Милли. При обыске в кабинете Кромвелла были обнаружены волосы, которые после экспертизы оказались волосами его жены, а так же фрагмент ткани, совпадающей с тканью, из которого было пошито изъятое пальто.

Миллисента, конечно, смогла это объяснить. Да, она действительно приходила на назначенную встречу. Но она не убивала мужа — незачем. Они смогли прийти к компромиссу, и Кромвелл пообещал, правда, устно, что после развода все-таки выплатит жене денежную компенсацию. С этими деньгами бывшая миссис Кромвелл собиралась начать новую жизнь. Убийством она бы все равно ничего не добилась. Ведь следователь ознакомился с брачным контрактом? Следователь, разумеется, ознакомился, но на его практике далеко не все преступления можно объяснить логически. Драко и сам это знает. Убить можно и в порыве ярости, не задумываясь о последствиях.

И наконец, последнее. Первым делом авроры проверили палочку Миллисенты и не нашли там никаких следов используемых заклятий. Вообще никаких. Малфой мысленно стонет. Он знает, что есть заклинания, уничтожающие следы на палочке, чтобы нельзя было отследить, использовались ли, скажем, Непростительные. В данном случае это особенно актуально — Кромвелла убили старой доброй Авадой. Хуже всего было то, что на вопрос следователя, зачем Миллисенте понадобилось уничтожать следы и полностью очищать палочку, если она ни в чем не виновата, подозреваемая отказалась отвечать. Это было ее законное право, и она им воспользовалась. Вот только ее «я отказываюсь отвечать», кажется, и решило все окончательно.

Драко раздраженно захлопывает дело. Все сложнее, чем казалось. Только оставлять все, как есть, он не собирается. В конце концов, Малфой он или нет?

— Все прочитал? — спрашивает Сьюзен, ставя перед Драко чашку кофе. — Если все, то давай я уберу дело, — и добавляет, помолчав, — как я вообще дошла до жизни такой? В Визенгамоте без году неделя, а уже добровольно пошла на должностное преступление.

Она закрывает лицо руками, плечи вздрагивают, но Драко, поначалу испугавшись, быстро понимает, что его подруга просто смеется. А отсмеявшись, опускает руки и говорит:

— Пока не связалась с тобой, я была скромной девочкой, которая и помыслить не могла, чтобы нарушить правила.

Малфой не выдерживает и смеется в ответ. Все-таки, как бы ни кидала их жизнь, а они остаются командой, и, похоже, это уже навсегда.

Потом они вместе пьют кофе, и Драко говорит:

— А что ты думаешь о дочери этого Кромвелла, этой, — он заглядывает в бумаги, — Лилиане Малкомсон?

— У нее есть алиби, — передергивает плечами Сьюзен. — Я верю только фактам, а они таковы, что в то время, когда было совершено преступление, Лилиан Малкомсон была дома, никуда не выходила, и ее муж это подтвердил. А у Миллисенты Кромвелл алиби на это время нет, даже если предположить, что она уходила из дома мужа, когда тот был еще жив и здоров. Твоя Миллисента живет одна в съемном доме. Как думаешь, кому поверило следствие? И потом… Это уже вопрос к присяжным, что они подумают. Я ничего не решаю, это они будут выносить вердикт, и каким бы он не оказался, я обязана буду с ним согласиться.

— Я одного не понимаю, — говорит Драко, — почему ты мне сказала так поздно? Почему не с самого начала, как только дело поступило к тебе? Я мог бы…

— Что ты мог бы? — перебивает Сьюзен. — Послушай, Драко, мы, — она выделяет голосом последнее слово, — могли бы предпринять что-то реальное только в одном случае — если бы это дело на стадии предварительного следствия поручили Особому отделу. Но этого не произошло. Теперь дело передали в суд, мы рассмотрели быстро, за месяц и скамью присяжных сформировали, и стороны заслушали. Ты ничего не смог бы сделать на этом этапе. Ты и сам прекрасно знаешь, что если дело дошло до суда, то все.

Драко это действительно знает. Как и знает в глубине души, что Сьюзен все делала правильно с профессиональной точки зрения. Только дружба оказалась сильнее, и сейчас ради него она нарушает закон. Интересно, а Амелия Боунс поступила бы так?

— Я могла бы не приходить к тебе, — продолжает Сьюзен, — но я пришла, потому что решила, что ты имеешь право знать! И не надо меня упрекать. Я не знаю, какой вердикт вынесут присяжные, но помочь Миллисенте ты теперь сможешь только после оглашения приговора. Во-первых, нельзя исключать, что ее оправдают…

— А во-вторых, — перебивает Малфой, — Милли ни в чем не виновата. Не она убила старика, хоть он и заслужил, понятно? Если присяжные не вынесут решение в ее пользу, я пойду к Скримджеру, и буду просить его, как главу магического мира, о помиловании. Когда последнее заседание?

