Оно того стоило!

* * *

Наступила ночь, и я напиваюсь в своем кабинете в гордом одиночестве. Внизу в Большом зале продолжается выпускной бал, веселятся пьяные студенты и не менее пьяные профессора и родители, домовые эльфы снуют между столами с едой, и светятся праздничные украшения.

Во всем Хогвартсе сейчас не сыскать более несчастного и одинокого человека, чем я. Отсидев положенные по протоколу три часа и произнеся прочувствованную напутственную речь, я сбежал к себе, к горящему, несмотря на июнь, камину и бутылке с виски. И вот напиваюсь, пытаясь забыться, хоть на короткое время уйти от одной, но очень большой проблемы. Дело в том, что я влюбился, по традиции безответно, что совсем не сделало мою жизнь легче и приятнее. И завтра утром моя любовь навсегда уедет отсюда, лишив меня даже призрачной надежды на счастье.

Мне горько и больно, и очень обидно. Хочется завыть или разбить что-нибудь, желательно важное и нужное, но я терплю. В таком расхристанном состоянии я противен сам себе, но поделать ничего не могу.

Впрочем, по порядку. Я очнулся через неделю после того, как Поттер окончательно добил Темного Лорда. Открыл глаза, обозрел белый потолок лазарета, бегавших туда сюда целителей и их помощников, с усилием стащил себя с кровати и из последних сил уполз в свои подземелья варить зелья. Лазарет расходовал их декалитрами, и Слагхорн не справлялся вовремя с производством новых. Я выгнал его ко всем чертям из лаборатории, поставил все имеющиеся котлы на треноги, и понеслось. Нарезать, растолочь, засыпать, перемешать, разлить и вновь по кругу. Это продолжалось две недели подряд, с короткими перерывами на сон и еду. Слава Мерлину, в Хогвартсе есть эльфы, иначе я загнулся бы еще в первые три дня от голода и жажды, но они самоотверженно приносили мне еду и питьё.

В то время, когда я бегал между котлами и разделочным столом, в Визенгамоте судорожно пытались сообразить, что же им со мной делать. Впрочем, я об этом узнал только после решения суда. Поттер, Грейнджер и все остальные оставшиеся в живых члены Ордена Феникса настаивали на полном моем оправдании и награждении Орденом Мерлина, члены суда вяло сопротивлялись. В итоге меня оправдали. Хотя мне было отчаянно безразлично. Азкабан так Азкабан! Я исполнил свое дело, заплатил по всем счетам и был готов умереть, но мне не дали. А раз не дали, так пусть делают со мной, что хотят.

Вместе с полным оправданием мне выдали таки этот чертов Орден этого чертова Мерлина аж первой степени и предложили остаться директором Хогвартса. Я согласился, будучи, видимо, несколько не в себе, а когда очнулся, было уже поздно.

Вместе с директорством на меня свалилась целая куча проблем. Школа была наполовину разрушена, жить тут было совершенно невозможно, не хватало учителей, и денег, и материалов.

Восстановление Хогвартса заняло почти все лето. И все это лето я пребывал в каком-то заторможенном состоянии. Нет, я исправно раздавал руководящие указания, продолжал варить литрами зелья для лазарета, искал профессоров, колдовал над разрушенными стенами. Но мне казалось, что я участвую в каком-то странном фарсе или сплю. И вот сейчас фарс закончится, я проснусь, и мне надо будет мчаться к Лорду, шпионить и плести интриги.

В сентябре приехали ученики, и жизнь вошла в более или менее привычное русло. Вечная вражда Гриффиндора-Слизерина, отработки, бумаги, педсоветы, заседания, обеды, завтраки и все то же ощущение полной нереальности происходящего.

Отпустило меня только к Хеллоуину. До меня неожиданно дошло, что все закончилось. Впереди мирная жизнь, директорский пост и смерть от старости в собственной постели. Моя душа нахально вылезла из панциря, в который я засунул ее еще двадцать лет назад, воспарила к небу и решила влюбиться, не тратя лишнего времени. И я влюбился, как миленький. Как в семнадцать лет, горячо, жарко и абсолютно безответно.

Предметом моей новой страсти стала, по какой-то горькой иронии Гермиона. Она повзрослела, стала еще серьезней и очень-очень красивой. Хотя, вполне возможно, что она и раньше была красива, только я этого не замечал.

Итак, я влюбился. Никаких шансов быть с ней вместе у меня не было. Старый, страшный Ужас подземелий и нежная юная гриффиндорка. Невозможное сочетание! Да я и не пытался даже намекнуть ей, что она мне нравится, даже несколько больше, чем просто нравится. Опыт с Лили научил меня, что мне не стоит ждать ответных чувств, их никогда не будет, потому что я их абсолютно недостоин.

Объект моей любви, если, конечно, можно так назвать девушку, ради которой я был готов на все, что угодно и еще чуть-чуть, не подозревал о моих страданиях, продолжая усердно учиться, получать лучшие оценки и пачками собирать баллы для своего драгоценного факультета.

Впервые в жизни я был рад, что я должен, вернее обязан вести зелья у Гриффиндора, ибо так и не нашел себе достойную замену. Слагхорн ушел на покой, а молодое поколение ничего путного из себя не представляло, многие кандидаты даже Перечное зелье толком сварить не могли. Ненавистные прежде уроки превратились для меня теперь в еще одну бесценную возможность лишний раз понаблюдать за Гермионой, полюбоваться игрой света в ее волосах, ее тонкими нежными пальцами.

