Там, где ты

Холод волной поднимался по моему телу, сковывал руки и ноги, сдавливал грудную клетку. Воздух маленькими облачками пара с хрипом вырывался из моего приоткрытого рта. Я словно со стороны наблюдала за собой, лежащей посреди ледяной пустоши. На сознание накатила апатия, все казалось мелким и незначительным. Я уже проваливалась в вязкую плотную пелену тумана. Вот и все, что осталось от Гермионы Грейнджер — только крохотная искорка жизни, мерцающая в искалеченном теле. Никто меня не спасет.

* * *

— Вот, только что принесли, — юная секретарша с экзотичным именем, Нина, протянула мне тоненькую папочку, уже успевшую набить оскомину.

— Опять? — устало поинтересовалась я, бегло просматривая содержимое.

— Снова, — ответила Нина, присаживаясь на краешек моего стола. Её панибратское отношение зачастую меня раздражало, но сегодня это было только на руку. Кто, как не наша главная сплетница, сможет поведать подробности, не упомянутые в деле?

— Что на это раз?

— Пришел в ресторан с девушкой. Они рассорились в пух и прах, девушка быстро ушла, а он переколотил половину бутылок в баре и разбил окно. Стулом.

 — Он совсем с катушек слетел? — спрашиваю обыденным тоном. Слишком обыденным. Я так часто задавала этот вопрос, что теперь делаю это почти машинально. Нина усмехнулась и соскользнула со стола.

— Именно, — произнесла она, оправляя экстремально короткую юбку. — Уже в который раз.

— Сделай мне кофе, — прокричала я ей вслед, но она уже скрылась за дверью. С таким же успехом я могла попросить стол поработать за меня.

Кофе Нина мне все же принесла. Правда, только через полчаса. Я глотнула из чашки, жидкость хлынула в горло, обжигая гортань. Закашлялась, разбрызгивая чересчур горячий напиток прямо на бумаги.

— Черт! — выругалась я, выудила палочку из ящика стола и пробормотала очищающее заклинание. Документы моментально вернули себе первоначальный вид. Вращающийся стул на колесиках поехал назад на скользком паркете, и мне с трудом удалось удержаться в сидячем положении.

— Что случилось? — любопытная голова Нины просунулась в приоткрытую дверь, она понимающе хмыкнула при виде меня, скрючившейся в три погибели и вцепившейся в край стола. Не в первый раз, да.

— Привет, — произнес знакомый радостный голос. — У-ух ты! — присвистнул Гарри, отодвигая Нину и проходя в кабинет. Она, как обычно, проводила его щенячьим взглядом и выскочила за дверь. Кофе будет готовить, со сливками, его любимый. Ему даже просить не приходится.

— Зачем ты притащила сюда это чудовище? — поинтересовался Гарри, помогая мне придвинуться обратно к столу. — Раньше нормальный стул стоял, на ножках. Не скользил.

— Этот мягче, — безапелляционно заявила я. Ну да, стоял тут стул. Хотя скорее трон, чем стул. С высокой резной спинкой, ножки в форме лап грифона. У прежнего владельца определенно была мания величия. Но вот попробуй-ка посиди на такой деревяшке целый день!

— Опять Малфой? — Гарри кивнул на документы.

— Мог бы и не спрашивать, — пробурчала я, скривилась и сбросила бумаги в ящик стола. — За последний месяц уже в третий раз. За что мне такое наказание, а?

— Потому что ты одна из лучших, а он...

— ...один из самых богатых и, следовательно, требовательных. Я это и так знаю. Но он меня уже достал, — в моем голосе отчетливо прозвучала детская обида на весь мир, Гарри звонко хохотнул. Мне едва удалось сдержать порыв дать ему крепкий подзатыльник. Хотя ему это вряд ли поможет. Я бросила беглый взгляд на циферблат наручных часов на широком кожаном ремешке и чертыхнулась.

— Меня Мартин ждет!

Гарри вскинул голову и неодобрительно уставился на меня.

— Это тот магл? Ты все еще с ним встречаешься?

— Да, и я собираюсь продолжать эти отношения как можно дольше.

— Он знает, что ты ведьма? — снова этот обвиняющий тон.

— Гарри, мы обсуждали это миллион раз. Рон первым подал прошение о разводе. Я свободна и вольна делать все, что захочу. Хоть скакать по радуге на единороге в объятьях сексуального красавчика.

— Гермиона...

— Тема закрыта. Я ухожу. А ты можешь остаться и пообщаться с Ниной. Она будет в восторге.

* * *

— Прости, опоздала, — я бегло чмокнула Мартина в подставленную щеку и села напротив.

— Сложный клиент? — понимающая улыбка, спокойное лицо. Не представляю, что должно случиться, чтобы он вышел из себя.