— В пятницу.

Сегодня среда. «Спасибо, хоть сказала обо всем сейчас, а не после оглашения приговора», — думает Драко, а вслух произносит:

— Вот и отлично. Значит, если Миллисенту не выпустят, в субботу я буду у Скримджера. И плевать, что это выходной. Моя подруга не будет гнить в тюрьме за чужое преступление. А пока мне нужны данные всех присяжных заседателей. Да, я знаю, что это незаконно, но мы уже преступили закон.

Сьюзен укоризненно качает головой:

— Подожди. Возможно, все не так уж и плохо. Знаешь, кто входит в состав присяжных? Теодор Нотт.

— Теодор Нотт среди одиннадцати присяжных, — говорит Драко, расхаживая вечером по гостиной. Северус молчит, только следит взглядом. — Одиннадцать — это потому, как сказала Сьюзен, что скамью не смогли укомплектовать до конца. Но нам это даже на руку.

— Вот как? — произносит, наконец, Снейп, и в голосе его нет ни тени энтузиазма.

— Да, потому что десять человек легче убедить, нежели одиннадцать.

— А, так вы уже и это решили? — скептицизма теперь еще больше.

— Ну конечно, — Драко прекращает расхаживать по комнате. Садится на подлокотник кресла, обнимает мужа за плечи. — Я еще днем связался с Ноттом через камин. И знаешь, что? Он обещал помочь, сделать все, чтобы присяжные приняли решение в пользу Милли. Кажется, он тоже за нее переживает. Черт, — Малфой сжимает руку в кулак, — я жалею, что не интересовался судьбой Миллисенты, не поддерживал связи с Теодором, а он все такой, как и прежде, совсем не изменился. Если дал слово — сдержит. В нем я уверен. И в Милли тоже — не могла она убить.

— А что другие присяжные? — Снейп притягивает Драко к себе так, что тот соскальзывает с подлокотника и оказывается на костлявых коленках. Ну и пусть костлявых, зато самых любимых. И удобных.

— Другие? Ну, Нотт говорит, что мнения разделились примерно наполовину. А для вердикта нужно большинство, то есть, десять человек из одиннадцати. Плохо в этом деле то, что если присяжные не придут к единому мнению, их могут расформировать и набрать новую скамью. Но Теодор сказал, у нас хорошие шансы. Потому что среди тех, кто вроде бы за обвинение, только двое совсем упертые. Остальные еще колеблются и не исключено, что если все остальные проголосуют за оправдательный вердикт, те тоже подтянутся за большинством. Вот список присяжных, кстати, — Драко лезет во внутренний карман. — Сьюзен сделала. В любом случае, есть возможность обжалования. И Скримджер. Тебе это может не нравиться, но я пойду к нему, если ничего не получится.

— Мне все нравится, — неожиданно мягко говорит Северус. — Очень даже нравится.

— Правда?

— Да. Особенно состав присяжных. Многих из этих людей я, так или иначе, знаю. И могу сказать вот что. Все они — из верхних слоев общества, и многие по положению выше Булстроудов. Это действительно на руку — когда высшие судят низшего. Если бы было наоборот, то Миллисента не избежала бы зависти к себе, как к более богатой и родовитой, да еще и слизеринке. А те люди, которые сейчас собрались в коллегии, или не подвержены этим предрассудкам, или тщательно скрывают их, запихивая так глубоко внутрь, чтобы ближайшее окружение не увидело, не говоря уже о десяти малознакомых людях. Потому что в их обществе такие вещи не одобряются. И если у маглорожденных или некоторых полукровок была бы злоба, зависть и желание даже не насолить, а возвеличиться за чужой счет, показать, что они могут решать чужую судьбу, руководить, что сейчас они на голову выше, а она, аристократка, зависит от них, то у тех присяжных, которые достались Миллисенте, подобных чувств быть не должно. Некоторые могут испытывать к ней что-то вроде пренебрежения, потому что она недостаточно богата для них, но они никогда не забудут, кто такие Булстроуды на самом деле, и, скорее всего, вынесут оправдательный приговор. Потому что захотят показать свою власть, и власть эта будет проявляться в том, что они смогут даровать милосердие, при этом самоутвердившись. Но ведь нас их мысли не волнуют, правильно? — Драко согласно кивает в ответ. — Нас волнует только результат.

В ночь с четверга на пятницу Малфой не может уснуть, ворочаясь и думая о том, что где-то точно так же не спит Миллисента и, наверное, обдумывает, что скажет, когда ей дадут последнее слово. Это будет последний шанс обратиться к суду и присяжным, потому что затем они уйдут совещаться и Милли останется только ждать. И Сьюзен тоже наверняка не спит, потому что, как ни крути, а судья берет ответственность за судьбу человека, даже если просто зачитывает вердикт присяжных.