Я старался не смотреть на нее в открытую, но все тайное всегда становится явным.

Первым все понял Поттер. Потом Минерва, после нее Флитвик. Все трое кидали на меня сочувственные взгляды, понимающе кивали и, слава Мерлину, ничего не говорили. А я старался не обращать на них внимания и продолжал наблюдать за ничего не подозревающей Гермионой.

Но все хорошее имеет, к моему глубокому сожалению, обыкновение кончаться! И вот уже ее последний учебный год подошел к концу, завтра она уедет и больше никогда не вернется. Поступит в Университет, выйдет замуж, родит детей, а мне останутся только мои воспоминания, сделанные украдкой фотографии и статьи о ней, когда они появятся.

Сегодня мне горько, сегодня я прощаюсь с очередной мечтой и полузадушеной надеждой, и одной бутылки мне явно будет мало.

* * *

Зачем я пришел сегодня на свадьбу мальчика-который-опять-выжил с мисс Уизли? Ведь я знал, что здесь будет она, знал, что она будет не одна, знал, что один единственный взгляд на нее откроет все подзатянувшиеся за последние два года раны. Знал, но пришел и вот уже три часа торчу под деревом в тени и, не отрываясь, смотрю, как хохочет моя любимая.

Она прекрасна. Она удивительна. Великолепна, неподражаема. Она стоит, облитая лунным светом, и мне кажется, что она нереальна. Ее волосы, заплетенные на концах в косички, струятся по плечам, на ней надето нежное шелковое платье, ласково льнущее к ее телу. И я не понимаю, как люди могут разговаривать с ней и не чувствовать, не замечать ее красоты. Как они могут спокойно дышать рядом с ней? Я не могу! От аромата её кожи моё дыхание сбивается, в голове сгущается туман и мне хочется упасть перед ней на колени, обнять ее и никогда больше не отпускать от себя.

Но, несмотря на туман в голове, я понимаю, что не могу даже прикоснуться к ней, и продолжаю прятаться в тени старого дуба.

Рядом появляется Поттер, и мне хочется как можно быстрее уйти, ибо я знаю, что он собирается мне сказать. Посоветовать забыть, объяснить, что у меня нет ни малейшего шанса, дать понять, что она намного моложе меня и достойна лучшего. Я почти открываю рот, чтобы вежливо попросить его оставить меня одного, но Поттер меня удивляет. Он советует мне попробовать. Подойти к ней, пригласить ее на танец и через пару дней — в кафе. Он говорит, что я не прав, думая, что я ей безразличен, рассказывает, что она одна, что она до сих пор ни с кем не встречается, и уходит.

И роняю бокал на землю. Мне страшно. Да, мне откровенно страшно. Я боюсь, что она отвергнет мое приглашение на вальс. Я так привык жить только мечтами о ней, что я не могу вот так просто подойти к ней и заговорить. Я стал трусом, я противен сам себе, но я, собрав по уголкам души остатки мужества, все-таки делаю крошечный первый шаг вперед.

Она соглашается потанцевать со мной! Мы идем к площадке, я обнимаю ее и под первые аккорды заглядываю ей в глаза. Они сияют безграничным счастьем, она смотрит на меня, как маленький ребенок на любимого плюшевого мишку, и мой страх уходит, оставляя вместо себя ощущение щенячьего восторга и всепоглощающей нежности.

Танец пролетает, но я не нахожу в себе силы отпустить ее от себя, а она не торопится уйти, и я предлагаю ей уйти вместе. И, не дожидаясь ее согласия, тащу ее в дом, к камину, и мы вместе перемещаемся ко мне в кабинет.

Я усаживаю ее в свое кресло и отхожу к бару за вином, а она смотрит на меня и улыбается. Я чувствую ее улыбку всем телом, и мне хорошо, так хорошо, как не было никогда прежде.

Вернувшись к креслу, я вручаю ей бокал с вином и опускаюсь перед ней на колени. Я не знаю, что ей сказать — слова ушли, оставив в голове гулкую пустоту, и я могу только счастливо улыбаться, глядя ей в глаза. Она тоже молчит, но тишина эта не напрягает, она приятна и в данный момент абсолютно уместна.

Гермиона отставляет бокал, медленно наклоняется ко мне и нежно касается губами моих губ. Я стягиваю ее с кресла к себе на руки, глажу по спине, прокладываю дорожку из поцелуев по ее шее к плечу, а она счастливо смеется, запутавшись пальцами в моих волосах.

Я прижимаю ее к себе, стягиваю с нее платье, и у меня нет никаких сил не торопиться и быть нежным. В голове не остается ни одной мысли, только ее тело под моими ладонями, выгибающееся и вздрагивающее от каждого моего прикосновения или поцелуя. Я не могу от нее оторваться, даже для того, что бы раздеться или дойти до кровати.

И я не могу поверить, что все происходит на самом деле, что она здесь, со мной. Наши тела слились в единой целое, так идеально, как будто мы были созданы только друг для друга. Ни с одной женщиной раньше мне не было так хорошо, как с ней здесь и сейчас. Она отвечает на каждое мое движение, обнимает меня, кусает мое плечо и выкрикивает мое имя, вцепившись обеими ладонями в мои волосы. Великий Мерлин, как же я люблю эту женщину!..

Я беру ее на руки и несу в спальню, осторожно кладу на кровать и сам ложусь рядом, нежно притягивая ее к себе. Я почти поверил, что засыпающая рядом со мной девушка навсегда останется рядом. Но лучше я подожду до утра...