— Хуже. Лучший друг, — шутливый тон был призван скрыть все нарастающее напряжение, но, похоже, мне это не удалось. Мартин взял меня за руку и мягко сжал. — Да все в порядке, — попыталась успокоить его я и, как бы невзначай, высвободила пальцы.

Он неодобрительно покачал головой, но промолчал. Что ж, тем лучше. Прошло всего три месяца, слишком много и слишком мало. Мой выверенный аккуратный мирок треснул пополам в тот день, когда я увидела собственного мужа, беззастенчиво обжимающегося с бывшей однокурсницей. Я не устраивала сцен тогда, просто молча ушла, а потом долго пыталась уловить запах чужих духов в своем доме.

Рон проявил-таки хваленое гриффиндорское благородство и рассказал мне правду, но я до последнего момента надеялась, что все это глупый розыгрыш. Придя домой через три недели после нашего развода, я обнаружила в почтовом ящике конверт из плотной бумаги. В нем было приглашение на свадьбу — белый прямоугольник картона с золотым тиснением, мое имя, вписанное витиеватым почерком с множеством завитушек.

Рон и Лаванда танцевали на своей свадьбе, упиваясь друг другом, а я в это время солеными от слез губами глотала валиум, сидя на полу гостиной. Мама вернулась с работы часом раньше и только ей я обязана тем, что до сих пор дышу. Родители записали меня к психоаналитику — точно это могло помочь мне! Им оказался Мартин Дэвис. Он все же вытащил меня — правда, немного не так, как ожидали мама и папа.

— Выбрала что-нибудь? — его голос вклинился в мои мысли, я встрепенулась и взяла в руки меню, вспомнив, наконец, где нахожусь.

— Давай просто уйдем отсюда, — голос меня подвел и сорвался, Мартин удивленно вскинул глаза. Улыбка у меня не вышла — слишком натянутая, слишком вымученная. Он все понял, как и всегда. Встал из-за стола и протянул мне руку, за которую я ухватилась как за спасательный круг.

Улица встретила нас неприветливо — мелкий снег больно бил по щекам, ветер затеял игру с волосами, спутывая длинные непослушные пряди. Солнце, висящее низко над горизонтом, прочертило длинную алую дорожку на Темзе, воздух у ресторана на набережной буквально дышал холодом.

В машине Мартина, напротив, было тепло, двигатель урчал как сытый, довольный жизнью кот. Было в этом звуке что-то уютное, домашнее. Нормальное.

— Отвези меня домой, — попросила я и добавила с извиняющейся улыбкой: — Устала.

Через два часа я упала лицом в подушку в своей спальне и забылась крепким тревожным сном. Казалось, всего через несколько мгновений омерзительный звон будильника ввинтился в уши, прогоняя остатки сна.

Снился мне один из тех вязких кошмаров, после которых кажется, что все — не добежала, не успела, и то единственно нужное ускользнуло, словно песок сквозь пальцы. После таких снов хочется свернуться в маленький комочек и тихонько заплакать, но нельзя. Нужно вставать, аккуратно заправлять постель, переодеваться и дышать, дышать, дышать. Жить дальше.

В Министерстве по обыкновению царили шум и суета. Нина встретила меня сразу с порога приемной, она была сильно встревожена, даже напугана. Впрочем, уже то, что она пришла на работу раньше меня, говорило о многом.

— Малфой! — воскликнула она и замолкла, не потрудившись закончить предложение.

— Он отделается оплатой убытков ресторану и штрафом. Последняя выходка выльется ему в кругленькую сумму, но это уже не наши проблемы. Его отпустили еще вчера, — я с недоумением покосилась на Нину, она жмурилась и трясла головой. Светлые волосы девушки, остриженные под каре, мотались из стороны в сторону и хлестали её по щекам.

— Его подозревают в убийстве! — выпалила она и тихо произнесла: — На этот раз все серьезно.

Я только открывала и закрывала рот, словно рыба, выброшенная на берег. День начинался просто великолепно…

Нижний уровень, тюрьмы. Пугающее, мрачное место, вызывающее волну мурашек по моему телу при каждом посещении. Здесь находились люди, ожидающие суда или перевода в Азкабан. Подозреваемые и преступники, вина которых уже доказана и не вызывает сомнений.

Камера, в которой меня ждал Малфой, была тесной и сырой. Совсем как темницы в магловских сказках. В центре стоял обшарпанный стол, единственным источником света был факел, установленный в подставке на стене. На пороге я помедлила, Драко меня еще не заметил. Крис — молодой аврор, с которым Гарри очень сдружился за время работы в Министерстве, ободряюще сжал мое плечо и тихо произнес:

— Я буду за дверью. Если что — только свисти.