Драко думает о Нотте, о Хогвартсе, о том, как они учились все вместе, такие беззаботные и счастливые, как гоняли в квиддич. Он вспоминает детство, Малфой-мэнор, парк вокруг дома, прогретый солнечными лучами, отцовских павлинов и маму, всегда ласковую и заботливую. Потом Драко думает о Северусе, о Крисе, а потом уже ни о чем, просто лежа на спине и всматриваясь в темноту.

В два часа дня двери зала заседаний, где проходило слушание по делу Миллисенты Кромвелл открылись и в коридор начали выходить немногочисленные зрители. Вот мимо прошествовала дама в мехах — Лилиан Малкомсон. За предыдущие два дня Драко почти уверился, что с этой дамочкой что-то нечисто. Потому что не было у дочери Кромвелла кабального брачного контракта, и после смерти отца она в любом случае становилась законной наследницей. С той лишь разницей, что теперь-то ей ни с кем не придется делить наследство. Прошли мимо десять мужчин в мантиях скромного, на первый взгляд, кроя, но пошитых из дорогих тканей и сидевших безупречно. Очевидно, присяжные. Все, кроме одного…

А потом, самыми последними, из дверей выходят двое. Теодор, безукоризненно одетый и причесанный, и Миллисента, взъерошенная, напоминающая воробья, такая родная, смешная и еще не осознающая в полной мере своей свободы. И Драко не успевает ничего понять, просто кидается к подруге и обнимает ее. Она охает и повисает у него на шее. А Малфой видит Сьюзен, стоящую в дверном проеме, в строгой темной мантии, и смотрящую на них с нечитаемым выражением на лице.

Позже, когда поутихли восторги и объятия, и Теодор вызвался проводить Миллисенту домой, Драко смог, наконец, остаться один в кабинете. Он запер дверь и вытащил на стол то, ради чего, собственно, и вернулся на работу, — Омут памяти, позаимствованный на время у Робардса.

Малфой выливает в чашу воспоминания, переданные Теодором, и погружает лицо в серебристую гладь. Он видит Миллисенту, сидящую рядом с адвокатом: руки сложены на коленях, губы плотно сжаты, но во взгляде нет ни капли заискивания. Милли никогда ни о чем не просила. Он видит совещательную комнату и одиннадцать мужчин, и сидящий во главе седоволосый председатель говорит: «Господа, давайте проголосуем». Он видит девять рук, поднятых за то, что Миллисента не виновна в преступлении, в котором ее обвиняют.

Он видит Теодора Нотта, излучающего уверенность и доброжелательность, который ровным тоном говорит: « Господа, мы решаем судьбу молодой девушки. Ее жизнь в прямом смысле слова в наших руках. Лично у меня остались сомнения в ее виновности. Я считаю, что сторона обвинения не предоставила доказательств, по которым можно было бы судить однозначно. И если есть хоть малейшее сомнение, мы должны проголосовать за то, чтобы Миллисента Кромвелл вышла из зала суда свободным человеком. Она выбрала суд присяжных в надежде на справедливость. Мы не обвиняем. Мы беспристрастны. Готов ли каждый из вас нести ответственность за ее жизнь? Уверены ли вы, что она выдержит тюрьму и позор? Уверены ли вы, что доказательства ее вины безупречны?».

И один из двух, голосовавший против сухонький старичок, тянет вверх руку. Коллегия проголосовала большинством голосов. Неуверенная старческая рука даровала Миллисенте Кромвелл, в девичестве Булстроуд, свободу и оправдание. Десять присяжных из одиннадцати решили, что она невиновна.

Драко выныривает из Омута памяти и дышит тяжело, как после быстрого бега.

В понедельник Малфой, как обычно, подходит утром к своему кабинету и замечает, что дверь открыта. Кто это может быть? Робардс? Или Скримджер? Больше некому. Что им здесь понадобилось в его отсутствие?

Драко распахивает дверь и замирает на пороге. За вторым столом, пустовавшим после ухода хозяйки, вновь сидит Сьюзан, а столешница завалена папками, перьями и всякими безделушками, будто девушка и не уходила никуда.

— Я решила вернуться, — говорит она, и улыбается.

Юбилей Министра Магии Руфуса Скримджера — девяносто лет — праздновали скромно. «Погодите, вот доживу до ста пятидесяти и объявлю свой день рождения национальным праздником, с массовыми гуляниями и салютом» — ответил Скримджер на реплику Драко о том, что накрытого после работы стола в кабинете, пусть и с шампанским, недостаточно для такой значительной даты.

