Солнце над морем

— Люциус! — Нарцисса мягко, но настойчиво тронула его за плечо. — Мы не можем здесь дольше оставаться. С минуты на минуту авроры опомнятся и…

— Да, конечно, — он поднял голову и, пытаясь сообразить, где находится, устало обвел взглядом темно-фиолетовые стены, камин, хрустальную люстру, свисавшую с потолка. Наконец, поняв, что это его собственная — по крайней мере, бывшая собственная — гостиная, Люциус кивнул, повернулся и вгляделся в синие глаза жены.

— Они вряд ли сделают хуже, чем… — губа Нарциссы дрогнула, и, отведя взгляд от мужа, она позвала: — Драко, нам пора. — Холеная рука ее протянулась к золоченой заколке, лежавшей на камине. Люциус вдруг вспомнил, что это портал, и что он сам зачаровал его, когда они шепотом и поминутно оглядываясь — в собственном-то поместье! — обсуждали план по перемещению во Францию. — Домовики уже там, — деловито проговорила Нарцисса. Этот ее тон всегда помогал им в худшие времена, и Люциус даже сделал попытку ободряюще улыбнуться. Получилось, впрочем, не слишком удачно.

Подошедший Драко был бледен, но уже не трясся, как в тот момент, когда они встретились в Хогвартсе. Ничего, подумал Люциус, с нежностью вглядываясь в бескровные губы сына, во Франции им всем будет легче. Его заслуги перед французским правительством не позволят выдать их Британии, у них есть земля, недвижимость, деньги. Не исключено, что на определенных условиях удастся вернуть даже и то, что остается здесь. Все хорошо.

— Все хорошо, — погладив Нарциссу по плотному рукаву плаща, пробормотал он.

— Люциус? — спросила она с тревогой.

— Перемещайтесь без меня, — сказал он тихо и твердо посмотрел ей в лицо. — Я буду позже.

Нарцисса громко охнула и отступила.

— Нет! Люциус, нет! — воскликнула она с ужасом, не делая, однако, никаких попыток остановить его. — Они схватят тебя! Ему уже ничем не помочь, пойми!

— Я присоединюсь к вам позже, — Люциус старался, и на этот раз губы не дрогнули. В конце концов, все действительно кончилось, и бояться было некого. Во всяком случае, не авроров — после Темного Лорда бояться авроров было глупо.

Он покачал головой, кивнул Драко, на чьем лице растерянность сменилась пониманием, подобрал упавшую трость, и, махнув рукой, пошел из гостиной…

Все это нужно было сделать еще час назад, когда они возвращались из Хогвартса, но тогда Люциус, кажется, вообще не понимал, куда шел. И даже мысль, что Драко жив, Драко с ними, не была такой сильной, как та, что там, в Визжащей Хижине, лежал мертвый Снейп.

О том, что Лорд убил его, Люциус узнал сразу, как только тот появился на опушке леса. Об опальном слуге нечего было заботиться, он уже давно ничего не стоил, и Лорду, кажется, доставило особое удовольствие выплеснуть ему в лицо картинку: Северус с искаженным лицом, изо всех сил пытающийся отодрать от себя накрывшую его сферу, и Нагини, вонзающая зубы в тонкую, костлявую шею. Шею, кожу на которой так часто в порыве страсти прикусывал сам Люциус.

— Рано или поздно вы все исчерпываете свою полезность, — с презрением сказал Лорд и прошел мимо.

Ослабшие ноги не выдержали, и Люциус мешком грохнулся в сырую траву, с беззвучным криком царапая землю скрюченными пальцами. Кто-то, кажется, Фенрир пнул его в поясницу ногой, трусливо воспользовавшись открытой немилостью господина. Заставила Люциуса подняться только мысль о Драко, о том, что ради сына нужно выдержать этот фарс до конца, что бы ни ждало его самого. Эта же мысль помогла ему дойти до поляны и стоять там все время, пока Лорд убивал Поттера. Потом был Хогвартс, найденный, наконец, живой Драко, а потом картина вернулась…

…Аппарировал Люциус прямо в хижину, в полутемный коридор рядом с той самой комнатой… Настороженно сжимая в руках палочку, прислушался к мертвой тишине в доме и радостным крикам, которые неслись с улицы. Потом прислонился лбом к стене и минут десять стоял так, давясь тошнотворным запахом старых обоев. Но сделать шаг к дверному проему не было сил.