Я улыбнулась в ответ и шагнула внутрь. Тяжелая дубовая дверь с негромким скрипом захлопнулась за спиной, отрезая меня от внешнего мира. Тщетно стараясь не обращать внимания на дрожь в коленях, я прошла к столу и села на краешек стула напротив Драко.

— Мы не знаем, что послужило причиной смерти вашей невесты, мистер Малфой, — подчеркнуто официально начала я, не глядя ему в глаза. Он же, напротив, сверлил меня пристальным взглядом. — Когда откроются новые обстоятельства, возможно…

— Когда откроются новые обстоятельства, — перебил он меня, глаза его лихорадочно горели, а зрачки были размером с булавочную головку, несмотря на царящий в помещении полумрак, — вы надолго засадите меня за решетку. Асторию убили проклятьем Conteram ossium*. Это личное изобретение Темного Лорда, никто не знал о нем, кроме… — он горько усмехнулся и провел пятерней по непривычно растрепанным волосам, — кроме ближнего круга. Отец рассказывал мне об этом заклинании. Но я не использовал его! — с отчаяньем выкрикнул он, повел головой в сторону и зажмурился, словно не хотел больше видеть моего лица. Этот жест показался мне до тошноты отрепетированным и наигранным, я поморщилась, но быстро взяла себя в руки. В конце концов, это моя работа.

— Я в это не верю, — мой собственный голос в наступившей тишине прозвучал оглушительно громко. Драко поднял голову и с тоской загнанного зверя наблюдал за тем, как я встаю со стула и иду к двери. Больше мне здесь делать нечего. Того, что произошло дальше, я никак не могла ожидать. Он тоже вскочил со своего места и в два больших шага преодолел разделяющее нас расстояние. До боли стиснул мои предплечья и сбивчиво забормотал:

— Я не убивал Асторию, это не я, не убивал, понимаешь?

Я дернулась в сторону двери, но вырваться из его стальной хватки у меня не было не единого шанса. Крепче стиснув в кармане волшебную палочку, я прошипела:

— Убери от меня свои руки!

Он долгие несколько мгновений вглядывался в мое лицо, я была напряжена, словно натянутая струна. Наконец, он разжал пальцы. Я вздохнула с облегчением, едва скрывая свое торжество. Он сдался — маленькая, но победа.

Я вышла из камеры, Крис обеспокоенно косился на меня, пока мы шли по коридору.

— Все в порядке? Ты выглядишь так, словно привидение увидела.

— Привидения меня давно не пугают, — мои губы скривились в горькой усмешке. Крис фыркнул, поняв, какую глупость сморозил, и потрепал меня по волосам. — Разве что призраки из прошлого, — пробормотала я себе под нос.

— Что? — переспросил Крис, я помотала головой, смаргивая набежавшие слезы.

— Все хорошо, — слабая улыбка озарила мое лицо, я тихо повторила, точно стараясь убедить саму себя: — Все хорошо...

— Вот вы где! — Гарри выскочил из лифта и направился прямиком ко мне. — Я тебя по всему Министерству ищу! Надо поговорить! — выпалил он, походя кивнул Крису и потащил меня за собой.

-Что... слу... чилось? — сдавленно пропыхтела я, в изнеможении привалилась к стене, вынуждая Гарри остановиться, и спросила уже более внятно: — Что за гонка?

— Нас ждет Джинни, пойдем скорей! — потребовал Гарри и снова потянул меня за руку. Его глаза горели новым, дотоле неизвестным мне огнем, меня осенила внезапная догадка. Похоже, я уже знаю, что мой друг так рвется мне сообщить.

— Она беременна! — не выдержав, воскликнул Гарри, из моего горла вырвался какой-то невразумительный звук — то ли стон, то ли хрип. Выражение искрящегося восторга на его на лице постепенно сменилось беспокойством, я поспешила натянуть на лицо радостную улыбку и порывисто обхватила Гарри за шею.

— Я так рада за вас, — прошептала я ему в ухо, голос опасно звенел, грозя выдать меня с головой. Гарри всегда отличался особой проницательностью, но сейчас он был слишком счастлив и просто не допускал мысли, что кто-то может не разделять его радость. Он обнял меня в ответ и в порыве чувств закружил по коридору. Снующие мимо волшебники с опаской оглядывались на нас и жались поближе к стенам.

— Пусти меня, сумасшедший! — со смехом выдохнула я, Гарри послушно остановился. Мы словно вновь стали беззаботными школьниками, которым все по плечу. Которым не страшны никакие невзгоды.

— Пойдем? — спросил он, уверенный, что получит утвердительный ответ, а я поймала себя на мысли, что слишком часто стала чувствовать себя виноватой.

— Нет, извини… — его лицо обиженно вытянулось, я запнулась. — Много работы, — пролепетала я совсем тихо, Гарри, похоже, не поверил мне ни на йоту.

— Ладно, — неожиданно легко согласился он. — В другой раз, хорошо?