Их собралось пятеро, не считая самого Министра. Самые близкие и самые верные, сросшиеся за много лет в одно целое. Гавейн Робардс, уже такой же совершенно седой, как и Скримджер, но глаза его по-прежнему смотрели ясно, как у мальчишки.

Сьюзен Боунс, так и не вышедшая замуж и решившая посвятить всю себя работе, как когда-то сделала ее тетка. Правда, ее давно уже воспринимали как самостоятельную личность, главу Отдела магического правопорядка и «ту самую Боунс, у которой все по струнке ходят». Немногочисленные смешки на тему, что женщина возглавляет такой ответственный пост, где требуется не только немалая компетентность, но и сильный характер, остались в далеком прошлом. Сьюзен на деле доказала, чего стоит и что пост она получила отнюдь не по протекции, а вполне заслуженно, и со своими обязанностями справлялась безупречно.

Драко Малфой, дослужившийся за эти годы до заместителя начальника Аврората. Он не утратил за годы внешнего лоска, и незнакомые люди до сих пор удивлялись, как этот холеный господин может быть аврором, однако Малфой был им, снискав на этом посту не только признание и уважение, как коллег, так и народа, но и несколько государственных наград.

Северус Снейп, зельевар с мировым именем, к которому не заканчивался поток желающих заказать то или иное снадобье. Правда, он уже давно отказывал большинству, готовя только самые сложные или редкие зелья, то есть либо те, которые представляли для него интерес, либо те, что не мог изготовить другой зельевар, не ухудшив при этом качество.

И Кристиан Снейп, закончивший несколько лет назад Хогвартс и трудившийся теперь в Министерстве Магии в Отделе экономического планирования. Он не пошел по стопам родителей, а предпочел строить карьеру самостоятельно и, несмотря на еще довольно-таки юный возраст, преуспевал.

— За здоровье и долгую жизнь именинника! — первой бокал подняла Сьюзен.

Остальные дружно подхватили, а потом по очереди обняли Скримджера. Тридцать с лишком лет у власти — само по себе не шутка, а уж в таком возрасте, пусть маги и живут долго, да еще и не потеряв со временем популярность у масс — вообще удивительно. Правда, было бы странно, если бы люди не любили того, кто привел страну к процветанию, пусть и через сложности и непопулярные реформы.

— Спасибо вам всем, — Министр, казалось, был тронут. — Я благодарен вам за все то, что вы сделали для блага магической Британии, а для меня это важнее всего. Я счастлив, что на моем жизненном пути были такие люди, как вы, и я смог шагать рядом. Я многому научился у вас и знаю, что все, что мне удалось сделать, никогда бы не получилось без вашей помощи. И я просто хочу сказать «благодарю», потому что не знаю, что можно сказать еще.

И добавил, помолчав:

— Думаю, сейчас самое время сообщить вам кое-что. Я долго думал и принял, наконец, решение. Я ухожу.

До Драко не сразу доходит смысл сказанного. Как это? Куда? Разве они справятся без Руфуса? Он всегда был, не может он уйти.

— Я ухожу, — в полной тишине повторяет Скримджер, — потому что это самое верное решение. Мне тяжело, но правильные решения не даются легко. Но так нужно. Так будет лучше.

— Лучше кому? — жалобно спрашивает Сьюзен и в глазах ее блестят слезы.

— Всем, — говорит Скримджер, — всем. Но я знаю, что есть достойный преемник, который поведет страну в нужном направлении. Гавейн Робардс будет вам хорошим министром.

— А как же ты? — в голосе Криса смешивается неверие и недоумение.

— А я помогу советом, если нужно будет. Я уже засиделся на этом посту, — улыбается мужчина.

Вернувшись домой, Скримджер засиживается допоздна, наводя порядок в секретере. Он уже давно составил завещание, так что его крестник получит и деньги, и дом.

Руфус ложится и быстро засыпает. Ему снится перекресток пустынных дорог и ждущая его Амелия.

— Вот ты и пришел, — говорит она и протягивает Руфусу руку, теплую и нежную, какую он и помнил все эти годы. — Я скучала. Пойдем со мной, хочешь?

— Нет, — говорит он, — лучше ты со мной. Я хочу привести тебя в свой дом.

— Но у меня уже есть дом, — немного укоризненно отвечает Амелия, — и он может стать нашим. Я долго ждала, пока ты придешь. Пожалуйста, не уходи теперь. Давай будем счастливы.

Разве он может отказать ей? Разве может променять что-то настолько незначительное на эту женщину? Это не просто его любовь. Это его жизнь.

Они идут по дороге, уходящей за горизонт. Вокруг ни души, и тишина, и Амелия тоже молчит, но ее рука в его руке, и Руфус знает, что, сколько бы им не потребовалось идти, в конце их ожидает приют, один на двоих, вместе и навсегда.