Последний раз он увидел Северуса тогда, когда Лорд приказал позвать его.

У входа в Хижину Снейп замедлил шаг и вдруг, словно бы немного нерешительно, обернулся к Люциусу.

— Что ж, полагаю, мы больше не увидимся? — пристально вглядываясь в его лицо, спросил он.

Люциус побледнел:

— Сев, ты что?! Ты что?! Не говори так! — забормотал он, цепляясь руками за отвороты снейповской мантии.

— Да брось, — жестко и неожиданно весело сказал тот. — Надеешься, что лавочник внезапно подобреет и вместо того, чтобы выгнать нищих детишек пинками из лавки, наградит конфетами и орехами?

Люциус и сам знал, что его слова звучали жалко. Но он не хотел верить, не мог… Нельзя было верить.

— Будем считать, что я закончил здесь все, что нужно, — милостиво кивнул Снейп.

Люциусу хотелось убить его за этот тон… если бы Снейп уже не был мертв.

Наконец, сделав над собой неимоверное усилие, он вошел в комнату. Свисающие со стен клочья обоев, раскиданная по сторонам пыльная мебель, какие-то ящики и посреди всего этого на полу…

Лицо Северуса было запрокинуто, его перепачканная в крови рука как будто бы все еще пыталась зажать рану.

И все это Люциус уже видел много лет назад, тогда, когда Северус вернулся к Лорду. Запытанный Круциатусами, тот безжизненно лежал на ковре посреди малой гостиной в Малфой-мэноре, и сердце Люциуса, казалось, остановилось, когда он решил, что это конец. Но Северус вдруг слабо застонал и повернул голову, силясь разлепить запекшиеся губы, и Люциус тогда расплакался, как ребенок, падая рядом с ним на колени и гладя, гладя по черным, вечно немытым волосам.

Это было глупостью, конечно, но ему всегда казалось, что пока Северус не моет голову, он словно бы принадлежит ему одному. Никто никогда не отнимет его у него. А вот в последний год, когда Северус стал директором, ему приходилось мыть голову слишком часто.

Люциус вдруг понял, что стоит и ждет, когда же Северус повернет голову и застонет, но черные, навсегда потухшие глаза все так же равнодушно смотрели в потолок.

Глаза предателя.

— Ублюдок! — закричал Люциус, бросаясь вперед и со всей силы ударяя тростью по мертвому телу. Раз. Другой. — Ублюдок!

Словно обезумев, он продолжал осыпать своего бывшего любовника градом ударов, как будто бы тот что-то еще мог почувствовать, мог ожить… Наконец, выдохшись, Люциус упал на пол возле тела и обнял Северуса одной рукой.

— Предатель, — вздрагивая и вжимаясь лицом в холодное ухо, зарываясь носом в слипшиеся от крови жесткие волосы и нежно целуя мертвую шею, обессиленно шептал он. — Ненавижу, ненавижу, ненавижу тебя.

Слезы его стекали вниз по шее, окрашивая в ярко-красный уже давно ставший серым от грязи кружевной воротник, мешались с кровью на волосах Северуса, впитывались в пол.

Люциус не помнил, сколько часов пролежал так, в каком-то забытьи, без чувств и мыслей, но все еще будто пытаясь согреть своим теплом ледяное тело. Очнулся он от шума фейерверков. От разноцветных отблесков, то и дело плескавших сквозь щели в заколоченные окна, в хижине стало почти уютно.

— Салют в твою честь, — пробормотал Люциус, становясь на колени возле Северуса. Он выудил из кармана ленту и собрал свои растрепавшиеся волосы в хвост, все еще не в силах оторвать взгляда от мертвого лица. Черты Северуса не заострились, как бывало у других покойников, и это сходство с мирно спящим человеком лишало Люциуса дыхания.