— Да, — с облегчением выдохнула я и расплылась в улыбке.

— Тогда я... пойду? — неуверенно произнес Гарри, внимательно вглядываясь в мое лицо. Внезапно меня озарило — он все понял, просто ничего не сказал. Человек, знающий меня почти также хорошо, как и я сама. Настоящий друг.

Не могла я сейчас встречаться с Джинни — она была живым напоминанием о Роне: тот же курносый нос, усыпанный веснушками, разрез глаз и, самое главное, огненно-рыжие волосы — визитная карточка всех Уизли. Не могла я видеть их с Гарри счастья, как бы эгоистично это не было. Рубцы, нанесенные разрывом с Роном, едва затянулись — глупо было вновь тревожить их.

Гарри ушел, Нины снова не было на месте, ничто не могло разрушить чувство одиночества, целиком завладевшее мной. Совершенно некстати нахлынули воспоминания — я словно наяву услышала тихий неуверенный голос, спрашивающий: "А может, у нас еще есть шанс?"

Слезы все же брызнули из глаз, горячие, крупные, они прочерчивали влажные дорожки на щеках. Но сейчас они были избавлением, дождевым потоком сметали все плохое, накопившееся за долгое время. Всю тяжесть, боль и обиду.

Страх был нашим главным ночным кошмаром, одним на двоих — казалось, он был разлит в воздухе, норовил удушить своим тяжелым смрадом. Мы бежали от него вместе, рука в руке, находили успокоение в объятьях и поцелуях. Друг в друге. Это было по-настоящему. Но он сам все испортил. Как я могу простить такое предательство?

Любовь моя, правда, никуда не делась — перестать думать о нем было равносильно попыткам унять сердцебиение. Бесполезно.

Сидеть в Министерстве уже не было смысла, день клонился к вечеру. Я отправилась прямо домой, на цыпочках прошла в свою комнату — прокралась даже, и достала с полки роман Джейн Остин "Гордость и предубеждение". Эта книга была особенно дорога мне — не только потому, что на её страницах живет величайшая история любви.

Из книги выскользнул листок пергамента, затертый, потрепанный, и спланировал на пол. Я подняла его, осторожно разгладила. Все, что было написано там, я уже знала наизусть. "Прости меня", "Они убили бы нас обоих", "Люблю". Не знаю, сколько я просидела, гипнотизируя это старое письмо. В какой-то момент я услышала, как дверь на первом этаже хлопнула, до меня донеслись тихие голоса: высокий, мелодичный — мамы и глубокий, бархатный — Мартина. Я совсем забыла, что обещала позвонить ему, как буду дома. Он беспокоится за меня, наверное даже любит. Жаль только, что я при всем желании не смогу ответить ему взаимностью.

Я снова спрятала клочок пергамента между страницами книги, пару раз провела щеткой по волосам, в напрасной попытке пригладить непослушные кудри, оправила юбку и выскользнула из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

— Здравствуй, — лицо Мартина просветлело, едва он увидел меня, я выдавила ответную улыбку. Он нахмурил брови, ясно давая понять, что этот спектакль способен обмануть кого угодно, но только не его. Покрасневшие, чуть опухшие глаза говорили красноречивее всяких слов.

— Я сегодня никуда не пойду, прости, — резко сказала я, он кивнул, немного помедлив. Глупо — никакой жалости я не чувствовала, каждое мое словечко, тон и выражение лица были полны фальши, а он не мог не увидеть этого. Я незаметно скрестила пальцы, на удачу. Пусть он не станет задавать вопросов, пусть просто уйдет...

Мартин словно услышал мои мысленные мольбы — учтиво попрощался с моей матерью, с легкой толикой недоумения — со мной. Дверь даже не хлопнула, когда он уходил — как всегда. Так часто мне хотелось, чтобы в том, что он делает или говорит было больше эмоций, больше жизни — чтобы он не представлялся роботом, запрограммированным на что-то строго определенное.

Мама смотрела на меня с тем же недоумением, как и Мартин несколько минут назад — а я только сейчас осознала, что застыла на верхней ступени лестницы и не мигая смотрю в одну точку.

— Пойду в душ и спать, — буркнула я и ушла, не удосужившись дождаться маминого ответа. Она не пошла за мной — раньше ходила, а теперь... теперь ей надоело ждать от меня откровенности. Наверно, она поняла, наконец, всю бессмысленность этих ожиданий.

Я рванула на себя дверь ванной и не раздеваясь встала под душ, тугие струи ледяной воды впитывались в одежду, стекали по волосам, кожу покалывало. Но холод был мне только на руку — в мыслях воцарился, наконец, долгожданный порядок. Лишь одна мысль внушала мне серьезные опасения — надолго его не хватит...

*Conteram ossium(лат.) — дробить кости