Мало кто знал, но каждый день однообразной жизни Питер начинал с конфет Берти Боттс.
Резко просыпаясь в своей маленькой, затхлой каморке в дальнем крыле Малфой-Мэнора, на грязной кровати, Петтигрю привычно протягивал руку в куче сладостей, накиданной на краю прикроватной старой тумбочки, и выискивал конфеты, которым он дал свое собственное название — «Каким будет моё «сегодня».
Анимаг вел этот ритуал со второго курса в Хогвартсе в память о матери. И эта странная привычка еще никогда его не подводила. Во время учебы ему попадались разные конфеты: черника, апельсин, малина, крыжовник. Но самое главное, почти все они были вкусными. Ушная сера, грязные носки Питеру попадались крайне редко. В то время.
А с момента предательства Поттеров (как он сам называл, «верного принятия сильной стороны») Петтигрю жевал исключительно самые отвратительные вкусы Берти Боттс. Иногда где-то на краю сознания мелькала тусклая мысль, что так тебе и надо, но тут же растворялась.
Но больше всего Хвост боялся того, что ему попадется безвкусная или «пустая» конфета. Она была прозрачного цвета и совершенно не имела вкусовых качеств. Когда мать Питера нашла её, то тем же вечером умерла. Если бы люди знали о его странных выводах, то наверняка высмеяли бы. Но анимаг не считал это глупостью.
С тех пор Петтигрю отчаянно надеется на то, что ему не попадется «пустышка».
Вот и сейчас он дрожащими от напряжения руками развернул яркую обертку, не смотря на цвет драже, и кинул конфету в рот.
Секунду спустя его лицо скривилось в рвотном позыве, но, преодолевая себя, Хвост продолжил жевать эту отвратительную конфету. Наконец, проглотив гадость, он схватил алюминиевую кружку, стоящую рядом с кроватью на тумбочке, и в один глоток выпил немного мутную воду.
Это был своеобразный подвиг для Питера. Он думал, что таким образом совершает хоть один «хороший» поступок в своей жизни.
— Итак, — пытаясь успокоить возмущенный такими пытками желудок, протянул Петтигрю. — Это были... Сопли? Похоже на то. А значит, день будет далеко не радужным.
И крысиное чутье, въевшееся в сущность анимага, молча поддакивало.
Приуныв, Хвост медленно сел на постели, болтая ногами взад-вперед, так как до пола они не доставали. Посидев так с минуту, спрыгнул на холодный пол и, оглядев свой костюм, который он носил, не снимая, уже больше года, убедился, что выглядит нормально. Для него, по крайней мере. А зеркала он до рези в зубах ненавидел. Вернее, то, что они отражали.
Надев башмаки, поставленные у двери, и, проверив наличие палочки, поспешил в Зал Собраний Пожирателей. Но, пройдя несколько метров, Петтигрю не смог отказать себе в удовольствии снова стать юрким животным.
Повинуясь его воле, маленькое тело начало меняться. И вскоре небольшая крыса резво бежала по длинному темному коридору.
Что ни говори, а Хвост просто обожал свою анимагическую форму. Именно она множество раз спасала его от смерти. В первые дни после превращения он чувствовал боль во всем теле, словно каждую его клеточку растягивали и сжимали до одури. Ведь чем меньше была форма выбранного существа, тем сложнее было «укомплектовать» в нее массу тела и органов. Петтигрю помнил, как проклинал (мысленно, естественно) Джеймса, Сириуса, а особенно Римуса за то, что толкнули его на этот эксперимент. Но быстро вспоминал, что он сам хотел этого. А в результате нескольких последующих обращений боль больше не беспокоила Питера.
Животная сущность внезапно тонко запищала, предупреждая об опасности.
Резко остановившись, Петтигрю перевоплотился обратно в человека, а на том месте, где он должен был пробежать, была нога Люциуса. Его лицо было искажено гримасой отвращения.
— До сих пор не понимаю, почему Темный Лорд оставил тебя в живых. Крыса в любом случае остается крысой. Вонючей и мерзкой, — выплюнув эти слова, Малфой крутанул в руке трость и зашагал в сторону Зала.
Подавив желание запустить этому высокомерному ублюдку в спину Аваду, Хвост быстро засеменил за ним: Метка уже начинала жечь руку, проедая кожу и врезаясь в кость.
А это еще не самое худшее, что может произойти.
* * *
Если бы Питер умел молиться, то он бы делал это до Собраний, вовремя и после. Особенно после.
Волдеморт был крайне недоволен. Но, судя по нескольким искореженным телам Пожирателей, настроение у Тома до прихода Ближнего Круга было гораздо хуже. И Петтигрю был очень счастлив, что Мисс Смерть еще не помахала ему рукой в приветствии.
Последние вылазки Упивающихся были пресечены неизвестно откуда взявшимся Орденом. Том не мог понять, когда в его окружение внедрился «крот» и самое мерзкое, что за самоубийца это делает.
Оторвавшись еще на двух незадачливых Пожирателях (чьи трупы были заботливо отлевитированы к другим телам), Волдеморт отчитывал Беллатрису и Эйвери за провалы операций, закрепляя уроки Круцио. Когда терял сознание один, он пытал другую, и наоборот. Все это время Хвост пытался стать как можно меньше обычного и надеялся на свою «конфетную теорию». Да и не он один чувствовал себя неуютно — Люциус сильнее сжимал набалдашник трости, Долохов нервно тер пальцы, Макнейр незаметно поправлял волосы, Снейп напряженно смотрел на пытку.