Наконец, запечатлев последний поцелуй на мертвом лбу и вдохнув горьковато-железистый запах волос Северуса, он заставил себя встать. Ловить здесь было больше нечего. Он исполнил то, что хотел — попрощался, а каждая минута его пребывания здесь увеличивает риск быть пойманным. Как только никто до сих пор не догадался зайти сюда?! Ведь Снейп теперь наверняка герой той стороны. Впрочем, у них достаточно трупов, чтобы не заботиться еще и об этом.

Люциус горько усмехнулся, вновь вспомнив о предательстве любовника. Ему нетрудно было признать, что в переходе на сторону победителей имелся смысл. Он сам бы перешел на нее, если бы позволили обстоятельства. И все же то, что человек, которому он так безоговорочно вверил себя, наплевал на это, наплевал на все то, что связывало их… Возможно, его любовь для Снейпа вообще ничего не значила, возможно, он и правда жил ради памяти грязнокровки… то, что Поттер выкрикивал там, в зале, словно выжигало по и так уже почти мертвому сердцу Люциуса каленым железом. А Снейп никогда не ответил ему ни на одно признание в любви…

Мысль о том, что этот человек был недостоин его, придала сил и твердости. Неожиданно Люциусу пришло в голову, что нужно бы обыскать карманы Северуса. Мало ли какие улики могут содержаться еще и там. Он вновь опустился на колени, перевернул тяжелое тело любовника, расстегнул заклинанием мантию и начал вытаскивать из внутренних карманов пузырьки и разную мелочь. Потом его рука натолкнулась на письмо.

Конверт был совсем свежий, как будто бы его надписали только вчера. Уголочек конверта был бурым от засохшего кровавого пятна. Подсвечивая себе Люмосом, Люциус разглядел выведенные знакомым убористым почерком строчки.

«Люциусу Абрахасу Малфою в собственные руки». Это означало только одно — Северус воспользовался традиционной магической формулой, чтобы зачаровать письмо. Никто, кроме Люциуса, не смог бы прочесть его.

Ноги вдруг ослабли опять, и Люциус отступил, и, натолкнувшись на ящик, сел на него. Потом, в гневе на собственную трусость, одним резким движением разорвал конверт. Внутри был всего один сложенный пополам листок.

«Здравствуй, Люциус! — гласила первая, немного кривая строчка.

Если ты читаешь это письмо, значит я, скорее всего, нахожусь в том мире, который некоторые называют лучшим. Не могу сказать, что рад тому, что мне так скоро придется проверить это. Надеюсь лишь на то, что мои обязательства перед покойной Лили Эванс-Поттер теперь выполнены, и та поддержка, которую я оказал ее сыну, не была напрасной.

Уверен, что при этих строчках ты презрительно кривишь губы, фыркая что-нибудь в духе «ради грязнокровки», однако это единственный человек, который любил меня, кроме моей матери и тебя.

Надеюсь также, что мои грехи, хотя и были тяжелы, но все же не настолько, чтобы встретиться в этом лучшем мире с Лордом или с кем-нибудь вроде Поттера или Блэка.

Никогда не думал, что обстоятельства заставят меня сделаться настолько сентиментальным. Однако полагаю, что перед тем, как поставить столь сомнительный эксперимент, мне нужно прояснить некоторые моменты. Оправдываться — дело неблагодарное, так что я, пожалуй, и не буду. Знаешь ли ты о моих поступках и мотивах этих самых поступков или не знаешь — для меня теперь, вероятно, большой разницы нет. В жизни ты был со мной, и я тебе благодарен за то, что, пока я готовлюсь предстать перед Лордом, мне есть что вспомнить. Но, как мне кажется, я должен ответить тебе на вопрос, который ты задал мне 12 ноября 1991 года. Ты рассказал мне о домике у моря и спросил меня, хотел ли бы я жить с тобой там. Я не ответил тебе тогда, а потом обсуждать эту тему стало уже бессмысленно.

А знаешь ли, оказывается, смерть всему придает смысл… Мой ответ «да», Люциус. Мой ответ для тебя только один — «да».

Полагаю, что, несмотря на все, что ты успел узнать обо мне, я все же заслуживаю некоторой благодарности за помощь с Драко. Если твоя благодарность будет простираться так далеко, чтобы не сжечь мой труп на месте, предварительно испинав его ногами, похорони меня, пожалуйста, в аббатстве, ты знаешь, где.

Твой. И всегда только твой, Северус.»

Люциус вцепился руками в ящик под собой и закрыл глаза.

…Северус, привычно сутулясь, сидит на остатках кирпичной стены с книгой на коленях. Люциус, сняв плащ и постелив его на землю, ходит меду развалинами.

У ярко-красного цветка, который он вытаскивает из расселины меж бурых камней, всего два больших лепестка, а ярко-желтые тычинки издают тихое, но не угрожающее, а приятное, шипение. Как будто пытаются рассказать о чем-то. Развалины маггловские, а цветок явно магический. Аромат тонкий и приятный, немного похоже на полынь, но не так шибает в нос… Хороший запах для духов… Полынь была модной в прошлом сезоне, но, в конце концов, все признали, что ее аромат чересчур интенсивен. Интересно, за сколько можно было бы продать этот запах?

— Какое странное растение, Сев…

— Если бы ты соизволил на 7-м курсе хотя бы один раз пролистать учебник гербологии, ты бы знал, что это znobia squamea, чешуйчатая знобия, которая входит в состав галлюциногенных средств и действующих на рассудок ядов, — назидательно говорит Снейп, не поднимая головы от книжки. И сухо добавляет: — И что если ты будешь ее держать в руках дольше пяти минут, сойдешь с ума.

Люциус медленно, стараясь сохранить максимум достоинства, опускает знобию на землю.

— И что проку в твоей гербологии? — пожимает плечами он. — Ну, научусь я разбираться в цветочках, что мне это даст?

— Спасет тебе жизнь? В отличие от денег.

— Деньги тоже могут спасти жизнь, Сев. Нужное лекарство можно купить за деньги, — втолковывает другу очевидные вещи Люциус.

— Если ты вовремя найдешь кого-то, кто его для тебя сварит, — парирует Снейп.

— Зачем мне кого-то искать, если у меня есть ты? — улыбается Люциус.

— Просто у кого-то счеты вместо мозгов, — бурчит Снейп. — И с чего ты взял, что это лекарство вообще возможно будет сварить.

Люциус садится на плащ и начинает лениво расшнуровывать ботинки. Можно бы, конечно, и заклинанием, но в том, чтобы делать это самому, с предвкушением, есть своя прелесть.

— Иди сюда, Сев, — говорит он, продолжая улыбаться, — и я покажу тебе счеты…

Тело Северуса, запах Северуса, соленый привкус кожи… Люциус ведет языком от шеи до левого соска, обводит его, прикусывает зубами и снова обводит, вырывая у Снейпа тоненький, пронзительный вскрик. Вдвойне ценный от того, кто никогда не кричит под Круциатусом. Но это — счастливое время, три года со дня падения Лорда, Люциусу — тридцать, а Северусу — двадцать четыре, и о пытках можно забыть. Пока.

У Северуса закрыты глаза, и капельки пота блестят на переносице и у висков. Хочется наклониться и слизнуть, но Люциус вдруг застыл и взгляда не может отвести от лица Северуса, от этой невероятно притягательной уродливой красоты. «Жемчужина неправильной формы», — усмехается он. Можно представить, как хохотал бы Снейп, скажи Люциус это вслух.

— Ты там скоро? — недовольно спрашивает тот, не открывая глаз.

Но Люциус едва слышит его и опоминается только тогда, когда оказывается под подмявшим его Северусом. Потом, чувствуя легкий, игривый и одновременно нетерпеливый укус на ключице, медлит, закрывая глаза, перед тем как решиться и, в сотый раз коря себя за потакание непозволительной, унизительнейшей слабости, раздвинуть ноги…

Очередной фейерверк, пронзив комнату ослепляющими бело-фиолетовыми всполохами, загремел совсем рядом. С улицы донеслись радостные крики. Люциус вздрогнул.