Когда оба Пожирателя перестали даже отхаркиваться кровью, Реддл холодно прошипел двоим провинившимся:
— Я надеюсь, намек ясен? — и, повернувшись к остальным Упивающимся Смертью, поинтересовался. — Всем ясен?
Все послушно закивали головами. Жестом дав понять, что отпускает проваливших задание, Лестрейндж и Эйвери, поскуливая и рассыпаясь в извинениях, поползли к выходу, оставляя за собой пятна крови. Когда двери за ними закрылись, Лорд сел в свое кресло и подозвал Нагайну. Поглаживая свою любимицу, он прикрыл глаза и выдохнул. Гнев понемногу улегся. По крайней мере, хотелось просто оторвать ноги за проваленные задания, а не вспарывать им вены раскаленными иглами и рвать нервы мышц и сухожилия (с помощью заклятий, конечно).
Питера же пробирала нервная дрожь — он боялся боли. Поэтому и стал Правой Рукой Темного Лорда, надеясь на кое-какие привилегии. Пусть небольшое, но покровительство у него было.
Спустя какое-то время, справившись с собой, Малфой подошел к Реддлу, и, опустившись на одно колено, твердо произнес:
— Мы ищем крота, и мы его найдем.
Внезапно Люциус послал в Северуса молчаливый яростный взгляд, на что тот не обратил внимания. Том же сильнее сжал подлокотник, чуть подаваясь вперед.
— И когда же случится сие чудное мгновение? — мило спросил Волдеморт, на что хозяин поместья шумно сглотнул.
— В ближайшее время, мой Лорд.
Змеелицый рассеянно водил пальцами по чешуе Нагайны и в тоже время пристально смотрел на Малфоя, склонившего голову в знак покорности.
— Что ж, урок всеми ведь усвоен, верно? Поэтому можете быть свободны, мои верные слуги, — величественно кивнул словно сам себе Темный Лорд.
Пожиратели, подавив желание вздохнуть с облегчением, поклонившись Тому, медленно двинулись к выходу. Практически у самых дверей Петтигрю настиг голос Волдеморта:
— Питер, останься. У меня для тебя есть поручение.
Анимаг сглотнул и повернулся к хозяину. «Конфетная теория» еще раз была подтверждена.
* * *
Уже второй час Петтигрю метался по постели, пытаясь уснуть. Но не мог. Вцепившись в грязные спутанные волосы, Питер тяжело выдохнул.
Слишком свежа была память о выполненном задании.
Убить. Как обычно, Лорд следил за положением в стране и приказал убить журналистку Мари Кроул, копавшуюся в грязном белье Министерства, которое уже почти прогрызла сеть Реддла. Она старалась как можно меньше наследить, поэтому о её действиях никто не знал. Точнее, никто не должен был узнать. Но узнали.
Все просто. А на деле оказалось не так.
Хозяин умолчал об одной маленькой детали. У этой женщины был сын. Маленький сын. Джонни.
Изучив вдоль и поперек все комнаты в квартире, сломав защиту, Питер ворвался к журналистке в дом и, зная, где она сейчас находится, кинулся в детскую.
Отточенным движением анимаг вырвал палочку из рук Мари Экспеллиармусом и... застыл.
Лишь одно слово промелькнуло в голове анимага: «Дежавю».
Мари закрыла собой мальчика, который судорожно всхлипывал. Женщина же умоляла, чтобы он не трогал ребенка. Какофония звуков на миг смешалась, представляя картину далекого прошлого, которая постепенно слилась в одно целое.
За спиной Кроул Хвост словно видел образ Лили. А за ней плакал Джонни, рядом с которым мелькал фантом маленького Гарри.
Питер просто стоял с палочкой и не могу ничего сделать. Те чувства, что он давно похоронил в себе, считая их ненужными, всколыхнулись вновь.
Дружба с Мародерами, первая и безответная любовь к Лили, благодарность Гарри за спасение в Воющей Хижине каким-то ревущим потоком стали подниматься наверх, к свободе. Появились сумасшедшие мысли и риторические вопросы: «Что я делаю? Убиваю? Ради кого? И чего? Кем я стал?».
И, возможно, новый Питер потеснил бы старого, если бы не момент.
Мари, заметив, что её палач словно впал в транс, кинулась на него, надеясь вырвать у него из рук палочку. Все-таки выглядел анимаг довольно жалко.
Но испуг за собственную жизнь сработал моментально. Выполнив пасс рукой, Хвост взвизгнул:
— Авада Кедавра!
Тело Кроул безвольно рухнуло к ногам Петтигрю.
И что-то внутри мужчины также упало, разбившись о холодный и скользкий пол червями.
Мальчик же подполз к Мари и начал надрывно плакать, пытаясь её разбудить. И не обращал внимания, что в комнате еще стоит Питер.
А анимаг как будто со стороны смотрел на себя: вот он целится в рыдающего Джонни и видит за собой образ Темного Лорда. И это чертовски приятно. Это дает силу...
С палочки срывается зеленый свет.
И Петтигрю, зная, что он сейчас в своей уютной каморке, живой и невредимый, тешит себя мыслями о том, что поступил правильно. Она хотела его убить — он сделал это первым. Мальчик, когда вырос, захотел бы мести — он первым его устранил.
Все правильно. Рационально. Логично.
И просто.
Засыпая с успокоенной совестью, на грани сознания вспыхнет безумная мысль: «Форма крысы мне подходит».
* * *
Разбуженный внезапным стуком и криком, что тащат трех подозрительных пленных, Питер не успевает достать свою ежедневную конфету и вылетает из комнаты, надеясь выслужиться перед Темным Лордом...
Vova