Запихнув письмо в карман, он призвал туда также пузырьки и все другие вещи Северуса, затем встал и осторожно левитировал тело так, чтобы оно оказалось на уровне его груди.

— В аббатстве, — шатаясь, сказал он, прежде чем обнять и прижать к себе тело перед аппарацией, — ты будешь слишком далеко. Я обещал тебе море. Обещания надо выполнять.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

— Попробуй привстать, — сказала Нарцисса, отводя от губ Люциуса кружку с водой. — Теперь тебе должно быть легче.

Щурясь от слепящего глаза солнца, он наконец сфокусировал взгляд на бежевых обоях и с удовольствием подставил лицо ветру, проникающему в спальню сквозь раскрытое окно. «Нормандия, — вспомнил Люциус. — Война закончилась».

— Сколько я был… не в себе?

— Ты пролежал в забытьи четыре дня, — мягко улыбнулась Нарцисса, собирая с тихим звяканьем многочисленные пузырьки в таз на туалетном столике. В каждом ее движении сквозила давно не виданная Люциусом легкость, казалось, что она снова превратилась в девчонку лет 16 и вот-вот закружится и запоет от избытка счастья. — Министр Монфор каждый день интересуется твоим здоровьем и уверяет меня в полнейших гарантиях нашей безопасности. Пригласил нас с Драко пообедать вместе с его сыном в одном из ресторанов на побережье в Довиле.

— Я ему столько плачу, — пробормотал Люциус, — что было бы странно, если бы…

— Это было очень неосмотрительно с твоей стороны аппарировать в таком состоянии, да еще с этой древней палочкой моей прабабки, Люц, — упрекнула его Нарцисса. — Вы с Северусом оба не расщепились просто чудом. Неужели нельзя было позвать на помощь домовика, в конце концов!

— Северус, — прошептал он, с трудом проталкивая слова, будто сквозь вату, сразу же забившую горло. — Где вы… его?

— В твоем кабинете. Вот когда встанешь, тогда и пойдешь любоваться! И на его месте, Люциус, я бы тебя как следует закляла, за то, что ты в его состоянии подверг его еще и риску расщепления!

— Его надо похоронить у холма, знаешь, по дороге к разрушенному молу, — сказал Люциус. — Туда никто не ходит, кроме нас.

Нарцисса вздрогнула, и подняла на него озабоченный взгляд: — Что с ним надо сделать? — спросила она севшим голосом.

— Похоронить, — недоуменно отозвался Люциус, яростно выдергивая нитки из кружева на рукаве сорочки.

— Зачем? — в изумлении переспросила Нарцисса.

— Ккак зачем? — он посмотрел на жену, стараясь сдержать подступающий ужас от догадки, что, возможно, она, в конце концов, не выдержала всего произошедшего. Надо спросить Северуса, что он думает об этом. Вспомнив, что Северуса больше нет, он зарычал и, отвернувшись к стене, закусил угол подушки.

— Люциус, Северус живой, — вдруг с явным облегчением в голосе сказала Нарцисса, дотрагиваясь до его плеча. — Он лежит в соседней комнате. Его раны очень тяжелы, но не смертельны, и мсье Адиж сказал, что никакой опасности нет. Ему пока нельзя вставать. Мне нужно послать сову мсье Адижу, что ты пришел в себя, я скоро вернусь.

Вслушавшись в ее торопливые шаги, Люциус повернулся и сел. Что за чушь она несла? Мерлин, Нарцисса тронулась умом, и что ему теперь делать с этим?! Нужно найти Драко и поговорить с ним о матери, пока она не натворила чего-нибудь.

Превозмогая головокружение, он поднялся и, хватаясь за стены и столик, прошел три метра, отделявшие его от двери кабинета. А потом стек по косяку и сел на пол прямо в дверном проеме. Северус, совершенно живой, хотя и очень бледный, лежал на кушетке у окна и, приподнявшись на локте, настороженно смотрел на него.

За окном, в каких-нибудь пятидесяти метрах от дома, подставляя волны ласковому ветру, плескалось море...